Осознав, что я всё же обрел некое понимание происходящих трагических событий, я стал испытывать огромное нетерпение поделиться своими догадками со своими новыми друзьями. Я понял, что мои воспоминания смогут серьезно помочь моим друзьям в понимании сложившейся ситуации. Я в нетерпении стал прохаживаться по комнате. К моему полному удовольствию, ждать приезда моих товарищей пришлось совсем недолго. Из коридора раздался знакомый девичий голос. А через несколько мгновений дверь стала медленно открываться и в комнату вошла Анна и весело и немного лукаво мне улыбнулась и спросила с нескрываемым кокетством в голосе:

— Как дела? Как тебе спалось тут без меня? Ты не скучал? Прости, но я не могла вчера остаться здесь с тобой. У меня было огромное количество неотложных дел связанных с переездом. Но сегодня нас с тобой никто не сможет разлучить, мой любимый. Ты рад мне или нет? Я что-то не пойму!

Ничего ей, не отвечая вслух, я быстро подошел к Анне и крепко её поцеловал. Потом мы еще несколько минут осыпали друг друга горячими поцелуями. Но сия сцена дальнейшего развития не получила, поскольку в комнату вошел Михаил Олегович. Он на этот раз был одет как военный человек. Видавшая виды шинель, серые шаровары и шапка-кубанка на голове. Михаил так сильно изменился внешне, что если бы я встретил его сегодня в городе, то наверняка прошел бы мимо, не узнав его. Но здесь то, не узнать его я не мог. Я с ним поздоровался и справился у него о том, как у нас обстоят дела, и появились ли у него какие-нибудь дополнительные данные о вчерашнем происшествии.

— Пока особо ничего интересного сообщить тебе не могу. Нет у меня ключа к данной ситуации. Не знаю я как к ним, к этим ребятам из ВЧК, что вчера убили нашего возможного проводника, подобраться поближе для того чтобы узнать, что это за группа такая и почему у неё вдруг образовался ко мне и к тем людям с кем я работаю такой нездоровый интерес. Нужно будет многое выяснить. Кто такие, откуда родом, были у нас, раньше общие знакомые? А пока нет в этих вопросах ясности, трудно будет подобраться до этих таинственных наших преследователей. Но я надежды пока не теряю. Я дал поручение своим людям подключить все доступные нам возможности. И он уже работают. Так что не будем терять оптимизма. Главное мы живы и здоровы, а всё остальное решаемо — отвечал мне Михаил Олегович.

— Всё понятно. Значит полный туман и ничего не понятно. Но хочу вам сказать, что в данном случае я могу вам помочь разобраться в сложившейся ситуации. У меня есть для вас важная информация — сказал я.

— Каким образом ты можешь мне помочь, и откуда у тебя могла появиться новая информация, дорогой мой друг? Ведь ты ведь был заперт здесь и ни с кем не общался? — спросил меня мой собеседник, словно в недоумении оглядывая пространство комнаты. — А, ну конечно, я забыл о ваших удивительных талантах и особой магической связи со старым комодом, полным подшивками старых газет. Конечно! Опять что-то удалось выудить из старых газет? Да? Ну, если это так, то тогда надо будет признать, что у тебя просто удивительный талант к тому, чтобы на пустом месте находить информацию! Хорошо. Рассказывай, что на этот раз тебе удалось вытащить из подшивки старых газет. Быстрее. Не томи меня. Удиви опять старого прохвоста.

— Да вы правы. Чтение газет исключительно полезная привычка. И на этот раз она мне помогла. Я читал газету и вдруг задался вопросом. Что объединяло два случая, при которых исчезли две серьезные коллекции раритетных книжных изданий? Что было общего в том и другом случае? Как вы считаете? — спросил я у своих друзей.

— Не тяни время, я тебя умоляю. Говори сразу. И что по твоему мнению здесь было общего? Что ты мне тут загадки загадываешь! Что ты раскопал? — в ответ резко переспросил Михаил Олегович.

— Пожар! Вот что было общего в обоих случаях — ответил.

