Где-то в середине второго действия несколько рядов зрителей вдруг тяжело задышали в унисон, и амулет начал обжигать грудь Донала.
— Танатос!
Кто-то обернулся и шикнул на него.
Проклятие! Проклятие! Проклятие!
Донал сорвал амулет с шеи, и после этого события ускорились. На сцене тройняшки пели столь блестяще, что на Донала нахлынули воспоминания о диве.
Ты чувствуешь кости?
О Смерть, да!
Амулет лежал на ковре, его сияние постепенно угасало. Его защитные чары также постепенно исчезали после того, как амулет перестал соприкасаться с телом Донала. Он больше не мог защищать его от прилива темных сил.
Свет софитов на сцене стал золотистым (по сюжету оперы в заколдованном царстве Брисмангидор вот-вот должен был начаться сельский праздник). Донал заметил вспышки ярко белого цвета, напоминавшие молнии. Софиты наверху направляли в глаза зрителям специальные невидимые руны, гипнотизировавшие их. Донал по какой-то загадочной причине видел их.
И теперь, когда он лишился зашиты амулета, им вновь могли воспользоваться люди из Черного Круга.
Танатос, я же сам иду к ним в руки!
Но амулет не был предназначен для защиты Донала от внешних сил, а лишь для того, чтобы скрывать его собственную внутреннюю тьму от мира. Теперь у него не было этого щита.
Ты чувствуешь кости?
— НЕТ!
Кто-то из сидевших в зале с ужасом взглянул на Донала, но большинство уже находились в трансе, вызванном рунами. Массовый транс уже давно охватил бы всех присутствующих в зале, но члены Черного Круга не знали, что сегодня вечером на спектакле будет Донал Риордан.
А если бы знали, то все находившиеся в зале давно пребывали бы в трансе, как это произошло в театре «Дю Лу Мор». Ибо совсем не дива была тогда центром охватившего всех магического оцепенения. Она была целью, а кто-то другой сфокусировал тауматургические волны, передававшиеся в театр, кто-то другой выступал в качестве линзы для магов Черного Круга.
Ты чувствуешь вкус музыки? — Да! Да, чувствую. Центром был Донал. Донал был линзой. Он был орудием смерти дивы.
Донала сковывал транс, каждая мышца напряглась в кататоническом оцепенении. Он пытался стать тем старым До-налом, тем человеком, которым был до того, как им овладела сила праха.
Странные гармонии вились вокруг него: стоны и завывания, не имевшие никакого отношения к звукам, исходившим из оркестровой ямы.
Ты чувствуешь кости?
Всегда.
Ты…
Каждое треклятое мгновение.
На противоположной стороне театрального зала в гостевой ложе, такой же роскошной, как та, в которой Донал сидел вместе с доном Ментрассоре, два человека внимательно всматривались в зрителей внизу. Не совсем… Член Городского совета Финросс делил свое внимание между погружавшейся в транс аудиторией и Тройняшками на сцене.
А глаза советника Гельбтхорна загадочно мерцали, излучая тауматургические энергии вниз, в зал.
Гельбтхорн.
Какой-то частью сознания Донал воспринимал волны тьмы, что катились сверху на зрителей в зале, хотя, скорее, это была всего лишь иллюзия, нечто вроде метафоры: передававшиеся энергии не имели никакого отношения к свету. Человеческая сетчатка не способна воспринимать некроны.
Лора.
Сделай это ради Лоры!
Как-то старому тренеру Донала по боксу Мелу О'Брайену пришлось поднимать его с пола на ринге. Предполагалось, что Донал будет участвовать в спарринговом матче, но его гораздо более сильный противник был с самого начала по каким-то своим причинам преисполнен ненависти к нему. И Донал, падая на пол, сломал руку, кроме того, несколько ребер у него уже были сломаны в ходе боя ловким ударом противника.
«Раны заживут, малыш, — сказал тогда Мел. — А как твой дух? Он ведь цел и невредим, правда?»
И Донал крикнул своему противнику, уходившему с ринга:
«Ну что, не смог одолеть меня и бежишь?»
После этого случилось невероятное. Донал испытал, возможно, самое острое наслаждение в своей Жизни, когда здоровой рукой нанес противнику от бедра такой удар, от которого тот рухнул на пол и остался лежать до тех пор, пока его не подняли.
Но сейчас Доналу вспомнились другие слова Мела, которые он произнес, когда на раны Доналу накладывали повязки из змеиной кожи.
