Где рассказывается о местах куда менее экзотических, чем княжества у озера Тана, но тоже очень — с точки зрения нашей темы — малоизвестных, а также объясняется, почему стоит сказать доброе слово об албанцах.

История тем и интересна, что не кончается, и каждое последующее событие проливает совершенно новый свет на прошедшее, и если не меняет оценок, то хотя бы смягчает их. Или — наоборот — ужесточает.

Казалось бы, история Швеции, Норвегии и Финляндии в применении к еврейскому вопросу демонстрирует нам одно и то же упорное нежелание допустить евреев на свои территории. Дело тут не в некоем зловредном антисемитизме, а скорее в полном незнании евреев реальных и в оценке их, так сказать, по литературным источникам. Но в конце XIX — начале XX века все средневековые ограничения отпали, и в каждой из упоминавшихся нами стран Скандинавии сформировалось по еврейской общине — конечно же, очень маленькой: как-то не привилась у евреев привычка жить в тех краях. Даже в благосклонной к сынам Израилевым Дании евреев не так уж много. То ли оттого, что уже в XVII веке там преобладали смешанные браки с последующей неизбежной ассимиляцией, то ли оттого, что, покидая более заселенные (а то и перенаселенные) евреями страны, они предпочитали устремляться в Новый Свет.

В Норвегии к началу Второй мировой войны проживало немногим менее двух тысяч евреев, примерно столько же — в Финляндии и около 10 тысяч — в Швеции (но и сама страна эта — покрупнее других).

Наверное, какой-то слабый, на бытовом уровне, антисемитизм в этих странах существовал — скорее, умозрительный, как к врагам Христовым, но сравнивать его с «нормальным», хорошо нам знакомым антисемитизмом Восточной (а частично и Западной) Европы попросту невозможно. В Швеции, правда, довольно долго существовали прогерманские настроения, однако широкого распространения они не получили. Почва для них тем не менее создавалась — распрекрасными утопиями нордическо-германской общности (ведь и шведы, и норвежцы, и датчане, и исландцы — народы германские, а немцы, кстати, с точки зрения ревнителей германской чистоты, суть не более, чем скопище метисов славяно-кельтских кровей… впрочем, оставим древний спор германцев между собою…). В любом случае сама мысль о том, что в страну хлынут беженцы из Центральной Европы, приводила шведов в ужас. А беженцы непременно должны были хлынуть, ибо началась Вторая мировая война.

Судьбы скандинавских стран оказались очень разными. Дания и Норвегия попали под немецкую оккупацию. Финляндия стала союзницей гитлеровской Германии. Швеция, опасаясь прихода немцев, старалась лишний раз не раздражать фюрера.

Хоть финны и союзничали с Германией (к чему их толкнула только-только закончившаяся война с Советским Союзом), но в вопросах суверенитета немцам потакать не собирались. В том числе и в еврейском. Никаких расовых законов, никакой селекции среди советских пленных, коих в их распоряжении оказалось великое множество. И никакой выдачи беженцев. Был, впрочем, один случай, когда полицейский комиссар по фамилии Ахто не пустил в страну нескольких еврейских беженцев из Эстонии и отправил их обратно, но ему были представлены документы о том, что они — уголовные преступники. Честный финский парень просто представить себе не мог, что документы от полиции другой страны могут оказаться ложными. Сам бы он такого ни в жисть не подписал! Когда случившееся получило огласку, господин Ахто лишился своего поста, причем так переживал по этому поводу, что попросил отправить себя на Восточный фронт (впрочем, Западного у Финляндии и не было).

Норвегии повезло меньше. Так уж вышло, что личность ее военного министра Квислинга стала нарицательной для обозначения изменника, зато сочувствия населения к германским братьям было до такой степени недостаточно, что даже крошечного батальончика СС из этих германцев (куда более чистокровных германцев, чем сами немцы) набрать не удалось. Несколько сотен евреев тем не менее попали в лапы оккупантов и были депортированы, но гораздо большая их часть при содействии норвежских партизан и — не удивляйтесь! — норвежских полицейских была переправлена в соседнюю Швецию. Где к тому времени успели собраться почти все евреи из Дании, перевезенные на лодках датскими рыбаками. Тут стоит помянуть шведов добрым словом.

А вот польских евреев (а это многие и многие тысячи!) они если б даже и пустили, то лишь транзитом (с пунктом назначения последнего, правда, возникли бы трудности). В данном же случае дело шло о гражданах братских стран, людях цивилизованных и образованных. Как говорится, и на том спасибо!

Когда же ход войны переломился и страх перед немецкой оккупацией сменился опасениями перед англичанами и американцами, шведские власти стали к евреям гораздо гостеприимнее.

А вообще, если бы вся Европа вела себя по отношению к евреям, как скандинавы и честные финские парни… Но это была бы уже совсем другая история…

 

Горячие финские евреи

Не следует понимать слово «горячие» буквально: действительно, чего уж там особо горячего!.. Евреи как евреи, ничего особенного. И темперамент проявляют разве что когда фрейлехс танцуют или с пеной у рта каждый свое мнение отстаивают (как и положено евреям — три мнения на двоих).

Куда занимательнее выглядит определение «финские». Существуют ли финские евреи вообще или же есть просто-напросто некоторое количество лиц «еврейской национальности», проживающих на территории Суоми и имеющих гражданство этой страны? Ведь сам факт проживания группы евреев в какой-либо стране еще не означает возникновения соответствующей этнографической группы. В случае же со Страной тысячи озер (таково поэтическое название страны) справедливо, скорее, второе: на ее землях проживают евреи. Не так уж давно, кстати, проживают. Тому есть несколько причин, корни которых следует искать в глубинах финской истории. До 1918 года страна эта была объединена с Россией личностью самодержца — императора Российского, Царя Польского, Великого Князя Финляндского и прочая, прочая, прочая… Это отнюдь не означало, что на Финляндию распространяются законы Российской империи: в российской армии финны не служили, денежную единицу имели отдельную, русский язык официальным для них не являлся (да и неофициальным тоже). Одной из привилегий Финляндии был запрет русским подданным селиться и заниматься предпринимательством на ее территории. Естественно, не существовало там ни черты оседлости, ни процентной нормы.

Райскую эту картинку портит всего одно обстоятельство: евреям вообще был запрещен въезд на финскую территорию более чем на три дня. А обошедшим оное ограничение запрещалось заниматься чем бы то ни было, кроме торговли поношенным платьем. И еще нельзя было вступать в брак. Вот она, темнота Средневековья! Вот они, горячие финские парни! Вот он, их неистовый антисемитизм!..

Успокойтесь, читатель! Ни тогда, ни потом антисемитизм не был составной частью национального сознания и самосознания финнов. Не то чтобы все финны прямо-таки задыхались от любви к евреям, нет — просто антисемитские извращения им в голову не приходили. Не было этой проблемы в Финляндии, а значит, снимался и сам вопрос.

А как же пресловутые суровые запреты?

Объясняем: на территории Финляндии действовали старые шведские законы — те, которыми эта страна управлялась до перехода под скипетр российского императора. Впрочем, Швеция тоже не грешила антисемитизмом и головной боли из еврейской проблемы себе не делала. Просто по-северному просто и сурово заботилась о чистоте своего лютеранства. А потому доступ в пределы Шведского королевства (охватывавшего одно время сопредельные Норвегию с Финляндией) был запрещен всякому, кто сию чистоту мог нарушить — соблазняя ли подданных, обманывая ли их. К моменту введения в землях Скандинавии лютеранства таковыми нежелательными элементами-иноверцами считались паписты (католики), сарацины (по-русски говоря, мусульмане) и — ну куда ж без них! — евреи. Читатель может поверить, что с папистами-то были знакомы многие, а вот сарацинов и евреев от шведского почти жаркого юга до лапландской тундры никто и в глаза не видывал. Но духовенство здешнее было начитанным и хорошо знало, что они суть враги веры Христовой.

В Швеции, владевшей большей частью финской территории, евреям с 1781 года дозволялось жить лишь в четырех городах, ни один из которых, увы, финским не был. Правда, во второй половине XVIII века какие-то крайне немногочисленные евреи в Финляндии все же имелись. Король Густав IV Адольф (1792–1809) запретил «последователям Моисеева закона» въезд в Финляндию, однако те, кто там уже проживал, могли остаться. Вскоре страна вошла в Россию в качестве, как пишут историки, «автономной административно-территориальной единицы». Тем не менее Александр I сохранил все шведские законы. А поскольку запреты относительно евреев (не знаю уж, как с сарацинами) при всей финской законопослушности никогда в действительности не соблюдались, то следующему императору, Николаю I, пришлось дать финским органам самоуправления указание: паспортов для въезда в Россию евреям не выдавать. Самодержец евреев не любил, не скрывал этого и знал, что делать.

С другой стороны, это означало, что определенное количество «последователей Моисея» в стране Суоми все же набралось, и бдительный Николай предчувствовал, что они готовятся к массированному вторжению.

А проживало в Финляндии чуть более тысячи евреев…

Очень странная страна — другим словом Данию и не назовешь.

Как вам понравится: немецкая администрация попросила видного датского писателя Пера Нильссена написать для пронемецкой газеты статью о вреде евреев для Дании. Дело было во время оккупации, а от Нильссена немцы вправе были ждать сочувствия: он написал немало книг, где воспевал викингов, германскую (не в смысле «немецкая», а варварских германских племен) удаль и отвагу. И вообще ни в каком оккупированном государстве не составляло труда найти местного активиста. Или человека, который бы за дело взялся, а друзьям втихомолку объяснял, что, мол, заставили. И с удовольствием пересчитывал бы гонорар. Нильссен отговариваться не стал, сказал, что почтет за честь, что это его долг. В условленный срок статью принес, и ее напечатали.

На следующее утро вся страна ее читала. И покатывалась с хохоту. «Евреи, — писал Нильссен, — наносили нашей маленькой родине непоправимый вред. Они скупали лучшие сорта бекона и ветчины и съедали их сами, не оставляя ничего датскому народу. Теперь благодаря нашим освободителям этому издевательству над датским народом положен конец».

Знаете, мало в чем евреев в разных местах не обвиняли, кроме… повышенной любви к свинине. И издевательский характер статьи был ясен всем, хотя придраться вроде бы и не к чему: так человек думает. Мысли, в сущности, правильные, форма выбрана неверная. (На всякий случай Нильссен перебрался на лодке в близкую Швецию — туда же, куда переправили практически всех датских евреев.)

Общеизвестно, как датчане, включая короля, все вышли на улицу с желтыми звездами, как перевозили своих еврейских сограждан через пролив. Менее известно, что во всей датской истории, начиная с 1623 года, когда король Кристиан IV пригласил португальских марранов из Амстердама поселиться в стране, обещав им привилегии и свободу вероисповедания, нет никаких преследований евреев, ограничений их в правах и прочего. Это тем более удивительно, что по языку датчане близки немцам, географически — Польше, а датская принцесса стала матерью последнего русского императора. Во всех этих странах датчанам могли бы порассказать о евреях очень много поучительного. А вот же…

Герой романа датского писателя Мартина Андерсена Нексе «Мортен Красный» приезжает в Германию в самом начале прошлого века. Не то что до Гитлера, до Первой мировой войны еще далеко. Но героя бьют буквально по ушам антисемитские разговоры на каждом шагу. В Дании он этого никогда не слышал. Хотя езды от Копенгагена до Германии — даже по тем временам! — всего ничего, и по-немецки все читать умеют. Странная страна, непонятная нормальному человеку!

Может быть, дело в том, что евреев не так уж в стране много — тысяч семь с половиной, — так и датчан тоже не миллиард. Хорошо, то была оккупация, особые условия. Но в 1969 году, когда Народная Польша решила избавиться от остатков неблагодарного еврейского населения, Дания предложила принять полторы тысячи человек. По тому, сколько в Польше евреев оставалось, — очень значительную часть. Загадка Дании и ее ненормального поведения еще ждут своего научного разрешения.

