По роду своих занятий Титаренко очень знал непостижимую легкость перевоплощения жизни в смерть – и практически совершенную невероятность обратного хода.

Двадцатитрехлетним гаишником он множество раз наблюдал, как бригада скорой помощи, делая пострадавшим добросовестное искусственное дыхание, буквально ссаживала им шкуру на груди и боках, а иногда ломала ребра, что после выяснялось при вскрытиях; обуянные пароксизмом ожесточенной инерции, санитары продолжали тискать перевоплощенного, казалось, ожидая, что он не устоит – и подпишет, будто воскрес.

Реанимация длилась до тех пор, покамест пришедший к окончательным выводам врач не расталкивал мятущихся над бездыханным пинками; наклонясь, он сдавливал покойнику глазное яблоко большим и указательным пальцами, от чего зрачок уплощался до вертикальной черты да так и застывал.

После чего можно было начинать работу, простоту которой полагалось держать друг от друга в секрете.

Ни в чем не расходясь со всегдашним обыкновением, даже первичный осмотр придал ситуации относительную ясность. Покойник, скорее всего, был чеканутый ходило , странник; из той, большинству неизвестной, породы бродяг, которые лазают по монастырям, добираясь до Закарпатья и Прибалтики, а по дороге ночуют по верующим; он скончался в результате транспортной травмы, острого органического заболевания или побоев. Религиозная версия без труда покрывала и наличие бороды, и крест, и дикое состояние прикида . Вариант преднамеренного убийства, вероятнее всего, исключался.

Памятный на исподвольные, то ли из литературы, то ли из наблюдений за состоянием мiрового эфира отобранные сведения, обознанный во многих необязательных, но любопытных вещах, Титаренко сложил в уме перестроенный под бухгалтерию храм, расковырянное вкруг него кладбище, обнаруженный на нем труп православного нищаги и, хмыкнув, оценил: тоже красиво .

Осмотр между тем продолжался.

– Ты ж у нас мировой парень, индрерд [5] , – едва слышно причитала Анна Лазаревна, ворочая с помощью Пилихарча грязно-гипсовое, со скукоженным в орешек срамом, тело. – Ты ж у нас мировой фониквас [6] , где ж тебя угораздило…

– Труп мужчины, – полувопросительно обратился Титаренко к доктору Мирельзон, вновь присевши к наброскам протокола.

– Тридцать – тридцать пять лет, – откликнулась Анна Лазаревна, – среднего роста, правильного телосложения, хорошего питания.

Титаренко продолжил запись, оставляя выжидательные паузки между произносимыми речениями, так чтобы доктор Мирельзон, пожелай она этого, смогла бы дополнить или изменить характеристики в составе словесного портрета: «волосы рыжевато-русые, слипшиеся, волосы бороды темно-рыжие, форма головы низкая, форма лица квадратная, лоб выступающий, нос несколько вогнутый». Анна Лазаревна похлопывала в такт по плечу трупа, а когда подошла ее очередь предлагать формулировки, принялась надиктовывать свое с такою же предупредительною неторопливостью, но много решительней: «кожные покровы резко бледны, трупные пятна ясно выражены, сине-багрового цвета с красноватым ободком, расположены – успеваешь? – на нижней поверхности тела, при надавливании, – и она для верности еще подавила, – светлеют, но полностью не исчезают, трупное окоченение слабо выражено во всех группах мышц, глаза полузакрыты, соединительные оболочки глаз бледные, температура трупа при измерении в заднем проходе… – кто-то из понятых не сдержался и с намеком кашлянул, словно отмечая произошедшую неприличность: его рассмешил вид женщины, склоненной над голым, – …в прямой кишке, – поправилась, не сходя с ритма Анна Лазаревна, – шестнадцать градусов Цельсия, отверстия носа и ушей свободны, рот закрыт, язык за неповрежденными зубами, при надавливании на грудную клетку никакого запаха не ощущается…»

Оформили дактилокарту.

Следователь Александр Иванович отправил инспектора вместе с прибывшим на рафике Борею Скляровым в поселок за бульдозеристом.

Ни в какое дорожно-транспортное происшествие Титаренко больше не верил: сшибленный бульдозером труп смотрелся б совершенно иначе, тем более – при наезде гусеницами. Но формально следовало с надлежащею полнотою провести мероприятие для опознания личности потерпевшего, и поэтому привоз (возможно, с последующим задержанием) того, кто первым обнаружил труп на месте происшествия, был в данном случае обязательным.

«А потом ужинать поедем», – чуть было не обратился следователь Александр Иванович к понятым – студам бедным, чертилам , не умеющем себя вести в обществе. Целый день он и Толя Пилихарч выначиваются над ними всю дорогу . Так что на обратном пути нормально будет заехать в «Южный» и заказать им какой-нибудь лангет-ромштекс.

