Теперь Леки совестно было расспрашивать стража о таинственном незнакомце. Только что жизнь спас, да и не в первый раз. Эх, хорошо бы хоть маленький мосточек перекинуть к нужному разговору, хоть лазейку нащупать, да только никак не получалось.

Отряд шел целыми днями, оставляя позади болота, ручьи, звериные тропы, торопясь ускользнуть от преследователей. Шли по бездорожью, опасаясь любых клочков земли, натоптанных человеком. Первые два дня после памятного происшествия приходилось вновь и вновь ломиться через чащу, но никто больше не отваживался перечить стражам. На третий день дело пошло живее: лес поредел, непролазные заросли акади то тут, то там понемногу уступали место тонким и стройным светлоствольным лики. К вечеру колючки и вовсе сдались, зато лики целыми рощами выстраивались на пути маленького отряда, тряся на ветру золотистыми сережками. От их душистого аромата с ума можно было сойти.

Назавтра лес совсем подобрел. Солнце пригревало вовсю, даже припекало, травы и кустики медовой ягоды усердно тянулись из земли, из-под прошлогодних листьев синими глазами глядели весенние первоцветы. И только листья не спешили проклюнуться из вот-вот готовых лопнуть почек, словно недавние дожди и холода напрочь отбили у них охоту вылезать на свет. Несколько дней Леки просыпался в ожидании, что лес наконец зазеленеет, набирая силу с каждым рассветом, но время шло, а лес все медлил.

А что оставалось Леки, как не за лесом подглядывать? Дэйи совсем отдалился, он вел отряд, совещаясь иногда с Инхио или с Лиссом. О Леки точно забыл. Может, сердился за выходку на болотах? Да нет, не похоже… Лисс теперь только с раненым своим возился, Леки объявил здоровым, только запретил плечо беспокоить еще по крайней мере цикл, не меньше. Женщины тоже суетились подле Барайма. Путешествие, столь бурное и опасное вначале, сделалось унылым и однообразным. Они вставали на рассвете, шли, делали привал, потом снова шли, отдыхали и шли уже до самого вечера. Потом разбивали лагерь, разводили костер, засыпали. Даже караулить не приходилось, двух стражей и так хватало. Все попытки Леки быть полезным хоть чем-то, хотя бы постеречь, чтобы стражи передохнули, встречали отказ, нередко молчаливый.

Он начал понимать. Больших дорог и великих дел, о которых он втайне мечтал, покидая Кобу вместе с Дэйи, в путешествии со стражами ждать не приходилось. Всевозможными путями они обходили все напасти. И так всегда. Они появлялись из тени на миг, чтобы затем снова скрыться, и то… когда не было другого выхода. Невидимые хранители невидимого народа… А ведь Леки видал, на что они способны!

Если бы не Има… да еще Триго, Леки умер бы с тоски, настолько легким и скучным стал их путь на юг. С Триго он почти сдружился. Има тоже смотрела теплее, порой она сама задерживалась рядом на привале, и не только для того чтобы плечо осмотреть, но и перекинуться словом-другим, как будто дурацкая выходка на болоте – хоть о ней никто и не вспоминал – сокрушила невидимую стену, стоявшую между ними.

Но теперь Леки не давали покоя эти таинственные луини. Прошло несколько дней, и даже давешний незнакомец перестал его заботить так, как эти болотные твари. Кто они? А расспрашивать кого-нибудь – все равно что дурость свою лишний раз показывать, и, вновь собравшись с духом, почти решившись, Леки робел опять и опять. Словно что-то держало, не отпускало.

Перестали сниться уже привычные сны. Вместо них – лишь обрывки. Сначала картинки перемежались тенями, вспышками, ускользали, чуть только открывшись перед ним, потом и вовсе исчезли. Едва засыпая, он оказывался среди шелеста, воя или тонкого визга; едва возникавшая под ногами земля сменялась то огромными сочными листьями, в которые он падал, не в силах удержаться на шаткой поверхности, то тянущей вниз сотнями жадных лап болотной жижей, то липким туманом, лезущим внутрь с каждым вдохом. Шелест листвы, крики птиц и вой ветра в кронах казался ему голосом, зовущим вдаль, как некогда звала Белая Птица. Он просыпался в поту, сонно таращился на костер, спящий лагерь и кого-нибудь из стражей, хранящего их покой, и давал себе слово больше не закрывать глаза. Но снова проваливался в сон неожиданно легко, будто против своей воли, и погружался в виденья.

На пятый день после памятного происшествия на болотах он еле поднялся по оклику Инхио. Скучная длинная дорога вымотала его. Или это сны тому причиной? Леки было все равно. Хотелось убраться из Тэйсина подальше и больше никогда сюда не возвращаться. Он уныло принялся собирать пожитки и тут перехватил испытующий взгляд Имы. Она не сказала ничего, лишь головой покачала, зато на первом же привале девушка подошла к нему, протянула две веточки какой-то узколистной травки. Леки поморщился про себя, но травку взял с благодарностью, принялся старательно жевать, всем свои видом показывая, что заботу ее он ценит выше некуда. Любую гадость из ее рук он готов был жевать честно и терпеливо.

Травка, однако, оказалось кисленькой и не то чтобы приятной, но и не гадкой на вкус.

– Мы называем это исмен – лесной помощник, – объяснила Има, пока он жевал. – Она не лечит ран… Зато пробуждает, силы восстанавливает, обновляет.

Он лишь кивнул. Кисленькая поначалу травка стала слишком терпкой, но Леки продолжал отчаянно жевать, и она окончательно связала рот. Оставалось лишь усердно кивать. Зато в голове и вправду прояснилось. Тяжелые мысли Леки на глазах становились легкими и прозрачными, поднимались вверх и уплывали, точно облака. «Всего лишь глупые сны», – пожал он плечами. Дорога перестала казаться такой уж нудной и бесконечной. Он оглянулся вокруг, втянул запах леса. Очень не хотелось, чтобы девушка снова ушла, надо было хоть что-то сказать.

– Жалко, листья никак не покажутся, – удалось наконец выдавить из себя непослушным ртом.

Има присела рядом, провела открытой ладонью над ушибленным плечом. Потом еще раз, помедленнее. Леки замер, нежась, точно глупый атай на солнце. После таких «смотров» оставалось приятное чувство, невыразимое, точно тебя… огладили изнутри, что ли.

– Им не время еще, – сказала она рассеянно.

Леки сообразил, что это она про деревья говорит да про листья.

– Как это не время? Тепло уже, даже жарко, – пробормотал он, настаивая неизвестно зачем.

– Не время, – повторила она, плавно изгибая кисть. – Весна придет сюда, когда наступит срок.

– А когда срок? – Леки следил и за рукой, и за ее глазами.

– Когда ей разрешат. Уже скоро, я чувствую…

– Кто? – Леки широко открыл глаза.

– Луини.

Она убрала руку, подумала чуть-чуть, легонько поглаживая лоб своими тонкими длинными пальчиками.

– Не понимаю, что с тобою, Леки. Твоя рана, – торжественно нарекла она его дурацкий ушиб, – плечо не должно больше так тревожить. Я не вижу, куда уходят твои силы.

– А кто такие луини? – вместо ответа снова спросил Леки.

Она неопределенно повела плечом.

– Хозяева здешнего леса. Но я…

– Что за хозяева? – продолжал допытываться он, не желая упускать случая, Има ведь сама заговорила, сама их помянула. – Где они прячутся?

Она снова повела плечом, словно ответы казались ей делом невероятно трудным.

– Нигде… Они везде. Это их дом.

– Тэйсин? Тэйсинский лес? – Леки уже ничто не могло остановить, ни собственная неловкость, ни подергивания ее плеч.

– Везде, – повторила она, точно не понимая. – Ты же сам видел луини… – сказала неуверенно.

– Не видал я никого. – Ей тоже удалось сбить его с толку. – Когда это я мог?

– А кто тебя в болота позвал? Зачем побежал? Иллири Дэйи сказал, что за луини пошел.

– Я тогда тебя видел… За тобой, стало быть.

Он опустил голову. Неожиданно девушка вложила свою руку в его, ладонь в ладонь, потом накрыла второй ладошкой.

– Давай сначала попробуем разобрать, откуда твоя болезнь пришла. Ведь сил нет совсем, я же чувствую.

Она сильнее сжала его ладонь. Леки почувствовал, как легкое тепло поползло по рукам вверх, к отчаянно затрепыхавшемуся сердцу. Наверное, это жар заставил его так колотиться в тесной груди. Она легко отняла руки. Леки сделал слабую попытку удержать ее ладонь, но она словно вытекла из его неловкой лапы.

– Лучше уже… И силы есть, – пробормотал он, чтобы что-то сказать.

Она ничуть не обиделась, не испугалась. Вроде не удивилась даже.

– Будешь жевать исмен на каждом привале. Но… это небольшое подспорье, если причины не найти.

Она ободрительно улыбнулась.

– Не знаю, Има… Сны у меня дурацкие все время. Я уж будто к ним и привык совсем, а они еще хуже сделались. Теперь и вовсе спать неохота, просыпаюсь я – точно всю ночь шел, не переставая.

Она задумалась.

– Расскажи, – попросила наконец.

Леки начал описывать. Сначала никак не получалось, уж больно трудно такое в слова превратить, но внимательные бездонные глаза девушки, не желавшей упустить ни единого слова, наполняли его желанием рассказать все как можно лучше. Словом, дело на лад пошло.

– Вот так, – закончил Леки, – уморили меня совсем эти сны. Опротивел и лес этот, и езда постоянная… с ходьбой вперемежку.

Има покачала головой.

– Не знаю, что было на болотах… но луини зовут тебя. Поэтому у тебя такие сны. А ты откликаешься.

Леки удивленно хлопал глазами.

