Напряженная встреча, усиливающаяся привязанность, незаконная договоренность, шокирующее открытие и ошибочное предположение

 

Пятница

В дверь позвонили. Мег вытерла руки и вышла в прихожую.

– Мне следовало бы сначала позвонить, – сказала Фиона, – но я понадеялась на то, что ты дома.

– Что случилось? Вид у тебя серьезный.

– Руби дома?

– Нет, Генри повел ее в парк.

– Хорошо… То есть понимаешь, мне действительно нужно с тобой поговорить. Я тебя ни от чего не оторвала?

– Нет, я просто заканчивала убирать на кухне. Проходи.

В кухне Мег налила в чайник воды.

– Что случилось?

Фиона прислонилась к подоконнику.

– Это Дес. Меня мучают сомнения, – она замолчала. – Мег, я не знаю, хочет ли он ребенка.

Мег недоверчиво посмотрела на нее.

– Что? Ах, Фиона, это не может быть правдой.

– Я не знаю, – повторила она, выдвинула стул и тяжело опустилась на него. – Эта новость определенно его не радует.

– Это он от неожиданности, – попыталась успокоить ее Мег, доставая кружки из шкафчика. – Думаю, все дело в этом.

Она совершенно не была уверена, что так оно и есть на самом деле. Мег никогда не питала теплых чувств к Десу, на ее вкус он был грубоват и неотесан, особенно когда немного выпьет. Но это Фиона вышла за него замуж, а не Мег, а всегда легко принимать человека, с которым тебе не надо возвращаться вместе домой.

Мег открыла крышку контейнера и выложила приготовленное Генри имбирное печенье на тарелку.

– А почему ты думаешь, что эта новость его не радует?

Фиона взяла печенье и разломила его пополам.

– Дес не проявляет никакого интереса, ни малейшего. Он никогда не заговаривает на эту тему, ни разу не спросил, как я себя чувствую, не нужно ли мне что-нибудь… Я оставила подаренную тобой книжку с именами на видном месте, где он никак не мог ее не заметить, но Дес книгу проигнорировал.

Чайник засвистел. Мег налила кипяток в заварочный чайник и опустила в него чайные пакетики, придумывая, что бы такое сказать.

– А ты не думаешь, что он со временем свыкнется с этой идеей?

– Я-то думаю, но прошла уже почти неделя с тех пор, как я ему сказала. Ты говорила, что Генри сразу был в восторге, даже когда ты еще не знала наверняка.

Мег принесла чайник на стол. Честно говоря, Генри радовался больше, чем сама Мег. Он повел ее в самый модный ресторан Кэррикбоуна и подарил золотую подвеску в виде детских пинеток на тонкой цепочке.

Она разлила чай по чашкам.

– Не знаю, что и сказать тебе, Фи. У меня есть только мой опыт. Но все мужчины разные, и ты знаешь, что Генри всегда был сентиментальным. Дес… больше мужчина. Он стесняется показывать свои чувства. Я уверена, что дело только в этом.

Хотелось бы ей на самом деле быть такой уверенной, какой она пыталась казаться. Вполне вероятно, что Десу не по душе появление ребенка в доме. Ведь все внимание Фионы будет принадлежать малышу. Кто знает, что у него творится в голове?

– Может быть, ты и права. – Фиона добавила в чай молоко и сахар и медленно размешала. – Полагаю, мне нужно просто подождать и посмотреть, что из этого выйдет.

– Ты уже рассказала своим родителям?

Родители Фионы управляли почтой в маленькой деревушке недалеко от Лимерика.

– Нет. Дес считает, что мы должны подождать еще немного. Думаю, он прав, ведь еще только самое начало беременности.

Мег окунула печенье в чай.

– Знаешь что? Думаю, тебе следует им сказать. Пожалуй, тебе стоит съездить к ним прямо завтра и обо всем рассказать.

– В самом деле? Тебе не кажется, что еще слишком рано?

– Для кого-то другого – возможно, но только не для твоих родителей. Представь, в какой восторг они придут.

Пусть Дес катится ко всем чертям. Раз он не собирается радоваться вместе с Фионой, пусть это делают ее родители.

– Думаешь, стоит? Мне не терпится сказать им. Мама будет так счастлива… – Фиона резко замолчала, тревога снова омрачила ее лицо. – Мег, но ведь он привыкнет, правда?

– Разумеется, привыкнет. Дес будет в таком же восторге, как и ты.

– Надеюсь, ты права, – Фиона откусила от половинки печенья. – Вкусно… Чем займешься в выходные?

Мег скорчила гримасу.

– Сегодня вечером мы идем на ужин к бывшему мужу Энн и его новой женщине. Будет очень «весело».

Ей следовало бы быть счастливой. У нее есть Генри, они родили дочку, которую оба обожают. Генри стоил двух таких, как Дес или Том Макфадден, если уж на то пошло. Так откуда это гложущее чувство неудовлетворенности? Почему она не думает о том, как ей повезло?

Все восемь лет их брака Генри полностью устраивал Мег, поэтому эти новые ощущения выбивали ее из колеи. Но что ей остается делать? Она не может включать и выключать эмоции по желанию.

Понятно, что отношения между ними оставались натянутыми после ее вспышки во вторник. Они были безукоризненно вежливы друг с другом, особенно в присутствии Руби, но тепло, к которому оба привыкли, ушло. И в спальне между ними сохранялась дистанция.

Мег бы поделилась этим с Фионой, но, разумеется, не могла этого сделать. У Фионы своих проблем хватает.

Они услышали, как открылась входная дверь. Через минуту в кухне появились Генри и Руби, заставив обеих женщин загнать мрачные мысли поглубже.

* * *

Они стояли в очереди за попкорном, когда Оуэн вдруг сказал:

– Эге.

– Что «эге»?

– Я вижу Чарли.

Джеки развернулась и принялась вглядываться в людей, толпившихся в вестибюле кинотеатра.

– Где?

Оуэн указал налево от себя.

– Вон там. Можно мне подойти и поговорить с ней?

Джеки заметила в толпе девочку с таким же цветом волос, как у Чарли, но ей не удалось рассмотреть, с кем она пришла.

– Только на минутку, – предупредила она. – И если ты не вернешься к тому времени, когда я куплю попкорн, я пойду в зал без тебя.

– ОК.

Мальчик развернулся, быстро ввинтился в толпу, и Джеки вскоре потеряла его из виду.

Никуда девочка не уехала на выходные, как написал ее отец. И раз она здесь, значит, и он тоже. Разумеется, они могут уехать завтра утром, и он не солгал, но Джеки не собиралась искать для него оправдания. Он был резким и неконтактным, не предложил никакого другого варианта для совместного досуга детей. Он был совершенно антисоциальным, и это еще мягко сказано.

Подошла ее очередь. Джеки купила попкорн. Когда она убирала кошелек в сумку, появился Оуэн.

– Ты вовремя, – она снова оглядела холл. – Чарли пришла со своим папой?

– Ага. Они идут смотреть «Мартышки в космосе 3».

– Рада за них.

Этот человек даже не потрудился подойти и поздороваться с женщиной, которая не поленилась написать записку и пригласить его дочь в свой дом, которая предложила накормить ее и освободить ему несколько часов в воскресенье после обеда.

Антисоциальный, и это еще мягко сказано.

* * *

– Ну, как идут дела в детском саду?

– Сумасшедший дом, – ответила Мег. – Изнурительно.

– Не знаю, как тебе это удается и как ты одна справляешься со всеми этими маленькими детьми. Должно быть, тебе помогает то, что ты дипломированная учительница.

– Полагаю, должно помогать.

Разговор не то чтобы был очень оживленным, но они каким-то образом обходились без долгих пауз. За прошедший час они обсудили неожиданно теплую для октября погоду, последние зверства «Аль-Каиды», планы городского совета насчет строительства объездной дороги, новое крыло городской больницы Кэррикбоуна, предстоящие съемки телесериала по книгам Генри и занятия по рисованию с живой натуры, которые посещала Мег.

Они съели восхитительно вкусный суп из цветной капусты и теперь пробовали блюдо из курицы с ананасами, которое очень вкусно пахло. Мег пришлось это признать.

А если учесть, что она с куда большим удовольствием оказалась бы в любом другом месте, но только не здесь, то вечер вообще можно было считать удавшимся.

– Морковь положить?

– Спасибо.

Мег изучала новую партнершу Тома, пока та накладывала ей в тарелку овощи, и должна была признать, что ей можно только позавидовать. Сияющая свежая кожа, ни одной морщинки. Блестящие волосы, чей насыщенный темный цвет был абсолютно натуральным. Подтянутая фигура, нигде ничего не висит. Не красавица, но молодая, здоровая и… да, цветущая. Она часто ловила взгляд Тома и улыбалась ему через стол. Явно влюблена. Проклятье!

Мег вдруг подумала, не приходили ли в голову Генри мысли о более молодой замене для нее. Возможно, все об этом мечтают… Может быть, это свойственно человеческой природе. Могла ли сама Мег честно сказать, что отвернулась бы от Зарека, если бы тот, скажем, делал ей авансы? Если бы он хоть как-то показал, что заинтересован, поддалась бы она соблазну? Точно, поддалась бы.

– Она куда-то унеслась мыслями, – услышала Мег голос Генри, мгновенно очнулась и поняла, что все смотрят на нее.

– Прошу прощения?

– Том спросил, придумала ли ты уже подарок для Руби.

До пятого дня рождения дочки оставалось две недели. Мег покачала головой.

– Ничего в голову не приходит. Если я что-то придумаю, я обязательно дам тебе знать.

Пусть сам ищет подарок для Руби. Том не забывал о дне рождения девочки только потому, что тот был через несколько дней после его собственного. Скорее всего, он принесет ей игрушку, которая у нее уже есть, или одежду, которая ей не подойдет по размеру.

В этом году Тома, разумеется, не пригласили. Они не могли пригласить и крестного, и крестную, как делали это всегда, потому что крестный отец Руби только что бросил ее крестную мать. Еще одно неудобство, и все из-за Тома. Может быть, он заговорил о подарке только для того, чтобы Мег почувствовала вину за то, что его не будет с ними в этот день?

Им предложили еще курицу. Мег с удивлением увидела, что Генри протягивает тарелку за добавкой. Отлично. Ждать еще полчаса, прежде чем им предложат десерт. И еще целый час до того момента, когда можно будет уйти.

Мег подняла свой бокал. Она никогда особо не любила «Шардоне», но будь она проклята, если станет целый вечер пить воду. Мег пригубила вино и стала слушать, как Том и Генри спорят о шансах Ирландии принять участие в кубке Европы по футболу, старательно делая вид, будто ей интересно.

Оставалось только надеяться, что ее улыбка выглядит более натуральной, чем она сама ее ощущает.

 

Суббота

Как только эта идея пришла ей в голову, в ту же самую секунду Энн удивилась, почему она думала об этом так долго.

Она может перейти на ультрапастеризованное молоко.

Это был такой прорыв, что Энн даже выключила воду в душе и стояла мокрая, с волосами в пене от шампуня, обдумывая последствия такого решения.

Ультрапастеризованное молоко никогда не скисает. Оно легко простоит неделю в шкафчике. Раньше Энн даже в голову не приходило его пить, да и Генри пришел бы в ужас от этого подобия молока. Но это не его дело. Наверное, и вкус у него не слишком приятный, но и это не имеет значения. Все равно она добавляет только капельку в чай для цвета.

Придется ей ждать до среды. Она начнет с того дня, когда начинается ее новая продуктовая неделя. Если она купит его сегодня, в субботу, то весь ее план пойдет насмарку. Завтра вечером она купит пинту свежего молока как обычно, когда закончится уже приобретенная пинта молока, и в среду купит ультрапастеризованное. Энн купит литр. Этого должно хватить на неделю.

Она провела рукой по животу, даже не думая об этом. В идеале молоко следует разделить на семь частей, как и все остальные продукты. Одну седьмую часть молока она может высчитать. А что делать потом? Использовать шприц, может быть? Чтобы порция была точной?

Да, она возьмет шприц. Купит его завтра в обеденный перерыв. В аптеке рядом с отелем они наверняка продаются. А еще ей потребуется семь маленьких контейнеров с крышками. Они должны быть в аптеке или в хозяйственном магазине через дорогу.

Идеально.

Энн снова включила душ и встала под упругие струи воды. Мурлыкая какую-то мелодию, она смыла с волос шампунь. Если хорошенько подумать, решение всегда найдется.

* * *

Она не стала его искать. То, что он был в бассейне в прошлую субботу, не означало, что он появится и сегодня. Он может вообще больше не прийти. Это мог быть один случайный поход.

Мег барахталась рядом с Руби в мелком конце бассейна, пытаясь уклониться от брызг других детей, морщась от их пронзительных голосов. Головная боль – она не сомневалась, что всему виной «Шардоне» – ничуть ей не помогала. Она огляделась. Серьезные пловцы в глубоком конце бассейна, как всегда, рассекают воду с угрюмой настойчивостью. Мужчина с секундомером в руке идет вдоль бортика, не отставая от пловца. Кто-то к чему-то готовится, решила Мег. У бассейна прохаживался спасатель. Вот он остановился поболтать с женщиной в ужасном зеленом купальнике, склонил к ней голову, но взгляд не отрывается от поверхности воды.

