Ак Ми Э́ повела озябшими ладошками над пламенем костра. Сил нет, как холодно, а ведь это только начало зимы. Матушка говорила, что зима будет лютой, такая раз во много лет приходит. Матушка всегда все знает! И какая будет зима, и обойдут ли их край лесные пожары летом, и сильно ли их Род подкосит огненная болезнь, и много-много всего другого. Скоро и Ак Ми Э будет знать! Она ведь тоже родилась в начале зимы, и та осень, что минула, уже четырнадцатая со времени ее рождения. Если бы она была как ее подруга Аэ Тэн́, Быстрая Девушка, то уже весной могла бы выбрать себе мужчину из Рода… Но ей суждена другая судьба. И если этой весной, уже совсем скоро, она станет Хранительницей Рода, как Матушка и как Сис Мя́ Э, то давняя подружка Аэ Тэн покинет ее.

Едва успев немного отогреть руки, Ак Ми Э поспешно сунула их в рукавицы и побежала прочь от костерка — снова к бревенчатому срубу, у открытой двери которого простояла почти всю ночь, переминаясь с ноги на ногу, то и дело растирая холодеющий носик. Из-за тяжелого мехового полога, что вместо двери закрывал сегодня вход в жилище старухи У Э, слышалось приглушенное пение. Это Матушка поет, помогая старухе уйти во тьму по дороге предков. Порой пение сменялось вскриками, иногда стонами: тяжело уходит Та, Что Ждет, старуха У Э́. Никак не хотят предки прийти и забрать ее с собой, хотя сама Матушка помогает ей сегодня, а вход в дом У Э широко открыт для духов. Ак Ми Э стережет его от чужих. Даже когда ей совсем невмоготу — холод проникает в самые кости, и приходится поневоле отбежать к костру погреться, — она не спускает глаз с тяжелого полога. Чуть только он шевельнется, будто бы от ветра, — в одно мгновение девушка подлетает к открытой двери. Чужой дух не осмелится зайти туда, если увидит у дверей человека из Рода И Ла́й. Сегодня вход охраняет не сын Той, Что Ждет, и не дочь, не внуки ее и не правнуки, не братья и не сестры. Никого у нее нет, никого не осталось из этой малой ветви большого Рода. Поэтому никто не пришел проводить ее по дороге предков, как положено по обычаю, поэтому некому охранить от чужих духов вход в ее жилище, и поэтому Матушка привела сегодня с собой свою воспитанницу.

Сегодня она, Ак Ми Э, провожает вместе с Матушкой в небытие весь малый род Той, Что Ждет. И это первый явный знак того, что вскоре ей тоже предстоит стать Хранительницей. Ведь Матушка могла взять с собой Су И́н или даже Сис Мя Э, которая всего на год старше Ак Ми Э, но уже посвящена прошлой весной. Но Матушка привела ее. «Ты сильная, — сказала она ей, — ты будешь помогать мне сегодня». И она будет стоять! Сколько надо, хоть до самого рассвета, хоть еще целый день, хотя ее и трясет давно от холода.

Еще и ветер поднялся. Ак Ми Э съежилась еще больше и надвинула капюшон своей меховой парки ниже. Ветер задувал Снизу, леденил ноги, залезал под парку, играл пламенем костра и пологом, закрывавшим вход в жилище У Э. Ак Ми Э отчаянно захотелось обратно к костерку, но пение Матушки внезапно стало гораздо громче, она опять пронзительно закричала в призыве, который Ак Ми Э слышала уже много раз этой ночью. Сейчас не время греться, сейчас совсем для другого время, и девушка совсем провалилась в меховую одежду, лишь нос и два глаза снаружи. Ноги ее выбивали дробь, ресницы смерзлись от слез, навернувшихся на, глаза от ветра, и не было сил их стереть, когда яростным порывом полог, что сторожила Ак Ми Э, откинуло больше чем наполовину и Матушка там, внутри, закричала так пронзительно и неистово, что Ак Ми Э невольно вторила ей своим срывающимся голоском. И замолчала внезапно…

Матушки тоже больше не слышно. Не слышно ударов ту́на. Ветер еще играл пламенем костра и краем полога, но эти слабые дуновения нельзя было сравнить с жестокими порывами, что трепали Ак Ми Э еще несколько мгновений назад. Не так много времени прошло, когда ушли и они, опять стало тихо. Девушка уже снова было начала поглядывать на костерок, когда услышала напряженный Матушкин голос: «Ак Ми Э! Входи!»

Она ввалилась за полог, в блаженное тепло, не зная, что ей дальше делать.

— Ты совсем продрогла. Сядь пока ближе к очагу, — устало, даже не совсем своим голосом сказала Матушка.

Ак Ми Э присела возле очага, распустила завязки парки, но снять ее так и не решилась. Вокруг было тепло, но холод так наполнил ее всю, что теперь он словно выходил и выходил наружу, не давая войти теплу, и она все еще дрожала, не в силах согреться.

Та, Что Ждет, покоилась на лежанке в глубине жилища. Рядом откинулась на меховых подушках Матушка, обессиленная, но довольная. Ветер, ворвавшийся внутрь, погасил почти все свечи, кроме двух рядом с очагом. Но Матушка молча указала на них Ак Ми Э, и та задула их тоже. Теперь только поленья потрескивали в очаге.

Они долго молчали. Матушка отдыхала, а Ак Ми Э сосредоточенно пыталась отогреться, подставляя огню то один, то другой бок. Наконец она стянула с себя парку и тут же услышала голос Матушки:

— Скоро рассветет. Пойдешь к Старейшине. Скажешь, что тень У Э уже на дороге предков. — Ак Ми Э кивнула. — Надо о теле ее позаботиться. У нее ведь никого не осталось. Скажешь: нужен хороший погребальный костер. И пусть не жалеет ни зерна, ни масла! Лучшее полотно и меха! Нужно умилостивить духов, чтобы проклятие ее ветви унеслось вместе с дымом, а не поразило все наше Дерево. И повторишь ему несколько раз, Ак Ми Э: нужен хороший, богатый костер, много даров.

Матушка качала головой. Ак Ми Э глядела на нее с обожанием. Матушка так серьезна сейчас, но ей ничего не стоит прогнать злое проклятье, нависшее над Родом. Придет время, и она тоже сможет так. Проклятье Той, Что Ждет, не пугало Ак Ми Э, она с шести лет воспитывалась у Матушки, много знала о травах, простых болезнях, даже сама простые заговоры творила, ей часто случалось слышать о духах, дарах, заклятиях и проклятьях. Но это первый раз, когда Матушка взяла ее в помощь в таком важном деле. Потому что она сильная.

— Совсем продрогла, — ласково сказала Матушка. — Отогрейся сначала, потом к Старейшине пойдешь.

— Мне уже тепло, Матушка, — храбро заявила Ак Ми Э. — Если надо, я сразу же побегу!

— Погоди. Пусть успокоится, — совсем уж непонятно бросила Матушка.

— Кто, Та, Что Ждет? — растерянно посмотрела Ак Ми Э на тело.

Матушка отрицательно покачала головой.

— Та, Что Ждет, далеко уже.

— А кто? Что? — Ак Ми Э осеклась. Матушка молчала, не надо было ей задавать таких вопросов. Надо иметь терпение.

— Имей терпение, — словно услышав ее, вдруг сказала Хранительница. — Скоро сама увидишь, сама услышишь. Будешь с духами разговаривать, многое сама узнаешь. Только берегись их разгневать — жить будешь в несчастье и бедах, умрешь одна-одинешенька, как У Э, а с тобой и весь род твой малый.

Очень хотелось Ак Ми Э спросить, чем же Та, Что Ждет, духов прогневила, но так и не решилась она. Матушка сама неожиданно нарушила тишину:

— Верно я увидала тебя тогда, Ак Ми Э, много лет назад. Правильно разглядела. Ты сильная. Трижды я призывала предков прийти и забрать с собой дух Той, Что Ждет. И трижды они отказывали, уж очень большая вина на роде У Э. И трижды ты не пускала тех, кто являлся вместо них. Ты очень сильная. Пропусти ты их хоть раз, мне было бы тяжело удержать дух У Э.

— Но как, — Ак Ми Э не могла прийти в себя от удивления, — как же не пропускала? Я не видела ничего и не слышала!

— Это было твое испытание. Весной ты станешь Хранительницей Рода. Я буду обучать тебя, как Су Ин обучает Сис Мя Э. И ты проснешься.

Она улыбнулась, девушка тоже. Ак Ми Э, Та, Что Крепко Спит. Так ее нарекла Матушка при рождении. Ак Ми Э спросила ее как-то, почему так? «Не знаю, — ответила тогда Старшая Хранительница, — имена приносят духи, я же только нарекаю. Сама поймешь со временем». С тех пор Ак Ми Э и смотрит вокруг: ох, непростые имена дают духи! Вот подружка Аэ Тэн, Быстрая Девушка, она всегда наперед делает, прежде чем подумать; а У Э взять к примеру, ведь всю жизнь одна промучилась, словно все чего-то ждала. Даже в смерти ждала, долго не хотела уходить. Обычно люди легко уходят, быстро. А милый ее сердцу Ак Ло Тан, Крепкое Дерево Тан, действительно крепкий и рослый не по годам, и кое-кому постарше спуску не даст. А вот сама она спит чутко и беспокойно, какая же она Ак Ми Э? Но Матушка всегда права, ведь духам открывается то, что людям неведомо.

Счастливая летела Ак Ми Э этим зимним утром к Старейшине, отвечая радостным блеском глаз и веселыми кивками на приветствия. Уже сейчас на нее по-другому смотрят в Роду, не то что на других девушек ее возраста. Ведь она — будущая Хранительница. И знает уже многое, но самое главное — это научиться с духами говорить. Вот этому-то ее и будут учить после посвящения. А потом, когда сама она в первый раз проведет обряд рождения и сможет дать имя новому ребенку в Роду, Ак Ми Э станет полноправной Хранительницей. И тогда ей придется уйти от Матушки в свой дом, который для нее построит Род. И люди будут приходить к ней, в ее жилище, с дарами и просьбами. Все они станут ее детьми. Может статься, когда-нибудь и она станет новой Матушкой!

И она счастливо улыбалась, когда бежала обратно, от Старейшины в бывшее жилище У Э. Она прятала свое счастье внутри, когда стояла совсем рядом с погребальным костром Той, Что Ждет, и пламя высоко вздымалось, дыша ей прямо в лицо. Она видела, как Матушка шептала о чем-то Старейшине после погребения, указывая на нее, и просто заискрилась вся от радости, когда этот сухой суровый старик кивнул в ответ головой, поднял свой посох и стукнул им трижды о землю, говоря Матушке: быть по сему. Всю зиму она ждала праздника Весны, того самого, когда Хранительницы Рода посвящают новых или выбирают себе будущих воспитанниц, если найдут таких среди детей Рода. Всю зиму ждала она того светлого дня, когда жизнь ее изменится уже навсегда.

 

ЧАСТЬ 1. На краю

Пиршественная зала дрожала от громкого смеха и выкриков. Низкий потолок возвращал все звуки эхом обратно в зал, не давая им воспарить, и шум стоял невообразимый. Столы, уже не ломящиеся от яств, как в самом начале застолья, опоясывали большим кольцом всю залу. Центр ее был оставлен для танцев, а пока там резвились королевские шуты. Но это еще не все! На мощеной площади перед замком король приказал поставить еще столы, много столов с угощением для горожан, бедных и не очень, заезжих крестьян и даже для нищих. Брага и вино лились рекой. Потому что не было праздника дороже королевскому сердцу, чем тот, что сегодня пришел в его дом. Его Гайят, его любимой дочери, что заслуженно горделиво красовалась по правую руку от него, сегодня исполнилось восемнадцать.

Вчера, показывая свое искусство, блистали лучшие воины, оспаривая честь первого танца с ослепительной Гайят на сегодняшнем пиру. Сегодня же, поднимая свои кубки, они наперебой восхваляют ее, надеясь на то, что старшая дочь короля благосклонно им улыбнется. Те, кто постарше, тоже не отстают в восхвалении достоинств и красоты Гайят, в надежде на то, что им благосклонно улыбнется сам король, Правитель обширных земель Адья Тэрэк. Но что поделаешь, куда уж проще завоевать благосклонное внимание его дочери!

Король сегодня добр, и все об этом знают, поэтому от нижайших просьб и ходатайств нет отбоя. Но веселая и беспечная маска благосклонности, которая во время пира не сходит с лица последнего Правителя из рода Сэмержи, может обмануть только непосвященных. Поднимая кубки один за другим за здоровье, красоту и ум своей дочери, за благополучие и славу Королевского Рода и благоденствие Адья Тэрэк, он то и дело внимательно обегает взором пиршественную залу. Несмотря на торжественный день, заботы, как обычно, снедают его, бороздят его беспокойный ум, и присутствие недавно прибывшего посланника Линзора, что сидит сейчас справа, на почетном месте совсем недалеко от короля, дает обильную пищу этим нелегким раздумьям.

Но то, что на бесстрастном лице хитрого линзорского щеголя ничего нельзя прочесть, похоже, заботит не только властителя Адья Тэрэк. Многие сегодня в этой зале со скрытой тревогой буравят взглядами линзорца, и лишь прекрасная Гайят сколь царственна, столь же беспечно весела. А ведь на самом деле именно ее судьба решается в эти несколько дней. Или уже решилась? И королевские придворные, потомки древних родов Адья Тэрэк, снова и снова с тревогой вглядываются в линзорца, несмело, украдкой, поглядывают на короля Хаадида, взглядами вопрошают Первого Советника, седобородого Таржида из рода Сэмержи, восседающего по левую руку от короля так значительно, словно ничего в Земле Адья не укроется от его взора.

Вот посланник встал. По традиции речь иноземного гостя всегда завершает торжественную часть празднества. Все присутствующие обратились в слух. Но, ко всеобщей досаде, речь его столь же бесстрастна, сколь и внешний облик. Нельзя не восхищаться таким нежным и красивым цветком, каковым является королева праздника прекрасная Гайят, говорил он. Но как решить, как разобраться, что же пленяет больше скромного иноземного гостя в королевской дочери: прелесть ли женщины народа адья, признанная во всем мире (и в далеком Линзоре тоже), или необычное для столь юного создания достоинство, а также сильный благородный ум, призванный решать великие задачи? Короткая встреча, во время которой посланнику далекого Линзора посчастливилось иметь беседу с Первой Госпожой Гайят, повергла его в смятение, от коего он до сих пор не может опомниться. Воистину гордость отца, вырастившего такой цветок, безгранична! Боги Земли Адья, должно быть, благосклонны к народу Адья Тэрэк и Королевскому Роду, являя в каждом поколении образ властителя, достойного править великим народом.

И все. Придворные разочарованно переглядывались. Ничего не понятно. Кроме того, витиеватая речь ушлого посланника, произнесенная хоть и не им самим, а с помощью толмача, понравилась Гайят более всех других, вызвала на ее щеках легкий румянец. Может, королевской дочери уже известна ее участь?

Посланник сел, подали сигнал к началу танцев, и музыканты выстроились в конце залы. Король отвлекся от беседы, чтобы взглянуть на счастливца, который откроет танцы вместе с его дочерью. Конечно же, он знал, кто завоевал вчера в поединке это право. Тай, наследник славы и богатств рода Кальги, одного из самых могущественных в Адья Тэрэк, стал вчера первым среди лучших. Хотя нет, не к нему сейчас было приковано внимание властителя Хаадида, а к тем, кто провожал молодого Кальги взглядами, полными то одобрения, то зависти, то злости, а то и ненависти. Почтительно, с поклоном, Тай предложил руку старшей дочери короля, и она благосклонно приняла ее. Следом за ним Ранжин из рода Кайя, не менее славного и влиятельного, чем Кальги, подошел к совсем юной еще Адиже, младшей сестре Гайят. Придворные стали подтягиваться за ними к центру залы, пары постепенно выстроились, и с началом музыки голоса пропали, заглушённые ее звуками и шарканьем многочисленных пар ног. Наступило блаженное время, когда никто никого не слышит, вино разливается виночерпиями уже не рекой, а морем, а праздник переходит постепенно из пышного торжества в веселье и дурачества, в отчаянное буйство людей и красок.

Места за столами опустели, лишь сановники в летах продолжали свои разговоры, осушая один за другим свои кубки. Глаза многих из них жадно искали внимания властителя Адья Тэрэк, но, так и не призвав никого к себе, король погрузился в раздумье, глядя на танцующие пары, медленно смакуя вино из своего кубка в обществе Таржида, Первого Советника, своего дяди второго колена.

Наконец-то Советнику удалось проследить за блуждающим по зале королевским взором. То и дело Правитель Хаадид посматривал на чужеземного посланника, лихо закручивающего фигуры в самой гуще танцующих, и, видя это, Таржид отважился нарушить размышления Правителя.

— Властитель, — произнес он, почтительно наклонившись к королю, чтобы говорить негромко, несмотря на оглушительный шум в зале, — позволено ли мне узнать, отчего линзорский посланник сократил свое пребывание против назначенного? Я должен отдать распоряжения о его отбытии. Указать число охраны, подарки, почести… — начал было он, но король прервал его взмахом руки, усмехнувшись пренебрежительно.

— Как приехал, так пусть и уезжает. Он все еще смотрел на танцующих.

— Не увеличивать и не уменьшать, — резко добавил он. — Как знать…

Советник кивнул.

— И еще, у Правителя было намерение созвать Малый Совет завтра… Но я еще не отдавал распоряжений…

— Совета не будет.

Король повернулся наконец к своему ближайшему придворному. Усилием воли он стряхнул с себя рассеянность и легкое опьянение, и черты его вновь приобрели обычную жесткость.

— Праздник слишком затянулся, Таржид. Но пусть Гайят сегодня веселится.

— Гайят сегодня необыкновенно красива. Этот наряд в серебре на ней… бесподобен. Я и не заметил, как она выросла, — вздохнул старик, — а ведь я носил ее на руках когда-то. И Адижу тоже.

Король невольно опять воззрился в глубь залы, поискал взглядом старшую дочь, и глаза его потеплели на мгновенье. Но только на мгновение.

— Мне нужно поговорить с тобой, Таржид.

Советник наклонил голову слегка, выражая свою преданность и готовность. А король уже вставал, подав предварительно знак старшему ахаду Тижу, начальнику стражи Правителя. Время праздника для властителя Адья Тэрэк завершилось. Непродолжительное замешательство, возникшее было среди придворных, быстро улеглось, когда король исчез в парадных вратах. Лишь небольшая часть приглашенных последовала его примеру. И только теперь, после ухода Правителя, празднество, как обычно, вступило в самую приятную свою стадию.

— Таржид, — тем временем уже мерил шагами свои покои Хаадид, — не надо ждать отбытия посланника. Пусть все отряды Сайина готовятся завтра к выступлению. Но так, чтобы эта линзорская собака не пронюхала!

Табурет, попавший под ноги королю, со страшной силой врезался в стену и рассыпался на куски. И без того насторожившийся старый Советник вздрогнул: Правитель редко терял лицо, хоть и отличался вспыльчивостью; как и все из Королевской ветви рода Сэмержи, он не привык, чтобы ему перечили. Таржид, бессменный Первый Советник со времен еще Тайадида, отца нынешнего Правителя, пользовался, конечно, не безмерным, но все же наибольшим доверием короля среди всей знати Адья Тэрэк, но даже он видал столь безудержный гнев Хаадида лишь дважды. И оба раза войска Адья терпели сокрушительные поражения, более того, были разбиты наголову. Что же привез линзорец на этот раз?

— Он оскорбил меня! Смертельно оскорбил!

Король пошарил глазами вокруг, словно ища, что бы запустить вслед за табуретом, но под руку ему не попалось ничего, кроме расписной вазы из Бёрикса. Однако, судорожно обхватив пальцами ее поверхность недалеко от ажурного горлышка, король Хаадид остановился, усилием воли возвращая себе рассудительность. Слишком много было с ней связано воспоминаний, да и ценность ее огромна.

— Неужели посланник Линзора осмелился… — не веря своим ушам, пробормотал Советник.

— Да не он! Осмелься он только оскорбить меня здесь, в моем дворце в Чатубе, я бы приказал оторвать ему голову! Линзор оскорбил меня и весь мой Род!

Он сделал еще круг по комнате и наконец присел на диван среди ярких узорчатых подушек почти напротив Таржида.

— Что же Линзор осмелился требовать от нас? — Советник сузил глаза.

Римафеи, король древнего Королевства Линзор, был умен и хитер. Линсы давно утратили свое былое могущество, а с ним и полное господство в этом мире, у них под боком народ адья покорил почти все Серединные Земли, а потом и на юге мореходы основали свой Островной Союз, но все равно линсы оставались первыми среди равных. Богатства, знания и изворотливый ум их властителей всегда удерживали в равновесии их империю, теперь уже небольшую, но все еще мощную. Неужели они решили открыто схлестнуться с Адья Тэрэк? Война между ними может смести с лица земли оба королевства…

— Не требовать, а просить! Мою Гайят! — Лицо короля исказилось недоброй гримасой. Он слишком долго сдерживался, и теперь изливал свою желчь на голову Таржида.

— Но, властитель, — Таржид изумленно развел руками, — мы же надеялись на это! Мы ведь ожидали, что Римафеи попросит Гайят для своего сына!

— Ожидали!.. Такого мы от Линзора не потерпим! — Король уперся в Таржида тяжелым взглядом. — Он осмелился просить Гайят не для Тимора, своего наследника, а для Нилби, его бездарного брата!

Советник обмер, потеряв дар речи. Что можно на это сказать? Такого действительно не мог ожидать никто: обратиться с таким позорным предложением к королю Адья Тэрэк! Как линсы только посмели? Римафеи, похоже, чувствует себя слишком уверенно, если решил, что объединение с Гайят, о котором намеки ходили уж года два то с той, то с другой стороны, недостойно его наследника. «Но мы не можем ввязываться сейчас в новую войну! Казна пуста… Все в Виктию уходит», — подумал старик с холодком. Но как об этом сейчас сказать Правителю?

Король же, напротив, казалось, обрел некое подобие равновесия, выплеснув наружу ту желчь, что со вчерашнего дня разъедала ему внутренности. Он наконец откинулся спиною на подушки, и гневное выражение на его лице, к облегчению Таржида, уступило место суровой озабоченности.

— Новую войну нам сейчас затевать невозможно, — продолжал он уже спокойнее, — и Римафеи это знает. Линзор теперь силен, как никогда. Эти их новые островные колонии приносят кучу золота. Наши «глаза» в Линзоре говорят, что сокровищница Римафеи просто ломится от золота! И это тогда, когда мы так обескровлены! Весь наш юго-восток пылает… Эти постоянные набеги квирайя! Дэльгар снова бунтует, в третий раз за пять лет! Казна пуста. Они нас сильно потеснили в Виктийских землях. И неудивительно…

— Дэльгар вновь шумит не просто так. Там пахнет линзорским золотом.

— Конечно, они! Проклятье, Адья Тэрэк слишком велика! Много дней надо скакать из конца в конец. Еще совсем недавно это радовало мое сердце.

— Да, — кивнул Таржид, — нам приходится держать слишком большие гарнизоны повсюду. Но мы не можем уменьшить их! Мы не можем отозвать их, особенно сейчас… А набрать новых и обучить, да еще оружие… Даже если ввести еще налог-другой, мы нескоро соберем необходимые… словом, мы не можем сейчас воевать с Линзором.

Хаадид поднял палец.

— И Римафеи так рассудил. Он хорошо знает, что да как здесь. У него тут есть глаза и уши.

Советник покачал головой:

— Конечно, есть, мой властитель, но не надо иметь тут глаза и уши, чтобы понять, что Адья Тэрэк не готова к большой войне. Но чего он добивается сейчас, предлагая своего Нилои в мужья наследнице трона Адья? Очевидно, что такое предложение не может быть принято!

— Конечно, Римафеи не дурак. Сверх того он уступает нам Виктийские земли. Они отходят к нам полностью, даже те, что заняты сейчас линзорцами. Как только эта бесконечная война в Виктии закончится, восстановится торговля с Югом через эти земли. А пока он предлагает помощь в обуздании мятежей в Дэльгаре, которые терзают нас каждый год. И заверения в своей вечной любви к народу адья.

Советник подавленно молчал. Правитель Линзора обещал не мало. И не много. В самый раз.

— Это еще не все, Таржид. И золото. — Сколько? — выдохнул старик.

— Много. Для будущих родственников ему не жалко двух, а может, и трех больших конных повозок с линзорскими золотыми слитками.

Снова не было слов. На таких условиях можно стерпеть и Нилои, вот только…

— Вот только что будет потом?… Если согласиться на эти условия? Линзор может поглотить Адья Тэрэк.

— Клянусь Кайятрэ, так и будет! — вновь громыхнул король, и Советник вжался в мягкие подушки. — Сейчас их боги, видно, сильнее наших! — Он погрозил кулаком своду. — Ничего, у них там своя война, а у людей своя. Будет и наш час.

— Нилои не смирить Гайят, — тем временем бормотал Таржид, — она достойная дочь своего отца, да и знать наша не позволит, но…

— Но, — подхватил король, — после моей смерти она останется один на один с Линзором. Да еще с Нилои под боком. Он — это ничто! — Он плюнул. — Пустое место. Но с ним Римафеи пришлет кого-нибудь позатеистее, посообразительнее. Сильнее. Гайят — достойная дочь, но и Тимор — достойный наследник Римафеи. Потомки его и Гайят могли бы унаследовать самую великую и мощную державу в истории. Полмира! Но он хочет иметь все один, без Гайят и моих потомков! — Он стукнул по колену кулаком. — Как только я уйду из этого мира, они приберут к рукам Адья Тэрэк. Страшно даже думать: то, что выгрызли зубами мои предки и я сам, будет отнято у моих детей… быть может, разделено на провинции, расчленено, как мертвое животное!

— И что же сказал властитель линзорскому посланнику?

— Пока ничего, проклятье! Ничего, хотя я мечтал снести ему голову своим мечом и скормить ее бродячим собакам, его сородичам! — Он перевел дух. — Я предложил ему Адижу. Когда она немного подрастет.

— Римафеи не нужна Адижа.

— Конечно! Но и войны пока не будет. Нам нужно время. И деньги.

— Но у нас не будет золота ни через год, ни через два! То, что выплатят нам дэльгарцы, когда мы окончательно разобьем их, не покроет даже того, что мы потратили на этот поход! А что касается Шайтьяра, Адья и всего нашего юга… Я докладывал об этом несколько дней назад на Совете. Почти все, Что можно выжать, идет в Виктию.

— Деньги будут. Нужно лишь время, чтобы взять их.

— Но где мы можем…

— Не об этом я хотел сейчас говорить с тобой, Таржид, — твердо сказал Хаадид, будто обрезал, и Советник молча склонил голову, выражая внимание и повиновение. — Так вот, теперь мы знаем, что Римафеи невыгодно объединение правящих Родов Адья и Линзора. И теперь я тоже этого не желаю! Он решил прибрать Адья Тэрэк к рукам и думает, что Гайят, взойдя на трон, позволит ему это?! Что она всего лишь слабая женщина и отдаст ему или его презренному Тимору то, что мои предки строили веками? Как бы не так!

— Линзор действительно силен, — задумчиво проговорил Таржид, — и неудивительно, что Римафеи решил: настало удачное время, чтобы вернуть все то, что линсы утратили за последние триста лет. Ведь и Дэльгар, и запад Адья, да и многое другое… все это когда-то принадлежало им. Не говоря уже о Виктийских землях.

Правитель махнул рукой.

— Их рвение понятно. Но зря они думают, что здесь, в Чатубе, Правители глупее тех, что сидят в Линсэрэе. Гайят будет властвовать в Адья Тэрэк! Только она одна!

— Никто не осмелится оспорить право Гайят на трон Адья Тэрэк, — горячо подтвердил Таржид. — С ее прапрабабки, Великой Гайят, род Сэмержи начал править в Земле Адья. Молодой Гайят, дочери властителя, всего восемнадцать, но, клянусь, когда я смотрю на нее, мне в голову приходит мысль, что это дух священной Гайят спустился с небес, чтобы снова править народом Адья!

— Не оскорбляй богов, — мирно предостерег Хаадид,

Но видно было, королю приятны слова Первого Советника, тем более, что они, по всей видимости, были искренны.

— Да простит меня священный дух Великой Гайят, — пробормотал старик. — Но близятся тяжелые времена для народа Адья. Если все так, как мы думаем, угроза из Линзора будет шириться и шириться. Гайят нужна будет сила… Ей нужен сильный король. Воин. — Он поднял глаза на короля. — И, возможно, уже очень скоро, мой властитель.

Хаадид опять встал, небрежным движением руки освободив старика от обязанности подниматься за ним.

— Это я и хотел обсудить с тобой, Таржид.

И он опять принялся мерить шагами комнату, на этот раз не в гневе, а в раздумье. Старый советник хорошо знал своего Правителя, так ему лучше думалось.

— Кто, по-твоему, мог бы занять место рядом с Гайят? — на ходу бросил король почти безразлично, но Таржиду было хорошо известно, что теперь властитель будет слушать его очень внимательно. Он задумался.

— Лишь несколько родов могли бы ожидать такой высокой чести, — сказал он после небольшого раздумья. — Прежде всего, это дальние ветви Сэмержи. То есть из всех отделившихся ветвей Сэмержи лишь мой дом столь славен и почитаем, мой властитель. Никто не стал бы оспаривать такое решение, оно укрепило бы и Королевский Род, и трон. Но, к несчастью, в моем доме сейчас нет мужчины, достойного такой чести. Властитель знает это. Райшен, мой внук, ближайший из тех, кто мог бы занять место подле Гайят, еще очень юн, моложе Адижи. — Он покосился на Хаадида, но тот все шагал, не сбиваясь с ритма, и старик продолжил: — Из других… лишь только роды Кайя, Ардэжй и Калый могут оспаривать эту честь. Ну, есть еще и Тайрэк, но сейчас ни в одном доме Тайрэк нет воина, достойного Гайят и трона Адья Тэрэк, и они не станут оспаривать права других родов. Среди остальных, названных мною, — и Кайя, и Кальги, и Ардэжй — достойные есть, и не просто достойные, лучшие воины и военачальники Адья… Есть еще двое, чья доблесть и воинское счастье так прославили их… что слава их рода теперь близка к Кайя или Кальги. Они сейчас величайшие. Властитель знает, что я говорю о его верном Сайине и о Ране Махвази, который сейчас в Виктии. За ними пойдет любой воин, но другие, более родовитые, могут счесть себя оскорбленными…

Он примолк, но король все вышагивал и вышагивал, и старик вновь заговорил:

— Я осмелюсь сказать, что, по моему разумению, надо обратить наибольшее внимание на род Кайя.

Он перевел дух.

— Ты считаешь, что Ранжин сможет стать той самой опорой для Гайят? Той, что ей необходима? — спросил король, останавливаясь.

— Да, властитель, — Таржид склонил голову.

— Я не уверен, что ты прав, — так быстро ответил Хаадид, что старику стало ясно: он уже принял какое-то решение.

— Властитель доверит мне свои мысли, кто же подходит наиболее? Кто достоин занять место на троне рядом с Гайят? — осторожно спросил он.

— Я думаю об этом со вчерашнего вечера, — признался Правитель Адья Тэрэк вместо ответа. — Ты прав во многом, Таржид. Сегодня я наблюдал со вниманием за ними за всеми.

Он внезапно остановился и повернулся к старику.

— Что ты думаешь о молодом Кальги? — неожиданно спросил Хаадид, впившись взглядом в своего Первого Советника.

— О Тае? — непритворно удивился старик. — Он слишком молод еще. Лет на пять старше Гайят, не больше. И… словом, мне кажется, он недостаточно умен для этого, властитель. — Он заторопился, видя, что король недоволен. — Он великолепно проявил себя на поле боя, и в прошлом году в Дэльгаре, несмотря на свою молодость, повел себя решительно и смело, хоть и рискованно. Мы избежали тогда больших потерь. Но это было еще и везение. Он, безусловно, станет великим воином, когда… с годами приобретет опыт и мудрость, которой ему пока недостает. Но Ранжин не менее храбр! И уж никак не менее удачлив. И он совсем не так прост, как Тай. Властитель сам знает, как Ранжин хитер и расчетлив, его рассудок холоднее, а ум находчивее, чем у Тая. Для Линзора он будет постоянной угрозой. Он будет достойно править. Конечно, он вдвое старше Гайят, но это не так уж важно, к тому же я тоже наблюдал за ней во время празднества в ее честь, и раньше тоже… Мне кажется, что она также отдает предпочтение Ранжину, хоть это и не так заметно…

— Таржид, — перебил король, выслушивавший до этого спокойно все, что говорил Советник, — править, — и он сделал ударение на этом слове, выразительно посмотрев на старика, — будет Гайят. И я не сомневаюсь, что она будет править достойно. И ее рассудок, — и взгляд его стал насмешливым, — со временем станет холоднее, чем у Ранжина Кайя, а ум ее будет находчивее, чем его. Я не собираюсь умирать уже завтра. А к тому времени, как я соберусь отправиться к богам Адья, Гайят будет мудрее многих моих советников. Ты прав, Таржид, когда я смотрю на свою дочь, я словно вижу Великую Гайят, о которой сложены легенды. Она будет править в Адья Тэрэк, и никто другой! А потом ее потомки, и мои тоже. И ей не нужна такая сила, потому что у нее она есть! Ей нужна преданность, верность, Таржид! И ей нужно, чтобы люди не только здесь, в Чатубе, королевской столице, проявляли полное повиновение, но и чтобы последний дровосек в забытом всеми богами Дэльгаре страшился ее власти. Мощью моей Гайят, ее карающей рукой, будет ее избранник. И Адья, и Дэльгар, и Линзор должны будут бояться его и чтить Гайят! Вот что такое опора, Таржид.

Он помолчал немного, но Советник не отважился нарушить тишину, и король добавил:

— Ранжин действительно умен и хитер, да и Гайят, в этом ты не ошибся, выделяет его среди остальных, но ни мне, ни Гайят не нужны те интриги, которые он будет бесконечно плести вокруг трона Адидов. Ей не нужен равный. А молодой Кальги и на самом деле пылко влюблен в Гайят. Она сказала мне несколько дней назад, что, если бы, кажется, в шутку попросила его вынуть сердце из груди, он бы, наверное, сделал и это. Я же убедился сегодня, что до этого недалеко. Именно такой нам нужен: отважный воин, преданный ей, и только ей. Рожденный побеждать. Но только не ее, Таржид. Она будет править.

Он выговорился. Замолк теперь уже надолго. И тогда старик снова отважился заговорить.

Властитель мудро рассудил, — качнул он головой. — Ранжин не лучший выбор, и если я сразу не понял этого сам, то только потому, что был застигнут врасплох. Никто ведь и не думал, что союз Тимора с Гайят, о котором уже столько лет толкуется, будет отвергнут Римафеи. Избранник Гайят действительно должен быть надежен и предсказуем. Но силен. А Тай все сделает для того, чтобы возвеличить Гайят и упрочить ее власть. Пожалуй, он лучший избранник. Но это может вызвать ненависть рода Кайя… хотя, с другой стороны, род Кальги имеет больше влиятельных ветвей, особенно в провинции. Ранжина просто нельзя упускать из виду, а потом ему придется смириться.

— Мы ведем столько войн то больших, то малых, — со смешком заметил король, садясь и откидываясь на подушках. — Если Ранжин заупрямится, то может исчезнуть в гуще какого-нибудь кровавого сражения. А с ним и все надежды рода Кайя. Ему придется смириться!

— Надо еще все хорошенько взвесить, — заметил Таржид, — тем более что Гайят…

— Некогда, — перебил снова Хаадид, — некогда размышлять. А Гайят никогда не воспротивится своему благу, для этого она слишком умна. Завтра утром я поговорю с ней об этом. А потом у меня будет разговор с молодым Кальги. Проверим его преданность. Если сможет… — Он запнулся и пробормотал уже совсем тихо: — Если достанет «звезды» для нас… быть ему супругом Гайят.

— Звезды?… — непонимающе переспросил Таржид. Правитель Адья Тэрэк махнул рукой.

— Это пока не должно заботить тебя, Таржид. — И старик почувствовал обиду. — Но может случиться так, что золото у нас появится гораздо раньше, чем ты думаешь. И много.

Удовлетворенность на его лице сменилась досадой. Советнику было ясно, что король жалеет о случайно вырвавшихся словах, и от этого становилось еще обиднее. Что он затевает? Что это за тайны от него, Таржида? Тут дело очень серьезное. А король тем временем заторопился:

— Обо всем об этом, Таржид… Старый придворный поклонился.

— Хорошо, — милостиво кивнул король в ответ, — указания насчет линзорского посланника тебе даны. Ничего лишнего, но и не пугай его понапрасну.

Старик встал — разговор окончен. Попрощавшись с правителем Земли Адья, он вышел и направился в свои дворцовые покои. И более всего его интересовала новая королевская затея, для которой ему понадобился молодой Кальги. Конечно, Таржид не собирался отдыхать. Как только он доберется, он сразу же примется за поиск разгадки, если только все его верные люди не перепились на этом проклятом празднике в честь будущей Правительницы.

Ак Ми Э двигалась меж домов, увязая на неутоптанных дорожках, которых так много в родном поселке. Она старалась идти как можно быстрее, но не сбиваясь на бег. Путь ее лежал к самой окраине, к дому Матушки, поэтому ей пришлось идти через весь родовой поселок, и дорога под ее ногами никак не кончалась. Пустые приветствия встречных, опускавших глаза при ее приближении, вонзались в нее хуже костяных игл, которыми сшивают грубую одежду. Иногда она отвечала, а иногда чувствовала, что слезы душат ее и она не в силах разлепить перекошенный рот, и тогда лишь кивала, опуская глаза… как и они. Когда же, когда закончатся эти бесконечные дома?

Наконец она выбежала на окраину, и перед ней выросли те несколько домишек, к которым она так стремилась: Матушкин, Су Ин и построенный несколько лет назад новый домик Сис Мя Э. И еще один, заброшенный, его давно пора было разобрать. Он остался после предыдущей Матушки, и на этом месте должны были возвести жилище для Ак Ми Э, когда она станет Хранительницей. Но время шло, старый дом ветшал и своим темным хмурым видом напоминал Ак Ми Э о ее печальной судьбе.

Давно ли она ходила с гордо поднятой головой? Давно ли заливисто хохотала над каждой неудачной шуткой Сис Мя Э? Давно ли она мечтала, что ее жизнь изменится безвозвратно?

Давно, очень давно. Кажется, что было это много лет назад, а ведь с того времени, как Ак Ми Э прошла обряд Хранителей Рода, всего лишь четвертая зима минула. И весна скоро повернет ко второй половине. Зеленеют деревья, светит солнце, птицы поют, только все это Ак Ми Э теперь не в радость. Уж лучше бы она туда совсем не ходила…

Уже у самого порога домика она столкнулась с Су Ин. Как она стала похожа на Матушку! Су Ин всегда казалась немного печальной, но добрее ее не было существа во всем поселке. В доброте тоже есть изъяны, в последнее время стала понимать Ак Ми Э. Су Ин так хотела помочь девушке! Она так и лезла к ней со своей непрошенной заботой. После ее утешений да советов Ак Ми Э становилось еще хуже. Вот и сейчас она вышла из Матушкиного жилища с пучками трав в руках и застыла на пороге, увидав белое, напряженное лицо девушки.

— Ак Ми Э, что случилось? — Девушка махнула рукой, но Су Ин загораживала дверь то ли случайно, то ли намеренно, не давая возможности ей вскочить в спасительный сумрак жилища и расплакаться окончательно. — А Матушки нет еще. Видать, Старейшина долгую беседу с ней держит. Может, — она участливо поглядела на Ак Ми Э, — я смогу помочь?

— Ничего, — через силу произнесла девушка, — споткнулась, ударилась немного, приложу сейчас мазь с фэн-травой, и пройдет.

Понятно, что такая ложь не осталась нераскрытой, уж очень она жалкая, но не было сил придумывать что-нибудь другое, да и нехорошо это. Но тут уж и Су Ин сообразила, что не до нее Ак Ми Э, и когда девушка попыталась проскользнуть внутрь, Хранительница легко потеснилась ото входа. Что поделаешь, решила добрая женщина, посидит, выплачется — глядишь, и полегчает.

Как только девушка добралась до своего уголка — упала на лежанку без сил. Не хватало сил даже на то, чтобы по-настоящему расплакаться, она только всхлипывала судорожно. Наверное, все уже выплакала. Ак Ми Э и не знала раньше, что можно столько плакать. Не знала, что может быть столько боли.

В таком положении Матушка ее и застала. Сама она вошла тоже что-то невесела и даже сразу не заметила Ак Ми Э, уже затихшую на своей лежанке. Сбросила свой подбитый пухом огромный плат до самых пят, прошлась по горнице, рассеянно трогая травы, развешенные пучками по всем стенам, кроме входной, и только тут случайно бросила взгляд в уголок Ак Ми Э.

— Что же ты не разденешься? — осторожно подошла Матушка.

Девушка подвинулась все так же безмолвно, только мокрые глаза смотрели на Старшую Хранительницу безо всякой надежды. Обреченно.

— Ну же, Ак Ми Э, — зашептала Хранительница, садясь и обнимая девушку за плечи. — Что произошло опять? Кто обидел?

Та только сильнее зарыдала.

— Не могу… так, — наконец прошептала она.

Она же не глупая, видит, как тщетно пытается Матушка найти какие-то слова для нее — и не может. Неужели Старейшина с Матушкой про нее говорили?

— Видно, духам так угодно, девочка, — пробормотала Хранительница, опустив глаза.

— Нет, духам я не угодна, — Ак Ми Э присела и посмотрела на Матушку сквозь слезы. — Они не хотят со мной говорить. И каждый в Роду И Лай, каждый, даже маленький ребенок, знает, что духи не хотят Ак Ми Э. Она никогда не будет Хранительницей Рода. Наверное, права Та Ни, — и ее голос предательски задрожал, — они меня прокляли…

— Ты что же говоришь! — Матушка вскочила в негодовании. — Как только ты можешь говорить такое! Так говорить — все равно что призывать проклятие на свою голову. Берегись рассердить духов!

— Матушка, — Ак Ми Э тяжко вздохнула, — да весь Род гудит, как дикий рой в дупле лесного дерева! Мне до этого дня лишь только в лицо этого не говорили. А теперь и так уже сказали… Разве могу я своими словами сделать еще хуже?

Она стала вытирать слезы. Так случалось всегда — сначала рыданья, а потом Ак Ми Э успокаивалась, делаясь все рассудительнее. И все чаще эта мысль посещала ее голову в такие моменты.

— Мне нельзя здесь больше оставаться, Матушка, у тебя, — вздохнула она.

— Ак Ми Э… — только и смогла вымолвить старая Хранительница. — Погоди, не спеши, посидим сейчас, подумаем…

Сколько раз она так успокаивала Ак Ми Э? Но сейчас девушка решила окончательно. Чего ожидать неудавшейся Хранительнице от этого места? Четыре зимы назад она перешагнула тот порог, от которого можно было еще воротиться обратно в свой род, к матери, к отцу… Теперь они ее не примут. То есть примут, конечно, если Старейшина прикажет, а он прикажет, ведь он человек справедливый. Это раньше Ак Ми Э его боялась, а теперь понимает, что добрый он человек, хоть и суровый. Ведь только он, еще бывшая подружка Быстрая Девушка да Ак Ло Тан смотрят на нее, как раньше. Как во время того злосчастного праздника Весны, когда Ак Ми Э была так беспечна, так весела. Потом, когда она выпила воду с порошком коры тин-кос, но не увидела ночью явственных снов, Матушке легко удалось ее успокоить: так часто бывает в первый раз, сказала она. Пройдет немного времени, и Ак Ми Э обязательно увидит и сон свой вещий, и постепенно духов видеть начнет, сначала во сне, потом наяву, потом слышать их научится, потом разговаривать. Уж потом понимать, а это главное. Только когда Хранительница понимать научится, она настоящей становится. Тогда и отправляется она к роженице назвать своего первого ребенка. А духи играть будут, загадки загадывать. И если правильно все женщина сделает, тогда все в Роду ее Хранительницей признают, все склонятся перед ней и ее детьми станут. Трудный путь это, не один год уходит, а два или три.

Матушка снова успокаивала Ак Ми Э, только теперь девушка ей уже не верила. Четыре года, как она посвящена на празднике Весны, только ни на один пальчик не приблизилась к тому, чтобы настоящей стать. Не хотят духи, чтобы Ак Ми Э их понимала, чтобы с ними разговаривала. Не хотят, чтобы слышала. Не хотят ей показываться, даже во сне. Так и ходит она с Матушкой, помогая ей, словно и не посвящали ее никогда, словно не пила она напитка из коры дерева тин-кос. Что с того, что она узнала за это время о травах все ведомое старой Хранительнице? Что толку в ее простых заговорах, заученных на память? Кому нужна ее сила, о которой все время толковала Матушка, если духам она не нужна? Может, и вправду на ней проклятье? Тогда почему Матушка его не чувствует, почему духи не сказали ей об этом? Не сказали прежде, чем она выбрала маленькую Ак Ми Э к себе в воспитанницы? Столько вопросов… И ни одного ответа. Только слезы и боль.

Никогда прежде не бывало, чтобы Старшая Хранительница ошиблась, взяв не ту девочку, без силы, без желания и способности с духами говорить. Ведь они, духи, сами выбирают, Хранительница лишь указывает. Желания у Ак Ми Э всегда предостаточно было, а вот способности и силы, видно, нет. За что же духи сыграли с ней такую злую шутку? Ведь она так верила в себя… когда-то. Ждала, надеялась. Все отдала духам, даже ясные глаза и сильные руки Ак Л о Тана, все до капли! За что же?… А теперь что с ней делать? Она перескочила из одной жизни в другую, но в эту другую так и не попала, повисла где-то между. И теперь она одна, совсем одинешенька, никого у нее нет. Отец, мать, что теперь стыдятся ее, Ак Ло Тан, что до сих пор предан ей, — все остались в той жизни. А Матушка, Су Ин, Сис Мя Э тоже далеко и оттуда смотрят на нее, то ли сочувствуя, то ли жалея. Лишь подальше отсюда, где никто не знает про Ак Ми Э, так и не ставшую Хранительницей Рода И Лай, она сможет прижиться, успокоиться…

Матушка, казалось, услыхала мысли Ак Ми Э. Или это духи пересказывали их ей?

— Не надо спешить, — почти взмолилась она, — я же знаю, серьезно ты уйти надумала. Я только что у Старейшины была, все можно еще уладить, если ты вернешься в свой род…

Ак Ми Э покачала головой:

— Все уже думают, что я проклята. Зачем я им? Они будут бояться меня, бояться, что из-за меня вся ветка погибнет. Как род У Э, помнишь ее?

— Конечно, как не помнить. Не так давно это было.

— А для меня, — медленно проговорила Ак Ми Э, — очень давно, в другой жизни.

И словно в оцепенение впала, замерла, замолкла. Матушка нарушила его:

— Конечно, люди требуют, чтобы тебя прогнали от меня, чтобы изгнали из Хранительниц. Боятся, чтобы… наказание не пало на весь Род. Но ты ведь знаешь, что нет никакого проклятия, Ак Ми Э.

— Не знаю, — покачала она головой, — может, и нет. А может, и есть. А если нет — так будет. Та Ни меня сегодня просто прогнала, а ведь я пришла все к родам приготовить для тебя, Матушка, как ты велела. А она так раскричалась, — нос Ак Ми Э опять покраснел, точно предупреждая: сейчас снова будут слезы, — словно одержимая злым духом. Кричала, что проклята я, что не хочет она, чтобы близко такая, как я, подходила к ней. И к ребенку, который у нее будет со дня на день. Что из-за меня, — и тут слезы наконец закапали, — и детей рождаться меньше стало, скоро совсем не будет. Это я бесплодие напускаю на Род…

И она разрыдалась, кинувшись Матушке на шею. «Вот оно до чего дошло, — подумала Старшая Хранительница, — и не накажешь эту Та Ни, ведь на сносях она». А вдруг что-нибудь нехорошее в поселке случится? Ак Ми Э так и растерзать могут, даже Старейшина не защитит. Уходить ей надо, и в самом деле. Только вот куда?

— Куда же ты пойдешь, девочка? — задумчиво прошептала она куда-то во вздрагивающее плечо Ак Ми Э.

— Не знаю… Наверное, где-нибудь далеко, в другом Роду, мне будет лучше, — робко раздалось в ответ.

— Не знаю, не знаю, — Хранительница покачала головой, все еще прижимая к себе Ак Ми Э. — В любом Роду своя Хранительница есть, хотя бы одна. Она тебя сразу узнает, придется всю свою историю рассказать.

— А зачем, — подхватила Ак Ми Э, — другому Роду такой дар от И Лай, как я…

Они обе уселись, пригорюнившись, прикидывая так и эдак судьбу Ак Ми Э.

— Выходит, — после продолжительного молчания подала голос Ак Ми Э, — надо мне на восток, подальше от И Лай и других людей нашего племени. Ты ведь рассказывала, на востоке люди тоже есть, только далеко. Их Хранители могут меня и не увидеть?

— Могут, наверное, — Матушка озабоченно поднялась. — И на востоке есть, и на западе другие люди живут, только еще дальше. А что до их Хранителей, нужно Сай Дина спросить. Пошлю сейчас за ним Сис Мя Э. Тебе не надо сейчас в поселке показываться.

— Далекий Человек, что он может знать об этом, Матушка? — в удивлении воззрилась на нее девушка.

— Разве ты не знаешь? — удивилась теперь уже Матушка. — Он же и есть как раз человек с далекого запада, он и не похож на нас. Высокий очень, легкий в кости, узкоглазый, темный раньше был очень, но наши яростные зимы выдубили его кожу. Кажется, в самый тот год, когда родилась ты, или в следующий после него подобрали его наши охотники в лесу, принесли в поселок. Выходили мы его с Матушкой. Той, что тогда была. Он что-то рассказывал ей о себе, ей и Старейшине, еще тому, старому. Что именно, я не знаю, Матушку я не расспрашивала, а сама она ничего не сказала. Сказала только, что хочет он остаться здесь, если Род позволит, обратно ему ни за что одному не добраться. Всех, что с ним были, он то ли. растерял, то ли сгинули они в лесах. Тут у нас ему понравилось, а там, на западе, ничего у него не осталось. Только Матушка говорила мне тогда, что не все правда в его словах. Но человек он не дурной, не дикий, не злой, почему бы не оставить? Так он и остался у нас в Роду. Прозвали его Сай Дин, Далекий Человек. Он прижился, взял Кани Кан в жены, троих детей за это время родили они. Нет, он хороший человек. Расспросим-ка его о той земле, из которой он пришел.

Она исчезла за дверью, но скоро появилась с вестью, что Сис Мя Э уже побежала за Сай Дином.

— Только вот что, пугают меня его слова, — сказала она Ак Ми Э, пока они прибывали в ожидании.

— Какие?

— Да о том, что ни за что один он возвращаться не станет, тяжело это, невозможно даже…

Ак Ми Э ничего не ответила. Она ждала Далекого Человека с нетерпением. Пусть сначала расскажет. Твердо решив уйти из поселка И Лай, она почувствовала себя наконец лучше, впервые за многие дни. Вот только не знала, что идти придется так далеко. Но Матушка права: среди тех людей, что здесь живут, у кромки Великих Лесов, нет ей места. Что ж, придется поискать еще где-нибудь. И чтобы скоротать время в ожидании Сай Дина, она принялась перебирать травы первого весеннего сбора, увязывая готовое в маленькие полотняные мешочки.

Уж по части трав-то Ак Ми Э может дать много уроков Сис Мя Э, это не с духами разговаривать! Легко и просто. Травы, они простые, обычные… Можно прикоснуться, сорвать, отвар сделать, человека напоить, коли есть нужда. Хранительнице, такой, как Сис Мя Э или Су Ин, обыкновенно духи указывают, как да сколько целительного снадобья давать, да как человеку от снадобья, плохо или хорошо, поправляется или нет. А ей приходится все время так приноравливаться. По коже судить, по блеску глаз и по множеству других примет. Что ей остается? А если болезнь духи насылают, Ак Ми Э и вовсе бессильна.

Дверь хлопнула, и Ак Ми Э вздрогнула, уронив мешочек. Но оказалось, это всего лишь Сис Мя Э. Она видела Далекого Человека, он скоро придет. Ее появление вновь обеспокоило сердце Ак Ми Э, с непонятной тяжестью внутри она присела и так и сидела с пучком травы фэн в руках, пока не раздался осторожный стук в дверь. Матушка, возившаяся с поленьями для очага, крикнула, чтобы гость входил, и Сай Дин вошел в жилище Старшей Хранительницы. Видно было, что он немного сбит с толку, но это место, где он прежде никогда не бывал, не наполнило его сердце трепетом. Он с любопытством разглядывал внутренность жилища Хранительниц Рода, неловко скрывая его за почтительным вниманием.

Матушка усадила его и стала расспрашивать о далекой родине, о тех землях; откуда он пришел да как это ему удалось. Теперь Сай Дин удивился еще больше: зачем это вдруг следы его прошлого Матушке понадобились? Но слово ее — закон, и глаза его выражали недоверие и подозрительность, когда он начал свой рассказ. Да, ему, похоже, было что скрывать от людей их Рода и от Матушки. Ак Ми Э слушала внимательно, стоя поодаль, все время она вглядывалась в лицо Далекого Человека. И на самом деле, его кожа казалась такой же, как и у людей Рода, но глаза его были узки и подтянуты немного к вискам, не очень заметно, ведь у людей разные черты, можно такого и не заметить. Губы у него словно слегка припухли, а у нее, например, как и других людей И Лай, рот узкий и твердый. А у него нет, И высокий он очень, самый, наверное, высокий сейчас в Роду. Ак Ми Э не так часто случалось видеться с ним раньше, все-таки поселок большой, но ей казалось, что он всегда был таким серым, будто присыпанным пеплом. Седина рано окрасила его волосы, хотя Сай Дин был совсем еще не стар, зрелый мужчина, не более того. Хотя по отдельным оставшимся живыми прядям можно угадать, что раньше эти волосы были очень темны, словно крылья Са Тэн Сэн, Быстрой Небесной Птицы.

Сам он рассказал не так уж много. Земля, из которой он пришел, очень обширна и местами плодородна. Правил тогда всей этой землей, вернее той частью, откуда Сай Дин родом, Правитель Хаадид, и называется она Адья Тэрэк. Это потому что больше всего там людей из народа адья. Адья очень храбры и искусны, они уже давно покорили многие соседские земли, и все вокруг боятся их. Адья Тэрэк — самая великая земля во всем мире! Могущественные боги покровительствуют властителю Хаадиду и народу адья. Сам же Сай Дин служил в… охранных отрядах Правителя. Ну, это люди, которые, как охотники, носят оружие, но используют его не для зверей (хотя для них тоже), но больше для того, чтобы охранять Правителя и народ адья от нападений чужих, пришельцев. Такие люди называются… Он, видимо, поискал, как лучше объяснить, но не нашел и прямо сказал на языке адья, который уже давно не звучал из его уст: шай, воин. Тут женщины, слушавшие его, обменялись быстрыми взглядами, не ускользнувшими от внимания пришельца.

Его, продолжал Сай Дин, и много других воинов властитель отправил сюда, в Великие Леса, чтобы разведать, кто тут обитает, какие люди, и обитает ли кто вообще, угрожают ли они народу адья. Но людям, привыкшим жить в вольных степях, тяжело в лесу освоиться. Отряд их потрепали квирайя еще до вступления в Великие Леса. Это кочевники, что живут в холмах между Адья Тэрэк и лесными краями. Но о квирайя они-то знали, а вот о лесных людях, маленьких ростом, но необычайно злобных, что обитают в лесах с той стороны, с запада, они и не подозревали. И эти злобные твари сократили их число почти наполовину, пока они не выбрались из их земель.

Но все это оказалось ничего по сравнению с самим лесом. Эти вечно грызущие насекомые, зверье диковинное, ядовитые грибы, ягоды и плоды на деревьях! Все это ужасно, но ужаснее всего — бескрайние топкие болота, возникающие будто бы из ниоткуда. Идешь, идешь, и вдруг под тобой колеблется земля, а тот, кто всего лишь на несколько шагов впереди тебя, внезапно проваливается в самую топь. И тот, кто пытается помочь, гибнет вместе с ним. Так и приходилось смотреть, как совсем не в схватке, не в бою, а в проклятой вонючей луже исчезали друзья, с которыми они столько прошли.

Но вернуться было боязно. Да и куда? Они уже потеряли направление. Хотелось одного: они так долго шли, неужто же не выйдут куда-нибудь? А потом он совсем отбился от своих, которых осталось уже совсем мало. Пробирался, пробирался лесом много дней, совсем силы потерял. И тут понял: зверье-то в этих краях уже другое, пуганое, охотиться стало совсем трудно, значит, люди близко. Только куда без еды, добыча уже в руки так просто не давалась, оголодал совсем. В отчаянии наелся каких-то ягод, и тут его и скрутило — ядовитые они оказались. Когда почувствовал, что свет меркнет уже в глазах, стал кричать, звать на помощь. На всякий случай кричал, двигаться уже не мог, оставалось лишь надеяться. И вдруг из-за деревьев люди появились. Как потом оказалось, когда он уже в селении очнулся, они были из Рода И Лай. Охотники. Они его сюда принесли, к Матушке, та его выходила, и остался он в поселке. Обратного пути страшился, ведь не одолеет сам, так и сгинет в лесу. А тут люди хорошие, добрые. И жизнь спокойнее, чем в Адья Тэрэк.

— И совсем не скучаешь никогда по своей Адия? — с любопытством спросила Ак Ми Э.

Он вздрогнул и перевел наконец взгляд с Матушки на нее.

— Почему же, — сказал он тихо, — вспоминаю иногда.

У Ак Ми Э сжалось комочком сердце от этих спокойных слов. Если она покинет родные места, то это будет навсегда, и она тоже будет вспоминать эти леса, так же как и Далекий Человек… свою землю Адия. Она оглушено примолкла, и Сай Дин продолжал дальше старательно отвечать на вопросы Матушки. А вопросов у нее множество. Только ответы женщинам непонятны. Каковы Хранители в Земле Адья? Там нет ни Хранителей, ни Хранительниц, подобных тем, что существуют здесь. А кто же бережет Род, указывает ему путь? Да никто… Никто не живет родами в Адья Тэрэк, да и в других землях, что Сай Дину известны. Люди семьями живут. Правда, если говорить о людях знатных, они своих предков знают, почитают, целые летописи ведут. Но тоже… распорошены по всей земле Адья. А таких женщин, как Матушка или другие Хранительницы Рода И Лай, в тех землях нет и не было.

А как же духи предков, удивилась Матушка, неужели некому их слушать? Сай Дин покачал головой. Народом Адья, как и другими, из своего мира правят боги. Их много. Но у всех они свои. Вот у народа Адья более всех почитаемы Кайятрэ, Тайша, Саддакан… Он взялся было перечислять, но почему-то осекся. Словом, много их, и все они когда-то ходили по земле, как люди. Некоторые совсем недавно. Как, например, Великая Гайят, правившая Адья Тэрэк всего лишь несколько колен назад. Когда ее земная жизнь закончилась и она опять ушла в мир богов, ее священному духу стали поклоняться так же, как и остальным.

Женщины глядели на Далекого Человека в удивлении. Уж больно странный мир он описывал. Как там люди живут? И как может один Старейшина Хаадид, даже такой великий, как рассказывает Сай Дин, главенствовать во всех этих обширных землях? Ведь их не покроешь ни пешком, ни верхом даже за несколько дней? Правитель Адья Тэрэк не Старейшина, пояснил Далекий Человек. Он самый что ни на есть Верховный Старейшина. И слово его — первый закон для всех во всех землях Адья. А доносят его до остальных другие старейшины, которых он выбирает, назначает, а следят за выполнением его наказов помощники местных старейшин. Вдруг кто ослушается.

Его ответы рождали все больше и больше вопросов, и все более и более не нравились обеим женщинам те места, что назывались Адья Тэрэк. Непростой край эта земля народа адья, непонятный. Зачем в нем такая сложность? Как же, удивился теперь уже Далекий Человек, для порядка, конечно. Вот людям Рода И Лай повезло оказаться в сердце Великих Лесов. Ни кочевых людей тебе тут, ни злых соседей, все Роды мирно живут в своих поселках далеко друг от друга. А в Адья Тэрэк людей много. Не будь там порядка, все передрались бы со всеми. Для этого и нужен Верховный Старейшина. Ведь и боги в своем мире слушают Кайятрэ, иначе им не победить других богов. Тут Ак Ми Э уже совсем перестала что-либо понимать, голова закружилась. А зачем богам побеждать друг друга? А как же, удивился Сай Дин, у них своя… Он поискал слово, но не нашел и произнес на полузабытом языке адья: «шайят», война. Но слушавшие его женщины так и не переспросили. Обе они уже очень устали, и Матушка отпустила Сай Дина, поблагодарив его сердечно и напоследок попросив его не рассказывать никому о том, что тут говорилось.

Поклонившись, он уже отворил дверь, но остановился на пороге, нерешительно теребя свой пояс.

— Чего ты хочешь, Далекий Человек? — устало спросила его Матушка.

— Простите меня, Матушка, и ты, Хранительница Ак Ми Э. — Ак Ми Э встрепенулась, в последнее время ее почти никто так уже не называл. Люди боялись рассердить духов. — Но уж очень интерес большой у меня. Останется беспокойство после этого разговора, если не спрошу. Уж не собираются ли люди И Лай податься на запад через Великие Леса?

— Нет, не собираются. Это мне хотелось больше узнать о западных землях, — спокойно ответила Матушка.

