Не то сумерки, не то туман висели под деревьями, когда путешественники один за другим стали просыпаться. Часы показывали семь, но татарин, хлопотавший всегда спозаранку около лошадей, лежал на боку под елью; вьюки и седла оставались на земле; спутанные лошади объедали мох у корней деревьев.
— Едигей, что ж ты не седлаешь? — крикнул, подходя к нему, Свирид Онуфриевич.
— Солнца нет, — ответил не изменяя позы, татарин. — Куда пойдешь? Ждать надо…
Свирид Онуфриевич поглядел вверх, покрутил усы и, не сказав ни слова, отошел прочь.
Антон, обвертев опять себе голову всяким тряпьем, занимался поисками воды для утреннего чая и умыванья господ. Отходить далеко от бивака было опасно, поблизости же воды нигде не оказывалось. Антон взял в одну руку суковатую дубинку, в другую — пустое ведро и, часто оглядываясь назад, чтоб лучше запомнить место нахождения бивака, углубился в лесную тьму.
Прошел час, другой — Антон не возвращался. Мирно беседовавшими в ожидании его путешественниками овладело наконец беспокойство. Иван Яковлевич встревожился более всех.
— Наверное, наверное он заблудился! — повторил он несколько раз, вставая и начиная прохаживаться по свободному месту между кострами.
— Иду отыскивать его!
И старый ученый с решительным видом принялся обматывать голову полотенцем, бездействовавшим по отсутствию воды.
Михаил Степанович удержал его за руку.
— Нет, — с несвойственной ему твердостью заявил он, — вы никуда не пойдете, Иван Яковлевич: пойдешь мы со Свиридом Онуфриевичем.
Охотник молча стал снимать с ветки висевшее ружье. Искусанный накануне до полусмерти Кузька не решался отойти от места ночлега и только глядел на хозяина, колотя хвостом.
— Иси! — сурово сказал Свирид Онуфриевич.
Кузька покорно подошел к нему.
Сборы были недолги, и оба приятеля вышли за черту огней. Свирид Онуфриевич отыскал на земле след старика и указал его собаке. Кузька обнюхал и, сопровождаемый облаками комаров, уверенно побежал дальше.
Почва становилась все влажнее; исполинские хвойные деревья редели.
— Небо! — с облегчением проговорил Михаил Степанович, увидав, наконец, вместо черно-зеленого навеса простор над собой. Ему показалось, будто его вдруг выпустили на свободу из какой-то страшной тюрьмы. Перед ними приятно зазеленела березовая поросль; по синеве неба скользили сверкающе-белые облака, солнце изредка брызгало сквозь них золотом, и молодой березняк менял тени на свет и весь сиял и шумел, как бы радуясь, что он такой белый и что такие яркие изумруды в кудрях у него.
Путники вступили в поросль; идти приходилось по моховым кочкам, появившимся в изобилии. Кузька несколько раз останавливался и делал стойки, но Свирид Онуф-риевич махал рукой, и умный пес принимался снова колесить по следам Антона, то и дело описывавшим круги по кустам. К удивлению охотника, следы в одном месте вдруг утроились.
— Что он, с ума сошел или заплутался совсем? — пробормотал Свирид Онуфриевич. — Зачем он три раза пробирался здесь то вперед, то назад?
Не сделали они и двадцати шагов по тройному следу, как кусты раздвинулись и впереди открылась синева воды. В низких берегах извивалась окруженная высокими камышами небольшая речка. Влево и вправо зеленела обнаженная кочковатая равнина. Антона на ней видно не было.
Свирид Онуфриевич снял с плеча ружье и выстрелил в воздух.
— Смотрите! — быстро произнес Михаил Степанович. — Люди!
Он указал рукой вправо: из-за бугра на самом берегу реки выставилась и глядела на них человеческая голова. Она принадлежала Антону. Загадка тройных следов объяснилась.
— Где ты запропал? — крикнул Михаил Степанович. — Кто с тобой?
Антон приподнялся еще больше, и можно стало различить, что он в одном и притом совершенно мокром белье.
— Беда приключилась! — ответил он. — Как пес пропал бы, кабы не добрые люди эти, дай им Бог здоровья!
— Какая беда? — одновременно спросили Свирид Онуф-риевич и Михаил Степанович, подходя к нему.
— В трясину провалился. Сперва по колени ушел, потом сталь высвобождаться, по пояс ухнул, а там и пошло тянуть. Спасибо вот они, на крик прибежали-с, вытащили! А только ведро и сапоги там остались.
Бледный, с синеватыми пятнами под глазами и около носа, точно вставший после долгой болезни, старик был неузнаваем.
«Милые люди» — старик и малый — заслуживали скорей совсем другого названия. Первый, громадный, почти медвежьего роста и склада человек, глядел из-под нависших черных бровей схожими с углями глазами; под ними сейчас же начиналась сивая, всклоченная борода; над узким лбом седой гривой вставали давно нечесаные волосы, с листьями и мохом в крутых завитках их. Другой, молодой и безгрудый парень, весь был изъеден комарами; лицо его представляло из себя какую-то распухшую, всю в красных бугорках маску; одеждой обоим служили невообразимо грязные и рваные лохмотья, сквозь которые сквозило искусанное комарами тело.
