Мы вошли в Пекин через южные ворота. Я испытала потрясение при виде массивных розовых городских стен. Казалось, что этим стенам нет конца, они возвышаются одна за другой и вьются вокруг всего города. Высотой они были около сорока футов, толщиной — около пятидесяти. В самой сердцевине этого многослойного цветка из стен находился Запретный город, резиденция китайского императора.

Столько людей в одном месте я не видела никогда. В воздухе витал запах жареного мяса. Перед нами открывалась совершенно прямая улица более шести футов шириной. Она шла до самых Ворот зенита, ведущих в Запретный город. По обеим ее сторонам стояли палатки из натянутых на каркасы циновок и лавочки, украшенные гирляндами разноцветных флажков. На флажках были нарисованы те изделия, которыми торговали в лавочке. Везде было столько интересного! Вот пляшут на канате канатоходцы, вот предсказатели судьбы рассуждают о смысле разных предзнаменований, вот акробаты и фокусники дают представления с медведями и обезьянами, вот певцы в причудливых костюмах, париках и масках распевают старинные народные песни. Вот мебельных дел мастера изготавливают мебель прямо на глазах у публики. Уличная жизнь в точности напоминала сцены из старинных китайских опер. Вот лекари выставляют на продажу сушеные травы и огромные черные грибы. Вот мастер акупунктуры утыкал своими иголками голову пациента, так что она стала похожа на дикобраза. Вот искусный ремесленник чинит разбитую фарфоровую вазу с помощью маленьких заклепок. Его работа похожа на плетение кружев. Вот брадобреи обслуживают клиентов и при этом напевают свои любимые песенки. Мне так захотелось попробовать засахаренные, на палочках фрукты! Вот важно шествуют нагруженные тюками верблюды с заспанными глазами, и дети, глядя на них, радостно визжат.

Вот кули тащат на бамбуковых жердях тяжелые ведра с нечистотами. На канале их ждут специальные лодки, которые ночью вывезут нечистоты за город.

Нас принял дальний родственник с отцовской стороны, которого мы называли Одиннадцатым Дядюшкой, — маленький, щуплый человечек с кислым выражением лица. Он не обрадовался нашему появлению и постоянно жаловался на то, что дела в его магазине сушеных продуктов идут плохо.

— В последние годы мало продуктов для засушки, — рассказывал он. — Все съедается. Мне уже нечего продавать.

Мать извинялась за доставленные нами неудобства и обещала, что мы съедем, как только снова встанем на ноги. Дядюшка кивал в ответ, а затем предупредил, что входная дверь выпадает из рамы. Он жил в трехкомнатном домике на Линии посудников и лудильщиков в одном из огороженных семейных кварталов. На местном диалекте такие кварталы назывались хутонгами. Эти хутонги обвивали весь Пекин, как паутиной. В центре находился парк — Запретный город, а вокруг него — паутина из тысяч хутонгов. Дядюшка жил в восточной части города возле канала, вырытого вдоль стен императорской резиденции и считавшегося личным императорским водным путем. Я видела, как по каналу плывут лодки под желтыми императорскими знаменами. Из-за стен пушистыми зелеными облачками выглядывали кроны высоких деревьев. Соседи предупредили, чтобы мы не глазели в сторону Запретного города, потому что там полно драконов.

— Это духи, посланные богами для защиты императорской семьи, — говорили они

Наконец-то мы похоронили отца. Без всяких церемоний, потому что на церемонии у нас не было денег.

Я ходила по соседям и уличным торговцам, чтобы найти хоть какую-нибудь работу. На овощном рынке я таскала тюки с ямсом и капустой, чистила прилавки после того, как рынок закрывался. Каждый день я зарабатывала по нескольку медных монет. Иногда мне не удавалось наняться на работу, и тогда я возвращалась домой с пустыми руками. В один прекрасный день с помощью дядюшки я нашла работу в магазине, который изготавливал обувь для зажиточных маньчжурских женщин. Владела им пожилая дама по имени Большая Сестрица Фэнн. Она была очень толстой и накладывала на лицо столько белил, словно была оперной певичкой. Когда она говорила, белила трескались и отваливались кусками. Свои жирные волосы она зачесывала на макушку и стягивала в высокий узел. Про нее говорили, что у нее скорпионье жало вместо языка, но доброе сердце.

Большая Сестрица Фэнн очень гордилась тем, что когда-то работала в императорском дворце и ее госпожой была великая императрица, жена императора Дао Гуана. Большая Сестрица занималась гардеробом императрицы и считала себя экспертом в вопросах дворцового этикета. У нее действительно сохранилось очень много красивых платьев, но вот на стирку денег не хватало. Когда наступал сезон вшей, она просила меня ловить вшей у нее на шее и на спине. При этом она остервенело чесалась, и когда ей попадалась в руки вошь, то она ее с хрустом разгрызала и съедала.

