LEVEL ONE
1
Ночь. Москва. Огни.
Город опрокинут в низкое, сумрачное небо огромной светящейся чашей.
Мелкая противная морось, зарядившая с утра, к вечеру сошла на нет и оставила влажный город дрогнуть на промозглом апрельском ветру. Мириады огней, витрины, подмигивающие вывески, автомобильные фары, огромные экраны, круглосуточно призывающие сделать покупки, расцветающие гигантские неоновые цветы у входов в ночные клубы – все это сливается в одну непрерывную светящуюся карусель, отражается мокрыми проспектами, тонет в лужах и разбрызгивается на тротуары проезжающими авто. Огромный мегаполис, словно старый, страдающий бессонницей зверь, мерно дышит в такт доносящейся из окон машин музыке.
На календаре, исчерканном рукой нетерпеливого прожигателя жизни, – четверг. Однако четверг – предвестник пятницы, так отчего же не начать отмечать уже сегодня долгожданный уикенд? Столики заняты, рестораны закрыты на спецобслуживание, на парковках – аншлаг, официанты уже к одиннадцати вечера изнывают от боли в спине… И в каждой улыбке, в каждой фразе, в каждом хлопке пробки, салютом вылетающей из бутылки шампанского – радостное предчувствие неизбежно наваливающихся выходных.
Впрочем, в столице, кажется, всегда выходные…
Из дверей модного ресторанчика бабочкой выпархивает златокудрая нимфа, затянутая в кремовое великолепие от «Alexander McQueen». В меховом манто, чудом держащемся на одном плече, нимфа входит в стеклянный лифт, спешащий спустить ее с небес на бренную землю охраняемой стоянки. Темнота за стеклом отражает безупречный изящный силуэт.
Предупредительный человек в костюме, следящий за комфортом гостей, нажимает на кнопку лифта. Двери плавно соединяются… но сомкнуться им не дает цепкая женская рука. Секунда – ив проеме возникает высокая фигура цвета фуксии. Прямые белые волосы до лопаток, аппетитное декольте, обрамленное стразами, наманикюренная рука, вызывающе упертая в бок. Такие особы всегда попадают в фотоотчеты со светских мероприятий.
Задержавшись на секунду в дверях лифта на нетвердых каблуках хорошеньких замшевых туфелек, словно раздумывая, вернуться ли ей в зал ресторана или уехать отсюда к чертовой бабушке, блондинка делает шаг вперед, и еще через пару секунд дверь лифта закрывается за ее спиной.
– Все козлы! – философски произносит блондинка в никуда и лезет в сумочку за сигаретами.
Нимфа в манто критически осматривает вошедшую девицу. Та, жонглируя сумочкой, пачкой сигарет и зажигалкой, того и гляди зацепит каблуком подол шикарного платья и растянется на полу во всю длину своего модельного роста.
И припечатается затылком о стеклянную стену.
Зажигалка блондинки щелкает буквально в миллиметре от манто.
– Аккуратнее! – сдержанно произносит нимфа, отодвигаясь от нетрезвой соседки к прозрачной стене лифта.
Блондинка с наслаждением затягивается, затем отвлекается от сигареты, пытается сфокусировать взгляд, смотрит в упор на соседку. В ее зрачках бескрайним морем плещется алкоголь.
– Изв… ик!… ните! – неожиданно низким голосом бросает блондинка и выпускает в лицо нимфы порцию тяжелого вишневого дыма.
Лифт движется вниз куда медленнее, чем этого бы хотелось первой из дам. Стараясь вдыхать воздух маленькими порциями, хозяйка манто равнодушно и надменно смотрит сквозь стекло.
– Слышь, а туфли-то у тебя – с распродажи, что ли? – тычет сигариллой куда-то вниз вконец охамевшая блонда.
Растерявшись, нимфа смотрит себе под ноги – туфли, которые надеты на ее изящные лапки, действительно, из коллекции прошлого сезона.
Вот ведь зараза! Углядела!
– Что? – переспрашивает девушка в манто.
Лифт произносит «Блямс!» и прибывает на нижний этаж. Блондинка поворачивается, подбирает подол шикарного платья и выходит прочь развязной походкой. Покидая лифт следом за пошатывающейся «фуксией», нимфа в манто шепчет негромко «Сука!» и закатывает глаза.
Уже через мгновение ее встречает шофер, крепкий тип с квадратной челюстью и цепким взглядом. Поддерживая нимфу под локоть, чтобы она ненароком не хряпнулась ножкой в апрельскую лужу, он доводит ее до негромко урчащего автомобиля. Зябко передернув плечами, нимфа забирается на заднее сиденье холеного «Infiniti FX 50». Мужчина захлопывает за ней дверь и, обойдя покрытую мелкими поблескивающими каплями машину, усаживается за руль.
Очутившись в салоне автомобиля, девушка выуживает из сумочки трезвонящий телефон.
– Да, пусичка. Уже уехала. Нет, там еще все продолжается, но я так утомилась… – чирикает в трубку нимфа. – Да, все как в прошлом году. Абсолютно бездарный банкет… И гости – просто трэш!
Выслушав какие-то комментарии в трубке, девушка расплывается в улыбке.
– Хорошо! Буду ждать… Если не усну!
Вырулив за шлагбаум, автомобиль не спеша вливается в поток движущихся по улицам машин. Нимфа, откинувшись на сиденье, какое-то время лениво следит за растекающимися за стеклом освещенными проспектами, потом прикрывает глаза и проваливается в приятную дремоту…
Часы на приборной доске показывают 23:49.
К действительности девушку возвращает резкий толчок авто. Едва не влетев носом в переднее сиденье, нимфа растерянно оглядывается по сторонам.
– Твою мать! – зло произносит мужчина за рулем.
– Николай, что случилось? – интересуется девушка, всматриваясь сквозь лобовое стекло в ночь.
«Инфинити» стоит в узкой, практически не освещенной улочке, по обеим сторонам которой уныло тянется бесконечная вереница припаркованных авто. Вокруг – ни одной живой души, далеко впереди одинокой луной светит фонарь.
Прямо под носом у здоровенного черного внедорожника притулился крохотный «Mini Cooper Cabrio» ярко-красного, почти алого цвета. В салоне автомобильчика темно, и что делает человек за рулем – неясно.
– Курица! Ну точно курица! Руки оторвать! – продолжает возмущаться водитель. Потом оборачивается, растерянно разводит руками. – Извините, Полина Анатольевна. Сначала она меня на проспекте пыталась обогнать, потом вроде отстала, а теперь – нате, вырулила впереди из какого-то переулка, и по тормозам. Я ей чуть в задницу не въехал!
– С чего ты взял, что водитель – женщина?
– Так сквозь стекло видно было, когда по Страстному бульвару ехали.
Девушка на заднем сиденье пожимает плечами, оглядывается, пытаясь понять, где находится.
Николай, большой любитель сокращать дорогу, опять повез ее какими-то переулками. И, разумеется, завез в неизвестную глушь, в которой из-за припаркованных машин одному-то внедорожнику протиснуться сложно, а уж разъехаться с другим автомобилем просто немыслимо.
Нимфа недовольно качает головой. Красный автомобиль впереди не подает признаков жизни.
– Так, а почему она стоит? – раздраженно спрашивает Полина, разглядывая «мини-купер».
– А черт ее знает! – злится водитель. – Уснула. Обглоталась чего-нибудь и вырубилась. Не знаю, – оглядывается он, – может, попытаться назад сдать?
Позади, где-то очень далеко, маячат фары приближающегося автомобиля. Водитель недовольно качает головой. В этот самый момент водительская дверь красной машинки распахивается, и на свежий воздух вылезает пошатывающаяся женская фигура в платье цвета фуксии.
Хозяйка авто смотрит по сторонам, потом бросает взгляд на стоящий впритирку внедорожник, затем, нырнув на секунду в салон, достает сигарету и картинно закуривает.
– О! Я же говорил – курица! – припечатывает водитель. – Блондинка!
Нимфа ошарашенно округляет рот.
– Это же эта… та самая телка, из ресторана! – тычет она в стекло пальцем. – Я с ней в лифте столкнулась. Сучка еще та!
Брови Полины возмущенно ползут вверх.
– Так, – секунду подумав, командует она. – Быстро выходи из машины, и пусть эта корова убирается отсюда куда хочет! Меня не волнует, что у нее стряслось – бензин кончился, шарики за ролики заехали, еще что-то. Делай что хочешь, но чтобы через минуту ее здесь не было!
Выслушав приказание, водитель глушит мотор и выходит в ночь.
Облокотившись на крышу своего автомобиля, блондинка невозмутимо дымит сигаретой. Интересно, отчего ей не холодно ночью в таком открытом платье? Оглядев подошедшего с ног до головы, она выпускает вверх очередное облачко дыма и произносит:
– О! Клево! Техпомощь подъехала!
Глаза водителя оказываются ровно на уровне ее декольтированной груди.
– Третий размер! – говорит девица, видя плохо скрываемый интерес в глазах подошедшего мужчины.
– Что у вас с машиной? – интересуется тот резким деловым тоном. Совершенно ясно, что грудастая девица пьяна и не совсем вменяема. – Двигатель заглох? Или просто бензин закончился?
– Да все у меня в порядке с бензином! – философски замечает блондинка, глядя куда-то вверх. Потом взгляд ее затуманивается, и она продолжает уже совсем странным тоном. – В жизни у меня не все в порядке… Понимаешь?
И смотрит сверху вниз в глаза удивленного собеседника.
– Давайте я вам помогу… – произносит сбитый с толку водитель «инфинити».
– Ты? Мне? – уточняет развязная блондинка. – Чем?
– То есть… – смущается мужчина. – Я не это имел в виду… Я машинку вашу гляну, можно? Нам проехать надо! – кивает он в сторону внедорожника, сквозь лобовое стекло которого в происходящее зорко всматривается его хозяйка.
– Ну да! – опять патетическим тоном произносит блондинка. – Вас, мужиков, только машинки и интересуют!
Она стреляет куда-то в темноту бычком и, неожиданно всплеснув руками, падает на грудь человека с квадратной челюстью.
– Я приезжаю, а он там не один! – начинает голосить девица на всю улицу. – Он там с какой-то сучкой! Сволочь неблагодарная! А сам на прошлой неделе мне замуж предлагал!
Девица переходит на визг, дергается и душит мужчину своей декольтированной грудью. Сбитый с толку водитель, не зная, как реагировать на весь этот балаган, пытается отодрать от себя истеричную даму в дорогом вечернем платье, – но становится только хуже. Как только он стаскивает ее руки со своей шеи, она немедленно вцепляется ему в волосы.
– Поедем, поедем! – кричит она ему в лицо. – Ты дашь ему в морду! От меня! Обещаю, тебе ничего не будет. У него охранник – тьфу, соплей перешибешь!
– Девушка, отстаньте от меня! – цедит мужчина, методично выдирая ее пальцы из своей шевелюры.
Он мог бы скрутить ее одним движением – но совершенно непонятно, чья это пассия. Сегодня ты выкрутишь ей запястье, а завтра тебя возьмут за задницу неизвестные неприветливые люди…
Хозяйка «инфинити» теряет терпение. Позади маячат фары приближающегося авто – минута, и подъехавшие люди начнут сигналить, пытаясь понять, что за странная пробка образовалась на безлюдной улочке. Нимфа кусает губы. Еще секунда – и она бросится вон из машины, чтобы оттащить от своего водителя эту ополоумевшую белобрысую бабу. Но в этот момент ситуация кардинально меняется – и нимфа в меховом манто застывает каменным изваянием на кожаном диване своей понтовой тачки.
Блондинка отпускает свою нечаянную жертву и буквально отпрыгивает от мужчины куда-то назад. С двух сторон улицы, синхронно шагая по лужам, из-за припаркованных автомобилей появляются двое парней в темных плащах и черных вязаных шапочках. И так же синхронно ночные привидения вскидывают руки. Холодея, девушка в «инфинити» видит блеск стали в руке того, кто слева, – а в это время правый тип производит неуловимое движение кистью, и в следующий миг мужчина возле красной машинки, как раз собирающийся достать из кобуры оружие, странно вскидывает голову, поворачивается вокруг своей оси и валится навзничь на влажную мостовую.
Дальнейшая мизансцена больше напоминает сцену голливудского боевика. Блондинка в «мини» уже вовсю жмет на газ – и фонари ее авто через несколько секунд растворяются в изгибах темной улочки. Тот тип, что справа, склоняется над лежащим на мостовой водителем и, подхватив его под мышки, оттаскивает к бордюру. А вот парень слева, все еще держащий пистолет в вытянутой руке, разворачивается и идет к большому темному авто, на заднем сиденье которого сжалась в комок онемевшая от ужаса девушка в бежевом платье.
Хлопает дверь. Незнакомец в шапочке, усевшись за руль, какое-то время молчит, глядя, как его подельник управляется с водителем. Потом, не выпуская из руки пистолета, он стягивает с головы шапку. Под вязаной тканью обнаруживается копна светлых вьющихся волос. Блондин оборачивается и весело произносит:
– Добрый вечер!
И улыбается ослепительной голливудской улыбкой.
В машине повисает пауза.
– Э… это ограбление? – треснувшим голосом спрашивает нимфа. У нее зуб на зуб не попадает от ужаса.
Парень за рулем улыбается еще шире.
– Нет, что вы! Это похищение!
– Я… я буду кричать… – предупреждает нимфа, лихорадочно соображая, что она может предпринять.
Справа на сиденье лежит сумочка, а в ней – спасительный мобильник. Пытаясь выглядеть спокойной, она поправляет манто, а затем ее рука словно случайно опускается рядом с сумочкой.
– Кричите сколько влезет! – великодушно разрешает парень. – Вокруг все равно ни души!
Кажется, он и не заметил, что его собеседница пытается расстегнуть тугой замок лакированной сумочки. Он опускает зеркальце над водительским сиденьем и поправляет свою шикарную шевелюру.
Замок сумки поддается натиску трясущейся руки. Девушка запускает внутрь руку, кончиками пальцев пытаясь определить, куда завалился телефон. Еще мгновение, и она нащупает его полированный бок… В этот момент блондин поворачивается и заглядывает в наполненные ужасом девичьи глаза.
– Мадмуазель, – произносит блондин тихо, – вы же не хотите, чтобы я сделал пару дырок в вашей норке?
Мадмуазель, белея в сумраке салона мраморной статуей, с ужасом видит круглое отверстие пистолетного ствола, направленного точно ей в живот.
– Мм… – качает головой потерявшая дар речи девушка.
– Отлично! – с интонацией актера-бенефицианта подытоживает блондин, снова расплывается в улыбке и поворачивает ключ в замке зажигания.
Автомобиль проезжает вперед метров пять и останавливается. Краем глаза окаменевшая жертва киднеппинга видит, что из задней машины, уже давно светящей фарами в затылок внедорожнику, выскакивает еще одна мужская фигура в плаще и шапке. На пару с типом, который стоит возле недвижного тела ее водителя-охранника, они шустро втаскивают безвольное тело в стоящее сзади авто. А уже через мгновенье дверь рядом с девушкой распахивается, и на сиденье рядом материализуется второй парень. Шапка, очки-линзы, вязаные перчатки-митенки на руках.
– Добрый вечер! – произносит очкарик и на манер своего подельника улыбается очаровательной голливудской улыбкой. – Позвольте?
В его пальцах нимфа видит невесть откуда взявшийся черный шелковый платок, сложенный вчетверо.
2
Дорога казалась бесконечной. Повороты были бесчисленны. На ухабах трясло. В какой-то момент машина мчалась вперед стрелой, в какой-то – ползла черепашьим шагом. Полная темнота, окутавшая Полину, доводила до обморока. Реальной казалась только ручка двери, в которую вцепилась рука, да шорох шин. Спутники молчали, и это пугало еще сильнее. Наконец автомобиль притормозил, сворачивая куда-то, немного попетлял по невидимым улочкам, и остановился.
– Приехали! – так же весело сказал блондин. И заглушил мотор.
Девушка на заднем сиденье слепо поводит головой. Кажется, платок на глазах изрядно помял ее прическу. Боясь совершить лишнее движение, чтобы не разозлить вооруженных типов, нимфа сидит, как школьница, выпрямив и без того деревянную от страха спину. Блондин, видя эту картину, укоризненно качает головой.
Она слышит звук открываемой с ее стороны двери, затем мужские руки буквально вынимают ее из салона и ставят на землю. Манто осталось внутри, холод апрельской ночи вгрызается в нежную кожу, изящные туфельки от Стюарта Вайцмана безнадежно вляпались в грязь. Горячие мужские ладони берут ее за оба запястья, хоп! – и вот уже руки нимфы связаны еще одним платком.
Сердце ее ухает в бездну.
– Послушайте, возьмите, что хотите… – бормочет, вздрагивая, девушка. – У меня в сумочке… телефон, с платиновым корпусом… И это… кредитная карточка. А на ней… много, очень много. Мы можем сейчас подъехать к любому банкомату, я назову вам код… и вы заберете все. И машину тоже возьмите…
У самого ее лица раздается смешок, пахнущий мятой.
– Как вы щедры! – говорит блондин. – Вот только с чего вы взяли, что нам нужны ваши цацки?
«Меня убьют!» – проносится в голове нимфы.
Блондин делает шаг вперед и вдруг подхватывает Полину на руки. Та издает писк, зажатая сильными руками-граблями, и затихает, словно животное, попавшее в силки.
– Вы отлично пахнете, сударыня, – томно произносит блондин в самое ухо.
«Сначала изнасилуют, а потом убьют», – думает нимфа. А блондин уже несет ее куда-то, и сквозь складки плаща и еще какой-то одежды она ощущает тугие узлы упругих мышц. Шаги впереди указывают на то, что очкарик движется в авангарде.
Скрип открываемой тяжелой двери. Гулкое эхо шагов двух человек. Секундное замешательство, а потом – шум ожившего лифта. Короткое ожидание, звук открываемых дверей, долгая безмолвная поездка куда-то вверх, снова путешествие по гулким коридорам… Стук в железную дверь. Скрежет отпираемого замка. И вот тяжелая дверь распахивается, и вся компания входит в какое-то помещение.
Здесь не так холодно, как в коридорах, но так же гулко. Кто-то, кто открыл дверь, удаляется неслышной походкой. Блондин проходит следом, затем легко опускает пленницу на пол и, тихонько надавив на плечи, усаживает на материализовавшийся из пустоты стул. Кто-то сзади накидывает ей на плечи ее же манто. Однако развязывать руки или снимать повязку с глаз похитители, видимо, не собираются, и девушка застывает на стуле, все так же держа прямо одеревеневшую спину.
Тишина.
Пленница кожей чувствует присутствие вокруг себя нескольких человек. Кажется, ее разглядывают. Стиснув зубы от страха и унижения, девушка ощущает себя вещью, предметом, куском неодушевленной материи. Ее лицо, привыкшее по большей части принимать надменное, усталое или недовольное выражение, теперь похоже на древнегреческую маску ужаса.
Шорох шагов. Кто-то подходит к девушке, ставит буквально в метре от нее стул и опускается на него.
– Добрый вечер, Полина! – произносит женский голос.
«Они знают, как меня зовут!» – понимает пленница. Это очень плохой знак. Охотились не просто на какую-то богатенькую девицу, охотились именно на нее. Но почему?
– Хотите закурить? – интересуется голос. Вернее, это даже не голос. Это шепот, отчетливый и вкрадчивый. И это стопроцентно не блондинка, у той совершенно иной тембр. А у этой… Боже, сколько же их? Тут целая шайка. Кто это? Террористы? Маньяки? Извращенцы? Религиозные фанатики?
Вернувшись мыслями к сигарете, пленница кивает. Слышится звук щелкнувшей зажигалки, кто-то сбоку подносит к Полининым губам фильтр, и она жадно прикусывает сигарету зубами. Затягивается, замирает, вынимает изо рта сигарету связанными руками и мгновенно заходится в кашле.
– Это что, «Беломор»? – спрашивает нимфа, прокашлявшись.
Где-то сбоку раздаются сдержанные смешки. Кажется, эти сволочи от души веселятся, глядя на свою жертву.
– «Мальборо», – сообщает из-за спины блондин.
Какое-то время Полина курит, ее похитители молча смотрят, как она роняет пепел на подол дорогого дизайнерского платья.
– Вы когда-нибудь попадали в неприятные ситуации? – интересуется голос.
– Что вам от меня надо? – спрашивает пленница.
– Мне нужно, чтобы вы предельно четко и откровенно отвечали на мои вопросы! – с металлом в голосе говорит женщина-невидимка. – Иначе вы не оставите себе ни единого шанса.
Полина, немного ожившая после нескольких затяжек, снова бледнеет до состояния мраморной статуи. Она делает еще одну затяжку, и тут кто-то вынимает из ее пальцев сигарету.
– Не стоит выкуривать фильтр! – замечает над ухом блондин.
Кажется, невидимая собеседница встает со стула и начинает, не спеша, прогуливаться вокруг сидящей в центре гулкого помещения нимфы. На невидимке – мягкая обувь, и от этого шаги ее напоминают шаги хищника, мягко подкрадывающегося к добыче.