– Ты идешь за ними. Они выпьют тебя капля за каплей если ты не сможешь оборвать нити между вами.

– Как это, выпьют? – Стало зябко, несмотря на теплый солнечный день.

– Говорят… – Има помедлила, точно раздумывала, сказать Леки или нет. – Говорят, что ниори с даром эмиквийе… хорошо заметны для луини. Их сила… твоя сила, она словно лежит на поверхности, ее легко выпить, впитать, как песок воду. Если ниори владеет своим даром, если его сила обуздана, если воля сильна – луини не сможет сделать ничего. Но если ниори слаб…

Леки мрачнел все больше. Нельзя сказать, что слова Имы порадовали его. Он – слабосильный, так вот. И хуже всего, что девушка прямо так и сказала.

– Да кто же они такие, в конце-то концов? – почти процедил он сквозь зубы.

Она повела плечом, как делала уже недавно.

– Я… никогда не видела их такими, как есть… Иллири Дэйи или Инхио Дэйи могли бы тебе рассказать. Они истинные. Им видно то, что недоступно мне.

Тоска притаилась в ее словах, голосе, глазах.

– Я ведь тээниори, полукровка. Неизвестно даже, какой крови во мне больше… И вижу я только то, во что они обращаются. Но это всего лишь образ… Тот, что навеивают сами луини, когда им хочется быть ближе.

– Куда ближе? – Он снова поймал себя на том, что хлопает глазами.

– Конец привала! – Инхио поднимал путников в поход.

Она легко встала.

– К нам, конечно же, друг к другу тоже. Тебе непросто будет понять. Я попробую рассказать. Как смогу.

Реденькая рощица лики давала возможность не только быстро продвигаться вперед, но и время от времени съезжаться бок о бок, и Има прямо на ходу принялась рассказывать о луини, то приближаясь, то удаляясь вновь, чтобы объехать дерево или большой валун, которых многовато стало попадаться на пути.

– Они были здесь, наверное, всегда. Пришли вместе со стихиями Великой Матери.

– Где – здесь? – не понимал Леки.

– В этом мире. Мы не знаем, как появились луини, ведь они гораздо старше нас. Может, истинное знание о них и существовало в Дэленийи, но здесь, в западных землях, мы утратили его. Мы думаем, что они – порождения сил Великой Матери, ее стихий. Так, вода, дождем летящая с неба, становится рекой или озером, а может, и океаном. Она становится другой, понимаешь?..

На полуслове им пришлось разделиться, чтобы миновать заросли веретенника.

– Вода становится другой, – продолжила девушка, когда они съехались вновь, – потому что множество здешних луини хранит ее такой. Вода живительна, но слепа, и капля – всего лишь капля… но луини делают эту каплю частью реки. И капля знает об этом. Она знает, что делается на реке за много дней пути. Потому что она и есть река. Потому что ее хранят луини, они ее память, ее движение, ее гнев и спокойствие. Они… как ниэ реки.

– Ниэ… – протянул Леки неуверенно.

Всплыли в памяти странные лица в пламени костра, среди старого города, где они ночевали с Дэйи всего лишь цикл назад. Страж называл так эти тени. Ниэ.

Только лишь успел рот открыть, как пришлось уворачиваться от ветки тави, протянувшейся поперек дороги. Надо сказать, после целебной травки у Леки все выходило ловчее, словно вязкая пелена, в которой барахтался его ум после ночи в старом городе, раздвинулась немного, позволяя увидеть горизонт. Как будто снова стал самим собой. Он даже успел крикнуть, чтобы Има не ударилась о коварную ветку. Пришлось разделиться.

Высокие мощные тави с раскидистыми ветвями начали частенько перемежаться со стройными лики. Корни настырно лезли наверх, в обход валунов и друг друга. Не первый день Леки уже подозревал, что под слоем лесной земли прятались скалы. Тави никогда поверху свои корни не разбрасывают, норовят поглубже в землю опустить, а здесь они словно держались с трудом, изо всех сил цепляясь за почву. Да и путь целился то вниз нырнуть, то вверх взгромоздиться. До следующего привала им пришлось петлять по холмам, поросшим тави, и Леки, сгорая от нетерпения и великого множества вопросов, любуясь золотистыми прядями Имы, выбившимися из тяжелого узла, небрежно схваченного узкой лазурной лентой, не мог дождаться, когда же кто-нибудь из стражей скомандует привал.

К его превеликому сожалению, им так не пришлось поболтать во время остановки. Почти все время Има провела рядом с отцом, долго разговаривала с Лиссом. Они все возились и возились, устраивая Нока Барайма поудобнее.

Вскоре после того, как дорога полегчала, отец Имы вновь обрел свою болтливость. Тряска, ставшая в последние дни совсем незаметной – уж скорее плавное покачивание, чем тряска, – не беспокоила его больше. На сложных участках пути он терпел, тихонько покряхтывая, но как только дорога выравнивалась, он тут же начинал распространяться о том, как светит солнце – должно быть, весна наконец вступает в силу. Или чего так грустен Леки, уж не ломит ли ему плечо? А что будет делать Дэйи, когда они дойдут до приграничья с Игалором? Словно хотел наверстать все то, что пропустил, пребывая несколько дней в беспамятстве. Отвечали ему односложно, но это нисколько не смущало словоохотливого лекаря. Сейчас, когда дорога опять пошла вниз и Дэйи с Триго то и дело переступали через корни и огибали валуны, он опять примолк. Видать, тяжко стало, и дочь поспешила к нему, бросив Леки. Ее тетушки и мать собрались там же, неподалеку от носилок.

Леки лениво жевал траву, поспешно протянутую Имой почти на ходу. Рот снова вязало, но он терпел: травка свое дело знает. Без вожделения он поглядывал на лепешку и горсть орехов в руках приближавшегося Триго. Все, что досталось ему сегодня.

– Бери, это твое. – Триго подошел и ссыпал орехи в раскрытую ладонь Леки, кинул лепешку на колени. – Скрутов вчера целиком съели, ничего не осталось. И лепешки – на два-три дня, не больше, и то если по одной.

Он развел руками.

– В спешке хватали все, что под руку попалось, а муки взять даже не подумали. Можно было бы на камнях испечь…

Леки покосился на лепешку, попробовал отломать кусочек. Как камень. Он вспомнил пушистые, будто дышащие лепешки, что приносила ему Има в домике Лисса вместе со своими настоями. Душистые и румяные, политые сладким пряным варевом из плодов акалита… Даже слюна потекла. Он снова ковырнул лепешку – не ломалась, хоть ты тресни!

– Водой размочи. Из фляги, – посоветовал Триго.

Он тоже привалился к стволу и старательно кропил свою лепешку влагой. Леки последовал его примеру. Вода, что они набрали вчера из журчащего родника у подножья холма, казалась ему вкуснее любой еды. Необыкновенная тут вода, в середине Тэйсина. Он глотнул несколько раз, чтобы разлепить рот, онемевший от листьев исмена – лесного помощника.

– Триго, можешь хоть ты мне сказать, что такое луини? – Триго удивленно вскинул на него глаза. – Или кто такие? Мне Има рассказывала, рассказывала, да я ничего толком не понял.

Триго оторвался от лепешки.

– А ты не знаешь?

– Откуда бы… – Леки, наоборот, старательно принялся крошить свою.

Парень недоверчиво покачал головой.

– Луини, они везде, во всем. Как еще сказать? Они как ниэ… всего, что есть… воды, деревьев, гор и холмов. Есть луини огня, но с ними трудно ладить. – Вздохнул и добавил: – Так говорят…

– Вот если бы ты мне заодно, – вкрадчиво вступил Леки, – разъяснил, что за штука такая эта ниэ… я б, может, и понял.

Триго повел плечом, совсем так же, как Има недавно.

– Шутишь? Нет? Ниэ – это то, что живет у каждого внутри. Суть его, существо. Как еще сказать?

– А потом?

– Что потом?

– Когда умирают?

– Если ниэ сильное, оно остается, не уходит. Не полностью, конечно, только часть. Та, в которой память. У ниори сильное ниэ, у многих… – Триго сник, как будто его встревожили собственные слова.

– И они остаются?

Триго опустил глаза, нещадно кроша размокшую лепешку, становившуюся трухой в его пальцах.

– Не все. Истинные ниори – все, если того пожелают, а мы… если сможем. Но нам редко удается.

Леки наконец оборвал уж явно неприятный для Триго разговор.

– Вроде понял. Теперь и про луини понятно стало. Так что же, – внезапно отшатнулся он от ствола, – там тоже луини?

Триго кивнул.

– Конечно. Они везде. Они и есть эти деревья. Просыпаются вместе с ними, цветут, зеленеют, цепенеют перед зимним сном, а под конец умирают.

– Как умирают? – Леки все еще с опаской смотрел на дерево, не решаясь опереться вновь спиной о ствол, казавшийся таким надежным.

– Исчезают. Так же, как и появляются, – в семенах, еще совсем слабыми, но уже готовыми дать дереву жизнь. Потом растут, меняются вместе с ним, дают жизнь другим и исчезают. Горные луини живут намного дольше.

– А трава, цветы?

– Тоже. – Триго небрежно обвел лес широким жестом. – Всюду. Только они другие, поменьше, послабее… Не знаю, как и сказать, я ведь никогда их не видел…

– Ты тоже? – поразился Леки. – А рассказываешь, будто они братья твои родные. Я аж заслушался. Как же ты про них знаешь?

– Это знают все. Я не сказал ничего такого, чего не слышал бы с самого детства. Мы ведь можем не видеть их, но чувствовать. Разве ты не слышишь ничего? Почему ты сел под этим деревом?

– Где устал, там и упал, – хмуро ответил Леки деревенской поговоркой.

– А мне это дерево понравилось, здесь силы свежие, гибкие, еще юные, хоть само дерево уже перевалило за половину жизни. Значит, луини тут сильный, и он благоволит и к тебе, и ко мне.