— Пожар? И при чем здесь пожар? Объясняй по человечески, то есть с чувством, с толком, с расстановкой. Какое отношение имеет пожар к тому, что произошло вчера вечером? — попросил меня Михаил.

— Хорошо. Будь, по-вашему. Мы знаем о том, что и история семьи Николаевых, и история семьи Очаковых, как-то связана с пожаром. В обоих случаях в пожаре погибли серьезные коллекции редких книг. Согласитесь, что это точно так. У вас нет против этого возражений? — сказал я.

— Нет. Никаких возражений нет. Так всё и было. Но что из этого следует? — спросил меня Михаил.

— А из этого следует, что возможно эти два события были как-то между собой связаны — сказал я.

— А это совершенно не факт. Конечно, в данных случаях есть много общего. И коллекция раритетных книг, и хозяева коллекций были старыми знакомыми и работали они по дипломатической части, и в книгах могли храниться какие-то международные секреты. Всё это так. Но при этом всём, предположение о том, что два этих пожара звенья одной цепи не является бесспорным и доказанным фактом. Оба эти события могли оказаться совершенно произвольными и ничем не связанными в действительности между собой трагическими происшествиями. И я полностью уверен в том, что у тебя нет подтверждений обратного. А просто предполагать мы можем всё что угодно — прокомментировал мои слова Михаил.

— Я и не говорю, что моё предположение является доказанным фактом. Это рабочая версия — ответил я.

— Рабочая версия? Ладно, хорошо, пусть это будет рабочая версия. Рассказывай дальше о своих открытиях, Шерлок Холмс ты наш степной — сказал Михаил.

— И вот осознав этот момент, точнее выдвинув гипотезу о том, что и история Николаевых, и история Очаковых, как-то связана с пожаром, я предположил, что некие темные личности, одной из которых, безусловно, является сотрудник ВЧК, который попытался вчера меня уничтожить, используют пожар как способ заметания следов после своих преступлений. Ведь после пожаров, в которых исчезают огромное количество раритетов, никто не сможет понять, что именно было конкретно похищено из библиотеки. Да и было ли похищение раритетных книг вообще. И соответственно, если у грабителей есть какой-то особый план, согласно которому они похищают определенные книги и который они хотели бы сохранить в тайне, то при пожаре запутать следы и скрыть свои подлинные интересы, им было бы легче всего. Ведь по названиям украденных книг и по их содержанию, если бы полиции они стали бы известны, сыщики могли бы попытаться определить цель, которую преследуют преступники. И попытаться пресечь их деятельность — сказал я.

— Ну что же, вполне разумное размышление, мой дорогой друг. Возможно, оно действительно верное. Но опять это не доказанный факт, а только лишь предположение, проистекающее из выдвинутой тобою же самим гипотезы. Главный вопрос здесь следующий. А что это знание, если это реальное знание нам дает для понимания нашей сегодняшней ситуации? По-моему ничего. Может быть, у тебя тут другое мнение, это твое право. Но я пока не понимаю, что нам твоя гипотеза сейчас дает для понимания ситуации? — заявил Михаил.

Я ответил на вопрос:

— Это я пытаюсь объяснить. Моё общение с молодым сотрудником ВЧК показывало мне, что он человек не по годам спокойный и взвешенный. Решение о моей ликвидации он принял по моим ощущениям еще во время моего допроса и сделал это вполне осознанно, выбрав данное решение как единственной возможный верный вариант. Значит, я каким-то непонятным мне образом сумел так напугать чекиста, что ему пришлось пойти на крайние меры. Получалось, что я что-то знаю о нем, и то, что я знаю сейчас, может быть смертельно опасным для него. Но что я могу о нем знать?

Михаил внимательно посмотрел на меня и сказал:

— Это ты верно подметил. Но что ты можешь знать такого, что могло быть так опасно молодому чекисту? Самому интересно стало. И что дальше, давай делись с нами своими открытиями, друг.

