Глава 1

Я открыл глаза. Перед моим взором оказались некрашенные доски. Доски!!! Откуда?! Гроб??!! Когда успели похоронить, я же ещё жив! Перед моим взором, как чёртик из табакерки, выскочил полуразложившийся скелет — ведущий сериала «Байки из склепа». Угораздило ж пару раз посмотреть его на ночь. Что-то там было про бедолагу, которого «любящая» жена живьём закопала, а потом — он её. Долг платежом красен.

Я протянул руку. Да нет, до досок далеко — это потолок. Ф-у-у-у. Несказанно полегчало.

Вот только почему он деревянный? Кто сейчас так строит? Что это за изба, и как я в неё попал? Если это не Контора, то почему не больница?

Вопросы неслись неудержимым вихрем, не находя ответа.

Но это не всё. Что не так? Зрение! Я видел на досках каждую прожилку, каждый сучок. Вот чёрная жирная муха с зеленоватым отливом приземлилась прямо надо мной, быстро пробежала туда-сюда, и, стремительно взмыв в воздух, унеслась куда-то по своим делам.

Почему меня это удивило? Потому раньше я всё время ходил в очках. Зрение — минус семь. Это когда ты слеп, как крот, и не видишь ничего дальше собственного носа. Стоило лишь снять окуляры, и весь мир вокруг расплывался, как в тумане. А тут необычайная чёткость. Сто процентов, может быть даже небольшая дальнозоркость. Я поднял руки и потёр кулаками глаза. Ничего не изменилось.

Вот только руки. Они были маленькими и тонкими, как спички. Твою ж мать! Мои лапки бессильно упали на меховое одеяло. Мех! Настоящий! Меня аж подбросило на кровати. Приняв сидячее положение, быстро оглянулся по сторонам.

Комната примерно три на три, обшитая досками и тканью. Кроме кровати, стол, два, нет, три стула и пара сундуков. Всё грубоватое, массивное, без изысков. Не Версаль, однако.

Куда меня чёрт занёс! «Бросок», как пить дать «бросок». Я встряхнул головой. Золотистый локон упал на глаза, и я машинально сдул его в сторону. Дьявольщина! Я схватил прядь волос. Длинные, мягкие, светлые. Мои то прежние были тёмными, с обильной проседью. Чёрт, что у меня за тело. Где же тут зеркало? Вода тоже сойдёт.

Отбросив край одеяла, спрыгнул на пол. Что-то ещё было не так. Задрав подол рубахи, я дико заорал.

Нет, это я заорала.

Ладно, мы заорали.

Звонкий детский крик, плавно переходящий в леденящий душу звериный вой прорезал тишину.

Ноги подкосились, и тело маленькой девочки рухнуло на пол.

В следующий раз я очнулся.

Нет, это я очнулась.

Хорошо, мы очнулись.

Что, так и будем говорить о себе во множественном числе?

Но в те мгновения я не мог, просто не желал осознать себя женщиной. Где-то в уголке сознания тлела надежда, что это кошмарный сон. Сейчас я проснусь, и всё будет по-прежнему. Я снова у себя в Конторе. И пусть все «десантники» погибли, главное я такой же, как прежде. Фиг с ней с работой — новую найду.

А пока кто-то, приподняв мне голову и сунув в рот какую-то металлическую фигню, пытался раздвинуть ею мои зубы, как монтировкой.

— Не-е-е, — попытался было возразить я на такое вопиющее попрание человеческого достоинства.

Оказалось моему мучителю, нет — мучительнице, только это и было надо. Едва зубы разжались, как туда влили порцию мерзопакостной вонючей микстуры.

— Бу-бу-бу-бу-бу, ду-ду-ду-ду-ду, — радостно ворковала полная темноволосая женщина лет этак за тридцать в тёмно-коричневом платье, наполняя блестящую столовую ложку новой порцией дряни. Пришлось её выпить, потом ещё раз. Ну не драться же мне с ней — не та весовая категория. Всё равно заставят.

Взрослые — они такие.

Но хуже всего была не горечь снадобья (как будто подсластить не могли изверги), а то, что я ни черта не понимал из её речи. Не улавливал ничего даже отдалённо похожего на русский язык.

Помнится последний «бросок» и был во времена князя Игоря. Не того, что с половцами воевал, а убитого древлянами, мужа княгини Ольги, отца Святослава. Хотя в те времена язык наших пращуров и отличался разительно от современного, без переводчика не разберёшь, большинство слов понять было можно. Понимаем же мы, пусть и с пятого на десятое, церковно-славянский.

А тут — ни одного знакомого.

— Ла-ла-ла. Ла-ла-ла, — тем временем что-то рассказывала женщина, ласково гладя меня по голове.

То, что я всё время молчу, лишь изредка кивая, да невыразительно мемекая, её, похоже, совсем не волновало. Сколько я смогу ещё так ваньку валять? Ну поизображаю ещё денёк-другой умирающего лебедя. Ни бе ни ме ни кукареку. А дальше что?

Что могут сделать с маленькой девочкой, если окажется, что она не только неожиданно перестала говорить на своём родном языке, но и не бельмеса не понимает. Никого не узнаёт, и, вообще, её память дырявое решето. В наше бы время лечили, пока не залечили. А здесь и сейчас? Если объявят одержимой — точно кранты. На костёр без всяких разговоров. Меня прошиб холодный пот. В голове помутилось. Я провалился, как в омут, в черноту сна без каких-либо сновидений.

Новое пробуждение. В том же месте, в том же теле. Рядом никого. Хорошо. Может надо мной сжалились, и больше не будут травить всякой дрянью. Вот только где здесь туалет? Я спрыгнул босыми ногами на пол.

Так и будешь расписывать читателям все интимные подробности? Они им нужны?

Ну-у, должны ж они иметь хоть какое-то представление об окружающей действительности. Это я к тому, что никаких ватерклозетов поблизости не наблюдалось. К счастью у кровати в ногах стояла искомая бадейка и по слабому запаху (видно её частенько споласкивали) от которой, я и определил, что она явно не для омовений. А то вот был бы конфуз. Схватив со стола кувшин с водой, я наскоро сполоснул руки. И уже ставя его обратно, чуть не уронил.

Окно! Точнее — форменная бойница, как в настоящем средневековом замке. И как я её вчера не заметил. То ли занавешена она была, то ли мне было просто не до этого. На ходу вытирая полотенцем мокрые руки, я подбежал к окну. Может наконец-то удасться понять, куда меня занесло.

Не скажу, что созерцание небольшой крепости было очень информативным. Я, похоже, находился в каменном донжоне, сложенном из едва обработанных камней. Все остальные постройки были деревянными, включая и стену. Да какая там стена — так, частокол с настилом для защитников, соединявший двумя полукружиями донжон с воротами. Назвать это деревянное сооружение башней язык не поворачивался. Ну да, были два сруба по обе стороны от проезда, узкие и высокие. Сверху — площадка, крытая крышей. Но, на мой взгляд, все эти строения для обороны были слишком хлипковаты. Высота стен, судя по фигуркам людей, передвигавшихся по двору (их, кстати, было немного), не превышала пяти метров. Соответственно ворота (вместе с крышей) вряд ли дотягивали до восьми.

Судя по картинам, что мне раньше доводилось видеть, русские средневековые города выглядели более внушительно. В общем, не крепость, а небольшой форт, наподобие тех, в которых покорители Дикого Запада прятались от налётов индейцев.

Только краснокожими, судя по вооружению местных аборигенов, тут и не пахло. Двоих я заметил в кольчугах, у трёх остальных — куртки с железными пластинами. Продолговатые щиты и остроконечные шлемы, как у русских витязей. Вот только говор. Впрочим, в раннем средневековье так пол-Европы одевалось. Так что вполне возможно, что я в какой-то из европейских стран, только вот где конкретно?

Девичья память упорно молчала, ничего не собираясь подсказывать.

Я отошёл от окна и сел на кровать.

Порассуждаем логически. Моё сознание в чужом теле. Но мозги то остались прежние. Значит где-то там, в извилинах до сих пор хранится вся нужная мне информация. А где, кстати, сознание девчонки, её душа. Стёрта безвозвратно, или спряталась от вражеского вторжения в какой-нибудь складке серого вещества. Ну не может быть, чтобы при этой грёбанной «перезагрузке» все данные были стёрты. Учёные давно определили, что мозг состоит из нескольких отделов, каждый из которых несёт определённую функцию. Понятия не имею, как они там распределяются, да мне это и не важно.

Но если сравнить эту систему с компом, тогда сознание — это операционная система, а отделы мозга — логические диски. Знать бы ещё, который из них — системный.

Правда, может быть и по-другому: стоял в одиночестве жёсткий диск девчонки, а теперь рядом с ним ещё и мой винт. Вот только никто клеммы и перемычки не переставил как надо, и где тут «master», где «slave» не разберёшь. В результате — интерфейс не контачит. Загрузчик не фурыкает. Вот я и завис. Память есть, а связи с ней — нет. Как при амнезии.

Кстати, насколько я знаю, полная амнезия бывает достаточно редко. Это в любовных сериалах она — любимый сюжет. Вот частичная — гораздо чаще. Когда сознание стремиться загнать в дальний угол памяти неприятные воспоминания. У женщин это может быть изнасилование, особенно, если оно случилось в юном возрасте.

Я вспомнил, в чьём теле нахожусь, и меня затрясло. Кошмар какой. Раньше я о подобном даже не задумывался.

Кое-как взяв себя в руки и отогнав неприятные мысли, я снова начал вспоминать, как можно вернуть память, пусть и чужую. По всему выходило, что для этого нужна встряска — событие на грани между жизнью и смертью. Как для того, чтобы потерять, так и для того, чтобы вернуть.

Вот только как это сделать? Стукнуться головой об стенку, или упасть с лестницы. В фильмах такое случалось. А в жизни? Так можно не только потерять то немногое, что осталось в мозгах, но и коньки отбросить.

Рассуждая так сам с собою о наболевшем, я не сразу обратил внимание на шум и крики во дворе. А вот когда прислушался.

— Давги! Давги! — неслось из окна.

Это слово было явно мне знакомо. Точнее, не мне, а моему телу, моим мозгам, если хотите. Оно вызывало, так скажем… сильные негативные ощущения. Очень и очень сильные.

Меня охватило нешуточное беспокойство. Я вновь спрыгнул с постели, чтобы вернуться к окну и рассмотреть, что там твориться, как дверь в комнату распахнулась.

— Ола! Ола дехен миан…

Тогда уж дехена — девочка, дехен — это мальчик.

Да фиг с ним, я тогда всё равно не понял ни слова, из того, что тараторила ворвавшаяся в комнату уже знакомая мне темноволосая женщина.

— …давги! О шиховы давги! — возопила она посреди своего монолога.

Это слово буквально вонзилось в мозг. Откуда-то изнутри начала подниматься горячая волна горя, страдания, ярости, ненависти. Она росла и ширилась и, наконец, обрушилась на меня всей своей мощью.

Вы смотрели по телеку, как цунами с девятиэтажный дом сносит дома и ломает деревья, как спички. Вот то же самое произошло и со мной. Тоненькая перегородка, что отделяла моё «Я» от памяти девочки рухнула, и сдерживаемая ею лавина информации хлынула на меня полноводным потоком.

Моё слабенькое тело не выдержало, и я опять оказался на полу.

Нет, как же эти «полёты шмеля» меня достали. Валиться со всего маху на деревянный пол. Так и голову можно отбить.

Очнулся я…

Нет, это я очнулась.

Не стану спорить — мы очнулись.

Ме-е-ня. Тря-я-ясли-и. Ка-ак гру-у-шу-у.

Это так моя гувернантка…

Нет тут таких понятий. Воспитательница.

А это не одно и тоже? Ладно. Так вот, моя наставница трясла меня, пытаясь таким способом привести в чувство. Что я при этом себе чуть язык себе не откусил, её, похоже, совсем не волновало.

Я открыл…

Нет, это…

Я ОТКРЫЛ! Не спорь! После перехватишь нить повествования!

Заметив, что я очнулся, женщина на миг прекратила свою экзекуцию.

— Фида, ты убить меня хочешь?

Женщина распахнула во всю ширь свои голубые глаза.

— О, Ола, девочка моя милая!

Фида прижала меня к своей груди так, что я чуть не задохнулся.

От кайфа.

Скажешь тоже. Я же говорил, меня такие молокозаводы не вдохновляют.

— Значит, ты поправилась. Ничего не болит? — тем временем обрушила на меня поток вопросов наставница.

— Вроде нет. Вот только помню плохо. Что со мной случилось?

— Ой, хорошая ты моя. Как ты в одночасье слегла, мы уж не чаяли, что поправишься. Неделю в бреду металась, а потом затихла. Ансен-костоправ лишь головой покачал, сказал, нужен хороший лекарь. Отец твой хотел за ним послать, да кто ж сюда поедет. Давги проклятые! Чтоб им пусто было, разбойникам окаянным. Ох, милая, что ж я с тобой лялякаю, вон же они, подходят. Ох, что деется! — заголосила женщина, заметавшись по комнате.

— Тихо! — рявкнул я.

Так уж и рявкнул.

Ну крикнул. Довольно громко. Фида тут же застыла столбом, уставившись на меня.

— Где давги? — почти ласково спросил я.

— Так вон же они, — воскликнула воспитательница, показывая в сторону окна, — С моря идут, на своих фырговых шигах, — поняв, что сболтнула лишнего, чего маленьким девочкам знать не полагается, женщина прикрыла рот рукой.

Мне было не до её словесных выкрутасов. Миг, и я оказался у окна и смотрел во все глаза. Где эти чёртовы давги?

Легки на помине. Вверх по реке шли семь кораблей. Ладьи, или как там, у викингов — драккары, кажется. Лучи солнца озаряли намалёванные на парусах разноцветные символы и золотили обращённые к нам оскаленные морды страхолюдных чудовищ. Мерные удары вёсел пенили спокойные воды реки, с неотвратимостью рока приближая морских разбойников к нашей крепости.

Завораживающее действо. Фида, обняв меня за плечи, застыла рядом.

Отчаянно мотнув головой, мне удалось стряхнуть колдовское наваждение.

— Фида, а где моё платье? — воззрился я снизу вверх на наставницу.

— Платье? — отрешённо переспросила та.

— Ну не в этом же мне ходить, — отойдя на шаг, я развёл руки в стороны, демонстрируя свою ночную рубашку.

— Сейчас, сейчас, — будто очнувшись, женщина бросилась к стоящему в углу сундуку и завозилась с замком.

Ключ, похоже, был у неё на шее. Память девочки подтвердила мою догадку.

— Ой, горе то, горе то какое! — вновь заголосила наставница, комкая в руках моё новое платье.

Да что опять такое?

— Фида, что случилось? — подойдя, спросил я у женщины, теребя её за рукав.

— Ох, золотко моё…, - запричитала наставница, — Платье, новое, к королевскому приёму…

Из её бормотанья и собственных воспоминаний, вернее, воспоминаний Олы, я, наконец, осознал причину стенаний. Новое бежевое платье с более тёмными вставками и золотой вышивкой было предназначено для осеннего бала или аудиенции у местного монарха. Что это будет за мероприятие, девочка не знала, а я — тем более, но называлась оно гарад. Должен он был произойти в стольном граде Леворе через два месяца. Вот только попасть туда, похоже, мне было уже не суждено. А-а-а. Поживём — увидим.

— Фида! Да что с тобой?

— Так как же? Давги!

— Они пошли на штурм?

— Не-е-ет, — женщина замотала головой.

— А с чего ты решила, что они на нас нападут? У нас тут что, королевская казна храниться?

Моя воспитательница мотнула головой ещё сильнее.

— Значит и идут они к Оммору.

— Ох, ваши бы слова, нэдина, да Создателю в уши. Извольте сначала сорочку.

— Фида, а мыться. Смотри, я грязная, как чушка!

Свиней тут нет, зато есть тряки.

То-то и оно. Лавина полученной информации с каждой минутой постепенно упорядочивалась и переваривалась. Зато росло ощущение, что вокруг что-то не так. Что это за место? Да и Земля ли это!

О местном мироустройстве девочка ничего не знала. Все попытки найти что-то на эту тему в её памяти вызывали лишь боль в висках, да головокружение. Придётся до всего доходить самому.

Тем временем моя наставница немного пришла в себя. Стоило ей лишь вспомнить о своих повседневных заботах, как паника мгновенно улетучилась, уступив место бурной деятельности. Фида как пушинку подхватила меня на руки и выскочила из комнаты.

— Лота! Хана! Где вы кобылицы стоялые! — гаркнула она, спеша вниз по лестнице.

Насчёт кобылиц ты погорячился. Здесь вообще лошадей нет, есть нарги.

Не придирайся, я передал смысл её фразы, а не дословный перевод.

И вообще, когда я стану дальше рассказывать, буду заменять местные понятия на земные, а то тут через слово придётся делать сноски, а, заодно и словарь составить. Леворско-русский.

Словарь бы не помешал.

А кому он, спрашивается, нужен. Мне, например, без надобности.

А читателям?

Что неясно, по ходу повествования растолкую. А что пропущу — ты разъяснишь.

Хорошо, тогда неплохо бы им рассказать об этом мире.

Идёт, только не будем терять нити повествования.

Фида резво отволокла меня на первый этаж. Мы миновали дверь кухни (судя по проникавшим оттуда восхитительным запахам) и оказались в прачечной. Тут везде было развешено и разложено бельё.

Колдовали над ним две девицы, одна светленькая, другая чернявая, обе — кровь с молоком, грудастенькие и жопастенькие. В одних длинных рубашках прилипших от пота к телу. Жара тут стояла сильная, а кондиционеров я что-то не приметил.

А ты и рад поглазеть на их телеса. Извращенец.

А что ты хочешь, мне теперь только это и остаётся! Но продолжу.

Девахи тут же побросали свои дела (как оказалось, Фида не только мной командовала, а была местной домоправительницей) и, повинуясь приказам начальницы, принялись за меня. Вскипятили воду, притащили лохань и начали надо мной издеваться. О-хо-хо-хо-хо.

А пока давайте познакомимся.

Меня зовут Олиенн Вайрин Эсминн, нэдина форпоста «У Серебряной реки». На местном наречии всё звучит намного короче — нэдин эд Чиб ит Иртхим.

Мой отец Арид Камаэл Табар нэд форпоста… и так далее. Можно сокращённо ит Иртхим или просто Иртхим.

С чем можно сравнить его статус? Что-то вроде начальника пограничной охраны. Кроме нашего форпоста у него в подчинении находилось ещё три таких. Вот и сейчас он уехал в один из них с частью нашего гарнизона, когда гонец прискакал с вестью о вражеском вторжении. Так мне на осторожные расспросы ответила Фида.

Кстати, никакая она не Фида, а Фиддигард, да ещё и дальняя родственница отца.

Вообще, как я понял, мой отец принадлежал к благородному сословию не с самого рождения. Может он и был чьим-то бастардом, но всего достиг собственным мечом, ну и головой, разумеется. Был бы просто хорошим рубакой, ему бы эту должность не доверили, да и мама за него замуж не вышла.

— Ты, кстати, определись, кто ты есть. То ты «попаданец» хренов: «я сказал», «я сделал», то «мама», «папа», — напустилась на меня моя любимая вялотекущая шизофрения.

И в принципе она была права. Вот и сейчас, пока меня мыли и тёрли, слушая ласковое воркование Фиды, я уже дважды поймал себя на том, что чуть не ляпнул: «а я думал…», а потом «я хотел узнать…».

Чёрт! Чёрт! Едва не прокололся. И где — на пустом месте.

С этого момента решил, что если буду думать о себе ОН, а не ОНА — мне хана. Рано или поздно что-то брякну не подумавши. Чем это кончится, страшно было подумать. Пусть инквизиции, как таковой, здесь вроде бы не было, но угодить на костёр за колдовство можно было запросто.

Решено! С этого исторического момента Егоров Сергей Петрович 1965 года рождения объявляется безвременно канувшим в Лету.

Э-э-э, подожди! Я же ещё жив!

Теперь ты не спорь, так НАДО! Надо для нас обоих! Теперь мы одно целое и зовут нас Ола.

Так вот, что касается мамы — Ириэллин Миирит Юэлль нэды Серебряной реки, Светлорождённой лаэрины Вечнозелёного леса, то по рождению в местном табели о рангах она стояла куда выше отца. И вроде бы даже сбежала вместе с ним.

Этакие Ромео и Джульетта местного разлива.

И не надо пошлить. На самом деле всё это выглядело очень романтично.

Хорошо, что развязка не была кровавой, а то вышла б ещё та любовная история. Ведь между лаэром и нэдом (вершина карьеры отца, выше ему, скорее всего, при всём желании не прыгнуть) стояли ещё туэр, нирт и, кажется, омит. Хотя омит стоял как-то особняком, являясь титулом хозяев пограничных с империей владений. Эти вольные бароны (назовём их так) никому не подчинялись и считали себя равными другим монархам (но кто ж с этим согласится?). Поэтому по нашей — леворской классификации, они стояли ниже лаэров и дергов.

Так ты будешь рассказывать, или я?

Я ж не виноват, что ты, то есть девчонка в местном табели о рангах едва разбиралась.

А что ты от неё хочешь? Ей едва десять лет исполнилось. Ты сам вспомни, каким был в её возрасте.

Я в школе учился.

А где ты тут её видишь? На тыщщи вёст вокруг ничего похожего? Самый образованный человек отец Фергюс — местный священник.

Алкаш ещё тот.

Был бы ты в прошлой ипостаси — с удовольствием бы составил ему компанию.

А почему бы нет. Я бы многое за это отдал.

Даже жизнь.

Только не надо фанатизма. Я не настолько повязан с зелёным змием.

Вот и патер Фергюс свои мозги пропил не до конца. Обучил девочку и титулам, и умению читать и писать.

Ну это ты выдаёшь желаемое за действительное.

Отчего, я действительно выучила все буквы и цифры.

Во-первых, здесь не буквы, а, скорее, руны или иероглифы, а цифры — наподобие римских. Чего тут сложного? Правильно титуловать себе подобных дворяне учатся с детства. Малейшая оплошность в этом вопросе считается серьёзным оскорблением, которое смывается только кровью.

Чего придираешься? Фида вон вообще неграмотная. Отец — с пятого на десятое, чуть получше меня. Вот мама — та была женщиной образованной, жаль, что тебя, то есть Олу не выучила.

При воспоминании о матери на девочку накатывала такая грусть и тоска, что сердце сжималось от боли. Ничем не восполнимая горечь утраты.

Сердце кровью обливается.

Не надо пошлить!

Нет, я серьёзно. Жаль девочку, ведь мать погибла. А вместе с ней и младший брат. Кстати, ей явно не всё рассказали.

Что ж ты хочешь, чтобы ребёнку расписали все подробности?

Так-то оно так…

Но теперь-то ты знаешь?

Я в этом не уверен.

Так разберись. А сейчас не отвлекайся.

Рассказываешь, между прочим, ты. Забыла?

Ах да.

Тем временем девушки успели меня вымыть и принялись вытирать — новая экзекуция. Фида тоже не теряла времени даром, самолично сходив за платьем и бельём. Ещё мне принесли светло-коричневые сапожки, которые притащила рыжеволосая девчонка — моя ровесница. Пока меня облачали сначала в батистовую сорочку, потом в тёмно-синее шерстяное платье, чулки и сапожки, она, замерев у двери с открытым ртом, восторженно смотрела на меня. Наверно так же Козетта любовалось куклой в витрине магазина.

— Эх, такие волосы сразу не просушишь, — пожаловалась на судьбу чёрненькая, вытирая мои густые пряди.

— А может полотенце вокруг намотать, — я покрутила пальцем.

— Верно, нэда тоже иногда так делала, — бросив на меня сочувственный взгляд, горестно вздохнув, подтвердила Фида, — Я сейчас, — она ловко обмотала волосы полотенцем и уложила в тюрбан, отчего я стала похожа на турецкого султана.

— Заколоть бы надо, — заметила наставница, придирчиво оглядывая получившуюся конструкцию.

— У мамы ведь были заколки?

— У-гу, — отчего-то помрачнев чернее тучи, кивнула Фида.

— Так давай поднимемся и возьмём, — предложила я и, поддерживая двумя руками тюрбан, направилась к двери.

Оказавшаяся на моём пути девчонка заметалась туда-сюда, юркнув за дверь, как мышка.

Мы с наставницей поднялись по лестнице в мою комнату. Покосившись на меня, женщина полезла в сундук. Только уже в другой — поменьше. Интересно, что там? Персиковое платье. Мамино! Мама! Её вещи. Глаза мгновенно наполнились слезами. Я ничего не могла с собой поделать.

Я, кстати, тоже. Мамин образ. Необычайно высокая нет, не женщина — богиня, которая упиралась головой в голубое бездонное небо, а в её золотых волосах играло солнце. Я стою, задрав голову, и смотрю на неё. И почему-то не вижу лица. Его родные, такие знакомые черты, тают и расплываются. Только это платье, его я помню точно.

Я не заметила, как слёзы сами собой заструились из глаз, а я, не обращая внимания на размотавшийся тюрбан, стою и, часто всхлипывая, размазываю их по щекам.

— Что ты, девочка моя, что случилась, — подскочила ко мне Фида.

— Платье. Мамино, — сквозь плач только и смогла выдавить я.

— Да, милая, это её вещи, — прижала наставница меня к себе, гладя по голове, — Давай вытрем слёзки, всё будет хорошо, — ворковала она, промакивая моё лицо полотенцем.

Полотенце окончательно промокло, но моя воспитательница тут же заменила его новым. Не просто белым, а с простеньким голубым узором по краям. Этакий незатейливый рушник.

Как только тюрбан был закреплён четырьмя длинными шпильками с камешками на концах, я тут же подскочила к окну. Кораблей и след простыл. Куда же они делись.

— Фида, а где давги? — окликнула свою воспитательницу, укладывавшую вещи обратно в сундук.

Эх, жалко я так и не рассмотрела, что в шкатулке. Память Олы услужливо подсказала, что она принадлежала маме, была очень старинной и изготовлена из редкого дерева нисс. Тёмно-коричневая, почти чёрная с тонкой затейливой резьбой она манила девочку своей таинственностью. Там лежало что-то очень и очень ценное. Вот только знать бы что.

Загадочная вещица вновь скрылась на дне сундука. Ола горько вздохнула, не сумев скрыть своего разочарования. Ведь разгадка тайны была так близка.

Мне и самому стало интересно.

Не перебивай. Я решила помочь девочке.

— Фида, а почему ты складываешь всё обратно?

Наставница удивлённо посмотрела на меня.

— Может надо отложить всё самое ценное, вдруг нам придётся бежать.

— Куда бежать то, деточка? — женщина всплеснула руками, — Давги нас мигом нагонят. Твари окаянные!

— А вдруг отец возвратится с помощью, и нам придётся срочно уходить. А у нас ничего не собрано.

— Эти разбойники своего не упустят, — со знанием дела покачала головой наставница.

— А где они, Фида? Может ушли давно?

— Нет, милая. Плывут они. По реке. Просто отсюда их не видно.

— Так давай поднимемся на башню и посмотрим.

Шастать одной по крепости мне было запрещено. Это не игрушки. Мой отец, уже потерявший жену и сына, в чём постоянно корил себя, больше не хотел горьких сюрпризов. Мало ли что может взбрести в голову непоседливой девчонке. Так что от воспитательницы не на шаг. А поскольку она была матрона в годах и в теле, побегать и попрыгать мне особо не удавалось. Играть с немногочисленными детьми прислуги не разрешалось. И вообще, с самого раннего возраста я должна была изображать высокородную леди, которой простой народ не ровня. Лишь украдкой можно было пялиться на двор, где весело гоняли дети — мальчик и две девочки. Им и на речку разрешали бегать, не то, что мне. Стоило мне только об этом заикнуться, мне такое устроили. О-о-о.

Нет, меня не били, не пороли. Между прочим, рукоприкладство, хоть и самый простой, но не самый действенный способ воспитания.

Гнобить можно и строго по уставу.

Точно. Вот и Фида решила заняться моим воспитанием, как она сказала, ВСЕРЬЁЗ. Пусть она и не была благородных кровей, но определённое представление, как должна вести себя настоящая леди имела. Исходя из этих воззрений, женщина ревностно взялась за моё воспитание. Вот так и кончилось моё безоблачное детство.

Остаётся только посочувствовать.

Тем неожиданнее было то, что наставница, слегка нахмурившись, тут же согласилась подняться на башню. Видно, ей самой было интересно поглазеть на морских разбойников.

Но это до меня дошло позже, а пока я так и застыл с раскрытым ртом.

Нет, это я…

Хорошо, хорошо. Молчу, молчу.

Мы поднялись на башню. Странно, она оказалась круглой. Не менее шести метров в диаметре. А комната, вроде бы, была квадратной? Почему я не заметила округлости стен. Ладно, подумаю после. Сейчас не до этого.

Вверх по реке шли шиги.

Как я уже говорил, так назывались ладьи местных викингов.

С близкого расстояния…

Не такого уж близкого. Наш форпост стоял на высокой круче…

Что ты меня всё время перебиваешь.

Так ты хоть расскажи людям, где стояла крепость.

Вот я и рассказываю. Форпост располагался на правом берегу Серебряной реки. Рядом в неё впадала ещё одна речка — Быстрая.

Больше похожая на большой ручей, шириной от силы метров восемь.

Перестань перебивать. По обе стороны Серебряной простиралась равнина. В той стороне, откуда текла Быстрая синели горы — Восточный кряж. С другой стороны чернел густой лес, а за ним опять горы, теперь уже другой кряж — Западный.

Левый берег Серебряной был более пологим, чем правый. Там протекала совсем маленькая речка, точнее ручей.

Правильно.

Только тут, всё что течёт, называлось «хим» — река. Большая или маленькая — неважно.

Так мы для кого пишем эту книжку, для леворцев что ли?

Нет, зачем.

Вот, а по-русски река это река, а ручей — это ручей. Правда, Лесной — так он звался, хоть местами его взрослому можно было с разбега перепрыгнуть, был весьма коварен. Его берега были илистыми и топкими, а в месте впадения в Серебряную, поток расширялся, превращаясь в заросшее камышами болото.

Раньше на окрестной равнине жило куда больше народу, но из-за частых налётов морских разбойников население сильно уменьшилось. Осталось всего несколько деревень, да и то дальше вглубь материка. Земля приходила в упадок, а однажды сожжённые налётчиками деревни уже никогда не восстанавливались. А какой это раньше был цветущий край. Два ниртства, три туэрства — больше двух третей лаэрства Приморского, которое сейчас было лишь номинальным. Нынешний лаэр был королевским министром финансов, произведённым в этот высокий титул за заслуги из мелких дворян, после гибели со всей семьёй во время очередного налёта давгов предыдущего лорда. Новый владетель безвылазно проживал в столице, занимаясь государственными делами, и в наших краях даже не показывался. Да и зачем ему это было надо, когда даже те три ниртства и четыре туэрства, что лежали вокруг Оммора и южнее, предоставленные сами себе, едва сводили концы с концами.

Во владениях отца было ещё хуже. Хоть и по площади они превосходили любое «внутреннее» ниртство чуть ли не в два раза, те девять деревенек и два рыбацких поселения, что располагались на этой территории, не приносили совершенно никакого дохода. Да и жизнь в них едва теплилась — все кто мог отсюда сбежать, уже давно сбежали.

Этакое Нечерноземье.

Совершенно верно.

Только девочка в этом плохо разбиралась.

Да, это я только потом поняла, когда стала…

Лучше обо всём по порядку.

Действительно.

Так вот. Владения отца были обширны, но малоэффективны. Поэтому он был простым нэдом, да и к тому же ещё и нищим, так как вся его дружина существовала за счёт королевской казны. Ведь остальные дворяне вставали под королевские знамёна с отрядами, набранными «на свой кошт», согласно своему общественному положению.

