Основные вехи жизненного пути владыки Вениамина, епископа Саратовского и Балашовского, совпадают с теми, которые были характерны для Русской Православной Церкви первой половины XX века: происхождение из духовного сословия, детские и юношеские годы, проведенные в благочестивой русской провинциальной среде, стремление к монашеству… И затем, на полпути, — революция, гражданская война, кровавые тиски бесконечной политической борьбы, в которой Церковь обрекалась на полное уничтожение. Однако, по милосердию Божию, некоторые представители духовенства все‑таки выжили, даже в лагерях и ссылках, и вернулись к своему служению. Среди них — владыка Вениамин. На его долю выпало семнадцать лет тяжких испытаний. Однако дух его не был сломлен, а потребность владыки в интеллектуальном труде была настолько сильна, что в перерывах между ссылками ему удалось написать несколько крупных богословских работ. Некоторые из них еще ждут своей публикации.
Основная сложность при подготовке к изданию этой книги заключалась в том, что подлинные архивные документы, касающиеся владыки Вениамина, до сих пор недоступны, а в официальном личном деле, хранящемся в Московской духовной академии, где он был профессором, многие даты преднамеренно указаны неверно. Это касается событий 1917–1920 годов, а также периодов ссылок. Поэтому многие даты в биографии владыки определены по хронологии его личных воспоминаний, датировке писем и т. п. Расхождения в датах документов и жизненных реалий оговорены в подстрочных примечаниях.
Владыка Вениамин родился в городе Оренбурге 8 июля 1887 года, в день празднования Казанской иконы Божией Матери. Он был вторым сыном в семье священника Димитрия Петровича Милова и его супруги Анны Павловны. При крещении младенец получил имя Виктор. Через три года отца перевели служить в уездный город Орлов Вятской губернии, а еще через несколько лет — в город Яранск, после чего уже в саму Вятку. Таким образом, детские и юношеские годы будущего архиерея связаны с вятской землей.
По его собственным воспоминаниям, он рос впечатлительным, пугливым, самолюбивым ребенком, сильно привязанным к матери:"Без матери я просто жить не мог". Но его любовь к Богу оказалась сильнее. Один из его духовных чад свидетельствует о том, что после монашеского пострига владыка отказался от встреч с матерью вплоть до ее кончины."Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня"(Мф. 10, 37), — говорит Господь в Евангелии, которое читается в чине монашеского пострижения. Владыка Вениамин исполнил этот завет буквально.
Как ни странно, в семье будущий архиерей получил лишь самые начатки религиозного воспитания. Сильные духовные переживания у него начались только в отрочестве, когда родители стали возить его на богомолье в Яранский мужской монастырь. Мечтательность, природная чуткость ко всему доброму, прекрасному расположили душу отрока к монашескому житию, однако отец потребовал продолжения учебы, и планы иноческого устроения жизни пришлось отложить надолго.
В детские годы Виктор много болел (и на всю жизнь остался слабого здоровья), отчего в учебе иногда следовали значительные перерывы. В частности, начальную школу он смог закончить только в тринадцать лет, на три года позже обычных детей, семинарское образование затянулось дольше обычного на целое пятилетие (см."Мой curriculum vitae"). Несмотря на весьма скромную оценку своих способностей к ученью, будущий владыка Вениамин, окончив Яранскос духовное училище, а затем, в 1916 году, — Вятскую духовную семинарию (вторым учеником), был послан на казенный счет в Казанскую духовную академию.
Казанская духовная академия была создана в 1797 году на основе семинарии. Образование будущего духовенства носило целенаправленный миссионерский уклон: преподавались языки восточных народов Российской Империи: татарский, калмыцкий, монгольский, а также классический арабский. На миссионерских отделениях изучали буддизм, магометанство. При более глубокой специализации студенты посещали лекции в университете, изучая предметы, которые не преподавались в академии. Следует иметь в виду и то, что Казанская духовная академия была включена в систему русских богословских учреждений, работавших над переводами святоотеческих творений на русский язык. Эта программа была составлена еще святителем Филаретом Московским, и Казанская академия внесла большой вклад в общецерковное дело, в особенности в отношении переводов с древних восточных языков (сирийского, коптского и др.).
