У входа в контору стоял черный «мерседес». Аркадий подошел к приоткрытому окну:

— Вы за мной?

— А вы врач-психотерапевт? — безразлично спросил мужчина в машине.

Аркадий ответил утвердительно и занял место на заднем сиденье. Второе место сзади было занято парнем лет тридцати. Бритая ежиком голова не выдавала в нем человека интеллектуального труда.

Машина и на этот раз ехала по направлению из центра. Темнело, на улице уже зажглись фонари, встречные машины включали фары. Они долго стояли в пробках.

Уже совсем стемнело, когда они пересекли наконец Кольцевую автодорогу и через несколько минут, свернув с шоссе, подъехали к шлагбауму. К ним подошел неизбежный охранник, сличил номера с записью в журнале, который вынес с собой, посмотрел документы водителя, сличил их с лицом за рулем, потом подал в затемненное окно знак открыть проезд.

Аркадию казалось, что он знает это место, хотя может и ошибаться — слишком темно. Когда они подъехали к дому, он вспомнил. Точно. Здесь он уже был и лечил какую-то женщину. Чью-то жену. Как же ее звали? Если он не вспомнит, получится неловко.

Сопровождающий Аркадия вышел, связался с кем-то по телефону и открыл дверцу машины. Они поднялись на крыльцо. В этот момент из входной двери на крыльцо вышел молодой парень, судя по всему — охранник. Глядя сквозь них, он осмотрел площадку перед домом, потом сосредоточил взгляд на Аркадии.

— Проходите, — сказал парень.

— Я подожду в машине, — буркнул сопровождающий и направился обратно.

Аркадий вошел в дом.

— Вот здесь остановимся, — сказал охранник. — Пальто можно повесить сюда. Попрошу вас выложить из карманов все металлические предметы.

Аркадий не первый раз за день проделал знакомую процедуру. Его обыскали, но на этот раз сразу вернули все вещи. Открылась еще одна дверь, и на пороге показался невысокий человек лет пятидесяти. В черных вьющихся волосах видна была седина. На интеллигентном волевом лице с крупным носом, который, за неимением других сравнений, принято называть греческим, играла добродушная улыбка. Он был в спортивном костюме и кроссовках. Его лицо было хорошо знакомо Аркадию.

— Добрый вечер, — ответил Аркадий на приветствие хозяина.

— Мы, кажется, знакомы, — сказал хозяин.

— Да. То-то я смотрю — где я вас видел? Начинаю вспоминать — по телевизору скорее всего.

— Меня зовут Александр Яковлевич. А вы…

— Аркадий Михайлович. Можно просто Аркадий.

— …кажется, лечили мою жену.

— Совершенно верно, — он прекрасно это помнил, но не считал нужным говорить об этом первым.

— Ну и как она?

— Это, вероятно, вам виднее.

— Она давно уже не обращалась к нам.

— Проходите.

Они прошли в столовую.

— Вы, вероятно, еще не ужинали? — спросил Александр Яковлевич.

От ужина Аркадий отказался, но с удовольствием выпил чаю с бутербродами, приготовленными матерью хозяина — старой, но живой еврейкой, которая все интересовалась, «как сейчас живут врачи». Аркадий ответил, что врачи живут плохо, хотя кто как. Все зависит от клиентов.

— Мама, человек устал, а ты напрягаешь его разговорами. Ему еще работать, — сказал ей хозяин дома.

Старушка сокрушенно вздохнула, будто жалуясь гостю, что не дает ей сын даже поговорить с умными людьми, и удалилась.

— Может, погуляем по лесу? — предложил Александр Яковлевич. — Тишина, свежий воздух…

— Честно говоря, уже поздновато…

— А мы там и поговорим. Ничто так не расслабляет, как спящая природа.

— Да вы поэт.