Леки все-таки решил снова прислониться к стволу, уж больно неудобно, плечо начало неметь. Некоторое время они пытались покончить с остатками еды.

– Не сходится все это в середине, – убежденно сказал Леки наконец. – По-твоему выходит, все они не иначе как ниэ этого мира. Так?

– Не совсем так. У мира свое ниэ, но часть его – это луини…

– Все равно, – перебил Леки. – Значит, они – соль той земли, по которой ходим. А Има говорила, что выпивают они нас по капле… Так бы ни людей, ни ниори в мире не осталось.

Триго лишь рукой махнул.

– Это другое дело. Не все луини одинаковые. Как люди, как ниори. Их много, всякие есть. Мы сейчас в самом сердце Тэйсина, а посмотри, как светло и радостно! Хоть лес еще и не проснулся до конца, где может быть лучше, чем здесь?

Он снова обвел рукой все вокруг, и Леки невольно вздохнул, уткнувшись взглядом в кучку первоцветов, наперегонки с молодой травой выносящих свои синие головки из сухого слежавшегося падолиста.

– Это потому, что здесь королевство луини, самое сердце Тэйсина, – повторил Триго. Разве тут плохо? Здесь никто не станет тянуть из тебя силу, как ты говоришь, по капле. А вот там, на болотах, я не зря погнался за тобой. Только не догнал на склоне, хорошо еще, что стражи вовремя подоспели. Там другие места, и луини в тех лужицах куда древнее здешних. Иллири говорил, что в тех местах отряд стражей когда-то столкнулся с людским. Истинные чувствуют такие вещи… или знают… или кто-то им рассказывает. Стражей полегло немного, а люди – почти все. Тогда не было леса, лишь степь. А теперь там болота на костях. Земля приняла и людей, и их ненависть, а теперь она тянет обидчиков к себе, еще и еще, ей нужна живая сила, сила ниори. Там плохое место, и луини там страшные. У тебя воля слабая – вот они и поймали. Теперь зацепили, тянуть будут, как Има говорит, по капле. Но ты им не позволяй, просто не давай, и все. Этого хватит, поверь, только успевай нити между собой и луини обрывать. Ты ведь отдаляешься от них, мы идем туда, где места для нас безопасные. А то, что тебе могло привидеться на болотах, – их образы. Только не они это, не настоящие, а то, как видит их твой ум. А мой никак не видит, – неожиданно завершил он. – И все потому, что человеческой крови слишком много.

– По мне уж лучше никак не видеть, – отрезал Леки.

– Это ты говоришь? – Триго уперся в него взглядом. – Я слышал, ты обладаешь даром эмиквийэ? Не моргай так, уже все знают, это трудно скрыть. Поэтому и говоришь. Има – ниэдэри силой Великой Матери, у нее есть хотя бы это. А ты знаешь, почему я вернулся в Эгрос из Идэлиниори?

Леки промолчал. Чего гадать попусту, сам скажет.

– Может, я Королевскую столицу люблю без памяти? Да я ненавижу ее, давно хотел перебраться в Игалор, только мать не хотела Нока" бросать. Словно позаботиться о нем некому. Может, Идэлиниори не по сердцу пришлась? Да больше всего в этом мире я люблю Идэлиниори! Иногда я грежу, будто иду по ее зеленой траве, подхожу к Водопаду Сверкающих Капель… вижу, как снова встречаю Праздник Лета… Больше всего в этом мире я хотел бы там остаться! Но не могу. Среди истинных мне нет места. – Он лишь возвысил голос слегка, словно увлекаясь своей историей, но его глаза метали такие молнии, что Леки совсем стушевался перед таким нечеловеческим горем. – Я всего лишь тээниори, а это значит полукровка! Силы сэниэкийи почти не слышны во мне, и никакого дара я не обрел, как ты или Има. Я как пустой короб… Лучше бы мне никогда не бывать в Идэлиниори! Но я отправлюсь туда вновь и вновь, потому что долго не могу без нее. Там все другое, Леки, все другое. Ты понимаешь? Нет, о чем я говорю, ты не можешь пока понять! Там мой дом… Но мне там места нет… в этом доме! Я знаю язык ниори, как родной, но часто не могу постигнуть, что же они говорят, настолько далеки они от меня. Надо было родиться там или вовсе не родиться!

Он яростно смахнул влагу с глаз, как ударил. Леки потрясенно молчал. Вот уж не ожидал… такого… Будто угадав мысли Леки, Триго сказал уже почти спокойно:

– Я ведь больше человек, чем ниори, поэтому и не могу жить там. Потому что не могу смириться со своей судьбой. Не только мне, всем это видно. А я не могу этого вынести – и тоже по вине своей проклятой крови! На что я теперь гожусь? – обреченно вздохнул он. – Только жить среди людей, приближать день нашего возвращения на Большую землю. И клянусь, я буду стараться. От меня тоже будет польза… вот только в Игалор переберусь.

Он оторвался от дерева и легко перетек на корточки.

– Вставай, сейчас Иллири даст сигнал.

Впереди послышался окрик. Дэйи махнул им рукой, большой привал закончился, теперь уже до вечернего костра надо ждать.

– Вот так. – Триго ловко поднялся на ноги, протянул руку, Леки схватился за нее здоровой, подтянулся и встал. – Ты, Леки, своими расспросами просто чудеса творишь, – криво усмехнулся. – Ты, может, еще и магическим даром владеешь? – Леки поспешно замотал головой. – Казалось, циклы циклов эта горечь лежала бы на дне, никому б не сболтнул. А сейчас и не сообразил даже, как выплеснул. Ты прости…

Теперь пришла очередь Леки покровительственно класть руку на плечо. Сжал пальцы, не зная, что делать дальше. Так и не сказав больше ни слова, они направились к лошадям.

Вечером их ждали новости. Завтра они наконец достигнут Белой Поляны, позже, чем ожидали. Поохотиться придется утром, места там заповедные, тамошнее зверье трогать нельзя, с луини ссориться в такие дни опасно. «В какие?» – шепнул Леки. Триго только плечами пожал. Очень по-людски.

И еще, завтра состоится Большой Совет Идэлиниори, сообщил Дэйи. Леки хоть и не очень хорошо соображал, что это такое, но поневоле преисполнился трепетом вместе со всеми. Снова стало не до расспросов. Ведь завтра все решится. Что будут делать с Истармой? Неужто прав Инхио и все, что они захотят сделать, – только ждать? Даже просто думая об этом, Леки губы начинал кусать. Они же такие древние! Такие сильные! Если Главный тиган Кромая – чудовище, что же будет с Кромаем? С братьями, с Ювит? Что будет с их фермой, с Кобой? Со всеми? Кто поможет?

Заснул он очень поздно, искусав губы до крови, во рту вновь появился знакомый вкус металла, только не виденья были тому причиной. Все же он не забыл тщательно изгрызть травку исмен, исправно припасенную Имой. Уже погружаясь в сон. он попытался мысленно отвязаться от всех тех нитей которыми луини с болот могут привязать его. Как еще это сделать? Никто ведь не дал толкового совета? Хорошо говорить: «Не поддавайся!» А как сделать-то? Подумав, он воззвал к тави, раскинувшему над ним свои ветви, меж которых горели бледные точки звезд, прося помощи и совета, ведь кто, как не другой луини, может ему помочь. Перед тем как расположиться на ночь, Леки сегодня долго место выбирал, прикидывал и так, и эдак, прислушивался. Ведь если Триго прав, неправильное дерево может стоить ему еще одной скверной ночи.

Видать, выбрал он правильно. То ли местный луини оказался другом ему, то ли травка сделала свое дело, то ли Леки волю удалось укрепить, но сны сегодня пришли такие же, как и раньше. Привычные, родные. Снова мать качала его на руках, снова Дэйи вел отряд через лес. Снова перед Леки всплыл незнакомец в диковинном плаще и с перстнем, знакомая комнатка со стрельчатым окном, снова за окном шел снег, только лицо незнакомца придвинулось непривычно близко.

Теперь Леки смотрел не сзади, а сбоку. Скользящая муть все еще скрывала отчасти обличье, но истончилась до предела, и Леки смог лучше разглядеть черты, не скрытые бородой. Он подошел ближе, пытаясь заглянуть в лицо, так близко, как только позволяла незримая стена вокруг незнакомца. Круги вокруг глаз темнели даже сквозь муть, окутавшую его обличье, щеки ввалились, однако сам он торжествовал. Торжествовали даже медленно барабанящие по камню пальцы, не в силах скрыть своей мощи. Возбуждение и сознание силы витали вокруг него, нисходя и на Леки.

Он обернулся, и Леки оттолкнула назад упругая волна, но недалеко, как будто он был привязан к незнакомцу. Серые глаза холодно сверкнули из-под пелены. «Как в прошлый раз», – пришла откуда-то мысль и тут же стерлась. Леки обернулся. Незнакомец глядел на дверь. Что-то должно произойти, да… голова кружилась от невозможности вспомнить. И вдруг ворвались. Стражники все вливались и вливались потоком, запруживая небольшую залу. Незнакомец сначала метнулся к середине, потом стал отходить к задней стене, и Леки потащило за ним.

«Не дать отойти к стенам!» – ворвался в голову вопль. Кричали из-за солдатских спин. Кольцо из стражников стянулось, так и не дав незнакомцу дойти до шершавой каменной опоры. Но и к нему нападавшие не могли пробиться. На локоть вокруг него встала толстая стена. Леки не видел ее, но чувствовал хорошо, мог бы даже дотронуться изнутри… Он потянулся рукой – упругое нечто не пускало дальше, точно воздух сгустился и затвердел, но не до конца: растянуть немного можно, а разорвать, проткнуть – вряд ли.

Леки стоял рядом с магом. В кругу. Вернее, в столбе.

