Эмили

Когда стали выдаваться свободные минутки, моей настоящей страстью стало чтение. Я проглатывала по меньшей мере по два романа каждую неделю, частенько зачитывалась до поздней ночи, желая узнать, что же произойдет в жизни главных героев, исполнятся ли их мечты, следила за любовными перипетиями. А потом пошла ко дну моя собственная дочь, ее вернули к жизни, и как приговор прозвучал диагноз: неизлечимая болезнь сердца. Нависшая угроза смерти. Какое-то время после всего этого я была слишком потрясена, чтобы читать. Позже с головой погрузилась в медицинские журналы, стремясь как можно больше узнать о состоянии здоровья Энн, выискивая крупицы информации, которые могли бы помочь врачам в ее лечении.

Но ничего из того, что я находила, не помогло.

В последнее время, когда впереди маячит пересадка, а существование нашего брака находится под большим сомнением, читать совсем не тянуло. Конечно, чтение книг помогло бы отвлечься от действительности, но мне сейчас больше хотелось бы окунуться в настоящую жизнь, а не затеряться в чьих-то фантазиях.

Когда я обнаружила на чердаке бабушкины дневники, страсть к чтению охватила меня с невиданной доселе силой.

Я закрываю очередной, прочитанный до середины, том и глубоко, протяжно вздыхаю в унисон своим мыслям.

— С тобой все в порядке?

Слова Делла напугали меня. Уже очень поздно, а я понятия не имела, что он еще не спит. Надеюсь, не я помешала ему своим чтением.

— Со мной все в порядке, — шепчу я. — Прости, что разбудила.

— Ты тут ни при чем. Все дело во мне. Мысли путаются, не дают уснуть.

— Об Энн и Тэннере?

— Да, и о них тоже. Но в основном…

С тех пор как вчера утром приехал Делл, настроенный решительно все исправить, мы ни на шаг не продвинулись в этом направлении. Между криками на Энн за то, что связалась с парнем, и обвинениями в мой адрес за то, что это допустила, а потом необходимостью расхлебывать последствия, когда с Тэннером все оказалось именно так плохо, как он и предсказывал, у Делла совсем на оставалось времени сосредоточиться на нас.

Пожалуйста, Господи, пусть он не спит из-за этого… и помоги нам найти способ все исправить.

— В основном?..

Делл приподнимается на локте, чтобы видеть меня поверх разделяющей нас прикроватной тумбочки.

— Знаешь… недвижимость сейчас в цене. Как думаешь, сколько мы сможем получить за этот дом?

Я могла бы закричать… или заплакать. А может быть, и то и другое.

— Ты из-за этого не спишь?

Делл сухо смеется:

— Шучу-шучу.

— Ты чудовище.

— Ты права, так и есть. Я просто пытаюсь не вешать нос.

Я сажусь в кровати, чтобы лучше его видеть.

— Делл, пожалуйста, брось свои шуточки. Отношения между нами сейчас вряд ли вызывают смех.

Он тоже садится, опирается на изголовье кровати.

— Знаю. Прости. Я просто… не знаю, как начать.

А я знаю… надеюсь.

Опускаю взгляд на лежащий на коленях дневник.

— А давай начнем с чего-нибудь самого простого?

— Например?

— С вопроса. Если я задам тебе вопрос, ты ответишь мне честно? Хочу услышать правду.

Он кивает:

— Это я могу. — Не сводя с меня взгляда, он ожидает продолжения.

— Вопрос на самом деле очень простой, в продолжение нашего разговора по телефону.

— Я весь внимание.

— Хорошо. Делл… Ты меня любишь?

— Это и есть вопрос?

— Для начала.

— Люблю, — серьезно отвечает он. Я слышу в его голосе искренность и понимаю, что он не шутит.

— Отлично. Я тоже.

— Ты тоже себя любишь?

— Шутки в сторону, забыл?

— Прости, больше не буду. Еще вопросы есть?

Я вздыхаю и киваю одновременно.

— Следующий посложнее. Как ты меня любишь?

Он на секунду задумывается, потом отвечает:

— Конечно, меня к тебе тянет. Я ценю все то, что ты делаешь ради нашей семьи. Мне нравится, что ты всегда заботишься о нас и помогаешь нашим детям. И хотя в последнее время мы нечасто улыбаемся, мне очень нравится твоя улыбка. И твой сдержанный юмор — когда ты бываешь в настроении — заставляет меня лопаться от смеха.

