УГОВОР

У Горы отец авиатор. В кожаных сапогах, брюках. Тужурка с меховым воротником. Шапка с ушами. Схватит сына, подкинет на колени.

— Ну, как, товарищ, — спрашивает, — полетишь со мной?

Гора быстро:

— Полечу.

— А не боишься?

Пришел отец с работы. Умывается. Переоделся и сел за стол обедать.

— Мать! — говорит он, прожевывая хлеб, — Горку я с собой беру.

Мать разливала суп, остановилась с ложкой на полдороге. Удивленно посмотрела.

— Ну, как бы еще! Ты выдумаешь.

А отец, нагнувшись над тарелкой, моргает Горке.

— Поедем… Не бойся!

Гора рад, знает, что отец сдержит слово.

Мама кусает губы.

— Гора! — на сына, — не болтай ногами. Ешь! И не кроши под столом.

— Я не хочу есть.

— Не хочешь — вылезай.

Горке того только и надо. Скорей на улицу к товарищу.

— Валька, Валька! Я еду с папой на аэроплане!

Вальке завидно.

— Ну, да, полетишь. Рассказывай…

— Мама с папой уже сколько раз летала и летом и зимой. А я еще нет.

Валька молчит.

 

ЛЕТУЧАЯ МАШИНА

Далеко от Москвы верст за тысячу, или две в одной деревушке жили-были деревенские ребята: Кирюха, Илюшка Филин, а звали его потому, что у него были круглые глаза и уши торчали, как у филина. Еще ребята: Иван Конопатый, да Аркашка.

Любил Кирюха с Филиным плотины прудить, весь день бывало возятся в грязи, колодцы какие-то роют.

А то начнут мельницу строить. Бочку найдут, ось в нее вставят, крылья приделают. Только не вертится сама мельница от ветра, приходится вертеть руками

Как-то на праздники сидел в гостях у Кирюхиной матери Пашка Кривой — писарь сельсовета. Пил чай и рассказывал, что есть-де, мол, такие машины, аэропланты, на которых будто бы люди по воздуху летают.

Вытаращил Кирюха на Павла глаза.

«Как же это летать? — думает, — вот телега легче машины-то, а ее нешто сдвинешь с места? А тут летать…»

Ефим Кочетков, тоже гость, допил пятый стакан.

— Благодарствую за угощеньице, — проговорил он, оправляя свой поясок, — да… аэроплант это такое дело… Оченно их много было на фронте…

Ефим Кочетков недавно пришел из Красной армии. Много повидал кой-чего.

— Да… Бывало, как стая вороньев кружит над твоей головой. Идем, этта, мы в наступление у польской границы. Вдруг — жужжит… Что такое? Задрали головы — не видать. Слышим-команда. «Рас-сыпайся…а…» А сберху бомбочки. Трах… Трах… Мы кто куда… — и начал рассказывать Ефим, как было дело на фронте.

Заслушался Кирюха про летучую машину, всю охоту к другим забавам отбила. Пристает к Пашке Кривому:

— А какие у этого аэроплана крылья и хвост? Длиннущий, верст десять?

— Эх, Кирюха, елова голова! — засмеялся Пашка, — совсем без хвоста, а только с рулем. В этом-то и вся штука…

И прищелкнул пальцем.

 

ОТЕЦ ЗА ГОРКУ

Уже весна. Земля за городом покрылась новой, зеленой травой. Бегает Гора с отцом на аэродром пристает к нему каждую минуту.

— Папа, когда полетим?.. Пап…

— Постой, Горка, — успокаивает отец, — потеплеет маленечко. Тогда тронемся…

— А куда, пап, куда? — и опять жеребенком около него.

— В деревню. Далеко. Вот я жду маршрут, путевку.

Гора, сломя голову, к матери.

— Мам! Мы с папой в деревню летим.

Мама сердита.

— Ты, Гора, лучше не думай. Я тебя никуда не пущу.

Горка в рев. Отец не выдержал.

— Ах, Нюта! — крикнул он на жену. — Что ты расстраиваешь мальчишку? Мамкиным сынком хочешь его сделать? Давай ему возможность больше развиваться. Небось, голову не свернет..

Отец долго бранился с матерью, а Гора в своей кровати не мог заснуть.

— Мама… Мамочка. Пусти, — шептал он, засыпая.