В ее магазине мне приходилось иметь дело с иголками, вощеной нитью, клещами и молотками. Сперва я украшала туфли нитями жемчуга и инкрустировала их цветными камешками, затем приделывала к их подошве высокие платформы, которые помогали носившей их госпоже казаться выше ростом. К концу рабочего дня мои волосы были сплошь покрыты пылью, а шея нестерпимо болела.

Тем не менее мне нравилось ходить на работу. Не только ради денег, но и ради самой Большой Сестрицы Фэнн, которая обладала огромным запасом жизненных знаний.

—Солнце светит на всех, — говорила она, — под его лучами растет не одно семейное древо.

Она верила в то, что у каждого есть шанс продвинуться в жизни. Кроме того, мне нравилось слушать ее сплетни об императорской семье. Она часто жаловалась, что великая императрица разрушила ее жизнь, потому что «пожаловала» ее своему евнуху в качестве фиктивной жены, отчего она была обречена оставаться бездетной.

— А тебе известно, сколько драконов высечено вокруг Дворца небесной гармонии в Запретном городе? — Невзирая на свои обиды, она не могла не восхищаться роскошью, которая царила во дворце, когда она там работала. — Тринадцать тысяч восемьсот сорок четыре дракона! — Как всегда, она задавала свои вопросы только для того, чтобы самой же на них и ответить. — Лучшие мастера высекали их в течение многих поколений!

Именно от Большой Сестрицы Фэнн я узнала много полезного о том месте, где мне предстояло провести жизнь. Она рассказала мне, что только на потолке в главном дворцовом зале высечено две тысячи шестьсот четыре дракона и что каждый из них имеет свое имя и предназначение. Дворец небесной гармонии она описывала целый месяц. Я отчаялась запомнить все подробности ее описаний и тем более количество драконов, но благодаря ее рассказам я поняла, какую могущественную власть эти драконы символизируют. Спустя многие годы, когда я сама села на трон и превратилась в дракона, мне стало страшно, что люди узнают правду и поймут, что никакой власти за этими грозными символами нет. Как и все мои предшественники, я прятала лицо за устрашающими драконьими масками и молилась о том, чтобы одеяния и атрибуты помогали мне достойно сыграть свою роль.

— Четыре тысячи триста семь драконов только во Дворце небесной гармонии! — с воодушевлением продолжала Большая Сестрица Фэнн, затем она повернулась ко мне и спросила: — Орхидея, ты можешь себе представить, каково могущество императора? Один только взгляд на всю эту роскошь заставляет простого человека почувствовать, что его жизнь прожита не напрасно. Один только взгляд, Орхидея! И после этого ты уже никогда не сможешь остаться обычным человеком.

Однажды вечером я пришла к Большой Сестрице Фэнн поужинать. Пока она готовила ужин, я разожгла печь и постирала ее одежду. Мы ели клецки с зеленью и соевыми бобами. После еды я приготовила ей чай и набила трубку. Умиротворенная, она сообщила, что готова рассказать мне очередную историю.

Мы сидели в темноте. Она вспоминала свою первую госпожу, императрицу Чу Ань. Я заметила, что когда она произносила имя Ее Величества, то ее голос начинает дрожать от восторга.

— Ее Величество с самого детства распространяла вокруг себя запах розовых лепестков, трав и дорогих эссенций. И все потому, что она была наполовину женщиной, а наполовину богиней. Когда она двигалась, этот запах усиливался. Знаешь ли ты, почему, когда она умерла, не было никаких официальных эдиктов и церемоний?

Я не знала.

— Причина заключается в ее сыне Сянь Фэне и его двоюродном брате принце Гуне. — Большая Сестрица Фэнн глубоко затянулась и продолжала: — Это случилось лет десять тому назад. Сянь Фэну тогда исполнилось одиннадцать лет, принцу Гуну девять. Я входила в число слуг, которые помогали воспитывать королевских детей. Император Дао Гуан имел девять сыновей, среди которых Сянь Фэн был четвертым, а Гун шестым. Первые три принца умерли от болезней, так что у императора осталось шесть здоровых наследников. Среди них Сянь Фэн и Гун подавали самые большие надежды. Мать Сянь Фэна была императрицей, моей госпожой, а мать Гуна была любимой императорской наложницей. Это госпожа Цзинь.

Большая Сестрица Фэнн понизила голос до шепота.

— Но несмотря на то, что Чу Ань была императрицей и поэтому обладала гораздо большей властью, чем наложница, она все время очень беспокоилась за своего сына, а точнее — за его шансы на успех.