— …и поэт истинный, — усмехнулся Шустер. — Как говорит один мой старый друг: жизнь — игра. Но стоит ли проводить всю жизнь в казино, даже если это казино — твое? Это особенно хорошо понятно на природе. Пойдемте, небось не каждый вечер гуляете по лесу. Да и времени много я у вас не займу. Просто хочу посоветоваться. Нет-нет-нет, не подумайте — плачу как за сеанс.

— Что ж, пойдемте. Воля клиента — закон.

— А в России, как говорится, раз перестали нарушать закон, значит, он уже устарел…

Они оделись и вышли из дома. На улице было темно, свежо и тихо. Аркадий, стараясь не смотреть на черную машину, обошел ее и следом за Александром Яковлевичем пошел по недавно вычищенной от листьев дорожке. Редкие листья все же иногда шуршали под ногами, дорожка вела в противоположную от въезда сторону, но никаких заборов они больше не встретили.

— Аркадий, у меня необычная просьба.

— Врачу не привыкать.

— Я хотел бы исповедаться.

— Но я же не священник.

— А я не верующий. Поэтому я хотел бы исповедаться вам.

— Что ж, давайте попробуем.

— Аркадий, на моей совести — человеческая жизнь. Я — соучастник убийства. Это убийство еще не совершилось. И я могу его предотвратить, хотя, на самом деле, это не в моих силах.

Аркадий молча слушал.

— Я просто одно из звеньев цепи, которое можно легко заменить. — Шустер посмотрел на Аркадия.

Несмотря на темень, доктор видел его лицо — лицо человека, искренне обращающегося за помощью. Глаза уже привыкли к мраку, или низкие облака отражали свет близкого города?

— И, знаете, — я только сейчас это понял, — я больше ничего не могу вам сказать. Я уже сказал вам больше, чем мог. Вы можете мне помочь?

— Я не могу отпустить вам грехи. — Аркадию показалось, что он зашел слишком далеко. На такие встречи пусть Андрей ездит сам. Либо платит ему по максимуму…

Шустер порылся во внутреннем кармане куртки и что-то достал.

— Здесь — двадцать тысяч. Берите-берите. Это — плата за молчание.

— Знаете, что я вам скажу, — начал Аркадий. Он должен был как-то оправдать эти деньги. — Если отбросить сейчас этическую сторону дела, то, что с вами происходит — это нормальная психологическая реакция на «запретное поведение». Это такой термин. В вас существует некий барьер, сформировавшийся в раннем детстве и укрепленный вашим дальнейшим поведением. Некое табу. Табу на убийство. Оно не имеет ничего общего с природными, врожденными ограничениями. И в этом плане это табу слабее, чем даже… например, страх высоты. Страх высоты врожденный, ему миллионы лет. Но и его люди легко преодолевают. Альпинисты или парашютисты. И ничего. Ваш страх младше вас. И в отличие от страха высоты он не связан с непосредственной угрозой. Это просто — воспитанный комплекс. Другое дело, что ваш нынешний страх имеет подкрепление. Он подкреплен другим… но это не так важно. И так называемые муки совести переживает практически каждый психически нормальный человек — от солдата на войне до бандита. Это проходит со временем.

— А как вы сказали, чем мой страх подкреплен?

— Он может быть подкреплен другим страхом — смерти или наказания, боязнью возмездия. Но, поверьте, основные переживания связаны не с этим. И подавляющее большинство людей этот кризис переживают не так, как Раскольников, который пошел каяться на какой-то перекресток, перед всеми. Для него было ужаснее состояние неопределенности, ожидание наказания, чем собственно само наказание. Я думаю, это не ваш случай. Жизнь — есть борьба. Не вы его, так он вас. Человек ко всему привыкает, его психика адаптируется ко всему. Поверьте, это пройдет.

Они шли молча. Под ногами изредка шуршали листья. По сторонам дороги возвышались темные сосны. Аркадий курил. Шустер шел, заложив руки за спину и глядя себе под ноги.