 

ЗАТЕЙЩИК КИРЮХА

Аэроплан совсем сбил с панталыку Кирюху. Начал парень бумажные змеи клеить. Сидит на полу и только и режет планки. Из муки клей замешивает.

Бумаги у того же Пашки Кривого выпросили, он как секретарь — много бумаги всякой держит. Большую газетину дал.

Филин тоже большой мастак насчет змеев. Умеет с трещотками делать.

У Кирюхи одна дума-аэроплан. Чешет вихры.

— Ну, вот тебе змей! — рассуждает, — пусти его навстречу ветра и взовьется, как голубь. А как же люди-то тут? Где сидят?

Взял Кирюха к змею своему прилепил такую сумочку, насовал всяких жучков, да букашек и червяков. Ну, что же? Полетели кверху. Все, значит, от ветра зависит.

Еще лучше можно сделать, если змей с фонарем под небо запустить?

Ребята согласились сообща змей такой делать. Ванька Конопатый у бабки свечку-огарок стащил. Пристроили… У Илюшки спички.

— Вечером пущать будем! — решил Кирюха, — только, Филин, давай длиннее бечевку: твою и мою вместе.

Долго у них не выходило. Только пустят — тухнет. Наконец Кирюха догадался откуда ветер задувает, заделал беду.

Вот и запустили ребята на выгоне. Летит змей с огненным глазом, виляет хвостом.

Ребята плясать.

— Змей Горыныч! Вот так Кирюха!

Выбежали бабы смотреть на затею ребят.

— Ровно звезда какая… — удивляются, качают головой. Старухи крестятся.

Уже совсем стемнело. Пора на ужин звать. Старики на завалинках сидят. Бросили про свои дела рассуждать, на змей поглядывают.

— Ишь ты, до чего додумались… Шуты гороховые.

Но вдруг фонарь стал моргать.

— Сглатывай! — кричит Кирюха, — свеча, значит, догорела.

Нечего кричать теперь. Поздно. Змей оторвался от бечевки и горящим комом, полыхая и кувыркаясь в воздухе, пошел книзу.

— Горит!.. Горит!..

Бросились за ним. Змей, все ярче загораясь, опустился на крышу большой избы.

— Караул! Батюшки! Горим!.. — выбежали бабы из ворот.

Кто за ведрами, кто с вилами. На крышу полезли. Затушили.

— Хорошо, что на соломенную крышу не сел, — охали мужики, — а то такого нам красного петуха пустили бы…

— Гляди, какой ветер… Всю деревню на смарку бы.

Филин, Илюшка и Конопатый уже давно дали стрекача.

А Кирюха попался деду Нефеду.

— Вот тебе, — волтузил его за вихры дед Нефед, — вот тебе, затейщику…

Здорово досталось Кирюхе.

 

В ПУТЬ-ДОРОГУ

«Утро вечера мудренее. Наперед не загадывай!»-так всегда Горин отец приговаривает.

Вчера одно говорили, а сегодня по-другому вышло. Приходит отец домой, бросает свои большие рукавицы, кричит Горке.

— Ну, товарищ! В субботу мы того… отправляемся.

И вот до тех пор, пока мать не сдавалась- не раз ревел Гора, — а теперь, когда увидела, что дело не на шутку, стала собирать их в путь-дорогу.

— Наверху холодно, — рассказывает отец, — одевай его теплее

Мама сшила настоящую шапку-финку с ушами. Ходит Горка в своей финке и хвалится перед Валькой.

— Вот видишь, мы и улетаем!..

В последнюю ночь Гора в своей кровати уже летел по воздуху, размахивая руками и ногами.

Проснулся чуть свет и, надев свою финку, ждал, когда отец проснется.

 

МОСКОВСКИЕ ГОСТИ

Весь день ребята на лугу играли — Кирюха коноводом. И когда солнце стало меньше припекать и тени от деревьев становились длиннее, ребята, искупавшись в последний раз, собрались домой итти.

Место ровное, большое. Ранней весной сколько здесь колокольчиков лиловых, сколько полевого луку Ешь — не наешься. А сейчас щавелю много.

Вдруг Кирюха повернул голову. Не то трещит что-то, не то шипит. Затихнет и снова начнет трещать.

Вертят ребята головами туда-сюда, вверх-вниз. Нет, ничего не видно. Трещит, да и на!

Филин первый заметил.