– Мамочка, покатай меня, – попросила Руби.

Мег взяла дочку за руки и медленно протащила ее между плавающими телами на другую сторону бассейна.

– Работай ногами, – подсказала она девочке.

Какая разница, здесь Зарек или нет? Это не имеет никакого значения. Ну поболтали бы они минутку, потом Руби заскучала бы и захотела, чтобы Мег снова ее покатала. В любом случае он не проявил к ней ни малейшего интереса.

– Работай ногами, – сердито повторила она Руби. – Давай-давай! Ты даже не пытаешься.

* * *

Они оба промокли до нитки и теперь стояли в холле дома Майкла. Вода текла с них на плитки пола. Он смотрел на них с раздражением. Ей даже не пришло в голову укрыться от дождя.

– У меня нет зонтика, – сказала девушка, читая по его лицу словно по книге, – а вы велели прийти в семь часов.

– Я оставил ваши вещи наверху, – коротко ответил он. – Предлагаю вам принять горячий душ и переодеться в сухое. До ужина у вас есть еще пятнадцать минут.

Майкл развернулся на каблуках и ушел обратно в кухню. Мокрые следы на лестнице, мокрая одежда, разбросанная повсюду: она ведь не догадается повесить ее на вешалку для полотенец в ванной. Бросит все на полу в спальне, и ковер промокнет.

Майкл убавил огонь под картошкой и достал сковородку, чтобы поджарить колбаски. Он накрыл на стол, положил ножи и вилки, поставил в центре масленку и погребец с солью. Точно, он просто ума лишился, когда предложил стол и кров этим бездомным, которых он впервые увидел всего пару недель назад. Он, должно быть, рехнулся.

Но пока они будут жить у него в доме, он будет их кормить так, как следует. Два прошедших дня он готовил по утрам овсянку. Они уходили из дома, унося с собой сэндвичи с сыром и пинту молока на ленч. Выбора он им не оставил: пусть берут то, что им дают, и радуются этому.

Мальчику овсянка не понравилась. Майкл слышал, как мать тихонько уговаривала его есть. Что ж, ему придется привыкать, ничего другого ребенок не получит. Возможно, он предпочитает печенье по утрам или хрустящие хлопья.

Майкл не имел ни малейшего представления о том, как они проводят целый день. Да его это и не волновало. Погода до этого вечернего ливня стояла теплая. От пребывания на воздухе им никакого вреда не будет. Возможно, они уходили в парк и гуляли там или сидели на скамейке в торговом центре.

Майкл заказал онлайн-набор для установления родственной связи с родственниками по отцовской линии. Его должны были доставить через три рабочих дня. Учитывая нерасторопность почтовой службы, набор будет у него в среду или во вторник. Результаты теста будут ему отправлены через семь-десять дней после получения образцов для анализа.

Две недели плюс-минус несколько дней, чтобы выяснить, ребенок ли это Этана. До этого Майкл их как-нибудь вытерпит, если они будут нормально себя вести. А что потом?

Вот потом он об этом и подумает.

Майкл слил воду с картошки, добавил сливочное масло, черный перец и немного горячего молока, затем взялся за миксер. Когда он наливал в кувшин воду – пусть не рассчитывают, что в этом доме они будут пить колу, – в кухонную дверь постучали.

– Войдите.

Они были в собственной одежде, мятой после сушилки. Волосы у обоих были мокрые. В руках девушка держала узел.

– Где мне это повесить, чтобы высохло? – спросила она.

Майкл вытащил из-под лестницы сушилку для белья и поставил в дальнем углу кухни. Хотя бы капля здравого смысла у нее есть.

Второй ужин в его доме они съели молча и быстро. С аппетитом у них все в порядке. Майкл поел, когда вернулся домой с работы, но сидел с ними за столом, делая вид, что читает газету. Незачем давать им повод думать, что они тут хозяева.

Когда они поужинали, девушка отнесла в мойку их тарелки и стаканы, как сделала это накануне вечером, и вымыла их. Мальчик остался сидеть за столом. Он, как обычно, не произнес ни слова. Майкл ожидал, что, закончив с посудой, она заберет сына и они оба поднимутся наверх. Но когда вся посуда уже стояла в сушилке, девушка задержалась возле мойки.

В конце концов Майкл оторвался от газеты и выжидающе посмотрел на нее.

– Вы не будете возражать, если мы немного здесь задержимся? – спросила девушка. – Я не люблю укладывать его в постель с мокрыми волосами.

Майкл отодвинул стул от стола. Вот оно, начинается. Они начинают чувствовать себя как дома. В следующий раз они захотят посмотреть телевизор. Но что он мог ей возразить? Майкл вспомнил, как Рут всегда настаивала на том, чтобы волосы Этана и Вэлери высохли до того, как они лягут спать.

– Идите в гостиную, – сказал Майкл. Ему не хотелось оставлять их одних где бы то ни было. В гостиной он указал им на диван, а сам нагнулся, чтобы помешать угли в камине, оживляя огонь.

Она усадила сына на диван, что-то шепнула ему и исчезла. Майкл услышал, как она легко взбежала наверх. Он сидел в своем привычном кресле и рассматривал мальчика. Ну что у него за волосы… Катастрофа… Неряшливая челка, неровные кончики.

– Кто тебя стрижет?

Мальчик приоткрыл рот, его губы шевельнулись, но он не произнес ни звука.

– Говори, – приказал Майкл. – Я тебя не слышу.

– Мамочка, – тоненьким тихим голоском ответил малыш, вжимаясь в диван.

– Не бойся меня, – нетерпеливо сказал Майкл. – Я тебя не съем.

Мальчик сунул большой палец в рот и уставился на дверь.

– Как тебя зовут? – задал Майкл следующий вопрос.

Малыш что-то прошептал, не вынимая палец изо рта.

– Как? Вынь палец изо рта, я тебя не слышу.

На какое-то мгновение Майклу показалось, что мальчик вскочит и убежит, но тот не сводил глаз с двери гостиной и молчал.

– Наверное, ты забыл свое имя, – предположил Майкл. – Придется нам найти для тебя новое.

Не глядя на него, мальчик покачал головой.

– Ты не забыл свое имя?

Он снова качнул головой.

– Так как же тебя все-таки зовут?

Малыш вынул палец изо рта и прошептал:

– Бавви.

Барри. Имя отца Майкла. Но Этану было только восемь, когда его дед умер, и они никогда тесно не общались, так как родители Майкла жили на другом конце страны.

Да и едва ли Этан помнил собственное имя к тому моменту, когда родился его сын, не говоря уже об имени деда. Простое совпадение, больше ничего.

Девушка вернулась в гостиную и принесла книжку с картинками. Она устроилась на диване рядом с сыном, и тот сразу вскарабкался к ней на колени. Открыв книгу, девушка прошептала:

– Кто это?

Мальчик пробормотал что-то в ответ, Майкл не расслышал. Он раскрыл свою газету и вернулся к разгадыванию кроссворда.

– А где он живет? – Снова вопрос шепотом и еще один очень тихий ответ.

Майкл достал из нагрудного кармана шариковую ручку и, складывая удобнее газету, бросил взгляд на детскую книжку. «Приключения Винни-Пуха». Девушка не читала, она просто показывала что-то на странице и задавала сыну вопросы. Майкл вспомнил, что она не умеет читать, она сама ему сказала.

– Смотри, это его друг. Как его зовут?

Этану нравился Винни-Пух. Кто-то подарил ему книгу историй о медвежонке на его третий день рождения. Майкл вспомнил, как читал ее сыну на ночь, иногда вечер за вечером одну и ту же историю. Была там одна история об игре, в которой бросали палочки с моста в реку.

– Ослик выглядит грустным, правда? Почему он грустит?

«Палочки Пуха», название игры всплыло в памяти Майкла.

– Ой, смотри, а это кенгуру.

Этан тоже в детстве сосал большой палец. Они все перепробовали, чтобы отучить его от этого, но ничего не помогло. А потом он взял и сразу сам перестал сосать палец через несколько недель после того, как пошел в школу.

– Зонтик плывет по реке.

У мальчика начали слипаться глаза. Он прижался к матери и широко зевнул, показывая ряд крошечных ровных зубов. Его волосы высохли кое-как, одна прядка сбоку стояла дыбом. Девушка машинально приглаживала ее, пока они рассматривали картинки в книге.

Майкл вернулся к своему кроссворду и попытался сосредоточиться, но его внимание все время переключалось на тихое перешептывание на диване. Он подложил в огонь пару брикетов, чувствуя, что они на него смотрят. Но как только он посмотрел на них, обе головы сразу опустились.

Майкл сомневался в том, что девушка ищет работу. На что она может надеяться, если она не умеет читать, а на руках у нее маленький ребенок? Место уборщицы, может быть. Ну или она могла бы раскладывать товары на полках супермаркета. Если мальчик будет ходить в сад, то она сможет работать только по утрам. Но неполной занятости не хватит для оплаты детского сада.

А где они будут жить, когда уйдут из дома Майкла? Как она будет платить за жилье? Может, ей положено какое-нибудь пособие как матери-одиночке? Наверняка она может обратиться за помощью от государства. Вот только у нее не хватит ума это выяснить.

Он уже в шестой раз читал один и тот же вопрос. Не его проблема, где они, в конце концов, будут жить и найдет ли она работу. Во всяком случае, пока не его.

– Прошу прощения, – негромко сказала девушка.

Майкл поднял глаза. Мальчик крепко спал, закрытая книга лежала рядом с ним на диване.

– Вы не будете возражать, если мы завтра останемся здесь и не пойдем на улицу? – спросила она. – То есть завтра же воскресенье.

Майкл обдумал ее слова. Он решил, что в ее просьбе нет ничего неразумного. Хотя бы один день им не придется бродить по городу.

– Или хотя бы только утром, – продолжала она. – Я бы могла убрать дом, если вы хотите. Или… сделать еще что-нибудь.

Действительно, она может ему помочь в обмен на приют.

– Надо заняться садом, – сказал Майкл. – Прополоть сорняки.

Большого вреда от нее в саду не будет.

– Поговорим об этом утром.

Майкл мысленно приказал ей идти наверх, и после еще одной минуты тишины девушка начала поднимать сына с дивана, стараясь не разбудить его.

Майкл встал, взял мальчика на руки, не обращая внимания на ее удивление.

– Открой мне дверь, – прошептал он.

Барри оказался почти невесомым. Майклу казалось, что у него на руках птичка. От волос малыша пахло миндалем. Они молча поднялись по лестнице, девушка шла впереди. Она открыла дверь спальни и откинула одеяло, чтобы Майкл положил ребенка в кровать.

В первый раз по ее лицу промелькнула легкая улыбка.

– Спасибо, – сказала она.

Майкл повернулся и вышел из комнаты, уже жалея о своем поступке. Теперь она подумает, что в нем проснулись чувства деда. В гостиной он взбил подушки на диване, примятые ими, и вернулся к своему кроссворду.

Барри. Это всего лишь совпадение.

* * *

– Ты не против? – спросила Фиона. – Я очень устала. Прошлой ночью я плохо спала, да еще и эта поездка утром.

Дес не был против. Вечером в субботу ему было все равно, выйти куда-нибудь или остаться дома. Во всяком случае, с тех пор, как он женился и субботние вечера приобрели совершенно другой оттенок.

– Я бы приняла ванну, – продолжала Фиона. – Хотя это будет совсем не то без бокала вина.

Вот опять она за свое. Снова напоминает о будущем ребенке, как будто он нуждается в напоминании.

– Ты можешь выпить один бокал. Уверен, большого вреда не будет.

– Ах нет, я лучше не буду.

Дес кивком головы указал на меню доставки на дом из ресторана «У Базилико», прикрепленное на холодильнике.

– Что тебе заказать?

Если они не выходили поужинать в субботу, они заказывали пиццу на дом.

– Ничего, – ответила Фиона. – Я попозже сделаю себе сэндвич. Я не слишком голодна.

Она что, старается пробудить в нем чувство вины? Или он что-то пропустил? Непонятно. Но, может быть, она просто не хочет есть.

Когда Фиона поднялась наверх, Дес позвонил в ресторан и заказал большую пиццу с салями, ананасами и грибами. Открыв банку с пивом, он отправился в гостиную, включил телевизор, несколько раз переключил его с программы на программу, пока не нашел трансляцию футбольного матча.

Дес смотрел, как фигурки в яркой форме гоняют по полю мяч, и подумал о сыне или дочери. Он представил крошечное беспомощное создание, во всем целиком и полностью зависящее от Фионы и от него самого. Дес подумал о том зле, которое есть в мире, обо всех опасностях и катастрофах, которые поджидают людей. И ему придется оберегать свое дитя. Все время.

С той самой секунды, как он станет отцом, на его плечи ляжет новая огромная ответственность. И это наполнило его ужасом.