Помимо прочего в эту «горячую точку» ссылали проштрафившихся королевских солдат и дворян. И хотя тут можно было сравнительно быстро реабилитироваться «по ранению» и, даже, сделать успехи в карьере, не говоря уже о славе и почестях, дураков, отправиться сюда добровольно, не находилось. Буквально считанные единицы. Раньше было больше. До той поры, пока всем не стало ясно, что для подавляющего большинства это будет билетом в один конец.

Штрафбат, он и в Леворе — штрафбат. Вот в какую дыру я попал.

Нет, это…

…ты попала.

Ладно, мы попали. Только хватит перебивать.

Тем временем ладьи местных варягов медленно, но верно поднимались вверх по реке, огибая крепость на почтительном расстоянии. Какими бы не были отчаянно смелыми морские разбойники, получить по-глупости шальную стрелу им не хотелось.

Когда мы с Фидой поднялись наверх, большинство шигов уже миновало крепость. Остались лишь три последних, величаво вписывающихся в поворот. Лёгкий ветерок надувал расписанные какими то знаками паруса, солнце золотило морских чудищ на носу. Плавные обводы корпусов с причудливой резьбой по краю, были увешаны разноцветными щитами, окованными металлическими пластинами и полосами.

Куда эти бандюки и вкладывали душу, так это в свои корабли.

Холя и лелея их сильнее, чем наши малиновые пиджаки свои шестисотые.

Точно, ведь корабль служил им и крепостью, и родным домом, и складом награбленного, и надёжным убежищем в шторм. Наверно, и вождей они хоронили так же, как скандинавы своих конунгов, сжигая вместе с шигом.

Был бы ветер сильнее, варяги уже давно бы ушли далеко вверх по реке. А так, под какую-то заунывную песню, им приходилось грести вручную. Видимо, это занятие им успело сильно наскучить, поэтому то один, то другой из них вскакивали на скамью, демонстрируя нам что-либо из интимных частей своего тела. Двое стоящих на башне стражников молча смотрели на бесплатное представление, лишь старший изредка похмыкивал, да крутил чёрный ус. Моя наставница вообще застыла столбом, от удивления и возмущения потеряв дар речи и совершенно позабыв, что я рядом и тоже вижу всё это безобразие.

— Э-э, Ола, деточка, не стоит тебе здесь находиться, — наконец то спохватилась женщина.

— Но, Фида, посмотри, — я вытянула руку, указывая пальчикам в сторону давгов, — они такие же забавные, как гифи, что мы видели в прошлом году на ярмарке.

Действительно, тогда на торговой площади Оммора была парочка таких, похожих на маленьких обезьян, зверьков. Они принадлежали группе людей в незнакомых разноцветных одеждах. Отец пояснил, что это бродячие артисты с юга империи.

— Хы, — усмехнулся усач, — мне б в голову не пришло сравнить этих шиговых детей с безобидными зверушками.

Возможно, он добавил бы ещё что-нибудь в том же роде, если бы Фида не зашипела на него, как змея. Я и раньше замечала, что она может не только девок шугать.

Не знаю, чтобы она высказала воину за его несдержанный язык, если бы не заскрипели ступени, и из люка не появилось новое действующее лицо — сержант Хабд.

На самом деле его звание было королевский гаар, что в леворской армии соответствует старшему унтер-офицеру. Не вдаваясь сейчас в дебри воинских чинов и званий Левора, скажем лишь, что в форпосте У-Серебряной-Реки Хабд был следующим по старшинству после отца, а когда тот находился в отъезде, исполнял обязанности коменданта крепости. Вот и сейчас этот седой суровый воин с короткой бородой и рассечённой левой бровью, ничем не уступавший, а может, даже, и превосходивший отца в воинском мастерстве, был облачён всей полнотой военной власти.

— Похоже, нэдин Лоннэр, вы не первый, кто решил поглазеть на давгов.

О-о-о, засмотревшись на сержанта, которого побаивалась даже Фида. Уже одно это заслуживало внимания и уважения, я и не заметила, как из люка вылез ещё один персонаж — мой обожаемый и нежно любимый старший брат Лони. Полное имя — Лоннэр Ильхион Маллад нэдин Серебряной реки. Возраст — четырнадцать лет и три месяца. Пусть брат был ещё несовершеннолетним, но определённые права и обязанности на него уже были возложены. Я б в его возрасте, например, уже могла бы выйти замуж.

Что, засвербило в одном месте? Уж замуж невтерпёж. А не рано ли?

Ты хам, дурак и пошляк. Я тебе это говорила? Не-е-ет? Так вот сейчас говорю.

И чего это ты так вскинулась на вполне невинную шутку?

Невинную!!!

Да-а.

Придурок! Все вы мужики му… сволочи!

Вот разошлась. Ты рассказывать-то будешь? Люди ждут.

Не перебивай!

Ладно, ладно, не буду.

Смотри.

Так вот, нарисовался мой брат Лони. По случаю нападения он напялил на себя кольчугу и шлем, а на плече нёс арбалет. Вообще то, как я слышала, на детей доспехи ковали специально, для отпрысков тех благородных сеньоров, кто мог себе это позволить. Только не мы, поэтому брату выдали самый маленький из имевшихся, который сидел на нём, как на корове седло.

Чуть ли не за один год Лон вымахал, как каланча, и теперь даже сержанту доставал до плеча. Но, почти не уступая взрослым мужчинам в росте, брат был тощ, как щепка, вот доспех и болтался на нём, как на вешалке. Как он только не падает с ног под его тяжестью.

Всё это было бы весьма комично, будь мы на слёте каких-нибудь толкиенистов-ролевиков. Потому, что здесь всё было по-настоящему. И враги, и смерть. Я бы брату и слова не сказала, если б он первым не начал надо мной надсмехаться.

— О, сестрёнка Ола, что это ты напялила себе на голову? Ты этим хочешь насмерть перепугать давгов?

Ну кто его просил раскрывать рот.

— Они и так умрут от смеха, увидев тебя. А что это у тебя за штуковина?

— Это не «штуковина», а боевой арбалет.

— Ты его зарядить то сможешь?

— Запросто! Смотри.

Лон подцепил крюком на поясе тетиву. Несколько мгновений, и арбалет был взведён. Что ж кое-чему брат научился.

— Готово, — обрадованно сообщил он.

— Ну выстрелить из него любой дурак сумеет.

— Даже ты? — усмехнулся Лони.

— Запросто, давай сюда.

Брат машинально протянул мне оружие. Я подставила под него плечо. А тяжесть то какая — меня чуть не перекосило. Теперь только не нажать курок раньше времени.

Курки у ружей, здесь — спусковой механизм.

Неважно. Не разворачиваясь четыре быстрых шага назад и в бок, пока никто не опомнился и не кинулся отнимать опасную игрушку. Сгружаем эту громоздкую дубину (полегче не могли сделать, едва плечо не отвалилось) между зубцами. Берём чуть выше, чтобы точно добить до давгов. Жмём на спуск. Бзынь. Стрела…

Не стрела, а болт. Стрелы — у луков.

Здесь они все свисс — стрелы, только одни алм-свисс — длинные, другие тог-свисс — короткие. Ладно, пусть будет болт.

В мгновение ока он унёсся в сторону последнего шига.

— Вот, — я обернулась к своим спутникам. Они все, раскрыв рты смотрели на меня. У брата челюсть отвисла вообще до пупа.

Э-э-э, вру, не все. Сержант Хабд лишь сурово глядел на меня. Ну оч-чень сурово.

Наверно прикидывал, сколько тебе отжиманий нужно сделать в воспитательных целях.

Руки коротки. В тот момент я не боялась ни его, ни Фиды, ни отца, ни давгов. Та маленькая частица в моём сознании, что сохранилась от девочки Олы, безудержно ликовала. Мало того, что она впервые прикоснулась к настоящему боевому оружию, так ещё и самостоятельно выстрелила из арбалета. Ну и что, что не попала. Не очень то и хотелось.

— Ы-и-и-и, — раздался за спиной вдали тихий вскрик.

— О-о, смотрите, нэдина попала. Нэдина подстрелила давга! Прямо в задницу!!! — что есть мочи заорал молодой стражник.

Я тут же обернулась. Поздно. Морской разбойник, получивший неприятное телесное повреждение, уже пикировал мордой в палубу. По-моему, это был самый молодой из бандюганов, что проворнее всех вертел задницей. Я и не разглядела, в которую из его ягодиц всадила болт. Интересно всё-таки.

Что там у давгов началось.

— А-а-а! У-у-у! — бурно встретили они падение своего сородича. Видимо он ухитрился рухнуть на соседнюю скамью. Варяги орали нам ещё что-то, потрясая кулаками. Что интересно, свою пятую точку нам на обозрение больше никто не выставлял. Не хотели рисковать.

Естественно — своя жопа ближе к телу.

А что творится сзади? О-о-о, обширная коллекция вытянутых лиц с открытыми ртами пополнилась ещё одним. Сержант Хабд теперь ничем не отличался от остальных. Но, к его чести будь сказано, опомнился он первым.

— Эй, олухи! — рявкнул старый вояка вниз, высунувшись меж каменных зубцов башни, — Видели, как стреляет маленькая нэда! Чтобы к вечеру все так умели, ширговы дети!

Хабд добавил ещё пару фраз в том же духе, состоящих почти целиком из незнакомых мне слов, но я их толком не расслышала.

— Ола, деточка, пойдём отсюда! — как можно громче сказала, шагнув ко мне Фида, бросив осуждающий взгляд в сторону сержанта, — Мы не закончили с твоей причёской. И, ради Создателя, верни Лони эту ужасную штуковину.

Я сдёрнула со стены арбалет. Бум. Скоба для ноги уткнулась в дощатый настил. Чуть себе не по ступне. Всё-таки надо быть поосторожней, не забывая ни на мгновение, что я в теле маленькой девочки.

— Молодец, сестрёнка. Не думал, что такая пигалица может не только выстрелить, но и попасть, — принимая из моих рук смертоносное оружие, сказал брат. Чуть наклонив голову на бок, отчего шлем съехал в сторону, он внимательно посмотрел на меня, будто видел первый раз в жизни.

Ну сейчас ты получишь за «пигалицу».

— Сержант Хабд! — окликнула я воина.

— Да, нэда?

О-о-о, я уже нэда — похоже, расту в его глазах.

— Прикажите моему брату надеть что-нибудь под шлем, а то он съехал ему на нос. Так он ни одного врага не заметит, пока тот не стукнет его по кумполу.

— Нэдина, что за выражения! — всплеснула руками Фида.

— Говорил я вам, нэдин, наденьте лучше свою зимнюю шапку.

— Но в ней же жарко, — протянул Лон.

— Зато звона слышно не будет, — добавила я.

— Какого ещё звона? — не понял брат.

— От твоей пустой головы.

И довольная произведённым эффектом, в кои веки это я уела брата, а не он меня, я чуть ли не вприпрыжку поскакала к лестнице. А не фиг было меня задирать.

— О-о, — опять крикнул молодой стражник, — Давги остановились.

Я развернулась и бросилась к зубцам. Точно. Корабль, двигавшийся предпоследним, уже причаливал к берегу по ту сторону от Быстрой. Замыкающий направился следом за ним.

— Ох, Ола, и накликала ты на нас беду! Ох, горюшко ты моё горькое! — запричитала рядом моя наставница.

— Нет, Фида, маленькая нэда тут ни при чём, — заступился за меня сержант, — Они ещё до выстрела собирались повернуть к берегу.

— А зачем им это? Они же шли к Оммору? Тут им никакой поживы, — спросила я.

— Вон там Нижний мост, — Хабд показал рукой влево, — сожгут его и отправятся вслед за своими сородичами. Всё равно тем город с наскока не взять. Так что успеют.

Отсюда мне ничего видно не было, и я поменяла место обзора. Так и есть, тот самый мост, а рядом захудалая деревенька. Она так и называлась «У Нижнего Моста». Со стороны деревни в нашу сторону спешили люди. Немногие уцелевшие жители, прихватив скотину и домашнюю птицу, загрузив телеги нехитрыми пожитками, торопились укрыться за стенами форпоста.

— А почему давги не бросились сразу к мосту?

— Зачем?

— Чтоб побыстрее спалить его, да и двигаться дальше к городу.

— А, может, они, нэда, ещё не решили, нападать им на нас или нет.

— Могут и напасть?

— Не бойтесь, нэдина, от этой шайки мы отобьёмся.

— Даже когда гарнизон так мал?

— Конечно, — попытался успокоить меня сержант, только вот непоколебимой уверенности в его словах я что-то не почувствовала.

— А когда отец вернётся, ему понадобится этот мост?

— Разумеется, на то он и построен.

— Чтобы послать помощь в Оммор?

— И для этого тоже.

— Если давги пойдут на штурм, они мост не тронут?

— Не должны. Только зачем им это? Они отчаянны, но не безрассудны.

— А если сжечь их корабли?

— Тогда точно кинутся. Только как это сделать. Они их берегут, как зеницу ока, нам на полёт стрелы не подобраться.

Я порылась в памяти Олы. Было там что-то такое. Что-то очень важное. Ах да.

— Сержант Хабд, а где та машина, что привезли сюда три месяца назад? Уж она бы точно до них достала.

Воин потянул руку к затылку, позабыв, что на нём шлем, но, опомнившись, тут же её отдёрнул.

— А с каких это пор Ола ты стала разбираться в смертоносных устройствах? — не выдержав, встрял в разговор брат. Сержант тоже отвлёкся от размышлений и внимательно уставился на меня.

— В отличие от некоторых, я ещё читать и писать умею, — огрызнулась я, — А эта штуковина всё там же под навесом, или её куда-то убрали.

— Там же, — эхом отозвался Хабд.

— Тогда давайте пойдём и посмотрим.

— Ох, Ола, девочка, что ж это деется то? — вновь всплеснула руками моя наставница, — Не женское это дело с оружием и всякими железяками возиться. Пойдём лучше, я покажу заколку для волос, которую папа тебе к королевскому балу купил.

Частица сознания маленькой нэдины, да и само её тело, готово было тут же броситься в комнату, чтобы полюбоваться неведомым сокровищем. Пришлось гасить этот порыв в самом зародыше.

— Но, Фида, ты же говорила это сюрприз? — подняла я невинные глазки, водя по полу носком сапожка.

Воспитательница промолчала. Неужели смутилась. Совершенно невероятное событие.

— Давайте, сержант, только посмотрим на машину, и я сразу же обратно.

— Ну так как, Фида, разрешишь ей?

— Нет, что твориться! — возмутилась наставница, — Если девочка и из этой дряни будет стрелять, я точно пожалуюсь нэду. Он с вас обоих шкуру спустит.

— Да ладно тебе, Фида, она же дочь воина.

— Ты бы лучше этого лоботряса учил, — кивнула она в сторону Лона, — а со своей подопечной я без посторонней помощи управлюсь.

Это старое препирательство, кто в крепости главней, пока нет нэда, мне было совсем неинтересно. Тра-ля-ля-ля-ля-ля. Я со спокойной душой поскакала к лестнице. А у Лони опять челюсть до пупа. Ля-ля-ля-ля-ля-ля.

Мы спустились во двор. О-о, что тут творилось. Новый Вавилон — столпотворение народа. Казалось бы, людей прибавилась дюжина, не больше. А впечатление было, что мы на торговой площади Оммора в разгар ярмарки. Три новых телеги, запряжённые наргами, которые здесь заменяли и коров, и лошадей.

Выглядели эти животные необычно. Оле их видеть было невпервой, а вот мне — интересно. Крупное тело, ноги не слишком длинные. Так что всё вместе — как у быка. Но копыта — непарные, как у лошади. Шея длинней бычьей, но короче лошадиной. Вытянутая морда, уши торчком — вроде бы всё, как у лошади. На носу — небольшой рог. Однако назвать этих существ единорогами даже язык не поворачивался, скорее облагороженная копия носорога.

Если бы Создатель решил приспособить его для человеческих нужд вместо лошади.

А, может, так оно и было?

Так кто ж его знает.

В общем, во дворе царил оху…

Только не надо непечатных выражений.

Хорошо… несусветный бардак.

Я обернулась к своим спутникам.

— Хабд, Фида, — я обвела рукой вокруг, — вам не кажется, что с этим надо что-то делать.

Два временных начальника, гражданский и военный, которые никак не могли поделить власть в отсутствие господина, уставились друг на друга. Только бы не подрались.

— Сержант, — позвала я.

— Да, нэда?

— Может вы распорядитесь, куда ставить повозки, а то крестьяне уже распрягают… э-э-э… наргов, — надо же, чуть не ляпнула «лошадей». Вот был бы номер.

— Февр, и ты, Омт, повозки поставите вон туда к стене. И как тебя там, тебя это тоже касается. Что, Февр, тебе что-то неясно.

— Но как же, я ж уже распряг, — забубнил угрюмый добротно одетый мужик, который стоял к сержанту ближе всех.

— Ты плохо слышишь? Думаешь сбежал от нирта Моорон-Аннского, можешь здесь права качать? Так по законам военного времени я могу тебя вздёрнуть без приказа нэда, своей властью. Запрягай по-новой и телегу к стене.

Мужик молча кивнул и взялся за упряжь, лишь я заметила, как он зло сверкнул глазами в сторону сержанта, когда тот повернулся спиной. Однако не всё ладно в Датском королевстве. Надо взять это на заметку.

Что ты хочешь — приграничье. До бога — высоко, до царя — далеко. Значит и тёмных личностей тут тоже немало.

Я отступила назад и хотела развернуться, как запнулась о плетёный короб и чуть не упала. А что там такое шевелится. О да это цыплята, э-э-э, нет. И, даже, не утята. Пушистые, светло-серые с более темными головами. Так захотелось их взять в руки и потрогать. Не тут-то было.

Притаившаяся в тёмном углу их мамаша, которую я сразу и не приметила, ка-ак подпрыгнет. Наклонись я чуть пониже — точно бы осталась без левого глаза. А так отделалась лишь лёгким испугом, отскочив назад, запутавшись в подоле платья, и чуть не упав, уцепившись в последний момент за спицу тележного колеса.

— Шигровы дети, тапас вас дери, кто бросил вимм с пимфами посреди дороги! — заорал Хабд.

Выровнявшись, я вовремя отдёрнула руку, потому что возница направил телегу, куда ему было указанно.

— Что молчите, языки проглотили, — прикрикнул сержант.

Народ расступился, и пред грозные очи воителя предстал чумазый чернявый мальчишка лет этак пяти-шести.

— Ы-ы-ы, э-э-эт-то-о я-я-я, — только и смог выдавить он, размазывая слёзы по щекам.

— Сержант, сержант, не убивайте Тива, он не виноват, — выскочила из-за спин крестьян рыжая девчушка, которую я приметила, когда меня купали, — Это я ему сказала оставить тут корзинку с пимфами. Я не знала, куда её пристроить. Накажите меня.

— Сона, ты и так уже наказана, — назидательно сказала моя наставница, на что сержант лишь хмыкнул, — А теперь будешь наказана ещё раз. Берите свою живность и марш к Ариве, она скажет, куда её пристроить.

— Фида, я вижу тут много дел, давай мы с Хабдом не будем тебе мешать? — вкрадчиво спросила я, — Я только посмотрю на машину и сразу назад.

— Идите уж, — махнула рукой воспитательница, — пробурчав себе под нос что-то о несносных девчонках, совсем отбившихся от рук.

Мы с сержантом отправились к навесу. За спиной послышался нестройный галдёж крестьян.

— Тихо! Всем слушать меня! — гаркнула Фида, что не только я, а и воин, вздрогнули и обернулись назад.

И я поняла, что, оказывается, в нашей крепости два королевских гаара, один из которых — в юбке.

А вот и навес, под которым были свалены деревянные брусья. Рядом, судя по стуку молотка и запаху дыма, была кузница. Я невольно поморщилась. Ола сюда никогда не подходила — дым, чад и огонь были верными признаками царства Хаоса — владений Разрушителя.

Этакий местный ад.

Считалось, что у кузнецов с ним договор. Их уважали и побаивались. Даже легенды на этот счёт имелись.

И не одна.

Но Ола их не знала, лишь случайно услышала кусочек, что рассказывал кузнец Гивр своему сынишке, но ей до конца его дослушать не дали.

Теперь ты её знаешь.

А тогда было жутко интересно. И жутко. И интересно.

Но вернёмся к нашим брусьям. Они лежали у стенки в луже. Рядом валялась какая-то ржавая железяка и, наверное, заготовки. Я ни тогда, ни сейчас в кузнечном деле толком ничего не понимала.

Ну совсем то прибедняться не надо.

Я и не прибедняюсь. Так, нахваталась немного верхушек. Да и зачем мне вникать в суть процесса. Я им что — Пётр Первый. Не царское это дело — железо ковать.

Ладно, что-то мы отвлеклись.

Точно.

— Сержант, а дерево не сгнило, — я потрогала мыском сапога позеленевший торец бруса, лежавшего внизу у самой стенки.

— Эй, Тиг, Сол, живо сюда. Разберите-ка эту кучу деревяшек.

Работа закипела. Пока солдаты доставали брусья, сержант приоткрыл дверь кузницы. Оттуда пахнуло жаром и дымом, как из преисподней.

— Эй, Гивр, глянька-ка, что у тебя тут твориться.

— Здорово, Хабд. Чего хотел?

Русоволосый кузнец был помоложе и пониже ростом, чем сержант. Но не уступал, а может даже и превосходил того, шириной плеч.

— И тебе поздорову, Гивр. Что ж ты так запустил своё хозяйство?

— Эт ты о чём?

Королевский гаар указал на местами позеленевшие брусья.

— Об этом.

— Так это не ко мне, — невозмутимо отозвался кузнец, — Ты ж сам знаешь, плотник у нас — Порг. Железо то вон оно, в целости и сохранности. А пластину и струну я сделал, и нэду доложил намедни, аккурат перед его отъездом.

— Эй, Ансел, — крикнул Хабд стражнику стоявшему на стене, — тебе Порга оттуда не видать.

— Только что был у ворот. А-а, вон он идёт.

— Сам вижу. Здорово Порг, — махнул ему сержант, — иди-ка сюда.

— Да вроде виделись уже, — отозвался плотник. Был он лет за пятьдесят, тощ, сутул и лыс.

— Что с воротами? Штурм выдержат?

— Изъянов нет, а там, как получится.

— А с этой штуковиной что?

— Я бы давно собрал, только каких-то железных деталей не было.

— Теперь есть.

— Тогда давай схему, будем собирать.

— Что ты сказал?

— Схему, говорю, — рисунок такой. Его нэду приезжий механикус нарисовал. А-а, ты и не знаешь, тебя тут не было, когда он приезжал два месяца назад.

— А-а, ну тогда конечно.

— Вот. Нэд меня вызвал. С ним были капрал Вирт и приезжий из самой столицы Мирт или Мирн. Запамятовал уже. Королевский механикус.

Кстати, капрал, как и механикус здесь, так сказать, перевод.

Может не стоит «грузить» читателей, мы их и так местными названиями завалили?

Правильно, лучше потом словарь составим.

— Ола, девочка, и долго ты собираешься тут стоять?

Только я навострила ушки, чтобы разузнать всё о механизме, механиках и прочем, как меня окликнула Фида. Эх, такой облом, на самом интересном месте.

— Сейчас иду, — ну что ещё я могла сказать.

А где народ. Двор выглядел полупустым. А наша домоправительница молодец, мигом нашла всем занятия.

— Ты, деточка, между прочим, с утра ничего ещё не ела. А Нелла приготовила твои любимые сладкие пирожки с лайтой, — попыталась соблазнить меня наставница.

Мой живот предательски заурчал.

— А сок будет?

Талловый сок Ола очень любила.

— Всё будет, милая, — наставница погладила меня по голове, — А что там с этой машиной, — спросила она.

— Пусть мужчины сами разбираются, — махнула я рукой, — Вот когда соберут, может и будет на что посмотреть.

Я идею в массы бросила, посмотрим, что из этого получится.

— Верно, деточка, пусть они с этими смертоносными штуковинами возятся. Не наше это дело, не женское.

О-о, как же ты права, Фида. Если б я была просто маленькой девочкой, меня б это тоже не волновало. А так…

— Ну что, Ола, каралар уже готов? — попытался подколоть меня выскочивший навстречу братец.

Узнал, как называется машина. Типа — эрудит?

— Нет, все ждут тебя.

— Почему?

— Ну, ты ж у нас самый умный.

Поздний завтрак или ранний обед был просто великолепен. Он мне показался божественным. Не ресторация конечно, без особых разносолов и экзотических приправ, но приготовлено с душой. Я одолела какую-то пичугу, вроде цыплёнка табака и салат из нескольких сортов растений. Ола все их знала, но мне сейчас было не до ботаники. Я сидела с набитым брюхом, горько созерцая тарелку с полудюжиной таких румяных и манящих пирожков и вертела в руках стакан любимого сока. Протолкнуть ещё что-то через горло было выше моих человеческих сил.

— А можно я сок и пирожки потом?

— Конечно, милая, я их салфеткой накрою. Ты никогда столько не ела.

— У меня растущий организм, — чуть не брякнула я в ответ.

— Я проголодалась. Ты ведь всегда недовольна, что я плохо ем, — пробурчала я в слух.

Говорить тоже было тяжело.

— Сейчас разденемся и в кроватку, — проворковала наставница.

— Подсади меня Фида, я так устала.

Обожралась ты на халяву.

Жрал то всё ты, я только помогала.

— Спасибо тебе, Фида, чтобы я без тебя делала, — едва слышно пробормотала я, проваливаясь в пелену сна.

— Не за что, — голос женщины дрогнул. Она шмыгнула носом. Фида заплакала? Почему?

— Таити, Таити, нас и здесь неплохо кормят, — гнусавым голосом пробурчал появившийся непойми откуда толстый жирный котяра с короткими лапками.

Это ещё что такое!

Спи, девочка, это — твой сон.

А-а-а, ну тогда ладно.

 

Глава 2

Я проснулся. Кругом было темно. Первой мыслью было, может раннее средневековье мне приснилось и стоит лишь открыть глаза, как я снова окажусь в Дубне. Ничего не видно. Руки и ноги маленькие и тонкие? Сейчас узнаем. Сунул руку под рубашку. У-у, тут и в кромешной темноте не ошибёшься.

Да-а-а. Оставь надежду всяк сюда входящий. Я в теле девочки.

А где давги! Частица бедняжки Олы внутри меня сжалась в комочек от страха.

Без паники, я спрыгнула с кровати. Где же окно? Отдёрнем штору. О-о-о, тут какая-то конструкция из деревянной рамки и бычьего пузыря. Э-э, быков тут нет, значит, скорее всего, это — внутренности нарга.

Стало светлее. Одеваемся. Не надо думать, что женщинам благородного сословия для этого непременно нужна прислуга. Но все эти пуговички, застёжки, подвязки. Интересно, тут есть корсеты? Что-то у Фиды я его не заметила. С ними был бы полный мрак. Ах, моё несчастное девичье тело.

Нет, мать, я над тобой вообще угораю.

Попрошу без комментариев. Вот, ты меня отвлёк, и я сама себя пристегнула. Клок волос попал вместе с пуговицей в петлю. Приходится расстёгивать и высвобождать. Волосы перекидываем на грудь, чтобы не мешали. Уф-ф. Наконец-то. Гриву опять назад. Нет, надо с ней что-то делать.

Я порылась в памяти Олы. Нет, девушкам причёски не полагались. Вот замужние дамы строили на голове из локонов настоящие замки, фантазируя, кто во что горазд. Разумеется, в соответствии с очередным писком моды, а она особа чрезвычайно переменчивая. Да-а, долго же мне придётся ждать. Обидно.

Меня отвлёк запах пирожков. Я схватила один. О-о, как они восхитительны. Запила соком. М-м-м. я была готова поверить, что жизнь прекрасна и удивительна.

Если бы не давги. Надо срочно узнать, что твориться снаружи.

Расправившись с парой кулинарных шедевров и осушив стакан, я направилась к двери. Фигушки, она не открылась.

Замуровали, демоны!

Видимо Фида решила утихомирить свою подопечную простейшим способом, отрезав её от внешнего мира. Не на ту напала. Я принялась рыскать по комнате, ища хоть какую-то железяку, которую можно использовать как отмычку. На столе — ничего, под кроватью — ничего, за сундуками… Вроде что-то есть за маленьким. Я попыталась его сдвинуть. Три раза «ха» — не с моим новым телом. Лишь с помощью суровой нитки мне удалось извлечь оттуда спицу. Наверное, это была спица. Длинная, бронзовая.

А что у нас с дверью? Замок — внушительная железная коробка. Посмотришь — испугаешься. Только вряд ли тут может быть что-то слишком мудрёное. Не сейф всё-таки. Спицу в замочную скважину. Поворачиваем. Да что ж такое, ничего не получается. Моя отмычка соскользнула, потом ещё раз.

Не думайте, что я какой-нибудь медвежатник с большим производственным опытом. Но замок то был простейшим.

Я догадалась посмотреть в щель между дверью и косяком. Я кручу, язычок задвигается. Ещё немного. Чёрт, опять сорвался. Повторим. Дёргаю дверь на себя. Клац. Непокорное устройство, словно надсмехаясь, опять показало мне язык. Но дверь то открыта. А-а, так и оставим. Пусть потом взрослые разбираются, кто из них плохо закрыл дверь.

Нужно только спрятать спицу. Закинуть за сундук. А достану ли я её оттуда в следующий раз? Под подушку или под одеяло. А если будут перестилать простыни? Я запрыгнула на кровать, потянула ткань, которой была задрапирована стена. Пристроим её здесь. Аккуратно прокалываю материю. Будем надеяться, что кровать в ближайшее время передвигать никто не будет.

Полюбовавшись на дело рук своих, я спрыгнула на пол. Пора отправляться по своим делам. Пирожки! М-м-м. Ну как можно уйти и не взять хотя бы один. Руки грязные — сполоснём. Пирожок в зубы и вперёд. На двор, где лежит катапульта или баллиста, понятия не имею, чем они отличаются. Как эту штуковину обозвал Лон? Каракал? Каралар? Ладно, не важно.

Я крадучись спустилась с лестницы, зато по двору прошествовала с деловым видом. Будто так и надо. Может же нэдина куда-то идти по делам. Вот и кузница. Гивр с сыном, как его, кажется — Лат, дружно стучали молотками, расклёпывая железные шпильки, чтобы стянуть ими деревянную раму.

Моя тень легла рядом. Кузнец обернулся.

— О-о, нэдина. Пришли посмотреть на нашу работу?

— Ага. Ловко у вас получается.

— Если б можно было нагреть эту тягу ещё с другой стороны.

Утерев рукой пот, Гивр повертел в руках прут в два раза толще предыдущего.

— А разве нельзя сделать это заранее?

— Так дерево?

— Оно же сырое. Можно ещё воды плеснуть.

Кузнец покосился на меня.

— Лат, раздуй мехи.

Гивр подхватил с земли стяжки, уже расклёпанные с одной стороны и вслед за сыном скрылся в кузнице. Прошло несколько минут, и они выскочили обратно. Немного воды из плошки в отверстие, сын с другой сунул туда шпильку, и мастер несколькими точными ударами расплющил искрящийся красным другой её конец.

— Лат, давай следующую.

Пока сын мухой слетал туда-сюда, отец успел смочить отверстие. Вновь показался раскалённый хвост прута.

— Стой! — успела я крикнуть, — А кругляшок?

Впопыхах Гивр забыл надеть шайбу, что он тут же исправил. Ещё несколько ударов. Готово.

— Чтобы мы без вас делали, нэдина? — усмехнулся кузнец, вытирая лоб рукавом, — Может вы и с этой штукой разберётесь?

Он поднял с земли свёрток. Железный корпус, бронзовые колёсики, какие-то штырьки. Хм-м.