Тысячелетний еврейский опыт учит: нет ничего более незыблемого и вечного под Луною, чем временные правила о евреях. В любой стране. Даже в Норвегии.

Евреи здесь никогда многочисленностью похвастать не могли, да и сейчас их не особо много, однако история их от этого менее интересной не становится. Как, впрочем, и сама норвежская история.

Судьбы стран Скандинавии вообще своеобразны. К примеру, мы до сих пор не можем с полной уверенностью утверждать, существовал ли здесь феодализм, как в других западноевропейских государствах. В Дании — да, был. А вот у ее северных соседок — неизвестно. А промышленная революция? Удивительнейшая ситуация: все страны как на подбор промышленно развиты, а вот была ли соответствующая революция?.. В общем, загадок тьма. Но, главное, никогда с уверенностью не скажешь, с какой из стран имеешь дело. Так уж получилось, что на протяжении столетий они чуть ли не по очереди побывали одна в составе другой, отстаивали свой суверенитет, чтобы потом бороться с движением за независимость у соседей, которые из угнетателей превратились в угнетенных… Конечно, это прежде всего относится к Дании со Швецией. Норвегия же обычно то входила в состав одной из них, то состояла в унии с другой, что в общем-то практически одно и то же.

При этом каждая страна, добившись вожделенной независимости, со скандинавской аккуратностью оставляла в силе принятые прежде законы. Последние, разумеется, множились, нередко вступая в противоречие друг с другом.

До 1814 года Норвегия почти 450 лет пребывала в зависимости от Датского королевства. И с завидным упорством отстаивала свои привилегии. Их, может, имелось не так уж и много, но каждая из них была по-своему дорога суровому норвежскому сердцу. В частности, вопрос о допуске в страну иноземцев (и иноверцев), который оставался в ведении местного стортинга — органа, так сказать, самоуправления в рамках датской монархии.

В 1657 году датский государь предоставил право свободного проживания в своих владениях «португальским евреям» (в основном из Нидерландов и Северной Германии). А владения эти были куда обширнее территорий нынешней Дании — охватывали Норвегию, Исландию и Гренландию. Неизвестно, как на это монаршее решение отреагировали исландцы. Скорее всего никак: хватало им борьбы против датского гнета, да и весьма затруднительно представить себе евреев, рвущихся в тогдашнюю Исландию с ее климатом и экономическими условиями. Точно так же равнодушными к возможности еврейской экспансии остались и гренландские эскимосы. А вот Норвегия признать это право отказалась.

То ли сильна была в норвежцах протестантская вера, исказить которую могли «иезуиты, евреи и сарацины», то ли бурлило в них желание доказать датчанам, что, мол, все равно сделают по-своему (в рамках закона, разумеется). Скорее всего второе. Заметим, что король датский вовсе не настаивал на немедленном вселении в страну католиков и магометан, подразумевая исключительно «португальских евреев» (сефардов, по-нашему). Но норвежцы уперлись со всей свойственной им горячностью. И великим упрямством.

Датский трон подтверждал права «португальских евреев» в 1670-м, 1684-м и 1750 годах. Но наследники норвежских провинциально-государственных мужей всякий раз отвечали твердым отказом. В 1814 году Норвегия перешла к Швеции, а у той правила насчет католиков, мусульман и интересующих нас евреев оставались неизменными. И вскоре крайне немногочисленные евреи, осевшие в стране фиордов, были из нее высланы. Не беремся утверждать определенно, но скорее всего именно нежелание шведских властей впускать евреев на свою территорию и способствовало тому, что прогрессивно настроенные представители норвежской интеллигенции начали поднимать вопрос о допуске евреев в страну. И в 1844 году стортинг разрешает его — опять-таки «португальским евреям». Такое пристрастие к эпитету «португальский» можно объяснить лишь тем, что эти — хотя и некрещеные — люди пострадали в свое время от католиков и католическо-иезуитскими агентами быть уж никак не могли (но это, предупреждаем, не более чем предположение).

К 1900 году в Норвегии проживали уже аж 642 еврея. Насколько они были «португальцами» — судить не нам. Скорее всего не особенно. Как бы то ни было, но в 1925 году в Тронхейме открылась самая северная в Европе синагога…

Была такая шведская королева. Ее звали Кристина, она жила в XVII веке и очень интересовалась священными еврейскими текстами. Королеве можно было бы посочувствовать: выучила столь трудный язык, а поговорить не с кем. Евреям в Швеции жить запрещалось — кроме тех, что изъявили желание креститься. Но уж они-то точно или не были знатоками Писания, или — если предположить, что были, — став лютеранами, утрачивали немедленно всякое желание говорить на еврейские темы (да еще на еврейском языке). Наверное, поэтому королева добилась права проживания в Швеции для семьи Бендито де Кастро (Кастро был ее личным врачом) и семьи Диего Тейксейра, личного банкира.

Звучные эти имена показывали только на то, что предки их прибыли с Пиренейского полуострова. К моменту королевского приглашения минимум два поколения Кастро и Тейксейров жили в Гамбурге. Занятно, но ко времени королевы Кристины еще никаких формальных запретов для евреев на въезд в Швецию не существовало. Не пускали — и все тут. (Добавим, что не пускали также католиков и не пустили бы магометан, но последние, еще не освоив массовое производство шаурмы в мелких торговых точках, в Швецию не рвались.)

Какие-то евреи все-таки в Швецию приезжали, селились в стране, но во избежание скандалов крестились. При этом получали особые привилегии и денежную премию. О них и говорить-то не хочется, и жалкий конец их закономерен: превратились в обычных шведов, что и неудивительно во втором-третьем поколении при смешанных браках.

В конце XVII группа ашкеназим попыталась основать в Стокгольме небольшую общину — очевидно, для того, чтобы все было как в приличных столицах Европы. Вот тут-то и приняли первое постановление по еврейскому вопросу: евреям предписывалось немедленно покинуть страну, «ввиду опасности их влияния на чистоту евангельской веры». Шведы настолько разгорячились, что в следующем году приняли еще одно постановление, согласно которому евреи имели право въезда в страну только для того, чтобы «учиться истинной вере с обязательным последующим крещением».

Карл XII, очевидно, потрясенный Полтавской битвой, позволил вдруг евреям, попавшим в страну, проводить свои богослужения. Но жить они по-прежнему могли только временно. Вообще шведские короли постоянно пытались поселить в своей стране евреев, но на пути их благих намерений столь же постоянно становился парламент-риксдаг. У демократии, что ни говорите, есть и отрицательные черты… Так что, когда король Густав III в 1772 году произвел тихий государственный переворот, в Стокгольме была создана еврейская община. Ограничений при этом было введено видимо-невидимо (жить только в четырех городах, не открывать религиозные школы, продукты питания продавать только евреям и прочая, прочая, прочая). Между нами говоря, в большинстве европейских и мусульманских государств, где проживание евреев было не предметом дискуссий, а фактом реальности, этих ограничений было куда больше. Поэтому то, что государственная служба была для евреев закрыта и правом голоса они не обладали, не казалось им чем-то тяжким и унизительным. Зато они имели полную автономию в вопросах религии, традиционного права и прочем. И уж совсем удивительно: особо заслуженным «последователям Моисеева закона» позволено было вступать в смешанные браки, не меняя своей религии. Для примера: в России об этом и речи быть не могло, причем это касалось всех нехристиан; христиане же (но не православные) в брак с православными вступать могли лишь при условии, что дети будут православными.

Далее история евреев в Швеции претерпевала разные повороты: они чуть было не получили все права, но кто-то из свободолюбцев вспомнил, что такие же права должны получить и католики, и вспыхнули страсти. В результате католикам прав не дали, а евреев на всякий случай в правах ограничили, хотя и не так сильно, как сто лет назад — дело было уже в XIX веке.

Наконец, в 1870 году евреи (и все прочие нелютеране) получили все права — кроме как быть министрами и членами Государственного совета. Судьями быть могли. Но судья-еврей не мог разбирать дела, связанные с лютеранской религией (отменили это только в 1951 году). Неизвестно, так ли это было евреям нужно? А что бы вы сказали, если бы швед в Полтавской, скажем, синагоге начал бы разбирать вопросы галахического права?..

С буквы «J» начинается немецкое слово «Jude» — еврей. В отличие от приснопамятного пятого пункта советских времен, который мог причинить — и причинял — неудобства в жизни, в гитлеровские времена такой буквой (в шестиконечной звезде) метили приговоренных к смерти. Приговоренных только за принадлежность к «еврейской расе», что рассматривалось как преступление. В картотеках заключенных концлагерей так и числилось — «преступление: еврей» (а национальность писалась по подданству.)

Но мы говорим не об администрации гитлеровских концлагерей, о ней известно многое. Мы говорим о правительствах совершенно демократических стран, которые попросили германский МИД ставить букву «J» в заграничных паспортах выезжающих из Третьего Рейха евреев. И если бы кто-нибудь обвинил чиновников этих правительств в расизме и антисемитизме, они бы сильно и искренне обиделись. С их точки зрения совершенно обоснованно: при чем здесь антисемитизм, когда речь идет только о том, чтобы охранить свои страны от многолюдного и неконтролируемого потока беженцев! Мы, господа, в сущности, маленькая страна, уют и покой которой создавался веками, и мы не можем позволить, чтобы иностранцев в стране стало слишком много.

Так — или примерно так — могли бы отреагировать правительственные чиновники Швеции и Швейцарии. Ибо ни в одной другой стране, не оккупированной немцами или не входившей в гитлеровскую коалицию, подобного свинства (плюнем разок на политкорректность!) не наблюдалось.

Что касается Швеции, о которой мы уже раньше рассказывали, то там влиял ужас перед возможной немецкой оккупацией (слева оккупированная Норвегия, рядом — оккупированная Дания, справа Финляндия — союзник Германии, где, впрочем, ни малейшей слабины в расовых вопросах, как ни давил мощный союзник, не допустили). И чтобы не вызвать недовольства Рейха, решили заранее знать, кто рвется в страну. Особо-то никто не рвался, зато евреи, прежде всего немецкие, которым нетрудно было в Швеции натурализоваться, а также польские — по определению дикие и не доросшие до европейской цивилизации, пытались там скрыться. И вот эта меточка, которую немцам легко и привычно было штемпелевать, помогала шведским властям отделять, так сказать, агнцев от козлищ. Просьба была направлена в германский МИД в сентябре 1938 г.

Надо сказать, что шведская общественность встретила этот факт возмущением и протестами; власти же просили газеты и общественных деятелей вести себя тихо, чтобы не огорчать Гитлера — точнее, «не злить». Впрочем, в 1942 г., когда немцы начали аресты евреев в Норвегии (а положение на фронтах позволяло уже меньше считаться с Германией), власти позволили им переправиться в Швецию, а потом то же произошло с датскими евреями.

Но не будем кидать камни в шведов: и Рауль Валленберг был шведом, и все шведское посольство в Венгрии сыграли огромную роль в спасении евреев. И с Израилем у Швеции прекрасные отношения, хоть и убили боевики группы «Лехи» в 1948 году в Иерусалиме шведского графа Бернадотта — посредника ООН и племянника короля… Но все же, не было б этой метки «J», сколько народа могло бы спастись…

Швейцарские же власти во второй половине 1930-х годов, когда начался массовый исход евреев из Германии, а потом — из оккупированной ею Австрии, тоже попросили немецкие власти ставить знак «J» в еврейских паспортах. Очевидно, мало какую просьбу соседней нейтральной страны немцы выполнили с таким удовольствием и сноровкой. Швейцарии, надо сказать, немецкая оккупация не угрожала, и в Швейцарии об этом прекрасно знали: нужно же было фашистам надежное место для хранения денег. Особенно — награбленных у евреев.