Дес не понимал, зачем Фиона так поспешила. Разве женщины теперь не рожают детей после сорока? Фионе еще не исполнилось и тридцати, ей только сравнялось двадцать девять. Разве у них не полно времени? Но Фиона проявила невиданное упрямство. Ни одно его слово, казалось, не имело значения. В конце концов она вынудила его согласиться.

И вот теперь ему было очень и очень страшно.

Утром Фиона ездила в Лимерик, чтобы рассказать обо всем своим родителям.

– Я знаю, ты сказал, что следует подождать, но мне очень хочется поделиться новостью с мамой и папой, – сказала она перед отъездом. Поэтому Десу пришлось согласиться. Его радовало то, что для поездки Фиона выбрала субботу. А он по субботам работал. Дес не был уверен, что сумел бы изобразить радость в присутствии родителей жены.

Он встал и отправился на кухню, чтобы взять еще одну банку пива из холодильника.

* * *

«Мне не о чем написать домой, – записала в дневнике Одри Мэтьюз в день своего семнадцатилетия. – У меня кудрявые волосы, которые на солнце кажутся рыжими. Глаза у меня слишком блеклые, а тело слишком большое. У меня никогда не было бойфренда, я ни разу не получала открытку в День святого Валентина, никто и никогда не свистел мне вслед на улице. Никто никогда не смотрит на меня дважды».

Разумеется, в семнадцать лет она надеялась, что не останется одна так долго. Каждое утро она просыпалась в ожидании: возможно, именно сегодня это случится. Кто-то поймает ее взгляд в автобусе, в библиотеке после школы или по дороге домой. Возможно, именно сегодня кто-то посмотрит на нее дважды и увидит ее, несмотря на кудрявые волосы и полную фигуру.

Но этого не произошло ни в семнадцать, ни в восемнадцать, ни в девятнадцать. Когда ей было двадцать, она училась в колледже в Лимерике и ответила на объявление в местной газете. Она договорилась о встрече с двадцатишестилетним романтиком за чашкой кофе. Она просидела полчаса в своем розовом жакете и голубой юбке, потягивая капучино и стараясь не смотреть на дверь кафе.

Три недели спустя она предприняла еще одну попытку, на этот раз выбрав мужчину, описавшего себя как практичного, с легким характером. Он на свидание пришел, но через десять минут не слишком оживленного разговора у него зазвонил телефон, и он ушел, рассыпавшись в извинениях, поспешил на помощь другу. Уходя, он обещал позвонить ей снова.

Когда третий мужчина – еще до того, как ему принесли заказанный латте – объявил ей напрямик, что ему нужно намного больше, чем кофе, настал черед Одри извиниться и уйти под каким-то предлогом.

Потом она решила попробовать съездить в отпуск для одиночек. Первый такой отпуск, неделя в Риме, оказался ужасным. Одри оказалась моложе остальных женщин на двадцать лет, и большинство из них были разведенками с загаром, полученным в солярии. Они с горечью рассказывали Одри о своих бывших мужьях и мгновенно бросали ее, как только на горизонте появлялся мужчина.

К концу недели Одри только один раз поговорила с Аланом, пригласившим ее в свой номер после нескольких бокалов «Просекко», и один раз с Филом, разрыдавшимся в катакомбах, рассказывая о том, как любовь всей его жизни бросила его у алтаря.

– Она была моей родственной душой, – всхлипывал Фил, не обращая никакого внимания на темные коридоры в толще земли, по которым они проходили. – Мне никогда больше не найти такую, как она.

Одри гадала, не стоит ли сказать ему, что женщина, похожая на его бывшую невесту, тоже бросит его у алтаря. Но она прикусила язык и постаралась не обращать внимания на любопытные взгляды других членов группы, оказавшихся поблизости.

После двух таких же неромантичных поездок Одри отказалась от идеи отпуска для одиночек и решила позволить жизни идти своим чередом. В этот момент ей было двадцать пять лет, и она недавно получила место учительницы рисования в средней школе Кэррикбоуна. В учительском коллективе были одинокие мужчины, наверняка кто-то из них сочтет ее подходящей партией.

Одри прекрасно понимала, что в ее внешности мало что изменилось после семнадцатого дня рождения. Волосы стали чуть лучше благодаря появившимся средствам для укрощения сильно вьющихся волос. Но ее вес увеличился, так как именно еда успокаивала Одри в моменты одиночества. Сама она считала себя скорее фигуристой, чем тучной. И хотя она никогда не пыталась похудеть до десятого размера, но не отказалась бы от более стройных коленей и хотя бы намека на талию.

Всю жизнь Одри любила цвет. Она обожала яркие, простые тона и наполняла свой гардероб узорами, крупными рисунками, от которых – она знала это – отказались бы женщины ее комплекции. Она носила шарфы, рюши, многослойную одежду, выбирала ткани, которые создавали летящий силуэт, когда она шла. Одри знала, что многие девочки в ее классах фыркали у нее за спиной, а более худощавые коллеги смотрели на нее неодобрительно, но она изо всех сил старалась их игнорировать.

Со всеми коллегами у нее были сердечные отношения. Со всеми Одри старалась быть любезной и добродушной.

– Одри, ты как луч солнца, – однажды заявил один из ее коллег. – Никогда не бываешь в плохом настроении, всегда улыбаешься.

Но ни один из мужчин не пригласил ее на свидание. Никто даже не предложил выпить кофе после занятий или сходить на ленч в выходные. Она регулярно участвовала во всех мероприятиях для учителей вне школы, но ни в ком не промелькнула даже искорка романтического интереса. Раз за разом Одри придумывала для коллег открытки для помолвки, сдавала деньги на подарок на свадьбу. Но годы шли, и ей приходилось постараться, чтобы надежда не оставила ее.

Теперь ей было тридцать семь, еще двадцать Дней святого Валентина прошли, и ни разу почтальон не принес ей открытку в этот праздник. До ее тридцать восьмого дня рождения оставалось всего несколько недель, а она опять сидела дома одна в субботу вечером. Ей становилось все труднее верить в то, что есть кто-то, кому предначертано влюбиться в нее.

Одри подбросила в огонь еще один брикет. Должно быть, она единственная жительница Кэррикбоуна, которая разожгла камин в такой теплый вечер. Но она терпеть не могла сидеть перед погасшим камином. В кухне она открыла полбутылки «Каберне-совиньон Джейкобс Крик», достала из шкафчика пакетик крекеров «Ритц», положила на десяток из них по кусочку сыра «чеддер», по ломтику яблока и по капельке цельнозерновой горчицы с медом.

Она отнесла свой ужин в гостиную, включила телевизор, выбрала документальный фильм о голубых китах. Повтор своего любимого фильма «Реальная любовь» она смотреть не стала. Только этого ей и не хватало субботним вечером – следить на экране за безумно влюбленными людьми.

Как только Одри устроилась на диване, Долли радостно перебралась с пола к ней на колени. Этот фокус она наконец освоила.

– Привет, – Одри почесала щенка за ухом, отломила маленький кусочек сыра и дала собачке. – По крайней мере, у меня есть ты.

По крайней мере, у нее была собака. Но как бы сильно она ни любила Долли, домашняя любимица не могла компенсировать отсутствие романтической любви. Разделить ужин с собакой – это все равно самый одинокий способ провести вечер субботы.

«Прекрати, – нетерпеливо остановила себя Одри. – Все могло быть намного хуже. Ты могла оказаться бездомной, или жертвой преступления, или умирать от голода в стране третьего мира. У тебя могло быть большое горе».

Ничего такого с ней не происходило, Одри просто была одинокой. Это, конечно, намного легче, чем не иметь крыши над головой или не знать, когда удастся поесть в следующий раз. Но этого все равно достаточно, чтобы почувствовать себя несчастной.

 

Воскресенье

Кармел любила первые секунды после пробуждения, когда осознание чуда пронизывало ее еще до того, как она открывала глаза: чистый запах простыней, мягкая подушка под головой, удивительная тишина, нарушаемая только еле слышным щебетанием птицы в саду за окном.

Она глубоко вздохнула, вытянула ноги под перинкой, наслаждаясь каждой секундой, чувствуя тепло Барри, прижавшегося к ней, его быстрое дыхание, от которого грудь мальчика поднималась и опускалась под ее рукой. Кармел могла бы пролежать в этой кровати до конца жизни…

Она медленно открыла глаза и увидела белокурые волосы сына в неярком свете, проникавшем сквозь шторы. Ее взгляд медленно скользил по комнате, вбирая в себя темную массу платяного шкафа, комод с их чистой одеждой (чистая одежда!), стул у кровати, на которое она положила свою банку с сокровищами. Узкая полоска света обрамляла окно.

Кармел не знала, который час – последние часы, которые у нее были, она много лет назад обменяла на субботнюю дозу – но догадывалась, что еще довольно рано. Она никогда не спала так долго. У нее есть еще по меньшей мере час или, может быть, и больше, чтобы просто лежать в кровати в полной безопасности вместе с сыном. В нужное время отец Этана их позовет, никаких сомнений, но пока они могут расслабиться.

Тут она с новым приливом удовольствия вспомнила, что сегодня он разрешил им остаться дома. Не вышвырнул их на улицу. Никаких прогулок по улицам, никаких подозрительных охранников в магазинах, бросавших на нее колючие взгляды, стоило им только войти. Не нужно искать укрытие от дождя, не нужно бояться отходить далеко от туалета на тот случай, если Барри он потребуется. Не нужно спрашивать время у людей, которые проходят мимо, делая вид, что ее не слышат.

Кармел перевернулась на спину, стараясь не разбудить Барри. Она лежала и смотрела на белый потолок, с которого свисал светильник с красивым абажуром, и слушала щебетание птицы за окном.

Он проверял ее историю. Он хотел знать наверняка, его ли внук Барри. Она-то думала, что ему все равно, что он и знать этого не хочет, но ошиблась. Он оставил их жить в своем доме до тех пор, пока все не выяснит, но пока что они даже не сделали тест. Пока придет набор для анализов, может пройти еще несколько дней. А потом они отошлют образцы и будут ждать результаты. Это может затянуться надолго.

Кармел все еще никак не могла свыкнуться с тем, что произошло. Она была так уверена, что они больше никогда не увидятся с отцом Этана, а если это и произойдет, то он посмотрит сквозь них, как делает это большинство людей. Она просто обалдела, когда он подошел к ним возле библиотеки. Почему он передумал? Почему вдруг решил им помочь?

Потом взял и протянул ей десятку, вот так, запросто. У нее еще осталось восемь евро. Всего у нее в заначке двенадцать евро. Она почти ничего не тратила с тех пор, как он стал их кормить. Правда, Барри не притронулся к сыру в сэндвичах, которые он давал им на ленч, и ей пришлось пообещать ему купить драже «Смартис», чтобы малыш съел серый хлеб.

Молоко ему тоже не пришлось по вкусу, он все время просил у нее колу, но Кармел не купила и уговорила его попробовать молоко. Ей казалось неправильным не есть то, что отец Этана давал им бесплатно.

Пять евро, полученные от высокомерной дамочки в парке, ей здорово помогли, хотя ей было противно брать их. То, как эта женщина посмотрела на Кармел, заставило ее почувствовать себя большей попрошайкой, чем когда она сидела на улице с картонным стаканом в руке.

А еще она убрала свою сумку подальше от Кармел, как будто та только и думала, чтобы схватить ее. Как будто Кармел из тех, кто ворует сумки. И еще ей стало жалко маленькую девочку. Каково жить с такой матерью, которая злится, когда ребенок поранился?

Она подумала об отце Этана, который купил одежду для Барри. Специально пошел в магазин и купил. Все совершенно новое. Она едва не расплакалась, когда увидела одежку на кровати. Первые вещи не из благотворительного магазина. Давно никто не был так добр к ним. Кармел с трудом сдержала слезы.

Барри завозился рядом с ней. Она погладила его по волосам.

– Ш-ш-ш, – прошептала она. Как бы ей хотелось, чтобы Этан видел их сейчас, уютно устроившихся в доме его отца. Сможет ли она когда-нибудь думать об Этане без того, чтобы на глаза наворачивались слезы? Кармел крепко зажмурилась, пока глаза не перестало щипать.

Разумеется, не все было гладко. Ей нужно найти работу, а как это сделать, если она не умеет ни читать, ни писать? Но даже если случится чудо и кто-то предложит ей работу, куда она денет Барри? Какой смысл искать работу, если за ним некому присмотреть?

Потом еще вопрос, как поступит отец Этана, когда придут результаты теста. Возможно, он надеется, что Этан не отец Барри, чтобы избавиться от них раз и навсегда. Да и есть ли место для Барри в его жизни?

Кармел снова оглядела комнату, ее глаза привыкли к полумраку, и теперь она все видела намного четче. Это наверняка была комната сестры Этана. Этан упоминал о ней, когда Кармел спросила его о семье. Но ей тогда показалось, что ему тяжело о ней говорить.