— Для себя я сразу решил, что наша с вами история здесь не является единственной. То есть, безусловно, она играет какую-то роль, но уверен, что здесь не всё так просто как могло бы показаться сначала. И здесь я снова вспомнил про то, что их, в смысле преступников, деятельность сопровождалась всегда пожарами. И мне пришла идея, а не сталкивался ли я раньше с этим самым белобрысым парнем раньше где-либо на пожаре. Здесь я попытался вспомнить, был ли я когда-либо на пожаре, где могли погибнуть сколь-нибудь важные раритетные издания. И если я на таком пожаре был, то не мог ли я там как-то увидеть данного молодого человека — сказал я.

— И что ты вспомнил? — страшно озабоченный, привстав около меня с внимательным выражением на лице, спросил Михаил Олегович. Всё благодушие с него как рукой сняло.

Я не стал его долго мучить ожиданиями и быстро пересказал ему свои воспоминания о пожаре, во время которого сгорел буддийский храм, в котором погибли величайшие книжные раритеты. В храме хранилось великое множество книг и в том числе и выдающийся памятник культуры, редчайшая индийская рукопись, за которую местным князем был отдан целый табун невероятно прекрасных лошадей, ценность которых была просто баснословной.

Потом я продолжил говорить о том, что вспомнил и как звали мальчика, и как звали его отца профессора. И о том, что ни у кого даже в мыслях не появилось хоть в чем-то заподозрить ученых гостей в том, что они могли иметь какое-либо отношение к случившемуся несчастью. Это было совершенно неправдоподобно. Но теперь-то мне совершенно ясно, что это именно они совершив убийство сторожа, выкрали из библиотеки самые ценные свитки, совершили поджог, для того чтобы скрыть следы своего преступления. И вот теперь я встретил того самого мальчика, и не узнал его, а он, получается прекрасно меня помнил, и поэтому и решил избавиться от меня. Как от очень опасного свидетеля своих преступлений.

И здесь я остановился и посмотрел на своего собеседника. Тот присев на диван внимательно меня выслушивал, а затем ему вдруг как будто стало не хватать воздуха. И он, расстегнув ворот старой гимнастерки, глубоко вздохнул. Потом он встал и прошелся по комнате и, остановившись возле книжного шкафа, сказал:

— Да уж, умеешь ты своими рассказами душу человеку наизнанку вывернуть. Хорошо умеешь.

— Михаил, я не понял в чем дело. Что тебе не понравилось в моем рассказе? Что это ты побледнел, уж не заболел ли ты часом? Или я тебя, чем обидел ненароком? — спросил я.

— Да нет, всё нормально — ответил Михаил. — Просто. Теперь всё стало на свои места. История эта, со вчерашним нападением, повлекшим смерть охранника князя, мне стала намного более ясной и понятной. Я хочу тебе сказать следующее. Этих людей я прекрасно знаю, про которых ты сейчас мне рассказал. Этих самых профессоров и молодого человека. Слишком хорошо знаю. Да уж, пришлось мне с ними повстречаться на моем жизненном пути. Но это старая история. Странно. Теперь мне многое стало понятно, но ведь я должен же был это понять намного раньше, что это именно они сделали то, что они сделали. Но так как странно получилось, почему то без тебя я бы никогда не смог в этом вопросе разобраться. А теперь мне всё стало ясно как божий день. Как всё элементарно просто! Боже мой!

Я попросил разъяснить смысл своих слов моего собеседника, но он предпочел промолчать. Лицо его вновь стало непроницаемым. На некоторое время Михаил полностью погрузился в размышления, казалось, что он весь сконцентрировался только на некоем внутреннем плане, глаза его были закрыты, губы сжаты. Затем, через пару минут, взор его снова наполнился светом. Он как будто что-то про себя решил что-то важное, и это решение стало для него неким новым рубежом.