И деньги эти хлынули бурным потоком. На деньгах — в отличие от документов их законных владельцев — буквы «J» не стояло. Деньги вообще не пахнут…

Незабвенный Беня Крик говаривал, что если бы Бог любил евреев, он поселил бы их не в России, где они так мучаются, а в Швейцарии, вокруг красивого озера. Чувства Бени понять можно, но вот со знанием мира за пределами Одессы у него было плоховато. Красивое озеро (и не одно) в Швейцарии, конечно, есть, но этот географический факт никак не смог бы облегчить евреям судьбу. Хотя бы потому, что никто их поселиться вокруг этого красивого озера не приглашал. Более того: реши они там поселиться, им бы никто не позволил. Ибо швейцарцы так любят свой уютный дом в горах, что даже мысль о том, что туда могут нагрянуть чужаки, им непереносима. Особенно если чужаки — евреи. Вообще-то в швейцарских законах существовал пункт, согласно которому страна предоставляет убежище беженцам. Но с принципиальным добавлением: «исповедующим христианскую веру».

Что ж, положа руку на сердце признаем: в своем доме каждый волен распоряжаться как ему угодно. Особенно если дом этот мал и независимость его пришлось отстаивать много веков: то от австрийцев (на чем специализировался знаменитый Вильгельм Телль, поразивший стрелой яблоко на голове собственного сына), то от Наполеона, авторитарно внедрявшего в независимой республике свои законы… И что с того, что законы эти были прогрессивны! Швейцарское понятие «не наше!» отвергало как эти прогрессивные законы, так и само понятие «Гельветическая республика» (государственное образование на территории Швейцарии, находившееся под протекторатом Франции).

Тем не менее именно благодаря наполеоновским законам в Швейцарии (Гельветической республике) вновь стали селиться евреи. К тому времени те немногие евреи, поселившиеся в Швейцарии с XIII столетия, были уже двести лет как изгнаны. По религиозным, разумеется, причинам. Впрочем, дело было еще и в том, что единственным занятием евреев в этой стране были финансовые операции — как правило, не приносившие популярности людям, которые ими занимались. К XVIII веку в стране существовали всего три крошечные еврейские общины в трех маленьких городках графства Баден, не являвшегося к тому же полноправным членом Швейцарской Конфедерации. (По иронии судьбы, именно финансовые операции спустя несколько веков стали основой швейцарского благосостояния, но это вовсе не означало, что местные банкиры мечтали поселить в стране опасных конкурентов.)

Итак, в стране стали селиться евреи из Франции — французские, между прочим, граждане, права которых отстаивало французское революционное правительство. Тогда местные евреи (хоть их было и мало) потребовали уравнять их в правах с пришлецами, и Национальное собрание пошло им навстречу. Но тут Франция потребовала полной эмансипации евреев, что уже вызвало возмущение. Один из депутатов даже потребовал «отправить всех евреев к Наполеону, чтобы тот повел их на Иерусалим». Прямо прасионист какой-то, а не антисемит (коим он, несомненно, был).

Таким образом, несмотря на французское давление, эмансипация была отвергнута. Впрочем, правительство позволило евреям не только жить на всей территории Баденского округа, но и приобретать там недвижимое имущество. И то прогресс по сравнению с недавним прошлым!

А тут Наполеон взял — и отменил Гельветическую республику, восстановив прежние права Швейцарии, включавшие в себя один важный пунктик: не существует швейцарского гражданства, существует гражданство кантонов. Каждый кантон решает его по-своему и обычно крайне неохотно предоставляет гражданство иностранцам. Это правило действует и по сей день — жми не жми заграничная общественность на швейцарское правительство, у последнего всегда наготове ответ: мы-то, мол, что, мы — люди прогрессивные и демократию уважаем, да только с кантонами и законами их средневековыми ничего поделать не можем. И зарубежная общественность, вздохнув, смиряется: ну не покушаться же на старейшую демократию Европы, в самом деле!

 

В Бельгии, Голландии и, наверное, Люксембурге

Мы не случайно употребили название Люксембург, хотя в послевоенные времена эти три страны упоминаются обычно вместе и даже в сокращенной форме: Бенилюкс. При этом о существовании заметной еврейской общины в третьем из этих государств нам неизвестно. Конечно, какие-то евреи есть («Где ж без их обийдеця!» — как говаривал батька Ковпак, видный советский военачальник), но обладают ли они такими чертами своеобразия, как евреи в Бельгии и Голландии, мы не знаем.

Еврейские общины на территории этих стран существовали исстари, и очевидно, это были ашкеназские евреи, общины которых то процветали, то подвергались истреблению и изгнанию, особенно во время Крестовых походов. Но потом территории нынешних Голландии и Бельгии — точнее, Нидерланды, Фландрия и Бургундия — стали частью Испанской колониальной империи. Несомненно, здесь появились сефарды, в данном случае в буквальном смысле — от слова Сефарад, то есть Испания.

Народы этих стран вели с испанцами упорную борьбу за освобождение, испанцы же отвечали традиционными для них методами: кострами инквизиции и казнями. Можете не сомневаться, что евреям тогда попало, и попало немало, что и сыграло впоследствии для них самую положительную роль. Мы имеем в виду то время, когда будущие Бельгия и Голландия добились-таки независимости. А евреев в это время начали изгонять из Испании и Португалии, и надо было искать новое место в широком недружелюбном мире.

Так вот, Голландия, где возобладал протестантизм, увидела в евреях не только искренний антииспанский элемент, но и антикатолический. А потому пустила испанских евреев к себе и предоставила определенные религиозные свободы: протестанты в тот период хотя и не дошли еще до свободы совести, но были уже на пути к ней.

Фламандцы (повторяем: до создания Бельгии было еще далеко), говорящие с голландцами на одном языке, но оставшиеся католиками и потому в общее государство не вошедшие, тоже ценили в евреях их тогдашние антииспанские настроения. Когда дело касалось испанцев, никакие другие соображения во фламандские головы не приходили. Поэтому евреев допустили и во Фландрию.

Все это оказалось весьма на руку тем евреям, которые для виду крестились в Испании или Португалии. Здесь можно было смело вернуться к вере предков. Но фамилии-то оставались. И какие! Звучные: д’Акоста (помните: Уриэль Акоста?), да Сильва, Кастро (кажется, вождь трудящихся Кубы здесь ни при чем), Франко, Карвальо, Перейра. Как, кстати, сохранился и испанский язык в той его архаичной форме, которая приводит в трепет филологов-испанистов.

Поэтому, когда, бродя по Брюсселю или Роттердаму, вы увидите табличку «Адвокат Ж.-П. Кастро» или «Дантист Перес д’Оливейра», не сомневайтесь: это тот врач, о котором вы подумали. И послевоенный посол Нидерландов в Москве по фамилии Тейксейра де Матос — тоже. Только первое имя надо читать по-португальски — Тейшейра, но, очевидно, за века в Нидерландах транскрипция изменилась. И первый генерал-полицмейстер Петербурга граф Дивьер — из этой же команды: его вывез Петр из Голландии, поставив, правда, условием креститься. Что молодой Дивьер, бывший пират, сделал с легкостью, но в их семье к этому привыкли, ибо дедушка его стал католиком в Испании; ну да не будем его судить — свою роль в русской истории он сыграл, а мы его вспомнили потому лишь, что говорим об именах, свойственных евреям Бельгии и Голландии. И, может быть, Люксембурга.

Бельгия — страна небольшая и как государство существует недавно, с 1830 года. До этого составившие королевство земли прозывались и герцогством Бургундия, и графством Фландрия, и графством Брабант, и прочая, прочая, прочая. Часть нынешней бельгийской территории подчинялась некогда французским королям, часть — входила в состав Нидерландов. Потому и говорят в Бельгии на двух языках: французском и фламандском, почти не отличающемся от голландского. А поскольку договориться между собой фламандцы и франкоязычные валлоны никак не могли (и отнюдь не только из-за разницы языков), решено было с конца 1960-х все в стране разделить по языковому признаку. И даже армию (представляете себе, сколь «огромна» армия этой крошечной страны, если с ней можно сотворить такое!): одни части — «французские», другие — «фламандские». Тут без курьезов не обойтись. Можно, к примеру, услышать историю о выпуске в офицерском училище. Курсанты — уже бельгийские офицеры, но служить им придется в разных частях. Полковник командует:

— Внимание, господа офицеры! Валлоны — напра-а-… а фламандцы нале-е… во!.. Лейтенант Кац! А вы что стоите, как засватанный?!

— Господин полковник! — отвечает лейтенант Кац. — А куда нам, бельгийцам?

Удивительно! Во-первых, Кац — и бельгиец. А во-вторых, и впрямь: куда ж податься бедному бельгийцу Кацу?

Ну, положим, ничего смешного в «бельгийскости» лейтенанта Каца нет, коль уж он является подданным бельгийского короля (с тем же успехом советский лейтенант Кац имел бы право называть себя — и быть — советским офицером).

А вот со вторым… И вправду: что делать еврею, волею судеб затесавшемуся в такую вот историю?.. Но дело еще и в том, что евреи в этой маленькой стране тоже не составляют однородной массы.

Когда вы идете по Брюсселю и видите вывеску «Адвокат Ж.-П. Кастро» или «Дантист Перес д’Оливейра», можете не сомневаться: хотя бы на Йом-Кипур, а в синагоге вы их встретите (еврей, как известно, каким бы вольнодумцем и атеистом ни был, а в синагогу на Йом-Кипур зайдет всенепременно). И мэтр Кастро зайдет, и Перес д’Оливейра. Причем не просто в синагогу, а в синагогу сефардскую, куда столетиями ходила семья и где каждый из них обязательно встретит старых знакомцев. Идиша там не услышать, но, боюсь, и языка ладино (он же испанско-еврейский) — тоже. Там (особенно в Брюсселе, Льеже и Шарлеруа) говорят по-французски. Но во фламандскоязычных городах те же Кастро, Франко и Карвальо общаются в синагоге все же на ладино. Ну, быть может, и на французском немного, хотя на улице щеголять им не будут. В Антверпене, однако, в крупном еврейском квартале на Пеликаанстраат повсюду звучит идиш — да какой! И под Жмеринкой такой не везде услышать можно было (а уж теперь-то и точно не услышишь). А на шабес и по праздникам здесь все облачаются в супертрадиционные еврейские ашкеназские одежды, словно в иерусалимском квартале Меа-Шеарим или в отдельных уголках Бруклина (ну и конечно, во многих других местах; но чтобы вот так, улица за улицей, — это только на Пеликаанстраат в Антверпене).

Автор этих строк искал в Антверпене сефардскую синагогу, бродя по всему кварталу. Это был тот классический случай, когда язык за границей выбрать было не сложно, прибегнув к известной формуле: «Мамес-лошн везде поможет». (Для тех, кто не в курсе: «мамес-лошн» — «язык матери» на идише.) Но вот толком объяснить, как найти синагогу, мало кто мог. А поскольку еврей не в состоянии просто сказать: «Я не знаю» (или в более философской форме «Вейс их?»), — мне начинали объяснять:

— Их же очень мало.

Или:

— Она обычно закрыта.

Получалось, что разговор идет о каких-то немногочисленных чудаках, которые вообще-то евреи, но только какие-то не совсем похожие на нормальных евреев. Между тем именно евреи с Пиренейского полуострова и составляли долгое время основное еврейское население страны. А предки знакомых нам ашкеназов прибыли сюда из Польши, которая в еврейской географии означает территорию, многократно более обширную, нежели собственно Польша. И к моменту немецкой оккупации многие из них даже не имели бельгийского гражданства и без числа были истреблены немцами. Следует воздать должное бельгийскому сопротивлению, участники которого многим помогли спастись. Фламандский кардинал Ван Руй прямо с амвона в костеле объявлял, что помощь евреям — долг каждого верующего.

Потом ашкеназы натурализовались и, как это было во многих странах, составили в местной еврейской общине абсолютное большинство. Но вот как им удалось сохранить идиш среди фламандцев, язык которых схож с идишем даже больше немецкого, стоит задуматься. А с сефардами они говорят на иврите.

Возник вопрос и у меня: если бы фламандцы с валлонами общались между собой на иврите, то, может, и армию делить не пришлось бы?..

