День выдался отменный. Костив сидел на подоконнике, свесив ноги наружу.

Далеко внизу, по тротуару, в сопровождении автоматчиков ползла коробка бронетранспортера. Машина поводила по сторонам жалом пулеметного ствола, солдаты крутили касками. Пыль доходила бойцам до колен.

Уронить вниз цветочный горшок, чтобы в штаны наделали? Костив покосился на вертикальный цилиндр грубой керамики в полусотне шагов от себя. Мда. Дома иные нефтехранилища и то меньше будут. Не герань, а целая секвойя – спилить и танцплощадку на пне устроить. Жаль танцевать некогда. Костив вздохнул.

С низким, на грани инфразвука гулом в окно влетел шмель – деловитая тварь размером с тактический бомбер. Вздымая крыльями клубы пыли, он величаво облетел поникшие соцветья, грустно взглянул на Костива тусклыми фасетками глаз и канул в бездну за окном. Костив проводил его взглядом.

За окном была циклопическая стена дома напротив да глубокий каньон улицы, на дне которого сквозняки перекатывали комья пыли в человеческий рост.

В окне напротив чуть шевельнулся тюль занавесок. Костив молниеносно активировал оптику и впился взглядом в затейливое переплетение нитей, превратившихся в увеличении визира в то, чем они, собственно, и являлись, – замысловатую путаницу веревок и канатов, подобную такелажу старинного барка.

По канатам ползали пылевые клещики – с ладошку каждый. Костив поежился.

Даже спустя многие месяцы после пересечения Черты он так и не привык к неаппетитным реалиям жизни здесь. Ничего. Потерпеть тут два года, чтобы потом всю оставшуюся жизнь жрать от пуза, пока другие в свой черед тянут лямку, – оно того стоит. Чай не барышня кисейная.

Барышня….

Женщин тут нет. Не пускают их за Черту. Они дома, рожают нам смену. Потери такие, что даже на эвтаназию мораторий ввели. Для мужчин. Смену павшим родить не успевают – и миссию подхватывают крепкие старички лет тридцати пяти, пожившие лишку милостью всеблагой. На пару лет, необходимых для выращивания молодняка, их хватит. Уцелевших усыпят, когда мораторий отменят. А отменят непременно. Для старух вообще никакого моратория не предусмотрено. Вышла из детородного возраста? Урода родила? Спокойного сна.

Сам Костив допускал, что когда человечество наконец наестся всласть и начнет потихоньку привыкать к свалившемуся на него изобилию, все может и измениться. Срок жизни максимальный, например, увеличат…. Он мечтательно улыбнулся.

Костиву оставалось до эвтаназии пять лет.

Засыпать не хотелось.

Занавески не шевелились. Сканеры молчали.

Внизу поднялась суета: затрещали автоматы, взревел и затакал крупным калибром БТР, кто-то что-то кричал. Костив перевел взгляд туда.

Рядом приземлился Сенгат. Сквозь поляризованный хитин на командира вопросительно уставились чуть раскосые глаза.

– Крысюк, – сообщил Костив.

Стрелки открыли огонь, разъярив некстати вылезшую навстречу патрулю зверюгу размером с гризли. Тварь легко уклонялась от струй свинца из десятка стволов, словно кегли сбивая солдат в пыль отвратительным голым хвостом.

Сенгат ждал. Костив, налюбовавшись фигурами бестолкового танца, молча кивнул.

Сенгат вскинул на плечо яйцеклад импульсного гранатомета. Скрипнули щитки панциря, и в тот же миг без паузы на прицеливание граната ушла вниз. Костива поражала иррациональная способность Сенгата попадать в любую цель с любого расстояния и из любого оружия. Крысюк был мертв уже в тот момент, когда Сенгат еще только поднимал ствол.

Хлестко ударил разрыв, и стрельба прекратилась.

Рация взорвалась треском помех, и Костив поморщился. Недотепы вызвали труповозку. Обрадовались добыче, как дети. Явно решили, что накормят крысиным трупом страждущее человечество почище хлебов и рыб.