— Спасибо вам, доктор, — произнес он наконец. — Вы меня успокоили. Это — не гипноз, надеюсь? Все выглядит логично.

— В это время, если что, можете принимать легкие депрессанты, только не злоупотребляйте ими. Старайтесь также не принимать алкоголь в больших количествах. Это может привести к неконтролируемой ситуации. Вам записать?

— Нет, не надо. Я запомню. Значит, антидепрессанты — немножко можно, алкоголь — много нельзя.

— Старайтесь избегать и того и другого. Для очистки собственной совести рекомендую вам постараться решить все как-то иначе. И давайте забудем о нашем разговоре. По крайней мере, я забуду.

Они подошли к дому.

— Может, еще чайку? — спросил Шустер.

— Нет, уже поздно. Я должен ехать.

— Как хотите. Еще раз спасибо.

— Вам спасибо.

Аркадий подергал запертую дверцу машины. Водитель повернулся к нему и махнул рукой. Аркадий снова дернул дверь — она открылась.

— Поехали, — сказал Аркадий.

— Трогай, — сказал бритый сопровождающий водителю.

— Поехали, так поехали, — ответил водитель.

Он вырулил из поселка, и они оказались на пустом шоссе, освещенном оранжевыми фонарями. Потом машина выехала на главную дорогу. Здесь было оживленное движение. Не доезжая до городской окружной дороги, водитель свернул в сторону и поехал по темной дороге между бетонных оград, будто хотел срезать угол или объехать препятствие.

«Дорогу знает», — подумал Аркадий.

Машина остановилась.

— Идемте, — сказал бритый спутник.

— Куда? — спросил Аркадий.

— Это вам лучше знать. А у нас маршрут. Куда сказали, туда и едем. — Он открыл дверцу и лениво стал вылезать.

— Странно, — сказал Аркадий и тоже вышел.

Это была территория то ли завода, то ли склада.

Вместе с сопровождающим он вошел в здание, действительно похожее на склад.

— Куда мы идем? — спросил Аркадий своего спутника.

— В офис, — сухо ответил тот.

Пройдя по длинным коридорам, они в самом деле вошли в офисное помещение, которое казалось слишком богатым для такого непрезентабельного с виду строения. Людей не было видно. Впрочем, рабочих столов тоже. Вероятно, рабочие места были в других помещениях. Да и рабочий день здесь, наверное, был до шести. «Вряд ли начальник будет принимать во время рабочего дня», — подумал Аркадий. В том, что они идут к начальнику, сомнений не было.

— Проходи, — по обыкновению коротко сказал сопровождающий, открывая дверь перед Аркадием.

Он вошел в просторный кабинет, обставленный еще в советские времена — об этом свидетельствовала светло-коричневая лакированная мебель.

— Аркадий Михайлович? Очень приятно, — приветствовал его сидящий за столом темноволосый человек лет сорока в темном костюме. — Я знаком с вашей деятельностью и хочу воспользоваться вашими услугами. Тем более что про вас говорят: высочайший профессионал.

— Вы мне льстите.

— Вы ведь были сегодня у Виктора Павловича?

— Да.

— И у Александра Яковлевича, а это больше, чем простая рекомендация.

— Что ж, приятно слышать, — сказал Аркадий, хотя хотелось сказать: «Какая оперативность».

— Ну вот. Садитесь. — Хозяин показал на черное кожаное кресло рядом с диваном напротив стола. — Я хочу воспользоваться вашими услугами. И не займу у вас много времени. Но у меня необычная просьба.

— На то я и психотерапевт.

— Я хочу исповедаться.

Это было похоже на дурной сон с повторяющимся сюжетом.

— Но я не священник.

— Знаю.

— Что ж, давайте попробуем. — Аркадий все больше увязал в слипшихся сюжетах, уже зная, какие слова он услышит и произнесет.

— Аркадий, я убил человека.