Он обернулся. Дымка почти исчезла, и теперь он без помех мог разглядеть бледнокожее лицо, с презрительным спокойствием оглядывавшее стражников, бесновавшихся перед преградой. Совсем незнакомое обличье, но Леки много раз видел похожие глаза, похожие лица, только вот припомнить не мог, где же… Где? Маг глядел на людей по ту сторону стены… – Леки обмер, – как на животных, приведенных на бойню. Сколько раз ему случалось гонять с братьями телков на Тигритскую скотобойню, и каждый раз хотелось покинуть это место как можно скорее. Так мясники взирают на скот, и смерть стоит в их глазах, но им самим – без разницы.

Леки поворотился обратно и отшатнулся в ужасе. Лица стражников вовсе не были человеческими. Безумные глаза, перекошенные рты, точно перекурили арахша или еще чего похуже. Выкрикивая бессвязные ругательства, они отчаянно ломали выстроенную стену, как будто она была настоящей. Порой им даже удавалось пробить ее тяжелой пикой, но торжествовать приходилось недолго. Легким движением руки маг отбрасывал оружие снова за стену, даже не прикасаясь к нему, незадачливого воина подхватывали другие. Некуда было падать, слишком много их набежало, плюнуть даже некуда, не то что упасть.

«Послушай, колдун! – раздался голос издалека. Солдаты понемногу успокоились, давая Голосу возможность достучаться до добровольного узника собственных стен. Наверное, он уже не раз взывал к магу, но за шумом разобрать эти возгласы было трудновато. – Слышишь? – снова воззвал Голос Похоже, его обладатель находился далеко отсюда. Голос отдавал гнусавым металлом, не иначе, как через какие-то трубы шел. – Знаю, что слышишь! – Голос довольно захихикал. – Так вот слушай, колдун. Ты в ловушке. Эти стражники не боятся тебя и твоей колдовской силы. Зелья храбрости им хватит надолго!» – Голос снова зашелся в противном хихиканье.

«Ничего себе, – Леки снова глянул на солдат, – какая уж тут храбрость… Безумие полное. Их чем-то напоили!»

«Ты можешь сдаться на мою милость и выпить зелье, которое тебе поднесут. Слышишь, колдун? А потом я расспрошу тебя о силе твоей, раз сам не захотел рассказать… И отпущу, если секретов таить не будешь. Слово тебе даю».

Леки вновь кинул взгляд на мага, искривившего рот в усмешке. Видать, на слово обладателя Голоса он полагаться бы не стал.

«Ты в ловушке, слышишь? – вновь взревел Голос после непродолжительного молчания, терпения ему не хватало. – Еще раз говорю! Тебе отсюда не уйти. Стражников у меня предостаточно. Еще столько же за дверями, не меньше. И еще целый отряд внизу. Они возьмутся за твою стену и будут ломать ее день и ночь. Слышишь, колдун? День и ночь! Без передышки. Тебе не хватит сил. Они ведь уходят. Пусть медленно, по капле, но они уходят. А ведь у тебя их сейчас и так немного. Да? Правда?» Если бы не гнусавый металл, Голос казался бы вкрадчивым.

Леки вгляделся в мага. Тот нахмурился. Похоже, Голос знал, что говорил.

«Ты слишком много их отдал сегодня. Тебе не уйти сквозь стену, я позаботился об этом. Или пол – в твое отсутствие я приказал заложить камнем все нижние комнаты в башне. Трюки кончились. – Голос ожесточился. – Тебе не справиться с солдатами, со всеми не справиться, их слишком много, силенок не хватит. – Голос ненавидел мага, теперь это отчетливо слышалось в каждом слове. – И тебе ничего со мной не сделать, ты даже не знаешь, где я! – торжествовал невидимый враг. – Я победил тебя! И безо всякого колдовства. Ты говорил: только маг может победить мага! Это твой слова, а, колдун? Ты меня недооценил! Надо делиться знанием, и я заставлю тебя это сделать!!» На этот раз Голос не захихикал, а злобно захохотал, вызвав рокот, дружно прокатившийся по зале. Солдаты бездумно вторили своему военачальнику.

«Ты плохо представляешь себе силу настоящего мага, – раздался протяжный певучий голос над ухом Леки. Чем-то знакомый. Он подскочил – маг впервые заговорил. – Я не бродячий артист. Не знаю трюков. Но у меня хватит сил, чтобы оставить тебя без войска. На это много сил и не понадобится. Гораздо проще, чем пройти сквозь стену. Предупреждаю, я не хочу этого… но сделаю без колебаний, потому что моя жизнь стоит большего». – Он умолк.

Голос молчал, и Леки с замершим сердцем ожидал ответа.

«Вперед, сыны Кромая! – наконец взревел Голос. – Вперед, верные сердца, уничтожим зло, вернем…» – утонул его голос в свирепой брани и звоне металла. Стражники пришли в движение.

Леки снова посмотрел на мага. И снова глаза мясника. Маг протянул руку вперед сквозь Леки, будто касаясь чего-то незримого, не говоря ни слова. Ближайший стражник дернулся, глаза остекленели. Ни ужаса, ни удивленья, ничего. Судорожно дернулся еще несколько раз, глаза закатились, и он мешком повалился на пол. Товарищи, увлеченные колдовскою стенкою, еле успели подхватить его в самом низу, но вояке это уже ничем не могло помочь. Будь стражники в здравом уме, они бы всполошились или устрашились, но эти лишь кинулись вперед с удвоенной яростью. Над толпою взревывал Голос. Но разобрать слова не представлялось возможным. Упал следующий, потом еще один, и еще. Трупы нагромоздились около стены со всех сторон, и их принялись оттаскивать в глубь толпы. Ряды не редели. Опять плотное Кольцо обступило мага и Леки заодно вместе с ним.

Леки не чувствован страха – он был в ужасе. На его глазах полные жизни люди, хоть и безумные с виду, становились кучками мертвой плоти, а маг даже и не прикоснулся к ним. Что это за колдовство такое?! Он обернулся. Маг спокойно водил то рукой, а то и просто взглядом, от человека к человеку. Суженные щелки глаз почти закрылись, как будто маг смотрел внутрь, а не вокруг себя, на лице – о ужас! – блуждала непонятная, еле заметная ухмылка. Он торжествовал победу, еще не состоявшуюся, но уже несомненную. Не похоже было на то, чтобы сил у него очень поубавились.

Леки затравленно переводил взгляд то на падавшие по ту сторону снопы, то на мага, легким движеньем повергавшего их к своим ногам, на перекошенные звериные морды солдат и текущую слюну, и ему страстно хотелось убежать, открыть глаза, проснуться. Но еще сильнее и страшнее было желание увидеть все до конца. Он словно окаменел, только глаза переводил с фигуры в разрисованном плаще на бешеных стражников, бросавшихся на стену, как быки на ограду загона.

Над ухом послышалось тяжелое дыханье. Он снова глянул на мага. На обличье проступила испарина, глаза налились мутью, будто темным туманом подернулись, ухмылки – как не бывало. Глаза его затравленно метались вслед за руками, словно желая сообщить им еще большую силу. Неужто он слабел? Леки глаз не мог отвести от незнакомца. Тот закусил губу, развернулся вслед за рукой, дальше, еще дальше. Когда он повернулся к Леки, из прокушенной губы текла струйка крови, исчезая в бороде. Рука задергалась, глаза налились болью, точно ему самому нечеловеческого труда стоили превращения, совершавшиеся сейчас. Силы его иссякли. Леки не мог ни расслабиться, ни даже вздохнуть облегченно, отпуская себя. В этой схватке он был против всех. Понятно теперь, почему ниори не любят говорить о магах.

Вдруг маг бессильно уронил руки. Ближние стражники, словно по команде, застыли по ту сторону. Только шум не стих, ревели ряды, напиравшие сзади. «К-камень…» – выдавил маг тихо, чуть слышно, как вздохнул, зашатался, лицо его исказилось страшной болью, он схватился за грудь, как будто нечем дышать. Точно так же, как недавно падали стражники, он дернулся и начал оседать, только глаза не закатились, просто закрылись. Он упал. Леки стоял над ним, не в силах ни смотреть, ни оборвать виденье. Его толкнуло в грудь, упругие волны разошлись от мага во все стороны, и тут же стражники беспрепятственно кинулись отовсюду к павшему, относя Леки прочь, словно ветром. Тело мага скрылось под шуршащей, вопящей живой кучей. Леки и сам начал задыхаться, раздирая себе грудь, совсем как маг. «Камень, – вновь и вновь повторял он, как будто искал ключ от выхода, – камень, камень…»

Его трясли изо всех сил, он пытался вырваться. Его дергали за ноги, за руки, и он тщетно старался не даваться солдатне так просто. Глаза распахнулись с трудом, и мягкий свет костра вернул его к действительности. Леки перестал отчаянно сопротивляться, обмяк. Лицо было мокрым, одежда – тоже. На него воду лили, что ли?

– Пришел в себя. – Леки еле узнал голос. Это же Лисс.

– Хорошо, – коротко ответил Дэйи. – Леки, слышишь меня, узнаешь?

– Да. – Он еле узнал даже свой голос, охрипший, чужой. – Что случилось?

– А ты не помнишь? – "допытывался страж.

– Нет! – отрезал Леки. Ни за что он не скажет. Ни слова. Ничего из того, что увидал.

Он снова вздрогнул, вспомнив сон. Лисс и Триго снова навалились на него с двух сторон.

– Я… ничего, – пробормотал Леки неуверенно. – Просто руки свело. И живот.

– Точно не помнишь? – настаивал страж, и Лисс положил руку ему на плечо, отговаривая от дальнейших расспросов. – Ты корчился на земле, руками, ногами махал, отбиваясь от каких-то теней, и кричал что есть силы «камень, камень». Не мог остановиться. Мы на тебя весь запас воды вылили.