— Все перечисленное — причины, почему ты меня любишь или что тебе во мне нравится. А я спросила: как ты меня любишь?

— Как?

— Да, как?

Еще более продолжительное раздумье.

— Ну… я каждый день хожу на работу, чтобы заработать для нас денег.

— Я это ценю. Значит, если ты больше не будешь меня любить — скажем, случится непоправимое и мы разведемся, — ты до конца жизни не будешь ходить на работу?

— Нет, конечно, буду.

— Тогда это не то, что ты делаешь исключительно из любви ко мне. Поэтому я задам вопрос еще раз: как ты меня любишь? Что ты делаешь, чтобы показать мне свою любовь?

— Ну, я…

Не хочу его перебивать, но молчание затягивается, и это, наверное, к лучшему.

— Давай помогу. Мне кажется, отчасти наша проблема в том, что ты говоришь, что любишь меня, я повторяю то же самое, но часто словами дело и заканчивается. Мы любим друг друга. Но не умеем любить.

Он немного опускает плечи:

— Ты об этом говорила на прошлой неделе. Существительное и глагол, верно?

Я киваю.

— И что нам делать?

Я вздыхаю еще раз. Мы подходим к тому моменту, когда он либо подыграет… либо нет.

— Ты помнишь первый год нашего брака, когда мы по вечерам играли в «Эрудит»?

— Разве я могу забыть? Ты как никто умеешь придумывать по три слова сразу. В девяти случаях из десяти ты выигрывала.

— А зачем ты продолжал играть?

Он начинает юлить:

— Потому что терпеть не могу проигрывать. А мои постоянные проигрыши делали вкус победы еще слаще.

— Ты боец, Делл. Мы оба такие. Эта черта мне всегда в тебе нравилась. Именно поэтому…

Он недоуменно приподнял брови:

— Я теряю нить разговора.

Я уже собираюсь ответить, как в голову приходит очередной вопрос:

— Ты хочешь выиграть?

— Во что выиграть?

Я улыбаюсь:

— Сам выбирай. Хочешь победить в нашем браке? Хочешь, чтобы мы оба победили? Хочешь выиграть у меня? — Я замолкаю, смотрю прямо на него. — Хочешь выиграть меня?

— Значит, ты и есть приз? — интересуется он с игривой улыбкой. Как давно я ее не видела, как соскучилась.

— Угу.

— В таком случае да, я хочу выиграть все, о чем ты говорила. Тебя я точно потерять не хочу.

— Отлично, я тоже хочу выиграть, именно поэтому и хочу предложить тебе сыграть.

— В «Эрудит»?

— Нет. Не в «Эрудит».

— А во что?

Я показываю журнал, который читала:

— В игру «Шаги навстречу».

Еще до того, как звучит его ответ, я вижу: он настроен скептически.

— Эта игра упоминается в письме твоего деда? Того, что Кейд нашел в жестяной банке?

— Да.

— Эмили, послушай, я всерьез настроен улучшить наши отношения. Хочу над этим поработать. Но… это же игра! Я думал, нам необходим совет опытного психолога.

— Быть может, и нужен, но, по-моему, игра — хорошее начало. Это не просто игра, Делл. Скорее, мотивация… научить нас любить. Как глагол. Возможно, это прозвучит странно, но после того, как прочла бабушкин дневник, я решила, что и с нами это сработает — нужно только попытаться.

Его взгляд остается скептическим.

— Ты серьезно так думаешь, да?

Я киваю, встаю и машу, чтобы он следовал за мной.

— Иди сюда, кое-что тебе покажу. — Я выхожу из спальни, веду его на кухню, где на стенке холодильника мы еженедельно вывешиваем результаты детей. У Энн и Кейда стоит по одному очку. Я указываю на холодильник и спрашиваю, знает ли он, что это такое?

Он пожимает плечами:

— График дежурств?

— Дежурств? Ты шутишь?

— Не знаю, может быть, здесь отмечено количество работ, которые выполнил каждый.

Мне смешно от его слов.