Сай Дин попрощался, и Ак Ми Э почудилось, что она услышала разочарование в его голосе. Или ей просто показалось? Когда он ушел, женщины вздохнули, обе разом.

— Страшные земли, Ак Ми Э, — грустно сказала Матушка, — там не место человеку из Рода И Лай.

Ак Ми Э согласно кивнула. Страшные, ничего не скажешь, и странные. Земли, где даже высшие духи, боги, не живут в согласии.

— А куда же тогда, на восток? — робко спросила она у Матушки.

Та вновь покачала головой. Люди с востока иногда захаживали в эти края. Странный, дикий народ. В отличие от Далекого Человека, им не приходило в голову остаться здесь, попроситься в поселение И Лай. Да и вряд ли их бы тут приютили. Восточный край лесов, где нашел себе приют народ Ак Ми Э, был куда гостеприимнее тех дебрей, через которые пробирался сюда Далекий Человек, но земляные люди все равно боялись здешних мест, они не созданы для этого края. Они ютились в холмах далеко за кромкой лесов. Но временами почему-то тут появлялись. Смотрели на соплеменников Ак Ми Э то ли с опаской, то ли с удивлением. Нет, не хотела бы она жить с ними в их земляных домах. А что и кто там, на юге, вообще никому неведомо. Как ни смотри, как ни прикидывай, а лучше и роднее Края, чем здешний, не найти. Но спасительная мысль об уходе уже так крепко утвердилась в головке Ак Ми Э, что ничего не могло остановить девушку.

Умоляюще глядя на Матушку, стиснув руки перед грудью, она попросила:

— Расскажи мне мою судьбу, Матушка! — Старшая Хранительница посмотрела на Ак Ми Э как-то непонятно. — Ты же можешь!

Та покачала головой.

— Опасно вопрошать духов о будущем, — строго сказала она, — лишь иногда возможно это. Но Хранительница, — и она многозначительно посмотрела на Ак Ми Э, — не может спрашивать о своей судьбе. Никогда. Для нее большие беды это может принести.

— Матушка, — слабая улыбка тронула губы Ак Ми Э, — я никогда не была Хранительницей, потому что духи меня не хотели. А теперь я и вовсе ухожу. Я уйду далеко, и мои связи с родом И Лай порвутся совсем. Но сегодня я такая же, как и любая другая девушка из нашего Рода. И сегодня… — она запнулась на мгновение, — мне очень нужно их слово. Мне не позволено стать Хранительницей, так пусть они сами скажут, что мне делать.

И она замерла, дожидаясь ответа.

— Хорошо, — ответила Матушка после недолгого раздумья, — я разожгу вечером огонь и спрошу, согласны ли они сделать это для тебя. Если ответят «да», то завтра поутру мы пойдем в рощу тин-кос.

И, не замечая бледности, покрывшей щеки Ак Ми Э, она начала подготовку к ритуалу.

Правитель Адья Тэрэк не спеша вошел в покои Гайят. Раннее утреннее время, да еще и после бурной праздничной ночи, его не беспокоило. Еще вечером он послал к ней человека, дочь должна ожидать его. Часовые отсалютовали ему своими пиками как всегда браво, а вот дама, ожидавшая его сразу за дверями, выглядела кисловато. Бессонная ночь оставила на ней не просто следы, а жирный отпечаток. Она уже не в тех летах, когда веселье всю ночь напролет можно скрыть с помощью красок и притираний, поэтому почти все ее старания поправить платье и прическу и придать хотя бы некоторую свежесть своему лицу оказались напрасными. Зато ее глубокий поклон, отточенный многолетней придворной жизнью, был безупречен, а слова приветствия Правителю Адья Тэрэк — все так же почтительны. Хотя наверняка единственным ее желанием было добраться до ближайшего ложа, упасть на него и уснуть.

«Опять эти Кайя, — раздраженно думал Хаадид, пока та вела его через пустующие комнаты, — я же говорил Гайят, говорил не раз, что она мне не нравится! Что я не хочу видеть ее возле моей дочери. Тем более что она вдвое старше Гайят. Даже больше. Что девочке за интерес? Что за радость такая — созерцать постоянно эту интриганку Айянит? Все, что происходит рядом с Гайят, сейчас же становится известно этим Кайя». И поэтому, войдя в читальню, где его ожидала старшая дочь, он излишне резко махнул рукой, отпуская Айянит Кайя, что не укрылось от ее взора. Однако удалилась она, безупречно сохраняя на лице почтительную мину.

— Приветствую тебя, отец, — раздались свежие мелодичные звуки голоса наследницы трона Адья Тэрэк, когда дама удалилась и стих звон ее украшений.

Гайят позволяла себе встречать Правителя Земли Адья сидя, но сегодня она приподнялась, приветствуя его. Раскрытый на коленях свиток она легонько придержала рукой, чтобы не упал.

— Что ты сегодня читаешь? — спросил король, чтобы привести себя вновь в равновесие перед важным разговором.

— Не читаю, а перечитываю который уже раз, — с улыбкой посмотрела она на отца, откладывая свиток. — Это летопись правления Великой Гайят. Сейчас я остановилась на девятом годе войны с Дэльгаром. То есть с Линзором за освобождение Дэльгара, — поправила она себя, усмехаясь с иронией.

Только она могла позволить себе подобное, и Хаадид охотно прощал ей такие вольности в разговоре с ним. Как быстро она взрослеет! Ненавистный линзорец был прав накануне вечером: боги народа адья воистину благосклонны к Королевскому Роду. Его отец Тайадид почил спокойно, вручив своему единственному наследнику, которому исполнилось тогда всего лишь девятнадцать, судьбу всей Адья Тэрэк. Почил в полной уверенности, что сын его Хаадид сможет с толком распорядиться властью. Еще немного, и нынешний Правитель тоже будет спокоен за того, кто унаследует его трон.

Он подошел к креслу Гайят. Прежде чем сесть рядом, нежно провел рукой по ее иссиня-черным волосам, и дочь, которую он не так часто баловал подобной лаской, от удовольствия зажмурилась. Это была похвала, и она явно чем-то ее заслужила.

Хаадид уселся напротив дочери, специально развернув для этого мягкое кресло. Да, разговор предстоял не совсем обычный, и он прикидывал, с чего бы лучше начать, делая вид, что разглядывает новый утренний наряд Гайят. Наверное, это был подарок линзорского посланника — нигде, кроме Линзора, не делают столь прелестных вещей. Из-за таких переливчатых тканей, как эта, модницы готовы отдать целое состояние. Утренний свет, проникавший через небольшие, но многочисленные окна, играл на ее открытом платье, превращая молочно-белое сияние ткани в золотистое. И этот блеск как нельзя лучше шел смуглой коже Гайят, ее желто-коричневым глазам, удлиненным немного к вискам, необычайно темным вьющимся волосам, забранным простой сеточкой из золотых скрученных нитей, прикрепленных к легкому обручу на лбу, который придавал этому свежему юному личику слишком строгое выражение. И все-таки тень легкой усталости просматривалась на нем — еще бы, ведь она наверняка так и не ложилась сегодня.

— Итак, отец, — она сама нарушила наконец тишину, — ведь я не еду в Линзор?

«Зря я сказал вчера Таржиду, что со временем моя дочь будет умнее многих моих советников, — удовлетворенно подумал король, — она уже умнее».

— Не поедешь. Ни сейчас, ни когда-либо в будущем.

— Замечательно, — хладнокровно произнесла она, но отец почувствовал, что для нее очень отрадна эта новость.

— Замечательно, что моя дочь знает то, что укрылось от всех моих придворных. Неужели презренный лине все-таки проболтался?

— О нет, — она удовлетворенно улыбнулась, — но короткая беседа с ним меня многому научила. Он так много говорит, голова кругом идет. Среди этого потока слов так трудно услышать главное! Но у меня есть глаза и уши. Трудно не заметить, что он недоволен, что ты недоволен. И уезжает он раньше, чем все мы предполагали. Слишком много всего вокруг, что сказало мне: ты не поедешь в Линзор. И признаюсь тебе, отец… Я рада этому, хоть и не осмеливалась никогда тебе перечить.

Брови Хаадида вопросительно взлетели вверх.

— Неужели тебе не хотелось бы повелевать половиной мира из-за каких-то пустяков? Если так, — он нахмурился, — то я плохо знаю свою дочь.

Она поежилась тревожно в кресле под его взглядом, словно кошка, готовая в любой момент вскочить и выгнуть спину.

— Полмира, — и ее голос тоже стал прохладнее, — это сказка, которая слишком хороша, чтобы в нее верить. Неужели можно предвидеть все планы и интриги Римафеи? — Она пожала плечами. — Я в это не верю. Прости меня, отец. Что может, произойти в Линсэрэе, где я буду совсем одна…

— Ты была бы не одна, неужели ты думаешь, что я оставил бы тебя там одну? — перебил король.

— …где я была бы совсем одна, — упрямо продолжала она. — Один на один с Римафеи, да еще и Тимором. Я еще не готова к этому, отец, — сказала она серьезно. — А здесь, в Адья Тэрэк, я буду королевой. Лучше иметь половину от половины мира, чем ничего! Разве священной Гайят, — и она погладила рукой пергамент, который до того читала, — не достаточно было царствовать всего лишь в Адья Тэрэк, чтобы ее назвали Великой? Нет, отец, — завершила она, — скажу откровенно: мне не по душе был союз с Тимором… но я верила и верю сейчас, что ты видишь будущее Адья Тэрэк намного лучше меня, и поэтому не хотела перечить тебе.

Лицо Хаадида во время этой речи, сдержанной и страстной одновременно, разгладилось и просветлело. Конечно, его не обманули слова лести, пущенные Гайат в ход в самом конце, но все же они были ему приятны. И вся ее игра не обманула его ни на минуту. Она практичнее его, ничего не скажешь. Ведь это он позволил себе увлечься бесплодной мечтой, а не она. Но то, как его Гайят играла роль покорной дочери, как не позволила себе открыто выразить свое превосходство, кичиться своим умом, понравилось ему, хотя слова ее уязвили короля. Совсем немного. Он отмахнулся.

— Поздно об этом говорить.

— Но ведь ты расскажешь мне, в чем причина? Почему я остаюсь в Адья Тэрэк?

— Конечно, для этого я и пришел.

И король передал ей в немногих словах часть своей вчерашней беседы с Таржидом. Хорошо, что почти всю свою желчь он уже излил вчера на голову своего Первого Советника, поэтому сегодня у него достало спокойствия, чтобы представить перед Гайят картину произошедшего так, как ему хотелось. Он не смягчил ничего, пусть Гайят знает, как с ней обошелся Римафеи. Она его и так недолюбливает, так пусть же ненавидит еще больше. Сейчас Хаадиду это на руку. Не скрыл он от нее и того, что теперь их королевства на грани большой войны, и только вопрос времени, когда она разразится. Впрочем, по ее взгляду было видно, что известие это ее не столько испугало, сколько озаботило. Особенно внимательно она слушала, склонив голову набок, рассуждения отца о том, каково теперь их истинное положение, то есть о том, что сейчас против Линзора им не выстоять достойно.

— Если бы Тимор внезапно сгинул куда-нибудь, — хищно поблескивая прелестными глазками, произнесла наследница в конце, — отношения между Линзором и нашими землями только укрепились бы.

— Рассчитывать на это не приходится, — с улыбкой, вызванной ее шуткой, возразил король. — Надо думать о другом.

Она молча склонила головку.

— Тебе уже восемнадцать, дочь.

Он остановился, собираясь с мыслями, но, против ожидаемого, Гайят не вставила ни одного слова в эту длинную паузу. Она ожидала.

— Теперь ты имеешь полное право говорить в Совете. И уже завтра ты будешь присутствовать там. Я ввожу тебя в Совет.

Она снова наклонила голову, пряча в глазах радостный блеск.

— Но это не все, о чем я хотел поговорить с тобой, — попытался Хаадид незаметно перейти к главной части разговора.

Но Гайят слишком хорошо знала своего отца и поняла, что только сейчас начнется разговор о главном. Чтобы скрыть легкое волнение, она подошла к кувшину с ижаном, терпким прохладным ягодным напитком, что всегда имелся в ее покоях на случай, если зайдет отец. Вина он пил мало, а вот промочить горло ижаном всегда любил, пил с удовольствием. И сейчас Правитель с благодарностью принял от дочери кубок, наполненный ее собственной рукой, и скрыл на несколько мгновений в нем свои сомнения. Потому что Хаадид до сих пор не перестал сомневаться.

— Гайят, — сказал наконец он очень серьезно. — Ведь я не вечен. И боги заберут меня когда-нибудь из этого мира. И ты останешься совсем одна.

— Отец, — горячо подхватила она, — зачем сейчас говорить об этом? Подлость Римафеи огорчила меня не меньше, чем тебя. В такой момент, мне кажется, не стоит… — Она запнулась.

— Именно в такой момент, — строго заговорил Хаадид, — нужно задуматься о твоем будущем.

— Будущем?… — подозрительно протянула она.

— Да, о твоем будущем. Не делай вид, что ты не понимаешь, о чем я. Я этого не люблю.

— Ты намерен найти для меня еще одного супруга? — со вздохом спросила Гайят.

— Не серди меня, Гайят, — сказал король и резко, со звоном, поставил кубок на тумбу рядом. И уже мягче добавил: — Ты же сама понимаешь, настают тяжелые времена для Адья Тэрэк. Власть, королевская власть, должна быть сильна, как никогда. Иначе мы обречены, девочка моя.

Дочь скользнула к нему кошечкой и обняла за шею, в детстве она часто так делала, теперь очень редко, но тем приятнее были ее ласковые прикосновения сейчас.

— Но ведь ты еще совсем не стар, ты будешь править Адья Тэрэк еще долго… — говорила она у него над ухом, но тон ее был непонятен Хаадиду. Ему показалось, или он уловил сожаление в этом милом голосочке? Потому он отстранился и напустил на себя строгость.

— Только богам известно, сколько мне еще править. И у тебя, возможно, не будет времени на то, чтобы стать настоящей Правительницей земли Адья. Надо, чтобы уже сейчас ни у кого не возникало сомнений, что дочь моя станет королевой, достойной Великой Гайят.

— А у тебя, отец, есть сомнения…

Он перебил:

— Не во мне дело. Я уже вижу в тебе ее тень, пока только тень, но… И не только я, Таржид лишь вчера говорил мне то же самое. Но много и тех, кто вспоминает о правлении твоей прапрабабки как о легенде, не больше. Ты спрашиваешь, есть ли сомнения? Да, у многих есть сомнения в том, что дочь сможет заменить мне сына на троне! — сказал он с нажимом. — Особенно теперь.

Сильнее он бы не смог ее уязвить. Она побледнела, хотя обычно Гайят очень хорошо владела собой, да и грудь ее вздымалась сильнее, чем обычно. Хаадид хорошо знал свою дочь, сейчас она была в ярости. Он подождал немного, чтобы она пришла в себя, и продолжил:

— Трону Адья Тэрэк нужна мужская половина, Гайят.

Она молчала.

— Он будет твоей силой, твоим карающим мечом, его будут бояться, может, даже ненавидеть. И он должен быть настоящим воином, чтобы держать их всех в кулаке. А ты, Гайят, будущая королева, Гайят Прекрасная, Гайят Премудрая, Великолепная, будешь править землей Адья и держать в своем кулачке его.

Она раздумывала, — неожиданно затея отца оборачивалась довольно привлекательной стороной.

— Но не так-то просто… — вырвалось у нее.

— Это зависит и от тебя, и от него, — почти промурлыкал король.

Теперь он поднялся и ходил вокруг ее кресла. Она же нервно постукивала пальцами по свитку, который вновь незаметно оказался у нее на коленях.

— Я знаю, что ты отдаешь предпочтение не столько мужской отваге, сколько уму и проницательности, — нашептывал он. — Если бы я рассуждал так, я бы обратил твое внимание, безусловно, на Ранжина Кайя. — Она не поднимала головы, но при упоминании этого имени явно напряглась. — Но Ранжин не так прост. Каждому ясно: втайне он считает, что королевский трон — это та задача, которая как раз ему по плечу. Он слишком, слишком далеко пойдет с помощью своего ума. И своих бесконечных интриг. Мне докладывали, — и он доверительно наклонился к самому уху Гайят, — что он уже начал сплетать свои сети вокруг тебя. Но я не беспокоюсь: моя дочь слишком умна для того, чтобы в них попасться. Она продолжала молчать.

— Тебе нужен тот, для кого ты — вечная королева. Великая Гайят. Тот, кто, горы свернет, лишь бы бросить мир к твоим ногам. Тот, кто даже если захочет, не сможет тебя побороть. Но лучше, если он и не захочет.

— Тот, о ком ты говоришь, — наконец сказала она задумчиво, — слишком напоминает Кальги. Но он глуп.

— Он не глуп, он прост. Это не одно и то же, — наставительно произнес Хаадид.

— Ну хорошо, прост. Но он бесконечно скучен.

— А ты что же, на троне развлекаться собираешься? — Раздражение молнией пронеслось в голосе короля. — Мы не о праздничном пире здесь болтаем! О судьбе Адья Тэрэк наш разговор!

Она встрепенулась.

— Конечно, отец. В рассудке, в уме своем, я признаю, что ты прав, но я только что избавилась от одного недостойного жениха…

— Твои чувства, — снова наставительно произнес король, — никогда не должны брать верх над рассудком. Ты ведь хочешь стать такой же, как Великая Гайят.

Она подняла голову, глаза ее просветлели.

— Конечно, ты прав, отец. Просто очень неожиданно все это случилось. И этот Кальги…

— Но я не настаиваю на нем!.. — Он пожал плечами. — Может, кто-то кажется тебе более достойным, более подходящим? Ведь надо думать обо всем: о знатности рода, о заслугах, о достоинстве и преданности, о силе и храбрости. И обо всем остальном.

Он замолчал. Она сосредоточенно думала. Хаадид был доволен, сейчас она в своей головке уже перебирала возможных мужей. И это было больше, чем полдела, она ведь уже согласилась на замужество. Внутри. Потому он не торопил ее. Все-таки какая умница его дочь!

Наконец она задумчиво произнесла, будто еще взвешивая:

— Ты снова прав, отец. Ничего не могу придумать лучше, чем Кальги. Но ведь он еще так молод! Кто же будет уважать его? А страшиться?

— Но и ты тоже права, Гайят! Я не собираюсь еще к богам. По крайней мере, не завтра. За это время и ты окрепнешь, войдешь в силу… и он тоже. Уж ему-то я могу позволить вырасти у меня под крылом. Он не нанесет мне удара в спину.

— Да… Он, — на лице ее играла странная улыбка, — тебя за бога будет почитать.

— Это и хорошо, — Хаадид был доволен.

— Но не слишком ли ты торопишься? Он ведь может не оправдать наши надежды.

— Вот это мы теперь и проверим, — загадочно сказал король. — Я не устраиваю свадебный пир уже завтра. Но поощрить, — и он хитро посмотрел на дочь, — его надо. Мне нужен отважный и верный человек для очень важного дела. Понимаешь, Гайят, бесконечно верный человек. Преданный мне больше, чем себе.

— Таких ты в Адья Тэрэк не найдешь, — с улыбкой перебила дочь.

— Кроме Кальги, — лукаво продолжил ее мысль отец, — если наградой ему будет твоя рука.

— А не высока ли награда? — в тон ему произнесла Гайят.

— Суди сама. Это может изменить все. И тогда мы выиграем войну с Линзором, даже не начав ее.

И он вкратце поведал ей о своем замысле. Никому, кроме дочери, он не мог доверить тайны. Человек, наконец-то принесший ему несколько дней назад отрадную весть, был уже мертв, и Хаадид собственными глазами видел, как трупы, его и еще двух офицеров, посвященных в тайну, увезли для погребения. Он рассказывал Гайят о своих чаяниях, и глаза ее расширялись все больше и больше. Даже в пустых покоях он говорил так тихо, что разобрать его слова в отдалении было невозможно. И Айянит Кайя, украдкой вернувшаяся и подслушивавшая обрывки разговора через незаметное отверстие в стене, одной ей известное, услыхала совсем немного, и эти слова мало что сказали ей.

— Ты правда думаешь, что все это действительно существует? — спросила в конце Гайят с лихорадочным блеском в глазах.

— Почти уверен. Я сам видел камни, своими глазами. Если они оттуда… Если только это правда! Ты понимаешь, что это значит, Гайят?

— Если все так, как ты говоришь, то… Кто владеет теми землями, тот владеет миром!

— Так! Все так. И если я пошлю туда кого-нибудь поумнее молодого Кальги… Ты меня понимаешь?

Она кивнула.

— Проверю его преданность и храбрость. Только вот что, Гайят… нужно немного подбодрить Тая. Смотри на него поласковее… Не так, как вчера.

— Хорошо, отец, — улыбнулась она, теперь уже ее настроение изменилось, а мысль о супружестве с Кальги не казалась ей такой нелепой.

Как хорошо, что жилище, где обитают Хранительницы, стоит на отшибе, на самой окраине поселка! А роща тин-кос еще дальше. Потому никто не заметил, как Матушка и Ак Ми Э проскользнули в священную рощу незадолго до рассвета. Ничего странного, конечно, в том нет, что Хранительницы направились в священную рощу ранним утром, но с недавних пор люди И Лай так подозрительны к Ак Ми Э… Тем более что дело, которое привело сюда этих двух женщин, так необычно, несмотря на то, что духи дали вчера согласие говорить с Ак Ми Э через Матушку.

Если они подтвердят намерения Ак Ми Э, она скорее всего уже никогда не вернется сюда, в рощу тин-кос, которую так любит всем сердцем. Туда, где почти в самой середине — большой тин-кос ее рода. И на дереве засохнет ее ветвь, потому что некому будет питать ее. Если же нет… Вчера вечером Матушка спросила девушку, перед тем как зажечь травы, специально положенные в очаг: «Подумай, Ак Ми Э, действительно ли ты хочешь этого. Ведь если духи велят тебе остаться или уйти, ты не сможешь ослушаться. Что ты тогда будешь делать?» И Ак Ми Э ответила, опустив голову: «Если духи скажут остаться, я останусь и попробую вернуться к своему роду. Если велят уйти и никогда не возвращаться, мне останется лишь следовать их воле». И теперь, смиренно шагая за Матушкой, несущей в руке небольшой узел, она страшилась приговора.

А как красивы деревья тин-кос уже сейчас, весной! Всюду еще только вылупились молодые листья, а они уже в цвету. Белая дымка, висящая над этой рощей, — знак расположения духов предков к детям И Лай. Чем раньше появляются цветы на деревьях тин-кос — тем больше благоволение духов. Этой весной цветы тин-кос начали вылупляться из почек не слишком рано и не поздно, в самый раз. Многие деревья уже полностью в цвету, иные — отливают розовым и даже немного сиреневым. Значит, некоторые цветы уже умирают, чтобы дать место другим. В душистом воздухе постоянно кружатся и падают цветочные лепестки священных деревьев. Лепестки устилают землю сплошным слоем, поэтому в роще почти нет зеленой травы. Этот снег начинается ранней весной, когда остальные деревья только пробуждаются от спячки, и заканчивается поздней осенью, когда остальные деревья сбрасывают последние листья и земля готовится к покою.

Тин-кос — странные деревья, их невозможно вырастить, но они сами пускают ростки из своих корней, когда считают нужным. Но это происходит очень редко. Тин-кос — деревья духов, и новые ветви с цветами на них появляются лишь с рождением новых детей в Роду. Но в последнее время ветви тин-кос в роще предков И Лай чаще засыхают, чем расцветают. Женщины как раз прошли около мертвого дерева, и Ак Ми Э вспомнила холодную зимнюю ночь у костра. Когда ушла старуха У Э, последняя ветвь на этом дереве, дававшая лишь чахлые мелкие цветы вот уже несколько лет, после прихода весны осталась такой же корявой и мертвой. И теперь трухлявое дерево рассыпалось почти на глазах, стремясь освободить почву для новых, молодых побегов от корней других тин-кос.

Эта роща существовала с незапамятных времен, наверное, с тех, когда тут появилось гнездо рода И Лай, и две женщины, бредущие неспешно между деревьев, кроме священного трепета, чувствовали легкое жжение в груди, что появлялось у всех, кто приходил сюда с тех пор. Невозможно, подумала Ак Ми Э, погрузившись в сладостный белый сон этой рощи, невозможно уйти отсюда. Ведь это дом. О чем она раньше думала? Как можно все это бросить? Оставить? Уйти? Гордость и жалость к себе затмили ее сердце, раз она придумала такую глупость, и если духи велят ей уйти, они будут правы… Правы, конечно, правы, стучало у нее в висках, только пусть не выгоняют ее отсюда. Теперь она и сама знает то, что хотела спросить. И всего только надо было: просто прийти сюда, а не мучить попусту и себя, и Матушку.

Но теперь поздно сожалеть. Вот они и добрались. Ритуал требовал молчания, лишь вопросы должны были возмущать священную силу рощи духов. Женщины сели под деревом, и Матушка разложила свое богатство: специальную чашу с травами, смешанными с порошком из коры тин-кос, пустую чашу, куда налила воды из глиняного кувшинчика, свежий хлеб, выпеченный рано утром Ак Ми Э, для того чтобы накормить предков, и главное — полотняный плат, расчерченный странными узорами, понятными только Хранительнице.

Ак Ми Э закрыла глаза, храбрость оставила ее, сделалось дурно, тошнота подступала к горлу. Матушка же простерла свою ладонь над чашей с травами и зашептала слова призыва, известные только ей. Довольно долго она повторяла эти слова, и ничего не происходило, но вот, через некоторое время, резкий запах разлился в воздухе, над чашей закурился легкий дымок, руке стало горячо, и Матушка убрала ее, развернув сложенный до того плат. Сладковатый дым лез в ноздри, струйка его над чашей приобрела медовый оттенок, и Матушка приказала, молча, лишь тронув зажмурившуюся Ак Ми Э за плечо: спрашивай, они ждут.

Девушка так и не решилась открыть глаза. Вопрос свой она повторяла про себя постоянно, но сейчас он, как нарочно, сбился в памяти в какие-то одиночные слова, обрывки, и она залепетала, силясь произвести на свет хоть что-то связное, чтобы духи поняли ее. Она, бывшая Хранительница, знает хорошо, как никто другой: какой вопрос задашь, такой ответ и получишь.

— Что я должна делать дальше — уйти или остаться?

«Не то, не то», — лихорадочно пронеслось в голове, и она поправилась.

— Что должна я делать — вернуться обратно в свой род или… уйти из поселка И Лай? И куда мне идти? — поспешно добавила она, боясь, что все испортила. Хотела добавить, еще уточнить, но горло сдавило: все уже сказано.

Она так и сидела, зажмурившись, пока не перестала чувствовать сладковатый запах дыма, и лишь когда даже малейшие следы его развеялись в роще, она открыла глаза. Матушка молча изучала лепестки, упавшие за это время на плат с дерева тин-кос рода Ак Ми Э. Их было совсем немного. Однако когда девушка подняла глаза вверх и нашла свою ветку на родовом дереве, то брови ее поползли вверх от удивления. Ее ветка, еще тонкая и молодая, была облеплена бело-розовой пеной цветов так густо, что коры совсем не видно. Как это может быть? Ведь это знак благословения… Матушка тоже разглядывала ветку Ак Ми Э. Не однажды она приходила этой весной к родовому дереву своей воспитанницы, и каждый раз эта ветвь ее удивляла. Особенно в первый раз. Ак Ми Э не знает, Матушка так и не сказала ей, но этой весной именно ветка Ак Ми Э зацвела первой, бутоны на других ветвях этого дерева еще долго не могли пробудиться от спячки. Но если девушка узнает об этом и спросит, Старшая Хранительница не сможет ответить ей, почему так случилось. Матушка поспешно опустила глаза на лепестки внизу. Теперь, когда травы в жертвенной чаше догорели, лепестки продолжали кружиться и падать на плат, но она старательно убирала этих непрошеных пришельцев. Все, что духи хотели сказать Ак Ми Э, уже сказано.

Удивительно, но почти все упавшие лепестки оказались белыми, всего несколько Розовых, и, самое странное, лишь один лиловый. А ведь лиловых обычно и бывает больше всего, ведь они покидают старые, увядающие цветы,

— Начало пути, — вдруг сказала Матушка. — Ты в начале пути. Поэтому судьба твоя неясна. Но вот посмотри, — и она указала на один из углов плата, куда упали розовые лепестки тин-кос. — Там зреет твоя судьба, не здесь. — И она махнула рукой в сторону леса, на запад. — А вот, — и она указала на лиловый лепесток, изогнувшийся в том же направлении, — чужой человек. Совсем чужой, но он на твоем пути. Помогает тебе.

Она замолчала, и Ак Ми Э не выдержала:

— А что еще?

— Все, ничего больше, — растерянно произнесла Матушка. — Ничего больше не вижу. Все без толку набросано, словно запутать хотят. Ни матери твоей не вижу, ни отца, ни себя даже. Никого родного рядом с тобой нет, одна ты.

— Видишь, Матушка, — насильно улыбнулась Ак Ми Э, — духи уходить велят. Я так и чувствовала.

И она подсела к Матушке, прижавшись к ней. Та обняла по-матерински нежно, и какое-то время они так и сидели, тесно прижавшись. Только сейчас старая Хранительница поняла, как привыкла она к девушке за все эти годы, точно к дочери. Ведь у нее никогда не было дочери, да и не могло быть, ведь все люди И Лай — ее дети. И только теперь, когда поняла, что девушку навсегда отпустить придется, почувствовала Матушка, что не просто так исчезнет Ак Ми Э, а кусок ее старого сердца с собой унесет.

Возвращались обе без сил, но, оказавшись в жилище, Ак Ми Э сразу начала суетиться. Готовиться, собираться. «Чем быстрее, тем лучше, — сказала она Матушке. — Пока силы есть». Но Хранительница тут же возразила: через несколько дней, как девушка хочет, выйти в дорогу не получится. Да и духи явно указали, что девушке нужен спутник. Надо идти к Старейшине, просить провожатого. Шутка ли сказать, одной по лесам бродить! Хорошо, что тут, в окрестностях поселка, для Ак Ми Э безопасно, а дальше что? Там и лес другой, и люди другие могут встретиться, и звери. Завтра она сама пойдет к Старейшине, а сегодня нельзя, духов можно рассердить такой спешкой.

И потянулись дни, один за другим. Матушка сдержала слово и следующим утром поговорила со Старейшиной. Его, как и следовало ожидать, не осчастливило известие, что Ак Ми Э уходит из поселка И Лай и скорее всего вряд ли когда вернется. Такого на его памяти не случалось никогда. Конечно, Ак Ми Э — уже надломленная ветвь, но и поломанную ветку можно попробовать исцелить, приживить, а отрывать ее совсем от дерева… Не было такого никогда. Да, люди уходят из одного родового поселка в другой, но взамен приходят новые, принося новую кровь. И обмен этот угоден духам. А история с бывшей Хранительницей — большой удар по Роду И Лай. Это знак того, что жизненная сила начинает уходить отсюда. Это корень Рода начинает засыхать, и земля, питающая его жизнь, теряет с ним связь. И многие поймут это, когда девушка уйдет, да еще не одна! А с провожатым! Уведет с собой мужчину! Неизвестно, вернется ли он когда-нибудь обратно в свое жилище. Значит, духи предупреждают: оба корня И Лай под угрозой. Но с духами не поспоришь. И не ослушаешься. Если говорят они — должно так и поступить, но предупреждение их надо запомнить, в сердце затаить…

Старик долго говорил с Матушкой в то утро. Как такого человека найти? Ведь приказать в таком деле он не может, и никто не может, даже Круг Старших И Лай. Да и собирать всех страшно… Кто знает, что тогда начнется? Что делать?

— Нет причины нашим предкам насильно отрывать лучшие цветы от наших веток, — задумчиво промолвила Матушка в ответ на его справедливые слова. — Не меньше, чем мы сами, заботятся они о нас. Пока не прогневал их наш Род. Они указали на чужого человека, но кто здесь чужой? Все мы от одного корня. Все, кого мы приняли из других Родов, цепко сплелись своими ветвями с нашими. Думаю я, что говорили духи не о чужом, а чуждом нам. К детям И Лай мысль об уходе из родного поселка в большой мир приходит не чаще, чем мысль о смерти, но ведь Ак Ми Э сама заговорила об этом со мной? Сдается мне, уважаемый Ин А Тал, что есть еще кто-то, кроме Ак Ми Э, в поселке И Лай, кого гложет та же забота… Нужно только найти его. — И лицо ее совсем постарело от слов, что ей пришлось произнести вслед за этим: — Тоска их обоих разрушает наш Род изнутри… Кто знает, может, если они уйдут мирно на запад… это знак обновления для нашего Рода, а не предупреждение о нехорошем… — И она вздохнула.

— А что духи говорят тебе? Правда это? — хмуро спросил Старейшина.

Она закрыла глаза и долго так сидела, будто прислушиваясь. Старейшина терпеливо ожидал, не осмеливаясь прервать ее молчание. Но когда она, наконец, открыла глаза, в них не было ответа.

— Не знаю, — сказала она в растерянности. — Внутри меня молчание, тишина. Впервые они не хотят говорить со мной. И мне страшно, — Хранительница в смятении посмотрела на старика, восседавшего рядом, — потому что я привыкла всегда чувствовать их присутствие… они направляют меня… Но только что я была слепа и глуха, как… бедняжка Ак Ми Э! — Ее неожиданно передернуло, будто от сильного холода. И вдруг она твердо произнесла, глядя на Старейшину: — Надо найти такого человека, и пусть Ак Ми Э уходит, как решила. Духи сказали свое слово, значит; она не может оставаться. Этим она рассердит их еще больше. Ищи, Ин А Тал, но не поднимай большого шума.

И Старейшина потихоньку, без шума, начал поиски. Но как такую новость утаишь в поселке? Особенно если надо кого-то найти, а кого — неизвестно. И стала Ак Ми Э замечать новые взгляды на себе. Разные, очень разные. От сочувствующих и даже жалостливых, как часто смотрели на нее мужчины, до неодобрительных и даже злобных, которыми. кидались в нее больше женщины.

— Какая она оказалась-то, — услышала она как-то за своей спиной, — мало ей, что из-за нее проклятие на весь наш Род упасть может, так шла бы себе отсюда!

Ак Ми Э не побоялась обернуться и посмотрела укоризненно на Нин Эсэ, сестру Та Ни, прогнавшей ее недавно из дому, но женщина как ни в чем не бывало издевательски отчеканила прямо ей в глаза:

— А она просто так идти не собирается, мужчину себе захотела! Да еще и перебирает, получше да помоложе хочет!

К ним начали подходить и другие. Но не близко, останавливались в отдалении. Ак Ми Э заставила себя не повернуться, не побежать от них. Надо положить этому конец. Она шагнула вперед, смиряя свой гнев и призывая спокойствие. Да сколько можно над ней издеваться? Но духам все позволено, а Нин Эсэ она спускать не собирается. В голову приходили такие жуткие слова, что сразу и сказать-то было нечего, и чтобы выиграть несколько мгновений, Ак Ми Э приблизилась к своей противнице на несколько шагов. Та сразу же отступила назад. Но уткнула руки в бока, и боевой задор показался в ее глазах. У Ак Ми Э аж кровь застучала в висках. Ведь Нин Эсэ не просто так отступила, и боится она не Ак Ми Э, а проклятия, что висит над ее головой. Вот почему никто близко не подходит! Она сделала огромное усилие и проговорила почти нормальным голосом:

— Что ты знаешь о том, Нин Эсэ, какая я и чего хочу, кроме злых сплетен, которые ты же и разносишь? Какое тебе дело до меня?

— Какое? — насмешливо протянула противница, оглядывая собравшихся людей, будто ища у них поддержки. К большому горю Ак Ми Э, на многих лицах выразилось одобрение, когда та заговорила. Но ведь не на всех же! — Да никакого до тебя дела никому не будет, как только ты уберешься, наконец, отсюда не унесешь свое проклятие прочь!

Тут некоторые согласно закивали, и Нин Эсэ еще раз оглядела толпу, теперь уже победно, ведь никто не заступался за Ак Ми Э.

— Но ты так просто не хочешь уйти! И с невинным личиком ходишь: не виновата я, это духи меня изгоняют, велят уйти. Только не одной, однако! И спрашиваешь, какое нам всем до того дело может быть? А такое: ты же от людей И Лай только хорошее видела! Пока ты у Матушки в домике сидела, мы тебя поили и кормили, как всех других Хранительниц. Радовались, что так много их, хороший знак для Рода. А вот как обернулось. Слишком мы жадные были, — сказала она с неожиданной горечью, и люди вокруг переглянулись удивленно. — Не может быть сразу столько Хранительниц Рода в одном поселке! От жадности такие ошибки и случаются, а духи за них наказывают!

— Вот оно что, — перебила горячо Ак Ми Э, — а я думаю, откуда такие слухи! Только не забывай, Нин Эсэ, не я сама себя выбрала, а Матушка. Или ты и на нее злишься?

— Конечно, Матушка, — снова напала Нин Эсэ, правда, не очень уверенно, — но раз уж духи захотели научить нас, то, ясное дело… через Матушку. Только была бы ты честной, вернулась бы в свой род, как только все обнаружилось. Никто б тебе и слова не сказал! А ты столько лет всех обманывала. И Матушку, и ее обманывала. Но ее, — добавила она страшным голосом, — не иначе как с помощью злых духов! Видать, страшное на тебе проклятие! И пока не уйдешь ты, нам всем опасность угрожает.

— Вот что, Нин Эсэ, — устало сказала ей Ак Ми Э.

Гнев ее испарился, словно вода на ярком солнце, и все сразу стало как-то по-другому. Она больше не часть И Лай, это ясно, и сердиться на них просто нет сил, она и так себя измотала. Ведь она им не сможет объяснить всего, даже если вскроет перед ними свое сердце. Они просто ее не услышат. Они сгрудились вокруг нее, будто не люди стоят, а частокол какой-то, стена. Да и ей уже не хочется выворачивать свое несчастное сердце перед ними наизнанку. Надо лишь потерпеть немного. Ссориться и ругаться сейчас — это только на руку Нин Эсэ и таким, как она.

— Послушай, я не хочу ссориться с тобой. Ты ведь не знаешь ничего. И все вы, — она повела взглядом по толпе, как делала Нин Эсэ, но не нашла поддержки, люди лишь опускали глаза; и только Сай Дин, незаметно объявившийся среди других, пока говорила соперница Ак Ми Э, не отвел свой взгляд и даже улыбнулся слегка девушке, чем придал ей сил. — Вы тоже не знаете ничего. Я не обманщица! А если духи обманули и меня, то разве справедливо меня обвинять? Ведь я больше всех пострадала! Я видела только хорошее от вас? Но неужели я ничего хорошего не сделала вам? Сколько я сидела с вами и вашими детьми, когда приключалась хворь! Скольких я выходила? И Кле, я ведь спасла тебе жизнь, неужели ты не помнишь этого? Как язык у кого-то поворачивается говорить, что я только и делала, что обманывала свой Род?!

Ак Ми Э Шла вперед, наступая, и Нин Эсэ пятилась от нее вместе со всей толпой.

— Ты говоришь, я проклята, Нин Эсэ? Кто еще так думает? — Но она не стала ждать, пока ей начнут отвечать. Она и так понимала, что многие, поэтому отдельные выкрики из толпы почти ее не смутили. — Проклятие не надо мной, а в вас оно! Оно сидит в вас, во всех, — повторила она, — или почти во всех. Ненависть — вот самое большое проклятие, что только может коснуться Рода! Вы хотите выгнать меня? Пускай, я и сама уйду, но не думайте, что ваша ненависть уйдет со мной, — и тут она внезапно почувствовала слабость и дурноту, наверное, от слишком большого напряжения, — она останется тут, потому что она у вас внутри. — И совсем уже слабым голосом сказала: — Она разъедает не меня, а тебя, Нин Эсэ.

— Гадина! — только и взвизгнула Нин Эсэ в ответ.

С удовольствием, наверное, она бы вцепилась в Ак Ми Э. Да, с удовольствием.

— Я пойду к Старейшине, пойду к Матушке, богатые жертвы буду духам приносить каждый день, весь мой род будет приносить, но я не дам тебе испортить жизнь моей дочери… и Ак Ло Тану!

Ак Ло Тан! Ак Ми Э сразу уцепилась за ее слова, хотя собиралась уже выбираться из толпы. Показалось, что после сказанных ею слов в воздухе запахло угрозой.

— При чем тут Ак Ло Тан? — подозрительно спросила она. ' — Наши дороги давно разошлись, ты знаешь об этом не хуже…

— Нет, люди И Лай, вы только посмотрите на эту невинность! — возопила Нин Эсэ. — Мало ей, что уже две зимы Ак Ло Тан все не может сойтись с Су Ни Сэ, моей девочкой, потому что, как только слухи пошли, что Ак Ми Э может в свой род вернуться, Ак Ло Тан сам не свой стал. То уходит, то возвращается. Но он не виноват, бедный мальчик. Не держу на него зла, хоть Су Ни Сэ и страдает. Разузнала секреты Хранительниц и парня привораживаешь про запас?

— Да ты что? — искренне удивилась Ак Ми Э. — Четыре года назад отпустила его, клянусь тебе, и все на том.

— Отпустила… — В голосе Нин Эсэ было столько издевки, что Ак Ми Э передернуло уже не столько от ярости, сколько от отвращения.

— Да, отпустила, — сказала она строго. — И если кто-нибудь решится сказать, что я и сейчас обманываю, его накажут духи. — Лед зазвенел в голосе, хотя сердце при одном воспоминании о потерянном Ак Ло Тане налилось болью. — Если Ак Ло Тан не захотел твою Су Ни Сэ вместо меня, то я в этом не виновата.

— Ты еще скажи, что не виновата в том, что Ак Л о Тан вчера бегал к Старейшине, упрашивал его отпустить с тобой! — Нин Эсэ кинулась на Ак Ми Э так быстро, что никто не успел ничего сообразить, и вцепилась ей в волосы.

Ак Ми Э закричала, отбиваясь от Нин Эсэ. Несколько мужчин кинулись их разнимать. Кто-то рядом с Ак Ми Э отпихнул женщину, которая вроде была не против присоединиться к схватке, и она отлетела, шлепнувшись в грязь. Втроем, хоть и не сразу, мужчинам удалось отцепить Нин Эсэ от Ак Ми Э, и теперь двое держали упиравшуюся женщину, а третий — и снова-таки это оказался Далекий Человек — поддерживал Ак Ми Э. Девушка шаталась, ноги ее не держали. Нин Эсэ громко ругалась, поливая бранью и Ак Ми Э, и тех троих, что помогли девушке, и всех остальных за то, что не помогли ей, Нин Эсэ.

— Я даже не знала об этом! — взмолилась Ак Ми Э почему-то в сторону Далекого Человека, пытаясь отдышаться.

— Не знала, не знала! — повторяла ее противница, хохоча. — Не смеши никого, Ак Ми Э! — Она явно была не в себе.

— Пойдем, — сказал над ухом Далекий Человек, — я помогу дойти до дома. Сама ведь не дойдешь.

И повел ее прочь из толпы, расталкивая тех, кто не успел посторониться. Впрочем, их было немного. Все шарахались от них, точнее, от Ак Ми Э.

— Спасибо, Далекий Человек, — прошептала девушка, когда они немного отошли в сторону, и обернулась назад.

Никто не расходился, все смотрели им вслед в тишине, лишь Нин Эсэ извивалась, продолжая браниться. Это было так страшно, что Ак Ми Э сильнее уцепилась за плечо Сай Дина, словно ища у него опоры.

— Спасибо, Далекий Человек, — снова начала было благодарить она, но осеклась.

Они все еще стояли недалеко от толпы вдвоем с Далеким Человеком. Только он помог ей, не побоялся, и теперь почти держал ее на руках, растерянную, совсем обессилевшую. Далекий Человек, пришедший из чужих земель… Чужой человек, помогающий ей. Лиловый лепесток на платке ее судьбы. Она скрыла свое смятение и тронулась в путь к домику Матушки, опираясь на плечо Сай Дина.

Когда он привел ее домой, Матушки не было, но пока охотник устраивал ее на лежанке и выслушивал ее сбивчивые слова благодарности, прибежала хозяйка жилища. Она уже все знала и сразу кинулась к девушке. Сай Дин благоразумно исчез. Напоив Ак Ми Э бодрящим чаем из трав, Матушка вытянула наконец из нее подробности происшедшего.

— Лучше, если ты не будешь просто так выходить в поселок, — сказала она Ак Ми Э.

— Но что я сделала?! — возмутилась девушка. Больше для вида, конечно, ей и самой не очень-то хотелось в поселок.

— Нин Эсэ и Та Ни не первый день, оказывается, рассказывают про тебя гадости. Такие, что и повторять не хочется. Лучше не спрашивай, почему. Но их зерна упали в благодатную почву, — сказала Хранительница со вздохом, — и дали не только хорошие всходы, но и богатый урожай. Так одна искра может запалить тлеющие угли, а в тебя столько… — Она вздохнула. — А тут еще ты. Говорят, ты что-то кричала о ненависти, о том, что и они прокляты. Ну зачем?

— Не знаю, — Ак Ми Э не хотелось объяснять ничего даже Матушке. — А что было делать? Ведь если мне плохо, то и им не хорошо, разве они не понимают этого… Они же только и думают, что обо мне, сплетничают, ненавидят. Весь поселок ядом пропитался, — почти безразлично добавила она. И уже с большим интересом: — А что Нин Эсэ про Ак Ло Тана кричала?

— Все дело как раз в этом! — Матушка налила еще чашку травяного чаю, уже для себя. — Вчера, сказал Старейшина, приходил к нему Ак Ло Тан. Узнал, что ты уходишь к далеким людям через леса и тебе нужен спутник. И говорила же я Старейшине — шума не подымать!

— Как же не поднимешь, — улыбнулась Ак Ми Э, — при первых же словах весть разнеслась по всему поселку.

Матушка только вздохнула.

— Старейшина запретил ему. Конечно, он прав. Ак Ло Тан — один из лучших, он — надежда, он нужен Роду. Но вот беда, кроме него, больше никто не захотел, не согласился помочь тебе. А твой Ак Ло Тан сказал, что все равно уйдет с тобой, что бы там ни наказывал Старейшина.

Ак Ми Э испуганно ахнула:

— Что же он?… Да он что? Ослушается Старейшины, навлечет на себя проклятие духов. А может, и на весь свой род? О чем он думает?

И нежно подумала: все-таки хоть кто-то меня тут любит. С ним бы ей хорошо было, надежно. На несколько мгновений ей показалось, что можно упросить Старейшину, ведь если он все равно захочет уйти… Но выучка Хранительницы сразу же напомнила ей о совести: нельзя ломать судьбу Ак Ло Тана из-за… Словом, нельзя Ак Ми Э ее ломать.

— Если не найдется никого в ближайшие несколько дней, я уйду сама, тайно, никто сразу и не узнает. Может, тот человек, о котором духи говорят, мне по дороге встретится.

— Может быть, — согласилась Матушка. Она уже не возражала. Пусть уж лучше идет.

Раздался стук. Матушка открыла, в дверях снова стоял Сай Дин.

— Пришел узнать, — смущаясь, сказал он, — Ак Ми Э хорошо себя чувствует?

— Лучше, — холодно сказала Матушка, не пуская его внутрь, но Далекий Человек все топтался, не уходил.

— Вот еще что, Матушка… Некому ведь с Ак Ми Э податься? Что Старейшина говорит?

— А почему спрашиваешь, Сай Дин? — спросила Матушка, все еще не впуская его.

— Да вот… Еще тогда, когда вы с Ак Ми Э меня расспрашивали, подумал я… либо меня заподозрили в чем нехорошем, либо кто-то на запад хочет податься через леса. Только не ждал я, что это Ак Ми Э будет. Думал, охотники. Наблюдал, что да как… отговорить хотел. А Ак Ми Э ведь не отговоришь, правда? Даже стараться нечего?

— Правда, — устало подтвердила Матушка, — воля духов это. Некуда теперь деваться.

— Тогда, — застенчиво сказал Далекий Человек, — может, я ей пригожусь?

— Ты? — удивилась Матушка. — Ты же говорил, что путь такой не одолеть? Что вновь не пошел бы через леса?

— Ну, говорил, — он мирно переминался с ноги на ногу у порога, и Матушка наконец потащила его внутрь, подальше от чужих глаз.

Он сел.

— Говорил, потому что отсоветовать хотел. Не место там людям таким, как И Лай, в тех землях, далее если путь через леса одолеют. А Ак Ми Э там и подавно не место. Но, видно, делать нечего, раз духи велят?

Ак Ми Э утвердительно качнула головой со своей лежанки.

— Я не очень разбираюсь во всех этих делах с духами. — Матушка хотела сказать что-то, но он поспешно добавил: — Надо, должно быть, тут родиться и всосать с молоком матери все это. А я не такой. Что ж, простите меня за это. Так я здесь и прижился. Но все-таки не такой я, как все, чужой. Хотелось бы мне еще хоть разок на родине побывать! Хотя там я тоже, наверное, уже совсем не такой буду…

Ак Ми Э пожалела про себя Далекого Человека: бедный, уж кому, как не ей, знать, каково это, быть повсюду чужим.

— Вот я и подумал, — продолжал он тем временем, — если уж Ак Ми Э не боится, то чего я должен бояться? Тогда я перетрусил, конечно, изрядно, но с той поры много лет прошло.

Я уже не степной человек, леса не боюсь. Уже побольше знаю. Вот и предлагаю… — Он смешался.

— А семья твоя? — строго Матушка проговорила.

— А что семья? Ведь не на всю жизнь ухожу! Понимаю, конечно, что могу и не вернуться. Если случится что-нибудь, поспешно добавил он. — Но старшая моя, И Ма, уже нашла себе мужчину и ушла этой весной из моего дома. А сын всего на год моложе, он уже мужчина, сможет позаботиться о матери. Да и Род ее не забудет. Здесь же не Адья Тэрэк. Может, ей даже лучше будет. — И, доверительно понизив голос, он пояснил: — Что-то она в последнее время меня не терпит.

— А младшая? — вспомнила Ак Ми Э девочку, у постели которой столько ночей провела.

— А за нее больше всех благодарен я судьбе и тебе, Ак Ми Э. Ты ей помогла, так неужто я тебе не помогу?

Что-то здесь было не так, но Ак Ми Э не хотелось об этом думать. Наконец-то она нашла попутчика и теперь сможет быстро уйти. Кани Кан, конечно, прибежит еще и к ней, и к Матушке, и к Старейшине просить за Далекого Человека, но что делать — придется ей это пережить. А сам Далекий Человек был ей приятен. Он немолод, но опытен, и он один, быть может, ее понимает. Так тому и быть.

С этого момента все завертелось-закружилось быстро, и уже через три дня они покинули поселок и двинулись в лес, на запад. Немногие пришли проводить их: Матушка, Старейшина, подружка Быстрая Девушка. Еще несколько человек, эти — уже из любопытства. Ак Ло Тан тоже пришел, но стоял вдалеке, смотрел на нее больными преданными глазами, словно не веря, что она исчезнет навсегда.

Позавчера, узнав, что Сай Дин уходит с Ак Ми Э, что его выбрал Старейшина, Ак Ло Тан явился к дому Матушки и, дождавшись, когда Ак Ми Э выйдет, кинулся к ней. Это ничего, что ему запретили, он сам уйдет. Ведь он знает, Ак Ми Э не против, она ведь хочет, чтобы Ак Ло Тан ушел вместе с ней. Он знает это. Все эти годы он знал. Но Ак Ми Э холодно отстранилась, хотя ей так хотелось прикоснуться к нему последний раз, погладить его кудри, заглянуть в глаза! Попрощаться с ним.

Но тогда он бы не остался. Он сам нарушил бы запрет, крался бы за ними по лесу, пока возвращение не стало бы бесполезным. И Ак Ми Э оказалась бы в этом виноватой. Нужно было найти для него добрые, теплые, но спокойные, не трогающие сердца слова, но Ак Ми Э не нашла таких слов, не сумела их найти, поэтому прощанье у нее получилось холодным и безжизненным. Он обиделся. А ведь это единственный человек, кроме Матушки, что так много значил для нее в поселке И Лай. Ак Ми Э хотела, чтобы у него осталась светлая память о ней. Очень светлая. Но и этого не получилось у нее.

А Далекого Человека вообще никто не пришел проводить, его родня была на него в обиде.

Перед уходом Ак Ми Э побывала в последний раз в священной роще тин-кос. Ее ветка еще цвела так же буйно, как и раньше. Что бы это значило? И прямо оттуда Ак Ми Э направилась к своему ти-кою, любимому питомцу, совсем ручному, которого Матушка посоветовала взять с собой. Он пройдет везде, позволит нагрузить на себя тюки с поклажей. Ручной ведь. Да и от диких зверей будет хорошей защитой. Как-никак, ти-кои — властители лесов. Пусть кто-нибудь попробует поднять руку или лапу на Ак Ми Э! И еще, спасибо Матушке, снабдила она ее разными травами и мазями. Если не в дороге, то на месте пригодятся. Втайне от всех даже порошок коры тин-кос дала Ак Ми Э. Вдруг когда-нибудь поможет? Ведь никто не знает, что их там ждет.

Единственное, сурово предупредила Матушка, а потом и Старейшина, чтобы не брали они с собой в дорогу «вечерние звезды». Ни одной. Ак Ми Э удивилась: что плохого в простых украшениях, обыкновенных, каких много у каждой женщины? Эти красивые прозрачные камешки, они же просто под ногами валяются. Она и не собиралась их брать, зачем с собой лишнее тащить. Только одну ниточку прозрачных «вечерних звезд» на память об И Лай и Ак Ло Тане… подарившем когда-то Ак Ми Э эту нить. В день праздника Весны. Как давно это было! Но девушке отказали в этой малости.

Давным-давно, объяснила Матушка, большая беда пришла в их земли, беда из-за «вечерних звезд». В дальних краях, как говорит старое предание, о котором ей поведала прежняя Матушка, «вечерние звезды» ценят выше металла, выше зерна, масла, ценных шкур и даже коры дерева тин-кос! Это большое богатство. Ак Ми Э непонимающе посмотрела на свою ниточку «вечерних звезд»: они очень красивы, конечно, но это же камень, не больше. Его не съешь, если голоден, и в работе его не используешь, как нож, например, или на охоте, как стрелы. Но Матушка настаивала. Когда-то земля, где сейчас стоит поселок И Лай, захлебывалась от крови тех, кто жил здесь. Когда-то нас было больше, гораздо больше, рассказывала Матушка. И когда чаша терпения духов переполнилась, они обрушили на головы пришельцев молнии, и все они сгорели, а с ними и многие из наших предков. Но с тех пор есть один закон, и он должен выполняться неукоснительно: человек, покидающий родные места, уходящий в другие земли — и безразлично, куда лежит его путь, — должен оставить «вечерние звезды» здесь и никогда даже не упоминать о них в чужой земле. Чтобы беда и кровь не вернулись опять в эти места. От одного Старейшины к другому, от одной Матушки к другой передается этот закон через поколения. И лишь когда Сай Дин и Ак Ми Э дали в этом слово, Старейшина отпустил их с миром, на прощанье ласково положив свою руку девушке на плечо. Матушка благословила их в дорогу, обняла свою бывшую воспитанницу, и двое людей тронулись в путь прочь от поселка И Лай, где провели восемнадцать лет.

Тай не просто шел, а летел, как на крыльях. Так, как сегодня, судьба ему еще никогда не улыбалась! Он вспомнил опечаленное лицо прекрасной Гайят. Как она смотрела на него там, в саду! Хорошо, что правитель Адья Тэрэк вознамерился его куда-то послать, и надолго, по-видимому, иначе бы он так и не узнал, что все-таки пользуется расположением его дочери. Правда, его так трудно было распознать… Он снова с удовольствием вызвал в памяти ее удивленное лицо, такое, каким оно было, когда они почти столкнулись на парковой дорожке.

— А́йэт Тай?

Удивление так явно прозвучало в ее голосе. Поэтому после обычного поклона, который Тай исполнял с особым чувством, если он бывал адресован Гайят, королеве его сердца, он позволил себе осторожно поинтересоваться, чем вызвано ее удивление при встрече? Ведь он частый гость во дворце Правителя Адья Тэрэк.

— Конечно, — посмотрела она, словно уколола его взглядом, — айэт Тай ничуть не изменился с нашей прошлой встречи, но… я недавно видела своего отца у фонтана… И он прервал нашу беседу, потому что у него назначен важный разговор с Таем из рода Кальги. А сам айэт Тай в это время гуляет по парку! — гневно бросила она. — И это меня, признаться, удивляет.

Тай смешался. Ни перед кем другим он никогда не позволял себе оправдываться, а тем более теряться, роняя свое достоинство, но ей всегда удавалось застать его врасплох. Впрочем, не только его.

— Но, — произнес он, оглядываясь на Утанжа, ахада королевской охраны, что привел его сюда и стоял в стороне, дожидаясь окончания случайного разговора, — я ведь и иду туда! Разговор с Правителем Адья Тэрэк должен состояться где-то здесь, в парке, хоть это и странно. Утанж?

Офицер выступил вперед.

— Первая Госпожа Гайят, — он поклонился. — Все верно, Правитель Адья Тэрэк велел отвести айэта Тая к Малому Каскадному фонтану.

— Но я только что оттуда, — отчеканила Гайят, наступая на него, — и уверяю, его там нет! Это позор! — Она сделала еще шаг, и Утанж попятился. — Как можно так нерадиво исполнять королевские приказы! Кто велел?

— Ахад Тижу, начальник охраны Правителя Адья То.

— Я знаю, кто он! — перебила Гайят. — Немедленно, — и офицер встал в стойку ожидания приказа, — немедленно отправляйся к своему Тижу и выясни все!

Ахад унесся прочь, и Тай остался один. Две дамы, сопровождавшие Гайят, держались в почтительном отдалении. Так случалось почти всегда, королевская дочь не любила, когда придворные наступали ей на пятки. В одной из придворных Тай узнал Айянит Кайя (вот уж поистине ненавистный род), другая, совсем молоденькая, была ему неизвестна.

Король Хаадид будет рассержен, подумал Тай, он не любит подобной путаницы, но ведь сам Тай как раз в этом не виноват, зато ему выпала редкая возможность провести немного времени с Гайят. Похоже, ей скучно, поэтому она пока не собирается покидать его общество. Еще вчера, на празднике в ее честь, он думал, что теперь, по крайней мере, с месяц ему не удастся заговорить с ней, а сегодня выпала такая удача! Да, вот она опустилась на скамью. Она не уйдет! Удивительная удача, обычно королевская дочь избегает его общества. Тай не осмелился сесть в ее присутствии.

Она взмахнула ресницами, потом еще раз. Он хорошо знал этот жест. Сколько же он любовался ей украдкой на пирах, приемах и турнирах! Ему казалось, что он все знает о ней, о ее красоте, но каждый раз она вновь поражала его воображение. И сегодня Гайят необыкновенно хороша, словно и не было этой ночи, половину которой она так легко и беззаботно протанцевала, поражая поклонников в самое сердце своим природным изяществом и безупречностью линий. Для Тая эта ночь оказалась и вовсе бессонной, потому что вчера ему вообразилось, что Гайят улыбнулась Ранжину Кайя во время танца, и не раз. Но вчера после стольких кубков, в хмельном угаре, все это могло ему и привидеться, она одинаково холодна со всеми. Известно ведь, что когда-нибудь дочь Правителя уедет в Линзор. Но пока она здесь…

Гайят еще раз взмахнула ресницами и подняла свои прекрасные глаза. Тай опустил свои, согласно этикету, но как же хотелось просто смотреть и смотреть в них! Просто потянуться и прикоснуться к ее роскошным черным волосам, так искусно перевитым, словно змеями, золотыми цепочками и голубыми лентами! К ее нежной смуглой коже! Как хотелось впиться в ее полные губы, точно слегка припухшие от… Тай дернулся, отгоняя наваждение. Наверное, он еще разгорячен вчерашним танцем. Не первый раз ему выпала такая честь, но вчера во время пира был миг, один лишь миг, которого ему не забыть никогда. Танцор, оказавшийся в паре недалеко от них, уже изрядно нагрузился, спотыкался все время, и в один поистине прекрасный момент он оступился так, что полетел прямо под ноги Гайят, и Таю пришлось поймать ее. Лишь на один миг она оказалась в его объятиях и сразу же отпрянула, но этого мига хватило молодому Кальги, чтобы понять, что мысли его о королевской дочери не так священны, как казалось ему раньше. Раньше она возвышалась над ним, словно на небесном пьедестале, подобно богине, и Тай привычно смотрел на нее снизу вверх, восхищаясь, молчаливо обожая. Но после вчерашнего ему вдруг безумно захотелось карабкаться, лезть вверх на этот пьедестал, ломая ногти. Пытаясь унять дрожь, которую в нем рождали такие мысли, он снова склонился перед ней, чтобы дочь Правителя Адья Тэрэк ничего не заметила.

— Так что же, — раздался ее голос, — айэт Тай скоро покинет нас?

Он удивленно воззрился на нее, забыв об этикете. Он ничего не знал ни о каком отъезде. Неужели король затем и позвал его? Наверное, отправит опять в Дэльгар. Говорят, там снова начался бунт. Пылает, словно костер, этот Дэльгар, а все потому, что назначают в эту провинцию слабых, как Кабил, например. Зато он умудрен опытом — так, кажется, сказал отец? Нет, Тай не верит в такую мудрость. Опыт дает силу, а не слабость, это же ясно. На самом же деле брат Кабила, Сайин, в большой чести у Хаадида, и заслуженно, ведь он настоящий герой. Но обойти более достойных и назначить верховным правителем Дэльгара его брата было глу… неосмотрительно. Итак, и Тая наконец бросят в этот костер. Что ж, посмотрим!