— Гляди-ка, сюды летит…

На солнце больно глядеть, наставили руки к глазам, правда видно: большая серая птица летит.

— Кто это?…

А птица все кружится над лугом, блестит на солнце, фырчит сердито…

— Гляди, гляди! Крыльями не машет, повороты делает…

— Суды прет, суды!.. — визжит Илюшка.

Птица пофыркивает, дым из себя испускает. Целое облако… И вдруг прямо на них и не птица уже, а что-то не то ящик, не то рыдван.

— Это чудо-юдо!.. Тягай дальше. Сядет и придавит… Одно мокрое местечко останется…

Илюшка с визгом летел к опушке. За ним Аркашка, Ванька Конопатый. А Кирюха, как остолоп, вроде прирос к земле.

— Беги Кирюха!.. Слопает…

Так и есть — садится. Кирюха тоже дал стрекоча.

— Фры…ы… Фры…ы…

Оглянулся, видит, уже чудо-юдо катится на колесах по полю. Впереди на носу вертится вроде мельницы и все тише, тише, пока совсем не перестало.

Ребята сидят в кустах. Все видно. Вон вылезают из ящика черные люди. Двое. На шапках большие очки блестят. В рукавицах. Обходят чудо-юдо.

Стоят, разговаривают. На деревню рукой показывают.

Кирюха тихонько вылез из-под куста. За ним Филин. Зайцами поглядывают.

Их заметили. Стали рукой махать.

— Эй, эй!..

Илюшка шикает в кустах.

— Пригнись, Кирюха, пригнись… Утащит и слопает.

Черные люди пошли к опушке.

— Эй, ребятишки! Иди сюда!..

Кирюха за одно дерево с Филиным.

— А вы кто такие? — крикнул он.

— Мы?.. Мы из городу, из Москвы. Да что вы там прячетесь? Не бойся!..

— А зачем вы к нам приехали? — спрашивает Филин.

Черный высокий еще ближе подошел.

— Ребятишки! Где у вас тут сельсовет?-

Высокий человек, как человек. Говорит просто, не страшный. Только одежа больно у него чудная. Вся кожаная, шапка с ушами и на лбу стекла.

— Мы-летчики. Из города. У нас аэроплан испортился.

Тут уж больше криков ребят Кирюха не слышал — он бежал прямо к аэроплану. Навстречу из деревни на выгон тоже бежали мужики и бабы.

Окружили сразу. Осмелились, давай щупать и ковырять. Машина горячая, чуть-чуть поднимался пар кверху.

Высокий летчик открыл дверцу в боку аэроплана, закричал кому-то:

— Ну, Гора, вылезай! Приехали…

Вышел мальчик с белым лицом, в чудной шапке, такой же, как и у летчиков.

— Мы развозили литературу, — рассказывают гости-летуны, — бензин из бака потек. И чтоб хуже не было, решили снизиться. Увидели хороший ровный луг, нот и спустились.

 

НОВЫЙ ТОВАРИЩ

На другой день, чуть свет, народ уже вертелся около московских летунов. Кирюша с товарищами впереди всех. Во все штуки заглядывают. Ползают на корточках, винтики, паклю подбирают. Бензин понюхали.

Другой, пониже, летчик-моторист кряхтит и вздыхает. Весь измазался в бензине и масле. С щипцами в руках рылся в стальном брюхе аэроплана. Сердится-дело не выходит.

— Тьфу!.. Придется все разбирать… Задержимся с неделю, — бурчит он, — отойди отсюда, мальчики! Не мешайте!

Ребята на секунду шарахались, а потом опять снова подбирались.

Около высокого летчика все время жался белый мальчик. Поглядывал с недоверием на деревенских ребят.

— Эй, ты! — поймал высокий Кирюху, — ты, кажется, парень смышленый… Вот вам, ребята, новый товарищ, — казал он на Гору, — ступайте, играйте, а здесь и вправду не мешайте…

Гора исподлобья поглядывал на ребят. Кирюха подошел первый.

— Тебя как звать? — шмыгнул он носом.

— Гора.

— А меня Кирюха. Пойдешь купаться?

Гора молча кивнул головой.

Моторист опять заругался:

— Ну, айда, отсюда! — махнул он рукой. — Не до вас тут… Пшли!

Ребята побежали к реке. Илюшка впереди на ходу стаскивает рубаху.