– Вам сейчас страшно? – спрашивает женский голос откуда-то из-за спины.
Полина, полуобернувшись, кивает в пустоту. Ее бьет крупная дрожь.
– Очень?
– Очень, – вновь осипшим голосом подтверждает пленница.
– И что бы вы дали за то, чтобы мы отпустили вас домой? – интересуется невидимка, обойдя вокруг жертвы и снова опустившись на стоящий перед ней стул. – Целой и невредимой…
– Все… – почти пищит нимфа.
Голос изменил ей, повязка неожиданно намокает от хлынувших слез. По щекам из-под платка тянутся две темные влажные полосы.
– Да, жизнь – странная штука, – философски замечает женский голос. – Вот ты сидишь в ресторане, в тепле, наслаждаешься дорогим вином и отличными блюдами, и даже испытываешь легкую скуку от всего этого… комфорта, и вдруг – раз, и все меняется кардинальным образом… Только не нужно плакать, все не так уж страшно.
– Сколько вы хотите денег? – сквозь рыдания спрашивает Полина.
Невидимка усмехается – точно так же, легко и снисходительно, как несколько минут назад усмехнулся блондин.
– Мы не собираемся вас шантажировать. Мы привезли вас сюда вовсе не из-за какого-то дурацкого выкупа. Просто… тут у нас вышел спор…
Кто-то сбоку опять хмыкает – то ли блондин, то ли очкарик. Полина наконец справляется с рыданиями.
– Что я должна делать?
– Отвечать на вопросы!
Полина кивает.
– Вы когда-нибудь изменяли мужу? – резко спрашивает невидимка.
– Нет, – возмущенно произносит нимфа.
– А точнее? – громче сипит женский голос.
– Никогда! – гордо задирает подбородок пленница.
– Ложь! Еще точнее! Да? Нет? Мы все про вас знаем! За вранье полагается пуля в лоб!
– Да! – визжит нимфа. – Да! Изменяла!
– С кем?
Замявшись на мгновение, нимфа задумывается. А потом выдает скороговоркой:
– С инструктором по горным лыжам. И с этим, как его… Вовчиком, журналистом одним, в Китцбюэле, два года назад. И с Антоновым, это племянник одного из деловых партнеров мужа… И еще…
– Хватит, хватит! – брезгливо останавливает ее голос.
Нимфа испуганно умолкает.
– Я же тебе говорил, все светские гламурные барышни – шлюхи! – произносит очкарик.
– Пошел на хуй, лошара! – выкрикивает Полина.
– О, а еще они ругаются, как гопники, – комментирует блондин.
– А меня это заводит, – хихикает очкарик.
– Тихо! – останавливает болтовню властный женский голос. – Полина, успокойтесь! Я сейчас задам вам еще один вопрос. Но учтите, он самый важный. Я, скажем так… загадаю вам загадку, и если вы ответите правильно, мы вас отпустим. Если нет – ну… нам придется вас застрелить. Такова суть спора, ничего личного!
В комнате повисает пауза. Все смотрят на девушку, сидящую посередине на стуле.
На лице той – смертный ужас.
Женщина-невидимка встает, делает шаг вперед, наклоняется, и, обдав жертву запахом мятной жвачки, произносит:
– Висит груша, нельзя скушать…
Пленница открывает рот. Брови ее ползут вверх. Она уже собирается что-то сказать, но останавливается.
– Внимательней, внимательней, Полина, – предупреждает ее собеседница. – Вас когда-нибудь водили в детский сад?
Тишина вокруг тугая, плотная, до отказа наполненная электричеством. Пленница медлит еще минуту, а потом по слогам произносит:
– Лам-поч-ка…
В ее дрожащем голосе явно слышна вопросительная интонация.
Тишина врывается криками и аплодисментами. Люди вокруг улюлюкают, хохочут, что-то говорят друг другу, подпрыгивают.
– Бинго! – громко произносит невидимка. – Полина, вы выиграли! Поздравляю!
А Полина уже не слышит ее – потому что грохнулась в обморок.
Приходит в себя она в едущей машине, на сиденье рядом с водителем. На глазах по-прежнему повязка, а вот руки уже свободны.
– Эге-гей! – в своей обычной развязной манере комментирует ее пробуждение блондин, привычно сидящий за рулем. – Спящая красавица снова с нами!
– А… Куда мы едем?
– Как куда? Обратно. Баю-бай! – весело говорит блондин. – Время-то – ого-го, половина третьего! Хорошие девочки уже давно должны быть в своих постельках! Или в чужих… хе-хе…
– А мы где? – отрешенно интересуется хозяйка «инфинити».
– На МКАДе. Рукой подать до Ярославского шоссе.
– А где Ни., мой водитель? – все так же ошарашенно спрашивает Полина. У нее вид человека, только что вернувшегося из комы.
– С нами. Сзади валяется…
Полина издает какой-то нечленораздельный звук.
– Да вы не волнуйтесь, он живой. Просто пока без сознания. Электрошокер – серьезная штука…
Полина чувствует, что автомобиль притормаживает и останавливается у края трассы. Блондин глушит мотор.
– Сударыня, мне было невыносимо приятно находиться в вашем обществе, но я вынужден откланяться.
– А я? – испуганно спрашивает нимфа.
– Вы в своей машине, ключ в замке зажигания, водите вы, насколько мне известно, довольно неплохо… Если потеряетесь – навигатор вам в помощь. Скатертью дорога!
И пока нимфа беззвучно, словно экзотическая аквариумная рыбка, разевает рот, дверь хлопает, и… наступает тишина.
Подождав пару минут, нимфа осторожно снимает с головы платок.
«Инфинити» с включенным аварийным светом стоит на краю трассы, залитой желтым маревом бесконечных фонарей. По обеим сторонам дороги тянется унылый пустырь, где-то вдалеке справа виднеются огоньки жилых массивов. Далеко впереди возвышается темная громада деревьев, светится огромная стеклянная змея замызганного пешеходного перехода, нависшая над ночным шоссе. Негромко прошуршав шинами, мимо проносится одинокий автомобиль.
Все еще не веря в происходящее, Полина оглядывается по сторонам. Вокруг машины – никого. Девушка осматривает салон – ключ в замке зажигания, на плечах манто, на коленях сумочка. Оборачивается – все заднее сиденье занимает туловище мужчины в костюме. Нимфа опасливо касается кончиками пальцев его свисающей руки – рука теплая. Полина проводит руками по лицу, как человек, только что очнувшийся от безумного ночного кошмара. Ее не покидает странное ощущение, что всего произошедшего в последние два часа попросту не было.
Подобрав полы платья, девушка перелезает на водительское сиденье, устраивается поудобнее, поворачивает ключ в замке зажигания. Машина отзывается негромким урчанием.
Лицо нимфы озаряет слабая улыбка. Она уже собирается нажать на педаль газа, и тут в ее сумочке оживает телефон. Опасливо глянув на дребезжащую сумочку, Полина достает аппарат, какое-то время смотрит на незнакомый телефонный номер и осторожно подносит телефон к уху.
– Полина! – восклицает трубка голосом блондина.
Полину подкидывает на сиденье, словно через нее пропустили электрический разряд.
– Прошу прощения за беспокойство, но… еще одна деталь. Метров через пятьсот, как раз под указателем «Лосиный остров», подберите девушку. Рыженькую. Она передаст вам очень важную вещь.
И абонент отключается.
Полина смотрит на собственный телефон, как на ядовитую змею. Похоже, эти ублюдки не оставят ее в покое. Бросив трубку на сиденье и сдерживая подступающие слезы, она давит на педаль газа и, вцепившись трясущимися руками в руль, медленно движется вдоль обочины вперед.
Наконец в пределах видимости появляется указатель «Национальный парк Лосиный остров», а под ним – неясная темная фигура. Фигура поднимает руку. Стиснув зубы, Полина тормозит, и через секунду в салон забирается странного вида девица.
Рюкзак, перчатки-митенки в развеселую оранжево-ма-линовую полоску, черная куртка с капюшоном, натянутым по самые глаза. Впрочем, нет, не по глаза – на лице незнакомки огромные лыжные очки с желтыми стеклами. Из-под капюшона свисают две рыжие косы, перехваченные оранжевыми резинками.
Рыжая сдвигает очки на лоб, смотрит на Полину.
– Вы… кто? – спрашивает та удивленно.
Рыжая молча подносит палец к губам. Потом лезет в нагрудный карман куртки и протягивает Полине свернутый вчетверо лист бумаги.
– Это что? – спрашивает Полина.
– Это привет от Вадика, – говорит рыжая.
Брови ее собеседницы медленно ползут вверх, а рот округляется… в который раз за несколько часов.
– От Вадика Коваленко? – уточняет потрясенная нимфа. Кажется, в ее мозгу из разрозненных пазлов складывается воедино картина произошедшего.
– Ага, – повторяет совершенно серьезно рыжая. – Он говорит, с вас должок.
И, не дожидаясь реакции, открывает дверь и растворяется в ночи.
В руках Полины – счет на оплату event-услуг, общей стоимостью 5000 у. е.
Полина закрывает лицо рукой и заходится в приступе беззвучного хохота.
Рыжая материализуется на обочине метров через двадцать впереди. Буквально через мгновение на мокрой дороге появляется красный «мини». Притормозив у обочины, юркая машинка радостно сигналит круглыми глазами-фарами. Рыжая, оглянувшись по сторонам, мгновенно подскакивает к авто и распахивает дверь.
В машине пульсирует музыка.
– I gotta feeling! – жизнерадостно напевают ребята из «Black Eyed Peas». – That tonight's gonna be a good night!..
– Замерзла? – спрашивает блондинка, сидящая за рулем.
Рыжая запрыгивает в салон. Хлопает дверь, и «мини»
стартует с места, подняв ворох брызг.
– Пипец, а не погода! – заявляет блондинка, приглушая музыку. – А по прогнозам, завтра тоже дождь, да еще с градом!
Грудь ее все так же блестит перламутровыми стразами, но замшевые туфельки уже предусмотрительно заменены на удобные кожаные сапоги. Длинный невесомый подол подоткнут под колени, чтобы не мешал жать на педали. Руки облачены в кожаные потертые перчатки.
– Видала у нее сумочку «Шанель», красную? – спрашивает блондинка. – Чума! Совсем новье. Тоже такую хочу. Как раз под цвет машины!
Полина, отняв руки от перекошенного гомерическим хохотом рта, видит, как далеко впереди, в размытой брызгами ночи, скрываются фонари юркого красного автомобиля.
3
Однажды мы впятером сошли с ума.
Если быть точной, все началось примерно пару месяцев назад. Еще точнее – 26 февраля.
Впрочем, скорее всего, все началось еще раньше… Но лично я веду отсчет этой истории именно с того вечера, когда мы все курили у Машки кальян, а Вадик вернулся с очередной тусовки. Пьяный, веселый, пахнущий чужими сладкими духами…
Сначала Вадик позвонил в половине одиннадцатого и сказал, что задерживается. Машка сорвалась на него, справедливо возмутившись, что из-за своих глупых тусовок он обламывает нам весь кайф. Собраться впятером, пообщаться и уничтожить пару бутылочек вкусного алкоголя из бескрайних Машкиных запасов планировали давно (Леха наконец сдал очередной проект на работе, Андрюха доделал какую-то сложную курсовую). И если бы Вадик так скоро не положил трубку, вслед за Машей на него наорали бы и я, и Андрюха, и даже вечно невозмутимый Леха. Вадик извинился, обещал приехать сразу после полуночи (Золушка, блин!) и, благоразумно отключившись, погряз в пучине великосветского разврата.
– Наверняка подцепил какую-нибудь телку и уже присматривает уголок, где бы ее разделать под орех, – презрительно прокомментировала Машка.
Вадик – известный чемпион по быстрому траху. Если бы за эти спортивные заслуги присуждали премии, Вадик справедливо бы занял верхнюю ступень пьедестала почета. Я не знаю, как у него это получается, но он умудряется уломать любую, самую манерную и неприступную гламурную курочку за полчаса (если рядом не маячит ее бойфренд, разумеется). Виртуоз! Короли пикапа скромно курят в сторонке «Яву Золотую».
Раз! – и он подсаживается к столику, за которым сидит неприступного вида девица в шелках и стразах; два! – она уже вовсю хохочет над его шутками; три! – он кружит ее на танцполе, нежно и властно обнимая за талию; четыре! – она пробует третий по счету коктейль, который бармен смешал по фирменному Вадикову рецепту (Вадик улыбается бармену, бармен подмигивает Вадику, подруги девицы, вокруг которой увивается этот жгучий брюнет с модной стрижкой, зеленеют от зависти), пять! – девица стонет, потеет и задыхается от восторга в крепких Вадиковых руках в крайней кабинке клубного сортира. Или на заднем сиденье его авто. Или на диванчике в самом темном углу заведения (и такое случалось). Барабанная дробь, занавес, смущенно хихикающая барышня, поправляя прическу, оставляет Вадику свой номер телефона, по которому он вряд ли позвонит.
Может, он нашептывает им на ушко какие-то особенные слова, которые не придут в голову их напыщенным манекеноподобным кавалерам, может быть, грамотно смешивает алкоголь в их бокалах, а может, владеет какой-то особой техникой поцелуя, доставая кончиком языка до среднего уха изнутри… Так или иначе, в компании Вадима невидимый тумблер в голове очередной его пассии заклинивает в положении: «Хочу секса немедленно с этим парнем!».
Впрочем, возможно, причина в том, что в наши дни все только и говорят о сексе и из кожи вон лезут, чтобы выглядеть «ужас какими сексуальными», а вот на сам секс уже ни у кого не хватает сил… На настоящий секс…
Если бы мы вели отсчет всем амурным победам Вадика, стена на Машкиной кухне была бы вдоль и поперек исчеркана зарубками.
– Эй, – говорит он, когда мы приходим на какую-нибудь пафосную вечеринку, – ткните пальцем в любую девицу, и, спорим на сто евро, уже через час я ее осчастливлю.
Разумеется, часом все не ограничивается – но после того, как мы проиграли Вадику четыре сотни в течение четырех вечеров, мы перестали с ним спорить. К чему зря тратить деньги?
С другой стороны, если бы не страсть Вадима к спорам, у нас бы сейчас не было такого веселого бизнеса…
Итак, 26 февраля. Обычный отличный вечер, из тех многих, что мы провели, бездельничая, в дружеской компании. Бутылка божоле, разлитая в четыре бокала, кончилась давно и практически забыта. Мартини был смешан со всем, чем только можно (разве что только не с подсолнечным маслом), и выпит. Потом Андрей предложил не эстетствовать, и настала очередь виски, которого в Машиной квартире всегда много. Если учитывать, что виски этот покупался исключительно в duty-free, опустошать Машкин бар вдвойне приятно.
Иногда, когда я пытаюсь понять, что именно свело нас вместе, единственным здравым объяснением, пришедшим мне в голову, является наша общая страсть к крепким спиртным напиткам. Искренняя любовь к крепкому алкоголю – чем не повод для крепкой дружбы?
Машка где-то за моей спиной тренькала бутылками, выбирая, какую именно вытянуть из высокого деревянного буфета. Андрей пытался реанимировать потухший кальян. В колонках о чем-то с придыханием шептал развратный женский голос, на большой плазменной панели на противоположной стене смутно знакомые люди с микрофонами беззвучно открывали рты и трясли длинными патлами.
Еще часик в таком же духе – и я, пожалуй, так бы и провалилась в сон на одном из удобных диванов. Если бы не Вадик…
Странно, но, несмотря на высокий уровень алкоголя в крови в тот вечер, я помню все очень отчетливо, до мелочей. Когда-нибудь я напишу увлекательную книгу, героями которой станут пятеро обыкновенных городских сумасшедших. И начну повествование именно отсюда, с белой Машкиной гостиной.
Чтобы вы смогли оценить, как далеко мы продвинулись всего за пару месяцев…
К полуночи гостиная была нами уже порядочно загажена. В двух прозрачных пепельницах ежами топорщились горы окурков, белоснежные подушки с двух белоснежных диванов подгреб под себя Леха, традиционно осев на своем любимом месте – на полу возле журнального столика, спиной к дивану. Сам столик был заставлен бокалами, кофейными чашками, завален ореховой шелухой и обертками от конфет.
Думаю, если бы у меня дома каждую среду и субботу исправно появлялась тихая тетенька с пылесосом и тряпкой, я бы тоже не обращала внимания на беспорядок, который регулярно оставляют мои бесцеремонные гости.
– Red или black? – спросила за моей спиной Маша.
– Давай оба! – не раздумывая, ответил Андрей. – И, кстати, когда ты купишь новый кальян? – поинтересовался он, тщательно оборачивая верхнюю часть вычурного корпуса полиэтиленом для пищевых продуктов. – Этот где-то пропускает воздух! Только вот где – непонятно!
И он принялся придирчиво изучать шланги и клапаны на корпусе.
– А лед еще есть? – поинтересовалась я. Блестящее ведерко, еще час назад заполненное аккуратными кусочками льда, теперь было полно талой воды.
– Посмотри на кухне, – Маша сгребла со стола бокалы для мартини и заменила их стаканами для виски.
На кухне – это, значит, нужно оторвать себя от удобного дивана и спуститься вниз по винтовой деревянной лестнице. Неохота! Пока я лениво соображала, пойти за льдом самой или уговорить Леху, ожил мой телефон.
– Вадик! – сообщила я всем громко. – Говорит, уже у подъезда, поднимается.
Теперь нам точно понадобится лед. Сейчас он зайдет в квартиру и начнет нудить: «Льда нет!», «Апельсины сожрали!», «Давайте закажем пиццу!».
– И захвати что-нибудь пожевать! – попросил из подушек Леха.
Вадик начал трезвонить в квартиру буквально через минуту. Я открыла дверь.
– Здорово, рыжик! – проорал он мне в самое ухо, мгновенно успел чмокнуть меня в щеку, скинуть ботинки и сожрать несколько кусков сыра с тарелки у меня в руках.
– Не кусочничай! – убежала я от него вверх по лестнице. – Тебя что, на вечеринке не кормили?
– Кормили! – ответил мне в спину Вадик. – Только… я потом очень много калорий потерял!
Ясно. Я мысленно сделала еще одну зарубку на светлой стене шикарной Машиной кухни. Вадик явно идет на мировой рекорд!
– Надеюсь, ты предохранялся!
И вот он уже жмет руки Андрею и Лехе, церемонно чмокает Машу в щеку, засовывает за щеку шоколадную конфету и расслабленно валится в свое любимое кресло у балконной двери.
– Хорошо у вас тут! – говорит он сквозь шоколад. – Спокойно!
И потягивается, словно отожравшийся мартовский кот.
А до марта, между прочим, еще двое суток…
– Твоя новая пассия любит «Comme des Garcons»? – спросила Маша.
Она очень хорошо разбирается во всех этих… вещах. Духах, машинах… Нет, я, разумеется, тоже отличу «Benetton» от «Bentley», но мне на все это по большей части наплевать…
– Что? – переспросил Вадик.
– Это аромат такой, – объяснила я.
– Моя новая пассия… – хмыкнул Вадик. – Не такая уж она и новая, это Нефтяная Вышка, вы ее знаете.
К слову, у Вадика склонность не только к одноразовому сексу. Есть у него и несколько постоянных любовниц, одну из которых Вадик зовет Нефтяной Вышкой. Муж Вышки – топ-менеджер известной нефтяной компании. Даже Маша со своим модельным ростом достанет Вышке затылком только до подбородка.
Нет, Вадик не альфонс. Эстет – да. Пижон и хвастун – без сомнения. Но не охотник за богатыми барышнями. Просто он слишком любит красивых женщин, а в наше время быть по-журнальному красивой стоит весьма недешево…
Итак, сегодня он был с Нефтяной Вышкой. Я мысленно затерла зарубку на стене Машиной кухни. К чему по два раза отмечать Вадиковых девиц?
– Кстати, – продолжил Вадик, наполняя бокалы виски, – она сегодня натолкнула меня на одну мысль… На одну очень интересную мысль…
– Ты тоже решил жениться? – невинным тоном спросил Андрей.
– Она хочет от тебя ребенка? – в унисон ему поинтересовалась Маша.
– Ей так хорошо с тобой, что она уходит от своего нефтяника к тебе! – ехидно сверкнув очками, предположил Леха. – В двушку в Ново-Ебенево.
– Злорадствуйте! – покачал головой Вадик. – Доиграетесь – я вам ничего не расскажу. Ничего такого, что кардинально изменит вашу жизнь.
– Рассказывай! – закричали мы хором, словно ребятишки на детском утреннике.
Польщенный общим вниманием, Вадик кинул себе в стакан льда, сделал большой глоток и приступил к рассказу…
Его история уместилась в один абзац. Будучи приглашенным на пресс-показ какого-то нового отечественного фильма, Вадик прямо из кинозала отправился в крутой кабак, в котором чествовали режиссера. И после второго халявного бокала в VIP-кабинке наткнулся на Нефтяную Вышку и ее супруга. Разумеется, он был представлен ее мужу как креативный директор одного из ведущих event-агентств Москвы, и тот вроде даже вспомнил, что они виделись на каком-то мероприятии… В общем, муж, хоть и не объелся груш, но был уже изрядно подшофе – а потому, пока он что-то там обсуждал с приятелями, Вадик умудрился вытянуть Вышку в обширный ресторанный туалет. Вечеринка в разгаре, кто с кем чем занят, всем уже до звезды… и в первой попавшейся свободной кабинке Вадик устроил своей спутнице fast-sex.