— Я понял причину того, почему этот белобрысый парень принял решение срочно тебя убрать. Всё я тебе рассказывать не стану, уж извини меня, просто иногда меньше знаешь, дольше живешь. Но скажу, что ты оказался прав, само по себе ничего по отдельности не имело особого значения, но соединившись случайно в тебе все информационные потоки, позволили раскрыть деятельность этой особой тайной группы, выявить её участников. И самое главное тебя ему нужно было убрать до разговора со мною, чтобы я ничего не смог узнать об этом. Это было для чекиста смертельно опасно. Но есть здесь и положительный момент. Теперь даже если чекист и узнает о том, что ты жив, вряд ли он продолжит охоту на тебя. Время ушло, и то, что могло произойти, уже произошло. Я теперь предупрежден, а значит, я вооружен. Молодой человек не может этого не понять — на этом Михаил прекратил свою тираду, и некоторое время сидел молча на диване.

Потом он спросил меня о том, не изменились ли мои планы в связи с произошедшими вчера событиями. Я ответил, что в нынешних условиях я поменял своё мнение и готов в любое время отправиться в поход в калмыцкие степи. И добавил от себя, что желательно отправиться в поход по возможности раньше. Во-первых, таким было напутствие князя Мухаева, а так же и внутренне моё ощущение таково, что можно не успеть. Господин Николаев удовлетворенно кивнул головой:

— Видать, ты к нам серьезно пристал и надолго парень. Это, похоже, неспроста. За несколько дней нашего знакомства я продвинулся в понимании множества тайн, окружающих меня дальше, чем за все последние годы. Добро. Спасибо тебе. Собирайся в путь. Нечего здесь делать больше, а то ты тут в газетах еще черти что прочитаешь. Пошли — сказал Михаил Олегович с грустной улыбкой на лице.

И мы вместе вышли из здания и отправились на извозчике в город. По дороге господин Николаев вышел, а мы с Анной поехали дальше. Остановились мы возле дома на окраине города, потом по лестнице поднялись на второй этаж, и здесь Анна открыла ключом дверь в небольшую квартиру. Как только мы остались в квартире одни, я тут же обнял Анну и стал её крепко и страстно целовать. Анна с улыбкой слегка ворчливо отбивалась, но уже скоро мы вдвоем очутились в просторной кровати, где смогли, наконец, насладиться радостями взаимной любви. Утомленные ласками подруги я уснул на её прекрасной груди.

В эту ночь мне снился неведомый мне лама, который плыл по бескрайнему морю на каком-то судне. Лама сидел на палубе, курил трубку, и перебирал четки. Рядом с ним сидел пожилой иностранец. Они о чем-то разговаривали. Я оказался вдруг рядом с ними. И англичанин обратился ко мне с просьбой выступить переводчиком. Я согласился. Англичанин задавал вопросы на английском мне, а у него на английском языке уточнял суть интересующих вопросов, а потом переводил его вопросы для ламы то на тибетский язык, то на калмыцкий. Так беседа продолжалась некоторое время. Мой англичанин из сна интересовался вопросами буддийской мифологии.

Вдруг, на горизонте появились несколько кораблей, которые стали медленно, но уверенно приближаться к нашему кораблю. А когда они подплыли совсем близко, с кораблей внезапно открыли сильный огонь из пушек и пулеметов по нашему кораблю. Огонь этот был настолько силен, что корабль быстро был просто изрешечен, в нем просто не осталось живого места. Команда попыталась отстреливаться, но из этого ничего хорошего не получилось. Прицельным огнем несколько матросов было убито. Спасения нигде не было. Я явственно слышал визг пролетающих над моей головой пуль. Англичанин с моих глаз исчез, видимо спрятался внутри помещений корабля. На палубе продолжал находиться неизвестный мне лама и спокойно курить свою трубку. В тот самый момент, когда вражеский огонь стал особенно интенсивным лама вдруг встал во весь рост. И по нему тут же начали стрелять. Видно было, как пули попадали в одеяния ламы, но он продолжал стоять. По ламе стали стрелять из пулемета, от попаданий пуль его швыряло из стороны в сторону. А когда пулемет замолчал, и над морем повисла тишина, лама стал вытаскивать пригоршнями из своей одежды расплющенные пули и бросать их на палубу корабля. Потом он вдруг неожиданно громко трубным ужасным голосом возопил:

— Убейте меня! Заряжайте свой пулемет и стреляйте по мне. А если вы сейчас меня не убьете, то я уже завтра заберу ваши жизни. Стреляйте!