Во время описываемых нами событий Нидерланды включали значительную часть нынешней Бельгии; нас интересуют именно те северные протестантские земли, которые были некогда голландской частью Нидерландов. Евреи проживали в этой небольшой, менявшейся территориально стране (иногда — побольше, иногда — поменьше) с очень давних времен. Но известно о них не так уж много: да и их самих тут много не бывало. В принципе судьба голландских евреев не особо отличалась от судьбы остального племени во всей католической Европе: то изгонят, то обвинят в распространении «черной смерти» — чумы, то ограничат проживание набором определенных населенных пунктов сельского типа…

В 1556 году страна попала под власть испанской короны, после чего последовало вполне закономерное изгнание евреев: королем-то был тогда Филипп II, достойный продолжатель дела Фердинанда II Арагонского, очистившего от евреев метрополию. С какой стати ему было лишать себя этого маленького удовольствия и в Нидерландах? Заметим только, что изгнанные евреи принадлежали в основном к ашкеназскому званию.

Не будем гадать, были нидерландцы благодарны королю за изгнание евреев или нет. Достоверно известно одно: испанцев, католиков вообще и его величество лично они ненавидели всей душой. И потому с 1566 по 1609 год вели с испанцами упорную войну. В результате этой войны они добились независимости и признания испанцами своей протестантской веры. А последняя, между прочим, подразумевала личную ответственность каждого человека перед Богом. В том числе — в вопросах веры. Страна нуждалась в предприимчивых и — что очень важно! — заведомо антииспански настроенных людях. Иными словами, евреям вновь разрешили проживать в стране, и в нее стали прибывать изгнанники с Пиренеев, чьи звучные испанские фамилии и изысканный кастильский (и португальский) выговор, честно говоря, резали слух подуставших от всего этого нидерландских граждан.

Марраны же, привыкшие притворяться католиками и водить, по возможности, за нос Священную Инквизицию, стали по привычке основывать еврейские общины — да не простые, а тайные. А возводимые ими синагоги внешне подозрительно смахивали на католические костелы. Это им и в Испании не очень-то помогло, и в Португалии, а уж тут-то могли бы и сообразить, что ничего, кроме цорес (царатос — на еврейско-испанском и несчастья — по-русски), такая мимикрия не принесет. Но уж больно напуган был народ, чтобы взвесить все «за» и «против».

Помогли разобраться в ситуации добрые обыватели Нидерландов. Бросили клич: «Долой католиков!», и народ стал собираться на площади, где возводился предполагаемый костел. Намяли евреям бока основательно, но, убедившись в том, что ничего общего с католицизмом они не имеют, отпустили с миром. Но, что самое главное, даже мысли о погроме не возникало. В общем, хоть и с намятыми боками, но жизнь можно было начинать новую — совсем не похожую на то, что было за Пиренейскими горами.

Конечно, статус евреев долгое время оставался неопределенным, а каждый город имел свои правила на этот счет (причем нередко весьма разнообразные). Но, главное, не было инквизиции. Да и массы унизительных ограничений, как в соседней Германии или дореволюционной Франции (да и почти всюду). На большей части Голландии было разрешено исповедовать иудаизм, создавать общины, иметь те же имущественные права, что и христианские граждане.

Общую идиллическую картинку могло бы нарушить отсутствие политических прав, но… Просим не забывать, что на дворе стояли XVII–XVIII столетия и христианское государство защищало прежде всего христиан. Запрещены были и смешанные браки; положа руку на сердце — вот тут-то мнения властей предержащих и набожных евреев совершенно совпали.

Сефарды внесли в процветание Голландии весомый вклад: например, четверть кораблей Вест-Индской компании — столпа голландского процветания — принадлежала евреям. Они же создали и упрочили такие виды промышленности, как шелковая, сахарная, табачная и шоколадная. Амстердам стал мировым центром обработки алмазов. Этим делом и по сей день занимаются исключительно евреи. Вы, конечно, понимаете, что появились и крупные банкиры.

Медицина тоже стала преимущественно профессией еврейской. Одного из врачей-евреев изобразил великий Рембрандт, очень хорошо относившийся к евреям и закончивший дни свои в еврейском квартале.

Да и вообще взаимоотношения с окружающим населением (титульной, как сказали бы у нас, нацией) были хорошими.

Медленно, но верно завоевывала еврейская община Голландии свое место под скуповатым североморским солнцем. Профессия врача, естественно, преимущественно еврейской не стала (врач-еврей по-прежнему был обязан давать особую присягу, в которой обещал лечить христиан столь же добросовестно, как и евреев), но среди евреев стала достаточно заметной и уважаемой. До 1711 года фармацевт-еврей не мог продавать лекарства иноверцам — сказывалось, знаете ли, вековое недоверие. Но если он имел хотя бы одного помощника из числа христианин, остальные могли приобретать его товар, не опасаясь, что им подсунут яд.

Так было до тех пор, пока в сентябре 1796 года Национальное собрание Батавской республики (которой стала Голландия после французской оккупации, перед тем как трансформироваться в королевство, управляемое братом императора, Луи-Наполеоном) не приняло наконец закон о полной эмансипации евреев. Надо сказать, что население («титульная нация») отнеслось к этому весьма спокойно.

А вот евреи, напротив, восприняли его враждебно. Они эмансипации боялись.

Уточним: речь идет о верхушке сефардской общины. Ибо сефарды, об истории и успехах которых мы кратко и с должным уважением поведали, к тому времени давно уже не составляли большинства среди евреев в стране. Еще с Тридцатилетней войны (начавшейся в 1618 году), а особенно — со времен Хмельницкого (середина XVII века) в страну начали просачиваться ашкеназы. Видимо, слухи о спокойной стране, где не мешают жить, доходили аж до Белой Церкви и даже далее.

Кстати, о Хмельницком. К этой личности и на Украине-то по-разному относятся, а уж для евреев слово «Хмельницкис цайтн» имеет лишь одно значение: врагам чтоб нашим так было вполовину! Но все же (хоть и меньше всего, наверное, думая о «Холандыи») изменения в голландской жизни он произвел о-го-го какие!

Правительство страны прибывающим не препятствовало, но (закон превыше всего!) требовало, чтобы они подчинялись руководству еврейской общины страны. В этом, кстати, и заключался смысл религиозной автономии, включавшей права суда над членами общины и на цензуру печатных изданий. Ашкеназы говорили на другом языке, были почти поголовно бедны (чтоб не сказать, нищи) и совсем не могли похвастаться европейским образованием. И долгое время основными их занятиями были коробейничество, торговля скотом и служба в домах богатых сефардов в качестве слуг, грузчиков, приказчиков, портных, сапожников — в общем, все-чего-прикажете. Молились в разных синагогах, и отношения между группами долгое время оставались натянутыми.

Впрочем, как учит история, евреи (стиснув зубы и работая по семнадцать часов в сутки) всегда выбьются и займут свое место. И к концу XVII века ашкеназы заняли прочные ведущие позиции и в книгопечатании (причем не только как типографские разнорабочие), и в обработке алмазов (поначалу как квалифицированные шлифовщики, а потом — и как хозяева). К XVIII веку сефарды превратились в стране в незначительное меньшинство: ко времени Французской революции их было всего тысячи три против 27 тысяч ашкеназов. Но в глазах правительства страны и всего голландского общества еврейство страны представляла именно сефардская элита.

Когда французы свергли Оранскую династию и оккупировали страну, сефардские лидеры так и остались оранистами-монархистами. У появившихся же к тому времени образованных и богатых ашкеназов идеи Французской революции встретили горячий отклик. Но, честно говоря, даже среди них сторонники эмансипации были в меньшинстве. Потому что большинство оставалось очень бедным.

И очень верующим.

Главным же последствием происшедшего было то, что власти перестали глядеть на сефардов как на единственных представителей еврейства.

В 1848 году в Голландии было провозглашено отделение церкви от государства. Евреи — как и другие лояльные граждане — должны были выработать собственный общинный устав. Бедные власти! Они забыли, что имеют дело с племенем, которое три тысячи лет все никак не может договориться между собой! И сефарды с ашкеназами выполняли свой долг лояльных голландских граждан ни много ни мало, а целых двадцать два года. И в 1870 году появился не один, а два центра — сефардский и ашкеназский.

Но зато сторонникам «реформированного иудаизма» отпор они дали сообща…

Можно сказать, что до немецкой оккупации голландская еврейская община дожила довольно спокойно, хотя состав ее опять изменился. Всего в Голландии жило около 140 тысяч евреев — 130 с лишним тысяч из которых было ашкеназского происхождения, а 4 с небольшим тысячи — сефардского. Теперь же к ним добавились тысяч тридцать беженцев из уже оккупированных немцами стран — без гражданства, без документов и (с точки зрения традиционного европейского законодательства, считающего национальностью подданство) просто подозрительных: а кем еще следовало их считать, как не немцами, австрийцами или чехами, т. е. гражданами созданного нацистами Протектората Чехии и Моравии? Стоит ли удивляться тому, что голландское правительство этому совсем не радовалось. И так ждали удара в любой момент, а тут поди пойми — евреи-беженцы это или гитлеровские агенты? Но даже при этом голландские власти не повели себя так же хамски (давайте уж называть вещи своими именами!), как швейцарские. Тем более что уж Швейцарии-то никакая оккупация не угрожала. Правительство Голландии организовало лагерь для беженцев в Вестерборке, на самой границе с Германией; учитывая размеры страны, большой разницы между ним и лагерем, скажем, на французской границе не было. Ведала лагерем еврейская община, которая всячески пыталась помочь беженцам.

Именно в потоке таких вот еврейских беженцев из Германии (правда, чуть раньше) прибыла и семья Франк, чьей дочери Анне суждено было стать и олицетворением страданий евреев Голландии, и символом помощи им со стороны простых голландцев. Не будем приукрашивать: и в этой стране нашлись свои фашисты-муссертовцы, но влияние их было столь малым, а отношение к ним народа было столь неприкрыто осуждающим, что этой ложкой коричневого дегтя так и не удалось испортить общую бочку меда.

В 1940 году оккупация, об опасности которой так долго и предусмотрительно говорили люди прозорливые (и не только евреи), свершилась. Евреям немедленно запретили жить в нескольких районах страны и заниматься многими профессиями — быть, к примеру, учителями и государственными служащими. Началась и выдача специальных удостоверений личности, однако западная граница перекрыта еще не была, а потому началось бегство в неоккупированные страны. Голландская полиция помогала беженцам, чего, увы, не скажешь о правительствах и населении многих «неоккупированных» стран.

Нельзя не помянуть добрым словом и испанского диктатора — генералиссимуса Франсиско Франко Баамонде-и-Грауперу. Да-да, того самого «кровавого фашистского палача», как его именовала советская и левая прогрессивная печать Европы. Потому что именно им, «кровавым», было выпущено распоряжение испанским дипломатическим представительствам немедленно предоставлять испанское гражданство евреям испано-португальского происхождения. Немцы, числившие генералиссимуса среди своих друзей (по крайней мере на бумаге), зубами скрежетали, но публично спросить: «Ты что ж это, коллега, творишь? Как же это тебе, брат, не совестно таким беспределом заниматься?» — не могли.

Правда, испанская защита распространялась лишь на небольшое число евреев с фамилиями вроде Кастро, Франко, Карвальо и д’Эспиноза. А также д’Акоста. А основную массу евреев в Голландии составляли простые Гинзбурги с Варшавскими, которые претендовать на пиренейские корни уж никак не могли.

Тем временем оккупационные власти сосредоточили все еврейское население в Амстердаме, а принадлежавшие евреям предприятия «ариизировали» — то есть передали в руки чистых в расовом отношении граждан. Это случилось и с предприятием, принадлежавшим отцу Анны Франк, из дневника которой мы знаем, что голландский владелец, спрятавший их семью, держал связь с настоящим хозяином. То же было и на многих других предприятиях (магазинах, фабриках, мастерских и даже больницах). Для немцев это в общем-то секретом не являлось, просто их планы шли гораздо дальше «стандартной» ариизации. Планов у них вообще было громадье.