– И? – недоуменно спросила Маша. – Что в этом интересного? Мы и так знаем, что ты крут.
– Да, Вадик! – обиженно поддакнул Андрей, словно ребенок, который ожидал на Новый год нечто невообразимое, а родители снова подарили ему набор для сборки деревянного птеродактиля.
– Это была прелюдия! Интересное дальше! – поспешил продлить интригу Вадик. – Почти в самом финале в кабинку барабанит какая-то телка и орет: «Ирка, открой скорее, это я!» Ирка, разумеется, спрашивает, что ей нужно. Оказывается, на тусовке моя чика была не одна, а с подругой. И та прилетела в сортир сказать, что Иринку разыскивает муж. И, кажется, кто-то из охраны сообщил, что видел, как Вышка направлялась в туалет.
– Ну? – хором спросили мы.
– Что «ну?», – передразнил нас Вадик. – Ирка просит подругу не пускать мужа в сортир. Я, разумеется, пытаюсь выпихнуть ее из кабинки. А эта зараза вцепилась в меня, как репей, и говорит – не уходи, давай закончим!
Маша с ухмылкой глянула на меня и покачала головой. Глаза Андрея и Лехи, напротив, были полны энтузиазма.
– И вот, представьте! – вдохновенно продолжил Вадик. – Буквально за дверью – Иркин муж, ее подруга стоит на стреме, а мы с Вышкой трахаемся в кабинке, как кролики. Еще секунда – и мы или расколем унитаз, или разнесем эту чертову кабинку вдребезги.
– И?.. – Андрей явно вообразил всю историю в картинках.
Вадик откинулся в кресле со стаканом, сделал глоток и продолжил уже совсем другим тоном:
– Знаете, что она сказала мне после того, как перевела дух и натянула трусики?
– Вадим, это было великолепно! – хохотнул Андрюха.
– Нет. Что великолепно, говорить ей было не обязательно – это было написано у нее на лбу огненными буквами, – Вадик самодовольно улыбнулся. – Фишка не в этом. Она сказала, что ей стало так хорошо еще и потому, что ей было страшно! Она боялась, что сейчас в сортир ворвется муж и порвет нас на британский флаг.
– Удивил! – хмыкнула Маша. – Ясное дело, экстремальный секс ярче, чем просто секс в кровати, в темноте, под одеялом. После десяти лет совместной жизни…
– Да! – кивнул Вадик. – Это и ежу понятно! Но мы можем делать на этом деньги!
Повисла пауза. Даже люди в телевизоре, кажется, прислушались к нашему разговору. Мы вчетвером уставились на Вадика, ожидая объяснений.
– Ты собираешься открыть элитный бордель? – спросила, наконец,я.
Леха хохотнул из подушек.
– Нет, – отмахнулся Вадик от моего сарказма. – Проституция – самый примитивный способ зашибания бабла. Подумаешь – приехал мальчик, показал богатой клиентке небо в алмазах… Мы возьмем выше: мы станем продавать людям их собственный адреналин!
4
Идея Вадика была проста, как мелкая монета. Как «дважды два». Как колесо. Как дырка от бублика.
Она была совершенно безумной.
– Этот город зажрался! – сказал Вадик и выпустил колечко дыма. – Он погряз в деньгах. Он пресытился всем, чем можно… Его даже кризисом не возьмешь – у Москвы отрыжка икрой и устрицами. Каждый второй чувствует себя небожителем. А мы спустим их с небес на землю…
– Вадик, ты рассуждаешь как типичный приезжий. Сошел с поезда, оглянулся, и уже: зажрались, погрязли в разврате… – с усмешкой заметила Маша. – Скажи по-чесноку: завидуешь?
Я не смогла сдержать улыбки. Вадик действительно приехал в Москву два года назад. Правда, он за эти два года далеко продвинулся…
Вадик зло зыркнул на Машку, но ничего не ответил. Только сделал слишком большой глоток виски и отобрал у Андрея мундштук от кальяна.
Маша и Вадик никогда не перестанут препираться. Иногда они так яростно спорят, что того и гляди кто-нибудь запустит оппоненту пепельницей промеж глаз.
Интересно, я одна понимаю природу этого антагонизма?
– А по-моему, мысль очень даже ничего, – сказала я Маше. – «Мы опустим их с небес на землю»… С такими заявлениями можно идти в политику. Объем электората за пределами МКАД превысит все самые смелые ожидания…
– Ага, – поддержал меня Леха. – Самая тема – в политику. Или в террористы. Что по сути одно и то же…
– Да идите вы в жопу со своей иронией! – заорал Вадик. – Собрались тут… камеди-клаб устроили. Вы не улавливаете сути!
Вадик взъерошил ладонью волосы. Таким увлеченным я, кажется, не видела его никогда.
– Что в наши дни стоит дороже всего? – спросил он нас тоном экзаменатора.
– Информация? – предположил Леха. Что еще может сказать программист с десятилетним стажем?
– Нефть! – выдал Андрюха познания студента четвертого курса экономического факультета. – Хотя, конечно, из-за кризиса она сейчас куда дешевле, чем раньше.
– Любовь! – как всегда философски заметила Маша.
Я предпочла промолчать – ожидая версию Вадика.
– Фуфло! – категорично заявил тот. – Дороже всего в наши дни стоит веселье.
– В смысле качественный ганджубас? – переспросила я.
– Неужели ты не видишь? – наклонившись ко мне, поинтересовался Вадим. Кажется, он решил, что из всех присутствующих я раньше остальных догоню, к чему он клонит. – В наши дни больше всего денег человечество тратит на развлечения! На дворе – 2010 год. Нам уже не надо поддерживать огонь в пещерах и гоняться за мамонтами. Технический прогресс все сделал за нас. Все эти двигатели внутреннего сгорания, самолеты-пароходы, электричество, сотовая связь, компьютеры, кофемолки, разные бытовые приблуды. Все вокруг вертится само собой, режет, взбивает, подает нам жратву на блюдечке с золотой каемочкой. Оно уже даже думает за нас: холодильник на Машкиной кухне, кажется, гораздо умнее меня. Мы обеспечили себе потрясающий уровень комфорта – и, как следствие, зашли в тупик. Всё, мы уперлись в потолок. Нам некуда больше двигаться. У нас впереди – эра тотальной предсказуемости. И такой же тотальной скуки!
– Нет, подождите, – встрял Андрей. – У нас же Апокалипсис на носу, через два года.
– Ага! – заржал Леха. – Пора покупать билеты в первый ряд…
– Слишком абстрактно рассуждаешь, – сказала Маша Вадику и позвенела льдинками в своем пустом бокале.
– Хорошо, – Вадим подлил ей алкоголя. – Объясню конкретнее. Я уже год сижу в этом своем гребаном агентстве. Ты знаешь, какие деньги тратятся на разные увеселительные мероприятия? У меня от некоторых бюджетов волосы дыбом! День рожденья чей-то дочери. Юбилей какого-то банка. Это же годовой бюджет небольшой африканской страны! И, главное, клиент пошел капризный. Каждый хочет фантастического размаха. И мы им устраиваем размах – на сколько хватит денег, разумеется. Звезду любой величины на закрытую вечеринку? Не вопрос! Кого хотите? Стинга, Шакиру, Мадонну, Жерара Депардье, старушку Монсеррат Кабалье неглиже? Чартерный рейс для гостей на виллу в Ницце? Пожалуйста. Девушку месяца журнала «Playboy» на мальчишник? Не вопрос! Караоке на Мальдивах на пару с Элтоном Джоном? Легко! Карнавалы, дрессированные животные, китайские акробаты, травести-шоу, фейерверки, выездные садомазо-перформансы, стрельбища из танков на подмосковных полигонах – это же просто сумасшедший дом…
– Какая тебе разница, сколько люди тратят на свой досуг? – спросила Маша.
– Да не в деньгах дело! – возразил Вадик. – Дело-то совсем в другом. Дело в том, что никого уже ничем не удивишь. Чем больше денег вбухивается в какое-нибудь мероприятие, тем сильнее скучают гости. Парадокс! Кажется, вывези всех хором на какую-нибудь вечеринку на Луну – так они уже через полчаса начнут зевать от скуки и выпрыгивать из скафандров – просто так, посмотреть, кто быстрее задохнется.
Я видел эти лица – сегодня, на этой гребаной вечеринке. На сцене – Ваня Ургант, с ним парни из «Камеди»… В проходах – полуголые телки, все как на подбор из лучших стрип-клубов, «Мулен Руж» отдыхает. На столах – изобилие, как у арабского шейха. В холле – бутмановский джаз. Плюс три телекомпании на стреме и еще куча журналистов. Вокруг – сплошь известные лица, все в декольте и в брюликах. А что я вижу на лицах гостей? Стоит только кому-то выйти из поля зрения телекамеры – и все, трындец! На лицах – скука смертная! Зевота и анабиоз! Знаете, кто был тем единственным человеком в ресторане, которому не пришлось скучать? Ирка! Она боялась, что сейчас в кабинку ворвется ее муж и оторвет ей голову. И мне за компанию!
Вадик хохотнул и допил виски.
– Цивилизация зашла в тупик. Мы загибаемся от скуки. Уверяю вас, Апокалипсис спровоцируем мы сами! Кто-нибудь из супер-пупер-мега-магнатов всего и вся от безделья нажмет на красную кнопку и начнет третью мировую. Просто так, посмотреть, как все забегают…
Вадик работает в event-агентстве. Он знает, о чем говорит…
Я работаю на музыкальном канале в редакции светских новостей. Я знаю, о чем он говорит…
– Подожди! А как же экстремальный отдых? – поинтересовался Андрей. – Ну там, горные лыжи, парашюты, дайвинг, серфинг, охота на акул… Если твои клиенты так круты – они же могут позволить себе все, что угодно.
– Я тебя умоляю! – расхохотался Вадик. – Там тоже все предсказуемо! Ха-ха! Парашюты!.. Ну прыгаешь ты с парашютом. Но ведь с парашютом! Дернул за кольцо – и привет, мягкой посадки. А рядом инструктор. И страховочка на всякий случай подписана. Или те же лыжи… Хрен тебя кто одного на трассе оставит – курорт отвечает за безопасность клиента. И везде – одна и та же история. За тобой следят. Тебя страхуют. О тебе беспокоятся! И если тебя начнет жрать акула, ей быстро рога обломают. То есть плавники.
– Подожди! – снова вмешалась Маша. – Отец мой полгода назад ездил с друзьями на сафари. Чем не экстрим?
– А то, что специально обученные люди заранее пойманную живность чуть ли не под прицел винтовки подсовывают – этого тебе папа не рассказывал? – поинтересовался Вадим. – Все заранее оплачено, клиента без добычи оставлять нельзя.
Не усидев на месте, он встал, вырубил музыку и принялся вышагивать туда-сюда по комнате.
– Поймите, современная цивилизация – это общество, предсказуемое на девяносто девять процентов. Все вокруг просчитано, предугадано и расписано на много ходов вперед. А мы все плотно втиснуты в рамки социальной системы. Никаких неожиданностей! Все идет по плану, царствие небесное гражданину Летову. Все известно наперед: курсы валют, котировки ценных бумаг, метеорологические сводки, модные тенденции наступающего сезона, сюжеты еще не выпущенных в прокат фильмов, фавориты предвыборной гонки и даты начала эпидемии свиного или птичьего гриппа. Элемент неожиданности в таком мире практически равен нулю. Те, у кого есть средства, готовы платить баснословные суммы за то, чтобы кто-нибудь развлек их по-настоящему. Если завтра объявят колонизацию Марса, половина валютных миллионеров этого города запишется в простые колонисты – лишь бы в их жизни начало происходить что-нибудь по-настоящему интересное. Ходить в скафандрах, жрать белковый концентрат – во экстрим!
– Дались тебе эти миллионеры, – произнес молчавший до сих пор Леха. – Мне, например, они до лампочки. А тебе-то что? Пусть себе скучают, за свои-то деньги…
– В том-то и фишка – я знаю, как сделать так, чтобы у них глаза на лоб полезли от удивления! – хлопнул себя по ноге Вадим. – Они будут кричать от восторга и требовать еще! Они будут вопить от ужаса и обливаться холодным потом! Мы заставим их изнеженные тела вырабатывать адреналин – и они будут платить нам за это!
Андрюха, все это время сидевший со странно-отрешенным выражением лица, подал голос:
– Ты хочешь сказать, как в «Бойцовском клубе», когда Тайлер продавал миллионерам дорогущее мыло, сваренное из их же жира? – воодушевленно спросил он.
Андрей помешан на Чаке Паланике: он цитирует свой любимый «Бойцовский клуб» направо и налево, словно религиозный ортодокс – Святое Писание…
– Что за ужасные книжки ты читаешь? – театрально захлопала ресницами Маша.
– Андрюха прав! – горячо воскликнул Вадик. – Мы будем обеспечивать им тот самый элемент неожиданности, которого им не хватает в их сытой, просчитанной, застрахованной жизни. Мы будем продавать им их же адреналин!
И он застыл посреди гостиной, окинув нас восторженным взглядом человека, только что познавшего истину.
Адреналин… Клевая штука. Стоит вам испытать страх, шок, боль, тревогу – любой стресс – и вот уже мозговое вещество ваших надпочечников начинает усиленный синтез адреналина. Сужаются сосуды, повышается артериальное давление, учащается сердечный ритм, расширяются зрачки, в крови повышается содержание глюкозы… Нервная система становится похожей на натянутую тетиву. Малейший толчок, и вот вы уже – пущенная на предельной скорости стрела.
Вы можете стать спринтером, улепетывая от неприветливых молодчиков в вязаных шапочках, попросивших у вас сигаретку в подворотне. А можете кинуться в драку и раскидать эти опешившие туловища, словно чемпион мира по боксу. А можете и вовсе в состоянии аффекта проломить кому-то голову первым попавшимся под руку тяжелым предметом – и потом даже не вспомнить об этом. Вы становитесь сильнее, смелее, быстрее… И даже боль практически не имеет значения. Окружающий мир спрессовывается в одно застывшее, размазанное пятно – словно кто-то прокручивает кинопленку на замедленной скорости. А вы, словно супермен, опережаете всех на полкорпуса.
Кокс и амфетамины – детский лепет по сравнению с этим чистейшим ускорителем. К чему платить деньги, если ваш организм совершенно бесплатно вырабатывает ракетное топливо?
А еще адреналин наполняет вашу жизнь смыслом. Настоящим, истинным смыслом. Так уж устроена дурацкая человеческая психика: жизнь обретает свое истинное значение только на грани смерти…
– Я, пока ехал сюда на такси, все продумал! – сказал Вадик, оглядев наши удивленные лица. – Это же идеальный бизнес! Мы станем драг-дилерами нового поколения: будем продавать клиентам самый лучший, чистейший наркотик – не рискуя попасть за решетку. Пугать и удивлять клиента пока никто не запрещал. Только это должен быть настоящий адреналин. Не тот, который щекочет нервы, когда какая-нибудь миллионерская задница в лыжном костюме от «Dior» проносится по подготовленной трассе в Швейцарии. И не тот, когда свеженькая телочка отсасывает тебе на диване VIP-кабинки какого-нибудь пафосного закрытого клуба. И не тот, когда ты в полном камуфляже прыгаешь по кустам с маркером, делая вид, что ты – офигеть какой крутой перец в самом сердце реальных боевых действий… А настоящий, чистейший эмоциональный взрыв, когда ты попадаешь в реальный переплет. Где все жизненно, и ты вообще не понимаешь, что происходит и чем все это закончится! Когда ты потеешь от испуга, балансируешь на грани безумия и единственной твоей мыслью является дикое желание спасти свою собственную задницу. «Мамочка, роди меня обратно!» Вот! Вот именно в такие минуты твой организм по-настоящему вырабатывает адреналин! И это действительно весело. Да?
«Интересно, Вадика так плющит из-за алкоголя, или потому, что он сам еще не до конца оправился от шокирующего секса со своей замужней подружкой?» – подумала я.
В общем, если нас и надо было забирать в психушку, так именно в этот момент. Оптом. В отдельную палату, с кальяном, баром, кабельным телевидением и выделенным выходом в интернет. От греха подальше…
Когда все отсмеялись и налили еще, выяснилось, что, хотя всерьез никто Вадика и не воспринимает, чисто гипотетически идея с продажей адреналина интересна и даже материально привлекательна. Впрочем, это Вадика в первую очередь интересовали деньги. Машке, к примеру, хватает бизнеса, чтобы вовсе не думать о деньгах. Мне и Андрюхе идея была интересна сама по себе, а Леха, кажется, остался балансировать где-то между – между идеей и прибылью…
Мы были просто компанией бездельников, подшофе рассуждавших о мироустройстве.
– Не смешно! – сказала Машка. Она уселась рядом с Андрюхой на диван, закинула ногу на ногу. – То есть… прикольно, но нереально.
– Ты говоришь так, только чтобы со мной поспорить, – парировал Вадик.
– Подожди, Вадим. Такое постоянно показывают по телевизору! – сказала я. – Типа розыгрыш в прямом эфире, скрытая камера и прочая ерунда. К примеру, парень приходит на автостоянку и видит, что с его новенького «Порше» кто-то скрутил колеса. Или какая-нибудь звезда приходит к косметологу, а потом – бах! – в клинику врывается маньяк и берет всех в заложники. И вот герой программы выходит из себя, орет, или, наоборот, впадает в ступор, бледнеет, кричит: «Помогите!», писает в штаны, а после – пам-парам! – появляется съемочная группа с цветами и шампанским, и ведущий громко орет: «Поздравляю, вы стали героем программы “Розыгрыш”». Или «Подстава». Или «Обделайся в прямом эфире!».
– Кстати, я в интернете недавно видела сайт одной конторы, которая занимается розыгрышами, – сказала Маша. – У них там в промо-ролике ведущая одна, губастая такая, не помню, как зовут, приходит в свой салон красоты, а тут – ни фига себе! – какой-то мужик выбегает от мастера с горящими волосами. Ну, она визжит, пугается, мол, что такое, вы как в салоне к клиентам относитесь? А все кричат – мы тебя разыграли!!!
– Бред какой-то, – сказал серьезно Леха. – Может, надо было бы придумать, чтобы это на той бабе волосы загорелись? Вот тогда бы она реально перепугалась! Или там, к примеру, вообще салон этот поджечь. Все равно все застраховано.
– Леш, ты, как всегда, мыслишь масштабно, – сказала я.
– Серьезно, Вадим, – произнес Андрей, видимо, уже на сто процентов включившийся в правила предложенной Вадиком игры. – Чем твоя идея отличается от всех этих телевизионных шоу?
Вадик посмотрел на нас, как на неразумных воспитанников детского сада, покачал головой, допил уже которую по счету порцию виски и произнес:
– То, что нам показывают по телеку – это просто детский лепет. Тщательно смонтированная показуха. А мы возьмемся за дело в совершенно иных масштабах. Тем более, что… у нас это реально получится.
Не отрывая взгляда от Вадика, Леха стянул с тарелки последний кусок сыра.
– Спорим, я докажу вам, что на этом можно делать деньги? Спорим?
Мы в унисон пожали плечами. Спорить с Вадиком бесполезно…
– Только вот сейчас, прямо здесь, вы должны мне сказать – хотите вы участвовать во всей этой затее наравне со мной? – спросил он тоном заговорщика. – Потом, когда к нам рекой потечет бабло, будет уже поздно – любой дурак желает впрыгнуть в поезд, идущий на полном ходу в светлое будущее. Ну? Вы подписываетесь на мой проект?
– Эээ… – сквозь сыр произнес Леха.
Эта гласная стала единственным и последним возгласом коллективного сомнения.
Мы подписались.
5
Проведите общественный опрос – и вы узнаете, что 90 % молодых людей этой страны в возрасте от 18 до 28 подпишутся на любую мало-мальски интересную идею. По-настоящему интересную – политические демарши, террористические организации, халявные опен-эйры и банальные флэш-мобы с раздеванием в общественных местах не в счет.
Вот только… разве можно в наши дни придумать что-то по-настоящему интересное?
Люди в мегаполисах сходят с ума от скуки. И дело не в количестве денег. Дело в том, что в определенный момент ты понимаешь – все, что будет впереди, это всего лишь повтор того, что у тебя уже однажды было. Ты ловишь себя на том, что ходишь по кругу. Ты меняешь одну любовь на другую, одну работу на другую, одни джинсы на другие, более дорогие, одну тачку на другую, более мощную… и так – много лет подряд, пока тебе не понадобится сменная челюсть. Вот только каждый раз тебе это доставляет все меньше удовольствия… И что? И всё? И этим будет заполнена моя история до самого конца? И где-то здесь кроется тот самый великий смысл жизни?