В ответ по кораблю огонь усилился еще больше. Это я уже видел, словно бы наблюдал за происходящими событиями с берега моря. И через некоторое время раздался взрыв, и корабль разлетелся буквально на куски. На месте, где только что находилось судно, было теперь только лишь одно масляное пятно. Несколько секунд море было совершенно спокойным, но вдруг оно разверзлось, и из воды показалась голова чудовища.

Голова его и шея напоминали огромную змею. Пасть была раскрыта, а глаза смотрели на напавших, и потопивших корабль бандитов зло и холодно. Оно медленно поднималось из воды, и, казалось, не будет конца этому гигантскому туловищу. Видом своим и ростом чудище напоминало древнего динозавра. У него было огромное тело и длинный хвост. Оцепенев, бандиты на кораблях смотрели на него и даже не пытались бежать. Чудище раскрыло пасть и издало гортанный, громкий звук. Так трубит стадо слонов в африканской саванне. Стоило чудовищу сделать несколько шагов в нашу сторону и наклонить голову, оно бы без труда схватило любого из бандитов. Так продолжалось совсем не долго. Мне показалось, прошла целая вечность. Доисторическое ископаемое стояло в море и водило головой из стороны в сторону, словно выискивая жертву. А бандиты на своих кораблях застыли, будто парализованные, и каждый думал: «А если это буду я?». И тут чудовище двинулось к кораблям, потопившим судно, на котором плыл по морю лама. В ответ, корабли развернулись и сразу же стали уходить прочь от преследующего их ужасного монстра глубин. Но уйти от чудовища оказалось совсем не просто. Динозавр быстро догнал одно за другим, каждое судно, и потопил их, при этом методично расправлялся с каждым членом их экипажей, так чтобы никого не оставить в живых.

Когда пришла пора последнего судна, я увидел, что таинственный лама остался жив, и сейчас сидел на шее у чудовища, и было видно, что чудовище беспрекословно исполняет его волю. Наконец со всеми врагами было покончено. Лама спустился с головы чудовища и сел на маленькую шлюпку. А это гигантский динозавр медленно развернулся и ушел под воду. Море расступилось перед ним и захлопнулось. Еще какое-то время в том месте, куда он нырнул, колыхались волны, а затем все утихло, и только серебряная луна гладила успокоившуюся поверхность моря. И тут внезапно лама подошел ко мне, и я понял, что это был Джа-лама и сказал мне:

— Знай, сегодня я покинул Астрахань. Но я сюда еще вернусь и надеюсь, нам с тобою еще придется повидаться. Я жду тебя.

И тут я проснулся. Я в некотором недоумении после того как вскочил с кровати, постоянно повторял:

— Мы можем опоздать. Мы можем опоздать!

Тут мой взгляд упал на Анну, которая с искрящимися от внутреннего смеха глазами и улыбкой на губах наблюдала за мной. Она была одета несколько необычно для себя, какой я её всегда представлял, теперь её можно было бы принять за курсистку. Наконец, Анна обратилась ко мне и сказала:

— Смешной ты, мой любимый мужчина! Говоришь во сне на разных языках, как будто в театре выступаешь.

— Возможно, лама Джамцаран сегодня покинул Астрахань! Но он скоро туда вернется! Почему не знаю. В любом случае нам нужно спешить! — отвечал я Анне.