— Гивр, а что за рисунок, о котором говорил Порг?

— Да вон он висит.

Действительно, на стене был наколот на крючок свернутый в трубочку лист папируса. Папируса? Нет, наверно всё-таки жёлтой бумаги. Подпрыгнув, я сдёрнула цидулку. Та-ак, с одной стороны схема установки, даже размашистым почерком написано, что это — каралар. Попросту — большой арбалет на станине. Две рамы: толстая верхняя и тонкая нижняя. Про механизм натяжения железного лука с такой же тетивой — ни слова. Только нарисована какая-то загогулина с ручкой.

А что с другой стороны. О-о, вот это интересней. Для тех, кто ничего не понимает — несколько маленьких чёрточек. На самом деле — схема передач.

Возвращаюсь к железкам.

— О-о, какие интересные колёсики!

— Это не колёсики, а шестерёнки, — поправляет Гивр.

— А где тут зад, где перёд? — спрашиваю я, вертя в руках корпус, — Рисунок должен быть сверху?

— Это штамп главной имперской кузницы.

— Разве у нас такие не делают?

— Пробовали, получается не очень. Эту машину ваш отец, как я слышал, купил по-дешёвке у одного вольного барона. Она была сломана. У хозяина на ремонт денег не было, а выбросить — жалко.

— А откуда у отца деньги?

— Вроде бы сначала лаэр Западного Кряжа дал взаймы, а потом лаэр Приморский тому всё возместил.

А «излишки» поделили? Хотя чиновники здесь могут быть и не такими жуликоватыми, как в России, если закон к ним достаточно суров. Всё-таки средневековье. Чуть что — на плаху. Жаль, что девочка плохо разбиралась в законодательстве. Ладно, сведения о размахе местной коррупции можно раздобыть и позже.

За разговором я довольно быстро собрала передаточный механизм. А чего сложного, если есть схема. Надо лишь разобраться, где тут зад, где перед, где верх, где низ.

— Вот, — придерживая дело рук своих, чтобы не развалилось, я посмотрела на кузнеца.

— Хм, — хмыкнул тот, почесав затылок.

— Тут должно быть ещё что-то. За что цеплять.

— Ага, сейчас, — Гивр быстро смотался в кузницу, притащив рейку и ручку, — Сейчас попробуем, — провозгласил он, добавив к моему шедевру недостающие детали. Не долго думая, кузнец накинул тетиву на рейку и закрутил ворот.

— Э-э-э, — только и смогла выдавить я, как всю конструкцию выперло наружу, и она едва не развалилась, как карточный домик. Гивр в последний момент успел попридержать её своей лапищей, лишь на землю упали какой-то штырёк и пара шайб. Кузнец бросил на меня виноватый взгляд, а я в ответ посмотрела на него, как Ленин на буржуазию. Если б могла — испепелила бы взором.

Я пару раз глубоко вздохнула и полезла за упавшими детальками. Под моим суровым взором, мастер сам восстановил хитрую конструкцию без моего участия.

— Сейчас проклепаю, — бросил он на ходу, скрывшись в кузнице.

А мне то, что делать?

— О-о, нэдина, вы опять тут как тут? — добродушно усмехнулся сержант Хабд.

От неожиданности я невольно вздрогнула.

А что ты хочешь. Он же воин, значит, умеет подкрадываться бесшумно.

Так и заикой недолго стать.

— Гивр пошёл клепать этот… как его… натяжной механис, — я сморщила лоб, изображая интенсивную мозговую деятельность.

— Наверно механизм, — поправил меня сержант.

— Что?

— Ме-ха-низм, — повторил по слогам воин.

— А-а, может быть, — кивнула я в ответ.

— Фида тебя искать не будет?

— Что ж мне теперь и во двор выйти нельзя? — надулась я.

— Может, и нельзя.

— Почему?

— Если давги пойдут на штурм.

— Да-а? А когда?

— Когда их обстреляем. Только это точно не сегодня.

— Почему?

— Клей ещё не высох. А по такой погоде, Порг сказал сохнуть ему не меньше двух дней.

— А если затащить их в кузню, там же жарко?

— Точно, — охваченный идеей, Хабд мигом оказался у двери.

— Эй, Гивр, — окликнул он мастера, сунув голову внутрь.

Но о чём они договорились, узнать мне было не суждено.

— Ола, что ты тут делаешь? — послышался знакомый голос.

Я обернулась. О-о-о, явление Христа… то есть Фиды, народу.

— Пойдём со мной, — наставница была непреклонна.

Пока мы шли через двор, она меня строго отчитала: и за стрельбу из арбалета, и за дерзкие слова, и за побег из комнаты. И вообще леди себя так не ведут. В заключение своего пространного монолога она пообещала непременно пожаловаться отцу, когда тот приедет.

Частичка Олы внутри меня сжалась от страха. А мне было по-барабану. Всё, что могло плохого со мной случиться уже случилось, и бояться отца мне не стоит. Ему наверняка будет не до меня. О-о-о, как же я ошибалась!

Тем временем мы пересекли двор и оказались у часовни Пресветлой Жены Создателя, которая была сестрой владыки Хаоса. Так что Светозарный не только победил Разрушителя, отняв у того окружающий нас мир и низвергнув во Тьму, но и лишил единокровной сестры. От этого брака и пошёл род людской.

Здесь кроется подтекст, что женщины склонны к хаосу и разрушению.

Клевета! Мы дарим жизнь.

Ну, мы то тоже принимаем в этом посильное участие.

Кобели драные, лишь бы соблазнить несчастную девушку и смыться. А забота о детях?

Привожу почти дословно слова одного учёного: «У людей, как и у других млекопитающих, именно на самок возложена забота о подрастающем поколении».

Ты ещё скажи: «Наше дело не рожать. Сунул-вынул и бежать». Все вы мужики — сволочи.

Между прочим, ты отвлеклась от темы.

А на чём я остановилась.

Как мы с Фидой пришли к священнику.

Тогда не отвлекай меня.

Хм-м.

Мы вошли в деревянную пристройку к башне, которая была не намного больше моей комнаты, только потолок — выше. Часовня — это сильно сказано, по-местному «таларелла» — молельня, церковь, храм. А для отца Фергюса ещё вдобавок и келья, и исповедальня. Священник тут и спал, и ел, и совершал обряды. Для меня же эта комната стала ещё и учебным классом. Сидя на грубо сколоченном табурете, за столь же незатейливым столом, я постигала азы счёта, училась чтению и письму. Остальная обстановка была такой же спартанской: низкий топчан со старым шерстяным одеялом, кожаная подушка. Ни простыней, ни прочих изысков цивилизации. «Спальня» была отделена от остальной части помещения занавеской из небелёной ткани.

О том, что мы находимся в таларелле, напоминали скромный складной алтарь, который использовали в походе военные священники (наш патер Фергюс был именно из таких) и очень красивый образ Пресветлой Жены. Яркие краски, роспись под золото и серебро, блестящая бронзовая рамка. Даже я не могла оторвать взор, что уж тут говорить про простых воинов и крестьян, для них это творение рук человеческих было, как чудо небесное.

А как ещё эта икона могла восприниматься в полутёмной комнате с дощатым полом и стенами никогда не знавшими краски. Единственной «роскошью» было окно, затянутое бы… нарговым пузырём, да совсем маленькие оконца под потолком, бросавшие разноцветные блики. Неужели стекло? Но рассмотреть их мне толком не дали.

— Не крутите головой, нэдина, девушке благородного сословия так вести себя не подобает, — завела старую шарманку моя воспитательница.

Нет, ну как же надоели эти бесконечные поучения и наставления.

— О, кто к нам пришёл, — прозвучал со стороны двери сочный баритон и в талареллу вошёл её «заведующий». Что можно сказать о патере Фергюсе? Внушительный дядя приличных размеров. При взгляде на него не покидало ощущение, что он мне смутно знаком. Ну точно — вылитый брат Тук, каким его любят изображать многочисленных в экранизациях сказаний о Робин Гуде. Только без бороды. Да и там он фигурирует то с ней, то без. А как он выглядел в романе Скотта, я даже и не помню.

В подтверждение моих мыслей, священник выгрузил на стол принесённые им блюдо с мясом и хлебом, ну и внушительный кувшин. Как же без этого. Я втянула ноздрями воздух. Точно не вода, и, даже, не молоко.

— С чем пожаловали? — спросил патер, не обращая внимания на скривившееся лицо Фиды.

— Возблагодарить Создателя за избавление нэдины от болезни, — пробурчала наставница.

— Правильное решение. Приступим.

Фида положила на пол подушечки. Одну для себя, другую для меня. Я не сказала? Мы их принесли с собой. У меня была старенькая тёмно-синего бархата, изрядно потёртого с потускневшей серебряной вышивкой по краю. Кожа была тоже потёртой. Подушка состояла из двух половин: верхняя — лицевая, которую старались всячески приукрасить, и нижняя — оборотная, так сказать «рабочая», которая ложилась на пол. Фидина каффа (так называлась подушка) выглядела куда наряднее: алый верх, обшитый бисером и мелким речным жемчугом.

По-моему такие есть у католиков, у нас в России подобное вроде бы не принято.

А ты в церкви когда был последний раз?

Честно говоря — не помню. Давно. Ещё вместе с бабушкой.

О-о-о, тут за Олу остаётся только порадоваться.

Ты лучше продолжай.

Мы встали на колени и возблагодарили господа. Я своим звонким детским голосом, Фрида над ухом вполголоса бубнила то же самое. А патер Фергюс? Трудно сказать. Сначала, прикрыв глаза, он беззвучно шевелил губами, потом и это перестал. Спал он так, стоя, или медитировал? А, может, он своей душой был рядом с Создателем? Ола в это верила, а вот я — не очень.

Как бы то ни было, мы с Фидой честно прочли, почти без запинки, «Благодарствие за выздоровление» и «Славься…». В заключение обе, почти синхронно, осенили себя «кругом жизни», быстро прочертив его направленной к себе ладонью напротив середины груди. Наставница подняла с пола и поставила на алтарь миску, сняв сверху тарелку, что накрывало содержимое вместо крышки. О-о, внутри лежал такой же «цыплёнок табака», каким недавно кормили меня. Вынырнувший из-за наших спин Фергюс быстро разделал его на несколько частей и окропил вином — символической кровью. Раз она пролилась — жертва принесена. Остатки «крови» из глиняного стакана патер тут же употребил вовнутрь. Правильно, не пропадать же добру.

— Всё? — хекнув и вытерев рот тыльной стороной ладони, спросил он.

— А занятия? — нахмурилась Фида.

— Присаживайтесь, — указал он рукой на ближайшую табуретку.

Наставница подвинула её ближе к столу, положила обе подушки, свою — подниз, мою — сверху, и взгромоздила на них меня. И правильно, без этой «пирамиды Хеопса» над столом бы торчал только мой нос, а так можно было хоть локти положить, чтоб не свалиться вбок.

— Занимайтесь, нэдина, а я пойду, — Фида пригладила рукой мои волосы и отправилась по своим делам.

А где же мой учитель? Я оглянулась. Оказывается, патер не терял времени даром, выудив откуда-то две небольшие тарелки. На одну измельчил немного мяса пичуги, на другую бросил остаток крылышка вместе с рёбрами и хребтом. Остальные три четверти тушки оставшиеся в миске поставил на стол. Отрезал кусок хлеба, накрошил и перемешал с мясными кусочками. Почему я раньше не обращала внимания на этот ритуал? Наверно само нахождение в храме, пусть и таком маленьком, навевало некую торжественность и отвлекало от постороннего. К тому же авторитет священника, кто я, чтобы за ним следить. Да и могла ли богобоязненная маленькая девочка заподозрить его в неких мелких хитростях.

— Та-ак, — протянул Фергюс, выставив тарелки за дверь и вернувшись к столу, — начнём, пожалуй.

— А куда это вы унесли жертвенное мясо?

— Тварям божьим, не самому же Создателю за ним приходить, — назидательно сообщил патер, вытирая руки о видавшее виды полотенце, которому давно пора было отдать в стирку.

Частичка Олы порывалась спросить, кому из божьих созданий достанется остаток пичуги, но я приструнила её порыв. Судя по упитанной фигуре священника, это и так было ясно.

— Давайте, нэдина, повторим прошлый урок, — отец Фергюс положил на стол «Деяния Создателя» — местный аналог библии, раскрыв его где-то посередине. Книга была старой, с пожелтевшими страницами, написанными от руки. Каждая глава начиналась с большой заглавной буквы, на фоне иллюстрации, соответствующей ходу повествования. На Земле такой красоты и в старинных летописях нельзя было встретить.

Ты забыла бумагу. Она была плотной, очень хорошего качества. Не то, что её жалкая копия, на которой была накарябана схема каралара.

Но главное, что страницы были убористо испещрены множеством совершенно неизвестных мне значков. Пришлось в спешном темпе мобилизовывать память девочки, которая хоть немного разбиралась в этой клинописи.

Вообще-то это были руны.

Да хоть иероглифы. Легче мне от этого не было. К счастью, Ола оказалась прилежной ученицей, добросовестно их выучившей. Осталось чуть поднапрячься, чтобы распознать текст и сложить отдельные знаки в слова и предложения. Сначала медленно и неуверенно, а потом всё лучше и лучше дело пошло.

— Что? — прервав меня, переспросил Фергюс, — Какой ещё «калам»? Лесной кот? Откуда он там взялся?

Я с трудом развернула толстенную книгу и указала пальцем на руну.

— Хм-м, — хмыкнул священник, почесав рукой затылок. Поскрёб руну ногтем, ничего не изменилось, — Сейчас исправим, — он взялся за нож, аккуратно подчистив ненужную завитушку.

Теперь место «кота» заняло «копыто» — рооб. В результате главный герой смог благополучно уснуть под цокот копыт, а не вой диких котов.

Осталось за него только порадоваться.

— Молодец, нэдина, — похвалил меня патер, — теперь давайте займёмся письмом.

Никаких письменных принадлежностей в наличии не было, так что мы, не мудрствуя лукаво, вышли во двор. Фергюс прихватил с собой табуретку, а я села на небольшой чурбачок, положив на него сверху подушку. «Писчей бумагой» нам служила утоптанная земля, а «стилом» — прут. Что-то он мне смутно напоминал. Тонкий, гибкий, крепкий. Неужели это розга? Что ж, весьма символично.

Ученье — свет, а неучёных — по заднице, чтоб мозги прояснились.

Ну не у всех они там. Хи-хи-хи.

Кто бы говорил.

Отец Фергюс произносил какую-нибудь незатейливую фразу вроде: «Мюсси прибежала есть мясо» или «птички прилетели клевать крошки».

Так патер комментировал пришествие божьих тварей, почуявших бесплатное угощение. Мюсси, например, была вильей — юрким зверьком, наподобие ласки. Ей «по должности» полагалось, не жрать мясо на халяву, а замещать обязанности кошки, гоняя местных шуг — грызунов, чуть поменьше крысы с покрытым короткой шерстью хвостом.

В общем, Фергюс, как акын (что вижу — то пою), слагал предложения, я их старательно записывала, он проверял, не находя ошибок, хвалил, и всё начиналось по-новой. Единственное, что писала я медленно. Тут главное — опыт, а его было маловато.

— Отлично, нэдина, давайте перейдём к счислению. Пишите: к двадцати трём прибавить пятнадцать.

Я старательно вывела все «крестики-нолики», вместе с итогом «тридцать восемь».

— Готово.

— Так быстро?!

Действительно, что-то я тогда раздухарился. Ещё один пример, решённый с такой же скоростью, и Фергюс убедился бы, что я такой же дока в математике, как д'Артаньян, который, если верить Александру Дюма, считал, как Архимед.

Ты меня переби-ил.

Больше не буду. Рассказывай сама.

Пока патер был в ступоре, надо было придумать, как вывернуться из щекотливой ситуации. И возможность нашлась.

— Отец Фергюс, я хотела спросить, — захлопала я невинными глазками, — а вот купцы, они считают как-то по-другому?

Священник удивлённо уставился на меня.

— И откуда вам это известно?

— Заметила у торговцев на ярмарке в Омморе.

Ола действительно видела какие-то закорючки на бумажных листах, которыми торгаши, отчаянно споря, тыкали в нос друг другу, но значения их девочка понять не могла. Удивилась, конечно, но скоро об этом позабыла. Всё-таки на ярмарке столько всего интересного: и яркие наряды, и красивые безделушки, и приезжие артисты с забавными зверушками. Что ей какие-то непонятные каракули.

А вот я догадалась и взяла на вооружение. И вот — пригодилось.

— Долго объяснять, нэдина.

— Вы думаете, я не пойму? — надула я губки.

— Да нет, просто не представляю, зачем вам это надо.

— Чтобы знать, — я вскинула на патера удивлённый взгляд.

— Но зачем?

— Торговцам ведь часто приходится считать, значит их закорючки удобнее?

— Да, вот только лица благородного происхождения в королевстве Левор ими не пользуются.

— Только у нас?

— В вольных баронствах они тоже не в чести, я уж не говорю о кочевниках и давгах.

— А в империи?

— Там эта система счёта и зародилась.

— И купцы тут же взяли её на вооружение?

— На вооружение? Забавно, — усмехнулся священник, покачав головой, — Что ж, можно и так сказать.

— А имперские дворяне ею пользуются?

Отец Фергюс задумался.

— Хм-м, в империи… там всё по-другому…

И, подбирая слова попроще, чтобы даже маленькой девочке было понятно, патер принялся объяснять, как устроена имперская система образования, а затем разговор плавно перешёл на саму Роверскую империю, названную так по имени столицы. Совсем, как Римская.

Отец Фергюс оказался превосходным рассказчиком. И не только потому, что у него язык был хорошо подвешен. Он сам в прошлом был купцом…

Не купцом, а только приказчиком.

Ну пусть только служащим, а не хозяином, но по торговой же части. Поэтому и объездил с караванами весь Левор, вольные баронства и половину империи. Бывал он и у кочевников, и у давгов. Но вот, когда речь зашла о последних, священник нахмурил брови и так сверкнул глазами, что я поспешила перевести разговор на другую тему.

В общем, я считаю, что эта беседа стала для меня самым важным событием дня. Одно обидно, я окончательно уверилась, что мы не на Земле.

А то раньше было не ясно? Незнакомые страны, неизвестные звери…

Ну пока ещё оставалась хоть какая-то призрачная надежда. Мало ли, как в старину назывались государства. А животные, да люди постоянно уничтожают целые виды, раньше их никто и не считал. А тут всё, окончательно и бесповоротно — я попал. Нет — я ПОПАЛ!!!

Теперь только остаётся вжиться в эту реальность и со всем смириться.

Так уж и смириться?

Ну… или примириться. И обязательно найти своё место в этом чужом мире. Вот только сначала надо узнать о нём как можно больше. Это даже хорошо, что я маленькая девочка, а вокруг — близкие люди, которые готовы помочь. Вот если бы я был взрослым мужиком, ничего не знающим, да и одетым «не по сезону». Хрена б лысого мне удалось долго продержаться.

Да если б я ещё начал расспрашивать да как тут, да что… меня бы местные власти сразу хвать, и в тюрьму. А там — разговор короткий, сразу к палачу с его «прибамбасами». Признаешься не только, что шпион, но и что велосипед изобрёл.

Кстати, я их тут не заметил.

А много ты видел?

Нет, ну Ола бы точно такое запомнила.

Значит, у тебя всё впереди.

Что?

Изобретёшь велосипед, если успеешь.

Типун тебе на язык.

А тебе! А тебе!..

Ты не отвлекайся давай… Молчишь, тогда я сам.

В общем, пообщались мы со священником весьма продуктивно. Дядька он был простецкий.

Только глаза с хитринкой. Да и рассказывал про себя явно не всё, многое утаил.

А что ты хочешь? Он же торгаш, олухов туда ни в какие времена, ни в стародавние, ни в наши, не брали. Хоть на Земле, хоть… здесь.

Кстати этот мир называется Аврэд, что в переводе значит «Земля». Соответственно «аврэд» с маленькой буквы — земля, по которой ходим. Это так, к слову.

Так вот…

Я не сказал. Фергюс мне понравился тем, что не было в нём ни спеси, ни чванства. Он и с крестьянами вёл себя, как равный.

Так уж и равный?

Не так выразился. Вёл он себя с ними, как старший брат что ли?

Может, как духовный отец?

Мне кажется, отец, глава семьи здесь значит больше. А Фергюс не старался подавить и подчинить, или мне, то есть Оле, так казалось. Ну, не знаю.

В общем, ты прав. Особенность местной религии, что все дети божьи, но священники как бы старшие браться, а остальные — младшие.

То есть иерархия земная тут отождествляется с иерархией семейной: старшие, то есть правители и духовенство, заботятся о своих подданных, как о младших членах семьи, а те им подчиняются и не капризничают.

…исправно платя налоги и выполняя иные повинности.

Верно.

В результате в лице священника я нашла бесценный источник информации, а он — благодарную слушательницу, готовую внимать ему раскрыв рот. Правда, мне немного пришлось побороться с его поползновениями свернуть разговор, вроде:

— Зачем вам это нэдина?

— Но как же, отец Фергюс, вот, скажем, батюшка захочет меня представить местному лаэру. Приду я на приём, а там девушки…

— …и молодые дворяне.

— Совершенно верно… приехавшие из империи. Они будут рассказывать, делиться впечатлениями. А я буду рядом с ними дура дурой. Ни спросить что-нибудь, ни разговор поддержать. Мало того, что приехала из глуши, так ещё и необразованная.

— Тут вы нэдина неправы. Многие дворяне не знают и половины того, что вы успели выучить.

— Но мама же знала больше?

— Она вообще была женщиной образованной. Таких в Леворе мало.

— А в империи?

Патер сдался и принялся рассказывать уже о другой стороне многогранной жизни «Ровера и окрестностей».

Всё это было весьма познавательно, надо же знать, чем «дышат» соседи. Тем более, такие «неудобные», как империя. Уж слишком она была велика и могущественна. Вот только оставалось неясным, то ли феодальная раздробленность там ещё не наступила, то ли была благополучно преодолена и наступила пора централизации.

Судите сами. Как я поняла, власть императора, хоть и не была абсолютна, но достаточно прочна. При нём существовал не то сенат, не то палата лордов. Я, честно говоря, так и не разобралась. Тем более, и сам патер имел об этом институте власти понятие весьма смутное. Ну есть в Ровере горхонт, где сидят горхонты. Заседают себе и чего-то там решают. Горхонт, он и в Африке горхонт. И неча тут голову ломать.

В чём священник хорошо разбирался, так в том, что прямо или косвенно было связано с торговлей. А именно: отсутствие внутренних пошлин, единые для всей империи деньги, которые ходили и в Леворе, и в иных землях. Да, забыла, пошлины были, но за торговую точку. Приехал на ярмарку, заплати пошлину и торгуй на здоровье. Такого, чтоб взималась плата за проезд через чьи-то владения, как у нас в Леворе, когда каждый захудалый дворянчик норовил ободрать проезжавших мимо купцов до нитки — не было. Что ещё? А-а, наличие банков и векселей — и правильно, не таскать же золото и серебро через всю империю. Биржи? По-моему до этого дело ещё не дошло.

Ещё Фергюс поделился известными ему сведениями о государственном устройстве. Империя была разбита на провинции, которыми управляли наместники. Собранные ими налоги и сборы частью шли на местные нужды (оплата госслужащим, ремонт мостов и дорог, строительство и так далее и тому подобное), а частью поступали в казну и расходовались централизованно. Армия тоже была единым целым, а не разрозненными дружинами местных феодалов, как у нас.

У нас?

Ну да — в Леворе. Мы же с тобой теперь подданные этого королевства.

Спасибо, что напомнила.

Не за что. Так вот, императорская армия была наёмной. В ней служили как граждане империи, так и варвары из приграничных областей. Армия делилась на пехоту и конницу. Были ещё инженеры, команды метательных орудий и гарнизоны крепостей. Кроме того, существовали отдельные отряды лёгкой пехоты и конницы, поступившие на службу по договору с их предводителями. Эти варвары сражались собственным оружием в составе своих отрядов, тогда как императорская армия была разбита на легионы — ворты (чем они отличались от римских я так и не поняла), а те на когорты, манипулы… батальоны, роты… Что там ещё?

Ну ты, мать, даёшь — свалила всё в одну кучу.

А как ещё? А то придётся расписывать, что каждый ворт делится на три марраба, а тот в свою очередь… Так все читатели заснут от скуки. В лучшем случае пролистают эту тягомотину.

Да не так всё и сложно. Десяток — дархаб, сотня (рота) — ламайрин, батальон (когорта, тысяча) — марраб и ворт, он же легион или полк.

Но ведь это не равнозначные понятия?

А в какой армии они тождественны? Везде состав разный. Я уж не говорю про то, что ни в одной армии мира (имеется в виду земной) кавалерийский полк никогда не был равен пехотному.

Но мы отвлеклись.

Верно. Всё это было сказано к тому, что имперская армия имела единую организацию, а её солдаты были вооружены однотипным оружием, очень похожим на римское, что пехота, что конница.

За исключением тех банд…. то есть отрядов, что воевали под началом своих вождей.

О них мы уже говорили.

Кстати, система имперского образования тоже была весьма примечательной. Вот что мне удалось выяснить.

Начальное образование было продолжительностью в три года: чтение и письмо, арифметика и основы государственного устройства. Ну и, естественно, закон божий. Оно не было обязательным — из-под палки никого учить не собирались. Но для «лиц подлого звания» это была первая ступенька в карьере и возможность «выбиться в люди». Плата была, но весьма символическая. За совсем неимущих платила городская или сельская община, за сирот госслужащих, в том числе и военных, — казна.

Дальше экзамены и продолжение обучения, для тех, кто пожелает. Как происходила оплата и каковы критерии отбора, отец Фергюс не знал. Для него и так было в диковину, что практически любой простолюдин может выучиться в школе, а затем, в институте. Если переиначить местные названия на русский язык.

Между прочим, во Франции институт тоже называется школой, только высшей.

Тогда все роверцы — французы.

Ха, очень остроумно.

Кстати, и дворян никто учиться не заставлял.

Ну о Митрофанушках («Не хочу учиться — хочу жениться») разговор особый. Такие индивиды среди отпрысков власть имущих попадались везде и во все времена.

Те из дворян, кто службы не искал, могли пребывать хоть до конца жизни либо в своём имении, либо при дворе. Опять же, если позволяли средства. Вот только «по праву рождения» никаких должностей, тем более наследственных, такому кренделю не полагалось.

При этих словах священник сразу помрачнел, и только после осторожных расспросов мне удалось из него вытянуть, что в нашем Леворе всё совсем не так. Большинство постов были наследственными, пусть только номинально. Так разговор плавно перетёк на повествование о нашем королевстве и патер, к тому времени изрядно принявший на грудь, уже без обиняков расчихвостил всю нашу систему правления со всеми благородными ничтожествами впридачу. Не знаю, как бы далеко ушёл он в своём диссидентстве, если бы вовремя не опомнился, что разговаривает с нэдиной, пусть ещё и маленькой, мать которой к тому же ещё и лаэра. Тут в мозгах у Фергюса, очевидно, немного прояснилось, и он запоздало понял, что явно сболтнул много чего лишнего. Поэтому неуклюже попытался пойти на попятную.

— Я это… Ик… совсем не хотел… Ик… Я вашего батюшку… Ик… и вашу матушку… Ик-ик.

Внутренне сочувствуя бедолаге, я щедро плеснула в стакан вина и подала. Сама то я не пила — маленькая ышшо. Но, боже мой, как же захотелось… Это всё ты!

А я то тут причём?

Признавайся! Любил же вот так с Толяном запрокинуть стакашек-другой, да и пройтись по нашему Абрамычу и по всем вышестоящим, костеря их какие они козлы, му… чудаки и прочее.

И щас бы с этим местным Савонароллом…

Савонароллой.

Не важно… не отказался б, в общем.

Меж тем, Фергюс заглотил «губастую стаканищщу» одним махом и уставился на меня. А я молча смотрела на него. И что мне было говорить? Что я всецело одобряю его справедливую критику существующих порядков? Из уст маленькой девочки это звучало бы, по меньшей мере, странно. Да и опасно говорить такое. Отечески пожурить зарвавшегося священника? Тоже глупо. Пригрозить ему? Мне это надо? Только-только, можно сказать, наладился контакт с очень нужным, просто-таки смертельно необходимым человеком. И такой обломидзе!

Вот так мы и сидели пару минут, уставившись друг на друга.

А как всё хорошо начиналось, а тут, будто чёрт дёрнул его за язык. Вроде никто не слышал, а там кто его знает. Порой, даже стены имеют уши.

Не знаю, чем бы всё кончились эти «гляделки», если бы нам бессовестно не помешали.

Да не помешали, а буквально спасли.

Нет, сначала помешали, а потом спасли.

Ну ладно, пусть будет так.

В роли спасательного круга оказалась Фида. Мне так и не суждено было узнать, слышала ли она крамольные разглагольствования подвыпившего священника или нет, но к нам она подошла уже, шипя и раздувая ноздри, как огнедышащий дракон.

Только что огнём не плевалась.

Да, от этой участи нас Создатель миловал.

— Что это вы тут делаете? — буквально прорычала наставница.

— Занимаемся, — чуть ли не в унисон ответили мы, глядя на Фиду широко распахнутыми голубыми глазами.

Я не сказала? Когда у меня на душе легко и весело, они у меня тоже голубые, как и у Фергюса. Вот только сейчас они льдисто-серые от горя и страданий.

И ещё от государственных забот, что тоже не радует.

Но об этом позже.

— И чем это вы занимаетесь?

— Учим уроки, — невинно захлопала я глазками.

— Уроки, значи-ит. А это что? — не сдавалась Фида, указав на стоящие рядом на чурбаке пустую миску от полностью уничтоженного жертвенного цыплёнка и опустевший кувшин с вином.

— Ик… Жертва, — героически произнёс отец Фергюс.

Наставница глубоко вздохнула, из ноздрей вырвался пар.

— Я хочу знать. КТО. ЕЁ. СЪЕЛ!

— Она, — честно ответили мы с патером, почти синхронно указав лоснящимися от жира пальцами на Мюсси. Свернувшись калачиком, вилья безмятежно дрыхла на солнышке, ни сном ни духом не ведая, какая гроза собирается над её головой.

— Что?! — глаза Фиды вылезли из орбит.

Было такое впечатление, будто раньше так вдохновенно и самозабвенно ей никогда не врали.

Скорее — нахально и беспардонно.

Будто услышав, что о ней говорят, Мюсси дёрнула ушами и открыла глаза, воззрившись на нас из-за внушительной горки костей, сваленных ей на тарелку. Ну не на землю же нам их кидать.

Конечно можно было предположить, что местная ласка смогла одолеть это море жратвы. И даже не за неделю, а суток за двое-трое. Но вот предположить, чтобы она и кости аккуратно сложила обратно в тарелку, надо обладать очень богатым воображением.

Например, таким, как у вас с Фергюсом.

Точно. Почувствовав на себе сразу три не слишком дружественных взгляда, вилья взмахнула пушистым хвостом и стремительно скрылась с глаз долой. А мы остались один на один…

Тогда уж двое на одну…

…с Фидой. Та попыхтела, как паровоз, но что ей было делать. Следствие зашло в тупик. Два потенциальных виновных ушли в полную несознанку, а единственный свидетель обвинения, подняв хвост трубой, сбежал куда глаза глядят. Правда наставница попытала сжечь нас взглядом, но до человека-икс ей было далеко.

— Нэдина, — чуть отдышавшись, произнесла моя воспитательница, — как я вижу, у своего наставника вы многому научились. Особенно сегодня. Поэтому соблаговолите пройти на ужин, — последняя фраза уже не сочились патокой с изрядной долей яда, как предыдущие, а были сказаны строгим тоном, не предвещавшим ничего хорошего.