Ты начинаешь нервничать. Пытаешься себя чем-то отвлечь. Прыгаешь с парашютом или съезжаешь с горы на сноуборде. Гоняешь на машине по ночной Москве, наперегонки с такими же, пытающимися забыться, стритрейсерами или покупаешь еще одну бутылку алкоголя. Ты куришь травку, сидя на лавочке в каком-то чужом дворе, и за каждым углом тебе мерещатся сотрудники правоохранительных органов. Ты снимаешь очередную подружку или снюхиваешь очередную дорожку с полированной поверхности стола очередного клуба. Некоторые даже женятся от скуки. Другие заводят детей – по той же причине. В любом случае – через пять минут, через час, или через год – ты снова начинаешь испытывать скуку. Почитайте газеты. Включите телевизор! Все это вы уже где-то видели. Мой мир – это просто череда дежа-вю.
Проведите общественный опрос – и вы узнаете, что 90 % молодых людей этой страны в возрасте от 18 до 28 с радостью поменяли бы свою эпоху на другую. Более героическую. Менее… предсказуемую. Хотели бы вы стать веке эдак в тринадцатом японским самураем, рассекающим тело врага острой катаной? В составе экспедиции конкистадоров участвовать в колонизации Америки? Хотели бы вы по этой самой Америке почти пять веков спустя в составе команды «неприкасаемых» с дробовиком наперевес гоняться за Аль Капоне? Согласитесь, это веселее, чем с утра до вечера торчать в каком-нибудь офисе, зарабатывая на очередные джинсы от «D&G»!
Мы – поколение понтов и кредитов, кучка бездельников, застрявших где-то «между». Война была давно, глобальное потепление еще не скоро. Поводов для подвигов не осталось. Пока на планете начнется настоящее веселье, можно с ума свихнуться от скуки!
Наши желания давно просчитали маркетологи. Наши иконы – страницы глянцевых журналов. Каждый из нас пытается походить на тех идеальных, отфотошопленных персонажей, которыми пестрят страницы прессы и экраны телевизоров – а журнальные celebrities уповают на мастерство дизайнеров, с помощью того же фотошопа создающих их идеальную красоту. Ну и кто мы после этого? Копии подделок?
Мы разучились геройствовать и научились ерничать. Куча моих современников заработали славу и деньги только потому, что имеют талант смешить разную скучающую публику. Разумеется, не без известной политкорректности… Так чем мы хуже? Если Тайлер Дерден умудрялся впаривать богатеям глицериновое мыло, почему бы нам не продавать этим благополучным личностям их же адреналин?
К слову – я тоже люблю «Бойцовский клуб»…
Вот только во всей этой истории нас меньше всего интересовали деньги – деньги были просто приятным бонусом. И мы вовсе не сошли с ума. Вы ведь поняли, правда? Мы с радостью подхватили Вадькины идеи, потому что сами умирали со скуки!
Я буду честной до конца. Мы были просто компанией великовозрастных придурков, устроивших в стенах одной уютной квартиры в центре Москвы свой доморощенный Ватикан. Нам было наплевать на весь окружающий мир – мы отгородились от него диванами, подушками, кальяном, алкоголем и кучей дисков с кинофильмами, просмотр которых мы иногда сопровождали дегустацией привезенной Вадиком травки. Такое времяпрепровождение длилось примерно год.
У нашей пятерки не было долгой истории, общих песочниц, школьных выпускных и институтских загулов. Так бывает – знаешь кого-то много лет как облупленного, но это вовсе не означает, что он становится твоим другом. А потом – бах! – появляется человек, и выясняется, что он – твой человек.
Мы все были пазлами из одного набора.
Дольше и ближе всех я знаю Леху. Он приехал в столицу года четыре назад, рассудив, что после окончания института обустраиваться стоит там, где больше платят, – ив тот вечер, когда мы познакомились, я была чертовски рада, что Леха еще не избавился от провинциальной привычки всегда носить с собой нож.
Я возвращалась с какой-то тусовки. Вообразите себе нетрезвую третьекурсницу журналистского факультета, сушами, напрочь заткнутыми наушниками, и расхлябанной походкой человека, который уверен, что с ним никогда не случится ничего плохого. Когда на входе в родной подъезд такую особу хватают за локоть и, зажав рот, тащат куда-то в темноту, за гаражи, краем сознания она все еще надеется, что это – какой-то глупый розыгрыш, и все вот-вот разрешится само собой.
Когда я поняла, что пришла пора прощаться с благополучной жизнью, а грубые руки человека, пахнущего пивом, мочой и блевотиной, начали сдирать с меня куртку, кто-то наверху решил внести коррективы в эту банальную криминальную историю. И, словно в финале древнегреческой трагедии, практически с неба спустился ангел с десятисантиметровым лезвием в руке.
Не успела я опомниться, как туша, не дававшая мне дышать, неожиданно тяжело осела на землю. Я оглянулась – над телом, поблескивая окровавленным ножом, стоял человек в плаще. В тот момент из этой мизансцены получился бы неплохой сюжет для манги.
– Ты в порядке? – спросил ангел возмездия, блеснув в темноте очками-линзами. У его ног стонал и матерился мой несостоявшийся насильник.
– Ага, – сказала я, подобрав сумку и сломанный плеер.
Так мы и познакомились.
Леха из Чебоксар. Это довольно неспокойный город. Когда тебя дважды в неделю пытаются избить или ограбить, ты серьезно задумываешься о личной самообороне. Леха – программист. С шестнадцати лет он зарабатывает деньги тем, что пишет белые буквы на черном фоне – представляете, десять лет стучать по клавишам?
Два года назад, когда из съемной двухкомнатной квартирки у метро «Выхино» съехал Лехин друг, а я поругалась с родителями и приволокла к нему в пустующую комнату две сумки своего барахла и ноутбук, мы организовали нечто вроде мини-общежития. Иногда вечером, когда мне нечем заняться, я захожу к Лехе, и вижу, как он стучит пальцами по клавишам, а по черному экрану ползут белые червяки букв, цифр и непонятных символов. Я могу смотреть на это бесконечно – все равно ни черта в этом не смыслю. Иногда Леха порывается объяснить мне суть своей работы – ив такие моменты серое вещество в моей голове превращается в плавленый сыр.
«Забей!» – говорит он.
Это только с виду он – типичный ботаник. А между тем в углу его комнаты стоит двуручный меч. Такой обычный двуручный меч, грубо и крепко сделанный неизвестным умельцем. Возможно, на досуге Леха воображает, что он эльф? Рыцарь, который когда-нибудь победит сказочного дракона? Ясно же, что драконов и прочую кожистую нечисть надо побеждать из огнестрельного оружия.
Такое оружие, впрочем, у него тоже имеется. Это «Walther РРК», который Леха по привычке держит у изголовья. Еще в наличии газовый «Walther Р88 Compact» и пара стыренных с армейского стрельбища учебных гранат. Разумеется, с разрешениями на оружие все в полном порядке. Еще есть электрошокер. Про нож вы уже знаете. Если кто-нибудь задумает ограбить нашу конуру и нарвется на Леху, он будет неприятно удивлен…
Да, кстати, по поводу того, что мы вместе снимаем квартиру… Никакого секса. Мы действительно просто друзья.
У Лехи есть любимая девушка. В Чебоксарах. По вечерам он болтает с ней по скайпу и пьет пиво, чокаясь с глазком видеокамеры. Он мечтает, что она наконец-то бросит все и уедет к нему в Москву, и они заживут за городом, в доме, который он однажды для нее выстроит. Он даже уже купил небольшой участок земли в глухой подмосковной деревушке, на остальное пока не хватает средств. А у нее больные родители, и она все не едет и не едет… Иногда он срывается, берет неделю за свой счет и уезжает к ней в гости. Появляется худой, мрачный, и по черному экрану его ноутбука снова ползут белые червяки букв и символов. Оказывается, в наше время еще можно хранить верность на расстоянии…
Вторым в моей жизни появился Вадик. Этот фрукт – тоже из числа тех, кто «понаоставались», но если Леха добивается всего талантом и усидчивостью, то Вадим берет нахрапом и самоуверенностью. Впрочем, это вовсе не означает отсутствия у Вадика разного рода талантов – просто он понимает, что в наши дни талант чаще тормозит тебя, нежели помогает продвигаться вперед. Вадька приехал в столицу, чтобы добиться всего и сразу, его жизненные принципы – из разряда тех, что ближе к телу. Я уважаю его за то, что он, в отличие от большинства, этого не скрывает.
В первый же день нашей встречи он предложил мне перепихнуться. Он пришел устраиваться на телеканал (по знакомству) на пустующую должность копирайтера (прошлый был уволен после недели запоя) и, благополучно пройдя собеседование, вышел покурить. Выхватив меня глазом в толпе дымящих и хохочущих людей, он стрельнул у меня сигарету, закурил, нырнул взглядом в вырез моей рубашки и поинтересовался, что у нас за коллектив. Я сказала, что лично я не жалуюсь. Потом Вадик представился и спросил, как я отношусь к массажу. Я резонно ответила, что очень даже неплохо. Тогда он предложил мне сеанс массажа этим же вечером. «У тебя или у меня?» – спросил он.
Интересно, в Самаре все такие быстрые?
Я объяснила Вадику, что если он скажет еще что-нибудь подобное, мой парень Максим выдернет ему хребет. Он поинтересовался, где находится этот самый Максим. Максим у противоположной стены о чем-то разговаривал с нашим программным директором. Вадик улыбнулся, подал мне руку и сказал, что ему чертовски приятно познакомиться с одной из будущих коллег.
Как так вышло, что вечером того же дня мы вчетвером – я, Максим, Вадик и наш программный директор – пили пиво на Солянке, я не понимаю. Но… факт есть факт.
За два года в столице Вадик сделал головокружительную карьеру. Первые три месяца он жил «на вписке» у своего институтского приятеля в Зеленограде. Потом снял однушку на Речном вокзале. Еще через год, уволившись из телекомпании, он ушел на должность креативного директора одного крупного event-агентства и взял в ипотеку двухкомнатную квартиру где-то в районе метро «Тушинская». Квартира представляла собой двухкомнатный бетонный мешок с унитазом, ванной и дешевой газовой плитой. Вадик купил себе надувной матрац, выкрасил одну стену спальни в красный цвет, приобрел отличную стереосистему – и так живет уже десять месяцев. Недавно он купил подержанный «Ford Maverick» – и теперь реально озабочен проблемой выплаты кредитов. В общем, немногие к своим сорока добиваются в столице того, чего Вадик достиг к двадцати шести.
Про его слабость к женскому полу вы уже знаете. Впрочем, и на старуху бывает проруха. С тех пор как год назад к нашей компании присоединилась Маша, Вадик по ней сохнет. Но виду не показывает – вы можете отрубить ему руку, он все равно не скажет, что питает к ней нежные чувства. Думаю, он и сам себе в этом не признаётся – и из нашей компании о его чувствах к Машке, кажется, догадываюсь только я. Может, поэтому он не заводит долгих романов – когда твое сердце тебе не принадлежит, максимум, на что тебя может хватить, так это на fast-sex.
Андрюха по сравнению с ним просто ангел. Иногда в ясную солнечную погодуя вижу нимб над его головой. Он пришел проситься на работу в телекомпанию месяца на четыре позже Вадима. А так как Андрей был согласен на любую должность (чего не сделаешь в двадцать лет ради финансовой независимости от родителей!), шеф взял его с испытательным сроком в три месяца стажером к моему Максиму – в надежде, что из молодого дарования вырастет неплохой оператор. Оператор из него вышел никудышный – зато ассистент режиссера получился замечательный.
Энергии в нем столько, что ее с избытком хватит на освещение пары спальных районов. Он успевает выставить свет, поболтать с проходящей мимо девицей, сбегать купить всем кофе в ближайшем «Макдоналдсе», рассказать двадцать восемь новых анекдотов – и все это до того, как начнется съемка. И в своей академии экономики и чего-то еще там он вечно то бегает, то плавает, то боксирует за факультет.
И, разумеется, он подает всем нищим, которых встретит на своем пути, рад объяснить любому прохожему, как попасть с Гончарной улицы в Тетеринский переулок, знает наизусть практически всего Блока и совершенно серьезно считает, что жениться нужно один раз – и на всю жизнь. И умереть желательно в один день с супругой – нарожав предварительно штук пять детей и успев проводить внуков в выпускной класс. Частенько я думаю, что у Андрюхи не все в порядке с головой. Но потом понимаю, что не все в порядке с головой у меня.
У него просто гигантское чувство ответственности. Интересно, все мальчики, чьи отцы кадровые военные, такие же романтики и максималисты? Глядя на Андрюху, я думаю, что он родился и вырос не в Москве, а где-нибудь в Урюпинске, где мало народу, неспешно течет речка и воздух не отравлен парами цинизма, стяжательства и беспочвенного пафоса. Иногда мне хочется обнять его и прослезиться. Иногда – как следует дать ему под зад. Поверьте мне, когда рядом с вами находится совершенно идеальная личность, сложно удержаться от того, чтобы не взорваться от ее наивности, граничащей с идиотизмом.
За все полтора года я ни разу не видела его с девочкой. Нет, с ориентацией все в порядке. Кажется, он влюблен в какую-то девицу, которая не собирается отвечать ему взаимностью. С этим и живет – переключиться на кого-то другого Андрюхе совесть не позволяет.
Сейчас он уволился с телекомпании, чтобы вплотную заняться учебой. Четвертый курс, как-никак. А еще у него всегда с собой в рюкзаке книга Паланика «Бойцовский клуб». И он лучше всех умеет раздувать кальян. Уже одно это делает его бесценным!
Последней к нашей компании присоединилась Маша. Лично я считаю ее негласным секс-символом нашей компании. Когда Машка выходит из своего красного «мини», по очереди доставая из салона длинные ноги, потом откидывая со лба роскошные белые волосы, поправляя декольте и вставляя в зубы сигарету, проезжающие мимо авто устраивают клаксонную какофонию в ее честь. По сравнению с Машей я – рыжая пигалица, с размером груди, стремящимся к нулю. А уж если она на каблуках…
Именно так мы и познакомились – в супермаркете она наступила мне на кроссовок своим каблучищем, а я, взвыв, обозвала ее сукой. Она произнесла басом: «На себя посмотри!», и после этого я уже не смогла удержаться от хохота. Когда я отсмеялась, она сказала: «Клевая сумка!» На сумке, которую мне привезла одна знакомая из Голландии, были изображены две совокупляющиеся обезьяны. «Ага!» – сказала я. «Не хочешь выпить кофе?» – спросила Маша. Я согласилась – и мы пили кофе в «Шоколаднице», потом виски в «Этаже», потом – абсент у нее дома. Через неделю абсент и виски у нее дома регулярно пила вся наша компания.
Может быть, мы с Машкой – две латентные лесбиянки, раз прониклись друг другу такой симпатией с первого взгляда?
Машку делят родители. Они развелись, когда ей было четырнадцать. Мать вышла замуж за итальянца, имеющего отношение к дипломатическому корпусу Италии, когда Маше стукнуло семнадцать, и сразу после окончания школы забрала ее к себе в Рим. Маша получила какое-то немыслимое высшее образование в сфере бизнеса и уже почти устроилась в одну престижную адвокатскую контору, но тут, пять лет спустя, отец неожиданно решил переманить дочь к себе.
Он заявил, что ребенок непременно должен вернуться в Россию, и… подарил ей клинику медицинской косметологии в Москве. Сам Машкин отец занят в газовой сфере, но, по его мнению, девочка должна руководить чем-то по-настоящему женским. И еще он купил ей двухуровневую квартиру на Патриарших прудах, оформленную каким-то дорогим дизайнером. Когда Маша в нее въехала, в квартире было все необходимое для житья, включая забитый продуктами холодильник, инсталляцию из наиболее известных работ Уорхолла на стене спальни и двадцать рулонов розовой туалетной бумаги в туалете. Узнав, что вся эта подаренная жизнь удовольствия ей не приносит, вы справедливо назовете Машу идиоткой.
В обществе бывших подруг, которые за пять лет изрядно протюнинговались силиконом, ей скучно. На должности директора клиники ей тяжко. Маша – не из тех, кто будет каждый день таскаться на работу и мурыжить подчиненных дурацкими придирками. Московские тусовки ее не радуют – впрочем, меня это не удивляет. Думаю, она еще пару лет проведет в Москве, а потом свалит к матери в Рим.
В ее ухажерах я вообще запуталась. Сначала у нее был некий итальянец тридцати четырех лет, делавший какой-то бизнес в России, потом ее бывший одноклассник, занимающийся продажей древесины. Потом появился смешной замредактора глянцевого журнала, все время называвший Машу «мишуткой». Потом она отшила замредактора и снова вернулась к итальянцу. Сейчас она периодически летает к нему на выходные. Или это уже не итальянец?
По поводу ее отношения к Вадику… Сдается мне, они так и будут упорно играть в друзей. Маша считает Вадика похотливым самовлюбленным выскочкой. А Вадик Машку – снобом и флегмой. Я надеюсь, что когда-нибудь дело сдвинется с мертвой точки. Хотя, учитывая уровень упрямства одного и второго, к тому времени мы все уже выйдем на пенсию.
Ну а я… Себя я знаю всю жизнь. Это вовсе не означает, что я смогу вам рассказать о себе. Сейчас я пишу диссертацию. Зачем мне это нужно, я тоже не смогу объяснить. Вряд ли после защиты я пойду преподавать в какой-нибудь вуз, чтобы ежедневно видеть лица несчастных студентов, которых я истязаю странным ненужным предметом. Ну а если я скажу вам, что лично мне нравится работать над диссертацией по социальной философии, вы же мне все равно не поверите, да?
А еще два раза в неделю я появляюсь в эфире одного музыкального телеканала и несу всякую жизнерадостную чушь. За это мне неплохо платят. И я больше не встречаюсь с Максимом – с тех пор, как он завел интрижку с новенькой корреспонденткой Олей. У меня с тех пор вообще не возникает желания с кем-то встречаться…
В общем, не знаю, что именно так скрепило нашу компанию. Мы не съели вместе пуда соли, не выручали друг друга из неприятностей. Нам просто приятно вместе валять дурака.
Однажды мы блевали с Английской набережной, когда, рванув на выходные в Питер поглазеть на белые ночи, траванулись вином, купленным на розлив в три часа утра в каком-то смутном магазине. В другой раз крали наперегонки шоколадные батончики в «Ашане». В третий – шлялись по полуразрушенным крышам каких-то старых заводских цехов (дело было в Туле). Прошлой осенью мы на спор добирались автостопом до Нижнего Новгорода. В остальное время мы пьянствуем и мусорим в квартире у Машки. И рассуждаем о геополитике и массовой культуре, изо всех сил умничая друг перед другом.
Если вы скажете, что мы – придурки, сочтем это за комплимент.
6
Несколько дней никто вообще не вспоминал об этой адреналиновой истории. А в начале следующей недели Вадик позвонил мне сразу после эфира и невинно пойнтере-совался, свободен ли у меня вечер ближайшей пятницы. И по его интонации я поняла, что впереди у нас – не совсем обычный вечер пятницы…
В тот вечер мы выиграли на спор две тысячи евро. Наши первые две тысячи евро.
Все было проще простого!
К полуночи мы с Машей, разодетые в пух и прах, заявились в один из самых популярных клубов столицы. Классика жанра – две скучающие пригламуренные девицы в декольте и на каблуках (прощайте, мои ноженьки!), томно повисшие на перилах второго этажа с «мохито» в руках. Кто-то глазел на нас, на кого-то глазели мы, на сцене зажигала Ёлка – таким образом мы убили около часа времени. Потом Ёлку сменили девочки go-go, похожие на перемазанных блестками сказочных эльфов, диджей завел поистине сумасшедший хаус, потом Машка невежливо отшила парочку парней, которые начали к нам активно клеиться… Потом наконец-то Вадик прислал мне эсэмэс. Я толкнула Машу локтем, сунула в рот трубочку от коктейля, и мы приняли наиболее привлекательные позы.
Компания, которая минут через пять прошествовала мимо нас, состояла из трех парней от 20 до 25, девушки, полноватой шатенки с неестественно пухлыми губами, которой я навскидку дала не больше 18 лет, и Вадика. По случаю тусовки Вадик вставил в ухо громадную серьгу, вальяжно расстегнул до пупа свою любимую рубашку от «Dsquared» с накладными кармашками и, кажется, слегка переборщил с автозагаром. Как раз то, что нужно!
Компания прошествовала мимо, но Вадик, словно случайно оглянувшись, зацепился за нас с Машкой хитрым глазом, потом выкрикнул на весь второй этаж «О!» и полез целоваться. Наша троица, расставшаяся всего четыре часа назад, визжа и подпрыгивая, изображала пылкие объятия старых, но месяца три не видевшихся знакомых.
Потом Вадик представил нас своим друзьям. Друзья – Стас, Жека и Дима – изрядно разогретые коктейлями, оценили наши декольтированные груди. Потом Маша восхитилась сумочкой шатенки Аллы (ничего интересного, кстати, какая-то бронзовая плоская ерундовина на цепочке, с уже осточертевшей оскаленной черепушкой). Шатенка польщенно прошлепала губищами: «Это Томас Вайлд!» В общем, контакт был установлен.
