На следующий день в кабинете Шустера раздался звонок.

— Александр Яковлевич, вас спрашивает какой-то Борисов, Андрей Егорович, — донесся из трубки голос секретарши. — Он говорит, что вы договаривались о встрече.

«Борисов, Борисов, что-то знакомое», — думал Шустер, перелистывая записную книжку, а потом еженедельник.

— Давай, — сказал он секретарше.

— Александр Яковлевич? Здравствуйте, — послышался в трубке приятный мужской голос. — Меня зовут Андрей Егорович Борисов. Вам должны были говорить обо мне.

— Кто?

— Анатолий Фимин.

— Да-да-да, припоминаю…

— Мне хотелось бы с вами встретиться.

— Что-то важное?

— В общем, да. Анатолий очень просил меня встретиться с вами и поговорить.

— Но меня он об этом не просил. — Александр Яковлевич замолчал. Повисла тяжелая пауза.

— Но… речь идет о выгодном проекте, который касается только вашего Комитета.

— Да-да-да, — промычал Шустер, — давайте на следующей неделе.

— Александр Яковлевич…

Тут Шустер нашел в еженедельнике то, что искал. О Борисове хлопотал Фимин. Шустер подумал, что этот выскочка Фимин все равно добьется своего и лучше сейчас пойти навстречу его протеже, чем сдаться после прямого давления.

— Ладно. Я могу принять вас, скажем, в четверг. В шестнадцать ноль-ноль у меня. Позвоните секретарю — она вам выпишет пропуск. Еще раз, как вас зовут?

— Борисов Андрей Егорович.

В четверг без пяти четыре секретарша доложила Шустеру, что к нему — Борисов. Шустер велел впустить минут через двадцать.

Через двадцать минут на пороге кабинета появился заискивающе улыбающийся молодой человек лет тридцати, невысокий, полный, с залысинами в черных, зачесанных назад волосах. Поздоровавшись, Шустер пригласил его сесть.

— Анатолий мне сказал, что Комитет готов финансировать новый проект, — начал Борисов, протягивая министру визитку.

— Борисов Андрей Егорович, — медленно прочитал Шустер. — Какой проект?

— С презервативами для школьников.

— Финансировать?

— Анатолий сказал, что да. Никто же не станет выпускать их бесплатно.

— Логично. Так вы, значит, хотите их выпускать? И как вы это видите?

— Я предлагаю такую схему. Комитет не может заниматься раздачей презервативов. Это — не по профилю. Следовательно, это может делать какая-нибудь общественная организация или лучше фонд. Создать его несложно. Вы будете его финансировать. Я — выполнять заказ фонда. Он — раздавать презервативы. Кто выступит учредителем фонда, меня, понятно, не интересует. — Борисов посмотрел в глаза Шустеру и встретил ответный внимательный взгляд. — При необходимости и моя фирма может выступить его учредителем.

— В этом, думаю, нет необходимости.

— Тридцать процентов прибыли я готов перечислять в фонд в качестве пожертвования.

— Это благородно… Думаю, можно и шестьдесят.

— Необходимо просчитать рентабельность…

— Просчитайте.

— Могу оказать содействие в регистрации фонда, — суетился Борисов.

— Повторяю: в этом нет необходимости.

— Я в том смысле, чтобы ускорить процесс. Чем быстрее начнем, тем быстрее кончим, — попытался шутить Андрей Егорович. — Готов хоть завтра перечислить первый взнос.

— Хорошо. Мы проработаем документы… У вас есть что-нибудь?

— Да, вот здесь все подробно изложено. — Борисов протянул зеленую замшевую папку.

— Хорошо. На следующей неделе с вами свяжется юрист, и можете приступать.

Через полтора месяца Борисов снова неожиданно позвонил Александру Яковлевичу. Со времени первой встречи они виделись уже не раз, и в общем молодой бизнесмен показался Шустеру симпатичым.

— Что у вас теперь? Опять что-то важное?

— Чрезвычайно. Новый проект. Речь идет о сотнях миллионов долларов.

— Но мы же не Центробанк и не Министерство финансов. Ну хорошо. Завтра в три. Устроит?

В три часа следующего дня Татьяна, секретарь Шустера, сообщила, что к нему пришел Борисов. Шустер просил подождать, дочитал интересную статью в «Профиле», поискал новую пачку сигарет, закурил, посмотрел на часы, задумался и попросил позвать визитера.

— Ну, что же у вас на этот раз? Как дела на ниве менеджмента и имиджмента?

— Маркетинга и имиджинга? Нормально.

— Как, кстати, наша программа?

— Все отлично. Производство выходит на цифру десять миллионов в год. И продолжаем наращивать.

— А не много?

— Да нет, даже не хватает. Теперь все упирается в финансирование, — с улыбкой ответил Борисов.

— Да уж, чтобы заработать на жизнь, надо работать. Но чтобы разбогатеть, надо придумать что-то другое. Ладно, порешаем. Не хотите кофейку? Или коньячку?

— Ну, если совсем чуть-чуть.

Шустер достал рюмки и коньяк, разлил. Они выпили.