В академии Виктор Милов ревностно занялся учено–богословскими трудами. Первой его работой, получившей оценку"пять с плюсом", было сочинение о Филоне Александрийском. Однако"сердце льнуло больше к монахам и церкви". По счастью, в Казанской академии ему наконец удалось встретить преподавателей, в которых глубокая ученость сочеталась с личным монашеским подвигом и миссионерским горением. Многие из них, особенно преподаватели–монахи, оформлялись у старца Гавриила (Зырянова; 1844–1915), постриженника Оптиной пустыни, а в описываемый период наместника Седмиезерной пустыни под Казанью. Отец Гавриил воспитал целую плеяду церковных деятелей, сыгравших не последнюю роль в судьбах Русской Церкви в 1920–1930 годах: архиепископа Феодора (Поздеевского), архиепископа Гурия (Степанова), епископа Иону (Покровского), епископа Варнаву (Беляева), архимандрита Симеона (Холмогорова) и многих других. Известно также, что у отца Гавриила окормлялась святая преподобномученица Великая княгиня Елисавета Феодоровна и некоторые из сестер ее обители
Почти все указанные отцы и архиереи (и целый ряд других) составляли цвет казанского ученого монашества. Но душой казанского академического иночества был инспектор архимандрит Гурий (Степанов), будущий архипастырь. Выдающийся богослов, востоковед, знаток буддизма, переводчик богослужебных книг на языки народов Центральной Азии, он сыграл огромную роль в монашеском становлении владыки Вениамина. В своей квартире архимандрит Гурий устраивал монашеские собрания, на которых присутствующие — преподаватели и студенты — могли свободно обмениваться мыслями. В академической церкви практиковалось строгое уставное пение, в котором Виктор неизменно принимал участие. К казанскому же периоду относятся первые проповеднические опыты тогда еще студента Виктора Милова — и это также по настоянию отца инспектора.
За неделю до Рождества 1917/1918 года, по совету отца Гурия Виктор съездил в г. Свияжск, где в монастыре на покое жил слепой игумен. Старец благословил юношу принять монашеский постриг, сказав, что необходимо раздувать искру Божию в душе, пока она горит. Однако на пороге был 1918 год. И тихая дотоле Казань стала ареной столкновения белых и красных отрядов. В академии провели ускоренные экзамены, и студенты разъехались кто куда.
Вопреки старческому благословению провести лето в Оптиной пустыни, Виктор уехал в Вятку к родителям и был за это наказан: полтора года он скитался без определенных занятий, пока, наконец, не оказался в Саратове, где ради хлебного пайка устроился на работу в красноармейскую канцелярию. Эта работа была ему засчитана в срок воинской службы.
В Саратове Виктор таинственным образом попал под особое покровительство святого пророка Илии — того угодника Божия, на мольбу которого в страшные годы разгула богоборческой стихии и оскудения благочестия в израильском народе Господь ответил:"Я оставил между израильтянами семь тысяч мужей, всех сих колени не преклонились перед Ваалом"(3 Цар. 19, 18). В 1919–1920 годах Виктор Милов — прихожанин Ильинской церкви в Саратове, в 1946–1949 годах бывал в Ильинской церкви в Загорске, в 1954 году стал настоятелем Ильинского храма в городе Серпухове. Свои земные дни он окончил в праздник святого пророка Илии.
Но все это будет после, а тогда, проведя несколько месяцев за перепиской бумаг, Виктор Милов испросил благословения на монашество у затворника скита Саратовской Преображенской обители. Прозорливый старец иеромонах Николай отправил Виктора с рекомендательным письмом в Московский Данилов монастырь, дал ему при этом духовные наставления и присовокупил:"Я бы у себя оставил тебя, раб Божий, да ты очень высок…", — возможно, предрекая этим будущее архиерейство.
В Даниловом монастыре среди насельников оказался бывший инспектор Казанской духовной академии Гурий, уже епископ, которому нужен был помощник для Покровского монастыря. На Благовещение 1920 года Виктора постригли в монашество с именем Вениамин в честь священномучеиика Вениамина Персидского, диакона († 418–424; память 31 марта/13 апреля).
На второй день Пасхи, 30 марта 1920 года, преосвященный Гурий рукоположил монаха Вениамина во иеродиакона, а через полгода, в день преставления Преподобного Сергия (25 сентября/8 октября), епископ Петр (Полянский), сам возведенный в тот же день в архиерейское достоинство, рукоположил иеродиакона Вениамина во иеромонаха. И уже в 1923 году, также в день Благовещения, епископ Гурий возвел отца Вениамина в сан архимандрита. С того времени отец Вениамин становится наместником Покровского монастыря.