— Яволь майн фюрер, — чуть было не брякнула я, и не смогла остановиться.

— Слушаюсь, — вытянулась я «в струнку», как стражник, стукнув себя кулаком правой руки в грудь, одновременно сжимая в согнутой в локте левой миску из-под цыплёнка вместо шлема.

Похоже Фида уже устала злиться, а потому лишь пригладила мои волосы, да легонько подтолкнула в спину по направлению к башне.

— Ух-ух-ух-ух, — послышался за спиной приглушённый смех отца Фергюса.

Как это не покажется странным, но в этот вечер никаким репрессиям я не подверглась.

То ли Фида неожиданно подобрела, то ли решила не тратить нервы попусту, а сразу сдать меня на растерзание отцу. Вот только этого мне так и не суждено было узнать.

В общем, ничего примечательного. Я съела на ужин пару пирожков с кисло-сладким отваром клеа, заменявшим тут чай. Догадавшись, кто прикончил жертвенную птаху, наставница не стала больше меня ничем пичкать, лишь помогла раздеться. Солнце ещё не село, а я уже завалилась спать.

День был настолько насыщенным, что, едва прикрыв глаза, я сразу же отрубилась. Этому не мешали даже давги, маячившие где-то за рекой, о которых я совершенно позабыла.

Как оказалось, не только я, и совершенно напрасно.

 

Глава 3

Ночью я неожиданно проснулась. Не знаю, что меня пробудило: шестое чувство или заступничество Пресветлой Жены Создателя, пожелавшей меня спасти. Вспоминала об этом потом не раз, но так и не находила ответа. Ни тогда, ни сейчас.

Спросонья, ещё толком ничего не соображая, я спрыгнула с кровати и, стоя босиком на полу, тёрла глаза. Рассмотреть что-то в царящей вокруг кромешной тьме было невозможно. Приглушённый шорох за дверью. Потом что-то тихо звякнуло. Тихая ругань, или почудилось? Потом крики, шум. Удар в дверь. Мою! Ещё удар! Не успел замок с хрустом «поддаться на уговоры» неизвестного взломщика, как я шмыгнула под кровать и затаилась.

Тело Олы всё сделало само, я даже сообразить толком ничего не успел.

Это то меня и спасло. Тусклый свет факела, проникавший под кровать, жалобный скрип половицы под сапогом убийцы и стремительный росчерк меча подо мной, чуть не отрубивший ногу.

Почему подо мной? Потому что уперевшись босыми ступнями в резные ножки, а ладонями и локтями в доски, я распласталась, как человек-паук.

Жить захочешь, ещё не так растопыришься.

Мечом этот гад меня не достал, махнул ещё пару раз — опять мимо. Это только потом до меня дошло, чего он так ко мне прицепился. Всё ж на удивление просто. Вломился чувак в закрытую дверь, где на кровати кто-то спал. Где клиент? В окно уйти не мог, сундуки — и те на замке, значит — под кроватью. Ткнуть туда мечом, и — всё. А вот когда полоса стали не окрасилась кровью, дядя «слегка удивился». Оттого и сунул под кровать свою гнусную рожу.

Этого мне было на руку. Спрятанная спица пригодилась. Извлечённая к тому времени, она нашла свою жертву, попав ей точно в правый глаз. Ох, как он взвыл, как заголосил. Но и мне было не до злорадства. Как же я приложилась со всего маха правым плечом и локтем. Аж в глазах потемнело, и всю руку иссушило. Голова то ладно — отделалась лишь небольшой шишкой над ухом. Хорошо, что на брошенный бандюгой меч не напоролась, упав буквально в миллиметре от его острого, как бритва, лезвия.

Но хуже всего было то, что этот гад оказался не один. Пока первый давг охотился на меня, второй принялся потрошить сундуки. К тому моменту, как я «отоварила» его напарника, этот шустрый малый уже успел вскрыть самый большой из них и беззастенчиво ковырялся в нём, выбрасывая на пол мои вещи. МОИ ВЕЩИ!! НА ПОЛ!!! У-У-У ГААДДД!!!

От лютой ненависти к нему даже боль в руке притупилась. Тем временем мародёр, не теряя времени даром, как ни в чём не бывало, продолжал любимый промысел. Хотя и заметил, что под кроватью кто-то есть. Да и своему подельнику, который, вырвав из глаза иглу, завывая, катался по полу, пока не затих, даже не попытался помочь. То ли такой равнодушный изверг попался, то ли с напарником были давние счёты, то ли посчитал, что тот уже не жилец, то ли деньги и ценности позарез были нужны? Да кто их разбойников разберёт, я ж — не психолог.

Помыслы этого бандюгана мне лишь потом стали немного понятны. С его точки зрения, кто бы не сидел под кроватью, деваться ему было некуда, а лезть самому на рожон — глупость несусветная. Добыча — важнее. А может, хотел утаить что — мелкое, но особо ценное. Кто ж его знает.

К тому же меч раненого в глаз давга наполовину скрывался под кроватью, только рукоять торчала снаружи. Мне то им было не воспользоваться — слишком тяжёл. Но варяг то этого не знал. Может, считал, что я только и выжидаю момента, когда он сунется поближе, чтобы этим мечом его потом и шандарахнуть. Вот (в его понимании), и караулили мы друг дружку, ожидая, кто первым ошибётся. Он — меня, а я — его.

Так что мне оставалось только бессильно пялиться на эту сволочь, да разминать правую руку, прикидывая, удастся ли быстро выскочить и добежать до двери, чтоб он меня не достал. По всем раскладам выходило, что нет. Уж больно у этого гада условия были выигрышными. Лишь один взмах топора — и мне конец. Да что взмах, только бросить.

Но нашёлся и на его хитрую жопу х… с винтом.

Тем временем, ни на секунду не выпуская моё убежище из поля зрения, ворюга добрался до второго сундука, нашёл мамину шкатулку и, поставив на угол, попытался её вскрыть. Но едва он успел сбить замок и сунуть нос внутрь, как в комнату влетела моя наставница. Растрёпанные волосы рваная ночная рубашка. Я даже не сразу её узнала. А потом всё так быстро завертелось.

С диким криком Фида напала на склонившегося над ценностями мародёра, пытавшегося что-то рассмотреть в отсветах горящего на полу факела. Слава Создателю, что Сола, моя пол, когда я уже спала, снепривычки буквально залила его водой, что та аж протекла на нижний этаж, отчего огонь до сих пор и не разгорелся. Девчонка, получается, всех спасла, а ей вместо благодарности тем же вечером всыпали по первое число по пятой точке.

А надо было её туда поцеловать.

Ну это уже сексуальное извращение. Впрочем, кому я это говорю.

Остришь? Если б не Сола, мы б все сгорели в той комнате. Да что комната, вся башня изнутри бы выгорела.

Что верно, то верно. Но вернёмся к нашему действу.

Миг, и зажатый в правой руке Фиды кинжал скрежетнул по кольчуге давга. Эх, жаль, удар не достиг цели. Женщина и мужчина сцепились. Массой и силой они не уступали друг другу. А яростью? Наверно Фида даже превосходила. Влететь в комнату воспитанницы и застать там вместо неё двух бесчинствующих варягов. Она вцепилась во врага, будто львица, потерявшая детёныша. Пусть её удар и не достиг цели, но и разбойник выронил секиру, стараясь перехватить левую руку женщины, когти которой уже прочертили две борозды на его правой щеке. Шкатулка тоже полетела на пол. Колечки, заколки, разные побрякушки рассыпались по полу, разлетевшись в разные стороны. Ах, как Ола раньше мечтала разглядеть их. Такие сокровища! О-о-о!

Будто по волшебству одна из безделушек покатилась прямо ко мне под кровать. Это было кольцо, причём не золотое или серебряное, а зелёное. Наверное, выточенное из драгоценного или полудрагоценного камня. С затейливым орнаментом. Даже толком не рассмотрев его и ещё не отдавая отчёта в своих действиях, я тут же схватила колечко и попыталась напялить на палец. Не тут то было. Какими бы тонкими они не были у мамы, мои были ещё тоньше. Даже просто опустив руку, я могла мгновенно лишиться своего сокровища. Наконец я надела его на большой палец левой руки. Ну слава Создателю — держится.

Возясь с кольцом, я буквально выпала из окружающей реальности. Когда очнулась, схватка, успела переместиться в партер. Давг навалился на Фиду, подмяв её под себя и ожесточённо молотил кулаками. Полуоглушённая женщина слабо сопротивлялась, пытаясь закрыться от ударов. Получалось это у неё не очень, ещё пара секунд и всё. Нам обеим трындец!

Проклятье! Где её кинжал? Не вижу! Где спица? Фиг знает! Ещё и труп давга валяется, из-за него ничегошеньки не видно. Я переместилась вбок, чтобы разглядеть на полу хоть что-то, похожее на оружие, и чуть не напоролась на меч. А-а чёрт! Я мазнула по нему ладонью, и смертоносная железяка загрохотала по полу дальше под кровать. Наставнице он не поможет, а мне — тем более. Давг, избивавший Фиду, на мгновение отвлёкся, обернувшись на грохот. Этого оказалось достаточно, чтобы наставница сама вцепилась когтями в его мерзкую рожу.

Я задёргалась. Что же делать? Что делать?! Считанные мгновения, и враг победит. У сапога убитого давга (я надеюсь — убитого) что-то блеснуло красным. Я сдвинулась ещё в сторону и пригляделась. Небольшой рубин — навершие чего-то. Ещё одна спица? Времени на раздумья нет!

Я выскочила из-под кровати и схватила… Что? Заколку для волос. Наверно — заколку. Она была хоть и острой, но не слишком длинной. Такому кабану сильной раны не причинить. Но подумать об этом мне было некогда. Подхватив с пола булавку-переросток, чуть длиннее моего пальца, и не успев затормозить, я оказалась рядом с разбойником — слева и чуть позади. Заметив, тот отмахнулся от меня, как кот от мухи. Я едва успела отшатнуться от его кулачищи. Правую кисть отсушило. Проклятье, да что ж такое! А где заколка?

Вскочив с пола, варяг вырвал её из ладони и зарычал. Бежать! Скорей бежа-а-ать!!! Но куда? Этот. Гад. Стоял. Прямо. На дороге! У-у-у! Но богиня судьбы меня не оставила, распорядившись по-своему. Амбал сделал шаг вперёд, но тут его рык перешёл в хрип, изо рта повалила пена. Бандит рухнул на пол, пару раз дёрнулся и затих. Выроненная им заколка вонзилась в пол, а венчавший её рубин, будто напившись крови, засветился кроваво-красным светом. Прямо мистика какая-то!

Значит игла отравлена! Вот оно — оружие! Я подхватила заколку с пола. Мои волосы разметались, одна прядь упала на глаза. Я отбросила её. Нет, так дело не пойдёт. Рубин в зубы. Ленту с пола. Мамина?! С золотым шитьём?! Неважно! Девушки не подвязывают волосы? Только те, что обручены? Я тоже сейчас обручена! С кем? СО СМЕРТЬЮ!!! Заколку в волосы. Факел с пола. А чёрт! Доски уже горят. Воды нет. Бросаю сверху какую-то тряпку, топчу ногой. Да это же мамино платье! Слёзы навернулись на глаза. Не сейчас!! Не время!!

Шорох за дверью. Ещё один давг уставился на меня. Совсем молодой, безбородый и безусый, лишь с редкой рыжеватой порослью на подбородке и губах. Время застыло. Сейчас он очнётся! Если останусь в комнате — мне хана! Вперёд! Только вперёд! Я кинулась к двери, перепрыгивая через лежащие тела.

Давг тоже пришёл в себя и бросился вверх по лестнице мне на встречу. Факел полетел ему в лицо. Увернулся. Шустрый малый. Жало меча вспороло воздух в микроне от моей пятки, потом ещё раз. Эх, милые мои столбики перил, не дали отрубить мне ноги. Выживу — расцелую потом каждый. Я выскочила на вершину башни. Тьма кромешная. Лишь одинокий свет факела. Ох Ё-Ё-Ё-Ё!!!!

Опять давги. Их здесь было, как собак нерезанных! Ну что ж мне так не везёт! Впереди — смерть, позади — тоже смерть! Я попыталась затормозить, поскользнулась в луже крови и упала на спину. Ну вот и всё. Нет, я слишком молода, чтобы умереть!!

Приподнимаюсь на локтях. Взгляд падает на арбалет. АРБАЛЕТ!! ЗАРЯЖЕННЫЙ!! Хватаю его! Ближайший давг уже кидается ко мне с мечом. О моя бедная правая рука. Эту здоровенную дубину на весу мне при всём желании не удержать. Ногу на ногу. Ложе — на колени. Жму на спуск. Меня дёргает назад со страшной силой, в глазах — искры. Целилась в живот, а попала в плечо. Гад не только уклонился, но и бросил мне в лицо меч. Хорошо, что отдачей меня отбросило в сторону. Смертоносное лезвие пролетело мимо, но рукоять больно чиркнула по губам. Роняю бесполезный арбалет, многострадальная правая рука бессильно падает на пол. Как же мне плохо! Глаза наполнились слезами. Во рту — солоноватый привкус крови. Я поднесла левую руку к губам, заворожено наблюдая сквозь белесую пелену тумана, как ко мне шагнул ещё один разбойник. Будто в замедленной съёмке он поднял секиру. НЕТ! НЕ-Е-ЕТ!!!

Губы обожгло огнём. В голове будто вспыхнуло солнце. Тело выгнуло дугой. Потом ещё раз. Что за…

Внезапно всё пространство вокруг застыло, я стал с ним одним целым, с этой ранее незнакомой мне реальностью. Невидимые потоки осторожно прикоснулись ко мне, а потом потекли во внутрь, наполняя тело холодной и тёплой силой. Это было непривычно, но необыкновенно приятно, как-будто часть меня, давно покинувшая материальную оболочку и блуждавшая где-то там, в потёмках, вернулась, наконец, домой. От этого на душе стало спокойно и радостно. Зрение прояснилось, стало ярким и чётким. Даже бледно-розовый диск Луны засветился по-другому.

…Омлы.

Что?

Местная Луна — Омла.

Ну и фиг с ней. Главное — я стал сильнее и, кажется, больше. Будто вернулся в своё прежнее тело. Но поразмыслить над этим у меня не было времени.

Тягучее пространство вокруг будто взорвалось. Секира полетела вниз с ужасающей скоростью. Ну уж не-ет! Бью обеими ногами в живот, и злодей летит назад, а его топор, завертевшись, как бумеранг, исчезает в темноте, приложив по шлему ещё одного бандюгана, только что показавшегося из-за стены.

— Э-э-э, — заверещал тот, — добавив ещё несколько слов на своём языке (вряд ли литературных).

Но какое мне дело до его словоформ. Правее ещё один давг. Бью его ногой в живот. Злодей отлетает к стене. Тот, что получил по кумполу, уже между зубцов. Подскакиваю к нему. Удар правой в торец.

— Мы-ы-ы, — с перекошенной от удара рожей, выронив меч и растопырив руки и ноги, клиент улетает во тьму.

Оглядываюсь. О-о, вон ещё один. Словно что-то почувствовав…

Как же не почувствовать — подельники разлетелись, как кегли.

Вот и я о том же — гад выставил вперёд меч и загородился щитом. По фиг. Обхожу его сбоку (он что, меня не видит?), разбегаюсь и бью в прыжке двумя ногами в щит. Будто выпущенный из пращи, скрежетнув кольчугой по камням, варяг со свистом пролетает между зубцами. Вложив всю силу в удар, лечу следом. Что-то я не рассчитал.

Бабах! Со всего маху врезаюсь в камни. Как же больно! Лежу вверх тормашками, голова между колен, задница — между зубцами. До такой позы и Боря Моисеев не додумался бы.

Откуда тебе знать. Он — человек творческий.

Может и так — мне не до этого. Обессилено падаю на бок. Сил хватает только на то, чтобы кое-как собрать в кучу руки-ноги и встать на карачки. Пошатываясь, смотрю вперёд, как баран на новые ворота и ничего не понимаю. Если я здесь, то кто лежит там? Это тело Олы или нет? Перевожу взгляд на свои руки. Что-то с ними не так. С трудом поднимаюсь. Как сомнамбула иду к факелу. Что за хрень?! По мере приближения к свету мои руки и ноги истончаются, тают. Да что такое?!

Но подумать над этим феноменом у меня нет времени. Из люка выскакивают ещё два воина. Наши! Стражники! Первый — давешний усач.

— Эрфур, — командует он второму, более молодому, — хватай тело нэдины и вниз.

До меня только сейчас доходит, что я призрак и без материальной оболочки скорее всего не жилец.

— Э-э, мужик! Стой! Куда! — ору я, когда парень скрывается в люке, но меня, похоже, никто не слышит. Я в припрыжку бросаюсь следом за похитителем. Усач неожиданно делает шаг мне наперерез. Бамс! Мы сталкиваемся и отлетаем в стороны, едва устояв на ногах. Недолго думая, прыгаю в люк. Есть! Цепляюсь за перила мёртвой хваткой, чтобы не упасть. А малый уже на следующем пролёте. Перемахиваю через перила. Чёрт! Поскользнулся. Получив пинок под зад моим коленом (честное слово не хотел), похититель быстро-быстро скользит вперёд, уже не успевая перебирать ногами. К счастью, ему хватило ума в прыжке развернуться, чтобы впечататься в стенку спиной. Ведь на руках у него было моё бренное тело.

У-у, мой милый, куда ж ты меня потащил без спросу? Мы так не договаривались! Обхватываю малого руками за шею и подпрыгиваю, пытаясь вернуться в тело девочки. Не знаю, сколько весят призраки, но больше так делать не буду. Парень едва не рухнул, в последний момент успев упёреться плечом в стену. А я стукнулся об неё левой коленкой, хорошо, что несильно. Вот я и дома!

Наверное, из-за глупой шалости парень нехило приложился левым локтем, потому что его рука разжалась, и мои ноги соскользнули на пол. Я едва успела зацепиться за его перевязь, чтобы не упасть.

— Отпусти меня, Эрфур, дальше я сама, — губы распухли, поэтому раздалось лишь невнятное бормотание, но малый, кажется, меня понял.

— Осторожно нэдина, там трупы давгов, и скользко от крови, — предупредил молодой воин.

— Спасибо, Эрфур, я вижу.

А, кстати, почему я могу различить на ступенях тело убитого варяга. Здесь же должна стоять тьма кромешная? А мне будто кто настройку подправил — осветлил фон. Теперь он тёмно-серый, а силуэт на ступенях — чёрный, как и растекающееся пятно крови. Раньше такого не было. Впрочем, тогда я видел плохо, а в темноте и подавно.

Огибаю препятствие. О-о, это старый знакомый, тот молодой разбойник, в которого я метнула факел. Уже отвоевался. Сколько же кровищи от него натекло. Аккуратно ступаю вдоль стены по ещё не замызганным краям досок.

Возвращаюсь в свою комнату. Здесь тоже кровь. Море крови! Откуда столько! От давгов? Не может быть! Один уколот в глаз, другой в руку. А что у Фиды с головой? Чем перепачканы её волосы? Подхожу к краю лужи, которая в темноте кажется чернее ночи, протягиваю руку. В последний момент отдёргиваю. Проклятье! Это мозги! К горлу подкатывает тошнотворный комок. Какая гадость! Перед глазами всё плывёт и качается. Бросаюсь к столу и припадаю к горлышку кувшина с водой. Уфф! Хоть немного полегчало, но противный привкус во рту всё равно остался.

Хватит раскисать, надо что-то делать! Я оглядела свою ночнушку. Правый рукав — в крови, подол — в крови, ноги — тоже в крови. Волосы — и те в крови. О разбитом лице я вообще молчу. И это не считая грязищи, в которой я успела извазюкаться. И вдобавок ноги замёрзли, ещё немного и совсем одеревенеют. Сколько ж можно бегать босиком.

Я закатала правый рукав и сполоснула руки. Даже в темноте было видно, как на белом полотенце, которым я вытиралась, появились кровавые разводы. Наматываем его, как шарф, вокруг шеи. Хватаю шмотки, прижимая их к телу левой рукой, сапожки — в правую.

— Эрфур, пошли в низ!

— Не стоит, нэдина, там могут быть давги.

Будто в подтверждение его слов снизу послышался топот ног. Он быстро приближался.

— Эй кто там, отзовись, — окликает незваных гостей мой суровый страж.

— Эрхур?

— Кто это? Не узнаю.

— Это я, сершант Хабд.

— А что с голосом?

— Прылошило меня не шило, — промычал королевский гаар.

Вот показалось его лицо. У-у-у, как всё запущено. В отсветах факела, который держал двигавшийся за ним воин, стала ясна причина его плохой «фикции». Левая щека гаара была разбита и опухла. Страшно было подумать, чтобы с ней случилось если бы не шлем. Тут Хабд заметил меня.

— Куда это фы, нэтына?

— Вниз, мыться.

Надеюсь, моё произношение было лучше, чем у сержанта.

А неплохо вы наверно смотрелись, с зеркально разбитыми мордами.

— Флы бы фы, нэтына, ф сфою коммату, — не сдавался гаар.

— А что мне там делать, убитых караулить, — возмутилась я.

— Фнызу мобут быть тафги.

— Вверху тоже.

— Как там, — обернувшись к Эрфуру, Хабд показал глазами вверх.

— Там остался Хорх.

— А фде Сол?

— Убит.

— Эрхур, буть с нэтыной. Колофой отфефаешь.

Похоже, эта фраза стала пределом терпения сержанта. Он скривился так, что мне его стало жалко до слёз. С такой раной и Жириновский стал бы лаконичен, как спартанец.

— И куда мы идём? — уточнил Эрфур, когда Хабд с ещё двумя воинами рванули вверх по лестнице.

— Ты же слышал — вниз.

Мы спустились. В самом низу, чтобы миновать раскиданные там трупы и море крови, юноше пришлось взять меня на руки. Мы вошли в прачечную. И здесь тьма египетская, только в дальнем углу в печке багровым зловещим огнём светятся не успевшие остыть угли. Проклятье! Ещё один труп — молодая женщина. Чёртовы давги, сколько же они перебили народа! Рядом с печкой кто-то шевельнулся.

— Эрфур, к бою! — крикнула я парню, который успел опустить меня на пол.

Тот тут же выхватил меч.

— Эт-то в-вы н-нэд-ди-ин-на? — послышался дрожащий голосок.

— Кто там, выходи, — грозно окликнул неопознанного мой телохранитель.

Из самого дальнего угла показался тёмный силуэт. Сделал шаг нам навстречу, потом ещё.

— Это я, Сона.

Девушка взяла лучину и сунула в угли. В отсветах поднесённого к лицу пламени её волосы блеснули красным.

Так это та рыжая девулька, что я тут встретила с утра, и потом на дворе с этими… как их… пимфами. Я хотела спросить, как она тут оказалась, но Эрфур меня опередил.

— Сона, что ты тут делаешь?

— Я шла за водой…

— А почему сюда, а не к колодцу? — тут уж удивилась я.

— Так я туда и шла…

Слушая рассказ девчушки, я только диву давалась. Судя по её словам, именно ей мы и были обязаны тем, что до сих пор живы. Посреди ночи какая-то нелёгкая вынесла Сону во двор…

Может, до ветру ходила.

А чего так прямо и не сказала?

Это при молодом то парне, потенциальном женихе. Ну ты, мать, даёшь.

Извини, не сообразила. Как бы то ни было на самом деле, возвращаясь обратно от колодца, она нос к носу столкнулась с давгами. Сона заорала и бросилась бежать. Услышав её крик, стражники подняли тревогу. Тут то и началась вся ночная свистопляска.

Встречный бой местного значения. Кстати, в рассказе девицы было много нестыковок. Даже Эрфур, хоть и был молод, слушал её повествование весьма скептически, кривя рот и похмыкивая. И почему девчонку сразу не убили.

Даже если приврала — фиг с ней, кому надо — разберутся. А не убили?.. Может потому, что — рыжая. Наверно, даже давгу непросто пырнуть мечом ту, что так похожа на твою дочь или сестру. А секундного замешательства девчонке хватило, чтобы сбежать. Но сейчас это было неважно. Главное привести себя в порядок.

Сона разожгла огонь, принесла ещё воды (стоящий на печке котёл оказался почти пуст). Эрфур сопроводил её до колодца, даже помог принести пару вёдер. Сначала одно, потом другое. И правильно сделал: у воина одна рука должна быть свободной, чтобы вовремя выхватить меч.

Воду в бадье пришлось сразу менять, потому что она тут же стала розовой от крови. Хоть раны ни одной не нашлось, вымазалась я в ней с ног до головы. Потом понадобилось сполоснуть тело. Ясное дело, что накануне две взрослые девицы справились с этим гораздо быстрее. Кстати, труп одной из них, светленькой, забыла, как зовут, мы и нашли у входа в прачечную. Эрфур выволок его на улицу. Всё-таки спокойно мыться в ванне, когда рядом лежит чьё-то хладное тело, это не для меня. Не настолько я крута.

Да это уже не крутизна, а патология.

Ты абсолютно прав. Но продолжу…

О-о-о! Ты со мной согласилась? Не иначе в лесу кто-то помер, большой и лохматый.

Я всегда с тобой соглашаюсь, только ты этого не замечаешь. И не перебивай, а то рассержусь!!

Молчу, молчу.

К тому времени, как я закончила плескаться, на дворе уже рассвело. Уцелевшие защитники крепости ликвидировали последствия налёта, стаскивая в кучи мёртвые тела. Отдельно леворцев, отдельно давгов. Сколько же мы потеряли народа! Вот светловолосая девушка из прачечной, о которой я уже говорила. Рядом — семья какого-то крестьянина, имени которого я так и не узнала: отец, мать, сын и дочь. У всех перерезано горло. Вторая прачка со вспоротым животом. Ещё одна крестьянская семья. Как его назвал Хабд? Кажется Олт или Омт. Теперь уже не важно. Вот они лежат: муж с женой, по краям две девочки — мои ровесницы. Всех зарезали гады, никого не пощадили. Сверху тельце маленького мальчика в распашонке с развороченной головой. Это ж каким извергом надо быть, чтобы так поступить. Меня передёрнуло. Нелюди они, истинные нелюди!

Последним в ряду лежало тело Фиды. Вот тут-то меня и прорвало. Я зарыдала в голос, никого не стесняясь. До этого всё казалось нелепым сном, тошнотворным фильмом ужасов. Триллером, где придурковатый режиссёр, окончательно свихнувшись, притащил на съёмочную площадку свежие трупы из морга. Но участвовать самой во всём ЭТОМ. Твою ж мать! Как же мне было плохо.

Не знаю, сколько я плакала, наверное, очень долго. Я и не заметила, как вокруг ходили люди, принося всё новые и новые мёртвые тела. Казалось, им не будет конца. Вот ещё четыре воина, одного из которых я видела на вершине башни с выбитым левым глазом. Наверное, туда метнули нож. А рядом тело кузнеца Гивра, возле которого, стоя на коленях, рыдает его сын.

Э-э-эх, мальцу можно только посочувствовать. Мать он давно потерял, а теперь ещё и отца.

Над следующим трупом застыла наша повариха Нелла. Дядька с тёмно-русой бородой, дальше лица не разглядеть, всё обезображено страшным ударом. Кем он приходился застывшей над ним женщине, мужем, братом? Хабд подошёл к Нелле сзади и обнял за плечи. Та повернулась и разрыдалась у него на груди, сотрясаясь всем телом. Затем обхватила рукой за шею и прижалась щекой к кольчуге, не обращая внимания на покрывавшую её кровь и грязь.

Да-а, наверное убитый был её братом. Так первому попавшемуся на шею не кидаются.

Только не надо пошлостей. Как вспомню тот день — сердце кровью обливается.

Ты думаешь, мне тогда было приятно созерцать эту гору трупов. Я ведь ни в каких Чечнях-Афганах не участвовал. Даже драки терпеть не могу. А тут сразу такое.

Но моё девичье тело всё же кинулся защищать.

Тут, мать, ничего не поделаешь: оно теперь у нас с тобой общее. Если его распотрошат, мне некуда будет вернуться.

— Ой, — вскрикнула рядом Сона.

— Что? — отозвалась я.

— Ой, нэда, тот давг шевельнулся, — опасливо озираясь на сваленных в кучу врагов, зашептала мне на ухо девушка.

— Который из них?

Я тут же схватила кинжал наставницы, кем-то бережно положенный на её тело.

— Показывай, — подтолкнула я рыжую.

— Вот этот, — вновь шепнула Сона, будто этот трупак мог что-то услышать. На мой взгляд — мертвее не бывает. Вон, даже глаза ему кто-то прикрыл. Ну и здоровенный же бугай с огненно-рыжей бородой и шевелюрой. Доспех и оружие у него забрали — не пропадать же добру. А вот сапоги не взяли, где ещё найти такие лапищи сорок последнего размера. Даже будучи мёртвым, разбойник внушал ужас, но я решительно тряхнула головой.

— Вот мы сейчас и проверим, — отважно заявила я, делая шаг вперёд и занося кинжал, чтобы воткнуть бандиту в глаз. И откуда столько взялось неудержимой храбрости.

Скорее несусветной дури.

Не завидуй!

Было бы чему.

Я наклонилась и махнула рукой. Будто что-то почувствовав, давг неожиданно открыл глаза, перехватив удар на полпути, и глухо зарычал.

Ой, мама! Вам давили кости железными тисками? Мне тоже нет, до этого момента. Потому что впечатление было именно такое. На глазах навернулись слёзы. Кисть непроизвольно разжалась, оружие выпало разбойнику на грудь. От боли и страха я дико заорала. Рядом мне вторила Сона, тоже пытаясь освободить мою ручонку из захвата.

Сколько это продолжалось? Не знаю. Мне показалось — вечность. Наконец наш противник завалился навзничь, его рука разжалась. Мы отлетели от него, как ошпаренные.

Казалось бы, мне пора было угомониться, но не тут-то было. Меня чуть не удавили, как кутёнка. МЕНЯ!!! Дикая волна ярости поднялась изнутри. У-у-у, давги, ненавижу-у! Я вырвалась из рук Соны и подскочила к бандиту. Мгновение и кинжал снова в моих руках. Прыжок! И я со всего маха падаю коленями врагу на грудь, одновременно двумя руками всаживая остриё кинжала ему в правый глаз. Есть! Мгновенно отскакиваю назад. Вовремя! Огромные ручищи сминают перед собой воздух, только меня там уже нет. Но это уже агония, тело несколько раз дёргается и затихает. Теперь уже — навсегда.

Я еле поднялась. Меня трясло, как в лихорадке. Колени дрожали и подгибались. Если б не Сона, которая вовремя меня поддержала — свалилась бы на фиг.

— Да, нэта, с фами не соскушишся, — глухо прорычали над ухом.

Я оглянулась. Там стоял сержант Хабд с обнажённым мечом. Ещё левее, сверкал клинком Эрфур. Справа, рядом с Соной оказался ещё один воин средних лет. Его имени я не знала. Все, хмуря брови, лишь качали головами, переводя взгляд то на меня, то на убитого разбойника.

— Нэтина, шли пы фы ф сфою коммату.

Я молча кивнула. Сил говорить что-либо не было. Я развернулась было к входу в башню.

— Сержант, — обернулась я к Хабду, — а можно вытащить кинжал? Я сама, наверное, не смогу.

Воин кивнул головой, подошёл к поверженному противнику, схватился за рукоять и потянул. Не тут-то было, оружие осталось на месте. Гаар покачал головой, метнул взгляд в мою сторону, наступил бандиту на лицо, испачкав грязью нос, щеку и бороду, расшатал клинок и дёрнул. Даже отсюда было видно, как вырвавшийся из раны фонтанчик крови обрызгал мысок сапога. Чертыхнувшись на местный манер, сержант вытер его о рубаху мёртвого давга. Потом выдернул у того из-за пояса кусок почище и протёр кинжал.