Костив в один миг задавил в корне чужое бестолковое веселье приоритетной частотой.

– Здесь Охотник, – бросил он в эфир.

Мальчишеский голос заткнулся на полуслове, испуганно ойкнув. Остался лишь шелест помех, разрываемый щелчками тяжелых частиц, – привет от скрытого за толстенным щитом атмосферы солнца.

Костив порой отчетливо ощущал, как солнечный ветер безжалостно пронзает его тело вместе со сверхпрочным хитином панциря, рождая ионные бури в беззащитных клеточках жизненно важных органов; иногда ему снилось, что он умирает от рака крови, едва вернувшись домой, и он просыпался от острого чувства несправедливости, не в силах вздохнуть сквозь подступивший к горлу горький ком обиды.

В такие минуты он совершенно точно знал, что ущербен, – в первую очередь тем, что никак не может смириться с фактом неминуемости собственной смерти. В особенности теперь, когда Экспансия дала каждому шанс выжить и жить в сытости и довольстве.

О том, как он будет жить после возвращения, Костив не думал. Дожить бы. А там….

Как его встретят, Костив тоже старался не представлять. Он слишком изменился. Все они изменились, давно перестав быть людьми, превратившись в совершенные машины убийства, лишенные и тени сочувствия к врагу. Нас задумали и создали не людьми – но нелюдями мы стали сами.

Среди людей нам нет места.

Он привык к мысли, что его там никто не ждет, что единственная женщина, которая была рада ему и по которой он сам плакал без слез каждую ночь, давно уснула навсегда, и элементы ее тела без следа усвоены ненасытным телом толпы. Костив был уверен, что всем им устроят несчастный случай при обратном Переходе и что все они давно занесены в список потерь.

Костив знал это, но рвался домой всей душой.

– Труповозке отбой, – скрежетнул он в шипение статики. – Фабрике: координаты месторождения подтверждаю. Зона под контролем, агрессивных проявлений нет. Прием.

Колонна фабрики подтвердила прибытие через полчаса.

Внизу поднялся гомон: солдатики наткнулись на протеиновое месторождение. БТР скатился с тротуара на мостовую, стрелки взгромоздились на броню, и в сизом облачке выхлопов машина попылила к цели. Костив со своего насеста прекрасно видел торчащий из-за угла дома напротив ботинок. Приближение дозора к цели позволяло сопоставить их размеры.

И Костив в очередной раз подивился безумной храбрости великого замысла маленьких человечков, порожденной голодом и отчаянием.

* * *

К началу Экспансии войны за ресурсы утратили смысл и прекратились. Недра были истощены, океаны опустели, разрушенная экология превращала каждый день в борьбу за выживание. Программы по рекультивации почв безжалостно разрушались эрозией и климатическими изменениями. В части государств каннибализм превратился из ритуала в спасение от голода. Потребность человечества в пище превосходила любую из потребностей отдельно взятых народов. Перед лицом вымирания люди проявили жажду интеграции. Голод и нужда диктовали условия жизни, а не всегда популярные решения оказывались единственным выходом. Как загнанный в угол зверь, человечество искало пути к спасению, не пренебрегая любыми, пусть даже и самыми фантастическими возможностями.

Обнаружить систему в случайных таинственных исчезновениях в акватории Саргассова моря, раскопать рациональное зерно в нагромождении слухов, домыслов и уфологического бреда вокруг тайны Треугольника, заставить власти предержащие поверить в абсолютную необходимость проведения эксперимента с аномальным континуумом близ Бермуд – Костив даже представить не мог, каких усилий это должно было стоить. История не сохранила имени человека, открывшего Черту. Засекреченный и безвестный, он канул в Лету, подарив людям надежду и странный мир, так похожий на наш, но живущий по иным законам.

Местная физика ужасала непропорциональностью масс, размеров – и порожденных ими сил. Течение химических реакций изменялось непредсказуемым образом. Эволюция естественным путем породила аналог генетически модифицированных организмов, многократно дублируя нуклеотидные и белковые цепи. Так возникли гигантские формы. Над всем этим ломали головы лучшие научные умы – в то время как остальное человечество интересовала лишь практическая польза этих чисто теоретических измышлений.