Минут пять разговаривали о всякой ерунде. Затем Маша, отдав пустой бокал проходившему мимо мальчику в униформе, завела разговор о том, что все вечеринки в последнее время – скучища и отстой. А вот в Барселоне… И еще минут десять грузила собравшихся рассказом о какой-то мегавечеринке на побережье, на которой она побывала этим летом. Я старалась не рассмеяться, слушая, как она растягивает гласные и постоянно вставляет «ваще!», «охуеть!» и «импосибл!». Просто кивала головой, исподтишка изучая Стаса. Именно его Вадик выбрал объектом для нашей первой пробной акции.
Стас – сын какого-то чиновника в правительстве Москвы. 23 года, за плечами – престижный вуз. Одного взгляда на парня хватит, чтобы понять, что какими-либо жизненными проблемами мальчик не обременен. В зубах – сигара, на шее над модной футболкой болтается вычурное украшение из стали, в глазах – уверенность в себе. Интересно, какова реакция подобных персонажей на какие-нибудь непредвиденные обстоятельства?
Между тем беседа текла в нужном нам русле. Парни, среди которых Вадик проявлял особенное рвение, в унисон повторяли, что движухи в Москве нет, вечеринки в клубах похожи одна на другую и народ какой-то «тухлый». При этом невооруженным глазом было видно, что Стас запал на Машу – тем более что та уже успела расхвалить его стрижку и понтовый ремень. В общем, через пятнадцать минут знакомства мы все сошлись во мнении, что вокруг «скукотища и тухляк».
– Маш, – сказала я, скользнув задумчивым взглядом по лицам наших новых знакомых. – Может, мальчики захотят сыграть с нами в «Поймай адреналин»?
Маша глянула на меня, потом посмотрела с балкона вниз, в толпу, и усмехнулась:
– Вряд ли они согласятся.
Все немедленно навострили уши, а Вадик поинтересовался, что это за игра такая. Маша объяснила, что сейчас в Москве модно новое развлечение – кто-то один на спор придумывает для всей компании приключение. Посыпались вопросы – какое именно приключение можно придумать посреди ночи в клубе? Если только устроить драку и получить по голове… Стас и Вадик попросили Машу объяснить все поконкретнее.
– Ну вот, к примеру, – сказала Маша Стасу, соблазнительно улыбаясь, – я спорю с тобой на… ну, хоть на тысячу евро, что прямо сейчас напугаю тебя до смерти!
Парни и шатенка разразились хохотом! Дима, Жека и Стас откровенно веселились, предполагая, что именно такого может придумать симпатичная блондинка, чтобы они, взрослые парни, знающие жизнь вдоль и поперек, написали в штаны.
– Вау, у тебя белый iPhone 4! – воскликнула я, вклинившись в беседу. – Можно глянуть?
Стас, польщенно улыбнувшись, протянул мне аппарат, который до этого непринужденно вертел в руках.
– Так что? – гнула свою линию Маша. – Слабо поспорить со мной?
Парни, переглянувшись, пожимали плечами. Вадик махнул рукой и сказал, что Машка гонит и никакой игры «Поймай адреналин» нет.
– Я так и знала, что они не согласятся, – со смехом сказала мне Маша.
– Вадик, твоя знакомая, видимо, хочет поймать меня на «слабо», – произнес Стас, с вызовом глядя в Машкины глаза. – А я вот согласен! Только вот интересно, тебе самой не слабо? Давай, спорим, но не на штуку, а на две штуки евро, что ты ничем не сможешь меня удивить. И тем более напугать! Если, конечно, ты не вампир и не укусишь меня сейчас прямо посреди клуба.
Стас состроил страшное лицо, его друзья немедленно расхохотались. Никто из них не заметил, что я, все еще восхищенно вертя в одной руке Стасов iPhone, другой нажимаю на вызов на своем аппарате. На третьем гудке абонент сбросил вызов.
– У тебя деньги-то есть? – спросила с издевкой Маша.
Стас демонстративно полез в карман, достал оттуда пачку купюр, скрепленных дорогим зажимом, и, вытянув четыре купюры по 500 евро, помахал ими в воздухе. В ответ Маша, щелкнув замком блестящего клатча, выудила оттуда кредитку Visa Gold и так же показательно помахала ею в воздухе. Вопрос был улажен.
– Спорим? – спросила Маша с вызовом, протянув Стасу руку.
– Спорим! – крепко сжал ее ладонь Стас. – Только у меня есть еще одно условие – произнес он, не отпуская Машиной руки, – если я выиграю, а я в этом не сомневаюсь, ты проведешь со мной нынешнюю ночь.
Все вокруг заулюлюкали. Машка, обалдев от наглости Стаса, остолбенела. Потом, справившись с замешательством, улыбнулась, глянула на меня – и, увидев, что я тоже весело скалюсь, ответила: «Идет!» Пока компания обсуждала смелость Маши, я глянула вниз: в темном провале первого этажа, изредка освещаемом вспышками стробоскопов, среди множества затылков, движущихся туда-сюда, мне нужен был только один человек. И этот человек смотрел вверх, на меня.
– Вадик, будешь рефери? – спросила Маша.
Тот пожал плечами.
– Давай, разбей! – подзадорил его Стас.
Вадик почесал за ухом, потом развел руками, и ребром ладони разбил рукопожатие Маши и Стаса.
– Отлично! – весело сказала Маша.
Она вопросительно глянула на меня – я кивнула ей головой. Маша посмотрела на Стаса, который, сложив руки на груди, ожидал от нее каких-то действий. Тогда она картинно взяла из моих рук iPhone, выставила руку далеко вперед, за перила, и, глядя в медленно округляющиеся глаза Стаса, с улыбкой разжала пальцы.
Телефон, поблескивая и кувыркаясь, ухнул вниз.
На секунду компания наших новых знакомых потеряла дар речи. Потом второй этаж огласили проклятия.
– Твою мать! Ты охуела? Это, типа, смешно? Дура! – на лбу Стаса некрасиво набухли вены.
Толкаясь, все рванули к перилам. Внизу, в толпе, высокий парень со светлыми волосами разглядывал свалившийся на него с неба дорогущий аппарат. Стас, отчаянно жестикулируя, пытался до него докричаться, но парень… парень, еще раз глянув на нас, стал пробиваться сквозь толпу в сторону выхода.
– Сучка! Я тебе… устрою! – Стас рванул вниз, и мы все – за ним.
Сопровождаемые возгласами возмущения и лавируя в толпе, мы миновали лестницу, танцпол и добрались до выхода за рекордно короткое время – но разве можно угнаться за Андреем, если он отчаянно работает локтями и рвется вперед со спринтерской скоростью? Вадик, идущий в авангарде, матерясь, сообщил всем, что парень с телефоном выскочил на улицу, и если мы хотим его поймать, надо двигать следом!
Стас вцепился себе в волосы, дико глянул на нас с Машей, потом сказал, что Жека с Аллой могут оставаться в клубе, а вот Вадика и Диму он просит помочь. И, забыв в гардеробе куртки, все выскочили на улицу.
Толпа у входа, припаркованные в два ряда авто, фонари вдоль улицы. Выскочив на проезжую часть, Стас вертелся на месте во все стороны, но Андрея и след простыл. Вдруг Вадик ткнул пальцем в темноту: «Вон он!», и вся наша компания, не раздумывая, рванула на ту сторону дороги и дальше, во дворы. Мы с Машей, проклиная все на свете, скакали на каблуках в самом хвосте команды преследования – и поэтому допрыгали до подъезда, в который до этого забежал Андрей, только тогда, когда наших уже след простыл.
– Я хочу покурить, – сказала запыхавшаяся Маша. – Может, позже поднимемся?
– Нельзя, по времени не уложимся! – дернула я ее за руку, и мы рванули в нужный подъезд.
За день до этого Вадик обзвонил всех знакомых, и мы нашли человека, согласившегося оставить нам ключи от своей съемной квартиры в двух минутах быстрой ходьбы от клуба. Две небольшие, почти пустые комнаты, старые бумажные обои, облезлая стойка для обуви в коридоре. Минимум вещей и мебели, текущие краны и отклеенная потолочная плитка. Шикарное логово отпетых преступников и негодяев…
Когда мы влетели в подъезд, где-то наверху слышались крики. Но потом, когда мы поднялись и Маша толкнула приоткрытую дверь квартиры на четвертом этаже, в помещении уже стояла гробовая тишина. Мы вошли – и… Тарантино восхитился бы картинкой, ей-богу!
Стас, Вадик и Дима стояли лицом к стене в одной из комнат, заведя руки за голову. Все трое тяжело дышали, но боялись пошевелиться – потому что им в затылки смотрели дула пистолетов, которые держали Леха и Андрей. На лицах обоих были надеты вязаные шапочки с прорезями для глаз и рта. Я пожалела, что мы не установили заранее в этой квартире видеокамеру… Пару миллионов просмотров на «Youtube» нам было бы обеспечено!
Я хлопнула дверью.
– О, телочки! – произнес Леха. Черт, я почти забыла, что мы с Машкой должны в обморок падать с испуга!
– Мамочки! – пискнула я.
Машка же, наоборот, привычно сказала: «Бля!»
– Быстро на пол, к стене! – скомандовал властным голосом Леха. Таких интонаций в его голосе я еще ни разу не слышала.
Мы процокали по паркету и присели на пол.
– Бля, вот мы влипли… – проговорил вполголоса Дима.
– Чуваки, может, договоримся? – спросил Стас.
Леха тут же велел ему заткнуться и в подтверждение своих слов ткнул дулом собеседнику в спину.
Воцарилась тишина.
Если у вас есть оружие, проблема с запугиванием клиента отпадает сама собой. Когда смотришь в маленькое круглое черное дуло – или когда это дуло упирается тебе в затылок, – количество адреналина измеряется практически литрами.
Да, мы не были честны с самого начала, но условия спора – понятие обтекаемое. Ты обещаешь избавить человека от скуки – пожалуйста! Как именно ты это сделаешь – твое дело. Если в следующую секунду какой-то неизвестный маньяк ткнет ему дулом в переносицу – ты выиграл. Главное, чтобы маньяк был в доле.
С другой стороны, пистолет – весомый аргумент в том случае, если что-то пойдет не так. В общем, Лехин боекомплект с самого начала реально упростил нам задачу.
Пока я оценивающе разглядывала спины трех парней у стены (должна признать, Вадик отлично вошел в роль и теперь точно так же, как Стас и Дима, выглядел испуганным деревянным чурбанчиком), Андрей сделал неслышный шаг назад и протянул мне iPhone. Я сунула аппарат в карман джинсов. Леха тем временем сделал вид, что дозвонился кому-то по телефону.
– Братуха, привет! – сказал Леха, не отнимая дула от позвоночника Стаса. Троица у стены навострила уши. – Сколько тебе нужно было человек? Четыре? Не, у меня только трое, и две бабы какие-то. Хорошо, жду!
Кажется, Стас издал какой-то нечленораздельный звук. А Андрюха тем временем взял со стула заранее приготовленный и нарезанный на куски скотч и за пару минут резво заклеил пленникам рты и скрепил запястья за их спиной. Леха надел каждому на голову темный полиэтиленовый пакет с ручками и приказал парням сесть на пол, всё так же лицом к стене.
– Если хоть кто-то пошевелится, буду стрелять по ногам, – сказал он флегматично. – Ясно? Сидеть смирно.
После чего Андрей и Леха, словно балерины после спектакля, раскланялись перед нами, послали по паре воздушных поцелуев, и, не произведя ни звука, покинули квартиру.
Машка щелкнула зажигалкой, и мы с ней с удовольствием закурили.
Пять минут ожидания были равны бесконечности. За окном пару раз прошелестел шинами автомобиль, потом кто-то наверху хлопнул дверью. Потом наступила такая гробовая тишина, что стало слышно, как наши мальчики дышат на тонкий полиэтилен. Думаю, Дима и Стас уже просмотрели цветные слайды из своей жизни – начиная с первого осознанного момента и заканчивая сценой с пистолетом.
– Стас! – позвала наконец Маша, невежливо затушив сигарету в горшке с каким-то цветком, стоящим на полу.
Стас непроизвольно дернул головой, но ничего не ответил.
– Стас! – громче произнесла подруга.
Никакой реакции. Я беззвучно веселилась, глядя на одеревеневшую фигуру в полиэтилене, сидящую к нам спиной.
Маша поднялась, простучала каблуками по старенькому паркету, подошла вплотную к Стасу, присела сзади него на корточки. Тот по-прежнему не шевелился.
– Ну что, ты все еще хочешь провести со мной ночь? – поинтересовалась Маша над его ухом.
Рвущийся наружу смех пересилил – и я огласила комнату гомерическим хохотом. Парни испуганно вздрогнули. Маша сорвала пакеты с головы Стаса, Вадика и Димы. Те начали дико озираться по сторонам. Потом, вывернув головы, уставились на Машу.
Стас и Дима смотрели на нее так, как добыча смотрит на хищника, перед тем как ей перекусят хребет. Самоуверенность парней испарилась – теперь лица каждого выражали ужас и недоумение. Неудобство их позиции не позволяло охватить взглядом комнату целиком, и парни не могли с уверенностью понять, здесь ли еще люди с оружием.
– Вадик, как ты думаешь, я выиграла спор? – спросила подруга, и одним резким движением оторвала от лица Вадика скотч.
Тот зашипел, как кот, которому наступили на хвост, и выругался.
– Маш, ты даешь… – произнес Вадик обалдело, неуклюже перекатываясь на бок. – Девочки, вы что, сдурели? Блядь, я чуть не обделался! А где эти? Ну…
– Курят на лестнице, – ответила Маша. – Кажется, ты должен мне две тысячи евро, – сказала она Стасу и так же резко оторвала скотч от его рта. Стас сморщился, но промолчал.
– Добро пожаловать в клуб ловцов адреналина! – весело сказала я, разрезая ножницами перекрученный скотч на запястьях наших пленников.
Идея Вадика, простая, как дырка от бублика, оказалась столь же проста в реализации.
Разумеется, Стас, Дима и Вадим нас долго материли, называли сумасшедшими сучками и разводилами. Вот только Вадик, как рефери, справедливо заметил, что Маша в споре победила. Потому что лично он, пока сидел на полу, уже попрощался с жизнью. Стас скривился, кинул на пол четыре купюры, и парни спешно покинула квартиру. Спускаясь вниз, они наткнулись на курящих на подоконнике третьего этажа Леху и Андрея, которые закатали маски до носа, но полностью их с лица не сняли. Дальнейший путь вниз вся компания совершила, прыгая через две ступеньки.
Вадик приехал к Маше домой через час – и мы напились до поросячьего визга. Двести евро из полученной нами суммы полагались хозяину квартиры, временно ставшей гангстерским притоном, остальные мы показательно сунули в большую вазу, стоящую в углу Машиной гостиной. Вадик объявил, что это будет наш банк. За последующие два месяца в банке набралось двадцать с небольшим тысяч евро.
Схема работала. По такому же сценарию за март и апрель мы успели поспорить:
– с братом Машиной одноклассницы Севой (22 года, студент высшей школы экономики, неравнодушен к Маше со школьной скамьи); рефери была Маша, а подначил парня на спор Вадик, с которым мы изображали влюбленную пару, случайно пришедшую в тот же ресторан, что и Маша с Севой; сумма спора – полторы тысячи долларов; – с сыном Вадиковых заказчиков Олегом, директором риэторского агентства (25 лет, не женат, большой любитель шумных тусовок и симпатичных девчонок); рефери был Вадик, а мы с Машей исполнили свои роли точно так же, как в споре со Стасом; сумма спора – три тысячи долларов; – с дальним приятелем Андрюхи Николаем, председателем студсовета в Андрюхином вузе; дело, между прочим, было в том же клубе, где мы спорили со Стасом, сумма спора – тысяча евро.
Потом были еще какие-то Машкины знакомые, имен которых я уж не помню. Потом еще кто-то… Да, разумеется, в круг людей, с которыми мы спорили на деньги, входили знакомые наших знакомых или родственники знакомых наших знакомых. Мы должны были иметь хотя бы отдаленное представление об уровне достатка и чертах характера жертвы очередного розыгрыша. Удивительно, но всякий раз это сходило нам с рук.
Потом Вадик придумал схему с похищением. Этот розыгрыш был уже куда сложнее, и всегда проходил в несколько этапов. Самый сложный брал на себя Вадик – именно он искал клиентуру. Уж не знаю, как именно он умудрялся спорить со своими подружками, но Полина была уже третьей девушкой, которую мы похитили и отвезли в полупустую Вадикову квартиру. Первой была Нефтяная Вышка.
И клянусь – клянусь! – мы не испытывали никаких угрызений совести, глядя в наполненные ужасом глаза очередного нашего «клиента». Мы, приличные молодые люди с высшим образованием… втянулись. Однажды утром я поняла, что не могу думать ни о чем – только о следующей акции.
Если вы хотите считать нас сумасшедшими – пожалуйста!
Вот только сумасшедшие не зарабатывают денег на своем слабоумии…
К тому моменту, когда мы с Машей, оставив где-то в ночи бедную Полину отходить от пережитого приключения, приезжаем домой, мальчишки уже успевают выхлестать половину бутылки виски. А Вадик еще и дымит сигарой, как сицилийский наркобарон.
– Мне только что звонила Полина! – вводит он нас в курс событий. – Счет она оплатит в течение пяти дней. Так что к середине недели деньги будут у нас.
– А она не ругалась? – интересуюсь я.
– А ты как думаешь? – смеется Вадик. – А еще она просила не говорить мужу про… ну, вы сами понимаете, про ее этого инструктора, и журналиста, и какого-то там Антонова.
– Как будто мы шантажисты какие-то! – обижается Андрей.
Ну конечно! Мы кто угодно – разводилы, похитители, но не шантажисты!..
Нас с Машей вытряхивают из мокрых курток и уже в прихожей пытаются напоить.
– Да подождите вы! – отбивается Маша. – Дайте платье снять, я мокрая вся!
– Сделай это прямо здесь! – весело предлагает Вадим.
– Увижу пепел – убью! – парирует Маша, тыкая пальцем в сигару.
– Какого черта надо было меня смешить? – пытаюсь я пнуть Андрея, пока он, изображая рыцаря, расшнуровывает мои мокрые насквозь кроссовки.
– Я не смешил! – говорит он мне снизу. – Это Леха!
– Что «Леха»? – интересуется тот с лестницы. – Опять Леха! Мы себя нормально вели, не глумились!
Не глумились – это значит стояли у стены с красными от сдерживаемого хохота рожами и упражнялись в искусстве сурдоперевода. Когда Андрюха подкуривал для Полины сигарету, Леха, неслышно прокравшись сзади, показывал, насколько ему понравилась ее грудь. А когда я, изо всех сил сдерживаясь от душащего смеха, зловещим шепотом декламировала детскую загадку про лампочку прямо Полине в лицо, Леха и Андрей устроили импровизированный кулачный бой возле окна, и Андрюха чуть было не въехал локтем в недавно вставленное пластиковое окно.
Представляю реакцию Вадика, если бы Андрей на самом деле высадил стекло…
– Могу сказать, – говорит Вадим голосом главнокомандующего, когда мы уже сидим в гостиной, – операция проведена отлично! Мы становимся супер-мега-профессионалами!
– Слушай, мега-профессионал, можно в следующий раз ты задействуешь меня более продуктивно? – интересуюсь я. – Торчала, как идиотка, на шоссе, вымокла вся.
– Разумеется! – тянется ко мне с бокалом Вадим. – Не желаешь освоить роль парижской проститутки?
7
– Monsieur, avec vous tout va bien?
Под утро похолодало, и ветер с реки заставляет меня ежиться. Нужно было брать куртку потеплее…
– Monsieur!
Я тормошу развалившееся на узкой лавочке тело. Тело, кажется, и не думает приходить в себя.
Черт! Надеюсь, он не решил отойти в мир иной прямо здесь, на улице…
– Эй! – уже по-русски произношу я. Хорошо, что вокруг ни души – а то еще редкие прохожие решат, что какая-то подозрительного вида девица проверяет карманы у прикорнувшего на скамейке бомжа.
Хотя я-то знаю, что в карманах у него – ни копейки.
– Merde! – не выдерживаю я. Стукнуть, что ли, его посильнее?
Наконец тело шевелится, издает не то вздох, не то стон, и мужчина в сером дырявом пальто, приподнявшись, садится на скамейке.
Я смотрю на него сверху вниз. Из-под кое-как накрученного на шее рваного полосатого кашне виден воротник довольно свежей белой рубашки. Новые джинсы контрастируют с ужасными стоптанными тапками. На щеках – едва заметная щетина, на затылке – намечающаяся лысина. Если бы не смесь дикого ужаса и дикого же недоумения в глазах, ничего особенного – какой-то бродяга устроился на ночлег прямо на берегу реки.
– Monsieur, avec vous tout va bien? – повторяю я свой вопрос.
Собеседник смотрит на меня так, словно перед ним химера с крыши Собора Парижской Богоматери.
– What? – отчего-то по-английски спрашивает он.
– Are you ok? – тоже перехожу я на английский. Надеюсь, моего скудного словарного запаса хватит на то, чтобы и далее непринужденно поддерживать беседу.