— Твои дети лентяи, но не настолько. — Я умолкаю, потом добавляю уже серьезнее: — Помнишь «обнаженку», которую мы нашли в бабушкиной комнате? Помнишь ящик, доверху набитый блокнотами с подсчетами? Это часть системы, по которой наши дети подсчитывают очки. Мы уже две недели играем в «Шаги навстречу».

— Серьезно?

— Угу. И знаешь что? Я заметила, что они действительно начали меняться. Конечно, они по-прежнему остаются детьми. Но ссоры по мелочам прекратились, и они уже научились прикусывать языки, когда другой делает что-то, что им не по нраву. И хочешь — верь, хочешь — нет, они на самом деле ищут, как бы незаметно сделать друг другу приятное.

Наконец-то у него просыпается какой-то интерес.

— Например?

— Например, вчера утром я велела Кейду убрать спальный мешок, но, проходя мимо гостиной, увидела, что мешок убрала Энн, пока Кейд был в душе. Потом она поднялась наверх и записала себе очко. А Кейд на прошлой неделе по меньшей мере четыре раза спрашивал, не найдется ли у меня лишней шоколадки, потому что хотел положить сестрам на подушку. В конце концов шоколад закончился, а он все ходил и канючил, пока не обнаружил в кладовой кусок кондитерского шоколада. Мне кажется, он засчитывает себе очко за каждый кусочек шоколада, которым угощает сестер, но, по крайней мере, ему нравится угощать девочек.

Делл негромко смеется:

— А Бри? Она тоже играет?

— Вроде играет, — отвечаю я, качая головой из стороны в сторону. — Но ее стратегия мне не известна. Как сам видишь, пока она ни разу не выиграла. Но постоянно уверяет, что у нее есть план. Конечно, нельзя не учитывать, что она более темпераментна, но даже у нее, я заметила, изменилось отношение к Энн и Кейду. Может быть, она и не выигрывает, по крайней мере, по очкам, но она стремится — а это и есть цель игры.

Несколько секунд он разглядывает таблицу на холодильнике, потом поднимает голову:

— А если мы начнем играть, что будет на кону?

— Как и у моих дедушки с бабушкой. Кто в конце недели наберет больше очков — тот выбирает место для нашего еженедельного свидания.

— Но мы не ходим на свидания.

— Еще один бонус в игре. Если начнем играть — каждую неделю будем ходить на свидания.

— И это все?

— Нет, есть и главный приз. Тот, кто за год выиграет большее количество недель, тот и выберет, как и где мы будем отмечать годовщину нашей свадьбы.

— И ты выбрала бы…

Разве нужно об этом спрашивать?

— Париж. Если бы мы начали игру, то в декабре поехали бы в Париж, как и собирались.

Он притворно хмурится.

— Я никогда, если честно, не хотел ехать во Францию. Поэтому, если бы мы начали игру… Я пока не говорю, что согласен, но, если бы начали и выиграл бы я — а я выиграл бы непременно, — тогда мы поехали бы на глубоководную морскую рыбалку в Мексику, на Кабо-Сан-Лукас. Я бы не отказался поймать на удочку девяностокилограммового марлина.

Но… ты же обещал мне Париж…

— Отлично, — отвечаю я, скрывая разочарование. — Если выиграешь — а этого не случится, — можешь выбрать Кабо. Но в декабре не слишком печалься, когда мы будем любоваться из окна на Эйфелеву башню.

Он усмехается и качает головой:

— Тогда это будет Кабо.

— Значит, ты согласен поиграть? — Я прикусываю губу в ожидании его ответа.

— Ты действительно думаешь, что это сработает?

— Я отвечу тебе так, как ответила детям. Я прочитала историю моих дедушки и бабушки и искренне верю, что это может помочь и нам… если только мы постараемся. Если мы на самом деле захотим одержать победу — проигравших не будет.

Неожиданно его игривая улыбка становится более открытой.

— Тогда я в игре. — После небольшой паузы он уточняет: — А в этой игре есть правила, которые необходимо знать?

Мне хочется обнять его за то, что он вообще согласился играть, но это было бы слишком дерзко с моей стороны, учитывая, как в последнее время развивались события. Я улыбаюсь в ответ:

— Пошли назад в спальню, я объясню тебе все подробно. Однако самое главное в игре — и это очень быстро поняли наши дети — то, что намного приятнее давать, чем брать…

* * *

Утром я просыпаюсь, кровать Делла пуста. Смотрю на часы.