Но не это известие поразило его до такой степени, что он позволил себе забыться, уставясь прямо в лицо наследницы трона Адья Тэрэк. Неужели ему не показалось? В голосе девушки явно тенью скользнула грусть. Вот только отчего?

— Мне неизвестно об этом. Пока, — пробормотал он, опомнившись и отведя глаза.

Девушка приподняла руку и дернула кистью — жест досады.

— Тогда я зря упомянула об этом, — вздохнула она. — Не вовремя.

— Тогда я ничего не слышал, — Тай осмелился немного улыбнуться в сторону, совсем немного, чтобы не спугнуть ее.

— Я буду благодарна айэту Таю, если он промолчит об этом в разговоре с моим отцом, — слова ее прозвучали сухо, но, видимо, Гайят поняла это сама и прибавила уже гораздо доверительнее: — Это лишь небольшое недоразумение, но мне неприятно будет, если отец узнает о том, что я заранее поведала о его планах.

Тай молчал, ведь ее просьба не требовала подтверждения с его стороны, и он никак не мог придумать, что бы еще сказать. А ведь надо было использовать такую редкую возможность, питать их разговор, чтобы он не увял. Но первой молчание нарушила снова Гайят.

— Айэт Тай заслуживает награды, — она улыбнулась. — За преданность.

— За что же? — удивился Тай. — Любой готов служить Первой Госпоже Гайят. Но вернее Тая из рода Кальги, — внезапно вырвалось у него, — ей не будет служить никто!

— Как это за что? — продолжала дочь Хаадида, словно и не слышала последней части.

Но она тщетно пыталась подавить на лице довольную улыбку. Вопреки его опасениям, Гайят понравились последние слова. Даже больше, они были ей очень приятны.

— Любой бы намекнул на то, что оказывает небольшую услугу. А значит, заслуживает небольшой награды.

«Я не любой», — подумал молодой Кальги. Но вслух сказал:

— Нет лучшей награды, чем говорить с прекрасной Гайят. — Он опустил ее титул, но она будто бы и не заметила этого.

— И все-таки… Скажем тогда так: у меня есть предчувствие, что скоро айэт Тай покинет нас, и, возможно, надолго…

Ему не показалось. В ее голосе явно было сожаление. Она не хотела, чтобы Тай исчезал. Так приятно, какой бы равнодушной и даже жестокой она не казалась раньше! Просто Гайят слишком горда, чтобы признаться в этом даже себе, но теперь, когда она случайно узнала о планах своего отца и поняла, что Тай Кальги исчезнет надолго из Чатубы, быть может, погибнет в Дэльгаре, она растерялась и загрустила. И в этот момент он как раз и застал ее! Вот это удача!

— Но мне хотелось бы, — продолжала она, — чтобы в далеком путешествии айэт Тай не скучал по родине, но и не забывал о ней.

— Забыть о ней нельзя, — проговорил молодой человек осторожно, стараясь попасть в тон, — но и не скучать по ней невозможно.

— Может быть, — лукаво спросила она, — какая-нибудь безделица могла бы скрасить тоску по родине, напоминая о ней?

Его словно толкнули. «Давай же, дурак, проси», — яростно пнул он мысленно самого себя.

— Если бы только Первая Госпожа Гайят почтила меня честью носить у сердца какую-нибудь мелочь, к которой прикасались ее руки, для меня не было бы воспоминания прекраснее о Чатубе, и не только о ней…

Тай склонился, ожидая либо ее немедленного ухода, либо милости. Но, как он и надеялся, ухода не последовало.

— Ах, все-таки все просят награду в конце концов, — лениво проговорила она.

Он хотел было возразить, но прикусил язык, кинув взгляд направо. В конце аллеи появился офицер, удалившийся за разъяснениями. Гайят тоже его заметила.

— Но не всем она достается, — закончила она. — Если это может послужить хорошим напоминанием о доме…

И вынула из-за пояса свой кружевной платочек.

— Конечно, — Тай жадно потянулся к нему глазами, — это большая честь для меня.

Она протянула ему кусочек ткани с королевским символом рода Сэмержи нарочито ленивым жестом, но глаза ее сверкнули на мгновение, будто слезы навернулись, и Тай принял подарок с низким поклоном.

— Айэт Кальги, Правитель Адья Тэрэк ожидает в своих покоях, — раздался сбоку голос Утанжа. — Произошла ошибка, — виновато пояснил он, когда Тай повернулся.

Король не мог ждать, и надо было немедленно завершить разговор в присутствии офицера. Тай снова низко склонился перед Гайят, силясь придумать что-нибудь почтительное и прочувствованное одновременно, но так и не смог ничего сочинить, точно разум его пребывал в каком-то сне.

— Почтение и преданность Первой Госпоже Гайят, — ограничился он обычной церемониальной фразой и отступил в поклоне на несколько шагов.

Она кивнула и произнесла что-то очень тихо, чтобы никто, кроме нее, не услышал, даже Тай, стоявший ближе всех. Но он навострил уши, как только мог, и ему удалось разобрать несколько слов. И среди них точно было «боги хранят» и его имя, «Тай». Но ведь Гайят не хотела, чтобы эти несколько слов были услышаны, подумал он, и сделал вид, что ничего не разобрал, изобразив почтительное неведение на своем лице. Больше она ничего не сказала, и Тай, повернувшись, направился вдоль аллеи вслед за ахадом королевской охраны с сердцем, наполненным счастьем до краев. Сейчас он мог бы горы свернуть, и, передвигаясь темными дворцовыми коридорами, он далее жаждал, чтобы его отправили в Дэльгар, в самую гущу врагов. И тогда он покажет Гайят, на что способен. На ощупь он сунул платок за пазуху, поближе к сердцу.

Утанж провел его прямо в покои короля. Не в тронную залу, не в залу для аудиенций, даже не в залу Совета, а прямо в сердце дворца. Такой чести молодой Кальги не удостаивался никогда. Но все же как чудесно, что офицеры охраны все перепутали! «Это не они, это судьба», — подумал Тай, перед тем как войти в королевские покои, а затем стряхнул с себя свою слабость, подобрался внутри и приготовился к разговору, который, судя по всему, обещал быть важным, даже очень важным для Тая из рода Кальги.

После того как Утанж перемолвился парой слов с королевскими охранниками, двери распахнулись и обоих пропустили внутрь. Утанж провел его еще через несколько комнат, а затем лишь распахнул перед ним очередные двери, не входя дальше. Когда Кальги переступил порог, двери почти бесшумно затворились за ним, и он почтительно замер в ожидании. Лишь тогда небольшая дверца у противоположной стены скрипнула, отворяясь, и Правитель Адья Тэрэк появился оттуда собственной персоной. Тай снова склонился, который уже раз за сегодняшний день. Правда, сегодня ему приятно было склоняться.

Нет, король не был рассержен сегодняшним маленьким происшествием. Похоже, ему не до того, он чем-то озабочен. Это слышалось в голосе Правителя, когда он приветствовал Тая, и видно было по тому, что он сразу решил перейти к делу, как только небрежно опустился в роскошное кресло, похожее на трон, рядом с невысоким столом, заваленным картами и какими-то свитками. Махнул он рукой и Таю, указывая на небольшой стул.

— Времени немного, поэтому я перейду сразу к делу… Тай из рода Кальги.

Начало более чем многообещающее.

— Но сначала ты должен поклясться, что все, о чем здесь будет сказано, ты не откроешь никому, даже под пыткой.

И он подвинул к нему статуэтку Кайятрэ.

— Но если ты, — добавил Правитель, — нарушишь свое слово, мне придется казнить тебя, потому что тайны, которые я хочу доверить тебе, надеясь на твою верность трону, могут спасти Адья Тэрэк, но могут и разрушить. Я не могу рисковать своим народом, поэтому я выбрал именно тебя.

Тай взял статуэтку и прижал ее к груди двумя руками.

— Клянусь благословением богов и честью своего рода, я не нарушу слова, данного Правителю Адья Тэрэк, — проговорил он обычные слова клятвы, и они приятно взбудоражили ему кровь, — и не открою того, что я узнаю здесь. Даже под пыткой.

— Хорошо, — Хаадид отставил статуэтку в сторону, открыл рот, словно хотел что-то сказать… и вдруг задумался.

И Тай не мог прерывать его размышления. Наконец-то заметили, что он вырос, и не кто-нибудь, а сам король! В этот раз в Дэльгаре он полной мерой всем доказал, на что способен, но завистники, вроде Кайя, смогли сильно преуменьшить его роль во взятии Самока. Ведь именно его хитроумный план принес успех воинам адья, но его приписали Сайину, ему же по молодости оставили командовать большим, но тактически самым незначительным отрядом. И снова он успел вовремя, чтобы решить исход битвы в пользу Адья Тэрэк лишь с незначительными потерями, совершив со своими людьми головокружительный обходный маневр. И что тогда сказали? Он оставил вверенные ему позиции, подверг риску все войско, взятие Самока могло бы провалиться, если бы Тай не был так везуч. Да, сказали завистники, он слишком молод еще и горяч, чтобы доверить ему ответственное дело. Но в глубине сердца молодой человек верил: если бы только король был там, у Самока, он бы приветствовал то, что сделал Тай. В молодости король Хаадид был также горяч, напорист и непредсказуем для соперников. Теперь же — вынужден опираться на своих военачальников и их суждения. Да и Кайя у него больше в чести. Поэтому Тай Кальги не попал в Виктию, как надеялся, а вынужден прозябать в столице, тогда как Ранжин из рода Кайя только что вернулся оттуда со свежим шрамом, покрытый славой и нагруженный добычей.

— Начну с того, — вдруг подал голос Хаадид, прервав мечты молодого Кальги, — что грядет большая война.

Как обрубил. «Вот оно!» — метнулось внутри.

— Если Правитель Адья Тэрэк имеет в виду Виктию, то там всегда война, то больше, то меньше, — осторожно сказал Тай. — Неужели мы пойдем дальше Виктийских земель? В глубь Линзора?

— Да, — кивнул король, — предстоит война с Линзором. И не в Виктии. Открытая война с Римафеи. И лишь вопрос времени, когда она начнется.

— Нам придется трудно, мой властитель, — только и придумал ответить Тай, — я ведь был в Дэльгаре. Там постоянно полыхает костер. — Он посмотрел в сторону короля, избегая открытого взгляда в глаза, чтобы не рассердить его. — И не только там. Весь наш запад в огне, только огонь этот скрыт под поверхностью. Может, Линзору недостаточно будет всего одной искры, может, придется постараться, но заполыхает пламя жарко!

— Я не ошибся в тебе, Тай, — значительно сказал Правитель. И хоть он и не пояснил, что он имел в виду, Тай понял, что в чем-то не разочаровал короля. — Но дело не только в западных землях, — покачал он головой, продолжая. — Линзор может начать открытую войну, а мы сейчас к ней не готовы, потому что не первый год вязнем на наших границах. Скоро нам нечем будет кормить войско, — неожиданно добавил он.

— Но зачем им война, если… — Тай не мог продолжить дальше, но вопрос витал в воздухе. Ведь все знают, что Гайят должна вступить в супружеский союз с Тимором.

— Не время рассказывать о подробностях, да и незачем, — резко сказал король. — Тебе оказано доверие, потому что дело, которое я хочу поручить тебе, — это дело великой важности для Адья Тэрэк. Война неизбежна, потому что союза между сыном Римафеи и Гайят не будет, — ударил он Тая своими словами, точно молотом. — Я отказал Римафеи. Народ Адья Тэрэк слишком велик и могуч, чтобы выполнять условия проклятых линсов, которые мнят себя потомками каких-то древних воителей. Моя дочь выйдет за сына народа адья, и никого другого. Так я решил.

Он явно горячился, произнося эти слова, но они лились на раненое сердце Кальги, словно бальзам. Ведь если давно договоренный союз Гайят расстроился, то представители самых знатных родов адья могут надеяться… Теперь он отчасти понимал, почему холодность Гайят сменилась той растерянностью, в которой она сегодня пребывала. Поэтому она и совершила такую оплошность. Бедняжка, ей сейчас совсем не на кого опереться. Вот почему она расстроилась, услышав от отца, что он отсылает его, Тая. Все-таки он ей небезразличен! И эта грусть в ее голосе! Сладко закружилась голова.

И вдруг король внимательно уставился на него.

— Откуда вдруг такая бледность, Кальги?

Тая охватила паника. Возможно, для многих не секрет, что Тай чрезмерно предан королевской дочери, но тон Правителя поверг его в замешательство, и разум его заметался, ища выхода. Правитель Хаадид проницателен, сейчас он все поймет.

Внезапно король вскочил и в два шага покрыл расстояние между ними. Вцепившись Таю в плечо с неожиданной силой, он велел:

— Смотри мне в глаза!

И Тай не посмел ослушаться. Встать, по этикету, он не мог, потому что руки короля придавили его к сиденью и сдерживали, пока Тай смотрел на него в смятении снизу вверх. Слишком неожиданным оказался для обоих этот разговор.

Наконец Правитель отпустил его и отошел, но не сел, а принялся прохаживаться туда-сюда. Все знали, что королю так легче думать. Он размышлял. Тай поднялся, полагая, что на этом милость и закончится, но Хаадид, походив немного взад-вперед, так же неожиданно уселся на место. А вот Таю на сиденье уже не указал.

— Твое отношение к моей дочери переходит грань простого почтения! — довольно мрачно сказал он.

Тай набрался смелости. В чем же его преступление, если он любит Гайят? Ведь он ни разу не преступил черты. Хотя, надо сказать, дочь Правителя никогда не оказывала ему внимания. Скорее, даже наоборот.

— Да, — сказал он. К чему скрывать от короля то, что очевидно для всей Чатубы. Ему нечего стыдиться. — Я испытываю к дочери Правителя Адья Тэрэк чувство выше простого почтения. Это глубокое почтение к ее красоте и уму, это моя верность ей до последнего вздоха, — запальчиво говорил он. Ему казалось, что фразы выстроились у него безупречно и звучат красиво и значительно, как никогда. — И я жизнь готов отдать не только за Адья Тэрэк и корону, но и за Гайят… Первую Госпожу Гайят, — поправился он. — И я буду защищать ее до последнего вздоха. Кого бы она ни избрала для супружеского союза. — Тут он замолчал, потому что слова перестали быть искренними. Так на Правителя Хаадида не произведешь должного впечатления.

— А ты храбр не только на поле боя, — неожиданно добродушно сказал король и указал на стул.

Тай молча опустился на сиденье. Теперь, после его вынужденного признания, между ними образовалась какая-то связь. И если властителю Адья Тэрэк это не понравится, Таю придется плохо. На сердце стало еще тревожнее.

— Гайят тебя хорошо разглядела, я вижу, — еще добродушнее стал голос Хаадида.

«Гайят?» — тупо спросил себя Тай.

— А я думал, признаюсь: ну чем тебя Гайят так выделяет? Молодость, храбрость, она у многих есть; верность короне — реже встречается, но тоже есть…

Пауза. И совсем задумчиво, словно для себя:

— А ведь род Кальги очень знатен… И очень влиятелен, особенно в провинциях, не так ли, Тай?

Молодой Кальги кивнул, не понимая, к чему это. «… Чем тебя Гайят так выделяет» — эти слова застряли у него внутри и сладко отдавались в сердце. Ему, оказывается, не почудилось там, в дворцовом парке. Платочек около сердца согревал ему грудь.

— Когда начнется война, если она начнется, — снова говорил король, и Тай жадно вслушивался, надеясь получить еще какое-нибудь подтверждение благоволения дочери Хаадида, — и мне, и моей дочери понадобится твоя верность. Такими вещами не бросаются, нет… Это редкая ценность, огонь сердца. Его вознаграждают, а не отвергают.

— Я готов отдать свое сердце, служа Правителю и Правительнице! — торжественно ответил Тай на проникновенные слова властителя Адья Тэрэк, не заметив своей оговорки. Но ее заметил король.

— Гайят пока еще не Правительница, — добродушно бросил он, и Тай Потупился. — Но, конечно же, настанет этот день, и тогда ей не обойтись без надежной опоры, верных людей. Ты же знаешь, как я ценю храбрость и преданность?

Тай кивнул.

— Преданность рода Кальги, одного из самых достойных в Адья Тэрэк, может заслужить самую высокую награду, став опорой для трона. Почему бы и нет? — задумчиво продолжал Правитель, размышляя. — Почему мне всегда указывают на Кайя, суют их во все дыры? Ведь знают же, что я им не доверяю! Тай, — он строго посмотрел на молодого Кальги, — я не доверяю теперь Кайя. Особенно Ранжину. В угоду своей гордости и алчности они могут разрушить то, что с таким трудом строил народ адья, лишь только Линзор начнет брать верх. Я позвал тебя для другого, но хочу спросить после того, что открылось мне сегодня: готов ли ты стать опорой короне Адья Тэрэк и моей дочери, будущей Правительнице, в кровавой войне с врагами за пределами наших земель и внутри?

Как все удачно поворачивалось сегодня для Тая! Какой необычно светлой стороной обернулась к нему жизнь! Стоило лишь немного открыть свое сердце… Кто думает, что самым сильным этого мира неведомы человеческие чувства? Просто слишком тяжелый груз у них на плечах. А ведь все может сложиться и так, что Правитель Адья Тэрэк доверит ему свою дочь. Разве слова его можно истолковать иначе? Надо лишь доказать свою преданность, силу и любовь к Гайят. Многое, очень многое зависит от него. И, не колеблясь ни мгновения, он ответил королю:

— Я готов стать опорой Гайят и готов отдать жизнь, чтобы заслужить это право.

Отеческий взгляд Хаадида стал ему наградой.

— Я действительно не ошибся в тебе, когда выбрал для столь важного дела. От этого зависит многое, поэтому отправляться надо как можно скорее.

— В Дэльгар или Виктию? — с готовностью спросил Тай.

— Нет, — Хаадид, улыбаясь, покачал головой, — судьба Адья Тэрэк будет решаться в другом месте. Ты отправишься на восток.

— Разве наибольшая угроза от набегов квирайя? — удивился Тай.

— Ты отправишься гораздо дальше. Таких походов еще не было. В Великие Леса.

— В леса? Разве мы найдем там союзников?

— Нет, не союзников. Ты будешь искать Землю «вечерних звезд».

— Что? — переспросил Тай, боясь, что ослышался.

— Лучший союзник — это золото. Он никогда не предает. Хаадид кинул на стол мешочек из грубо выделанной кожи и кивнул Таю. Тот развязал мешочек осторожно, и каково же было его удивление, когда он вытряс на свою ладонь горсть плохо обработанных драгоценных камней. Некоторые из них были очень велики, и вид их непривычен глазу. Некоторые вообще не обработаны, некоторые очень плохо отшлифованы. На шлифованных же камнях грани оказались нечеткими и неправильными. Перепортить целое состояние!

— Этому ювелиру следовало бы руки поотбивать, — сказал он, качая головой.

Хаадид засмеялся.

— Этого ювелира сложно будет подвергнуть наказанию. Он слишком далеко от нас, где-то за Великими Лесами. Эти камешки оттуда, — пояснил он, забавляясь удивлением молодого Кальги. — Мой человек доставил их оттуда и клялся, что таких «вечерних звезд» — так их называют местные дикари — там целые россыпи. Они там почти под ногами валяются, и местные их совсем не ценят.

Тай не знал, что и сказать. Дивная местность, и люди там придурковатые.

— Вот туда ты и должен отправиться.

— За камнями?

— Конечно. В них сейчас спасение для народа Адья Тэрэк. Пойми, Тай, исход войны между линсами и народом адья будет решаться не только на поле боя. Линсы сейчас сильны, как никогда. А знаешь, в чем корень их теперешней силы? Их новые островные провинции, местонахождение которых они не открывают никому. Но наши глаза и уши в Линсэрэе сообщают, что их корабли везут и везут золото и серебро оттуда, сокровищница Римафеи ломится от золота. Оно потоком льется в его карман. А он необычайно коварен, он слишком умен. Прежде чем открыто воевать с Адья Тэрэк, Линзор завоюет половину наших земель с помощью золота, и никто не сможет ему помешать. Ни я, ни моя дочь, когда я умру.

— Неужели, — горячо вступил Тай, — нельзя ничего сделать? Если это будет спасением для Адья Тэрэк, я могу попытаться убить Римафеи, и наследника тоже. С горсткой верных людей порой можно сделать больше, чем…

— Постой, — король поднял руку, приказывая Кальги молчать, и он остановился. — Твоя решимость отдать жизнь за Адья Тэрэк похвальна и заслуживает награды, но, — и он закончил мысль Тая, которую тот не успел высказать, — смерть Римафеи не изменит многого. Возможно, она даже ускорит войну. Поэтому если ты отправишься на восток за «вечерними звездами» и проложишь туда дорогу для нас, ты сослужишь большую службу для народа Адья Тэрэк и еще больше упрочишь этим королевскую власть. Раздвинутся границы, закончатся эти постоянные бунты, мир воцарится здесь. О чем еще может мечтать Правитель Адья Тэрэк! Разве что о хорошей судьбе для моей дочери. Ведь я отец… — Он замолчал. Тай почтительно ждал, когда король снова заговорит.

— Да, я уже немолод, — вдруг сказал Правитель, — и хотя мне достает твердости править народами Адья Тэрэк, но порой мне не на кого опереться. Иногда я жалею, что Кайятрэ не дал мне сына. Гайят — необыкновенная дочь, достойная тени своей великой прапрабабки, но иногда, когда я смотрю на такого молодого человека, как ты, Тай, я упрекаю Кайятрэ. Я хотел бы иметь такого же сына, как и твой отец. Я слежу за тобой, молодой Кальги, и все более и более убеждаюсь, как повезло твоему роду.

Тут он словно очнулся от мечтаний, в которые погрузился, И с подозрением посмотрел на Тая, не заметил ли он его слабости. Тот, конечно, сделал вид, что не заметил. Очевидно, что сейчас Правитель думает о супруге для своей дочери, и Тай ему по вкусу: его смелость, преданность, откровенность, воинские таланты, да и род его знатен. Кальги всегда мечтали подмять под себя Кайя! Быть может, эта мечта, наконец, осуществится, и Гайят тоже будет принадлежать ему. Главное, это проявить себя так, чтобы у Правителя Хаадида не осталось сомнений в том, кто будет опорой для наследницы трона Адья Тэрэк.

— Мы отошли от главного, от сути, — голос короля обрел свою обычную жесткость. — Ты отправляешься на восток, через Великие Леса. Мы очень нуждаемся в том, чтобы нам сопутствовал успех. Поэтому я выбрал тебя, Тай. Это очень важный поход. Быть может, самый важный в твоей жизни.

— А что еще известно об этой Земле «вечерних звезд»? — спросил молодой человек, дрожа от радостного возбуждения, — Кроме того, что она существует. Есть ли карты?

Хаадид отрицательно покачал головой.

— А что говорит тот человек, что принес камни? Он может показать дорогу?

Правитель снова повторил отрицательный жест.

— Он умер от ран вскоре после своего прибытия. Лекарь сказал, что лишь долг мог заставить его зайти так далеко. Он немного рассказал, но все, что он сказал, записано здесь, — и он коснулся пальцами одного из свитков, валявшегося поперек карты.

— А кто напал на него?

— Он говорил о квирайя. — Тай кивнул. — Стоило только выйти из-под прикрытия деревьев, как сразу же напали кочевники. Ему удалось скрыться в лесу и переждать опасность, но, пока он добирался сюда, раны убили его. Он говорил и о других опасностях, скрывающихся под тенью Великих Лесов. О лесных людях, например.

— Лесных людях?

— Ты узнаешь о них отсюда, — Правитель указал на свиток. — Как ты будешь готовить поход, это дело твое. Я тебе доверяю. Но учти, дорога лесами продлится не один месяц. Мой человек сказал, что этот путь измотает любого. Твой отряд должен быть невелик, но надежен. Вельды не воинственны, опасности будут угрожать больше в пути, а не на месте. В этих лесах легко заблудиться. Ведь наши люди не привыкли к таким путешествиям.

— Вельды — это люди? Они обитают там? Мне показалось, Правитель Адья Тэрэк говорил о каких-то дикарях?

— Так оно и есть. Вельдами они названы в одном старинном пергаменте, который отыскали в моем хранилище рукописей. Он почти рассохся. Наверное, существовал еще до Великой Гайят, когда род Сэмержи только всходил на трон. Но это всего лишь на письме. Пергамент повествует о гораздо более древних временах. И описал эту древнюю историю какой-то потомок линсов, живший в те времена в Адья Тэрэк, при дворе. Эта рукопись удивила меня, когда я на нее наткнулся. А было это давно, еще до рождения моей дочери. Она повествует о походе линсов на восток, через Великие Леса за «вечерними звездами», очень давнем походе, и, похоже, неудавшемся. Но с того времени мысль о неизвестных сокровищах не оставляла меня, хотя уже не осталось никаких воспоминаний о людях за лесами и вообще хоть о чем-нибудь, что там есть, на востоке. Что такое эти «вечерние звезды»? «Сокровища необыкновенной мощи» — вот как там говорится. И я мечтал о необыкновенном оружии, хранящемся в тех местах. И лишь теперь, — он вытряхнул несколько камней себе на ладонь, — я понимаю эти слова. Тогда, лет двадцать назад, я и отправил первый небольшой отряд на поиски этих вельдов. На каком-то древнем языке, говорится в рукописи, это значит «дикие». Поэтому мы справедливо решили, что народ этот дикий и простой, и мощи своих сокровищ не разумеет. Но люди уходили и не возвращались. Возвращались лишь те, кто недалеко зашел в леса. Тех я велел казнить: их усердие в службе своему королю большего не заслуживало. Но и они рассказывали о том, как тяжело продвигаться через эти леса, о диких животных, о ядовитой мошкаре, от укусов которой тело вспухает, будто наполненный водой кожаный бурдюк, о колючих травах, царапины от которых превращаются в огромные язвы. И о дивных топях, в которых людей засасывает внутрь простая грязь. Только что ты стоял на ровном месте, и тут — шаг в сторону, и земля проваливается под тобой. Так что поход будет непростым, Тай из рода Кальги.

Тай прикоснулся в раздумье пальцами к повязке на лбу, которую носил всегда. Так он делал, когда волновался или искал ответа, не понимая чего-то.

— Не может быть, чтобы какие-то леса были опаснее для нас, чем хорошо обученные вражеские воины, — решительно покачал он головой.

— Я посылал туда не худших своих воинов, — строго возразил Правитель, — хоть и небольшими отрядами. И много лет они исчезали в этих лесах. Я уже подумывал о том, чтобы прекратить тратить золото из казны и людей на эти древние сказки, но тут боги адья услышали меня, и один из разведчиков вернулся. Он дошел до земли вельдов и видел их. Это действительно дикие люди, не знающие ни нормального оружия, которым можно сражаться, ни денег, ни даже торговли. И неудивительно. Какое-то время мой воин жил в одном из их поселений у восточной кромки лесов, рядом с рекой. Но его сильно увело на юг от первоначальной цели. Вельды очень дикие, живут отдельными небольшими поселениями в лесу. Не верят в богов! А в каких-то своих предков, поклоняются деревьям. Одно слово, дикари. Но там, на востоке, в холмах, поросших лесом, где они живут, полно «вечерних звезд», как их величают местные. Эти вельды украшают ими себя, не зная, какой ценностью обладают! Еще бы, если они, — он вытряхнул камни на стол, и они покатились, грохоча и подскакивая, — как простые камни, почти валяются у них под ногами! В этом мешке есть камни, которые воин просто подобрал в холмах, и те, что он украл у вельдов. Именно украл, потому что, несмотря на то что «вечерние звезды» не имеют там никакой ценности, они наотрез отказались отдать ему хоть один камешек и проверили, когда через некоторое время он отправился в обратную дорогу, не взял ли он с собой хоть одну «вечернюю звезду». Таков древний закон, сказали они. Но воин этот оказался хитер. Он спрятал немного звезд в холмах, за селением, и потом незаметно забрал свой запас, хотя местные охотники сопровождали его не один день, пока мой разведчик не покинул их местность. Этот человек выполнил свой долг: только благодаря его подвигу я теперь знаю, что рассказанное в рукописи не просто сказка, а чистая правда. Я бы щедро вознаградил его, если бы он выжил, но богам было угодно забрать его.

И король опустил голову, лицемерно отдавая дань герою, которого еще недавно по его собственному приказу отправили к богам.

— Тщательно подбирай надежных людей, Тай. Из верных, преданных тебе сердцем и телом. Готовых идти на смерть по любому твоему слову.

— Таких много не наберется, — улыбнулся Тай.

— Много и не потребуется. В лесу большой отряд будет помехой. Но пусть это будут опытные воины, что не испугаются ни лесных людей, ни зверей, ни трудностей далекого похода. Я дам тебе тоже человек десять, своих, проверенных. А может, и больше.

Тай нахмурился. Все-таки не очень ему, похоже, доверяют.

— Я хочу, — продолжал Хаадид, — чтобы они охраняли лично тебя. От твоих же людей. Никогда нельзя быть уверенным в том, как поведут себя самые верные, увидав такие сокровища. Не только преданность своему Правителю, но и страх перед ним, перед суровой карой за измену, обеспечат тебе двойную верность моих людей. Прими их, как мою заботу о тебе.

Тай склонил голову. Он еще слишком молод и порой недальновиден. Ему и в голову не пришло, что его люди могут предать его.

— И еще… Как я понял из слов своего разведчика, эти дикари… вельды отказываются отдавать «вечерние звезды» добровольно. Я отдаю в твои руки право решать, как поступить с ними, если они будут упрямиться. Только помни: мне нужно столько камней, сколько вы сможете принести. Но это не все. Должна быть карта. Безопасная и удобная дорога для наших отрядов на восток. Чтобы мы могли вернуться туда большими силами. Земля «вечерних звезд» должна принадлежать Адья Тэрэк! И лучше было бы, чтобы вельды не заподозрили в нас врагов. Ведь мы не отнимаем у них пищу и кров. Наоборот, народ адья им многое мог бы дать, если бы они перешли под мою руку… Понимаешь? — мягко наставлял Хаадид. — Нет нужды воевать, если можно уладить дело миром. Разведчик сказал, что у них верховодят женщины, командуют всем поселком. Вроде бы они слышат голоса и все делают так, как голоса им велят. Тай, ты молод, недурен собой, обходителен. Постарайся завоевать их расположение, доверие. Они могли бы просто собирать эти камешки и доставлять их в Адья Тэрэк с помощью наших воинов. А за это… Обещай им что угодно. Незачем начинать с кровопролития. Пока мы будем подтягивать свои силы, вельды могут объединиться против нас. А они, хоть и дикари, леса знают намного лучше.

Время от времени Тай кивал, слушая наставления короля. Такой урок не часто можно получить. Воистину Тай еще молод и неопытен. Но если вельды будут упорствовать?

— А если они будут упорствовать? — все-таки спросил он. — Тогда не обойтись без крови. Придется их попугать немного.

— Я же сказал тебе, поступай как знаешь, — ободряюще кивнул ему Правитель Адья Тэрэк, — я знаю твои способности и верю: ты найдешь правильный путь. Только, что бы ни случилось, старайся оставлять как можно меньше следов… чтобы не переполошить всех вельдов в их землях. Ведь нам даже приблизительно неизвестна их численность. Мой человек побывал лишь в одном поселке, но даже там около тысячи вельдов.

И он резко встал, показывая, что беседа закончена.

— Меня ждут дела. Этот свиток, — и он протянул его Таю, — я отдаю тебе. Это знак большого доверия. Если его увидит еще кто-нибудь…

Глаза его потемнели. Тай сначала прижал свиток к груди, но тут же спрятал его под свое широкое придворное одеяние.

— Я знаю, что мне не надо рассказывать тебе о последствиях. Изучишь его подробно. Завтра он должен быть у меня в этот же час. Я пришлю за тобой кого-нибудь. — Он уже сделал несколько шагов к дверям, и Тай подался за ним, но Хаадид опять остановился. — Если кто-нибудь из твоего рода будет интересоваться разговором со мной или приготовлениями к походу, а уж этого скрыть никак невозможно, то скажешь, что отправляешься договариваться с квирайя. Знаю, знаю, — добродушно заметил он в ответ на смятение в глазах молодого Кальги, — они будут смеяться над тобой. Гиблая затея. Но не смей даже и намекать на то, что на самом деле у тебя куда большая задача, тайное поручение!

Тай молча поклонился. Предупреждение весьма кстати. Все-таки Хаадид был хорошо осведомлен не только о его способностях, но и о его недостатках.

Король дернул за шнур около двери, и очень быстро в дверях возник знакомый ахад охраны. Тай удалился. Хаадид же вернулся обратно и снова раскинулся в кресле, отдыхая после трудного разговора. В таком положении и застала его Гайят.

— Я сказала им, что ты меня ждешь, отец, — проговорила она с прелестной улыбкой.

Хаадид посмотрел на нее, но его лицо было столь непроницаемо, что Гайят забеспокоилась.

— Что-то случилось, отец? — тревожно спросила она.

— Пока нет, — проворчал Правитель Адья Тэрэк, — потому-то мы и славим Кайятрэ.

— Что же ты так мрачен? — незаметно вздохнув с облегчением, она обежала кресло, наклонилась и прижалась сзади щекой к щеке отца.

В ответ Хаадид потрепал ее рукой по свободной щечке.

— Я устал, Гайят. Трудный выдался день. Что бы там ни говорили охотники до чужих прав… не просто править Адья Тэрэк. Совсем не просто.

— Так что же Кальги? — вкрадчиво спросила она, приподнявшись немного, но все еще нависая над головой отца.

Хаадид усмехнулся.

— Нерасторопности он не проявит, это уж точно. Не так уж он несообразителен, как тебе кажется…

— Я не об этом спрашиваю. Ну, не делай вид, будто ты не понимаешь меня. Неужели я зря старалась? А мне-то показалось, что он будет ползти к цели до последнего вздоха…

— Не зря, конечно, не зря, дочка, — Хаадид уже улыбался в открытую. — Видела бы ты его лицо! Сам не свой от счастья.

— И что? — настойчиво продолжала вытягивать она.

— И что? Можешь быть уверена, уж он-то будет ползти к цели до последнего вздоха.

Отец и дочь переглянулись, и довольные улыбки осветили их лица.

Тай летел в свой дворец в Чатубе, как на крыльях, и его конь, словно чувствуя радость хозяина, нетерпеливо рвался вперед всю дорогу. Хорошо, что отца сейчас нет в столице. Тай успеет собраться в короткий срок, чтобы избежать вопросов, а никто другой, кроме отца, и не посмеет допытываться. Весь вечер он провел над бесценным свитком, стремясь запомнить каждую букву, каждое слово запечатлеть в своей памяти.

Вопреки его ожиданиям вернувшийся воин рассказал немного. То, что ему удалось найти дорогу домой, считал он своей огромной удачей, потому что из тех, кто вышел с ним в поход, больше не вернулся никто. Зато очень много ценного он рассказал о лесных людях. Они населяют, видимо, часть заросших лесом земель на западной границе Великих Лесов. Очень маленького роста, как дети. Одеты в шкуры. Очень злобные. Из лесу, похоже, не выходят, но на тех, кто попадается им, устраивают настоящую охоту. Пользуются стрелами, очень легкими, такие поражают только мягкие части, оставляя неглубокие раны или царапины. Поначалу их никто не принял всерьез. Но когда через некоторое время первый человек упал и его грудь содрогалась, не способная дышать, потому что тело было пропитано ядом (вот откуда тот резкий запах, который они учуяли), то люди встревожились не на шутку. Их, воинов, уже проявивших себя на поле брани, вот так из-за деревьев перестреляют какие-то дикие лесные карлики! Они пытались сопротивляться, но в лесу у них не было никакого преимущества. Лесные люди, как их назвали разведчики, исчезали и появлялись, когда хотели, ловко лазали по деревьям, будто животные. И главное, они умело ставили ловушки, рыли ямы на звериных тропах. И некоторые воины из отряда в них попались. После этого помочь им не было возможности, и отряд постарался просто поскорее унести оттуда ноги.

Они думали, кошмар закончился. Оказалось, он только начинался. Они двигались звериными тропами, придерживаясь восточного направления, но проходило время, и ориентироваться становилось все сложнее и сложнее. Верхушки вековых деревьев сплошным пологом закрыли солнце. Некоторые, кто был половчее, сначала лазили вверх по стволам, помогая себе ножами, будто когтями, но деревья делались все выше, а кроны плотнее. Держать направление было все труднее. Выручали редкие прогалины. А потом началась и вовсе чащоба. Порой завалы из веток и трухлявых деревьев оказывались совсем непроходимыми, и надо было возвращаться, обходя неудобные места, теряя завоевания нескольких предыдущих дней.

С чем не было трудностей, так это с водой и едой. Дичь здесь водилась в изобилии, и совсем непуганая, так что они редко когда оставались без добычи. Ручейков и речушек тоже попадалось множество, плохо только, что берега у речушек часто были неудобные, топкие. И воду видно, и не доберешься. Приходилось время тратить, чтобы найти доступ к воде. Но не всюду она хорошая, иногда прохладная и свежая, иногда тухлая на вкус. Такую они старались не пить — одного раза хватило, когда они всем отрядом провалялись на берегу несколько дней в какой-то непонятной горячке. Вообще здесь осторожнее надо. Ягоды, грибы и плоды, которых не знаешь, лучше не трогать. Конечно, на одном мясе выть хочется, но несколько таких любителей разнообразить себе пищу они там же и похоронили.

Иногда они выходили на возвышающиеся над общим пологом леса места или на поляны и с ужасом понимали, что последние несколько дней шли в другую сторону. Они совсем заблудились, но каждый раз упорно поворачивали на восток. Сначала они не ставили меток, обозначая свой путь, боялись, что их найдут лесные люди, потом стали метить деревья специальными знаками. А потом снова перестали, когда начали кругами по лесу ходить. Что это за дорога, что за карта, если она сама блуждает, как они? Несколько раз встречали очень крупных зверей, неизвестных. Прежде чем удавалось их прогнать или одолеть, они забирали свои жертвы. Отряд редел и редел.

А потом начались топи, населенные дикой мошкарой и ужасными растениями. Они больно кололи открытые части тела, и эти места не заживали, там появлялись язвы, гноились, то и дело открывались. Но топи оказались страшнее всего. Тай читал внимательно и понял: о местных топях разведчик говорил с ужасом. Когда же воины дошли до холмистой местности, в которой леса поредели и стали гостеприимнее, их осталось только трое. Какое-то время они проблуждали в тех местах совсем обессиленные и вышли наконец к странным «садам». На небольших пространствах, видимо, расчищенных от леса, стояли деревья одного вида с плодами, да не с дикими, как в лесу, а гораздо больше, вкуснее. Видно было, что тут человек руку свою приложил. Они объедались этими ароматными и вкусными плодами с дикой жадностью, пока их не нашли местные люди. Дикари.

О дикарях он говорил немного. Почти все это Тай уже слышал от Правителя Адья Тэрэк. Охотники, хорошие, впрочем. Возделывают какие-то плоды, корнеплоды, зерновые травы. Пекут лепешки, приятные на вкус, но совсем чужие для народа адья. Почти все время, а пребывали они в этом поселке недолго, их лечили. Но, как и полагалось разведчикам, они совали свой нос во все дыры, предчувствуя щедрую королевскую награду и в то же время страшась обратного путешествия.

Когда они были уже совсем здоровы и силы их восстановились, вельды предложили уйти из поселка по-хорошему. По крайней мере, трем оставшимся разведчикам так показалось, им дали это понять, ведь объясняться с ними люди не могли. Несколько слов они выучили на языке вельдов, но это не помогло. Только и оставалось, что смотреть. Но за несколько дней высмотрели они только то, что поселок жил своей жизнью, оторванной от всего остального мира. Вельды не торговали. Если и обменивались с другими, то, видно, редко. Во всяком случае при них, за то время, пока они жили в поселке, такого не случалось. Больше всего местные ценили разную пищу, шкуры и рудные камни, из которых плавили плохонький металл. Слушали местного Старшего, старика, и женщину, видать, главную в поселке. Они постоянно взывали к отцам, матерям, ко всем своим мертвым, как к богам, а женщина главная — первая среди них. Наверное, верили, что она с их предками разговаривать может. Что с них возьмешь? Дикари.

«Вечерние звезды» разведчики сразу усекли, а когда узнали, сколько их здесь, поняли, что с этой новостью обязательно через лес домой надо идти. Этот воин о многом умолчал здесь, но Тай представлял, как пылали жадностью его глаза, когда он смотрел на эти «звезды», как набрал он этих камней полные карманы. Как он говорит? Однажды их вытолкали на окраину поселка, обыскали и отвели обратно в леса, в ту сторону, откуда они пришли… Неужели однажды? Тай представлял себе, как выгребали вельды драгоценные камни у них из-за пазухи, из карманов и наплечных сумок. Как, должно быть, эти трое убивались по своим сокровищам, ведь на родине они бы превратились в богачей! Но тешили себя надеждой, что вернутся с подмогой и отомстят.

Все, что говорилось в рукописи про вельдов, казалось Таю неправдоподобным. Уж если они заподозрили в чужаках воров, то почему отпустили их? И почему лечили? Тай никогда бы так не поступил с подозрительными чужаками, да еще с ворами. Тут, на бумаге, было слишком много вранья. Его нельзя не заметить. «Надеюсь, — подумал Тай, — что камешки из мешка действительно оттуда. Что он не украл их уже где-то здесь, в Адья Тэрэк, чтобы заслужить награду своими лживыми сказками. Да и ранить его могли тогда, когда он стащил их». С каждым словом, записанным по рассказу человека, чудом уцелевшего в такой передряге, Тай сомневался все больше и больше. Но как бы то ни было, а ехать надо. Пока оставалась хоть одна возможность возвысить Адья Тэрэк над Линзором… быть может, даже отвратить войну… и походом этим заслужить себе немалую славу… и еще большее расположение Правителя… и его дочери… эту возможность надо было использовать.

Обратную дорогу разведчик не описывал. Говорил только, что остался один, и очень удивлен тому, что остался. Но он выжил. Может, к лесу уже привык. Вышел в привычный мир гораздо южнее, чем входил. Вот и все. Ни слова о квирайя.

За эту ночь Тай Кальги много раз перечел рукопись. И когда на следующий день явился Утанж, он был готов расстаться со свитком.

Правитель Хаадид снабдил его изрядным количеством золота, хоть Тай и сам был далеко не беден. Снаряжение должно быть легким, чтобы не мешать продвигаться через заросли и топи. Все это придется тащить на себе. Молодому человеку случалось участвовать в военных походах по горло в грязи, но этот грозил затянуться надолго, да и надеяться на слуг не приходится. Каждый лишний в походе — обуза. Придется самому помучиться. Но ради Гайят… При мысли о ней он прижимал руку к сердцу, туда, где покоился заветный платочек. Ради Гайят и короны Адья Тэрэк можно горы перевернуть, а тут только и требуется, что сходить к этим вельдам через лес. Поход скорее всего не потребует от него воинской доблести, а лишь мужества и стойкости, а ведь ему не занимать ни того, ни другого. Он вернется обратно на крыльях своей славы, и тогда никто не осмелится сказать ему, что он слишком молод, что рискует сверх меры, никто не будет смотреть на него свысока, подобно Ранжину из рода Кайя.

На восьмой день отряд, возглавляемый Таем Кальги, ранним утром выступил из Чатубы. Его путь лежал на восток через Шейсэм, провинцию спокойную и лояльную трону, через земли, населенные квирайя, и дальше через Великие Леса в Землю «вечерних звезд», к вельдам.

— Пиши: «Восемьдесят первый день со времени отбытия из Чатубы. Прошли семь или восемь таржей, не больше. Вышли к реке. Шириной локтей двадцать пять — тридцать пять. Последний знак — как обычно, звезда в кольце, меченный ружиком, на стволе неизвестного дерева, названного нами ранее «сероствольным», с дуплом у изгиба реки», — монотонно диктовал Тай, устало прислонившись к стволу такого же дерева, стоявшего неподалеку, наблюдая За работой Санжата, собственноручно пропитывавшего свежевырезанные знаки ружиком.

Он ждал, пока писец управится. Второй писец переписывал начисто быстрые пометки, сделанные за день. Наносил сделанные за день знаки на деревьях на карту. Карта! Тай нахмурился. Он прекрасно понимал, куда можно идти по такой карте. Никуда. Зато можно заблудиться наилучшим образом. Завтра надо будет через реку переправиться, сегодня уже поздно, скоро темнеть начнет. Вылезти вон на то дерево — Гадрэк и полезет, он быстрее всего управится — снова взять верное направление. Может, за речушкой полегче пойдет.

— Написал?

Угма́р, первый писец, кивнул.

— Описывай местность тогда, — равнодушно бросил ему Тай. — Без меня управишься.

Он раскинулся прямо на земле, жуя сорванную травинку. Надо бы искупаться, пока есть возможность, всплыла ленивая мысль. Вставать не хотелось. Усилием воли он заставил себя сосредоточиться. Последние дней десять — это сплошной кошмар. Они то и дело сворачивают и сворачивают с пути, и снова и снова надо искать верное направление. А под этим плотным сводом всегда царит тень… По два раза в день залезать на эти огромные деревья — это слишком для его отряда. Они потеряли уже трех человек только на этом безобидном занятии. Один сорвался, видно, узел развязался, а еще двух, одного за другим, вообще куда-то унесло. Похоже на «пятнистую смерть». Он поморщился. Вот же прозвали, уроды, а еще воины Адья Тэрэк, да еще и лучшие! Ну, страшная, конечно, зверюга. Перед его глазами опять мелькнул мимолетный образ: вроде огромного кота, с кривыми когтями и клыками, но пепельный с рыжим, пятнистый. Длиннющий тонкий хвост. Но «пятнистая смерть»… Недостойно воина. Если бы это были единственные потери…

Он нахмурился. Четверых они потеряли в стычке с квирайя, и среди них Арка́я, самого верного, самого нужного в этом путешествии. Еще не дойдя до леса. Только на него Тай мог положиться в полной мере, что бы ни случилось. Он был одним из его наставников с самого юного возраста и был предан Таю и телом и сердцем. Он был из тех, кто так необходим в этом походе. Тай так рассчитывал на его опыт! Дротик квирайя воткнулся ему сзади в шею, как раз над спинной пластиной. Чуть ниже, и жизнь его была бы спасена, но тот квирайя, который поцелил Аркая, оказался слишком искусен.

Тай хрустнул пальцами. Аркай был с ним в Дэльгаре. Все те немногие дороги, которые ему довелось уже пройти, он прошел вместе с Аркаем, и когда его не стало, уверенность в успехе… нет, не поколебалась… но уменьшилась, что ли. Он даже и не знал, думал Тай в ту ночь, сидя у костра, насколько Аркай ему был нужен. Тай был горяч, Аркай холоден; Тай был скор на руку и поспешен в решениях, Аркай осмотрителен и расчетлив; Тай был слишком молод и неопытен еще — теперь даже такая мысль иногда мелькала у него в голове, будто украдкой являлась, — Аркай прошел многие дороги еще с отцом Тая, находился всегда при нем, при необходимости он всегда мог бы дать мудрый совет или указать на ошибку. Он не знал истинной цели их путешествия, и Таю было известно, что Аркай не одобрял всей этой затеи, но повиновался старый воин молча. Как всегда, он постарался предусмотреть все и Подготовиться наилучшим образом. После его смерти, оступаясь раз за разом в этом походе, Тай снова и снова понимал, что часто приписывал себе чужой успех. А теперь ему так нужен свой!

— Готово, господин! — это Санжат орет.

Тай приподнялся на локте, очнувшись от приятного оцепенения, предшествовавшего дреме.

— Чего орешь? — спросил он раздраженно, обернувшись к берегу. — Я не оглох и не сплю, не видишь, что ли?

Санжат поставил бурдюк с ружиком и переместился поближе, чтобы не раздражать господина.

— Прошу простить, айэт Тай!

— Ладно, что у тебя там? — ответил ему господин так, словно вся мировая тоска пропитала его слова.

— Трибал не вернулся еще с отрядом, господин. Темнеть скоро начнет, мы не успеем вниз вдоль этой речки спуститься.

— Не вернулся, — подумал Тай вслух, — значит, поблизости отсюда лучшего места для стоянки нет. Он далеко пошел. Вниз я людей сейчас не пущу, и не думай. Нас и так мало осталось. Хорошо, — кивнул он Санжату, — давай сигнал, пусть разбивают лагерь здесь.

Тай опять с удовольствием лег. Место тут неплохое, почти чистый берег. Только звуков подозрительных много, надо выставить двойную стражу на ночь. И заросли на другом берегу подозрительно густые. Вон как подступили, так и нависают над водой.

Санжат уже поднимал людей, так же устало, как и Тай, раскинувшихся прямо на траве. Переругиваясь, они начали копошиться по сторонам, разбивая лагерь для ночлега. «А не сделать ли привал на денек?» — внезапно пришло в голову. После этих жутких топей все идут слишком неохотно. Им надо отдохнуть. Они ведь ни дня не отдыхали. Люди ропщут. А ведь это лучшие из лучших. Не первый раз он уже видит и слышит, как Трибал или Сартадай вправляют разум в голову наиболее слабых. Чтобы окончательно не выскочил. А что он, Тай, может сделать? Да, они не осмелятся пойти против него: несмотря на молодость, он кое в чем многим может дать фору, особенно с оружием в руках, и они это знают. Несмотря на пропасть между ними, не гнушается лично подбодрить отстающих и раненых. Он сам, на своей спине, тащил свой доспех по этим топям! Хотя так же, как и другие, полз в этой жиже, и зыбкая почва под ногами могла вот-вот проломиться. Он спас жизни некоторым из них, впрочем, как и они ему.

Правда, забывая обо всем, он первый в азарте хватался иногда за веревки на переправах через всевозможные препятствия, и лишь через несколько мгновений понимал, что теряет достоинство. Родовитому айэту нельзя уподобляться простому воину, если это случится, то поход обречен. Его лидерство — по праву рождения. Даже в лесу. Пока они знают это, пока чувствуют сердцем, стоит ему появиться — они идут за ним, даже не зная цели. Если же нет, тогда они пойдут за ним, только если решат, что он первый среди равных. А в последнее время Тая терзали сомнения, удалось бы ему доказать это своим людям в открытой стычке. Хорошо, что когда они выползли из топей, все так обессилели, что не было сил даже обругать проклятые места.

Если бы он только мог сказать им, за какими сокровищами они идут! Они бы шли так же, как и он, не ропща на судьбу и на своего предводителя. Порой ему тоже хотелось от злости пнуть ни в чем не повинное дерево, или корягу, или совершившего оплошность воина так, чтобы выместить все, что накопилось за эти дни бесконечного продвижения в неизвестность. Но стоило ему вспомнить лицо Гайят, как слабость в его сердце уступала место силе, и он прижимал руку к груди, где в потайном кармане покоился ее прощальный дар, И он снова нещадно гнал отряд вперед, через лес. Если бы они только знали!

Но сейчас Тай впервые всерьез задумался о привале. На день, быть может, на два. Люди устали. Может, место и не лучшее, но других здесь просто нет. И вода рядом. Поохотятся. Отдохнут. Веселее пойдут. И быстрее. Мысли лениво и отрывисто всплывали в его голове. Скольких они потеряли? Четверых у квирайя, пять, нет, шесть в стычках с лесными людьми. Не менее десятка в топях, четверо, кажется, не вернулись из лесу. Одного три дня назад утащила пятнистая смерть. Трое погибли на деревьях. Двое, несмотря на все приказы, решили полакомиться местными ягодами. Теперь уже никто не лакомится. Теперь-то они уже научены. Он горько усмехнулся. Отряд сократился почти на треть. Если верить словам королевского разведчика, то они должны были пройти уже половину пути. Может, больше. Но в последнее время они сильно забрали на юг, обходя все эти дурацкие препятствия: топи, завалы, мертвые места, от которых волосы дыбом становятся. И все кружат и кружат, особенно последние дни. Если вторая половина пути окажется хуже первой, если не будет дороги, то в земле вельдов некому будет собирать «вечерние звезды».

Ну, где этот Трибал? Что он думает своей головой? Скоро совсем стемнеет, и они потеряют еще несколько человек или все вместе заблудятся. Шутка ли — тридцать человек, целый айхар. Был же строжайший приказ: дотемна вернуться! Не найдут хорошей стоянки или места для переправы — и ничего, главное, пусть возвращаются. Тай начал злиться. Он ему задаст, когда тот вернется! Только пусть вернется. Он уже забеспокоился. Хотя пока рановато еще.

Как всегда, для того чтобы отвлечься от дурных мыслей, он вызвал в памяти образ Гайят. Но только она возникла перед ним в ореоле темных кудрей со своим неизменным и потому очень милым его сердцу, ажурным обручем на лбу, несущем на себе символ Королевской власти рода Сэмержи, только улыбнулась ему Приветливо, как легкий лесной сумрак прорезал крик. Женский. Должно быть, кричали совсем недалеко, потому что даже здесь он показался необыкновенно пронзительным. И низкий, глухой рокот, а может, и рычанье. Не разобрать. Он доносился со стороны, противоположной той, в которую ушел отряд Трибала, оттуда, куда несла свои воды лесная речушка.

Тая подбросило вверх. Он ухватился за рукоятку меча. На месте, он ведь даже перевязи не снял. Он прислушался. Рокот продолжался, он доносился с той же стороны. Тай повел взглядом по берегу. Подскочили с земли все воины и теперь стояли, прислушиваясь. И вдруг еще крик, такой же, как первый. Тай схватил пику Санжата.

— Сартадай и все, кто за ним слева от меня, — он махнул рукой, — за мной! Санжат! Остаешься старшим! Отсюда ни ногой! Ясно?!

И он устремился на крик, петляя между деревьями, перескакивая через огромные, вылезающие из земли корни, и все же стараясь держаться берега, чтобы не сгинуть и найти дорогу в лагерь. Мало ли, что за крики. Тут много чего странного бродит. Вдруг какое-то животное кричит? А вдруг заманивает? За ним цепочкой, похватав впопыхах свое оружие, неслись воины из отряда.

На счастье, крик повторился, уже тише, словно у женщины не было сил. Он донесся не от реки, а из лесу, немного правее, и Тай, бегущий во главе отряда, повернул, нырнул под большой веткой, и, сделав всего несколько прыжков, убедился, что не ошибся. Впереди виднелся просвет между деревьев, там было более открытое место, и там что-то двигалось.

Путешествие Ак Ми Э оказалось неожиданно гладким. Вопреки опасениям Далекого Человека продвигались они, довольно быстро, и дорогу было выбирать легко. Сай Дин уже много лет промышлял в лесу с другими охотниками, и память о бывшей степной жизни, далекой от леса, уже успела выветриться из него. Теперь он знал, что здесь к чему. А девушка оказалась попутчиком, стоящим любого охотника. Сам-то он знал множество знаков, что говорили ему: там юг, а там север, там запад, а там восток; там вода, прохладная и свежая, а там местность крепко заболочена. А там сухое место, пригодное для ночлега. А тут близко звериная тропа — опасное место. Ей же не нужны были, казалось, никакие знаки. Когда она видела, что спутник в затруднении, что он колеблется в выборе пути, она просто показывала в ту сторону, куда надо повернуть, или прямо, если путь следовало продолжить. Или говорила ему, указывая в нужную сторону и довольно улыбаясь тому, что выучила еще несколько слов на наречии адья: «Солнце садиться здесь». «Не так, — поправлял Сай Дин, — не садиться, а садится, и не здесь, а там. Здесь — это тут, это место».

Она кивала и поправляла свою речь, а бывший воин Правителя Адья Тэрэк пыхтел от натуги, ведь не так легко вспомнить то, что забыто много лет назад. Язык почти не ворочался так, как надо, хорошо известные слова никак не хотели приходить на ум. Сначала Ак Ми Э попросила Сай Дина научить ее речи народа адья хотя бы немного, столько, сколько успеет. Но потом оказалось, что училась она быстрее, чем он ухитрялся учить, Ему самому было тяжело, он мешал слова и понятия, и все это на ходу, поэтому через некоторое время Ак Ми Э предложила перейти совсем на язык адья. Она будет говорить с ним так, как сможет, если же чего-то не будет знать, то обратится к нему с привычными словами. Так и ему будет легче, он и свой язык вспомнит, и ее лучше научит. Он согласился. С того времени дело пошло на лад, хотя сначала они вообще друг друга не понимали. Частенько приходилось «привычными словами» пользоваться.

Потом она начала просить его рассказать о своем родном народе больше. Поэтому им приходилось много говорить друг с другом. Если позволяла дорога, они даже шли бок о бок, и Далекий Человек очень медленно вел свой рассказ. Но для Ак Ми Э и это было слишком трудно. Она прерывала его и переспрашивала постоянно, и кончалось это всегда одинаково: Сай Дин в крайнем раздражении клялся больше никогда и ничего ей не рассказывать, но на привале они мирились, и все начиналось сначала. Это превратилось в странную и забавную игру, но порой слишком надоедало, хотелось слышать что-то родное, хотя бы знакомые звуки, еще соединявшие с родиной, и Ак Ми Э снова и снова болтала на родном языке, а наутро предлагала Сай Дину опять перейти на адья. Он уже привык.

Сам охотник не мог надивиться тому, как они быстро и верно продвигаются на запад. Как ловко обходят все ловушки: овраги, болота; как ни разу не попали в пустоты, что так часто таятся под истлевшими корнями огромных деревьев. А это одна из основных напастей здесь. Да и дикие звери их не навещали. Может, надо было поблагодарить ти-коя? Сай Дин так и не мог себе ответить, хорошей или плохой была мысль взять с собой ти-коя. Он оказался бесполезен как вьючное животное, но что взять с этого хищника? Сай Дину с самого начала казалось, что дела с ним не будет. Уже через несколько дней они сняли с него всю поклажу и взяли с собой лишь основное, то, что смогут унести на себе. Ак Ми Э первым делом отобрала мешочек с травами, мазями и порошками, довольно объемистый, но не тяжелый, кое-какую одежку, посуду вместе со своими жертвенными чашами. Вместе это сделалось уже нелегкой поклажей, но отдать все это Сай Дину она отказалась наотрез. Выбросили шкуры, которые надеялись обменять в западных землях на деньги. Сай Дин сказал, что очень важно иметь что-нибудь для обмена хотя бы на первое время. Там никто не сделает для Ак Ми Э что-нибудь просто так. Но шкуры были тяжелые, и Далекий Человек оставил лишь несколько самых ценных. Таких, каких нет в западных землях. За них дадут больше всего.

Стоило большого труда втолковать Ак Ми Э, что такое деньги. Металл, на который можно обменять что угодно? Ак Ми Э не понимала. Как можно обменять металлические кружки на что угодно? Они нужны кузнецу для того, чтобы сделать из них вещи для работы или украшения, ну а зачем эти металлические кружки женщине, что ткет полотно? Ей нужна трава фэн или мис-лис и сок дерева тан для размягчения волокон. Если у тебя есть эти кружки, втолковывал ей Сай Дин, можно пойти и к кузнецу, купить у него украшения, и к женщине за полотном и взять у нее это полотно в обмен на кружки. Это нечестно, доказывала ему Ак Ми Э. А что же она им может дать вместо полотна и украшений или ножей? Всего лишь кружки? Немало пришлось повозиться Далекому Человеку, чтобы прояснить для девушки, что в большом мире так проще вершить обмен.

В большом мире вообще было так много странного для Ак Ми Э, но больше всего ее ужаснуло то, что чужеземцы предков своих не помнят и не чтят. Богов Адья во главе с Кайятрэ она не понимала и понимать отказывалась. Неудивительно, что ее, оторванную от корня, понесло в странные «земли Адия», как она их называла. Там все оторваны от корней, их носит по ветру, словно лепестки с деревьев тин-кос. Туда-сюда. Один здесь, другой там. Роды смешались, поэтому голос духов больше не слышен им, и предки больше не могут им помочь. Не знают люди, у кого помощи попросить, поэтому придумали богов каких-то далеких.

— Ты, Ак Ми Э, поосторожнее, — возразил ей на эти слова как-то Далекий Человек. — Не оскорбляй понапрасну богов. Они ведь мстительные. Точь-в-точь как твои духи предков, если чем-нибудь их рассердить.

Ак Ми Э так и ахнула.

— Неужели ты, Сай Дин, веришь их богам? Ты же прожил с людьми И Лай много лет, ты видел многое. Пускай я не могу с духами говорить, но ты видел Матушку, видел Су Ин и Сис Мя Э! Неужели стоило отойти немного от нашего родного поселка, чтобы ты забыл все, во что верил?

Сай Дин усмехнулся.

— Я об этом, Ак Ми Э, не забыл, и помню много лет. Пойми, девочка, — он примирительно положил ей руку на плечо, — я ведь родился и вырос в Земле Адья, а не в поселке И Лай. У меня ведь, как у чужака, даже нет своей ветки на дереве тин-кос. У моих детей есть, а у меня нет. Не выросла. Это что значит по-вашему? Не приняла меня земля, питающая И Лай.

Ак Ми Э молчала. Она не знала этого.

— И выходит что? — продолжал Далекий Человек. — Что я чужой здесь, как был, так и остался. Но дошел-то я сюда почему? Потому что верил в милость Кайятрэ и в милосердие и любовь к смертным Таиши, его спутницы. Потому что верил до конца, потому и спасся. Никогда, даже в самые лютые моменты, я богов не хулил. Вот и выжил. Так что не хочу я слушать твои слова. Мы, адья, — он в первый раз назвал себя «адья» и поэтому запнулся, заволновался и продолжал с непонятным блеском в глазах, — верим, что каждому свое. У нас свои боги, в Дэльгаре свои, у… степных людей, мы квирайя их называем, тоже свои боги. Есть линсы, такой древний народ, древнее нас, так вот, у них тоже свои боги. И мы верим в то, что, когда люди на земле… ну, схватки между ними происходят, боги тоже в своем мире борются. Мы говорим про это: «война». Наши боги побеждают, и мы сильнее становимся, мы побеждаем — значит, наши боги верх берут. Вот так, Хранительница.