Нежно-васильковая рубаха тут же окрасилась алым. Так мне и запомнилось это сочетание оттенков. Цвет моей первой битвы, первой победы и первых потерь. Всё впервые в этом чужом, отвратительно жестоком и безумно прекрасном мире. О-о-о, знала бы я тогда, сколько мне их ещё предстоит. И побед, и потерь.

Разве это что-нибудь изменило?

Нет, наверное… Но всё равно.

Только благодаря Соне я смогла доковылять до своей комнаты, а не упасть посреди дороги. Но ни на что больше сил уже не было. Даже раздеваться я отказалась. Лучше ходить потом в мятом платье, чем опять метаться по крепости босиком в одной ночной рубашке. Нет, сапоги, конечно, скинула, с помощью Соны, которая помогла мне их стянуть. В конце концов, я ж не пьяный матрос в портовой ночлежке.

Но отрубилась ты точно, как тот мореман.

А что ты хочешь? Я устала, как собака. В тот миг мне всё было по-барабану: и нечаянная «заброска», и моё новое тело и давги. Да пусть хоть небо падает на землю, я б всё равно завалилась спать.

Но потом проснуться всё же пришлось.

Точно, только пробуждение было не самым приятным. Разбудила меня звучащая из окна отборная матерная ругань местного разлива.

— Что! Давги! Опять в крепости! — были первые мысли.

Меня на кровати будто пружиной подбросило. Где?! Что?! Куда бежать?! В мгновение ока натянув сапоги…

Я так быстро в армии не обувался.

…я подскочила к окну. Фу-у-у. Вашу мать! Тревога оказалась ложной. А матерились от души действительно солдаты. Это они так с шутками, с прибаутками, тянули вверх раму от катапульты.

Тогда уж — баллисты.

Ну да этого самого… карака… караба… Тьфу, чёрт! Язык сломаешь.

Я оглянулась. Так, еды нет, Соны тоже нет. Куда-то умотала по своим делам. Ах да, у неё же брат. Кстати, как там мой Лони. В любом случае, тут мне делать нечего.

Я спустилась во двор. О-о-о! У-у-у! Как же всё запущено. Стражники, крича и ругаясь, пытались поднять вверх раму от метательной машины. Успехи их при этом были весьма скромными. Рама поднялась метра на три-четыре и в очередной раз застряла. Я не говорила? Стена башни была не вертикальной, а с наклоном, да вдобавок и сложена из неотёсанных камней. Так что всяких выступов и неровностей было немеренно.

А рама примерно два на три метра. Хоть и деревянная, всё равно не спичечный коробок.

Ох, нелёгкая это работа — из болота тащить бегемота!

Точно.

Я подошла к королевскому гаару, который молча взирал на всё это безобразие. Из-за разбитой щеки он не мог материться в полную силу, хотя, судя по его хмурому виду, ему этого очень хотелось.

— Сержант Хабд, — дёрнула я его за рукав, — а у вас есть ещё одна верёвка?

По брошенному на меня взгляду было понятно, что воин с трудом сдержался, чтобы не послать меня далеко и надолго.

Потому что челюсть болела, а то б ты узнала о себе много чего хорошего.

Гаар лишь молча кивнул. Уже победа.

— А где она?

Он махнул рукой в сторону ближайшей повозки. Я тут же подскочила к ней, встала на спицу колеса и сунула нос за борт. Точно, вот она! Та-ак, хватаем и к стене. А как влезть? Я ж не человек-паук.

— Сержант, вы меня не подсадите верёвку привязать?

— Жашем?

— Увидите.

В глазах Хабда, можно было прочитать всё, что он думает о моих умственных способностях, но просьбу мою он выполнил.

Правильно! Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало.

Неважно! Я дотянулась до рамы, ещё шаг вверх. Гаар придержал меня за левую ногу, но другой он уже не доставал. Эх, лишь бы не навернуться. Делаем узел, затем — второй. Готово!

— Можно опускать!

— И шо тепер?

— Тянуть.

— Шо фтали! — гаркнул сержант на подчинённых.

Верёвка натягивается. Мы помогаем в меру сил.

Это ты хорошо сказала.

Ну я же не виновата, что такая маленькая, и веса во мне, как у вильи. Конечно всё сделал Хабд. Но дело то стронулось. Тут сержант заскрипел зубами, бросил верёвку и схватился за левую руку.

— Что случилось?

— Рука, сфело, — воин затряс ей так, будто надеялся стряхнуть боль.

Я оглянулась вокруг. Кого б ещё позвать на помощь? О-о-о!

— Отец Фергюс! Отец Фергюс! — замахала я рукой, — вы нам не поможете?!

Кстати, а как вы думаете, чем в это время занимался священник? Ни за что не угадаете. Думаете, возносил молитвы господу?

Не-е-е. Он сидел на табурете рядом с входом в молельню и точил здоровенную секиру.

Причём делал он это с большим знанием дела.

— Да, нэдина? Что случилось, Хабд? — несмотря на свою комплекцию, патер мгновенно оказался рядом.

— Помогите нам, отец Фергюс, поднять раму, а то я слишком маленькая, а у сержанта рука болит, — затараторила я.

Священник взялся за верёвку.

— Что ждёте, тяните, — рявкнул он так, что у меня уши заложило.

Пока я по ним хлопала, надеясь вернуть слух, работа пошла полным ходом. Стражники поднимали раму, а Фергюс оттягивал, не давая цепляться за выступы. Сержант ему помогал в меру сил здоровой рукой.

— Нэда, нэда!

Ну что ещё такое? А-а, да это рыжая.

— Нэда, пойдёмте со мной, вы с утра ещё ничего не ели.

— Отец Фергюс, Хабд, я вам не нужна? Тогда я пойду?

Обращённые на меня красноречивые взгляды сержанта и священника без всяких слов свидетельствовали, куда мне следует идти. Так, что я поспешила ретироваться.

— Сона, а где твой брат? — спросила я уже на ходу.

— На кухне помогает.

— Да, а ты не видела моего брата Лони?

— Так вы не знаете нэда? Он ранен.

— Сильно?

— Н-наверно д-да.

У девчонки что, зубы со страха застучали? Видать совсем плохо дело.

— Тогда пошли к нему.

Там на месте и разберёмся.

К счастью всё оказалось не на столько плохо. Лон даже раны никакой не получил. Зато, как я поняла из рассказа Гизы… Эта немолодая женщина лет сорока, похожая на тощую злую училку (слова ей не скажи!), после отъезда вместе с моим отцом костоправа Ансена, стала у нас в крепости главным медикусом, потому что разбиралась в целебных травах и отварах. Так вот, по её словам, брату отбили всё, что только можно. Сначала наварили по кумполу (хорошо, что он всё-таки надел под шлем зимнюю шапку), а затем сильно пнули в бок (а, может, и не раз). Судя по трупам тех громил, что валялись во дворе, я всерьёз задумалась, а не лучше ль было Лону попасть под бульдозер. Может, дешевле бы отделался. Будем считать, что ему крупно повезло, могло быть и хуже.

Та малая частица, что осталась от сознания девочки, горько переживала за брата. Ведь он, несмотря на все недостатки, был для неё, не считая отца, самым близким человеком. Давайте ответим откровенно: Кто из вас желает гибели родственнику, какая б чёрная кошка между вами не пробежала? Наверное, очень и очень немногие.

Бывает из-за денег и власти сын идёт на отца, а брат на брата.

Ну там специфика такая. А нам то с Лоном что было делить?

В общем, посмотрела я на бедного брата, который забылся тревожным сном, и у меня слёзы на глаза сами собой навернулись. Я их смахнула тыльной стороной ладони. А сколько тут таких бедолаг. Из восьми двухъярусных нар бывшей казармы, частично превращённой в лазарет, почти весь нижний ряд был забит ранеными. Слева от лежащего в дальнем углу Лона расположились ещё четыре воина с ранами разной степени тяжести. Один был без руки, другой — без ноги. Тот, что остался безногим, сжав кулаки, смотрел в потолок таким взглядом, что не только заговорить, даже подойти к нему было страшно. Следом за ним с замотанной, как у мумии, головой в бреду металась женщина. Вдали у самой двери на лежанке застыла, свернувшись калачиком, девочка чуть постарше меня с перевязанной рукой.

На мои вопросы о здоровье брата и других раненых Гиза отвечала уклончиво, сперва настаивая, чтобы я звала её полным именем Гиззельгард…

А вот хрен ей в гизло, перебьётся.

Только, слыша каждый раз от меня своё короткое имя, она кривилась, как от зубной боли.

И почему медички такие стервы, у них это что — профессиональное.

Платить надо больше. Собака бывает кусачей только от жизни собачьей.

Таким сколько не плати, пользы не будет. Выпороть на конюшне, чтоб не корчила из себя королеву Марго.

А последствий не боишься? Тут же других лекарей на тыщщу вёрст в округе не сыщешь.

Ну и что?

А то! Получишь потом у Гизы вместо микстуры от кашля снотворное со слабительным. Мигом осознаешь свою неправоту.

М-м-да-а.

В общем, покинула я этот лазарет в самом гнетущем настроении. В нём так и витал запах смерти, пусть пока ещё неявной. Что же будет, если у больных раны воспалятся. Даже думать об этом не хотелось.

Напоследок ещё эта грымза преградила мне дорогу, предложив успокаивающий отвар от нервов. Как я на неё посмотрела…

Да неважно, как ты смотрела, главное — схватила за рукоятку свой кинжал и потащила из ножен.

Как бы то ни было, лекарка шарахнулась от меня, как чёрт от ладана.

Кстати, я не сказала? Кинжал мне достался в наследство от наставницы.

Скорее, ты его просто прихватизировала.

А что? Все воины забирают оружие умерших. Не пропадать же добру. Фида ж не викинг какой, чтоб не попасть из-за этого в райские кущи или как её… Вальгаллу.

К кинжалу прилагались ножны и поясок. Сделаны они были из тёмно-коричневой кожи и отделаны серебром. Драгоценного металла было сравнительно немного, а вот отделка…

Мастер душу вкладывал.

…И не только, было что-то ещё… к тому же вещь была старая. Из тех, что передаются от отца к сыну, а в данном случае — от матери к дочери. И вообще, как украшение, они очень шли к моему тёмно-синему, вышитому серебром платью. Жаль, что на талию ремешок было не нацепить. Хоть Фиде в последнее время он был маловат, поэтому и хранился в сундуке, я им, наверно, могла обмотаться раза два. Да и от веса кинжала пояс бы постоянно сползал на бок.

Вот полковник ВДВ рассказывал, как у них в части материли реформаторов, которые портупею отменили. Её ж не для красоты придумали, а чтоб кобуру с пистолетом уравновесить.

Поэтому я и повесила ремень, как перевязь со шпагой у мушкетёра. Только у меня был кинжал. А что? Пусть не женственно, зато с ним я себя чувствовала гораздо спокойнее и увереннее. Кто бы там на меня не косился.

После посещения места, где сходятся мир живых с миром мёртвых, есть мне совершенно расхотелось, но силы как-то поддерживать надо. Поэтому я не стала отбиваться от Соны, которая буквально затащила меня на кухню. Насколько в лечебнице веяло смертью, настолько здесь кипела и бурлила жизнь. Повариха Нелла, две помогавшие ей женщины (постарше и помоложе, имён которых я так и не запомнила), двое детей — мальчик и девочка, не считая сонина брата-пострелёнка, все метались туда-сюда, колдуя над обедом для солдат, который, так же, как у меня должен был стать для них и завтраком. Оказывается, Хабд распорядился, что пока карак… каралар?

Точно.

…каралар не будет на месте, никто еды не получит, даже на ужин.

Что ж, дополнительный стимул служивым, в прямом смысле этого слова (как у древних греков, или римлян, я уж не помню).

Тут же на кухне, что-то увлечённо вырезая из дерева, сидел плотник Порг. Не прерывая своего занятия, он травил одну за другой байки о своей службе в молодые годы при королевском дворе, где он служил гвардейцем (во что мне, признаться, верилось с трудом) и о тамошних порядках. Языком он молол довольно споро, гораздо быстрее, чем управлялся с деревяшкой, а если и привирал, то довольно складно. Уличить его могла лишь Нелла, которая, наверно, не раз слышала эту историю и каждый раз на новый лад. В этот раз она тоже не упускала случая, и уже несколько раз подловив чересчур увлекающегося рассказчика, когда тот окончательно завирался. Видимо, для них это стало уже своеобразной игрой. Остальные женщины и дети слушали Порга, развесив уши, изредка восклицая «Неужели?», «Да не может быть», чем ещё больше распаляли воображение местного Андерсена, Дюма и Агаты Кристи в одном флаконе.

Мне тоже было интересно. Я покопалась в памяти Олы. Нет, она ничего подобного никогда не слышала. Раньше я где-то читала, что вот по такому устному народному творчеству можно много узнать об обществе. Это как бы взгляд с другой стороны, отличный от официального.

Ну, вообще то, это я читал.

Но рассказываю то сейчас я или нет.

Ну давай, давай, дерзай.

Слушая нашедшего свободные уши Порга, вот на что я обратила внимание. Когда в его байках появлялся король, то говорил он о нём довольно уважительно. По всему выходило, что дядька тот толковый и справедливый, а ежели что не так, то виной тому его нерадивые слуги.

Эту байку мы слышали, только плох тот король, у которого подчинённые ни к чёрту.

Но тут то наследственные должности.

Всё равно, если б сильно захотел — давно бы избавился от балласта. А так лишь отговорки. Либо слаб и безволен, либо воля есть, а сил нет. Всё равно слаб.

Эк, как у тебя всё просто. Выносить вердикты и навешивать ярлыки. И то не так, и это. Сам бы попробовал править.

А что, хочешь сказать, у нас не получилось?

Ну мы же договорились — обо всём по порядку.

Вот и я о том, что, как мы потом с тобой убедились, слабоват оказался король Ореливор Даимбер Таймир из рода Майрон, по нашему леворскому счёту Ореливор Третий.

И что ты в него так вцепился, нормальный он дядька, честный и справедливый.

Николай Второй тоже был человек хороший, а чем его правление закончилось?

Тебя послушать, так, что одному, что другому надо было половину чиновников и генералов казнить, а вторую сослать куда подальше, чтобы от них вреда было поменьше.

И не только им.

Но вернёмся к рассказам о леворском короле. В них он был персонажем сугубо положительным, значит, у простых людей отношение к нему было таким же. Я попросила рассказать ещё историю про монарха, Порг без запинки выдал сразу две. Решила узнать, про какого короля речь, про нашего или одного из предыдущих. Сразу получила три разных рассказа про его отца, деда и прадеда, с их краткими характеристиками. Самый старший был хорошим военачальником, его сын — хитрым политиком, а вот отец нашего короля подкачал, изрядно подзапустив государственные дела. Так что разгребать всё дерьмо, что накопилось, приходилось нынешнему монарху. И не сказать, что он шибко преуспел в этом деле.

Ну развалить всегда проще, чем потом что-то создать.

В общем, плотник мне выдал все истории без запинки, ничего не переиначив. Потому что когда он хотел что-то скрыть или замолчать, то впадал во временный ступор. Языком он трепал особо не думая, а когда задумывался о том, что надо сказать, начинал запинаться. Как пару раз до этого, когда рассказывал о придворных дамах.

Не было б тебя и других детей, которые тоже слушали этого старого Мазая, развесив уши, повествование было бы гораздо откровенней. Даже Нелла не упустила б случая перемолоть косточки женщинам лёгкого поведения. То, что они относились к высшему свету, было для поварихи ещё более завлекательным, как острая приправа к пресному мясному блюду.

Ещё пару раз плотник запнулся, метнув на меня быстрый взгляд, когда речь зашла о лаэре Вечнозелёного леса, а потом — о неком бастарде. Внешне я особого интереса не проявила, но зарубку на память сделала. Как оказалось — не зря: отец был бастардом, а дед — лаэром этих лесных чертогов.

Ты забыла момент, когда Порг принялся чихвостить туэра Моорона-Хирна, а потом настал черёд нирта Моорона-Аннского. Прошёлся по их жадности, тупости и чванству, только потом до него дошло, что он хает представителей благородного сословия в присутствии хоть маленькой, но нэдины, которая, по идее, это безобразие должна пресечь.

Вот и пришлось тебе изобразить сначала слепо-глухо-немую, а потом (когда Порг, поняв, что натворил, застыл с открытым ртом, и в помещении настала гробовая тишина) вообще сбежать из кухни, прихватив в порядке компенсации пару сладких пирожков.

Да, но не об этом я хотела сказать…

Да поняли мы всё. Тебя обрадовало, что в местном народном творчестве король персонаж положительный.

Ну да.

Так лучше б рассказала о встрече с ним, и каким он оказался на самом деле.

А как же нить повествования?

Вот и рассказывай.

Только я направилась к двери, как в кухню ввалились уставшие, но довольные стражники. Похоже, перед этим они умывались у колодца, поэтому были мокрые и весёлые. Сразу посыпались солёные солдатские шутки, одна из женщин взвизгнула ущипленная за задницу.

Пора было бежать из этого вертепа.

Сона осталась помогать на кухне, а я отправилась на вершину башни. Раз воины спустились вниз, значит метательное устройство установлено. Самое время на него посмотреть.

Я поднялась по лестнице. О-о, в сборе эта каракатица смотрелась весьма внушительно. А с виду ничего сложного — арбалет на раме, только очень большой. Тут же лежали и два десятка дротиков к нему. Или болтов?

А я, думаешь, помню? Я этими древними механизмами никогда не интересовался. Так, читал кое-что.

Ну и ладно. Я подошла к Хабду, который вместе с Фергюсом любовался на свою новую игрушку.

— А поламу кыля не шафылы? — спросила я.

— Что? — почти синхронно спросили меня оба.

— Я говорю: почему клинья не вставили? — поправилась я, дожевав и проглотив кусок пирога, пнув при этом носком сапога одну из деревяшек, о которых шла речь.

— Ещё надо знать, куда их вставлять, — глубокомысленно заметил священник.

— А Порг разве не в курсе? Он же всё собирал по рисунку.

— Надо ехо шуда, пушть шмотрит, — пробурчал сержант.

— Он сейчас на кухне сказки рассказывает, — тут же заложила я чересчур говорливого плотника. А нефига при мне катить бочки на благородных.

И давно у тебя этот приступ снобизма?

Нет, ну мне, как нэдине, такие крамольные речи полагается пресекать. Наверняка, при отце ничего подобного никто бы не додумался брякнуть. Не дай Создатель он узнает, как я сбежала с кухни вместо того, чтоб осадить зарвавшегося простолюдина. Будет мне тогда на орехи.

— Надо Повга пошфать, — Хабд шагнул к зубцам.

— Так сами бы ему и сказали. Вы же всё равно вниз пойдёте.

— Шашем?

— Вы ж с утра ничего не ели.

— И флятли шмогу.

— А-а-а.

Ну хрена тут говорить. С такой челюстью пора переходить на манную кашу и кефир.

— Я вот о чём хотел спросить вас, нэдина, — вкрадчиво заметил Фергюс, всё это время с подозрением поглядывавший в мою сторону, — когда вы стали разбираться в караларах?

— Тоже мне, самолёт какой, — чуть не брякнула я.

— Ведь это же простой арбалет, только большой? — невинно хлопаем глазками.

Надеюсь моё «удивление» было достаточно правдоподобным, чтобы пустить пыль в глаза этим двум зубрам, успевшим повидать жизнь и не раз имевшим дело с лжецами всех мастей.

— А из арбалета когда научились стрелять? — продолжал допытываться священник.

— Да вот вчера и научилась, — и я поведала патеру вкратце, как мне вчера брат разрешил стрельнуть в давгов.

— И что? Попали? — усмехнулся отец Фергюс.

Тут уж Хабд не выдержал и в нескольких сочных выражениях описал, и как я попала, и главное — куда.

От хохота патера, казалось, затряслась вся башня, так он смеялся.

— Нет, ну теперь я уже ничему не удивляюсь, — через несколько минут заявил он, вытирая рукавом выступившие слёзы.

— Мошет фы, нэтына, жаодно шнаете, как потшешь кораплы? — теперь уже королевский гаар задал каверзный вопрос, указав на вражеские суда.

Ответить или нет? Начнём издалека.

— Я слышала, для этого используют горящие стрелы.

Ну и завертелось. Сержант подтвердил, что да, есть такое в леворской армии. Чтобы что-то поджечь на стрелы наматывают паклю, смоченную специальной горючей смесью. Вот только для того, чтобы спалить корабль даже десятка таких пучков будет маловато. Тут уже священник рассказал, что имперцы поджигают вражеские корабли, закидывая их специальными глиняными шарами, наполненными местным напалмом, который даже водой не зальёшь. Как оказалось, кувшин с этой дрянью в крепости имелся, его откуда-то привёз отец. Так почему бы её ни использовать, разлив по глиняным кувшинам? Эту идею я и озвучила. Но она тут же была безжалостно раскритикована. Мол, кувшины слишком тяжёлые, а зелье жидкое. Ах вы так, не на ту напали. Я упёрлась, отстаивая своё мнение. Закипел спор.

В результате взрослые вспомнили, что в своё время отец закупил ящик расписных глиняных стаканчиков. Назывались они альками, а отличались от обычных тем, что были узкими, высокими и с покатым донышком, чтобы нельзя было поставить на стол, не выпив до дна.

Правильный обычай.

То-то он тебе так приглянулся.

А что? Помню, читал где-то, что у польских панов в ходу тоже была такие же лафетники. Забыл только, как назывались. То ли калявки, то ли малявки. Что-то такое.

Но мы опять отвлеклись. В ходе дискуссии было решено наполнить альками местным коктейлем Молотова. А чтобы его точно хватило, развести пожиже маслом для светильников, хотя оно и было для такой затеи слишком дорогим удовольствием. Кстати, и затейливые стаканы были не из дешёвых. Судя потому, как посмурнели мои собеседники, когда о них зашла речь, закупали их к какому-то торжеству. Вот только они не пригодились. Может, оно было как-то связано с матерью или младшим братом, которые погибли? Тогда вряд ли отец будет против, если мы их используем, чтобы поджечь вражеские ладьи. И ненужная утварь, навевающая неприятные воспоминания пойдёт в дело, и за смерть близких можно будет поквитаться. Хотя бы частично. Пусть жизнь матери и брата куда дороже, чем две сожжённые лодки, но они войдут отдельной строкой в общий счёт. Потом посмотрим, какое выйдет сальдо.

По моему мнению, два уничтоженных шига на чашах весов, безусловно, перевешивали три десятка стаканов и кувшин масла. Хоть горючее имперское зелье и было дороже и того и другого вместе взятых, его так или иначе всё равно когда-нибудь пришлось сжечь. И Хабд, и Фергюс считали точно так же. Вот была бы жива Фида, вряд ли она с нами согласилась.

Между прочим, ты не сказала, как выглядели боеприпасы.

Да читатели, скорее всего, и сами поняли. Берётся стаканчик, в него опускается стрела с паклей или тряпкой, намотанной на остриё. Заливается горючая смесь и сверху всё это запечатывается глиной и воском. Да, и ещё фитиль.

Вот именно. Чтоб наверняка загорелось.

Фитиль тоже пропитывался горючим веществом, чтобы не потух раньше времени. А дальше всё просто. Боеприпас ударяет или в борт, или в палубу вражеского корабля. Остриё втыкается в дерево, стакан разбивается. Горючая смесь расплескивается и загорается от фитиля, который поджигается перед тем, как стрела будет отправлена в полёт.

А уж потом всё будет зависеть от меткости стрелков. Чем больше стрел попадёт в корпус ладьи, тем труднее их будет потушить.

Кстати о боеприпасах. На этом слове я чуть не погорела, стоило мне его произнести.

— А от кого вы, нэда, слышали это выражение? Ведь это дословный перевод имперского «эгменталис», — поинтересовался патер.

— Уж не приняли ли вы меня, отец Фергюс, за шпионку? — изумилась я, не зная, куда спрятать свой длинный язык. Вот выкручивайся теперь.

— Нет, — мотнули головой оба почти синхронно.

— Но эшли вы, нэтына, это шлофо шлышали, шкашите от кохо, — добавил Хабд.

И что ту сказать? Придётся выворачиваться, как уж на сковородке.

— Если вы о слове запас (припас и запас тут одно и то же), то я часто слышала его от Фиды, упокой Создатель её душу (тут голос мой дрогнул, причём не специально, а совершенно искренне) и Неллы. Они часто говорили о заготовке припасов на зиму.

— Но мы спросили о боевых припасах, — мягко, но настойчиво вернул меня к теме нашей беседы отец Фергюс, не дав мне уйти в сторону от ответа.

У-у-у, злодей.

— Вот я и говорю: есть продовольственные припасы, есть имущественные. А эти дротики с горючим зельем на острие — боевыми. А как их ещё назвать?

Сержант склонил голову, священник почесал затылок. А что они могли ответить?

— А что значит имущественный припас? — никак не желал уняться патер, — Много раз слышал это слово от имперцев, а ведь в нашей армии даже понятия такого не существует.

— Точно не знаю, но могу предположить, — отозвалась я, — Вот у нас каждый владелец феода снаряжает дружину по своему усмотрению. Правильно?

Мои собеседники молча кивнули.

— А вот в империи всё централизованно. Вы же сами мне вчера рассказывали, отец Фергюс, — священник кивнул, а сержант на него удивлённо посмотрел (мол, к чему грузить головку маленькой девочки такой фигнёй), — Ну что оружие там одинаковое и снаряжение (про последнее не помню — может говорил, а может — нет). Я так поняла, что у них и одежда и обувь — всё однотипное, даже цвета, наверное, одинаковые.

— Я не уверен, — вновь почесал затылок священник.

— Что одежда похожая?

— Нет, что я это всё говорил.

— А разве всё не так, как я сказала.

— Да нет, вы правы… но вот это то меня и удивляет. Я исходил с караванами пол-империи, и только в этом Создателем забытом форпосте (при этих словах сержант поморщился, как от зубной боли, но ничего не возразил) маленькая девочка… Правда иногда, нэдина, я об этом забываю…как бы между прочим, объяснила мне очень многое, что я, несомненно, видел, но не обратил должного внимания. Ну как тут не почувствовать себя круглым дураком! — всплеснул руками патер.

— Но какоэ отношание это фшо имеет к боепъыпашам? — не выдержал Хабд.

— Для имперской армии это один из трёх видов снабжения: продовольственного, вещевого и боевого, — пояснил Фергюс, — Но раз обувь и туники они шьют централизованно, как они решают проблему с размерами, — нахмурился он.

А как её решали у нас в армии? Выдавали всем третий рост и тем, кому нужен седьмой, и тем у кого первый. У одних рукава после стирки по локоть, у других — подвёрнуты два раза. С шинелями то же самое. Хоть сапоги можно было подобрать по размеру, иначе вообще кранты. Только вряд ли в имперской армии было такое позорище.

— А разве у них солдат не сортируют по росту. Я имею в виду высоких — в гвардию, средних — в пехоту, мелких — в инженерные войска.

— Никогда бы об этом не подумал, — почесался патер теперь уже под левой челюстью.

Блохи его что ли заели, или это — нервное.

— Я фто-то такое шлышал, — буркнул гаар, — но не шнал тля шего.

— То есть, так солдат проще снабжать, — подытожил священник.

— Не только солдат, — как бы между прочим, заметила я.

— Что?

— Ну у них ведь есть нарги?

— Конечно есть.

— А их разве не сортируют. Тех, что покрупнее — в тяжёлую кавалерию, что поменьше — в лёгкую.

— Не-е, — замотал головой Фергюс, — в лёгкой у них кочевники на своих тачпанах.

Как выяснилось это что-то вроде крупных сайгаков с горбом на носу и небольшими рогами. Естественно, гораздо мощнее их земного подобия, настолько, что на них можно было скакать, как на лошадях. Вот только ни на тачпана, ни на его всадника тяжёлого вооружения было не навесить. Впрочем, кочевников-табиров это не особо смущало.

— М-мда, как же такое можно было не заметить?

Я уж хотела сказать, что для этого нужен намётанный глаз разведчика. Только откуда об этом могла знать Ола?

— А вы заметили, что мы женщины, даже самые маленькие, на многие вещи смотрим по-другому, чем вы, мужчины? — выдала я вслух. Вот пусть постоят и почешут репу.

 

Глава 4

В общем, всё было прекрасно. Способ подпалить вражеские корабли мы нашли. Осталось только успешно реализовать нашу задумку. Вернувшихся с обеда Эрфура и ещё одного воина отправили вниз с охапками дротиков, готовить горючий боезапас. Так его и стали называть. Вслед за ними спустился и отец Фергюс. А мы с Хабдом ещё постояли, наблюдая за вражеским лагерем. Вроде бы после ночного нападения давги присмирели или, наоборот, копили силы для новой атаки. Обычная возня, никакой лихорадочной суеты не наблюдалось. Правда, и накануне тоже ничто не предвещало внезапного вторжения. А ведь эти гады, подкравшись тихим сапом, чуть не захватили форпост.

Ладно, смотреть было не на что, и я уже собралась спуститься вниз, как…

— Давги! Давги идут! — пронёсся над крепостью крик стражника.

Я кинулась к бойнице. И что? Э-э-э, я не поняла. Кто идёт? Куда идёт? Я оглянулась в поисках сержанта. Он оказался с противоположной стороны. Я подбежала и встала у соседнего просвета между зубцами.

Мать моя, женщина! Ну что за хрень!

Вверх по реке шли давги! Опять! Ещё три корабля. Проклятье!

И ещё, от этих шигов так и веяло смертью. Нет, не так — СМЕРТЬЮ!!!

Судите сами. Если предыдущие ладьи давгов были покрыты резьбой, их паруса раскрашены весёленькими разноцветными символами, а носы и корму венчали золочёные идолы изображавшие тварей морских глубин, то шиги новых гостей выглядели так, будто, появились из самой бездны. Чёрные корабли, чёрные паруса, воины тоже были во всём чёрном: одежда, доспехи, щиты. Нет, кое-где виднелось белые и серебряные узоры и детали, но они только оттеняли и подчёркивали черноту. К тому же при ближайшем рассмотрении это оказались надписи и изображения черепов, которые тоже не настраивали на весёлый лад. Да по сравнению с этими поклонниками готики, все предыдущие давги казались весёлыми скоморохами, приехавшими в своих разноцветных шарабанах на ярмарку, народ веселить.

У меня аж мурашки побежали по телу.

Но это был даже не страх, а пол- или четверть страха, которым на меня повеяло, когда я разглядела, что торчит у этих варягов на носах и корме шигов. У-у-у. И в чьём извращённом воображении могли родиться эти монстры. Не иначе, как кто-то изобразил самые уродливые порождения хаоса. До чего ж в Голливуде поднаторели создавать всяческих тварей, но до такого переплетения клыков, рогов, пластин и шипов даже им было далеко.

Или, точнее, не выпить столько виски, в промежутках занюхивая коксом, причём, и то, и другое — лошадиными дозами.

В общем, если уж мне с такого расстояния видеть этих уродов было страшно, то находиться с ними на одном корабле я не согласилась ни за какие деньги.

А вот не надо было зарекаться. Ведь была?

Да, но недолго, но ведь мы сейчас не об этом.

В общем, не дай Создатель, присниться такой монстр ночью. Тем более встретить наяву. Тьфу-тьфу-тьфу через левое плечо, хоть тут так и не принято.