В Амстердаме всех евреев сконцентрировали в «Йоодсхе Вийк». Конечно, с Варшавским гетто его сравнить было трудно, но кому и когда было легче от того, что кому-то приходится еще хуже? В 1942 году немцы создали 42 трудовых лагеря, куда угодили 5242 еврея. Путь оттуда был один: на Восток, в Польшу, где на обширных просторах дымились печи Освенцима, Бржезинки, Майданека и прочих проклятых мест.

В 1941 году в ответ на массовые аресты евреев провели забастовку протеста работники почти всех учреждений Амстердама. А когда в следующем году появился указ о ношении желтой звезды, ее надели очень многие голландцы (это, кстати, получило меньшую известность в отличие от подобной акции, имевшей место в Дании). Обе церкви Голландии (католическая и протестантская) публично выступили против преследования евреев.

Если учесть, что и голландцы, и норвежцы, и датчане являются, согласно гитлеровской теории, представителями самой что ни на есть чистой германской расы, то такое поведение «братьев по крови» было для нацистов просто ударом ножа в спину…

Казалось бы, небольшая страна — Голландия, но сколь насыщенна, как своеобразна история ее еврейской общины!

Вскоре после начала немецкой оккупации страны возникло Еврейское движение сопротивления. Если быть точными, оно появилось как часть общеголландского Сопротивления. Подобные движения возникали, как известно, во многих странах, где приход немецких захватчиков растоптал привычный уклад и государственную самостоятельность.

Правда, не во всех — кое-где антифашистское подполье изобрели позже, уже после разгрома нацистов (как же можно — без Сопротивления, без партизан, без борьбы героической!..). И чем дальше по времени отстояла та война, тем большее количество ее героев открывалось, тем больше писалось книг о самоотверженности и жертвах. Не станем на этом останавливаться и уж тем более называть конкретные имена и приводить конкретные названия — чего людей обижать, тем более что потомки их, родившиеся много позже, зачастую верят и в жертвы, и в борьбу. И даже рассуждают порой: чего там эти евреи шумят о своих страданиях? Другим разве легче было?..

Итак, движения Сопротивления были во многих странах, хотя видеть в своих рядах евреев их участники желали не везде. Скажем, в Польше вполне воинственно настроенные и против немцев, и против русских Народовы силы збройне (Национальные вооруженные силы) считали уничтожение евреев благом для страны. Согласно их доктрине, немцы должны были истребить евреев, потом «швабы» и «москали» — друг дружку, а на костях всех вышеперечисленных поднималась и расцветала независимая Польша. Не будем гневить Господа: были в Польше и другие силы — и среди коммунистической Гвардии Людовой, и среди управляемой из Лондона Армии Крайовой, — помогавшие повстанцам Варшавского гетто. Но и Народовы силы збройне — были. И свое черное дело — делали…

Голландское же Сопротивление (в безлесной, равнинной стране, где от города до города — четверть часа на велосипеде, где и спрятаться-то некуда) не только сформировалось сразу, но и сразу же принялось за помощь гонимым, первыми среди которых были евреи — и из малочисленной сефардской общины, и из многолюдной ашкеназской. Как мы уже писали, помощь сефардам неожиданно начали оказывать испанские дипломатические представительства. Но до этого многие сефарды успели угодить в лагеря, хоть руководство их общины и пыталось доказать немцам, что они являются арийцами, исповедующими иудаизм. Дело рассматривали в научных центрах Германии, и немецкие ученые — специалисты по расовым вопросам (не путать этих, так сказать, ученых с нормальными антропологами и этнографами — тех, кто не хотел способствовать истреблению людей, из немецких институтов давно выкинули), известные своей пунктуальностью и дотошностью, отвечали: никак нет-с, евреи как евреи.

Это, кстати, очень важный вопрос: можете вы рассчитывать на помощь национального большинства (ведь, в конце концов, именно оно определяет ситуацию) или нет? К примеру, в оккупированной Риге евреев из гетто отправляли на работы без охраны. А зачем — местное население следило за узниками не хуже цепных псов, и попробовал бы кто из них убежать…

Некоторые из евреев (прежде всего члены голландского «Халупа»), бежав во Францию, организовали Сопротивление и партизанские отряды и там. Не зря профашистская (вишистская) французская печать вовсю трубила, что в отрядах партизан-маки воюют одни евреи, армяне и прочие эмигранты из Восточной Европы.

Голландцы создали для помощи евреям и другим преследуемым Национальную организацию помощи скрывающимся. Ее члены, рискуя жизнью (ибо избежать суровой кары за такое преступление, как укрытие евреев, не помогала самая-пресамая чистая германская кровь, текущая, согласно нацистским теориям, в жилах голландцев), укрывали евреев и спасли таким образом примерно 10 тысяч человек, в том числе три с половиной тысячи детей.

«Праведником мира» можно назвать весь голландский народ. И не удивляться потом тому, что из стран Западной Европы Голландия в 1973 году оказалась чуть ли не единственной, кто не убоялся арабского нефтяного бойкота…

Картина, которую мы рисуем о жизни евреев этого уголка Западной Европы, не была бы полной без зарисовки из жизни люксембургского еврейства. Впрочем, само выражение «люксембургское еврейство» представляется довольно-таки спорным. Если в стране проживает несколько евреев, это еще не значит, что они являются отдельной группой, заслуживающей особого рассмотрения. Действительно, в Люксембурге насчитывается 1200 евреев — очевидно, меньше, чем в московских Черемушках.

Но в Люксембурге населения-то тысяч четыреста, так что тысяча (а тем более — тысяча двести) человек — величина вполне заметная. Как говорится, маленькая страна — и евреев мало. Исключение тут одно: Израиль. Страна маленькая, а евреев много, и при этом они даже составляют подавляющее большинство. Но Израиль даже в самых скромных своих границах все равно в десять раз больше Люксембурга (наверное, какой-нибудь люксембургский еврей, побывав на исторической родине, с восторгом рассказывает близким и друзьям об израильских просторах: «Три часа едешь — и все одна страна!»). Так что для жителя Великого Герцогства Люксембург тысяча двести евреев представляется величиной не только не малой, но для отдельных антисемитов (а чего им там не быть — вон даже в Израиле, говорят, и то есть), наверное, даже и великоватой.

Впрочем, в список стран, отмеченных пылким антисемитизмом, Великое Герцогство не внесено.

Далее можно рассказывать по общеевропейскому образцу: евреи появляются в местных хрониках в XIII веке, о чем свидетельствуют древняя синагога и кладбище; во время чумы века следующего имел место погром, во время которого одних убили, а остальных из страны изгнали. К началу XV столетия в Люксембурге оставалось всего 2 (прописью: две!) еврейские семьи. Зато в XVI веке там поселились мар-раны. Понятно, что с Пиренейского полуострова, где, понятно, приняли католичество. Менее понятно, почему они в католичестве и остались в Люксембурге.

Понемногу какое-то число евреев (не марранов, а евреев как таковых и к тому же ашкеназов) в стране подкопилось, но в 1530 году их опять из страны изгнали. И до конца XVIII века никаких евреев, кроме марранов (впрочем, при их верности католической церкви на территории Люксембурга даже и не знаю, можем ли мы их так называть; к тому же они поголовно были испанскими дворянами — идальгос), в стране не осталось. Но тут нахлынули иудеи из Лотарингии. То ли надоело властям их изгонять (все равно снова проберутся!), то ли оттого, что на герцогство наложила руку Франция, но пребывание их стало узаконенным, да так и осталось на грядущие времена. Община стала крупной: аж 75 душ. А в начале XX века за счет переселения евреев из Германии — 1171 человек, и число это почти утроилось, когда в соседней Германии пришел к власти Гитлер. Естественно, что впоследствии Люксембург оказался оккупированным, а так как, с немецкой точки зрения, его населяют немцы, то он стал просто частью Германии.

Но дело в том, что сами люксембуржцы считают себя отдельным народом с много большей серьезностью, чем жители, скажем, Полтавы. И на гербе их написано: «Mir bliewen wolen wat mir zan!», что значит: «Мы хотим оставаться теми, кто мы есть». И на литературный немецкий это похоже не больше, чем «Ще не вмерла Украина» смахивает на «Боже, царя храни».

А потому все немецкие распоряжения встречались саботажем, больше похожим на действия голландцев или датчан, нежели на дисциплину подданных Третьего Рейха. Большинству евреев, разумеется, помогли бежать в неоккупированную еще Францию. Но 700 человек немцы все же арестовали, и выжило из них всего 35. После войны герцогское правительство помогло восстановить жизнь еврейской общины.

И все же… Кем же все-таки считать марранов? Так вот: в изданной правительством книге о Люксембурге говорится, что город превратил «в самую неприступную в Европе крепость» (почти как Гибралтар!) испанский еврей — военный инженер де Трайбак, «…предки которого смогли вернуться к вере отцов на земле Люксембурга». Дворянство же (с частицей «де» и сопутствующими ей привилегиями) подтвердил сам великий герцог.

 

Франсуа Саадун и Анри Хафиз

Во Франции крупнейшая еврейская община в Европе и одна из крупнейших в мире. Однако это не значит вовсе, что состоит она из французских евреев. На первый взгляд, довольно странное утверждение. А из кого тогда она, простите, состоит? Если с точки зрения юридической, то, конечно же, из французских евреев, граждан Франции. Плюс еще некоторое количество наших бывших сограждан еврейской национальности, где только не обретающихся, какого-то количества израильтян, отслуживших в армии и отправившихся погулять-подзаработать по белу свету, да, скажем, скольких-то американских евреев-туристов (последние, впрочем, не лезут ни в какие чужие гражданства: им и своего хватает).

А исторически мы можем выделить три компонента во французском еврействе. Во-первых, тех, чьи предки издавна, со Средних веков, жили во Франции: то изгонялись, то переселялись, но уж давно ассимилировались — кроме религии! — во французском обществе. И декреты Великой французской революции о равноправии граждан относились именно к ним. И из них созывал Наполеон Великий Синедрион, где евреи клялись в верности Франции. Среди наиболее известных фамилий, типичных для французского еврейства, стоит назвать такие, как Кремье (был министром юстиции в XIX веке), Астрюк, Мендес, Мендес-Франс (премьер-министр уже после войны). Поскольку во Франции нашли убежище марраны из Испании и Португалии, а произошло это в XVI веке, их тоже можно отнести к исконно французским евреям, но фамилии у них, естественно, пиренейские: Перейра, да Сильва и т. д. (У Вольтера, кстати, евреев недолюбливавшего и часто о них писавшего, всех отрицательных героев-евреев зовут как-нибудь вроде да Сильвы и д’Акосты.) Есть во Франции еще одна маленькая группка евреев, обычно не очень известная: так называемые «папские евреи» Авиньона. Во время известного в истории «авиньонского пленения» Папы Римского — а держал там Папу, и не одного его, французский король — местные евреи оказали римскому первосвященнику уважение и помощь, а он за это, уже освободившись и возвращаясь в Рим, официально обещал им защиту и покровительство. О чем они из века в век получали документы из Рима. Вы будете удивлены, но даже во время оккупации эти документы спасли их от фашистов и вишистской полиции. С точки зрения имен и фамилий, они от других французских евреев не отличаются.

Но все вместе исконно французские евреи составляют лишь небольшой процент в общине Франции. Ибо с присоединением Эльзаса оттуда хлынули на территорию собственно Франции евреи, говорившие на идише. И основные антисемитские выпады во французской литературе и публицистике направлены были против этих «немецких евреев». (Капитан Дрейфус, кстати, был одним из них.) Судя по всему, в позапрошлом веке они так допекли французских антисемитов, что те, проклиная этих «немецких пришельцев», утверждали, что среди французских евреев очень много порядочных людей. Представляете, что нужно сделать, чтобы антисемит такое сказал!