— Не называй меня так, — попросила Ак Ми Э в который раз.

Сай Дин был довольно покладист, но иногда называл ее так, чтобы уязвить. Не часто, конечно, а когда бывал сердит.

— Одно сказать тебе могу, Ак Ми Э, — Сай Дин сделал упор на эти слова. — Никогда, слышишь, никогда не возводи на богов народа адья хулу, когда мы будем там. Если попадем, конечно, туда. Я многого навидался, я долго жил в поселке. Я слушаю спокойно твои слова, Ак Ми Э. Что до тебя богам? Вряд ли ты их разгневаешь так сильно, что плохо придется. Тем более что ты под покровительством своих духов. Но если кто другой тебя там услышит, можешь нажить неприятности.

— Так что же, — с удивлением открыла для себя девушка, — ты столько лет прожил в нашем поселке и все это время верил в своих богов? Богов адья?

— Разве духи И Лай сделали мне что-нибудь плохое за это? — ухмыльнулся он. — Ведь не я оттуда бегу, а ты.

Она опустила голову. Далекий Человек был прав. А ведь всю свою жизнь она думала… Но Сай Дин нарушил ее мысли.

— Не огорчайся так, Ак Ми Э. Каждому свое. Хоть иногда мне приходят в голову странные мысли. Вот мы с тобой идем уже не один день, правда? Я знаю, что ты всю жизнь в лесу провела, но закинь сюда, в эти места, любую женщину из вашего Рода, разве сможет она идти так уверенно через лес? Я верю, что ты нутром чувствуешь, где всходит и заходит солнце, ну а дальше? Ты же все опасные места видишь раньше меня. Я сначала не верил тебе, думал, привыкла девочка приказы отдавать, пока Хранительницей считалась, вот и лез куда не надо было. А как тебя стал слушать — лучше у нас дело пошло. Ты же дух болотный чувствуешь задолго до того, как он появляется в воздухе, говоришь: повернуть надо… Я и поворачиваю, не противлюсь тебе более. Говоришь «страшно» — я не иду туда, говоришь «мертвая земля» — я не иду, говоришь «травы ядовитые там» — опять я не иду, «звери опасные» — снова не иду.

Но откуда ты все это знаешь, если твои духи не говорят с тобой? Или это неправда?

Ак Ми Э растерялась. Никогда ей это в голову не приходило.

— Я не знаю, — наконец выдавила она. — Я и вправду не слышу, — робко посмотрела на охотника. — Я клянусь тебе, Сай Дин! Я просто знаю, и все. Я знаю, что солнце садится там, — и она вытянула руку. — Я знаю, что там большое болото, гиблое место, — и она повернулась в другую сторону. — И оттуда, с его середины, тянет смертью. Тлением, будто передо мной истлевший труп утонувшего животного. А вот эти ягоды, — и она взяла в руки широкий свернутый лодочкой лист ат-лиса, наполненный бледно-розовыми невзрачными ягодами, издающими терпкий аромат, — они несут жизнь, укрепляют силы… Жалко, у нас не растут такие. Наверное, — и голос ее стал задумчивым, — ими можно исцелять от гнилой болезни, когда человек не может есть и дыхание его наполнено гнилью.

— Вот и я говорю… — Далекий Человек был сбит с толку и не знал, что еще сказать. — И где твой ти-кой? Я его несколько дней не видел.

— Он охотится, — беззаботно сказала Ак Ми Э, — но не беспокойся, он нас навещает, охраняет. Сие заботится о нас.

— Хорошо бы он не забыл, что он ручной. — Охотник уже несколько дней был настороже. Ти-кой его беспокоил почему-то.

— А ты когда-нибудь видел, чтобы ти-кой, живущий в поселке, напал на кого-нибудь? Они всегда нас охраняли, — пристыдила Ак Ми Э.

Народ И Лай всегда держал в поселке несколько ти-коев, поэтому ему не угрожали те, что обитали в лесу. Ухаживали за ними Хранительницы. Подле них жили детеныши ти-коев, они их приручали, и хотя ти-кои никого в поселке не трогали и были мирными и довольно покладистыми, слушались они только Хранительниц Рода. Этот ти-кой пошел бы за Ак Ми Э, даже если бы она приказала ему остаться в поселке. Он ведь не знал, что она больше не Хранительница.

Так дни проходили за днями, а они все шли лесами. И ти-кой шнырял где-то рядом, редко показываясь на глаза, разве чтобы получить очередную порцию ласки от девушки. Теперь, когда много дней прошло, охотник и девушка лучше стали понимать друг друга, хотя на самом деле они давно уже понимали друг друга лучше, чем кто-либо другой. Только Ак Ми Э не нравилось порой, как Далекий Человек смотрит на нее. Почти как Ак Ло Тан. И она решила напомнить ему о доме, куда он когда-то вернется. Что он скажет тогда Кани Кан?

Но когда Ак Ми Э заговорила о доме, вспоминая поселок, охотник не оживился даже, словно все осталось в далеком прошлом. И с холодеющим сердцем она спросила, собирается ли он вообще вернуться в поселок И Лай. К Кани Кан, к своим детям.

— Знаешь, Ак Ми Э, почему я тогда вступился за тебя, в тот раз, когда Нин Эсэ ударила тебя? Помнишь?

Девушка кивнула.

— Помню, еще как помню. И благодарю тебя за это. Ведь никто больше… — Она строго одернула себя — причитаниями не смягчишь боли.

— Я тебя понимаю, как никто другой не понимает. Почти двадцать лет я живу в поселке И Лай, но я чужой там до сих пор. И буду чужим до самой смерти. Если я исчезну, Кани Кан не опечалится. Я ей давно надоел. А детей моих даже больше жалеть будут, глядишь, и забудут, что отец у них чужеземец. Сперва мне понравилось, как вы живете, сам стал жить, привык. Но потом понял: тяжко мне здесь. Тебе, девочка, не понять. Жизнь у вас какая-то… одинаковая, что ли. Свой Род, свой поселок, свои деревья. Лес вокруг тоже свой. Духи свои, родные. Иногда горло себе перерезать хочется.

Он уловил ее удивленный взгляд и вздохнул.

— Я же сказал, не поймешь ты меня. Ты же нигде, кроме своего поселка, не бывала.

— Почему? Мне в нескольких окрестных Родах случалось бывать и даже гостить, — обидчиво возразила Ак Ми Э.

Он махнул рукой.

— Все одно.

— Так что же не заходил так долго? — Она совсем обиделась. — Разве тебя держал кто-то? Наш Род принял тебя,

Он снова замахал на нее.

— Да не в том дело! Понимаешь, трудно так просто тронуться с места. Ведь у меня семья. Дети. Да и боязно, если честно. Я и сейчас отправлялся, так не по себе мне было… а если вспомнить, как в лесах чуть не погиб, еще больше не хотелось. Да и задумываться не хотелось ни о чем. Живу и живу. Лучше про такое не думать, а то как начнешь… А как меня начали расспрашивать, так оно и пошло, и пошло. И подумал… уж если эта девчушка одна не боится через лес в чужую землю идти, то чем я хуже? Если удастся, посмотрю, как и что в Адья Тэрэк.

— А вдруг все изменилось? Вдруг поймешь, что у нас тебе лучше жилось? — с надеждой спросила Ак Ми Э.

— Я и сам боюсь. Не трави ты мне больше сердце, женщина! Он кинул полено в костер, да так, что горящие ветки разлетелись, и он кинулся поправлять.

— Посмотрю, как и что, тогда видно будет, — угрюмо, не, оборачиваясь, сказал охотник, делая свое дело.

Девушка боялась уже и слово сказать после его вспышки, но вдруг он сам обронил:

— Сын у меня остался. Понимаешь? В Адья Тэрэк. У жены на руках. Уж очень мне его разыскать хочется.

— А как же Кани Кан? Ты же женился на ней? — уже совсем робко пропищала Ак Ми Э, ожидая новой вспышки.

— А что делать было? — Он уже успокоился. — Всю жизнь одному ходить? Не думал, что в Адья когда-нибудь вернусь,

И он обхватил голову руками. Ак Ми Э неловко присела к нему и обняла за шею, и странное дело, этот большой человек свернулся в комочек подле нее, под ее руками, точно дети, которых она обнимала, выхаживая от какой-нибудь хвори. Но она побоялась сидеть так долго. Кто знает, что может так приключиться? С тех пор она уже больше никогда не вспоминала о возвращении домой. Он и так возвращался.

Если Далекий Человек правильно помнил времена двадцатилетней давности, они уже около половины пути прошли, и до сих пор ни одно крупное опасное животное не потревожило их, видно, чувствуя близость ти-коя, но, оказалось, так не могло продолжаться вечно.

Однажды они вышли к воде. Но это оказался не ручей, каких много в лесу, а целая река.

— Надо переправляться, Ак Ми Э, — повернулся к девушке охотник.

Она кивнула. Места, которыми они пробирались последние несколько дней, были неспокойными. Порой им встречались уж очень большие следы, диковинные, таких не знали они оба, и лес был полон скрытой угрозы. Теперь, когда они вышли к реке, стало ясно, отчего здесь так много зверей и куда пролегают их тропы, протоптанные в лесу. К реке. Тут оставаться опасно, надо переправляться.

— А там что, как думаешь? — покосился на другой берег Далекий Человек.

Ак Ми Э пожала плечами:

— Не знаю. По-моему, там тоже водопой.

Сай Дин кивнул, соглашаясь. Конечно, было бы странно, если б звери приходили только к левому берегу. Разве что правый заболочен. Но они видели его. Как раз в этом месте берег был чист. Чудесное место для переправы.

— Нужно переправиться. У реки опасно, нужно отойти как можно дальше до темноты. Оставаться на берегу…

Сай Дин не договорил. Он сложил свою поклажу на берегу, стянул рубаху и охотничью куртку, взглянул на спокойную водную гладь. Течение очень слабое, небольшие всплески нарушали его, но в них не слышалось угрозы. Видать, много рыбы здесь. Он нашел подходящую палку, в его рост, и нехотя полез в воду, прощупывая дно перед собой. Ак Ми Э только беспомощно следила за ним, но, вопреки ее неспокойному сердцу, переправа Сай Дина закончилась удачно. Правда, когда он ушел под воду выше груди в одном месте, она испуганно замерла. Но ничего не случилось, просто место там оказалось очень глубокое. Когда Далекий человек вылез, его ноги до колен были перемазаны черной жирной грязью.

— Скользко очень! — громко, так, чтобы Ак Ми Э расслышала его с другого берега, сказал он. — Топнешь в грязи. Но дно твердое, не провалишься! Только неровное очень!

— Что? — переспросила Ак Ми Э, она не расслышала последних слов за всплесками.

— Неровное, говорю! — повысил он опять голос. — Сможешь бросить мне хоть что-нибудь из вещей?

Ак Ми Э прикинула, взвешивая их пожитки, увязанные в тюки. Посмотрела на речку. Не широкая, но все же.

— Вот эти два смогу, наверное! — Она указывала на те, что полегче. — А вот эти нет, конечно.

— Эти перенесем! Просто неохота по грязюке этой туда-сюда ходить! Бросай, давай! Я поймаю.

И он даже зашел снова в воду на несколько шагов. Ак Ми Э сняла обувь, завернула штанины повыше и зашла почти по колено в воду. Изо всех сил она раскачала тюк и бросила его в сторону Далекого Человека. Результат превзошел все ожидания. Нетяжелый тюк пролетел мимо охотника и приземлился на другом берегу, гораздо дальше.

— Молодец! Дальше швыряй! — донеслось оттуда.

Ак Ми Э, приободренная успехом, зашвырнула на другой берег еще несколько сумок. Одну Сай Дин поймал с трудом. Она чуть не шлепнулась в воду прямо перед ним.

— Все, — сказала Ак Ми Э.

Она устала. Уж очень много сил вкладывала в броски.

— А травы твои?! Разве они тяжелые?

— Они намокнут, если упадут в реку, — громко объяснила Ак Ми Э, — а если попадут на берег, разобьются чаши!

— Обвяжи их моей курткой, — посоветовал Сай Дин с другого берега. — Просохнет за ночь, если в воду упадет. А на берег я не дам ему упасть. Ну же, Ак Ми Э! — подбодрил он ее, когда увидел, что она в раздумье. — Там и так поклажи достаточно!

И девушка сделала, как он сказал. Но бросала не сильно, уж лучше из воды доставать, чем чаши разобьются. Но этот заплечный мешок, на удивленье, попал прямо в охотника, ему даже бегать за ним не пришлось. Сай Дин сложил пойманные пожитки и тронулся обратно через реку.

Пока он разыскивал еще одну подходящую палку для девушки, Ак Ми Э сняла лишнюю одежду, увязала ее в один из мешков. Они тронулись друг за другом. Впереди Сай Дин, привязавший весь груз сверху к плечам и голове, а за ним Ак Ми Э, пустая. Куда уж ей, резонно заметил Сай Дин, ведь там, где он по грудь провалился, она и вовсе столовой уйдет. Ноги действительно очень скользили, проваливаясь в жирную, тошнотворную даже на ощупь грязь на дне водоема. «Хорошо, что штаны сняла, а юбка лишь до колен, — подумала Ак Ми Э, провалившись в очередной раз, — ведь потом не отмоешь». Лишь палка помогала держать ей шаткое равновесие. Если бы Далекий Человек оставил ей хоть часть груза, она непременно бы упала. Идя сзади, она видела, как нелегко тому даются усилия сохранить прямое положение. Удивительно, но в этот раз он не погрузился так глубоко, лишь немного ниже груди, а после этого и вовсе начал быстро выбираться из речки. Он почти добрался до берега, когда Ак Ми Э, боязливо ощупывая дно, дошла до середины. Дальше, в то самое глубокое место ей совсем не хотелось. Она почувствовала страх и совсем остановилась.

Далекий Человек, добравшись до противоположного берега, оглянулся. Ак Ми Э торчала посреди реки и все никак не могла заставить себя идти дальше. Он покачал головой.

— Скользко? Упасть боишься? Подожди, девочка. Вот я сейчас от сумок освобожусь и помогу, — сказал он в ее сторону, стараясь, чтобы звучало ободряюще.

Ак Ми Э послушно стала, прекратив попытки самой преодолеть речку. Он уже сложил остатки их пожитков в ту же кучу и сделал несколько шагов в воду, как вдруг Ак Ми Э почувствовала, как что-то холодное и скользкое прикоснулось к ее ноге. Как будто рыба задела.

— Скорей, Сай Дин! — крикнула она испуганно.

И тот заспешил, чувствуя, как что-то неладное творится. Но и Ак Ми Э тоже уже не могла стоять на месте и шагнула вперед. На втором шаге она почувствовала то же прикосновенье к ноге, но теперь ей показалось, как что-то заструилось по ней, будто обвивая. Она задергалась, пытаясь стряхнуть это что-то, и тут же потеряла опору. Ноги ее заскользили в разные стороны, и, пытаясь удержаться на поверхности, она принялась бить руками по воде, потеряв спасительную палку. Ноги окончательно ушли куда-то в сторону, и она рухнула в темную воду, когда Сай Дин, спешивший изо всех сил, был уже почти рядом.

Погрузившись в воду, она порядочно хлебнула, но, сделав усилие, выплюнула остаток речной воды. Ее ногу, ту самую, явно зацепило скользкое нечто и мягко тащило вглубь. Ее опрокинуло на спину, и она увидела немного выше, в темной, но еще полупрозрачной в свете дня воде, Сай Дина. Он нырнул за ней и слепо шарил руками в воде, пытаясь найти ее. Из последних сил она дернулась и вцепилась в его руку напряженными пальцами. Он сразу же рванулся вверх, вытащив голову Ак Ми Э на поверхность.

«Помоги!» — хотела сказать она, но лишь сдавленный кашель вырвался изнутри.

Он потянул ее к берегу, но хватка на ее ноге не ослабла, напротив, ее тащили все сильнее, и она не смогла бы стать на ноги, если бы даже у нее оставались силы.

— Там, — прохрипела она, — там… — не в силах выдавить еще что-либо, глазами указывая вниз, на дно.

Но охотник уже и сам понял, что Ак Ми Э что-то не пускает, и, вытащив широкий охотничий нож, он погрузился в воду, хватаясь за Ак Ми Э, которая отчаянно пыталась удержаться над водой и била руками по податливой поверхности из последних оставшихся сил. Но все равно она видела, что погружается. Она чувствовала, как Сай Дин дотронулся до пояса, бедра, колена, потом все… И вдруг ее отпустило. Она рванулась что было сил к берегу, оскользаясь, падая, погружаясь то и дело с головой, и лишь когда выбралась из воды по пояс, посмотрела назад.

Сай Дин, вынырнувший было за ней, со вскриком скрылся под водой. Она застыла, балансируя руками, не зная, что делать дальше. Теперь не она, а ее спаситель стал добычей, и бросить его вот так, когда она почти в безопасности, девушка не могла, разум удерживал на месте, хотя все ее тело в едином порыве стремилось туда, на безопасный берег. И тут Далекий Человек опять показался над водой, теперь еще на несколько шагов ближе к берегу. Выпрыгнув почти в полный рост, он зашатался с зажатым в руке ножом и снова сорвался под воду. Из глубины поднялись клубы чего-то черного. Грязи? Или нет? Ак Ми Э повернулась и решительно сделала шаг обратно. Но только один. На большее ее не хватило. Дикий страх захлестнул ее волной, и она невольно сделала несколько шагов назад, снова потеряв равновесие. С трудом поднялась, и тут опять вынырнул Сай Дин, еще ближе к ней. Он вскочил и успел сделать несколько шагов к берегу, прежде чем его утащило обратно. Падая, он успел заметить, что Ак Ми Э до сих пор в воде, и прежде чем исчезнуть, слабо вскрикнул что-то вроде «…иги». «Беги!» — сообразила Ак Ми Э и рванулась к берегу что было сил, точно это слово развязало в ней тугой узелок, мешавший удариться в бегство и предоставить Далекому Человеку самому вершить свою судьбу.

Выбегая из реки, она услышала за собой хлюпанье, и страх прибавил ей сил. Она выбралась на траву, скользкую у берега, пробежала еще несколько шагов, прежде чем упасть, и посмотрела назад, перевернувшись на спину. Сай Дин поспешно выбирался из реки за ней, так же, как она, падая и вставая снова. Выбравшись, он проковылял к Ак Ми Э и упал рядом. Девушка ласково погладила его по мокрым волосам. Нелегко ему пришлось. Некоторое время оба лежали на берегу совершенно без сил, пытаясь отдышаться. Но как только Сай Дин смог подняться на ноги, он потянул за собой Ак Ми Э.

— Вставай, девочка. Вижу, что не можешь, — это он в ответ на то, как она отрицательно покачала головой. — Надо, девочка, надо. Может, эта гадость и по земле ползать горазда. Или ходить. Может, и лапы у нее есть. Я не разглядел, не до того было.

Упоминание о твари живо подняло Ак Ми Э на ноги. Накинули в спешке сухую одежду прямо поверх мокрой, собрали пожитки и навьючили на себя как попало. Сейчас бы Сие очень пригодился, но ему, похоже, не было дела до того, каково тут его хозяйке. И они потащили все на себе. Надо сказать, что от реки они отошли недалеко. Сколько смогли. Но тварь вряд ли доберется сюда. Неожиданно они выбрались на милую полянку, небольшую и очень уютную. Скоро здесь будет царить не то что легкий сумрак, а полная темнота. Лучше места для ночлега не найдешь, и Ак Ми Э так грустно и устало посмотрела на Далекого Человека, что охотник сдался. Место и впрямь было удобное.

— Ладно, — сказал он, — я посмотрю, не проходит ли где-нибудь рядом звериная тропа. А то плохо нам ночью придется.

И скрылся в лесу. Ак Ми Э устало опустилась на зеленую траву. Распаковывать ничего не стала, вдруг Сай Дину взбредет в голову покинуть это место. Тревожное чувство, поселившееся в ней еще до переправы, не прошло, но она решила, что виной всему этот случай на реке, она просто не может прийти в себя. И девушка усилием воли заставила себя успокоиться. Вздохнула, попросила свое сердце биться ровно, и тут ее чуткое ухо уловило странный шум позади себя, у того края поляны. Словно ворчание или сопение большого зверя. Внутри опять все сжалось от тоскливого предчувствия, и она резко обернулась назад.

Не так далеко от нее, у края поляны, громоздилось что-то поистине гигантское. В два ее роста, не меньше. Свалявшийся серый мех, покрывавший все тело, голову и лапы, космами торчал на груди, длинный и грязный. Маленькие, видимо, глазки почти полностью тонули в нем. Зверь открыл пасть, издав то самое рычание, что она слышала, только теперь гораздо громче, погрузив Ак Ми Э окончательно в вязкий ужас. Клыки его казались не так уж грозными, но их было так много! Передние лапы он уже задрал вверх, явно собираясь напасть. Он снова рыкнул и шагнул вперед. И тут Ак Ми Э закричала в первый раз. Она кричала так пронзительно, как не кричала никогда в жизни.

Но серая тварь только разозлилась и двинулась на нее, ускоряя шаги. И тут вдруг из-за деревьев, словно молния, вылетела серо-рыжая тень. Ти-кой так неожиданно выскочил и так мощно толкнул противника в бок, высоко взвившись над поляной, что тот потерял равновесие, и они покатились по траве, крепко сцепившись. Ак Ми Э немного отползла в сторону, потому что катающиеся в схватке гиганты могли ее попросту раздавить. Сил встать на ноги не было. И она молча наблюдала за сражением, не в силах помочь хоть чем-нибудь. Исход был почти предрешен. Она видела, как тщетно пытается Сие добраться до горла серой твари, его острые клыки просто вязли в этом сером меху. А неизвестный зверь был куда больше ти-коя и, обладая страшной силой, пытался выдавить из врага дух и, главное, встать. В таком случае ти-кой оказался бы просто бессилен. Раз за разом он выворачивался из неуклюжих, но смертоносных лап врага, но было видно — это не протянется долго.

И тут недалеко от них выскочил из-за деревьев Далекий Человек, прибежавший, наверное, на крик Ак Ми Э. Он появился как раз в тот момент, когда зверю почти удалось стряхнуть с себя ти-коя и приподняться. Улучив момент, Далекий Человек вскочил ему на спину, но неудачно, и зверь одним движением скинул его, забросив на несколько шагов от места схватки. Вот тут-то Ак Ми Э и закричала второй раз.

Но Сай Дин вскочил почти сразу. Казалось, он упал удачно, ничего не было сломано. Он снова кинулся на чудище, потерявшее равновесие под весом ти-коя, сбрасывая человека, но теперь опять приподнявшееся, готовясь раздавить Сие. Охотник повторил свой маневр, и на этот раз он оказался удачливее. Он обхватил одной рукой шею серой твари, пока ти-кой суетился снизу, другой же рукой дважды успел вонзить ему в шею свой тяжелый нож, прежде чем еще раз был сброшен. Нож мелькнул в воздухе, скрывшись где-то в траве. Ак Ми Э на этот раз только ахнула. Но все-таки Сай Дин не попал туда, куда надо, хоть мех зверя и окрасился сразу кровью. Серый гигант яростно, но очень глухо взревел и неловко запрокинул голову, что позволило ти-кою в который раз повалить его. Далекий Человек привстал, и Ак Ми Э кинулась к нему.

— Нож, нож! — прохрипел он. Здорово ударился.

И Ак Ми Э судорожно принялась шарить в траве в том месте, куда, как она видела, упало оружие, в опасной близости от катающихся чудищ. Вот же он! Она повернулась, Сай Дин уже ковылял сюда, сильно прихрамывая, и она швырнула ему нож. Он подобрал его и опять обреченно кинулся в схватку. И все-таки терял же кровь этот серый громадный зверь! Еще бы чуть-чуть продержаться! И он заковылял вокруг зверей, выцеливая момент.

Ранение привело чудовище в еще большую ярость, и теперь ти-кою пришлось совсем туго, он быстро слабел. И когда зверь приподнялся в последний раз, Ак Ми Э даже не заметила, что произошло. Внезапно Сай Дин снова оказался верхом на звере, и одновременно ти-кой с жалобным визгом отлетел далеко в сторону. Вот тут Ак Ми Э закричала в третий раз и бросилась к Сие, неподвижно лежавшему после нескольких ударов о землю. Она с ужасом переводила глаза с окровавленного ти-коя, в мех которого она с отчаянием погрузила руки, не зная, что делать, на зверя, на котором сзади повис из последних сил Далекий Человек, поражая раз за разом его ножом в шею. Зверь вертелся, пытаясь сбросить его, но борьба с ти-коем и потеря крови все-таки сказалась на нем, и такая небольшая задача оказалась ему сразу не по силам. Но через несколько мгновений он раздавит его, а потом нападет на то, что еще живо, еще шевелится. На Ак Ми Э.

И вдруг словно вихрь пронесся мимо девушки. Еще несколько человек выскочило на поляну. И первый из них метнулся как раз мимо нее, со сверкающей грудью и огромным ножом в руке. «Посланник духов», — только и успела подумать девушка. Он первый подскочил к чудовищу, уже взмахивая мечом для удара. И тут Сай Дин наконец слетел со спины зверя, шлепнувшись позади. Но, несмотря на очередной удар, он не остался недвижим, а приподнялся немного, отползая в сторону.

Новым нападавшим повезло. Зверь был так озабочен тем, чтобы стряхнуть с себя охотника, что, должно быть, не заметил новой опасности, и когда его передняя лапа повисла, полуотрубленная, он испустил такой тоскливый хриплый вопль, что мертвого бы, наверное, испугал. Он кинулся на новых врагов, но больше от ярости. Если бы у него оставалась хоть капля чувства смертельной опасности, присущего веем зверям, он убежал бы обратно в лес, но вместо этого он кинулся на обидчиков. Движения его сделались столь медленны и неловки, хотя он по-прежнему вкладывал в них всю свою силу, что людям с мечами и пиками, окружившим его, удавалось уворачиваться без особого труда. Они кололи и рубили его со всех сторон под предводительством Посланника духов с блестящей грудью, который решительно отдавал приказы остальным, пока зверь не упал, катаясь по земле. Но и тогда они не успокоились, добивая.

А потом руки Ак Ми Э, до сих пор погруженные в шерсть ти-коя, почувствовали, как сердце забилось сильнее, потом послышался хрип, морду его то ли искривило судорогой, то ли он зевнул, и Сие открыл глаза, вызвав счастливую улыбку на лице своей хозяйки. Она прижалась к его телу, прося духов исцелить его. Ну и что, что она их не слышит! Зато они ее услышали. Прислали же им на помощь своего Посланника, такого прекрасного и смелого, да еще с помощниками! И Ак Ми Э посмотрела на воинов, обступивших поверженную тушу, о чем-то разговаривая на чужом языке.

Они были так разгорячены схваткой, что продолжали время от времени тыкать чудовище мечами и пиками, хотя сомнений не оставалось, зверь был мертв. Разглядывая поверженную тварь, они даже сразу не обратили внимания на людей, которых спасли волею случая. Хотя этот случай помог и им. Ведь напади этот гигант внезапно на лагерь, жертв было бы, верно, немало. Впопыхах забыли о втором звере, которого видели рядом с чудищем и которого воины страшились гораздо больше, потому что им доводилось встречать его раньше, о «пятнистой смерти», как они его называли.

Пользуясь временной задержкой, Сай Дин подполз к Ак Ми Э. Хорошо, что до нее и Сие было недалеко. Он упирался в землю лишь одной рукой, помогая себе передвигаться, вторая, левая, висела, как плеть, и охотник все время морщился от боли.

— Сейчас я помогу тебе, — сказала Ак Ми Э, — мне только надо взять свой мешок… — И она сделала движение, чтобы приподняться.

— Стой! — Далекий Человек решительно взял ее за плечо здоровой рукой и снова скривился от резкого движения.

— Чего ты? — удивилась Ак Ми Э.

Теперь, когда все закончилось, девушка успокоилась, и единственное, чего она теперь хотела, это помочь Сай Дину и Сие, которые оба пострадали в схватке. И, конечно же, ей хотелось ближе посмотреть на Посланника духов. Ведь эти пришлые охотники и сам Посланник стояли совсем рядом с их поклажей.

— Слушай внимательно, девочка! Времени мало. Сейчас они налюбуются на тварь и пойдут сюда. Видишь, один уже оглянулся?

— Да, — непонимающе сказала Ак Ми Э, — но на лице его радость…

— Глупая, — в сердцах отрезал охотник, — Это же воины. И они в лесу, как и мы. Они же много дней не видели женщины! Как ты не понимаешь!

Ак Ми Э поежилась, мурашки побежали по спине. Она поймала взгляд теперь уже другого охотника. Кажется, она начала понимать.

— Посланник духов, — торопливо сказала она. — Позови его, он нас защитит.

— Какой посланник? — растерялся Сай Дин.

— Этот, вот этот, с блестящей грудью, главный!

— Это их предводитель. На нем просто часть… одежды для воинов. А на ней я вижу… символ, и я уже видел такой когда-то. В Земле Адья, давно. Я не помню, что за знак, но это точно очень… известный у себя на родине человек. Если он здесь в лесу… жди беды. Запомни: такие люди обычно богаты и жестоки. А теперь слушай. Вон они уже переговариваются, глядя на нас. Это воины адья, они из Адья Тэрэк. Так вот, не показывай, что тебе знаком их язык. Делай вид, что не понимаешь ничего, поняла? Просто сделай, как я прошу! — в отчаянии попросил он, видя, что она не понимает. — Просто верь мне! Разве ты не можешь этого сделать? — Теперь она наконец кивнула. — Говорить буду я. Если узнаю их цели и намерения, дам знать.

Последние слова он пробормотал очень быстро, потому что главный направился к ним, и его люди гурьбой тоже последовали в том же направлении. Тай остановился перед ними, а его воины начали окружать людей и пятнистую смерть. В первый раз Тай внимательно мог рассмотреть этого неуловимого зверя. Но больше его занимали люди. Стойкость, с которой этот охотник сражался, вызывала уважение. Если бы они не подоспели, чтобы прикончить чудовище, этим двоим пришел бы конец. Но сейчас все его внимание было отдано девушке, обнимавшей зверя. Сначала Таю показалось, что люди случайно попали в это место, где два зверя решили свести счеты. Однако похоже было — невероятная вещь — на то, что пятнистая тварь защищала этих людей.

И эта девушка! Бросив только взгляд на ее странный наряд, он понял, что необыкновенная удача наконец посетила его. Ее волосы, заплетенные в множество длинных тонких кос, не темные, как у известных ему женщин адья, а глубокого цвета хлеба, выпеченного из черуза, ее круглое лицо и выдающиеся скулы, и главное, ее одежда, — все это было описано в свитке, который Тай выучил слово в слово! Неужели посреди глухого леса они встретили вельдов? И эта дикарка, вельдара, смотрела на него совсем без испуга, наоборот, приветливо… С благодарностью. И даже восхищением.

— Добейте зверя, — сказал Тай своим людям.

Ак Ми Э поняла, о чем он, даже не из слов, а по мрачному выражению лица, с которым Посланник духов кивнул на ее Сие, и прижалась сверху к ти-кою, обняв его и прикрыв его настолько, настолько позволяло ее небольшое тело. Чтобы ее оторвать от зверя, пришлось бы хорошенько постараться. Глаза же устремились к Посланнику духов. Они не умоляли, а упрекали. Как Посланник может приказать лишить жизни ти-коя, властителя леса?!

— Господин! Господин, не надо убивать его! — возопил Далекий Человек, подняв здоровую руку над ти-коем. — Пожалей мою дочь! Это ее ручной зверь! Он ни одного человека не трогал. Только что он спас нам жизнь!

Услышав знакомый язык из уст этого вельда, Тай поднял руку, останавливая воинов, уже изготовивших пики. Один уже протянул руки к девушке, собираясь освободить пятнистую смерть для расправы.

«Он ранен и не может сопротивляться. Я всегда успею отдать приказ», — подумал Тай.

— Ты знаешь язык адья? — спросил он охотника.

— Конечно, господин. Я и сам из народа адья. Я родился в Мальше.

Тай был раздосадован так, как если бы ему доверили возглавлять поход в Виктийские земли, а потом передумали и отправили с позором в одно из его родовых угодий, подальше от королевских глаз. Оказывается, они не вельды! Они тоже адья… Так что же делают в этом проклятом лесу, да еще тут? Он вгляделся в них повнимательнее. Да, этот охотник похож на адья, хоть говорит не очень четко, слова его точно плывут по реке. Но он не похож на девушку, никак не похож. А ведь он сказал «дочь».

— Ручной, говоришь? — ' переспросил он. — А ты из Мальша?

— Это так, господин, — закивал охотник. Что-то здесь было не так.

— И что же ты тут делаешь? Ты охотник?

— Я… — начал охотник с готовностью. Но Тай перебил его.

— И как тебя зовут, для начала? Но смотри, честно отвечай, потому что если поймаю на вранье, ты отправишься к богам после того, как мы разделаемся со зверем.

— Мое имя Тарут, господин. Я уже сказал, что родом из Мальша. Но уже давно я ушел в эти леса. Мать этой девочки из лесных людей. Они живут в здешних лесах небольшими поселениями. То тут, то там. И девочка родилась уже здесь, в лесах. Она не знает родины, не знает ни одного из наречий адья. Да и я уже многое позабыл. Только не трогайте зверя. Он совсем ручной. Со своего рождения он с ней, она его кормила, растила. Она не перенесет, если господин его убьет! — И он моляще посмотрел на Тая.

Тай повеселел и поэтому снова раздумал убивать это пятнистое чудовище. Опять появилась надежда, что перед ним все-таки вельдара. Мать ее из поселения в лесу, почти как у вельдов. И выглядит она…

— А что ты тут делаешь, Тарут? Да еще с дочерью?

— Умерла моя жена, господин. И по родине я соскучился. Решил вернуться. Вот мы и отправились домой. А тут на нас эта тварь напала! Если бы не господин и его люди, мы бы погибли.

Далекому Человеку трудно было говорить, мысли в голове плыли, боль мешала думать, а думать сейчас надо было хорошенько, ох как хорошенько. Слишком хорошо ясно, что отряд в этом лесу из воинов с королевскими символами на плече как у некоторых, да еще под предводительством человека явно знатного — не просто забава. Когда-то и его, тогда еще Тарута, королевского воина, отправили в Великие Леса на поиски далеких людей с востока и, главное, их сокровищ. Этот отряд уж больно напоминает ему тот, пропавший в лесах восемнадцать лет назад. Только вот командир у них великоват своей знатностью для такого похода.

— Говоришь, давно идете?

— Нет, не очень. Дней десять, может быть. А может, и двенадцать. Здесь время не замечается, господин.

Тай снова насторожился. Или вельды так близко, или эти двое действительно ему совсем ни к чему. Или этот охотник обманывает его. С чего бы это ему раскрывать вооруженным людям, откуда он. И девушка не из пугливых. Чужих людей не боится. И не скажешь, что в лесу выросла. Ак Ми Э в это время с внутренней дрожью наблюдала за лицами воинов, столпившихся вокруг нее. Только многолетняя выучка Хранительницы не позволяла вырваться испугу наружу. Если они поймут, что ей страшно, даже Посланник духов не сумеет ее защитить. И она пыталась отвлечься, вслушиваясь в разговор Далекого Человека с Посланником. Поняла она немного. То, что Сай Дин назвал ее своей дочерью, что зовут его на самом деле Тарут, что они откуда-то из лесу и якобы возвращаются в Землю Адья. И что ее Сие не тронут пока.

— Возьмите его, — сказал Тай своим людям. — Ты и ты. Помогите ему встать. Дочку его охраняйте. Хочу с тобой поговорить, охотник.

— Совсем скоро начнет темнеть, айэт Тай. — Асал смотрел настороженно.

Его седая голова уцелела во многих передрягах, и только он решился сейчас напомнить Таю, что их дожидаются в лагере.

— Если мы не успеем до темноты, неизвестно, что будет. И в лагере надо бы предупредить. Вдруг эта зверюга не одна тут бродит?

Слова были разумные, но именно это и разозлило Тая.

— Берите его, я сказал! — четко обрубил он.

Лагерь действительно нужно предупредить, да и им нужно поторапливаться.

— Асал! Возьмешь с собой пятерых, и бегом в лагерь. Тут близко. Скажешь Санжату, чтобы усилил охрану. И пусть не бездельничают! А его тащите сюда.

Он махнул рукой. Далекого Человека уже поддели под здоровое плечо, и тут Ак Ми Э подала голос. «Удивительно мелодичный голосок у этой девчонки, — подумал Тай. — Будто не говорит, а поет». Она горячо что-то говорила Таю, втолковывала ему, это было слышно по голосу, но никто ничего так и не понял, слова ее остались непонятными для воинов адья.

— Что она говорит? — спросил Тай охотника.

— Она просит, чтобы ей разрешили помочь мне и своему зверю. Ей нужен мешочек, в котором у нее целебные снадобья.

Тай взглянул, наконец, на их вещи, валявшиеся в беспорядке вокруг места схватки.

— Тащите его! — только и сказал он, бросив на дерзкую девчонку мрачный взгляд, который, впрочем, ее не испугал.

В ответ она посмотрела на него так, как будто не понимала, что же здесь происходит. Тай снова поймал укоризну в ее глазах.,

Охотника оттащили в сторону

— Обыщи их вещи, — тихо сказал Тай одному из своих людей, прежде чем отойти.

Взмахом руки он отпустил воинов.

— Так что же это за поселенья, в которых живут лесные люди? И не смей лгать мне!

Далекий Человек внутренне подобрался. Вот оно! Они разыскивают то же, что и он искал в свое время. И они сильны. И, похоже, они не отпустят ни его, ни Ак Ми Э. Как это у них еще столько людей уцелело в этих гиблых местах?

На ходу он стал выдумывать. Придумал, что в лесу все-таки живут люди. Их мало. Поселенья небольшие.

— Похожие на нее? — спросил Тай, кивнув в сторону Ак Ми Э, в одиночестве очутившуюся в кольце десятка воинов, слушая их сальные шутки. Хорошо, что она не могла понять даже половины из того, что они говорили друг другу.

— Да, многие, — уклончиво ответил Сай Дин. Выходило, что он знать не знает, слыхивать не слыхивал ни о какой земле вельдов. А тот королевский разведчик, с досадой думал Тай, видно, напоролся в лесу на такой поселок, пожил там немного и вернулся за королевской наградой, насочинял, конечно, небылиц целую башню, величиной с дворец Правителя Адья Тэрэк. А камни украл где-то… Тай сам стал расспрашивать. На лице охотника воцарилось искреннее недоумение. Большие деревни? Холмы? Люди, что поклоняются деревьям? Не может быть. Он давно по этим лесам бродит, но такого никогда не видывал. Может, где-то еще дальше…

Веточка, которую Тай крутил в своих руках, хрустнула с треском, и молодой человек отбросил ее с гневом. Столько тащиться по этим топям, и для чего? И, главное, они все равно не смогут повернуть обратно, пока до конца не дойдут.

— Айэт Тай, — нарушил его раздумье один из воинов.

— Чего тебе? — яростно обернулся Тай.

Тот протягивал небольшой мешочек. Это был тот самый человек, которому Тай поручил обыскать кладь охотника и его дочки.

— Вот что я нашел. Айэту Таю нужно глянуть на это.

Тай распустил завязки и высыпал на свою ладонь «вечерние звезды». Не такие, как в мешочке королевского разведчика. Все они оказались очень мелкими, но, без сомнения, это те же «звезды», и много. Тай оторопело смотрел на свою ладонь. Взвесил в руке мешочек. Там еще столько же, не меньше. Аккуратно всыпал обратно, стараясь, чтобы ни один камешек не провалился в траву.

— Так не знаешь ничего? — сказал он Далекому Человеку, удерживая жестом воина, принесшего сокровище, и голос его не предвещал ничего хорошего.

Он поманил рукой воина, стоявшего позади, и тот наклонился над ними. Тай рванул его за нагрудный ремень, притянул к себе, заставив склониться еще ниже, к самому своему лицу.

— Ты нашел это? Сам? — тихо, но отчетливо задал он вопрос.

— Да, айэт Тай, — испуганно пробормотал воин.

— Кто еще видел это? — продолжал Тай.

— Никто, айэт Тай, — забормотал человек Тая, — я сразу, как только увидал, сюда побежал.

— А себе сколько оставил? — Тай глянул прямо ему в глаза, и в этих глазах сразу заметался страх.

— Ничего, клянусь богами, — выдавил тот, — я же сразу сюда, как только…

— Врешь! — с нажимом разорвал Тай его неуклюжие попытки скрыть правду.

Ну кто из них смог бы удержаться, увидав такое сокровище? Хорошо еще, не догадался весь мешочек припрятать.

— Если я сейчас прикажу обыскать тебя, уверен, что мы найдем недостающие камни. И с тобой поступят, как с вором.

Тай продолжал сжимать его нагрудный ремень, немного ослабляя хватку и дергая опять всякий раз, как только воин пытался хоть немного выпрямиться. При последних словах воин вздрогнул, и ремень сам дернулся в руке Тая.

— Но сейчас я рад твоей находке, и поэтому ты еще можешь заслужить мое снисхождение. Камни! — мрачно потребовал Тай.

Воин испуганно засунул пальцы за пояс и вытащил несколько прозрачных капель из поясного кармана.

— Все! — Тай сделался еще мрачнее.

Тот выскреб еще несколько, потом еще. Всего с десяток, не больше.

— Ты опытный, храбрый воин, Хадрат, — Тай на мгновение сделал вид, что смягчился, — да и мне надоело терять верных людей…

Он дернул ремень Хадрата так сильно, что тот даже присел, и его глаза оказались на одном уровне с глазами Тая, в которых не было ничего, кроме льда.

— Так вот запомни: если ты хоть словом об этом обмолвишься, хоть полсловом — болтаться тебе на ближайшем дереве. Или нет, я прикажу привязать тебя к ближайшему дереву, а сами мы тронемся дальше. Ты понимаешь, что это значит? — Тот еле кивнул, прикусив нижнюю губу. — Если до меня дойдет слух… нет, даже намек на слух об этой находке, я даже доискиваться не стану, кто виноват. Потому что виноват будешь ты! — Он пробуравил его взглядом и тут же сменил тон на более милостивый: — Но если ты будешь молчать, сохраняя тайну, ты сослужишь большую службу Адья Тэрэк. А верность, Хадрат, это то качество, что заслуживает большой награды. Гораздо большей, чем та, что ты по недомыслию хотел незаслуженно присвоить себе. Тебе ясно?

— Да, айэт Тай! — с готовностью кивнул Хадрат.

Испуг его уже успел смениться возбуждением. Видно, обещание щедрой платы за молчание вместо кары за проступок сладко будоражило ему кровь:

— Ступай! — Тай отпустил воина и повернулся опять к Далекому Человеку. — Так не знаешь ничего? — снова повторил он, будто раздумывая.

Внезапно он схватил больную руку охотника и стиснул, отведя ее немного назад. Тот вскрикнул. На лбу сразу же проступил пот. Сзади, невдалеке, послышалась возня. Девушка закричала, но не так, как раньше. Гневно. Глаза охотника сразу же дернулись в ту сторону.

— Не трогайте ее! — крикнул Тай. — Пока. И выразительно посмотрел на охотника.

— Так ты не хочешь мне ничего сказать?

Таю было даже весело. Что он там думает, этот человек? Ведь они оба в его руках.

— И ничего не видел? А вот эти камешки, — и он сунул мешочек прямо в лицо охотнику, — как раз оттуда, с востока. «Вечерние звезды». — И тут он увидел, как глаза охотника забегали. — Вижу, что знаешь. А нам только и надо добраться до тех холмов, откуда камешки, понимаешь? А может, ты просто вор и украл их у кого-нибудь?

Охотник молчал.

— Вор заслуживает смерти. И его пособники тоже, — он указал взглядом в сторону девушки. — Но сперва я отдам ее ребятам позабавиться. Ведь они давно в пути. Восемьдесят первый день сегодня, охотник. Больше семидесяти дней они не видали ни одной женщины! Согласен?

Тай наслаждался произведенным впечатлением. Видно было, что этот Тарут испугался. От первоначальной мысли выбить из него признанье силой Тай отказался. Он и так едва дышит, еще умрет. Да и что он тогда расскажет? Только часть. А так все выложит, лишь бы оставили жизнь ему и его странноватой дочке.

— Хорошо, — сказал вдруг охотник ровно, — нельзя духов гневить. И вам худо будет, и ее не уберегу. — В голосе его прозвучало такое почтение, что Тай невольно удивился.

— Так что, это не твоя дочь?

— Нет, конечно. Хотел я подобру уйти… — грустно сказал охотник. — Только не трогайте ее, иначе быть беде.

— Почему это?

Что-то в тоне охотника было такое, что заставило Тая поежиться. Но ведь один раз этот прохвост уже чуть не обманул его.

— Она колдунья, — сказал охотник и наклонил голову, словно только одно упоминание о ней повергало его в трепет. — Я должен был охранять ее, заботиться. Меня послали. А теперь я не знаю, что будет.

Он опустил голову.

— Ну а теперь мы ее поймали, и тебя вместе с ней, — сказал Тай, посмеиваясь, но улыбка застыла у него на губах, когда он увидел неприкрытый испуг на лице охотника.

А ведь этот охотник еще недавно бросался с ножом на громадного зверя, что теперь серой кучей шерсти возвышался на поляне.

— Ты боишься? — спросил Тай с удивлением.

— Конечно, — кивнул охотник, косясь в сторону девушки. — Нет ничего страшнее проклятия колдуньи. Они называют это «проклятием духов». Если рассердить ее… плохо будет, — туманно закончил он.

— А что же она до сих пор не колдует?

Таю снова стало смешно. В Адья Тэрэк рассказывали сказки про колдунов, но никто и никогда не видел живого колдуна или колдунью. Эта молодая девушка настолько не походила на грозную колдунью…

— А она… не будет даром силы тратить. Для них это тоже даром не проходит, самим им от этого плохо. Проклятие — это ведь какая штука, иногда себе дороже выходит. Потому если сильно не раздразнить, то ничего и не будет. Но они, колдуньи, не любят, очень не любят, когда к ним прикасаются. Вот и говорю вам всем.

Он насупился.

— Боишься, что проклянет тебя за то, что не смог уберечь от нас? — Таю хотелось усмехнуться, но что-то вся эта болтовня забирала его за сердце больше, чем хотелось.

Тарут кивнул.

— Проклятие — какая ведь штука, никогда не знаешь, чем накажет… — забормотал он. — Вот из того, что я знаю, так это болезнь вроде огненной: долгая, неизлечимая… Страшно вспомнить, как человек умирал, — его передернуло. — А одного лишила такая же, как эта… молодая, полностью силы мужской. И вот еще…

Послышался шум. Тай оглянулся. Санжат с подкреплением. В лагере волнуются, и правильно делают. Сумерки уже начали Сгущаться, и дорогу в лагерь скоро будет трудно отыскать, пока они тут рассиживают.

— Хватит! — рубанул он. — Не верю я в твои бредни. Если будешь дорогу мне показывать, то оставлю в живых обоих. Думай, давай, быстро. Времени у тебя нет.

— Да я бы показал, — он опасливо покосился в сторону девушки. — Только не найду, наверное.

Глаза Тая потемнели, он опять схватил раненую руку охотника и начал ее выкручивать. Вопль Тарута потряс вечерний лес. Он стонал, пытаясь что-то сказать. Тай подождал, когда его урок будет усвоен, и отпустил.

— Ну?

— Да я же правду говорю, господин, — сдавленно прошипел охотник. — Я уже и потерялся совсем. Это она вела! У нее свои дела, я не знаю, зачем ей туда понадобилось. Она вела, я шел. Мы столько всякого такого обходили по дороге! А она чувствует! Не знаю как, но чувствует! Где опасно, где топко, где звери дикие. И ти-кой этот у нее ручной совсем, где еще таких видали?

— А это что? — Тай снисходительно указал на звериную тушу посреди поляны.

— Так она и говорила: не надо сюда. Я, дурак, настоял. Да только за все время, а идем мы никак не меньше, чем вы, больше даже, первый раз на нас дикий зверь напал. Вот сегодня первый раз.

— Первый раз?

Тай не поверил. Их всего двое, лакомый кусок для тех тварей, что тут водятся, и первый раз! А на него с отрядом каждые несколько дней налетают.

— Клянусь всеми богами Адья Тэрэк и духами тоже.

Но Тая другое заботило.

— Так ты не можешь указать дорогу в землю вельдов?

— Вельдов? — озадаченно повторил охотник.

Тай мысленно выругался. Уши развесил, распустил себя, вот и проговорился.

— Ну, этих восточных людей.

Тарут покачал головой:

— Нет, не могу, господин.

— Тогда, — лениво сказал Тай, — я вообще не вижу пользы тащить тебя за собой, да еще раненого. Возьму только девчонку. А тебя… — Он вздохнул.

— Неужто господин думает, что колдунья поведет отряд в свои земли?

Тай заколебался. И правда. Но виду не показал.

— Побежит! Иначе плохо ей придется.

— Умрет, но не сделает, а умирая, проклянет вас всех. Плохо всем вам придется. А господину хуже всех. Но если господин пообещает мне кое-что, я уговорю ее. И кроме всего, она же ни слова не понимает на адья. Зачем он ей. Она даже не поймет, чего господин хочет, зато поймет, что ее обидеть хотят.

— Ты обнаглел, дурак! — вспылил Тай.

Этот полудохлый идиот еще будет ставить ему условия!

— Будешь еще мне условия ставить!

Но цель была так близко. Он вспомнил о Гайят, о троне Адья Тэрэк. Он должен быть мудр, обходителен, как говорил Правитель Хаадид.

— Чего ты у меня можешь просить, кроме жизни? — снисходительно спросил он.

— Я буду верно служить господину, если он, уходя из земли… вельдов, — старательно выговорил охотник ранее незнакомое слово, — возьмет меня с собой. Я хочу на родину. И если господин позволит мне унести с собой столько камней, таких, как он взял у меня, сколько я захочу. Вот и все. Если я смогу стать в Адья Тэрэк богатым и уважаемым человеком, — и его побитое в схватке лицо оживилось, — я готов рискнуть. Обмануть колдунью. А просто так — уж лучше убивайте.

Невдалеке за спиной Тая переминались его люди.

— В лагере договорим, поздно уже.

Далекий Человек отпустил свою тревогу. Он уже согласен, поверил.

— Уходим все! — дал команду Тай.

Люди зашевелились. Ак Ми Э еще крепче прижалась к ти-кою.

— Без своего ти-коя она не пойдет, господин.

Тай с недоумением посмотрел на охотника.

— Может, ты хочешь сказать, что я потащу его в лагерь?

— Но он не опасен для людей, пока она с ним. К тому же ранен и придет в себя нескоро. А для нее… Нет, без него не пойдет, — он покачал головой.

Тай в возмущении топнул ногой.

— Но если господин спасет ее ти-коя, колдунью будет легче уговорить пойти с вами, дорогу показать. А если господин тут его оставит, боюсь, она обидится сильно, не заставишь ее потом.

Тай задумался. Эти двое пока прибавляли больше забот, а помощи от них… кто знает. Но если охотник прав, то стоит рискнуть. Не согласна, мол, убьем твою зверюгу. Вон как к нему прижалась! Как к любимому. Все-таки странная девка. Может, и вправду колдунья?

— Санжат! — крикнул он.

Тот уже готовился исчезнуть в зарослях с первыми из своих людей и в удивлении оглянулся.

— Делай носильню.

— Для него? — Санжат посмотрел на охотника, примеряясь.

— Этот сам дойдет, — с досадой процедил Тай, понимая, как сейчас для этих людей глупо и дико прозвучит его приказ, — выдели ему одного, пусть помогает. Для этого делай!

Он показал на зверя.

— Для кого?

Тай показал еще раз, и глаза Санжата расширились.

— Для пятнистой смерти? Я что, похож на…

Он осекся. Скажешь одно слово, потом всю жизнь расплачиваться будешь.

— Тащим его с собой! — Тай постарался, чтобы голос звучал как можно внушительнее. Как у того, кто будет когда-то здесь повелевать. — Не тряситесь от страха. Он ручной, людей не трогает. И дохлый почти.

Люди зашумели, двигаться никто не решался.

— Я что сказал! — рявкнул Тай. — Шевелитесь!

Санжат, а с ним и другие потихоньку зашевелились, потом забегали, уж очень им хотелось поспеть в лагерь до темноты. А то тут зверья полно такого, немаленького.

Охотник поковылял, сильно припадая на левую ногу, к девушке. Тай не последовал за ним. Пусть говорит ей, что хочет, все равно Тай на их языке ничего не понимает.

— Найди троих для того, чтобы следили за охотником, — сказал он Санжату, мрачно наблюдавшему за сооружением подобия носильни для пятнистой смерти. — И еще троих… Нет, лучше пятерых, — передумал он, — чтобы за девкой следили.

Санжат снова удивился.

— Пятерых за девкой?

Тай подумал, что рассказывать Санжату о своих опасениях будет уж совсем неразумно.

— Она в этом лесу, как лошадь в степи. Вроде бы безопасную дорогу знает. — Тут Санжат уже с интересом глянул на нее. — Ускользнуть может, и ищи ее тогда. Так вот, если удерет она, одна или вместе с охотником, — он жестко, но выразительно глянул на помощника, — я откручу голову, Санжат, тебе и тому идиоту, что их упустит. Ясно?!

Тот кивнул и, бросив носильщиков, заскользил между остальными, отдавая приказы наиболее, по его мнению, надежным.

А между тем Далекий Человек уже наставлял Ак Ми Э.

— Что они с тобой делали там, Сай Дин? — это были первые слова девушки, когда он наконец добрался до нее. — Что сказал Посланник духов?

Она оторвалась от лежавшего ти-коя на несколько мгновений, чтобы помочь Далекому Человеку присесть.

— Беда, девочка, — сказал он устало. — Слушай меня, но не показывай виду, что я тебе что-то нехорошее говорю. Хорошо?

Она кивнула.

— Мы сейчас пойдем с этими людьми в их лагерь.

— В лагерь, с ними? — невольно выкрикнула она, и это ее изумление не укрылось от некоторых воинов Адья Тэрэк.

— Не показывай вида, Ак Ми Э, что тебя это тревожит, — настойчиво повторил охотник. — Наоборот, веди себя так, будто все они ниже тебя.

Она кивнула, ничего не понимая еще.

— Я постараюсь, только… как это сделать?

— Ну, словно ты — это Матушка, а они приходят к тебе с нелепыми просьбами. Понимаешь, я сказал им, что ты… Как бы это объяснить… В Адья Тэрэк есть такие сказания, о людях, которые могут… куда больше, чем обычные люди. Они не боги и не духи, но… могут и привлечь их для каких-то своих дел. Мы говорим: колдуны.

— Как Хранительницы?

— Нет, куда могущественнее. Ведь вы просите духов всегда? Ну, что-нибудь сделать? Чтобы дождь пошел?

Ак Ми Э опять кивнула. Она еще плохо понимала, но все в ней противилось этой затее.

— А они, колдуны и колдуньи, сами могут. Не все, но многое.

— Духи не простят мне этого, — хмуро сказала девушка, — и тебе тоже.

— Они уже нас недолюбливают. Иначе бы мы не попались так глупо. Наверное, во всем лесу мы и они, больше никого нет. И встретились, надо же!

— Это духи их послали! — горячо возразила Ак Ми Э. — Или ты отважишься сказать, что это случай? Мы бы погибли, если бы не их Посланник и его люди!

И она кинула взгляд туда, где Тай разговаривал с Санжатом, взгляд столь восхищенный и пылкий, что Далекий Человек почувствовал опасность.

«Вот так девки и пропадают, — подумал он. — Меч, блеск… Вызволитель нашелся! А эта, видать, не лучше и не хуже остальных. Такая же».

Вслух же сказал наставительно:

— Мы и сейчас можем погибнуть. Вот этот, которого ты Посланником зовешь, пообещал убить меня и тебя, если мы дорогу туда, откуда пришли, не покажем. А тебя еще и солдатам отдать сначала, — решительно рубанул он. Пусть лучше испугается, чем одурачится. — А они женщины не видали давно-предавно.

Она посмотрела на него с упреком.

— Не может он этого сделать. Наверное, он тебя испугать решил…

— Да пойми же, Ак Ми Э, до того, как к вам попасть, я в Земле Адья жил. Я знаю их лучше тебя. А ты вообще о них ничего не ведаешь. Я же говорил тебе, такие люди, как этот, они богатые и жестокие. Иначе не удержишься.

— Не может… — На ее глазах показались слезы.

— Да может! Отвернись скорее от них, чтобы не видели, — с опаской посмотрел он на ее слезы, и она послушно повернула голову. — Успокойся, призови мужество, своих духов или еще что-нибудь, потому что они уже почти доделали носильню. Запомни. Ты их не боишься. Ты большая колдунья, очень сильная. Ты можешь насылать ужасные проклятия на людей, что тебя прогневят.

— Ты им такое сказал? — с ужасом спросила Ак Ми Э.

— Конечно! Не перебивай. Нет времени. Только так и можно уберечь наши жизни. И не только наши. Послушай, они хотят добраться до родовых поселков, нашего или какого-нибудь еще — им все равно. Главное, чтобы там были «вечерние звезды».

— Мы бы могли их провести, но мне нельзя возвращаться, — простодушно возразила Ак Ми Э. — И никто им не даст унести «вечерние звезды» прочь. Ты же слышал, такой закон.

— Да кого они будут спрашивать! — воскликнул Сай Дин, чем вызвал пристальное внимание Тая, и потому сразу понизил тон. — Если это всего один отряд — хорошо, но они унесут столько «звезд», сколько захотят. И если для этого им понадобится истребить всех в Роду И Лай, они это сделают. Это же воины. Наши охотники ничего не смогут сделать. И если этот отряд вернется в Адья Тэрэк с «вечерними звездами», то придут другие. И снова будет то, что сказал Старейшина. Помнишь историю о том, как земля наша захлебывалась кровью наших людей?

У девушки остановилось дыхание.

— Из-за «звезд»? — робко и недоуменно спросила она.

— Это большое богатство по ту сторону лесов, девочка. За несколько крупных белых «вечерних звезд» можно купить весь наш поселок.

— А что же делать? Мы можем сбежать…

Но Далекий Человек прервал ее:

— Они нас уже охраняют. Не сбежишь. И если сбежишь, думаешь, они сами не доберутся? Раз сюда дошли, то очень они хорошо подготовились. Вполне могут сами добраться. Может, не до И Лай, но до других точно. Они многое знают… Видно, побывал уже кто-то там. Они тебя сразу признали… Я сказал им, что только ты знаешь дорогу, безопасную, в обход болот.

— Зачем? — Глаза девушки расширились.

— Жизнь тебе спасаю, дурочка. Время нам надо. Надо сделать вид, что согласны мы. Я уже почти согласился. Сказал ему, твоему Проклятию духов, что и тебя уговорю, только не просто это будет, и время надо. А сейчас… Вон они идут уже, — заспешил охотник. Веди себя, как я сказал, и тогда тебя не тронут.

Несколько воинов с огромной носильней подошли к ним. Тай тоже.

— Для чего такие? — спросила Ак Ми Э.

— Для твоего ти-коя. Я сказал, что ты без него не пойдешь. Ведь если тут оставим, его другие звери разорвать могут ночью. Он же совсем плох. Вот твой Посланник и приказал.

Ак Ми Э невольно наградила Посланника восхищенным и благодарным взглядом. Он же совсем не такой, как Сай Дин рассказывает. Неужели она не видит? Но и Далекому Человеку тоже нельзя не поверить…

Воины опасливо приблизились к ти-кою. Ак Ми Э потрепала его за ухом, наклонилась и что-то прошептала. Сие открыл глаза, и медленно переполз на приготовленную носильню. Восьмеро воинов, указанные Санжатом, безо всякой охоты взялись за нее. Ак Ми Э встала и хотела было поддержать Далекого Человека.

— Не надо, — сказал он ей. — Ты же колдунья.

Она резко повернулась и с независимым видом зашагала к поклаже. Один из людей Санжата хотел преградить ей дорогу, и она оттолкнула его.

— Пропусти, — заорал ему Тай, и солдат отступил.

Она подошла к раскиданным сумкам, которые уже подбирали воины Тая. Уже из рук одного из них она яростно выхватила свой мешочек с травами и прижала к груди. Он оказался открыт, весь перерыт, но ничего не тронуто. Она побежала обратно.

— Скажи им, — сказала она Далекому Человеку, и сейчас ей не надо было изображать гнев, — чтобы не прикасались к моим вещам! Они трогали мои жертвенные чаши! Духи разгневаются на меня!

— Что она говорит?

Тай быстро подошел, увидев, что девушка-колдунья в ярости.

— Чтобы не трогали ее сумку. Здесь ее вещи и только ее. Колдовские. Кто трогал их, уже проклят, — вольно перевел Далекий Человек.

— Ладно, пусть сама ее тащит, — легко согласился Тай. Кроме «вечерних звезд» больше в вещах этих двоих его ничего не интересовало. — Подберите то, что осталось.

И они тронулись вперед. Впереди Санжат с частью воинов, за ними Тай, следом девушка с бесстрастным видом, ти-кой, которого, обливаясь потом, тащили восемь человек, а сзади — остатки отряда, среди которых плелся и Далекий Человек, опиравшийся на плечо одного из воинов.

Когда они вошли в лагерь, вызвав одним видом своего отряда немалое веселье среди кучки ожидавших, сумерки уже совсем сгустились. Трибал, как выяснилось, давно уже вернулся и раздумывал, не пойти ли тоже на подмогу. Ведь Тай ушел и до сих пор не вернулся, за ним Санжат, а тут, как рассказывает Асал, такие звери бродят. На ти-коя уставились со страхом и удивлением. На девушку — с любопытством и вожделением.