Согласно традиции, наследником всегда объявлялся старший сын. Но у императрицы воистину были причины для беспокойства. Несмотря на ранний возраст, умственные и физические доблести принца Гуна уже начали себя проявлять в полной мере. Постепенно при дворе сложилось мнение, что если император Дао Гуан обладает здравым смыслом, то он должен предпочесть Сянь Фэну принца Гуна.

— Чтобы избавиться от принца Гуна, императрица организовала заговор, — продолжала Большая Сестрица Фэнн. — Однажды она пригласила обоих братьев на обед. В качестве основного блюда на нем подавали рыбу. Императрица приказала своей служанке Абрикосовой Весне положить в тарелку принца яд. Но я бы сказала, что небесам было неугодно, чтобы совершилось подобное дело. Только принц Гун взял свои палочки, как на стол вспрыгнула императорская кошка. Слуги не успели ее отогнать, как она проглотила рыбу принца. И тут же у нее появились признаки отравления. Она задрожала, зашаталась и упала на пол без движения.

Позже я узнала все подробности этого дела, которое вела Императорская судебная палата. Первое подозрение пало на тех людей, которые работали на кухне. Особенно пристрастно допрашивали шеф-повара. Поняв, что у него нет шансов выжить, он покончил с собой. Потом допрашивали евнухов. Один из них сознался, что видел, как Абрикосовая Весна о чем-то тайно совещалась с шеф-поваром утром в день инцидента. И тут участие императрицы стало для всех очевидным. Следствие перешло в ее покои.

— «Позовите сюда императора!» — воскликнула императрица. — Большая Сестрица Фэнн постаралась передать ее слова как можно выразительнее — Ее голос эхом прокатился по комнате. Я прислуживала своей госпоже и прекрасно видела, как ее лицо сперва покраснело, а потом побледнело.

Императрицу Чу Ань признали виновной. Сперва император Дао Гуан не нашел в себе сил, чтобы отдать приказ о ее наказании. Он во всем обвинял служанку Абрикосовую Весну. Но великая императрица не стала прятаться и твердо сказала, что Абрикосовая Весна не могла действовать в одиночку — «даже если бы у нее было мужество льва!» В конце концов император сдался.

— Когда император Дао Гуан вошел во Дворец чистой сущности, Ее Величество поняла, что ее жизни пришел конец. Перед своим мужем она упала на колени и не смогла подняться самостоятельно. Его Величеству пришлось ей помогать. Распухшие глаза Его Величества говорили о том, что он плакал. Потом он выразил свое сожаление по поводу того, что больше не может оказывать ей покровительство и что она должна умереть.

Большая Сестрица Фэнн не выпускала изо рта свою трубку, не замечая, что та давно погасла.

— Как будто смирившись со своей судьбой, императрица Чу Ань перестала плакать. Она сказала Его Величеству, что признает постыдность своего поведения и согласна с неотвратимостью наказания. Затем она попросила о последней милости. Дао Гуан пообещал исполнить все, что она попросит. Она захотела, чтобы истинная причина ее смерти осталась для всех тайной. Император даровал ей эту милость. Тогда императрица попрощалась с императором и попросила меня привести к ней сына в последний раз.

Большая Сестрица Фэнн начала хлюпать носом.

— Сянь Фэн был очень хрупким ребенком. Глядя на свою мать, он понял, что случилось нечто ужасное. Разумеется, он не мог догадаться о том, что всего через несколько минут его матери уже не будет в живых. Он принес с собой своего любимого говорящего попугая, потому что хотел с его помощью развеселить мать. Сянь Фэн прочитал наизусть выученный урок, с которым у него совсем недавно были трудности, чем очень обрадовал императрицу, и она его обняла.

Но его смех только усугубил ее грусть. Ребенок вынул свой носовой платок и утер матери слезы. Он захотел узнать, что ее так сильно расстроило. Она не ответила. Тогда он перестал играть и всерьез испугался. В этот момент в саду раздалась барабанная дробь. Это был сигнал, долженствующий поторопить Ее Величество императрицу Чу Ань на ее пути к смерти. Она снова прижала к себе своего ребенка. Барабаны загремели громче. Сянь Фэн от страха едва не лишился чувств. Мать спрятала лицо в его курточке и прошептала: «Я благословляю тебя, мой сын!»