Половина восьмого.

Накинув халат, я выскальзываю из спальни, и тут же в нос бьет запах сгоревшего жира. Как я и догадываюсь, весь первый этаж в сизом дыму. Я, разгоняя дым руками, пробираюсь на кухню, где застаю у раковины Делла со сковородкой — он льет горячий жир прямо в водосток.

— Стой! — восклицаю я. — Ты что, скажи на милость, делаешь?

Он продолжает мыть сковородку.

— Мою посуду.

— Делл, остановись! Нельзя выливать жир в водосток. Да что с тобой?

Я чувствую кожей поднимающееся внутри возмущение. Уже не первый раз я прошу его не выливать жир в водосток. Почему он не учится? Может быть, просто не слушает меня? Клянусь, иногда он хуже ребенка. Всему виной простая лень… Ленится правильно избавляться от жира.

Он прекращает мыть, поворачивается, видно, что лицо осунулось.

— А что не так?

— Не так! Ты прекрасно знаешь, что жир забивает трубы. Я постоянно тебе об этом повторяю. Неужели так сложно сделать все как надо?

— Как надо? — переспрашивает он, ощетинившись. — Как надо тебе?

— Разве я виновата, что правильно делать так, как говорю я?

— Как и всегда! — бормочет он. При этих словах на его лице что-то мелькает — только не могу точно понять что.

Он глубоко вздыхает, ставит сковороду на подставку под горячее и скрещивает руки на груди. Я жду, что сейчас он скажет что-нибудь в отместку, и уже готовлюсь дать достойный ответ. Но Делл наклоняет голову и едва слышно шепчет:

— Прости, Эмили.

— Что-что? — Я сбита с толку.

Не так заканчиваются наши ссоры. Скандал еще даже разгореться не успел. Никто не кричит, хотя я уже готова сорваться на крик. Где хлопанье дверью? Крики в спину?

— Прости меня, — повторяет он. — Ты права. Ты сто раз мне говорила, чтобы я сливал жир в другую емкость. Я просто… хотел все убрать и проветрить кухню до того, как ты проснешься.

Сейчас я по-настоящему обескуражена.

Кто этот незнакомец? Что случилось с настоящим Деллом Беннеттом?

— Зачем? — спрашиваю я, хотя не очень-то хочу услышать ответ.

Он пожимает плечами:

— Хотел приготовить тебе завтрак и принести в постель, но бекон подгорел.

Я просто цепенею. Даже чувствую, как начинает подрагивать моя губа — в основном от чувства вины. А в уголке глаза предательски блестит слеза.

— Зачем? — опять задаю я глупый вопрос.

Лицо Делла озаряет озорная улыбка.

— Потому что мне очень хочется поехать в декабре на морскую рыбалку. — Он делает паузу. — Я решил, что завтрак в постель — отличный способ вырваться в лидеры.

Игра! Боже мой! Он не забыл! Даже после долгого сна он помнит. А я… забыла.

Слеза срывается с ресниц.

— Прости, Делл. Ты заработал очко за попытку. Нет, десять очков. Ты их заслужил.

— Ты забыла, да? Когда увидела дым, эмоции взяли верх, и ты забыла, что мы играем.

— Играть оказывается сложнее, чем я думала.

— Да.

— Ты прикусил язык, верно? Когда я орала на тебя. Хотел вспылить, но сдержался.

Он кивает.

— Тогда добавь себе еще очко, — говорю я ему. — Плюс еще один за то, что извинился. Было непросто.

Его губы растянулись в улыбку.

— Да, непросто. Но честно признаться, все не так плохо, как я боялся. И уж точно намного легче, чем ссориться и часами злиться, а я нисколько не сомневаюсь, что этим бы все и закончилось. — Он молча достает из кармана блокнот и делает несколько пометок на первой страничке.

Я не могу сдержаться — подхожу к мужу и крепко обнимаю его.

— Спасибо, Делл. Большое тебе спасибо. — Мне нравится быть рядом с ним. Я ощущаю себя… целой.

Остаток дня нельзя назвать совершенным, но он намного лучше, чем обычно. Мы изо всех сил стараемся быть вежливыми друг с другом, это сразу заметно. Особенно со стороны Делла — он действительно старается, давая ясно понять, что хочет выиграть. Как только я готова сорваться на скандал по какому-то пустяку, он произносит единственное слово «Кабо», и напряжение неожиданно спадает.

