Инспектор Глушенкова сидела в своем кабинете и мечтала. Она представляла, как дорогой начальник, майор Васянин, ставит подпись под только что написанным ею заявлением об уходе в декретный отпуск. Вот он со словами «Что же мы теперь без тебя будем делать, Валюша?» торжественно вручает конверт. А в конверте… О-о-о! В конверте находится некоторая сумма денег «на приданое малышу», собранная в строжайшей тайне коллегами. Майор провожает ее до двери своего кабинета, возвращается за стол и погружается в мучительные размышления о кандидатуре на место Глушенковой. По отделу ходили слухи, что таковая и по сей день не найдена. Впрочем, это инспектора по делам несовершеннолетних, старшего лейтенанта Глушенкову, не очень волновало. Ей не терпелось поскорее покинуть стены родного отделения и на некоторое время забыть о существовании несовершеннолетних и тем более о том, что у них имеются какие-то проблемы.

Валентина решительно направилась в кабинет начальника, не подозревая о том, какие преграды ждут ее на пути. Проходя мимо дежурки, она услышала окрик дежурившего лейтенанта Хвощева:

– Валя, Валя! Загляни ко мне. Тут тебе послание.

Валентина со вздохом зашла в дежурку и взяла протянутый листок.

Информационный центр судебной криминалистики Министерства внутренних дел со всей ответственностью сообщал, что «за период с 1 июня по настоящий день неопознанных трупов в возрастном интервале от тринадцати до семнадцати лет, схожих с фотографией, присланной ст. лейтенантом Глушенковой В. А., на территории Российской Федерации и стран СНГ не обнаружено».

Таков был ответ на один из запросов, которые Валентина разослала на прошлой неделе, пытаясь разыскать живого или мертвого Женю Найденова. Двумя днями раньше она получила ответ из Центра временного содержания и изоляции несовершеннолетних. Центр информировал, что никого, похожего на гражданина Найденова, «временно не содержал» и не «изолировал».

«Допустим, Баунти жив, – размышляла Валентина. – Тогда где он? Нашел приличного дружка? Или же его труп постарались основательно упрятать?»

Чем дольше она размышляла, тем больше склонялась к последней версии. Она не очень верила в то, что юный наркоман может исчезнуть, не оставив после себя никаких следов. У наркозависимых всегда остаются какие-то хвосты – друзья, знакомые, продавцы наркоты, наконец! А здесь – ничего! Полный вакуум. По собственной воле так не исчезают!

«А что, если подключить Алину? В конце концов, розыск несчастного подростка – дело хлопотное, но благородное. Главное – не подставить девушку. Ведь если исчезновение Баунти как-то связано с убийствами Моргулина и Шнитко, тогда интерес Алины к судьбе подростка будет выглядеть подозрительным. Разве только придумать правдоподобную легенду».

Валентина задумалась.

Она вспомнила странную реакцию девушки, когда та впервые услышала кличку Баунти. Глушенкова до сих пор не могла понять, что означала эта реакция.

«Скорее всего, – рассуждала Валентина, – Алина слышала это имя от кого-то из своих друзей, но пока еще не решила – стоит ли говорить об этом мне… Что ж, я готова ждать! Лишь бы не оказалось слишком поздно!»

Затем Валентина вспомнила, что ее муж Аркадий предлагал начать поиски в другом направлении – поискать маму Жени Найденова.

«А зачем вообще его нужно искать? – успокаивала себя Валентина. – Сначала Баунти ходил в подозреваемых, затем фигурировал как возможный пособник или свидетель. А теперь расследование дела, которое ведет Анатолий, успешно продвигается и без него».

Успокоив себя этими соображениями, Валентина продолжила прерванный путь к кабинету майора Васянина. Однако ее походка была уже не столь уверенной, как минутой раньше.

«Баунти вообще не с моей территории! – убеждала себя Валентина. – И вообще мне пора начать заботиться о собственном ребенке!»

В этот момент ребенок так основательно напомнил о себе, что Глушенкова остановилась и привалилась к стене.

«Парень с характером! Уже и мнение собственное имеет…»

Она недолго размышляла.

Через мгновение скомканное заявление полетело в корзинку для бумаг.