— Санжат, Трибал! — Тай порядочно устал за этот день. Кругом шла голова. Мысль о привале на день-другой показалась теперь ему привлекательной вдвойне. — Завтра большой привал. Никуда не идем. Все отдыхают.

— Спасибо, айэт Тай! Вот ребята обрадуются!

— Я не закончил, — прервал Тай восторги Трибала. Распоясались тут в лесу. Раньше его никто не посмел бы перебить. — Всем скажите, проверьте только, чтобы все знали: кто девчонку обидит, тронет хоть пальцем, убью! — И он тронул рукоятку меча. — Чтобы не вздумали вокруг нее даже крутиться! Мне она нужна живая и нормальная, ясно?

Девушка тем временем сразу направилась подальше от воды, в лес. Воинов там было мало, и она выбрала это место, чтобы находиться подальше от их взглядов. Все боялись нападения из лесу и старались выбраться на более открытое место.

— Эй, ты, стой, куда пошла?! — заорал ей вслед Тай, но она даже плечом не повела. — Скажи этой девке, чтобы шла сюда! — рявкнул он, обернувшись к охотнику.

— Да не будет слушать она. Это же сама Ак Ми Э! — торжественно сказал тот.

— Ну и что? — Тай был сбит с толку.

— Если она выбрала место, то я ничего не сделаю.

— А вот я сейчас сделаю… — Тай шагнул вперед.

— Ак Ми Э! — закричал Далекий Человек. Она остановилась и обернулась.

— Там может быть опасно!

— Все спокойно, опасности больше нет, — сказала она, спокойно глядя на Тая. — Иди сюда, и пусть принесут Сие. Я хочу, чтобы он был рядом.

— Она говорит, что сегодня никто не нападет. Все спокойно, — перевел охотник Таю. — Она выбрала себе там место для костра и говорит, чтобы туда перенесли зверя, она будет его лечить.

— Ладно, — Тай сдался, махнул рукой носильщикам: — Тащите его к ней. Вряд ли она сегодня куда-то денется. И что, она так уверена, что никто не нападет?

— Она знает, что говорит, — Сай Дин уже двинулся было туда же, ковыляя.

— А ты куда это?

Тай дернул охотника за плечо. Тот аж зашипел от боли.

— Как же, — сдавленно прошипел он, — мое место возле нее. Не хочу, чтобы она сердилась.

— Ладно, — снова согласился Тай, подумав, что не стоит прижимать их. Лучше пусть добровольно идут.

— Пусть за ними хорошо следят, — сказал он Санжату и в несколько шагов догнал отошедшего уже охотника. — А если еще такие, как тот зверь, вокруг бродят?

— Это вряд ли, — убежденно сказал охотник. — Такая тварь на куске земли должна как-то кормиться. Большое место для нее одной нужно, — объяснил он Таю. — И еще, такая гора мяса на той поляне осталась! Другим зверям пожива.

Тай удивился, как это такая простая мысль не пришла ему самому в голову. Охотник тоже не промах, похоже, не первый день в лесу. Он тоже может очень пригодиться отряду.

— Да, и еще, — вспомнил охотник, — осторожно там, у реки. Там такая тварь живет, что волосы дыбом становятся!

— Откуда знаешь? — Тай насторожился. — Тоже девчонка сказала?

— Нет, это мы через речку сегодня переправлялись, — сообщил ехидно Далекий Человек и направился на зов Ак Ми Э.

Девушка уже деловито раскладывала пожитки.

— Раздевайся, сейчас буду тебе руку поправлять. Что это? — вдруг удивилась она, увидев в сумерках, что один его рукав потемнел от крови. — Не было же этого!

— А теперь есть, — криво усмехнулся охотник, чувствуя, как кость выпирает под полотном рубахи и лопнувшей кожей.

— Неужели Посланник духов это сделал? — упавшим голосом спросила Ак Ми Э.

— Не посланник он никакой, — устало сказал охотник, — и если ты не вдолбишь это в свою голову, то мы обречены. Не мы двое, а весь наш народ. — И добавил уже мягче, стараясь не спугнуть ее: — Он же тебе приглянулся, правда?

Она не ответила, встала, побежала ветки собирать. Хорошо, что сушняка здесь много. Недалеко от них из-за костра сразу вскочило несколько воинов.

«Следят», — с тоской подумал Далекий Человек.

Ак Ми Э собирала ветки, не собираясь удаляться от лагеря, и они успокоились. Она вернулась и развела костерок.

— Ну, чего ты копаешься, я бы уж прилег, — ворчал охотник.

— У тебя, вон, кость наружу. Надо траву нуа заварить, иначе плохо будет. И Сие раны промою.

— Ну вари, вари, — обреченно сказал Сай Дин.

Она принялась варить что-то сразу в трех чашах, поднимая их от огня время от времени своими большими щипцами. Принюхивалась, снова ставила, что-то добавляла. Шептала, водила над ними руками. Сейчас она очень походила на колдунью, точно варила колдовские снадобья.

— Скажи, Сай Дин, я была похожа… на колдунью? — спросила она внезапно. — Я все делала, как ты сказал.

— Ты молодец! — одобрил охотник. — Хорошо получилось. И забудь о вине перед духами, ты же больше не Хранительница И Лай.

— Все равно плохо. И как это нам поможет?

— Еще не знаю. Сказал первое, что в голову пришло, чтобы тебя уберечь. Уж очень мне их взгляды не понравились. А пока этот Тай будет тебя охранять. Пока думает, что мы его к цели выведем.

— Тай? Это старший охотник?

— Ara, Посланник духов.

— Не называй больше его так, — после небольшой паузы сказала девушка так грустно, что он бы непременно почувствовал боль в сердце, если бы и так не болело все тело.

— Ладно, только не плачь, девочка,

— Я не плачу, — сказала она и прижала свежее полотно, пропитанное обильно отваром нуа, к ране.

Он застонал.

Ак Ми Э сделала еще несколько повязок и попросила полежать. Занялась ти-коем. Начала с почесывания около ушей, погладила по спине. Он урчал довольно, но слабо, когда же девушка принялась обрабатывать его раны, урчанье перешло в недовольное пофыркивание, потом и вовсе зверь начал порыкивать на девушку. «Если бы на меня так рычал ти-кой, — подумал Далекий Человек, — я был бы уже далеко отсюда». Но девушку его рычанье не трогало. Она что-то говорила ему, но, к удивлению охотника, он из этого не понял ни слова.

— Ничего не понимаю из того, что ты говоришь.

— Это язык Хранителей, — скупо ответила она, поглаживая Сие. — Ти-кои его понимают. Чуть-чуть.

— И ты знаешь его?

— Немного. Совсем немножко. Матушка меня чуть-чуть научила, чтобы я могла понимать духов, когда они придут. Но они не пришли.

— Не пришли, и не надо!

Она укоризненно посмотрела на него.

— Почему все это мне досталось, Далекий Человек? Теперь еще и это! За что духи меня прокляли?

— Да кто это тебе сказал? Нин Эсэ? Глупая она. Ты посмотри — сегодня мы трижды избежали смерти. Ты, да и я с тобой заодно. Где же проклятье?

Ак Ми Э потупилась.

— Прости. Я ведь даже не поблагодарила тебя, а ведь ты несколько раз спасал сегодня мою жизнь. Я бы так хотела обнять тебя! Но они следят за нами…

— Я бы тоже не прочь, — ухмыльнулся Далекий Человек. — Да не стоит.

Она сняла повязки и принялась разглядывать его руку.

— Я попытаюсь собрать ее хоть как-то, но надо потерпеть.

— Я сегодня только этим и занимаюсь, — со вздохом ответил охотник. — Давай, мучай меня. Может, что-нибудь от руки останется.

Она принялась за работу. Молча, сосредоточенно. Когда закончила, то оглядела руку при свете костра с удовлетворением. Выструганные со знанием дела ножом охотника ветки образовали сложный каркас, в котором покоилась сама рука, перевязанная полотном, пропитанным отваром травы нуа и какими-то пахучими мазями.

— Уже и не болит почти, — с удивлением заметил охотник. — У тебя целебные руки. Меня и Матушка пользовала, и Су Ин, и прежняя Матушка, но ты настоящая… — Он силился найти слово и не мог.

Ак Ми Э довольно засмеялась.

— Это в мази сок бсая. Он-то и снимает боль. А сейчас выпьешь отвар, и все.

Но сначала она напоила Сие.

— Как он? — поинтересовался охотник.

— Сейчас ему очень плохо. Тот зверь был силен.

Она погладила ти-коя по мощной спине, и он заурчал, точно жалуясь.

— Лапу ему сломал, когда бросил. Я сделаю ему повязку, но это же ти-кой, не человек. Как только ходить сможет, он ее сдерет. — Она вздохнула. — Вот тут еще сломано. — Она говорила о грудных дугах зверя. — И вот здесь разбито, ниже глаза. И внутри он… Но через несколько дней он будет вставать. Это же Сие.

— Через несколько дней нас здесь не будет, Ак Ми Э. И эти люди не потащат за собой твоего ти-коя. Спасибо, хоть сюда приволокли.

— Я не брошу Сие, — решительно сказала девушка. — Он спас жизнь нам обоим.

— Я сделаю, что смогу, — пробормотал охотник, — но…

— Я не брошу Сие! — упрямо повторила она. Он махнул рукой. Они посидели молча.

— Скажи, — внезапно спросила Ак Ми Э, — а как они узнали, что мы оттуда, с востока? Как они узнали о наших поселениях? И почему ты решил, что им нужны «вечерние звезды»? Даже если они так ценны для этих людей, как ты говоришь?

— Они много чего знают. Знают о холмистой местности на востоке, в которой много «вечерних звезд». Похоже, знают кое-что и о людях, которые там живут. Они называют их «вельды». Он сразу на тебя вытаращился. И не потому, что долго женщины не видел. То есть не видел, конечно, но… — Он запутался.

— Но почему они решили, что мы и есть эти велиды?

Он молчал. Обманывать ее теперь было глупо, а признаться — стыдно.

— Так почему? — спросила она еще раз. — Знаешь?

— Потому что, — решился он, — они нашли в моем мешке «вечерние звезды». Я совсем немного взял… — начал было охотник, но Ак Ми Э отшатнулась.

— Ты взял «звезды» с собой, ты унес их из поселка И Лай? Ты сделал это? — переспрашивала она.

— Да, чего уж теперь врать тебе, — сказал Далекий Человек, когда поток ее одинаковых вопросов иссяк.

— А как же закон? А как же слово, что ты дал Старейшине?

— Законов на свете много, — угрюмо сказал он. — А за слово меня уже боги наказали, — и он шевельнул рукой.

— Видишь, что теперь? — Последние его слова выбили почву из-под ног Ак Ми Э, ей уже и нечего было сказать. Все и так ясно. — Но зачем?

— Говорил же я тебе, сын у меня остался. И жена где-то. Виноват я перед ними. Хотел дело им хорошее сделать: разыскать, обогатить. Я же говорил тебе, что на западе «вечерние звезды» высоко ценятся.

— И самому богатым быть захотелось? Как этот главный? — Она сердилась.

— И самому. Да, хотелось, — признался он. — А зачем я еще там нужен такой? Никто не будет радоваться, если увидит, как я из лесу вышел. Я же не собирался рассказывать, откуда это. Осторожно бы продавал их, по одной. Так и разбогател бы. Постепенно. А как этот человек, Ак Ми Э, я бы все равно не сделался. Потому что он из… известного рода. У него на груди знак. Видала, как блестит? Небось каждый день его чистит кто-нибудь. А то бы давно тут грязью покрылся.

И вдруг он изменил свой небрежный тон.

— Ну, Ак Ми Э, девочка, не обижайся на меня! Я глупость сделал, только не воротишь ничего… Прости! Но не время для обид, пойми. У меня же там дети остались. Кани Кан, друзья. Не прощу себе, если что-то нехорошее приключится с нашим поселком.

Она сидела еще какое-то время, борясь с собой. Потом протянула ему руку, и он взял ее в свою большую ладонь.

— Прости и ты меня, — сказала она, — разве мое право судить тебя? Ты мне жизнь спас, а я злюсь на тебя, глупая…

Он сжал ее руку.

— Но что ты знаешь о них? Ты знаешь что-то? Ты уверен, что это плохие люди? — спрашивала она.

— Ты сомневаешься, Ак Ми Э?

Она посмотрела на его сломанную руку.

— Расскажу тебе то, о чем смолчал тогда, в поселке, когда Матушка расспрашивала меня. Восемнадцать лет назад молодой Правитель Адья Тэрэк послал наш отряд не для того, чтобы разведывать Великие Леса. Нам сразу сказали: есть слухи — так и сказали — есть слухи, что за лесами люди живут. И не простые люди. У них может быть что-то необыкновенное. Дивное. Непривычное. Очень нужное народу Адья. Сказано нам было примечать все странное, что здесь увидим. А если удастся, то доставить обратно. Кто же знал, что люди гибель в лесах найдут? Я когда в поселке нашем оказался, сразу приметил ценные камни у Матушки на шее. Той еще Матушки, что умерла десять лет тому назад. Подумал, неужто глаза меня обманывают? Но уже когда по поселку начал передвигаться, увидал, что у всех такие сокровища, только разного цвета. Я к тому времени уже слова кое-какие знал, стал расспрашивать, откуда камни. А они мне про какие-то звезды. Потом уже понял, что это они их так называют, «вечерние звезды». Я уже и раньше понял — вот про что нам говорили, когда в поход снаряжали. Диковинное, необычное. А ты знаешь, как выглядит платье женщины из знатного рода в Земле Адья, когда она надевает такие же «вечерние звезды», как ты носила в поселке? Оно слепит глаза! Только богатые люди владеют такими сокровищами. А у вас они валяются почти под ногами в холмах за поселком. Я тогда долго думал. Вернуться с такой вестью — сам Правитель Адья Тэрэк награду даст, собственной рукой. Да и с собой можно немножко прихватить. Только вот снова идти обратно через леса страшно было. Ведь только что из леса еле-еле живым выбрался. Сначала решил подождать, окрепнуть. Награда не сбежит. Потом Кани Кан встретил. Потом сын появился. Потом уже и мысли такие ушли. Я же понимаю, если Правитель узнает об этих «звездах», в нашем краю все перевернут. А если такие, как И Лай, еще противиться начнут, то всех вырежут, никого не пощадят. Остатки женщин и детей будут камни искать для Правителя Земли Адья.

— Как жестоко, — сказала Ак Ми Э. — Убивать всех из-за этого. А ты точно уверен?

— Я родился не в И Лай, Ак Ми Э, а в Земле Адья. Там живут славой, деньгами и властью. Сражения дают все это. А тут — просто даром. Уверен ли я? Я уверен, девочка, и если бы я был Правителем Адья Тэрэк, наверное, поступил бы так же.

Она вздохнула.

— Этот отряд, — продолжал Далекий Человек, — похож на мой. Тот, с которым я продирался через лес восемнадцать лет назад. Только главный у них слишком знатен, и знает он больше. И людей очень много. Большой отряд.

Он задумался.

— И что? — не выдержала Ак Ми Э.

— Может, наш отряд был не один. Может, Правитель снарядил еще людей? Ведь кто-то из посланных мог за это время вернулся в Чатубу? И теперь Правитель выслал большой отряд, чтобы поживиться.

— Что сделать? — не поняла Ак Ми Э.

— Этот Тай, как только камни увидел, сразу сказал: «вечерние звезды». Он знает о них и идет за ними.

— Что же нам делать? Надо бежать от них. Надо предупредить…

— А кого? Они могут выйти из лесу к любому родовому поселку. И мы тоже. Слишком уж наши люди друг от друга оторваны. Да и сбежать трудно будет.

— А если мы сейчас бросимся в темноту, под деревья? Как они нас поймают?

— Ночью, в темноте, в лесу, без поклажи… — перечислял он. — Да еще когда такие звери вокруг бродят! Сама подумай. И если мы сбежим, они еще быстрее пойдут.

— А что, что же делать? Нет выхода? — Ак Ми Э закрыла лицо руками.

— Не знаю пока. Время есть, подумаем. Что, если в топь их завести какую-нибудь? Чтобы они уже не вышли? Ты же сможешь? Там таких мест много. Но сначала надо доверие у них получить, чтобы верили тебе без оглядки.

— Они же все погибнут! И мы тоже, наверное, — возразила девушка.

— Если хоть один из них вернется в Адья Тэрэк с добычей, то погибнет весь твой Род, Ак Ми Э, — строго сказал Сай Дин. — А он немного и мой тоже. Может, и не сразу, но… спокойствия в своей земле нам больше не видать. А если кто другой про эти «звезды» прознает? Кроме Правителя Земли Адья? Они тоже придут сюда и будут резать друг друга — и нас заодно.

Она только вздохнула.

— Но это не к спеху, — продолжал охотник, — время еще есть. Может быть, что-нибудь придумаем. Но с ними, — он повел головой в сторону костров, — осторожно надо. Особенно с этим Таем. Пока он тебя защищает, они не тронут. Но если решит, что мы ему не нужны больше… — Он посмотрел на Ак Ми Э, и она поежилась. — Что нет от нас никакого толку…

— А что же мне делать? Посоветуй, — попросила она робко, — ведь я совсем не знаю, как с этими чужими держать себя.

— Главное — это пользу свою показать вначале. Чтобы почувствовали, как ты их хорошо через лес ведешь. Только не показывай, что это из боязни. Ты — колдунья. Стала выше их — так держись, иначе разорвут. А этот главный их, айэт Тай, он никогда таких, как ты, не видывал. Это и хорошо. Ты же необыкновенная, Ак Ми Э. — Он увидел на лице ее удивление и повторил: — Конечно, необыкновенная, только ты сама не знаешь этого. Зачаруй его. Приворожи.

— Кого? — Девушка была совсем сбита с толку.

— Главного!

— Зачем?

— Глупая! Тогда на тебя и глянуть никто не посмеет! Слово кривое сказать!

Она не выдержала и набросилась на него с упреками. Охотник ждал. Сейчас это на руку, за ними лее следят. Пусть видят, что колдунья им недовольна. Тогда он сможет сказать этому айэту Таю, что уговаривал ее, как мог. И он отдался потоку ее упреков, нежась от ощущения того, как в раненой руке, смазанной чудодейственными средствами Ак Ми Э, проходит боль.

Санжат, просидевший все это время у костра среди тех восьмерых, кому предстояло следить за странными пленниками, которых нельзя было просто привязать к дереву, а почему-то всю ночь следовало с них глаз не спускать, напрягаясь каждый раз, когда они начинали двигаться, услыхал, что его зовут. Он устало поднялся и направился к костру Тая. Трибал и Сартадай уже были там. Похоже, они как раз обсуждали пленников.

— Что там? — нетерпеливо спросил Тай.

— Да ничего, — начал докладывать Санжат. — Сидят, разговаривают. Тот охотник, похоже, ей что-то там объясняет. А она, похоже, слушать не хочет. Только сейчас как напустилась на него…

Тай потер руки.

— Наверное, он все-таки не обманул. Уговаривает ее дорогу показывать.

— Кого, девчонку эту? — спросил Трибал недоуменно.

— Да, — Тай раздраженно кивнул. — Не простая девчонка. С того края леса. Она лесная девка, все здесь знает. Понимаешь, Трибал? Если верить этому охотнику хотя бы наполовину, то она нас может легко вывести на тот край леса. В обход всех этих жутких топей, — Тая передернуло. Всех остальных тоже. — Он говорит, что до сих пор, сколько они есть в лесу, ни один зверь их не тронул.

— Врет! — презрительно бросил Сартадай, который с самого начала побежал вслед за Таем и видел живого зверя. — А этот как же?

— Если он правду говорит, — задумчиво сказал Тай, — то не иначе, как боги Адья позаботились, чтобы мы их встретили. Ведь могли бы пройти мимо них в нескольких шагах в этом лесу и не заметить.

— С чего бы это боги о нас заботились? — пробормотал Трибал очень тихо, но Тай услышал его.

— Чтобы я больше не слышал этого! — прорвался его гнев. — Нам нужно их покровительство. У нас большая цель, достойная покровительства богов Адья! И оно у нас есть!

— Айэту Таю виднее, — заметил покладисто Санжат. — Только не стоит на нас так гневаться. Мы ведь ничего не знаем, кроме того, что приказано достигнуть того края леса да там людей найти. И то мы уже в лесу узнали. Я двадцать пять лет верно служил айэту Таю и его отцу. Никогда не был ни в чем худом замечен, но ни мне, ни другим до сих пор неизвестны замыслы господина. Вот и приходит разное дурное в голову. А когда мы сами не знаем ничего, то и людей иногда приструнить не можем, как положено. Они ведь такую слабинку ой как чуют!

Тай остыл. Он должен быть непоколебим, как скала, и спокоен к тому же, его голова должна быть холодной, а ум гибким и цепким. Но в этих бесконечных зарослях он не выдерживает. Усталость дает себя знать. Вот его люди и распустились, глядя на него. Да и без цели им тяжело.

— Да, мне виднее, — резче, чем надо было, заметил он, — и пока мне видно, я буду решать: чему верить, а чему нет. На кого полагаться, а на кого нет! Ясно?! Тот, кто верен мне, дойдет до цели вместе со мной. Вам выпала великая честь сделать большое дело для Адья Тэрэк! И что же я слышу все время? Ропот? Санжат, ты смеешь упрекать меня в том, что не можешь привести своих людей к порядку?

— Конечно, нет, айэт Тай, — смущенно пробормотал Санжат, — но если бы люди знали, куда они идут, им было бы легче. Ведь они видят, как время от времени кто-то из них умирает в этих зарослях, далеко от дома…

— Разве они не поклялись служить мне? — перебил его Тай.

— Да, господин, — уже совсем убито сказал Санжат. Трибал тоже опустил голову. Весь этот глупый ненужный разговор, подумалось Таю, ущербный для его достоинства, начался с Трибала. Он, конечно, храбр, опытен и совершенно незаменим порой, но порядком надоел своими сомнениями. Забыл свое место.

— Так вот, — сказал он, переходя к делу, — эта девчонка, если охотник не врет, поведет нас вокруг препятствий. Она их чувствует. Вроде лесной колдуньи. Я не сказал, что верю ему! — снова взвился он, увидев легкую усмешку на лице Трибала, которую тот постарался спрятать за кружкой. — Но обязан проверить его слова. Это же то, чего вы все хотели — идти спокойно, не теряя никого из людей! Да и девчонка эта, она из восточных людей с того края леса. — Тай с удовлетворением наблюдал, как они обменивались удивленными взглядами. — Идти туда осталось не меньше, чем мы уже прошли. До этого места. Но наши люди сократились на треть, а эти двое, если не врут, так и вышли из своего поселка. Вдвоем. И что я вижу: их до сих пор двое! Так верить ли тому, — сказал он, наслаждаясь впечатлением, что произвели его слова, — что на них не нападали до сих пор дикие звери?

— Вдвоем пройти такой путь… — пробормотал Сартадай. — Но я видел, как он сражался с тем чудовищем. Он очень храбрый человек. Настоящий воин. Может…

— Какой бы он ни был! — перебил Трибал. — Они не могли вдвоем одолеть такую дорогу!

— Они одолели ее, — прервал Тай все споры. — И неплохо бы и нам ее одолеть. Кстати, Санжат, — вспомнил он, — ты предупредил про тварь в речке?

— Да, господин, — Санжат качнул головой.

— Сами боги, не иначе, решили их здесь задержать, видя, что нам нужен проводник.

— А поведут ли они?

«Это снова Трибал», — подумал Тай раздраженно.

— Непросто будет их заставить, — Таю не хотелось рассказывать об уже достигнутом соглашении с Тарутом. — Но их надо заставить. Хотя силой тут ничего не добьешься. Этот охотник — бывший адья, но девчонка, она совсем другая, дикая. С ней непросто будет.

— Я же о ней и хотел сказать! — с жаром встрял Санжат. — Она такая странная! Когда свое варево на костре мешала, у меня мурашки по коже бегали. И вроде не от страха, откуда ему-то взяться? Но она словно из сказаний про древних колдунов: шепчет что-то над своими мисками, руками водит, пробует. И у дыма странный запах. От него то ли спать хочется, то ли истома берет — непонятно… Смотрю, ребятам тоже не по себе. Словно насылает что-то на нас на всех. И с пятнистой смертью вроде бы разговаривает. Ну не разговаривает, конечно, но тот зверь вроде бы ее понимает! Она же там не только охотника лечит, но и эту зверюгу! Замотала его всего своими тряпками. Зелье свое ему в пасть залила…

Он замолчал, чтобы перевести дух, но почему-то не продолжил. Молчали и все остальные. Наконец Тай сам сказал:

— Охотник сказал, она тамошняя колдунья.

Опять воцарилась зловещая тишина. Если бы знал Далекий Человек, какую неоценимую службу им с Ак Ми Э сейчас сослужил Санжат!

— А может, — Трибал уже не шутил, — лучше отпустить их подальше? С их зверюгой? Он ведь если оправится…

У Тая у самого сейчас было смутно на сердце. Теперь он почти поверил охотнику. Уж если она и вправду колдунья, то неизвестно, какой от нее ждать беды. Тарут сказал, что если рассердить колдунью, то от проклятья ее не спасешься. Тай благоразумно удержался от того, чтобы поведать об этом своим верным соратникам. И так у них поджилки затряслись.

— Откуда вообще эти двое тут случились, на нашей дороге? — внезапно проговорил молчаливый Сартадай.

Все снова задумались.

— Или кончить их по-тихому тут… — Это Трибал.

— Молчать! — Тай понял, что пора брать их в железные латные рукавицы, а то разговорились опять. — Отпускать их я не собираюсь. Тем более, если они так просто повстречались на нашей дороге. В злой умысел против нас я не верю! Девчонка сама идет через лес за какой-то надобностью. Между прочим, не в Адья Тэрэк ли она путь держит? Может, другие колдуны ее вообще изгнали? Она же не скажет правды. А верю я в то, что это воля богов — ее здесь встретить. Лучшего случая у нас не будет.

Трибал все еще качал головой.

— А как проверить, куда она нас поведет? Вдруг как раз в самые топи? А сама сбежит.

— Следить за ней надо, — Санжат нахохлился, — что же еще…

— Пусть айэт Тай не гневается на меня… — подал голос Сартадай. — А ведь девчонке он очень приглянулся. Заметно было. Как она на него смотрела! Особенно сначала! Я в этом толк понимаю.

— И что, Сартадай?

Тай вспомнил благодарные глаза лесной девчонки, когда он приказал забрать в лагерь ее зверя. Как его там? Ти-кой, что ли? Не всерьез же Сартадай ему намекает?

— Вот если бы айэт Тай немного… поиграл с девчонкой. Посмотрел поласковее, пару слов сказал… хороших. Может, она… — мялся тот, не решаясь продолжить.

— Ты в своем разуме? — Тай рассердился. — Делать мне нечего? С лесными дикарками заигрывать? Ты что, забыл, кто я такой? Идите отсюда! — прикрикнул он, и они удалились.

Но слова, брошенные Сартадаем, помимо воли крепко засели в голове. Весь следующий день они были в мыслях Тая. Ведь замысел неплох. Для простого воина. Но для него, Тая из рода Кальги, который, быть может, вступит в союз с наследницей трона, это невозможно. Он уронит не только свое достоинство, но и Гайят… Ее прекрасное лицо снилось ему сегодня, целый день мерещилось ему среди листвы. Он бесцельно бродил по лагерю, делая вид, что обдумывает что-то, а сам кидал взоры в сторону вельдары, будто невзначай.

Она, похоже, не интересовалась всеми теми людьми, что слонялись вокруг нее. Правда, слонялись они не так близко. Россказни ночной ее охраны, да еще небось подогретые Санжатом — надо будет ему потом голову открутить, — превратили девушку из объекта всеобщего вожделения в существо, вызывающее странный, зябкий интерес, смешанный с беспокойством. «Колдунья». Это слово, произносимое шепотом, не раз слышалось сегодня Таю. И она вновь варила свои зелья. На этот раз при свете дня, не скрываясь. Тай видел это сам. Ничего в этом страшного вроде нет, а прав Санжат: дрожь по коже идет неприятная, если близко подойти, словно мурашки. А когда совсем близко подошел, и вовсе оторопел. Она как раз шептала что-то, водя ладонью над одной из широких глиняных чашек, и глаза у нее были пустые. Словно она внутрь смотрит, а не в окрестный мир. И тут она вдруг вздрогнула, взгляд ее обрел четкость. Глаза ее сердито, даже яростно сверкнули. Кто бы еще отважился так смотреть на Тая? Она что-то сердито сказала своему охраннику, и тот послушно заковылял в его сторону.

— Господин, когда она варит свои снадобья, нельзя близко подходить.

— Ты забыл, что я тут распоряжаюсь? — Тай так и вспыхнул. — Или она забыла? Она хочет заставить меня напомнить ей?

— Господин, — охотник примирительно покачал головой, — она говорит с духами, когда колдует. Они приходят к ней, и если видят рядом кого-то незнакомого, могут просто навредить.

— Кому, ей?

— Если сильно разгневаются, то и ей. А вообще тому, кто мешает. — То ли Таю показалось, то ли в голосе действительно тенью мелькнула насмешка.

— А ты, стало быть, не раздражаешь их?

— Меня посвятили ее охранять, — бойко пояснил охотник, — духи меня знают.

— Я хочу говорить с ней! — резко сказал Тай. — Мне не до игр.

— Она не будет сейчас говорить! — даже немного испуганно сказал Тарут. — Она творит ритуал.

В голосе его Таю почудилось такое безграничное уважение, что боевой настрой сразу исчез. Кто ее разберет сейчас с этими ритуалами.

— Скажи, чтобы позже пришла!

— Но она не пойдет! — Охотник развел руками. — И она не привыкла к такому обращению.

— Я не потерплю больше ее игр, — холодно сказал Тай. Так холодно, что сам восхитился. — Она решила бросить мне вызов? Она в моих руках, пусть не забывает об этом. Скажешь ей.

Охотник удалился, ковыляя, и присел рядом с колдуньей, словно боясь прервать ее. Тай отошел. Когда Ак Ми Э закончила варить отвар, Далекий Человек сказал ей с удовольствием:

— Они думают, что твои отвары — колдовские напитки, а то, что ты делаешь, — ритуал, общенье с духами.

Ак Ми Э пожала плечами:

— Какие глупые люди! Я делаю отвар так же, как и всегда. А они не могут отличить.

— А где им? — Сай Дин усмехнулся. — Они же никогда не видели живой Хранительницы. Как и живой колдуньи. Но этот твой Посланник нетерпелив. Он хочет видеть тебя, говорить с тобой.

— Я же сказала! Не называй его так больше.

— Ладно, девочка, не буду больше.

— И что я ему скажу? — растерялась Ак Ми Э, до которой, наконец, дошла вторая часть слов Сай Дина.

— А ты не ходи. Я сам пойду, еще что-нибудь совру. Но завтра, боюсь, нам не отвертеться. Они завтра утром снимутся с лагеря и пойдут дальше. Нас либо с собой заберут, либо…

— Никуда они завтра не пойдут, — сказала Ак Ми Э, — сегодня такой дождь будет. Уже скоро. Река вздуется, переправляться плохо будет. В грязи завязнут. Нет, никуда завтра не пойдут, если они, конечно, не совсем глупые.

— А ты уверена, что дождь будет? — с надеждой спросил Далекий Человек.

— Конечно! — Ак Ми Э смотрела на него. — Разве ты не чувствуешь? Этот дождь уже в воздухе. — Она принюхалась. — Он идет сюда. До вечера он будет здесь. Это скорый дождь, подобный потоку, льющемуся с неба. Растяни шкуры, что у нас остались, над ветками для костра, иначе вечером останешься без «колдовского зелья», — она смеялась над ним. — Правду говорю! Если нельзя костер будет разжечь, то я новый отвар нуа не сварю. А повязку нужно свежим отваром пропитать. Вчерашний уже силу потерял.

После того как Далекий Человек сделал все, что девушка наказала, он поковылял к палатке Тая, единственной в этом лагере.

— Я не с тобой хотел говорить, — Тай пытался сдерживаться. Чем холоднее он, тем достойнее.

— Я передал ей все, что сказал господин. Она сегодня не будет говорить с господином. Она задала духам вопрос, может ли она следовать с господином и его людьми. Если будет хороший ответ, то они дадут знать об этом сегодня к вечеру.

— Что ты городишь?! — Тай перестал сдерживаться. — Какие духи, какие вопросы? Как они дадут знать?

— Она попросила, чтобы согласие пролилось водой, а отказ был отмечен огнем.

— И что это значит? — не выдержал Санжат, до того боявшийся вставить даже слово.

— Если духи согласны, до вечера пойдет дождь, — торжественно изрек охотник.

— Она нарочно так говорит, айэт Тай, — Санжат расплылся в улыбке. — Откуда дождь возьмется? Сушь такая стоит. Речка совсем обмелела, видно даже.

— Можешь ей этого не говорить, — мрачно сказал Тай, глядя этому то ли глупцу, то ли хитрецу прямо в глаза. — Но если после наступления темноты она не согласится и не придет сюда, ко мне, я сделаю из ее еле живого зверя мертвого зверя. Ясно? Если она и тогда будет упрямиться — я сделаю из ее еле живого охранника мертвого охранника. Если она и тогда не одумается, то пущу ее по рукам на ночь. И посмотрим, как много духов придет ее спасать. А утром мы тронемся в путь. И ее заберем с собой. Надо же кому-то ребят развлекать.

Далекий Человек удалился.

К его удивлению, Ак Ми Э не стала больше вздыхать и убиваться. Взгляд ее стал непонятным, словно утонул в неизвестных Далекому Человеку местах, а когда она вернулась оттуда, глаза ее обрели незнакомую доселе жесткость.

— Что ж, — обронила она с усмешкой, которая не понравилась Сай Дину, — мы встретимся после заката. Ты прав, это плохие люди, очень плохие. И я не отдам им ни тебя, Сай Дин, ни тебя, Сие, — она наклонилась к ти-кою. Зверь приоткрыл один глаз и проворчал что-то. — Их нельзя пускать в И Лай и другие наши поселки. Они — зло.

Далекий Человек согласно кивнул.

— Зло хочет, чтобы Ак Ми Э была ему проводницей? — продолжала она. — Ак Ми Э проведет его. Прямо в объятия духов. Теперь я понимаю, Далекий Человек, почему они меня прокляли.

— Почему? — спросил он одними губами.

Охотнику стало страшно — девушка менялась прямо на глазах, и ему было больно от этого почти так же, как от вчерашней раны.

— Заранее, — она была все так же спокойна.

— Как? — он не понял.

— Они знали, что столько людей погибнет из-за меня. Как можно было доверить мне хранить Род И Лай?

Ее голос сделался таким безжизненным. Он заторопился.

— Как же, за что? Ты же спасаешь их всех? Весь Род.

— Не бывает ничего просто так.

Она обреченно смотрела на него.

— Я не понимаю, девочка, — силился он разобраться.

— Люди чистые и Хорошие, они для хорошего существуют, Далекий Человек, — терпеливо пояснила она. — Как Матушка, как Сис Мя Э. А черные внутри, как эти, — для плохого. А есть такие, как я… и хорошие, и плохие.

— Как это?

— Неужели ты думаешь, что Матушка могла бы с этими людьми поступить так, как я собираюсь?

Он промолчал. Вряд ли.

— Потому-то здесь не Матушка, а я. И ты.

— Ты очень сильная, Ак Ми Э, — сказал он, глядя на нее совсем по-другому, не так, как раньше.

— Матушка тоже так говорила. — И вдруг из ее глаз показалась прежняя Ак Ми Э, и лицо напряглось, силясь скрыть непрошенное желание плакать. — Мне иногда снится ветка. Моя ветка на родовом тин-кос, — пояснила она. — Она теперь завянет. Будто меня и не было. — Девушка спохватилась. — Отдыхай, Далекий Человек. Нам понадобятся силы.

Ближе к вечеру пошел дождь, от которого не скрывала даже плотная листва. Далекий Человек не поленился и соорудил из веток и шкур подобие небольшого шалаша для них двоих и ти-коя. Он со злорадством наблюдал оттуда, как воины бегали по лагерю, ища ветки погуще, чтобы спрятаться от проливного дождя, но это им не очень-то удавалось. Это лес. И часто тугие струи, сливаясь с верхних веток, пробивали мощный покров, окатывая с ног до головы людей, надеявшихся, что теперь-то уж их убежище надежно защищено от воды. Тай вяло смотрел на дождь из своей палатки, что оказалась гораздо менее устойчивой к этому потопу, чем убежище, построенное Далеким Человеком. Он досадливо морщился, когда холодные капли срывались с обильно сочащейся матерчатой крыши. Он смотрел на этот дождь и чувствовал, как появляется внутри беспокойство. Чувствовал, что недооценил непонятное нечто. Хорошо хоть, что «духи» согласны. И он снова выглянул в дождь.

Это было только начало. Неожиданно удар потряс лес. Некоторые закричали в суеверном страхе. Это мощный раскат грома расколол небо над деревьями, и они дрогнули. Уже не первый грохот, но теперь так близко… Тай поежился. И вдруг его подбросило вверх, почва ушла из-под ног, и мокрая палатка свалилась прямо на него, Санжата, Трибала и еще несколько человек, укрывшихся под ней. Тай отчаянно забарахтался под новые раскаты грома и быстро выбрался из-под останков своего временного жилища.

Огромное дерево рядом с его обиталищем было вверху объято пламенем. Несколько обгорелых кусков древесины шлепнулись вниз и, шипя, погасли под дождем. Ливень жадно поедал остатки пламени.

«Что же творится?» — совсем оторопев, думал Тай. Рытвины какие-то вокруг. Словно дерево всеми корнями пыталось выпрыгнуть из-под земли. Он содрогнулся. Рядом выпучил глаза Санжат, тоже весь мокрый насквозь. Он смотрел то на Тая, то на дерево, словно указывая па что-то.

— Сам вижу, — кисло промолвил Тай, но тот продолжал вращать глазами, точно заведенный. — Да чего тебе?

— Боюсь прогневать, но… — И он выпалил: — Кажется, охотник передал колдунье все слова айэта Тая.

Чтоб его! Тай и сам боялся об этом думать. Теперь его недавние слова казались такими глупыми и неуместными. Вдруг он и правда разгневал здешних духов? Вдруг они слишком сильны здесь, и пока он под сенью этого дремучего леса, боги Адья не в состоянии защитить его? Что же делать? Не просить же прощения у этой вельдары? Он с негодованием отогнал эту нелепую мысль. Тем более что ливень начал стихать. Удары грома удалялись, развиднелось немного, и начало темнеть уже по-настоящему. Спускался вечер. Люди вылезли из своих укрытий. До темноты нужно было хоть что-нибудь сделать, и потихоньку в лагере начал воцаряться порядок.

Но прошло еще немного времени, и Тай понял, что слухи уже проторили себе дорогу в его отряде. Охранник, бывший при девушке, разбирал потихоньку укрытие, построенное для колдуньи, а люди, перетаскивавшие на новое место палатку Тая, испуганно косились на мертвое дерево и на колдунью. Теперь ее иначе и не называли. А она все так же бесстрастна, словно и раньше знала, что так будет.

И что теперь? Невозможно выполнить обещание, которое он дал вельдара. Если он что-нибудь себе позволит сделать с ней или ее зверем, а потом случится что-нибудь… к примеру, на переправе, то люди будут винить его, Тая. Они и так порядком напуганы.

Что ж, приходилось признать, и Тай не побоялся это сделать, что он выбрал неправильный тон с этой вельдарой. Он не принес ему ни пользы, ни преимущества над ней. В голове мелькнула соблазнительная мысль: отпустить их на все четыре стороны и двигаться дальше, как двигались до этого, но он отверг ее с негодованием, даже не додумав до конца. Это ведь его поражение. Его же люди будут насмехаться над ним украдкой, преданно глядя при этом в глаза! Позор. Теперь это уже война, война с вельдарой. Слишком многое для него сейчас на весах. Как он докажет всей огромной Адья Тэрэк, что достоин править, как докажет любимой Гайят, если даже собственные люди потеряют к нему уважение? Если дикарка будет позорить его, указывать ему! Усилием воли он отвлекся от своего уязвленного самолюбия и принялся бесцельно блуждать взглядом по лагерю. Темень опускается. Костров сегодня не будет, он поежился. Только у колдуньи огонек горит. Они с охотником все сделали так, будто знали, что случится. И эта мысль досаждала ему более всего.

Прямо из темноты на него вышел Сартадай. Он спрашивал распоряжений. Тай отдал их почти бездумно, но когда ахад отошел, он невольно вспомнил недавние слова своего офицера. Что он тогда сказал? Что вельдаре Тай сразу приглянулся. Таю вспомнились ее первые, восхищенные взгляды. Теперь она куда суровее сделалась. Сначала он и думать об этом не хотел, но теперь… Ради Гайят, ради своей мечты, неужели он не сможет постараться? Разве мудрый Правитель Хаадид не говорил ему, что силой всего не решить? «Ты молод, хорош собой, обходителен»… Разве не так он говорил?

Тай с досадой щелкнул пальцами. Теперь, когда он ее разозлил, сделать это намного сложнее. Но если дать ей понять, что он немного наступил на свою гордость, что признает ее силу, признает в ней равную? Или почти равную. Разве это не лестно будет девчонке? Ведь хоть она и колдунья, но все же обыкновенная женщина к тому же. Тогда она с радостью пойдет во главе отряда. Надо только потерпеть.

Он со вздохом тронулся к ее костру. Сам.

Тарут встал ему навстречу, преграждая дорогу к огню.

— Она сейчас заканчивает свой ритуал… Если господин подождет немного, то она с радостью поговорит с ним.

«С радостью — это что-то необычное», — мелькнула мысль У Тая.

Будто прочитав эту мысль, Тарут сразу же пояснил:

— Она сказала, что господин больше не будет испытывать терпение духов. В этом большая опасность не только для него.

Не будет сердить духов — опасности не будет, так она сказала. Теперь можно говорить. Тай хмуро кивнул.

— Так когда же?

— Уже сейчас, сейчас, — засуетился Тарут и подался назад к костру.

Он был очень доволен. Такой случайный показ силы духов был им на руку. Конечно же, все его приписали Ак Ми Э, торжествовал он. Им больше не придется никого убеждать. Но сама девушка ничем не показывала, что это ее радует, словно замерла, заледенела изнутри.

— Пришел их главный. Хочет говорить с тобой. Видно, что присмирел, сам пришел, не хорохорится. Я сказал, что ты с ним говорить будешь.

— Буду, — кивнула она, — я не боюсь уже.

— Мой совет тебе, Ак Ми Э, — серьезно сказал Далекий Человек, и она внимательно посмотрела на него. — Не ругайся с ним, если он пришел мириться. Ты должна сделать так, чтобы он доверился тебе.

— Я понимаю, Сай Дин, — она слегка улыбнулась, — но спасибо тебе за совет. Если я скажу какую-нибудь глупость, то поправь меня, хорошо?

Глаза прежней Ак Ми Э смотрели на него.

— Конечно, девочка, — нежно сказал он.

Он накрыл кучу мокрых веток шкурой, приготовив сиденье для гостя, и пригласил его к костру. Без поклона. Далекий Человек решил с самого начала, что хоть он и адья, но кланяться отвык, а коли отвык, так и начинать не надо, иначе потом все время придется.

Тай примостился у костра, разглядывая колдунью с некоторым смущением, все-таки поражение не давало ему покоя. Но вокруг того места, где они сидели, стоял душистый дымный запах, наверное, каких-то трав, он незаметно расслабил Тая, и приятное спокойствие постепенно охватило его тело, а потом и ум. Что она ему, в конце концов, такого сделала? Он вовремя проявил и волю, и хитрость. Колдунья даже рада видеть его.

Рада, значит, не так уж уверена в своих силах, да и в своих духах тоже.

Он так и не понял, как долго они сидели вокруг костра друг напротив друга. Время от времени она подбрасывала в костер какие-то тоненькие веточки, и аромат в воздухе становился сильнее. У нее были странные черты по меркам Тая, непривычные. Очень большие глаза, в этом призрачном свете они казались почти прозрачными внутри, как вода. Верно, при свете дня они очень светлые. А губы узкие и бледные, как и ее кожа. Совсем маленький носик. Вообще из-за глаз все ее остальные черты кажутся мелкими. Множество длинных тонких косичек, часть их перевиты на затылке, точно змеи. Очень необычная. Странная. И сила ей дана большая, непонятная Таю, призрачная власть, какой даже у Правителя Адья Тэрэк нет. И у любимой Гайят нет, а ведь ему казалось, что у нее есть все, что возможно иметь женщине.

Он сидел и сидел, и оцепенение странным образом сковывало его. Говорить не хотелось. Она еще раз подбросила свои веточки, и костер лениво начал пожирать их. Тай спохватился. Какой же это раз? Четвертый или пятый? Сколько он уже тут сидит? Он сделал над собой огромное усилие.

— Скажи ей, я пришел поговорить.

Охотник перевел.

— А разве мы не говорим? — спросила девушка, и Далекий Человек, который знал ее не первый день, снова с опаской почувствовал в ней прежнюю Ак Ми Э.

«Она, наверное, играет с ним», — успокоил он себя и перевел ее слова.

«Необычный у нее голос, — в который раз уже подумал Тай, — словно растворяется вокруг, в воздухе». За этими мыслями он не сразу понял ее слова, а когда понял наконец, то растерялся.

— Как же, если это первое, что я сказал?

— Ты много чего сказал, — ответила девушка, — и духи слушали тебя.

Тая бросило в дрожь.

— Духи? — только и смог, что тупо переспросить, он.

— Они всегда ходят со мной, — спокойно сказала девушка через Сай Дина. — Я слышу то, что нужно мне, а они — то, что нужно им.

Тай решил оставить ту часть разговора, в которой не был силен.

— Скажи, что я пришел спросить ее. Проведет ли она нас через лес? Ты же говорил с ней об этом? Мы не останемся в долгу и после отблагодарим ее.

Его глубоко уязвила тень насмешки, скользнувшая по ее губам, когда охотник перевел слова Тая.

— Как же великий Тай может отблагодарить Ак Ми Э? Может, он оставит ей жизнь? — перевел охотник с каменным лицом, показывая, что это не его слова. Он просто повторяет за колдуньей.

Тай скрипнул зубами. Расслабленность в теле сменилась неприятным напряжением. Надо держать свой разум в спокойствии, от этого многое зависит, напомнил он себе.

— Скажи ей, что я погорячился. Что принял не за ту. Словом, скажи ей что-нибудь.

Он уже нервничал.

— А вдруг я и есть Не Та? — спросила девушка с улыбкой. Но она уже не издевалась, и улыбка у нее была такая, что Тай не смог больше сердиться, несмотря на то что она явно пыталась сделать из него дурака. Пусть женщина потешится. Зато уже ясно, что поведет их! Иначе бы просто прогнала его давно. Видно ведь, что Тая с его воинами она ни капельки не боится.

— За кого же он меня принял? — продолжала спрашивать она. Это уже напоминало игру.

Он пожал плечами:

— За обычную женщину. Из лесу. Как ей еще объяснить?

— У тебя и твоих воинов обычай вести себя достойно только с необычными женщинами?

— У нас нет обычая спасать всех подряд в лесу, рискуя своей жизнью. Но мы это делаем, — напыщенно произнес Тай, напоминая ей о том, что и она должна им.

— Я хотела поблагодарить за это тебя и твоих людей, что спасли нас от зверя, — сказала она без тени смущения, но тепло. — Но нам не дали такой возможности. Поэтому я только духов поблагодарила. За то, что послали вас к нам на помощь.

Тай удивился.

— Она что, — спросил он у охотника, — всерьез думает, что нас духи послали на помощь?

— Так и есть, — туманно сказал тот. Непонятно было только, что «так и есть»? Она так на самом деле думает или так и вправду есть?

«Какой же я дурак! — подумал Тай. — Духи послали! Мне бы только подыграть ей, и она бы нас на край света отвела, а я все чуть не испортил».

— Значит, ее нам тоже духи послали, — вдруг осенила его идея. — Мы помогли вам, она тоже должна помочь.

— Раз должна, значит, помогу, — сказала она.

И еще одна странная улыбка. К чему она, не поймешь. У нее были, наверное, сотни или тысячи улыбок, и ни одна не повторялась. И все были непонятными. Тай устал от этого небольшого разговора. Единственное, что он понял, так это то, что она согласилась. Вот так, просто. И ничего пока за это не попросила для себя. Что-то здесь не так.

— Это духи сказали? — подозрительно спросил он.

— Нельзя задавать таких вопросов, — покачал головой охотник. — Разве я не говорил, что водой прольется согласие духов?

— Но был и огонь, — возразил Тай.

— Она сказала, — охотник покосился на колдунью, но та не вмешивалась, разговор на адья был ей непонятен, — что духи согласны. А огнем они отметили тех, кому не суждено добраться до цели.

Тай напрягся. Он ведь был ближе всех к дереву… Не то чтобы он верил во всю эту ерунду с духами, но отчего-то стало не по себе.

— Завтра не выйдем, — сказал Тай, чтобы взбодриться. — Земля размокла. Мы завязнем. Я назначу на послезавтра отход.

Колдунья покачала головой.

— Она говорит, что два-три дня надо, чтобы лес хоть немного подсох. Воздух будет влажным, земля не скоро осушится. Река вздулась, а надо еще переправу навести. Вплавь нельзя переправляться. Людей потеряете. Лучше пусть люди отдохнут, охотники запасы сделают. Силы понадобятся. Там такие топкие места впереди.

— Плохие места?

Охотник кивнул.

— Сплошные топи. Она что-то сказала.

— У нее условие. Ее ти-кой скоро не встанет. Она его здесь не бросит. Зверя придется нести с собой.

Тай вздохнул. Что ж, если это единственное условие… Он легко дал согласие.

Говорить было больше не о чем, но Таю страшно не хотелось уходить. Наверное, потому что здесь было сухо и костер весело горел в сырой темноте леса. Но колдунья не хотела больше с ним говорить, это видно. Сидеть просто так было глупо, и Тай поднялся нехотя. Тело, разомлевшее от ароматного дыма и покоя, сопротивлялось своему хозяину. Он попрощался. Колдунья только посмотрела на него и ничего не ответила. Тай поплелся к себе в палатку и еще долго не мог заснуть в ее сырости, ломая себе голову над тем, как же охотник все-таки сподобился уговорить колдунью. Надо будет спросить, что он ей наплел.

Ак Ми Э тоже было не по себе после ухода Тая, несмотря на то что Сай Дин не скупился на похвалы. Хорошо она с него спесь сбила! Да еще не теряя достоинства!

— Это не я, это мёр, — устало сказала она, ложась. — Он здесь растет в изобилии. Опасное растение. Матушка использовала его только один раз на моей памяти.

Она устало закрыла глаза. Но неугомонный Далекий Человек не дал ей заснуть, пока не узнал, в чем дело.

— Думаешь, на нас он не подействовал? — спросила она с удивлением. — Разве у тебя нет усталости во всем теле, спокойствия, желания отдохнуть, наконец, от тяжких трудов?

— Есть, но… — Он прислушался к себе. — Но совсем немного. День выдался трудный. Хотя в последнее время все они непростые.

— Странно, — сказала Ак Ми Э. — А я словно плыву до сих пор. Так бы и сидела, не говоря ни слова.

— То-то я смотрю, он расселся себе тут, и — ни слова.

— Мер — кустик такой с непростой корой. Все Хранительницы знают о нем, но пользовать им людей нельзя. Это нехорошо. Когда горит кора мер, дым от нее ослабляет человека. Забирает его волю. Я только боялась, что на этого алия он подействует меньше, чем на нас с тобой.

— Но ты же говоришь, — осторожно спросил он, — что Матушка жгла его?

— Один раз, — неохотно сказала она. — Для меня. Думала, что я духам просто сопротивляюсь. Не хочу, чтобы они являлись. Мы и попробовали мер… А теперь так случилось, что мне снова приходится мёр в костер бросать. Для другого уже.

Она тяжко вздохнула. Он ощупью нашел ее ладошку и сжал.

— Не кори себя. Ты же сама говорила: они — это зло. Разве не говорила?

— Говорила, — она снова вздохнула. — Но сейчас я не почувствовала в нем зла. Видно, мер меня тоже воли лишил. Во мне, наверное, совсем твердости нет. А может, — она с надеждой сжала здоровую руку Далекого Человека, — на самом деле он нас только испугать решил? Когда убить угрожал? Не думал, что мы согласимся их проводниками быть?

— Пойми, для него наш край — это всего лишь Земля «вечерних звезд». Наши жизни ему и тем, кто за ним следует, безразличны, — пытался втолковать ей Далекий Человек. — Так ты не поведешь их в болота? — спросил он угрюмо.

— Поведу, — сказала она упавшим голосом, — я ведь сказала тебе, что зло нужно направить в объятия духов, и я сделаю это.

— То тогда было, днем. А сейчас говоришь, что нет зла. — Сейчас он тоже ощутил, как усталость навалилась на грудь, точно камнем придавила.

— В нем, может, и нет. Но с собой он несет зло в наш край, хотя, наверное, и сам не понимает того.

И она несколько раз повторила, выделяя каждое слово, вслушиваясь в них, точно желая, чтобы эти слова всегда были с ней:

— Для него наш край — это всего лишь Земля «вечерних звезд».

Несколько дней люди Тая готовились к продолжению похода, радуясь отсрочке. К месту этому они уже привыкли, и оно казалось им совсем безопасным. Крупные звери не захаживали сюда, хоть охрану не выставляй. Потому готовиться к переправе люди Тая начали без особого рвения. Мост наводить — дело хлопотное, кроме того, придется в воду лезть, и Тай решил обойтись несколькими большими плотами. За несколько дней все приготовления были закончены, лес подсох, но в воздух не вернулась прежняя сухость. Когда отряд Тая тронулся в глубь леса с другого берега реки, моросил мелкий надоедливый дождик, и люди были очень не прочь скрыться под деревьями.

Вопреки ожиданиям Тая, девушка оказалась хорошим ходоком. Отряд бы двигался даже быстрее, но мешала носильня с ти-коем. Крепкая и удобная, она позволяла воинам Тая меняться у ее ручек даже на ходу, но она была слишком громоздкой, и кое-где ее приходилось даже протаскивать между деревьями. Ти-кой же чувствовал себя очень хорошо. Сначала его зевки во всю пасть наводили страх на людей. Зверь же, что с него взять, отхватит полголовы — и что потом? Но затем привыкли и уже не удивлялись. Колдунья она и есть колдунья, и зверь у нее не простой. Только потрепать его за ухом или по шерстяному боку не отваживался никто, кроме нее, заметил Тай. Даже ее личный охранник Тарут.

Тай приглядывался к девушке. Не похоже, чтобы она что-то замышляла. Вот уже дней пять подряд отряд шел безопасно, если не считать одного из людей Сартадая, что провалился в пустоту под корнями мертвого дерева. Но таких сюрпризов здесь полным-полно, и раньше такое бывало. Пострадавшего благополучно вытащили, он только ушибся немного и довольно сильно оцарапался.

Потихоньку воины, идущие во главе отряда вместе с Таем, девушкой и неудачливым Тарутом, что следовал за ней тенью, опираясь на забавный костыль, сделанный им самим, начали оказывать ей мелкие любезности, соревнуясь перед ней в галантности, словно перед знатной дамой. Кто свисающую ветку приподнимет перед ней, чтобы самой не стараться, кто другую, большую ветку с дороги отбросит. Скоро, казалось Таю, они драться начнут за право нести ее вещи. Сначала никто не хотел взваливать на себя лишнюю тяжесть, хоть понятно было, что Тарут не может тянуть за ней сейчас такой груз. Теперь же охотники находились всегда, и чем дальше, тем больше их становилось.

Сама же колдунья несла только лишь свой мешочек, до которого строжайше запрещено было даже дотрагиваться. И каждый вечер она доставала из него свои глиняные миски и сушеные травы и варила на костре свои зелья. Впрочем, ничего в них не было такого, это Тай уже понял. Сама она их не пила. Давала охотнику и ти-коя своего поила, брызгала на их повязки. Просто лечила их. И ничего в этом колдовского нет. В Адья Тэрэк лекари тоже много травами лечат. Только она уж очень странно их варила: шептала, говорила что-то, руками над ними водила. Как бы то ни было, но на пятый день пути по дебрям охотник уже перестал ковылять, и, несмотря на то что шли они целыми днями, осталась лишь легкая хромота.

А на следующий день у того, кто провалился в пустоту под корнями дерева, к вечеру началась горячка. Завтра он не сможет идти вперед, доложил Сартадай. Тай сам пошел взглянуть. Глубокие царапины покраснели и вздулись. Нога, что пострадала больше всего, горела вся, распухла и слегка подергивалась. Вид бедняги ему не понравился, в сумерках лицо его казалось очень бледным, а глаза запали. Вокруг собрались товарищи. «Сделаем носильню-то, — услышал Тай, — а может, его завтра и нести уже не придется». Тай с тяжелым чувством смотрел на больного. Уже и проводник есть, а люди все равно пропадать будут до самого до конца. Или это она нарочно? Хочет измотать их?

Его толкнули в спину. Он резко обернулся, готовясь преподать урок нахалу, но тут же замер. Это колдунья, сама пришла.

За ней маячил вездесущий Тарут. Она просто отодвинула Тая со своего пути и присела рядом с раненым. Что-то спросила.

— Как его зовут? — спросил охотник. — Качи, — угрюмо ответил кто-то.

Она принялась разглядывать его раны. Местами они уже начали изъязвляться. Аккуратно водила руками по его телу, говоря что-то на неизвестном языке, только одно слово было понятно, «Качи», имя раненого. Она много раз его повторила. А потом поднялась и ушла так же, как и пришла. Воины в недоумении глядели ей вслед.

— Жалко, — вдруг подал слабый голос сам Качи, — жалко, что ушла. Мне аж легче стало, не так горит после ее рук.

Но некоторое время спустя она вернулась. С чашкой своего варева, как рассказал Таю потом Сартадай, и какими-то тряпками. Что она там делала, не очень понятно, но она напоила Качи этой гадостью и сделала повязки на его язвы. И снова ушла к своему костру.

На следующий день носильню ти-коя бросили за ненадобностью. Зверюга сам исчез в лесу. Потащили теперь уже Качи. От его вечерней горячки не осталось и следа, только сильная слабость и тошнота, да еще царапины, которые колдунья вчера обильно замазала какой-то жирной мазью, чесались невообразимо. Но к вечеру раненый уже посвистывал на своих носилках, а утром подошел к колдунье на своих ногах, чтобы поблагодарить. Непонятно только, приятно ли это было колдунье, потому что она лишь кивнула в ответ, в лице же ее ничего не изменилось.

— Что было с Качи? — спросил Тай, поравнявшись с охотником, когда они опять тронулись в путь.

Тот спросил вслед колдунье. Она обернулась.

— Ничего страшного, только с непривычки умереть можно, — перевел Далекий Человек.

— Как это? — Тай обалдел от такого ответа, но отставать не собирался.

Она снова обернулась.

— Поранился шипами травы ан-тир. Они у нее на корнях. Ядовитые немного. У нас маленькие дети много раз ранятся ан-тир, поэтому потом для них это не страшно. А для таких, которые не привыкли, ан-тир до смерти кровь может отравить. И тогда она становится такая горячая, будто на огне.

Тай вспомнил одного такого в своем отряде. Он умер первый, как только начались топи. Не утонул, а вот от такой же болезни странной умер. А если бы колдунья с ними тогда была, то «ничего страшного» бы не случилось.

— А почему она помогла ему? — спросил Тай охотника.

— Как это? Чувствует же, что мучается человек, — почему-то неохотно проговорил Тарут и постарался оторваться от Тая.

Он всегда пытался оборвать расспросы Тая, а у того, наоборот, вопросов становилось все больше и больше. Охотник же попросту пытался удрать от Тая. Вопросы про вельдов он будто бы не слышал. «Она не велела ничего говорить», — таинственно пояснил он Таю и довел его этим до бешенства, но так ничего не сказал. Про загадочную колдунью он тоже говорить отказывался: «Если она узнает, мне плохо придется». «А как она узнает?» — спрашивал Тай, но Тарут в ответ лишь делал таинственное лицо. Только и сказал как-то раз, что зовут ее Ак Ми Э.

И сама она тоже избегала Тая. Он бросал на нее лишь взгляды со стороны. Бывало, он уже решался подойти, завязать разговор через Тарута, но чем-то она отпугивала его. Иногда он готов был поклясться, что она не остается равнодушной к его вниманию, к тому, как он уважает ее одиночество, как требует от всех уважения к ней. Он сам ловил порой на себе ее взгляд, но она всегда отводила его за мгновение до того, как встретиться с ним глазами. И как будто не одна, а две женщины на него смотрели. Одна задумчивая и грустная, а другая совсем бесстрастная, жесткая и сильная.

Но, как ни крути, вреда от колдуньи пока не было, даже наоборот: дорогой вела, Качи вылечила, ягоды и плоды некоторые показала, которые есть можно, корни земляные съедобные. Уже несколько дней все только ими и обжирались, даже грибы какие-то сварили в котелке, на которые колдунья указала, и никто до сих пор не умер. Тай больше не пытался с этим бороться, а ведь раньше никто бы не посмел тронуть что-нибудь в лесу без его приказа. А он, памятуя о прочитанной рукописи, объявил все ягоды и плоды ядовитыми. Конечно, ребятам надоело голое мясо и сухие лепешки, да и тех чуть-чуть.

