— Я уж посылать за тобой собиралась! — встретили на балконе Леню слова Людмилы Марковны. Она уже проснулась и, видимо, была в хорошем настроении. — Где гуляла?

— Читала в аллее…

Что-то не совсем обычное почудилось Пентауровой в коротком ответе и в голосе Лени. Старуха последила глазами за девушкой и убедилась, что что-то произошло.

— Поди ближе… — проронила она.

Леня подошла к креслу. Щеки ее начали алеть.

— Да не в пол гляди, а на меня… Теперь сказывай, что было?

— Право, ничего… Светицкий приезжал… — ответила Леня.

— Светицкий?… Гусар, что ли?

— Да.

— Зачем? Где он?

— Уехал.

— Зачем приезжал?

— Да не приезжал… — И Леня рассказала, как встретилась с ним в саду и о чем они говорили.

— Чудно… — выслушав, произнесла Людмила Марковна и закрыла глаза. Думы охватили ее, думы, все чаще и чаще начинавшие роиться в голове ее.

С первых же слов она угадала, для кого и зачем приезжал молодой гусар; обратила она подозрительное внимание на него еще на похоронах сына, но Светицкий был так почтителен и скромен, что даже понравился ей, чего удостаивались очень немногие.

И вот теперь свиданье… С другой стороны она ясно понимала, что все это в порядке вещей, и девушку от таких разговоров и встреч уберечь нельзя. Но вот именно с этого-то места дум черствое для всех сердце Людмилы Марковны начинало больно сжиматься: с какими намерениями будут ухаживать за ее Леней? Что ждет ее в недалеком будущем, после ее смерти? Вольную она ей добыла, но ведь это еще далеко не все! Леня умней и воспитанней всех известных ей барышень, но она крестьянка. На какую же партию может рассчитывать она? Какие встречи ждут ее в жизни, какие речи после ее смерти будут вести с «девкою» наглые люди?

— Завтра, сказал, опять приедет? — проговорила, открывая глаза, Пентаурова.

— Да.

— Приведи его ко мне. Не хочу, чтоб люди болтать стали всякий вздор, поняла?

— Поняла… — ответила совсем смущенная Лени: она и в самом деле прозрела многое из происшедшего.

Ни во весь остальной день, ни на следующий Пентаурова о Светицком не обмолвилась ни словом и только в конце обеда бросила приживалкам:

— Гостя жду. К двум часам кофей чтоб был!

Как всегда, с помощью Лени перебралась она из-за стола на свое кресло и вытянула ноги. Леня побыла на балконе, кинула несколько взглядов на Людмилу Марковну, засыпавшую с обычным строгим выражением лица, и неслышною поступью спустилась с балкона и медленно, словно в раздумье — идти ли, направилась к аллее.

Темные глаза старухи открылись, как два провала, и провожали стройную белую фигуру девушки до тех пор, пока та не скрылась среди зелени.

Светицкий давно ждал, стоя на повороте, и, завидев идущую Леню, бросился к ней с радостным лицом.

— Вот и вы! Но какая строгая, сердитая?… Отчего?

— И не сердитая, и не строгая… — ответила Леня. — Но зачем вы обманули меня вчера, Дмитрий Назарович?

— Я? Каким образом? — пробормотал Светицкий.

— Зачем вы приезжали вчера?

Взгляды их встретились.

— Чтобы вас видеть… — тихо, но твердо проговорил он.

— Вот видите… — Леня покачала головой. — И совсем это ненужно!…

— Мне лучше знать, нужно это или ненужно! Вам, конечно, все равно, а мне нет!

— Милый Дмитрий Назарович, — вдруг таким тоном сказала Леня, что сердце у Светицкого вздрогнуло, — давайте забудем все это лишнее и останемся просто друзьями. Ведь вы хотели моей дружбы?

— Лишнего ничего не было…

— Вы пошутили со мной — и довольно, правда?

— И не думал шутить.

— Значит, вы хотели обидеть меня?

— Вас?! Разве обижают… — Он запнулся, отвернулся и договорил глухим голосом: — Тем, что любят?

Леня закрыла лицо руками и вдруг заплакала.

— Ну вот, ну вот!… — совсем по-детски произнесла она сквозь слезы.

— Я без вас не могу жить, Леонида Николаевна, — сказал Светицкий, — я не виноват в этом! О чем же вы плачете? — Он осторожно взял ее руки и открыл лицо ее. Она овладела собой.

