Кейд
Почти конец лета, и для меня это — настоящий удар. Кажется, что я все лето провел в больнице. Жаль, что я не могу остаться в Кэннон Бич подольше, да ладно.
До начала занятий осталась одна неделя, и родители наконец-то решили отправиться на свое первое свидание победителя в игре «Шаги навстречу» по итогам недели — по всей видимости, папа больше ста раз поцеловал маму в щеку прямо перед тем, как вести подсчет, поэтому он и победитель, хотя мама по секрету сказала, что выиграла она.
— Куда бы тебе хотелось? — спрашивает папа маму, когда они надевают куртки.
— В китайский ресторанчик.
— Тогда пойдем в мексиканский, — шутит папа. — Дети, не ждите нас. Мы, скорее всего, вернемся очень поздно.
— Да, и еще одно, — говорит мама. — Энн, маленькая птичка мне прочирикала, что позже к нам заглянут гости. Поэтому, если в дверь позвонят, советую тебе открыть самой.
Не проходит и получаса после их отъезда, как у нашего дома останавливается машина.
Мне до смерти хочется знать, кто приехал, но мама сказала, чтобы Энн открыла, поэтому я остаюсь сидеть у телевизора. Когда я вижу, кто стоит на пороге, тут же делаю звук тише.
— Только посмотри на себя! — восклицает Тэннер. — Совсем как новенькая! — Он делает паузу, рассматривает ее голову. — Ты волосы покрасила?
— Да, — отвечает она, улыбаясь до ушей. — Всего несколько прядей. Это желание тоже было в моем списке. А ты что здесь делаешь?
Он улыбается:
— У меня для тебя две важных вещи. — Он протягивает знакомый блокнот. Крошечная ручка так и осталось засунутой между спиралями. — Это блокнот Бри. Он лежал рядом с ней на улице, а когда ее увезли, там и остался лежать.
Теперь я совсем выключаю телевизор.
— Ничего себе! — негромко восклицает она, как будто держит нечто священное. — Поверить не могу. Мы все решили, что он потерялся. — Она открывает на первой странице, улыбается и интересуется: — А вторая вещь?
Без лишних вопросов и всего такого он наклоняется и целует ее. Не в щечку. Я говорю о настоящем поцелуе.
Когда он отстраняется, Энн вся пунцовая. Черт, я, наверное, тоже весь красный.
Неужели они не знают, что я сижу здесь и все вижу?
Через секунду она резко поворачивается, и мы несколько мгновений пристально смотрим друг на друга, оба чувствуя некоторую неловкость. Потом она вновь поворачивается к Тэннеру:
— За что это?
— За Бри. Прямо перед аварией она заставила меня пообещать, что твой первый поцелуй будет со мной.
Энн подбоченивается:
— Прошло уже больше месяца. Почему это ты решил, что тебя еще никто не опередил?
Он тут же мрачнеет:
— А меня опередили?
— Нет, — хихикает она. — Ты сорвал первый. Если повезет, получишь и второй.
На этот раз она сама тянется к нему и целует!
На этот раз я закрываю глаза.
Когда открываю, вижу Бри, которая въезжает в комнату в своем инвалидном кресле. На лице — широченная улыбка.
— Ага! — восклицает она. — К-с-ти, теперь я точно выиграю. Это стоит больше одного очка. Мне причитается бесконечное множество.
— Два бесконечных множества, — отвечает Энн. — Потому что это наш второй поцелуй.
— Боже мой, я пропустила первый? Почему меня не позвали? Я застряла в ванной, пытаясь надеть свитер на этот дурацкий гипс.
— Может быть, и к лучшему, что ты не видела, — говорит Энн. — Тогда ты будешь с большим нетерпением ждать своего первого поцелуя… лет так через шесть-семь.
— Шесть-семь! Скорее, через год. Или того раньше. — В ответ все смеются.
Тэннер заехал ненадолго, но он все-таки проходит в дом, чтобы немного поболтать. Первое, на что он обращает внимание, — на пушистые розовые тапочки Бри.
— Какие красивые, — говорит он, указывая на ее ноги на инвалидном кресле. — Новые?
— Да, — отвечает Бри. — Мне купили их на следующий же день после моего возвращения из больницы. У моей лучшей подруги такие же, она для меня их и выбирала. — Она смотрит на Энн и улыбается.