Нет, вреда от нее не было, но Тай все время ждал подвоха. Он не хотел признаваться себе, но ему даже хотелось подвоха. Одно дело — идти в бой во главе своих отрядов под королевскими и родовыми знаменами, под пенье труб, свист стрел и звон железа. В этом слава, в этом радость. А не месить в лесу жидкую грязь, обманывая бедное доверчивое существо. Ему было бы спокойнее, если бы пришлось заставлять ее, принудить силой, раскрывать каждый день ее бесчисленные хитрости, но то, как она безмятежно вела отряд, порождало в нем смятение, а не покой. Если ее духи так могущественны, как ему показалось у реки, то почему тогда они согласились, не воспрепятствовали? Может, они готовят большую ловушку? Если они так могущественны, должны же они знать, что не с добром Тай идет! Конечно, это все для Адья Тэрэк, но какое дело здешним духам до далеких степей Земли Адья? И еще Тая поневоле беспокоили давешние слова колдуньи, что небесный огонь указал на тех, кто не дойдет до цели.

Надо раскрыть ее ловушку, поймать ее, подбадривал он себя. А для начала постараться выведать, что она задумала, решил Тай и передал через Тарута, что хочет еще раз говорить с ней. Колдунья ответила согласием, но нехотя. Вечером, сказала она. И Тай обрадовался, точно гора с плеч свалилась. Весь остаток дня он ждал вечернего привала, придумывая, о чем ее спрашивать. Он не понимал, что больше всего ему хочется посидеть снова у костра, курящегося душистым дымом, в приятном расслаблении, побывать еще раз в той обстановке, что так очаровала его унылым сырым вечером, в день памятной грозы.

Он следил издалека, как колдунья беседовала у костра с охотником, пока тот пек для нее на огне грибы и круглые клубни.

— Я не хочу с ним больше разговаривать, — говорила в то время Ак Ми Э. — День ото дня мне тяжелее со всеми этими людьми.

— Но он требовал так настойчиво, — сказал Далекий Человек. — Вдруг у него есть подозрения? Навряд ли, однако, он смог нас раскусить. Для этого он… слишком прост. Но я видел, как один из его людей, Сартадай — это тот, что с синим знаком на грудной пластине, — в последнее время часто ему что-то говорит и смотрит в нашу сторону. Вот он очень опасен. Ты видела? Сегодня они снова лазили на дерево. Уже второй раз. Так они проверяют путь, направление.

— А если поймет? Что сделает? Убьет?

— Не знаю. Может быть… — растерялся от такого вопроса Сай Дин. — Я не думаю об этом. Ведь у нас есть цель.

Она промолчала.

— Ведь у нас есть цель, Ак Ми Э?

— Наверное, Сай Дин, я не знаю. Уже ничего не знаю, — голос ее подернулся какими-то жалобными нотами. — Если бы духи поразили их своими молниями тогда, у реки, я бы, наверное, даже не расстроилась. Но мы несколько дней идем, и я вижу, что они такие же, как я и ты, только говорят не по-нашему. Одеты тоже странно. Зачем я лечила этого Качи, если через несколько дней он отправится на дно болота? В черную топь?

— Вот и скажи, зачем ты это делала. Я же говорил тебе…

— Но он бы умер у меня на глазах! — И она ударила кулачком по шкуре. — Хотя помочь ему было легче легкого!

Далекий Человек промолчал. Что можно сказать на это? Нелегко быть Хранительницей, пусть даже и ненастоящей. Он подождал, пока она успокоится, протянул ей веточку с грибами.

— То-то я смотрю, девочка, странное что-то происходит. Травы фэн всюду навалом, ан-тир свои стрелы и тут, и там раскидал, мхи болотные вокруг. Все, что надо, есть, я же вижу. Где-то рядом заболоченные земли, и немалые, раз так далеко своих посланцев разбросали, а мы все никак туда выйти не можем. Признайся, ты по кромке болот нас ведешь? Совсем рядом, но не вглубь?

Ак Ми Э кивнула, но продолжала молчать.

— Снова думаешь о том, чтобы сбежать? Она отрицательно покачала головой.

— Они и сами дойдут. Они привыкли уже здесь.

— И что?

— Для него наш край — это всего лишь Земля «вечерних звезд», — повторила она недавние слова Далекого Человека, точно заговор. — Им все равно, даже если там не останется ни одного человека, ни одного велида. Но они добры ко мне.

— Они боятся тебя! — перебил Далекий Человек яростно. — Помнишь, как они сначала смотрели? Небось без доброты!

— Но они спасли нам жизнь, — Ак Ми Э совсем приуныла. — Неужели чтобы мы отняли у них?

— Не обманывайся, девочка, — нежно коснулся ее руки охотник, когда она взяла у него печеный клубень, — ты напрасно мучаешь себя. Неужто ты думаешь, что они не разорвали бы нас на кусочки, если бы узнали, кто мы на самом деле и куда их ведем? Неужто ты думаешь, что все эти умильные взгляды, что бросает на тебя этот Тай последние несколько дней, — это больше, чем скука длинного похода, острая забава?

Девушка вздохнула, терзая несчастный Клубень в руках.

— Ты же сама мне объясняла… Если бы твои духи не хотели этого, тебя бы здесь не было. Так положись на них. То, что ты не видишь их, не значит, что их нет с тобою рядом.

Она благодарно посмотрела на него.

— Ладно, зови его, наконец. Только не быстро. Я подброшу мер.

Далекий Человек встал.

«И чем этот Тай так приворожил ее? Ну я — то ладно. Стар уже для нее. Но неужели ей довелось оставить в И Лай своего Ак Ло Тана, который жизнь бы отдал ради нее, лишь для того, чтобы страдать о жестоком человеке из чужой земли, говорящем на непонятном языке? Да еще хотел убить ее, да и не только. Ну чем?» — думал он, идя к палатке командира.

Как только колдунья закончила есть у костра, беседуя с Тарутом, Тай поспешил к ней и уселся на приготовленную для него шкуру. И снова его ноздри приятно щекотал тот же аромат. Снова расхотелось говорить, слова стали уплывать из памяти, и он поспешно начал, чтобы не забыть главное.

— Вчера мой человек поднимался на дерево, — сказал он обвиняющее. — Мы движемся не на восток, мы сильно забираем к северу.

— Да, это так, — сказала она без тени смущения.

— Почему? — стал настаивать Тай, видя, что колдунья ничего не собирается объяснять.

— Мы входим в край сплошных топей, — сказала вельдара. — На севере не так опасно. Так я чувствую.

— Но, может, стоило попробовать южнее, — осторожно сказал Тай.

— Попробуй, — согласилась она, — но без меня. Мы были там и еле выбрались. Твой отряд там не пройдет. Ты хочешь погубить своих людей? — Она посмотрела на него.

Он ответил ей таким же взглядом.

— Может, это ты хочешь погубить нас?

Она выдержала его взгляд спокойно, но в ее туманных глазах определенно мелькнула тоска. Откуда? Уж не знает ли она, что несет угрозу в свои родные места?

— Зачем? — только и спросила она.

И что было Таю ответить?

— Затем, что не хочешь, чтобы мы достигли твоих родных мест, наверное?

— Зачем мне этого не хотеть?

Таю стало совсем трудно. Он уже корил себя за этот разговор, который сам и затеял.

— Может, вы там скрываете что-нибудь? — брякнул он от смятения первое, что пришло в голову.

Она что-то сказала, но охотник не перевел, а что-то ответил на ее языке. Так уже бывало, и Тай привык, Тарут уже не раз объяснял ему, что она не всегда понимает вопрос. Приходится говорить его по-другому. Но в этот раз они слишком разговорились друг с другом.

— Что мы можем скрывать такого? — наконец перевел он.

Тай пожал плечами, не найдя, что сказать. Она снова заговорила:

— Зачем же ты идешь за мной, если мне не веришь?

— А что мне остается делать? — проворчал Тай и вдруг разоткровенничался: — Со времени, как мы вошли в Великие Леса, у меня погибла треть отряда.

— Я не мужчина и даже не охотник, — сказала ему Ак Ми Э, — но, если бы люди, что идут со мной, умирали так часто, как ты говоришь, я бы не стала продолжать путь.

— Ты женщина, — снисходительно сказал Тай. — Хоть и могущественная, — сразу же поправился он. — А мы воины, и продолжаем путь к цели, что бы ни случилось.

— А какая у тебя цель, воин? — невинно спросила девушка. Тай осекся. Он сам загнал себя в ловушку. И какая же цель может оправдать такое упорство?

— Мы хотим найти людей на том краю леса. Мы ведь знаем, что они есть, — осторожно начал он.

Ну что ей сказать? Что он хочет просто с ними познакомиться? Колдунья поймет, что он врет. И тогда откажется их сопровождать, хоть режь ее на части. Мысли плыли, разум отказывался их связывать. Тяжелый нынче был переход, а он сразу и не заметил. Что же, решил Тай, ничто не убедит ее лучше, чем правда. А полправды или четверть правды, кому какая разница? Нужно к жалости ее обратиться. Она ведь жалостливая, иначе бы не стала Качи помогать. Кто он ей?

— У нас, в нашей земле, сейчас большая беда. Движется война. — Он подождал, пока Тарут ей растолкует. — И нам, наверное, не выстоять в ней одним. Мы ищем союзников.

— Мы не будем вам союзниками ни в каких сражениях, — сказала Ак Ми Э. — Если это все, что вам надо, то ты зря заставлял умирать своих людей. Тем более что у вас война, и каждый воин важен для твоей земли. Мы живем своей жизнью вдалеке от вашего большого мира, который называется Адья.

— Но, может быть, части нашего народа придется уйти в леса от кровавого врага. А куда?

— Вы хотите уйти к нам? — удивление явно читалось на лице Ак Ми Э.

— Может быть… — осторожно сказал Тай. — Если вы нас примете.

Ну и тяжело же с ней разговаривать! Он совсем ничего не соображает, когда смотрит на нее через костер. Наверное, она все время над ним колдует, только виду не показывает.

— Ты ведь не первый день в лесу. Люди, что не знают его, не осилят такой дороги. Ты говоришь, что потерял треть отряда, а представь, что это женщины и дети, повозки… — Она покачала головой. — Ты или слишком жесток, или слишком глуп. Или ты обманываешь меня, — огрела она Тая словами. И залопотала быстро с Тарутом на своем языке.

— Как ты смеешь меня обвинять! — выдавил Тай из себя вялую вспышку гнева.

— Это не я. Это духи тебя обвиняют! — указала она пальцем на костер, и он внезапно полыхнул вверх желтым пушистым пламенем. Тай отшатнулся в испуге. — Они мне сказали сейчас, что ты нашел у Сай Дина «вечерние звезды» и забрал их себе! — Она обвиняла, и отпираться было бессмысленно, тем более что охотник, чье настоящее имя, видно, Сай Дин, трясся от страха, словно лист в непогоду.

— «Вечерние звезды»? — Он сделал вид, что вспоминает. — Это камни? Драгоценные камни? Да, мне понравились они. Такие у нас очень редки. Мы можем покупать их у вас. Для вас это будет очень прибыльно. Потому я взял немного для того, чтобы показать нашим торговцам. За них можно получить множество хороших вещей, которых, наверное, нет у вас в лесу, — пытался говорить он с жаром, но получалось у него плоховато. — Но если это так тебя оскорбило, я отдам камни твоему человеку. Он ведь сказал мне, что у вас их много, просто валяются под ногами. Я не думал, что ему будет жалко.

— Разве они твои? — сейчас слова на ее странном языке звучали очень сурово, и Таю было неуютно под ее обвиняющим взглядом. — Ты взял их силой. Ты не просил их. Тебе их не давали. Если это твоя цель и есть — можешь сразу повернуть обратно. Тебе не дадут ни одной «вечерней звезды»! Это закон.

Она всерьез разозлилась, а Тай, наоборот, присмирел еще больше. Почему сейчас ее слова проникали так глубоко? Он вызвал в памяти образ Гайят. Прикоснулся к груди, к заветному карманчику с платочком, и немного успокоился.

— Когда приходят за «вечерними звездами» — быть большой крови. Я не поведу больше ваш отряд, — внезапно сказала она.

И образ Гайят сразу рухнул куда-то, оборвался. И это после всех хлопот? Перед самыми топями, о которых Тарут говорил с таким ужасом? И ничего не поможет, знал он. Ее не запугаешь. Сейчас ему казалось, что она тоже может вспыхнуть, как ее костер, таким же желтым пушистым пламенем, и исчезнуть. И тут какое-то наитие сошло на него. Он медленно сполз со шкуры и встал на колени подле нее, взял ее руку, приложил ладонью к своему сердцу. Несмотря на волнение, сердце билось почему-то вяло и лениво, наверное, от усталости, но сейчас это было очень даже хорошо. Только того и надо. Она сделала слабую попытку вырвать руку, но он удержал ее мягко и настойчиво.

— Слышишь, как бьется мое сердце? Разве я не чист сердцем, скажи? Если бы я обманывал тебя, разве было бы оно так спокойно? — Вдохновение снизошло на него, и слова лились непрерывным потоком, он говорил, не сознавая, что охотник не переводит его слов от удивления. — Мой правитель послал меня на восток. У нас большая надежда на людей с Востока. Может, они хоть как-то помогут нам. Иначе нас могут просто стереть с лица земли. Да, теперь я вижу, что женщинам и детям не преодолеть такой путь, но разве знал я это в самом начале? — Слова выговаривались медленно, но очень значительно. Тай и сам почти верил тому, что говорит. — Я не могу сам взять и повернуть, и эти люди тоже, ведь на нас смотрит наш народ. Нас ожидает наш Правитель с вестями. А какие вести мы принесем? Боюсь, что плохие, если все так, как ты говоришь. Но мы должны дойти до цели. А эти камни, или, как ты говоришь, «вечерние звезды»… Разве среди такого горя, когда наш народ может погибнуть, есть место мыслям о богатстве? Если ты так думаешь обо мне, ты меня не знаешь! — закончил он, прижав ее руку сильнее к своему сердцу.

Колдунья потянула ее нерешительно, затем сильнее и, наконец, высвободила, отдернула. Но видно было, что она впечатлена. Бесстрастности как не бывало. В глазах читалось участие то ли к народу адья, то ли к нему, Таю. Она сказала несколько слов.

— Оставь меня, — перевел Тарут. — Завтра мы выйдем в Путь.

Тай встал, шатаясь, как пьяный, то ли от напряжения, то ли от усталости. Пошел к себе. Только сейчас он заметил удивленные взгляды воинов, сидевших у своих костров неподалеку и видевших его представление перед вельдарой. Сплетня уже пошла по лагерю, теперь косые взгляды и насмешки будут так и отскакивать от его спины. «Это все даже не ради трона Адья Тэрэк, не ради войны против Линзора, уж как-нибудь мы выстоим, — подумал Тай, — только ради тебя, Гайят, только ради тебя, любимая». Он засмеялся над собой. Или от счастливых мыслей о ней. Хотелось одного: добраться до походной постели и уснуть, что он и сделал. Только коснувшись грубой ткани, он провалился в сон, и Санжату стоило большого труда добудиться его на следующее утро.

Далекий Человек мрачно шел рядом с Ак Ми Э до самого дневного привала. Ему, не раз бывавшему в лесах, было ясно без солнца и без карт, что они резко взяли направление прямо на восток. Все больше и больше травы фэн попадалось навстречу, все изящнее и стройнее становились деревья, а кроны их опускались все ниже и ниже. Появились частые полянки. Они вступали в царство больших болот, о которых говорила Ак Ми Э. Идти вдоль кромки, обходя их, было уже невозможно, и девушка свернула прямо туда, на восток. Далекий Человек тащился рядом с Ак Ми Э, боясь даже думать о том, что может случиться.

Вчера после проникновенных слов ненавистного Тая и его ухода они оба сразу же сами свалились то ли от усталости, то ли от мера. Сегодня еле поднялись, не перекинувшись даже словом. Ак Ми Э, как видно, говорить с Далеким Человеком не хотелось, а ему и вовсе трудно было слово сказать. Да и страшно. Неужто он не видел вчера, как ее поразили слова и поступки этого молодца? Неужто он не видел, как текли ее слезы, когда она лежала и думала, что уже никто не может ее видеть? Неужто сейчас он не заметил нежных взглядов, которые этот Тай бросает на его девочку? И хуже всего то, что Ак Ми Э их тоже замечает. Каждый из них.

После того, что произошло вчера, между ними образовалась какая-то связь, непонятная охотнику. Такую связь, если она окрепнет, ему не в силах будет разорвать. Он украдкой зыркнул на Тая, вышагивавшего неподалеку. Да, он доволен собой, это так и прет из него. Но пусть не сомневается: Ак Ми Э не одна, она с ним, Сай Дином, и Сай Дин не верит ни одному слову этого айэта.

Он видел, как девушка устала. Еле идет, словно непосильная ноша давит на ее хрупкие плечи. Поэтому он не стал надоедать ей на дневном привале, лишь молча заботился о ее еде и отдыхе. Зато Тай так и лез с расспросами. Уже все и так заметили, что лес поменялся. Что будет впереди? Они насели на Далекого Человека вчетвером, вместе с Сартадаем, Санжатом и Трибалом. Все в отряде хотели знать, что происходит. Что оставалось охотнику? Он объяснил им, что впереди край топей, большой, необъятный почти. Ак Ми Э пыталась обогнуть его, но вот уже несколько дней они идут, а топи по правую руку от них все простираются и простираются на север. Нет ни одного просвета. Может, просветы где-то и есть, конечно, но туда взгляд колдуньи не достает. Придется переходить их здесь.

— А там, где вы их пересекали, не проще? — спросил Сартадай подозрительно.

Он всегда был самым подозрительным. Далекий Человек помотал головой.

— Можно и там, но вот только… не пройдут там, наверное, ваши люди. Мы и сами еле-еле выбрались.

— Но выбрались же! — не отставал проклятый Сартадай.

— Говорю же: это мы выбрались. Так мы в лесах много лет провели. А с вами поклажи столько, и люди непривычные.

Он видел, что Сартадай не верит все больше и больше.

— Ну тогда, если айэт Тай решит, я поговорю с ней. Может, она согласится вернуться к тому месту, откуда начали.

Он увидел, как вытянулись лица у них, у этого Тая и особенно у Санжата.

— Подожди, Сартадай, — теперь уже сам Тай обращался к Далекому Человеку, отстранив упрямца. — Как это возвращаться? С ума ты, что ли, сошел? Уже дней семь ползем, не меньше. Возвращаться — еще столько же потеряем. А стоит ли?

— Если в отряде господина считают, что им и та дорога по плечу, то нас это и вовсе не должно беспокоить. — Далекий Человек насупился. С виду совершенно искренне,

— А эта, что же, безопаснее?

Сай Дин пожал плечами:

— Мы ею не хаживали. Но она говорит, — и он благоговейно посмотрел в сторону Ак Ми Э, — что здесь проще будет идти для большого отряда. Здесь нет большой опасности, если только с той тропы, что она будет указывать, не сходить. Ну, и кое-где, верно, придется вернуться. Она знать-то знает, чуять — чует, но только духи не всегда подсказывают верно. Шутить могут. Или сердиться. Водить, значит.

— Вот-вот, — Сартадай снова встрял, — и заведут нас туда, откуда ходу нет, а сами сбегут.

— Да если бы она хотела, — Сай Дин старался говорить как можно презрительнее, несмотря на то что мог за это и получить от одного из ахадов, а то и от самого Тая, — мы бы давно уже ускользнули. В этом лесу вам ее не устеречь, даже если всем своим отрядом будете ее охранять. Но она до сих пор здесь.

— А где ее зверюга? Куда исчез? — внезапно спросил Трибал, но Тай только отмахнулся от него.

— Он прав, Сартадай. И если бы она хотела подвергнуть нас опасности, то давно пошла бы в топи. А она пыталась обойти сначала. Разве не так? Что на это скажешь?

— А что сказать можно? Хитрит, наверное, — мрачно ответствовал офицер.

— А по-моему, — снова вмешался Трибал, — Сартадай просто боится опять лезть в топи. Уж очень они ему не приглянулись в прошлый раз. Ведь это он пятерых потерял, да еще и по собственной дурости.

Тай выбросил руку вперед, вовремя перехватив Сартадая, что бросился на Трибала, тоже ощетинившегося в один миг. Все голоса вокруг них замолкли.

— Прекратить немедленно, — жестко приказал Тай ледяным голосом, все еще не опуская руки.

Сартадай тяжело дышал.

— Пусть айэт Тай простит меня, — сказал он наконец, срываясь на хрип от ярости, — но никто до сих пор не осмеливался назвать Сартадая трусом.

— Трибал! — Голос Тая был все так же суров.

Тот потоптался, но, видя, что Тай не намерен шутить, все-таки выдавил:

— Я… не то сказать хотел, Сартадай. Я никогда не принимал тебя за труса.

— Разойдитесь к своим людям, остыньте. — Тай проследил взглядом, как оба пошли в разные стороны. — Хорошо, Тарут. Я верю тебе. — Он кивнул. — И ей тоже верю, — бросил странный взгляд в сторону Ак Ми Э, но колдунья его не заметила. — Она необычная девушка. Верно, и на самом деле колдунья. Я знаю, что, если бы она хотела, она бы уже давно смогла сбежать. Ускакала бы на своем звере, как на коне, — усмехнулся он и потряс головой, видимо, отгоняя видение, мелькнувшее перед ним: девушка на ти-кое уносится в чащу.

Он взмахом руки отпустил охотника. Отходя, Сай Дин услышал слова, небрежно брошенные Таем:

— Не беспокойся, Санжат, теперь я точно знаю, что она нас поведет туда, куда нам надо. Или я совсем ничего не понимаю в женщинах.

Санжат кивнул, ухмыльнувшись. Он тоже вчера наблюдал странное поведение своего господина у костра колдуньи. И если тот так уверен, что может быть лучше?

— Обойдешь всех, предупредишь, — отдавал Тай распоряжения. — Мы немного растянемся. Впереди теперь пойдет колдунья с этим своим охотником, я пойду тоже. Первый отряд, головной, Сартадая теперь будет. Трибал пусть замыкает. Ты пойдешь со своими в середине, между ними. До завтра, думаю, они остынут. И пусть стараются не сходить с тропы, протоптанной передними. Скажи им, что жизнь может зависеть от этого.

Санжат побежал исполнять, а Далекий Человек тем временем рассказывал уже Ак Ми Э о подозрениях Сартадая. Она выслушала молча.

— А что он? — спросила она только в самом конце.

— Кто? Тай?

— Да, главный, — кивнула она.

– Он тебе верит, — сказал Далекий Человек и тут же пожалел о своих словах, потому что ее лицо вдруг прояснилось. — Но это только потому, — поспешно добавил он, — что он думает, будто ты безоглядно доверяешь ему.

— А ты не веришь? — спросила Ак Ми Э, словно обдала холодной водой.

— Как же, — растерянно спросил он, — верить ему можно, девочка? Неужто он переменил свое обращение с тобой — и ты готова забыть все, что он хотел сделать сначала?

— Рассудок подсказывает мне, Сай Дин, что ты прав. Но разве от отчаяния человек не способен на самые ужасные поступки? Теперь у них нет отчаяния, нет страха перед лесом, и… Сай Дин, сердце мне говорит, что неправильно я поступаю с ними!

У него все внутри похолодело.

— Что это значит, Ак Ми Э? Девочка…

— Я не поведу их на смерть, — она посмотрела на охотника, и глаза ее сияли от того, что она, наконец, сбросила с себя это бремя, — я просто не могу этого сделать.

— Но что же будет с моими детьми? — горестно вопросил Далекий Человек. — С твоими родителями? Сестрами? С Матушкой? С нашим поселком? — спрашивал он, и Ак Ми Э мрачнела все больше. — Они сожгут твой тин-кос, всю священную родовую рощу, и поселок опустеет. Не сразу, но со временем так и будет. Они идут в наш край, чтобы разрушать. Для них это всего лишь Земля «вечерних звезд»!

— Неправда! — Она умоляюще посмотрела на него. — Ты разве не слышал?! Ведь он говорил так искренне вчера! Почему я сразу не поговорила с ним, послушалась тебя? Я притащила их в эти гиблые места. Но теперь я не могу вернуться. Там, где мы с тобой переходили болота, гораздо безопаснее. А там, куда мы идем… Гниль, плесень, пустота. Там всюду поджидает смерть. Я чувствую. У меня сердце отчего-то щемит.

— Обычные болота, — вздохнул Далекий Человек обреченно, уже не пытаясь с ней спорить, — везде такие.

— Нет, не везде, — сказала она.

— Как ты знаешь? Неужели ты научилась говорить с духами? Как Матушка?

— Нет, — она покачала головой. — Духи не хотят меня. Я просто чувствую, и все. Неужели ты сам не чувствуешь запаха гнили и тины, запаха жирной липкой грязи, которым тянет от необъятных болот?

— Нет, — он принюхался, — здесь еще совсем чистый лесной воздух.

— Ты неправильно чувствуешь, — сказала Ак Ми Э, — надо всем телом чувствовать.

Он послушно попытался принюхаться всем телом, но ему так ничего не удалось.

— Ничего не чувствую, — сказал он наконец, — давай лучше немного перекусим, а то скоро трогаться в путь.

— А я чувствую, — невпопад ответила она, — и от этого мне плохо.

— Тебе не от грязи болотной плохо, — хмуро пробормотал Далекий Человек, развязывая мешочек с ягодами.

— А от чего же? — услышала все-таки его Ак Ми Э.

— Другой грязью воняет, — снова непонятно сказал он.

— Да о чем ты? — Она никак не понимала.

— А что ты с ними будешь делать все-таки? А, Ак Ми Э? Поведешь прямо в родовой поселок?

— У нас будет время решить, — примирительно сказала Ак Ми Э. — Но мы не можем вот так просто привести их туда. Когда останется совсем немного, ты пойдешь вперед, наверное. Предупредишь Старейшину и всех других.

— Но им не справиться с таким числом хорошо вооруженных людей! — попробовал он снова убедить ее.

— Но мы же можем поймать их в ловушку, — улыбнулась Ак Ми Э; — Усыпить их всех — дело нехитрое.

— Правда! — Он всплеснул руками. — И как же я сразу не подумал! — Но тут же опомнился. — Да стоит ли вообще тащить их с собою?

Она кивнула. Он ничего не стал говорить. Если Ак Ми Э решила, ее не переупрямишь.

— Так о какой грязи ты говорил? О той, от которой мне так плохо? — вдруг вернулась она к тому, что ее так мучило.

— Раз все время спрашиваешь, значит, и вправду плохо. — Он покачал головой. — Ты и в голову брать не хочешь, что не от болотной грязи это. Ну, тянет тиной, ну и что? Ты на самом деле обман чуешь. Большой обман, уродливый. Черное сердце чувствуешь.

— О чем ты говоришь?

— Да об этом Тае. Стой, девочка! — Он поднял руку, останавливая слова, уже готовые сорваться с ее губ. — Неужто ты думаешь, что все, что он сказал вчера, было правдой? Ложь это, верь мне! И его нежные взгляды, что он не первый день на тебя бросает, тоже ложь! Сердце его пропитано ложью, как отравой, и вся она течет к тебе. От нее ты страдаешь! От нее слепнешь и глохнешь. Не хочешь ни слышать, ни видеть ничего вокруг.

 — Но сердце! — она все-таки перебила его. — Сердце не может лгать. Я чувствовала вчера, что его сердце бьется ровно, спокойно. Что ты скажешь на это?

— Да, сердце — это единственное, что не может лгать. Да если бы все его взгляды и слова были хотя бы полуправдой, разве его сердце могло бы биться так спокойно? Когда его люди, о которых он так преданно заботится, в опасности на родине! Посмотри на меня. Не отворачивайся, Ак Ми Э! Разве мое сердце спокойно, когда я думаю о судьбе моих детей? О том, что с ними будет, когда эти люди доберутся до наших поселков? Разве твое сердце бьется ровно, когда ты думаешь, что делать тебе с этими людьми? И разве может, — он понизил голос, — сердце быть таким спокойным у мужчины, когда он сжимает руку женщины, на которую все время так смотрит? Скажи мне, разве это может быть?

Он остановился. Она сейчас и так расплачется. Наконец-то ее проняло, и пелена, повисшая вчера на ее глазах, развеялась хоть на несколько мгновений. Как можно ей спорить с такими простыми доводами? Но девушка так и не расплакалась.

— Я должна знать точно, — сказала она, — способен ли он на такую ложь. Тогда его нельзя подпускать близко к нашим землям.

— Но он не скажет тебе правды, — вздохнул Далекий Человек.

— Я узнаю ее сама. Сегодня я должна буду подумать. Завтра пусть он придет вечером к нашему костру. Если там, куда мы зайдем, еще будет хворост для костра. Пусть приходит.

— Зачем? — искренне удивился охотник.

— Скажешь ему, что надо почтить здешних духов или что-нибудь другое. Придумай сам. Но главное — чтобы он выпил снадобье, которое я приготовлю завтра.

— Какое снадобье? Он откажется.

— Мне надо, чтобы он выпил его. Тогда мы все и узнаем. Я сама тоже выпью, так что никакой отравы там не будет.

— Так что за питье? — спросил охотник осторожно.

— Из коры дерева тин-кос, — ответила Ак Ми Э так же осторожно.

— Откуда у тебя кора священного дерева? — удивился он.

— Матушка дала мне немного с собой. Тайно. Никто ведь не знает, что может встретиться на пути.

— Но зачем? Разве он увидит духов? — не понимал Далекий Человек.

— Он их и не должен увидеть, — терпеливо объясняла Ак Ми Э. — У коры тин-кос разные свойства. Если приготовить напиток так, как готовит Матушка, то можно потерять чувство мира, что вокруг. Только тогда можно различить своими глазами духов. А потом и без напитка… Только мне он не помог, — словно вскользь заметила она. — Не каждому можно его пить. А вот если по-другому сделать… и не так много порошка положить, то он просто заставит человека правду говорить.

— Как это? — не переставал удивляться Далекий Человек. Воины Тая стали подниматься, привал был окончен. Встала и Ак Ми Э. Она так ничего и не проглотила, впрочем, как и ее спутник.

— Не знаю, — пожала она плечами, надевая свой заплечный мешок. — Несколько раз я видела, как Матушка давала такой напиток, и люди говорили все, не противясь ни капли, даже с охотой. Помнишь, к нам приводили людей из Tay Ле?

Он кивнул.

— Это для них делалось, — пояснила девушка. — Что-то они там натворили.

— А ты варила когда-нибудь такое снадобье? Он не умрет? Нас растерзают тогда…

— Да, в тот раз, вместе с Матушкой. Не беспокойся. Травы не духи, уж они-то со мной говорят, — улыбнулась она и тут же загрустила. — Но пообещай мне, — сказала она прежде, чем тронуться в путь, — пообещай, что не будешь больше меня мучить, если тин-кос скажет: это правда, все так, как говорит Тай.

— Сделай это, Ак Ми Э, — наклонился он к девушке, — и если тин-кос скажет, что я ошибался, я никогда больше слова плохого не уроню об этих людях.

Она немного успокоилась, появилась надежда и в сердце Далекого Человека. Уж что правда, то правда, по части трав Ак Ми Э нет равных. В одном он был уверен, если это снадобье действительно способно заставить человека правду сказать, то завтра Ак Ми Э перестанет верить этому Таю. Не мог так просто Сай Дин смотреть на него, самодовольно вышагивавшего теперь совсем рядом с ними, справа. Слева еще двое воинов. Сам же отряд растянулся узкой цепью, по два-три человека в ряд, и не напрасно, потому что уже ближе к закату они вступили в царство болот.

Солнце теперь частенько проглядывало сквозь поредевшие и уменьшившиеся деревья. Все поросло болотными мхами и травой ан-тир. Деревья сменились ваэ, обширными раскидистыми кустарниками в человеческий рост. Не имея настоящих корней, они легко приживались на корнях больших деревьев, если вокруг влажно, или прямо на болотной грязи. Их длинные листья, похожие на траву, уныло свисали с гибких веток, словно заранее оплакивая забредших сюда людей.

«Унылые места. И опасные», — думал Тай, аккуратно ступая за Тарутом. Земля под ними упруго поддавалась, но в грязь они не проваливались, ступать можно было без опаски. Небольшие островки с деревьями манили взгляды к себе, но

Тай уже знал по прежнему опыту, что возле них часто и скрывается самая топь. Шагнул два шага с твердой земли, провалился сразу по пояс или даже по горло, а тебя сразу и всосало куда-то под островок. Никто даже и помочь не успеет. Иногда Ак Ми Э указывала на кусты ваэ, которые следовало порубить, хотя их можно было обойти совсем недалеко от того места, где останавливался отряд. Но колдунья говорила: «Там опасно!» И Тай покорно указывал своим людям на мешавшие их продвижению кусты. По освободившейся дороге шел весь отряд. Незадолго до заката Ак Ми Э наметила несколько островков, сгрудившихся кучкой, для ночлега, и Тай дал сигнал к привалу.

В этот вечер Ак Ми Э вновь варила свое зелье, потому что еще несколько человек пострадало от шипов ан-тир. Помня о случае с Качи, они не стали ожидать неприятностей, а кучкой подошли к охотнику и попросили его обратиться за помощью к колдунье, от их имени. Колдунья вняла их просьбе, отвар сварила, сказала через Тарута, сколько выпить, как ссадины промыть. Однако Тай разозлился, узнав от Санжата, что к колдунье без его ведома обращались, и впредь велел наказать, чтобы любые такие вещи через него делались. Не хватало еще, чтобы она поила его людей чем-то неизвестным. Он успокоился лишь на следующий день, когда убедился, что людям его хуже не стало.

Чего он боится, спрашивал Тай сам себя недоуменно. Разве она не верит ему? Разве до сих пор чувствует опасность? А разве ей можно верить, ответил ему кто-то из середины его сердца. Никому до конца нельзя верить, так говорил Правитель. А уж вельдаре и подавно. Вот если только… Он вспомнил, как она смотрела на него вчера. Конечно, он ей нравится. Она, эта вельдара, мнит себя слишком большой колдуньей, чтобы раскусить нехитрые выдумки Тая. Он нашел, наконец, к ней верный подход. Теперь достижение земли вельдов — лишь дело времени. А там — и возвращение не за горами. И он увидит свою Гайят, он придет к ней, как победитель. И в дар ей он преподнесет самую большую «вечернюю звезду», какую удастся найти.

Его мечты прервал голос Тарута. Он почтительно обращался к Таю. Чего ему надо, если они же и так выступают? Уже совсем светло.

Но Тарут хотел совсем другого. Он передал ему просьбу колдуньи. Духи начали гневаться на них. Те, что живут в этих болотах. То, что трое воинов поцарапались ядовитыми шипами в первый же день, — очень недобрый знак для отряда. Колдунья хочет познакомить Тая с духами, они должны увидеть, что от людей Тая не будет вреда здешним местам, иначе их отряд может попасть в ловушку, из которой не будет выхода.

— Как это — познакомить? — спросил Тай недоуменно.

— Она будет выполнять ритуал сегодня вечером, задабривать здешних духов. Господин должен прийти.

— Хорошо, — кивнул Тай, ему даже интересно сделалось. Неужели он увидит, как она колдует?

— Хорошо, что господин согласен, это очень важно, иначе она и не двинется дальше.

— А что за ритуал? — решил все-таки Тай спросить.

— Господин даже не заметит большей его части, потому что ему не дано видеть духов, ему не дано слышать, как она разговаривает с ними. Но выпить чашу с духами будет нужно. Обязательно, — он кивнул несколько раз, будто подтверждая, как это важно.

«Вот оно что! — мелькнуло у Тая в голове. — Она так и отравить может. Не должна вроде. Но может. Кто знает, что она в голове своей держит!» Он уже хотел отказаться, но Далекий Человек поспешно добавил, видя, что дело может сорваться:

— Господин не должен отказываться. Надо выпить общую чашу с духами. Она будет пить. И господин должен выпить.

— Она тоже будет пить? Из той же чаши?

Тарут кивнул.

— Не надо бояться, — сказал он тихо, совсем приблизившись к Таю. — Если бы была опасность, я предупредил бы господина. Ведь он помнит свое обещание?

Тай кивнул. И правда, ведь Тарут на его стороне, он предупредить всегда может. Хотя на его ли?… Доверять ему полностью тоже нельзя. Но если колдунья будет и сама пить из своей чаши, то опасности нет. Он дал согласие.

Вечером Тай уже жалел об этом. Переход выдался тяжелый, и прошли они совсем мало. И сам Тай, и его люди совсем измотались. Правда, и лесной островок нашелся хороший, большой и удобный, да и сухих веток на нем полно было. Кода разожгли костры и Тай сменил одежду, промокшую ниже пояса, ему и вовсе расхотелось идти, но за ним пришел Тарут, он усилием воли заставил себя встать.

У колдуньи уже булькало какое-то темное варево на костре, разу после прихода Тая она вынула чашу с зельем из огня, чтобы охладить его немного. Тай ожидал знакомого спокойного аромата, что так нравился ему раньше, но его не было. Наоборот, легкий запах этого зелья бодрил, словно свежие силы вливались в усталые мышцы. Постепенно мысли его стали гораздо яснее, тело налилось силой, только было немного… беспокойно, как будто что-то внутри не давало покоя. Прошло о немного времени, и возбуждение овладело им, хотелось что-то делать, куда-то идти, усилием воли он теперь уже заставлял себя оставаться на месте. Колдунья что-то шептала над костром, устремив глаза в тёмное небо над болотами. «Обращается к своим духам», — подумал Тай. Она и правда обращалась к ним сейчас, несмотря на то что они никогда не слышали ее. Она просила прощения за то, что, не будучи Хранительницей, использовала кору тин-кос. Но здесь нет другой Хранительницы, а духи не отвечают на вопросы Ак Ми Э, говорила им девушка. Как же ей узнать, чем эти люди из народа адья угрожают ее Роду? Нет другого пути. Ведь нет же, спросила она и прислушалась к себе, к ночи, кустам, к болотному воздуху. Если не считать ночных звуков болота, больше ничего слышно не было. Духи молчали. И Ак Ми Э взяла чашу и отпила из нее немного, затем протянула Таю. Он улыбнулся ей нежно и, бережно приняв чашу обеими руками, отпил из нее тоже несколько глотков, опасаясь, что его вывернет. Его худшие опасения не оправдались, пойло оказалось горьковатым и пряным на вкус, не более того. После нескольких глотков Тай и вовсе притерпелся. Оно даже освежает много, показалось ему. Он протянул чашу Ак Ми Э, но вельдара покачала отрицательно головой, указав ему на чашу.

— Я что, должен выпить все до конца? — спросил он, оглянувшись на Тарута, что сидел неподалеку, хоть и не рядом с ними.

— Конечно, — кивнул тот. — Господин привел с собой много людей, ему придется выпить больше.

Ак Ми Э тепло улыбалась ему, словно подбадривая, и Тай медленно опорожнил чашу. Странно, но каждый глоток вливал в него новую порцию свежих сил, и когда он добрался до дна, то даже пожалел, что напиток закончился так быстро. На этот раз колдунья приняла чашу. Они сидели некоторое время, просто смотря на костер. Ничего не происходило.

— Чего мы ждем? — спросил Тай нетерпеливо у колдуньи.

Сейчас он чувствовал себя гигантом, которому все по плечу, и тупое сидение у костра очень утомляло его. Но колдунья будто и не слышала ничего, замерла у костра, точно каменное изваяние.

— Чего мы ждем? — повторил Тай в сторону Тарута. Шея повернулась как-то неловко, словно кто-то дернул ее.

— Знака — почтительно сказал охотник, с благоговением.- Знака от духов. Господин не должен уходить. Сейчас уже поздно. Он рассердит духов, если уйдет.

Странно, он же был совсем недалеко, но голос его то удалялся, то приближался, словно он ходил где-то за спиной у Тая. Нет, догадался Тай. Просто он слышит охотника то правым, то левым ухом. Как будто поочередно закладывает то одно, то другое… Он дернул плечом. Рука его внезапно поднялась над головой и упала, ударив его же по уху.

— Надо ждать, — говорил Тарут то в одно, то в другое ухо. — Пусть господин не двигается.

Тай старался не двигаться, но тело словно взбесилось, оно двигалось само, казалось ему. И вдруг он понял: оно просто рвется в бой. Ведь там, за кустами, враги, он чувствует это, он знает их. Это дэльгарцы, они следовали за ним через всю землю Адья, крались за ним через лес, для того чтобы разделаться за поражение под Самоком. Уж они-то знают, кто виноват. Ярость вдруг нахлынула на него удушливой волной. Та самая ярость, с которой он врубился в самую гущу дэльгарцев, сидевших в засаде. Они ожидали Сайина, а пришел Тай, и совсем с другой стороны. И все же дэльгарцы встретили их хорошо. Но и Тай тоже хорошо вломился в их ряды. Если бы не он, потери при Самоке были бы больше. Намного больше. Он даже слышал, как шуршат кусты. Не дать же им себя зарезать у костра? Он вскочил и схватился за меч, кинулся туда, где затаились вражеские воины, испустив клич рода Кальги.

Ак Ми Э и Далекий Человек увидели, как Тай вдруг дернулся всем телом вверх, будто собираясь вскочить, и в беспорядке стал размахивать руками, выкрикивая нечто бессвязное. Ак Ми Э и сама была словно в воде, мысли плыли так легко, что с трудом удавалось их остановить. Но надо, иначе все старания будут напрасны, и она заставила себя сосредоточиться на мысли о «вечерних звездах». «Вечерние звезды, велиды, колдунья», — повторяла она все время на языке адья, прислушиваясь к бормотанию Тая, но оно все еще было несвязным. Когда Ак Ми Э уже подумала с огорчением, что неправильно, должно быть, составила снадобье из коры тин-кос, он сказал вдруг отчетливо, но с безграничным изумлением: «Гайят…»

Тай кинулся в кусты, и люди бросились от него врассыпную. Он догнал первого и хотел уже рассчитаться с ним, но вдруг понял, что это не дэльгарцы, а воины адья. Но это не его люди. «Что же они здесь делают?» — подумал он, и вдруг прямо на него из-за ближайшего куста выступила светлая фигура в прекрасном голубом платье, таком же, как в день, когда они увиделись в последний раз.

— Гайят, — сказал он радостно. И тут же удивился тому, что она оказалась здесь, в самом сердце леса.

Она кивнула.

— Гайят? — уже вопросительно повторил он. — Откуда ты здесь?

— Я все время шла за тобой, Тай, — она ослепительно улыбнулась. — Меня вели люди моего отца.

— Как ты нашла нас?

Она снова улыбнулась.

— А, — сообразил Тай сам, — мы же отмечали свой путь. И вы легко нашли дорогу?

Она снова кивнула. Не было обычного спокойствия, обычной холодности на ее лице. Она любила его и больше не скрывала это ни от кого, даже от самого Тая.

— Здесь сыро, — сказал он ей, — пойдем к костру, любимая.

И с досадой вспомнив про вельдару, обернулся. Но там уже никого не было. Его люди сидели поодаль, а вельдара и ее охранник были теперь совсем далеко, наверное, с другой стороны островка. Здесь их не видно. Тай усадил свое сокровище возле огня. Гайят продолжала нежно улыбаться ему.

— Тебе удалось что-то узнать о «вечерних звездах»? — внезапно спросила она.

— Конечно! — Захлебываясь от счастья, что она здесь и теперь он может порадовать ее, Тай начал сбивчиво рассказывать: — Я нашел двух вельдов. В лесу нашел. Боги мне послали их, чтобы спасти Адья Тэрэк. Они там, — и он неопределенно махнул рукой куда-то назад, указывая на них Гайят. — У них мы нашли «вечерние звезды». У них действительно есть эти «звезды»! Много, очень много! И они отведут нас к «звездам»!

— Они согласились? — Удивление ее было так безмерно, что Тай почувствовал гордость.

— Они такие же люди, как мы, — он аж засмеялся, — только дикие. Охотник, он только и мечтает, чтобы самому поживиться камнями, мечтает вернуться в Адья Тэрэк богатым человеком. За это он все сделает.

— А колдунья, колдунья? — настойчиво спрашивала Гайят.

— А что колдунья? Ее несложно было уговорить, — похвастался Тай.

— Разве вельды боятся угроз? — продолжала спрашивать Гайят. Бесспорно, ее восхищало то, как он повел себя.

— Нет, — ему доставляло удовольствие посвящать ее в подробности, — но охотник мне помог. Да и девушку оказалось несложно уговорить. Но угрозами тут ничего нельзя было сделать, поверь, любимая.

— Так как же? — спрашивала она.

Тай смешался, но как же ей можно было не ответить, если она проделала ради него такой путь? Если любовь ее так сильна, она простит ему то, что он играл с вельдарой.

— Прости меня, любимая, — пробормотал он сбивчиво, — но я должен был… завоевать ее доверие. Ведь только она может показать безопасную дорогу! Ведь мы потеряли стольких…

И он принялся длинно рассказывать о пути сюда, скольких он потерял людей, и где, и что он не виноват в этом ничем. Она прервала поток его слов:

— Так что же вельдара? Ты добился ее доверия?

— Доверия, — кивнул он, — и большего, гораздо большего. Скоро она будет влюблена в меня. Она уже любит меня. Но ведь ты простишь мне это? — От восторга язык немел, плохо слушаясь его.

— Но ведь ты любишь меня! — Гайят надула губки.

— Конечно, моя радость! — Он дотронулся до ее волос, и она коснулась его руки. — Конечно! Как ты можешь сомневаться во мне, Гайят? Вот видишь, — он вытащил платок, который Гайят подарила ему при последней встрече, — твой платок. Ты подарила мне его в тот день, помнишь! — Он снова засмеялся. Засмеялась и она, но как-то невесело. — Пусть мысль о вельдаре не беспокоит твоего сердца, дорогая! — убеждал он. — Как только она приведет нас в свою деревню, я прощусь с ней и больше никогда не увижу. Пусть только приведет!

— Так любишь? — снова и снова спрашивала она, и он называл ее тысячью самых прекрасных имен, которые мог придумать.

В свете костра ее лицо то и дело менялось, расплываясь немного. «Странный дым, странный огонь от этих веток», — думал Тай. Она что-то спрашивала, а он никак не мог понять.

— Что мой отец тебе еще приказал получить от вельдов, кроме «вечерних звезд»? — спрашивала она. Или вроде этого.

— Ничего, — пожал он плечами. — Земля «вечерних звезд», вот все, что нам надо. Их землю. Кто ей владеет, тот владеет миром. — И повторил: — Кто владеет Землей «вечерних звезд», тот владеет миром.

— Но они… — Гайят запнулась, но тут же улыбнулась и продолжила: — Не захотят отдать ее нам.

— Кто будет их спрашивать! — расхохотался Тай.

— А что ты будешь делать?

— Твой отец очень мудрый, Гайят, моя вечерняя звезда. Он сказал, чтобы мирно все обошлось. Если можно.

— А если нельзя?

Почему Гайят становилась все грустнее и грустнее? Почему ее образ все больше и больше расплывался в дыму костра? Он встряхнулся, силясь собрать себя воедино.

— Тогда мы возьмем их земли не мирно. Будет война. — Его даже пошатывало от возбуждения. — Большая война с маленькими вельдами.

— Но к ним тяжело добраться, — сказала она совсем издалека.

— А для чего… мы карту делаем… дорогу отмечаем… деревья… — Тай запинался.

Образ Гайят, костер — все отодвинулось вдруг куда-то, и Тая закружило в вихре травы и листвы. Лес бросал его от дерева к дереву, словно играя им. Гайят уже давно исчезла где-то в этом лесу, и Тай подумал: «А вдруг это сон?» Ведь она часто снилась ему раньше. Сон или нет, продолжал он гадать, летая от дерева к дереву, и наконец его подбросило в последний раз, и он упал в траву. Земля расступилась под ним, и он погрузился в жуткую грязь, которая стала засасывать его. «Помогите!» — кричал он. Или ему казалось, что кричал, но трава медленно сомкнулась над ним, и свет погас. Он лишился чувств.

Тай валялся рядом с костром. Глубокая ночь стояла над болотом. Остальные костры уже догорели, и люди валялись возле них в беспорядке, словно сон сморил их внезапно после тяжелого перехода.

— Ак Ми Э, — позвал Далекий Человек. Девушка не ответила.

— Ак Ми Э! — Он дотронулся до ее плеча. Не умерла бы. — Ты жива, девочка?

Ничего, теплая. Она не упала, как Тай. Так и сидела, как камень. Он погладил ее по щеке. Все равно все спят, никто не увидит. Щека была мокрая. «Живая», — подумал он вяло. Какая изощренная пытка для его девочки. Он придвинулся к ней и обнял ее за плечи. Ак Ми Э вдруг повалилась ему на руки, словно неживая. Беззвучные слезы. Он чувствовал их руками.

А тело не двигалось, словно плакали только глаза. Но она лежала так недолго. Села, выпрямилась.

— Спасибо тебе, Далекий Человек, — сказала она тоже почти беззвучно.

— За что? — спросил он так же.

— Если бы ты не настоял… — Она вздохнула. — Я бы привела их в наши земли. А для них… Кто правит Землей «вечерних звезд», тот правит миром? — вопросительно произнесла она.

— Наверное, так…

Ведь что он мог сказать, чтобы утешить ее? Ничего.

— Нельзя править миром. Он слишком большой, — сказала она неуверенно.

Он промолчал.

— Они — зло? — спросила девушка умоляюще, обращаясь к Далекому Человеку.

— Не самое большое, девочка. Настоящее зло за ними пойдет.

Они помолчали.

— Мне надо отдохнуть… Убери его куда-нибудь, — она указывала на Тая.

Сай Дин пошел искать подмогу, но все спали. Там же, где и упали.

— Эй, караульные, — сказал он громко.

— Чего орешь? — Из-за спины возник силуэт. Это ахад Трибал, сообразил охотник.

— Там айэт Тай заснул у нашего костра. Глубоко, видать, не добудишься.

— Тар! — прошипел Трибал громко в темноту. — Тар!

Один из воинов показался невдалеке.

— Пошли! — Трибал махнул ему рукой.

Они сгребли Тая и потащили его в палатку. Далекий Человек и сам устал немыслимо. Ак Ми Э уже спала, усталость свалила и ее. Он прикорнул рядом, костер погас через некоторое время, и ночь окончательно накрыла лагерь.

Пробуждение Тая оказалось донельзя странным. Он не мог ни глаз открыть, ни пошевелиться. Когда же туман выветрился немного из его головы и ему удалось открыть глаза, он понял сразу несколько вещей. Первое — на глазах его повязка, второе — он крепко связан по рукам и ногам, и третье и самое главное — он помнил все до мелочей, но здесь вчера никак не могло быть Гайят. Колдунья его чем-то опоила, это он помнил, а дальше начался этот бредовый сон. Что же он сделал? Неужели выболтал все вельдаре? И почему он связан? Они опоили и связали его? Проклятая девка! Проклятый охотник! Как он дал себя так провести!

Он попытался освободиться от пут, начал извиваться всем телом. Руки и ноги с трудом слушались его, а веревки оказались слишком крепкими, поэтому надежды на освобождение не было никакой. Зато, как только он начал вертеться, услышал чужой голос, которого он не знал:

— Очухался. Слышишь, Абрэ?

— Чего? — послышалось уже дальше.

— Крутится. Очухался, говорю!

— Ну, врежь ему, если крутится! Я пойду доложу, — голос Абрэ начал удаляться.

Совсем рядом Тай услыхал глухие шаги, шуршание травы. Потом ему действительно врезали, не удосужившись, по-видимому, даже наклониться, и он скорчился. Зубы разжались, он резко вдохнул, и в рот набилась куча земли. Он принялся плеваться.

— Да лежи ты тихо!

Обладатель сапог пнул его еще раз, но уже больше для острастки. Видно, человек он все-таки незлобный.

Что же это получается? Это не его люди. Своих-то он знал всех. Неужели вельдара его обманула? Может, она завела их туда, где ее ожидали… потом опоила… И теперь он в руках ее сообщников. Далеко от своего отряда. Ни от кого он не может ждать помощи. Он прислушался, вокруг стоял привычный шум лагеря, будто он и не покидал того места, где был вчера. Но зачем он им? Чего хотят?

Ярость начала заливать его рассудок. Он же ей верил, этой гадине! А теперь он бессилен, связан по рукам и ногам, бессилен что-либо сделать! Бесславный конец Тая из прославленного рода Кальги. В лесу, среди дикарей. Он заскрипел зубами.

Хотя… Эти двое говорили на языке адья! Как он сразу не сообразил. Тай совсем уже запутался, как вдруг услышал снова:

— Приказано привести его. Развяжи.

— Совсем развязать? — спросил первый охранник. Второй, видимо, задумался, потому что ответил не сразу.

— Не спросил, дурак! Ладно, руки оставь.

Тая начали переворачивать, повязку с глаз содрали, и он принялся озираться в крайнем удивлении. А ведь он до сих пор на болоте. Это и по запаху можно было понять. Он на болоте, на том же самом месте, где вчера они разбили свой лагерь, только воины вокруг чужие. По крайней мере, только чужаков Тай мог разглядеть с того места, где валялся, пока с него снимали веревки. Нельзя сказать, чтобы эти новые люди, в свою очередь, были к нему равнодушны. Чужие воины разглядывали его с любопытством. Оживленно заговорили. Теперь даже нужды прислушиваться не было. Все они были адья. Одного из них Тай припоминал.: смутно. Вроде видел раньше.

Его рывком подняли. Ноги не слушались, и Тай закачался, пытаясь удержаться.

— Тащи его, давай, — нетерпеливо сказал один из тех, кто стоял поближе к пленнику, с проседью, приплюснутым носом и шрамом на подбородке, и Тай узнал по голосу Абрэ. Это тот самый, что бегал докладывать.

— Чего его тащить, сам пойдет. Обвыкнет малость, — Тай узнал голос второго, безымянного.

Второй явно был спокойнее и миролюбивее, и Тай решил держаться поближе к нему. Он делал вид, что привыкает и все еще не может идти, а сам исподлобья изучал обстановку. Глаза еще резал дневной свет, и им надо было притерпеться, но то, что он увидел невдалеке, наполнило его сердце тоской и ужасом. Куча чего-то… или гора трупов?

Конечно же, его повели прямо мимо нее. Наверное, не без умысла. Он увидел спокойное лицо Сартадая. Словно тот просто заснул от усталости. Он разглядел Хадрата, Рижеса, Асала… Многих. Не было сомнения, что где-то там, внутри, недоступные его взгляду, Санжат и Трибал. Судя по ее величине, величине этой кучи, там покоились все. Люди, с которыми он девяносто дней прорубался сквозь эти дебри, топи. Среди них большинство тех, кто с ним уже не первый год. Санжат с ним с самого детства. Он знает его лучше, Чем своего отца. И никакой крови, никаких ран. Куча спящих трупов. Колдунья наверняка руку приложила. И снова ярость поднялась внутри, бессильная и потому сжигающая прежде всего его самого, все внутренности.

Скоро к этой куче прибавится еще один труп. Но он не будет ждать спокойно и покорно. Пусть руки у него пока связаны, но он постарается дорого продать свою жизнь. Только сначала надо увидеть главаря этой шайки. А лучше всего, если он доберется до колдуньи. И Тай плелся в круге своих конвоиров, лелея мстительные мысли. С этими мыслями он дотащился до своей палатки, точнее, бывшей своей палатки. Охрана его остановилась, и Абрэ исчез внутри. Появился он не один, и Тай застыл, ибо его удивление было безграничным, как степи Адья Тэрэк.

— Ранжин? — спросил он тупо, словно не веря своим глазам.

Ранжин Кайя собственной персоной выступил из тени палатки на свет. Вот уж кого Тай не ожидал здесь увидеть! Только теперь стало понятно, как непросто все складывается. Да и колдунья, похоже, тут ни при чем.

— Кальги! — удовлетворенно проговорил Ранжин, приближаясь к Таю. — Воистину, только боги могли подарить мне такой счастливый день.

— Какие боги? — Тай ничего не понимал. — Освободи меня немедленно!

Ранжин сделал знак Абрэ, и тот снял веревки с его рук. Тай начал разминать занемевшие запястья.

— Учти, Кальги, вокруг тебя сейчас восемь человек. — Тай оглянулся, их действительно стало восьмеро. — Четверо из них — прекрасные метатели дротиков. Если ты только дернешься, они пригвоздят тебя с большим удовольствием. Но и у остальных есть чем тебя порадовать. — Он просто издевался. — Видишь, какие почести я воздаю твоему воинскому таланту. Ты не можешь сказать, что Ранжин из рода Кайя не оценил твоих способностей. А ведь этой встречи могло бы и не случиться.

Он вздохнул притворно. Всегда за ним наблюдалось пристрастие к пышным, вычурным фразам. Однако это не умаляло его прочих талантов.

— Этой встречи вообще не должно было быть! — Тай скрипнул зубами. — Откуда ты взялся и почему мои люди мертвы? Я видел их, — Тай впился ногтями в свою ладонь, — они убиты не в честной схватке!

А Ранжин уже смотрел куда-то поверх головы Тая, отвлекшись, и Тай невольно обернулся. В сопровождении воинов Ранжина к ним приближались колдунья со своим вечным заплечным мешочком и ее охотник. Они тоже пленные, подумал Тай и успел уже пожалеть девушку, но Ранжин повел себя совсем не так, как следовало от него ожидать. Он поспешил навстречу девушке и склонился перед ней, точно перед знатной дамой. Не так низко, конечно, но очень любезно. Он учтиво подал ее руку, и Тай видел, как вельдара нерешительно вложила в нее свою. Ранжин улыбнулся ей и повел, словно даму, к палатке. Охрану ее он отпустил небрежным жестом, о Тае как будто совсем позабыл. Тай быстро огляделся. Его охранники не спали, уж они-то точно его не забывали.

Тем временем Ранжин дошел до палатки. Охотник Тарут тащился за ними.

— Скажи ей, — в повелительном тоне, но любезно сказал Ранжин, — что я прошу прощения у нее за все неудобства, которые ей пришлось претерпеть по вине, этого человека, — он указал на Тая, и оба они, и охотник, и девушка, резко обернулись, только сейчас заметив его.

Оба они казались удивленными не меньше Тая. Они, похоже, совсем не понимали, что происходит. Словно они, как и Тай, заснули в его лагере, а проснулись в лагере Ранжина. Взгляд вельдары был холоден, точно болотная вода, никогда не смотрела она так, почти с ненавистью, и Тай вспомнил вчерашний сон. Неужели он видел этот сон наяву? И болтал вслух? Ведь если это сон, то почему он помнит его весь, до капли? Она опоила его. Она, наверное, узнала все, что он скрывал. Теперь же она возненавидела его, и это легко читалось в ее глазах.

— Я постараюсь, — произнес Ранжин, — загладить его вину. Единственной женщине в моем лагере приличествует занять единственное жилище, что здесь имеется. Переводи же, — подтолкнул он охотника.

— Он говорит, — сказал охотник Ак Ми Э, — что просит простить за все то, что нам сделал этот Тай. Предлагает жить в его палатке. Охрану убрал, вроде бы нам доверяет. А сам приказал следить издалека, я — то вижу. Видела гору трупов? Будь осторожнее, Ак Ми Э. Этот человек гораздо опаснее, чем кажется.

— Это он сделал? — спросила Ак Ми Э, невольно оглянувшись назад.

Легкая судорога пробежала по ее плечам. Ранжин сразу же перехватил ее взгляд.

— Что она говорит? — требовательно спросил он у охотника.

— Спрашивает, кто ты и зачем ты это сделал, — вольно перевел Далекий Человек. Ему тоже было не по себе.

— Меня зовут Ранжин. Я принадлежу к старинному роду в Адья Тэрэк. Имя ему Кайя. Ведь она же знает, что такое Адья Тэрэк?

Далекий Человек хмуро кивнул и перевел.

— Этих людей я приказал убить, это правда. Я не буду лгать тебе, как этот человек, — и он с презрением посмотрел на Тая.

— Он говорит, что на самом деле приказал убить их, — начал Далекий Человек.

— Я поняла, — перебила она.

— Не показывай этого ни в коем случае, — предупредил он, но Ранжин сразу уловил другие нотки в его тоне.

— Что ты сказал сейчас? — спросил он сразу.

— Она спрашивает, зачем убил, но я еще не все повторил за господином, и я сказал ей это. — И продолжил уже для Ак Ми Э: — Говорит, что не станет лгать нам, как Тай, — он посмотрел на Тая, и Ак Ми Э тоже невольно перевела взгляд, который сразу потяжелел. — Но не верь этому.

Он кивнул Ранжину.

— Зачем? — задумчиво сказал Ранжин. — Это долгая история, но если говорить об этом в немногих словах, то… Мы бежим от властей Адья Тэрэк, от тех, кому верно служит этот человек. Адья Тэрэк — огромная страна, но нашему Правителю мало земли, мало богатств, что он получает от нее. Не он один обладает такой неумеренной жадностью, есть и другие. Вот они ему и служат. — И он опять указал на Тая. — Переводи.

— Это неправда! — заорал Тай возмущенно, и девушка оглянулась на него.

— Ты можешь говорить все, что угодно, — серьезно сказал Ранжин, теперь его превосходства как не бывало, лишь озабоченность и печаль были заметны на лице. — Никто больше не поверит тебе. Переводи, — обратился он к охотнику. — Как тебя зовут? Вроде Тарут?

Тот кивнул и стал пересказывать Ак Ми Э:

— Он говорит о том, что Правитель Земли Адья слишком жаден, ему не хватает земель и богатств. И это ему служат такие люди, как Тай.

Девушка кивнула, и Ранжин тонко улыбнулся. Тай насупился, ведь если она слышала все то, что он плел вчера, то у нее нет повода не верить Ранжину. Он сам вчера признался во лжи.

— Осторожно, Ак Ми Э, я чую сердцем, что этот человек похуже Тая будет. Он очень хитер. Но ты не показывай, делай вид, что веришь, — предупредил Далекий Человек, кивая Ранжину Кайя.