Когда вечером мы укладываемся в постель, я вижу, что он по-настоящему проникся происходящим, потому что дарит мне комплимент безо всякого повода:

— Сегодня вечером ты очень приятно пахнешь. Новые духи?

— Приятно, что ты это заметил, — сухо отвечаю я. — Этими духами я уже год пользуюсь. Ты же сам положил мне их под елку на Рождество.

— Правда? — Он смеется, пытаясь скрыт неловкость. — Неудивительно, что я их не узнал. С тех пор мы не были близки.

— Да.

— Кстати, прости меня за это.

— Ты меня тоже.

— Но все образуется, верно?

— Да. Надеюсь.

Минуту в темноте висит молчание. Потом он произносит фразу, которая только укрепляет мои надежды:

— Эмили, я выиграю у тебя в этой игре. Хочу, чтобы ты это знала. — Он говорит мягко, но серьезно. — Больше я не хочу с тобой ссориться, я выиграю, чего бы мне это ни стоило. Я собираюсь выиграть тебя.

— Ну, не знаю. Я — сильный игрок.

— В «Эрудит» — да. Но, милая, это не «Эрудит».

На мгновение я теряю дар речи. Он назвал меня «милая»!

— Еще посмотрим, — наконец произношу я. — Я ведь тоже настроена на победу. Перспектива ловить рыбу в годовщину нашей свадьбы меня не очень-то привлекает. Особенно когда мы могли бы быть в Городе влюбленных.

Он на секунду мешкает с ответом. Но когда заговаривает, в голосе звучит беспокойство:

— Если мы уедем на годовщину… как же быть с Энн?

Хороший вопрос. В пылу, пытаясь наладить наши отношения, эту деталь я не учла. В его вопросе звучит печальная правда, о которой, я уверена, мы оба думаем, но никто из нас не решается сказать: если Энн не получит нового сердца, поездка вообще станет спорным вопросом. Может быть, она до декабря не доживет. Что же нам тогда делать? Как наша семья сможет без нее существовать? Разве мы сможем оставить Бри и Кейда без их старшей сестры, чтобы оправиться в грандиозную поездку?

Я чувствую, как изменилось настроение в комнате. Неожиданно становится прохладнее. И темнее.

— Мы что-нибудь придумаем, — шепчу я.

Он вздыхает:

— По-твоему, как она?

— С физической точки зрения? Или эмоциональной?

— И с той и с другой.

Теперь вздыхаю я. Уверена, что в эту самую минуту наша дочь сидит наверху и гадает, что с Тэннером у нее могло бы все сложиться по-другому. Каждый раз, когда смотрю на нее, у меня разрывается сердце. Она изо всех сил пытается храбриться, но знаю, что внутри это чувство ее убивает. Хотелось бы мне знать, что заставило его так быстро отвернуться от Энн. Неужели он рассматривал отношения с Энн как летнюю интрижку? Как он мог, после того что она ему рассказала? Не похож он на такого человека. Совсем не похож. Но, с другой стороны, мы встречались всего пару раз и он старался произвести наилучшее впечатление.

Как бы я хотела хоть чем-то помочь дочери — отмотать время назад и сделать так, чтобы в следующий раз все прошло гладко. Или, возможно, мне нужно сходить к этому мальчишке и вытрясти из него правду.

— Она… держится, — отвечаю я Деллу со всем оптимизмом, на который только способна — а способна я не на многое. — Ты изначально был прав, Делл. Не стоило ей с ним встречаться. Только разбитого сердца ей сейчас не хватало.

В окно дует легкий ветерок, треплет занавеску, на пару секунд в комнате становится светлее. При свете луны я вижу, что Делл лежит на спине на своей кровати. Закинув руки за голову.

Как жаль, что он так далеко от меня…

В комнате опять становится темно, я вижу, как его темная фигура поворачивается к стене.

— Спокойной ночи, Эм, — шепчет он.

— Спокойной ночи.

Несмотря на грусть, с которой мы ложились спать, утром я вижу, что Делл все-таки намерен выиграть в нашей маленькой игре, потому что он делает то, что, как мне казалось, уже никогда не сделает. Как бы мне хотелось, чтобы он сделал это вчера ночью. Он целует меня! И не просто целует, а зовет на кухню детей, чтобы они увидели.