Она предполагала, что и одежду, которую ей дали, тоже когда-то носила сестра Этана. Юбка была слишком длинной, но блузка Кармел понравилась, да и кардиган оказался очень мягким. Позволит ли ей отец Этана оставить эти вещи себе? И где теперь сестра Этана? И что она подумала бы о Кармел, если бы они встретились?

– Я не хочу овсяную кафу, – пробормотал Барри, не открывая глаз.

– Только капельку, – прошептала в ответ Кармел. – Она вкусная с сахаром, правда?

Мальчик помотал головой. По утрам он редко хотел есть, поэтому Кармел привыкла кормить его только тогда, когда он сам об этом попросит. Но теперь им давали овсянку намного раньше того, чем Барри обычно ел, и Кармел приходилось уговаривать сына съесть кашу. Она понимала, что им не поздоровится, если овсянка останется на тарелке.

– Если ты съешь кашу, я потом куплю тебе чипсы.

– Почему мы не можем пойти в другой дом? – спросил Барри, прижимая кулачок к животу матери.

Она удержала его руку.

– Тебе здесь не нравится?

Малыш снова помотал головой.

– Смотри, какая у нас хорошая кровать. Ведь она лучше той, что у нас была, разве нет?

– Нет.

– Что ты, малыш, она намного лучше. И на полу красивый ковер, и окно есть, – она провела рукой по его волосам, убирая их со лба, – и шкаф для одежды.

Барри уткнулся ей в грудь лицом.

– Мне не нравится, – пробормотал он.

Понятно, что он протестовал не против красивой спальни. Кармел продолжала гладить его по волосам.

– Не переживай из-за твоего дедушки, – сказала она. – Он любит поворчать, но он не злой, честное слово. Ведь это он купил тебе новую одежду.

Кармел услышала, как открылась дверь комнаты напротив. Отец Этана встал. Скорее всего, им тоже скоро придется встать. Она почувствовала, что Барри замер, прислушиваясь к звукам.

Она сжала его руку.

– Все хорошо, – прошептала Кармел. – С нами все будет в порядке. Я всегда буду рядом с тобой.

«Лает, но не кусает». Она вспомнила пословицу, которую выучила много лет назад в школе. Отец Этана все время ворчал, никогда не улыбался, но он дал ей десять евро и купил одежду для Барри, позволил им жить в его доме, готовил для них завтрак и ужин, давал сэндвичи на ленч.

И он был отцом Этана. Важно было всегда помнить об этом.

* * *

Джеймс сидел на скамейке и смотрел, как дочка карабкается на металлическую конструкцию. Она добралась уже до верхней планки. Усилием воли он заставил себя остаться на месте, не рвануться к ней, не встать снизу, не протянуть руки, готовясь поймать ее в любой момент. Чарли не знала страха, всегда такой была. Джеймс вспомнил, как она в двухлетнем возрасте всегда пыталась перелезть через заграждение, поставленное на верхней ступеньке лестницы, стоило им только отвернуться.

– Папочка!

Чарли с торжествующим видом помахала ему с самого верха, и он помахал ей в ответ. Пальцы ног у него поджались при одной только мысли о том, что дочка может упасть. Френсис и вполовину так сильно не переживала из-за нее.

– Ты задушишь ее, если будешь все время за ней следить, – говорила она. – Отпусти ее, дай ей немного свободы. Что такого ужасного может с ней случиться в нашем собственном саду за домом?

Джеймс принимался перечислять возможные опасности: она может подавиться травой, ее может укусить оса или напугать чужая собака, перебравшаяся через изгородь. А Френсис смеялась в ответ:

– Если тебя послушать, то остается только удивляться, как ты спишь по ночам с таким воображением. Иди сюда и выпей чаю, девочке абсолютно ничего не угрожает.

Джеймс заставлял себя сделать это, и в следующие десять минут, пока он пил чай, с Чарли ничего не случалось. По злой иронии именно Френсис оказалась не в безопасности.

– Папочка, раскачаешь меня?

Джеймс встал, пересек игровую площадку следом за Чарли, подождал, пока она усядется на качелях. Вот такой была теперь его жизнь: с понедельника по пятницу работа, которую он терпеть не мог, и хождение по парку по пятам за дочкой по выходным дням.

– Сильнее, папочка.

Он понимал, что они рискуют наткнуться на Оуэна и его мать. Кэррикбоун не настолько большой город, рано или поздно им суждено встретиться. Вот только Джеймс не ожидал, что это случится через два дня после того, как он отправит ей эсэмэску об их отъезде на уик-энд.

Не то чтобы они столкнулись лицом к лицу, но когда мальчик материализовался рядом с ними в кинотеатре, Джеймс уже приготовился к встрече с его матерью. Она наверняка где-то поблизости, появится с минуты на минуту. Он уже начал придумывать какие-то объяснения – поездка отменилась, у нее не отвечал телефон, – но Оуэн уже исчез, избавив Джеймса от неловкой ситуации.

Но мать мальчика поняла, что Чарли никуда не уехала. Что она подумает о Джеймсе? Сначала короткая и не слишком вежливая эсэмэска, потом она поймала его на лжи. Так ему и надо.

Ну почему он пришел в ужас от того, что женщина написала ему записку? Какой такой страшный грех она совершила, пригласив его дочку поиграть с ее сыном? Разве не странно так всего бояться, когда главной причиной его переезда была именно возможность для него и Чарли вести нормальную жизнь или хотя бы максимально близкую к нормальной, насколько это вообще было возможно в их ситуации?

Он повел себя слишком самоуверенно, предположив, что мать Оуэна ищет для мальчика нового отца, как будто какая-нибудь женщина в здравом уме выбрала бы его на эту роль.

У Джеймса сохранился номер ее телефона. Он отправит ей сообщение и предложит другой день, чтобы дети поиграли вместе. Она может послать его куда подальше, и он не станет ее за это осуждать, но ради Чарли он все-таки попытается. Джеймс выждет несколько дней и на следующей неделе обязательно ей напишет.

– Папочка! Смотри на меня!

Чарли выждала, пока качели поднимутся на максимально возможную высоту, и спрыгнула с них, приземлившись в целости и сохранности на пружинистую поверхность игровой площадки. А у ее отца сердце едва не выскочило из груди.

* * *

У могильного камня стоял горшок с желтыми цветами. На прошлой неделе его еще не было. В выходные Майкл вполне мог прийти на кладбище одновременно с дочерью. Но едва ли Вэлери придет в воскресенье, зная, что это его день.

Майкл поставил свои цветы рядом с горшком. Камень следовало бы почистить, на нем появился серо-зеленый мох. На следующей неделе он найдет человека, который этим займется. Майкл отступил назад и посмотрел на место последнего приюта его жены и сына.

«Рут Браун, любимая жена и мать», – прочитал он. Ниже даты рождения и смерти, между ними всего двадцать семь лет. Еще на пару дюймов ниже другая надпись: «Этан Браун, любимый сын», и его даты с еще меньшей, чем у Рут, разницей.

Этан был любимым сыном, что бы там ни говорила Вэлери. Майкл любил его всей душой с той самой минуты, когда младенца положили ему на руки меньше чем через минуту после рождения. Любовь Майкла к сыну была неистовой, пугающей.

– Появилась девушка, – обратился Майкл к нему, стоя у могилы, – которая говорит, что она мать твоего сына. Не знаю, верить ей или нет. Жаль, что ты ничего не можешь мне сказать.

Утром он не стал беспокоить своих гостей, полагая, что будет проще, если они не будут мешаться у него под ногами и останутся в своей комнате. Когда Майкл вернулся домой после одиннадцатичасовой мессы, они уже встали и сидели за столом в кухне. Перед девушкой стояла чашка чая, и она сказала ему, что они уже позавтракали, хотя не было заметно, чтобы они хоть что-то ели.

Майкл не стал их допрашивать с пристрастием. Мальчику явно не нравилась овсянка. Вероятно, он предпочитал эти слишком сладкие смеси, имевшие наглость именовать себя злаками. Если они предпочитают вообще ничего не есть, то это их выбор. Майкл не собирался кормить их нездоровой пищей.

Он отправил девушку полоть сорняки тяпкой между камнями патио. Мальчик сидел в садовом кресле с книжкой о Винни-Пухе на коленях. Другой книжки у него, судя по всему, не было. Майкл намеренно не сказал ни куда идет, ни когда вернется. Незачем ей знать, что она надолго останется одна в доме.

О мессе он тоже не упомянул. Она, вероятно, годами не бывала в храме, а ребенка, скорее всего, даже не крестили.

Майкл вырвал траву по бокам могилы и бросил ее в урну. В воскресенье на кладбище было многолюдно, особенно в такой погожий денек, как этот. Люди приходили семьями, встречались и пожилые, и совсем молодые, возможно, овдовевшие, как и он сам.

– Вполне возможно, что я дед, – обратился Майкл к Рут. – Можешь представить меня с внуком? Мне ведь только пятьдесят один.

По дороге домой ему пришло в голову, что девушка знает, где похоронен Этан, если ее история правдива. Она говорила, что видела Майкла на похоронах, поэтому можно предположить, что она была тогда на кладбище. Интересно, навещает ли она могилу Этана.

На патио царил безупречный порядок, ни одного сорняка не осталось. Всю траву она сложила в зеленый мешок, который Майкл специально оставил для этого. Тяпку она вымыла под краном на улице и убрала на место в сарай. Насколько мог понять Майкл, ни она, ни мальчик не покидали сад после его ухода.

Они сидели на деревянной скамейке. Девушка держала в руке банку из-под маргарина.

– Вы могли бы мне сказать, когда будет без десять минут шесть? – попросила она Майкла. – Мы идем к вечерней мессе.

* * *

– Так не может больше продолжаться, – обратилась Айрин к мужу. Она приканчивала третью порцию водки с тоником – водки больше, чем тоника, – иначе она бы этого не сказала. Если бы она не опьянела немного, она бы не забыла, что это не имеет никакого смысла.

Мартин посмотрел на нее поверх стакана воды со льдом. Он был совершенно трезв.

– Айрин, давай просто приятно проведем время.

Они пришли на барбекю к Крису и Памеле, чтобы отметить конец лета. Обычно праздник устраивали раньше, так как первую неделю октября ну никак нельзя было назвать концом лета. Но Крис сделал сюрприз Памеле: они отправились в месячный круиз в честь двадцатилетия свадьбы, из которого вернулись только неделю назад.

– Ты не приближался ко мне почти два года, – продолжала Айрин. – Ты наказываешь меня.

– Здесь не место для этого разговора, – спокойно ответил Мартин, оглядывая лужайку, на которой толпились гости.

– Ты наказываешь меня, потому что я… – Айрин замолчала, когда к ним подошел один из официантов с кусочками банана в беконе, поджаренными на барбекю. Она отмахнулась от него, а Мартин взял две порции и предложил одну ей.

– Тебе нужно поесть, – заметил он.

Айрин проигнорировала еду.

– Ты всегда знал, что я не хотела детей. С Эмили я стараюсь изо всех сил.

Мартин съел оба канапе. Он был в черной рубашке с закатанными до локтей рукавами и серых джинсах. Муж Айрин определенно был самым красивым мужчиной в саду.

– Наш брак – это одно притворство, – заметила Айрин. – Все считают его идеальным, а это всего лишь фикция. Ты встречаешься с другой женщиной? Ты спишь с…

– Айрин, – в голосе Мартина появилась сталь, – не надо.

– Папочка?

К ним подошла Эмили. На щеках румянец, на платье пятна от травы. Мартин нагнулся и взял ее на руки.

– Тебе весело, малышка? Хочешь куриную ножку?

– Я пить хочу, – сказала девочка.

– Тогда пойдем, найдем для тебя водичку.

Айрин смотрела им вслед, когда они шли к патио, голова у нее немного кружилась.

 

Понедельник

Они съели овсянку, как всегда, молча. Майкл стоял у окна и обдумывал резкое изменение в погоде, которое привело к тому, что небеса разверзлись. В саду стояла вода. Дождь, должно быть, лил всю ночь. И что прикажете ему делать? Он не мог выпроводить их на улицу в такой ливень.

– Прошу прощения, – подала голос девушка.

Майкл обернулся.

– Я хотела спросить, не возьмете ли вы мальчика с собой в магазин, – сказала она. – Если он пойдет со мной, то промокнет до костей.

Майкл посмотрел на мальчика. Овсянка наполовину съедена, в уголке губ осталась капля молока. Ну и что он будет делать с ним в магазине целый день? Маленькому ребенку там будет смертельно скучно.

Он перевел взгляд на девушку. Едва ли он мог ответить «нет».

– Возьму, пожалуй. А как насчет тебя?

– Со мной все будет ОК, я справлюсь. Только его возьмите.

Барри потянул мать за рукав. Она подвинула ухо к его рту. Он что-то прошептал, она ответила. Мальчик замотал головой. Девушка снова зашептала, малыш снова помотал головой.

Майкл ждал, сложив руки на груди. Разумеется, мальчику не хочется провести целый день с мрачным дядькой. Какой ребенок на такое согласился бы? Но малыш не может бродить по улицам в такую погоду. Майкл не собирался брать с собой в магазин их обоих, там будет не протолкнуться. Мать мальчика справится, она сама так сказала.