– Я уже не помню, – упрямо повторил Леки. – Ничего, я сам могу.

Он приподнялся, Триго поддержал его за плечи.

– Это снова луини? – послышался за спиной тихий голос Имы.

Он с трудом обернулся.

– Нет. Это… это другое…

– Хорошо, – распорядился Дэйи, – отправляйтесь спать. Утро скоро. Я с ним посижу.

– Может, я помогу? – прошелестела сзади Има.

– Лучше пусть Има… – вздохнул Леки.

Дэйи поднялся без слов, уступая место девушке. Лагерь пошуршал-пошуршал и постепенно затих. Има отвязала от пояса маленький флакончик из металла тонкой гравировки. Поднесла к его губам.

– Один глоток, маленький.

Леки лишь несколькими каплями язык смочил, проглотил – и зашелся в кашле. Снадобье пробрало до самых костей, чуть наизнанку не вывернуло. Зато потом волна тепла поднялась из живота и потекла через все тело. Он блаженно приткнулся рядом с Имой, положив голову ей на колени. Кажется, она водила руками над его телом, а может быть, и показалось. Теплая волна обняла его со всех сторон и, убаюкивая, понесла в ласковую темноту. Он погрузился в забытье, крепкое, без снов, видений и магов.

В путь сегодня тронулись позже, тоже из-за Леки. Однако сон так и не укрепил его, как хотелось бы. Все утро, до самого первого привала, он уныло плелся в хвосте отряда, устало склонившись к шее Ста. Триго терпеливо тянул Ста за повод, иначе б Леки совсем отстал. Он еще и еще раз переживал свое ночное виденье.

Незнакомый маг, его гибель, солдаты, валившиеся, точно снопы, – все это бередило сердце. И тут же внутри все переворачивалось. «Мне пройти сквозь дверь?» – слышал он уже совершенно другой голос, хоть и похожий немного… Плавностью, верно, своей, больше нечем. У того, первого, повыше голос, позвонче. Уже два мага в его виденьях – какая между ними связь? Ну какая? Почему, как только Леки о даре своем проведал, на него тут же маги посыпались, как снег из туч?! При воспоминании о снеге, кружащемся в оконной нише, Леки мысленно притих. Между ними была связь. Ведь обоих магов он видал не где-нибудь, а в этой самой комнате с окном. Первый, в плаще и с перстнем, так только в ней и виделся, там колдовал, там и умер; второй, темноглазый из Эгроса, тоже захаживал туда, знакомую Леки книжицу читал. Что это за место такое? Жилище магов? Наверное, ответил сам себе.

На привале он в который раз разжевал несколько кисло-терпких стеблей исмена, немного полегчало. Има хотела уже присесть рядом, но Леки прогнал ее взглядом. Даже Има сейчас была ему помехой. Хотелось тихонько полежать под раскидистым тисса – птичьим орешком, посмотреть на облака сквозь путаницу веток, и главное, не думать ни о чем: ни о магах, ни о луини, ни о тварях, ни о злобных тиганах. Вот ведь как, даже Иму прогнал… На самом же деле он боялся. Боялся, что девушка расспрашивать начнет и что вытянет из него все, как было. Леки уже понял: когда ниэдэри с тобою говорит – не всегда это просто так выходит. Слово за слово, и все, что угодно, можно выболтать. Но чудесная травка вновь делала свое дело, и к концу привала Леки приободрился. Когда они тронулись в путь, Триго уже не приходилось тащить Ста за собой.

Второй привал оказался необычайно длинным. Леки до отвала наелся отлично поджаренного мяса скрута. Почему-то посреди дня они жгли костер, как будто нельзя потерпеть до вечера.

– Ты разве не помнишь? – удивился Триго его вопросу. – Мы сегодня заночуем на Белой Поляне. Иллири сказал, это самое заповедное место Тэйсина, в дни Перехода там собираются луини.

– Какого это перехода? – Леки даже и не скрывал раздражения. – И чего мы туда потащились? Раз там луини полно?

– Да пойми же, луини не враги нам, – втолковывал Триго, – напротив, друзья. И здесь, на Большой земле, и в Идэлиниори, и на востоке, который мы потеряли. Они ведь помогают нам… слышать стихии Великой Матери и с ними разговаривать. Они – как мелкие мосточки к огромным силам сэниэкийи. Только магам они не нужны, у них свой дар, своя сила.

– Как это? – все еще хмуро пробормотал Леки.

Триго придвинулся ближе и зашептал:

– Вот, например, Инхио. Он ведь крепко связан с водами Великой Матери, но и ему не под силу дождевые облака в Балоку привести, даже за краешек. Он через луини попросил, точно тебе говорю. Луини Тэйсина необычайно сильны, им это ничего не стоит. Что такого, если дожди и Балоку краешком заденут?

– Когда он говорил, что дождь будет…

Леки подавленно примолк.

– Он знал, что будет дождь, но далеко. Я сам слышал, как он Лиссу говорил. А нам следы надо было стереть как можно скорее – и делай, что хочешь. Вот луини облака и подвели поближе, чтобы ливень и нас накрыл. Это ведь их земля, они здесь почти всесильны.

– И этот, в дереве, тоже так может? – Леки с уважением покосился на высоченное тави, давшее им приют.

– Нет. – Триго снисходительно усмехнулся. – Это не для него. Для этого есть водяные луини и общий круг Тэйсина. Они не в одиночку старались. Вместе они сильны, а так… Очень просто срубить дерево на окраине Тэйсина, а попробуй сделать это тут!

Он умолк. Среди полного безветрия в ветках тави прошелестел ветерок.

– Конечно же, никто здесь ничего рубить не будет, – поспешно добавил Триго.

– А что такое переход? – осторожно поинтересовался Леки, поглядывая по сторонам.

– Переходов много. – Триго опять понизил голос, как будто раскрывал невесть какой секрет. – Главный – Годичный Излом, их два – в середине лета и зимы. А еще есть рождение весны и осени. Они не приходят в один и тот же день, а лишь когда позволит Великая Мать. В Идэлиниори тоже почитают эти дни. Их называют Праздник Весны и Праздник Жизни.

Триго снова замолчал, глаза заволокло пеленой, ниори не в силах был удержаться от воспоминаний. Леки осторожно тронул его за локоть.

– Я мало знаю, – развел тот руками. – Переходов много, они разные. Цветение акади, пьянящее всех вокруг, – тоже переход, и рождение мальков в лесных речушках, наверное, тоже. Но в главные дни собираются все. И лес меняется. Инхио сказал, что Переход в Тэйсине будет скоро, очень скоро.

– Как это, в Тэйсине? А что в Айсинском лесу, к примеру, делается?

– Это ведь далеко отсюда? – Леки кивнул. – Там свои луини. Лесные луини не ходят друг к другу в гости. – Он улыбнулся.

– А какие ходят? Они что, разные? – настаивал Леки, хоть и видел, что Триго все труднее и труднее удовлетворять его любопытство.

– Конечно, разные! У них иногда гораздо больше отличий, чем у людей и ниори. Им бывает трудно ужиться вместе. Как разным племенам. Я знаю, что земные луини вовсе не отрываются далеко от места, лесные тоже не выходят со своих земель, а водяные… кажется, совсем разные… – Он запнулся. – Да не знаю я почти ничего… Говорят, что Переходы мирят их, как большие праздники мирят людей. Хочешь, расспроси лучше Инхио или Иллири…

Леки отрицательно головой покачал.

– Лисса тогда.

Леки вновь отмахнулся. Триго молча отошел.

Говорить больше ни с кем не хотелось. А с Дэйи в особенности, со всеми его магами или только с одним. Или с двумя? Зато какими! А ведь когда-нибудь придется-таки узлы развязывать. Только не сегодня, Леки был слишком измучен ночным зрелищем. Да и переходы-уходы луини его что-то сильно заботили. Уж не боится ли он?

Сегодняшний поход они закончили задолго до темноты. Всю дорогу Леки рассматривал окружавший его лес будто бы другими глазами, слушал звуки другим слухом. Оказывается, он живой, этот лес… И все живое, даже дождевые капли, наверное… ведь если в каждой малюсенькой травинке, в каждом листочке живет луини, то почему ж ему в капле не быть?

А лес все радовал и радовал. Вот если б только не голые ветки… Ближе к вечеру на Леки снизошли покой и тихая радость. Словно в родные места возвращался. Маленький отряд начал карабкаться на большой холм, а может, даже горку, обильно поросшую лесом. Пришлось спешиться. Склон становился все круче, деревья все гуще обступали путников. Но когда женщины уже начали спотыкаться от усталости, подъем неожиданно закончился, идти снова стало легко. Между Деревьями замелькали просветы, а потом стволы и ветки неожиданно расступились. Отряд вышел на большую поляну. Огромную, приветливо зеленевшую травяным покрывалом.

– Белая Поляна, – сказал Дэйи, опуская носилки. – Мы здесь заночуем. Ищите место. Только костер не разводите.

– Жаль, – уронил Леки, – тут столько сушняка валяется.

Сушняка и вправду набросано было предостаточно, да не просто, кучками, словно кто-то постарался.

– Это не для нас приготовлено, – сказал Дэйи. – Не вздумай собирать.

– Хорошо. – Леки безразлично кивнул.

– Неужели?.. – Лисс с ожиданием смотрел на стражей.

– Да, – ответил Инхио. – Мы угодили сюда прямо в ночь Перехода. Нам это ничем не грозит, вот только Леки…

– А что Леки? – сразу же откликнулся тот.

– Здесь очень непростое место, сильное, и в особенности сегодня, – опередил Дэйи второго стража. – Оно многократно усиливает твой дар, а ты им и так не владеешь. Тебе сегодня ночью лучше бодрствовать. Постарайся не засыпать. Уже поблизости отсюда мы еле вытащили тебя из мира видений, а здесь – неизвестно что может случиться…

– Вряд ли сегодня кто-нибудь заснет, – оборвал Лисс, – не до сна будет.