Состояние братии Покровского монастыря к моменту прихода нового наместника было плачевным: духовная жизнь в полном упадке, а дисциплина разболтана. Одной из причин такого положения дел были церковные нестроения. Тем не менее, новому наместнику пришлось вести упорную борьбу за то, чтобы обитель все же походила на монастырь, а не на общежитие. Отголоски этой борьбы глухо доносятся со страниц"Дневника". Наместнику постоянно приходилось терпеть нападки и"справа"и"слева". Он много служил и регулярно проповедовал, К сожалению, сохранились лишь немногие его проповеди этого периода, да и они записаны прихожанками Покровского монастыря, в то время молодыми девушками.
Будучи наместником Покровской обители, отец Вениамин не прерывал связи с Даниловым монастырем, который, став после революции средоточием духовной жизни, имел огромное значение для судеб Русской Церкви в период 1917–1930 годов.
Богоборческая власть в лице ЧК–ГПУ–НКВД с самого начала своего существования поставила своей задачей полную ликвидацию Православной Церкви и прежде всего — духовенства и священноначалия. Эта задача решалась тремя способами: физическим уничтожением, моральной компрометацией и поощрением ересей и расколов. В результате действий ГПУ к 1925 году, по некоторым данным, более шестидесяти архиереев были лишены своих кафедр и высланы за пределы своих епархий. Многие из них съехались в Москву, и часть их нашла приют в Даниловом монастыре, настоятелем которого в мае 1917 года стал архиепископ Феодор (Поздеевский), интригами Временного правительства смещенный с поста ректора Московской духовной академии. Архиепископ Феодор привлек в Данилов монастырь единомысленную ученую братию. У него"…была мысль создать иноческое братство монахов–подвижников… подлинных защитников Православия и хранителей церковного Предания. В двадцатые годы духовная жизнь монастыря пришла в состояние расцвета, и этот расцвет оказался важным для Церкви, для ее противостояния обновленчеству и расколу". По словам прихожан,"службы в Даниловом монастыре в те годы были небесные… Часто служили сразу несколько архиереев. Даже канон читали и канонаршили нередко архиереи. Проповедовали. После службы к ним выстраивались длиннейшие очереди за благословением"."…И эти божественного вида архиереи, поющие ангелоподобно, и фимиам от каждения, освещаемый солнцем, — все произвело на меня поразительное впечатление святости — и люди, и службы".
В то время для большинства архипастырей, воспитанных в эпоху естественного для монархической России единомыслия, церковно–каноническая неразбериха из‑за антицерковной деятельности обновленцев, многочисленных арестов и расстрелов была чрезвычайно болезненной. Даниловская братия, во главе с архиепископом Феодором, выроботала православную позицию по вопросу церковных нестроений — никакого диалога с обновленцами. Виновных в расколе принимали в Церковь через покаяние. Святейший Патриарх Тихон, часто советовавшийся с владыкой Феодором по вопросам церковной политики, называл его и близких к нему иерархов"даниловским синодом". Однако в 1927 году, когда Церковь уже два года бедствовала без Патриарха и были арестованы митрополит Петр (Полянский), непосредственный преемник Святейшего, и множество архиереев (в одном только Даниловом монастыре арестовали 15 архиереев, а также часть братии), Церковь оказалась перед новым искушением. Таковым явилась Декларация митрополита Сергия (Страгородского) об отношении Церкви к советской власти. Несмотря на безупречность канонических формулировок Декларации, многие церковные люди не смогли принять ее безоговорочной лояльности к кровавому богоборческому режиму (именно так это тогда зачастую прочитывалось). Расширение же митрополитом своей власти до пределов патриаршей в отсутствие возможностей проведения Поместного Собора рассматривалось многими как узурпация власти Патриарха.
Декларация митрополита Сергия нарушила духовное единство Данилова монастыря. Братия (и владыки и старцы) разделились: одни согласились поминать за литургией владыку Сергия как главу Церкви, а другие — нет."…Мы приходили в храм Воскресения Словущего, когда монастырь был уже закрыт и монахи служили в этом приходском храме… Слева… молились… сторонники архиепископа Феодора. Справа — "сергиане". Храм был как бы разделен на две части. Разделение было, но скандалов не было".