«Не беда, — сказал он Доналу. — Сломанные кости делаются сильнее, когда срастаются. Ты не знал?»
И вот теперь в театре вокруг Донала клубились волны темной энергии. Наконец настал момент, когда тайный маг и их главный противник советник Гельбтхорн бросил из своей ложи взгляд на Донала. Он мгновенно почувствовал, что перед ним за человек, что за инструмент — тот, которым может и должен воспользоваться маг.
Гельбтхорн сконцентрировался.
Ты слышишь кости?
Донал продолжал бороться, стараясь держаться за свои обычные мысли. Он понимал: чтобы остаться человеком, необходимо усилить повседневные мысли и чувства и тем самым помешать перестройке нервных путей, к которой стремился Гельбтхорн, чтобы сделать из Донала передатчик.
Сломанные кости делаются сильнее, когда срастаются. Ты чувствуешь музыку?
Конечно, это была очередная иллюзия, но Доналу показалось, что глаза Гельбтхорна сделались яркими, громадными, словно растущие прожектора, сосредоточенные на одном — на источнике, способном сконцентрировать и усилить излучаемую ими энергию.
На Донале.
Сломанные кости…
Ты…
Становятся… …чувствуешь… Сильнее… …му…
Чем… Раньше… …зыку?
И все мгновения ненависти из его приютских дней, и все минуты любви к Лоре и воспоминания о ней соединились, сделав Донала сильнее в этой незримой битве, и где-то в глубинах его существа возник и стал рваться наружу презрительных смех.
Нет!
Я и есть музыка! Магические чары распались. Донал был свободен.
Аудитория из-за сильнейшего воздействия наполовину оставалась под воздействием чар. Софиты со сцены продолжали излучать магические сочетания рун прямо в глаза зрителей. Хотя далеко не каждый подчинится командам, направляемым Гельбтхорном, но таких среди присутствующих в зале все равно будет довольно много.
Донал в одиночку должен противостоять сотням. Взгляды из разных концов зрительного зала устремились на него.
Рядом с одним из аварийных выходов в полумраке стояла группа людей в одежде санитаров. Их внимание было сосредоточено на Тройняшках. Когда наступит нужный момент, они схватят умирающих (или уже мертвых) Тройняшек и унесут через запасной выход.
Сами ли они очистят их тела от плоти? Или это удовольствие припас для себя Гельбтхорн, а ассистировать ему будет Финросс?
Я и есть музыка!
Выходы… Донал вспомнил кнопку пожарной тревоги в коридоре. Теперь память помогала ему справляться с последствиями чар.
Он перескочил через спинку своего кресла, отмахнувшись от дона Ментрассоре, который полностью подпал под влияние Гельбтхорна, выбежал в коридор, подскочил к красному треугольнику кнопки и ударил по нему нижней частью кулака.
Театр наполнился жутким завыванием.
Сверху с потолка из множества форсунок полилась вода. Дальше по коридору находился шкафчик со шлангом, ведром с песком и топором. Донал схватил топор и с ним вернулся в ложу.
Вода хлынула и в зале, исполнители внезапно замолчали, звучание оркестра оборвалось в хаосе звуков. Те зрители, которые пребывали в трансе, мгновенно вышли из него.
Какая-то женщина истошно закричала, началась паника.
— Пожар!
На короткое мгновение взгляд советника Гельбтхорна застыл на Донале. Гельбтхорн предельно сосредоточился, изо всех сил стараясь ввести Донала в транс.
Сзади к нему потянулись руки дона, но лейтенант врезал ему локтем в лицо, кровь брызнула во все стороны из разбитого носа, а Донал выскочил из ложи, сжимая в руке топор.
Теперь он бежал по направлению к ложе Гельбтхорна. Негодяй не должен уйти.
Я и есть музыка!
Зрители в панике заполняли коридоры и проходы. Донал добежал до двери, выходившей на сцену. Она медленно открывалась с противоположной стороны. Донал ухватился за ручку, распахнул её и, крепко сжимая в руке топор, бросился за кулисы. При том смятении, которое царило среди публики в зале, это был самый надежный способ добраться до ложи Гельбтхорна.
И Финросса. Не следует забывать и о члене Городского совета Финроссе.
Пробираясь среди исполнителей и рабочих сцены, Донал достиг её противоположного конца и выглянул в зал. Мощная фигура в форме полицейского руководила тремя другими полицейскими, которые направляли перепуганных зрителей через запасной выход. Один из полицейских показался Доналу знакомым. Это был Рейли — тот, что вел машину.