– Блядь! – наконец выдает мужчина свое русское происхождение, морщится и проводит по лицу ладонями. – Ес, айм окей, – отвечает он. – Энд ху а ю?
В ответ я начинаю весело ржать.
– Эй, да ты русский! – хохочу я. – Ничего себе! Русский! Клево!
Я снимаю с плеча рюкзачок, кидаю его под ноги и опускаюсь на скамью рядом с героем нашей истории.
– А я думала, ты помер! – говорю я весело, доставая из кармана куртки сигареты. – Лежишь, как тюфяк… Будешь?
Собеседник смотрит на меня, пытаясь понять, что вообще происходит, потом автоматически кивает головой. Я протягиваю ему пачку, он неуверенным жестом только что вернувшегося с того света человека достает сигарету, сует ее в рот и начинает хлопать себя по карманам.
– Блядь… – снова повторяет он. – Суки! – карманы его безнадежно пусты.
– На! – протягиваю я зажигалку.
Первые две затяжки мы делаем молча, глядя на вереницу покачивающихся перед нами разнокалиберных суденышек.
– Где я? – наконец выдавливает из себя мужчина. Ожидаемый вопрос…
– На набережной Турнель, – отвечаю я. – Ты чего, перепил, что ли?
Мужчина трясет головой, потом упирается в меня мрачным взглядом:
– Это где?
– Где, где? Это в Париже! Ты наркоты обожрался? – я пытаюсь выглядеть искренне удивленной. – Вон мост ля Турнель, за ним Нотр-Дам. Ну ты понял, где? Пятый округ.
За четыре часа, проведенные в самолете, у меня было достаточно времени, чтобы вызубрить наизусть карту города, в котором я никогда не была.
Мужчина медленно смотрит налево, туда, где вдалеке в полумраке вырисовывается темный силуэт Собора Парижской Богоматери, потом на свои ноги, обутые в страшное рванье, затем переводит взгляд на мои колени, затянутые в черные сетчатые чулки, и потом еще раз пытливо всматривается в мое отчаянно размалеванное лицо.
– А ты кто? – сумрачно интересуется собеседник.
Я человек, который прилетел в Париж за твой счет, придурок!
– Juli, – отвечаю я. – Юля.
При взгляде на ярко напомаженный рот, короткую куртку, красную широкую юбку, с кокетливыми волнами, и лакированные ботфорты у моего знакомого не возникает сомнений, чем занимается русская девушка Юля на улицах Парижа.
– Нравлюсь? – развратно улыбаюсь я, выпуская дым.
Когда-то я мечтала стать актрисой, да страсть к журналистике пересилила. Глядя на этюд «Проститутка в Париже», приемная комиссия наверняка зачислила бы меня на первый курс Щукинского училища сразу с первого тура.
– Пиздец какой-то, – качает головой мужчина. – А я Павлик.
Я знаю, что ты Павлик.
– Приятно познакомиться, Павлуша, – снова улыбаюсь я. – Как жизнь?
– Слушай, а ты давно здесь? – спрашивает он.
– Ну минут десять…
– Да нет, не на набережной… как ее…
– Турнель, – подсказываю я.
– Да, да, Турнель, – машет рукой Паша. – Вообще, в городе?
Меньше суток. Рейс Москва – Париж из Шереметьево-2, «Аэрофлот», вылет в 08:45, прилет в Шарль де Голль в 10:45 по местному времени.
– Ну года два уже… – задумываюсь я. – А что?
– А… – Павлик явно не понимает, что ему делать. Карманы пусты, местность темна и незнакома, до рассвета далеко, до российского посольства – тоже.
– А ты? – развиваю я диалог в нужном направлении.
– А я это… вечером только прилетел.
Я знаю. «Air France», рейс в 16:10, прилет в 18:05. В восемь вечера вы с Вадиком уже ехали по городу в поисках нужного ресторанчика.
– Да ну? – недоверчивым тоном говорю я. – Откуда ты прилетел? С Луны, что ли? В таком виде…
– Я из Москвы прилетел сюда, с другом… На выходные, развлечься.
Одним рейсом с вами летел Леха. Только ты этого не знаешь…
Я удивленно хмыкаю.
– Ну и ну… Круто развлекся, я смотрю. Я думала, ты обычный клошар!
– Кто? – переспрашивает Паша.
– Клошар. Ну бомж, бездомный. Я к реке спустилась, тут обычно по ночам никого. Думаю, покурю посижу, а потом и домой можно. Работы уже никакой… А ты на лавке лежишь, и вообще, как будто мертвый. Ужас!
Я сопровождаю свой рассказ манерными жестами «А ля Рената Литвинова». Штамп, разумеется, но у меня было не так много времени, чтобы поработать над образом. С визами и билетами все решилось только в среду, а до тех пор мы вообще думали, что сопровождать этого индюка в Париж будут Маша, Андрей и Вадик.
– А ты не боишься тут одна по ночам… гулять? – Паша проявляет неожиданное беспокойство о моей скромной персоне.
– За два года в Париже… я уже ничего не боюсь. Тут уже половина полицейских – знакомые, – смеюсь я. – Но ты это, не подумай чего… Это я так, балуюсь. Редко… Вообще-то я официанткой работаю. Там… на рю Тюрбиго, – указываю я куда-то в темноту, на тот берег Сены, произнося название первой пришедшей на ум улочки. – Так что, где твой друг?
– Я не знаю… – потрясенно произносит Паша. Видимо, до него только сейчас начал доходить весь ужас приключившейся с ним истории.
– Слушай, красавчик, расскажи-ка все по порядку, – требую я, выкидывая под ноги окурок. – Если ты прилетел из Москвы вечером развлечься на выходные, что ты делаешь ночью на набережной Сены, да еще в таком… офигительном наряде? Это сейчас, типа, мода такая – пальто с дырами?
Паша поворачивается ко мне – брови его ползут вверх.
– Знаешь… я не совсем понимаю, что случилось… – он потерянно разводит руками. – Просто… дружок мой, Вадим… Он, конечно, не совсем мой друг, но хороший знакомый, и вообще, в тусовке… Его агентство нам год назад отличный корпоратив забабахало, он был менеджером проекта… С тех пор и дружим. Не суть… В общем, у нас снова корпоратив на носу, и он мне обещал привлечь к работе одно парижское агентство, которое устраивает отдых класса люкс для VIP-клиентуры. Сказал, они лучшие. Ну и вообще, мы с ним, типа, приятное с полезным совмещаем, командировку с отдыхом в Париже.
– А… – на моем лице крайняя степень заинтересованности.
Разговор Вадика и Паши состоялся в каком-то ресторане. Устало откинувшись на диван, одной рукой держа бокал, а другой – колено сопровождавшей его девицы модельной внешности, Паша пожаловался Вадиму, что жизнь в последнее время кажется ему до чертиков скучной. То, что радовало еще пару лет назад, ныне не вызывает эмоций. Люди, которые недавно приводили в восторг, навевают скуку. Интересно, каждый человек в тридцать два года, поднявшись до должности заместителя главы департамента регионального развития одного из ведущих банков страны, перестает ощущать вкус жизни?
А тут еще негаданно, вкупе со скукой, на голову Паше свалился этот корпоратив… И многоуважаемое руководство банка, тоже, видимо, уставшее от благополучия, жаждало чего-то особенного. За тем, собственно, банкир и вызвал Вадика на разговор. Вадик, не веря своему счастью, осторожно поинтересовался, каков бюджет мероприятия. Паша объяснил, что деньги не имеют значения – главное, чтобы его руководство смогло отвлечься от ежедневной рутины.
Подробностей того, в каких именно красках Вадим обрисовал свое недавнее открытие, французское агентство с нестандартным подходом к развлечениям, осталось для нас загадкой. На следующий после общения с Пашей день Вадик собрал нас вместе и сообщил итог беседы – он не только договорился вместе с Пашей слетать в Париж пообщаться с несуществующими французами-затейниками, но и лично с ним поспорил на крупную сумму денег, что во Франции вернет приятелю утерянный вкус жизни.
«У него искры из глаз посыплются!» – весело заявил Вадим и занялся визами и билетами. И вот, спустя неделю, я сижу на лавочке набережной Турнель в парике и ботфортах и беседую с Пашей-банкиром, обутым в старые рваные тапки.
Поверьте, в этот предрассветный час жизнь кажется ужасно увлекательной нам обоим…
– Я, разумеется, ему объяснил, что вряд ли даже в Париже можно отдохнуть лучше, чем в Москве, – продолжает Паша свою историю.
Ну да, какая разница, где жрать коньяк – с видом на Кремль или на Эйфелеву башню.
– И мы с ним поспорили: если французы действительно такие молодцы и смогут мне устроить нечто экстраординарное, я ему… ну, в общем, на деньги поспорили. И на контракт по мероприятию для моей фирмы. Поняла?
Я киваю.
– Только Вадика… того… – произносит неожиданным шепотом Паша.
– Что – «того»? – пододвигаюсь я к нему вплотную.
У Паши – неплохой парфюм. И темная вселенская тоска в глазах.
Он молча оглядывается по сторонам.
– Убили? – округляю я глаза.
Паша подпрыгивает на месте, смотрит на меня, как на привидение, и закрывает рот ладонью.
– Вадима убили? – переспрашиваю я громким шепотом и театрально прикладываю ладони к щекам.
Мне стоит больших усилий не расхохотаться в голос.
– Не знаю… – тихо говорит Паша. И снова зачем-то оглядывается.
На безлюдной набережной – никого.
– Так. Спокойно! – говорю я и достаю нам по сигарете. Огонек зажигалки освещает осунувшееся лицо моего собеседника. – Ты мне в деталях расскажи, что произошло, когда вы прилетели в Париж. Где были, с кем разговаривали. И что эти ваши французы, массовики-затейники, предложили. Ну, в виде культурной программы.
Паша делает несколько жадных затяжек и продолжает.
– Французов я не видел. Мы должны были завтра с утра ехать к ним в агентство. Вадик сказал, там то ли яхта была зафрахтована, то ли еще что-то… В общем, темнил, говорил, типа сюрприз для меня готовят. Ну, мне-то что? Не понравится отдых – Вадик реально на бабки попадет. Так… хотели поехать в отель, Вадик сказал, живем где-то в районе Площади Республики, четыре звезды… А он мне, типа – давай перед отелем где-нибудь кофейку дернем. Тем более тут ему какая-то местная знакомая стала названивать, типа, заказала столик в хорошем заведении… Ну и… дернули…
Паша выпускает дым и вдруг начинает тараторить, словно боится, что я встану и отправлюсь по своим делам, не дослушав до конца эту увлекательную историю.
– Я в Париже года два назад был, проездом, в деловой командировке, не очень хорошо город знаю.
Я тоже…
– В аэропорту нас уже такси ждало, все как положено, представительский класс. Где-то в районе… э… то ли улицы Лафайет, то ли Мобёж Вадик попросил нас высадить. Говорит, знаю тут одно кафе… или ресторан. В общем, прошли пешком какими дворами, сели за столик…
И вовсе не Лафайет и не Мобёж. Ресторанчик «L’espagnol jardin» на улице Шатодён, отличное тихое местечко. Как раз то, что нам было нужно… И кухня приличная. Мы с Машкой и Андрюхой успели съесть там чудесных блинов с мясом и грибами и упиться горячим шоколадом. И забронировать два столика на восемь часов вечера…
Сидели на улице, под смешным полосатым навесом, и из расположенной рядом кондитерской вдоль домов плыл сумасшедший запах свежей выпечки. Несмотря на пасмурную погоду и легкий ветер, город все равно был… светлым.
А потом мы шли пешком до «Галереи Лафайет», и Андрей с Машкой наперебой рассказывали мне, что где. «Впереди – бульвар Осман». «Прямо – Опера Гарнье, шикарное здание, дальше за ней – Церковь Мадлен». «Справа – вокзал Сен-Лазар, правда, его отсюда не видно».
А потом, пока в самой «Галерее Лафайет» я, обалдевшая от роскоши и размаха, вертела головой и беспрестанно повторяла «Ух ты!», рассматривая ярусы бесконечных, уходящих куда-то вверх этажей, Машка успела потратить все наличные деньги на какие-то сумки и шарфы. А Андрюха подарил мне купленный тут же в какой-то сувенирной лавчонке стеклянный шар с традиционной La Tour Eiffel внутри. Если шар потрясти, можно увидеть, как на Эйфелеву башню падает снег…
И я дала себе обещание обязательно приехать в Париж – но уже по-настоящему. А вовсе не за тем, чтобы таскаться в парике и лакированных ботфортах и устраивать театрализованное представление для скучающего банкира.
Вспомнив про Андрюхин подарок, который лежит у меня в рюкзаке, я, кажется, отвлеклась от Пашиных ужастиков.
– …а потом к нам эта телка за столик подсела.
В принципе, Машка не обижается, когда очередной наш клиент называет ее телкой. Привыкла…
– Такая, знаешь, грудастая, – показывает Паша руками объемную выпуклость на уровне своей груди. – Блондинка.
Еще бы! В блузке с таким декольте… Удивительно, как еще Паша успел запомнить цвет ее волос…
– Вадик сказал, что это его знакомая. Яной зовут. То ли одноклассница бывшая, то ли однокурсница… В общем, живет тут уже лет пять, была замужем, развелась… Не помню точно, – вздыхает Паша. – А Вадик, типа, как только в Париж приезжает, так с этой Янкой тусит. Ну, по клубам, там, и вообще… Мы в том кабаке часа полтора или два просидели, пока совсем не стемнело.
Ага. А за соседним столиком, театрально поставив на стол букет роз, мы с Андрюхой старательно изображали влюбленную пару. А на той стороне улицы, в припаркованном авто, за этой идиллией наблюдал Леха. Он, кстати, и сейчас недалеко – наверху, на бульваре, сидит в машине. В пределах прямой видимости…
– Вадик предложил переместиться в отель. Типа, мы вселимся, Янка нас подождет внизу, в ресторане, а потом подумаем, куда двинуть. Ну, расплатились, Янка говорит – надо идти к вокзалу, я там машину оставила, пошли тачку ловить… Ну и… повела нас через какие-то дворы. А там…
– Что? – спрашиваю я театральным шепотом.
На самом деле мы выбрали ресторанчик «L’espagnol jardin» не потому, что там потрясающий горячий шоколад или вкусные десерты… Буквально в двух шагах от него располагается вереница типично питерских дворов-колодцев. Арки, подворотни, глухие тупики… идеальное место преступления…
– Что! – передразнивает он меня. – В какой-то подворотне – бах! – мне под дых. Сука, до сих пор больно, – морщится Паша. – Не успеваю опомниться – еще раз. И по затылку, кажется. Янка визжит, что с Вадиком, вообще понять не могу. Смотрю – а там просто толпа каких-то козлов. На мордах такие шапочки, типа спецназовских. Только глаза и рот видать. И, кажется, у кого-то из них пистолет был. Ну и…
Как меня достало это Пашино «ну и…»! И вовсе там никакой толпы не было – Леха и Андрюха, в своих любимых вязаных шапочках. Вообще без оружия! Просто у Андрея какой-то особый удар… После шести лет занятий рукопашным боем.
– Смотрю – Вадик на полу валяется. Все, уделали пацана. Янка мне орет – отдай им деньги, иначе не отстанут! И что-то по-французски лопочет, я ни хера не понимаю. А я что? Попытался сопротивляться – только я же уже датый был, какой с меня толк? В общем, видел только, как Вадика ногами лупят. А дальше – раз! – и темнота.
И в этой темноте, вырубив несчастного банкира своим любимым электрошокером, Леха со словами «Спокойной ночи!» ввел ему внутримышечно два кубика реланиума. Отличная история! Соблюдайте дозировку– и глубокий сон на период от трех до семи часов вам обеспечен.
А потом парни, чертыхаясь, тащили Пашино бесчувственное тело до арендованной нами тачки, снимали с него дорогую куртку, часы, шарили по карманам, и, задыхаясь от хохота, напяливали на его ноги привезенные из Москвы старые Лехины тапки с дырой. А мы с Машкой, стоя в узкой улочке возле машины, самозабвенно изображали двух туристок, отдыхающих в компании друзей, один из которых напился до беспамятства.
– Ну и… все, – заканчивает рассказ Паша, и снова тоскливо смотрит куда-то в сторону дремлющих на воде барж. – Очнулся – а тут ты.
Звучит – просто как строчка из песни.
8
План Пашиных «парижских каникул» был максимально прост. Напоить, отвлечь, отпинать, обобрать до нитки и бросить на произвол судьбы. Под нашим присмотром, разумеется. Сколько Паша продержится, мы не знали. Впрочем, в ночь с воскресенья на понедельник он должен улететь в Москву, так что времени на вольное определение в роли парижского клошара у Паши было не так уж и много – меньше двух суток.
Поселила нас к себе радушная Машина подруга Кристина. Уехав во Францию лет семь назад работать по контракту моделью, она прочно осела в Париже – и уже привыкла к регулярным наездам российских друзей и знакомых.
– Ну что бы вы стали делать, если бы не мои связи по миру? – воскликнула Маша, договорившись о том, что пять человек из России поживут пару дней у Кристины дома, когда мы еще только обсуждали операцию «Банкир в Париже».
Отдав нам две комнаты из своих трех в крохотной, заваленной какими-то статуэтками, безделушками и разным тряпьем квартирке в самом начале улицы Соссюр, Кристина долго расспрашивала нас о нашем «потрясающем бизнесе», а Андрей все это время пялился на ее бесконечные ноги. Черт, везет же некоторым с генами… На том общение с Кристиной и закончилось – она укатила к какому-то Жерару на уикэнд, вручив нам два запасных комплекта ключей от квартиры. В нашем распоряжении также оказалась старая Кристинина машина – морковного цвета трехдверный «ситроен». Мега-тачка! На заднее сиденье, кажется, легче проникнуть через багажник, нежели обычным способом.
– Стукнете – не жалко, старье, я ее никак продать не могу. Надоела – ужас! – прочирикала Кристина, уже стоя в дверях. – Ну, adieu, mes amis!
И Кристина упорхнула, подмигнув Андрею на прощанье. Андрюха польщенно улыбнулся и, зыркнув на нас с Машей, тут же покраснел. Ромео…
Первая часть плана удалась блестяще. Что будет дальше – зависело от Паши. Вернее, от его мобилизовавшейся в экстремальной ситуации психики. Наша задача была – не давать его в обиду и не подпускать к российскому посольству. Впрочем, суббота, раннее утро – какое посольство?
– Есть хочешь? – спрашиваю я Пашу.
Клиент все-таки. Надо заботиться о его физическом состоянии.
– Не знаю… – говорит Паша. Но потом видит в моих руках вынутый из глубин рюкзачка небольшой батон с сосиской, завернутый в фирменную упаковку какого-то местного фаст-фуда, и глаза его загораются.
Я отламываю ему половину этого гигантского хот-дога, и мы некоторое время молча жуем, рассыпая вокруг себя крошки. На часах – почти пять утра субботы. Небо потихоньку светлеет.
– Мне надо в полицию, – говорит Паша.
– Нельзя тебе в полицию, – отвечаю я. – В тюрьму хочешь загреметь?
– Почему – в тюрьму? – удивляется Паша. Он аж жевать перестал от испуга.
– Потому что. Парижские власти еще полгода назад приняли закон, согласно которому всех бездомных либо распределяют по приютам – ну, это если кто-то больной или уже очень стар, вот-вот ласты склеит. А остальных – либо в тюрьму, если воруют или к туристам слишком пристают, либо – на исправительные работы. Ну, типа за городом, на свалках работать, мусор разгребать, еще что-то… Этих уже в ночлежки селят, кормят два раза в день… Клево, да?
Паша совершенно искренне проникается всей той чушью, что я ему поведала.
– Но я – гражданин России! Со мной просто произошел несчастный случай! Я же ничего не нарушал! – возмущается он. – И вообще… мне надо в посольство! – наконец выдает он светлую мысль.
– Посольство до понедельника закрыто, – говорю я. – Там кроме охраны – никого.
– В понедельник я должен быть на работе, у нас совещание в три часа… – растерянно произносит Паша. – И что мне делать?
– Не знаю… – флегматично отвечаю я.
– Помоги мне! – говорит, помолчав, Паша. – Юлечка, пожалуйста! У меня тут нет никого… Я же не могу до понедельника торчать на скамейке! А я тебе заплачу…
– Как? – насмешливо спрашиваю я. – Налетчики оставили тебе кредитную карту?
Надежда в Пашиных глазах угасает.
– Но ты это… ты… ты же тоже из России. А мы должны друг другу помогать.
– Я никому ничего не должна, – говорю я. – Мне здесь ни одна собака не помогла, вот и я не должна.
Паша растерянно смотрит на меня, думая, какие еще аргументы он может привести. За неимением денег аргументов у банкира практически нет.
– Я тебе могу денег дать. На метро, – говорю я. – Хочешь? Там тепло, можно неплохо устроиться… если полиция не прицепится.
– Я не хочу в метро! – говорит Паша. – А к тебе домой можно?
Я вскакиваю со скамьи.
– Ко мне домой? Клево! С ума сошел? У меня дочери четыре года, я и так у подруги комнату снимаю, стараюсь быть тише воды…
– Но… ты клиентов куда-то же водишь!