Что была ещё обиднее, будто сама природа в тот миг перешла на сторону врага. Солнце закрыли неизвестно откуда набежавшие тучи (ведь буквально полчаса назад на небе было ни облачка), а с моря подул пронизывающий северный ветер. Казалось, что нас коснулось морозное дыхание владыки Хаоса. Если кто-то в потустороннем мире решил таким образом нагнать на нас жути, то не знаю, как на Хабд, а на меня всё увиденное очень даже подействовало. К тому времени, как тучи ушли, и вновь засияло солнышко, меня колотило всю: от ногтей на мизинцах ног до корней волос. И я-я н-нич-ч-чег-го н-не м-м-мог-гл-ла с-с-с эт-ти-м п-под-дел-лать. Ни-че-го.

И ещё, эти гады шли совершенно молча. Ни поносной брани, ни обидных выкриков или жестов. Только смотрели в нашу сторону, и это пугало ещё больше. Даже гребки вёсел и мерное заунывное пение не нарушали тишины. Шиги скользили по воде, как призраки. Только ветер наполнял их чёрные паруса с намалёванными на них черепами и костями. Наверно от того и веяло от них потусторонней бездной.

Ты забыла сказать, что и морды у этих поклонников чёрного тоже были раскрашены тем же цветом. Не полностью, конечно, а в виде каких-то замысловатых узоров. Ну и страхолюдины же из них получились.

— Сержант Хабд, — спросила я через несколько минут, немного отойдя от шока, — кто это?

— А это, девочка, воины тьмы, — казалось, речь воина стала более внятной, или я к ней уже привыкла.

— Прямо из царства Хаоса?

— Да что вы, нэда, это глупые сказки, — попытался усмехнуться гаар, только вышло это у него очень и очень плохо. Судя по всему, там была изрядная доля правды, иначе б не была улыбка сержанта такой натянутой.

— Расскажите мне о них, — надеюсь, мои зубы не сильно стучали, когда я это говорила.

— Это будет слишком страшная история для такой маленькой девочки.

— Ну, вы же не на ночь мне её будете рассказывать. И потом, если бы не это, — я показала рукой в сторону чёрных шигов, — я бы и не спрашивала.

— Хорошо, нэдина…

И сержант поведал мне легенду про затерянный в море большой остров, где находится храм владыки Хаоса. А недалеко — омываемой волнами окно в Бездну, откуда время от времени появляются порождения мрака.

— А часто оно открывается?

— Раз в сто лет.

Ну, тогда ничего страшного. Э-э-э…

— А когда это произошло последний раз?

— Дай Создатель памяти… девяносто четыре, да нет, уже девяносто пять лет назад.

О-ба-на! Вы Апокалипсис заказывали. Я вот — точно нет.

— А какие они, эти порождения Мрака?

— Те из воинов, кто с ними встречался, не выжили, а что взять с рыбаков и крестьян. Огромные, страшные, вот и всё, что они могли рассказать.

— А купцы их не видели, они же всё примечают.

— Вы то про это откуда знаете, нэдина?

— Отец говорил, — без запинки соврала я (скоро научусь это делать непроизвольно), — торговец, едва товар привёз, уже должен знать и цены, и последние новости. В общем — очень многое.

— Вы не поверите, нэда, насколько вы правы.

Почему не поверю, очень даже поверю. Купец во все времена — первый шпион в чужом тылу.

— Так вот, говорят, — сержант перешёл на полушёпот, будто боялся, что его услышат, — были среди видевших тех тварей и купцы, и благородные. Только тронулись они все умом.

У-п-с-с-с! А вот это плохо, оч-чень даже плохо.

— А эти, — Хабд кивнул в сторону поднимавшихся вверх по реке шигов, — да не так они страшны, как кажутся…

И, всё более и более увлекаясь, воин принялся рассказывать про адептов Хаоса.

— Воины они не из последних, отчаянные, никогда не знающие страха. Вот только одержимые и неуправляемые. Говорят, оттого, что пьют перед боем саму тьму…

Знаем мы эту тьму. Накачаются наркотой до бровей — потом море по колено. Оттого и мажут лица всякой дрянью, чтобы видно не было, те ли перед тобой воины или уже следующие. А предыдущих, сдохших от передозы, уже вороньё доклёвывает.

Я поинтересовалась — а как они хоронят своих мертвецов. Оказалось, что сжигают, как и все на Аврэде. Тут «чёрные» оригинальностью не отличались.

Как оказалось, тела воинов тьмы тоже были разрисованы чёрным. Вооружение их было однотипным и гораздо лучше, чем у остальных давгов.

Надо ли говорить, какого оно было цвета? Даже мечи и кинжалы — воронёные.

— А часто они ходят в набеги?

Как оказалось — это была большая редкость. Все давги отдавали храму часть добычи. Наверняка что-то перепадало и остальным жителям острова. Так что эти варяги припёрлись, скорее всего, не ради банального грабежа, а с какой то другой, только им ведомой целью. Что отнюдь не радовало.

Хотя с другой стороны, если призадуматься. Что может привлечь их в нашем форпосте? Тогда выходит, что их цель — в Омморе. Такой расклад мне больше нравиться.

Наверно от этих мыслей я невольно улыбнулась.

— Что вас так развеселило, нэдина? — удивлённо воззрился на меня Хабд, пристально вглядываясь в лицо. Уж не подумал ли он грешным делом, что я со страху повредилась умом.

Хотя, что тут удивительного: по реке плывёт воплощённый ужас, а я, знай себе улыбаюсь.

— Просто подумала, что то, что им нужно, вряд ли находится в нашей крепости, — озвучила я свои мысли.

Сержант нахмурился.

— Может, нэда, вы и правы. В любом случае мы это скоро узнаем.

Вот так мы и стояли на вершине башни, глядя на вражеские шиги и с нетерпением ожидая, куда Создатель… Нет…Дьявол… Нет…Хаос… Да не важно!..подтолкнёт их владельцев.

Лишь бы пинок был посильнее! Чтоб мимо крепости летели со свистом!

К сожалению, ни одна из высших потусторонних сущностей не вняла нашим молитвам. Чёртовы ладьи пристали сразу за лагерем наших «соседей», к которым мы уже успели привыкнуть. Вот если бы они на нас не напали, а, закончив свой «турпоход», отвалили восвояси, им бы вообще цены не было. Однако, серьёзно рассчитывать на это не приходилось.

Что могло порадовать, так это то, «старожилы» встретили появление своих соплеменников без всякого энтузиазма. Никаких тебе приветственных криков, весёлой перебранки, братских объятий и рукопожатий. Нет, вылезли посмотреть на гостей почти все. Так и стояли молчаливой гурьбой, пока командиры не разогнали своих подчинённых заниматься делом.

Мы с Хабдом посмотрели друг на друга. Тот отрицательно покачал головой.

— Мы плохо знаем, как у них отношения между кланами.

Между этими «чёрными» и «белыми» точно кошка пробежала. Впрочем, что за дело убегающему оленю, до отношений в стае волков, которая мчится по его следу.

Сравнение было не самым приятным, и я невольно поёжилась.

— Сержант, вы не отказались от своего плана сжечь шиги, их стало больше?

— Я заметил, нэдина, — усмехнулся гаар, — Боюсь, что нашего боезапаса на них всех не хватит.

— А после?

— Что после?

— Когда обстреляете. Ведь вся эта толпа, — я кивнула в сторону давгов, — кинется на нас.

— Вы так боитесь умереть? — сержант презрительно скривил рот.

Я посмотрела в его холодные серые глаза. Что мне ему было сказать? Что да, боюсь. А кто не боится? Только психи. Смелые люди тоже боятся, но им хватает воли преодолеть свой страх. Трусам это не под силу. Знает ли это Хабд? Конечно знает. Это сейчас он круче крутого. Интересно было б на него посмотреть в его первом бою. Но я спросила о другом.

— Вы никогда не отступали?

— О чём вы?

— Я говорю, вам никогда не приходилось отступать? Когда врагов слишком много. Вы отходите шаг за шагом, отчаянно сопротивляясь, а вам в след несутся стоны оставленных вами раненых, которых добивают враги.

— Довольно, — прорычал гаар.

— Я просто спросила, сержант, — как можно невиннее уставилась я на него своими голубыми глазами, — Вы отступали?

— Да, — выдавил Хабд, скрежетнув зубами, — К чему это?

— Я не сомневаюсь, что вы готовы отдать жизнь за Левор. Вы и ваши подчинённые. Но как быть с ранеными, женщинами и детьми?

— А себя вы, нэдина, к кому причисляете?

— Если это необходимо, то я останусь с вами, — я шагнула к сержанту, вцепившись в рукоять кинжала, как кавказец. Оружие придаёт уверенности. Мне тоже, — до самой последней минуты, — слова дались мне с трудом.

— Вы похожи на свою мать… Хорошо, нэда, я подумаю.

— Тогда я пойду собирать вещи. Вы бы тоже распорядились.

— О чём?

— Собрать припасы в дорогу. Спрятать лишнее оружие и имущество. Чтобы ничто не досталось врагу.

Гаар кивнул. Я повернулась, чтобы уйти.

— Я хотел спросить, — послышалось вслед.

— Да? — обернулась я.

— Кто убил давга из арбалета. На вершине башни.

— Убил… Наверно Хорх. Я только ранила, кажется в плечо, — поспешно добавила я, видя удивлённый взгляд сержанта. К чему мне врать. Хабд кивнул.

— А что случилось в вашей комнате?

А вот тут мы слегка подкорректируем ход событий.

В моём изложении всё выглядело так: ворвались давги, я спряталась под кроватью. Влетела Фида, завязалась драка. Один разбойник упал на пол и завыл, второй боролся с наставницей. Я выскочила, схватила факел, начала тушить пол. На лестнице показался ещё один давг. Бросила в него факел и побежала наверх. Поскользнулась в луже крови, упала, выстрелила из арбалета, попала. В меня кинули меч и тоже попали. Потеряла сознание.

Поскользнулся, упал, очнулся — гипс.

И нечего хохмить. Не рассказывать же, как в одиночку отбила ночной штурм.

Ну это ты, мать, загнула.

Это я…

Чего? А в комнате?

А на башне.

На верху я тоже одного.

Его Хорх добил.

А твоего?

Ладно, не будем спорить. Три на три. С почином в этом мире.

Можно подумать, дома ты киллером работал.

Там не было войны.

Вернее ты на ней не был.

Добровольцем никуда не рвался, но и от службы не «косил». Свой семьсот пятьдесят один день от звонка до звонка оттарабанил.

Ладно, не заводись. Здесь своя война, на которую мы попали, как с корабля на бал.

Эт-т точно.

Я вернулась в свою комнату. Мёртвые тела уже убрали, но разгром остался. Лишь вещи покидали к стене в одну кучу, да кровь на полу замыли на скорую руку. Разводы всё равно остались. Соны нет, никого нет.

Запрыгнула на кровать. Тут на меня накатила такая усталость, что я, как сидела, так и завалилась на бок, уткнувшись носом в подушку. Воздух вокруг будто сгустился, навалившись на меня всей своей массой. Мысли замедлили свой бег и остановились. Стена равнодушия отгородила меня от внешнего мира непроницаемым барьером, а белесая, как туман, волна апатии затопила сознание.

Не знаю, сколько я так провалялась на грани между сном и явью, если бы не Сона.

— О, нэда, вы уже здесь, — прорезал тишину её звонкий голосок.

С превеликим трудом мне удалось принять сидячее положение.

А рыжая тем временем бухнула принесённое ведро с водой на пол, заткнула подол за пояс и, намочив тряпку, принялась за мытьё пола. Получалось у неё довольно шустро. Между делом девчонка делилась последними новостями, от которых моя бедная головушка, и так, как чугунная, мгновенно распухла. Однако прерывать этот словесный поток я не стала. Пусть себе лялякает, может, что из её болтовни и пригодится.

Потом Сона спросила о ночном побоище в моей комнате. Я, как по писанному, поведала версию, уже рассказанную сержанту. Уж если тот не нашёл в ней изъяна, то рыжая и подавно не отыщет. Но не тут-то было, вопросы посыпались на меня, как из рога изобилия. Я вяло отбрёхивалась. Может оно и к лучшему, что Сона устроила мне такой перекрёстный допрос. Как бы я плохо себя в тот миг не чувствовала, вроде нигде не прокололась.

— Ух ты, и вы застрелили давга?! — мгновенно распрямившись в полный рост, вытаращила глаза девчонка, разом позабыв о поле, о тряпке и обо всём на свете, когда речь зашла о схватке на верхушке башни.

Я кивнула, и рассказала, как было дело, благо скрывать тут было нечего. Сона охала, ахала и качала головой, продолжая засыпать меня вопросами.

— Вы, нэда, смелая, не то, что я, двух бандитов убили.

— А второго когда? — не поняла я.

— Да утром, во дворе.

Это про того, которого я заколола?

— Не надо было его трогать, сам быстрее бы помер, — угрюмо буркнула я.

Как не странно, но этот разговор помог. Апатия понемногу рассеялась, я начала оживать. Мысли, как застоявшиеся лошади, понеслись вскачь.

Так, хватит хандрить, пора браться за дело. Следующие несколько часов слились для меня в один миг. Мы с Соной оббегали половину крепости. Раздобыли походные мешки, зашли на кухню, перекусив на скорую руку, захватили еды в дорогу, наведались в лазарет к моему брату. Ему стало намного лучше, но ходил он еле-еле, цепляясь за всё, что можно, чтобы не упасть. По-хорошему, ему ещё бы денька два, чтобы более-менее прийти в себя. Только вот были ли они у нас?

Да, ну ещё много всего по мелочи. Имущество Фиды, которое вместе с комнатой перешло в собственность нашей новой домоправительницы Неллы, которая заодно была и ближайшей родственницей моей погибшей наставницы. Выходит, оборона нашего форпоста это большой семейный подряд. Не удивлюсь, если среди его обитателей окажется ещё немало родственников моего отца.

Кстати об отце, с его вещами тоже надо было что-то делать, но дверь комнаты была закрыта. Пришлось искать Хабда. После недолгих препирательств комнату открыли. Там было четыре книги и какие-то записи. У сержанта с грамотностью было плохо, а я просто не знала, какие документы важны, а какие — не очень. Пришлось звать отца Фергюса. Пока Сона за ним бегала, я пролистала книжки. С тремя всё было понятно: устав гарнизонной службы, правила обороны крепостей и лежащий на столе журнал боевых действий, который вёл отец, делая записи время от времени.

Последняя гласила: «Нападение давгов на Северный форпост. Выезжаю на место.» Насколько помнила Ола, эта маленькая крепость, такая же, как наша, находилась на мысу Вэлл. Интересно, как он там?

— Отец Фергюс, — поспешила окликнуть я священника, пока тот окончательно не зарылся с головой в бумаги, — а что это за книга?

Я повертела в руках необычный экземпляр книжной продукции. Уж очень добротно, можно сказать с душой, он был сделан. Обтянутая кожей обложка. Что-то вроде золотистой замши. Такого же цвета тиснение непонятного рисунка — то ли эмблема, то ли герб. Неужели золото! Внутри плотная бумага очень высокого качества.

И в моём бывшем мире сгодилась бы, что уж говорить про местные мерки.

Бумага успела пожелтеть от времени. Раньше, наверное, была белоснежной. Непонятные руны чёткие и ровные лежали стройными рядами. Неужели печать? Да вроде нет, не похоже. Я посмотрела на книжку сбоку, повертела так и сяк. Не-е-е, сразу не определить.

Я ж не букинист какой.

Слава богу, под руку попался отец Фергюс. Вот кто наверняка знает ответ.

Священник забрал у меня книгу, полистал, хмыкнул.

— Ну что могу сказать? Это — эллиенские баллады, на их родном языке. Очень редкая и баснословно дорогая вещь.

Странно, а как они могли оказаться у папы? Или это мамино?

А эллиены? В памяти Олы хранилось немного. Несколько красивых сказок о лесном народе. Мудрых, красивых, гордых, хранящих секрет вечной молодости. Этаких местных эльфов, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Где они живут? А-а-а, в Вечнозелёном лесу. Далековато отсюда… Постойте-ка! А моя мама, она же Светлорождённая лаэрина этого самого леса. Э-э-э…

— Отец Фергюс, отец Фергюс, можно ещё вопрос?

— Да-а, — священник, пару раз моргнув, уставился на меня.

— А эллиены? Они как, живут во владениях моего деда?

— Эх, нэдина, это очень долгая история. Боюсь, что это сейчас не ко времени, — он указал на груду неразобранных бумаг и маленькую кучку, которую уже успел просмотреть, — Вы разве не слышали о Эллиенийском королевстве?

Разумеется, но я думала, что это только сказка. О чём я неприменула сообщить отцу Фергюсу. Тот в ответ лишь усмехнулся.

— Так сказки — они и есть обросшие вымыслом легенды, а те — сплошь покрытые, как мхом, толстым слоем небылиц руины правдивых историй. Время точит камень, что уж тут говорить о людской памяти.

Патер немного помолчал, я тоже сидела задумавшись.

— А на ваш вопрос отвечу так… — последовала многозначительная пауза, — Вы не похожи на эльфийку.

Что! Как! Он что — мысли читает?!

Во-первых, он сказал — «эллиену», а…

Да знаю я!

…а во-вторых, нефига своё левое ухо пальцами теребить. Оно у тебя нормальное, округлое, не треугольное и не квадратное. Так что, успокойся.

Ну спасибо! Обнадёжили! Оба!

Что-то с этими эльфами мы совсем расслабились.

А-а, ну да, продолжим рассказ.

Отвлекшись от дум, я помогла святому отцу: читала заглавия, безбожно путаясь в военных терминах. А он уж сам выносил вердикт: либо прятать, как особо ценное, либо в мешок и в угол (пусть потом отец сам разбирается), либо порвать и в печку (таких были считанные единицы). Потом книжки и важные бумаги зашили в бурдюк и спрятали в потайном отделении продуктового склада, вместе со специями, приправами и солью. Насколько помню, последняя хорошо впитывает влагу. Это нам на руку.

Закончив с бумагами, я поднялась наверх. Я не говорила? Комната отца была этажом ниже — на четвёртом. Хотя по-местному — на третьем. Первый, как у нас в Европе (в смысле на Земле), считался нулевым. На нём, как уже было сказано, располагались кухня и прачечная. Казарма, приспособленная теперь под лазарет, была с внешней стороны. Обо всём здании рассказывать не буду — слишком долго и неинтересно. Скажу лишь, что на моём этаже находилась ещё и комната Фиды. Её бывшая комната. Оттуда то мне и послышался подозрительный приглушённый стон.

Это ещё что? Я тихонько подкралась к двери и заглянула в расщеп косяка, оставшийся от выбитого запора. О-о-о, понятно. Новая хозяйка апартаментов Нелла совместно с сержантом Хабдом решила опробовать доставшуюся в наследство кровать. Не удивительно, что гаар сбежал от бумаг, как чёрт от ладана. Теперешнее его занятие, было куда как интереснее.

Дело молодое.

Так этим двоим не пятнадцать лет и, даже, не двадцать.

Это дело всегда молодое, старикам уже ни к чему. Верный признак прихода старости… Но тебе ещё рано об этом знать. Ха-ха-ха.

Офо-фо-фо. Тоже мне — специалист.

Тихо обругав предательски скрипнувшую половицу, я поспешно ретировалась. Надеюсь, наши влюблённые были слишком заняты, чтобы это услышать.

Я вернулась к себе. Надо и собственное барахло разобрать. Кое-какие продукты в заплечном мешке уже были, небольшая фляжка с каким-то компотом или соком. Ложка, миска, стакан (кружек здесь я что-то не приметила), на мой взгляд, все оловянные. Что ещё? Кубышка с солью, вместо спичек — огниво. Забыла, полотенце. К нему я добавила ещё одно, вроде расписного рушника. Только в этот раз узор был зелёный.

Нижняя рубашка — в рюкзак её. Шкатулка… Заманчиво было взять с собой. Не-е-е, эту тяжесть мне не утащить. Внутри всякая мелочь: пуговицы, застёжки, серебряная брошь в виде листа, блестящий гребень из кости какого-то животного. Ещё две заколки, я их сунула в волосы, от чего мой хвост оказалась утыканным ими, как ёжик. Остальную бижутерию сгребла в узелок и тоже отправила в мешок. Новое платье для бала? Нельзя его бросать. При мысли об этом сердце Олы просто кровью обливалось. Я не стала её расстраивать. Аккуратно уложенная, парадная обнова заняла своё законное место поближе к спине.

Так, я своё собрала, а как же Лон. Пришлось сбегать в лазарет и обратно. Комната брата была рядом с папиной. Как ни странно, они обе не пострадали во время налёта. Даже двери не были сорваны. Я собрала Лону мешок, сам он в том состоянии, в каком находился, этого бы точно сделать не мог. Для детского кинжала — подарка отца и маленькой бронзовой фигурки дракона, стоявшей на столе, наряду с другими вещами, там тоже нашлось место.

Я еле-еле доволокла сидор до лазарета. А ведь вроде ничего тяжёлого туда не клала. Будем надеяться, Лону тащить его на себе не придётся. Ведь раненых сержант распорядился посадить на наргов. Своим ходом им было точно не уйти. Судя по всему, Хабд со мной согласился: если начнётся штурм, то всем погибать незачем.

Тем временем обитатели крепости готовились к поспешному бегству. Солдаты прятали лишнее оружие, доспехи, кузнечные заготовки и железный инструмент. То, что поценнее мазали маслом и обёртывали рогожей, чтоб не проржавело.

Женщины тоже не сидели без дела: готовили еду, нарезали копчёное мясо в дорогу, делили его на порции. Пекли хлеб, раздавали соль. Стражники помогали грузить припасы на наргов.

— И куда нам запаса столько, того гляди, у животин ноги подломятся, — посетовал один из них.

— Жратва лишней не бывает, — глубокомысленно изрёк его напарник, волоча такой же здоровый мешок.

А что за перебранка доносится из молельни? Отец Фергюс кого-то строго отчитывал. Мне стало любопытно, я подкралась и прислушалась. Кажется, оппонентами священника были Хабд и Нэлла. Я заглянула внутрь. Точно! Сержант и наша новая домоправительница наседали на патера. Они хотели пожениться.

Вообще-то — обвенчаться.

Тут это одно и то же.

М-да, верно.

Священник, стоявший лицом к двери, первым заметил моё присутствие и поспешил перевести стрелки.

— Вот, нэдина может подтвердить, что ваше обручение сейчас совсем не ко времени. Да и не делается такой важный обряд на скорую руку, — завёл падре старую шарманку неизвестно по какому кругу.

Все трое с надеждой уставились на меня. Что, патер, хотите взвалить всё бремя ответственности на меня бедную, несчастную? Ну держитесь, будет вам на орехи!

Я наморщила лоб и свела брови к переносице, изображая напряжённую умственную деятельность.

— А что, отец Фергюс, разве нельзя провести бракосочетание по малому обряду, чтобы потом можно было довенчаться и отпраздновать, как полагается?

О-о-о, какую фразу я загнула. У патера аж брови взлетели на лоб.

— Устами ребёнка глаголет истина, — тут же поддержал меня королевский гаар, широко расплывшись в улыбке, насколько позволяла разбитая физиономия.

— Да, да, — как китайский болванчик быстро закивала головой его невеста.

Патер угрюмо воззрился на меня, но куда ж ему было деваться с подводной лодки — сам виноват. Вон у молодых и кольца были готовы, как будто только этого момента и ждали.

Фергюс тоже оказался не лыком шит. Захотели обряд — получите гранату, фашисты недобитые. Особенно досталось мне. Я сразу оказалась: главным свидетелем со стороны и женихи и невесты…

Весьма, кстати, символично. Ха-ха-ха.

Хватит издеваться… кроме того — местным владетелем, давшим согласие на брак…

С правом первой ночи. Хы-хы-хы.

Не мешай мне, иначе будешь сам рассказывать.

Ладно, ладно.

…Потом ещё исполняющей обязанности родителей. И жениха и невесты. Пришлось обоих вести к алтарю. Сначала одного, потом другую… Нет, если ты, гад, ещё раз заржёшь, как лошадь полковая, я не знаю, что с тобой сделаю… Затем обряд, наконец, был проведён и я от имени всех, всех, всех, уже перечисленных засвидетельствовала его перед Создателем и его Женой, напоследок проорав, что есть мочи (иначе не сбудется), когда обредшие друг друга супруги целовались: «Счастья! Счастья! Счастья!» (как здесь принято).

К тому времени, как новоиспечённые муж и жена, будто дети малые вприпрыжку выскочили из талареллы, я умаялась, будто всё это время мешки грузила. Ноги совсем не держали, поэтому я вскарабкалась на табурет.

— Что, нэдина, устали? — усмехнулся патер.

Он что, издевается?

— Нате, хлебните морсу, после такого дела самое оно, — священник протянул мне стакан.

— Вы что, кроме вина ещё что-то употребляете? — чуть не брякнула я.

— Ну не одно же вино мне пить, — будто прочитав мои мысли, добавил патер.

Я насупилась, а он в ответ лишь рассмеялся.

Откуда мне было знать, есть ли на земле Аврэда артефакты или амулеты, с помощью которых можно узнать, что твориться в чужой голове. Задать Фергюсу прямо этот вопрос я так и не решилась.

— Сержант! — заорал кто-то с вершины башни, по-моему, Хорх, — Давги пошли на штурм.

Всю усталость как ветром сдуло. Я пулей вылетела из молельни. Оглянулась только перед входом в донжон. Патер споро двигался следом, прихватив миску и кувшин. Готова поспорить, что с вином. Что ж, у каждого своё личное оружие.

Вот только в этот раз ты ошиблась.

Каюсь, каюсь, каюсь.

Я и не заметила, как миновала лестницу. На верхушке было не протолкнуться. Такое было впечатление, что тут собрался весь гарнизон крепости: Хабд, Хорх, Эрфур и белобрысый крепыш, кажется — Ансел. Вроде и народу немного, но большую часть пространства теперь занимал каралар. О-о-о, и Порг тут. Я из-за рамы его и не заметила, пока не поднялся. Не обращая внимания на то, что твориться вокруг, плотник молча осматривал своё детище. Сейчас он был собран и сосредоточен, ничем не напоминая того трепача-балагура, которого я совсем недавно, развесив уши, слушала на кухне.

А что делали стражники? Вместе со своим предводителем они буквально облепили все проёмы между зубцами. Мне и приткнуться было некуда. Пришлось усесться на камень и высунуться наружу.

Ну и ну! Спине стало холодно, по телу пробежал озноб. К форту весёлой гурьбой двигалось не меньше сотни давгов. Хвост отряда ещё не успел миновать наполовину разломанный мост, а авангард уже поднимался по склону. Большинство отряда составляли «белые», а примерно одну треть — «чёрные» варяги.

— Ну что, приступим? — довольно потёр руки Хабд, будто вся банда, которая двигалась к крепости, спешила к нему на свадьбу.

Или он их специально пригласил? Да нет, чушь! Но что я ещё могла подумать, видя довольное лицо королевского гаара.

— Вы как раз вовремя святой отец. А вы что тут делаете, нэдина?! — нахмурился Хабд.

Ах ты сволочь! Ах ты, гад! У меня внутри всё закипело. Да я у тебя только что и мамой и папой на свадьбе была. Самого тебя к такой-то матери! Значит, меня никто и не собирался сюда приглашать?! От злости у меня чуть молнии из глаз не посыпались. Не зная, почувствовал ли это гаар, или у него было просто благодушное настроение, но он тут же легкомысленно махнул рукой.

— А-а, оставайтесь, нэда. Может, принесёте удачу. Она нам сейчас очень понадобится. Начинайте, отец Фергюс.

И тут я впервые стала свидетельницей необычного ритуала, о котором Ола отродясь не слышала. Наверное, он был принят только у воинов. Порг подал священнику готовый боеприпас — дротик с горючим набалдашником. Тот отщипнул немного мяса от принесённого с собой в миске «цыплёнка табака» и втёр его в глину, потом капнул вина. Стражники и Порг выстроились полукругом, подставив ладонь левой руки, как для милостыни. Отец Фергюс положил каждому по кусочку, плеснув сверху немного «крови». Воины мигом слизнули «жертву».

— А вы, нэда, что стоите? Вы ведь теперь тоже одна из нас. Приобщайтесь, — предложил Хабд.

Знать бы ещё к чему меня так настойчиво подталкивают.

— И что это? — с готовностью протянула я руку.

— Старинный воинский ритуал.

— Не лыша ва аком, — промычала я, слизывая с ладони и жуя свою долю.

— Что?

— Не слышала, говорю, о таком.

— Очень старый. В честь бога войны Элава. Нынче о нём не многие вспоминают. Давай, Порг, твой выстрел первый.

Ансел поднёс к фитилю небольшой факел, плотник нажал на спуск. Тью. Оставив в воздухе едва заметную струйку дыма, первый зажигательный снаряд унёсся в сторону вражеских кораблей.

— У-у… Ы-ы… Эх, — послышались негромкие разочарованные возгласы.

Недолёт, нет — перелёт. В общем, первый блин — комом.

Ты толком объясни.

Ну-у…

Гну!

Вот сам и объясняй!

Ладно, в двух словах. Как вы уже поняли, у крепости река делала поворот. А вот потом немного выправлялась в другую сторону, так, что приставшие к её берегу ладьи и белые, и чёрные оказались почти на одной линии.

Только чёрные — дальше.

Да, метров на пятьдесят, а может, на тридцать.

Вот первый снаряд и упал в этом промежутке — ни туда, ни сюда.

— Хреново! — выразил общее мнение сержант.

— По дальним или по ближним? — сейчас Порг был на редкость немногословен.

— А вы, что скажете, нэда? — ни с того, ни с сего спросил меня Хабд.

Все, как по команде, уставились на меня.

— Думаю, сначала надо взяться за «чёрных», — глубокомысленно изрекла я, — И снарядов на них потратить больше. «Светлых» давгов меньше, им тушить свои шиги будет труднее.

— Правильно, — кивнул гаар, — надеюсь, боевого запаса у нас на всех хватит. А раз так, ваша очередь, нэда!

От неожиданности я открыла рот. И выглядела, наверно, в тот миг очень-приочень глупо. Взрослые рассмеялись. Я на негнущихся ногах подошла к спусковому механизму.

— Смелее! — подбодрил меня Хабд.

— Как тогда, по заднице дварга! — вставил своё слово Хорх.

Фитиль уже горит, жму на спуск. Бзынь, и следующий дротик отправляется в полёт. Бабах! Удара отсюда не слышно, но мачта среднего чёрного шига вспыхивает огнём. Сначала едва заметно, потом пламя постепенно стало разгораться. А Хабд уже сделал новый выстрел.

Его боеприпас угодил в дальний корабль. Что-то там лежало очень горючее — пламя мгновенно всколыхнулось, чуть ли не на вышину человеческого роста. О-о-о, и «мой» корабль занялся, или это дротик, посланный Хорхом. Не-ет, его воткнулся в спину рогатого монстра. Чёрные аж запрыгали и, мешая друг другу, принялись тушить своего покровителя. Какой-то умелец ливанул на него ведро воды. Ну и дурак! Там же масло. Как-ак полыхнуло! Трое адептов хаоса, охваченные пламенем, метнулись за борт. Огненный посланец Эрфура тоже нашёл свою цель.

— А вы, святой отец? — спросил Хабд.

— Да вроде как-то не по сану, — смутился тот.

— Так это ж посланцы Тьмы? — удивился сержант.

— Ну если только во имя Создателя, — не заставил себя долго уговаривать патер.

Вслед за ним мы сделали ещё по выстрелу.

А что с теми давгами, что двигались к крепости? Самые первые уже должны были подняться на холм. Отчего же их не видно, не слышно. Я навострила уши. Э нет, за стеной звучали какие-то выкрики.

А наши? Последний караульный с вышки у ворот бегом миновал двор. Вслед за ним с заплечным мешком и секирой на плече так быстро, как позволяло его достоинство, прошествовал патер. Когда они оба скрылись в башне, толстенная оббитая железом дверь надёжно отгородила нас от врагов.