Все эти трагические события — расколы, аресты, ссылки, расстрелы — отец Вениамин обходит в своем"Дневнике"молчанием. Поэтому некоторые брошенные вскользь замечания по поводу осложнившихся отношений с теми или иными людьми вызывают порой недоумения у читателей. Однако такое умалчивание животрепещущих проблем вызвано тем, что наместник Покровского монастыря, подчинившись митрополиту Сергию, никого не хотел осуждать, не говоря уже о том, что опасался, как бы"Дневник"не попал в"чужие"руки и не послужил косвенным доносом на кого‑либо из"непоминающих". И сам"Дневник" — это не записи, сделанные"по свежим следам"в последовательности текущих событий, а скорее — "исповедь", стремление подытожить свой духовный путь от младенчества до зрелости. Поэтому и о событиях собственной жизни упоминается выборочно, с рассмотрением, главным образом, их духовной сущности.
Автор смог уделить"Дневнику"менее двух лет — со 2 января 1928 года по 1/14 октября 1929 года. В конце октября он был извещен о закрытии уже разорявшегося монастыря, а также об аресте. Дальше все происходило, как и у десятков тысяч священников того страшного времени: Лубянка, Бутырка, Соловки, Кемь. До отца Вениамина и после него этой дорогой прошли тысячи священников и архиереев, выжили и вернулись единицы. Кратко описав ужасы тюрем, этапов и лагерей, отец Вениамин делает в"Дневнике"неожиданное заключение:"Я благодарю Бога: все испытания… были мне посильны… Господь научил меня — сибарита и любителя спокойной жизни — претерпевать тесноту, неудобства, бессонные ночи, холод, одиночество, показал степени человеческого страдания". И однако совершенно разбита была моя душа… по возвращении из ссылки…".
После трехлетних испытаний, лишь слегка упомянутых в"Дневнике", отец Вениамин неожиданно получил назначение в Никитский храм города Владимира, где и прослужил до осени 1937 года. Этот период оказался для него относительно благополучным: несмотря на неусыпный надзор, отцу Вениамину удавалось ускользать в Москву, к своим духовным чадам, где он проводил время в молитве и богословских исследованиях. Результатом этой работы, в частности, явилась магистерская диссертация, защищенная впоследствии в Московской духовной академии. Заметим, что еще в начале двадцатых годов отец Вениамин в течение трех лет обучался на богословском факультете в Москве и защитил кандидатскую работу по кафедре патрологии на тему"Преподобный Григорий Синаит. Его жизнь и учение".
Однако настал 1937 год — год"решительного удара"по Церкви. Священники арестовывались, ссылались и расстреливались сотнями и тысячами. Чаша сия не миновала и отца Вениамина: он был сослан на Север, где провел почти десять лет. Об этом времени свидетельств почти не осталось. Только с 1943 года духовные чада начали получать от него письма с просьбами о помощи.
Между тем под влиянием событий второй мировой войны И. В. Сталин начал менять политику в отношении Церкви. В числе прочих договоренностей был вопрос об открытии духовных учебных заведений, а также нескольких монастырей, в том числе Троице–Сергиевой Лавры. Лавру открыли для богослужений на Пасху 8/21 апреля 1946 года. Постепенно стали подбирать братию, которая первоначально (с 1945 г.) была вынуждена ютиться по частным квартирам. Неизвестно, каким образом удалось Святейшему Патриарху Алексию I вызволить отца Вениамина из ссылки, но уже в июне он поступил в число братии Лавры, а с осени начал преподавать патрологию в Московской духовной академии в звании доцента.
Сохранились устные свидетельства об отце Вениамине в тот недолгий лаврский период. В числе его духовных чад в Лавре была Татьяна Борисовна Пелих (урожденная Мельникова), которая со времени открытия Лавры пела в хоре под управлением протодиакона Сергия Боскина.
Со слов покойной матери вспоминает Е. Т. Кречетова (урожденная Пелих):"В Лавре появился высокий, худой, еще обритый, как ссыльный, монах. Поселился он вначале, как и другие, на частной квартире. Обнаружив, что у него множество болезней на почве долгого крайнего истощения, Татьяна Борисовна стала доставать ему лекарства, а главное — готовить для него овощные соки, чтобы хоть как‑то помочь его организму окрепнуть. Пришлось также помочь обзавестись ему вещами, ибо у него не было совсем ничего.