– Это клиенты меня водят. В дешевые отели. Ясно? А домой я ни одного мужика не приволоку. Много чести!
Я выбрасываю остатки упаковки в урну и с остервенением застегиваю рюкзак, давая понять, что разговор окончен. Паша тоже вскакивает со скамьи и начинает приплясывать рядом.
– Ну пожалуйста, сделай что-нибудь! Помоги мне, а я тебя обратно в Россию заберу. Хочешь?
– Да на хрен мне твоя Россия сдалась? И вообще, я не знаю, кто ты такой. Может, ты мне сейчас тут с три короба наврал, лишь бы в доверие втереться. Ко мне домой!.. Ага! Сейчас! А приедем ко мне домой, так ты мне горло перережешь и вынесешь все, что дороже одного евро! Merde!
Отчего я не выучила еще парочку французских ругательств?
– Нет! – хватает Паша меня за руки. – Клянусь, это все правда! Я работаю в банке, прилетел сюда с другом, в командировку, а заодно и просто отдохнуть. Я же не знал, что у вас тут в Париже надо с охраной ходить, чтобы люлей не отхватить! И вообще, кто такая эта Яна, еще надо понять! Может, она этих козлов на нас специально навела, Вадик там ей напел, что у меня свой бизнес. А бабы сейчас – через одну аферистки! Если не каждая… Я не виноват, я тебе не вру!
Я выслушиваю весь этот монолог молча. Паша умолкает, увидев выражением моего лица.
– Ты чего? – спрашивает он.
– Знаешь, ты меня сейчас на одну интересную мысль натолкнул… – говорю я. – А что, если это и вправду была какая-то подстава?
Тут уже у Паши вытягивается лицо.
– В смысле?
Я смотрю на него – кажется, еще секунда, и он расплачется. Гулящая девушка Юля делает глубокий вдох, потом надувает щеки – как это делают все французские актрисы в моменты раздумий или переживаний – и решает смилостивиться над своим неудачливым земляком. Тем более что уже почти светло, и Юле, то есть мне, очень хочется кофе. А потом – выспаться.
– Пошли, тут недалеко кафешка есть круглосуточная. Я тебя кофе напою, так уж и быть…
Париж – город контрастов. Вот на бульваре может располагаться пафосный ресторан, а напротив – крохотное кафе «Le sable», в котором араб непонятного возраста сунет вам под нос стакан с кофе. Но это будет отличный кофе – и еще неизвестно, хуже ли он того, что через дорогу вам предложат в том самом ресторане…
Наверное, мы смешно смотримся со стороны – девица в развратных ботфортах и светлом коротком парике и приличного вида молодой мужчина в несусветном тряпье. Бомж и проститутка. Вернее, нет – банкир и виджей музыкального канала. Вы вообще задумывались, что большинство людей вовсе не являются теми, за кого вы их принимаете?
– Я не понимаю, – говорит Паша, озябшими пальцами обхватив стакан. – Как они могли все знать с самого начала?
– Ха! – говорю я. – Вадик этой своей Яне звонил, что приедет? Звонил. По телефону про тебя рассказывал? Рассказывал! Ты понимаешь, что вас пасли уже от самого аэропорта?
– Не может быть! – переходит на шепот Паша.
– Думаешь, ты единственный турист из России, которого тут обобрали и избили? У меня дружок знакомый в восемнадцатом участке работает, в полицейском архиве, у него родители из эмигрантов, сам на четверть русский. Так вот, он мне однажды такую статистику привел – закачаешься! Пару сотен за сезон. Это живьем. А сколько тел неопознанных? Скажи спасибо, тебе голову не проломили до смерти! Тут же везде мафия, разве не понимаешь?
Паша давится кофе и долго кашляет. Затем опять оглядывается по сторонам, как в кино про шпионов. В шестом часу утра кафе безлюдно, а официант-араб в фартуке за стойкой если и смахивает на мафиози, то только весьма отдаленно.
– А ты… ты этого своего друга, ну, из полицейского архива, можешь попросить… оказать мне посильную помощь? За деньги, разумеется!
– Опять ты про свои деньги! – морщусь я. – Во-первых, их у тебя нет, а во-вторых, знаю я таких, как ты. Банкир, говоришь? Ага… Вы же все жадные, за копейку удавитесь. Наобещаете с три короба, а потом в кусты. Был у меня один такой… Сука…
Пожалуй, не стоит мне вдаваться в подробности биографии своей вымышленной героини. А то, не ровен час, ляпну что-нибудь не то…
– Юль, я тебя Христом Богом молю, придумай что-нибудь! Я же вижу, ты хорошая!
Паша оставляет пустую чашку и берет меня за руку. Похоже, банкир отошел от полученного шока и теперь пытается меня обаять. Я смотрю в его кошачьи зеленые глаза – вокруг зрачков рассыпаны коричневые крапинки… Встревоженное, умоляющее лицо, сильные, немного шершавые ладони… Мизансцена хороша для начала какой-нибудь мелодрамы. «Они встретились в мае на берегу Сены. Прошлое каждого скрывало страшную тайну, но огонь любви помог им преодолеть все преграды! Смотрите на видео новый романтический фильм “Париж как средство от скуки”».
Вот только я не люблю мелодрамы.
А Юля?
Юля смущается, вынимает свою ладонь из крепких мужских рук, улыбается и говорит не без кокетства:
– Смотри, а то я еще влюблюсь в тебя, красавчик.
Паша торжествующе улыбается в ответ. Кажется, он поверил в то, что его обаяние возымело действие.
Угу!..
– Слушай, я правда не могу взять тебя к себе… подруга выкинет меня с дочерью на улицу, – шепчу я тоном заговорщицы. – Но ты… ты далеко из этого района не уходи. Встретимся здесь же, часов в…
«Сколько мне нужно, чтобы выспаться?»
– Шесть вечера. Да. В этом же кафе. Не опаздывай, хорошо? Вот тебе… – я роюсь в карманах и достаю мятую бумажку в пять евро. – Это так, съешь что-нибудь. И не подходи к полицейским.
Паша смотрит на меня, по его лицу вдруг пробегает тень сомнения.
– Ты точно придешь? – он опять начинает трястись и хватать меня за руки. – Ты меня не обманешь?
– Да не обману я тебя, клянусь! Я буду здесь, в шесть вечера. А до этого времени постараюсь узнать какую-то информацию у Поля… ну, это мой полицейский. У них каждые сутки – новые сводки преступлений по городу. Наверняка что-то будет ясно, что там с твоим этим… Вадимом, и с этой блондинкой. Может, нападавших давно уже арестовали. И, кстати, если Вадика действительно убили, в городском морге лежит его тело, для опознания. Все, мне пора!
Я оставляю Пашу за столом, с совершенно безумным взглядом (вероятно, он представил тело Вадика, накрытое белой простыней), и выхожу на улицу. Уже совсем светло, и где-то на деревьях переругиваются невидимые парижские воробьи.
На другой стороне улицы в маленьком морковном авто сидит Леха. Я незаметно машу ему рукой, и, оглянувшись на вход в кафе, в котором остался сидеть Паша, иду вдоль улицы. Когда я сворачиваю за угол, за моей спиной слышен шум мотора. Леха обгоняет меня и притормаживает.
– А кто следит за банкиром? – спрашиваю я, забираясь внутрь.
– Андрюха. Там, на лавочке, книжку читает. Под студента, блин, косит. В шесть утра…
– А ты… ты доедешь до Кристины сам? – спрашиваю я.
– А GPS-навигатор на что? – ухмыляется Леха, кивая на закрепленный на подставке прибор. – Вчера купил, перед вылетом. Да здравствует технический прогресс!
Мы добираемся до нашей штаб-квартиры примерно через полчаса, и я, сдернув с головы надоевший парик и разбросав в коридоре сапоги, прямо в одежде заваливаюсь на широченную Кристинину кровать, накрытую каким-то плюшем «под тигра».
И блаженно вырубаюсь.
9
Буквально через мгновение меня тормошит чья-то рука.
– Пять часов, время пить чай, Алиса!
Хорошее имя, Алиса. Надо было отдать дань Льюису Кэрроллу и назваться не Юлей, а Алисой.
– Уже пять, правда? – спрашиваю я. Пока спала, кто-то накрыл меня пледом. – Кажется, прошла всего пара минут. То есть в душ я уже не успею?
– Неа! – Андрюха садится на край кровати. – Хорошо вот так, проснуться в Париже, правда? – протягивает он мне чашку кофе. – Как ты любишь, со сливками. Пока разобрался с кофеваркой, думал, сломаю ее к чертовой бабушке.
– В Париже нужно просыпаться в обнимку с любимым человеком, – говорю я. – А это что? – замечаю я стоящее на столике рядом блюдо с какими-то кексами.
– В соседнем доме кондитерская, я, как проснулся, туда сходил. Ешь! Кстати, ты заметила – в этой квартире такой бедлам! Под столиком на кухне я обнаружил женские трусики… Ага! Как ты думаешь, я должен был бы их постирать?
Я хохочу.
– А где все? И что с банкиром?
– Машка с утра ушлепала по бутикам. Она нам все равно сейчас не нужна. Леха поспал пару часов – и сменил меня. Он вообще киборг какой-то, ни в одном глазу.
– У программистов особые отношения со сном. А что Вадик? И Паша?
– Вадик сейчас вместе с Лехой. То есть Леха на улице, а Вадик в «Ситроене». А банкир спит!
– В смысле?
– В смысле, он еще около часа проторчал в том кафе, а потом опять спустился на набережную и дрыхнет на скамье. Как дома на диване. Думаю, снотворное на него еще действует.
С ума сойти! А если его кто-то ограбит? Хотя… там Вадик и Леха. И брать у Паши нечего. Если только снять с него его новенькие джинсы.
– Знаешь, тебе не идет белый цвет, – говорит Андрей, указывая глазами на лежащий на столике возле кровати парик.
– Слушай, он меня тоже бесит. Но Вадик настоял на маскировке…
Андрей берет парик и пытается натянуть на голову. Надев его задом наперед, так, что надо лбом топорщатся платиновые патлы, он прогуливается по комнате.
– Салю, жемапель Жюли! – говорит Андрей своему отражению в зеркале. Одну руку он упирает в бок, другой поправляет несуществующий бюст.
– Надо было тебе поручить роль проститутки! – смеюсь я. – То есть трансвестита! Постой-ка. Постой… дай руку.
– Что? – Андрей протягивает мне правую ладонь.
Я беру его за запястье – так и есть. Среди множества плетеных фенечек на нем – точно такой же тонкий серебряный браслет, как у…
Как у человека, которого я до сих пор еще немного люблю.
– Давно у тебя этот браслет?
– Не помню, – хмыкает Андрей. – А что?
– Просто… у Максима такой же…
Андрюха отдергивает руку, снимает парик и произносит уже совершенно отвлеченным, деловым тоном:
– Вадик решил, что, возможно, нам понадобится вторая машина.
Ровно в шесть меня высаживают за двести метров до кафе «Le sable». На моей голове все тот же дурацкий парик, на ногах ботфорты, но, слава богу, одета я уже не в красную юбку и колготки-сеточку, а в удобные джинсы. Впрочем, будь на мне даже костюм Микки-Мауса, прохожим на это было бы наплевать.
По сообщению агентуры в лице Лехи, клиент еще полчаса назад вошел в кафе. Боится меня пропустить… Я вхожу в прокуренный, почти полностью заполненный зал и нахожу банкира за крайним столом, в углу.
– Привет! – светлеет лицом Паша. – А я уже…
– Что уже? – плюхаюсь я на стул, спиной к залу. – Что уже?
– Уже думал, ты не придешь… – растерянно произносит Паша, услышав злобные нотки в моем голосе. Драное пальто и кашне он снял и сложил на стуле рядом, и теперь, в белой рубашке и джинсах, выглядит вполне прилично.
В таком виде уже и с девушками можно знакомиться. – Что-то случилось? – уже привычным жестом берет меня Паша за руку.
Вместо ответа я достаю из рюкзака изрядно помятый листок и кладу его перед банкиром на стол. Тот принимается его изучать, и по мере осознания прочитанного сереет.
На листе – распечатанный на плохом принтере фоторобот, составленный по Пашиной внешности, и куча всяких надписей на французском. Что именно там написано, я не знаю – занимались этой фальшивкой Леха с Машей. Но выглядит натурально – именно как документ для внутреннего пользования какого-нибудь полицейского участка.
– Ты в розыске, – сообщаю я. – Согласно последней ориентировке, по подозрению в разбойном нападении на гражданина России Вадима Коваленко разыскивается его приятель, Павел Науменко, прилетевший с ним одним рейсом вчера вечером.
Паша поднимает на меня глаза. У него взгляд ребенка, узнавшего, что Деда Мороза не существует.
– Я не… это не я… Это какая-то ошибка!
– Мне все равно, пришил ты этого Вадима или нет, с тобой заодно была эта твоя сисястая блондинка или она работает отдельно – пусть полиция решает, когда тебя найдут. А у меня дочь, и общаться с разными уголовниками я не желаю.
Я собираюсь покинуть гостеприимное кафе, даже не сделав заказ. Паша вцепляется в мое запястье руками-клеш-нями.
– Нет! – шипит он. – Нет! Ты никуда не пойдешь! Сиди! Сука! Я никого не убивал! Я тебя не отпущу!
Его аж трясет от злости. Меня тоже. Сидящие рядом посетители удивленно оглядываются на нас.
– Если не отпустишь мою руку, я позову полицию! – шиплю я в ответ. – И скажи спасибо, что я не привела их с собой.
Огоньки ярости тухнут в глазах моего собеседника. Он отпускает мое запястье. Он становится похож на несчастного ребенка, от которого отказались родители. Честное слово, мне его уже жаль!
Стараясь не выдать собственных эмоций, я сжимаю кулаки и хмурю брови.
– Я тебя никогда не видела и знать не знаю, – говорю я на прощанье. – А дальше – выкручивайся сам, – и я покидаю прокуренное помещение.
Спорим на сто евро, теперь он точно не подойдет к полицейским!
Следующие три часа проходят довольно скучно. Паша… бродит по улицам.
Нет, совершенно серьезно – повесив на руку пальто, он медленно слоняется по городу, глядя на людей, машины, витрины, скульптуры, дворцы и памятники. Вслед за ним (Андрей – пешком, я и Леха – на авто) незаметным кортежем передвигается наша троица. Не знаю, что творится в голове у ополоумевшего банкира, но благодаря ему я имею возможность частично осмотреть город.
Пройдя по набережной мимо Нотр-Дам (который я успеваю несколько раз запечатлеть на свой фотоаппарат), он по какой-то крохотной улочке выходит на кишащий туристами и парижанами бульвар Сен-Жермен. Запутавшись в одностороннем движении, мы с Лехой оставляем машину в каком-то переулке, недалеко от станции метро «Одеон» и, догнав не отстающего ни на шаг от банкира студента Андрюхи, присоединяемся к нему. На шее у Лехи фотоаппарат, в руке – путеводитель по Парижу с подробной картой, у Андрюхи и у меня за плечом рюкзаки, ботфорты я сменила на удобные кроссовки, парик – на бейсболку. Думаю, даже если мы столкнемся с банкиром лицом к лицу, он примет нас за троицу праздношатающихся туристов.
Маршрут наш, между тем, пролегает вдоль бульвара – мимо бесконечной череды уличных кафе, крохотных частных отелей, магазинчиков, торгующих всем не свете: одеждой, DVD-дисками, картинами, сувенирами… В многоголосье французской речи слышна речь английская, итальянская, китайская… И вся эта толпа хрустит круассанами и горячей пиццей, отхлебывает из чашек кофе, шелестит газетами, щелкает фотовспышками, чирикает по телефону, проскакивает через дорогу на красный свет и волочит туда-сюда пакеты с покупками.
Паша, между тем, останавливается у какого-то уличного ресторанчика и с вожделением смотрит на жующую толпу. По всей видимости, мои пять евро он уже давно просадил в «Le sable». Однако мужчина в форменной одежде администратора вежливо, но настойчиво просит неизвестного мужчину в дырявых тапках отойти от заведения – и Паша, ссутулившись, бредет дальше.
Буквально через двадцать метров Паша натыкается на местного клошара – чумазый заросший мужчина лет шестидесяти, окруженный тремя плешивыми костлявыми собаками, расположился прямо на асфальте, на расстеленном клетчатом одеяле. Клошар играет на губной гармонике – и, несмотря на нестройность звуков, извлекаемых из замызганного инструмента, в лежащую перед ним мятую фетровую шляпу регулярно со звоном падают мелкие монеты.
Одна из собак, пегая дворняжка, тыкается прохожим в колени влажным носом. Увидев Пашу, она с интересом обнюхивает край его пальто. Затормозив перед уличным попрошайкой, Паша несколько мгновений рассматривает его, потом ускоряет шаг, и, пройдя метров двадцать, еще несколько раз оглядывается назад.
– Интересно, – говорит вполголоса Андрей, бросая музыканту какую-то мелочь, – банкир уже созрел до того, чтобы просить милостыню?
Мы плетемся за Пашей еще минут сорок, успев за это время сжевать прямо на ходу по паре горячих слоеных булок, которые нам покупает Андрей. Потом мне на мобильник звонит Машка, сообщая, что купила новый чемодан, чтобы увезти все то количество обновок, которые она успела приобрести за день. Периодически Вадик интересуется новостями. Мы сообщаем, что все спокойно, и продолжаем прогулку.
Надеюсь, пока мы тут следим за банкиром, Вадику хватит ума и смелости пригласить Машу на чашечку кофе в какое-нибудь романтическое местечко…
Пока мы идем по бульвару, мимо пару раз проезжает полицейский «пежо» – ив эти моменты Паша буквально отскакивает в сторону, подальше от проезжей части. В первый раз он делает заинтересованное лицо возле стеллажей со свежей прессой, второй раз опускается на корточки, чтобы завязать несуществующие шнурки.
На часах – половина десятого.
– Таким темпом мы к ночи доберемся либо до Бурбонского дворца, либо до музея д’Орсэ, – говорит Леха, сверившись с картой.
– Ага, – вторит Андрей. – А оттуда уже и до Елисейских Полей недалеко. Он что, на ночь глядя решил осмотреть город?
Однако банкир неожиданно сворачивает с бульвара в сторону станции метро «Rue du Вас». Мы, чуть отстав, следуем за ним. Пройдя мимо самой станции, Паша движется куда-то дальше и устало опускается на первую попавшуюся свободную скамейку. Мы останавливаемся неподалеку, усиленно делая вид, что изучаем карту. Леха, кажется, даже успевает сделать несколько снимков какого-то дома с крохотными, увитыми плющом балкончиками.
Холодает. Банкир снова натягивает на себя драное пальто, наматывает на шею шарф и, скрестив на груди руки, усаживается поудобнее на лавке. Так проходит минут десять. Стоя поодаль, мы успеваем затереть карту до дыр…
– Ему идет мое пальто, – усмехается Андрюха, глядя на неподвижную фигуру в лохмотьях. – И что он сидит?
– А что ему еще делать? – говорит Леха. – Думаю, ему хочется заснуть, проснуться и понять, что все его приключения в Париже – просто страшный сон.
Мне снова становится жалко ссутулившегося человека на скамейке. Темнеет. И если мне хочется горячего кофе, чтобы согреть зябнущие на налетевшем ветру пальцы, как же этого кофе хочется Паше! Думал ли он, сутки назад регистрируясь на рейс Москва – Париж, что впереди у него – голодное и холодное существование бродяги, которого разыскивает парижская полиция?
– Знаете что? – говорю я. – Не знаю, дозрел ли до милостыни банкир, а я – да.
Я знаю это пальто вдоль и поперек. В нем Андрей проходил всю прошлую осень. Специально для банкира мы наделали в нем множество дыр. Но нагрудные карманы остались нетронутыми.
Я лезу в кошелек. Все купюры в нем – достоинством в десять евро. Плевать! Предположим, я очень щедрая туристка. Зажав в руке купюру, я посильнее натягиваю на нос козырек, оставляю парней и направляюсь к сидящему на скамье банкиру. Замедляю шаг. Останавливаюсь прямо перед ним – и когда он, подняв голову, смотрит на меня, сую сложенную вчетверо купюру в нагрудный карман пальто. И… беззаботно удаляюсь, на ходу доставая мобильный. Останавливаюсь я метров через двадцать, усиленно тыкая пальцем в кнопки, и краем глаза наблюдаю за Пашей. Тот изумленно разглядывает купюру.
Едва он успевает осознать, что какая-то девица только что подала ему милостыню, как к нему развязной походкой приближается высокий блондин с рюкзаком. Он замедляет шаг и сует в руку, уже сжимающую десять евро, еще одну денежную купюру. После чего блондин переходит на другую сторону улицы и входит в сувенирную лавку.
Завершает перформанс Леха. Он, не отрывая глаз от карты, шествует мимо, и бросает на асфальт перед Пашей монету достоинством в 1 евро. Жмот!
А дальше – о чудо! – следом за Лехой мимо Паши проходят несколько низкорослых, вечно улыбающихся японцев. И они, последовав нашему примеру, сыплют банкиру под ноги разнокалиберную мелочь.