– А когда у него смерть наступила, Анна Лазаревна? – опомнился Титаренко.

– На пилокарпин он реагирует как одно-двухсуточный, а подробней тебе специалист скажет; вот если б он был живой – ты б меня спросил, и я б тебе все сказала.

Лишь отчасти прислушиваясь к словам доктора Мирельзон, следователь Александр Иванович сбрасывал в кульки снятую с трупа рванину: костюм – отдельно, белье – отдельно, обувь – отдельно. Ботинки у бродяги были, как у Чарли Чаплина: боты не боты, сапожки не сапожки, с плоско вытянутым носком, но в лучшем, чем остальная одежда, состоянии. Внутри удавалось разобрать тисненую бронзовою краскою надпись венчиком: «Т-ВО» (непонятно какого – затерто, но начинается с «П») Механич… Производства обув… «СКОРОХО…». Титаренко подумал, что нестандартная эта шузня изготовлена, вероятнее всего, в Болгарии или Югославии: в странах кириллицы, и ему представились культурные зажиточные доброхоты, снабдившие нищего своего собрата для них уже бесполезною, но вполне годною и удобною для бродяги носильною вещью. Впечатление было до того объемным, что следователь Александр Иванович исказился, оскалился – и отошел поближе к солее, где доставленного Белодедко бульдозериста Колодяжного уже опрашивал Толя Пилихарч.

Оперативник то зловеще помалкивал, то взирал на собеседника обмершими белками втянутых в подвечья глаз, то вибрировал ноздрями и верхнею губою, как если б этот белокурый ротатый мужичонка и вправду заслуживал из ряда вон выходящего презрения.

Нога оперативника упиралась всею стопою в боковую царгу стула, на котором помещался задержанный, но при этом, после прогона каждой очередной пары «вопрос-ответ», Пилихарч понемногу смещался, меняючи позицию таким образом, что бульдозериста неотвратимо замыкало в сплошное окружение.

Непосредственное опознание трупа производить не стали: не дожидаясь привоза кугутской морды , следователь Александр Иванович решил услать покойника, вместе с Анною Лазаревною и Борею, в город; труп нуждался в низкой температуре, предъявить его задержанному – если таковой возникнет – можно будет и поутру, а приглашать с собою на ужин ни малознакомого Склярова, ни чересчур знакомую Мирельзониху Титаренко твердо не пожелал.

Откочевав на своем стуле за спину бульдозериста, Толя Пилихарч предложил ему вторично назваться по фамилии, имени и отчеству, указать год, число и место рождения.

Искомые данные были воспроизведены без каких-либо значимых отклонений против предыдущего.

– Видишь, Колодяжный, главное ты не забываешь, только малосущественное придется нам тебе освежить, – со змеиною сокрушенностью подсуммировал Пилихарч. – А по специальности ты кто?

Задержанный ответил с подробностями.

– Шофэр…, – призадумался над услышанным Пилихарч. – Шофэр-тракторист и шофэр-бульдозерист. А других специальностей у тебя нет?

– Нет.

– Ништенько, в ближайшее время приобретешь. Сразу две – чифирист и пидараст. В лагере – понял?!! – в лагере приобретешь, Колодяжный. Там на таких, как ты, водителях верхом по зоне катаются, понял?!! А мне только одно от тебя интересно: преднамеренно ты человека убил или по неосторожности. И я тебе крепенько рекомендую: убеди меня, Колодяжный. Убеди, чтоб я не предполагал самое худшее, дай мне возможность тебе поверить – понял?!! возможность!!! – и оперативник толканул ногой стул бульдозериста, который не свалился с него лишь потому, что секундою ранее малость привстал над сиденьем.

Затем, опять страшно онемев, Пилихарч подошел к столу, где устроился Александр Иванович, извлек из раскрытой папки сизый бланк-осьмушку и стал его заполнять, соблюдая долгие сумрачные перерывы по мере начертания каждого из конкретизирующих слов, что вносились в пустые графы документа. Подготовленный бланк двинулся на апробацию к Титаренке, который, зависнув над ним ручкою, перечел немногочисленные строки, сколько-то посомневался, но все же одобрил – и возвратил составленное оперативнику. Тот подманил к столу бледного и прибитого бульдозериста, чтобы вручить ему повестку в прокуратуру на завтра в восемь утра.

Все это время студенты-понятые полагали, будто им дозволят присоединиться к главному – силовой части разговора, и заводились на постепенно нарастающее сердитое нетерпение, выражая его особенным упором ладоней в передние поверхности бедер, словно намеревались не выдержать и рвануться к негодяю. Впрочем, внимание их вскоре было отвлечено необходимостью подписать составленный следователем Александром Ивановичем протокол и помочь оперативнику Пилихарчу вернуть все ранее вынесенное обратно в машину.