На следующий день мы почти не разговариваем с Егором в школе. Он ни разу не вспоминает о вчерашней встрече с Ангелом, и это, скорее, хорошо, чем плохо.

Как только я переступаю порог дома, то сразу бросаюсь к домашнему телефону и звоню Ангелу. Отвечает Виолетта Александровна.

― Он в порядке, Августа, ― звучит ее мягкий голос. ― Ну, точнее, без изменений.

― Хорошо, ― вздыхаю я. ― А я могу прийти к нему?

― Думаю, пока не стоит. Ангел вчера сильно переволновался, и ему стало плохо.

Мое сердце болезненно сжимается в груди. Я кладу на него руку и зажмуриваю глаза.

― Понятно, ― говорю я.

― Мне жаль, Августа, ― отвечает Виолетта Александровна.

― Да. Мне тоже…

― Но я обязательно ему скажу, что ты звонила.

― Спасибо, ― я сжимаю зубы и измученно улыбаюсь.

― Ты не обижайся на него за то, что он наговорил вам вчера, ― тихо говорит Виолетта Александровна. ― Я уверена, он не хотел быть таким грубым.

Нет. Как раз именно этого он и добивался. Думал, что, сказав нам пару неприятных слов холодным тоном, он сможет оттолкнуть нас от себя.

― Конечно, ― говорю я.

― Ему нужна ваша поддержка, ― голос женщины слабо дрожит. Она переживает за него, как никто другой. ― Не оставляйте его.

― Не оставим, ― обещаю я.

― И не сердись, ― снова просит она.

― Не буду. Я даже не думала об этом. Я понимаю, что ему тяжело. Все нормально, Виолетта Александровна.

Я слышу, как женщина улыбается.

― Ты хорошая девочка, Августа. И я рада, что ты есть у моего сына. Спасибо тебе.

Я зажмуриваю глаза, в носу щиплет, потому что я готова вот-вот разрыдаться.

― До свидания, Виолетта Александровна, ― бормочу я и, не дожидаясь ответа, отключаюсь.

Я бегу на кухню, чтобы принять таблетки от боли в сердце.