Уровень Арнон принимал сам. Всех остальных принимали то Бен-Хорин, то Шахар. Уровень – производство двух враждебных учреждений. Враждуем, но уважаем. Берет враждебное учреждение ведерко желто-зеленой глины – и лепит уровень. Создает. Продержит сколько нужно, чтобы подсохло, – и отсылает к нам. А мы оживляем.

Московские сведения дополнены и скорректированы – дабы оживить кого следует и как следует.

Арнон и рад был бы никого не принимать. Он знал, что принятые им активисты сразу же попадают в новый ряд. Уровень создавал уровень. И с того уровня начинались обиды – также идущие рядами. Служба-По-Специальности? Можно. По-Специальности-Активного-Борца? Можно, «но еще томятся на чужой и враждебной территории мои братья: и пока они не воссоединятся со своими близкими, я ни на минуту…»? Можно. На – бери, не ной. Три первых года подряд – можно. Встретишь любого зачуханного конгрессника: здесь, там…

Но не всю жизнь!

Тогда взрывались обиды первого ряда: лезли на прием к парламентским, к министерским, создавали консультативные советы .

Второй ряд: обращения к лидеру коалиции и к лидеру оппозиции. Оригинал – в коалицию, копия – в оппозицию. Требовали создать консультативные советы с решающим голосом .

Третий ряд обид: «…даже если бы на посту г-на Литани находился советский агент, он не решился бы действовать столь преступно, опасаясь разоблачения. Вина за Провал-Интеграции-Новоприбывших лежит на…»

Ну, парень – видишь? Вот я – пятьдесят восемь лет, две войны, одна жена, трое детей. Согласен с тобой: я старая скотина, полубезумный неграмотный тайный советник, рухлядь. Договорились? Но доносы – некрасиво… В России ты ж на своих соперников по Борьбе доносы в ВДНХ не писал? Или писал? Не знаю. Хоть я и советский агент, а не знаю. Вот кто из вас слегка постукивал – правильно я выражаюсь? – знаю. Информированы. Представь: все, как тебе хочется, – поверили тебе, назначили тебя мною . Но неужели ты хотел бы загнать меня в наручники?! Не жалко? За шпионаж в пользу враждебной державы у нас пожизненное дают… Не жалко? Знаешь молитву «Боже, полный милосердия»?..

Будь готов! Всегда готов!

И распахнулись двери.

Этот. Светло-морковный с курчавинкой. Выдающийся инженер. Оборонное значение. Руки лапшой. А мои – полковничьего боевого литья с маленькими круглыми кулаками. Позвольте представиться: старая скотина, советский шпион, законсервированный еще Ежинским… виноват, Ежовским… виноват, Ежовым. По его приказу сотворил я это несусветное Государство и заманил в него тебя. Попались мы – призвали нас с Запада и Востока, Югу сказали: «Отдай!» и Северу: «Не удерживай!» Перепутал страны света, но ты не бойся, ибо я с тобой.

– Как дела, Михаил Борисович?

– Отлично.

– Что будем пить?

– Апельсиновый сок. Когда я пью его, то понимаю, что наконец-то дома.

– О, вы поэт. Пушкин, Лермонтов. Есенин, да?

– Бялик лучше. Кстати, в Союзе мало его сборников. Нельзя ли устроить засылку? Лучше с промежутками в месяц, небольшими партиями.

– Обсудим-обсудим. – И на солдатском: – Ради, апельсиновый сок для господинчика, а для начальника-засранца… то же самое. – И на русском:

– Вы поняли, что я сказал?

– Общий смысл уловил совершенно ясно. Практически все понял. Мы работали по второй части «Тысяча слов».

– Ты хочешь – поговорим на Святом Языке, Михаэль?

– Я говорю не очень хорошо теперь.

– Нет, вы прекрасно говорите! Всего полгода в Стране, да еще три месяца разъезжали. Устали? Не даем мы вам отдохнуть.

– Некогда отдыхать. Думаю присмотреться к Службе-по-Специальности, но надо ребят вызволять.

– Выз-во-лим. Вас вырвали – их тоже выдерем с зубами… Правильно я выражаюсь?

– Точнее будет: выдерем зубами, без «с».

– Немножко научусь. Пять лет назад я и не представлял, что когда-нибудь пригодится мой русский.