Они, эти евреи, составили бы большинство в общине, да новый поток принес в эту симпатичную страну выходцев из великих стран Пейл и Литэ (Польши и Литвы, а точнее — из Российской империи и австрийской Галиции). Вот их-то во французской общине большинство. Потому особо об их фамилиях и говорить-то незачем: Гинзбурги как Гинзбурги, Шварцы как Шварцы, а также Гиршбергеры (последние, впрочем, могут читаться как Иршберже). Имена теперь все больше франкозвучащие: Андрэ Глюксман (с ударением на последнем слоге), Леон Блюм (предвоенный премьер-министр) и все такое прочее.

Но и эта картина оказалась слишком простой, когда после обретения независимости североафриканскими колониями из этих свободных арабских стран рванулся во Францию протуберанец местных евреев. Им-то от победы арабского дела ждать ничего хорошего не приходилось. Вдобавок они отлично владели французским, за время колониализма прекрасно европеизировались, были очень неглупы в делах, а также поголовно все имели французское гражданство. Фамилии у них восточные, примерно такие же, как у алжирцев и марокканцев-мусульман, зато имена — французские. Чем и могут они легко отличаться от арабов.

Вот фамилии трех врачей, списанные мною на улицах Ниццы: Франсуа Саадун, Мишель Леви (ну тут и так все ясно) и Раймон Бушараа.

 

И Ломброзо тоже

Еще в 80-е годы XVI века города Ливорно не существовало: была приморская деревушка в области Тоскана. Расположена она была в месте удобном, чтобы стать портом. Тосканой правили тогда герцоги из дома Медичи, рода весьма заметного в итальянской и европейской истории. Единой Италии не существовало, и для тосканских герцогов Венеция была столь же чужим и опасным конкурентом, как любое другое зарубежное государство. Поэтому Медичи решили основать на месте деревни крупный портовый город.

Медичи были добрыми католиками, но при этом, если так можно выразиться, весьма знающими свое дело правителями. И потому приняли в 1583 году верное решение: пригласить поселиться в Ливорно евреев, причем не венецианских евреев, которых Шекспир обессмертил в образе Шейлока — ох, не каждое бессмертие желанно! — а марранов, весьма сведущих в средиземноморской торговле, имеющих надежные связи с Амстердамом, Турцией и всем Востоком. Марраны, сполна хлебнувшие лиха в Испании, очевидно, рассудил мудрый Медичи, с благодарностью отнесутся к государству, где жизнь их будет отличаться от прежней в лучшую сторону. И с 90-х годов XVI века еврейская община Ливорно получила широкие права: самоуправление, автономный суд, сбор налогов (со своих). Тут не было гетто, не требовалось носить отличительную одежду — ну просто, как сказали бы в СССР, коммунизм! Но, к счастью, тогда такого слова не знали, хотя и понимали, что в Ливорно — хорошая жизнь (в рамках позднего Средневековья, естественно). Лет через сто Ливорно был объявлен вольным портом, что еще больше укрепило позиции еврейской общины.

Евреи составляли заметный, но не самый большой процент в населении города. Община могла себе позволить заниматься не только местными делами: скажем, во времена Хмельницкого здесь собирали средства на помощь выжившим евреям Украины. (Маленький вопрос: кто, кроме евреев, слышал в Ливорно, да и вообще в Италии, об Украине и стойком борце за ее свободу Б. Хмельницком? Но в еврейских общинах того времени знали об окружающем мире куда больше, чем в среднем европейском университете. К примеру, о странах Африки к югу от Сахары. И, естественно, о такой экзотике, как Украина.) При всех этих многотрудных международных занятиях ливорнские евреи сохраняли лояльность дому Медичи и старались, чтобы собратья в разных странах относились к нему не хуже.

О Ливорно тех времен говорили (в нееврейской среде), что в этом городе проще обидеть князя, чем еврея, ибо у общины были особые привилегии. При всем том получить диплом в Ливорнском университете евреи не могли, хотя многие и прослушивали полный курс, особенно на медицинском факультете. Не будем искать в этом особых антисемитских происков сотрудников народного образования. Евреи не могли получить диплом, поскольку по уставу университета выпускник обязан был принести присягу строго по католическому обряду. Принята мера была для того, чтобы протестанты из расположенных севернее стран Европы (в самой Италии, особенно на севере, их тогда тоже хватало) не смогли под видом медиков или учителей отравлять простые и чистые католические души. О евреях или не подумали, а если подумали, то тоже не имели никаких оснований помогать им проникать в христианские сердца. (Не забудем: это все же было хоть и позднее, но Средневековье.)

Занятно, что евреи Ливорно сохранили свои права и тогда, когда в 1737 году область перешла под власть Австрии, страны, где евреям особенно разгуляться не давали. Зато когда революционная, хоть и наполеоновская, Франция в 1808 году захватила город, евреи утратили свои особые права. Французы были за права для всех, но против прав религиозных меньшинств, отличающих их от других граждан. Потом после крушения Наполеона вернулись австрийцы и к общему удивлению восстановили многие — но не все! — из этих особых прав.

Евреи Ливорно не чувствовали признательности к Австрии, но любили Италию, которую считали своей родиной. А потому вместе со всеми патриотами приняли участие в борьбе за освобождение и воссоединение страны. И когда Ливорно вошел в состав Итальянского королевства, ни о каких особых правах уже не могло быть и речи: у всех были общие права итальянских граждан.

Зато порт к концу XIX в. пришел в упадок, и численность еврейской общины сильно уменьшилась. В этом, впрочем, нет происков антисемитов. Как и последствий жидомасонского заговора…

В Италии тоже евреев не мало. Но как-то они не служат вечной темой итальянских разговоров. Более того — никто не считает их пришлецами, даже во времена Муссолини, когда под влиянием Гитлера он принял антиеврейские законы, серьезно в том, что это люди иной расы, никто не верил. Да и в антисемитизм самого Муссолини Гитлер не верил и частенько его критиковал. А итальянского короля Виктора-Эммануила в Берхтесгадене (резиденции фюрера) зачастую именовали «жиденком». Что вообще-то истине не соответствовало, но у уважающего себя убежденного антисемита, как известно, евреем назначается тот, кто этого заслуживает своим скверным и не достойным арийца поведением.

Наверное, в Италии одна из старейших — если не самая старая — еврейская община Европы. Иудея все-таки была колонией Рима, Рим сокрушил последние остатки ее независимости (в весьма кровавой и долгой войне), и именно римляне стали высылать евреев с Земли Обетованной в свои отдаленные колонии. (Местным Магаданом служила западная часть Германии — Ашкеназа, и тем положено было начало евреям-ашкеназим.)

Но еще задолго до падения Иерусалима в Риме поселилось множество евреев. Не только евреев, а вообще энергичных и пробивных выходцев со всех концов империи. Такова уж судьба всех империй ныне, и присно, и во веки веков: сначала она покоряет многие народы, а потом выходцы из покоренных покоряют саму империю. Современным языком говоря, в Риме скопилось огромное количество «лиц восточно-средиземноморских национальностей», к каковым, несомненно, принадлежали и евреи. И вот, пережив нашествия варваров, захваты, завоевания, они превратились все в нынешний итальянский народ, утративший классическую латынь и заговоривший на латыни вульгарной, а потом — на наследнике ее итальянском языке. Все то же самое произошло и с евреями на Апеннинах, кроме одного: веру отцов своих они не утратили, и в мозаике, которая составила итальянскую нацию, еврейское зерно сохранилось. Хотя — особенно после полной победы христианства — это стоило им многих трудностей.

Не следует думать, что жизнь евреев в этой стране была легкой и беззаботной. Скорее, наоборот. В разных районах Италии существовали хитроумные и унизительные ограничения для евреев. Справедливость, правда, требует отметить, что многие из них существовали только на бумаге, изобретаемые властями с одной целью: брать с евреев солидные суммы, чтобы с бумаги эти придумки не переползали в жизнь. И слово «гетто» (дословно: «плавильня») пришло не в добрый час во все языки мира из итальянского. Хотя землю в районе старой плавильни в Венеции евреи купили у города специально, чтобы жить в своем квартале по своим обычаям.

И тем не менее, когда корабль с изгнанниками из Испании приплыл к итальянским берегам, и измученные жаждой люди взывали: «Пить! Пить!», а толпа христиан на берегу отвечала: «Сначала креститесь!», воду все же принесли и напоили. Такая уж у итальянцев душа. Суровые испанцы или организованные немцы так бы никогда не поступили…

В Италии недоброжелательство к евреям объяснялось только религиозной разницей. Скажем, крещеных евреев никто после этого не отслеживал, чем занимались в Испании и Португалии и церковь, и власти, и общественное мнение.

Эмансипация евреев началась в Италии со времен наполеоновских завоеваний и с переменным успехом все же упрочилась ко временам Гарибальди, в войсках которого было довольно много евреев. В начале прошлого века евреем был мэр столицы королевства. И что занятно — это не вызвало ни малейшей дискуссии в местной печати. Был, правда, трудный вопрос: о благословении Папы, положенном мэру. Но это обошли. Русская, кстати, печать это избрание мэра в ужасе комментировала на все лады.

В венецианском Старом Гетто сосуществуют три синагоги: сефардская (то есть итальянских евреев), ашкеназская и венгерская. То есть три этих элемента в итальянском еврействе присутствуют. Но ядро его, так сказать, исконное.

Хотя фамилии итальянских евреев звучат для нас как итальянская ария, все же многие из них четко выделяются. К примеру, Ломброзо, Понтекорво, Миллиарди, особенно же много фамилий — неизмененных названий городов: Падова (Падуя по-итальянски, а в полонизированной форме — Падва), Модена, Верона, Рома, Милано, Чивитта-Веккья.

Имена тоже итальянские, но таких, как Джованни-Баттиста (Иоанн Креститель), Джузеппе-Мария (имя мужское и состоит из Иосифа и Марии), и прочего подчеркнуто католического не встречается. Все остальное — пожалуйста, хоть Чезаре (Цезарь), как у великого криминалиста Ломброзо.

Впрочем, история итальянских евреев имеет свои гитики. К примеру, есть ли евреи на Сардинии?

Сардинское прошлое вообще изобилует загадками: мы сегодня, к примеру, не совсем представляем себе, кто именно населял Сардинию до римского завоевания, хотя можем предположить, что скорее всего обитатели острова ничем не походили ни на римлян, ни на другие народы Апеннинского полуострова. Даже язык их вряд ли относился к числу индоевропейских. Здесь сохранились конусообразные каменные хижины, которые называют «тукули». Так, заметим, называют жилище и на некоторых африканских наречиях. От Сардинии до Африки, конечно, не так уж и далеко, но все-таки до Европы-то — ближе.

Зато мы с точностью можем сказать, когда на Сардинии появилась первая организованная группа евреев: в 19 году новой эры. Причем «организовались» они отнюдь не корысти ради, но волею выславшего их из города Рима императора Тиберия. Было их четыре тысячи. Чем они провинились — сказать трудно, но вряд ли чем-то из ряда вон выходящим. Во всяком случае, на древнеримскую «Колыму», каковой считались земли нынешней Румынии или берега Рейна, их не отправили. И в рабство не продали, как продавали преступников в целях перевоспитания посредством, так сказать, интенсивной трудотерапии… Ничего такого не было — просто предписали убыть на Сардинию (вроде как на 101-й километр, на поселение). С этих-то четырех тысяч и началась община поселения, а впоследствии — город Кальяри. И лет триста они пользовались всеми правами и привилегиями (и обязанностями, разумеется) римских граждан. Хороша же была та эпоха — эпоха языческого безбожия и упадка Рима.

Продолжаться долго такое, конечно же, не могло, и в первой половине IV века государственной религией империи стало христианство. Дабы очистить нравы от прежней скверны, стали вводить ограничения против тех, кто не пошел общим путем. Ибо сказано: «Не понимаешь добром, убеждаем будешь злом». (Не беремся настаивать на подлинности сказанного, но смысл действий всех властей против всех упорствующих всегда сводился именно к этому.) Ограничения, впрочем, не были столь уж суровыми, как те, что последовали в дальнейшем.