Бри не стала говорить Тэннеру, что Энн не только выбрала ей тапочки, но и заплатила за них из своих сбережений.
Когда я вижу, как мои сестры друг другу улыбаются, трудно поверить, что наша семья не всегда была такая… цельная. Однажды вечером мы уехали из больницы, не зная, что ждет Бри, а на следующее утро, рано-рано, родителям позвонили и сказали, что она начинает приходить в себя. Они вытащили меня из постели и полетели в больницу, чтобы быть рядом с ней. Поскольку ей необходимо было пристальное медицинское наблюдение, ее увезли из палаты Энн в другую, куда бы могли заходить доктора и персонал, не тревожа Энн.
Это произошло почти три недели назад.
После операции Энн идет на поправку гораздо быстрее, чем я ожидал. Пока ей нельзя бегать и все такое, но уже через несколько дней в больнице она начала вставать и ходить, а сейчас может даже выполнять несложную работу по дому. И уж точно она вполне здорова, чтобы целоваться!
Фу, гадость!
Бри еще до выздоровления далеко. Ей понадобиться много заниматься, после того как встанет с инвалидной коляски, но я не думаю, что это ее удержит. Блин, я бы совсем не удивился, если бы узнал, что она уже подумывает, как забраться на коляске на холм в парке и скатиться оттуда.
Нет, я не прав. Скорее, она думает о том, как бы усадить меня в свою коляску и спустить вниз. И если честно… звучит заманчиво.
Папа с мамой возвращаются почти в полночь. Мы с Энн к их приходу спим перед телевизором на диване. Бри — в своей коляске рядом с Энн.
— Дети, — окликает папа. — Просыпайтесь. Мы хотим вам что-то показать.
Мы, озадаченно переглядываясь, направляемся ко входной двери. Возле нашего дома за маминым минивэном стоит Морж.
— Мы ужинали в «Стефани Инн», — объясняет мама, — и забрали его по дороге домой.
— Как только получишь права, он твой, — говорит папа Энн. — Пока, конечно же, Бри не подрастет. А потом настанет черед и Кейда.
Я могу только сказать:
— Ух ты!
— Со-8 офигеть! — добавляет Бри.
Энн немного ошарашена.
— Правда?
— Правда, — уверяет мама, — с одним условием.
— Любым.
Мама улыбается:
— Каждый новый водитель дает машине свое прозвище.
Энн кивает. Прикасается рукой к груди.
— Это легко, — шепчет она. — Я назову ее Стэн.
— Стэн? — удивляюсь я. Никогда не слышал о человеке с таким именем. — Что за тупое прозвище? Я думал, ты назовешь автомобиль Тэннером.
Энн делает глубокий вдох и выдыхает:
— Мое сердце принадлежит Тэннеру. По крайней мере, сейчас. Но Стэн… Стэном звали моего донора. Я никогда его об этом не просила, а он отдал мне свое сердце. Просто так.
После первой недели учебы, в пятницу, мама забирает меня после уроков, чтобы мы смогли быстро съездить на побережье. Энн с Бри тоже хотят поехать, но еще не готовы к таким длительным переездам в машине. Наша первая остановка в Кэннон Бич, у дома престарелых, где лежит бабушка Грейс.
Как обычно, здоровье у бабушки не очень, поэтому разговариваем мало.
— Бабуля, это Эмили.
Она прикрывает глаза в знак того, что узнала. Потом произносит:
— Ты приехала.
— Да, мы приехали, — мама присаживается ближе. — У нас новости. Энн получила новое сердце.
Взгляд бабушки на мгновение загорается, но потом тухнет, как будто она чувствует, что это не все новости.
— Однако Бри попала в аварию. Наверное, мы должны были бы тебе сообщить, но я не хотела волновать. Ее здесь, в Кэннон Бич, сбила машина, но повезли лечить в Портленд, поэтому мы так долго не приходили. Но… ей сейчас намного лучше. Ей повезло, бабушка. Действительно повезло, что она выжила. Одно время ее жизнь висела на волоске.
— Тут не везенье, — бормочет бабушка. Потом смотрит на меня и четко и ясно говорит: — Все всегда в руках Господа.
— Точно, бабуля, — соглашаюсь я. — А у Господа крепкие руки.
Бабушка устало прикрывает глаза, как всегда, когда силы покидают. Она делает глубокий вдох через трубку, потом надолго закрывает глаза.
