Нулапейрон, 3405 год н. э.

Низкий серый потолок был покрыт каким-то материалом, напоминающим мягкий мех, и украшен серебряными полушариями. В просторном углублении располагался ресторан. Столики в ресторане представляли собой парящие в воздухе прозрачные диски. Атмосфера располагала к релаксации и непринужденности.

«Может быть, я увижу мать, — подумал Том. — Кто знает, где она живет? Где живут оракулы, если уж говорить точнее… Может, она живет стратой выше. Или ниже…»

— Ага, а вот и наша девчушка, — донеслось рядом. Мать могла быть где угодно; в любой точке Нулапейрона. Том обернулся.

— А мы уже выпили весь наш дейстраль, — сказал Алгрин. — Жаль, но тебе, девчушка, ничего не осталось.

Том хотел бы, чтобы сейчас рядом с ним оказался Дервлин. Парни явно что-то затевали, и Том подозревал, что ему в этой затее отводилась определенная роль.

«Я никогда не спрашивал Дервлина о его стиле борьбы, — подумал он. — Но ведь и о Пилоте я никогда и никому не рассказывал».

— Эй, ребята. Ваше время вышло!

Перед компанией появилась официантка, застыла уперев руки в бока. На нее не произвела впечатления ни презрительная усмешка Алгрина, ни его друзья, небрежно развалившиеся на подковообразной формы диване.

Кристаллитный стол наклонился в левитационном поле, когда Алгрин поднялся, опершись на него, но тут же выровнялся.

— Выражайся повежливее, старая ведьма, — фыркнул Алгрин, а потом кивнул в сторону Тома: — Здесь девушки.

— Убирайтесь-ка по-хорошему! — Официантка свирепо взглянула на него и ушла.

Было ясно, что она твердо намерена выгнать приятелей Тома из этого заведения.

— Лучше уйти, — начал было один из них и, осекшись, замолчал.

Четверо парней выскользнули из-за стола и сгрудились вокруг Алгрина.

— Где Петио?

Том пожал плечами:

— Я не знаю.

— Ужасно!

Именно так Том себя и чувствовал. Он должен был встретиться с Чжао-цзи в Сантуарио Герберов, но не мог пойти туда без Петио и его фемтоавтоматической татуировки.

— Подождите-ка… Классная рубашка, парни! Или что это там?

Том оглянулся. В лабиринте рифленых колонн, под свисающими с потолка хрустальными нитями, среди стоек с одеждой появилась маленькая группа красиво одетых юношей. Около них в воздухе парило огромное зеркало, возле которого застыл слуга, с тревогой наблюдавший за молодежью.

— Это мне подходит, — сказал Алгрин. Том дернул головой.

В глазах Алгрина вспыхнула искра темно-красного пламени.

— Пошли!

Черная рубашка была определенно в стиле Алгрина. Почему богатые юноши тоже хотели именно ее, это — другой вопрос.

— Прочь с дороги!

«Святая Судьба!» — успел подумать Том.

Дальше все произошло с молниеносной быстротой.

Алгрин, смеясь, сбил с ног двух богатеев, схватил рубашку и побежал, зажав ее в руке. Молодые люди лежали на полу в шоке. Они были так ошеломлены, что не могли даже кричать. Да и друзья Алгрина не знали, как себя вести, стояли, переминаясь.

В этот момент на потолке задвигались сияющие полусферы, вспыхнул серебристый свет, Алгрин среагировал на это мгновенно: он изменил направление движения, помчался прямо к Тому. Полусферы двинулись следом за ним. Алгрин врезался в Тома и был таков.

Тому потребовалось меньше секунды, чтобы понять, что он сжимает в руке украденную одежду, но ему показалось, что прошла целая жизнь, и было уже слишком поздно, поскольку серебряные полушария опустились с потолка на пол, образуя вытянутые, отдаленно напоминающие человеческие, фигуры.

«Манекены».

Прежде чем Том смог пошевелиться, на его запястьях защелкнулись браслеты наручников, сделанные из желтого холодящего кожу металла.

Том увидел собственное отражение в вогнутой зеркальной поверхности манекена охраны.

— Ну что? — В голосе официантки слышался вызов. — По крайней мере одного из маленьких ублюдков вы поймали.

Его поймали. Конец свободе.

* * *

— Обвинители настаивают на смертном приговоре? — Резкий женский голос напоминал скрип железа по стеклу.

Пустота, окрашенная в пурпурный и серый цвета…

— Э-э… да. — Вступил мужской голос, грубый и гундосый. — Это действительно так, миледи.

…Она вращалась, кружась. Постепенно ее стали заполнять множеством искрящихся черных пятнышек, подобных миллиону голодных глаз.

— А защита?

— Отказалась просить о смягчении наказания, миледи, ввиду неопровержимых доказательств.

Крошечный шар среди изменяющихся…

— Джентльмены, не обращайте внимания на наше присутствие. Ведите дело как всегда. Просто моя дочь интересуется юридическими вопросами.

— Конечно, миледи! Для нас это большая честь.

…растущих форм. Плоский овальный помост, на котором Том видел самого себя.

— У вас есть собственный палач?

— Конечно, миледи. Он, правда, сейчас далеко. Но вернется через три дня.

— Если будет приговор… Позвольте нам продолжить.

Он стоял, держа в руке украденную рубашку, в то время как остальные побежали. Двое богатых юношей лежали на земле.

— Неопровержимые улики, как видите. Обвиняемый признает себя виновным.

Тогда сверху — из ниоткуда, из вращающейся серой и пурпурной пустоты — возникли серебристые полушария. Они удлинились, приняли форму человеческих фигур, и одна из них защелкнула наручники на запястьях Тома.