Инна Юрьевна Уппер обрадовалась Валентине, словно близкой, любимой родственнице. Объявив экстренный перерыв и вытолкав за дверь громко возмущавшуюся девицу, приведенную мамой с целью профилактики для воспитательной беседы о вреде ранних абортов, докторша заперла кабинет, убавила звук вечно работающего радиоприемника и сказала:

– Как здорово, Валечка, что вы пришли! Я уже сама хотела вас побеспокоить!

– Что-то с Жанной?!

– Нет-нет. С Жанночкой все в порядке! Она дома. Лежит в гипсе, читает книжки. Вот об этом-то я с вами и хотела поговорить!

– Она читает плохие книжки?

– Нет, – возразила Инна Юрьевна. – Дело в гипсе!

– Плохо наложили?

– Наложили великолепно. Кости срастаются, как в сказке. Но это меня и беспокоит! Пожалуйста, поговорите с доктором Лавренцовым! Пусть он подольше не снимает с Жанночки гипс…

– Понимаю, – улыбнулась Валентина. – Я поговорю…

– Очень прошу! Нам с мужем так спокойно, когда она дома.

– Когда-то гипс придется снять…

– Пусть это произойдет как можно позже, – вздохнула Инна Юрьевна. – А за то время, я надеюсь, нам удастся окончательно наладить отношения. Уже есть положительные сдвиги.

Валентина с некоторым сомнением посмотрела на доктора. Та поспешила дать объяснения.

– Представьте себе, Жанна нам все рассказала! – сказала она. – И о съемках в кино, и о том, что она баловалась наркотиками. Мы с мужем, конечно же, были в шоке, когда об этом услышали, но смогли удержаться от ругани и упреков! Ведь, по большому счету, в этом есть и наша вина. Мы сами построили стену отчуждения. Нельзя никому насильно навязать свой взгляд на жизнь, даже собственному ребенку. А мы пытались это делать вместо того, чтобы самим постараться понять тот мир, в котором она живет!.. Вот сейчас, кажется, мы идем навстречу друг к другу. Жанночка читает книжки, которые я ей даю. А я вечерами пытаюсь вникнуть в те странные звуки, что звучат в ее комнате. И вы знаете, Валюша, я сделала для себя одно удивительное открытие. В некоторых звуках я стала распознавать мелодию. Я даже запомнила несколько названий, «Тимо маас», например, или «Пол ван дайк». Правда, скажу честно, на слух я эти вещи не различаю…

Валентина вздрогнула, мысленно представив Инну Юрьевну Уппер отплясывающей на танцполе клуба «Батискаф» или «Локи» в компании Жанны и прочего ночного народа.

Хозяйка кабинета по-своему растолковала замешательство гостьи.

– Ой, Валечка, я совсем загрузила вас своими проблемами! – воскликнула Инна Юрьевна. – А у вас ведь свои имеются!

– Беременность к моему визиту не имеет никакого отношения, – произнесла Валентина. – Я пришла к вам с надеждой, что вы вспомните об одних родах четырнадцатилетней давности и обо всем, что связано с той самой роженицей. Вы тогда работали в седьмом роддоме…

– Боюсь, это невозможно. Четырнадцать лет! Давно это было… Вы не шутите?

– Какие уж тут шутки! У меня есть основание полагать, что вы могли запомнить роженицу, которая меня интересует. Ведь в те годы немногие отказывались от детей. Мальчика потом назвали Женя Найденов.

– Как же, как же! – вскинулась Инна Юрьевна. – Помню я тот случай! Тогда всего лишь второй или третий раз добровольного отказывались от младенца. Я так переживала, так переживала!.. Это уж потом подобные факты стали встречаться так часто, что и не сосчитать…

– А как выглядела та роженица? – ковала по-горячему Глушенкова.

– Не помню! – развела руками Инна Юрьевна – У меня вообще плохая память на лица.

– А имя ее, случайно, не запомнили?

– Она назвалась Ольгой. А фамилия… То ли Иванова, то ли Петрова… А уж как ее там звали на самом деле, одному богу известно! Документов у нее при себе не оказалось…

– Неужели? Разве такое возможно?

– Очень даже возможно! Она сказала, что документы принесут родственники. Не выгонять же ее было на улицу?

– Я вас ни в чем не упрекаю, – поторопилась сказать Валентина. – Но мне очень нужно найти эту женщину. Расскажите во всех подробностях, как она появилась в роддоме, почему у нее не было документов и вообще обо всем, что с ней связано!