Девушка подняла голову.

– Можно ему взять с собой книжку? – спросила она Майкла.

Он кивнул. Чем больше у мальчика будет развлечений, тем лучше.

– Можно мне зайти во время ленча и проведать его? – задала она следующий вопрос.

– Да.

Если дождь кончится, то она сможет забрать его на вторую половину дня и дать Майклу передышку.

– Его зовут Барри, – сказала девушка.

Майкл промолчал.

– А я Кармел.

Он прошел через кухню к двери.

– Я ухожу через десять минут, – объявил Майкл, выходя из кухни.

В своей спальне он снял с платяного шкафа чемодан, порылся в лежавших в нем книгах, отобрал шесть штук и сложил в рюкзак, с которым ходил на работу. Потом Майкл почистил зубы и спустился вниз.

Они ждали его в холле. Майкл взял из стойки черный зонт и протянул его девушке. Она взяла его, не произнеся ни слова.

– Не потеряй, – предупредил ее Майкл, снимая с крючка свой зонт для гольфа. Все трое вышли под дождь, и Майкл раскрыл над ними большой купол в голубую и зеленую полоску. Его банк назвал этот зонт подарком, хотя Майкл давно оплатил его сам теми процентами, которые взимал банк за услуги.

– Думаю, тебе стоит дойти вместе с нами до магазина, – обратился он к девушке. Та кивнула. Они втроем молча шли под огромным зонтом, мальчик между двумя взрослыми. Дождь не утихал ни на минуту.

Майкл кивнул соседке, вышедшей из дома, и заметил любопытный взгляд, который она бросила на его спутников. Пусть думает что хочет. Пока они шли по мокрым улицам, он гадал со смешанным чувством страха и раздражения, как пройдет утро.

«Он Барри. А я Кармел». Она, должно быть, решила, что ему хотелось это узнать.

* * *

Она вытащила телефон из сумки и нажала на кнопку ответа.

– Айрин слушает.

– Я звонил на прошлой неделе по поводу бесплатного занятия.

– Кто вы?

Она отлично знала, кто это.

– Я ликвидировал царапину на вашей машине, – напомнил он. – Вы дали мне вашу карточку, сказали, что я могу прийти на пробное занятие.

– Ах да… Что ж, следующие два дня у меня все расписаны, но я могу записать вас… – Айрин пошуршала страницами журнала, – на четыре часа в среду.

– Я работаю до пяти, – сказал он.

– В таком случае, – она еще раз перевернула пару страниц, – вы можете прийти в пятницу, скажем, в пять тридцать.

– ОК.

– Как вас зовут? – спросила Айрин.

После короткой паузы он ответил:

– Джер Брофи.

Имя только что придумал, поняла она. Это ее не удивило. Айрин записала на полях журнальной страницы: «Джер? 17.30», рассказала, где находится тренажерный зал, и предупредила о форме одежды.

– Сколько продлится занятие? – спросил он.

– Примерно час. Потом вам нужно будет принять душ, поэтому захватите полотенце и все необходимое.

Айрин попыталась вспомнить, как он выглядит, и не смогла. Вроде темноволосый, но черты его лица стерлись из ее памяти. Она узнает его, когда увидит.

В пятницу, в половине шестого. Это позже, чем она работает обычно. Она попросит Мартина пораньше уйти домой, чтобы приготовить ужин для Эмили и отпустить Пилар.

Когда к Айрин подошла ее парикмахерша, она вырвала страницу из журнала и спрятала ее в сумочку.

* * *

«Дорогие мама и папа, – написал Зарек. Он остановился и принялся грызть кончик ручки. К еженедельному написанию письма домой – телефонные звонки предназначались для особых случаев – он приступал со смешанными чувствами. – Погода здесь была хорошая до сегодняшнего дня. Сегодня идет сильный дождь, и небо затянуто облаками».

Утром по рабочим дням квартира оставалась в полном его распоряжении, так как Пилар и Антон уходили на работу. Кафе Зарека открывалось только в одиннадцать, а его смена иногда начиналась еще позже. Он наслаждался тишиной пустой квартиры. «На прошлой неделе работы было много, – добавил он. – Из-за хорошей погоды в городе было много народу. Думаю, эта неделя будет поспокойнее».

Зарек сильно скучал по Польше. Ему не хватало привычных запахов, вкусов и видов, даже сам воздух там был другим. Он скучал по семье и друзьям. И, разумеется, он тосковал по родному языку, на котором мог говорить, не думая о том, поймут ли его. «Я был рад, когда услышал о новых книжных полках, – написал он. – Мне не терпится взглянуть на них, когда я приеду домой».

Они купили их на присланные им сто шестьдесят евро. Зарек радовался тому, что полками будут пользоваться все, но сожалел о том, что они не купили нечто более легкомысленное, барбекю, к примеру, или садовые качели, на которых родители могли бы наслаждаться теплыми вечерами. «Дела у Пилар и Антона идут хорошо, – продолжал писать Зарек. – Несколько дней назад Пилар нашла на улице десять евро и купила кофейный торт, который мы все вместе и съели. Торт был вкусный, но он не идет ни в какое сравнение с твоим маковым рулетом, мама».

Накануне вечером Антон приготовил рыбное блюдо, что-то среднее между супом и рагу, которое, по его словам, готовили только в Бретани. Он был первым французом, которого Зарек встретил в своей жизни. Антон не только готовил восхитительную еду, но еще играл на гитаре и пел печальные французские песни. Слова этих песен звучали так, словно их окунули в мед. «Я был рад получить фото Беаты с новой стрижкой. Короткие волосы идут ей больше, как мне кажется».

Зарек закончил письмо и добавил банковский перевод. О занятиях рисованием он не упомянул. Это был наименьший из двух секретов, которые он скрывал от своих родителей, и он мучил его куда меньше, чем большой секрет.

* * *

Барри сидел на стуле за прилавком. Майкл поставил стул в угол, чтобы убрать его с дороги. Первый час он почти не шевелился, наблюдая за Майклом из-под своей слишком длинной челки, поворачиваясь каждый раз, когда открывалась дверь магазина, разглядывая покупателей немигающими глазами. Раскрытая книга лежала у него на коленях, но мальчик в нее не заглядывал и упорно сосал большой палец.

Поначалу Майкл почти не обращал на него внимания, занятый своими обычными для утра понедельника делами. К тому же ему не хотелось нервировать малыша, тот и так наверняка переживал, что его разлучили с матерью. Кое-кто из покупателей спрашивал у Майкла про мальчика, и он отвечал, что присматривает за ребенком друга. Говорил это Майкл таким тоном, что отбивал охоту задавать еще какие-то вопросы.

К десяти часам Майкл решил, что у Барри было достаточно времени, чтобы привыкнуть к новой обстановке. Он дождался, пока магазин опустел.

– Это мой магазин, – небрежно сказал Майкл, облокачиваясь на прилавок в добрых шести футов от мальчика.

Нет ответа.

– Здесь продается все для домашних питомцев.

Снова молчание.

– А ты знаешь, кто такой домашний питомец? – спросил Майкл, и Барри покачал головой.

– Это животное, которое живет в семье, кошка, или собака, или рыбка. Вот как эти рыбки, – он указал на единственный аквариум у стены, в котором плавало около дюжины золотых рыбок. – Видишь, как они плавают туда-сюда?

Барри повернулся к аквариуму и торжественно посмотрел на них. Вполне вероятно, что значения слова «семья» он тоже не знал. Майкл указал на книгу, лежавшую у малыша на коленях.

– У тебя есть другие книжки?

Мальчик снова покачал головой.

Майкл ушел в заднюю комнату и вернулся со своим рюкзаком. Он поставил его на прилавок и достал одну из книг, которые принес из дома.

– Видишь эту? – спросил Майкл, поднимая книгу повыше. – Она о паровозе.

Барри вытащил палец изо рта.

– Паровозик Томас, – прошептал он, глядя на картинку на обложке.

Майкл удивился:

– Верно. Ты его знаешь?

Барри еле заметно кивнул:

– Я видел его по телику.

Майкл подавил желание поправить его.

– Хочешь посмотреть картинки?

Барри снова кивнул и взял книгу.

Майкл делал только то, что сделал бы любой на его месте. Детей нужно стимулировать, чтобы они выросли и приобрели хоть какие-то знания. Он бы точно так же повел себя с любым другим ребенком, особенно таким молчаливым, как этот мальчик. Это неестественно для детей молчать все время.

Он увидел, как белокурая голова склонилась над книжкой, услышал легкий шорох страниц и быстрое дыхание своего подопечного.

Дверь распахнулась, и Майкл с облегчением повернулся навстречу покупателю.

* * *

Энн пересчитала их второй раз. Опять получилось пятьдесят семь. Не пятьдесят шесть, чтобы ровно разделить на семь дней, а пятьдесят семь, количество, которое ровно не делилось никак.

Она взяла одну маленькую, покрытую шоколадом сферу, поднесла к носу и вдохнула сладкий солодовый аромат. Если она сейчас ее съест, то их останется пятьдесят шесть, и она сможет положить коробку в шкаф до следующей среды и всю следующую неделю есть по восемь конфеток в день.

Энн держала лакомство в ладони и говорила себе, что это ерунда, это всего лишь один шоколадный шарик. «Съешь ее, – приказала себе Энн. – Избавься от нее, и у тебя останется нужное число».

Но это так не работало.

Она вернула конфету в коробку и хорошенько закрыла крышку. Завтра вечером она отнесет эту коробку на занятия по рисованию и отдаст конфеты Мег. Если та спросит – а подруга обязательно спросит, ведь она знает, как Энн любит шоколадные шарики «Мальтизерс», – она скажет, что разлюбила их. И если в следующий раз кто-нибудь снова подарит ей коробку этих конфет, она сразу же ее кому-нибудь отдаст.

Ничего страшного, она прекрасно обойдется без них. Самое главное – это не отступать от плана.

 

Вторник

Может быть, Оуэн захочет встретиться с Чарли в выходные —

Джеймс Салливан

Коротко и по делу. Этот мужчина явно не любит пустую болтовню. Но, по крайней мере, в этом сообщении он указал свое имя.

И, разумеется, никакого упоминания о встрече детей в кинотеатре в пятницу вечером. Никаких объяснений, почему он не потрудился подойти и представиться. Но он изменил настройку телефона, и его номер высветился, когда пришла эсэмэска.

Джеки сохранила номер для контакта «Чарли». Раньше среды она ему отвечать не собирается. И она не станет снова приглашать Чарли к ним домой. Они могут встретиться в парке, или пусть Джеймс сам предложит что-нибудь.

Но он хотя бы попробовал что-то сделать. Это явное свидетельство того, что судьба дочки ему небезразлична. Может быть, он и не такой плохой, каким кажется.

Или его уговорила Чарли.

Женщина, стоявшая у стойки с юбками, оглянулась в поисках продавщицы, и Джеки направилась к ней, на ходу убирая телефон в карман и навешивая на лицо улыбку.

* * *

Когда Майкл спустился вниз, на плитках пола возле двери лежал большой коричневый конверт. Он поднял его, перевернул и по отсутствию обратного адреса и сведений об отправителе сразу понял, что это, должно быть, все необходимое для теста на установление отцовства.

Он поддел клапан пальцем и вскрыл конверт. Внутри Майкл обнаружил листок с информацией, конверт для ответа и три конверта поменьше разных, но пастельных тонов. В каждом маленьком конверте лежали два ватных тампона того же цвета, что и сами конверты.

Он быстро пробежал глазами по информационному тексту и увидел, что это точное повторение уже прочитанного им на сайте. Майкл сунул все обратно в конверт и отнес на кухню, где он принялся готовить овсяную кашу.

Когда девушка и ребенок спустились вниз, он дождался, пока они сядут за стол.

– Тест принесли, – сообщил Майкл.

Девушка подняла глаза.

– Что от нас требуется?

– Это всего лишь тампоны, – объяснил Майкл. Она не поняла. – Они как ватные палочки, которыми люди чистят уши.

– И что с ними делать?

– Надо провести тампоном по внутренней стороне щеки, только и всего, – объяснил он. – Мы можем сделать это сегодня вечером.

Девушка долила молоко в овсянку.

– ОК.

Майкл отвернулся и посмотрел в окно. Солнце едва проглядывало. Его почти совсем не было, но все же погода улучшилась после ливня, шедшего накануне.

– Я возьму мальчика с собой, – сказал он, не отрывая глаз от кустов у дальней стены, которые он все никак не мог подрезать. – Для него это лучше, чем болтаться весь день по улицам. Ты можешь забрать его во время ленча.

– ОК, – повторила она. Майкл обернулся и увидел, что Барри ест овсянку с таким видом, будто происходящее его совершенно не волнует.

Сегодня он даст ему книгу «Там, где живут чудовища», одну из самых любимых книг Этана. Он может даже почитать ему немного, если мальчик захочет. Майкл его спросит.