— Я дворовая девушка, Дмитрий Назарович, — ответила она, — со мной можно шутить и с любовью!

— Неправда! — крикнул чуть не на всю аллею Светицкий, и лицо его исказилось таким гневом, что Леня в испуге отступила назад. — Мне все равно, кто вы, для меня вы выше всех в мире, я знать ничего не хочу; поймите же, я люблю вас! — в исступлении закончил он, падая на колени. — Будьте моей женой, Леня!

— Что вы, опомнитесь?! — в смятении произнесла она. — Я вам не пара… Это у вас пройдет, забудется… Встаньте же!…

— Нет, не пройдет, не забудется! — с какой- го угрозой сказал, вставая, Светицкий. — Некому и забывать завтра будет!… Прощайте! — И он повернулся, чтобы уйти.

— Постойте! — вскрикнула Леня, протягивая ему вслед обе руки. — Куда вы?

— Здесь делать мне нечего… — мрачно отозвался гусар. — Это вы надо мной шутите и издеваетесь! Я в последний раз спрашиваю: хотите быть моей женой?

Леня подошла к нему и взяла его за руку.

— Вы меня любите? — спросила она.

— Да! — тоном убийцы ответил Светицкий.

— И значит исполните мою просьбу?

— Да.

— Подождем говорить об этом!

Светицкий сделал нетерпеливое движение, но Леня не дала ему заговорить:

— Если вы меня действительно любите, вы это сделаете! Я ведь вам не отказываю, я хочу только, чтобы вы успокоились и обдумали все…

— Думать мне нечего: я давно все обдумал! — прервал Светицкий.

— Все-таки подождем немного: у вас будет время еще больше вдуматься и решить не так опрометчиво все. Дайте и мне время поверить в сказку, что мне рассказала эта аллея?

— Иными словами, вы мне не верите, Леонида Николаевна? — угрюмо проронил Светицкий.

— Верю! — воскликнула Леня. — Но ведь это все так неожиданно, такое большое, огромное… Не будем больше ни словом вспоминать о том, что говорилось сейчас, хорошо? Забудем на время!

Светицкий молчал. Леня заглянула ему в лицо и взяла за руку.

— Поймите меня, Дмитрий Назарович: вы человек свободный — орел с крыльями, а я маленькая куропатка. Вы можете взмыть и улететь далеко в любое время, и я ничего не скажу и не подумаю о вас дурного: ведь так оно и быть должно! Горя не будет и не надо его, правда? Я останусь со своей сказкой, со своим светлым лучом, который вы бросили на мою жизнь — серенькую и незаметную! Он будет светить мне, пока я жива! Смотрите — ведь впрямь прилетела жар-птица и озарила весь сад. Сейчас — все сказка: вы Иван-царевич с ковра-самолета, а я чернавка-замарашка. Дайте же мне погрезить этою сказкой, не нарушайте ее хоть недолго, хорошо?

Она с таким чувством, с таким вдохновением, осиявшим ее лицо, сказала эти слова, что у Светицкого перехватило дыханье. Ему хотелось упасть к ногам ее, удариться головой о дерево, схватить ее на руки и унести неизвестно куда, изрубить тысячу неведомых врагов — все он мог сделать под звуки этого волшебного голоса, лившегося в самое сердце!

— Хорошо! — проговорил он, прижимая горячие губы к руке Лени.

— Вот и прекрасно! — сказала она. — Я знала, что вы милый!

— Но ведь мы же будем видеться? — с тревогой спросил он. — И вы позволите мне наедине называть вас Леней?

Она с улыбкой кивнула головой.

— А меня зовите Митей. Я Митя для вас — да?

— Да. А теперь идемте в дом.

— Извольте: с вами хоть к черту на рога! — радостно воскликнул Светицкий.

— Ого, какой вы сегодня храбрый? Знаете, ведь я сказала вчера Людмиле Марковне, что вы здесь были!

— А хоть всему свету говорите!

Молодые люди пошли по аллее, но через несколько шагов Леня что-то вспомнила и остановилась.

— А где ваши лошади? — спросила она.

— Здесь близко: у Максима на бывшей псарне.

— Знаете что, не лучше ли будет, если вы вернетесь и приедете в экипаже? — сказала Леня.

— Вы правы… — ответил Светицкий. — Я сейчас, мигом! — Он схватил руку Лени, покрыл ее поцелуями и бегом пустился в противоположном направлении.