— Они совершенно разорили наши земли, но им этого недостаточно, — продолжал Ранжин, голос его становился все глуше, в нем звучала неподдельная горечь, — теперь они затевают большую войну. Но не все, не все люди в Земле Адья готовы бросить свои жизни и жизни своих близких в костер войны. Будем страдать мы и другие народы, и ради чего? Чтобы кучка негодяев могла удовлетворить свою жадность, чтобы они смогли повелевать нами на трупах наших детей?! — Он с ненавистью посмотрел на Тая.

— Слышала, что говорит? — спросил Далекий Человек. — Я знаю, что один богатый человек ничем не лучше другого. Это единственная правда. Он говорит, что те, кто служит Правителю, хотят войны с другими. Хотят сражений, чтобы стать богаче, хотят достичь большей власти, стоя на трупах. А ему, верно, просто не досталось, вот он и злится. Он снова кивнул Ранжину.

— Многие старинные роды, такие, как Кайя, например, воспротивились этому и открыто восстали.

— Что ты несешь, Кайя? — закричал снова Тай, но Ранжин кивнул одному их охранников, и Тая сбили с ног, ткнув его тупым концом пики под ребра.

Он задохнулся. Поднял голову. Девушка опять смотрела на него. Холодно, без сочувствия. А еще вчера ее глаза были такими теплыми! Да, она, без сомнения, слышала вчера все его признания!

— Мы восстали, но были преданы, — сказал Кайя. — Многих уничтожили. Мы ничего не можем сделать сейчас. Но наши соседи тоже сильны, и для большой войны с ними нужно много денег. И поэтому наш Правитель обратил свой взор на восток.

— Он говорит, что он против Правителя Адья Тэрэк, он и весь его род, но я ему не верю. По нему видно, род знатный, такой выступит против только тогда, когда ему самому выпадет случай выйти в правители, не иначе. Когда это наши айэты были против хорошей войны? — сказал Далекий Человек Ак Ми Э. — С чего бы это они были против? А он вроде бы против. Но еще говорит, что для большой войны нужно много денег, поэтому Правитель Адья Тэрэк смотрит на восток, на наши земли.

— У меня уже все в голове перепуталось, — с усталостью сказала Ак Ми Э. — Какое мне дело до того, что происходит там у них, в Адья Тэрэк, кто против кого? Пусть просто отпустят нас. Ведь отряд, который заставлял нас вести их на восток, уничтожен, Тай нам больше не опасен. Если это их дело, то при чем здесь мы?

— Она говорит, что нам не должно быть дела до того, что вы воюете между собой. Если вы отпустите нас наконец, то мы будем благодарны вам.

— Я же пытаюсь объяснить, в чем дело, — с жаром проговорил Ранжин. — Не знаю, как это случилось, но кто-то принес весть, что на востоке существует Земля «вечерних звезд», ведь это ваша земля?

Далекий Человек кивнул, отпираться бесполезно, он и так знает.

— Эти «вечерние звезды» очень ценятся в Адья Тэрэк. И наш Правитель решил сначала покорить ваши земли, уничтожить людей, сжечь ваши поселения и основать там поселения народа адья. Искоренить ваш народ — вот чего он хочет, забрать эти богатства. И он тоже, — грозно указал он пальцем на Тая. — Ты — позор нашего народа, позор своего рода. — Он скрестил руки на груди.

— Не верь ему, — устало сказал Тай, обращаясь почему-то к Ак Ми Э. — Врет он все.

У него было такое чувство, будто он барахтается в чем-то липком, из чего не выбраться. Обидно было бы умереть вчера вместе с Санжатом и Трибалом, но сегодня стократ обиднее. Как ловко Ранжин его оклеветал! И она ведь ему поверит! Ведь ничего подобного даже нет! Вернее, все не совсем так, как преподал Кайя. Далекий Человек переводил Ак Ми Э слова Ранжина.

— Я обманул тебя, да, это так, — заговорил тем временем Тай, поймав ее взгляд и стараясь не упустить его, — но он обманывает тебя гораздо больше! Поверь, — говорил он, совершенно не заботясь о том, что она не понимает его.

— Он пытается обелить себя зачем-то перед смертью, — сказал Ранжин, пожав плечами. — Это ему не удастся. Ему мы воздадим по его заслугам.

Далекий Человек начал говорить.

— Если все его люди погибли, — сказала вдруг Ак Ми Э, — зачем убивать и его? Ты же говоришь, что не хочешь войны, жертв, убийства. Он ведь больше не опасен тебе? Отпусти его. нас тоже.

— Я слышу, ты очень великодушна, — ответил на эти слова — Ранжин несколько удивленно. Удивился и Тай. — Но ты не права. Это очень опасный человек, мы не можем отпустить его. На его совести много смертей.

— На твоей тоже, — был ответ Ак Ми Э.

Передавая его Ранжину, Далекий Человек указал на трупы за спиной. Ранжин с виду даже не обиделся.

— Мне пришлось поступить так. Сражаться здесь, на болоте, когда мой отряд не на много воинов больше, чем его… Это глупо. Тем более что я потерял бы отряд, который призван предупредить твоих людей и защитить их от воинов нашего Правителя. Ведь говорят, твой народ не воинственный? — то ли объяснил, то ли поинтересовался он.

— Это подлый поступок, — упорствовала Ак Ми Э.

— Что ж, — Ранжин покаянно склонил голову. — Я признаю, что в этом поступке есть доля подлости. Но это правильный поступок. Приходится идти иногда на то, что тебя назовут подлецом, что смешают даже имя твое с грязью и проклянут, и все ради того, чтобы защитить других. Ради людей. Я не мог позволить себе потерять свой отряд, ведь наша цель помешать не только этому Кальги, но и другим посланникам Правителя, что позорят честь народа адья. Мы должны успеть первыми, и вы должны помочь нам.

Далекий Человек задумчиво перевел, почти слово в слово, не забыв, впрочем, добавить, что не верит ни одному слову.

— Я даже зря сказал, что все эти знатные люди одинаковые, — сказал он Ак Ми Э. — Этот Ранжин гораздо умнее Тая. И гораздо хуже, опаснее.

— Но в его словах нет ничего… Ведь Тай сам вчера признался… Он лишь сделал то, что не смогла сделать я, — задумчиво ответила Ак Ми Э.

— Он-то сделал это, не задумываясь, — проворчал Далекий Человек. — Чем он лучше, если заставляет нас делать то же самое, что и Тай? Вести их отряд.

— Он хочет защитить нас от таких, как Тай, — не совсем уверенно сказала Ак Ми Э, — только теперь я никому не верю. Даже ему.

— Вот. Умница, — сказал Далекий Человек, и обернулся к Ранжину, который не вмешивался в их беседу: — Она говорит, что подумает над твоими словами. Они кажутся ей правдивыми. Но… обман еще свеж в ее памяти, и ей снова надо научиться доверять людям адья.

Ранжин был доволен.

— Я дам ей столько времени, сколько потребуется, но мы не можем задерживаться надолго. Если вы так и не решитесь быть нашими проводниками, нам придется выступить без вас. Что ж, мы не будем тогда вас удерживать. Нам чужды поступки тех, кто позорит народ адья. — И он еще раз посмотрел на Тая. Взглядом победителя.

«Что ж, — подумал Тай безнадежно. — Он и есть победитель. Одна ночь! И все перевернулось». Он обманул вельдару, это правда, но его цели, был уверен Тай, намного ближе народу адья, чем цели Ранжина Кайя. Убив Тая, он завладеет Землей «вечерних звезд», а значит… станет мужем Гайят, если захочет. Бедная, она не дождется Тая. Ранжин станет Правителем Адья Тэрэк. Воистину, кто владеет Землей «вечерних звезд», владеет миром.

И ничего, и ничего Тай не мог сделать! Ранжин перебил всех его людей, очернил его перед вельдами, пусть всего лишь перед двумя, но у Тая было такое чувство, будто Ранжин и его самого почти убедил в том, что он подлый обманщик. Он пленил Тая, собирался его убить, а Тай не мог ничего. Убить Ранжина, и того он не мог сейчас. От бессильной злобы у Тая внутри словно пожар зажегся, то ли болело, то ли горело отчаянно, туман застилал глаза, точно мир вокруг внезапно посерел. Когда Ранжин обернулся в его сторону последний раз, боль стала настолько невыносимой, что у Тая подсеклись ноги. Он упал и не мог встать. Что-то надломилось в нем. Он не боялся смерти, собственное бессилие душило его.

— Поднимите его, — бросил Ранжин.

— Так ты не отпустишь его? — вдруг настойчиво переспросила вельдара, и Далекий Человек перевел ее слова. — Посмотри, разве он опасен? Он жалкий и несчастный.

— Тебе делает честь забота о человеке, который обманул тебя. Предал твое доверие. Не беспокойся, я предлагаю ему честный поединок со мной. Он хороший воин и сможет постоять за себя. Даю тебе слово.

Он наклонил голову, выражая почтение девушке. Тай поднял голову. Странно все это. Такое решение Кайя не удивило бы Тая раньше, будь они где-нибудь в Чатубе, но после того, что он сделал с Таем и его людьми, такой благородный поступок был Ранжину не к лицу. Зачем рисковать, когда так много решается сейчас для них обоих. Хотя Тай уже повержен… Но для Ранжина сейчас слишком многое зависит от этого похода! Он, конечно, не уступит Таю, особенно теперь, когда Тай измотан, когда у него разламывается голова, болят руки и ноги, а движения так замедленны. Кайя не мог этого не заметить. Но все равно остается надежда. И она, вельдара, зачем ей жалеть его? Она смотрит на него снежным взглядом, в котором боль и ненависть, и просит его отпустить? Для чего? И неужели Ранжин хочет произвести впечатление на девушку?

Ему это удалось, надо сказать. Лицо Ак Ми Э при его последних словах просветлело. Она благодарно взглянула на Ранжина, почти так, как смотрела на Тая, когда он велел забрать с той полянки ее раненого ти-коя. Ранжин тоже это заметил.

— А теперь… Как же имя девушки? — спросил он с улыбкой у охотника.

— Ак Ми Э, — сухо ответил тот.

— Ак Ми Э, — повторил Ранжин задумчиво, и Тай впервые отчетливо услышал имя колдуньи.

Ему даже в голову не приходило хоть раз вспомнить его. Вельдара и вельдара, колдунья и колдунья.

— Волшебное имя, как и она сама, — с искренностью в голосе добавил Ранжин. — А теперь, Ак Ми Э, я хочу предложить тебе отдохнуть от этих волнений. — И он отошел на несколько шагов назад и отдернул полог палатки. — А твой… хранитель пусть пойдет с одним из моих людей, посмотрит, нет ли где вашей поклажи. А то мои люди свалили все в кучу, теперь им самим не разобраться.

И тут Тай, проследив за его взглядом, словно тени умерших увидел. Прямо к ним двигался его верный Трибал, а за ним Тар и Качи. И никто не останавливал их, словно не видел. А вот Ранжин видел. Он смотрел прямо на них. Видела их и Ак Ми Э. Глаза ее расширились. Она перевела вопрошающий взгляд на Ранжина Кайя.

— Это мои люди, — успокоил ее Ранжин.

— Твои? — оторопело произнес Тай. — Я всегда думал, что это мои люди, — наконец выдавил он из себя с кривой усмешкой.

Они уже подошли. Трибал смотрел независимо и смело, будто ничего и не произошло, даже раз глянул Таю прямо в глаза, но больше не осмелился. Качи же глазел на вельдару, и не просто так, а с обожанием. Однако нельзя сказать, чтобы у Ак Ми Э это вызвало хоть какие-то ответные чувства.

— Трибал, отряди этих двух с Тарутом. Пусть разыщет свои вещи.

Тот кивнул.

— А что делать с ними? — Он махнул рукой по направлению к горе трупов.

— Потом, — Ранжин поморщился.

Он опять откинул полог, настойчиво приглашая Ак Ми Э в палатку. Нечего делать, она вошла. Далекий Человек пошел за Качи. Тай и Ранжин остались одни, не считая воинов, что окружали Тая и Трибала, не знавшего, что ему делать дальше. И никто из них даже не подумал о том, что Ак Ми Э, войдя в палатку, даже не сняв заплечного мешочка, приникла к длинному разрезу в ткани, который позволял ей видеть и слышать все, что происходит рядом.

— Нас прервали, — сказал Ранжин насмешливо, — но оказалось, это к лучшему. Я не люблю испытанных путей, Кальги. Я творю!

— Ты уже много натворил, — не удержавшись, пробормотал Тай.

— В этом, — наставительно сказал Ранжин, — твоя беда. Ты говоришь больше, чем думаешь, а значит — больше, чем надо.

— Ты мне наставления будешь читать или драться? — злобно спросил Тай. Он почувствовал, что ярость опять душит его, и побоялся упасть снова. Ноги совсем плохо держат.

— Поверь мне, Кальги, — Ранжин просто развлекался. — В мои намерения не входило ни одно, ни другое. Но тем и прекрасна жизнь, что она творит лучше любого творца. То, что жизнь твоя немного продлилась, сослужило мне хорошую службу, не правда ли? Случай — вещь просто замечательная, ты так не думаешь?

Тай угрюмо молчал.

— Не скрою, ты ведь должен был умереть еще ночью вместе со своими людьми. Но вот случай…

— Что ты с ними сделал? Как это произошло?… — перебил Тай тихо, многих усилий стоили ему эти слова.

— Видишь, тебе уже интересно, — Ранжин улыбнулся. — У меня тоже есть недостаток, Кальги. Поэтому я сейчас говорю с тобой. Если бы я был идеален, ты был бы уже мертв. Все просто. В вашей воде был яд.

— Это ты? — Тай хотел бы убить Трибала взглядом, если б только мог.

Ему очень хотелось кинуться на предателя, вцепиться в горло, но тогда ему бы сразу пришел конец. Охрана настороже. Как бы ни было больно, не надо дарить Ранжину таких подарков, пусть сражается. А Кайя ждал, хотя Трибалу явно было неуютно, он-то знал Тая не первый день. Бывший ахад Тая напрягся, словно приготовился к защите, но Тай так и не прыгнул, с усилием отвернувшись от него.

— Не будет тебе твоего случая, — сказал он Ранжину.

— Похоже, зелье, которое ты вчера глотал у девчонки, не только спасло тебе жизнь, но и прибавило ума. Я вижу, она настоящая колдунья.

— Спасло жизнь? — не удержался Тай в изумлении.

— Нет, не прибавило, — Ранжин расхохотался. — Ладно, не буду мучить больше твой рассудок, Кальги. Вся ваша вода была вчера отравлена. Не беспокойся, они даже не мучились. Я ведь не изверг, мне просто понадобился верный способ. Мы слишком долго шли за вами. Здесь, на проклятых болотах, это стало невозможным, за два дня я потерял трех человек, а вы — ни одного, хотя я шел за вами. Скрываться дольше для меня было рискованно. Мне нужна твоя вельдара, я ведь не хотел растерять весь свой отряд. До сих пор мои потери были значительно меньше твоих.

— Так ты шел по готовой дороге, которую мы оставляли для тебя?

Ранжин кивнул.

— Я даже воспользовался вашей переправой через речку.

— Но как же… как же мы ни разу не наткнулись на твоих людей? — спросил Тай с недоверием.

— Мы шли почти в дне пути от тебя. Я нанял опытных следопытов из квирайя. Тебе, Кальки, следовало бы тоже сделать это, если бы не твои дурацкие предубеждения против них. Некоторые из них в лесу как дома, у них там даже поселения есть. И все ловушки лесных людей, в которые вы попались, мы прошли удачно. — Он замялся. — Почти удачно. Мне не нужно незаслуженной славы, поэтому я не нуждаюсь в том, чтобы скрывать свои неудачи. Даже от тебя.

— Следопыты… — протянул Тай. — Ты слишком хорошо осведомлен о том, что творится в лагере. Кто такая вельдара, кто такой Тарут…

— Трибал оставлял мне послания под вашими мечеными деревьями. Он или один из его людей. Я хорошо осведомлен, ты прав.

Тай опять не удержался, повернувшись к Трибалу.

— Иди уже, Трибал, — недовольно сказал Кайя. — Он же вместе со своими людьми подсыпал яд в вашу воду, — продолжал он. — Ведь только девчонка и ее охотник пили свою воду, сами набирали ее в источниках, сами несли. Им яд не должен был повредить. Я ведь не ожидал, что и тебя пригласят на трапезу.

Тай невольно посмотрел на палатку, в которой скрылась вельдара. Как бы то ни было, а она сохранила ему жизнь, правда, ненадолго. Она даже не знает, что ждет ее. Ранжин выжмет из вельдов гораздо больше, чем мог бы Тай. Он понял наконец, какая мысль не дает ему покоя. «Вечерние звезды»!

— Я ведь не говорил Трибалу или кому-нибудь другому ни одного слова о «вечерних звездах». Но ты знаешь и это.

— Глупо скрывать такие вещи от своих людей, Тай, — серьезно сказал Ранжин. — Они не будут доверять тебе. Не будь ты таким жадным, кто знает, может, Трибал не стал бы моим.

— Вот чем ты купил его!

— По возвращении в Адья Тэрэк их ждет богатство и почет.

— Почему ты тянешь? — устало спросил Тай. — Зачем ты рассказываешь все это мне?

— Я же сказал, я не идеален, поэтому ты еще жив. Неужели ты думаешь, Кальги, что я не знаю, как поступил с тобой только что? Я не люблю ни тебя, ни твой род. Ты же знаешь, мы враждуем много колен. Но я получил все, что хотел, и мне жаль тебя. Ведь ты уже понял, что поединка не будет? Я не хочу рисковать своим успехом, даже если твои возможности слишком призрачны. Видишь, я честен с тобой. У меня даже была мысль отпустить тебя, раз боги не дали умереть тебе сегодня ночью. Но тебе все равно не одолеть этот лес одному. Это медленная смерть. Я не так глуп, чтобы не сообразить, что ты пойдешь за нами и попытаешься меня убить. Ты положишь на это все силы. Ты следишь за моей мыслью, Кальги?

Тай кивнул.

— Так что же, привязывать тебя к дереву, чтобы ты не смог последовать за нами, на растерзание местным тварям? Милосерднее покончить с тобой сейчас. Но мне не хочется этого, поэтому я и тяну. И мне приятно рассказать тебе о своих успехах. Поэтому я с удовольствием отвечаю на твои вопросы.

Тай усмехнулся. После того как Ранжин смешал его с грязью…

— Ты считаешь, что это успех? Ты, как женщина, пользуешься ядом, вместо того чтобы сражаться, как воин! Ты лжешь, ты пригрел рядом с собой предателя, ты собираешься уничтожить этих вельдов, если они не отдадут добровольно тебе камни! Ты просто чудовище!

— Тебе никогда не хватало ума, — немного раздраженно ответил Кайя. Все-таки Тай достал его. Хоть немного. — Что только Хаадид нашел в тебе такого, чего ему не хватило во мне? Неужели его так привлек именно этот твой недостаток?

— И это ты знаешь? — Тай развел руками.

— Конечно. А я все ждал, когда ты об этом спросишь. — Его глаза не предвещали ничего хорошего.

Тай напрягся. Вот в чем дело. Не из сочувствия к нему Ранжин до сих пор тянет. Тай решил ничего не спрашивать больше. Пусть казнит уже, в конце концов.

— Неужели ты… — начал Ранжин после недолгого ожидания.

— Я не хочу больше тебя слушать, ты мне надоел. Решил убить — убивай.

— Я знаю о намерениях Хаадида все. О его глупых мыслях. Что ты можешь стать соправителем при Гайят!

Тай молчал.

— И где же этот платочек? — вдруг спросил Ранжин вполне невинно, словно невзначай поинтересовался, но у Тая перехватило дыхание.

— Неужели ты до сих пор не понял, что в их игре ты вещь, которую они хранят и переставляют, пока она нужна? Гайят рассказала мне все уже через три дня после того, как подарила тебе платок. И знаешь почему, Кальги? Мы с ней похожи: я не выношу, когда со мной играют. Она тоже, даже если это ее отец. Он ловко убедил ее дать согласие на этот брак, но просчитался. Знаешь, почему? — Ему отрадно было наблюдать, что Тай бледнеет все больше и больше. — Она не глупее своего отца, и ей не понадобилось много времени, чтобы сообразить, что он просто ловко ее уговорил в абсолютном согласии со своими планами, не с ее. И второе — она всегда отдавала мне предпочтение. Предпочтение моему уму, практичности, изяществу. Этого не найдешь у тебя, Кальги. А она все-таки женщина. Которая к тому же ненавидит дураков. И просто людей недалеких.

— Ты врешь, — глухо сказал вдруг Тай, — врешь от бессилия. Ты не простил мне того, что здесь я опередил тебя.

— Подумай, — Кайя вроде бы даже нисколько не обиделся, — все в Чатубе знали о том, как ты сохнешь по ней, и ни одного знака внимания от нее самой. Как вдруг — внезапный приступ симпатии. Я знаю о встрече в саду, она была подстроена Хаадидом и его дочерью. Именно поэтому произошла маленькая путаница с местом аудиенции. Ты слушаешь меня?

Тай молчал. У него действительно был вид человека потерянного и ничего не воспринимающего. Но он слушал, слушал жадно, хотя ему хотелось заткнуть уши.

— Первым, кто предупредил меня о том, что задумал Хаадид, скорее, даже намекнул, был Таржид. Ты удивлен? Но у него, у его ветви Сэмержи, давние нелады с родом Кальги. Ничего глубокого, ничего серьезного, но сохранить свое положение Первого Советника при тебе ему было бы трудновато. Хорошо зная твоего отца, скажу тебе прямо, это невозможно. Твой отец обид не забывает. А вот я Таржиду теперь даже должен, а я всегда плачу свои долги, все это знают. Он намекнул и на то, что Хаадид что-то задумал, что в подземелье скончался человечек один, а за ним отправились в мир богов еще двое, те ахады, что вели допрос. У меня всюду свои люди, но об этом я ничего не смог разузнать. Значит, дело очень серьезное, подумал я. А ведь он хочет поручить его Кальги. Только Гайят могла мне помочь. Дама из ее свиты тоже говорила о каком-то важном деле. Хаадид рассказывал об этом Гайят, только ей одной. Но Айянит не удалось расслышать ничего такого, что бы направило меня на след. Я мог обратиться только к Гайят. Но что за диво! Раньше она меня выделяла, раньше я был ей мил, а теперь она закрылась от меня, точно доспехи надела. Немалого труда стоило ее хоть немного разговорить, убедить в моей любви, что стократ сильнее от боязни ее потерять.

— Чудовище, — проговорил Тай задумчиво. И непонятно было, о ком это он.

— Ты преувеличиваешь, — холодно заметил Кайя. — Разве ты не замахнулся на то, что тебе не принадлежит? Мне тоже нравится Гайят.

— Но я люблю ее! — вырвалось у Тая:

— И это сделало тебя уязвимым, доверчивым. Но Хаадид просчитался. Гайят не так просто обвести, как тебя. Он взял ее штурмом, точно крепость, окружил, удивил, обрушил. И она сдалась. Но уже через несколько дней Гайят пришла в себя. Ведь она гораздо умнее своего отца.

— Неужели она рассказала все тебе, если она такая умница? — с кривой усмешкой спросил Тай.

— Ее подводит то же, что и других умниц и умников. Она подумала, что все вокруг нее… Словом, что нет умнее ее человека. Но такой человек есть.

Тай кивнул. Это все словно сон какой-то.

— Она слишком обижена на отца, и она уверена теперь, что я в нее влюблен не меньше тебя. Если я подчиню себе вельдов вместо Хаадида, ему придется столкнуться здесь не с кучкой дикарей, а с небольшой армией, которая может воевать в лесах, в отличие от его воинов. Они будут смотреть мне в рот и делать все, что я скажу. Они будут обожать меня, своего спасителя от злобного и жадного Правителя Адья Тэрэк. И тогда он вынужден будет отдать мне Гайят… Если я еще захочу, — он рассмеялся. — Трон Адья Тэрэк будет моим и так. Но с Гайят все произойдет скорее. А я не так молод, как ты, мне ждать недосуг. Так что я, пожалуй, соглашусь на просьбы Хаадида. Для Гайят все закончится благополучно, если она не будет воображать себя впредь Великой Правительницей.

— Ты еще не владеешь Землей «вечерних звезд», — процедил Тай.

— Это вопрос времени, — беспечно ответил собеседник.

— Они не пойдут за тобой. Они не любят чужаков.

— Только Кальги может ломиться в запертую дверь, если можно попросить просто отпереть ее для бедного странника. Мы придем не как воины, а как изгнанники. За то время, что уйдет на дорогу, оба этих вельда станут нам друзьями. Разве мы не идем, чтобы предупредить их об опасности? Ведь нас не интересуют «вечерние звезды». Мы хотим найти у них временный приют, Кальги, хотим учиться у них жить в лесах. Мы не просим у них помощи, а предлагаем ее, а взамен что мы просим — пустяк. Всего лишь… Ты мне надоел, Кальги, — вдруг сказал он совсем другим тоном.

— Ты уже вполне удовлетворил свое тщеславие, и я тебе надоел, — в тон ему ответил Тай.

Что ж, этот урок многому его научил напоследок. При мысли о том, что им Играли, точно деревянным мячиком, которым забавляются дети, внутри что-то противно поворачивалось, но не более того.

— Ты приободрился, Кальги, — недобро сказал Ранжин.

— Всегда приятно узнать смысл игры, в которой ты был мячом. Зато теперь я его знаю, значит, игры уже нет, и я не мяч, — он силился говорить равнодушно, чтобы хоть раз уязвить Ранжина. — Спасибо тебе, Кайя.

— Напрасно ты обижаешься, Тай, — вкрадчиво прошелестел Ранжин, — ведь ты и сам не лучше. И вельдара, которая сидит сейчас в твоей бывшей палатке, могла бы подтвердить это. — И он добил Тая, глядя в его потемневшие глаза: — Я не дам тебе изображать благородную жертву. Ты ведь тоже пытался стать игроком, просто не сумел сыграть, как надо. Но в этот раз выигрыш очень крупный, поэтому жизнь ты уже проиграл. И, как я сказал уже, ты мне надоел. Поэтому сейчас мы…

Он услышал шуршанье за спиной и обернулся. Вельдара вышла из палатки, ее мешочек был все так же при ней.

— Что случилось? — стал спрашивать ее Ранжин заботливо. Она отвечала что-то на своем языке, совсем непонятно, часто повторяла слово «сайдин».

— Чего же ты хочешь? — с досадой пробормотал Ранжин, сохраняя на лице приветливое выражение.

— Сай Дин! — вдруг закричала она, и Ранжин, проследив за ее взглядом, заметил охотника, направлявшегося к ним с их поклажей.

— Ах, вот оно что, тебе нужен твой охотник? — Он показал на него.

Она закивала головой.

— Сейчас придет. — Ранжин успокоился и снова повернулся к Таю.

— Скажи мне, Кайя, — спросил Тай, — неужели ты не боишься своих людей? Рассказываешь мне все это при них?

Ранжин опять улыбнулся.

— Эти восьмеро преданы мне. Не только из-за богатства, которое я им пообещал. У них свои грешки, и без меня они уже давно оказались бы мертвы. Но в том, что я тебе рассказал, уже нет секрета, потому что эта часть игры закончена. В этом ты прав. Я ничем не рискую.

Тай повел головой, отдавая дань этому Кайя. Он его пленил, унизил, разрушил до основания, уничтожил, он убил всех его людей, отнял все, а Тай даже не мог его убить. Хотя сейчас — это все, чего ему еще хотелось в этой жизни. Невыполнимо, но он все-таки стал прикидывать свои возможности. Он слишком далеко стоит, да и Кайя будет сопротивляться, он вооружен, а Тай безоружен.

Тем временем Сай Дин, убыстривший шаг на зов девушки, был уже здесь.

— Что случилось? — спросил он.

Она казалась спокойной, но он уже видел, что что-то не так.

— Ты снова был прав, Сай Дин, — заговорила Ак Ми Э, силясь казаться спокойной, потому что Ранжин явно прислушивался, спасало только то, что он не знал ее языка. — Этот человек ужасен. Я не все поняла из того, что они говорили… но он куда хуже, чем даже Тай. Он хитер и задумал обмануть всех: и меня, и тебя, и наших Старейшин. Решил прикинуться добрым человеком. И своего правителя он тоже хочет обмануть. Он хочет править сам и твоей землей, и нашим народом. Он говорил о том, что отравил всех воинов Тая, яд был в воде, мы с тобой уцелели случайно. Мы нужны ему, чтобы перейти лес, выйти из болот!

Она стала волноваться, и Ранжин это заметил.

— Что случилось, Тарут? — спросил он Далекого Человека.

— Ничего, — охотник не успел ничего сообразить, чтобы складно соврать. Глаза его дернулись от Ранжина.

— Ты обманываешь меня, охотник, — с угрозой уронил Кайя и тут поймал испуганный взгляд Ак Ми Э. И понял, что его блестящий обман не удался.

— Эй, возьмите ее, — сказал он двоим из охранников Тая. Те рванулись выполнять приказ.

— Беги, — сказал Далекий Человек Ак Ми Э и загородил ее, оглядываясь в поисках какого-нибудь оружия.

Еще двое охранников сорвались с мест, и Тай тут же бросился вперед, выхватив короткий меч из ножен нерадивого караульщика, уставившегося на Тарута. Этим же воином Ранжина он прикрылся от двух дротиков, сейчас же вонзившихся в тело неудачника. Но дальше удача закончилась, потому что оставшиеся семь человек начали медленно окружать его. Вместе с трупом, которым он пользовался, как щитом, он не мог передвигаться, поэтому ограничился тем, что прислонился к дереву. А Кайя был все так нее далеко. Он сбил с ног охотника и сам схватил за руку Ак Ми Э, которая силилась вырваться, извиваясь, но он держал слишком крепко.

И вдруг все остановились, даже те люди Ранжина, что уже бежали на подмогу.

— Отпусти ее, или я перережу тебе горло, — громко сказал охотник.

Здоровой правой рукой он словно обнял Ранжина, его широкий охотничий нож прочертил кровавую полосу на шее Кайя.

— Стоять всем! Только попробуй дернуться!

И тут же сказал Ак Ми Э на ее родном языке:

— Беги, девочка, скорей беги, пока можно. Долго мне его не удержать. — Он крутил головой, стараясь разглядеть, не обходит ли его кто-нибудь сзади. — Стоять, я сказал!

И надавил на горло Кайя. Снова полилась кровь. Тот замахал руками своим людям. Говорить он не мог, так сильно нож был вдавлен в шею.

— А ты как же? — Ак Ми Э отходила назад потихоньку, не решаясь еще бежать.

— Нам не уйти вдвоем. Ты, главное, доберись раньше. Предупреди в поселках, пусть повсюду людей разошлют. Да беги же! Дорогу ей! — взревел он на адья. — Чтобы никто и пальцем не смел коснуться!

Она повернулась, побежала. И тут Тай решил, что это и есть его случай. Ведь ему-то двигаться можно. И бросился к Кайя.

— Дурак!! — взревел ему в лицо охотник так, что Тай остановился на полушаге, и Ак Ми Э обернулась, не понимая, что происходит, остановилась. — Сделай хоть одно доброе дело! Все равно ведь умрешь, если убьешь его! — спешил он. — И она пропадет! Лучше ей помоги! Тогда спасешься! Ты же один остался!

Тай посмотрел в ненавистные глаза Кайя, приходя в себя. Один миг. Тот не боялся смерти, но и рисковать собой не хотел, поэтому не дергался. Молча ждал.

Охотник снова что-то крикнул девушке. Тай оглянулся, она побежала. Один миг на принятие решения.

— Потом с тобой рассчитаюсь, — процедил он в глаза Кайя и рванулся за ней.

Она бежала быстро и все быстрее и быстрее. Тай еле поспевал за ней. Они скатились с островка и выбежали на открытое болото. Стало страшно. Он оглянулся, но погони еще не было. Видно, охотник еще держит Ранжина, давая им возможность уйти. Это вопрос времени, как говорит Ранжин. Они окружат его, но если Таруту повезет, то в последний миг он все-таки перережет горло Кайя. Они отбежали не так далеко, и вдруг девушка, спина которой мелькала перед ним, споткнулась, словно ноги у нее подсеклись внезапно, отказались ей служить, и кубарем покатилась в грязь. Он поднял ее. Ак Ми Э смотрела невидящими глазами, словно не понимала, кто перед ней.

— Он умер? — спросил Тай.

Она не ответила. Да она и не поняла ничего, что она могла ответить?

— Тогда Нам надо спешить.

Тай знал, что она не понимает ни слова, просто поставил ее на ноги. Она встала. Он хотел подхватить ее на руки, хотя докуда, подумалось ему, он ее может донести. Сам еле бежит. Но девушка отстранилась, сделала шаг, другой, быстрее, еще быстрее. Он оглянулся. С островка сбегали фигурки, одна за одной. Началась погоня. Они еще близко, можно достать стрелой, и кусты, как назло, совсем маленькие. Ближайшие заросли далеко впереди. Девушка побежала еще быстрее, почти как сначала, и Тай последовал за ней.

Он часто оглядывался на бегу. Десятка два, не меньше, а то и больше. Но скоро стало ясно, что их преследователи отстают. Понемногу они отдалялись. Похоже, опыт научил их, что бегать по болоту небезопасно. У Тая и то екало сердце, когда его нога погружалась в почву больше, чем ему бы хотелось, а ведь он бежал прямо за вельдарой. Уж в ее способности находить безопасный путь он не сомневался. Их преследователи явно побаивались. Ведь они потеряли двоих или троих на болоте за последние два дня. Как там говорил Кайя? Странно только, подумал Тай, что они не стреляют. Так ведь можно и упустить беглецов, а они пока что еще на расстоянии полета арбалетной стрелы. Вероятно, они боятся стрелять в него, опасаясь на таком расстоянии попасть и в девушку.

Он снова уставился на равномерно подпрыгивающий на спине колдуньи заплечный мешок, потом на заросли. Уже близко! Совсем близко, только сил нет. Тем более что теперь ноги его проваливались гораздо сильнее, они просто вязли в почве. Если это еще почва. Когда заросли придвинулись уже близко, Тай заметил маленькую лужу недалеко от их пути, и эта зеркальная гладь испугала его больше стрелы, свистнувшей над ухом. А может, чутье изменило девушке из-за горя или испуга? Они бегут куда-то прямо в топь. Кусты совсем-совсем близко, но это уже не бег, а быстрая ходьба, потому что слишком вязнут ноги. Мимо понеслись стрелы. Тай оглянулся. Они бьют теперь, но уже далековато даже для опытных стрелков. Отчаялись поймать или боятся дальше идти. То есть идти-то идут, но медленно и осторожно. Он бы и сам туда не пошел, но вельдара как раз нырнула в заросли, и Тай сделал несколько последних шагов, когда острая боль вспорола плечо. От неожиданности он наклонился набок и потерял равновесие, свалившись прямо в грязь, которую они только что месили ногами.

Он схватился за плечо. Ерунда, только задело. Сильно задело, надо сказать, но, кроме боли, это пока ничем не помешает. И он почти сразу вскочил, пригибаясь, нырнул в заросли и сразу потерялся. Он попытался разглядеть следы, но видел лишь больше или меньше взрытую грязь и побежал наудачу в ту сторону, где грязь была взрыта больше. Удача сопутствовала ему, поскольку, обогнув несколько кустов, он наткнулся на вельдару. Она переводила дыхание.

— Нельзя останавливаться, — как можно убедительнее постарался он ей втолковать, чтобы хоть по тону она поняла, что задержка для них крайне нежелательна. — Может, не так быстро, — он показал руками, — но надо идти. Иначе те люди, — он показал, как они целятся в них из арбалетов, — нас догонят, схватят.

Чтобы объяснить, что их схватят, он схватил ее за плечо, но она отпрыгнула так быстро, словно на нее свалилась змея, и его рука упала. Девушка посмотрела на него и покачала отрицательно головой. Вряд ли она отказывалась идти дальше, скорее, хотела объяснить Таю, чтобы он ее не трогал.

— Хорошо, я больше не трону тебя, — примирительно сказал Тай, — только пошли скорее. Иначе они схватят тебя, и смерть твоего Тарута будет зря. Понимаешь, он тогда зря погиб, — говорил Тай, больше рассчитывая на свой тон, чем на ее понимание.

Но при слове «Тарут» она блеснула сердито глазами. Проняло ее. Поправила лямки своего мешка, мимоходом скользнула по плечу Тая, вопросительно посмотрела на него.

— Это ерунда, — сказал он ей, — царапина, не страшно. Бывало хуже.

Она обернулась и снова пошла, быстро, но осторожно. Через некоторое время они уже хлюпали по воде.

«Правильно девчонка делает, — подумал Тай, — если, конечно, мы сами не утонем. Зато следов нет». Он очень быстро устал, сказалось все: и вчерашний вечер, и это пойло дурацкое. И веревки, от которых ломило тело, и бессильная боль внутри, которая не затихала. Боль от того, что не убил Кайя, и от того, что Кайя с ним сделал. Как он теперь вернется назад? В одиночку это немыслимо. Увидит ли он Адья Тэрэк еще? Или хотя бы завтрашний день? И что он теперь вообще такое? Теперь он не нужен ни Правителю, ни Гайят, род Кайя станет преследовать его, а род Кальги будет обесчещен на долгие времена, если хоть что-нибудь из того, что произошло здесь, станет известно на родине. Тая передернуло, он представил, что расскажет о нем Кайя, когда вернется. И вернется со славой. Если ему еще удастся самому добраться до земли вельдов. Легко, когда тебе расчищают путь… А вот теперь пусть сам попробует.

Силы уходили все быстрее. Плечо разболелось не на шутку, голова не поворачивалась на распухшей шее. Рука обмякла и повисла. Дорогу он уже не разбирал, листья вездесущих кустов ваэ хлестали его по лицу, но он продирался вперед, не замечая этого. Вельдара иногда двоилась в его глазах, но он стискивал зубы, пытаясь не отставать. Она не оглядывалась. Ей, наверное, было все равно, идет ли за ней еще Тай или нет. Даже там, где его ноги проваливались почти до колен, а ее только до щиколоток, и он напрягал все силы, чтобы вынимать и вынимать их из вязкой жижи, двигаясь дальше, она не снизила темпа. Ему приходилось догонять, напрягая все силы. Но потерять ее теперь — все равно что погибнуть. Она завела его в настоящую топь. Люди Ранжина вряд ли сунутся сюда, но и Таю не выйти. На глаз все вокруг одинаково: грязь, кусты, вода. Но вельдара слишком сильно петляла по этой грязи, между этими кустами, чтобы можно было поверить, что грязь, и в самом деле, всюду одинаковая. И Тай тратил все силы на то, чтобы не потерять ее, а о том, что будет потом, старался не задумываться.

Вельдара наконец пошла медленнее. Ее силы тоже не были безграничны. Тай подумал, что теперь станет легче, но легче не стало, только вот места пошли немножко посуше. Она решила выйти на более твердую поверхность. Тай плелся за ней. Рука налилась тяжестью и тащила его к земле, левая сторона шеи стала совсем твердой и мешала ему дышать, его вдохи стали короткими и частыми, но воздуха все равно не хватало. Его мутило, и вид болотной жижи усиливал это чувство. Полтела горело, как в огне, движения становились все менее ловкими. И в голове его все танцевало, связные мысли приходили редко, а девушка все шла и шла вперед.

Тай видел уже такое, он вспомнил Райжу, который умер вот так же — от простой легкой стрелы, оцарапавшей ему шею. Лесные люди мазали концы своих стрел каким-то хитрым ядом, от которого гибли воины Тая. Все, кого они даже слегка зацепили, умерли. Похоже, люди Ранжина тоже раздобыли этот яд или тот, что сродни ему.

Они вышли на твердое место, невдалеке что-то мельтешило перед глазами. Тай уже не мог разглядеть, что. Неужели деревья, островок? Левая нога подвернулась, и он упал. Подняться ему не удалось. Похоже, ему не суждено дойти до этих деревьев. Вельдара уходила вперед, словно и не слышала, что Тай уже не идет у нее за спиной. Но она же колдунья! Наверное, она могла бы его спасти!

— Помоги мне, — позвал Тай.

Как же ее имя? Он слышал его. Охотник его называл сегодня, но сейчас туманящийся разум был не в состоянии вспомнить его. Но она все равно обернулась. Посмотрела. И медленно пошла дальше.

— Помоги, — еще раз попросил он.

Наверное, даже прошептал, потому что сам себя не расслышал, но вельдара опять обернулась. Остановилась в нерешительности. Дурнота охватила Тая целиком, но он упрямо не закрывал глаза. И колдунья пошла к Таю, все быстрее и быстрее. Он видел еще, как она склонилась над ним, и ее косички упали ему на лицо, на глаза.

— Спасибо, — сказал он ей. Или ему показалось…

И все-таки Ак Ми Э задумалась, прежде чем вернуться назад. Когда Тай окликнул девушку, Сай Дин все еще стоял у нее перед глазами. У нее ведь больше никого не было, кроме охотника. «Беги, моя любимая девочка!» — вот его последние слова. Теперь больше ничего он ей не скажет, и все потому, что она тогда не послушалась. Потому, что она верила этому Таю… Но нельзя было бросить этого человека, нельзя уйти. И Ак Ми Э сидела над ним, не зная, что ей делать. Для нее, опытной целительницы, было очевидно, что Тай скорее всего умрет, если она ничего не сделает. Конечно, не сразу, но все же…

Но ведь его смерть не вернет Далекого Человека… Она всмотрелась в его лицо, и тут уже другая мысль пришла ей в голову: а ведь Тай мог бы убить этого самодовольного человека, но тогда Ак Ми Э наверняка схватили бы. Он тоже помог ей… Нет, не так… если бы он убил того злого человека, ей не удалось бы сбежать. Хоть он и враг ей, но неправильно, не по-человечески бросить его тут.

Она села рядом, наскоро пробежала руками по его плечу, шее, прижала ухо к груди и нахмурилась. Вернуть его к жизни будет трудно, очень трудно. Тут нельзя оставаться, подумала она. Ночью болотные змеи выползут, их здесь, должно быть, много. Она попробовала приподнять Тая. Слишком тяжело. В чувство он придет нескоро, если вообще когда-нибудь придет, печально рассудила Ак Ми Э. До вечера уже недолго, хотя и ближайший маленький островок совсем близко, отсюда хорошо видать. Но не тащить же его за руки? Она попробовала приподнять Тая, поддерживая под мышками, но при первой же попытке он застонал так сильно, что Ак Ми Э сразу опустила его на землю. «Вот если бы Сие оказался рядом, как было бы хорошо!» — подумала девушка, но, прислушавшись, поняла, что ти-кой слишком далеко, она совсем не чувствовала зверя. Ти-кои не бегают в самом сердце трясины. Они же владыки леса, а не болот.

«Нечего перед ним извиняться», — наконец решила она и потащила раненого, схватив за ноги. Часто отдыхая, потихоньку она кое-как дотянула Тая до островка. Затащила его на мягкую траву и тяжело опустилась рядом. Кусок полотна, которым она закутала его голову и плечи, превратился в грязную тряпку, и она выбросила его в кусты. «Хорошо, что догадалась», — вяло подумала Ак Ми Э. Усталость одолела ее, и она упала в траву.

Она лежала без слез. Было много мыслей о Далеком Человеке: и хорошие, и грустные, — а вот слез не было, как будто онемело что-то внутри. Он умер быстро. Она ощутила его смерть мгновенно, словно от нее отрезали кусок сердца, и теперь Ак Ми Э почему-то не могла плакать. В отчаянии она принялась колотить кулачком по земле, пытаясь хоть как-то выбросить из своего сердца тот кусок металла, что пронзил охотника. Она закричала, но лезвие никуда не ушло, и девушка осталась бессильно лежать рядом с телом Тая.

Ак Ми Э заставила себя подняться, когда уже сгустились сумерки, и то потому, что человек рядом с ней задышал еще чаще. Он начинал задыхаться, Ак Ми Э самое время сделать хоть что-нибудь для его спасения. Только сможет ли она?

Дитя леса, она быстро развела костер, натаскала веток для подстилки, уложила Тая. «Уже, наверное, слишком поздно, — подумала она отстранение, но принялась готовить свои травы. — Хорошо, что еще много нуа осталось». Она заварила нуа, смешав его с драгоценной настойкой ин-че. Ее так мало! Сколько ягод ин-че уходит, сколько сил Хранительниц, чтобы сделать хоть немного этой настойки, хоть несколько капель! Но сейчас она щедро накапала ее в отвар.

Рана небольшая, не тяжелая. Это какая-то отрава была на оружии, справедливо рассудила девушка. Если это яд, то ин-че замедлит отравление, а то и вовсе остановит. Многие яды становятся безвредными, как только ин-че соприкасается с ними. А что это отрава, Ак Ми Э даже не сомневалась. Кровь его горела так, что девушке казалось, она кипит. Но то, что кровь все еще горела, было хорошо. Плохо же было то, что Ак Ми Э не знала этого яда. По признакам, заметным ей сейчас, она не могла вспомнить ничего схожего. Ни одно из известных ей растений не погружает человека в такое состояние. Сильное, смертельное средство, из тех, что останавливают дыхание и кровь. И если кровь горела — еще можно попытаться ему помочь. Наверное, это выпитый вчера напиток из коры тин-кос вынуждал его кровь столько времени бороться с отравой.

Что могла сделать Ак Ми Э еще? Она промыла рану, стараясь, чтобы ин-че проник внутрь как можно глубже, перевязала. Приподняла аккуратно голову Тая и влила несколько капель ему в рот. Он был без сознания, но невольно попытался глотнуть, надсадно закашлялся, задергался в руках Ак Ми Э, пытаясь вырваться. Она налегла всем телом, успокаивая — нельзя срывать повязку. Понемногу Тай затих, и только тут девушка сообразила, что гладит его по волосам, успокаивая какими-то глупыми словами, которых он все равно не слышит в беспамятстве, и резко отдернула руку. Ругая себя, она снова взялась за чашу. На этот раз дело пошло не лучше, и Ак Ми Э совсем измучилась, пока не заставила Тая выпить столько, сколько было необходимо, капля за каплей.

Она и сама была голодна и очень устала. Еды у нее с собой не оказалось вовсе, но сочные клубни травы фэн всегда великолепно утоляли голод и жажду, а травы этой тут было предостаточно. Гораздо хуже пришлось со сном. Девушка должна была время от времени вливать в Тая отвар ин-че по мере того, как яд будет уходить из раны, но его надо сохранять горячим, иначе снадобье потеряет свою силу, и поэтому почти всю ночь Ак Ми Э, зевая, возилась со своими чашами, переставляя их то с огня, то снова на огонь, то боролась с Таем, который никак не хотел глотать отвар. За ночь она совершенно измоталась. Больше Ак Ми Э все равно ничего не могла сделать, и, оставив

Тая как есть, самого бороться с ядом, терзавшим тело, она провалилась в беспокойный неглубокий сон.

Порой девушка просыпалась, ей казалось, что Сай Дин вернулся, что он уцелел. Один раз ей приснилось, что Тай пришел в себя и хочет убить ее, но, когда Ак Ми Э вскочила, оказалось, что это только кажется. Солнце уже немного осветило островок, но Тай до сих пор так и не пришел в себя, хотя дыхание его не было теперь таким частым и прерывистым, да и прежний жар уже покинул его кровь. Оставалось только ждать, и Ак Ми Э снова заснула.

Пробуждение не принесло никаких изменений. Тай дышал еще ровнее, и огня в крови оставалось все меньше, но в себя он так и не пришел. Почему же он не просыпается? На лице пролегли синеватые тени, очень встревожившие Ак Ми Э. Она присела рядом и задумалась, не сознавая, что ее рука опять гладит его волосы. Но когда Ак Ми Э вернулась от своих мыслей и заметила это, то не стала снова отдергивать руку, как вчера.

Если ин-че не помогло с первого раза — давать его во второй бесполезно, Ак Ми Э прекрасно знала это, но опять разожгла костер и принялась за новую порцию варева, с яростным упорством жертвуя новые драгоценные капли ин-че. Она уже убрала чашу с огня, когда вдруг услышала легкий шорох и обернулась.

Тай вынырнул из забытья внезапно. Все так перепуталось у него в голове, что он не сразу понял, где находится. Он подумал сначала, что у себя в лагере, но, когда увидел лицо Ак Ми Э, склонившееся над ним, сразу вспомнил, как упал где-то в кустах.

— Спасибо, — сказал он одними губами.

По лицу ее пробежала непонятная дрожь. «Погиб же охотник, ей плохо», — сообразил Тай и, желая подбодрить, попытался сказать:

— Благодарю тебя. Ты меня спасла.

Получилось плохо, губы едва слушались его, но он попытался снова. А когда вышло лучше, вспомнил, что старается зря. Вельдара не понимает его.

Девушка приподняла его голову и приблизила к губам одну из своих чаш. Из такой он уже пил недавно. Он с опаской взглянул туда, внутри плескалась темная подозрительная влага с противным запахом. Тай покосился на Ак Ми Э. Она кивнула ему без улыбки, указала глазами на чашу. И куда подевалась ее теплая улыбка?… Тай вздохнул. Если она спасла его, какой смысл теперь травить? Он решительно отпил, и девушка сразу же убрала чашу. Вкуса даже не почувствовал, но внутри сделалось очень противно. В голове все поплыло, чуть погодя тело закололо неприятными иголками. Впрочем, скоро Тай почувствовал облегчение. Но все равно двигаться было очень трудно, даже дышать тяжело, руки и ноги словно чужие. Он попробовал овладеть ими, но рядом сразу возникла колдунья и погрозила ему пальцем. Не надо, понял Тай. Зато гортань и губы стали лучше ему повиноваться.

Вельдара снова возникла над ним, принялась аккуратно ощупывать, Тай же разглядывал ее. Прикосновений Ак Ми Э он почти не чувствовал, снаружи тело точно онемело, только внутри перекатывались иголочки и дурнота. Тонкие косички колдуньи задевали его лицо, но этих прикосновений он не чувствовал тоже.

— Почти ничего не чувствую, — сказал он наудачу. Девушка покачала головой. Опять взялась за чашу, он отпил. И все в тишине.

Она отодвинулась немного — Тай мог хорошо ее рассмотреть — и задумалась. О чем? Наверное, о своем охотнике. Тай уже давно подозревал, что Тарут для нее — нечто большее, чем простой охранник. Что ж, теперь это не его дело. И хотя объясняться друг с другом уже было невозможно, но Тая так и тянуло хоть что-нибудь ей сказать. Его слишком тяготила последняя история, произошедшая между ними, особенно сейчас. Не такое уж он чудовище. Он вспомнил вдруг ее имя — Ак Ми Э, как ее называл охотник.

— Ак Ми Э, — позвал он тихо, — Ак Ми Э!

Она повернулась.

— Знаю, что ты ни слова не понимаешь… Все равно сердце облегчить хочется. Хоть перед собой… То, что Ранжин там наплел, это неправда от первого до последнего слова… Но я… тоже тебя обманул. Мне нужны… нужны были «вечерние звезды», — говорил он очень медленно, потому что трудно было дышать, — но не для себя и не для Правителя Адья Тэрэк. Я ведь и так богат… Был богат, — поправился он. — Мы на пороге войны с другими землями, но нам трудно… будет победить в ней…

В двух простых словах этого не скажешь. И в этом Тай уловил несовершенство своей позиции.

— Камни, то есть «вечерние звезды»… нужны для нашей победы. Иначе Линзор… проглотит нас. А мне они нужны были и для того, чтобы… — Он задумался, стоит ли открывать свои заветные мечты, ведь хоть она и не понимает, говорить об этом все равно больно. — Чтобы получить в жены Гайят, лучшую в мире… — Про себя он горько усмехнулся, но на лице не двинулся ни один мускул. Слова выходили все хуже. — Гайят… Я мечтал подарить ей самую большую… «вечернюю звезду»… какую только найду.

Ак Ми Э вздохнула, она жадно вслушивалась в слова раненого, не подавая вида, что понимает почти все. Ведь он говорил так медленно. И просто. Но все тише и тише. Она придвинулась ближе, но Тай не придал этому значения.

— Оказалось, меня тоже обманули. И предали… всего лишь потому, что сочли глупым… Она решила, что я не хорош для нее… не так умен, поэтому отдала меня Кайя… Чудовище… Ты бы такого не сделала, ты совсем… совсем другая, — задумчиво шептал он, глядя на нее, и тут ему показалось, что в ее лице что-то дрогнуло. — Из другого мира… Колдунья.

Третий глоток дался ему еще тяжелее. После этого снова все поплыло, и он впал в беспамятство, но неглубокое. Какой-то бред. Картинки прошлого вертелись у него перед глазами, порой их застилала пелена, и они становились все более и более бесцветными. Он не видел, как Ак Ми Э отвернулась, как слезы заблестели в глазах, накапливаясь, а потом, наконец, рыдания прорвались наружу, и проклятый осколок, застрявший в сердце, вымыло все-таки прочь. Девушка отпустила Далекого Человека в страну его богов, ведь у него не было предков в Роду И Лай. Но она все же надеялась. Он так отчаянно защищал свой Род, неужели духи предков не заберут его? И кто знает, может, когда-нибудь он еще встретит Ак Ми Э по ту сторону.

Не видел Тай, как Ак Ми Э озабоченно изучает его лицо, на котором все более и более углублялись синеватые тени. Не мог он знать и того, в чем Ак Ми Э сама боялась себе признаться. Она не хотела, нет, совсем не хотела, чтобы вслед за Далеким Человеком Тай тоже ушел в мир своих богов. Кто у нее тогда останется?

Но он умирал. Настойка ин-че сделала все, что могла, но эта отрава была ей не под силу. Только если… Ак Ми Э боялась даже подумать об этом. Ведь отвар коры тин-кос один раз уже замедлил движение яда в теле этого человека… Тогда он может снова сделать это. Она привыкла к тому, что духи Рода И Лай забыли ее, не хотят ни видеть, ни слышать, но у кого теперь оставалось просить помощи, как не у них? Ведь она уже давала отвар коры тин-кос чужаку, и он его спас. Пусть случайно. А если духи разгневаются, что ж… Он ведь все равно умрет.

Она присела поближе к Таю и задумалась. В нем оставалось совсем мало огня, его кровь замирала. Он, словно чувствуя ее присутствие рядом, опять ненадолго пришел в себя.

— Не бросай меня, — прошептал Тай. Она вздрогнула.

— Спасибо тебе, — снова для чего-то поблагодарил он.

— Не спасибо, — вдруг ответила Ак Ми Э, привычно коверкая слова адья. — Не благодарит Ак Ми Э.

— Ты говоришь на моем языке? — вне себя от удивления прохрипел Тай и дернулся, но Ак Ми Э прижала его руками к травяной подстилке.

— Не говоришь… плохо говоришь, — сказала девушка. — Понимает больше.

— Так ты слышала… что я сказал… вот сейчас?

Она кивнула.

— Не совсем все. Почти все.

— А почему раньше не?… — начал Тай, но осекся, глупо было даже спрашивать.

— Сай Дин говорил Ак Ми Э, чтобы не говорить на языке адия, — она выговаривала слова медленно и четко.

— Сай Дин — это охотник?… Который с тобой?… — он делал большие паузы.

Она кивнула снова.

— Жаль его, — прошептал Тай искренне. — Он был... смелым человеком. И предан тебе…

Глубокий вздох девушки прервал его.

— Не говорить, — она закрыла ему рот рукой. — Слушать Ак Ми Э. Мало время.

Он опустил веки в знак того, что слушает.

— Ты не благодарит Ак Ми Э. Нет спасибо. Ты не здоровый, совсем больной, больше и больше, — она старалась, чтобы он понял ее хорошо.

Тай переваривал сказанное.

— Ты хочешь… сказать… я умираю? — прошептал он. Она опять закрыла ему рот рукой. Потом кивнула. «Все-таки умираю», — подумал Тай.

— Ак Ми Э не знает этот яд. Не может помогать, — сказала она. — Но можно не умирать. Ак Ми Э не знает, как быть. — Видя, что Тай не понимает, она попыталась объяснить снова: — Ты пьет мой отвар, если хочет не умирать. Это сильный отвар. Тай может умирать от его все равно. От этот отвар. Если совсем не пьет, Тай будет умирать точно. Я вижу, ты сейчас есть на… — Она поискала слово. — Ты есть на крае.

Тай смотрел на нее во все глаза.

— Это вроде… что ты мне… давала пить… у костра? Она твердо качнула головой.

— Этот, но другой. Сильный. Тот был слабый отвар, ты не был мог умирать. Я не говорит неправда тебе. Духи будут злые, если я давать тебе тин-кос. Наверно. Опасно тебе.

— Хорошо, — Тай был все равно согласен на все. И зачем она говорит это? Что ему терять?

— Ты должен обещать: никогда ты не будет делать вред для наш Род. Ты будет помогать. Если нет, духи не будут помогать Тай, — она старательно выговаривала длинные фразы.

— Хорошо, — прошептал он. — Обещаю тебе.

И какой еще вред он может теперь принести?

— Хорошо, — эхом повторила она и принялась готовить свое варево. Скоро над островком распространился знакомый терпкий аромат. Только намного сильнее, острее, горше, чем тогда.

Тай то впадал в забытье, то выныривал, а она все колдовала. Он слышал неизвестные слова, что она произносила над костром, и они пугали его. Или его пугал ее голос? Впрочем, скоро стало все равно. Наконец Ак Ми Э подошла к нему. Произнесла несколько слов и поднесла большую чашу к своим губам. Потом — к губам Тая. Он начал глотать, но от терпкости напитка сразу связало рот. Пить было и так трудно, а теперь стало почти невозможно.

— Надо пить, — сказала над ним Ак Ми Э, и он послушно принялся давиться горячим варевом.

Она успокоилась только тогда, когда в чаше осталось всего лишь на несколько глотков. Оставшуюся жидкость девушка выплеснула из чаши с непонятными словами.

— Духи тоже пьют, — сказала она. — Если ты видеть страшный ужас… разный, — подбодрила девушка напоследок, — ты не надо бояться. Так может быть. Духи приходят.

Тай уже чувствовал подъем сродни тому, что испытал у костра колдуньи, но волна подняла его слишком высоко и понесла куда-то, непонятно куда. Голос Ак Ми Э сопровождал его, пока не истаял вдалеке.

Ак Ми Э тоже ощутила знакомую силу и слабость одновременно. Она закрыла глаза.

«Я все еще из Рода И Лай. Никогда я не просила духов Рода о помощи, даже когда меня выгоняли из моего поселка. Не просила, когда нас с Сай Дином захватили люди адия. Но он умер, и… у меня больше нет половины сердца, — говорила она уже в полузабытьи, но вдохновенно, сила напитка из коры дерева тин-кос постепенно брала над ней верх, и мысли текли плавно и свободно. — Мне нужна сейчас ваша сила! Все, что делала Ак Ми Э, не может спасти этого человека. Внутри его разъедает отрава. Сердце Ак Ми Э не вынесет, если он тоже умрет. — Она почувствовала легкую, но упругую волну, словно толкавшую ее назад, и отчаянно бросила: — Я знаю, что он не из Рода И Лай, но это не он просит помощи, это я прошу ее!»

Она вспомнила свое дерево, потянулась к нему, как ее всегда учила Матушка, и открыла глаза. Она стояла в священной роще Рода И Лай, совсем рядом со своим деревом тин-кос. Уже лето, на деревьях появилось так много розовых цветов, что кроны их казались теперь светло-розовыми, а не белыми, как весной. Ак Ми Э нашла свою ветку без труда, она до сих пор обсыпана цветами гуще, чем остальные. Девушка приблизилась, потянулась к ней, достала рукой и погладила. Несколько лепестков осталось в ее ладони. Она погладила ствол тин-кос. «Ты сейчас так нужен мне», — нежно подумала она и тут же ощутила чужое присутствие за спиной. Ак Ми Э медленно повернулась и увидела невдалеке… Матушку!

— Матушка!

Девушка хотела бежать к ней, уже сделала несколько шагов, но почувствовала, что нельзя далеко отходить от своего дерева, и тут же вернулась, снова коснулась ствола. Легкая дурнота, поднявшаяся внутри, как только она отошла, сразу улеглась.

— Я вижу, Ак Ми Э, ты вернулась? — спросила Матушка. Ее улыбка, ее голос, ее слова, только звучат они глуховато, непривычно. Будто Матушка где-то по ту сторону.

— Я всегда буду сюда возвращаться, — ответила Ак Ми Э, обняв свой тин-кос.

— Это хорошо, — сказала Матушка. Казалось, она была довольна.

— Я знаю, зачем ты вернулась сейчас…

Ак Ми Э ждала, но продолжения все не было, и она заговорила сама:

— Я хочу помочь. Но не могу… — Голос ее упал. — И потому мне нужна сила Рода.

— Зачем? — спросила Матушка.

— Потому, что сама я не могу вернуть жизнь этому человеку! — выдохнула Ак Ми Э.

— Не это важно, Ак Ми Э, а совсем другое. Зачем ты просишь за него духов Рода? Ты можешь слишком много отдать за это — и не вернуть его.

Девушка задумалась. Что на это ответить? Ей ведь и в голову раньше не приходило… Она молчала.

— Они редко отвечают на такие просьбы. От того, что ты ответишь им, зависит многое, — предупредила Матушка своим глуховатым голосом, к которому Ак Ми Э никак не могла привыкнуть.

— Я не могу их обманывать, — сказала наконец девушка, — я просто не знаю, что ответить им. Но это единственное, чего мне хочется больше всего на свете! Больше, чем хотелось стать Хранительницей Рода когда-то. Больше, чем вернуться в поселок И Лай, увидеть родных, увидеть снова тебя, Матушка. — Она хотела остановиться, но духи не любят неправды, и Ак Ми Э все-таки добавила то, о чем сама даже подумать боялась: — Даже больше, чем опять увидеть Сай Дина… — Она испуганно затихла, ей показалось, что она предает Далекого Человека из-за этого чужака.

Матушка, казалось, уловила ее настроение.