— Ты не умеешь плавать? — спрашивает Кирюха Гору.

— Нет.

Вот и речка. Не особенно глубокая, мужику по горло, а чистая. Главное, мягкое дно выстлано песком. На том берегу росли ветвистые ивы, а дальше тянулись сады. Ребята поскидали портки и сложили в кучу.

— Ты какой белый… — проговорил Филин, разглядывая Гору, — а что у тебя креста-то нет. Гора оглядел ребят. У них, у всех на шее медные и костяные кресты на шнурках.

— Мы не веруем. У нас в городе бога  нет, — ответил Гора, — и в школе нас так

учат.

— У тебя отец нешто коммунист?

— Нет. Мой папа красный летчик, — рассказывает Гора. — Папу на плакатах рисовали. Расклеивали по всему городу.

Илюшка уже болтыхался в воде. Кричал издалека:

— Тут с головкой! — поднимал руки кверху и тонул в воде. Потом — всплывал и кричал:

— Гляди, я по-лягушечьи умею плавать.

— А ты, как пароход, — просил Филин. Илюшка фыркал, брызгал ногами, плыл, как пароход.

А Филин нырял рыбой, и только ноги мелькали над водой. Доставал рукой песок со дна.

— Горка! — кричал Кирюха, — плыви сюда.

Горка по колено в воде полз по дну и отчаянно болтыхал ногами.

— Ты руками греби, по-бабьи…

Горка старался. С непривычки вода забивала в нос и рот. Но купаться приятно. Вода теплая, сколько ни сидишь-не хочется вылезать.

Илюшка посинел, волосы мочалой. Прыгает козлом по берегу на одной ножке, выжимает воду из ушей.

Гора прибежал к отцу босиком, ботинки с чулками в руках.

— Папа! Я научился плавать! — кричит он.

Отец разогнул спину от работы.

— Ну, и молодец! Валяй, бегай с ребятами!..

 

ПО ГНЕЗДАМ

Гора еще не проснулся, а его новые товарищи уже трещали, как воробьи.

— Идем, Горка!.. Идем!

Напился молока и на улицу.

— Куда?

— В лес.

Бежали в лес. Каждый хотел показать, похвалиться городскому товарищу,

В лесу прохладнее. Над головой где-то отчаянно кричали птенцы. Стрекотали белые сороки, дрыгая длинными хвостами.

Илюшка полез на дерево. А сороки еще сильней.

— Тут где-нибудь гнездо есть, — объясняет Аркашка.

— Ищи, ищи, Илюшка.

Илюшка шуршал на дереве, лопались ветки и падали вниз. Сороки каркали, бились, кружились над верхушкой дерева. И птенцы, чуя людей, еще сильнее надрывались.

— Вот она! Нашел! — кричит Илюшка.

— Достань одного! — снизу просит Филин.

Илюшка долго возится.

— Кусаются. Ой! — орет он и палец в рот, — щипят…

Он стал спускаться, держа под рубахой сорочонка.

— Горке, Горке покажи! — окружили ребята Илюшку.

В руку Горы положили теплого птенца. Он еще без перьев, желтый, слепой. Голова большая. Раскрывает широко свой длинный клюв.

— Неси домой, — сказал Филин

Кирюха против.

— Не надо. Околеет без матки. Илюшка, положь обратно.

Сорочонок всю руку и рубаху у Горки запачкал.

— Оботри листьями! — указал Кирюха, — на, вот!..

Илюшка обратно полез на дерево.

— Ишь ты, вонючий какой… И мне на рубаху нагадил…

Сороки успокоились, почуяв, что гнездо не тронули.

Пошли опять к реке. Купались до тех пор, пока животы не подвело.

 

ЗА СУСЛИКАМИ

Не успели из-за стола вылезть, окрошку со сметаной ели, Аркашка новое выдумывает

— Горка, пойдем сусликов ловить,

— Каких сусликов?

Побежали за выгон, к полям, где пшеница начинала колоситься.

— Вот, вон они! — указывает Илюшка.

Сусликов сразу не отличишь. Такие же серо-желтые, как песок и глина. Пригляделся

Гора, видит суслики сидят на лапках, кругом посматривают.

— Слышишь? Это они свистят.

Подбегут ребята ближе-они юрк в свою нору.

— Суслик хлеб ест, — говорит Филин, — их всех душить надо.