Сделанные учеными выводы были таковы:

Человек способен выжить в новом мире, применяя определенные средства защиты.

Новый мир способен обеспечить насущные потребности человечества, включая главную – потребность в пище.

Враги смертны.

Для начала Экспансии этого было достаточно.

Стратегию разработали удивительно быстро, и первая интернациональная армада двинула в Саргассы. Один за другим голодные легионы пересекали Черту. То, что они обнаруживали там, хранилось в глубочайшем секрете. Те немногие, что возвращались обратно, подвергались мнемокоррекции. Болтовня и слухи безжалостно пресекались. Мир знал, что объединенное человечество ведет войну, что война эта успешна и именно она кормит всех оставшихся здесь – в прямом смысле слова.

Над освоением нового мира работали команды исследователей и аналитиков, выстраивая линию генерального плана. Первым делом – накормить гибнущее от голода человечество как можно быстрее.

Они обозначили главный и единственный ресурс нового мира, и его освоение удовлетворяло всем условиям.

Тысячи тонн живой силы пересекали Черту ежедневно. Навстречу им шел нескончаемый поток транспортов, трюмы которых под завязку заполнял чистейший протеин.

Пища Богов.

* * *

Бронетранспортер тормознул в тени ботинка. Стрелки ссыпались в пыль. Кто-то полез вверх по канату шнурка, остальные завороженно глазели, запрокинув к небу рыла поглотителей углекислоты.

Земля дрогнула, и в дымке в дальнем конце улицы проступили неясные очертания приближающихся машин. Фабричный караван прибывал по расписанию. Громада тяжелого танка сопровождения размером с городской квартал, закованный в броню и набитый вооружением всех возможных типов, казалась коробкой из-под обуви в окружении уходящих в небо грандиозных стен. Членистая змея протеиновой фабрики шла следом, ее замыкающие модули терялись в пыльном мареве вдалеке. Вокруг суетилась разнокалиберная мелюзга: ремблоки, энергостанции, рейнджермобили. Коптеры прикрытия завивали винтами пыль в затейливые смерчики. Колонна шла туда, где ничтожные давиды торжествовали над поверженным голиафом.

Пост сдан. Пора.

Костив крутанул в воздухе пальцем, командуя сбор. Сенгат продублировал команду, отзывая Ри и Хааки с их позиции в поднебесье. Впереди охотников ждала новая работа.

Разблокировав надкрылья, Костив качнулся вперед, в бездну.

Занавески в противоположном окне шевельнулись вновь.

Время замедлилось, на миг став вязким, как патока.

Как кровь.

Раздвинув тюль, наружу выглянули спаренные отрезки вороненых труб диаметром с магистраль газопровода каждая. Бездонные жерла бесконечно долгое мгновение смотрели на Костива в упор. Потом начали медленный разворот навстречу колонне.

Соскальзывая в пропасть, Костив активировал группе стимуляторы и целеуказание командирским приоритетом.

Бег времени сорвался в галоп.

* * *

Миг. Визир расцветает зелеными метками дружественных целей.

Падая сквозь уплотнившийся до осязаемости воздух, Костив знает, что с крыши срываются загонщики, начиная слаженный маневр.

Сенгат прикрывает группу, держась за левым плечом командира.

Миг. С треском раскрываются прозрачные перепонки крыльев, превращая свободное падение в управляемый полет.

В верхний сектор обзора врываются стремительные тени загонщиков, перечеркивая небо над улицей белыми струями выхлопа.

Миг. Титанические стволы расцветают лепестками пламени.

Лист лобовой брони сверхтяжелого танка проваливается внутрь машины; башни взлетают в воздух на столбах чадного огня.

Разом взрываются десятка полтора машин сопровождения.

Коптер превращается в огненный цветок.

Тело фабрики рвется на несколько частей, бьющихся в агонии детонаций, словно рассеченный лопатой дождевой червь.