Маме нужно еще кое-что забрать в пляжном доме перед отъездом, поэтому наша вторая остановка здесь. Пока она в доме собирает вещи, я тайком убегаю на пляж. Сейчас отлив, поэтому я бегу к подножию Хейстек Рок и начинаю копать. Через минуту я обнаруживаю очередную рождественскую коробку, на это раз на ней изображен Санта-Клаус. В ней могли бы легко поместиться двадцать сахарных печений, но по весу кажется, что в ней ничего нет.
Когда я снимаю крышку, внутри клочок бумаги из альбома для набросков Бри. Он скручен в трубочку, а посередине перетянут резинкой. Я вытираю мокрые руки о рубашку, убираю лишний песок, чтобы не повредить то, что внутри, и осторожно стягиваю резинку.
На листе прекрасный набросок нашей семьи, выполненный в основном карандашом. В центре — Бри с короткими волосами. Слева держатся за руки родители. Бри обнимает за плечо Энн, а Энн меня. Единственные яркие пятна на бумаге — красные, и кажется, бьющиеся сердца у каждого в груди.
Сверху, прямо по центру, у нас над головами написано: «Сокровище всегда там, где твое сердце».
Под рисунком надпись помельче: «Мое сердце с моей семьей».
Может быть, это глупо и смешно, и, наверное, я не стану рассказывать об этом друзьям, но то, что Бри сделала для меня, — и то, что она зарыла это сокровище в песок, чтобы я нашел, — вызывает в душе улыбку.
Как же мне повезло, что у меня есть старшие сестры!
У меня есть настоящее сокровище.
Я богач!
Эпилог Эмили
Прошли долгих шесть месяцев… но мы выжили. А это что-то да значит!
Сердце Энн работает как часы… она даже опять начала плавать, хотя, конечно, не соревноваться. Мы стараемся облегчить ей возвращение к нормальной жизни — конечно, опекаем, но и не слишком затягиваем гайки, чтобы она не чувствовала, что ей мешают.
На прошлых выходных у нее был зимний школьный бал. Она пригласила Тэннера, а потом описывала вечер как «волшебный». Я удивилась, что она выбрала платье, вырез которого не скрывал шрама у нее на груди.
— Я такая, какая есть, — сказала она. — Это часть меня, почему я должна его прятать?
Наверное, она права… и я не могу ею не гордиться. Она красивая молодая девушка, и я рада, что она начинает это осознавать.
Бри встала с инвалидной коляски на костыли, а потом на ходунки в рекордно короткое время. В конце месяца она уже будет ходить самостоятельно и вернется к нормальной жизни. Она занимается плаваньем вместе с Энн — это стало частью физиотерапии. Плавание обеим пошло на пользу. Теперь Бри клянется, что она не только раньше Энн впервые поцелуется, но и побьет все ее рекорды.
Ох уж это… соперничество между сестрами.
А тут еще и Кейд, который продолжает быть маленьким пиратом. Но не в плохом смысле этого слова, а… в кино! Режиссер фильма из Астории — тот самый, который выгнал нас со съемочной площадки, — нашел нас примерно месяца полтора назад, благодаря информации из наших июньских анкет. Он сказал, что не в восторге от того, как получились некоторые сцены с пиратами, и поинтересовался, не хотел бы Кейд попробовать себя, когда эти сцены будут переснимать.
— С одним условием, — ответил ему Кейд. — Что мои сестры смогут приехать посмотреть.
— Ты хочешь, чтобы их тоже снимали? — уточнил режиссер.
— Нет, я просто хочу, чтобы они видели, как я хорош. Они умрут от зависти.
Таков маленький пират.
Когда Бри еще ходила на костылях, скончалась бабушка Грейс. Печальный, но ожидаемый конец. На удивление, она умерла очень тихо. Мы все были у нее на выходные, и последние ее слова:
— Она пролетает так быстро.
Как я понимаю, она имела в виду жизнь, что само по себе смешно, ведь она пережила многих.
— Да, бабушка, — соглашаюсь я, пожимая ее руку. — Очень быстро.
Младенец ты или старик — или где-то посредине — жизнь пролетает так быстро… и приходит время двигаться дальше.
— Добро пожаловать в объятия Господа, — шепчу я и закрываю ей глаза.
