- Ничего, Валёнку мы тоже заставим вносить свою лепту. Кто не работает - тот не ест, - сказал папа. - А вы как, Шурик, много помогали маме?

Я стала вспоминать, как мы помогали маме, и подумала, что мы не очень-то ей помогали. Иногда я ходила за хлебом, а Валёнка за керосином. Это когда он не успевал убежать сразу после завтрака. Но мама не особенно-то и требовала, чтобы мы ей помогали. Она только заставляла нас побольше есть и пить молоко. Вот и всё.

- Это не по-товарищески, - сказал папа. - Теперь мы заведем другие порядки. - Он взглянул на часы. - Скажи, Шурик, а на базаре сейчас не перерыв?

- На базаре перерыва не бывает.

- Хотя да, тем лучше. Минуточку, Шурик! Необходимо знать, что творится на свете.

На стене клуба папа увидел газету, запертую в ящик с сеткой, как у крольчатника, устремился к ней и впился глазами.

- Смотри, пожалуйста! - радостно вскричал он, разглядывая первую страницу. - Давно ли начали строить эту гигантскую станцию?! Ты помнишь, ну каких-нибудь лет шесть назад? И вот она уже дала ток Москве. Здорово, верно?

Я кивнула головой, хотя шесть лет назад мне было четыре года и мы с Валёнкой еще и в детский сад не ходили. Я уже сто раз пересмотрела карикатуру, на которой какой-то длинный противный дядька в темных очках ехал, как на тройке, на трех маленьких человечках в цилиндрах, а папа подвинулся только к середине ящика.

- Ну и типы же еще у нас имеются! - покачал он головой и добавил: - Извини, я сейчас, дочитаю фельетон.

Он читал и чему-то посмеивался, а я терпеливо ждала. Но, дочитав фельетон до конца, папа еще принялся за длиннющую статью и медленно, как улитка, стал двигаться вдоль газеты, а я всё жарилась на солнце.

- Минуточку, сейчас… Минутку, Шурик. - И вдруг папу будто укололи. - Ну, посмотри! Во Франции опять правительственный кризис. Как тебе это понравится?!

Мне это нисколько не нравилось. Я была уже готова заплакать от скуки, только крепилась. А папа вдруг принялся оглядывать всю газету сверху вниз. Наконец, он заглянул в самый крайний угол ящика, пробурчал: «Так, понятно, «Зенит» опять продул», - и, взяв меня за руку, пошел прочь от газеты.

Когда мы пришли на базар, папа спросил:

- Ну, что нам надо? Что покупала мама?

- Она всегда покупала на два дня.

- Мы будем перенимать опыт. Прежде всего, нам нужна, я думаю, картошка.

- Картошечки, картошечки, хозяин! - приглашала дочерна загорелая женщина, перед которой лежала куча землистого картофеля.

- По-моему, мелковата, как ты думаешь? - Папа посмотрел на меня.

Но толстуху уже перебивал маленький седенький старичок в военной фуражке без звезды.

- Ах, хороша, ах, хороша! Не картошка - яблочко сам бы ел, да деньги нужны. Берите, гражданин, - приглашал он папу.

- Пожалуй, слишком крупна, а? - задумался папа.

Старичок обиделся и сразу стал называть папу на «ты».

- Ну, иди, иди, найди лучше, - ворчал он.

Мы купили картошки и еще три связки кореньев. Папа очень удивился, до чего дешевы коренья, и потому мы их купили сразу три связки.

- Теперь мяса, - сказал папа.

Мы пошли в магазин. Там на прилавке под стеклом лежали куски мяса, но почему-то никто из хозяек, которые были в магазине, его не брал.

- Что, неважное мясо? - спросил, папа у одной старушки.

- Это не мясо. Это свинина, - ответила старушка.

- Понятно, - кивнул головой папа. Но, по-моему, он не очень-то понял, почему это свинина - не мясо. И вдруг папа воскликнул:

- Шурик, идея! Давай возьмем гуся. Смотри, какие симпатичные гуси! Купим гуся, соорудим рассольник, а на второе - гусь с картошкой… Чем плохо? Приличные ли гуси, дорогой товарищ? - спросил он у продавца.