В праздники, субботние и воскресные дни отец Вениамин служил раннюю литургию в храме Всех святых, в земле Российской просиявших. При этом он всегда проповедовал. Евхаристический канон отец Вениамин служил с особой проникновенностью и трепетом, всегда со слезами. Трепет охватывал и окружающих.
С 1947 года начались службы в Трапезном храме. Здесь пел уже монашеский хор. Отец Вениамин сам регентовал за всенощными, а в Великий пост всегда пел басом в трио с отцом Антонием (тенор) и протодиаконом Даниилом (баритон):"Да исправится молитва моя…."
С1947 года отец Вениамин стал исповедовать. Популярность его была столь велика, что это послужило поводом для многих искушений".
В июле 1948 года архимандрит Вениамин защитил диссертацию"Божественная любовь по учению Библии и Православной Церкви", получив степень магистра богословия, и был утвержден в звании профессора кафедры патрологии и в должности инспектора академии.
За недолгие годы преподавания он написал несколько работ:"Чтения по литургическому богословию","Грехопадение человеческой природы в Адаме и восстание во Христе"(по учению преподобного Макария Великого),"Опыт приспособления"Догматики"митрополита Московского Макария (Булгакова) к потребностям современной духовной школы", собрание лекций по пастырскому богословию за 1947–1948 годы,"Троицкие цветки с луга духовного"(по воспоминаниям архимандрита Кронида (Любимова), бывшего наместника Лавры).
В июне 1949 года отца Вениамина попросили зайти по какому‑то маловажному делу в отделение милиции Лавры. Назад он уже не вернулся, а оказался в Казахстане на положении ссыльного. Об этом периоде его жизни свидетельствуют письма Татьяне Борисовне и Тихону Тихоновичу Пелих. Усталость, болезни, голод, нищета, зачастую отсутствие крова над головой стали его уделом на целых пять лет. А ведь отцу Вениамину было уже шестьдесят два года и за плечами — двенадцать лет лагерей и ссылок. Удивительно, однако, другое: как только обстоятельства становились минимально терпимыми, отец Вениамин начинал заниматься интеллектуальным трудом — если не богословием, то хотя бы филологией. Поэтому в письмах он постоянно просит присылать ему книги. Уже через два–три года ссылки у него собралась такая библиотека, что он не смог перевезти ее на новое место.
Пять лет прошли в муках, попытках выяснить причину ссылки и каким‑то образом изменить"меру пресечения". В октябре 1954 года Патриарх Алексий I неожиданно вызвал архимандрита Вениамина в Одессу, затем они прилетели в Москву, где отец Вениамин получил должность настоятеля храма святого пророка Илии в Серпухове. А уже 4 февраля 1955 года в Богоявленском кафедральном соборе архимандрит Вениамин был рукоположен во епископа Саратовского и Балашовского. Хиротонию совершали Патриарх Московский Алексий I, Католикос–Патриарх всея Грузии Мелхиседек, митрополит Крутицкий и Коломенский Николай (Ярушевич) и еще семеро архиереев.
Между тем радостное событие уже не смогло существенно повлиять на внутреннюю жизнь владыки. Он как бы предчувствовал, что жить на этой земле ему осталось всего полгода, и в своей речи при наречении во епископа сказал, что переживает уже"одиннадцатый час своей жизни"
Владыка прибыл на кафедру в праздник Сретения Господня. С этого времени он служил постоянно — не только в праздничные дни, но и по будням. Неизменно проповедовал за каждой литургией. Благоговейное, сосредоточенное служение архиерея быстро привлекло к нему саратовскую паству: храмы, где служил владыка, всегда были переполнены молящимися.
Владыка Вениамин скоропостижно скончался 2 августа 1955 года — в день празднования святого пророка Божия Илии. Отпевали епископа Вениамина архиепископ Казанский и Чистопольский Иов и епископ Астраханский и Сталинградский Сергий. Скорбную телеграмму прислал Патриарх Алексий I.
Всю ночь саратовский кафедральный собор не закрывался: верующие непрерывным потоком шли прощаться со своим архипастырем.
Погребен владыка Вениамин на саратовском кладбище, где его могила до сих пор пользуется особым почитанием.