Ясное безветренное утро заставило путешественников выехать на веслах. Тяжелая лодка медленно разрезала сверкающую, зеркальную поверхность озера, и все пользовались возможностью рассматривать дно озера сквозь кристаллически чистые воды его.

Палеонтолог выудил рукой и с недоумением на лице принялся нюхать и рассматривать какой-то странный, мягкий и легкий комок темно-коричневого цвета.

Михаил Степанович смотрел на него и улыбался.

— Это горный воск, — заметил наконец он. — Его и купоросного масла много здесь вытекает из прибрежных скал.

— И на что сие нужно? — спросил палеонтолог.

— Здесь им лечат и очень успешно от ревматизма.

Павел Андреевич помял еще немного воск в руках и выбросил его за борт.

— Посмотрите, — с оживлением сказал вдруг палеонтолог, — сколько пузырьков показалось вдруг на воде: она точно закипает.

Не успел он договорить, как на огромном расстоянии кругом, словно каким-то чудом, вздыбились волны. Лодку с силой качнуло в сторону, и стоявший на носу с трубкой в зубах Свирид Онуфриевич взмахнул руками и упал за борт.

Гребцы и Михаил Степанович бросились на помощь и, едва удерживаясь на ногах от необычной, мотавшей лодку из стороны в сторону качки, дружными усилиями вытащили из воды фыркавшего как морж охотника. Трубка и шапка его погибли в озере. Вода с него лилась ручьями.

Все остальные сидели, крепко уцепившись руками кто за что мог, и испугом глядели на внезапные судороги озера: беспорядочные толпы волн метались и сталкивались друг с другом, лодку кидало в этом хаосе то вперед, то назад, и она зарывалась в воду то кормой, то бортом, то носом. Михаил Степанович и рыбаки увещевали остальных но пугаться.

Через какие-нибудь полчаса озеро стихло, и вокруг путешественников опять заголубела беспредельная гладь.

Свирид Онуфриевич, истощив весь лексикон русских и малороссийских ругательств, принялся с помощью Филиппа за переодевание.

— Что это было? — в глубоком изумлении обратился Иван Яковлевич к Михаилу Степановичу. — Полное безветрие — и вдруг такая история!

— У Байкала много необычайностей, — ответил Михаил Степанович. — То вдруг ни с того, ни с сего вскипит как в котле какая-нибудь часть его, то от слабого ветра разыгрываются волны, как от урагана; а зачастую сильнейший шалон подымает только легкую зыбь.

— Отчего происходят подобные явления?

— Достоверно не известно, — сказал Михаил Степанович. — Предположений много, но все они, на мой взгляд, маловероятны.

— Так что мы, ни с того, ни с сего можем вдруг перевернуться вверх дном в самую лучшую погоду? — проговорил Павел Андреевич, поглядывая на горизонт.

— Если будем зевать с парусом, то да. Но у нас такие опытные молодцы, — Михаил Степанович кивнул на лодочников, — что можете не опасаться!

К полудню начал подувать юго-восточный ветерок; безжизненно висевший парус встрепенулся, выгнулся лебединой грудью, и лодка ходко пошла вперед.

Усталые гребцы сложили весла; Василий подсел на корму к рулевому, и оттуда, сперва тихо, потом все громче и громче послышались звуки гармоники. Разговоры прекратились.

Василий играл недурно; вода далеко и отчетливо разносила «Травушку», и грусть, неясная, как необъятная даль, как след от лодки на шири вод, охватила путешественников.

Ночь провели опять на берегу.

К вечеру третьего дня плавания на горизонте впереди стали обрисовываться странной формы, как бы вытянутые вверх облака.

— Ольхон! — проговорил Михаил Степанович, поглядев на них в бинокль. — Мы сделали треть пути, господа!

— Разве это не облако? — спросил у него Свирид Ону-фриевич.

— Нет, это горы острова. Но до него самого еще очень далеко!

Небо, между тем, стало хмуриться; зыбь на воде улеглась; озеро почернело и приняло зловещий оттенок; над берегом, из-за гор показалась белесоватая кайма тучи. Парус вдруг бессильно повис и заполоскал на мачте.

— Будет буря! — с тревогой сказал Иван Яковлевич, оглядываясь на тучу. — Надо бы скорей к берегу, Михаил Степанович!

Но на молодого этнолога нашло опять какое-то напряженно-восторженное состояние.

— Будет буря? Опасно остаться на озере? — обратился он с вопросами к рулевому.

Рыбак внимательно поглядел на небо, затем на даль кругом и отрицательно качнул головою.

— Гроза будет! — ответил он зычным голосом. — А иное что вряд ли… На бурю не похоже!

— Иван Яковлевич, Павел Андреевич, останемся тогда на озере! — почти с умоляющим видом обратился этнолог к обоим ученым. — Гроза — это такая красота, такой восторг, что вы должны увидать ее!

— Но мы же увидим ее и с берега! — возразил Иван Яковлевич.

— С земли не то! — горячо сказал Михаил Степанович.

— Уверяю вас, что безопасность будет полная, над нами даже грозы не будет: они не переходят через Байкал!

— Что вы говорите?! — воскликнул старый ученый. — Может ли это быть?

— Истинная правда! — вмешался в разговор рулевой. — Михаил Степанович верно определили: гроза не пойдет через море.

— А как же она пойдет?

— А кругом над берегом.

— Это любопытно! — сказал заинтересованный Иван Яковлевич. — Непременно надо посмотреть! Павел Андреевич, вы ничего не имеете против?

— Ровно ничего, — ответил тот. — Чрезвычайно интересно, если только не пойдем ко дну.

Гребцы сложили весла, и лодка, пройдя еще некоторое пространство, заштилела совершенно.

Туча увеличивалась; стемнело так, что различать что-либо саженях в десяти от лодки стало немыслимо. Донесся отдаленный гул, словно от пробежавшего где-то громадного табуна.

Блеснул синеватый свет, отчетливо выделилась на миг линия береговых скал, и прокатился громовой удар. Стоголосым эхом крикнул в ответ ему скрытый во мраке берег. Небо открылось над ним и дохнуло синим огнем; вырисовывались неподвижные очертания гор, сверкнули снега на них, и грохнул оглушительный залп. Казалось, скалы и горы ожили во тьме. Гул и хаос могучих криков земли донеслись от нее.

— Смотрите, Ольхон, Ольхон! — сказал стоявший у мачты Михаил Степанович.

Гроза обняла не только весь левый берег, но стала заворачивать и вправо. Молнии бороздили тьму поминутно; горы острова явственно выступали при блеске их.

Скоро путешественники оказались как бы в центре огненного кольца. Небо, казалось, с грохотом и треском рвалось о вершины гор, разило их огнем и потрясавшими мир ударами; скалы и горы, страшные, взъерошенные, ожившие, боролись и отвечали сотнями ударов.

Справа от лодки вспыхивали только зарницы, заливавшие с той стороны горизонт таинственным светом; слабый гул долетал по воде и оттуда, но правого берега видно не было. Озеро не шелохнулось.

— Это ад, ад разверстый… — повторял про себя Ивав Яковлевич. — Дант нужен, чтобы описать его!…

Не прошло и часа и гроза кончилась; гром утих; изредка вспыхивал фантастичный свет зарниц, придававший всему какой-то сказочно-волшебный вид; Байкал начал поплескивать волнами.

Лодка направилась к берегу.