Середина декабря, сегодня у нас с Деллом годовщина свадьбы. Я надеялась, что мы проведем этот день в Париже, но, поскольку наши дети еще не совсем здоровы, мы решили, что разумно было бы подождать пару месяцев. Конечно, я еще не знаю, куда мы отправимся. Так как по условиям игры «Шаги навстречу» прошла последняя неделя в этом году, сегодняшний счет все решит.
— Готова? — спрашивает Делл, залезая ко мне в кровать с блокнотом.
— Выиграть? Да, готова.
Он смеется:
— Я до сих пор понять не могу, почему ты выбрала среди зимы Париж, когда мы могли бы нежиться на пляже в Кабо.
— Девочкам мечтать полезно, так ведь? А я об этом мечтала целых двадцать лет.
— Продолжай мечтать, — с хитрой улыбкой говорит он. Поправляет подушку у себя за спиной и добавляет: — Ладно, давай начнем. Ожидание убивает. — Он быстро подсчитывает очки и сообщает. — Семьдесят одно. Неплохо, учитывая, что на этой неделе мне пришлось работать допоздна. — Он замолкает, пристально смотрит на меня. — Но этого хватит?
Я протяжно вздыхаю. Смотрю на цифры внизу страницы.
— У меня шестьдесят.
Делл тут же победоносно вскидывает руки.
— Кабо, крошка! Вот куда мы едем! — Он наклоняется и целует меня в щеку. — Прости, милая, в следующем году больше старайся. — Он вскакивает с кровати и бежит к компьютеру. — Прямо сейчас иду заказывать билеты. Чем ближе к дате вылета, тем дороже.
Я смотрю ему вслед. Люблю на него смотреть. Он такой милый, когда счастливый! Когда он отходит достаточно далеко, я опять смотрю в свой блокнот. Цифра, которую я написала внизу страницы, гласит «шестьдесят», но я точно знаю, что на самом деле у меня больше восьмидесяти.
Хорошо, что мы не подсчитываем очки друг друга!
Он так хорошо относится ко мне в последнее время, так хочет помочь и совершает ради меня поступки — например, приносит мне без повода цветы, допоздна не спит, моет посуду, чтобы мне не пришлось заниматься этим с утра, — у меня просто не хватило духу сказать ему, что все его усилия выиграть напрасны.
Потому что это не так! Он завоевал МЕНЯ! Мы вместе выиграли!
И если он так сильно хочет отправиться на Кабо-Сан-Лукас, тогда и я этого хочу, потому что знаю — это сделает его счастливым.
Минут двадцать спустя, когда я загружаю для себя новую электронную книгу, слышу, как лазерный принтер печатает наши билеты в Кабо.
Делл приносит их мне показать.
— У нас довольно приличные места, — говорит он и протягивает мне бумаги. — Остался один вопрос: ты хочешь сидеть у окна или нет?
Я бегло смотрю на билеты и отдаю бумаги назад.
— Сам выбирай, дорогой. Мне везде удобно.
Он вновь протягивает мне билеты.
— Нет, ты должна на них взглянуть и принять решение.
Чтобы он успокоился, я беру билеты, еще раз смотрю на наши места — 19Е и 19F — и вновь откладываю их.
— Хорошо, что посередине, Делл. Садись у окна.
Он негромко смеется:
— Как будет угодно, только потом не вини меня, если, когда мы будем приземляться, мне будет лучше видно Эйфелеву башню.
Я поспешно в очередной раз хватаю билеты и внимательнее вчитываюсь в напечатанное: «Портленд — Нью-Йорк. Нью-Йорк — Париж»!
— Почему?! — спрашиваю я, вытирая две слезинки. — Ты же выиграл!
— Знаю.
— Тогда почему?
— Потому что я люблю тебя, Эмили Беннетт. Любовь — не как существительное. А как глагол. — Он замолкает. — Я не совсем понимал, как играть в эту игру, пока не побывал на похоронах у Грейс. Когда мы на одну ночь остались в доме, я вернулся и подсчитал очки твоих дедушки и бабушки за тот год, когда они поехали в Париж. Оказалось, что твой дед тоже выиграл, тем не менее они отправились туда, куда хотела Грейс.
— Правда?
— Да. И тогда меня осенило. В «Шагах навстречу» — или жизни, браке, да в чем угодно — совсем не важна победа. Если ты сосредоточен на том, чтобы выиграть, — ты больше сосредоточен на себе самом. Ирония судьбы, верно? Чтобы выиграть, нужно проиграть, потому что знаешь, что счастлив другой, и это знание делает тебя счастливым.