В коридоре раздался голос министра Судебной палаты: «Ваше Величество, пора отправляться в путь!» Чтобы защитить ребенка от ужасного зрелища, мать велела мне увести его подальше от дворца. Это было, наверно, самое трудное поручение, которое мне пришлось выполнять в своей жизни. Я стояла как вкопанная, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Ее Величество подошла ко мне и потрясла за плечо. Затем она сняла со своего запястья браслет и опустила его в мой карман. «Пожалуйста, Фэнн!» — сказала она и посмотрела на меня при этом умоляющими глазами. Ко мне вернулось чувство реальности, и я силком оттащила вопящего Сянь Фэна от его матери. За дверью стоял министр. Он держал сложенную шелковую веревку. За ним выстроились многочисленные гвардейцы.

Я плакала, слушая рассказ о юном Сянь Фэне. Весьма скоро он стал моим мужем, и я продолжаю сохранять о нем в сердце самые теплые воспоминания, даже несмотря на то, что с тех пор, как он меня покинул, прошло много лет.

— Однако эта трагедия стала предвестием многих счастливых событий. — Большая Сестрица Фэнн вытащила изо рта трубку и выбила пепел на стол — Она прямо привела к тому, что случилось после.

Дальнейший рассказ о моем будущем муже продолжался при свечах. Стояла осень, и стареющий император Дао Гуан решил назначить себе наследника. Он пригласил всех своих сыновей в Ехол, императорскую охотничью резиденцию на севере страны, за Великой стеной. Он хотел проверить их способности. Шесть принцев пустились в путь вместе с императором.

Его Величество обратился к ним с речью о том, что маньчжуры всегда были хорошими охотниками. Когда он был в возрасте своих сыновей, то за полдня мог убить до дюжины диких животных — волков, оленей, кабанов. Однажды ему способствовала удача, и он принес домой пятнадцать медведей и восемнадцать тигров. Он рассказал своим сыновьям, что их прадед, император Кан Си, был еще удачливее. Каждый день он загонял по шесть лошадей. Поэтому Дао Гуан приказал своим сыновьям показать, на что они способны.

— Зная свою слабость, Сянь Фэн приуныл, — продолжала после паузы Большая Сестрица Фэнн. — Он был уверен, что ему ни за что не выиграть состязание. Поэтому он решил сбежать, но его остановил наставник, великий учитель Ту Шу Тянь. Он дал своему ученику совет, как поражение превратить в победу. «Когда ты проиграешь, — сказал он, — доложи своему отцу, что вовсе не отсутствие охотничьих способностей стало тому причиной. Просто ты не мог стрелять. Скажи, что ты это сделал сознательно. Что тобой двигало исключительно милосердие и другие самые возвышенные соображения».

По словам Большой Сестрицы Фэнн, сцена осенней охоты была грандиозной. Равнина поросла кустарником и травой в пояс высотой. В помощь охотникам было зажжено множество факелов. Зайцы, волки, леопарды и олени метались по зарослям, спасая свои жизни. В облаве участвовали семьдесят тысяч всадников, от топота их лошадей земля содрогалась, как при землетрясении. Круг медленно замыкался. За каждым принцем следовали императорские гвардейцы. Император смотрел на охоту с вершины самого высокого холма. Он сидел верхом на черной лошади. Глаза его чаще всего останавливались на двух любимчиках. Сянь Фэн был в одежде из розового шелка, принц Гун — из белого. Он смело носился по полю туда и сюда. Под его стрелами животные падали один за другим. Гвардейцы отмечали каждую его удачу радостными криками.

Наконец раздался звук трубы, призывающей прекратить охоту. Принцы по очереди представляли императору свои трофеи. Принц Гун убил двадцать восемь животных, на его прекрасном лице кровоточил след от тигриного когтя. Кровью была запачкана и его белая одежда Но от возбуждения он не замечал боли: он прекрасно знал, что показал очень хороший результат. Потом мимо императора проезжали на лошадях другие принцы. У каждого под брюхом лошади была привязана убитая им добыча.

«Где Сянь Фэн, мой четвертый сын?» — спросил император. За Сянь Фэном послали. Под брюхом его лошади не было привязано ни одного трофея. Его одежда была совершенно чистой. «Значит, ты не охотился?» — разочарованно спросил Дао Гуан. Сын ответил так, как советовал ему учитель: «У твоего покорного сына рука не поднялась убивать животных. Это произошло не потому, что я ослушался приказа Вашего Величества или не обладаю достаточной сноровкой. Просто мною двигало восхищение перед красотой природы. Ваше Величество сами учили меня, что осень — это время, когда вселенная беременна весной Когда я подумал о тех животных, которые в скором времени начнут выкармливать своих детенышей, то не смог перебороть к ним сострадания».

Отец был потрясен. В этот момент он принял решение в пользу своего четвертого сына.

Свечи догорели. Я сидела молча, не шелохнувшись. В окно заглядывала луна. Ее то и дело скрывали облака, которые, как гигантские рыбы, проплывали по небу, быстрые и продолговатые.