В самом конце VI века — вроде бы вполне уже просвещенного — некий еврей, едва принявши крещение (в коем наречен был Петром), пришел в такой экстаз, что спокойно лицезреть вокруг себя «врагов Христовых» оказался ну просто не в состоянии. И призвал толпу новых единоверцев сокрушить синагогу в Кальяри. Сокрушить-то, правда, не сокрушили, но осквернить сумели.

И все же до настоящего Средневековья было еще довольно далеко: и Папа Григорий I приказал городским властям выплатить еврейской общине компенсацию. Через сто лет эта синагога сгорела во время большого пожара.

Вплоть до тринадцатого столетия отношения евреев с окружающим (теперь уже окончательно христианским и говорящим на вульгарной латыни) населением были довольно ровными, хотя и братскими их назвать сложно. Одну часть острова (Арборею) евреи даже совсем покинули по причине кровавых столкновений с тамошними христианами (не погромов, подчеркиваем, а столкновений).

Как это ни парадоксально, но когда остров перешел в XIV веке под власть королевства Арагон, что на Пиренейском полуострове, евреи получили дополнительные привилегии: той единой Испании, которая появилась на политической карте Европы в конце XV столетия, еще не существовало… И число евреев стало увеличиваться — они переселялись сюда из Барселоны и с Мальорки. Особенно же процветала община Альгеро, коммерсанты и банкиры которой финансировали самого короля. Но сколько веревочке ни виться…

Одновременно с образованием единого королевства Испания кардинально сменила ориентацию — от терпимости до полной нетерпимости. С середины XV века начали вводиться унизительные ограничения. Обувь, например, разрешалось носить исключительно черного цвета. Не коснулось это лишь общины Альгеро — более того, она получила разрешение расширить свою синагогу, а потом и поместить на ее фасаде королевский герб.

А весной 1492 года был издан указ испанского короля Фердинанда об изгнании с острова всех евреев, не принявших крещения. Большая часть их покинула остров обычным, сефардским, путем. Некоторые — особенно богатые и знатные — перешли в католичество. Синагоги же были превращены в церкви.

…И больше на Сардинии никаких еврейских общин никогда не было. Хотя евреи, судя по всему, были: кого же еще, в соответствии с итальянским законом от 1931 года, могли приписать к общине Рима?..

 

Что есть в Греции и вообще на Балканах?

Пущенная в обиход великим Чеховым фраза «В Греции все есть» относится, естественно, и к евреям: они в Греции есть. Другое дело, что понятие «Греция» очень уж менялось на протяжении веков и даже тысячелетий, пока не пришло к нынешнему обозначению балканской страны средних размеров. Но история взаимоотношений греков с евреями касается минимум трех частей света: Европы, Азии и Африки.

Скажем честно: грекам не за что было любить евреев на протяжении всего этого времени, а евреям — греков. Очень уж два народа яркие и не похожие на другие. В начале нашей эры греки устроили знаменитый погром в Александрии, а евреи, восстав на Кипре, перебили тысяч сто греков. Греки составляли колонистское население древней Иудеи, навязывавшее свои (прогрессивно-европейские) языческие обычаи бородатым и по-азиатски отсталым евреям.

Прошу не принимать термины буквально: автор как бы переносит современные понятия на древнюю сцену. Греками считали себя правители эллинизированной Сирии, пытавшиеся установить статую своего царя Антиоха Эпифана в Храме, и именно греков перебили иудеи под водительством Иуды Маккавея. (Хотя, если разобраться, те еще греки это были! Скорее, древние друзья евреев — сирийцы, тогда эллинизированные язычники, потом — рьяные христиане, а теперь — правоверные мусульмане-арабы. Но всегда именно они яростнее всех нападали на иудаизм и евреев и получали крепко в ответ.) И именно с избиения греков в приморских городах древней Иудеи и началась Иудейская война. Об этом, впрочем, гораздо лучше меня написал Иосиф Флавий, моя же тема другая.

Был еще Византийский период, когда потомки древних греков, став христианами и приняв искаженные на свой лад еврейские имена, пытались запретить еврейскую веру, а в ответ получали восстания. Все это было. Но кончилось тем, что на многие века греки попали в турецкое рабство, из которого вышли современной балканской страной. Если в древние — античные и византийские — времена тамошнее еврейское население переходило на греческий язык (так было и в Александрии), то турецкий султан, приняв решение пригласить в свои владения изгнанных из страны Сефарад евреев, изменил языковую ситуацию. С позднего Средневековья в еврейской общине победил и возобладал испанский язык в его еврейской форме, называемый «ладино». И через некоторое время в документах еврейских общин Греции преобладают те же фамилии, что и в Болгарии, и в Сербии, и в самой Турции. Это, впрочем, неудивительно, ибо тогда все это была Турция.

Самым еврейским городом Греции были Салоники, но и в других местах евреев было немало. Отношения с греческим населением складывались непросто еще и потому, что по части коммерческих талантов греки тоже богато одарены. Сверх того, на всей территории Турецкой империи и собственно Греции активно преуспевал в коммерции еще один древний народ — армяне, конкурировавшие и с теми, и с другими. И оба конкурента считали евреев «турколюбами», что в их устах звучало почти как матерное ругательство.

Тем не менее в независимом Греческом королевстве с его активным православием не существовало антиеврейских законов, сравнимых, например, с тем, что было в Румынии или России. Хотя не грек и не православный должен был понимать свое положение и «не возникать».

Но друзья познаются в беде. И враги — тоже. И когда беда — немецкая оккупация — пришла, против преследования и депортации евреев выступила церковь, и общество в целом этих преследований не приняло. Евреев укрывали в горах крестьяне, прятали и в городах, как могли. В общем, совсем не Восточная Европа…

Евреев теперь в Греции совсем мало. Уехали в Израиль, в Америку. Греки тоже любят селиться по всему миру. Но не только это общее. Общая — совместная история. А о еврействе в Югославии можно, увы, говорить только в прошедшем времени: многих истребили, многие уехали, в основном в Израиль.

Как теперь стало видно, СФРЮ, как и бывшее Королевство Югославия, была образованием достаточно искусственным. И это нас интересует более всего, поскольку не было в этом государстве и единой еврейской общины. Что ни говорите, а евреи всегда были и остаются индикатором состояния любой страны и условий, в ней существующих. С этой точки зрения все и рассмотрим.

Тут были представлены обе этнические группы: ашкеназы и сефарды. Да к тому же и с более мелкими этническими подразделениями. В Хорватии и Словении преобладали ашкеназы. Это и неудивительно: две эти республики до включения их в Югославию были частью европейской Габсбургской империи — Австро-Венгрии. В Сербии же, Черногории и Македонии преобладали сефарды. И тут ничего странного: все это остатки Османской империи. Соответственно, в Боснии и Герцеговине тоже преобладали сефарды, но с того времени, как в начале XX века этот край присоединили к Австро-Венгрии, хлынули сюда, в начавший развиваться край, и ашкеназы. У них с сефардами были разные синагоги, разные раввины и даже некоторое недоверие друг к другу.

«Что это за евреи, — говорили сефарды, — фески не носят, многие бритые, говорят по-немецки».

«Что это за евреи, — говорили ашкеназы, — носят фески, как турки какие-то, по-немецки не говорят. А что за иврит у них! Разве это иврит: йитгадал ва-йиткадаш! Исгодол ва-искодош — надо!» (Знал бы кто тогда, что именно это произношение иврита и будет принято в Израиле!).

Общая сложная картина дополнялась еще и тем, что в Югославию (точнее — Сербию) включены были такие области, как Воеводина и Бачка, принадлежавшие Венгрии и, соответственно, населенные венгерскими евреями, говорящими на венгерском языке. Из их числа вышел, кстати, Нобелевский лауреат Эли Визель. И именно из его книг можно прочитать об истреблении еврейского населения в этих краях в самом конце прошедшей войны…

Отношение к евреям во время оккупации было разным. В Хорватии за дело радостно и с энтузиазмом взялись местные национал-фашисты усташи. В Словении, ставшей к тому моменту частью Австрии, проблема решалась при помощи местных специалистов и добровольцев. А вот в Сербии, стране своеобразной и непокорной, евреям помогали и коммунисты Тито, и монархисты-четники Драже Михайловича. Это отметил и израильский прокурор на процессе Эйхмана. Впрочем, находились сербы, действовавшие совсем наоборот.

В Македонии же, как и в крае Косово — Метохия, евреям помогали местные албанцы и турки: они переправляли их в Албанию. Тамошний оккупационный итальянский гарнизон принимал их весьма доброжелательно. Албанцы тоже ничего против них не имели. Так что же это за единая страна — с такими разными евреями? И с таким разным отношением к ним? Поверьте мне: евреи — лучший индикатор всего. В том числе и единства страны. Или его отсутствия…

Дубровник — город в Хорватии — называют жемчужиной Адриатики. Итальянцы когда-то называли его Рагузой. С 1808 года у города была автономия, хотя официальными его владельцами были то венецианцы, то турки. Как там турки и в чем выразилось их влияние — сказать трудно, но вот влияние итальянское видно во всем: от архитектуры до городского устройства власти. А устройство это городское и в то же время государственное имело ту особенность, что стать гражданином Рагузы-Дубровника было почти невозможно.

Население тут занималось торговлей, рыболовством и ремеслами, и лишние конкуренты были никому не нужны. Иноземец мог поселиться в городе, но права его оставались ограниченными. Да и изгнать его из города можно было по решению горсовета. «Горсовет», конечно, назывался по-другому, но городом правил неукоснительно строго. Поэтому, хотя о евреях упоминается в городских хрониках уже с XIV века (то это купцы из Албании, то французские евреи из Апулии, которая в Южной Италии, да и «турок, который испанский еврей из Голландии», ни у кого удивления не вызывал), горожанами Дубровника они не были, а только «подолгу проживали». Потом город стал транзитной базой для испанских евреев, направлявшихся в Турцию. Но кто-то остался, а когда из Южной Италии изгоняли евреев, то число евреев в Дубровнике увеличилось. Но не намного: в Дубровнике многим людям просто и жить-то было негде.

Народ в Дубровнике набожный, католический. И власти пытались евреев изгнать. («Что ж мы, хуже католики, чем испанцы?» — очевидно, думали мужи в горсовете.) Но тут вмешался турецкий султан — в тот период формальный сюзерен Дубровника. Султан, во-первых, верил в полезность евреев, во-вторых, не хотелось ему, чтобы христиане богатели без противовеса, в качестве коего он видел евреев. Евреи получили право жить внутри городских стен и завести свой квартал, а по-хорватски — жидерию. В квартале жило пятьдесят семейств. В тесноте, но хоть не в такой обиде, как во многих других странах. И в их руках сосредоточилась почти вся торговля с Турцией и еще много чего. А это не могло не вызывать законного негодования католического населения. Были здесь и попытки ритуальных наветов, и в конце концов многие евреи покинули Дубровник: благо, Турция была для них всегда открыта. Оставшиеся же жили в жидерии и имели право там жить, но гражданами города стать не могли. И помочь в этом не мог и сам турецкий султан: Дубровник был автономен.

Надо сказать, что в Дубровнике широких улиц, считай, что и нет. А еврейская — очень узкая, и на ней по сей день сохранилась очень красивая синагога из тех, что умело строили сефарды. Но хоть и узка эта улица, а хорошо продута морскими ветрами и солнцем согрета.

На Пасху христианские жители устраивали карнавалы, в которых обязательно фигурировали евреи как враги Христовы. Но когда в XVII веке один самодеятельный актер очень похоже и обидно изобразил местного еврея, суд приговорил его к крупному штрафу и стоянию у позорного столба «за то, что он позволил себе шутовское издевательство над уважаемым евреем». Просто торжество правосудия! Тут, конечно, не надо забывать, что католическое духовенство смотрит на лицедейство крайне косо, вот и случай подвернулся… Гражданство евреи получили в 70-е годы позапрошлого века. Жило их тут тогда человек 250.