— Да, душить! — спорит Аркашка, — их сроду и не вытравишь. Гляди, их видимо невидимо.

Кирюха перебил:

— Брось, ребята, спорить! Надысь я в избе-читальне от учителя слышал, что этих сусликов хорошо удушливым газом вытравливать. Наставить в дыру и пускать. Ты, Горка, знаешь?

— Знаю. От газов люди умирают. Нам в школе рассказывали, как аэропланы бомбы с удушливыми газами сбрасывали. Картины такие показывали. Нужно маску надевать. У моего папы есть маска.

Далеко ушли от деревни. К самой запруде подошли. Филин бадейку с собой захватил. Начали по очереди воду таскать и в нору.

— Ишь ты, пропасть какая! Три ведра вылили…

— Лей, лей еще! Сейчас выглянет. Суслик воды боится.

Илюшка из веревки петлю такую приготовил, обложил отверстие норы. Как высунет голову, суслик так и попался.

— А ты, Горка, не бойся! Лей, лей, Филин! Гляди, вылезает, вылезает.

Из темной норы, царапаясь выглянул мокрый зверок, моргая глазами.

Ребята — враги, а в норе еще страшнее. Захлебнется.

— Лезет, лезет! Илюха, дергай скорей за веревку!

Задрыгал суслик в петле.

— А, попался! — тащит его Илюшка, — вот какой здоровущий, как кошка…

— Топить его пойдем!

— Постой! Дай Горке поглядеть!

После уже издохшего суслика Горке подарили.

А Кирюху все тянет к аэроплану Так бы вот и сидеть, да поглядывать, что летчики делают.

— У нас, в городе аэропланов много, — рассказывает Гора, — а ты, Кирюха, автомобиль видел?

Ребята автомобиля не видали.

— Он быстрее лошади в тысячу раз бегает.

Ну?

Пришлось Горке рассказывать про город. — Автомобиль на каждом шагу. Так и носится. Уж не попадайся на дороге… Удивлялись ребята рассказам Горки.

 

МОЛОКО И СЕНОВАЛ

Мать Кирюхи убралась по двору, ребят позвала.

— Идите, шарамыжники, ужинать, да гостя зовите.

Поставила мать на стол крынку, ребят усадила. Молоко холодное, прямо из погреба. На крынке дрожат и сверкают крупные капли пота.

— А лбы-то что не крестите? — указала мать.

— Вот Горка говорит, что бога нет, — ответил Филин, — он не молится!

Промолчала мать — гостя неудобно ругать. В большую чашку накрошила хлеба. Потом мать взяла ложку, разболтала застоявшееся молоко и вылила в чашку.

— Ну, хлебайте.

Бойко защелкали деревянные ложки. Матери только приходилось подливать.

— А в Москве много народу живет? — обернулся Кирюха к Горе.

— Мильён! Я с папой ходил на демонстрацию. Вот где народу-то…

— А ты, Горка, ешь, ешь, — угощала мать гостя, — после расскажешь.

— Я Троцкого видел! — проговорил Гора- такой сердитый. Черная борода. В очках.

— Он что же теперь заместо Ленинова? — спросила мать, усаживаясь к столу — этот Троцков? Ну, дохлебывайте, дохлебывайте и вон из-за стола…

— Спасибо, тетенька! — ответил Гора и стал вылезать. Кирюха за ним, подтягивая портки.

Уже совсем стемнело. Под сараем стояла скотина и тяжело сопела. Ребята все вместе спать на сеновал пошли. Темно в сеновале. Шуршит сено. Гора ничего не видит.

— Лезь сюда, лезь! — подсаживают его ребята.

Утонули в сене. Пахло полевыми цветами и травами. Надоедливо жужжит комар, все норовит сесть на лицо. Где-то в углу сарая сверчок чирикает.

— У нас сейчас, в Москве, в кино идут, — задумчиво проговорил Гора, — эх, люблю я ходить в кино!

— Эго живые картины? — спросил Филин. — Я знаю!

Горка стал рассказывать ребятам про похождения американца и «Черный бамбук».

— И у нас зимой в волости будут показывать. Я слышал от учителя. Пойдем тогда, Кирюха?.. — засыпая спрашивал Филин.

Аркашка с Илюхой, уткнувшись в сено, уже спали. Уснул и Филин. Горка еле ворочал языком, рассказывал про тайну «Черной маски». Наконец и он затих.