— Если хочешь знать мое мнение, — сказала Большая Сестрица Фэнн, — то я считаю, что смерть императрицы Чу Ань сыграла важную роль в выборе наследника. Император Дао Гуан испытывал вину перед ребенком, у которого он отнял мать. И доказательством этому может служить тот факт, что свою любимую наложницу, госпожу Цзинь, он так никогда и не пожелал сделать императрицей. Моя госпожа в конце концов получила то, что хотела.

— А разве госпожа Цзинь не является сейчас великой императрицей? — спросила я.

— Да, но свой титул она получила не от Дао Гуана. Когда Сянь Фэн стал императором, то он даровал ей этот титул. Причем снова по совету Ту Шу Тяня. Этот поступок добавил имени молодого императора еще больше блеска и величия. Сянь Фэн прекрасно понимал, что в глазах народа госпожа Цзинь — враг его матери, а ему хотелось, чтобы народ верил в его великодушие. Кроме того, он таким путем подавил толки в народе, потому что у всех в голове все еще сидел принц Гун. Отец поступил с ним несправедливо. Он не выполнил обещания, данного на охоте.

— А что же по этому поводу чувствовал принц Гун? — поинтересовалась я. — В конце концов, он выиграл состязание на охоте. Как он отнесся к тому, что его отец возвысил проигравшего?

— Орхидея, ты должна научиться никогда не судить Сына Неба. — Большая Сестрица Фэнн зажгла еще одну свечу. Она взмахнула в воздухе рукой, а потом провела ею по горлу. — Все, что он делает, — это желание Неба. Значит, Небо повелело, чтобы императором стал Сянь Фэн. Принц Гун тоже в это верит. И именно поэтому он служит своему брату с такой преданностью.

— Но... то есть, я хотела спросить, не испытывал ли принц Гун хоть бы тени зависти?

— Ничего такого за ним никто не замечал. Вот за госпожой Цзинь замечали. Ее сильно опечалило предпочтение, оказанное не ее сыну. Но она научилась прятать свои чувства.

Зима выдалась очень суровой. После каждой снежной бури на улицах Пекина находили тела замерзших людей. Все, что я зарабатывала, я отдавала матери, но на оплату счетов этого все равно не хватало. В наш дом постоянно стучались кредиторы, дверь регулярно выпадала из своей рамы. Одиннадцатый Дядюшка чувствовал за нас неловкость, и эти чувства ясно читались у него на лице: он хотел, чтобы мы поскорее покинули его дом. Мать нанялась было на грязную работу по уборке чужих домов, но заболела на следующий же день. У нее началась горячка, она с трудом вставала с постели и постоянно задыхалась. Сестра Ронг заварила ей целебное питье. По предписанию доктора, туда входили не только горькие травы, но и коконы шелковичных червей. От моей одежды и волос распространялся тяжелый запах. Брата Гуй Сяна послали по соседям занять хоть немного денег, но ему даже не открывали дверей. Мать достала из сундука дешевую погребальную одежду и целыми днями ее не снимала.

— Когда я умру, тебе не придется меня переодевать, — сказала она.

Однажды Дядюшка привел к нам своего сына, о котором я раньше только слышала. Его звали Пин, что значит «бутылка». Я знала, что у Дядюшки есть ребенок от местной проститутки и что он его прячет. Но я не знала, что этот ребенок умственно отсталый.

— Орхидея может стать Пину хорошей женой, — сказал Дядюшка моей матери, выталкивая Пина на середину комнаты. — За это я дам вам денег на оплату всех долгов.

Кузен Пин был узкоплечим и сутулым парнем. Формой своего лица он оправдывал свое имя. На вид ему было больше шестидесяти лет, хотя на самом деле ему было только двадцать два. Кроме заторможенности в развитии, он был к тому же курильщиком опиума. Глядя на нас, он улыбался от уха до уха. Руками он постоянно подтягивал штаны, которые тут же опять сползали.

— Кроме того, Орхидее нужна приличная одежда, — продолжал Дядюшка, не обращая внимания на мать, которая при виде Пина с ужасом отвернулась и ударилась головой о спинку кровати. Дядюшка достал из грязного холщового мешка розовый жилет, расшитый синими орхидеями.

Я выбежала из дома, не обращая внимания на мороз. Мои башмаки очень быстро промокли, и я перестала чувствовать свои ступни.

Через неделю мать мне сообщила, что я обручена с Пином

— Что я буду с ним делать? — в ужасе завопила я.

— Это несправедливо по отношению к Орхидее, — вкрадчивым голосом поддержала меня Ронг.