- Выдающиеся гуси. Гуси первой категории, - отвечал он. - Вам покрупнее?

- Да так, нормального. Вы, как специалист, лучше разберетесь.

- Вот видный гусак, - продавец выхватил из кучи самого большого гуся, звонко похлопал его ладонью по пузу и, не дожидаясь папиного согласия, бросил на весы. - Всего - ничего… Без малого четыре килограммчика. - Он вынул из-за уха карандашик и стал считать, сколько нам нужно платить.

- М-да… - задумчиво промычал папа, но было уже поздно. Не мог же папа заставлять продавца вешать ему другого гуся. Он отправился платить в кассу, и вскоре мы, с трудом затолкав гуся в сумку, двинулись к дому.

Дома я надела мамин прозрачный фартучек, а папа разделся до пояса, и мы стали готовить обед. Сперва мы решили начистить картошки. Пока мы ее чистили, папа рассказывал про то, как у них на войне был солдат, который замечательно чистил картошку. Потом он еще рассказал про кашевара, который варил для их роты такую удивительную пшенную кашу, что казалось, будто она с мясом. Папа увлекся, и я заслушалась, потому что было очень интересно слушать разные истории про войну. Но когда мы посмотрели, то увидели, что шелухи набрался полный таз, а картошки - едва кастрюлька.

- М-да, - покачал головой папа. - Потери великоваты. - Он, как редкий камень, со всех сторон оглядел очищенную им картофелину, от которой не осталось и половины. - Ничего. Зато качество отличное. В общем, нам хватит.

Мы покончили с картошкой и взялись за гуся. Папа отрезал ему голову с шеей и лапы и хотел их выбросить, но я сказала, что мама варит рассольник с лапами.

- Ты в этом уверена? - спросил папа.

- Я видела.

- Ну хорошо, под твою ответственность…

Папа отодвинул лапы и голову в сторону, и мы стали искать подходящую кастрюлю. Мы выбрали самую большую и хотели положить в нее гуся, но гусь оказался слишком велик. Папа хотел затолкать гуся силой. Папа вспотел и тяжело дышал, но гусь всё равно не влезал в кастрюлю. Вдруг папа выпрямился и посмотрел на часы:

- Без двадцати три! Еще есть время. - Папа схватил веревочку и приложил к гусю, меряя его длину. Потом он завязал узелок и воскликнул:

- Скорей, за мной, Шурик!.. Мы еще успеем! Тут он накинул рубашку и, застегивая ее на ходу, бросился на улицу. Я побежала за ним. Мы понеслись в сторону рынка. Я едва поспевала за папой.

- Шурик, ты знаешь, где там посудная лавка? - крикнул на бегу папа.

- Она не там, она в другой стороне, возле станции! - прокричала я в ответ.

- Скорее! Показывай где.

Мы быстро побежали в другую сторону. Встречные люди смотрели на нас во все глаза. Наверное, они думали, что мы что-нибудь стащили и теперь удираем.

В лавку «Хозтовары» мы влетели за пять минут до закрытия на обеденный перерыв.

- Есть у вас кастрюли? - прерывисто дыша, спросил папа толстого человека со скучным лицом, который сидел за прилавком.

- Вам какую?

- Как можно больше, - сказал папа.

- Вот, если подойдет. - Продавец неторопливо нагнулся и поставил на прилавок перед папой кастрюлю больше бачка, в котором мама кипятит белье. В нее вместе с гусем, наверное бы, влезла и я.

- Нет, пожалуйста, поменьше, - сказал папа.

- Поменьше только полированные, - ответил продавец, глядя куда-то в сторону.

- Ну, давайте полированную, всё равно.