Один Кирюха долго не мог заснуть.

 

ЗАГОВОР

Летчики собрались лететь дня через два. Уже все готово, только смазать кое-где нужно.

Кирюха не стал больше бегать с ребятами, сидел на корточках около аэроплана.

— Пойдем, Кирюшка, в городки играть! — тянет его Филин. Но тот отмахивает рукой. Отвел Кирюха Горку на задний двор, тихонько от ребят.

— Горка! Возьми меня с собой, — проговорил Кирюха, — возьми… Горка!..

Удивился Горка.

— Нельзя. А как же ты от отца и матери? И не пустят тебя.

— Я так. Без спросу…

Нет, Кирюха не спроста говорит. Смотри и глаза у него горят неладно. Недаром он так все присматривался к аэроплану.

— Горка, возьми! Я не боюсь… Я живучий…

Но Горка покачал головой.

— Нет. Мой папа тебя не возьмет — и начал уговаривать.

Но Кирюха резко отпихнул его рукой.

— Уйди! Я с тобой больше не вожусь. Заяц!

— Нет, я не заяц! Я твой товарищ! Я… я… — закричал Горка.

— Не вожусь с тобой! Отстань!

А после, вечером, опять тихонько от ребят долго уговаривались.

— Твой отец не узнает, — просил Кирюха. — Я не покажусь ему. Буду сидеть и не шевелиться.

К ночи уговорились.

— Ты будешь Черная Маска, грабитель, — назвал его Горка, — как в кино показывали. А я буду Американец. Ладно?

 

ЧЕРНАЯ МАСКА И АМЕРИКАНЕЦ

От аэроплана летчики не отходили и других близко не подпускали. Напрасно Горка с Кирюхой подлезали — моториста не обманешь.

— Куда нос свой суешь? — кричал он на Кирюху, — что здесь нюхаешь?..

Только днем на час отрывался моторист и шел обедать. И с ним уходил и отец. Ребята только того и ждали.

Как ушли те подальше, из-за опушки, пригибаясь к земле, выбежали Горка с Кирюхой. Первый Горка, скорей за дверцу, в кабину.

— Черная Маска! Идем скорей!

Кирюха ящерицей, в руках какой-то сверток.

— Никого нет. Лезь скорей!

Черная Маска юркнула в кабину, только пятки сверкнули, за ним Американец.

Прошло минут десять, пока Гора опять не выглянул.

— Нет никого…

Тихо вылез, оглянулся и к двери.

— Ну, теперь сиди. Не шевелись. Хлеба я тебе притащу…

Отпрыгнул в сторону и хотел бежать.

— Эй? Ты чего здесь делаешь? — крикнул кто-то.

Эго был отец. Быстро шел к нему.

— Я… Я, папа, ищу Кирюху…

— Так разве здесь он? Поди в лес убежал…

Через минуту пришел и моторист. Спокойно продолжали свою работу.

А Горка-Американец сусликом поглядывал на них из-за куста опушки.

 

ОТЛЕТ

Отлет рано утром.

Последнюю ночь Американец спал беспокойно.

— Как с Черной Маской? Не поймает ли его моторист?

В деревне мужики встали с коровами. Не позавтракавши к лугу сходились. На подводах из других деревень сколько понаехалось. На московских летунов посмотреть. Ведь сроду аэропланов не видали.

Утро ясное, безветренное. Мужики кучей окружили машину, оглядывали кругом

— Вот бы нам такую штучку, — рассуждали.

— Да… И до чего теперь народ не додумается, — удивлялся старик Нефед, — под водой стали ездить, по воздуху летают…

Пашка Кривой смеется.

— Скоро к богу в гости полетят. Право слово!

— Скажи пожалуйста! — качают головой бабы.

— Да ну их! — плюется дед Нефед, — они и вправду норовят!

Гора уже сидел на своем месте, в кабине и поглядывал в окно.

— Прощай, Илюшка! Прощай, Конопатый…

Вот и отец надвинул покрепче свою шапку-финку, надел рукавицы, усаживается. Берется за руль. Моторист обошел, оглядел в последний раз.

— Граждане, разойдись в сторону! — кричит, — дай дорогу.

Куча расступилась. Моторист подошел к пропеллеру, ухватился и рванул.

Сорвался пропеллер, задрожал весь аэроплан, точно радуясь: вот-вот оторвется…

— Прощайте! Добрый путь! — кричали им мужики, но из-за шума пропеллера ничего не было слышно.