— Дядюшка желает свободно распоряжаться своими комнатами, — сказал Гуй Сян. — Ему за них предлагают хорошие деньги. Выйди замуж за Пина, Орхидея, и тогда Дядюшка нас не выгонит.

Мне так хотелось набраться мужества и сказать матери «нет»! Но у нас не было другого выхода. Ронг и Гуй Сян были слишком молоды, чтобы помогать семье. Ронг к тому же страдала от ночных кошмаров. Когда она спала, постороннему человеку могло бы показаться, что она находится в пыточной камере. Словно одержимая, она рвала на кровати простыни. Даже днем она постоянно чего-то боялась, нервно вздрагивала от каждого шороха, все время была начеку. И двигалась она, словно испуганный зверек, постоянно оглядывалась, иногда замирала на ходу. Когда она садилась, слышался громкий звук выпускаемых газов, когда она ела, постоянно барабанила пальцами по столу. А вот брат был другим. Ленивый, легкомысленный и рассеянный, он забросил книги и не желал даже пальцем пошевельнуть, чтобы помочь семье.

Целыми днями, работая у Большой Сестрицы Фэнн, я слушала истории о прекрасных и благородных людях, которые проводят жизнь, не спешиваясь с коней, побеждают всех своих врагов и в конце концов становятся императорами. А дома меня ждала неприглядная реальность и перспектива к весне стать женой полоумного Пина.

Как-то раз мать окликнула меня с постели, и я к ней подошла. На нее было страшно смотреть: кожа да кости. Она сказала:

— Твой отец любил повторять: «Больной тигр, не способный найти свой путь на равнине, слабее ягненка. Когда на пиршество соберутся дикие собаки, он не сможет дать им отпор». К сожалению, такова наша судьба, Орхидея.

Однажды я расчесывала волосы, а с улицы раздалась песня нищего:

Нищий прошел мимо нашего окна. Глядя на меня, он поднял свою пустую плошку. Руки у него были иссохшими, как сухое дерево.

— Каши, — попросил он.

— Мы сами сидим без риса, — ответила я. — Я копаю в огороде белую глину, смешиваю ее с пшеничной мукой и делаю из этой смеси лепешки. Хочешь, я дам тебе одну?

— Разве ты не знаешь, что глина засоряет кишечник?

— Знаю, но нам больше нечего есть.

Он схватил лепешку и исчез на другом конце улицы. Еще более удрученная и подавленная, я отправилась к Большой Сестрице Фэнн. Там я взяла свои инструменты, села на скамейку и начала работать. Фэнн вошла, дожевывая свой завтрак. Она взволнованно сообщила, что только что видела на городской стене указ.

— Его Величество император Сянь Фэн объявляет набор наложниц, — сказала она — Представь себе, кому-то теперь посчастливится попасть во дворец!

Она красочно описала событие, которое носило название «Выбор императорских невест».

После работы я решила сама сходить и взглянуть на указ. Прямой путь к Запретному городу был перегорожен, и мне пришлось долго плутать по разным переулкам, так что до нужного места я добралась только на закате солнца. Текст указа был написан черными чернилами. Под мокрым снегом буквы расплылись. Но по мере чтения мои мозги начали лихорадочно работать. Кандидатки должны были быть маньчжурками и иметь чистое и доказанное происхождение от одного из высших знамен (не ниже синего). Я вспомнила слова отца о том, что среди четырехсот миллионов китайцев маньчжурами являются только пять миллионов. В указе также говорилось о том, что кандидатки должны быть в возрасте от тринадцати до семнадцати лет. Все маньчжурские девушки, отвечающие этим требованиям, должны зарегистрироваться в Дворцовой палате и пройти предварительный отбор. Никто из них не имеет права выходить замуж до тех пор, пока император их не отвергнет.

Я бросилась к Большой Сестрице Фэнн.

— Почему ты считаешь, что у меня нет шансов? — плакала я. — Ведь я маньчжурка, и мне семнадцать лет. А мой отец принадлежал к синему знамени.

Фэнн только качала головой:

— Орхидея, по сравнению с придворными дамами и императорскими наложницами ты просто грязный мышонок.

Тогда я отхлебнула из ведра воды и немного пришла в себя. Слова Большой Сестрицы Фэнн меня здорово обескуражили, но все же не настолько, чтобы заставить окончательно отказаться от своих надежд. По сведениям Фэнн, императорский двор в октябре проводит предварительный просмотр кандидаток. А до этого по всей стране губернаторы отряжают посыльных для поиска красивых девушек. В обязанности посыльных входит составление списков имен.

— Они меня пропустили! — плакалась я Большой Сестрице Фэнн.