…Настолько я старый советский шпион, что и язык позабыл. Расскажет он мне, сколько у него накопилось, – и тотчас свершится переворот. Арнона Литани расстреляют, а Михаэля Липского… Ну нет, фамилию придется тебе обновить до полной неузнаваемости! Вот, скажем, из этой дряни – «Эксодуса»: читал, надо думать, в Москве. Передаст ему свою фамилию главный герой- супермен , одержимый сосредоточенным идиотизмом – Бен-Ами. Сын-Моего-Народа, если перевести…А Михаэля Бен-Ами назначает вместо Арнона Литани советским шпионом. И все будет превосходно…

– Михаил Борисович, я заранее прошу прощения – сегодня у нас полного разбора дел не получится. Предлагаю: сегодня обсудить что-то маленькое, но вам от нас нужное, а большую встречу мы назначим на конец месяца. Извините? Прошу.

– Я понимаю э-э-э-э степень вашей занятости, господин Литани. Но в таком случае я, собственно, не слишком уверен, что стоит теперь ограничиться…

– Не надо уже сердиться. Мы не такие сволочи, как может показаться, но и не такие святые, как казалось вам оттуда. Будет хорошо?

– Будет замечательно. Есть незначительная на первый взгляд деталь – мы готовим сборник открытых писем. Предварительное название «На Родину». Проблема такого порядка… Имеется несколько писем, где указаны подписи лиц… нехарактерных для Движения в целом. Фрагментарность их участия в Борьбе, чрезмерное увлечение демократическим аспектом, отгороженность от основной массы, то есть – от ядра…

– Я понял, я понял. Давайте нам список, посмотрим. Список у него с собой. Не читая, подпишу – отправим всех упомянутых в крематорий. Я пойду впереди. Именем народа!!!

– Я бы хотел, чтобы вы его проглядели вчерне э-э-э в моем присутствии. Вы уловите принципы нашего отбора…

– Уловим. Давайте сюда.

…, …, …, …, …, …, …, Розенкранц Анна Давидовна …, …, …, Розенкранц…, Анна…, Давидовна…, Розенкранц Анна Давидовна. Розенкранц Анна Давидовна…

– Розенкранц Анна Давидовна.

– Да-да?

– Список мужской. Одна женщина…

– А… Это москвичка, землячка в какой-то степени. Случайный человек. Ее муж, я бы сказал, морганатический муж – Святослав Плотников, деятель диссидентского крыла русских национал-демократов, опасаясь ареста, вынужден был уехать. Вот и, собственно… Ее подписи… А у нас тогда каждый голос был на счету… Но в перспективе сборника, мы считаем, должно создаться четкое представление…

– Будет полный порядок в танковых частях. Ваше желание – понял. Это правильно, что вы хотите сделать. Телефон ваш у нас есть, а московский, слава богу, пора вычеркнуть. Так что…

– Вы представляете, я уже забыл свой номер в Москве.

– Только так, только так, Михаэль.

«Только так!» – Левкин лозунг. Левка, ты всегда был дурак, но сегодня – замолви за меня. Благодарю Тебя, Боже, полный милосердия за… Я не знаю, что Ты задумал, что Ты сделаешь со мною. Дал мне дожить до сего дня. Розенкранц Анна Давидовна – теперь будет так. Я сейчас – Ты ж не пошутишь так надо мною, пощадишь? Слышу, как Ты отвечаешь: «Пощажу». Недели на две заберу ее к себе – жена обрадуется. Делать ей у нас нечего – скучно… У Гади есть какая-нибудь компания. Шалопайская. Для еврейской девочки из России? Она будет стесняться. Я сейчас, я сейчас.

– Гади, в темпе, вызови мне Лиора из Интеграции.

Бени Лиор – Начальник Отдела Служб. Два часа. Сидит или смылся?

– Арнон? Получай, Бени. Сидит.

– Бени, как самочувствие? Слушай: приехал добрый дядя из Нью-Йорка, мы ему готовим детский утренник. Точно. Мы тебе утренник – ты нам деньжонки. Только так… Будь симпатягой, пошли свою… откуда я знаю? Аялу пошли, пошли Аялу в архив. Ничего, один раз в десять лет бывает срочно! Слышишь? Пошли Аялу в архив – пиши: Розенкранц Анна. Отец – Давид. В позапрошлом году. Минуту, я проверю.

На оставленный активистом список. Молодчик, не поленился – есть дата прибытия.

– Лиор, слышишь? В позапрошлом году. Да, только теперь мы очнулись. В позапрошлом году. Имя матери, год рождения. Адрес. Удостоверение иммигранта? Ты б не напомнил, я б не сообразил. Ну, действуй, мужик.

Ответ возник быстро.

Имя – Розенкранц Анна. Имя отца – Давид. Имя матери – Лия. Время рождения – 20 мая 1949. Страна рождения – Россия, Москва. Время Восхождения-на-Землю – 6.9.73. Номер удостоверения личности – шесть цифирных знаков. Номер удостоверения иммигранта – шесть цифирных знаков. Жилье – ул. Асфодельская, 34, Иерусалим.