— Разбудите обвиняемого.

Ледяной огонь пронзил его мозг и артерии…

Нет!

…и с силой вернул Тома обратно в реальность.

* * *

— Томас Коркориган. Вы признаны виновным.

Он опустил голову, не в состоянии что-либо возразить против окруживших его кресло постепенно гаснущих голограмм.

— Вы можете сказать что-нибудь в свою защиту?

Его запястья были прикреплены к подлокотникам.

Само кресло было установлено на кристаллитном полу. У Тома кружилась голова, и его поташнивало. Сквозь кристаллитный пол он мог видеть пустые ряды в зале совета общины.

Том покачал головой.

— Выведите его из транса.

Невидимые руки вынули из волос Тома тысячу царапавших кожу булавок.

— Посмотри на меня, Томас Коркориган.

То, что заставило Тома поднять голову, не было страхом.

Она была великолепно одета. Ее голову покрывал вышитый платиновыми нитями платок. Из-под него выбивалось несколько искусно завитых серебристых локонов, обрамлявших узкое лицо. Глаза сияли поразительно ярким светом.

Рядом с нею стояла девушка, сразу привлекшая внимание Тома. У нее были золотистые волосы, перевязанные сзади блестящей сеткой. Это была та самая девушка, которая покупала крошечные движущиеся статуэтки.

«Как она прекрасна», — подумал Том.

— Тебе нечего сказать?

— Миледи… — Том откашлялся и замолчал.

Страх и смущение парализовали его язык. Перед глазами все расплывалось. Он вдруг оказался в странном одиночестве, и до него едва доносились постепенно удаляющиеся голоса. Невероятно, но они говорили о конце его жизни. Именно его жизни. Наверно, он все-таки должен был сделать или сказать что-то.

Но что?

За столом из обсидиана сидели четверо румяных мужчин с суровыми лицами — по двое с каждой стороны леди и ее дочери.

Что Том знал о великодушии? Что могло бы тронуть сердце этой дамы?

Только игра слов и парадоксы.

Единственное, что Том знал о сословии господ, заключалось в том, что они правили стратами, были мастерами в логософии, обладали мощным интеллектом и для собственного развлечения искали решения запутанных и трудных для понимания задач.

— Сильвана, — обратилась леди к дочери, — что ты думаешь по этому поводу?

— Наказание должно быть быстрым. — Девушка посмотрела на Тома пронзительным, проникающим взглядом. — Мальчик не должен подвергаться жестокому или необычному наказанию.

У Тома застрял комок в горле от страха, и он по-прежнему был не способен произнести ни слова.

Леди поджала губы. На какой-то краткий миг на лице пролегли легкие морщинки, затем она кивнула головой.

— Прекрасно. Отведите его в камеру…

— Но ведь это жестоко, — вырвалось у Тома прежде, чем он смог подумать.

— Как ты смеешь? — Один из мужчин приподнялся. Его рука потянулась к оружию на поясе.

— Все в порядке. — Леди вяло взмахнула рукой, пристально глядя на Тома. — Объясни, что ты хочешь этим сказать, мальчик.

Мужчина покраснел и неохотно сел на место.

— Вы собирались меня… — Том замолк, поскольку У него опять перехватило дыхание.

«Но другого шанса уже не будет», — пронеслось у него в голове. Он откашлялся:

— Вы собирались отвести меня в камеру, где я буду ожидать вашего помилования. Но я слышал, как один из членов совета говорил, — Том вспомнил услышанное во время транса, — что палач возвращается через три дня.

Четверо мужчин нахмурились.

— Значит… — Том сделал долгий выдох. — Вы намерены держать меня там, оставляя мне надежду на то, что я буду жить. Таким образом, вы подвергаете меня душевным мукам до тех пор, пока не прибудет палач, чтобы убить меня.

Мужчины были озадачены. Леди от удивления подняла бровь.

«Другого шанса не будет, — вновь пронеслось в голове Тома. — Но ожидание само по себе — жестокое и необычное наказание, тем более что я ожидаю смерти. Значит… Продолжай, — приказал он себе. — Доведи свою мысль до конца».

— …следуя вашей же собственной логике, вы должны простить меня.

После нескольких секунд полной тишины раздались возмущенные голоса:

— Будь ты проклят!

— Да как ты смеешь!

— Убить его прямо сейчас…

Поднятый вверх палец заставил всех замолчать.

— Миледи. — Мужчины поспешно склонили головы. У Тома защипало в глазах.

Дочь неожиданно рассмеялась.

— Он умеет спорить, мама. — В ее голосе одновременно звучали и теплота, и прохлада. Его звуки напоминали нежный плеск фонтана, струи которого падали с высоты в бассейн. — Кроме того, нам во дворце нужны слуги.

Мужчины находились в замешательстве. Их лица отражали противоречивые чувства: страх перед леди и ненависть к тому, кто оспаривает решение суда.

— Джентльмены, — сказала леди. Все замерли.

— Я покупаю мальчика за тысячу корон.

Снова наступила тишина. Предложенная сумма потрясала воображение.

— Леди Дариния, — пробормотал один из мужчин, склонив голову. — Вы — самая просвещенная правительница нашего владения.

Его слова звучали как традиционная формула. Леди Дариния повернулась к дочери:

— Леди Сильвана выберет наказание для мальчика. Широко открыв синие глаза, дочь оценивающе разглядывала Тома.

— Может быть, отнять у него руку?

Спазм сжал горло Тома.

— Прекрасно. — Леди Дариния встала, и четверо мужчин, скрипя стульями, тоже поднялись. — Прежде чем доставить его во дворец, отрубите ему руку. — Пристальный взгляд ее серых глаз скользнул по Тому. — Все равно какую.