Я узнала, что в этом году за отбор отвечает Дворцовая палата и что красавицы из всех частей страны уже начали прибывать в Пекин для регистрации в специальном комитете. Главный евнух, представляющий самого императора, должен будет осмотреть более пяти тысяч кандидаток и выбрать из них около двух сотен. Именно они предстанут для окончательного выбора перед великой императрицей госпожой Цзинь и императором Сянь Фэном.

Большая Сестрица Фэнн сообщила, что Сянь Фэн выберет себе семь официальных жен, но, кроме того, он имеет право «осчастливить» любую придворную даму или наложницу в Запретном городе. После выбора официальных жен остальные финалистки останутся жить в Запретном городе. Вполне возможно, что им так и не представится счастливого случая встретиться с Его Величеством, но достойное ежегодное содержание до конца дней им точно обеспечено. Это содержание находится в прямой зависимости от ранга и титула претендентки. Поговаривают, что для императора в этом году выберут три тысячи наложниц. В отличие от жен, которым для жительства будут предоставлены прекрасные дворцы, наложниц поселят в бараки на задворках этих дворцов, причем большинство из этих бараков находятся в полуразрушенном состоянии и едва пригодны для жизни.

Я расспросила Большую Сестрицу Фэнн также о евнухах, которых в Запретном городе обитало две тысячи. Она рассказала, что большинство из них вышли из низов, из самой крайней нищеты, и что их семьи решились на такое, только когда окончательно потеряли всякую надежду. Хотя на эти должности принимались только кастрированные мальчики, но не всякому кастрированному мальчику было гарантировано место при дворе.

— Кроме смышлености, эти мальчики должны обладать незаурядной внешностью, — продолжала свой рассказ Большая Сестрица Фэнн. — Только самые смышленые и красивые имеют шанс выжить, продвинуться и даже стать фаворитами.

Я спросила, почему двор не нанимает нормальных мальчиков.

— Чтобы иметь гарантию, что почву засеет только один сеятель, а именно император, — объяснила она. — Эта система была унаследована от династии Мин. Император династии Мин держал в услужении девяносто тысяч евнухов. Они составляли его внутреннюю полицию, что вполне объяснимо, раз речь идет о месте, где за внимание одного мужчины соревнуются тысячи женщин. Преступления здесь — далеко не редкость. Евнухи — существа, способные на сверхъестественную жестокость и ненависть, — продолжала рассказывать Фэнн, — но одновременно на крайнюю отзывчивость и преданность. Личная жизнь их не сахар. Большинство из них невыносимо страдают, носят в штанах толстые прокладки, которые впитывают постоянно текущую мочу. Ты слышала, существует такое выражение: «Воняет, как евнух»?

— А ты откуда знаешь? — поинтересовалась я.

— Господи, да я же была замужем за евнухом! Для мужчины это просто стыд и срам. Моего мужа, к примеру, постоянно преследовало сознание несправедливости собственной участи, однако это не мешало ему относиться ко всем крайне жестоко и злобно. Он всем завидовал и всем желал несчастья.

Дома я о своих намерениях никому не рассказала, потому что была уверена, что мои шансы равны одному на миллион. На следующее утро, еще до работы, я отправилась в канцелярию Дворцовой палаты. Настроение у меня было нервное, но решительное. Я объявила охране о своих целях, и они провели меня в одну из комнат на задворках здания. Комната была большая, с колоннами и мебелью, обитой красной материей. За столом сидел бородатый мужчина, одетый в красный халат. Перед ним лежал отпечатанный на шелке экземпляр императорского указа Я подошла к нему и упала на колени. Он спросил, как меня зовут и сколько мне лет. Потом я рассказала ему, что мой отец был из клана Ехонала и в последнее время работал таотаем в Уху.

Бородатый мужчина внимательно меня разглядывал.

— У тебя есть хорошая одежда? — спросил он после тщательного осмотра

— Нет, господин, — ответила я.

— Я не имею права впускать во дворец людей, которые имеют вид нищих.

— Но могу ли я вас хотя бы спросить, господин, каковы мои данные? И дают ли они мне право на вход? Если вы ответите «да», то я постараюсь найти способ себя подготовить.

— Ты что думаешь, я бы стал тратить на тебя время, если бы не считал твои данные подходящими?

— Да! — произнесла мать с некоторым облегчением. — Я должна была предупредить Дядюшку, что Пину следует подождать, покуда император не сделает свой выбор.

— Может, к тому времени Дядюшку переедет повозка или Пин умрет от передозировки опиума, — высказал предположение Гуй Сян.

— Вот еще! — набросилась на него Ронг. — Разве можно насылать на этих людей такие черные пожелания? В конце концов, они же нас приютили!