Продавец посмотрел на нас так, будто был очень недоволен тем, что папа согласен и на полированную, и еще медленнее прежнего снял с полки блестящую, как зеркало, кастрюлю и протянул ее папе. Папа вынул веревочку и стал мерить, влезет ли в кастрюлю гусь.

- Может быть, еще немного поменьше, - осторожно попросил папа. Он, наверное, боялся, что продавец рассердится и прогонит нас из магазина. Но тот ничего не сказал и так же безразлично, как раньше, вытащил из-под прилавка что-то круглое, завернутое в бумагу. Кастрюля оказалась подходящей - в нее как раз мог поместиться гусь.

- Очень хорошо! Подходит! - воскликнул папа.

- Платите в кассу, - сказал продавец и выписал чек. Мы пошли к кассе, но там никого не было.

- Где же кассир?

- Сейчас будет.

Толстый продавец медленно двинулся вдоль прилавка и с трудом протискался в будочку, где стояла касса. Он поставил на чек печать и опять отдал его папе. Потом вернулся назад, взял у папы чек и выдал нам кастрюлю.

- Спасибо, - сказал папа.

Продавец лениво кивнул головой, проводил нас до дверей и закрыл их за нами.

- Почему он такой важный? - спросила я у папы.

- Наверное, он занят, а мы его отрываем по пустякам с разными покупками.

- Теперь всё в порядке, - радовался дома папа, укладывая гуся в кастрюлю. - И маме будет небольшой подарок.

Но папа ошибался. Было еще не всё в порядке. Мы поставили кастрюлю с гусем на керогаз, и вода вскоре закипела. Потом сперва сварилась, а потом и разварилась картошка и обмякли огурцы, а гусь оставался каменным. Правда, это было даже хорошо, потому что папа только тут вспомнил, что мы забыли посолить рассольник, хотя папа еще с утра повесил над столом бумажку:

Мы бросили побольше соли в кастрюлю, добавили воды и стали опять ждать.

- Конечно, дома на газе всё было бы значительно быстрее, - задумчиво сказал папа. - Там есть духовка. Это удивительно, Шурик, как человек быстро привыкает к цивилизации и даже не замечает окружающих его удобств. А ну, представь себе, что зимой тебе, прежде чем уйти в школу, нужно было бы разжечь керосиновую лампу, потом сходить за водой, затем растопить дровами плиту, а уж только тогда позавтракать… Ты вот, наверное, и не думала о том, что Пушкин читал и писал при свечах, а Лермонтов на Кавказ ехал целый месяц.

Мы еще о многом поговорили с папой, а гусь всё не хотел свариться. Тут прибежал где-то пропадавший с утра Валёнка. Он явился с черными по локоть руками и перепачканным лицом. Его белая майка была крест-накрест разрисована какими-то рыжими полосами.

- Что это, на кого ты похож?! - удивился папа. Валёнка был так доволен, что можно было подумать, будто ему удалось покататься на паровозе.

- Мы заканчиваем новую конструкцию, - заявил он.

- Какую еще конструкцию?

- «ВН-11».

- Что это за «ВН-11»?

- «В» и «Н» обозначают имена конструкторов: - Валёна - я, а «Н» - Нолька. 11 - значит одиннадцатая модель.

- А почему одиннадцатая?

- Было десять вариантов. Строим одиннадцатый, самый совершенный.

- Что же это, вертолет?

- Нет, но не хуже. Завтра будет испытание, тогда узнаете. - И вдруг Валёнка говорит: - Папа, я хочу есть. Скоро будем обедать?

Вот так новость! Раньше Валёнку обедать и дозваться домой было невозможно.

- Иди-ка мойся, - строго сказал папа. - Ты с утра сбежал, а мы с Шуриком целый день на тебя работаем. Приведи себя в порядок. Сейчас всё, будет готово.

Но папа опять ошибся. Валёнка вымылся, как не мылся никогда в жизни. Даже уши и шею вымыл. Вытащил из чемодана и надел чистую рубашку, а потом уселся на веранде с книгой и стал ждать обеда. Но время шло, а наш упрямый гусь, сколько мы его ни кололи вилкой, ни за что не хотел становиться мягким.