— Так о чем сегодня речь? — с ленивым интересом спросил Шустер.

— Речь пойдет об утилизации трупов.

— О чем?

— Вы представляете, сколько денег мы теряем из-за того, что так беспечно хороним людей — просто выбрасываем трупы. А между тем это — ценнейший материал. Мы буквально ходим по деньгам. Заметьте, в буквальном смысле.

— Что вы предлагаете?

— Давайте посчитаем. — Борисов, похоже, заранее заготовил речь и собирался ее декламировать. — Во-первых, трупный материал, даже без глубокой переработки, — ценное биологическое удобрение.

— Какой материал?

— Трупный. Тела умерших. Ежегодно в стране мы имеем около двух с половиной миллионов трупов. При среднем весе в шестьдесят килограммов — это более ста пятидесяти миллионов килограммов высокоценного биологического сырья. Если исходить из самого пессимистического расчета — десять центов за килограмм — то мы придем к цифре в пятнадцать миллионов долларов в год. Если же материал подвергать более глубокой переработке, то его цена может доходить до двух и более долларов за килограмм — это уже триста миллионов долларов в год.

— А почему вы рассказываете об этом мне?

— Как же вы не понимаете? Это же огромная этическая проблема. Веками люди относились к трупам как к чему-то сакральному, мистическому и даже священному. Ваше ведомство может быть участником этого бизнеса.

— Не думаю.

— Это не обязательно делать напрямую. Можно через третьи организации или… или лица.

— Это исключено. Но… формы сотрудничества всегда можно найти.

— Совершенно правильно. Так вот, теперь, когда религиозные предрассудки — в прошлом, мы должны подойти к проблеме более утилитарно, как и подобает экономическому обществу.

— И как вы себе это представляете?

— Понимаете, в нашей идеологии главная ценность — это деньги. И еще один главный символ — это общество, на благо которого работают деньги.

— Так.

— Так вот — что может быть выше, чем упокоение члена общества в самом обществе, то есть когда его могилой, местом захоронения становится само общество. Это же практически акт бессмертия! Человек как часть общества не гниет в земле, а продолжает служить обществу, продолжает им использоваться. Его материал — материя, из которой он создан, — продолжает существовать в обществе. Что скажете?

— Да. Стройно получается. Только как это реально можно осуществить?

— Глубокая переработка не представляет для нас технической сложности. Во-первых, мы извлекаем металлические вкрапления: зубы, протезы и так далее. Среди них могут быть и драгоценные металлы, которые мы перерабатываем. Далее мы извлекаем однородные материалы: волосы, кости и все такое. Они идут на изготовление канатов, веревок, технических тканей, клея, костяной муки. Далее — кожа. Ну кожа, сами понимаете, есть кожа. Внутренние органы могут использоваться для оболочек пищевых продуктов, мясо — для изготовления мясной муки, консервов для домашних животных, а в дальнейшем — в пищу напрямую.

— Значит, варить будете.

— Ну, конечно, все должно дезинфицироваться, подвергаться термической обработке.

— Подождите. Меня не интересует технология. Меня интересует только идеологическая сторона.

— Думаю, это должен быть поэтапный план. Сначала необходимо принять закон о добровольной передачи трупа владельцем, или о завещании тела.

— Каким владельцем?

— Ну, либо бывшим хозяином тела, либо родственником. Потом мы должны принять закон об утилизации трупов бомжей и неопознанных трупов.

— Фантастика!

— Мы рождены, чтобы фантастику сделать реальностью. Так вот, следующий шаг — внедрение в общественное сознание идеи о полезности переработки, о пользе для того же общества. Необходимо упирать на экономическую сторону, на рациональную сторону, на борьбу с предрассудками. Ну и, в конце концов, надо пропагандировать идею, так сказать, служения обществу. Идею вечной жизни посредством существования в обществе после смерти. А общество должно пойти навстречу этим людям, помогая жить вечно тем, кто хочет жить вечно — служа обществу. И в результате должны захотеть все.

— Интересно. И разумно. Похоже, вы все продумали. Может быть, еще кофе?

— Да, хотелось бы.

Александр Яковлевич распорядился, и секретарша принесла в кабинет кофе.

Шустера заинтересовала тема, затронутая Борисовым, и неожиданно его мысли приняли новый оборот.

— А что касается экономики, так вам же придется платить за трупы их хозяевам, — сказал он.

— Владельцам?

— Да, владельцам.

— Здесь возможен вот какой ход. Наша компания будет заниматься страхованием. В качестве первого взноса можно вносить труп.

— Вы что? Какой дурак будет вносить свой труп?

— Вы не поняли. В качестве взноса он будет его завещать. То есть он завещает нам свое тело, которое мы потом получим бесплатно, а он подумает, что заключил выгодную сделку — бесплатно застраховался.

— Но неизбежны издержки при страховых случаях.

— Их, конечно, надо будет минимизировать, но это уже детали. И, главное, от нас не требуется первоначальных крупных вложений.

— Гореть вам на костре на том свете.

— Вариться в котле.

И они оба захохотали над удачной шуткой.