Но нигде никаких признаков Гельбтхорна.
И тут Донал заметил темно-синее пальто Темесина. Невероятно, но детектив совершенно спокойно стоял и курил сигарету, а вокруг него потоками лилась вода и сотни на смерть перепуганных людей бежали мимо.
Донал сразу же решил, что Темесину можно доверять.
Он пробрался к нему и без лишних слов сразу же перешел к делу:
— Он был там. Вон в той ложе. Тот самый маг, от которого исходили чары… Должно быть, успел смыться.
— Да-да, понятно. — Мгновение Темесин подозрительно смотрел на топор в руке у Донала, затем поднял глаза туда, куда указывал лейтенант. — Советник Гельбтхорн. С ним был какой-то гость.
— Он из Тристополиса. Член Городского совета Кинли Финросс.
— Потрясающе! Ещё один политик! Кстати, что это были за чары?
На санитарах, стоявших у пожарного выхода, уже были наручники. Их окружали пятеро полицейских в форме.
— Я думаю, вам следует…
— Гельбтхорн успел исчезнуть, пока вы добрались сюда.
— У вас есть люди на улице, которые могли бы начать его поиски?
— Люди-то есть. — Темесин вынул сигарету изо рта. Он всю её изжевал. Потеребив в руке, швырнул сигару на влажный ковер. — Но я сомневаюсь, что у нас достаточно улик для ордера.
— Ордера на арест? — спросил Донал. — Или ордера на обыск?
— И того, и другого. — Темесин, прищурившись, смотрел на Донала сквозь струи искусственного ливня, который никак не прекращался. — Очень жаль.
— Да уж…
Донал оглянулся на ложу, в которой он сам сидел несколько минут назад. Дона там не было.
— Вы когда-нибудь обращали внимание на то, что некоторые вещи происходят парами или даже тройками?
Темесин сжал кулаки в карманах своего пальто.
— О чем вы?
— Представьте, что в доме советника случился пожар или что-то в этом роде. Вы без колебаний вломились бы к нему в дом вместе со своими людьми, чтобы с риском для собственной жизни спасти достойного политика. Ведь так?
— Возможно. — Темесин взглянул на Рейли, который пропускал людей через запасной выход. — Кажется, я уловил ваш намек.
Подобное необходимо было планировать… но Донал прекрасно понимал, что Финросс — трус, и теперь, когда убийство и похищение праха провалилось у него на глазах, он с первым же самолетом вылетит в Тристополис. Необходимо захватить его как можно скорее.
Две тысячи детей, дышащих в унисон…
Возможно, ритмичное дыхание зрителей в зале, когда на них начали действовать чары Гельбтхорна, напомнили Доналу о детях в Энергетическом центре.
Кто они? Пленники или жертвы, специально выращиваемые там с момента рождения? Донал не мог вспомнить, видел ли он в их глазах признаки сознания. Он пребывал в растерянности. Перед ним вставал вопрос: что хуже, пользоваться для своих целей костями мертвецов или живыми людьми?
На память Доналу пришла беседа в комплексе Энергетического управления, когда Кортиндо сказал: «Сам сгусток энергии, естественно, ничего не может чувствовать и ни о чем не способен мыслить».
«Даже боль?» — спросил тогда Донал.
«Даже боль. По крайней мере, именно так я отвечу любому, кто задаст мне подобный вопрос официально».
Донал тяжело выдохнул.
— Каким образом энергия поставляется в здания? Крупные здания.
— Такие, как тот, в котором живет Гельбтхорн? У них есть собственные… генераторы, если их можно так назвать.
— Я видел, какие у вас энергетические центры.
— М-да… Но должен вас заверить, что, когда они умирают, хороним мы их по-человечески.
— Да уж…
— Я понимаю ваши чувства. Однако специальные шахты соединяют субгенераторы с главными центрами на случай нехватки энергии и аварий. Вполне возможно, если бы вам было знакомо какое-нибудь влиятельное лицо в Корпорации, вы могли бы получить схемы системы.
Поток воды начал уменьшаться, переходя в мелкий дождик, — Да, если бы мне действительно был знаком такой человек, — отозвался Донал.
— М-м-м…
В своем кабинете судья откинулся на спинку кресла и сказал, обращаясь к Лоре:
— Юная леди, я в течение многих лет знал вашего отца и помню все ваши дни рождения, ваши и других малышей…
— Детей из других богатых семей.