Леха подходит ко мне, берет меня под руку – и мы оба, прикрывшись картой, наблюдаем, как Паша с совершенно ошалелым выражением лица пересчитывает деньги. Думаю, никогда еще он не ценил столь высоко такую плевую мелочь.
Еще через двадцать минут он выходит из продуктового магазинчика, расположенного в одном из ближайших переулков, с огромным бумажным пакетом. Оглядываясь в поисках подходящего места для трапезы, банкир прямо на ходу откусывает большие куски от белого багета. Поплутав еще какое-то время по переулкам (мы, словно шпионы, под покровом темноты шмыгаем за ним по пятам), Паша находит крохотный скверик, прилегающий к череде маленьких сквозных двориков. В сквере – одна аллея, по обеим сторонам которой стоят скамейки. На одну из них, не обращая внимания на целующуюся на соседней скамье парочку, усаживается Паша – и тут же начинает уничтожать купленную снедь. Ему хватило даже на пиво, которое он с удовольствием хлещет из горлышка.
– Думаю, он здесь и спать уляжется! – предполагает Леха, с которым мы стоим в ближайшей подворотне.
Он словно в воду глядел! В двенадцатом часу ночи, сожрав и выпив все, что принес собой, и отлив под ближайший каштан, банкир укладывается на ночлег на скамье. Мы еще какое-то время торчим в подворотне, потом Леха уходит за машиной.
К часу ночи в припаркованном в дальнем конце скверика «ситроене», наша компания составляет график ночного дежурства. Салон завален пустыми стаканами из-под кофе и обертками от сэндвичей и шоколада. Первой выпадает дежурить мне. Слушая ворчание Андрея, который пытается уместить свое длинное тело на заднем сиденье авто, я смотрю в темноту – туда, где в далеком отсвете фонарей, на скамье спит укрывшийся пальто банкир. Радио тихонько бормочет эротичным мужским голосом, банкир не движется. Ровно в три, когда уже основательно клюю носом, я бужу Леху, спящего за рулем, и проваливаюсь в сон.
И снятся мне цветущие каштаны на бульваре Сен-Жермен… И звонкий птичий гомон… Каштаны бесконечны, они машут мне своими ветками, бегут куда-то за горизонт, а над горизонтом встает ослепительное солнце. Оно настолько ярко, что даже во сне слепит меня сквозь веки. Я пытаюсь отвернуться и… просыпаюсь.
Сквозь лобовое стекло в салон бьют солнечные лучи. В ветвях деревьев весело перекликаются птицы, где-то гудят авто. Мимо нашей машины чинно шествует старушка с обрюзгшей собакой непонятной породы. Леха и Андрей сладко спят. Я потягиваюсь, пытаясь размять затекшее тело, смотрю на скамью банкира – и меня прошибает холодный пот.
На скамье никого нет.
Есть бумажный пакет, заполненный огрызками и обертками. Есть пара стоящих под скамьей пивных бутылок. Есть даже забытое Пашей кашне, свисающее до земли. А вот самого банкира след простыл.
Вы когда-нибудь искали иголку в стоге сена? Не просто представляли себе процесс, а занимались этим на самом деле?
Сначала мы втроем, бросив «ситроен», обегаем все окрестные дворы. Паши нет. Потом приезжают всклокоченные Вадик и Маша, которая даже не успела накраситься. Мы делим карту близлежащих улочек на части, и разъезжаемся в разные стороны. Леха и Андрей на «ситроене» укатывают в сторону Сены, взяв на себя правый берег. Вадик на такси отправляется в «Le sable» в надежде, что Паша вернулся на знакомое место. Мы с Машей, поймав попутку и пообещав смешному парню в растаманском берете сногсшибательную по меркам Парижа сумму, катим вдоль бульвара Сен-Жермен в надежде увидеть знакомую спину в сером пальто.
А я, между прочим, планировала сегодня хотя бы одним глазком взглянуть на Эйфелеву башню. А при удачном раскладе и подняться на смотровую площадку. Чертов банкир!
Наверное, его выкрали марсиане для своих опытов. Или он упал в Сену и утонул. А может, он решил пойти наклянчить еще денег и отправиться по проституткам? Делать-то до понедельника ему все равно нечего…
Не знаю, как вам, а мне больше нравится версия про марсиан. Хотя бы потому, что она наиболее реалистичная.
У меня – неприятный холодок в районе солнечного сплетения. Мы с Машкой молча курим одну сигарету за другой и напряженно вглядываемся в прохожих. Парень за рулем искоса бросает недвусмысленные взгляды на Машкино декольте. Вадик каждые пять минут звонит то мне, то Машке на трубку и изредка, когда среди непечатных слов проскакивают обычные, я слышу, что он обещает собственноручно открутить Андрею голову за то, что тот уснул на посту.
– А чего ты сам не сидел ночью в «ситроене»? – громко бросает Машка, чтобы Вадик слышал ее.
Вадик отключается.
– Мы съехали с Елисейских Полей на площадь Согласия. Здесь толпа, Паши нигде нет! – отзванивается мне Андрей. – Думаем двинуть в сторону Лувра или свернуть на Вандомскую площадь. А вы?
– Поворачиваем на бульвар Сен-Мишель в сторону Люксембургского дворца, – отвечаю я. – Разумеется, никого!
– «Le sable» пуст, и лавка на набережной Турнель тоже! – сообщает мне Маша, которой параллельно звонит Вадим. – Вадик хочет вернуться и доехать до Монпарнаса.
– Вряд ли он двинет в Лувр! – перезваниваю я Андрею. – Попробуйте вернуться на этот берег и покружиться в районе Бурбонского дворца!
– Хорошо! – с энтузиазмом отвечает мне Андрей.
В отличие от него, у меня энтузиазм практически на нуле. Мы с девяти утра носимся туда-сюда, как угорелые – и толку то?
– Эй, вон, вон, смотри! – кричит мне Маша, обернувшись, и тычет в стекло пальцем. – В толпе, за автобусом!
Я смотрю сквозь стекло – и действительно, за огромным двухэтажным экскурсионным автобусом, приткнувшимся у обочины, в толпе садящихся в него туристов мелькает спина в сером пальто. Неужели нам повезло?
– Если догоним, разговаривать с ним буду я! – говорю я. – Тебя он знает!
Сунув водителю купюру, мы вылетаем из авто.
– Какого черта я на каблуках? – орет Машка, хватая меня за руку.
Мы несемся по проезжей части, сопровождаемые гудками, и, едва не угодив под едущий навстречу автомобиль, врезаемся в толпу, идущую по тротуару. Отовсюду слышатся проклятия – потому что мы бойко работаем локтями.
– Пардон, пардон! – кричу я, уворачиваясь от идущих навстречу людей.
До Паши – рукой подать. Вот я почти сбиваю с ног чопорную пару пенсионеров. Вот толкаю какую-то женщину в спину. Вот налетаю на держащихся за руку подростков. Ну, еще чуть-чуть!
Мы допрыгиваем до Паши, словно хищники, на последнем рывке догоняющие добычу. Я дергаю его за плечо, он оборачивается – и оказывается незнакомым темноглазым парнем лет двадцати.
– En que el asunto? – белозубо улыбается тот.
Я разочарованно развожу руками.
Подскочившая Маша тут же улаживает инцидент, мгновенно перейдя на испанский. Хорошо иметь подругу-полиглота!
– Все о’кей, – говорит она мне. – Я уже извинилась. Кстати, кажется, мы ему понравились, – она кокетливо машет ручкой испанцу, который, обернувшись, все так же ослепительно улыбается. – Прикольный!
У меня начинает звонить телефон. Достаю аппарат, смотрю на номер.
– Да, мам, – говорю я, стараясь выровнять дыхание. – Дела? Да, все в порядке. Где? Ну… мы тут с Машей решились прогуляться. Да, по магазинам. Ну… да, глянем, что понравится… Маша просто себе джинсы ищет.
Маша делает удивленные глаза.
– Ага, мам, я тебе попозже позвоню, мы тут… в метро сейчас будем спускаться. Целую!
Я выключаю телефон. После пробежки сердце суматошно колотится в груди. Маша видит мое выражение лица.
– Ты тоже думаешь, что искать банкира бесполезно?
Полтора часа спустя, проклиная туристов, пробки и самих себя, мы сидим на втором этаже какого-то бистро на бульваре Монпарнас. Пепельница в середине стола полна окурков. В другое время я была бы счастлива вот так, сидя в кафе в Париже, запивать свежие круассаны ароматным латте. Сейчас я искренне ненавижу Париж, ненавижу круассаны, ненавижу латте – и мне плевать даже на Эйфелеву башню.
– Куда ты смотрел? – опять заводит свою песню Вадим.
Андрюха, красный как рак, пытается что-то сказать в свое оправдание.
– Хватит на него орать, – резонно замечает Маша. – В твоем плане изначально были дыры и недоработки! Как можно уследить за человеком в городе, в котором даже я ориентируюсь с трудом?
– Какие недоработки? – возмущается Вадим свистящим шепотом. – Мы в Москве все обсуждали, почему, если тебе не нравился план, ты не высказалась раньше?
– Ну ты же у нас главнокомандующий! – иронизирует Маша. – А такой фактор, как элемент неожиданности, ты не предусмотрел? Форс-мажор. Непредвиденный пипец. Может, его уже давно прирезали местные бандиты. Ты же знаешь, какая здесь обстановочка… Или он поехал в посольство. Или… ну не знаю, все что угодно!
– Вадик ни при чем, – встречаю я. – Мы действительно всё вместе обсуждали в Москве. И имели возможность высказаться. Просто все, что мы делали раньше, было в высшей степени непродуманно и самонадеянно. Разумеется, когда ты машешь пушкой под носом у очередного клиента, все сразу идет, как тебе нужно. А здесь – совсем другая история. И для начала я предлагаю сделать выводы – на будущее. Про элемент неожиданности и все такое… А еще давайте прекратим истерить и решим, что делать! Сейчас – начало первого, у Паши вылет в 19:50, значит, он должен уехать из города максимум в пять вечера. То есть у нас на все – четыре с половиной часа.
Вадик делает большой глоток горячего кофе, морщится и, затянувшись, говорит:
– Предлагаю перейти к плану Б.
У нас всегда есть план Б…
– О’кей, – говорит, подумав, Маша, и лезет в сумочку за косметичкой. – Я только губы накрашу.
В плане Б – Машка главная.
Поймать в Париже полицейскую машину почти так же просто, как поймать такси. Не проходит и минуты, как среди едущих по бульвару машин попадается полицейский «пежо». Маша, стоящая на тротуаре, буквально бросается под колеса. «Пежо» тормозит, опускается стекло – и Маша ныряет в салон, грудью навалившись на дверь. У двоих парней в униформе глаза на лоб лезут от прыткости незнакомой блондинки.
Проходит еще минута – в течение которой Маша тараторит по-французски без умолку и показывает полицейским Пашин паспорт и билеты на самолет, а мы вчетвером стоим рядом и делаем озабоченные лица. Парень, что сидит рядом с водителем, изучает все предъявленные документы. Тот, что за рулем, связывается с кем-то по рации.
– Говорят, надо подождать пару минут, они связались с диспетчером, – поясняет, обернувшись, Маша. – Сейчас по всем участкам сообщат приметы – и скажут нам, если его видели или арестовывали.
План Б – это история таинственного исчезновения в Париже нашего общего друга Паши, который, допившись до белой горячки, свалил в неизвестном направлении. А у него, между прочим, скоро самолет – и мы очень волнуемся и хотим, чтобы парижская полиция оказала нам посильную помощь.
Наконец, через несколько минут гнетущего ожидания – когда мы почти отчаиваемся дождаться помощи от французской полиции – водитель весело улыбается нам и что-то объясняет Маше. Та буквально подпрыгивает от счастья:
– Есть! Он в участке пятого округа! – говорит она, и мы оглашаем воздух радостными криками. Полицейские видят, насколько сильно мы любим нашего друга Пашу – а мы в этот момент очень сильно любим французских полицейских. – Нужно уладить все формальности, подписать протокол задержания, и мы можем его забрать!
В Париже, видимо, более быстрая связь с небесной канцелярией.
А потом Маша еще что-то там такое прочирикивает парням в машине и призывно улыбается. Те неопределенно качают головой.
– Наташ, давай, подключайся! – говорит мне подруга. – Я прошу, чтобы они нас довезли до участка!
Видимо потому, что я перенервничала, у меня нет сил кокетничать с представителями французского закона. Я просто снимаю бейсболку и картинно встряхиваю волосами – после чего первый полисмен сам открывает перед нами дверь.
По дороге Маша весело болтает с полицейскими, чем окончательно располагает их к себе. Разумеется, среди прочего она в картинках рассказывает историю Паши. Французы цокают языками и сочувственно кивают. Одного зовут Жак, другого – Николя. Кстати, симпатичные ребята!
Наши парни едут позади в «ситроене». Мы добираемся до нужного полицейского участка буквально за считаные минуты, потому что наши друзья в униформе включили мигалку на крыше. Останавливаемся возле неприметного серого здания в череде таких же, выходим из машины. Парни следуют за нами по пятам – и мы впятером, следом за Жаном и Николя, входим в участок.
Потом мы еще минут двадцать сидим в холле – в толпе таких же разномастных ожидающих. Маша ушла куда-то с нашими полицейскими, и все, что мы можем, – ждать. Мимо нас снуют какие-то люди в униформе, среди которых много женщин. В помещении – шумно, накурено и намусорено.
– Смотри, у них на вооружении, оказывается, «Зиг-Зау-эр Зиг Про», – говорит вполголоса Леха. – Их производят в Швейцарии, магазин на пятнадцать патронов, девять девятнадцать пара. В США такими тоже пользуются. Отличная пушка! Хотя… зачем им тут пушки? Им же стрелять нельзя даже тогда, когда кого-то рядом убивают. Можно только зачитать права. Блин, демократия во Франции дошла до предела…
Интересно, что такого сделал Паша, если его забрали в участок?
– Знаешь, в том же «Такси» участок выглядит намного опрятней, – с другой стороны говорит мне Андрей. – А здесь – такой хламовник…
Появляется Маша. Мы кидаемся к ней с расспросами.
– Я его не видела, но его сейчас выведут. Умора – банкир у них торчит с самого утра. Вы будете смеяться, но его взяли где-то недалеко от метро «Rue du Вас» – знаете почему? Он похож на какого-то местного преступника в розыске. А Паша, как полицию увидел, ломанулся от них дворами. Но в тапках-то далеко не убежишь… Ну а уже здесь он им наплел с три короба – что у него друга убили, что его какая-то парижская проститутка подставила… Вроде даже плакал и просил не сажать в тюрьму. В общем, они решили, что он малость не в себе. Мы вовремя приехали. Я подписала нужные бумаги – кажется, они даже обрадовались, что мы его забираем. Мне местный дежурный сказал – французы не любят неприятностей с русскими туристами…
В этот момент дверь, ведущая куда-то вглубь участка, открывается, мы оборачиваемся – и… Грибоедов бы позавидовал возникшей немой сцене. Паша, которого под руку держит Жан, видит нашу компанию и превращается в соляной столб.
Растерянность на лице банкира сначала сменяется удивлением, а потом – диким ужасом. Он тычет в нас пальцем, и выдавливает из себя ошалелое:
– Ва…дик?
В тот же миг мы бросаемся его обнимать.
– Дружище, слава богу! – орет Андрей, повисая на его левой руке.
– Где же ты был? – хватается за другую Леха.
– Паша! – синхронно виснем мы с Машей у банкира на шее, окончательно его обездвижив.
– Ну, чувак, ты дал жару! – басит Вадик.
Еще немного – и наш банкир окончательно спятит прямо посреди участка. Пока Маша рассыпается в благодарностях доблестной французской полиции, мы, не отпуская Пашу из объятий, выводим его на улицу и тащим подальше от цитадели закона.
Завернув за угол, мы усаживаем банкира на первую попавшуюся лавку. Здесь к нему возвращается дар речи. Он матерится так, что голуби разлетаются во все стороны – а потом, подскочив, бьет Вадика под дых. Потом уже матерится Вадик, мы хватаем Пашу за руки, к нашему веселью присоединяется Маша – и, наконец успокоившись, Паша опускается на лавку.
– Сигарету будешь, красавчик? – протягиваю я ему пачку.
Услышав мой голос, он поднимает на меня глаза – и уже в который раз за последние двое суток испытывает шок.
– Юля?
– Наташа, – говорю я. Видя, как банкир напряженно всматривается в мое лицо, я добавляю: – Я в парике была.
– А ты кто? – потрясенно тычет Паша пальцем в Машу.
– Маша, – отвечает та.
– Люди, вы вообще кто? Это что, какая-то скрытая камера? – выдавив из себя улыбку, интересуется банкир. – Мне кто-нибудь что-нибудь объяснит?
Он с возмущением выдергивает сигарету из пачки, которую я все еще держу. Андрей щелкает зажигалкой.
– Ну ты же хотел почувствовать вкус жизни, оторваться в Париже по полной… – все еще морщась от боли, говорит Вадим. – Пожалуйста! Спешиал фо ю, как говорится.
– Так это что – те самые французы из агентства? – обводя нас глазами, спрашивает банкир у Вадика.
– Ну, типа того, – говорит тот.
– Вы не фига не французы. Вы охуели! – говорит Паша. – Я, пока в кутузке сидел, всю жизнь, от самого раннего возраста, вспомнил. А вы это все… специально подстроили?
Мы улыбаемся ему в ответ. Если честно, то мы все несказанно рады видеть его живым и невредимым.
– Мы не французы, но мы из агентства. Предоставляем VIP-клиентам эксклюзивные услуги – адреналиновую встряску в лучших местах этой планеты. Вы, кстати, стали почетным пятидесятым клиентом, – говорю я.
Андрюха и Вадим вскидывают на меня удивленные глаза. Про пятидесятого клиента – это я на ходу выдумала. Пусть банкир почувствует себя вошедшим в некий элитный клуб…
– Пятидесятым? – обалдело переспрашивает банкир. – И вы… всех вот так вот подставляете, как в кино? А… вот эта история, с полицией, тоже ваша работа?
– Ага, – говорит Вадик, глазом не моргнув.
– Охуеть, – потрясенно качает головой банкир.
– Это новый вид психотерапии, – объясняю я. – Эмоциональная перезагрузка. Мы просто переняли западную технологию, у них народ так уже лет семь отрывается. А у нас… пока все только начинается.
– В общем, чувак, мы специально для тебя такую вот программу придумали. Чтобы жизнь медом не казалась, – ржет Вадик. – Как, повеселился?
Паша старательно пытается собрать мысли в кучу.
– Да уж… – говорит он. – Вадик, но я от тебя такого не ожидал. Я тебя уже… в последний путь проводил! И себя тоже. У них же вроде нет моратория на смертную казнь?
Видимо, сидя в камере, Паша успел проститься со всем белым светом.
Пока мы общались с банкиром, Андрей сбегал к машине, принес вещи Паши, уложенные в пакет.
– Думаю, вам надо переобуться, – говорит он, поставив пакет на землю. – А ваша дорожная сумка – у нас в салоне.
– Да, кстати, это ведь твое? – улыбаюсь я и достаю из своего рюкзачка пухлый Пашин бумажник.
Маша тут же протягивает его паспорт, в который вложены билеты.
– У тебя обратный рейс скоро, не забыл? – интересуется Вадим.
Глядя на свои вещи и документы, Паша окончательно приходит в себя. Он берет из моих рук бумажник, зачем-то открывает и закрывает его, потом смотрит по очереди на каждого из нас.
– Так сколько я вам должен? – спрашивает он.
– Десять тысяч евро. Разумеется, если ты считаешь, что я выиграл спор, – говорит Вадик, закуривая новую сигарету. – Ты их, кстати, все равно на представительские расходы спишешь.
Думаю, Паша имеет полное право послать нас всех подальше, поймать такси и уехать в аэропорт. Возможно, именно так он и сделает. У нас вообще не было никакой гарантии, что он поведется на этот спор. Но Вадик сказал, что в случае чего возьмет все расходы на себя…
– В общем, так, чуваки, – говорит Паша, подумав. – Я отдам вам этот червонец и оплачу все ваши накладные расходы при одном условии – чтобы мой директорат прочувствовал все то же самое. Вместе с приводом в полицию.
– Не знаю, как банкир, а мы хлебнули адреналина выше крыши, – говорю я, когда пару часов спустя в аэропорту Шарль де Голль мы провожаем Пашу на рейс.
Мы стоим и смотрим, как его спина исчезает в коридоре, ведущем к залу таможенного контроля.
– Натаха права. Нам же просто повезло, что мы нашли этого Пашу! – говорит Маша. – А если бы его правда убили? Вадик, ты вообще соображаешь, чем все могло закончиться? Мы же все время импровизируем, балансируем на краю… Ты не думаешь, что пора нам завязывать со всеми этими штучками?
– Завязывать?
Вадим оглядывает нас удивленным взглядом.
– Завязывать! С ума сошли! Ни в коем случае! Мы просто набирались опыта. Проверяли мою теорию практикой. Оттачивали мастерство. Постигали детали и просекали нюансы. А вот сейчас самое время делать настоящий бизнес.