Умно, думает Костив. Пуля в танк, картечь по площадям. Умно.

Миг. Удар звуковой волны отключает слух.

Гаснут метки в сетке визира. Сканеры по-прежнему не отрабатывают цель.

Загонщики на позиции.

С предельной дистанции Сенгат бьет по занавескам кислотной гранатой.

Круговая волна пламени открывающейся диафрагмой разбегается по опадающему черными хлопьями тюлю.

Миг.

Миг.

Целый удар сердца Костив видит ее в открывшемся проеме окна.

Она прекрасна.

Мягкий овал лица в обрамлении водопада золотых волос, на которых серебрится иней. Бледная кожа щек покрыта коростой льда. Ресницы – частокол ледяных игл.

Ледник. Пряталась в леднике. Умно, думает Костив. Провела нас. Они немного тугодумы, но учатся дорого продавать свою жизнь. Они знают, что пощады не будет. Отсюда и это выражение лица. Безмятежность обреченного. Лишь губы плотно сжаты, лишая ее сходства с Джокондой. И глаза…

Глаза совершенно точно наполняет ненависть. Высшей пробы. Кристально чистая. Бритвенно острая. Бьющая через край.

Взгляд обжигает Костива. Мадонна превращается во врага.

В добычу.

Миг. Титаническое ружье медленно переламывается пополам. Пружина экстрактора выплевывает дымящиеся цилиндры гильз.

Рука с пальцами толщиной в человеческий рост посылает в стволы новую пару.

Второй номер врубает ускорители и уходит вперед, вращаясь вокруг продольной оси.

Загонщики в створе окна.

Миг. Стволы идут вверх.

Костив летит прямо в бездонный колодец жерл.

Полные яростного огня льдинки глаз щурятся на него поверх стволов, безошибочно распознав в нем смерть.

Миг. Загонщики синхронно врываются в оконный проем, гася ускорение расписными веерами парашютов.

Пара нарисованных на них огромных нечеловеческих глаз открывается вдруг у лица добычи, заставляя ее инстинктивно отшатнуться.

Дуплет. Турбулентность от промчавшихся мимо десятков тонн свинца валит Костива в штопор. Активируются ускорители, окрашивая мир красным маревом перегрузки.

Миг. Гигантская мухобойка приклада сбивает одного из загонщиков, и тот проносится мимо Костива кометой из безвольно раскинутых конечностей и сломанных крыльев, оставляя за собой шлейф гемолимфы, хлещущей из сочленений брони.

Сенгат бешено вращающимся снарядом входит в подреберье добычи.

В неслышном крике распахивается бездонный провал рта.

Мгновением позже, предельно усилив жесткость головной брони и убрав крылья, Костив влетает в него, проламывая небо и вонзаясь в мозг.

Еще через миг, наполненным движением сквозь тесную влажную темноту, он вырывается наружу в облаке алых брызг и костной муки, опутанный червонным золотом волос, жжет путы импульсом боковых дюз и раскрывает крылья, гася ускорение встопорщившимися чешуями закрылков.

За его спиной гигантская фигура начинает величественное падение в пропасть улицы.

Все.

* * *

Одуряюще пахло сырым железом.

С края тротуара Костив наблюдал, как уцелевшие модули фабрики активно вгрызаются в еще теплую плоть нового месторождения. Внизу бронетранспортер, помогая себе водометом, форсировал ленивый багрово-красный поток. Солдатики откровенно таращились на покрытого коростой свернувшейся крови охотника. Костив и без акустических усилителей знал, как они называют его меж собой.

Таракан.

Если разобраться, все мы здесь – тараканы.

Подошел Сенгат, от кончиков антенн до пят залитый бурой массой с острым запахом желчи. Средней парой рук он прижимал к грудным пластинам исходящий паром темный ком. С кома капало чернотой.

Сенгат разорвал ком надвое. Половину протянул командиру.

Кивнув, Костив сунул в рот кусок Пищи Богов и заработал жвалами.