— Это ты из своих снов понял? То, что у тебя присутствует талант получать информацию из полной пустоты, это хорошо. Но, то, что ты так мечешься во сне и разговариваешь во сне на разных языках это мне не нравиться. Вряд ли это от большого здоровья и хорошей жизни. Вот я и подумала. А не пойти ли нам сегодня в театр? Мне кажется, что события последних дней совсем подорвали твою психику. Понятное дело, не каждый человек вообще бы справился с такими переживаниями, какие свалились на тебя в последние два дня. Ты, конечно, у меня молодец, но всё равно нужно тебе развеяться, отвлечься от своих переживаний, ведь в любом случае жизнь наша продолжается. И надо продолжать жить с пользой для себя и себе в удовольствие. Так что, что мы теряемся то? Пошли в театр давай пошлем все переживания подальше! А после театра отправимся гулять по ресторанам и прочим питейным заведениям. И вообще должны же мы граждане знать, как обстоят дела со злачными местами нашего города. Может быть, они процветают? — сказала с улыбкой Анна.

— Какой театр Анна? И что сегодня дают? — наивно спросил я у Анны.

— А там видно будет. Давай собирайся и пойдем. Тут недалеко расположен театр, туда и отправимся — ответила Анна.

— Да, слушай здесь действительно, рядом где-то должен быть расположен театр, я бывал в этом театре прежде. И достаточно часто. С удовольствием посмотрю представление — ответил я милой Аннушке и стал быстро собираться. Через несколько минут мы уже вышли из квартиры и направились к зданию театра, который действительно был расположен совсем неподалёку от того места, где была расположена квартира Анны. Мы, весело обмениваясь репликами, прошли сквозь небольшой сквер, и вышли на широкую площадь перед зданием театра. Наконец, мы вошли в помещение театра, кассы как таковые были пусты, но, несмотря на это народ деловито шнырял, то тут, то там в фойе театра, и было очевидно, что какое-то действо в зале сейчас должно начаться. Мы вошли в зал, тускло освещенный светом нескольких десятков фонарей. Мимо нас какие-то важные персоны пробирались в свои ложи, а непосредственно в зале мест было достаточно много свободных, весь зал был заполнен ближе к сцене практически полностью, но далее он был практически пуст.

Мы разместились на креслах ряда, который был расположен сразу же за тем рядом, который последний был еще заполнен фактически весь. И стали ожидать начала действия. Наконец, занавес открылся, и перед нами вышла на сцену огромного роста молодая женщина, одетая в огромный разноцветный балахон. Она сказала, что артистам сегодня не заплатили за работу, и артисты не могут просто так играть, поскольку им тоже нужно есть, тем более что многим артистам приходится приезжать на спектакль в театр из пригорода. И девушка обратилась к публике с просьбой дать что-то на пропитание для труппы театра. После того, как её речь завершилась, из зала на сцену полетели деньги. Девушка обратилась снова к залу:

— Не нужно бросать деньги на сцену, сейчас я к вам спущусь в зал.

После этих слов, она сняла с себя балахон и оказалась что под ним на неё надеты большие панталоны и нечто напоминающее греческую тунику. К ней на помощь с двумя корзина вышла еще одна молодая женщина в таком же одеянии и примерно такого же огромного роста. И вот две молодые женщины огромного роста в очень смелых нарядах, представлявших собой древнегреческие туники с корзинками стали обходить зрителей и собирать у них подарки. Одна из служительниц театра совершенно спокойно складывала деньги в свои безразмерные панталоны, открывая их и предлагая зрителю самому положить в них деньги. Зрители засовывали деньги туда, а продукты питания складывали в корзину. И вот одна из женщин с корзиной подошла и к нам. Из разреза туники прямо на меня смело смотрела могучая обнаженная грудь. Потом служительница Мельпомены встала прямо передо мною и тут же она, обольстительно улыбаясь мне, немного прогнувшись вперед телом и приспустив свои панталоны, предложила мне задыхающимся голосом положить туда деньги. Невольно я увидел перед собой то, что обычно скрыто от глаз мужчин и быстро засунув деньги, отпрянул в сторону от женщины.