Дэйи согласно кивнул.

– Почему? – жадно спросил Леки.

– Увидишь, – пообещал Инхио. – А ты, Иллири?

– Сегодня Совет, – сказал Дэйи, словно это что-то объясняло, но Инхио кивнул.

– Ты будешь один?

– Больше никто не приглашен.

«Куда это приглашен? – подумал Леки. – На Совет, что ли? Он, может, еще и летать умеет?» Но потом вспомнил о таинственных эффии, переносивших далекие вести, и успокоился. Не привык еще. Уж очень мир поменялся за последние два дневных цикла.

Теперь повсюду скрывались могущественные ниори, о существовании которых никто не подозревал, из каждого куста на Леки смотрели луини. Неудобно было даже по траве ступать, казалось, что каждый раз под сапогами кричат таинственные маленькие человечки… или кто они там. У всех, даже у целого мира, были свои ниэ, непонятные Леки. Даже огонь и вода, обычные, до боли знакомые и бесконечно простые, превратились в… словом, ожили. Эффии эти опять же… Мир, всегда такой простой, стал непривычно сложным и живым, как будто Леки не прожил здесь двух летних циклов, а попал сюда лишь недавно. И главное, под каждым кустом, да что кустом, даже листом, теперь могли таиться друзья или враги, как на памятном болоте. Леки ужасно не хотелось сегодня ночевать на поляне, принадлежавшей луини, не мог он успокоиться наперекор приветливой шелковистой травке и странным ароматам, разлитым над ней, но поделать ничего не мог. Все и всегда решают стражи. И они решили.

Он вздохнул и забился под дерево у края поляны, угрюмо наблюдая за тем, как ниэдэри устраивали раненого, а все остальные разбивали лагерь. Коней на поляну не пустили, это Леки заприметил сразу. Его, впрочем, тоже никто не дергал с места, рассудив, видно, что он не совсем еще оправился с прошлой ночи. Мимо спешил куда-то Дэйи, остановился рядом. «Расспрашивать будет», – с тоской подумал Леки. Он. не тешил себя надеждой, что стража удалось обмануть, он наверняка понял, что Леки сон свой хорошенько запомнил, только молчит, как рыба. Но, к его удивлению, Дэйи всего лишь еще раз предупредил:

– Лучше тебе сегодня не спать.

– Я и не собираюсь, – пробормотал Леки. – А почему эта поляна Белой называется?

– Увидишь, – бросил Дэйи, уже направляясь куда-то в сторону.

Через некоторое время все, кроме стражей, сгрудились на маленькой площадке неподалеку от края поляны. Спускались сумерки, похолодало, все, не исключая Леки, завернулись в одеяла – костра-то нет. Негде погреться. Говорить почему-то не хотелось. Мягкая и сладкая истома медленно расползалась по телу, проникая во все уголки. Скоро даже хмурые складки на переносье у Леки разгладились. И правда, чего тут бояться, раз Дэйи говорит, что не опасно…

Сумерки сгустились, ветерок зашелестел в ветвях, их мерный перестук неожиданно напомнил Леки барабаны айсинской дружины. Ветерок принес еще большую прохладу, и путники закутались плотнее. А ветер между тем не стихал: к скрипу, шелесту и стуку веток прибавился еще и тонкий свист. Он то поднимался до визга, то становился глуше, таинственно шелестя по кустам, и на смену снова приходила барабанная дробь.

На поляне зажглись звезды. То есть, конечно же, не звезды! Откуда светляки так рано взялись, холодновато для них пока… да еще разные такие? Зеленоватые и белые огни разбежались по поляне, их становилось все больше и больше, особенно белых. Зеленые-то все больше по земле да траве рассыпались, да и светились тускловато. А вот белых, мелких и юрких, было несметное множество. Казалось, над поляной висит посверкивающая огоньковая дымка. Вот откуда Белая Поляна, сообразил Леки.

Вокруг творилось что-то странное. Леки сдавалось, что рядом кто-то ходит, бегает и даже смеется, только беззвучно. Может, это из-за ветра? И вдруг он понял: никакой это не ветер, а музыка. Ветер словно дул в разные трубки, выдувая высокие и низкие ноты, затихал, барабанил ветками, шелестел. Потом еще звон какой-то раздался, тихий, будто бы из-под земли. Леки усердно крутил головой во все стороны, пытаясь разгадать, что же происходит. А ветер уже надсадно выл, выдувая самые громкие звуки, на которые только был способен. И вдруг… стих – и мгновенно по всей поляне вспыхнули языки пламени. Они вздулись, разгорелись, выросли и вновь опали, обозначая костры и костерки. «Так вот зачем здесь сушняк валялся», – покачал Леки головой.

Словно кто-то невидимый разыгрывал перед ними представление. Ветер снова взвыл, поляна тут же заполнилась звуками: шелестом, визгом, воем, вздохами и еще всем остальным, к чему Леки и слов-то человеческих подобрать не мог. К нему наклонилась Има. В свете множества костров ее глаза возбужденно блестели.

– Ты видишь? Видишь?! – прокричала она, потом наклонилась к Триго, крича то же самое. Она хлопала в ладоши от восторга. Наверное, видела то, что Леки не суждено уловить глазами.

А звуки тем временем сбились в кучу, столкнулись, силясь если не победить, то обуздать друг друга, и закачались туда-сюда: выше-ниже, совсем тоненько и тихо, потом пронзительнее и опять глуше. Они все дрожали и дрожали в ночном воздухе, согретом теплом огня, невольно увлекая Леки за собой, он даже глаза прикрыл, отдавшись этим волнам.

Лисс потряс его за плечо.

– Ты не заснул?

– Нет, нет, я… не сплю я, – бормотал Леки, не понимая, что произошло. Ведь только что сидел, слушал…

И волны уже успокоились, и ветер пел в ветках совсем по-другому. Музыка, настоящая музыка, необыкновенная и щемящая, неслась над поляной, и Леки даже показалось, что он слышит голоса. Не женские и не мужские. И даже не детские. Просто голоса. Или это всего лишь свист ветра? Или шелест трав? Треск и гудение пламени? Или все вместе? Но было невозможно красиво, нечеловечески. Никогда он такого не слыхал. Его звали туда, на поляну, звали стать одним из них… одним из нас…

Неожиданно Има вскочила, сбросила одеяло и потянула Леки с Триго за руки. С неведомым доселе огнем в глазах, который с успехом мог поспорить с пламенем, она влекла их за руки, призывая за собой.

– Пойдем же, пойдем! – смеялась она, вплетая свой смех в песню луини.

Триго вскочил за ней. Леки попытался удержать их обоих. Ему удалось стряхнуть с себя желанье бежать за ними. Хватит с него уже первого знакомства с луини!

Има выбежала на поляну, склонила голову, раскинула руки, вытянулась струною и понеслась в невидимом хороводе. Рассыпавшиеся волосы полетели за ней, то серебрясь в свете огромной луны, висевшей над поляной, то золотясь в отблесках пламени. Триго кинулся вдогонку. Музыка пела о чем-то далеком и радостном, за ним надо было бежать, идти, поймать, достать. И Триго с Имой летели за ним, оставаясь все так же далеко. Луини, видно, тоже не могли догнать свое счастье, и ветер заплакал над поляной, увлекая пламя вниз к земле. Неожиданно одна из тетушек Имы тоже поднялась и скользнула вперед. Она широко развела руки и закружилась, сливаясь с грустной песней луини.

Леки вновь поймал взглядом Иму. Ее тело изгибалось так, как не могло изгибаться никогда. По крайней мере, у человека. Триго не отставал от нее. Леки завороженно следил за всеми троими, почти утонув в музыке. Но луини уже «наплакались». Послышалась барабанная дробь, костры пустились в пляс, и телу Леки захотелось туда, несмотря ни на что Он ногтями впился в ладонь, пытаясь сбросить наваждение.

– Это не страшно, – прошептал сзади Лисс. – Сегодня ты гость. Танцуя вместе с ними, станешь навсегда их другом. Тэйсин тебя всегда примет и поможет. Не противься. Это редкая удача.

Он и сам встал. Задорная плясовая луини разом подкинула Леки вверх. Он кинулся навстречу Име и Триго. За ним бежал еще кто-то. Он и сам не понимал, что делает, тело рвалось в пляску само, выделывая немыслимые скачки и прыжки, но Леки уже не мог ему ничего приказать. Музыка схватила и понесла его дальше, сталкивая то с Имой, то с Триго, то с кем-то другим. Он прикрыл глаза. Вокруг кружилось множество теней, маленьких и больших, бесплотных и не очень, уродливых и невообразимо прекрасных, струящихся и скачущих. Леки полетел вместе с ними над поляной, слился, потерял себя. Единственное, что он запомнил, – необыкновенное счастье и полноту. Радость и тоска терзали его, он то смеялся и выкрикивал что-то, то плакал, сожалея об утерянном давно и не им, но счастье оставалось все время, и он несся в его потоке, пока не понял, что сейчас упадет. Вот-вот, еще мгновенье. Ушибленный бок давал о себе знать, и Леки с сожалением начал выбираться к краю поляны, то и дело сбиваясь с пути, увлекаемый невидимыми тенями то в одну, то в другую сторону.

Выйти из огромного круга удалось не скоро. Совсем обессилевший, Леки повалился на свой плащ, пытаясь отдышаться. Теперь, когда он покинул общий танец, то перестал видеть тени, даже те, что казались ему похожими на людей и вполне видимыми вроде обычным глазом. Сейчас по поляне носились только ниори, выкидывая самые немыслимые коленца. Леки только подивился: неужто и он так мог еще недавно?

