В главе II я предлагаю встать на позиции говорящего/пишущего. Поучиться выбирать именно те слова, которые наиболее точно и кратко выражают прежде всего его замысел относительно сути самих называемых феноменов. Относительно того, нравятся ли они автору или не нравятся. А также с учетом характера отношений с собеседником.

Лишь в ограниченном количестве случаев задача говорящего/пишущего сводится к элементарному преобразованию задачи, стоявшей перед читающим/слушающим: лодырь, лентяй – «человек, не любящий, не желающий трудиться». А «человек, не любящий, не желающий трудиться» – лодырь, лентяй . Очень часто это совсем не так: Дождь идет значит «существует, имеет место» дождь , а «существует, имеет место» по отношению к солнцу – светит, дому – стоит, траве – растет, а к событиям – происходит. С другой стороны, идет в предложениях Человек идет и Шляпа к ней идет обозначает совсем разные вещи: «перемещается» и «делает ее (более) привлекательной». В свою очередь оба последних значения имеют свои наборы близких по значению слов: бежать, плестись, вышагивать, семенить, тащиться и т. п., украшать, подходить, соответствовать .

Самое главное это то, что у говорящего/пишущего есть свобода выбора. Он может отыскать то самое слово, которое наиболее точно выражает его замысел. А осуществляя челночную операцию и становясь в положение «читателя собственного текста», автор может затем и отказаться от первоначального выбора, заменив (особенно при письме) первое выбранное слово – другим. При этом «свободный» автор может просто перебирать близкие по общему смыслу слова, чтобы остановиться на наиболее подходящем, с его точки зрения. А может и вести целенаправленный поиск, стремясь, например, добавить собственную оценку, положительную или отрицательную, уменьшить степень признака ( толстый – толстоватый ), охарактеризовать действие как имеющее производителя ( вылечили , а не выздоровел ).

Однако в процессе такого целенаправленного поиска говорящий (чаще пишущий) может столкнуться с трудными случаями. В частности, с такими, когда наиболее точно обозначает ситуацию такое слово, которое имеет ограничительные пометы относительно возможных сфер употребления. И тогда перед адресантом возникает вопрос, чем именно ему легче поступиться, точностью обозначения или соблюдением языковых норм. Более того. Оказывается, что для ряда ситуаций (комбинаций различных признаков, сущностных и субъективных) вообще не находится слов или даже кратких словосочетаний. Необходимы долгие разъяснения того, что в других случаях удается выразить одним словом.

Подобные трудности, как правило, с большими или меньшими усилиями и потерями преодолеваемые обычным говорящим/пишущим, ставят серьезные вопросы перед теми, кто глубоко и профессионально занимается русским языком. От вполне конкретного «как привести систему ограничительных словарных помет в соответствие с реальными потребностями говорящих по-русски людей?» до глубокого философского: «Какие представления о мире трудно точно и кратко выразить средствами русского языка и какой взгляд на окружающий мир эти трудности отражают?» В иной формулировке – это вопрос о русской ментальности и о том, как она отражается в русском языке. Отвечая на эти и подобные вопросы, всегда следует помнить о том, что русский язык живет и развивается. И задача как соответствующих профессионалов, так и образованной части русского общества в том, чтобы русский язык не просто развивался, но совершенствовался, становясь все более богатым, тонким и глубоким в отражении окружающей его действительности.