Летчики только поднимали руки в своих больших рукавицах и кивали головой.

Легко и плавно покатился аэроплан по ровной земле. Филин и Аркашка бросились вдогонку, размахивая руками.

Вот уже аэроплан отделился от земли и стал взбираться ввысь.

— Батюшки!.. Как ласточка! Гляди, гляди!..

Аэроплан уходил все выше и выше Затихало фырчанье. То сначала казался ястребом, потом поменьше, а потом точкой и, наконец, совсем скрылся.

Долго мужики не расходились с луга.

 

А ГДЕ КИРЮХА?

О Кирюхе хватились только к вечеру. Кому во время суматохи глядеть, где Кирюха и что он делает?

— Да куда запропастился мой парнишка, — удивлялась мать, — и не завтракал и обедать не приходил.

Прождали день, другой.

— Иди, тетка, в совет заявляй.

Пошла тетка к милиционеру.

— Парнишка мой куды-то провалился… Поискать бы… Сделай милость…

— Ладно! Пиши заявление.

— Неграмотная я… Ох, грех-то какой… Куды бы ему деться-то?

Филин с Аркашкой бегали по лесу с утра до вечера, надрывались.

— Кирюха… а… Где ты? А-у!..

Но молчаливый лес глухо и нехотя откликался.

— А-у… — Нет Кирюхи…

Илюшка с Конопатым бегали и по оврагам, забегали в соседнюю деревню.

Мать выходила за околицу, останавливала проезжающих.

— Не встречали вы парнишку такого-то и такого-то…

Проезжающие задерживали лошадь, чесали кнутом поясницу и долго думали.

— Нет, тетка… Как будто такого не встречали.

Мать голосила все дни.

— И на кого же ты меня спокинул, родной сыночек? И свою родную сторонушку… Ох…

А бабы-шабрихи решали:

— Значит утоп. Больше некуда ему деваться.

И не выдержала мать. Позвала грамотную Дуньку и попросила в поминание переписать «отрока Кирилла со здравья на упокой».

 

В ВОЗДУХЕ

А ребята уже на другой день были далеко-далеко. Как взвились, Горка сейчас же к углу.

— Черная Маска! — разгреб руками кучу. Зашевелилось что-то в углу и сверкнули два глаза. — Черная Маска, летим!..

— Летим, говоришь?

— Летим, — ответил Американец, — посмотри…

Кирюха прилип к окну. Сначала ничего не мог разобрать. Один воздух. Белое… Белое…

— Ты посмотри вниз, — указывал Гора, — видишь вон речка… Лес.

Кирюха стал кое-что разбирать.

— Ой, как все чудно! Это нешто река такая? Вроде лужа. Мать честная, людей совсем не видать!

Впереди, где сидели, летчики, гудел мотор, ровно без перебоев. Аэроплан не качался.

— До неба можно долететь? — спросил Кирюха.

— Папа говорит, что на самом верху воздуху нет. Задохнемся.

Вдалеке показался большой город.

— Сейчас приедем! — проговорил Гора — лезь, Черная Маска, лезь скорей… Прячься! — Черная Маска жиганула на свое место.

 

ГОСТИНЕЦ

Затихает мотор, снижается над аэродромом. Вот стукнулся слегка и побежал на мягких колесах по ровному полю.

Горка, сидя в кабине, слышит, как подбежали люди, товарищи отца, здороваются. Сидит Горка, еще не дает о себе знать.

— Куда теперь деть Черную Маску?..

А Кирюха как нарочно все сильнее сопит и возится.

— Тс… Идут, — ткнул его ногой Горка,- не ворочайся!

Дверь открылась, и в кабину просунул голову отец.

— Ну, товарищ, вылезай, — весело проговорил отец. — Будет, налетались…

Горка не шевелился.

— Ты что? — удивился отец, — да вылезай же! Мать тоже ожидает. Ну, скорей.

Но тут отец вдруг насторожился. В углу кто-то сопит и страшно возится. Горка вздрогнул и оглянулся.

— Эй, кто там! — окрикнул летчик.

Куча сразу же перестала шевелиться, и вдруг: — Пчи-и!..

Не выдержал Кирюха, пакля в нос попала.

— Пчи! Пчи!

Кинулся отец, давай руками шарить.