Постепенно дыхание наладилось, сердце перестало выбивать барабанную дробь, отпустила ломота в боку, и он принялся оглядываться в поисках всех своих спутников. В их маленьком лагере, рядом с брошенными одеялами, мирно посапывал Нок Барайм, удобно устроившись на мягкой подстилке. Больше никого рядом не было. Все ударились в танцы луини. Если бы не раненый бок, Леки и сам бы не отказался еще немножко «полетать» среди них под эту колдовскую музыку.

Он попробовал посчитать фигуры, мечущиеся между костров. Три, четыре… шесть, семь… Тьфу, сбился! Леки заново начал счет. Наконец удалось сообразить, что перед ним всего шестеро. Просто за танцующими носились их тени в свете луны и пламени, потому и казалось, что народу на поляне куда больше. Шестеро. Стражей там не было. Леки оглянулся. Ничто не говорило о близком присутствии стражей. Бросив свой отряд в эту ночь на попечение луини, они небось удалились на свой таинственный Совет.

Леки принялся крутить головой туда-сюда. За сумасшедшей музыкой ничего не было слышно, а в темноте под деревьями и не видно. Он решил идти наудачу. Если тут и в правду место такое сильное, то он и сам сообразить должен, куда стражи улизнули. Леки поднялся, отряхнулся и решительно шагнул с поляны, залитой теплом и светом, в холодный сумрак леса, кольцом охватившего сердце Тэйсина.

Некоторое время он пробирался между деревьев и кустов, то и дело цепляясь за корни и камни, как нарочно так и бросавшиеся ему под ноги. Чутье уверенно вело его в глубь леса, все дальше и дальше от сборища луини. Несколько раз он останавливался, прислушивался, чтобы свернуть в сторону с выбранного раньше пути. И вдруг показалось, что вдалеке слышны голоса. Леки повернул на звук. Он шел до тех пор, пока голос, слышный все громче, не стих. Он встал. Сзади на плечо опустилась рука и предупредительно сжала его. Леки аж подпрыгнул.

– Спокойно, – прошелестел сзади голос Инхио. – Дальше тебе нельзя.

– Почему? – упрямо спросил Леки.

– Тебя приглашали на Совет?

Инхио отпустил плечо. Что ж, не приглашали, конечно. Но очень хотелось хоть глазком взглянуть.

Снова послышался голос. Теперь он стал намного ближе и четче, но все равно ни слова не разобрать. Незнакомая плавная речь, как песня, лилась из-за деревьев. Язык ниори. И как же это Леки не сообразил!

– А где Совет? – чуть слышно прошептал Леки.

– Там, где ему и полагается. В Идэлиниори.

– А с кем он разговаривает?

Дэйи снова смолк. Как непривычно звучал голос Дэйи! Странные, непонятные слова, вливавшиеся одно в другое, сделали его необычайно плавным и мягким. Леки вспомнил, как страж впервые произнес его имя, «Ле-эки», легко растягивая начало. Певучие звуки завораживали.

– Он говорит с Советом, – ответил страж. – Через эффии. Сегодня ночью их здесь множество. Их всегда много в таких местах. Поэтому не приходится долго ждать.

– Можно мне тут тоже постоять? – помедлив, спросил Леки.

– Стой, – спокойно согласился Инхио. – Но дальше не ходи, не мешай ему.

– Да я тут…

Леки неловко присел на ствол небольшого деревца, поваленного, верно, непогодой. Уж очень тонкий, но и так сойдет. Левая половина тела все еще ныла, долго на ногах не выстоять. Устроился, подпер подбородок. Дэйи все так же безмолвствовал. Вскоре холод начал пробираться под плащ, но уходить, возвращаться на поляну, искать свое одеяло не хотелось. И место это можно уже не найти, и страж вдруг таким добрым не окажется. Поеживаясь, он ждал, когда тишина – звуки, летавшие по поляне, тут почти не слышны – будет нарушена.

Наконец Дэйи опять заговорил. Слова не лились уже спокойной рекой. Он бросал их с нажимом, точно убеждая кого-то. Леки внимательно вслушивался, стараясь сообразить, о чем все-таки речь. В последние дни у него вошли в привычку попытки употребить свой дар с пользой, и он прикрыл глаза, расслабился, постарался прислушаться не только ушами, но и всем существом. Да, Дэйи был недоволен, он убеждал кого-то, и не просто, а очень настойчиво. Но смысл слов все равно остался непроясненным. Леки расслабился еще больше, стараясь пристроиться на тоненьком стволе поудобнее. Когда во рту появился знакомый металлический привкус, он даже попытки не сделал приоткрыть глаза, вопреки всем предостережениям Дэйи. Впереди замелькали вспышки, посыпались обрывки его прежних видений, деревья, лица…

Он так и впал в забытье, сидя, застыв, даже окаменев. И оказался в пустоте. Впервые ему было так неуютно и тоскливо в своих виденьях, и он уже хотел вернуться, открыть глаза, но на какой-то миг пустота показалась ему непустой. Он попытался сдвинуться в ней, посмотреть, что же там дальше, но не смог, лишь задергался в ней, как в липкой паутине. И тут пустота дернулась сама. Она внезапно свилась в тугой клубок, вытягивая за собою Леки. Ему показалось, что его расчленяют без боли, и он отчаянно рванулся наружу, вон из страшного виденья, но ничего не вышло. Зато клубок раскрутился, и Леки вместе с ним, теперь он оказался сразу в нескольких местах пустого нечто. Но пустота и тут не оставила его в покое. Она крутила, кружила, складывала и раскладывала, вытягивала и сжимала. Было не больно, но неприятно до ужаса, до внутренней дрожи в костях, до судорог по всему телу, казалось, что сейчас его стошнит.

Через некоторое время Леки перестал бороться, оставил попытки выбраться. Сил не осталось, трясина засасывала все глубже и глубже, и, тупея от ее непрестанного напора, он затих. Пустота потянула его слабее, крутанула тише. Он совсем затаился – пустота затаилась тоже. Леки так и не удалось облегченно вздохнуть, страх все равно давил его до тошноты. Но тут до него дошло, что страх не только внутри, снаружи пустота переполнена им до краев. Она сама боится, просто в ужасе! В ужасе и тоске. Как только он двинулся в первый раз, она сразу и переполнилась страхом. Пустота боялась его, Леки, что вторгся сюда непрошено, она страшилась того, что он вторгнется вновь.

Леки чуть слышно вздохнул и попробовал высвободиться из нее без движенья, лишь усилием воли, просто открыв глаза. К его удивлению, удалось почти сразу, и он легко очнулся, поднял веки, пригляделся к темным пятнам, плававшим снаружи. Зрение на сей раз вернулось быстро. Он лежал на земле, рядом в темноте нависли две фигуры. Леки без труда различил обоих стражей.

– А что… Совет? – хрипло выдавил он.

Дэйи вздохнул, как Леки показалось, облегченно.

– Инхио уже собирался за Лиссом идти. Но ты и сам проснулся.

– Со мной все хорошо… – Леки немножко схитрил. – Так что Совет? Они помогут нам? – жадно спросил снова ожидая и одновременно страшась ответа.

– Они велели со следующего дня, то есть завтра, уходить из Кромая. Понемногу, не привлекая внимания. Оставить Кромай до тех пор, пока время не покажет, что делать дальше.

Уж очень явное недовольство слышалось в голосе стража, не похоже на его обычное бесстрастие. Надо сказать, Леки разделял его неудовольствие целиком и полностью.

– И они бросят Кромай на растерзание безумцу с жуткой тварью внутри?

Леки передернуло, он невольно вспомнил недавнюю пустоту, тоскливую до жути, страшную и страшащуюся одновременно. Словно в другом жутком мире побывал, и возвращаться туда ни за что не хотелось.

– Я и так сказал на Совете больше, чем позволено простому стражу. – Иллири покачал головой. – Зря.

– Почему это? – набычился Леки.

– Своей настойчивостью я породил удивление, у некоторых – неудовольствие.

– Но тварь…

– Многие не верят в тварь, – оборвал его Иллири, – почти никто не верит. Мне следовало подтвердить то, что я сказал, хоть какими-то свидетельствами. Но я не мог сделать этого перед всем Советом. Вместо того я попытался убедить их. Не вышло.

– А ты бы смог представить более убедительные доводы. Или свидетельства? – спросил Инхио.

– Мог бы, – сказал страж после непродолжительного размышления, – но не перед целым Советом.

– Ну почему? – простонал Леки.

– Поверь мне, было бы только хуже. Сейчас они думают, что я заблуждаюсь, преувеличивая угрозу. Да, в Кромае для ниори стало небезопасно, это свидетельствуют многие стражи. Последние облавы доказали, что ниори следует находиться как можно дальше отсюда. Но в остальном – мне нет полной веры. А если бы я рассказал перед Советом, откуда я узнал обо всем, – мне перестали бы верить совсем. Не все, но многие. Сейчас этого нельзя допускать.

Он задумался. Леки подавленно молчал. Заговорил Инхио:

– Мы ведь оба знали, что так будет. И я говорил то же самое, что и Совет, всего несколько дней назад. Иллири, мы оба знали, что решение Совета будет именно таким! Глупо винить себя в том, что пока не совершилось и скорее всего не совершится никогда.