— Да, если хотите. Но я не могу выполнить вашу просьбу.
— Пожалуйста, ваша честь. Это очень важно.
— Не могу по причинам юридическим. И из соображений приличия. — Судья снял очки и отложил ордер. Потер переносицу. — Извините, Лора.
Алекса сделала шаг к выходу, полагая, что Лора собирается уходить, потом остановилась.
— Ещё минутку, судья, — Лора извлекла из своей сумочки небольшой предмет. — Мы не могли бы побеседовать наедине?
— Это у вас конус конфиденциальности? — Судья взглянул на Алексу. — Ну что ж, моя дорогая. Если вы так желаете. Тем не менее своей точки зрения я не изменю.
Лора активировала чары талисмана, и «конус тишины» зарябил в воздухе, опускаясь и окружая судью и Лору щитом, непроницаемым для звуков.
Прозрачным щитом.
Алекса сидела, не двигаясь, и наблюдала за Лорой и судьей в надежде, что они вообще забудут о её присутствии. Так она смотрела на них примерно минуты две.
Наконец поле конфиденциальности исчезло, и Лора убрала устройство в сумочку и захлопнула её. Судья дрожащей рукой открутил колпачок дорогой авторучки и медленно написал свое имя под ордером.
— Вот, — процедил он. — Вы удовлетворены?
— Вполне. Спасибо, сэр. — Лора взяла ордер. — Провожать нас не нужно.
Судья внимательно наблюдал за Лорой и Алексой до того момента, когда они дошли до двери его кабинета. И тогда он произнес:
— Вы изменились, Лора Стил. Вы такой не были.
— Да, — отозвалась Лора, — смерть меняет людей. Когда Лора с Алексой спускались по ступенькам, фары
«Виксена» загорелись ярким светом. Ни Лора, ни Алекса не проронили ни слова до тех пор, пока не сели в машину и не отъехали от дома судьи.
Когда они выехали на улицу, Алекса громко перевела дух.
— Мне даже не верится.
— Мы получили документ, — сказала Лора. — Все остальное не имеет значения. Уверена, что ты воспользовалась своим умением читать по губам.
— В общем, да. Твой отец на самом деле говорил тебе, что дал судье взятку? Старому неподкупному судье?
— Не совсем мне. Он действительно это говорил, но только, не мне. А я стояла и слушала под дверью.
— О!
Когда автомобиль проезжал мимо парка, выглядевшего темным и страшным, Алекса спросила:
— А что ты имела в виду, когда говорила о готовности пожертвовать многим? Чем?
— Дружбой и многолетней привязанностью. Дело в том, что сегодня у меня стало одним врагом больше.
— Проклятие!
— Разве я похожа на того, кто станет переживать по этому поводу?
Дон Ментрассоре, нос которого был обмотан зеленой повязкой из змеиной кожи, был вне себя от возмущения. Однако объектом его негодования являлся вовсе не Донал. Напротив, он не только сообщил лейтенанту всю необходимую информацию, но вместе с ним отправился в Энергетический центр (машину вел Хикс, а не Рикс), где они прошли через помещения с детьми-пленниками.
У Донала возникали сомнения по поводу того, правильно ли он Поступает, преследуя одного человека, пока лейтенант не вспомнил диву и собственные приключения.
Сотрудники центра передали им рулон с картой и большой фонарь.
— Там есть тележки, — предупредил один из техников, — вы сможете ими воспользоваться.
Дон все ещё был одет в вечерний костюм. Он кивнул Доналу и сказал:
— Для человека моего возраста слишком много приключений. Желаю вам удачи, сэр.
— Спасибо, — Донал кивнул, понимая, что даже очень большим усилием воли не может вызвать в себе теплых чувств к этому человеку. Он помахал в воздухе картой. — Большое спасибо.
Прошло уже примерно пять часов с тех пор, как водитель дона сделал попытку убить Донала здесь. Возможно, позднее Донал будет винить во всем Харальда, а не дона.
— Сюда.
Двое рабочих провели его через люк по металлической лестнице в узкий технический туннель, по которому была проложена одна железнодорожная колея. Там, как и было обещано, имелась тележка: небольшая двухколесная платформа. Донал не мог понять, каким образом она управляется.
— Некромагнитная индукция, — пояснил один из сотрудников. — И посмотрите вон там, вверху.
Донал взглянул наверх. Высоко вверху рядом с люком оранжевым цветом горело число — 327.