* * *

– Когда вы рисуете кисти рук, – говорила Одри, – сначала набросайте общую форму, затем определите линию суставов. Правильный угол находите с помощью карандаша, как я показывала вам на прошлом занятии. От суставов рисуйте пальцы, не забывая о том, как они расположены относительно друг друга, какой из них длиннее и так далее. Чтобы было понятнее, представьте перчатки без пальцев.

Трудно было поверить, что это уже третье занятие и половина курса уже пройдена. Недели пролетали быстро, а Одри толком не знала никого из своих учеников. Разумеется, трудно познакомиться во время урока, когда она преподаватель и старается не обойти вниманием ни одного из них. Ну как она могла завести разговор на постороннюю тему, когда они пытаются сосредоточиться на рисунке. Ведь они заплатили ей за это.

Поэтому в распоряжении Одри был только перерыв. А дальше все зависело от того, кто окажется рядом с ней возле кофемашины. До этого момента ей удалось по-настоящему поговорить только с Джеки и Мег. О последней Одри знала лишь то, что у нее свой детский сад.

В самом деле, все эти люди оставались для нее чужими, и Джеймс Салливан был самой темной лошадкой.

Самый молчаливый, но не только. О, он был безупречно вежлив, но определенно не собирался ни с кем знакомиться. Достаточно посмотреть, как он все время убегал во время перерыва. Стыд, да и только.

Еще одна загадка – это Энн. Она явно пришла на занятия благодаря Мег, и Одри сомневалась, что они ей нравятся. Энн склонялась над листом бумаги, хмурилась, явно одержимая желанием каждый раз создавать шедевр.

Она упорно тратила слишком много времени на короткие позы, с которых они начинали, работая над глазом или линией подбородка. Энн не обращала никакого внимания на уверения Одри, что детали несущественны, важны только общие очертания тела в той или иной позе.

Порой в середине работы Энн застывала и казалась… отстраненной, другого слова Одри подобрать не могла. Однажды она заметила выражение такой печали на лице своей ученицы, что была потрясена до глубины души.

А вот Зарек – это чистое наслаждение. Всегда в хорошем настроении, всегда ждет советов Одри, хотя именно он нуждался в них в наименьшей степени. Она не удивилась, узнав, что это не первая его попытка заняться рисованием с живой натуры.

– В Польше я немного учиться в университет, – объяснил ей Зарек. – Мне нравится рисовать – такая расслабуха.

Фиона приятная, но всегда выглядит немного уставшей. Одри слышала, как она кому-то говорила, что работает учительницей в младшей школе. Этим, вероятно, и объясняется ее усталость. Сама Одри работала с подростками, с ними было непросто, но они хотя бы сами могли высморкать нос и завязать шнурки и не нуждались в смене деятельности каждые пять минут. Оставалось только надеяться, что занятия рисованием помогут Фионе снять напряжение и стресс от ее работы.

Айрин явно наплевать на рисование вообще и занятия с Одри в частности, но она была самой живой в классе, часто забавляя всех остальных комментариями по поводу собственных усилий. Но, несмотря на оживленную болтовню Айрин, Одри практически ничего не знала о ее жизни за пределами аудитории, как, впрочем, и о жизни всех остальных учеников.

Одри остановилась за спиной у Айрин. Та нарисовала кисть руки Джеки под совершенно невероятным углом к предплечью, для чего ей самой наверняка пришлось выворачивать запястье, едва не повредив его.

Айрин повернула голову к Одри и улыбнулась.

– Что вы об этом думаете, Одри? Не эту ли картину давно ждут в Лувре?

* * *

Майкл осторожно провел тампоном по внутренней стороне щеки Барри. Мальчик вцепился в руку матери и не сводил глаз с Майкла во время всей процедуры.

– Хороший мальчик, – похвалила его она. – Видишь? Совсем не больно! Я же тебе говорила.

Майкл вынул тампон изо рта Барри.

– Ждите здесь, – приказал он. В спальне он положил его на край комода так, чтобы влажная вата ничего не касалась.

Потом он взял один из розовых тампонов из соответствующего конверта, вернулся в ванную комнату и протянул тампон Кармел.

– Ты сама можешь это сделать, – обратился к ней Майкл. – Проведи тампоном по щеке изнутри, под языком и за верхней губой. Не останавливайся, пока я тебе не скажу.

Он медленно сосчитал до десяти, затем протянул руку. Кармел вынула тампон изо рта и передала ему.

– Спасибо, – поблагодарил Майкл. – Ужин через десять минут.

В спальне он использовал зеленый тампон, чтобы взять пробу у себя. Майкл посмотрел на три тампона, лежащих рядышком на комоде, написал их имена на соответствующих конвертах. Утром, когда тампоны высохнут, он упакует их и отправит. Потом им останется только ждать.

А дальше? Его разум отказывался заглядывать так далеко.

Майкл аккуратно закрыл дверь в спальню и спустился вниз, чтобы вынуть из духовки пастуший пирог.

* * *

– Работа в кафе хорошо, – сказал Зарек. – Другие люди дружелюбные, это не так плохо.

– А если ты проголодаешься, то еда всегда под рукой, – пошутила Одри.

– О нет! – Зарек был явно шокирован. – Я не любить фастфуд, чипсы и бургеры. Это нехорошо, слишком много жира. Я любить еду, которая здоровая для тела.

Одри, которая была неравнодушна именно к очень жирной еде – скажем, она бы ни за что не отказалась от пакетика соленых чипсов с уксусом и обязательно добавила бы к ним кетчуп, – решила, что вежливая улыбка – это единственно возможный ответ.

– Мой сосед по квартира Антон из Франция, – добавил Зарек. – Он хороший кухарка. Готовит очень вкусная, здоровая еда.

– У тебя собственный шеф-повар француз, тебе повезло.

– Он не настоящий шеф, – объяснил Зарек. – Он работать в спортивный магазин. Но готовить хорошо.

– Как мило, – Мег отпила глоток кофе. – Кстати, я не видела тебя в бассейне в субботу.

– О, вы плаваете! Как приятно, – сказала Одри. – Я плаваю как топор, – она рассмеялась.

Мег улыбнулась в ответ и повернулась к Зареку:

– Так ты ходишь не каждую неделю.

– Нет, – ответил он. – Слишком дорого для меня. Одна или две суббота в месяц.

– Понимаю… Я вожу дочку в бассейн каждую субботу по утрам, – пояснила Мег для Одри.

– Приятно, – повторила та, рассматривая последнее кокосовое печенье с кремом на тарелке слева от нее.

* * *

– У тебя есть дети? – спросила Фиона.

Айрин кивнула:

– Один ребенок. А у тебя?

– Ну… – Фиона замялась, – пока у меня нет детей, но я недавно выяснила, что беременна.

Айрин изогнула бровь.

– И, полагаю, ты счастлива.

– О да, очень счастлива.

– В таком случае мои поздравления, – Айрин сделала глоток кофе и сморщилась. – Нам надо бы приплачивать за то, что мы это пьем.

– А ты разве не была?

– Что?

– Ты не была счастлива, когда узнала, что беременна? Прости, – спохватилась Фиона, – просто ты меня спросила, и я подумала…

– Ты подумала, что я сама счастлива не была.

Лицо Айрин оставалось бесстрастным.

– Ну… да. То есть это так прозвучало.

Фиона уже пожалела о своих словах. О чем она только думала, задавая такой личный вопрос?

Но Айрин как будто не обиделась.

– Я не была на седьмом небе от счастья, это правда. Что я могу сказать? Беременность радует не всех. Меня тошнило как свинью все девять месяцев.

«Но я люблю моего ребенка». Такого продолжения ждала Фиона. Это будет следующая реплика.

– Что-то здесь душно, согласна? – Айрин встала. – Неплохо было бы открыть парочку окон.

* * *

Джеймс дошел до имени «Юнис», нажал на кнопку «вызов» и стал слушать гудки.

– Все хорошо, Джеймс, – сказала она. – Принцесса спит.

Возможно, он слишком беспокоился о дочке. Звонит, хотя ушел всего на пару часов. Но ему так спокойнее.

– Спасибо, – ответил он. – Скоро увидимся.

Закончив звонок, Джеймс увидел, что их модель стоит на ступенях крыльца. Она согнула и разогнула ногу, повращала ступней, подняла руки и потянулась, потом согнула ногу и прижала икру к бедру.

Наверное, непросто сидеть так долго без движения. Пожалуй, она даже привлекательная, этакая девушка-соседка. Вот она посмотрела на часы и вернулась в здание.

Джеймс прибавил звук радио. Еще одна мелодия на лирической волне, и он тоже пойдет в аудиторию.

* * *

– Ты можешь в это поверить? – спросила Фиона у Мег, пока они шли к машине после занятий.

– Гмм?

– Ты меня вообще слушала? Ты мыслями где-то далеко-далеко. Я сказала, это прозвучало так, будто она не любит собственного ребенка. Она даже не сказала, мальчик у нее или девочка, сколько лет или еще что-то в этом роде.

– Подожди минутку, Фиона, – Мег помахала рукой Зареку, который только что вышел на крыльцо. – Думаю, нам стоит его подвезти.

Подруга с удивлением посмотрела на нее.

– Подвезти? Ты даже не знаешь, где он живет. Что, если на другом конце города?

Но Мег продолжала призывно махать рукой.

– Мы можем подвезти тебя до дома? – крикнула она. – Того и гляди дождь пойдет.

Зарек улыбнулся и покачал головой.

– Недалеко, – крикнул он в ответ. – Спасибо.

Мег отперла дверцу.

– Я просто подумала, что следует ему это предложить, – она как будто оправдывалась. – Сделать доброе дело. Он явно без гроша в кармане.

Фиона ей не ответила. Она смотрела вслед Зареку. Тот вышел из ворот колледжа и скрылся из виду.

* * *

– Нам, случайно, не по дороге? – спросила Джеки. – Обычно я прихожу сюда пешком, а потом вызываю такси на обратную дорогу. Но сегодня я сглупила и забыла взять с собой деньги.

Он не выглядел так, будто рад, но все же сказал:

– Залезайте.

Она открыла дверцу со стороны переднего пассажирского сиденья, забросила на заднее сиденье свою сумку и только потом села.

– Огромнейшее вам спасибо. Я живу недалеко отсюда, – принялась объяснять Джеки. – Сейчас вдоль канала, затем мимо больницы. Минут десять, не больше. Я надеюсь, вы не делаете ради меня большой крюк.

– Без проблем, – он положил руку на ее сиденье, задом выезжая с парковки. – Значит, вы сами машину не водите.

– Вожу, но у меня нет машины. У меня только временные права, да и потом страховка меня разорит.

– Точно, она слишком велика для тех, кто водит время от времени.

У него был мягкий выговор, не такой твердый, как в Белфасте.

– Я поняла, что вы с севера. А откуда именно? – спросила Джеки.

Он ответил не сразу, дождался, пока зеленый «Пежо» выехал с парковочного места впереди него. Айрин помахала им рукой и уехала.

– Донегол, – сказал он. – А вы всю жизнь живете в Кэррикбоуне?

– Да. Я собиралась поступить в колледж в Дублине после школы, но… мои планы изменились.

От него вкусно пахло. На руке не было кольца. Он медленно вел машину вдоль канала.

– Когда вы сюда переехали? – Джеки пыталась поддержать беседу.

– Несколько месяцев назад, – сказал он. – Как вышло, что вы нам позируете?

Она рассмеялась:

– Позвонила по объявлению, потом встретилась с Одри, и она меня убедила. Поначалу я нервничала, но сейчас все в порядке. На следующем светофоре налево, – добавила она.

Ей кажется или он действительно выдает только минимум информации? Это ее вопросы слишком настойчивые или ему настолько не хочется говорить о себе, что он старается как можно быстрее сам спросить ее о чем-нибудь?

Джеки почувствовала что-то возле ноги на полу, нагнулась и подняла детскую пластмассовую заколку для волос. Она положила ее на «торпеду».

– Кто-то расстроится, когда не найдет этого.

Он покосился на нее:

– Моя дочка.

Так у него есть дочка! Шансы велики, что у него есть еще и жена. Или они не женаты, или просто не стали покупать кольца. Джеки подождала, пока они доедут до поворота на ее улицу, и сказала:

– Спасибо большое. Вы можете высадить меня здесь. Мой дом за углом.

Он прижал машину к тротуару и молча ждал, пока она выйдет.

– Еще раз спасибо, – Джеки захлопнула дверцу. Она свернула на свою улицу и помахала ему рукой.

Ну вот. Она попыталась, но ничего из этого не вышло. Не стоило лгать насчет такси. Он не проявил ни малейшего интереса. Наверное, у него кто-то есть. Да, не ладится у нее что-то с личной жизнью.

Джеки подошла к дому номер шесть, открыла калитку и принялась рыться в сумке в поисках ключа.

 

Среда

– Ты пришел! – радостно улыбнулась Фиона, увидев вошедшего Деса.

– Привет! – Он пересек комнату, принеся с собой острый маслянистый запах, и поцеловал ее в щеку. – Пахнет вкусно.