Леня пошла к дому. У выхода из аллеи она остановилась, придержала рукой переполненное неведомой музыкой сердце и затем направилась дальше и стала всходить на балкон.

Глаза Людмилы Марковны встретили ее на первой же ступеньке.

На балконе никого не было: предусмотрительная старуха давно услала прочь всегда торчавших при ней приживалок.

— Одна? — недоуменно проговорила она.

— Сейчас приедет… — ответила Леня.

Людмила Марковна кивнула с удовлетворенным видом и больше не разжимала губ.

На дворе послышались колокола; казачок прибежал доложить, что приехал гусарский офицер.

— Проси… — приказала Пентаурова, и на балконе появился Светицкий.

Он подошел к ручке Людмилы Марковны и, звякнув шпорами, поклонился стоявшей у обеденного стола Лене.

— Приехал осведомиться о вашем здоровье… — проговорил он, садясь на указанный ему старухою стул около ее кресла.

— Умен, батюшка… старых уважать надо! — ответила она, не сводя темных глаз своих с лица молодого гусара: оно так все и светилось счастьем. Людмила Марковна кинула взгляд на Леню и увидала тот же отсвет в глазах ее.

— Скоро приезда Степана Владимировича ждете?

— Со дня на день жду… — ответила Пентаурова, и завязался обычный, ничего не значащий разговор. Леня постояла, послушала и прошла в дом.

— Слыхала, заблудился ты вчера на охоте? — молвила старуха.

— Да; вообразите, так это вышло странно…

— Заблудиться не беда, а вот блудить худо! — выразительно сказала Людмила Марковна. — Заблудиться дворянину не в стыд, а наблудить только прохвосту к лицу!

— Совершенно верно! — спокойно согласился Светицкий.

Ответ его и полная убежденность, прозвучавшая в голосе, подкупили Пентаурову.

— Напрасно ко мне не зашел, — не так сурово продолжала она, — рада бы видеть тебя была! Дело есть до тебя: сам назвался, вот и терпи.

— Для вас все и всегда выполню с величайшим удовольствием! — ответил гусар.

— Притвори-ка дверь…

Светицкий встал и тщательно притворил дверь в зал.

— Что говорить сейчас с тобой будем — не хочу, чтоб кто-нибудь знал. Даже Леня! Понял?

Светицкий слегка поклонился.

— Помни же! Умру я скоро.

— Что вы, Людмила Марковна… — начал было обычную фразу Светицкий, но старуха досадливо отмахнулась рукой.

— Не пустословь, не с маленькой говоришь! — резко сказала она. — Ухожу — чувствую; дунет на меня что-нибудь, и отлечу, что лист с дерева осенью. Леня одна как перст останется, а она для меня и сын, и внук, и дочь — все в ней! И болит душа: некому доверить и поручить ее — дрянь все людишки. А тебе верю: молод ты, да в твои года люди честнее бывают! Будь же Лене братом: остереги, помоги ей, коли понадобится!

— Охотно! — воскликнул Светицкий.

— Честно поможешь? И сам худа ей никогда не сделаешь?

— Клянусь вам в том! — гусар перекрестился.

— Смотри: на дуэль тебя вызвать за нее будет некому, но есть Бог! Бойся, если он с тебя за нее ответа потребует!

— Всем святым клянусь, что все выполню, как вы хотите! — горячо сказал Светицкий.

Удовлетворение изобразилось на лице старухи.

— Ну, ну… верю… — совсем мягко сказала она. — Ты хоть и гусар, а душа у тебя чистая!

Дверь отворилась, и появилась с парою книжек в руках Леня.

— Я вам кое-что для чтения принесла, — сказала она, протягивая принесенное Светицкому. — Это «Гамлет» и «Король Лир» Шекспира во французском переводе!

— Ну, ну, займитесь… — сказала Пентаурова. — Тебе, чай, скучно со старухой сидеть?… Погуляйте, покажи, Леня, гостю библиотеку… А ты знай: по воскресеньям и четвергам тебя к обеду жду!

Светицкому захотелось закричать во все горло, перекувырнуться, пройтись колесом через весь дом. Он брякнул шпорами, еще раз поцеловал руку Людмилы Марковны и пошел вместе с Леней в дом.

— Что могла — сделала… — думала, прислушиваясь к их шагам, Пентаурова. — Что выйдет — Богу известно!