Во Вторую мировую войну евреям Дубровника вроде бы повезло: оккупировали город итальянцы. Но немцы строго следили за своими певучими союзниками и сильно им не доверяли. И по их требованию евреев перевезли на островок Лопуд — совсем рядом. Не рай земной, но уж точно — не Освенцим. Большинство их вывезли оттуда югославские партизаны и спасли. Немногие при бегстве итальянцев, увы, попали в руки к немцам… Дальше можно не продолжать.

Сейчас в городе евреев — человек десять. Были бы все мужчинами — набралось бы на миньян в здешней красивой синагоге…

Основное еврейское население в Болгарии — сефарды. Ведь Османская империя была страной, куда направилось больше всего изгнанников с Пиренеев. А Болгария, к своему несчастью, была частью именно Османской империи.

Тут нужно сказать, что в большинстве стран, избавившихся от турецкого ига, евреев зачастую (и небезосновательно: у сефардов даже была специальная молитва «Пор лос туркос» — «За турок») считали протурецким элементом. И им приходилось долгое время потом доказывать, что они не так уж тоскуют по турецким временам. Конечно, и в Болгарии, казенным языком говоря, имели место такие взгляды. И в Болгарии евреям досталось, но только тогда, когда громили турок, а с ними и всякую нехристь. В антиеврейские погромы это не превратилось. Не знаем, было ли то заслугой русских войск-освободителей (вообще-то русские войска не склонны были защищать нехристей в целом и евреев в частности), или же причиной тому был тот факт, что в пробудившееся болгарское национальное самосознание антисемитизм не входил как источник и составляющая часть.

Первая конституция княжества Болгария была одной из самых демократических в мире и уж совсем не напоминала законы Российской империи и соседней Румынии. При всем том, что государственной религией провозглашалось православие, остальные религии притеснялись в самой малой (для Восточной Европы) степени.

Совсем не похожей на другие страны оказалась Болгария и во время Второй мировой войны и немецкой оккупации. Страна была союзником Германии, но ее правительство, царь и патриарх с иерархами православной церкви резко выступали против депортации евреев. А Германия нажимала, причем сильно. Да и свои фашисты появились. И, скажем, евреев из Вардарской Македонии (ныне Республики Македония), оккупированной болгарскими и немецкими войсками, отстоять не удалось. Их вывезли в лагеря через болгарскую территорию.

Не следует думать, что при такой нетипичной для Восточной Европы поддержке властей и церкви жизнь евреев была безмятежной. Нет, и тут навесили на них нагрудные знаки, призывали на трудовые работы, вводили комендантский час. Но, согласитесь, как бы неприятно все это ни было, с Освенцимом не сравнить. И, что главное, еврейская община не ощущала той ненависти населения, которая облегчила нелегкий труд Эйхмана и его немецких и местных подручных во многих странах.

Среди антиеврейских законов был и такой: всем евреям, которые имели в фамилиях окончание «-ов» (Исааков, Коенов, Башмакджиев и т. п.), запрещалось пользоваться этим гордым славянским окончанием. Им предписывалось носить фамилии Исаак, Коен, Леви, Башмакджия. После войны большинство эти окончания себе не вернули. Да что там говорить: подавляющее большинство болгарских евреев уехали в Израиль сразу после его провозглашения. А многие — и до.

Надо сказать, что чувство благодарности к Болгарии испытывают многие из них, и когда в начале 1970-х годов Израиль посетил несостоявшийся болгарский царь Симеон (тот, что позже работал в Болгарии премьер-министром), выходцы из Болгарии встречали его на стадионе в Хайфе криками «Да живее наш цар!» — «Да здравствует наш царь!».

Болгарские евреи отличаются испанскими или мавританскими фамилиями: Толедано, Кастильо, Франко, Алкалай, Алькаид, Алшех, Пинто, Папо, Буэнависта; очень библейскими именами: Биньямин, Авраам, Сара, Мордехай, которые у них дивно сочетаются с французскими: Жан, Жак, Жюль, Раймон. Это следы деятельности в Оттоманской империи французского еврейского просветительского общества «Альянс Израэлит». Этот «Альянс» не только заботился о евреях и их правовом положении, но и пропагандировал французский язык.

И наконец. Почему-то по болгарским законам, требующим иметь в документах имя отца в притяжательной форме (Иван Петров Карасимеонов), для армян, греков, румын и евреев делается исключение. Скажем, наш соловей Филипп Киркоров, который болгарский армянин, в болгарских документах не Филипп Бедросов, а Филипп Бедрос Киркоров. Соответственно, у евреев Биньямин Раймон Коэн, Мордехай Жан-Жак Алшех.

Справедливость требует отметить, что если еврею захочется вдруг привести свое отчество к, так сказать, общеболгарскому нормативу, то мешать ему никто не будет.

Но справедливо добавить и то, что никому еще не захотелось…

Если перефразировать известное выражение «Скажи мне, кто твои друзья…» с учетом разбираемой нами темы, то получится: «Скажи мне, что за евреи в стране, и я скажу тебе, что за страна». К Румынии это относится в высшей степени. Страна это молодая (мы сейчас не касаемся дакских и римских древностей, а имеем в виду лишь то, что как политическое образование на карте Европы страна появилась лишь к середине XIX века), границы ее то переползали с запада на восток, то, наоборот, на какой-то короткий исторический миг останавливали движение. То она была вассалом Турции, то Объединенными княжествами «Принчипате Уните», то королевством. То союзником нацистской Германии, то непримиримейшим ее врагом (по крайней мере в освещении румынских историков). И все эти перипетии отражались на ее еврейском населении, его судьбе, его составе.

Очевидно, какие-то еврейские поселения существовали еще на территории римской колонии Дакия, о чем свидетельствуют найденные надгробные камни с изображением меноры и Маген-Давида, с надписями на иврите и греческом. Но от тех еврейских поселений, как и от римской колонии, остались лишь археологические находки. Скорее всего жители их говорили на греческом языке и были переселенцами из Восточного Средиземноморья. Владели ли они исчезнувшим ныне дакским языком — неизвестно, но, наверное, нет, ибо в портовых городских поселениях господствовала разговорная (или вульгарная) латынь, превратившаяся впоследствии в румынский язык.

Но тот обильный отряд еврейства, который стал осваивать территорию нынешней Румынии в Средние века, когда хозяевами тут стали турки, несомненно, говорил на языке, тоже произошедшем от вульгарной латыни, — испанском. То были сефарды, выходцы из Испании, приглашенные султаном. Впрочем, очень уж широко распространиться по будущей Румынии они не могли: княжества были весьма своеобразным турецким вассалом. Сами турки не имели права селиться в городах и строить мечети (а в местах размещения гарнизонов могли строить только деревянные, чтобы их можно было сжечь после передислокации). Не могли они и ездить верхом в городах и деревнях. Вообще на некрещеных румыны смотрели, мягко говоря, косо; так что и евреям там было несладко. Но все-таки достаточно большое число евреев-сефардов там укоренилось. Из их числа, например, известный румынский художник-карикатурист Жюль Перахим (каковое слово значит на иврите «цветы»).

Но все же говорить о большом еврейском населении в Средние века не приходится. Но пришел XVII век, а с ним и «хмельницкис цайтн», служивший — аж до самого Освенцима — символом бед и ужаса. И огромное количество евреев бежало с Украины в Молдову и Валахию (будущую Румынию) и было — не без нажима турок — принято здесь. В море ашкеназим с языком идиш растворились почти без остатка старожилы-сефарды.

Но картина получилась бы слишком простой, если бы после разгрома Австро-Венгрии в Первой мировой войне к Румынии (закончившей ее на стороне победителей) не отошла бы Трансильвания — обширный спорный край, веками входивший в состав Венгрии, но с превосходившим венгерское румынским населением. А здешние евреи были и остаются евреями венгерскими: с венгерским языком, венгерскими же именами и фамилиями: Ваго Золтан, Сегё Дьёрдь, Фехервари Имре и т. д. И вот что занятно: эта «венгерскость» в них осталась, хотя и создавала преизрядные неудобства и во времена Чаушеску, да и теперь (хотя и не столь значительные).

Отвечая на румынский шовинизм, евреи стали давать своим детям такие «ультравенгерские» имена, как Аттила, Чаба или Элёд. В самой Венгрии таких имен среди евреев почти не встретишь.

А теперь об албанцах.

О них за последние годы в отечественных СМИ написано такое количество недружелюбных слов, что пришел черед сказать и доброе слово. Спора их с сербами и македонцами мы не касаемся. Но евреям есть что сказать хорошее.

Мы будем говорить именно об албанцах, а не об Албании. Албания — государственное образование очень молодое. Предки албанцев — иллирийцы — один из древнейших народов Европы. Евреи тоже не самый молодой народ — и вообще, и в этом углу Европы, в частности. Так что не пересечься пути этих народов никак не могли. Но почти никакого следа эти пересеченья не оставили.

Может быть, потому, что еврейские хроники привычны описывать лишь преследования, гонения и испытания. Остается предположить, что на территории современной Албании таковые события не имели место быть. (А также на всех территориях, которые, как албанцы считают, входили — хоть на какой-то период — в Албанию.)

Длинная и весьма интересная история еврейского народа показывает нам, что такое могло произойти лишь по одной-единственной причине: если в стране не было евреев. Нет, так сказать, человека, нет и проблемы. С одной стороны — так оно почти и есть; с другой — не совсем так.

Возьмем первую сторону. В какую бы державу ни входили населенные албанцами края (в Византию, в Великую Сербию, в Турецкую империю), всегда они считались беспокойными и опасными. Так, в Турции для Албании даже не было названия, они пользовались словом «Арнавутлук», что обозначало «некое место, населенное албанцами»: не провинция, не вилайет-область, а некое место. Турки не могли ни налогов с него брать, ни солдат в армию. Естественно, мало кто из чужеземцев решался там поселиться, и евреям, изгнанным из Испании и Португалии, султан там места не предлагал. (Султан был не лишен своеобразного гуманизма.)

Даже такие вечные конкуренты евреев в Турции, как армяне, там почти не встречались. Греки, тоже конкуренты, говорят, были. Сами греки утверждают, что православные албанцы Северной Албании — не что иное, как греки, говорящие по-албански. Их мы в рассмотрение не берем, тем более что албанцы, наоборот, утверждают, что это вовсе не греки. А вот греков-коммерсантов, коих полно было в любой части Османской империи, в Албании не было.

Тем не менее в еврейских «Сараевских хрониках» написано, что еще в XVII веке еврейские купцы из Сараева, Скопье и Манастира (ныне Битоля в Македонии) могли довольно спокойно путешествовать по торговым делам по Арнавутлуку, столь опасному для других путешественников, но, конечно, заручившись покровительством какого-нибудь албанского князя. Менее всего следовало доверять католикам: ориентированные на покровительство Венеции, они во всех некрещеных видели турецких шпионов. Зато князья-мусульмане считались очень надежными. Хроника добавляет, что «турки не верят в их мусульманство и думают, что они только прикидываются, чтобы иметь выгоды при дворе в Стамбуле». Остается добавить, что турок вышеупомянутые князья в свои родовые гнезда не допускали ни под каким видом.

Когда Албания после Первой мировой войны стала независимым королевством, там не было зафиксировано ни одной еврейской общины. Это все, так сказать, с одной стороны.

Но вот когда Югославию оккупировали фашисты, когда в Хорватии усташи развернули бешеную травлю евреев, очень многим евреям удалось бежать в Албанию — тоже оккупированную, но итальянцами. (Справедливость требует заметить, что иногда помогали бежать усташи — за большие деньги.) То же происходило в Македонии, занятой болгарами и немцами (как мы помним, немцы настояли на том, что покровительство болгарского царя не распространяется на македонских евреев). Там-то вообще до Албании рукой подать. Бежать евреям помогали местные албанцы и турки.

А дальше нам ничего не остается, как процитировать «Краткую еврейскую энциклопедию», которой вообще-то не свойственно кого-то хвалить. «Здесь беглецы встретили дружелюбное отношение населения и итальянского гарнизона…»