— Вы поедете до номера 201, — продолжил разъяснения техник, — затем сойдете с тележки и поднимитесь по лесенке на уровень, откуда расходятся домашние туннели, ведущие к частным жилищам. Вы проследуете по туннелю номер пять. Второй дом будет тот, который вам нужен.
— Отлично, — отозвался Донал, — 201, 5, второй дом.
— Вам понадобится вот это. — Техник протянул ему тяжелые защитные очки. — Тележки движутся очень быстро.
Донал надел очки, взобрался на тележку, сел, скрестив ноги, на плоской платформе, вновь вспомнив несчастных, лишенных разума детей, сидящих рядами, так же скрестив ноги, совсем неподалеку отсюда.
— А что мне?..
Квадратный участок платформы рядом с правой рукой Донала начал светиться неярким оранжевым светом.
— Нажмите здесь и не отпускайте… Донал нажал, и тележка пришла в движение.
— …и не отпускайте, пока вам не захочется остановиться.
Ускорение нарастало, но что-то удерживало Донала на платформе, не давая ему упасть. Хорошая прогулка для детишек.
Если бы его могли сейчас увидеть дети из приюта, если бы рядом с ним оказалась Мари-Анн Стикс…
Но вот туннель повернул налево и вниз, и, если бы Донал оглянулся, то не увидел бы уже Энергетического центра, а только пустые стены и ряды проносящихся мимо горящих ламп дежурного освещения.
Я и есть музыка!
Левой рукой Донал проверил наличие пистолета за спиной.
В Тристополисе тем временем Виктор вел группу детективов вверх по короткой тропинке к особняку комиссара Вильнара, выстроенному из черного камня. Какая наивность со стороны Лоры, думал Виктор, ожидать, что ребята из разведки с готовностью помогут им. Врываться в дом комиссара полиции с ордером на обыск — отнюдь не самый лучший способ обеспечить себе быстрый карьерный рост.
Виктор решил все разговоры с комиссаром взять на себя. Держа ордер в руке, он изо всей силы постучал кулаком в дверь. Секунд через пять она распахнулась. Женщина с изборожденным морщинами лицом злобно взирала на Виктора.
— Что вам надо в такое время, да проклянет вас Танатос?! Виктор продемонстрировал ей ордер.
— Комиссар дома, мадам?
— Нет, его нет. Он зачем-то отправился на свою треклятую работу. Вы женаты, детектив?
— Э-э… нет, мадам. Не совсем.
— Сделайте тогда одолжение бедной женщине и задумайтесь на мгновение над вопросом, хотелось бы ей быть замужем за целым долбаным отделом полиции. А что это я такое сейчас прочитала? Ордер на обыск?
— Да, вы…
— Не знаю, что там у вас происходит, но должна вас предупредить, что Аррениус будет очень-очень зол на вас, ребята. Хотите кофе?
— Аррениус?
— Вы врываетесь в дом человека и даже не знаете его имени?
Виктор нервно потер лицо.
— Мне очень жаль, мадам.
— Боюсь, что пока нет, но очень скоро вы действительно сильно пожалеете.
В то же самое время Лора с Алексой вели ещё одну группу из шестерых детективов к шахтам лифтов. Рука Герти поманила их и скрылась в своей шахте.
Восемь человек переглянулись и вместе шагнули в шахты.
Они поднимались молча и вышли на 187 этаже в коридоре, в котором полосы пронизывающего холода перемежались с полосами испепеляющей жары. Лора, не говоря ни слова, прошла по внешней части отдела.
Глазастая, как обычно, сидела за своим столом, её длинные черные волосы мерцали светом, отраженным от серебристых кабелей, соединявших глазницы через консоль с зеркалами на крыше здания… с тем, что, по сути, было личной коммуникационной и разведывательной сетью комиссара, нависавшей над всеми улицами города.
Наверное, Глазастой каким-то образом стало известно о получении Лорой ордера, так как Алекса заметила, что она сунула руку под стол и нажала на кнопку. Дверь во внутреннюю часть офиса комиссара открылась.
Алекса проследовала за Лорой в кабинет комиссара. За ними шли детективы.
— Что случилось? — прозвучал голос комиссара; он жестом отвел металлическое кресло для посетителей, которое уже начало превращаться в искривленное, ощетинившееся когтями чудовище, приготовившееся к нападению. — В чем дело?
Здесь было множество и других защитных приспособлений. Большая часть из них — весьма хитроумные и неожиданные, вплоть до пепельницы, которая могла превращаться в разрывную гранату.