– Стейки с репчатым луком, – сказала она, смешивая растительное масло с уксусом, чтобы полить листья салата в миске, стоявшей на рабочем столе. – Я купила тебе пену для бритья. Она в ванной.

– Ты лучше всех.

Он вышел из кухни, и Фиона услышала его тяжелые шаги на лестнице. Она отставила в сторону соус для салата и принялась готовить подливку к стейкам.

Днем по почте пришел подарочный сертификат на книгу от ее родителей. «Не знали, что тебе подарить, – написала ее мать. – Подумали, что это самый безопасный вариант. У тебя будет с чем уютно устроиться на диване, когда уйдешь в декрет. И лучше тебе дочитать книгу до появления малыша, потому что потом у тебя не будет ни минуты свободной!»

Фиона вспомнила, как обрадовались родители, когда она поделилась с ними новостью. Они отреагировали именно так, как она и ожидала. Они втроем обсуждали имена – мама шикнула на отца, когда тот предложил назвать малыша Элвисом в честь его любимого певца – родители расспрашивали ее об результатах УЗИ, утренней тошноте, об отпуске по беременности и родам. Мег оказалась права: рассказать родителям это было именно то, в чем нуждалась Фиона.

Она оглядела кухню и представила ванночку для купания в уголке у шкафа, прогулочную коляску у задней двери. Ей хотелось бы назвать девочку Луиза или Дирбла, мальчик мог бы стать Эмметом или Гарри. Фиона не знала, кого ей больше хочется. Сын, миниатюрная копия Деса, это замечательно, но и девочка ничуть не хуже. Они точно узнают это лишь через некоторое время, хотя, возможно, сюрприз был бы лучше всего.

Она не собиралась говорить с Десом об именах или результатах УЗИ, вообще ни о чем, что было бы связано с беременностью. Фиона хотела дать ему время свыкнуться с этой мыслью. К этому решению она пришла накануне ночью, лежа в кровати, потому что это показалось ей наилучшим вариантом. Она даже не станет говорить ему о подарочной карте на книгу.

Когда Дес спустился вниз, его волосы были влажными и пахли кокосом. Он сел за стол, Фиона подала ужин.

– Выглядит хорошо, – он отрезал кусочек от своего стейка и окунул его в подливку. – Кстати, в пятницу после работы я отправляюсь на пробежку вместе с Джером.

Фиона уставилась на мужа:

– На пробежку? С каких это пор ты бегаешь?

– Джер собирается принять участие в марафоне на следующий год, – объяснил Дес. – Для начала ему нужна поддержка. Я сказал, что готов помочь.

Из всех коллег Деса именно Джер никогда не казался Фионе особо спортивным.

– Ты никогда об этом не говорил, я в первый раз об этом слышу.

– Ну, он только что это решил, – ответил Дес.

Фиона набрала на вилку репчатый лук. В последнее время она испытывала к нему особую нежность. На цветную капусту или брокколи она смотреть не могла, хотя до последнего времени именно их она любила больше всего. Нет, ей хотелось именно репчатого лука. Все лучше, чем страсть к шоколаду или еще к чему-нибудь такому же калорийному.

Четыре фунта за последнюю неделю. Это вес ребенка или ее обычные колебания веса? На этой стадии может быть и то и другое, решила Фиона. В любом случае ей следует последить за своим питанием, чтобы не превратиться в слониху после родов. В ближайшие несколько месяцев ей придется быть очень и очень внимательной.

– Ты расстроена? – спросил Дес.

Фиона удивленно посмотрела на него:

– Чем?

– Я не знаю… Может быть, из-за моей пробежки. Ты что-то совсем притихла.

– Нет, – сказала она. – Я не расстроена, вовсе нет. Только не переусердствуй, ты же не хочешь провести в скрюченном состоянии все выходные.

– Обещаю, – ответил Дес.

* * *

– Теперь зубки, милый, – подсказала Полина, и Кевин протянул свою зеленую зубную щетку и стал ждать, чтобы она выдавила на нее полоску пасты. Он был в своей обычной голубой пижаме, вернее, на нем была последняя версия единственного цвета и стиля, который он готов был терпеть.

Кевин сплюнул в раковину, Полина подала ему стакан с водой. Зубы у него были белоснежные и в идеальном состоянии. Ни разу в жизни ему не потребовалась пломба, несмотря на то что он при каждой возможности ел шоколад и сладости. В подростковом возрасте у него не было ни одного прыща, его волосы никогда не были жирными. И почему Господь решил соединить такое совершенное тело с поврежденным разумом? Что это, компенсация или самая жестокая шутка?

Полина подождала, пока сын снимет шлепанцы и ляжет в постель, и натянула ему одеяло до подбородка. Он никогда не любил перинки, предпочитал то, во что мог уютно завернуться.

– Мы можем поехать на озеро? – спросил Кевин, когда мать расправляла одеяло. Примерно в десяти милях от Кэррикбоуна по дороге в Голуэй располагалось озеро, любимое место Кевина. Там был маленький галечный пляж, множество мест для рыбалки. В солнечные дни на озере отдыхали семьями. За лето Кевин и Полина побывали там не один раз, устраивали пикник и оставались на целый день.

– Сейчас не слишком подходящая погода для этого, – ответила Полина, – но если она улучшится, то мы поедем. Хочешь еще разок поплавать перед зимой?

– Ага, – Кевин обожал воду, чувствовал в ней себя как рыба. – Если не будет слишком холодно.

– Посмотрим, – мать наклонилась и поцеловала его в щеку. – Спокойной ночи, милый, спи сладко.

Она оставила в комнате ночник, тихонько спустилась вниз, в кухне приготовила себе чашку чая и достала из пачки пару круглых печеньиц. Потом она отнесла все это в гостиную и прибавила громкость телевизора, прежде чем взять вязание из корзинки, стоявшей у ее ног. Полина не слишком внимательно следила за событиями сериала «Город-сказка», как и любого другого, но ей нравилось слушать его, пока она вязала.

К концу недели она довяжет переднюю часть джемпера, останется довязать только рукава и ворот, а потом сшить все части. Времени у нее предостаточно, до дня рождения Кевина еще три недели. Ему будет сорок один. Даже не верится… Ей самой в феврале будет шестьдесят шесть, и у нее будет бесплатный проезд по железной дороге.

О, они с удовольствием этим воспользуются. Кевину нравится в поездах. Они могли бы съездить в Дублин в зоопарк и в музей восковых фигур. Или в Голуэй, а там пересесть на автобус до Солтхилла, чтобы он мог поплавать. Следующим летом они смогут там побывать.

Но бесплатный проезд – это единственный плюс, который Полина видела в том, что становится старше. О будущем она думала с тревогой. Что станет с Кевином, когда ее не будет рядом, чтобы за ним присматривать? Ее сестра не возьмет его к себе. Ей своих хлопот хватает: свекор, который живет по соседству, с каждым днем все больше нуждается в присмотре, и дочь, оставшаяся с тремя маленькими детьми на руках после развода.

Где окажется Кевин? Есть ли альтернатива интернату для таких, как он, где он будет просиживать целыми днями в кресле и получать таблетку при первых же признаках неудовольствия? Полине было невыносимо думать об этом. Ее спицы постукивали, пока она довязывала ряд из бледно-голубой шерсти, разматывающейся из клубка.

Полина постаралась прогнать мрачные мысли. У нее еще много лет впереди, у нее лошадиное здоровье. Когда Кевин все-таки останется один, для него наверняка найдется какое-нибудь уютное место, где за ним будет хороший уход и присмотр.

Полина отложила спицы и окунула одно печенье в чай. Не станет она волноваться. Ничего плохого с ними не случится.

* * *

– Я просто так позвонил, – сказал Генри. – Все ОК?

– Все отлично, – ответила Энн. – Ты к пятнице готов?

В этот день должны были начаться съемки первой передачи по кулинарным книгам Генри.

– Немного нервничаю, честно говоря, – признался он. – Боюсь потерять дар речи, как только на меня направят камеру.

– Ты замечательно справишься. К какому времени ты должен быть там?

– К десяти. Но о времени окончания съемок никто не говорил. И это пугает.

– Батюшки мои! С какой книги они начинают?

– «Бранч». Я буду готовить омлет с копченой селедкой и лимоном, овсяные маффины, гранолу с клюквой и смузи с цитрусами и имбирем.

– Звучит неплохо.

Все пять книг Генри из его серии «На скорую руку» были посвящены одной и той же теме: как быстро приготовить полезное блюдо из пяти ингредиентов или даже меньше. Каждая книга рассматривала только один прием пищи – завтрак, бранч, ленч, обед или ужин, – и в каждую вошли всего двадцать рецептов. На телевидении планировали снять шесть получасовых выпусков. Один выпуск – одна книга и еще одна программа, в которой предполагалось предложить меню на целый день на основе рецептов Генри.

– Кстати, насчет бранча. Ты к нам больше не приходишь по воскресеньям, – сказал он Энн. – Чем мы провинились?

– Ничем, – быстро ответила ему сестра. – Я просто придерживаюсь одной забавной новой диеты. Послушай, прости, я должна идти. Там что-то подгорело. Успеха тебе в пятницу. Сообщи мне, как все пройдет.

Энн повесила трубку и вернулась в кухню, чтобы распаковать покупки. Она была очень довольна собой, потому что вспомнила о колбасках. Четырнадцать колбасок на развес в мясном отделе в супермаркете, по две на каждый обед. Все весят примерно одинаково и все почти одного размера.

И еще семь нормальных помидоров, потому что морковь она видеть больше не могла. Помидоры можно будет разрезать пополам и приготовить на гриле вместе с колбасками.

И ее первый литр ультрапастеризованного молока. Энн достала пакет из корзины, открыла, взяла шприц, который купила в субботу, чтобы перелить 142,86 миллилитра молока в каждый из семи контейнеров с крышкой, также купленных в аптеке. Они были предназначены для детского питания, но для Энн они идеально подошли.

Хорошо бы выпить бокал вина. Раньше она всегда выпивала по бокалу перед ужином. Но обычная бутылка не соответствовала ее плану – как она сможет разделить ее на неделю? – а маленькие она покупать не хотела.

Не о чем волноваться, вода полезнее для здоровья. Энн налила воды из-под крана и потягивала ее потихоньку, пока чистила картошку и делила ее на семь равных порций.

 

Четверг

– «Когда Джек проснулся утром, – читал Майкл, – он не поверил своим глазам. За окном его спальни вырос гигантский стебель с бобами, который упирался в небо».

Барри внимательно смотрел на картинку.

– Как это вышло? – спросил он.

– По волшебству, – ответил Майкл. – Помнишь бобы, которые ему дал старик? Они были волшебными, поэтому стебель вытянулся так высоко.

Они читали сказки, которые Вэлери получила на свой четвертый день рождения. Накануне это была «Белоснежка», еще днем раньше «Румпельштильцхен». Барри явно никто не читал их раньше.

– А его мамочка это видела? – спросил он.

– О нет, – ответил Майкл. – Она еще была в постели, поэтому ничего не знала про бобовый стебель. Она очень удивится, когда проснется, верно?

– Ага.

Майкл подумал о том, как малыш бродил по улицам с матерью или сидел рядом с ней, когда она протягивала к прохожим бумажный стакан, прося подаяние. Никаких игр с другими детьми, никаких радостей, кроме потрепанной книжки, которую она даже не могла прочесть ему.

– «Джек выпрыгнул из постели, – продолжил он чтение, – быстро оделся, выбежал на улицу и начал карабкаться по бобовому стеблю».

К сожалению, им приходилось прерываться каждый раз, как в магазин заходил покупатель. За прилавком было не слишком много места, да и темновато для чтения. К тому же им приходилось делить один стул на двоих, но они обходились тем, что было.

Во время ленча приходила Кармел. Они с Барри съедали те сэндвичи, которые Майкл готовил утром. Потом, если на улице было сухо, она забирала мальчика, и Майкл не видел их до семи часов вечера. Они съедали ужин, который он ставил перед ними, и обычно отправлялись прямиком в свою спальню.

Майкл никогда не спрашивал Кармел, чем она занимается целый день, сама она ничего не говорила. Он не знал, стоит ли спрашивать, ищет ли девушка работу. Теперь она выглядела достаточно прилично, регулярно принимала душ, у нее была чистая одежда – Майкл отдал ей все то, что оставила Вэлери, – но она была неграмотной и не имела никакой профессии.

Но все же ей следовало сделать усилие и найти хоть что-то. Может быть, Майклу самому составить для нее резюме, хотя сведений совсем мало? Но все лучше, чем ходить из конторы в контору с пустыми руками, пусть даже она ищет всего лишь работу уборщицы.

Дверь магазина распахнулась. Майкл передал книгу Барри, выпрямился и увидел, что к прилавку направляется его дочь Вэлери.

– Привет, – поздоровалась она. – Я была в парикмахерской и подумала… – тут девушка заметила Барри и замолчала с удивленной улыбкой на лице. – Чей это малыш?

Майкл не знал, что ответить. Ему и в голову не пришло, что дочь может неожиданно зайти к нему в магазин, когда там будет мальчик, поэтому он не заготовил ответ.