— Откуда вы? — обратился Свирид Онуфриевич к неизвестным.
Молодой вопросительно повел бесцветными глазами на товарища.
— Старатели приисков, — низкой октавой процедил тот.
— А далеко они отсюда?
— Близко…
— Слышите? — радостно воскликнуть охотник, обращаясь к Михаилу Степановичу.
— Слышу, — ответил тот, с недоверием рассматривая неизвестных. — С какого же именно вы прииска?
— С лесного!.. — усмехнувшись, ответил гигант. — Кто его крестить здесь станет?…
— Не проведешь ли нас к нему? — спросил Свирид Онуфриевич. — За труды вам заплатим…
— Вас? — неизвестный оглядел обоих. — Что вам там делать? Иль разбогатеть хотите?
— Заплутались мы; выведи куда-нибудь к дороге, — хорошо заработаете!
Неизвестный призадумался. От спасенного им Антона слышал о нахождении вблизи «чудного» каравана, и караван этот, как все неизвестное и непонятное, возбуждал в нем недоверие.
— Нет, не рука! — заявил он, тряхнув головой. — Вам один путь лежит, нам другой!
— Да вы куда идете-то?
— В пустынь; спасаемся! — сказал старик и черные глаза его заискрились. — Грехи замаливать хотим!
Спутник его прикрыл рукой нос и захихикал.
— Успеете еще намолиться! — возразить Свирид Онуфриевич. — Сперва нас выручите, а потом и о душах думайте!…
— А что дашь? — вдруг спросил неизвестный, устремляя жадный взор на оружие охотника. — Порошку с ружьем дашь?
— Изволь.
Гигант подумал еще немного и с ожесточением поскреб затылок.
— Нет, не рука! — твердо повторил он. — Нет нам хода назад, а указать вам дорогу можем!
— Где она?
— Вверх по реке. Первая вода будет в эту реку впадать — мимо идите, вторую увидите — тоже мимо пустите, а завидите третью — сворачивайте; день пройдете вверх по ней — там вам и будет село. — Дай хоть ножичек! — вдруг грубо добавил он, — вишь, у тебя сколько всего навешано!
Свирид Онуфриевич отстегнул ремень, снял с него длинный охотничий нож и подал его неизвестному.
— На, бери! — сказал он.
— Как «село»? — вмешался Михаил Степанович. — Ты же говорил, прииск будет.
— И прииск будет… — уклончиво ответил неизвестный, пробуя острие блестящего клинка на широком ногте. — Ну, прощенья просим! — добавил он, подняв голову, — благополучного пути вам!
Оба оборванца стали усаживаться в грубо выдолбленную из целого дерева лодку; вместо весел из нее торчали, как какие-то уши, две полугнилые доски.
— Прощайте, — ответил Свирид Онуфриевич.
Антон, увидев, что лодка хочет отчаливать, заспешил к ней и, сунув руку своему избавителю, потянулся поцеловаться с ним.
— Ну, ну!… — сурово возразил тот на невнятные слова благодарности Антона и отстранил старика. — Теленок, что ль, что лизаться вздумать?
Тем не менее, порыв Антона, видимо, несколько тронул его.
— Гляди, не ввались опять в трясину! — мягче добавил он, отталкиваясь длинным шестом от берега. — Где больно весела трава — там берегись, смотри! Прощайте!
— Прощайте! — ответили с берега.
Черная лодка медленно стала удаляться вниз по течению, унося две фигуры: стоявшего с шестом в руках бога-тыря-оборванца и сидевшего на корме товарища его. Зеленые кусты, густой семьей глядевшие с изгиба берега в воду, заслонили их.
Антон торопливо стал одеваться.
— Что бы это были за люди? — обратился Свирид Ону-фриевич к Михаилу Степановичу, долго провожавшему глазами лодку с неизвестными.
Михаил Степанович как бы очнулся от раздумья.
— Эти? Беглые каторжники, — ответил он.
Антон застрял руками в мокрых рукавах сюртука и превратился в подобие какой-то приготовившейся к полету и вдруг застывшей от изумления диковинной птицы.
— Может ли быть? — воскликнул охотник. — Да почему вы так судите?
— Разве вы не обратили внимания на их головы?
— Нет. Кудлатые оба, что ж в них особенного?
— А то, что правая половина волос у обоих много короче левой: каторжникам стригут головы, затем правые половины бреют.
Свирид Онуфриевич свистнул.
— Вот оно что! — проговорил он. — А я-то расчувствовался сдуру!
— Не может этого быть, сударь! — вмешался наконец Антон. — Вызволили меня, можно сказать, от злой смерти, и вдруг разбойники меня!!
— Может быть, они и отличные люди, — ответил Михаил Степанович, — только все-таки они с каторги; вообще здесь в лесу с неизвестными настороже надо быть: ведь они могли у вас из рук ружье вырвать, — обратился он к Свириду Онуфриевичу!
Рассуждая о неожиданной встрече, оба приятеля, сопровождаемые Антоном, отправились обратно по следам и около полудня вернулись в лагерь.