Аркадий посмотрел в глаза своему собеседнику. Тот был спокоен, он словно ждал, что ответит Аркадий.

— Что ж, хорошо, что вы об этом сказали, — тихо произнес Аркадий, хотя сильно сомневался в справедливости своих слов.

— Наверное, так надо кому-то или чему-то, — задумчиво, будто прислушиваясь к своим мыслям, продолжал собеседник.

Аркадий отметил, что не знает его имени, и от этой мысли ему стало легче. Хозяин кабинета опустил глаза, скрестил пальцы рук и сжал их.

— Такое ощущение, что отдаешь половину тяжести.

— Наверное, это раскаяние. И, потом, все это — в прошлом, — только и смог выдавить из себя Аркадий, хотя чувствовал себя увереннее, чем в прошлый раз. — Должно быть, все-таки легче, когда об этом кто-то знает. И даже необязательно называть того, о ком вы говорите.

— Надо, Аркадий. То, что я вам сейчас скажу, примите как мужчина. — Я должен буду убить вас.

Аркадий почувствовал, как у него деревенеет тело.

— Это шутка? — спросил он, слыша издалека собственный голос.

— Аркашенька, а как вы думали? Остаться живым после того, что вы сегодня узнали? — С этими словами Виктор кивнул охранникам.

Тут же чья-то рука легла на плечо врача. Он инстинктивно дернулся в другую сторону, потом вскочил, налетел на другого охранника, подхватившего его под мышки. Первый ударил под дых, второй по шее. Аркадий согнулся и упал на пол.

— Не дергайтесь, — неожиданно жестко произнес человек на диване. — Вы слышали, что ваши встречи сегодня стоили десятки тысяч долларов. Как вы думаете, за что были уплачены эти деньги?

— Я никому не расскажу. Я буду работать на вас. Я того стою…

— Нет, вы расскажете мне.

— Да, я расскажу. Я расскажу вам.

Сидевший на диване брезгливо поморщился:

— Ты расскажешь — только под гипнозом. Так ты не скроешь ничего, даже если захочешь. Твоя жизнь застрахована?

Его жизнь была застрахована месяц назад. В счет зарплаты. Это мотивировалось тем, что кто-то из новых клиентов был руководителем крупной страховой компании. Страховку он носил с собой в бумажнике. Аркадий, заикаясь, произнес:

— Да, застрахована. — На его поцарапанном лбу выступил пот.

— Ну вот и отлично. Да не переживай ты так. И прости меня. Прощаешь? — Собеседник встал с дивана и сел на корточки напротив сидящего на полу Аркадия. В руках у него был белоснежный носовой платок.

— Да, конечно, прощаю. — Он жалко улыбался.

— Ну и хорошо. — Во второй руке склонившегося над Аркадием человека оказался небольшой пузырек. Он плеснул в платок его содержимое и крепко прижал к лицу врача.

— Гера, — позвал он, поднявшись, — посмотри, там в кармане должен быть ваш гонорар.

От стены кабинета отделились стоявшие там два охранника. Они вынесли обмякшее тело из кабинета.

— Так скоро перестанут страховать психотерапевтов, — пробормотал Виктор, подошел к своему столу и нажал кнопку громкой связи: — Лиза, свяжись с Андреем Александровичем: нам нужен новый врач.

* * *

Иногда в газетах в рубрике «Криминальная хроника» появляются фотографические изображения лиц трупов. Многие считают, что такие фотографии свидетельствуют о свободе печати, потому что так делают западные газеты. Правда, западных газет эти люди не читают и, наверное, никогда даже не видели.

Большинству эти фотографии не нравятся. Они стараются не смотреть на обезображенные смертью лица, и, если бы у них спросили, они сказали бы, что такие публикации необходимо запретить. Ни те ни другие не знают, что эти публикации предназначены только нескольким людям. Им они крайне необходимы, тем, для кого свидетельство смерти — гарантия тайны.