Я посмеялась над его логикой.
— Тогда стоит переименовать игру в «Проигравшего», потому что, когда выигрываешь — проигрываешь.
Делл нежно улыбается, потом наклоняется и страстно целует.
Как же я полюбила наши поцелуи за последние месяцы!
— Нет, дорогая. Твои дедушка и бабушка правильно назвали игру. Ведь если играть правильно, то проигравших нет. — Он целует меня еще раз, на этот раз в щеку, потом подвигается ближе, обнимает меня. — Je t’aime, Эмили.
У него ужасное произношение, но мое, наверное, не лучше. И не важно, как он это произнес, я знаю, что это правда… потому что он каждый день мне это доказывает. — Je t’aime тоже.
Благодарности
В хронологическом порядке я хочу поблагодарить следующих людей за их вклад и поддержку в создании этой книги, предыдущих книг и моей карьеры в целом:
Роберта и Диану Милн — не только за мои книги: вы всегда готовы прийти на помощь, поддержать, подбодрить… сделать то, что в данный момент необходимо. Что касается написания книг, вы вложили в своего сына все, что могли, и, надеюсь, теперь получаете от этих вложений дивиденды. Я люблю вас, ценю, благодарю.
Нэнси Маккаскер — вы были моим школьным учителем по английскому и однажды сказали, что мне следует задуматься о карьере писателя. Еще вы сказали, что мне надо меньше спать в классе, но это уже не по существу. Самое главное, что вы в меня поверили и подвигли на свершения. Я никогда не забывал… и пытаюсь процветать.
Джеффри Ламсона — спасибо, приятель. Ты прочел книгу, книга тебе понравилась, ты опубликовал ее, продвинул на рынок… и я не знаю, как тебя благодарить.
Ричарда Пола Эванса — малоизвестный факт, но, когда я только начинал писать, старался во всем походить на вас! Разве не совпадение, что и у вас, и у меня первыми опубликованными работами оказались рождественские новеллы? Нет. Уверен, что вы не помните, но во время моей первой автограф-сессии (в Сэнди, штат Юта) меня случайно посадили с вами за один стол. О большем я и мечтать не мог. Спасибо за то, что пишете книги, которые вдохновляют и читателей, и писателей.
Джойса Харта — что касается литературных агентов, вы просто милейший человек! Спасибо за все часы, особеннно утренние, проведенные от моего имени. Спасибо, что познакомили меня с такой великолепной компанией издателей. Благодарю за опеку и наставничество. И наконец, спасибо за понимание.
Кристину Бойз — с каждой новой книгой моя благодарность становится все больше! Вы мастер своего дела, который выслушивает мои посредственные идеи, умеет разглядеть их потенциал. Ах, если бы я обладал вашей проницательностью! (Вздох.) Благодарю за терпение, за то, что верите: хороший роман должен быть интересным.
Джейсона Райта — как вы прорекламировали меня сейчас! А сколько советов дали за эти годы! Вы сделали намного больше, чем наставник и друг. Вы даже упомянули меня в одном из своих романов — невероятная честь для меня! Спасибо, спасибо, спасибо! Я могу благодарить вас бесконечно, и все равно этого будет недостаточно.
Рольфа Зеттерштена — вы вносите такой личный вклад, что я высоко ценю все то время, пока сотрудничаю с «Hachette Book Group». Спасибо за поддержку, за то, что отдуваетесь за меня уже шесть романов!
Микайлу, Камри, Мэри, Эмму и Кайлер — вы так быстро растете. Довольно! Спасибо, что уже много лет катаетесь со мной на американских горках. Я знаю, что иногда на американских горках мы просто хотим вскинуть руки и закричать, — и это здорово! И весело до сих пор! Я люблю каждого из вас. Каждый из вас талантлив и удивителен в своем роде. Спасибо за то, что вы самые лучшие дети, о которых только могут мечтать родители.
Ребекку — что еще я могу сказать тебе, чего не говорил раньше? Я люблю тебя, и этим все сказано! Когда эта книга подходила к завершению, к счастью, я смог больше времени тратить на глагол, а меньше — на существительное, и я по-прежнему тебя люблю. Ты, одна-единственная, помогаешь мне сделать то, что я делаю. Я не мог бы желать себе лучшей жены и более верного друга. Je t’aime навсегда…