– А что тут рассказывать… – отозвалась Инна Юрьевна. – Тяжелый случай. И именно в мое дежурство! Посреди ночи – стук в дверь. Открываю. Стоит женщина лет тридцати пяти. «Я, – говорит, – рожать к вам пришла, принимайте!» Глянула я на ее живот и впустила. Записала, как полагается, ее имя и адрес в журнал, осмотрела, устроила в палату. Правда, мне уже тогда показалось подозрительным: чего это беременная женщина среди ночи приходит в роддом одна, да еще без документов? Когда на следующий день к ней не пришел никто из родственников, я заволновалась. Направила фельдшера по записанному в журнале адресу этой Ивановой-Петровой. Так даже дома такого не оказалось! Тогда я вызвала ее к себе в кабинет и прямо сказала: «Если хочешь отказаться от ребенка, то можешь убираться отсюда. Иди в другой роддом и там рожай!» Та, естественно, в слезы и давай рассказывать мне историю о том, как во время заграничной командировки забеременела от темнокожего спортсмена и теперь боится, что у нее родится черный ребенок…

– Ну, и что такого?

– Вот и я ей говорю: «Ну, и что такого»? А она мне на это вторую часть душераздирающей истории о том, что она уже много лет замужем, что безумно любит мужа и никогда раньше ему не изменяла… И так далее.

– А муж у нее…

– Белее белого, – кивнула Инна Юрьевна. – Красавец мужчина, судя по рассказу. Тут у нее начались схватки…

– Интересно. – Валентина задумалась. Затем принялась рассуждать вслух: – Но ведь мужу она должна была как-то объяснить свое внезапное исчезновение и пропажу новорожденного? Или он настолько слеп, что вообще не замечал беременности жены?

– Он просто не мог ее заметить, – усмехнулась Инна Юрьевна. – Дамочка разработала хитрейший план. Она работала переводчицей. Как только она поняла, что поздно делать аборт, сообщила мужу, что уезжает в заграничную командировку. А сама уволилась с работы, вынула из чулка сбережения и, сняв квартиру в другом районе города, временно туда переселилась.

– Женщина с фантазией, – заметила Валентина.

– Еще с какой фантазией! Мне лично так до сих пор и непонятно, как ей удалось ускользнуть незамеченной из самой дальней палаты, да еще с третьего этажа, да еще в первую же ночь после родов! Ведь роды проходили непросто, и после них она едва передвигала ноги. Впрочем, могла и притворяться…

– Значит, она уже знала, как именно нужно притворяться!

– Точно! – согласилась Инна Юрьевна. – Она сразу повела себя слишком уверенно, как будто рожает не в первый раз! Но о других своих детях она не упоминала.

– А что еще она говорила? Сейчас каждая мелочь пригодится!

– Столько лет прошло! – Инна Юрьевна задумалась. – Сами понимаете…

– Понимаю, – кивнула Валентина и попыталась вслух подытожить добытую информацию.

– Значит, так. Первое: сейчас этой женщине около пятидесяти лет. Второе: у нее есть ребенок или даже несколько детей. Третье: четырнадцать лет назад она работала переводчицей, и четвертое – ее зовут Ольга.

– Насчет третьего и четвертого я не уверена, – напомнила Инна Юрьевна – Профессию она могла себе придумать, а уж имя – тем более!

– Насчет придуманной профессии согласна, – кивнула Валентина, – и фамилию она наверняка выдумала. А вот имя «Ольга», скорее всего, настоящее. Если она действительно рожала не в первый раз, то должна была прекрасно понимать, что ожидание родов может длиться довольно долго и все это время находиться придется в палате, где все общаются друг с другом по имени. А откликаться несколько дней подряд на чужое имя не так-то просто.

– Значит, ее действительно зовут Ольга! И что это нам дает?

– К сожалению, не так уж много…

Валентина погрузилась в непродолжительное раздумье, после чего спросила:

– А как в седьмом роддоме обстоят дела с хранением документации?