Та улыбнулась мне, и медленно подтянув на себе панталоны, двинулась дальше по залу, бросая мне обольстительные взгляды. Я оглянулся на Анну. Она весело смотрела на моё смущение, вся явно содрогаясь от внутреннего смеха. Тут я про себя подумал, что если такое начало, то каким же будет само действие спектакля? Действительно, как всё стремительно поменялось в этой жизни. То, что вчера казалось незыблемым, сегодня было смешным и пошлым, и подвергалось осмеянию. К моему удивлению спектакль обозначенный, как постановка классической пьесы Шекспира оказался скорее похож на концерт, номера в котором по форме своей были большей частью классическим, что не могло меня в данном случае не порадовать. Но при этом режиссированы они были так, что многое из этого классического наследия подавалось как некая издевка, как насмешка над классическим искусством. Хотя нужно было признать, что режиссер был явно талантлив.

Едва ли не главным героем спектакля оказывался ритм, здесь страхи и радости растворяются в ритме, здесь смеется квартет, настроенный на радостный ритм. Каждое мгновение сценического действия было «охвачено огнем пронзительно-радостной музыки. Но решающее достоинство спектакля виделось в целостном ансамбле: персонажи растворяются в некоем цветном, мерцающем, звучащем облаке, которое накрывает вас как золотисто-фиолетовый шатер, некое облако освобождающего вдохновения. На каком языке говорят из этого облака — по-немецки, по-английски или по-еврейски, это уже не важно, поскольку вы чувствуете, что из этого облака говорит с вами Шекспир.

Все становится оргией, но с высшей степени приличной веселостью. Легкость стала главным оправданием весьма рискованных комедийных трюков. Персонаж одного из шаржей, когда он в ночной рубашке врывается в трактир, оказывается головой в бочке, которую тут же выкатывают со сцены. После позорной сцены с госпожой он, оказывается, завернут своими мучителями в пеленки, да еще получает соску в рот. Когда графиня прячется под вуаль, то под ней вдруг обнаруживаются еще две головы — служанки и шута. Принцип клоунады был последовательно проведен через все уровни спектакля. Смена декораций осуществлялась самими актерами на глазах у зрителей и становилась частью непрерывного пластического действия. Они играли с декорацией как с «волшебной шкатулкой таинственной конструкции». Эпизод сменял эпизод, «словно скользящие волны». Но «после любых изменений сцена всегда остается арабским садом, всегда переполненным солнцем и ветром. Сверкают и звенят стеклянные фрукты. Колокольчики аккомпанируют танцам». Во всем этом действе мне привиделась обольстительная утопия легкого, радостного и в высоком смысле безответственного искусства. Но в целом действие это потихоньку меня захватило, и я совершенно искренне аплодировал участникам спектакля по его завершению.

После спектакля я с Анной отправились в питейное заведение, где немного выпили водки и закусили посреди веселой толпы прожигателей жизни. Жизнь действительно стремительно налаживалась. На душе стало намного легче. Спасибо тебе моя любимая Анна, подумал я, чуть не вытирая слезы умиления. Мой самый сегодня близкий теперь человек на этом свете. Мы с нею вышли во двор ресторана, а там на высоком столбе, на самой его верхушке были привязаны сапожки, для того кто сможет их достать. Я, тут же вручив Анне своё пальто, направился к этому столбу, решив порадовать её гостинцем. Заплатив деньги за попытку, поплевав себе на руки, я быстренько стал вскарабкиваться по столбу вверх. Попытка оказалась удачной. Сапожки я вручил Анне. И мы с нею нежно стали друг дружку целовать. А служитель ресторана материл меня последними словами, мол, откуда этот басурман на нашу голову к нам привалил. Но ругался он как-то беззлобно.

Немного еще погуляв по округе, мы направились на квартиру к Анне. Перед сном мы почаевали и потом с чувством полностью исполненного долга легли вместе спать. Перед сном Анна мне на ухо хитро прошептала:

— Эту длинную даму в тунике и зеленых панталонах я знаю прекрасно, это моя соседка Ирина. Она живет в соседней квартире. Можем в следующий раз устроить себе театр прямо на дому.

— Анна, ну ты и язва — сказал я и нежно начал целовать свою любимую девушку.