Зная нашу малочисленность, Хабд решил сдать внешний периметр обороны, сосредоточив усилия на защите каменного донжона. Интересно, подпалят ли враги деревянные стены. Если да, то выбраться нам будет сложно, но и они не смогут атаковать наше убежище, когда кругом всё полыхает.

Послышались удары по воротам. Через частокол перелетела пара абордажных крючьев. Вот через край ограды выглянула чья-то наглая морда и тут же спряталась. Затем из-за заострённых кольев показался второй дварг. Его голова задержалась гораздо дольше. Тью! Пропел арбалетный болт свою смертельную песнь.

— А-а-а! — со стрелой в глазу враг рухнул вниз, поплатившись за своё любопытство.

Секунду стояла мёртвая тишина. Потом разбойники разразились отборной матерной бранью.

А что они ещё должны были сделать?

Сказать «спасибо».

В честь чего?

Одним дураком на свете стало меньше.

Только это их не остановило.

Точно.

Тем временем, мы продолжали обстрел шигов. Снаряд уносился за снарядом, а корпуса вражеских кораблей расцветали красно-оранжевыми вспышками языков пламени, сбить которое было нелегко. Но «чёрные» не сдавались. Поняв, что этого огня им водой не залить, они кидали на него тряпки и пытались затоптать. Вот только когда тебе на голову сыпятся всё новые и новые зажигательные снаряды, сделать это не так-то просто. Глиняные боеголовки бились о выступающие деревянные части, веером разбрызгивая горючую смесь. Пару раз дротики вонзились в доспехи. Живые факелы катались по палубе, а их товарищам никак не удавалось сбить негасимый огонь. В воде тоже бултыхалось не меньше дюжины разбойников. Двое так и продолжали пылать. Я передёрнула плечами.

Ужасная смерть, и врагу не пожелаешь.

— Так, Порг, переносим огонь на ближние шиги, — распорядился сержант.

У нас оставалось ещё восемь зарядов. Все они, один за другим, легли в цель. «Белые» ладьи тушить было практически некому.

Глухое «бух!» Послышался отдалённый вой. Ну наконец-то «мой» чёрный шиг приказал долго жить. Вовсю полыхавшая вместе с поднятым парусом рея обрушилась вниз. Да не поперёк, как висела, а вдоль. Сначала одним концом ударив в борт, сшибая попавшиеся на пути вёсла, потом всей тяжестью рухнув на палубу по диагонали. Сколько при этом погибло давгов? Их на шиге было не меньше двадцати. Уцелевшие кинулись кто куда, прыгая за борт.

Всё, этой ладье точно кирдык.

Та, что стояла перед ней тоже мало-помалу разгоралась. Боровшиеся за её существование «чёрные», свою схватку с огнём проигрывали, но не сдавались. Упорные сволочи.

А «белые» ладьи? Они занялись очень быстро. Те пять фигурок (три — на ближней и две — на дальней), что бестолково метались по их палубам, ничего не могли поделать. Вот у одного загорелась нога, он прыгнул за борт. На другого свалилась сверху горящая верёвка…

Моряки называют её — снасть.

Ну и фиг с ней. Верёвка, она верёвка и есть. Факт, что этому бандюку она чуть вокруг шеи не намоталась.

Всё равно шкурку подпалила.

Ещё как! Свои ж куртки они все покидали на палубу, оставшись в одних рубашках. Думали так потушить пожар. Не тут-то было!

В общем, и этот сиганул за борт.

Но я отвлеклась, оставив без внимания тех варягов, что подступили к стенам. Поняв, что боевыми топорами окованные железом ворота они могут долбить очень и очень долго, добрая дюжина разбойников отправилась раздобыть для этого, что-то посущественней. Таким подходящим орудием им показалось бревно с настила моста.

Тогда уж из основания. Настил — это доски, которые сверху.

В общем, не важно. Давги отодрали пару досок, потом девятка «белых» переругалась с сопровождавшей их четвёркой «чёрных». До рукопашной, правда, дело не дошло, и все вместе отправились в деревню. С бревном обратно они уже и не вернулись, потому что, увидев, как горят их шиги, бросились к ним. Только уже было поздно! Ладьи пылали вовсю, потушить их было невозможно.

Остальных «белых» это не остановило. Наплевав с высокой колокольни на штурм крепости, они кинулись к своим кораблям, надеясь хоть что-то спасти. Ведь, как я уже говорила, корабль был для них всем. Без него им не жить и домой не вернуться.

Главное — не уйти от погони. А что их бесчинства королевские войска не оставят безнаказанными, можно было не сомневаться.

Вот только «чёрные» были с этим категорически не согласны. Они попытались остановить «светлых», сначала уговорами, а затем дело очень быстро дошло до рукопашной. После пары ударов кулаками в морду, противники схватились за мечи и топоры.

А наши тоже му… э-э-э… чудаки — разинув рты, стали смотреть на это побоище.

Не-е-е, ну остальные то ладно, а вот сержант.

— Хабд! Время! — крикнула я, показывая в сторону дерущихся.

Гаар понял меня с полуслова.

 

Глава 5

Тут такое завертелось. Все, в том числе и я, ринулись вниз по лестнице. Сдуру проскочила свой этаж, опомнившись лишь на следующем. Пришлось бежать обратно.

— Вы куда?! — поймал меня за руку Порг.

— За мешком.

Меня отпустили. Хватаем манатки и вниз.

— Брось Нелла! — донеслось из соседней комнаты.

— Но платье?! — послышался жалобный всхлип.

— Не время, надень сидор! Вперёд, милая! И не волнуйся, я тебе новое куплю, ещё лучше прежнего.

Вот она — семейная жизнь.

Много ты понимаешь. Женись сначала.

Потому и не женат. А теперь… А-а-а.

Я выбежала во двор. Нет, сначала мне пришлось дождаться, когда из прачечной вытолкают запихнутых туда накануне трёх, нет — четырёх наргов. И как они туда только все поместились? Какая там теперь вонища. Ладно, не до этого.

— Давай, давай, дорогая, — неслись мне вслед ласковые понукания сержанта, адресованные его второй половине.

Во дворе бедлам и неразбериха. Все снуют туда-сюда.

— Ах вы, мои милые, мои хорошие. Больше я вас не оставлю, — выводя наргов из стойла, со слезами на глазах нашёптывал бородатый мужик, — Хотели, чтобы я вас бросил. У-у… — он пробурчал ещё что-то, недобро сверкнув глазами в нашу с Хабдом сторону. Но тогда я на это внимания не обратила.

И совершенно напрасно.

Но кто ж знал.

— Тихо! Слушать всем меня! — подсаживая свою ненаглядную на нарга, кратко инструктировал нас сержант. Внизу две лодки. На одной поплывут: Ансел, Фира, Цера… — он принялся перечислять знакомые и незнакомые мне имена, — Вторая лодка: Хорх, нэда, отец Фергюс, Сона и её брат. Всем остальным: оседлать наргов, будем прорываться. Скачем до Рыбацкой Пристани…

Это такая деревушка…

Да какая деревушка? Один дом, в котором жил старый-престарый рыбак, да сарай, где хранились лодки.

Было ещё полдюжины заброшенных строений, из которых всё ценное уже попи… э-э-э… забрали. Даже на дрова это гнильё пускать было зазорно.

…Там есть три лодки, — между тем продолжал Хабд, — садимся на них и переправляемся. На том берегу лес, там нас преследовать никто не будет. Ты, Февр, приглядывай за своей дочерью, — сказал напоследок сержант бородатому мужику, который помогал взгромоздиться на нарга девчонке с забинтованной рукой, которую я видела в лазарете. Как не странно, кроме неё и Неллы верхом уселись знахарка Гиза, ещё одна женщина и мальчишка. Раненым тоже помогли влезть на наргов, в том числе и моему брату Лону, который едва держался в седле.

— Ансел, Хорх, Мирт, Эрфур — ворота! — распорядился сержант, вскакивая на нарга.

Стражники сдёрнули запорный брус и потянули на себя створки. Не успели они распахнуться, а Хабд уже ринулся вперёд, разгоняя нарга. Опережая его, в сторону «чёрных», которых у ворот стояло не меньше десятка, неслись три арбалетных болта. Вслед за сержантом на давгов налетели остальные воины. Все, кто мог держать в руках оружие, и безногие, и безрукие. Те от такой наглости слегка растерялись. Воспользовавшись этим все безоружные, раненые, женщины и дети поскакали к рыбацкой деревушке. А мы, те кто был пешком, на своих двоих кинулись к реке.

Я не видела, как сражался в своём последнем бою Хабд. Лишь через год о той схватке мне поведал Ворг, уцелевший тогда среди немногих. Сержант сразу зарубил одного давга и опрокинул наргом второго. Дальше воин не видел, ему было не до этого.

Воргу, после ночного нападения лишившемуся ноги (я о нём уже говорила), жизнь в тот миг казалась конченой. Ведь военная служба была для него всем, как же теперь без неё. Это совершенно не укладывалось в его понимании. Да лучше смерть в бою с оружием в руках, чем жалкое существование безногого калеки. Ворг ринулся в бой. Ему сразу удалось сбить с ног и стоптать двоих давгов. Погибли они или нет, он так и не узнал. Не до того было.

Враги быстро оправились. Засвистели стрелы. Стражник, сражавшийся справа упал, сражённый в спину. Ещё одна вонзилась в круп нарга, на котором сидел сам Ворг. Прилетевший сбоку топор поразил животное в шею. Нарг ревел и хрипел. Хабд и ещё один воин бились пешими. Ворг же сражаться мог только верхом. Поэтому он погнал своего, находящегося на последнем издыхании нарга вслед тому, за которым волочилось бездыханное тело. Еле-еле догнал, уже у подножия холма. Только сумел с трудом взобраться тому на спину, как раненое животное пало.

Ворг оглянулся. Последнее, что он увидел, как Нелла скачет к Хабду, которого со всех сторон обступают враги. Лучше бы она попыталась спастись сама. Может быть, у неё и получилось. Ведь именно за женщин и детей отдали воины свои жизни. Но, не судьба. Брошенный топор оборвал жизнь жены Хабда, а затем в неравном бою пал и он сам. Так и погибли молодожёны вместе, в один день.

Жили счастливо, но, к сожалению, не долго.

Воин бросил прощальный взгляд на крепость, со стороны которой в его сторону бежали давги, развернул нарга и поскакал к рыбацкой деревушки. Пока он пересаживался с одного животного на другое, неудачно зашиб раненую ногу. Если раньше, после лошадиной дозы обезболивающего она почти не беспокоила, то теперь саднила так, что темнело в глазах. В таком состоянии стражник был не боец.

В рыбацком посёлке его невзгоды не кончились. Февр, недовольный властью бородатый крестьянин…

Гнусный тип.

Ещё какой…посадил свою раненую дочь в последнюю лодку и, никого не дожидаясь, отчалил от берега, нагоняя две другие посудины, ушедшие далеко вперёд.

Делать было нечего. Ворг загнал нарга в реку и с его помощью кое-как перебрался на другой берег, устало рухнув на песок у самой кромки воды. Так он провалялся всю ночь.

Утром проснувшись, кое-как из последних сил взгромоздился на нарга. Благо накануне не забыл намотать узду на руку. Как бы иначе он его бегал, искал. Не сумев проехать по краю леса, воин углубился в него. Сколько он плутал по запутанным тропкам. Похоже сутки, если не больше. Только к утру ему удалось вырваться из зелёного лабиринта. И тут же нарвался на стражников нэда Лесного Предгорья, подчинённого туэру Моорону-Хирну.

Интересно, что подумали эти воины, когда из белесой пелены предрассветного тумана показался едва держащийся в седле всадник на качающемся из стороны в сторону нарге. Во всяком случае, когда тот из последних сил потянул из ножен меч, шарахнулись они от него, как от порождения бездны.

Рассказывая это, Ворг смеялся, но тогда ему, наверное, было не до смеха.

А что же делали в это время мы, те кто выскочил из крепости пешком, со всех ног бросившись к реке. Впереди бежали Хорх и Ансел, уже успевшие зарубить зазевавшегося «чёрного». Второй, оказавшийся на нашем пути, не желая испытывать судьбу, сиганул с обрыва вниз.

Мы устремились по тропинке к лодкам. Впереди меня бежали Сона с братом, таща пресловутый короб со своими утятами-гусятами. И как они только с ним не навернуться. О-па-а, сглазила. Мальчишка споткнулся и полетел носом в пыль. Вимм перевернулся, и пимфы как горох высыпались из него, будто серые теннисные мячики, заскакав по поросшему травой крутому склону.

— Тив! Дурак! Что ты наделал! — схватившись за голову, запричитала Сона.

— Не стой! К лодкам! — крикнула я ей почти в самое ухо, поддав ногой короб, отчего тот закувыркался вниз.

Пока девчонка ошалело провожала его глазами, я схватила её за рукав, таща за собой.

— Быстрее!

— Ы-ы-ы, — заныла Сона, — Это же всё, что у нас было.

— Вот вернёмся, и заберёшь свою живность. Ничего твоим пимфам не сделается.

— Правда, — спросила рыжая, размазывая по щекам слёзы.

— Конечно, — пошире распахнув честные голубые глаза, без запинки соврала я.

Следовавший за нами отец Фергюс, перекинув секиру в левую руку, подхватил правой под мышку мальца, и мы вместе выскочили на маленький пляжик у подножия холма, где стояли две лодки. Одну Хорх и Ансел уже столкнули в воду и в неё садились две женщины и девочка моих лет. Отпущенный священником мальчишка бросился туда же, ему помогли забраться. Сонна, опомнившись, кинулась следом, но лодка уже отчалила.

— Тив, ты куда! — закричала она.

Фергюс помог Хорху столкнуть вторую посудину. Меня посадили внутрь, а девчонка всё стояла по колено в воде, зовя брата. Ну что за дурища деревенская. Хорх занял место гребца, на корме примостился священник.

— Сона! — крикнула я.

— Сюда иди, дура рыжая! — проорал черноусый воин, — На том берегу встретишь брата.

Девчонка будто очнулась, бросившись к нам. Ну слава Создателю. Мы двинулись вслед за лодкой Ансела.

Интересно, сколько нам плыть до другого берега. Я оглянулась. Конечно Серебряная не Волга, но всё-таки. Миновать реку под носом у давгов нам бы точно не удалось.

Днепра я не видел. Нет, вру, видел пару раз из окна поезда, но оттуда всё кажется по-другому. Москва-река, по-моему, раза в два уже. А вот Дон в районе Ростова? Так сразу и не скажешь.

В общем, ширина Серебряной было достаточно велика, чтобы нас заметить с берега и попытаться догнать. Получилось бы это у давгов? Не знаю…

Мы ж не на моторках.

Верно. Так что проверять на своей шкуре повезёт-неповезёт, и соваться в реку, пока шиги не сожжены, было глупо.

Другое дело сейчас, не вплавь же бандюганам за нами гнаться.

Бзынь! Плюх! Что-то хлопнулось в воду у самого носа лодки, обдав моё лицо противными мелкими брызгами. Я обернулась назад, то есть вперёд.

Ты уж разберись, где у тебя зад, где перед, а то ты всех запутала.

Я же сказала, что сидела на носу.

Но ты не сказала, что лицом — к корме. Куда ты сейчас и повернулась.

Тихий свист. Плюм!

Я подняла свой взор. Твою ж мать! Эти гады стояли на косогоре и обстреливали нас из луков. Хорошо, что их было лишь двое. И те, явно не Робин Гуды, потому что следующие две стрелы из-за подувшего с моря ветерка, шлёпнулись в воду метра на два правее, то есть — левее.

Опять ты всех норовишь запутать.

Ну от меня — справа, а по ходу лодки — слева.

Вот так и скажи.

Вот и говорю. Не перебивай!

— Мазилы хреновы, — пробурчал Хорх, добавив чуть слышно ещё что-то, вряд ли цензурное.

Сона на каждый выстрел то айкала, то ойкала. А отец Фергюс время от времени вскидывал свою секиру, чтобы отбить летящую стрелу. Один раз ему это не удалось и смертельно опасное жало воткнулось в скамейку, на которой сидела Сона. Девчонка подпрыгнула, как ужаленная, едва не перевернув лодку, за что чуть не получила по шее от стражника. Хорошо, что патер заступился. Но воин пообещал в следующий раз выбросить рыжее недоразумение за борт.

Хорх энергично грёб. Вот только противоположный берег никак не желал приближаться, будто лодка оставалась на одном месте. Зато, хоть покинутая нами суша понемногу отдалялась. Выстрелив по нам ещё пару раз (стрелы, не долетев, ушли под воду), давги бросили это никчемное занятие. Вот только легче от этого стало ненамного.

Появилась новая напасть — из щелей стала просачиваться вода. Сначала её было чуть-чуть, потом всё больше и больше. Так и потонуть недолго. Вытащив из мешка миску, я принялась торопливо отчерпывать зловредную жидкость. Поглощённая этим занятием я прервалась только тогда, когда Хорх разразился потоком отборной матерной брани.

Разогнувшись, я оглянулась вокруг, чтобы выяснить причину появления витиеватой фразы и обомлела, сразу позабыв о миске, о воде и обо всём на свете. Воин выдал ещё одну, не менее красочную тираду, к которой пару слов добавил и патер Фергюс. И было отчего.

Оказалось, мы уничтожили не все шиги. И теперь самый-самый дальний, заметив наше бегство, отчаливал от берега. А мы то думали, что он сгорел вместе с другими. Впрочем, чего уж тут удивительного. Его соседи продолжали полыхать ярким пламенем, которое загородило нам обзор. Выходит, провели нас морские волчары.

Чёрная, как вороново крыло, ладья заскользила по водной глади. Ещё несколько мгновений, и ничем не повреждённый тёмный, как ночь, парус распрямился, а, как назло, подувший со стороны Оммора лёгкий ветерок наполнил его, раздувая шесть огромных черепов. Самый большой в центре и пять меньших по размеру — по кругу. В свете заходящего солнца они наливались зловещим багровым светом, не предвещая нам ничего хорошего.

Не знаю, сколько времени я находилась в ступоре. Всё это время Хорх грёб, как заведённый, а патер с таким угрюмым видом взирал на давгов, сжимая побелевшими пальцами рукоять секиры, что на него было страшно смотреть. При этом отец Фергюс что-то бормотал себе под нос, и что-то мне подсказывало, что это не были слова молитвы. Сона, бледнее мела, сидела ни жива, ни мертва, застыв, как истукан.

Мир вокруг будто застыл, даже краски как-то померкли. Бац, и он опять наполнился солнечным светом и плеском вёсел. Что за наваждение? Я оглянулась по сторонам. Чуда не произошло. Чёрная ладья приближалась. Попутный ветер, течение и мерные удары вёсел стремительно несли к нам нашу смерть. А спасительный берег? Он по-прежнему казался необычайно далёким, будто мы на середине реки застряли, как приклеенные. Солнце уже давно скрылось за чёрной громадой леса, такой спасительной и такой недостижимой. Вряд ли быстро стемнеет, но даже в этом случае мы на ровной глади реки, как на ладони.

Я спохватилась. А вода? Она всё прибывала. Мне чуть ли не по щиколотку. Я схватилась за миску. Давно подмечено, когда человек занят делом, все его страхи и тревоги как бы отходят на второй план. Ему просто некогда об этом думать. Вот и я отдалась борьбе с водной стихией. Получалось, честно скажу, не очень.

А чего ты, собственно, хотела? Ты ж не помповый насос?

Количество воды на дне нашей лоханки немного уменьшилось. Зато и я снепривычки совсем умаялась. Да, а что Сона? Нэдина вкалывает, как папа Карло, а это юное прекрасное создание сидит и смотрит вдаль. Прям русалка Ганса Христиана Андерсена в её рыжеволосом диснеевском исполнении. Тут такое зло меня разобрало.

— Сона! — гаркнула я, поддав носком сапога миску, отчего та, жалобно звякнув, отлетела к ногам девушки, — Черпай воду, я уже устала.

Рыжая, не проронив ни звука, механически принялась за работу, а я в изнеможении откинулась назад, опершись о борт. Что там у нас? Берег приближается, но и давги тоже. Кто быстрее, мы или они? Лодка Ансела оторвалась, они точно успеют причалить. Лишь бы наш гребец не выдохся. Вон как он дышит.

Похоже, это почувствовал и отец Фергюс.

— Хорх, давай я тебя сменю, — предложил он.

— Нельзя на ходу, — хрипло возразил воин, сплёвывая за борт сгусток тягучей слюны, — лодку перевернём. Я выдержу, не впервой.

И налёг на вёсла с новой силой.

Порыв холодного северного ветра налетел с моря. Кто бы мог подумать, что он будет так приятен. Ещё дуновение. Давги стремительно свернули парус. Пусть их движение и замедлилось, но течение и мощные гребки вёсел неумолимо несли их на нас.

Какая-то апатия охватила меня. А-а, будь, что будет. Вот только спокойно созерцать окружающую действительность мне не дали. Над рогатой головой монстра пронеслась тень. Ба-бах! Дротик ушёл под воду рядом с лодкой, но фонтан брызг накрыл нас с головой.

— Еб…ый ваш рот! — вы думали, это крикнул Хорх. Не угадали. Это святой отец высказал адептам Хаоса накопившееся в душе, добавив ещё напоследок «пару ласковых».

Однако, словами делу не поможешь. На воде морские разбойники были в своей стихии. Сейчас, поняв, что первую лодку им не догнать, они стремились перехватить наше судёнышко, отрезав его от берега. Для этого, они взяли ещё левее.

— Вам не уйти! — шептала вода, ударяясь в чёрный борт шига.

— Вам не уйти! — злобно скалился рогатый монстр на носу.

— Вам не уйти! — скрипели снасти.

— Вам не уйти! — вторили им вёсла.

— Хрен вам! — не согласилась с ними мель.

Нависший над нами чёрный корабль, на палубе которого маячили злобные адепты, выбиравшие себе среди нас бедных-несчастных цель для броска дротика или топора, будто наткнулся на невидимую стену. Хрясь! На борту ладьи крики и ругань. Сверху посыпались внезапно вырвавшиеся из рук владельцев смертоносные орудия, не причинив нам особого вреда. Фергюс отбил один дротик. Второй пролетел мимо, стукнув древком по спине Сону. Та вскрикнула.

— За борт! — бросился в воду Хорх. Следом, столкнув с лодки зазевавшуюся рыжую, как небольшой кит, подняв фонтан воды, плюхнулся патер. Метнув за борт мешок, я последовала за ними, уйдя в воду с головой. Вовремя! Наткнувшуюся на мель ладью, разворачивало к нам бортом. Давги опомнились. В нас полетело всё, что можно метать. Вода вокруг забурлила, только теперь нас прикрывал борт лодки, куда, пробив доски, сразу же вонзились два дротика.

Намокшее платье потянуло меня камнем вниз. Я попыталась ухватиться за скользкое дерево. Ничего не вышло.

— Вперёд, нэдина, берег рядом, я уже стою, — подхватил меня Хорх.

Мы рванулись из последних сил. Вот же они, камыши — рукой подать. Воин вскрикнул, качнувшись вперёд.

— У-у, гады, в спину, — заскрипел он зубами.

Забросив меня на плечо, Хорх дёрнулся влево, потом опять влево. Фырр. Прорезав воздух и, крутя, как пропеллер, рукоятью, в зарослях исчез боевой топор. Еще прыжок. Вправо, влево, опять вправо. Воин, сбивая прицел, петлял, как заяц. Правее, задрав платье до груди, сверкая голой задницей и высоко поднимая ноги, по воде, как лань, скакала Сона. За ней, не обращая никакого внимания на свистящую вокруг смерть, рассекая волны, как броненосец «Потёмкин», не шёл, а, буквально, ломился отец Фергюс.

— Фух! — плюхнув меня в воду, лишь только мы заскочили в заросли, выдохнул Хорх, вытирая пот со лба, — Сейчас отдышусь, и двинемся дальше. Или бегите одна, нэдина, я их задержу.

— Куда тебе, посмотри, их сколько! — крикнула я, раздвигая камыши.

Чёрная ладья скользила вниз по реке, а с неё в воду прыгали всё новые и новые давги.

— Лучше помоги, — сказала я, вспарывая кинжалом подол платья.

— Да вы что, нэда, — изумился воин, видя, как от юбки остаётся такое мини, что и Маша Распутина постеснялась бы надеть.

Нашла с кем сравнить, она в своё время в одном пиджаке выступала.

А певица Мадонна?.. Н-да, тоже неудачный пример.

Иные времена — иные нравы.

Вы думаете, почему ужаснулся Хорх? Думал, что у меня, как у Соны под юбкой ничего нет. В смысле, кроме меня.

Нижнее бельё в этих краях носили только зимой. Мужчины — рубашку и кальсоны, женщины поддевали короткие штанишки. Не знаю, как в столице, а здесь в провинции ни до каких изысков с кружевами дело пока не дошло.

Чтобы не бегать в чём мать родила, ведь сразу было ясно, что в платье через дебри, хоть камышовые, хоть лесные, мне от дваргов не убежать. Пришлось прихватизировать у брата штаны от старого костюма, который теперь ему был мал.

М-да. А ничего, миленько получилось: платье, теперь его остаток — тёмно синее, штаны — фиолетовые. Если б они ещё не были размера на три-четыре больше, чем надо. А то в них только гопака плясать.

Хорх усмехнулся и помог мне обкорнать платье сзади. Вся процедура заняла три-четыре минуты.

— Кого, ж это вы, нэда, ограбили?

— Потом расскажу, сейчас не время! Ты беги вперёд, а я попробую спрятаться.

— С меня ваш отец потом голову снимет, — покачал головой воин.

— Не спорь, вперёд!

Хорх бросился прямо, потом по какой-то тропинке, уходя в сторону леса, а я побрела вправо, к протоке. Может, удастся затаиться. Вот она, вода. Сейчас срежу камышинку и сделаю из неё трубку, чтобы дышать под водой, как индеец. Вот только задумать проще, чем сделать. Наверно, я провозилась слишком долго: пока отрезала, пока продувала.

Я уж было собралась скрыться под водой, как сзади послышался шорох. Я не успела обернуться, как меня схватили за волосы и рванули назад со страшной силой. Тут же последовал вскрик, и меня отпустили. Я мгновенно обернулась. Чёрные сапоги, чёрные брюки, чёрная рубашка. ДАВГИ!!! Не раздумывая, бью кинжалом, который был зажат в правой, врагу в живот. Бежать! Срочно бежать!

Как в замедленной съёмке, бородатый черноволосый варяг падает на колени. Молодой он, или старый, крашенные волосы, или — нет, не разобрать. А за ним ещё. ЕЩЁ ОДИН ДАВГ!!! Да мне то и одного слишком. Кинжал потерян, воды по пояс, точнее, как говорил старшина в фильме «А зори здесь тихие»: «вам по пояс будет». Всё равно не убежать.

Я машинально откинула волосы за спину. Заколки! Эх, помирать, так с музыкой! Навершие в зубы, трубку к губам. Целюсь в глаз. Пфу! Словно почувствовав, гад загородился рукой. Иголка, воткнувшаяся в ладонь, его не порадовала. Глухо заворчав «чёрный» шагнул ко мне, занося секиру. Я отшатнулась назад, зацепилась за какую-то корягу. Новый выстрел смазался: целила в голову, попала в живот. Набалдашник заколки мигнул красным. Так это та самая?! Точно! Предсмертный хрип, пена на губах, и мёртвый разбойник валится на меня. Его ужасная секира падает в миллиметре от моего правого плеча. Меня опять окатило водой.

Хватит разлёживаться! Бежать! Бежать! За этими придут новые. Наверное, они вырвались вперёд, потому, что без доспехов. Им так было легче, и мне легче… их убить. Вот протока, кто-то снова ломиться через камыши. Скрываюсь под водой, лежу нешелохнувшись, дышу себе через трубку, как Чингачгук.

Настоящему индейцу завсегда везде — ништяк!

Заколыхалась вода. Какие-то слонопотамы быстро протопали сначала туда, потом обратно.

Левую руку кольнуло, или показалось? Я осторожно приподняла её и скосила глаза. Твою мать! Я чуть не подскочила. Здоровенная чёрная пиявка наслаждалась моей кровью.

Это уже я схватился левой за ножны, а правой прижал трубку к губам, чтоб не хлебнуть воды.

Я еле смогла успокоиться и восстановить дыхание. Кто знает, чтобы было со мной, если бы штаны не надела. Может, так и загрызли бы живьём меня эти твари. У-у-у, вампирские морды!

 

Глава 6

Сколько я пробыла в воде? Не знаю, мне показалось, что целую вечность. Потихоньку начала замерзать. Всё-таки не май месяц. А и май, в этих краях вода ну оч-чень прохладная, даже в разгар лета. А сейчас, судя по всему, дело шло к осени.

Стараясь не шуметь, я осторожно приподнялась, посмотрела по сторонам. Проклятая вода забила уши. Повертела пальцем, похлопала ладонью. Вроде слух восстановился, только кроме шума качающегося на ветру камыша, ничего слышно не было. Я поднялась, постояла немного, ловя каждый шорох. Да нет, ничего. Тихо. Осторожно побрела вдоль протоки, озираясь и вслушиваясь в наступившие сумерки.

Вы скажете — надо было спрятаться в камыши. И что бы я там делала. Брела, не зная куда? Спасибо! Я ж не дядя Стёпа, которому всё было видно за версту. Эти камыши (это я их так называю, потому, что очень похожи) и взрослому человеку были выше головы. А уж мне то? Так что лучше не спеша, потихоньку, полегоньку, вдоль протоки.

Солнце уже давно село. Небо быстро темнело, а от воды поднималась мутно белая пелена тумана. Стало прохладно, и меня била сильная, ну оч-чен-нь с-с-сил-льн-н-н-ая д-д-др-р-р-рож-ж-ж-ж-жь. О-хо-хо-хо-хо-хо-хо-хох. К-как ж-ж-же я з-зам-м-м-мёр-р-рз-з-зл-ла.

Вдруг мне послышался плач. Кто-то тихо скулил, прямо как собачонка побитая. Я подкралась поближе и выглянула из зарослей. Ну, ёкарный бабай. Это ж Сона, ну точно — её рыжие волосы. Хотела со всех ног броситься к ней — всё ж таки не чужой мне человек, но вовремя одумалась. Уж слишком беспечно я себя вела. Чудом выкарабкалась из таких передряг, где крутые чуваки давно сыграли бы в ящик.

Небось, читатели сейчас подумают: не ну мля, врут напропалую и не краснеют. И девка у них малолетняя мочит амбала за амбалом, и душа её мужская выскакивает каждый раз в нужный момент. Ну и что вам не нравится? Было б иначе — кто бы вам писал эти строки. В жизни и не такие совпадения случаются.

На этот раз я не стала искушать судьбу. Может, кто и ловит меня на Сону, как на живца. Поэтому я тихонечко прокралась по периметру. По-моему, я потратила на это бесполезное дело больше часа. Вокруг не было ни души. Уже никого не боясь, я шагнула из зарослей.

— Ой, кто здесь? — вскочила с камня рыжая.

Она что, меня не видит? Я вот её прекрасно различаю. Сумерки сгустили, но, вроде, не так уж и темно?

— Это я, Сона.

— Нэда! — обрадовалась та, — Хорошо, что я вас нашла!

Ну это ещё кто кого нашёл.

О мама дорогая! Девчушка так обрадовалась живому человеку, что тут же обрушила на меня такой словесный поток, что я подумала, а не лучше ли сбежать от неё обратно в кусты. Вот только слов было много, а информации не густо. Рыжая от погони сбежала, но отца Фергюса потеряла. Где Ансел и остальные, она тоже не знала. Ладно, хорошо, что помогла мне снять и отжать вещи. Потом мы по новой, уже вдвоём, выкрутили её платье. Вообще то платье — это сильно сказано. Так, длинная рубашка по щиколотку с узкой красной вышивкой по вороту, вот и все украшения. Сона свою одежду уже пыталась выжать, только одной ей это сделать было непросто. Всё ж таки вдвоём сподручнее.