– Обменной карты, как вы понимаете, у нее не имелось. А обычная карточка заводится на всех, кто поступает в роддом. Даже на бомжих. Так что ее группа крови, содержание сахара, рост, вес и прочие соматические показатели зафиксированы и должны храниться в архиве… Только вот вряд ли это поможет. Будь у этой Ивановой-Петровой сильные физические или физиологические отклонения, я бы запомнила.

– В этой карточке указано, в какой Дом малютки отдали ребенка?

– Что вы! – удивилась Инна Юрьевна. – Это фиксируется в специальном акте и в личной карте, которая заводится непосредственно на ребенка… А зачем это? Насколько я слышала, вам известен даже детский дом, откуда сбежал Найденов.

– Я пытаюсь смоделировать ситуацию!.. Что должна сделать мать, если вдруг решила разыскать ребенка? Конечно же, пойти в роддом и узнать, куда отправили ее чадо. Затем она направится в Дом малютки, а оттуда – в детский дом «Теремок». Таким образом, появляются, как минимум, три свидетеля, с которыми таинственная Ольга не так давно могла беседовать. Они смогли бы описать ее внешность.

– Логично!

– Да уж, логично… – обреченно вздохнула Валентина. – Если только она действительно разыскивала сына… Пока это, к сожалению, одни лишь предположения.

– Если хотите, мы проверим предположения прямо сейчас!

– Это как же?

– Я позвоню в седьмой роддом! – Инна Юрьевна явно была рада возможности отблагодарить добрую инспекторшу. – Главным акушером там работает моя хорошая приятельница, Виолетта Артуровна Греднигер. Добрейшей души человек. Вам, кстати, весьма полезно будет с нею познакомиться. Именно ей я собираюсь поручить принять у вас роды!

Инна Юрьевна принялась рыться в ящиках стола, разыскивая записную книжку.

Радио тихо бормотало, выкладывая различную информацию. Валентина вдруг стала прислушиваться.

– Жители города потрясены трагическими событиями, разыгравшимися этой ночью в клубе «Локи»! – сообщал комментатор. – По предварительным данным, в результате пожара от огня и давки погибло двенадцать человек, около пятидесяти получили ожоги и ранения различной степени тяжести. На месте трагедии до сих пор работают спасатели.

– Ага, нашла, – радостно сообщила Инна Юрьевна и потянулась к телефону.

Валентина остановила ее.

– Извините, можно, я сначала позвоню? Это очень срочно!

Когда Панфилов снял трубку, она без лишних формальностей спросила.

– Слышал?

– Слышал…

– Твоей дочери там не было?

– Слава богу, нет!

– А что с Алиной?

– Она звонила полчаса назад. Сказала, что была в клубе, когда начался пожар. Она в порядке. Правда, мне показалось, что пережитое сильно на нее повлияло. Алина как-то странно говорила. Мне даже показалось, что она в бреду.

– Не может быть!

– Еще как может! Она назначила нам встречу сегодня, в восемь вечера. Сказала, что расскажет о войне этих… О, черт, забыл! Как их там… На языке все время вертится… Штурманы, летчики… Вспомнил! Она обещала рассказать о войне асов.

– Асов? – повторила Валентина. – Ох, и не нравится мне это!

– Подожди, не вешай трубку…

Валентина исполнила его просьбу. В трубке было слышно, как он разговаривает с какой-то женщиной. Затем снова послышался голос Анатолия.

– Ты где сейчас?

– У Инны Юрьевны, в женской консультации…

– Спроси: у нее есть видеомагнитофон?

Инна Юрьевна услышала его вопрос – Валентине не пришлось его повторять.

– В комнате психологической разгрузки есть видеомагнитофон и телевизор, – сказала она.

– Они работают?

– Конечно, иначе зачем бы они там стояли!

– Я все слышал, – сказал в трубку Панфилов. – Мы сейчас к вам приедем!

– Может, мне вернуться в отдел?

– Нет, нет, это слишком долго! – крикнул Анатолий. – На «Пежо» мы домчимся к тебе за пару минут.

– Какой «Пежо» и кто это «мы»? – удивилась Валентина.

– Некогда, некогда! Приедем, все сама увидишь…

На том конце провода послышались гудки. Валентина осторожно вернула трубку на место и посмотрела на Инну Юрьевну.

– Я так понимаю, что в седьмой роддом звонить пока не нужно? – сказала та.

Валентина молча кивнула. Мероприятия по очистке совести на некоторое время откладывались…