- Вероятно, это был гусь с большим жизненным опытом, - пошутил папа и опять подлил в кастрюлю воды.

- Может быть, он был уже дедушка, - сказал Валёнка.

- Возможно… впрочем… - папа задумался. - Учитывая средний гусиный возраст, нынешним гусятам он мог бы быть даже прапрадедушкой.

Но как ни шутил папа, а от шуток сытым не станешь. У меня текли слюнки от запаха, который шел из кастрюли, а живот начинало подтягивать. Папа, конечно, держался, но я видела, что ему тоже очень хочется есть. От нетерпения Валёнка сам вызвался сходить за хлебом и по пути съел половину батона.

На соседней даче уже начали зазывать ужинать Люсика, а гусь всё не сдавался. И тут на нашей половине появилась баба Ника.

- Что же это, или еще не обедали? - удивилась она.

- Гусь, понимаете, попался упрямый, - будто стесняясь, стал объяснять папа. - Как это называется, еще не смягчился.

Баба Ника молча подошла к керогазу, подняла крышку кастрюли и посмотрела на барахтающегося с поднятыми вверх лапками гуся в густом, жирном супе.

- Разделать его надо, - сказала она. - Так и до утра не упреет.

Папа молчал. Ему больше ничего не оставалось делать, как слушаться бабы Ники. Тогда она сходила к себе и вернулась с какими-то огромными не то ножницами, не то щипцами.

- Положи, Шурочка, доску! - скомандовала баба Ника.

Ловко воткнув вилку в бок гусиной туши, баба Ника вытащила гуся из супа и подержала над кастрюлей, пока из него не вытекли остатки супа. Потом уложила тушу на доску и взяла свои щипцы. Раздался хруст, и гусь, будто арбуз, развалился на две половинки. Мы все трое, ни слова не говоря, с восхищением наблюдали за бабой Никой. Прежде, когда то же делала мама, никто не задумывался, как это у нее всё выходит, а теперь действиям бабы Ники мы удивлялись не меньше, чем чудесам фокусника Кио, которого зимой видели в цирке на утреннике. Не прошло, наверное, и десяти минут, и наш гусь, разрезанный на аккуратные куски, был опять положен в суп. Несколько кусков баба Ника положила на сковороду.

- На завтра, - пояснила она. - Разогреете, он и дойдет. - Баба Ника вытерла свои великанские ножницы и так же молча, как и пришла, удалилась.

Кончили обедать мы, когда уже стало темнеть. У нас разгорелся такой аппетит, что мы втроем сразу уничтожили половину гуся. Вечером девочки приходили звать играть, но я никуда не пошла. У меня так болели ноги, будто я ходила пешком в Ленинград, а рот до того сильно зевал, что звенело и болело в ушах. Папа, наверное, тоже очень устал. Он отыскал какую-то газету и хотел почитать, но, усевшись в шезлонг, сразу же выронил ее и задремал. Потом он очнулся и спросил:

- Чай пить будем?

Но мы от чая отказались. (Только подумать о том, что его бы тоже пришлось ждать!) Папа очень обрадовался.

- Правильно, - сказал он. - Что в чае толку - вода.

Посуду мы решили мыть завтра. Вскоре все улеглись спать. Валёнка почему-то имел очень усталый вид и вечером еле волочил ноги. Он даже не стал читать новую книгу «Операция «Скорпион», которую успел где-то раздобыть.

Уже потушив свет, папа сказал:

- Мы славно с тобой сегодня поработали, Шурик, и имеем право на отдых. День, в общем, по-моему, прошел нормально. Спокойной ночи.

Папа уже, кажется, спал, Валёнка свистел носом, а я думала о том, почему папу не удивило, что весь день у нас с ним ушел на варку рассольника с гусем. Как же успевают мамы, которые работают, накормить всю семью? Да еще прибрать в доме, да выгладить дочкам к утру фартучки и форму, да еще… Но и я тоже уснула.