Еще до зари, как бы предвещая удачу, начал слегка надувать баргузин — так зовут прибайкальцы восточный ветер.

Над Байкалом стоял туман. На молочной гуще его чернела только одна, близко стоявшая от берега большая лодка, с поставленной мачтой; зыбь слегка покачивала ее; и она мерно кланялась земле, на которой около двух челноков стояли кучки мужчин, детей и женщин, поджидавших путешественников.

Слух, что приехали из России какие-то господа, собирающиеся сделать пятьсот с лишком верст на лодке для того, чтобы прочитать не интересные никому надписи на «камнях», разумеется, задел за живое небольшой поселок, и всем захотелось поближе взглянуть на чудаков, затеявших, по общему мнению, такое пустое дело.

Путешественники, между тем, оканчивали чаепитие и, когда вышли на крыльцо, то невольно остановились перед открывшейся им вдруг картиной.

Всходило, еще не видное из Лиственичного, солнце. Байкал и берег его были застланы туманом, а высоко над ним, на бледно-голубом небе ярко сверкали, будто отделившиеся от земли, снеговые вершины гор.

Даже равнодушный к красотам природы Павел Андреевич пришел в восхищение и долго не мог отвести глаз от волшебной сказки, въявь показавшей ему одну из страниц своих.

Сотни призраков из тумана извивались и таяли; лучи солнца прорвали наконец завесу его и брызнули расплавленным серебром на поверхность озера.

Перед путешественниками открылось безграничное синее море, окаймленное слева и справа прихотливыми гирляндами гор; зеленые пятна лесов на них чередовались с фиолетовыми, сине-черными и красноватыми выступами обнаженных скал; белые снеговые вершины высоко подымались кое-где над всем этим миром скал и лесов, неприступные и величавые, как бы уединившиеся от него с какой-то думой.

Путешественники уселись по челнокам и отплыли от берега. Собравшиеся проводить их жители громко желали удачи и счастливого пути.

Маленькие лодки подошли к большой; путешественники перебрались в нее, разместились, и рыбаки стали подымать якоря и парус.

Лодка медленно двинулась вперед.

С берега махали шапками; ученые отвечали тем же; Антон и Филипп усердно крестились на часовню Св. Николая.

Через несколько минут Лиственичное и кучка людей на берегу остались далеко позади; неуклюжая на вид лодка быстро шла вперед, рассекая плескавшие в правый борт ее небольшие волны.

Правивший парусом коренастый, загорелый рыбак отошел от берега версты на две и повернул вдоль его прямо к северу. Ветер наполнил выгнувшийся парус, и лодка понеслась еще быстрей.

Вдали изредка показывались большие, какой-то уродливой формы высокие и короткие парусные суда, невольно привлекшие к себе внимание путешественников.

— Совсем точно китайские джонки! — заметил Павел Андреевич.

— Согласен, — отозвался Михаил Степанович. — Только джонки обыкновенно бывают покрыты резьбой и разными вычурами, а эти совсем гладкие.

Ветер свежел, но к общему удивлению, волнение от него не увеличивалось. Последствий от мелкой качки никто не чувствовал.

Вдоволь налюбовавшись природой и насладившись бодрящим и животворным воздухом «Святого моря», путешественники занялись каждый своими делами.

Михаил Степанович отправился на корму с удочками в руках; Павел Андреевич принялся за разборку костей, которые, несмотря на все убеждения Михаила Степановича, ни за что не хотел оставить в Лиственичном до возвращения из поездки; Иван Яковлевич погрузился в чтение какой-то книги; Свирид Онуфриевич чистил ружье, приготовляясь к новым охотничьим подвигам в далеком и пустынном краю.

День прошел незаметно.

К закату солнца ветер утих совершенно, и тяжелая лодка медленно, на одних веслах, направилась к берегу; ночевать решено было на земле.

Стали показываться острые вершины подводных скал; лодка огибала их одну за другой и вошла под высокую арку, пробитую волнами в мысе, возвышавшемся в виде тонкой зубчатой стены из вод озера. За аркой открылась крохотная, закрытая с трех сторон бухта.

Загремели цепи, и якоря с тяжелым плеском упали в воду.

Путешественники пересели в маленькую лодку, привязанную за кормой, и после нескольких взмахов весел очутились на берегу.

Пока разводили огонь, расставляли палатки и приготовляли ужин, Иван Яковлевич и Павел Андреевич, свободные от хозяйственных хлопот, прогуливались по отмели.

Старый ученый нагнулся и поднял какой-то красивый, синевато-бело-радужный камешек.

— Посмотрите, — сказал он, протягивая находку своему спутнику. — Какой оригинальный цвет!

— Это лунный камень, вид полевого шпата, — ответил Павел Андреевич. — И вон еще такой же лежит. Э, да здесь, должно быть, целая россыпь их! Давайте искать, Иван Яковлевич!

Берег впереди сплошь был устлан мелким гравием, среди которого попадаются в тех местах опалы, аквамарины и т. п. Но Байкал оказался скупым на этот раз: несмотря на усердные поиски ученых, они ничего не нашли.

Было уже одиннадцать часов, когда засидевшиеся за ужином и за разговором путешественники поднялись наконец и стали расходиться по палаткам. Михаил Степанович один направился к озеру и долго молча стоял у воды.

В самой выси темно-синего неба, в мягком сиянии лучей плыл полный месяц; на безграничной, дымчато-тусклой поверхности воды чуть шевелилась золотистая полоса воды. Берег спал. Скалы и леса неясной чередой уходили вдаль; над ними вставали сказочно-прекрасные сине-сере-бряные вершины гор.

Сильная свежесть заставила Михаила Степановича вздрогнуть и вспомнить о сне и теплой постели. Он окинул еще раз взглядом незабываемую картину и бегом пустился к палатке, из которой слышался уже богатырский храп Свирида Онуфриевича и Павла Андреевича.