– Я просто присматриваю за ним, меня попросили, – пробормотал он.

– Кто?

– Его мать, – ответил Майкл. – Ты ее не знаешь.

– Ты работаешь няней? – Ее улыбка увяла.

– Это временно, ненадолго.

– Но кто она? Я с ней знакома? Как это все вышло?

– Нет, ты ее не знаешь, – Майкл замолчал, не зная, что говорить дальше. Он не мог ничего сказать дочери. Он должен был ей сказать. Вэлери была сестрой Этана, она имеет право знать.

– Послушай, – решился Майкл, – я не могу говорить с тобой об этом прямо сейчас.

Дочь нахмурилась:

– Ты ведешь себя очень странно. Что происходит?

– Вэлери, – сказал он, – мне не хотелось бы вести этот разговор здесь. Все слишком сложно, и я не думаю, что сейчас время и место.

Она не шелохнулась. Майкл посмотрел на Барри, склонившего голову над книгой, потом повернулся к дочери.

– Это сложно, – повторил он.

– Я не спешу, – ответила Вэлери, и Майкл увидел знакомое выражение на ее лице. Он вспомнил, какой упрямой она могла быть. Ему придется ей сказать. Майкл вышел из-за прилавка и отошел в дальний конец магазина, чтобы мальчик его не слышал. Вэлери последовала за ним.

Он потер лицо. Лучше сказать сразу, нечего тянуть.

– Его мать совершенно неожиданно пришла ко мне пару недель тому назад, – начал Майкл. – Она сказала мне, что была… связана с Этаном, и мальчик – его сын.

Вэлери смотрела на него, ее рот приоткрылся. Она повернулась к Барри.

– Я не знаю, правда ли это, – продолжал Майкл. – У меня есть только ее слово.

– Почему мальчик сейчас здесь? – спросила девушка. – Где его мать?

– Она… ищет работу, – нашелся он. Вероятно, так оно и было. – Она не может этого делать, таская за собой ребенка.

– Ищет работу? – Глаза Вэлери сузились. – И как давно все это длится?

– Недолго, я же говорил тебе, одну-две недели.

– Где они живут? Как она тебя нашла? Почему она так долго ждала, прежде чем объявиться?

– Они живут у меня, – признался Майкл. – Она пришла потому, что их выгнали из…

– Они живут у тебя? – Голос Вэлери зазвучал громче, в нем сквозило неприкрытое изумление. Майкл снова посмотрел в сторону Барри, но мальчик не отреагировал. – Ты поселил их у себя, даже не проверив их историю?

– Я сейчас ее проверяю, – сказал ей Майкл, его нетерпение нарастало. – Мы сделали тест на отцовство…

– Вы сделали тест на отцовство? – недоверчиво повторила она. – Ты впустил в дом двух совершенно чужих людей и сделал тест на отцовство? А ты вообще собирался сказать мне об этом?

Майкл нахмурился:

– Разумеется, я бы тебе все рассказал. Но я думал, что следует дождаться результатов теста на тот случай, если она меня обманула. Я делаю все, что могу. Я не мог оставить их на…

– Делаешь все, что можешь? – Вэлери покачала головой. – Ты даже не удосужился сказать мне, что предоставил стол и кров двум незнакомым людям, тогда как ты вышвырнул собственного сына из дома в шестнадцать лет…

– Ради бога, не начинай, – прервал ее Майкл. – Я не…

– Ты уделяешь мальчику, которого не знал еще несколько недель назад, больше внимания, чем Этану или мне. Ты был плохим отцом, теперь хочешь реабилитироваться в роли деда, верно?

– Послушай, – напряженно произнес он, – ты должна понять…

– Боже, – выдохнула Вэлери, – ты даже не попытался мне возразить.

Она развернулась и пошла к выходу.

– Вэлери, – позвал ее отец. – Не уходи так, прошу тебя…

Дверь за ней захлопнулась. Он остался стоять неподвижно, постепенно осознавая, как ссутулились его плечи, как теснит в груди. Он сделал один вдох, потом еще один, развернулся и вернулся за прилавок.

– Ну-с, на чем мы с тобой остановились? – спросил он.

* * *

Она включила духовку и напечатала сообщение:

Приводите Оуэна в парк к 4 часам в воскресенье. Мы будем на детской площадке, если вы с Чарли захотите к нам присоединиться.

Он поймет, что у них нет никакого особого плана и никто не собирается угощать их обедом. Хочет – соглашается, хочет – нет. Джеки нажала на «отправить», и эсэмэска улетела.

Она достала из шкафчика муку и сахарную пудру, яйца и маргарин из холодильника, поставила на стол миску и включила радио. Ей нравилось, что у нее выходной день – четверг, когда большинство людей работает. Обычно по четвергам Джеки готовила целый противень булочек с кокосовой глазурью, которые любил Оуэн. Она отмерила нужное количество муки, высыпала ее в миску и предалась размышлениям.

Три занятия позади, осталось еще три. Она не будет жалеть, когда они закончатся. Что бы там Одри ни говорила о том, что каждое тело красиво, Джеки остро осознавала все свои физические несовершенства. Да и выдерживать позу больше трех-четырех минут было не так легко, как могло показаться. У нее обязательно начинало где-то тянуть, где-то чесаться, где-то покалывать, а то и сводило судорогой мышцу.

Джеки добавила в миску сахар и смешала его с мукой. Деньги ей, конечно, пригодятся: она уже внесла залог за игровую приставку в магазине игрушек. Оуэн будет в восторге.

Она разбила яйца в смесь муки и сахара, порезала кубиками маргарин. Вот если бы что-то завязалось между ней и Джеймсом Салливаном, то вечер вторника приобрел бы совершенно другой вкус. Обнажиться перед тем, кто тебе нравится… это так возбуждает, честно говоря.

Джеки включила миксер и начала взбивать тесто. Жаль только, что он к ней ничего не чувствует. Когда он подвозил ее домой во вторник, стало удручающе ясно, что он не испытывает к Джеки ни малейшего интереса. Он едва отвечал на ее вопросы и как будто даже не слушал ее ответы.

Она поставила на противень бумажные формочки для булочек и начала выкладывать ложкой тесто. Теперь ничто не будет ее отвлекать от трудного сидения в полной неподвижности, которого требовала от нее Одри. Парень-поляк, чье имя она постоянно забывала, ее не интересовал. Слишком красив. А Джеки никогда не теряла голову от Колина Фаррелла или Брэда Питта. Да и с языковым барьером ей не справиться.

Еще три вечера, и она больше никогда не увидит Джеймса Салливана. Кто знает, может быть, отец Чарли ее приятно удивит? Возможно, только застенчивость виной тому, что он не идет на контакт.

Джеки открыла дверцу духовки и поставила в нее противень. Что ж, поживем – увидим.

* * *

Да, удачно она выбрала время для покупки нового купальника, ничего не скажешь. Купальный сезон давно закрыт, выбор ограниченный. Мег перебрала модели на вешалке и выбрала две: один купальник насыщенного розового цвета, другой голубой с зеленый отделкой.

– Идем, – сказала она Руби, направляясь к примерочным. – Мамочка померяет оба, а ты скажешь, какой ей идет больше.

Ей давно пора было сменить купальник, старый давно пришел в негодность. С резиновой шапочкой для купания ничего не сделаешь, администрация бассейна настаивает, чтобы все плавали в шапочках.

Мег быстро разделась, надела розовый купальник и повернула голову, стараясь рассмотреть себя сзади в большом зеркале. Ни один конкурс красоты она бы не выиграла, но для тридцати трех лет не так уж плохо. Она сняла этот купальник, примерила другой и повернулась к Руби:

– Что скажешь?

– Почему у тебя на ногах синие полоски? – спросила девочка.

Так ей и надо, незачем было спрашивать совета у четырехлетки.

– Это всего лишь вены, – ответила Мег. – Они не болят. Когда тебе будет столько лет, сколько мне, они у тебя тоже появятся. Но какой из купальников красивее?

– Этот.

Голубой с зеленым выигрышно подчеркивал глаза Мег. И потом он стоит на десятку меньше, так как выставлен на распродажу. В самом деле, она сваляет дурака, если не купит его.

– А теперь купим мороженое, – сказала Мег дочке, оплатив покупку.

Просто замечательно, какое терапевтическое действие оказывает шопинг.

* * *

– Вы отлично готовите, – сказала она, – а я ничегошеньки не умею.

Майкл полил курицу соусом.

– Разве мать тебя не учила?

Выражение лица Кармел мгновенно изменилось, робкая улыбка пропала.

– Нет, – коротко ответила она, разрезая курицу для Барри. – Мама никогда ничего не готовила.

Девушка произнесла «ничё».

– Неужели в семье никто не готовил? А твой отец?

Майкл был готов откусить себе язык. Он сразу вспомнил, что девушка раньше говорила ему, что отец сделал с ней что-то ужасное, и пожалел о том, что спросил.

На лице Кармел появилось выражение презрения.

– Он-то? Да он банку фасоли не мог открыть. Он умел только пить.

Она потянулась за солью.

Несколько минут они ели в молчании. Мать, которая не готовила, отец – алкоголик, судя по всему, и, вполне вероятно, буйный или даже спавший с собственной дочерью. Стоит ли удивляться, что их дочь подсела на наркотики?

– Моя бабушка готовила, – сказала Кармел совершенно другим голосом, – но она умерла.

– Она жила с вами?

– Ага.

Сегодня ровно неделя, как они поселились у него. Семь ночей под его крышей. Тест на отцовство Майкл отправил двумя днями раньше, поэтому у них в запасе есть еще по крайней мере неделя. Он не мог сказать, что пожалел о своем решении приютить их. С ними было легко, намного легче, чем он ожидал. Да и на еду для троих уходило немногим больше, чем на одного. К тому же с деньгами проблем не было.

Они ели все, что он ставил перед ними на стол, с большим удовольствием или с меньшим. Барри не хотел есть некоторые овощи – вероятно, потому, что никогда их раньше не пробовал, решил Майкл, – но матери обычно удавалось уговорить его хотя бы попробовать.

Кармел всегда мыла посуду, протирала тряпкой пол, вытирала стол. В ванной всегда было чисто, полотенца висели на вешалке, никаких луж, никаких волос в сливе. В какой-то момент своей жизни она научилась делать все правильно.

– Утром в магазин заходила моя дочь, – сказал Майкл. – Она не слишком обрадовалась, увидев там Барри.

Вилка Кармел застыла на полпути к губам.

– Она была недовольна? Вы рассказали ей о нас?

– Рассказал.

– Ваша дочка хочет, чтобы вы нас выгнали?

Майкл фыркнул.

– Это не ей решать, – отрезал он. – Вы уйдете только тогда, когда я вам об этом скажу, и ни минутой раньше.

Девушка положила вилку на тарелку.

– Когда придет результат теста, вы выгоните нас, – сказала она.

Майкл прямо посмотрел ей в глаза.

– Думаю, что нам следует дождаться и узнать, что показал анализ.

Кармел опустила взгляд на тарелку, но не попыталась доесть то, что там оставалось. Майкл ждал, продолжение явно должно было последовать.

– Вы просто никогда меня об этом не спрашивали, – произнесла Кармел низким голосом, – вы ни разу не спросили, пытаюсь ли я найти работу.

Ее голос дрогнул на последнем слове.

Майкл выпил воды, мысленно приказывая ей не плакать. Он плохо переносил слезы.

– А ты ищешь? – спросил он.

– Каждый божий день, – быстро ответила Кармел, на мгновение прижав ладони к глазам. – Каждый божий день я захожу в магазины, кафе и в любое место, где могла бы быть для меня работа. Но мне или сразу отвечают «нет», или дают анкету для заполнения.

– И что ты делаешь с этими анкетами?

Она подняла плечи.

– Выбрасываю. Они мне ни к чему. Я не могу заполнить анкету.

Майкл с досадой вздохнул и отложил столовые приборы.

– Когда ты бросила школу?

– В пятнадцать.

Как же она сумела проучиться десять лет и так и не научиться читать? Как бы она ни коверкала грамматику и произношение, она не показалась ему тупой.

– Ты когда-нибудь работала?

Кармел покачала головой.

Майкл поднял глаза и посмотрел на потолок кухни.

– Что ж, ты не простой вариант, но это не значит, что никто не возьмет тебя на работу.

– Но даже если у меня будет работа, то куда я дену Барри?

– Да, остается Барри, – согласился с ней Майкл, задумчиво глядя на мальчика.

Но она все равно должна продолжать поиски работы. Каким бы ни оказался результат теста, ей потребуется какая-то работа. Надо пока сосредоточиться на этом, остальными вопросами они займутся позже.

– Вот что я тебе скажу, – Майкл снова взялся за нож и вилку. – В следующий раз, когда тебе дадут анкету, принеси ее сюда, я посмотрю.

Это его ни к чему не обязывает. Он не дает ей никаких обещаний.

Кармел кивнула.

– Договорились?

– Ага.

Они снова принялись за еду, но в воздухе осталось много того, чего они так и не сказали друг другу.