Жалко, костра не развести. Было б светло, можно ещё походить вдоль ручья, поискать осколки кремния-фигемния, чтоб использовать, как огниво. Можно ещё сухие деревяшки тереть. Откуда такие познания? Я хоть курс молодого бойца — попаданца не изучал, но кое-каких премудростей нахватался. Рассказывали мне, бывало, наши «десантники» за лафетником — другим, как их учили выжить в экстремальных условиях. И кремний рубить, и рыбу коптить, а про то, как ориентироваться на местности — я вообще молчу. Вот только о том, как добыть огонь в тёмном лесу в кромешной тьме, они не сказали ни слова.

Если всё время таскать с собой зажигалку — никаких проблем.

Не потеряла б огниво — тоже горя бы не знала.

А рыжая?

— Сона, ты где свой мешок посеяла?

— Ой, он так на лодке и остался, но там кроме огнива, ложки… — девчонка стала с грустью перечислять всё нехитрое имущество, которого лишилась.

Я глубоко вздохнула.

— Ладно, пошли в лес, — сказала я, когда сонино словоизвержение кончилось.

— Ночью? И вам не страшно?

От воды в очередной раз пахнуло холодом. Не знаю, как в лесу, но тут мы точно заледенеем. Тем более, во влажной одежде. А, двигаясь, может, удастся немного согреться. О чём я и неприменула сообщить девушке.

— Там же может быть брэц и другие хищники, вы разве не боитесь?

А кто у нас этот самый брэц? Я покопалась в памяти Олы. Самого зверя она не встречала, но рисунок видела. Даже целую картину в Омморе. Отец заходил в гости к нирту Моорону-Брэцу, засвидетельствовать своё почтение. У того на стене и висело полотно, кстати, очень неплохо написанное. Не Микеланжело, конечно, но с уровнем антики или ренессанса вполне сравнимо. Брэц кидается на нарга, вцепляясь тому в шею, а в это время рыцарь поражает его копьём.

Прям — святой Георгий.

Ола тогда спросила отца, кто это. Тот с усмешкой ответил, что дед нынешнего властителя Оммора. Брехня, наверное.

М-да, неприятное создание — россомаха-переросток.

Этой твари мы с Соной вдвоём на один зуб. И убежать вряд ли получится.

Что я ещё о ней знаю? Летом отжирается, зимой впадает в спячку, как медведь. Весной зверь точно бродит голодный, но сейчас конец лета — начало осени. Охотится ли брэц у воды? Откуда мне знать.

Ещё где-то здесь может бродить калам — лесной кот. Размером чуть поменьше рыси, и так же, как она, любит бросаться на свою жертву сверху, из ветвей. Вот такой забавный зверёк.

Вы думаете, мне хочется лезть в эти девственные дебри, где может быть полным-полно таких милых зверушек? Нет, я ещё не окончательно сбрендила. Но и стоять на берегу, как дура последняя, когда кругом рыскают враги, мне тоже не хотелось. Кстати, где они?

— Сона, а где давги, ушли?

— Нет, что вы, нэда, они на своём шиге. Причалили к берегу.

— А ты откуда знаешь?

— Так я сначала убежала от них, а потом вернулась к реке посмотреть.

Вот же ж бестолковка ходячая. Битый час молола всякий вздор, а самого главного не сказала.

— И тебя не поймали?

— Я тихо умею ходить, а давги…

В общем, поведала она мне свою эпопею. Не буду утомлять вас её болтовнёй и бесконечными переспросами, к которым мне приходилось прибегать, чтобы хоть как-то сориентироваться в этом словесном потоке, который мне с трудом удалось направлять в нужное мне русло. Вкратце дело было так.

Сбежав от преследователей, девушка осталась одна. Побродила по берегу, никого не нашла и решила вернуться. Давги никуда не делись: сновали вдоль берега, стаскивали мёртвые тела, грузили на ладью. При Соне как раз притащили двоих, может быть «моих», но как узнать — все они на одно лицо. Наших девушка не увидела. Ни живых, ни мёртвых. Пришлось возвращаться к лесу, идти ей туда одной было страшно.

Что ж, будем надеяться, что морские разбойники распугали всю живность.

— Ну что, Сон, пошли? — на сколько могла бодренько спросила я.

— Темно, нэда. Я боюсь.

Я взяла её за руку.

— Иди за мной и не трясись.

— А брэц?

— Ты на него хочешь поохотиться?

— Не-е-ет.

— Вот и я — нет.

— Надеюсь, что и этот гад нас не тронет, — шепнула я про себя.

Мы прошли совсем немного, выйдя на какую-то тропу.

Тоже мне тропа.

Что ты хочешь — звериная, но для этих нехоженых дебрей — прям-таки дорога, вымощенная жёлтым кирпичом.

Вот только не успела я обрадоваться, как впереди чуть правее, я услышала подозрительный шорох и хруст.

— Эй, кто там?

Чёрт, ничего не видно! Я напрягла зрение. Вроде бы две неясные тени тихонько крадутся к нам, прячась за деревьями.

— Ну чего молчите, языки проглотили? — крикнула я.

Если это давги, то давно пора делать ноги. Я осторожно освободила руку из ставшей железной хватки Соны.

— Как крикну — сразу бежим, — шепнула я ей.

— И кто тут такой грозный по ночам шастает? — послышался хрипловатый баритон.

Вроде по-нашему балакают. Свои — леворцы. А там кто его знает.

— А вы кто?

— Вежливая речь. Из благородных наверное?

Тут тоже принято «выкать» старшим и вышестоящим во множественном числе.

А обращаясь к подданным говорить «мы».

Вот только эти хмыри под определение «благородное сословие» вряд ли подпадали.

— Ну вас же двое? Или нет?

Удивлённое хмыканье, или показалось?

— Верно. Так кто вы? Вас ведь тоже двое?

Соврать? А смысл?

— Меня зовут Олиенн Вайрин Эсминн, нэдина форпоста У-Серебряной-реки. Со мной ещё одна девушка — Сона.

— Стало быть, вы дочь нэда Арида? Только нет теперь вашего форпоста. Сожгли.

— Не может быть! — воскликнула за моей спиной Сона.

Может, очень даже может.

— А вы, нэдина, вроде как и не удивлены?

Зато ты удивился.

— А зачем он им, на доски для шигов?

— Славно вы их подпалили. Только как?

— Каралар. Это такой большой арбалет, — пояснила я.

— Я знаю, что это за хреновина, — хмыкнули из темноты.

— Так вы стражники?

— В некотором роде.

— Мы свободные люди! — звонким голосом заявил второй.

М-да. Как там в фильме «Свадьба в Малиновке»: «Мы за свободную личность!» «Значит — будут грабить» — верно поняла Трындычиха.

Кого им тут грабить — брэцов и каламов?

Разберёмся.

— Ты, свободный! — крикнула я тому, что помоложе, — лук то опусти, а то стрельнёшь со страху!

А не хрен в меня целиться — не в тире.

— Было б кого бояться, — буркнул тот, но лук опустил.

— Вот что, красны-девицы, идите-ка вы вперёд по тропке. Так и выйдете к нашему лагерю.

— А вы? Нам одним страшно! — стуча зубами, выкрикнула Сона.

— Мы за вами пойдём. И не трясись так. Нэдина вон твоя ни капли не боится.

У-гу, не боится. Мне что, отчётливей дрожать? Сразу видно — эти двое не в ладах с законом. А тут их целый лагерь.

Делать нечего, мы пошли по тропке куда сказано. Куда ж было деваться? Наши сопровождающие неотлучно крались следом. А, может, и не крались, а всегда так тихо ходят.

Не помню, где слышал: «Лес, он шума не любит».

Шли мы довольно долго. Такое было впечатление, что ходим кругами.

Партизаны тоже петли нарезали, выводя немцев к засадам.

Вот и нас кто-то окликнул хриплым голосом.

— Кто идёт?

— Эти девчонки с нами, — отозвался наш старший провожатый.

— А это ты, Марг. Что узнал?

— Не при них.

К тому времени, как мы дотащились до лагеря, я уже стоптала ноги по колено. Чьё это пристанище, кто ту поселился, меня ничто не волновало. Да хоть демоны бездны. В голове было только: «Спать, спать, спать». Ещё немного, и на ходу бы уснула.

Нам с Соной отвели на двоих маленькую палатку.

Палатка — это сильно сказано. Просто — матерчатый навес «домиком». На земле — охапки веток.

Рыжая помогла мне раздеться. Сама бы точно не смогла, как стояла, так и упала бы.

— Ой, нэда, у вас кровь, — разглядела она ранки в слабом свете костра.

— Где? — ну на левой руке понятно — от пиявки. А ещё?

— На руке и на шее, — девушка показала, где именно с левой стороны.

— Пройдёт, — буркнула я.

Сона, завёрнутая в какую-то видавшую виды простыню, унеслась сушить наши вещи. Несмотря на выпавшие испытания, энергия из неё опять била ключом. Тут, среди людей, она чувствовала себя в своей стихии, такой знакомой и понятной.

Оставшись, в чём мать родила, я завернулась в одеяло и завалилась на лежанку из веток. В тот миг они показались мне пуховыми перинами. Пусть укутывавшее меня старое шерстяное покрывало было тонким, но в нём было уютно и тепло. Волна блаженной истомы прокатилась по телу, и я мгновенно уснула.

Пробуждение было не самым приятным. Какой-то гад, зажав правой лапищей мне рот, левой вцепился в горло. Бородатая морда, горящие глаза. Февр?!

— Всё, сучка малолетняя. Всё из-за вас проклятых. Благородные, мать вашу…

Наверно он хотел ещё много чего сказать. Только времени у него уже не было. Да и не подряжалась я слушать эти откровения.

Начала его тирады мне хватило, чтобы быстро освободить правую руку и нащупать одну из заколок, которые перед тем, как провалиться в небытие, я воткнула в матерчатый полог нашего пристанища. Ну не спать же мне с ними, так и порезаться недолго. Я ж не подушечка для игл.

Молниеносный удар. Серебряное жало с размаху вошло в ушное отверстие. Я ещё и пальцем надавила. Моего выпада злодей не заметил, да и не мог. Какой-то благодетель накануне основательно «наварил» ему в левый глаз, отчего тот «слегка» заплыл.

Несостоявшийся убийца с хрипом завалился на правый бок, прямо на спящую Сону. Та, ничего не соображая, вскочила и с диким криком вылетела из палатки, переполошив весь лагерь.

Наверно, со стороны это смотрелось бы забавно, вот только мне было сейчас не до смеха. Я с трудом пыталась отодрать ещё сильнее сжавшуюся лапищу со своего горла. Последнее, что помню, как кто-то ворвался в палатку, и тело Февра оторвали от меня.

Очнулась я, когда уже рассвело. Что это было — обморок или сон, даже не знаю. Как же мне было хреново. Голова будто чугунная, горло болит. Соны рядом нет. Одежды тоже. И куда она её утащила? Надо выяснить. Я попыталась встать и свалилась обратно, чуть не обрушив наше убежище. То ли в одеяле запуталась, то ли ноги совсем не держат. А кто это там разговаривает? Я на четвереньках осторожно подкралась к краю полотна и выглянула наружу.

О-о, да это наши ночные знакомые. Продолжая свой разговор, они остановились совсем рядом.

— …Да вы что, дядя, — ныл младший, — я что — телохранитель?

— Её ночью чуть не убили. Что ж ты, Тиб, сплоховал. А на тебя так рассчитывал.

— Так я ж лагерь охранял. А в него никто не входил и не выходил. Тот мужик в кусты сходил и обратно возвернулся. А в ту ли палатку он пошёл, иль в эту, мне ни к чему. Да и не видно это было, из лесу то. Только что вы так переполошились?

— А то. Ты знаешь, кто она?

— Простая девчонка, хоть и нэдина. Таких в Леворе тыщщи. Кто ж её хватится?

— Простая говоришь? Кольцо на пальце видел?

— Да ничего особенного — зелёненькое.

— Зелёненькое, — передразнил старший, — Ты знаешь, кто её мать? И кто дед? Хочешь, чтобы сюда нагрянули охотники из Вечнозелёного леса? Эти кого угодно из-под земли достанут. От них в лесу и шуга не спрячется.

Может этот, как его, Марг и рассказал бы своему опешившему племяннику ещё что-нибудь интересное, но в это время горло у меня запершило, и я раскашлялась в самый неподходящий момент. Старший тут же заглянул под полог.

— Подслушиваете, нэдина?

— Вы сами тут встали, — хотела возразить я, но из моего горла вырвался только нечленораздельный сип.

— Что? Вас не учили хорошим манерам?

Наверно этот зануда, уже успевший допечь собственного племянника, и меня бы отчитал, как школьницу. Только его благородный педагогический порыв пропал втуне.

— Бегите! Стражники! — что есть мочи проорал вырвавшийся с другой стороны на поляну хрипатый.

— Все в лес! — гаркнул Марг.

Видимо, к поспешному бегству обитателям лагеря было не привыкать. Похватав манатки, они мигом исчезли в разные стороны. Обо мне никто даже не вспомнил.

Ничего не поделаешь: спасение утопающих — дело самих утопающих.

Голая, босиком, закутанная в одеяло, которое волочилось за мной, как королевская мантия, я вылезла наружу. О-о, вот и моё барахло. Сушится на верёвке. Я напялила сорочку, чулки. Да-а, сапогам на вбитых в землю кольях таким образом ещё неделю сохнуть. Надо бы их поближе к огню, только кожу ещё надо уметь сушить. А то скрючит их так, что останется только выбросить.

Я с трудом натянула один сапог и взялась за другой. Затрещали ветки и из леса, как кабаны, вылезли два громилы. Судя по всему, те самые стражники, от которых попрятались обитатели посёлка. Они то сбежали, а вот я осталась.

— Эй, сюда! Я поймал одну сучку! — тут же заорал тот, что выбежал первым.

Здоровые лбы. Морды бандитские. Никаких признаков принадлежности к какому-то владетелю. Разберёмся. Я попыталась надеть второй сапог, но этот гад пнул меня тупым концом копья. Несильно, но этого оказалось достаточно, чтобы я повалилась на землю. Доблестный стражник довольно осклабился. Развлечение себе нашёл, гнида подмудная.

Я подобрала сапог. Сначала надо обуться, стала натягивать так, как сидела, не вставая. Было понятно, что подняться этот козёл мне не даст, так и будет сбивать с ног себе и другим на потеху. Тем более, что зрителей прибавилось — из леса вышло ещё полдюжины стражников. С фатализмом приговорённого к смерти, я приподняла ногу и взялась за голенище сапога. Но мой мучитель не успокоился. Ловкий удар по каблуку и твёрдый мысок сапога стукнул меня по толком не зажившей губе. Мля, больно то как. Бумс! В голове вспыхнуло солнце. Моё тело повалилось на землю.

Мой выход!

Когда тело девочки неуклюже упало, хмырь расхохотался. В толпе, что всё прибывала, тоже послышались смешки. Однако, представление забавляло не всех. Напарник придурка смотрел равнодушно. У некоторых за его спиной были сочувственные взгляды, а у одного вроде даже осуждающий. Но кто им эта девчонка, судя по всему дочка какого-нибудь разбойника или беглого холопа. Кто за неё вступится?

А гандонная база, затеявшая забаву, расхохоталась во весь голос. Содеянного ему показалось мало, он ловко перевернул и уже острым концом поддел подол платья. Педофил что ли? Не знаю, что он задумал, но это переполнило чашу моего терпения. Весело тебе, ну подожди мой сладкий персик. Шаг вперёд и со всего маха бью по яйцам.

— У-ы-о-о-о, — негодяй захлебнулся криком, схватившись за промежность.

А вот нефиг измываться над маленькими девочками. Теперь скулишь, согнувшись в три погибели, даже слёзы на глазах выступили. Удачно ты стоишь. Я отступил на шаг и примерился, чтобы ударом ноги высадить негодяю лишние зубы. Если получится, то все. Подпрыгиваю. Бабах! Будто что-то почувствовав, тот приподнял подбородок. А-а, тоже неплохо. Такие кульбиты раньше я видел только в кинофильмах с Джеки Чаном и индийских боевиках. Кулак главного героя ещё не достиг цели, а злодей уже отлетает на три метра. Зато тут получилось что надо. Не увидел бы собственными глазами, ни в жизнь бы не поверил.

— Кто колдует? Не сметь колдовать! — послышался по-мальчишески звонкий голос.

— Значит, у них какие-то амулеты или артефакты, — вихрем пронеслось в мозгу, — Домой! Срочно домой!

Падаю на землю и быстро прячусь в девичье тело.

Лишь раздался выкрик о колдовстве, как отряд воинов ощетинился копьями так, будто на него во весь опор мчалась имперская конница. Так, не будем делать резких движений, а то они какие-то нервные. Я неторопясь натянула сапог, встала и притопнула ногой, будто всё творящееся вокруг меня не касалось. И только после этого воззрилась на отряд. А я что, я ничего. Захлопала глазками, а они у меня голубые-голубые.

Вот теперь это был именно воинский отряд, а не шайка разбойников с большой дороги, которым он до этого казался. А по середине восседал принц на лихом белом коне — мечта всех Золушек.

Вообще то не на коне, а на нарге.

Но тоже белом. Он был безумно красив.

Кто, нарг?

Оба, и нарг, и принц. Нарг был восхитительный. Таких белоснежных Ола никогда не видела, даже в Омморе. Юноша тоже был красив.

Да ему и лет то было не больше, чем Лону.

Но ты посмотри, какие на нём доспехи, как в них искрится солнце, и как он держится в седле.

Ну прям Александр Македонский в юные годы.

Нет, ещё прекраснее.

Э-э-э, мать, уж не влюбилась ли ты?

— Ты кто такая? Колдунья? — сурово вопросил юный отрок.

Вернее он попытался это сделать на нижней тональности своего голоса, но в последний момент тот предательски «пустил петуха». Наваждение спало, и нимб над головой юного героя мгновенно померк. Уж лучше бы он рта не разевал.

— Ты глухая?

— Не-е-е, — мотнула я головой, но из горла вырвался лишь жалкий сип.

— Немая? — допытывался юноша.

— Не-е-е, — я вновь помотала головой.

— А почему молчишь?

Я молча показала на горло.

— А-а-а, горло болит, — догадался молодой человек.

Я радостно закивала. Не знаю, сколько бы ещё продолжался этот разговор немого с глухим, если бы на поляну не вышли ещё стражники, подталкивая перед собой мою Сону.

— Нэда, скажите им, что я с вами! — бросившись ко мне, закричала та.

Далеко убежать рыжей не дали. Подсечка древком копья, и она летит носом в землю. Девчонка вскакивает, её хватают за локти с двух сторон, чтоб не рыпалась. Тащат к нам.

— Что ещё за нэда? — выходит из ступора молодой предводитель отряда.

— Нэда Олиенн форпоста Серебряной реки, — одним духом выпаливает Сона, — У неё горло болит. А я при ней в услужении.

Юноша задумался.

— Стало быть, нэдина? — раздвинув первые ряды, выступил вперёд седой воин с мохнатыми бровями. Был он худ, но жилист и быстр в движениях. Он оглядел меня цепким взглядом карих глаз, — А чем вы можете подтвердить, что действительно дочь нэда Арида?

Я пожала плечами. Никаких верительных грамот не захватила. Откуда ж мне знать, что по эту сторону реки паспортный режим.

— А платье где?

— Порвалось, когда от давгов убегали, — пришла мне на помощь Сона.

— Тогда надень это, — старик бросил нам сушившееся рядом на верёвке рыжей, которое та поймала на лету.

Я с готовностью подставила руки. Сона накинула на меня свою рубашку. Она сидела на мне мешком и выглядела я, как пугало огородное. Но, что поделаешь, не полуголой же мне ходить. Сона и то выглядела лучше, от чьих то щедрот разжившись подходящим по размеру приталенным платьем. Хоть оно и было стареньким и линялым, когда-то красного цвета, а теперь розовато-бурого. Зато сидело на ней как надо, подчёркивая уже начавшие формироваться округлости. Я даже невольно позавидовала.

Седой оглядел меня с головы до ног и презрительно хмыкнул. Гнусный тип.

— Что встали, бездельники, — прикрикнул он на остальных, — обыщите лагерь!

— А вы откуда эту рыжую притащили? — набросился он на троицу, которая приволокла Сону.

— От ручья, — дрогнувшим голосом сообщил самый низкий из них, круглолицый и широкоплечий, с кривыми ногами и редкой щёточкой рыжеватых усов.

— Там ещё одна осталась, только мёртвая, — добавил длинноносый воин с узким лицом, стоявший справа за спиной кривоногого.

— Опять твои художества, Шамар? — прищурился старик, сверля взглядом низкорослого.

— А я что, я ничего, она сама кинулась, — попытался тот оправдаться.

— Он снасильничать её хотел, — вылезла моя рыжая.

— Так я по-хорошему пытался, полюбовно.

— Какое тут полюбовно, она ж беременная была! — вытаращила глаза Сона.

— Значит беременная баба на тебя, дурака, напала? А ты только защищался?

— Создать свидетель, Цырон, случайно меч выставил. Я ж не думал, что она с камнем бросится.

— С камнем? — седой требовательно взглянул на рыжую.

— Да, — кивнула та, — Но ведь это ж всё равно убийство?

Старик стал мрачнее тучи. Глаза сверкнули.

— Молчи, — дёрнула я Сону за рукав.

— Но как же, нэда?

— Молчи, тебе говорят, — прохрипела я.

Зыркнув на меня, старик скривил рот ещё сильнее.

— Что стоите олухи, волоките тело сюда.

— Так она ж в ручье? — удивился Шамар.

— Вот и лезьте туда за ней. Будет вам, дуракам, наука. Разбойников и беглых надо живьём брать.

Вся троица, понурив головы, поплелась в указанном направлении.

— Сержант, ещё двоих нашли, — подбежав, доложил угрюмый крепыш, что был вместе с «шутником».

Кстати, а где поверженный мной злодей? Его уже куда-то утащили, зато к кострищу за руки, за ноги выволокли Февра. Следом принесли девчушку моего возраста, метавшуюся в бреду. Она слабо стонала. Через распоротый правый рукав было видно её руку грязно-фиолетового цвета. В-в-в. Меня аж передёрнуло. Седой тоже скривился.

— Вспорите ворот! Что стоите! Не мне ж это делать! Ты, Вэрд, — бросил он крепышу.

Тот, недолго думая, поддел кончиком меча ворот рубахи и распорол её до пупа, затем отбросил ткань, обнажив правое плечо и грудь. Мама дорогая, плечо вообще казалось чёрным. Я отвернулась. Сона, ойкнув, бросилась в кусты. Видать желудок не выдержал. У меня тоже комок подступил к горлу. Да что я, вокруг половина стражников стояли с зелёными лицами. Нэдин, успевший слезть с нарга и подойти, был белее мела. М-м, а что за символ у него на тряпке, что надета поверх доспехов.

Это — сюрко.

Только здесь оно называется варэтэ. Изображена на нём была чёрная гора на жёлтом поле — герб нэда Лесного Предгорья.

Стало быть — это его сын. Скорее всего — младший.

— Не жилец, — оглядев меч, не испачкался ли тот, невозмутимо констатировал «квадрат», которому, похоже, всё было по… по барабану.

Ну да, что… подтаскивать, что… оттаскивать.

— Надо бы добить, чтоб не мучилась, — через силу просипел бывший принц, разжалованный мной в рядовые.

Седой оценивающе посмотрел на меня из-под кустистых бровей.

— Так ведь, нэдин Шимон, это люди нэда Серебряной реки. Ведь верно?

Я кивнула. И куда клонит этот хмырь?

— Значит, и лишить жизни их может только он. Или тот, кто его здесь замещает, — криво усмехнулся он в конце своей тирады.

— О чём ты, Цыр? — «не въехал» юный господин, уставившись на своего подчинённого (скорее наставника и няньку) сморщив лоб и сдвинув брови.

В отличие от него мне не понадобилось такой напряжённой умственной деятельности, чтобы понять, что происходит. Протестировать меня решил, хорёк седой? Нет проблем. Я сделала шаг вперёд и протянула правую руку.

— Что? — не понял сержант.

Я показала на кинжал. Скептически скривив губы, воин без слов передал его мне. Подошла к девочке, та лежала на спине, тяжело дыша. Глаза были закрыты. Тем лучше. А-а, я же о таких обрядах и представления не имею. Надо спросить.

— Сердце или горло? — просипела я.

Юноша повернулся ко мне, старик сдвинул брови. Проклятье, и Сона куда-то подевалась, она бы меня поняла. На себе такое не показывают, но что поделаешь. Ладонью левой руки я коснулась горла, потом — сердца.

— Ну с перерезанным горлом вряд ли кто-то желает предстать перед Создателем, — заметил Цыр.

Рука с кинжалом взлетает вверх. Падаю на правое колено и вонзаю лезвие в левую сторону груди, там, где сердце. Тело девочки дёргается, слышится предсмертный хрип. Тёмная струйка крови, показавшаяся мне чернее ночи, вытекает изо рта. Дёргаю кинжал на себя. Хренушки. Смотрю на Цыра. Тот уже не кривится.

Что, старый бэмс, я по твоей шкале ценностей из никчёмного убогого создания переместилась куда-то выше? То ли ещё будет. Рывком встаю, меня пошатывает, коленки предательски дрожат. Делаю шаг в сторону, показывая на кинжал и мотая головой. Дескать — нет, не осилю. Сержант тоже молча шагает вперёд, наклоняется, выдёргивает клинок. Я хватаю его за рукав.

— Что?

Протягиваю руку за кинжалом. Он машинально подаёт. Захотела бы — запросто могла б пырнуть.

Ну это ты загнула. Всё ж таки он опытный воин — успел бы перехватить.

А вдруг — нет? Сколько таких погибло, недооценив противника.

Не стану спорить. Факт, что ты такой глупости не сделала.

Тогда надо было бы и остальных валить. Мне это надо?

Я взяла кинжал и обошла мёртвые тела. Непомню, говорила или нет, что они лежали ногами к головам? Так знайте. Присела у головы Февра и, предварительно вытерев о его рубашку ножик…

Кинжал.

Да какая разница…принялась выковыривать свою заколку. Надо сказать, что та поддалась не сразу, пришлось повозиться. Я так увлеклась, что аж язык высунула. Слегка. Наконец глубоко засевшая шпилька была извлечена, и я, не торопясь, вытерла о рубаху моего несостоявшегося убийцы сначала её, потом кинжал. Сунула заколку в волосы. Встала. Проклятье — ноги не держат. Покачнулась.

Хорошо, что Сона вовремя подскочила меня поддержать. Но какое у неё было лицо. А у остальных. Казалась ещё секунда, и отряд стражников ощетинился бы копьями. Кого ж они так перепугались? Неужели меня родимую?

Я протянула кинжал сержанту. Чего это он замешкался? А-а, лезвие в его сторону. Подбросила на ладони, перехватив его наоборот. Цыр буквально выхватил оружие из моих рук и быстро сунул в ножны, даже не проверяя чистоту лезвия. Не-е, ну чего это они на меня так уставились? У меня что, клыки выросли или когти?

— Э-э, нэдина, а не отдадите ли вы мне свою шпильку?

Какой-то он вежливый стал, аж жуть берёт. Ну не драться же мне с ним. Я протянула серебряную иглу. Сержант сгрёб её и протянул юноше.

— Нэдин Шимон позаботится о вашей собственности и вернёт её в целости и сохранности.

— Сона, — прохрипела я, — передай нэдину Лесного Предгорья мою благодарность.

И упала в обморок.

Следующие трое суток помню, как в тумане. То меня куда-то несли, то я ехала на трясучей повозке, считая своим несчастным телом все кочки и ухабы. Более-менее отчётливо, в памяти запечатлелось лишь три момента.

Разговор, выплывший из полусна-полудрёмы. Юного прынца и его сержанта. По-моему, это были они.

— …Не знаю, кто она ваша милость, но будь у неё в руках сосновая иголка, я вас вдвоём без надзора не оставлю. И вам советую быть начеку.

— Она всего лишь слабая девчонка. От вида крови в обморок хлопнулась, — презрительно произнёс, будто выплюнул молодой олух.

— Не-е, — возразил старик, — не от этого. Жар у неё, сильный жар. А с кинжалом как управляется? Если верить служанке, которую я расспросил, она уже убила две дюжины давгов.

— Врёт поди? — не поверил юноша.

— Конечно врёт, но что это меняет? Те двое — отец и дочь — её рук дело. Вы ж сами видели. Да и кольцо на пальце, а я, старый дурак, сразу не приметил, будто кто взгляд отвёл. Так что вы будьте поосторожнее, неизвестно кого нэд Арид из своей дочери вырастил…

Что зауважали, волки серые.

Опять забытье.

Следующий раз меня разбудили посреди ночи, грубо пхнув в сторону.

— Ну, вот так-то лучше, а то разлеглась тут, сучка малолетняя, как королева.

Это что, тот самый сморчок кривоногий? Его напарник приглушённо загыгыкал.

— Будешь послушной девочкой, мы доставим тебе удовольствие, а закричишь, мы тебя ножичком чик-чик, понятно? — это он Соне, вертя кинжалом перед её носом.

Та в ответ что-то промычала. Колченогий убрал руку, которой зажимал девушке рот.

— Кивни, если ясно.

Девчонка закивала. А что она могла сделать?

— Подвинься, сказал, — пнул он меня кулаком в бок.

Больно то как, аж искры из глаз посыпались. Я закусила губу. Рука с кольцом дёрнулась вверх. Вспышка.

Нет, как же вы меня достали. И развернуться негде в этом фургоне. А кривоногий уже задрал Соне платье и спускает штаны. От предвкушения удовольствия чуть слюной не захлёбывается. Я, как лежал на спине, так, не вставая, и впечатал подошвами обеих ног ему в пах. Как он завыл. А его напарник изумлённо уставился на неподвижное тело Олы. Я хотел было взяться за него, но тут накатила такая слабость. Видно мои душа и тело накрепко связаны. Впрочем, чего тут удивительного. В изнеможении я откинулся назад.

Последнее, что я увидела и услышала, перед тем, как снова провалиться за завесу беспамятства, как Сона, не будь дура, вцепилась зубами в руку второго насильника. Как же он заорал, нам, бедным девушкам, и «Помогите!» кричать стало ни к чему — сразу весь лагерь на уши встал.

Потом, словно через пелену тумана, шум беготня, крики, меня опять трясут.

— Вы что не угомонитесь? Опять колдовали?

С трудом фокусирую взгляд. Опять Цыр, позади — нэдин Шимон.

— Кто он вам? — хриплю.

— Не понимаю, — мотает головой сержант.

Да всё ты понимаешь, хмырь болотный.

— Займите делом своего родича и его друзей, чтобы не искали приключений на свою жопу и свой… и всё остальное, — из последних сил сиплю я. Голова кружится, падаю.

Последние, что вспоминается. Уже рассвело. Лучик света прорывается за полог нашей кибитки и на полотне дрожит и пляшет солнечнй зайчик. Нет, ну к-как-к ж-же т-т-тр-р-ряс-с-сёт-т н-на эт-т-тих-х ух-хаб-б-бах-х.

Слышу какое-то нытьё.

— Цырон, ну Цырон.

— Я для тебя — сержант, так меня и называй. Шутки кончились. Раз до тебя не доходит через голову, значит, будет доходить через руки и ноги. Мне потом твои отец и мать ещё спасибо скажут.

Подползаю к щёлке. О-о-о, да это ж мои знакомые. Цыр поскакал на нарге вперёд, а «колченогий» и «шутник» ковыляют за повозкой, таща на руках здоровенные камни.