— Мне нужны свидетели, — объясняет он, прежде чем раскрыть свой план. — Потому что я намерен заработать массу очков. — Потом он заключает меня в объятия и запечатлевает на моих губах кучу коротких поцелуев. Заканчивает он долгим поцелуем, а потом гордо восклицает: — Ну что? Считали? Двадцать поцелуев! Так быстро еще никто из вас очки не зарабатывал.

— Бывало и быстрее, — игриво отвечаю я. — Потому что я тоже только что заработала двадцать очков.

— Как это?

— Я отвечала на поцелуи. — Теперь эта игра становилась именно такой, как я и надеялась!

— А ваша мама хитрая лиса, ребята. — Он опять хватает меня в охапку, пока я не успела выскользнуть — на самом деле я и не пыталась, — и запечатлевает двадцать поцелуев у меня на щеке. — Вот так! Эти двадцать очков только мои. Если мне придется поцелуями добиться победы в этой игре, я так и сделаю. — Он на секунду умолкает. — И не говори, что твоя щека целовала меня в ответ.

— Если ты так намерен играть, я уж точно не стану тебя останавливать.

Мы долго-долго не сводим глаз друг с друга. Мы часто обменивались с мужем подобными нежными взглядами до того, как жизнь стала слишком сложной. Когда Делл перестает мною восхищаться, он поворачивается к Кейду:

— А ты что скажешь? Не хочешь опробовать эту стратегию с сестрами? Поцелуй — легкое очко.

— Нет… ни за что.

Энн делает вид, что обиделась.

— Что?! Ты слишком хорош, чтобы меня поцеловать?

— Нет, я просто…

Она протискивается вперед и тычет пальцем себе в щеку:

— Тогда давай. Это ты поднял шумиху, что я нецелованная. Будь мужчиной, Кейд, поцелуй меня сейчас же.

Смущенный Кейд делает два больших шага назад. Я уже хочу сказать ему, какой он милый, когда краснеет, но потом он открывает свой мерзкий одиннадцатилетний ротик и говорит:

— Прости, Энн, твоей последней надеждой на поцелуй был Тэннер. Но ты ее проворонила.

Кажется, что в комнате внезапно образовался вакуум.

Энн выравнивает спину с таким видом, как будто ее ударили ножом.

Последние пару дней мы старательно избегаем употреблять слово на букву «Т», и Энн достойно повела себя, делая вид, что ее нисколько не задело то, что она видела Тэннера с другой девушкой. Однако одного взгляда на ее лицо достаточно, чтобы понять: игра окончена.

— Игра это или нет, — шипит она, — это было жестоко. Я не говорю, что ненавижу тебя, Кейд, но прямо сейчас… Не стану отрицать, что это не так. — Она разворачивается на каблуках и выбегает из комнаты.

— Да, парень, — медленно произносит Бри, — ты просто ее раздавил.

— Я… я не хотел. Само вырвалось.

— Ты должен извиниться, — говорит Делл.

— Знаю. Я извинюсь.

— Пусть сначала остынет, — говорю я обоим. — Энн нужно время, чтобы она готова была разговаривать.

Кейд в ответ кивает.

Делл долго разочарованно смотрит на сына.

— Нам с мамой нужно ненадолго уехать. — При этом он смотрит на меня с такой нежностью, что я почти забываю, что наша дочь только что выбежала в слезах. — Скорее всего, мы вернемся к обеду, поэтому приготовьте себе что-нибудь поесть. И присматривайте за Энн. Кейд, ты отвечаешь за то, чтобы на ее лице появилась улыбка.

— Хорошо, — бормочет Кейд.

— Да, у меня небольшой сюрприз. Чтобы заработать еще очко, я заказал столик на ужин в «Стефани Инн» — одном из любимых маминых ресторанчиков.

Я чувствую, как сердце подпрыгивает от радости.

— Правда?

— Угу. Подумал, что дети тоже обрадуются, поэтому пойдем туда все вместе. — Он поворачивается к Кейду и Бри: — Ресторанчик на пляже, поэтому я подумал, что мы можем пройтись пешком. Выходим в пять часов, поэтому сообщите Энн, чтобы она тоже была готова.