Я всегда знала, что со здравым смыслом у Ронг было гораздо лучше, чем у Гуй Сяна. Хотя это не спасало мою младшую сестру от разнообразных страхов. Всю жизнь она оставалась очень ранимой и запуганной. Например, она днями могла работать над каким-нибудь узором, а потом вдруг бросить его, потому что у ниток якобы изменился цвет. В таких случаях она была уверена, что в ее вышивании поселился злой дух. Это приводило ее в панику, и она рвала работу на мелкие кусочки.

— Гуй Сян, почему ты не учишься? — спросила я своего брата. — У тебя больше шансов продвинуться, чем у Ронг или у меня. Государственные экзамены проходят каждый год. Почему бы тебе не сделать попытку?

— У меня нет того, что для этого нужно, — ответил Гуй Сян.

Большая Сестрица Фэнн была несказанно удивлена, что я прошла первый этап отбора в канцелярии Дворцовой палаты. Она схватила свечу и начала внимательно изучать мое лицо.

— Как я могла этого не заметить? — причитала она, поворачивая мою голову то вправо, то влево. — Яркие миндалевидные глаза с одним веком, прямой нос, красивый рот, тонкое тело. Очевидно, все дело в одежде. Это она так исказила твою внешность, Орхидея.

Отложив в сторону свечу, она скрестила на груди руки и начала бегать по комнате взад-вперед, как сверчок перед сражением.

— Надо что-то придумать, — приговаривала она. — Ты не должна так выглядеть, когда отправишься в Запретный город. — Потом она положила руки мне на плечи и провозгласила: — Пойдем! Я тебя переделаю!

Именно в гардеробной комнате Большой Сестрицы Фэнн я превратилась из замарашки в принцессу. На моем примере Фэнн подтвердила свою репутацию служанки императорской гардеробной: она одела меня в тунику бледно-зеленого шелка, расшитую белыми фазанами. Горловина, рукава и подол туники были украшены кантами более темного оттенка.

— Эта туника принадлежала Ее Величеству, — сказала Большая Сестрица Фэнн. — Она подарила ее мне на свадьбу. Но я ее почти не носила, потому что боялась насажать пятен. А теперь я слишком стара и толста для нее. Я одолжу ее тебе вместе с подходящей головной наколкой.

— А вдруг Ее Величество ее узнает? — спросила я.

— Не беспокойся. — Фэнн покачала головой. — У нее сотни похожих платьев.

— А что она подумает, глядя на это?

— Что у тебя вкус такой же, как у нее.

Мое сердце трепетало от радости, и я сказала Большой Сестрице Фэнн, что просто не знаю, как ее отблагодарить.

— Помни, Орхидея, — увещевала она меня, — красота — это не единственное качество при отборе. Ты можешь проиграть, к примеру, из-за того, что у тебя не хватит денег подкупить евнухов, которые в отместку найдут способ указать Их Величествам на твои недостатки. Я сама была свидетельницей таких случаев. К концу церемонии все девушки настолько измучены, что выглядят совершенно одинаково. Их Величества тоже теряют способность любоваться красотой, вот почему большинство императорских жен и наложниц так безобразны.

После стольких месяцев ожидания я едва сдерживала нетерпение. Я спала урывками и просыпалась в холодном поту от страха. Но вот моему ожиданию пришел конец — завтра я должна войти в Запретный город и принять участие в отборе.

Погода была теплой, облака плыли высоко, и дул весенний ветер. Мы с сестрой вместе бежали по пекинским улицам.

— У меня такое предчувствие, что ты обязательно станешь если уж не одной из семи жен, то по крайней мере одной из двухсот императорских наложниц, — сказала Ронг. — Твоя красота просто бесподобна

— Скорей бесподобно мое отчаяние, — поправила ее я.

Я крепко сжала ее руку. Она была в светло-голубом платье из хлопка с рельефными аппликациями на плечах. Чертами лица мы были очень похожи друг на друга, но только у нее в глазах постоянно сквозил страх.

— А что, если Его Величество так ни разу тебя и не «осчастливит»? — спросила она, подняв брови, так что они образовали на лбу одну линию.

— Все равно это лучше, чем выйти замуж за Пина.

Ронг согласилась.

— Я буду присылать тебе из дворца самые изысканные узоры для вышивания, — сказала я веселым голосом. — В городе ты будешь одеваться лучше всех: в хорошие ткани, в сказочные кружева, в павлиньи перья.

— Не отвлекайся на такие пустяки, Орхидея, — заметила Ронг. — Все знают, что в Запретном городе царят очень строгие правила. Одно неверное движение — и твоя голова слетит с плеч.

Остальную часть пути мы прошли молча. Стена Запретного города показалась нам толще и выше, чем обычно. Вскоре эта стена нас разделит окончательно.