Я – двадцатого века московский поэт, — Не могу распроститься с мечтою упорной, Что когда-нибудь, пусть через тысячу лет, Мое сердце забьется под кожею черной. Я не жизнью теперь – прозябаньем зову Этих дней и ночей суетливую стаю, А тогда мне удастся свершить наяву Все, о чем я сейчас лишь бесплодно мечтаю. Хорошо, например, без житейских забот, Насладившись как следует жирной добычей, Под тропическим солнцем набитый живот Согревать, не боясь никаких неприличий. И заранее выбрав из дюжины жен Двух, которые к ласкам особенно падки, В те минуты, когда ты в мечты погружен, Их заставить слегка щекотать тебе пятки. Хорошо не выслушивать глупых мудрил, Пересчитывать звезды и веровать в Бога, А из всех окружающих только горилл Уважать и побаиваться немного. Пусть мне скажут: «Да это – горячечный бред, Это не поэтично и не современно!..» Разве я виноват, что московский поэт С удовольствием бы превратился в бушмена?