На следующую встречу Борисов принес развернутую экономическую концепцию. Еще через неделю в Комитете состоялось совещание по этому вопросу. На совещании концепция была признана интересной, но преждевременной, хотя и соответствовала духу экономического общества.

— Помните, что сказал по этому поводу Пророк? — спросил Шустер. — Банкир потому банкир, что сто человек проверили и знают, что он банкир, сто тысяч верят на слово тем, кто знает и кто слышал, а для остальных это глубоко безразлично. Он банкир не потому, что ему принадлежат заводы и пароходы, а потому, что так считают тысячи людей. Если бы завтра вдруг они забыли об этом, у него не было бы ничего.

Борисову были хорошо знакомы эти слова.

— Вы это к чему?

— К тому, чтобы у людей не встали волосы дыбом от вашего проекта. Они должны поверить в то, что это — нормально.

— Александр Яковлевич, вот еще какой вопрос. Мы готовы начать промышленный выпуск метадона.

— Метадона?

— Да. Его рыночные свойства чрезвычайно привлекательны. Намного привлекательнее, чем у героина.

— Не понял.

— Речь идет о медицинском наркотическом препарате для лечения наркотической зависимости. Он настолько силен, что отбивает привязанность к героину. Насколько я знаю, вопрос будет голосоваться в Думе. С Минздравом я уже договорился. Мне нужна позиция правительства.

— Не поговорить ли тебе с Антоновичем?

Борисов ответил, что давно не видел Антоновича.

— Я что-то не понял насчет рыночного свойства, — насторожился Шустер.

— Ну как же, контролируя выпуск метадона, мы полностью перекрываем рынок для наркоторговцев и окончательно решаем проблему наркоторговли.

— И легализуем метадон?

— Совершенно верно. Но у нас уже будет монополия.

— Ладно, это не ко мне. Я не в курсе, — ответил Александр Яковлевич.

— У меня уже готов пиар-проект по поводу того, как избавиться таким образом от отбросов общества. Но это — в дальнейшем.

— Поясните, — попросил Шустер.

— Вкратце суть в следующем: в здоровом организме общества живут паразиты. Это — наркоманы, алкоголики, бездельники, бомжи. Они не вносят свою долю в создание общественного богатства. Они только потребляют. Паразитируют. В то же время они являются разносчиками всякой заразы — туберкулеза, кожных и других заболеваний, СПИДа и так далее. Если они и дают потомство, то, как правило, физических уродов, а моральных — уж точно. Общество слишком гуманно, чтобы избавиться от них физически. Общество не настолько расточительно, чтобы выслать их куда-то — это стоит денег. Так пусть они убьют себя сами. Теми же наркотиками. Мы избавимся от этого груза и пойдем вперед — к светлому будущему. — Борисов улыбнулся.

— А при чем здесь пиар? — хмуро спросил Шустер.

— Мы должны довести эту точку зрения до общества, настроить его здоровую часть против этих паразитов.

— Вы не думаете о том, что открытый или облегченный доступ к наркотикам плохо повлияет на общество в целом. Особенно на молодежь. Ведь существующий запрет останавливает и молодежь.

— Ну, запрет этот достаточно формален и так. — Борисов изобразил на лице раздумье. — Потом, если мы сможем добиться того, что понятия «наркотик» и «бомж» будут тождественны, то мы убьем у молодых желание пробовать наркотики.

— Не думаю, — ответил Шустер. — Хотя я не большой специалист в этом вопросе… Я имею в виду наркотики.

— Я тоже, — поддакнул Борисов. — Вернее, я знаком с проблемой теоретически… Кроме того, мой центр разработал дополнительную программу, которая позволит предотвратить распространение инфекционных заболеваний через наркотики. Вот послушайте… Буквально в двух словах. — Борисов будто торопился за одну встречу рассказать обо всем.

— Только не больше.

— Хорошо-хорошо. Вы ведь знаете о программе распространения презервативов среди школьников… Ах да, конечно… Я совсем заговорился. Извините. — Борисов поспешно изобразил смущение и через минуту продолжал с прежним энтузиазмом: — Так вот, я предлагаю распространять среди школьников одноразовые шприцы. Не удивляйтесь. Если кто-то из них, не дай бог, употребляет или пробует наркотики, то он рискует заболеть СПИДом и умереть, не дожив до выпускного. А так мы лишаем его этой возможности… В том смысле, что раздача шприцев будет препятствовать распространению СПИДа среди школьников. Они ведь уже в школе трахаются, так что СПИД передается не только через шприц. Давая одноразовый шприц наркоману, мы пресекаем в самом начале целую цепочку распространения болезни… Все цивилизованные страны…

— Знаю, знаю… — прервал его Шустер. — Давайте решать вопросы по порядку. По мере поступления, так сказать. То, о чем вы говорите, может быть интересно. Опишите передовой опыт, дайте анализ. А пока что это преждевременно.

На этом разговор закончился. Шустер рекомендовал Борисову проработать вопрос об утилизации с Экономической церковью и обсудить на совместном закрытом заседании экспертов.

Вскоре возникла рабочая группа, которая должна была проработать этот вопрос. Возглавил ее Баклаев, а курировал сам Шустер.