– Нет, – резко бросил Дэйи, – еще недавно я и сам так думал. Я сказал ему то же, что сегодня прозвучало в Совете! И снова я поздно понял свою ошибку. Прошло всего несколько дней, но для меня уже поздно. В Идэлиниори годы пройдут, пока они тоже сообразят. Они не очнутся, пока правда камнем не ударит по голове. Мы никогда не выйдем в Большую землю, Инхио, потому что, подобно людям, не хотим помнить своих ошибок! Потому что каждый раз нам становится больно от воспоминаний о наших черных днях! Которых можно было избежать, Инхио! Потому что, прежде чем бить тревогу, мы всегда надеемся на счастливый исход, на доброту Великой Матери, надеемся до тех пор, пока не становится поздно. В Идэлиниори так мало бед… Привычка к безопасной жизни за заклятьем лесов Эйянта делает нас снова и снова беспомощными перед угрозой. Мы даже боимся думать о новых напастях, Инхио! Сбежать, исчезнуть… когда-то это казалось единственным выходом, великим планом… Сколько сил вложено и сколько ниори потеряно для того, чтобы осуществить его! И что теперь? Разве сейчас мы счастливее, чем тогда?

– Хорошо, что Совету ты сказал только половину, – прервал его Инхио.

– Им и этого оказалось более чем достаточно. Мне велели продвигаться с отрядом дальше на юг до приграничья. А потом возвращаться в Кромай и понемногу выводить остальных. Это распоряжение Совета для всех стражей. Их стягивают в здешние земли. Ты, Инхио, будешь сопровождать Нока до места. Потом тоже вернешься в Кромай.

– А что же будет с нами? – упавшим голосом спросил Леки.

– Ты отправишься в Игалор с Ноком и его семьей, – твердо ответил Дэйи, не оставляя Леки никакого выхода.

– Я не о себе забочусь. – Он аж скрипнул зубами. – Что эта тварь со всеми сделает? А? Нельзя так!

– А ты мне поверил, Леки? Всему сказанному о твари? – неожиданно бросил Дэйи. – Каждому слову?

Леки опешил.

– Конечно!

– А почему?

Леки еще больше удивился.

– Ну… я ведь тебя знаю… немножко. Из тебя всегда слова не вытянешь, а тут такие разговоры… Серьезно, значит… дело плохо. И верить тебе привык…

Он замялся и призадумался.

– А откуда ты узнал? Как вообще такое разузнать-то можно?

Другой бы уже хмыкнул в темноте. Но от Дэйи этого, конечно же, не дождешься.

– Первое, о чем меня спросили. Это не разговор у костра, а Совет, Леки, и их тоже можно понять. Если по первому слову каждого стража поднимать Идэлиниори, покой будет уничтожен навсегда.

Леки подавленно молчал, зато Инхио вдруг резко вмешался:

– Ты не каждый, Иллири! Не обманывай Леки зря, желая оправдать то, что не радует твое сердце. Таких, как ты, наберется не более десяти-двенадцати в Идэлиниори и во всех землях Лиэтэ. Я помню тебя давно, я был еще ребенком, когда впервые услышал об Отэйэ Иллири, Иллири Дэйи. Уже в те времена, когда я заканчивал обучение, ты мог бы остаться в Идэлиниори навсегда и сесть в Совет! Мне не надо знать, откуда твои вести, чтобы верить тебе. И нет такого стража, что пренебрег бы такой угрозой! Всегда лучше, если в воображении она больше, чем на самом деле.

«Так, – устало ухватился Леки для начала за самое простое из сказанного, – а ведь по годам они одинаковые… Неужто показалось?»

– Ни один страж в Совете не усомнился в моих словах, Инхио. – Дэйи примирительно опустил руку ему на плечо. – Но они составляют лишь шестую часть, и многих не было сегодня. Время неспокойное. Они верят. Из остальных – почти никто.

Теперь уже все замолчали. Не так представлял Леки этот самый Совет.

– Я думал, мудрый у вас Совет, – ляпнул, не подумав. – А они – как наши тиганы.

Теперь Дэйи пришлось и ему на плечо руку класть.

– Мудрый. Но они не тиганы. Совет у нас собирается редко, раз в несколько лет. И те, кто в нем сидит, не советники и не военачальники. Только некоторые из них постоянно следят за тем, что происходит в Большом мире. А остальные – просто ниори, хоть и мудрые, и даровитые. Они из разных уголков Идэлиниори и живут, ведая, что происходит на Большой земле, только из того, что приносят стражи, гости и беженцы. И то от случая к случаю. И самое главное, что мы обрели, потеряв Дэленийи, нашу родину, это осторожность. Урок, усвоенный крепко и навсегда, – нельзя нарушать равновесие.

– Оно уже нарушено, если все так, как ты говоришь! – чуть не зарычал Леки.

– Это я им тоже сказал, – качнул головой Дэйи, – но у меня нет лучших свидетельств, чем мои слова. А звучит все это, как сказка.

– А можно их достать, другие свидетельства? – с надеждой схватился Леки за колосок пеллита.

– Я постараюсь, – серьезно ответил страж.

– Что будешь делать? – сразу откликнулся Инхио.

– Пока доведу отряд до Игалора. Места неопасные, но одного стража мало для защиты. Может, Тинхэ присоединится к нам. Если успеет. Потом вернусь в Идэлиниори через Кромай. Может быть, постараюсь прихватить еще кое-кого… – Он запнулся. – Или хоть что-нибудь лучшее, чем пустые слова. Посмотрю на Истарму сам, может быть. Еще не знаю, буду думать. Ты прав, в Идэлиниори мои слова значат не так уж мало. Если они откажутся выслушать меня еще раз, я подниму стражей, и мы добьемся нового Совета. Не собирать же его, когда Истарма начнет поход в леса Эйянта. А теперь я почти не сомневаюсь, что так и будет, как только все ниори исчезнут из Кромая. Он начнет искать, куда мы скрылись.

– А мне можно с тобой? – тихонько спросил Леки, со вздохом вспомнив Иму. Когда еще он ее увидит?

– Нет, – возразил страж неожиданно резко. – Пойдешь с Инхио и Ноком в Игалор, они тебя приютят пока. Тебе нельзя возвращаться в Кромай. Я не все сказал. И тебя, и меня ищут, и очень усердно.

– Кто?

– Истарма, – «обрадовал» его страж.

– А на что я ему сдался? – Леки уж скорее несказанно удивился, чем устрашился.

– Помнишь тэба Тандоорта? – Леки кивнул. – Он рассказывал историю своего освобождения при дворе так подробно и восхищенно, что заинтересовал самого Истарму. Не забыл он и упомянуть, что я побывал в лесах Эйянта. Моя ошибка, Инхио, спорить не буду. Все потому, что в Кромае давно не бывал. Я думал, в Эгросе охотятся только на меня, но стерегли нас обоих. Наши описания разосланы повсюду. На всех дорогах тебя будут останавливать солдаты, тебя и всех похожих. Очень опасно пробираться в Идэлиниори через весь Кромай, так что отправишься пока в Игалор. Я поручу тебя Инхио.

Леки расстроился и обрадовался одновременно. Конечно, когда он познакомился со стариком Бараймом, Лиссом, Имой, Триго, Инхио, мысль о том, что Дэйи бросит его, не казалась уже столь тревожной. Но он привык к нему. Он очень привык к сухому и холодному Дэйи. У него никогда не было настоящих друзей, так, приятели вроде Майти или Байга, навсегда пропавшего в Айсинском лесу. Про себя он до сих пор надеялся, что Дэйи все-таки его не бросит. А теперь… Встретятся ли они когда-нибудь еще?

Зато сердцу не придется грустить из-за разлуки с Имой. Не то чтобы он на край света за ней готов был бежать, но довольно далеко мог бы заехать. Что правда, то правда. Она так потеплела в последние дни, особенно после случая на болотах. На самом деле Леки уж и не знал, есть у него надежда или нет. Она лишь улыбалась теплее да дарила вниманием больше. И все… Словом, если б самому выбирать пришлось, Леки пополам бы разорвался, не иначе. Судьба решила за него.

– Хорошо, – согласился он, – я поеду в Игалор.

– Это и так решено, – сказал неумолимый Дэйи. – Утро скоро. Лисс, наверное, уже ищет, где ты опять заснул.

Он повернулся и зашагал обратно к поляне. Леки поплелся за ним, еле волоча ноги.

– Ты когда-нибудь устаешь? – спросил он Дэйи в спину.

– Да. – Тот даже не остановился.

– И ты тоже? – Леки на ходу обернулся ко второму стражу.

– Конечно, – ответил тот. – Мы живые ниори, не из металла и не из камня.

Леки споткнулся. «Камень», отдалось внутри, «камень, камень», стонал незнакомый голос. Сразу стало трудно дышать. Он резко остановился, пошатнулся и осел, хватаясь за грудь.

– Что с ним? – Оба стража кинулись к нему.

– Камень, ка-амень, – выдавливал Леки, не чувствуя ничего, кроме боли в груди, не слыша ничего. – Камень…

– Беги за Лиссом, – распорядился Иллири.

Инхио растворился за деревьями.

– Что-то важное, – бормотал про себя страж, прижимая ладони к груди Леки, пытаясь хоть немного унять необъяснимую боль, терзавшую парня. – Камень. Что это может значить?

Когда прибежал Лисс, Леки уже начал приходить в себя, но все еще натужно дышал. Ниэдэри снова напоил его вчерашним снадобьем из маленькой фляжки. Знакомое тепло унесло прочь боль и удушье, Леки блаженно вытянулся и затих.

– Больше нельзя ему давать сонное, – сказал Лисс. – Он и так эмиквийэ, сновидец. Так он скоро перестанет отличать свои сны от яви. И тогда вернуть его обратно… будет очень непросто. Очень, Иллири.

– Вчерашний сон его мучает, хоть он и не помнит ничего. Или говорит, что не помнит, – задумчиво сказал Иллири. – Надо всех предупредить: при Леки о камнях не упоминать. Кажется мне, что он свалился от твоих последних слов, – посмотрел он на Инхио. – Вчера он кричал то же самое.

– Может быть. Кто же знал?

– Никто знать не мог. Понесем в лагерь. Он не проснется?

– Нет, – уверенно ответил Лисс.

Страж поднял Леки на руки и осторожно понес к Белой Поляне.