— Дело в Черном Круге, — ответила Лора, протягивая комиссару ордер так, чтобы он не смог прочесть в нем собственное имя. — Он проник в гораздо более высокие слои администрации города, чем первоначально предполагалось.
— И у вас есть доказательства? — спросил комиссар.
— По нашему мнению, их у нас вполне достаточно.
— Вы уверены? — Кулаки комиссара сжимались. — В самом деле уверены?
— Достаточно для того, — продолжала Лора, — чтобы получить подпись судьи вот на этом документе.
Квадратная физиономия комиссара раздвинулась в хищнической улыбке.
— Ну что ж, в таком случае, пойдемте и возьмем её, — произнес он. — Я уже давно жду подобной возможности.
Лора застыла, продолжая держать ордер в руке.
— Что вы сказали?
— Я сказал… Что, по-вашему, во имя Танатоса, я мог сказать? Вы что, оглохли?
— Нет, но…
В кабинете раздался страшный грохот, от которого воздух пошел рябью. Все рухнули на пол и остались лежать. Ордер выпал из рук Лоры и скользнул прямо в короткопалые руки комиссара. Он приподнялся и сел на полу, пристально глядя на бумагу.
Затем перевел взгляд на Лору.
— Вы полная идиотка, — бросил он.
Через несколько мгновений к Лоре вернулся дар речи.
— Сэр. — Её уверенность явно пошатнулась. — У нас имеются свидетельства из надежных источников. Нам известен телефонный номер, по которому вы звонили…
Лора осеклась.
— И какой же номер?
— Семь-семь-семь, два-девять, три-пять-один, сёмь-два-ноль, — назвала номер Алекса. — Никаких сомнений.
Комиссар, пыхтя, поднялся на ноги.
— Это номер телефона на столе Марни.
Двери не было. Детективы уже подползли к тому месту в стене, где несколько минут назад была стена. Двое из них уже вошли в глубокий транс, пытаясь определить, какое магическое заклинание использовалось в данном случае. А ещё один их коллега в бессильной ярости ударил кулаком в стену.
— На чьем столе? — спросила Лора.
— Марни, моей секретарши.
— О, вы имеете в виду Глазастую! — воскликнула Алекса. Губы комиссара искривились в презрительной усмешке.
— Да, я имел в виду Марни Финросс, племянницу члена Городского совета, которую, как мне казалось, я держал под постоянным наблюдением. И вот теперь вы все развалили.
Лора попыталась сосредоточиться на происходящем. Всем было прекрасно известно: когда дело доходит до прямого столкновения, комиссар Вильнар бывает крут, но уклончив.
— Неплохая попытка, комиссар. Но на ходу сочиненная ложь не поможет вам опровергнуть улики.
— Согласен. Однако ваш волюнтаризм приведет только к одному: Марни благополучно скроется.
Лора открыла было рот, чтобы возразить, но одна из женщин-детективов, сопровождавших её, сказала:
— Он говорит правду, мадам.
— А вы?..
— Я Петра Хальстед. Меня попросили вам помочь.
— Лора, я слышала о ней, — вмешалась Алекса. — Она правдовед с сертификатом федерального значения.
— Проклятие! Комиссар откашлялся.
— Оставим взаимные обвинения. Сейчас не время для них. И давайте лучше подумаем, как нам выбраться из этой переделки.
Донал вынул пистолет и, пригнувшись, направился по узкому туннелю, который вел к частным жилищам. В главном туннеле, как только лейтенант сошел с тележки, управляемой духами, она мгновенно укатила. Возможности при необходимости быстро скрыться у него не осталось.
Насколько он мог понять, все узкие разветвлявшиеся туннели вели к подземным этажам жилых зданий. Ни один из них не выходил на поверхность. Это было бы очевидным нарушением техники безопасности.
Лейтенант приблизился к следующей двери и остановился. Некромагнитный замок на ней выглядел внушительно, и тут только Донал понял, что недостаточно продумал план действий.
Вдруг он услышал приглушенное жужжание, и тяжелые засовы отодвинулись. Дверь распахнулась. — Проклятие!
Два громилы высоченного роста с бледными лицами зомби подняли пулеметы — «Граузеры-Хаулеры» с дисковыми магазинами — и направили их прямо в грудь Донала, Легкое касание пальца — и взрыв пламени разорвет Донала надвое, окровавленные половины рухнут с влажным хлюпаньем на землю, и на том все закончится.