— Кто здесь? Говори, кто здесь? Ого! Что-то живое… Ага, попался… Вора поймал.

Вытащил на свет, стряхнул, так и ахнул.

— Кирюшка!

Весь измазанный, испуганный глядел на него парнишка.

— Ты как это сюда?

— Папа! Это-верная Маска…

— Какая маска?

Выволокли Кирюху наружу.

— Смотрите-ка, вот это-то, гостинец привезли!

Окружили бедного парня, а Кирюха все еще испуганно оглядывался на чужих.

 

В МОСКВЕ

На окраине, за заставой дымит большими трубами завод Добролета.

Готовит этот черный огромный завод стальных друзей — советские аэропланы.

Много цехов на заводе, а еще больше людей. Вот и в сборочном цеху пробные моторы. Разговаривать нельзя — все заглушает шум. А в механическом до боли трещат станки Серебряной тонкой стружкой вьется сталь под ножом.

Прямо на полу, на корточках кудрявый подросток Старательно обтирает паклей части машин. Около него банка с маслом.

Старый слесарь Василич, заправив что нужно в станок-сверло, отошел. Сел на табуретку, стал свертывать цыгарку.

Посмотрел на подростка через очки.

— А что, Кирюха, мать не приехала?

Парнишка поднял голову и ощерился.

— Вчера приехала, — весело ответил он и принялся быстрей обтирать паклей.

— Ну, как ей Москва-то наша показалась?

Кирюха рассмеялся.

— Голова, говорит, закружилась. Еле-еле разузнала. Милиционер довел по адресу. Теперь сидит у меня в комнате и боится выходить. В коридоре запутается. Знаешь, ведь какой большой дом-то?..

Василич дымил цыгаркой, зорко одним глазом поглядывал, как стальная серебряная стружка целым пучком тянулась к полу.

— Рада мать-то?… — спросил Василич.

— Меня в живых не считали. Там дома-то, — бойко продолжал парнишка, — письма мои все не доходили… Полгода все мать собиралась приехать. Вот и приехала.

Уж скоро гудок. Рабочие отирают руки чистой паклей и умываются. Пихают газеты в сумки и толпятся у выхода.

Ну, вот и гудок. Шарахнулись рабочие из ворот.

— Пойдем, Кирюха! — зовет Василич.

Кирюха с сумкой первый из-за ворот.

Дом-коммуна, где жил Кирюха Пшенов — большое трехэтажное здание, недалеко от завода. Кирюха жил с двумя товарищами в одной комнате.

Быстро летел по ступенькам, на второй этаж. Скорей по коридору, в первую дверь.

— Вот и я! — крикнул Кирюха. Повесил свою сумку на гвоздь, повернулся.

— Ну, что, маманька, не соскучилась?

Мать — сгорбившаяся, с жилистыми руками. Засучив рукава, в тазу стирала белье.

— Портки тебе надо постирать, — заботливо говорит она, — давай еще рубахи, какие есть.

Принялась с первого дня стирать и обшивать. Пол вымыла.

— Все хорошо, сынок, только вот примус твой никак не разожгу. Боюсь…

Вечером Кирюха водил ее в кино, в заводской клуб. Ничего не поняла старуха, и что теперь делается на свете — голову не приложишь.

— Ты чай, сынок, теперь в коммунисты записался? — спросила она его.

— Нет. Меня еще не принимают. Вот осенью в фабзавуч поступлю, тогда в ячейку пойду.

Как-то к Кирюхе пришел и старый товарищ Горка. Мать было не узнала его, чистый больно, да вежливый.

— А помнишь, тетенька, как ты нас молоком кормила? — смеется Горка.

Оставляет Кирюха мать жить в городе, у себя. Большая подмога ему, и товарищи рады.

— Нет, сынок. Умирать поеду к себе на родину, — говорила она. — Куда уж мне, старухе… Это уж вам…

Завернула в тряпочку она подаренный сыном Кирюхой червонец, перекрестилась.

— Ну, проводи меня, сынок. Загостилась.

Наложили ребята московских гостинцев ей целый сундучок, на вокзал проводили.

— Кланяйся там, маманька, Филину, Аркашке. Скажи, что приеду обязательно!

Ехала старая мать из чужого, большого города и на сердце у ней были две радости.

Одна — что своего Кирюху нашла. Вторая — что не напрасно сына вырастила.