— Ты любишь его, — сказала она без малейшего сомнения. Ак Ми Э помотала отрицательно головой в растерянности.

Потом остановилась, подняв глаза на Матушку.

— Наверно, — сказала она. — Но разве слова — это важно? Главное — это успеть. Время уходит.

В голосе ее зазвенели просительные ноты.

— Но почему? — продолжала вопрошать Матушка, как будто в этом для нее был весь смысл. — Почему? Ведь он просто обманул тебя?

Время. Время уходило, а Матушка, как назло, во всем сомневалась, и не было этому конца. А вот Ак Ми Э больше не сомневалась.

— Он не будет больше сеять ложь, — сказала она. — Никогда.

— Почему ты так уверена? — спрашивала Матушка.

— Я знаю, — ответила Ак Ми Э, и в ней поднялось такое чувство, как будто она и правда знает это.

— Откуда? — Матушка как будто толкала ее своими вопросами куда-то, загоняла в угол. Настоящая Матушка никогда бы не стала так мучить Ак Ми Э. — Ак Ми Э, почему ты знаешь?

Девушка молчала. От того, что она сейчас сделает, зависит все, чувствовала она. Откуда же она это знает, откуда так уверена, словно сам он ей только что сказал? Ак Ми Э постаралась представить его, как помнила. А ведь она знает не только это, вдруг пришло в голову. Она знает все. Ак Ми Э схватилась руками за голову, точно опасаясь упустить главное. Разве не знала она, что так будет? Зачем она тогда пошла через этот огромный лес? Прочь от своего Рода? В неизвестность?

— Потому что я — это он, — сказала она медленно, вслушиваясь в свои слова, не понимая их рассудком. — Я — это он, — повторила она, силясь понять не только сердцем, но и умом.

Она подняла глаза на Матушку. Та улыбалась, Старшая Хранительница была очень довольна.

— Да, это так, — сказала она. — Не зря тебя выбрали. Ты сильная, Ак Ми Э.

— А где ты, Матушка? — подозрительно спросила Ак Ми Э. Но Матушка ничего не ответила, только улыбнулась снова.

Теперь Ак Ми Э отчетливо видела дымку, стоявшую между ними, что колебалась и дрожала, все больше и больше заволакивая Матушку, скрывая ее от глаз Ак Ми Э. Еще чуть-чуть — и образ ее задрожал вместе с дымкой, развеялся и исчез. Ак Ми Э опять осталась одна.

Я — это он. Как же все просто. Как может человек понять такую простую вещь? Всех сил его не хватит на это. Но она сильная. А сейчас она чувствовала себя просто всесильной. Ей не придется никому отдавать долг, она может все сама. Ак Ми Э обняла ствол своего любимого дерева тин-кос руками, ласково приникла к нему, тесно прижалась сердцем и почувствовала, как древние силы, доселе неизвестные ей, но в то же время знакомые, начали вливаться в нее со всех сторон. Снизу, сверху и прямо в сердце. «Я — это он, — повторяла она про себя, — я — это он». Это все, чего она когда-либо хотела. И сила потекла к ней, а значит, и к нему. А потом она совсем потерялась в этом удивительном потоке.

Тай вынырнул из волны, что несла его, неожиданно. Снова сумрачный лес? Когда это они успели убраться с болот? А ему ведь казалось… Он отбросил сомнения, поправил пояс и встал с травы. Надо идти. Но куда? Где же Ак Ми Э, он ведь шел за ней? Он принялся озираться, но вокруг были одни деревья. — Ак Ми Э! — закричал он.

Лес поглотил звук его голоса. Он покричал какое-то время, но она не отзывалась. Казалось, звуки его голоса не доходят даже до ближних деревьев, потому что воздух слишком плотный. Трудно дышать. Трудно и больно. Капля упала на его щеку, потом еще и еще. Начал сеяться мелкий, но частый дождик, будто мощного полога листвы не было над головой. Хорошо, что Тай давно перестал удивляться местным сюрпризам. Дождь так дождь, только вот совсем плохо стало видно. Он заблудился. Без Ак Ми Э он совсем пропадет, пришло ему в голову. «Но она не могла бросить меня, — появилась отчетливая мысль, — по крайней мере, ничего не сказав, не попрощавшись». А если ушла? Ведь если бы она была рядом, то отозвалась бы… Ему стало беспокойно и больно отчего-то. Чтобы не стоять, накапливая в себе все это, он пошел наугад. Все равно куда, лишь бы перебирать ногами.

Дождь усилился, за его пеленой почти ничего не стало видно. «Почему она такая плотная? — подумал Тай. — Как будто это не вода, а… непонятно что». Ему хотелось идти быстрее. Что-то гнало его вперед, но было слишком трудно протискиваться сквозь этот дождь. Он уже давно вымок до нитки. Ак Ми Э, наверное, тоже, если не укрылась где-нибудь. Каким же он был глупцом! Кайя правильно назвал его дураком! Казалось, что он видел Ранжина очень давно, хотя пройти должно было всего лишь несколько дней, а может, и того меньше.

Таю привиделось, что впереди за пеленой дождя что-то движется — размазанный силуэт маячил впереди. Наверное, это Ак Ми Э, подумал он и ускорил шаг. Силуэт куда-то нырял, проваливался, Тай совсем терял его из виду, но потом тень снова появлялась вместе с надеждой. Но не приближалась ни на локоть. Он несколько раз окликал Ак Ми Э, но тень не слышала его. «Ну, пожалуйста, — умолял он, преследуя ее, — подожди хоть немного, не бросай меня здесь. Я никогда не скажу тебе больше ни одного слова неправды, только не бросай!» Но тень так и не оглянулась.

Ему даже показалось, что она стала удаляться. Он видел все более смутно за стеной из дождя и густых ветвей. Сил больше не было идти сквозь этот вязкий дождь, он чувствовал, как замедлились его шаги. Тай поднял руку, чтобы смахнуть с глаз лишнюю воду, и вздрогнул. Дождь тек прямо через его руку, насквозь, словно она была… бесплотной. Он коснулся ладонями друг друга. Ничего такого, руки… были такими же, настоящими, как обычно, только вот… он не чувствовал своих же прикосновений. Внутри томительно заныло, и он совсем остановился. Он вздохнул и решительно ударил по ветке, торчавшей прямо перед ним. Она прошла через его руку, как нож сквозь воду. Яд, толчком вспомнил он, и последние события ринулись сразу в его память. Все, до мельчайших подробностей: лес, серый лохматый зверь, девушка, охотник, лагерные костры, трупы его людей, сваленные в кучу, Кайя-победитель, и снова Кайя с ножом у горла, мелькающая впереди спина Ак Ми Э. Таю захотелось завыть, но не потому, что он все-таки умер. Неужели это он, наследник и надежда рода Кальги, во всех этих картинках? Он недобро усмехнулся. Что он с собою сделал? И для чего? Неужели лишь любовь к Гайят виной его непроходимой глупости? О Кайятрэ, о Таиша! Каким же он был дураком!

Упоминание о Кайятрэ направило неожиданно его мысли в другое русло. Уж очень это место не похоже на мир богов, как его описывают священные тексты! Значит, он не умер еще! «На краю», так говорила Ак Ми Э, «можно не умирать». «Постой, — сказал Тай сам себе, — так кто же там в лесу, за кем я шел?» И он посмотрел в пелену. Силуэт был все еще там, он тоже остановился, как будто давая Таю еще одну возможность, и Тай пошел, потом побежал.

Удивительно, но ему вдруг стало намного легче продвигаться вперед. Силы приходили словно ниоткуда. «Это Ак Ми Э», — пришла совершенно явственная мысль. Она не хочет, чтобы он остался тут, заблудился. Она прислала ему проводника. Догнать бы его только… Силуэт начал вырисовываться яснее, Тай приближался к нему, он уже видел, что это мужчина, воин в полном вооружении, в доспехах и шлеме с такими же темными, как у Тая, волосами до плеч. Он тоже шагал очень быстро, почти бежал, но Тай оказался быстрее. На его оклики проводник не обернулся, но Тай нагонял его. Ни деревьев, ничего другого уже видно не было, только дождевая пелена и неуловимая фигура, до которой все время оставалось хотя бы несколько шагов. Наконец Тай изловчился и коснулся плеча воина; опасаясь, что его рука снова пройдет насквозь, но этого не случилось. Но это и все, что он успел. Почва ушла из-под ног, Тай понял, что проваливается. И он покатился куда-то в свет, потеряв на какой-то миг ощущение пространства, где он находится, а потом упал, небольно ударившись о землю.

Тай вскочил прежде, чем открыл глаза. Но даже когда он их открыл, то не сразу четко разглядел окружающее, потому что зрение возвращалось медленно. Он сообразил, что леса больше нет, хотя вокруг все равно деревья. Очень необычные деревья, и он принялся разглядывать их, замирая от восторга. На них почти не было листьев, одни цветы. Все ветки в цветах, словно в бело-розовой пене. Очень похоже на то, как весной цветут — яблоневые сады в окрестностях Альдьяша, где Тай вырос. Только здесь еще красивее. Деревья все время роняли лепестки, как будто пришла пора им отцвести, но на ветках не было заметно признаков увядания. Воздух насквозь пропитался знакомым бодрящим ароматом, как у напитка, что Таю приходилось попробовать несколько раз. Снег из лепестков цветущих деревьев! Это было так красиво, что Тай даже забыл об Ак Ми Э на несколько мгновений, но потом принялся оглядывать сад в ее поисках. Он точно знал: она где-то здесь. И пошел между деревьями, высматривая ее.

Тай обнаружил ее прильнувшей к стволу одного из деревьев и подошел. Девушка не видела его, с закрытыми глазами она прильнула к стволу, только руки слегка поглаживали кору. Он тихо стоял рядом, не зная, что делать. Здесь было какое-то особое место, не такое, как повсюду. Таю показалось, что его сейчас оторвет от земли, стало легко, приятно и понятно, и он наконец перестал мучить себя. «Это же так просто, — пришла в голову мысль, — так просто». Что именно было так просто, он еще не понял, но было все равно хорошо и спокойно, словно он наконец вернулся домой. Не в свой дворец в Чатубе и даже не Альдьяш, где весной цветут яблони, а туда, где по странности своей жизни не бывал никогда, но куда ему необходимо было попасть. Настолько необходимо, что пришлось совершить этот беспримерный переход через Великие Леса. Ему очень хотелось прикоснуться к девушке, он знал, что нужно это сделать, но почему-то не решался… боялся или просто старался оттянуть время, побыть здесь еще немного.

Наконец Тай с усилием поднял руки — они были такие тяжелые, будто к ним привязали огромный груз, — и потянулся к дереву, как раз туда, где ладони Ак Ми Э медленно поглаживали ствол. Ему показалось, что воздух снова уплотнился, больно стало дышать, заныли мышцы, а ведь оставалось всего чуть-чуть. И Тай передумал. Не надо, верно, трогать дерево. Он обошел его и стал сзади Ак Ми Э, опять поднял руку и с опаской коснулся ее плеча, одними пальцами. Опасения оправдались, его пальцы здесь, в саду, оказались такими же бесплотными, как и в лесу. Ему не удастся ни коснуться ее, ни обнять. «Что же ты еще думаешь, это же так просто!» — кольнула его мысль, и отчаянно, не совсем понимая, что делает, он шагнул прямо на то место, где стояла Ак Ми Э, точно погружаясь в нее. Ему почудилось, что это он стоит около дерева. И в то же время не он. Как будто у него совсем другие руки, ноги, лицо, другое сердце, другие мысли. Удивительное дело, из всех людей, которых, как ему казалось, он знал почти всю свою жизнь и знал хорошо, он понял и узнал только ее. И только сейчас. Разве можно это описать?

Он резко вдохнул и открыл глаза. Холод пробирал его до дрожи. Правую руку он мертвой хваткой сомкнул на поясе девушки, но она даже не попыталась отцепить ее. Она тоже едва очнулась от забытья, но Тай не мог заметить этого в темноте. Костер уже догорел, и тьма стояла кромешная. Ак Ми Э так устала, что даже не могла как следует поблагодарить духов. Она наклонилась над Таем, силясь что-либо разглядеть, положила руку ему на грудь. Медленно, но верно тепло возвращалось к нему, и она успокоилась. Тай что-то шептал, но так тихо, что Ак Ми Э не смогла бы ничего разобрать, даже если бы у нее оставались еще силы. Неужели он смеется? Наконец-то она позволила себе расправить затекшие ноги, спину и опуститься на траву. Так она и заснула, едва успев примоститься рядом с Таем.

Никогда уже этот человек не будет ей чужим, подумала Ак Ми Э, проснувшись следующим утром, повернулась — и встретилась с ним глазами. Но что ей теперь делать? Ему уже было лучше, намного лучше, хотя вряд ли он мог еще вставать. Он смотрел на нее, опершись на согнутую в локте руку, ждал ее пробуждения. Девушка молчала.

— Ты ведь не колдунья? — спросил он неожиданно, стараясь четко и медленно выговаривать слова.

— Нет, — качнула она головой, — Сай Дин говорил, я должна говорить — я колдунья.

— Зачем? — спросил Тай и тут же пожалел. — Не отвечай. Я понимаю. Но ты не обычная женщина. Или женщины вельдов все такие?

— Не все, — сказала она, — я была Хранительница.

— А что ты хранишь? — спросил он с любопытством.

— Род. Я была Хранительница Рода И Лай.

Тай все равно ничего не понял.

— Ты его охраняешь?

— Нет, — она наконец улыбнулась, — Ак Ми Э лечит людей Рода. Дети, большие люди, женщины, мужчины. Я должна говорить к духам Рода… потом говорить к людям, что хотят духи.

Он покивал.

— Я понял… Что-то вроде того, что я видел вчера?

— Нет, не так, — она отрицательно качнула головой. — Так, как вчера, редко. Это странный случай. Духи не показывали себя, но приходили. Я не Хранительница. Настоящая Хранительница всегда слышит духов, видит, знает, как говорить. Ак Ми Э не знает. Не видит и не слышит. Ак Ми Э не Хранительница, больше нет.

Он почувствовал горечь в ее голосе и осторожно взял ее за руку. И подумал: как хорошо это у него получилось, словно невзначай. Она так расстроилась, что и не заметила. Еще вчера казалось, что все просто, и сегодня утром казалось, что будет просто, но вот она проснулась, и он почему-то смутился, не знал, что делать, что говорить. А вдруг это всего лишь ее очередной ритуал! Но она не отняла руки, и это был хороший знак.

— И потому ты ушла в лес? Далеко от своего поселка?

Она кивнула, но неуверенно, словно не знала, как объяснить правильно. Тай понял, что не так все просто у нее случилось. Вопрос вертелся у него на языке, и он не смог сдержаться.

— Тебя изгнали?

Девушка снова неуверенно покачала головой, теперь уже отрицательно.

— Ак Ми Э выгнала из поселка сама, — она сверкнула глазами из-под ресниц, как будто чтобы проверить, что он думает.

— Теперь уже ты меня обманываешь, — улыбнулся Тай, привлекая ее к себе. — Впрочем, ты никогда и не говорила мне правды. И я понимаю, почему. — Он поцеловал ее. Потом еще. — Видишь, ты уже улыбаешься.

Теперь уже на его лицо набежала тень, и Ак Ми Э вопросительно посмотрела на Тая.

— Меня ведь тоже никто не выгонял, — пояснил он спокойно, — но вернуться туда я не смогу. То есть я могу, — он путался, стараясь объяснить ей все простыми словами, — но от этого будет гораздо хуже. Хуже и мне, и всему моему роду. Лучше, если они решат, что я пропал в лесу. Так что, как ты сказала? Сам себя выгнал? Нет. Просто нет у меня другого выхода. Наверное, и у тебя не было?

Она вздохнула.

— Зато теперь нас двое таких здесь, — ободрил ее Тай неловкой шуткой, — в самой середине леса.

— Почему нет? — спросила Ак Ми Э невпопад.

— Чего нет? — не понял Тай.

— Почему ты говорит «нет выхода»? Разве ты не будет вернуться?

Тай покачал головой.

— Помнишь того человека, что убил Тарута? — И, когда она мрачно кивнула, попробовал пояснить: — Сначала он пойдет на восток, в твои земли. Добудет там «вечерние звезды». — Она сверкнула на него глазами. — Да, они ему нужны. Но он хитрый человек. И очень умный. Он добьется дружбы твоих людей, научит их защищаться от воинов адья, которые им угрожают. Понимаешь, Ак Ми Э, как друг и спаситель! Они примут его и помогут. Если я не вернусь обратно, Правитель Адья Тэрэк пошлет новые отряды в твои земли. Такие же, как мой, а может, и больше. Но они ничего не будут знать о Ранжине. И наших воинов в вашей земле встретят ваши воины. Вот такой бы мог быть у него план. Он будет воевать против нас на вашей стороне, пока не утвердится в Земле «вечерних звезд». Правитель не сможет посылать большие отряды через эти леса. Если у вас все охотники такие, как Тарут, то вельдам не составит труда отбиться, если их хорошо подготовить.

— Зачем? — Ак Ми Э совсем не понимала, какая же во всем выгода этому странному Ранжину.

— Подожди. Он бы мог так сделать, но он не сделает. Как только вельды его примут, он обустроит небольшое поселенье для своих воинов рядом с вашими поселками, оставит отряд верных людей, а сам отправится назад, к Правителю, расскажет ему то же, что я сейчас тебе рассказал. Скажет, что вельды готовы к защите, их много, они сильны. Скажет, что на меня надеяться нечего, я погиб. Поставит свои условия. Ему — союз с дочерью Правителя. Это для того, чтобы самому стать Правителем. Потом, когда король Хаадид умрет. А взамен он щедро будет снабжать его сокровищницу. Конечно же, «вечерними звездами»… Кто правит землей вельдов, тот правит миром, а Ранжин не даст здесь править никому, кроме него. Он первый. Его выигрыш. Понимаешь?

— Он не может забирать «вечерние звезды» в земле нашей! Нельзя! — перебила Ак Ми Э.

— Уверяю тебя, он сделает это. Мне кажется, это не так уж и сложно. Ведь добыл же их кто-то из людей, которых наш Правитель послал в земли вельдов? Я видел их сам. И, — он замялся, — может, тебе больно будет слышать об этом, но твой друг, Тарут, тоже имел при себе «вечерние звезды», когда мы вас… встретили. Если они на самом деле валяются у вас прямо под ногами, то уследить за каждой из них вы не сможете. Да и откуда это? Этот запрет?… Это что, закон земли вельдов? Они что, священны?

Он тяжело откинулся на своем ложе из травы и веток. Отрава, что осталась в его теле, все еще давала о себе знать, и в груди уже занемело от такой неудобной позы. Ак Ми Э заметила это и приподнялась.

— Нет, — попытался он удержать ее за талию, — не уходи. Неужели я опять сказал что-нибудь не то?

— Нет, надо стать, — она отодвинула его руку, — надо есть. И мене, и тебе. Надо варить новый нуа, промыть плечо. А «звезды» не священные. Это… — Она искала слова. — Люди вешает их к шеям, ухам. К праздничному одежду, понимать? — Он кивал, его забавляли ее ошибки. — Просто камни. Но есть рассказ… Мене Матушка рассказала. Очень давно наши люди давали «вечерние звезды» другим, но для другие люди «звезды» были не камни. Для другие люди «вечерние звезды» были не как камни, — повторила она, подбирая слова. — Много больше. Сай Дин говорил: ценные, богатство, лучше, чем… круглый металл. Деньги! — вспомнила она слово.

— А вы не меняете «звезды» на деньги? — встрял Тай.

— Наши люди не знают деньги, — удивила его Ак Ми Э. Но потом он вспомнил рукопись.

Она уже хлопотала над своим костром. «Ну, точно, колдунья», — подумал Тай, любуясь девушкой.

— Богатство — это вещи, эти вещи можно есть, одеть, пользовать. Люди меняют вещи один на другой. Нет деньги. А те люди, что приходили, хотели много. Матушка говорила, было много крови нас. Очень много. И духи тогда сделали большой огонь, все умирали.

— Враги? — уточнил Тай.

— Все, — сказала Ак Ми Э. — Это было давно, — добавила она.

— Я знаю про те времена, — признался Тай, и Ак Ми Э повернулась к нему. — В Королевском Хранилище… — он запнулся, — в Большом Доме, где хранят знания… есть рукопись. Словом, у нас тоже есть рассказ об этом, очень давний. Но вашими врагами были не люди адья, а линсы. Это другой народ, древнее нашего намного.

— А теперь адия, — сказала Ак Ми Э бесцветно, словно вспомнив, с кем разговаривает.

Тай прикусил язык. Потом решил незаметно перекинуться к разговору о Ранжине. Все-таки он их общий враг. Девушка подошла к нему с каким-то плоским сосудом в руках.

— Для адия наша земля — это только Земля «вечерних звезд», — произнесла она так же бесцветно. — Никто не думает, что мы там живет.

— Только не для меня… — Он удержал ее за руку. Неожиданно хватка его оказалась очень сильной, и она расплескала немного жидкости. — Прости меня, — он ослабил пальцы. — Поставь это сюда. Поставь и послушай. Сядь, — опираясь на землю обеими руками, он сам сел и выровнялся, несмотря на то что Ак Ми Э замахала вовсю свободной рукой, пытаясь воспрепятствовать ему. — Я… очень виноват перед тобой… И твоими людьми. Перед Тарутом. — Она нахмурилась. — Я хорошо это понимаю. И видел на самом деле только Землю «вечерних звезд», потому что не смотрел, как надо. Не буду тебя снова обманывать, тебя и твоих духов: еще вчера, когда я стоял перед Ранжином, я тоже видел только Землю «вечерних звезд». И ненавидел его за то, что он со мной сделал. И за то, что награда, которую обещали мне, достанется ему.

— Гайят… — прошептала она чуть слышно.

— Да, и это тоже. Если ты поняла хотя бы половину того, о чем мы говорили с Ранжином, то ты знаешь, что Гайят обещали мне. А Гайят и есть дочь Правителя Адья Тэрэк.

— Я мало поняла. Ты и он говорил сильно быстро, — задумчиво сказала Ак Ми Э. — Так значит…

— Да, это значит, — он кивнул. — У Ранжина и у меня была одна цель. Одна и та же.

Она смотрела на него спокойно. «Какая выдержка у нее, — мрачно подумал Тай, — хоть бы сказала что-нибудь, хоть бы крикнула. Было бы легче».

— Вчера я его хотел убить от отчаяния, от бессильной злобы. Сегодня я ему даже благодарен. Хотя и сегодня я бы тоже убил его с удовольствием. Но я благодарен, потому что за этот день и эту ночь все изменилось. Я понимаю, что прошлое нельзя изменить, нельзя забыть, — она кивнула чуть заметно, — но ведь можно о нем не вспоминать… Будто его не было между нами?… Ак Ми Э? — он слегка улыбнулся, пробуя ее реакцию. — Ведь я же умер сегодня ночью. Не совсем, конечно, — он улыбнулся шире, видя, что ее губы дрогнули. — Но часть-то точно умерла. Я сейчас чувствую это очень хорошо. Как будто нет чего-то. Ушло, и там, где оно было, теперь почти пусто. Помню, как ходил по тому лесу и через мои руки ветки деревьев проходили, — его передернуло, а она снова напряглась. — Но ведь у этой части, которая появилась вместо той, что умерла, нет прошлого, правда?

— Нет, — сказала девушка, беря его руки в свои, — уже есть. Ты умирал вчера. А сейчас день. Уже есть, но оно другой. Лучше, чем был.

Тай прижал к себе девушку, не хотелось ее отпускать никогда-никогда. Она запустила руки в его волосы.

— Я люблю тебя, Ак Ми Э, — сказал он ей.

— Лучше, чем Гайят? — прошептала она.

— Глупая, — он поцеловал ее, — это прошлое.

— Который не вспоминать?

Он рассмеялся и подтвердил:

— Который не вспоминать. Это не то, что хотелось бы вспоминать.

У Ак Ми Э впервые творилось внутри нечто неописуемое, невообразимое, необыкновенное от такой малости, как поцелуй. Она помнила, как целовал ее Ак Ло Тан, но тогда было совсем не то! Я — это он, вспомнила она. После этого все изменилось, Тай правильно чувствует. Она тоже поменялась. А вот духов так и не увидела. Ну и не нужно, пускай прячутся.

Только ее прежний опыт Хранительницы помог оторваться от Тая, когда она услышала в его груди тревожные хрипы.

— Ты будет плохо, — сказала она решительно, — плохо сейчас, если не ложиться.

— Пусть, — ответил Тай беспечно.

— Не пусть, — сказала вновь так же сурово. — Завтра пусть, если будет лучше дышать.

И никакие протесты не помогли. Оставалось только смотреть на нее. Чтобы отвлечься от мыслей о ней, он начал расспрашивать о том, что Ак Ми Э будет делать дальше и далеко ли еще до поселений земли вельдов. Она снова начала готовить свое варево, предыдущее оказалось уже холодным. Оно не годится, сказала Ак Ми Э, и принялась за новое. Ответы ее были так же неутешительны, как и запах новой порции зелья. Почти столько же, прикинул Тай, сколько они прошли уже. Но если она поторопится… то может опередить Ранжина. Ведь в лесу она как дома. А вот ему-то что делать? Возвращаться в Адья Тэрэк раньше Кайя? Тай хорошо представлял путь, который ему надо пройти. Он не доберется в одиночку. А если и доберется, что изменится? Хаадид велит отправить новый отряд, больше и лучше, чем первый, и уже без Тая. Если Ранжин не доберется, то доберутся эти. Как будто весь свет рухнет без этих «звезд»!

Для народа Ак Ми Э это снова плохо. И если Тай вернется и расскажет то, что видел, Хаадид уверится до конца в ценности земли вельдов. До отправки отряда Тая он хотя бы сомневался. А человек его, которого, как теперь Тай соображал, просто отловили где-то с камнями люди Хаадида и заставили все рассказать… Человек, который принес «вечерние звезды»… Так он мог их и украсть… Тай пытался нащупать нужную ниточку. Украл и побоялся признаться, придумал неизвестно что, будто побывал в чужой земле. А рукопись… Тоже загвоздка. Но, может, этот несчастный знал легенду, еще и не такие байки в народе ходят. Да, такую ложь в Чатубе могли бы и проглотить. За неимением ничего другого. Тай вздохнул. Шанс призрачный, но и он недостижим, потому что, когда Ранжин вернется в Чатубу…

Ак Ми Э принялась за плечо, осторожно ощупывая его чуткими пальчиками. «Больно?» — то и дело спрашивала она.

— Да у меня ничего почти уже не болит, — соврал Тай и тут же добавил: — То есть намного меньше, чем раньше.

Он и на самом деле чувствовал себя лучше с каждым мгновением. Яд оставлял его тело очень быстро, он уже двигался без особого труда, только в груди сильно щемило.

— Ты думает? — спросила Ак Ми Э.

— Я думаю, можно ли хоть что-то исправить. Мой отряд погиб. Но даже если отряд Ранжина отправится за ним вслед, то Правитель Адья Тэрэк пошлет новых людей, пока не найдет землю вельдов. Или убедится, что ее нет.

Невольно он произнес последние слова так значительно, что она насторожилась.

— Что нет?

— Если бы ты узнала, что сокровище, которое ты искала… его нет? Это просто сказка?

Она задумалась, потом лицо ее просветлело.

— Если так, я тогда горе чувствует, плачет, наверное. Больше не верит, что есть. Что же, надо искать другой сокровище! Ты говорит про Земли «вечерних звезд»? Сказать Правитель, что нет земли?

Тай кивнул.

— А думаю я, Ак Ми Э, о том, что это почти невозможно. Если бы только с отрядом Ранжина что-нибудь случилось!

— Случилось, — она сказала это как-то странно, словно нехотя. — Ак Ми Э думает, случилось.

Тай глядел на нее во все глаза, ожидая продолжения, и она, так же нехотя, пояснила дальше:

— Тут опасное место. Очень сильно опасное. Тут всюду глубоко, я чувствует это хорошо. Всюду смерть. Они приходили после твой отряд. Твой отряд был с Ак Ми Э. Потому мы проходили тут далеко через топи. Если они возвращаются, то могут случиться живые, если идут дальше, на восток через топи… Думаю, будут умирать.

— Разве во всем лесу не было дороги безопаснее? — спросил Тай. — Жуткие места.

— Есть, — кивнула она, опять нехотя. — Много. Тут самый опасный.

— Тогда почему… — Он остановился, глядя на девушку во все глаза. — Значит, не только у меня был хитроумный замысел?

— Что был? — не поняла девушка.

— Хитрые мысли. Обман. Ты знала с самого начата, кто мы такие и что нам нужно? И решила помешать? Правда?

— Правда, — она опустила глаза и вовсю занялась повязкой. — Сай Дин говорил так же, как ты теперь. Про Правитель Адья Тэрэк. Он говорил, если отряд будет вернуться в Адья Тэрэк, и «вечерние звезды» тоже, то будет, как раньше. Когда другие люди приходили в наши земли. Когда много крови. Он говорил — это только начало. Говорил — не верить тебе.

— Что же, он был прав, — признал Тай. — Я недооценил всех, кого только мог, в этом походе.

— Как? — спросила девушка.

— Нет, ничего, — покачал он головой. — И вы с Тарутом решили завести нас в топи?

— Да, — она наконец посмотрела ему в глаза. — Сразу, в этот первый день. Ты говорил, что будет убивать Сай Дин и Ак Ми Э. И мой ти-кой. — Тай покраснел, он вспомнил, что именно обещал Таруту, если Ак Ми Э не поведет отряд. — Я думала, ты — зло. Думала, духи хочет, чтобы вы умирают. — Она заволновалась. — Пошла туда, куда сердце говорил — не надо. Близко сюда — еще хуже, опасно. День через день я видела, что люди адия — почти как мы. Не плохие, не зло. Мучилась. Сай Дин говорил одни слова, ты говорил другие слова. Ты помнит, как за костром ты говорил мне и делал так? — Она приложила свою руку к его сердцу. Он кивнул. — Вот. Я решила, что буду верить не Сай Дин, верить Тай. Но возвращать отряд поздно. Я думала, проходить через топь можно… тихо, осторожно. Не хотела больше убивать тебя и другие люди. Но он сказал; все равно не верить. Я сказала, что буду знать правды. И я знала правда через день. Ты помнит напиток тин-кос первый раз? — Тай кивнул. — Ты все говорил тогда, вся правда была в словах тебя.

«Да уж», — подумал Тай.

— Но я не могла делать больше, чтобы вы умирали в топи. Не хотела!

— Ранжин и без тебя справился, спасибо Кайятрэ и твоим духам, — проворчал Тай. — Только если бы не топи, он долго бы еще этого не делал.

— Я не знала, что этот человек проходил за… по нашему дороге. Ты говорил неправда, и я тоже. Но я не хотела такое. Он ужасный, этот человек.

«Обман рождает обман, — подумал Тай. — Ведь она не виновата ни капли. Что бы я сделал на ее месте? А передумал бы, как она? Уж совсем вряд ли».

— Ясно, — сказал он четко, решительно, словно подводя черту. — Который не вспоминать.

— Да, — обрадовалась она сразу, — который не вспоминать.

— Но Ранжин-то теперь в топях вместо меня! — сообразил наконец Тай, что Ак Ми Э хотела сказать, и даже сел. — Да оставь мое плечо, оно не болит совсем. А они могут перейти их, топи эти?

— Я не думает, что они могут. Но, может, они могут.

— Тогда, быть может, удастся еще что-то изменить!

— Так, как ты сказал? Сказка, богатства нет? Да?

— Да. Тогда можно попытаться.

— Ты будет это делать? — спросила Ак Ми Э.

— Надо выполнять свои обещания, — сказал Тай.

— Какие?

— Разве это был сон? Я помню, как говорил что-то вчера, обещал тебе и твоим духам. Вроде охранять или защищать… Ну, твой Род.

— Да, не делать вред. Помогать, — поправила она.

— Вот я и попробую помочь, хоть попытаюсь.

— Для Ак Ми Э?

— И для тебя тоже. Если адья придут в земли вельдов, снова повторится давняя история. То, что уже было, когда приходили линсы, То, что ты рассказывала. Кровь вельдов на руках адья, — бормотал он. — Это только кажется так просто! Но это неосуществимо.

— Как? — спросила Ак Ми Э, как делала всякий раз, когда переставала его понимать.

— Мне не пройти через лес. Боюсь, что даже с тобой, Ак Ми Э, мне не добраться до западной границы леса.

— С Ак Ми Э добраться, — уверенно сказала она. — Я уже так знает лес! Я — как часть лес. Ак Ми Э нет опасность. Но я должна уходить в И Лай. Говорить, что есть опасность. Сай Дин говорил, это начало, дальше будет так же.

— Дальше будет даже хуже, — подтвердил Тай. — И Лай — это там, где твой дом?

Она кивнула и попыталась его уложить, но ему надоело чувствовать себя таким слабым, поэтому он не сдался на этот раз. Вместо этого он притянул девушку к себе и положил голову к ней на плечо.

— И что дальше? — спросил он ее осторожно. — Ты выведешь нас из этих топей?

— Да, я знает как, — ответила она.

— А потом, что потом? Ты уйдешь к своим людям?

— Да, — сказала она уже не так уверенно. — Я надо туда…

— Конечно, — согласился Тай, — ведь если отряд Ранжина все же выберется из этих топей… Тебе нужно спешить.

— Не нужно, — успокоила его Ак Ми Э. — Ак Ми Э будет приходить в И Лай быстро, больше быстро, чем твой Ранжин.

— Но есть и другие поселения вельдов? Твои люди должны будут разослать гонцов.

— Как?

— Нужно послать людей, чтобы предупредить других вельдов.

— Нужно, — она отвечала вяло и односложно, словно думала совсем о другом.

— Что случилось? — спросил Тай, уловив ее настроение.

— А если… твой Ранжин будет вернуться назад?… В Адья Тэрэк… Не идти вперед. Терять много свои люди, если идти.

— Но он-то этого не знает, — возразил Тай. — Я бы так и сделал. Поискал тебя день-другой в окрестностях, а потом пошел вперед. А потом уже поздно будет возвращаться. Но если он все-таки вернется ни с чем в Адья Тэрэк… тогда он будет молчать в Чатубе.

— Как?

— Чатуба — это столица, город, — пояснил Тай, — очень большое поселенье. Там живет Правитель Адья Тэрэк. Ранжин будет молчать и готовить новый поход. Тогда мне тем более надо возвращаться. Только как?

— Правитель ждет тебя как долго? — спросила Ак Ми Э. — Он знает, сколько путь?

— Знает, — сообразил Тай. — Он будет ждать меня или к началу зимы, или к концу весны, если я не успею до холодов одолеть обратный путь. Зимой идти через леса глупо. Если обо мне не будет вестей год или около того, он не обеспокоится.

— Тогда, — сказала Ак Ми Э радостно, — ты может идти ко мне. В И Лай. Сай Дин жил в И Лай долго. Мы, я и ты, все рассказывает для… нашим людям. Наши Старшие. Они лучше будут думать, чем мы. И ты не надо уходить теперь. Если они так будут решать, то наши охотники будут идти с тобой. Через лес. Провести в Земли Адия. Если надо. Как ты думает?

— А они меня не… — Тай замялся. — Как?

— Что ты им скажешь про меня? — отрезвил он девушку. — Думаешь, они мне обрадуются?

Тут и она задумалась тоже.

— Я не может обманывать мои люди, Матушки, все. Снова нельзя, — сказала она наконец. — Духи не будут больше прощать Ак Ми Э, если она будет обманывать.

— Так что меня там ждет, что со мной сделают твои люди?

— Не могу знать. Но ты хочет помогать И Лай. Духи знать это. И духи тебе помогать. А я будет рассказывать, как наши духи помогать тебе. — Она старалась убедить его изо всех сил. — Тогда не надо уходить тебе сейчас. Уходить потом. После зимы.

Зря она так беспокоится, думал Тай. Будто у него есть выбор! Что его ждет в земле вельдов, неизвестно, а что ждет, если он один в лесу останется, это он понимал хорошо. Куда ему еще сейчас идти?

— Конечно, я пойду с тобой, Ак Ми Э, — сказал Тай вслух, и она сразу же расцвела.

— Но не завтра, — сказала она, — когда ты будет здоровый.

Тай проснулся вместе с восходом, как и всегда, когда ему предстоял новый поход. Сегодня четвертый день с того времени, как он чуть было не отправился к Кайятрэ. Он чувствовал себя почти хорошо, только в груди сохранялось постоянное стеснение. Ничего, успокоил он себя, и это пройдет. Тай так быстро окреп, что они могли выйти еще вчера утром. Но этот день они, не сговариваясь, решили подарить себе. Ведь будет ли еще когда-нибудь такой день, теперь неизвестно.

Будущее Тая в тумане. Этот островок, который Ак Ми Э нашла посреди топи, казался ему спокойным и безопасным. За несколько дней их здесь никто не побеспокоил, если не считать вездесущей болотной мошкары, от которой приходилось денно и нощно жечь костры. Тут уже и веток совсем не осталось, деревьев-то мало, островок маленький. А ветки кустов, которые Ак Ми Э называет ваэ, горят очень плохо, зато, как оказалось, дым от них хорошо отгоняет мошкару. Тай осторожно вылез из кучи веток, чтобы не разбудить Ак Ми Э, и оделся, стараясь сделать это как можно быстрее, чтобы быть не так уж сильно покусанным. Развел костер, как получилось. Ак Ми Э умела лучше, но дым все равно делал свое дело. Хотя скоро эти тучи развеются сами, при свете солнца мошкары гораздо меньше…

Ак Ми Э все еще спала под его и своей куртками. Никак ему не хотелось ее будить, и он принялся за вчерашние клубни травы, Ак Ми Э называла ее фэн. Гадость ужасная, но если нечего есть, можно обойтись и этим. Он принялся с отвращением жевать. Похоже, ему долго придется довольствоваться такой пищей. Много ли с мечом наохотишься? Даже в лесу с непуганой дичью.

И все-таки дым костра ее разбудил. Она тоже не хотела уходить отсюда, иначе бы не собиралась так медленно. Тай знал, как она проворна обычно. Но как бы то ни было, а небольшой заплечный мешочек Ак Ми Э был увязан, и Тай протянул к нему руки.

— Нет, — отстранила его Ак Ми Э, — сама. Это нельзя.

Ну ладно, он пожал плечами. У него и вовсе ничего не было, кроме одежды и оружия, совершенно бесполезного как в лесу, так и в здешних топях. Но он взял его с собой, потому что не привык ходить без оружия. С детства из него готовили воина, и быть безоружным для Тая — все равно что голым. Он срезал две крепкие палки, и они покинули гостеприимный островок. Тай вспомнил свой отряд, так хорошо снаряженный, такой многочисленный. Что от него осталось? Вот если бы Ак Ми Э была с ними с самого начала… Он отогнал эту мысль.

Она оказалась действительно необыкновенным проводником. Пересечение этого болотного края заняло всего лишь дней пять-шесть. Тай не считал. Нельзя сказать, что они прошли через него, как посуху. Особенно часто ему вспоминалось одно местечко, где пришлось очень нелегко. Тай, признаться, уже думал, что конец. Но они выбрались. В тот день Тай даже пожалел Ранжина. Уж он-то знал, что значит терять людей в этих страшных топях, одного за другим, когда и помочь-то нитей нельзя.

Теперь Тай и вовсе уверовал в необыкновенные способности Ак Ми Э. Про себя он даже снова подумывал о ней как о колдунье. Как можно все это просто знать? Что там глубоко, например? Она снова вела его через болота, но теперь уже не надо было задумываться, можно ли ей доверять.

Вчера они одолели границу топей и снова вошли в лес. Деревья опять стали толще, гуще и выше, но еще не закрыли небо. Утреннее солнце все еще хорошо видать сквозь ветки. Сегодня оно должно скрыться — снова будет постоянный сумрак. Тай нагнулся, чтобы затоптать костер, и услышал, как вскрикнула Ак Ми Э.

Он резко обернулся и понял, что ее так испугало. С другого края поляны на свет выступило трое мужчин. Еще двое вроде за ними, в тени ветвей. «Кайя, — с упавшим сердцем подумал Тай, — откуда он здесь взялся?» И бросился в сторону. Стрела просвистела рядом и вонзилась в дерево недалеко от него,

— Стой на месте, Кальги, — предупредил Ранжин.

Рядом с ним тот самый Абрэ, Тай узнал его. Он снова целился в Тая из арбалета. Тай прикинул, куда он теперь будет целить. Если стрелы те же самые, то даже царапина может стоить ему жизни.

— Беги! — крикнул он Ак Ми Э.

— Стой, Абрэ! В нее! — подал голос Ранжин, и его человек прицелился в Ак Ми Э. — Держи ее. Вот так. Если ты двинешься, Кальги, — предупредил он, прежде чем сделать несколько шагов, — ты об этом пожалеешь. Абрэ не такой меткий стрелок, чтобы попасть в тебя, но в нее, будь уверен, не промахнется.

Он сделал еще несколько шагов. Остановился недалеко, но не в опасной близости от Тая. Не очень-то хорошо он выглядел сейчас, не так много осталось от Ранжина и его отряда.

— Странно видеть вас вместе, — процедил он. — Я удивлен. Впрочем, вы оба беглецы. Если бы не дым от вашего костра, мы прошли бы мимо.

— Ты не осмелишься убить ее, Ранжин, — уверенно сказал Тай. — Она ведь нужна тебе.

— Да, но ты мне не нужен. Я возвращаюсь в Адья Тэрэк, — сказал он, ненавидяще глядя на Тая, — но я настойчив и вернусь обратно. И ты мне больше не помешаешь.

— Это не я, это случай. — Тай краем глаза ухватил то, что его несказанно обрадовало, и теперь сосредоточился, пытаясь хоть немного потянуть время. У Кайя всегда имелся этот недостаток. — Ты много говорил об этом.

— Этот сумасшедший охотник дорого заплатил за все, — снова процедил Ранжин, вынимая меч. — Я думал, что и ты тоже. Думал, ты уже умер. — Он поднял меч.

Ти-кой свалился с дерева на голову Абрэ, и одновременно с ним Тай рванулся в сторону от Кайя, к своему оружию.

— Так и было, — сказал он Ранжину, который вдруг странно дернулся и споткнулся. — В лес! — крикнул он Ак Ми Э и кинулся на Кайя.

И тут Тай сообразил, в чем дело. Сзади из левой руки Ранжина торчала стрела. У краешка поляны лежало то, что осталось от Абрэ, и еще одно тело. Ти-кой рычал на двоих оставшихся воинов, не отпуская их от дерева. Ранжин беспомощно оглянулся назад.

— Скоро и я начну верить в духов Рода И Лай, — сказал сам себе Тай, неспешно подходя к Кайя.

— Тар, Байсан! — крикнул Ранжин.

— Они вряд ли тебе помогут. — Тай кружил возле него, но Ранжин, даже раненный, был слишком опасным соперником, его не отвлечешь пустым разговором. — Да и кто тебе теперь поможет? Стрелы, наверное, все те же?

Ранжин первым сделал выпад. Тай еще не оправился от яда настолько, насколько ему бы сейчас хотелось, но и Ранжин тоже не в лучшей своей форме. В последний раз, в канун празднества в честь Гайят, в Чатубе, Тай все-таки одолел его. Но они оба по праву считались лучшими. За спиной взревел ти-кой, послышался вопль. Наверное, у кого-то из людей Ранжина хватило глупости оказать сопротивление. Ухо Тая приласкал привычный звук удара металла о металл. Он даже соскучился по нему. И к Ранжину он больше не чувствовал ненависти, просто надо было с ним покончить, все равно ведь умрет медленной смертью, если, конечно, на наконечнике был тот же яд. Судя по бешеным глазам Ранжина, он там был. Кайя наседал, примеряясь к защите соперника, но Тай лишь спокойно отходил — слишком многое решалось сейчас, чтобы он мог позволить азарту овладеть собой. Пусть вымотается, а там усталость и яд довершат дело, он начнет совершать ошибки.

Но Ранжин понял его тактику и тоже успокоился. Они уже всю поляну истоптали, уклоняясь от клинков, обменявшись лишь несколькими ударами. Тай заметил, что Ак Ми Э вернулась из леса, и ти-кой примостился у ее ног, скучая. Тай уже и сам начал уставать, опять заболело в груди. Невольно он прижал левую руку к груди, пытаясь унять боль, Кайя заметил это и слишком открыто пошел в атаку. Первая же ошибка стоила ему жизни. Он осел, зажимая рану руками, словно не понимая, что все уже кончено.

— Конец, — сказал Тай в его открытые глаза.

Он сам чуть не падал от боли в груди. Подошел к Ак Ми Э. Ти-кой обнажил окровавленные клыки.

— Ты говорила, он ручной, на людей не нападает, — пробормотал Тай, опасливо поглядывая на зверя.

Девушка отворачивалась от того, что осталось на поляне.

— Никогда не был нападать. Но он мой Хранитель, защищает Ак Ми Э. Они хотели убивать Ак Ми Э, мой ти-кой убивал их.

— Надеюсь, он не думает, что от меня нужно защищаться, — Тай посмотрел в недружелюбные глаза ти-коя. Тот с удовольствием зевнул.

— Нет, он знает, он много знает. Даже больше меня. Так бывает, — успокоила его Ак Ми Э. — Давай идти от здесь. Это место плохое, смерть.

Тай посмотрел на свой окровавленный меч.

— Это я умею. Ничего не поделаешь, Ак Ми Э, я воин. Много поколений. Это в крови. Мой Род, понимаешь?

— Я много понимать про тебя, — она кивнула. — Я не думать плохо. Ты — какой есть. И Род твой. Я тоже. Но давай будем идти.

Она повернулась, ее ти-кой лениво поднялся и заскользил следом. Он припадал на одну лапу. Тай тоже шагнул за ними, оглянулся на Кайя посреди поляны. Последняя их встреча. Их соперничество наконец закончилось. Никогда Тай не думал, что у Ранжина будет такой конец.

Он вспомнил о Земле «вечерних звезд», куда еще недавно так стремился, вспомнил Правителя Адья Тэрэк. Со смертью Ранжина и с его исчезновением ничего не изменится. «Теперь-то только все и начинается», — подумал он.

— Это только начало, — сказал он в сторону Кайя и зашагал вслед за девушкой и зверем.

 

ЧАСТЬ 2. Возвращение

Тай снова проснулся от холода. Тяжело заворочался на подстилке, пытаясь одновременно поправить набросанные сверху вместо одеяла ветки и не разбудить Ак Ми Э. Теплее, однако, не стало, и Тай съежился, как мог, обняв руками колени. Прислушался. Дыхание девушки оставалось таким же ровным. Казалось, что ей эти холодные ночи и вовсе нипочем! А он, к своему стыду, слишком привык к степям Адья Тэрэк, раскаленным солнцем, к теплым ветрам, что прилетают с моря, с побережья Линзора или далеких южных берегов Морского Союза. Да что там к ветрам! К теплым плащам, подбитым сайжачьим мехом, к жаркому огню, к кубку подогретого вина…

Тай мрачно усмехнулся, отгоняя навязчивое видение: огромный пылающий очаг в парадной зале замка в Альдьяше. Надо бы потухший костер разжечь… да сил нет расцепить окоченевшие руки, и без того дрожь пробивает. Утренники теперь такие холодные, то и дело лесная трава седеет от инея, а ведь год только поворачивает к середине осени. Каково же тут зимою?

Он выпростался из-под груды ветвей с дивными мелкими острыми листочками, которые Ак Ми Э называла «лапником». Метнулся к кострищу. Зуб на зуб не попадает. А руки — и того хуже, ни одной искры порядочной не высечь. Слабые огоньки с шипением гасли в отсыревшей за ночь лесной подстилке. Даже лапник, занимавшийся от одной-единственной искры, не хотел загораться! Тай скрипнул зубами. Врешь! Будет огонь!

Ак Ми Э не виновата, что он упустил костер этой ночью. Да и не в первый раз.

Он оторвал еще лоскут от своей рубахи. Который уже? Третий, четвертый? Сколько этих упущенных костров, сколько этих одинаковых дней, холодных ночей? Скрипя зубами, чтобы не выбивать ими дробь, Тай уронил пару искр на сухой лоскуток ткани, и тот принялся тлеть. Он дунул, поначалу осторожно, потом сильнее и еще яростнее, пытаясь расшевелить маленькую искру. Хвала Кайятрэ! Тай бросил загоревшуюся тряпку в лапник, пламя зашипело, добираясь до сердцевины покрытых инеем разлапистых веток. Огоньки разбежались во все стороны, пожирая дрова.

Тай протянул онемевшие руки к огню, придвинулся как можно ближе. Постепенно начал оттаивать, повел плечами. Как же шею свело от этой проклятой дрожи, а он и не заметил даже! В груди привычно саднило. Холод усиливает эту боль, он давно заметил. Ак Ми Э уже четвертый день обещает, что они вот-вот дойдут, уже совсем близко, только места вокруг все необжитые, да и троп, протоптанных человеком, не видно.

Таю уже давно хотелось добраться до поселка, хоть какого-нибудь. Нет, он не стремился побыстрее попасть в руки соплеменников Ак Ми Э — на раскрытые объятия ему надеяться нечего, это уж точно. Девушка не раз говорила, что обманывать больше не будет. Ни духов, ни Матушку, ни кого-нибудь еще из своего Рода. Даже ради Тая.

«Тай должен понимать Ак Ми Э. Есть я, есть Тай, очень любимый, есть Род. Род больше. Род родил Ак Ми Э. Еще много людей родил. Еще будут люди, очень много, если нет беды. Сай Дин обманывал, Тай обманывал, Ранжин обманывал, Ак Ми Э обманывала — и сделали большие беды для И Лай. Если опять говорить плохо, неправду — еще больше беда. Много крови, как давно. Весь Род может умирать. Надо говорить, как есть», — убеждала она то ли Тая, то ли себя.

Тай кивал в ответ, успокаивая Ак Ми Э. Все он понимает, обиды не держит. Сам виноват. Кивал и видел, как темнели ее глаза. Она боялась. А за кого? Ведь не за себя же. Тай еще не понимал хорошенько обычаев ее народа, хоть девушка постоянно, как могла, рассказывала ему что-то о Земле «вечерних звезд», о своем поселке, но крепко подозревал, что предводителю отряда чужаков, присланного грабить вельдов, а может, и убивать, на милосердие этих людей рассчитывать нечего. Вот разве что на духов положиться… Ак Ми Э часто повторяла Таю: духи свою волю показали. Никто из людей И Лай не посмеет поднять руку на человека, спасенного духами, нарушить их волю. А вот что же они посмеют тогда? Этого даже Ак Ми Э не знала. Или говорить не хотела. Но от ее первоначальной беззаботности не осталось и следа.

Поэтому Таю и не хотелось лишний раз об этом думать. Особенно в начале пути, когда казалось, что до поселка вельдов еще очень далеко. Он просто шагал по лесу, заново наслаждаясь чуть было не потерянной жизнью, перепрыгивая корни, перелезая через завалы, огибая заросли и овраги. Дикие звери им двоим, и правда, оказались не помехой. Следы — видно, голоса — слышно, рядом же никто не появлялся. Местных духов благодарить за это или же ти-коя, шнырявшего в зарослях, Таю было без разницы. Главное, что их не тревожили больше. Главное, что он жив, вопреки всему, а Ранжин мертв. Главное, что рядом Ак Ми Э, и ее теплая улыбка при взгляде на него никуда уже не денется, потому что Тай больше не даст ей повода усомниться. Главное, что жизнь прекрасна.

Так было поначалу.

Лето принялось клониться к закату. Ночи похолодали неимоверно. Задождило, мошкара тучами поднялась с окрестных топей, другая, не летняя, нещадно жалящая, кровососущая. Она набивалась повсюду: под одежду, в глаза, застревала в волосах и даже под кожей. Лесная земля теперь то и дело размокала, приходилось тащиться по щиколотку в грязи, а то и глубже, оскользаться, падать, увечить ноги.

Особенно же не везло девушке. Она то и дело ковыляла, опираясь то на Тая, то на палки, что он вырезал. Однажды она так изувечила колено о корень, что оно распухло почти вдвое. О том, чтобы идти дальше, не могло быть и речи. Дней семь, а то и больше, они провели, ютясь в убогом шалашике под деревом тан, как называла Ак Ми Э этого лесного исполина. Тай с ужасом наблюдал, как она меняла повязки, пропитанные своими травами и мазями, как шептала что-то над своей ногою, а та становилась все синее, даже чернее, опухала все больше. Однако вопреки его опасениям ее целительство вскоре начало быстро приносить плоды, девушка поднялась на ноги и даже пошла.

Потом дождить стало меньше, вместе с лишней водой ушла и мошкара, и Тай по незнанию вздохнул было с облегчением. Однако в свои права вступала уже настоящая осень. С ней в леса как-то сразу пришли холода, и только теперь стало ясно, что прежние ночи даже в сравнение не идут с теперешними. В Альдьяше, да и в Чатубе тоже, в это время куда теплее. А тут… да и прикрыться ничего нет, хоть бы что-нибудь сверх той одежды, что они на себе унесли из топей.

Оглядывая себя, Таю хотелось то ругаться, то смеяться. Ругаться больше. Ну кто бы сейчас узнал айэта Кальги в этом оборванце? У Ак Ми Э одежда оказалась сработанной на совесть — одно слово, для здешних лесов. А легкая куртка Тая тонкой кожи вся зияла прорехами. Она расползалась быстрее, чем Ак Ми Э успевала заделывать эти дыры. Все чаще Таю снился дворец в Чатубе, замок в Альдьяше, имение в Шайтьяре, изобильные пиры, горячее вино, пылающие очаги, в которых слуги неукоснительно поддерживали пламя, он сам следил за этим со всей строгостью… И не мог уследить. Он просыпался в ярости — и не видел огня, чувствовал озноб. Вставал, поспешно стараясь возродить потухший костер, содрогаясь от спазмов в груди.

Холод обострял его недуг. А ведь еще недавно казалось, что яд помалу оставляет тело, давая ему свободу. Еще недавно казалось, что исцеление уже близко. Теперь же Тай читал в глазах Ак Ми Э: пройдет немало времени, прежде чем боль в груди уйдет совсем. Она возникала словно из ниоткуда, стоило Таю слишком сильно утомиться или напрячься, помогая Ак Ми Э перебираться через преграды на пути, и ломала его пополам, доставая до самого сердца, впиваясь иглами, мешая дышать. В последнее время он слишком изнурен холодом и усталостью, и нежданная боль приходит все чаще, остается все дольше, не желая отпускать. Да, немало времени пролетит, пока она уйдет совсем… «Если уйдет», — проносилось где-то у границы его сознания, но Тай решительно отгонял зловредную тень. Не для того он справился со смертью, чтобы остаться… калекой до самого конца жизни… Нет! Он и так достаточно заплатил за жизнь! Все осталось там, в Адья Тэрэк. Все, что знал, что имел, что любил. А здесь у него только Ак Ми Э. Но разве она не стоит всего утраченного?

Еще недавно Таю и в голову не пришло бы спрашивать себя об этом, теперь же он не решался. И, просыпаясь в лесу после того, как во снах ему являлась Земля Адья, он вспоминал, что, не будь Ак Ми Э, не было бы и сегодняшнего дня. Не о чем сожалеть. Не о чем.

И все-таки он сожалел. Вот когда погиб Ранжин… ну почему бы им не повернуть и не направиться обратно? Туда, откуда Тай пришел? Ак Ми Э смогла бы довести его до западной границы Великих Лесов, теперь он знал это наверняка. Ведь Кайя больше не было, отряда его не было, а значит, и неминуемой угрозы для родичей Ак Ми Э не было тоже… Зачем же упрямо идти в поселок? Ведь если вельды ему поверят, все равно придется возвращаться в Адья Тэрэк! Если поверят… Ак Ми Э верила, но все равно упрямо двигалась на восток. И все же он знал, что смог бы уговорить ее. Они вернулись бы вместе в Адья Тэрэк. Домой. Но тогда Тай был слишком счастлив, чтобы думать. Слишком упоен жизнью. Принял ее решение со всей покорностью, на которую тогда оказался способен. А теперь уже поздно. Теперь они в земле вельдов. И как ни мечталось ему уже куда-нибудь прийти, туда, где тепло и люди, но как только Ак Ми Э сказала, что поселок уже близко, Таю вновь расхотелось заканчивать путешествие. Он целыми днями думал, что скажет вельдам и дадут ли ему вообще что-нибудь сказать. Если бы не проклятый холод, он мог бы вечно идти к их поселку.

Мрак серел. Хмурый осенний рассвет застал Тая у костра все в той же тревоге. Нет, он не женщина, он воин, и судьбу свою встретит достойно. Былая решимость, такая же, как и в первые дни после исцеления, зашевелилась внутри. Даже если на нем всего лишь небольшая часть вины… но нет здесь никого, кроме Тая, чтобы держать ответ. Так пусть же Ак Ми Э приведет его, наконец, в свой поселок!

Груда веток зашевелилась. Ак Ми Э медленно выбралась, сонно щурясь, присела к огню, обхватив свои острые локти.

— Замерзла, холодно, — улыбнулась Таю.

Он — в ответ. Рассеянно, смутно. В последнее время он часто так улыбается. И смотрит тоже так. Ак Ми Э знает, почему Тай так смотрит. Назад смотрит. В то, что ушло. Плохой взгляд, нехороший, тоскливый. С того дня, как все изменилось, как они выпили напиток тин-кос, ей достаточно только посмотреть, только сердцем прикоснуться, чтобы узнать. Раньше его сердце пело, а теперь больше не поет. Плачет. Сам он не плачет, потому что мужчина. Ему нельзя, Ак Ми Э можно. Потому ей легче, а ему тяжело. Каждый раз, как он просыпается, на сердце новая рана. Разве она не чувствует? Но Тай ничего не говорит, и она молчит. Молчит и ночью плачет за него, чтобы сердцу стало легче, и просит духов за своего адия.

Девушка вздохнула. Еще вчера они могли бы войти в И Лай. Знакомые места, до боли, до слез. Но слезы есть, память есть, а возвращаться не хочется. Отчего? Ак Ми Э так рвалась сюда с тех пор, как они повернули от топей. Обратно к Матушке, к роще тин-кос, к своему дереву, что так помогло ее Таю. И ведь не просто так рвалась, за делом, от беды остеречь. Не думала ни о чем, только к цели летела, а третьего дня, как подумала, так и встала на месте… Она ведь отломанная ветка, к дереву не приживишь. Сама ушла, сама от Рода оторвалась. Вот придет Ак Ми Э, принесет свою весть… Куда ей дальше? Кто она им теперь? Кто ей будет рад? Да еще с такими вестями. Да еще с чужеземцем…

И Тай, что будет с ним? Девушка уже который раз отгоняла непрошеные думы. Нет, после заступничества духов люди И Лай тронуть его не посмеют. Старейшина не позволит, Матушка не позволит, да и поостерегутся все они против предков идти.

А вот в Роду чужака могут и не оставить, если только не поверят, что помочь хочет ее Тай, отвести злую беду, обмануть

Правителя Земли Адия. Могут из поселка в леса выгнать… перед зимними-то холодами! А для него это — смерть. И другие Роды чужака тоже к себе не пустят, дурная слава вперед него понесется. Если Ак Ми Э своих родичей не уговорит, никто не примет ее Тая, никто не укроет. Неужто она своими руками его на смерть притащила?

Страшно говорить, страшно теперь признаваться, когда все сделано, когда уже сегодня она войдет в родной поселок: после смерти злого Ранжина надо было поворачивать в далекую Землю Адия. Тай говорил, что мог бы тогда вернуться без урона для своего Рода и с пользой для Земли «вечерних звезд»… говорил и смотрел на нее. А она — как не слышала, хотела еще полгода у судьбы украсть. А ведь могла бы целую жизнь с ним прожить в далекой земле… И не так уж страшно у адия, как ей поначалу казалось. Тай часто рассказывал, что там да как, и выходило, что Далекий Человек многого не помнил как следует. Или не знал? Со слов Тая, там не так уж страшно…

Да что теперь жалеть о сделанном. Только бы ему поверили люди И Лай. Только бы не прогнали!

Так говорит та половина сердца, что с Таем, а вторая стонет, что не будет ей счастья в чужой земле, вдали от Рода. Род больше, чем Ак Ми Э, чем Тай, чем тот ребенок, что у нее под сердцем. Род был всегда и будет, он защитит ее, как никто не сможет защитить в чужом краю. Разве духи не направили ее в ту ночь, когда Тай чуть не умер? Что бы она делала, если б ее тин-кос не помог? Вот и выходит по всему: там ее сила, туда ей идти, там она нужна, раз родовое дерево все еще говорит с ней. Духи ее не забыли, а люди… они не осмелятся идти наперекор воле предков.

Ак Ми Э почувствовала зов.

— Сие! Сие! — окликнула негромко.

Ти-кой не оставит ее. Даже если все разбредутся, страшась проклятия духов, даже если Тай покинет ее — ведь ему придется когда-нибудь уйти к своему Правителю, — тогда с ней останется Сие.

Зверь неожиданно вынырнул из-за деревьев. Осенью его пепельно-рыжее тело совсем не распознать в разноцветной листве. Тай невольно отшатнулся. Ти-кой очень любил возникать рядом с ним, точно напоминая: он всегда настороже. В пасти повис крупный лау, так называла этих зверьков Ак Ми Э. Сродни степному длинноногому зайцу, только куда крупнее, да лапы покороче, да уши тоже. А вот хвост не подкачал, не то что у степного сородича.

Девушка рассеянно потрепала зверя за ухом.

— Спасибо, Сие, — указала на тушку лау, принесенную ти-коем к ее ногам, — но нам не надо. Можешь взять ее сам. — Она опять показала взглядом на добычу.

Ти-кой пребывал в недоумении. Хозяйка, похоже, сегодня отказывалась от его дара, что раньше принимала с такой благосклонностью. Тогда девушка потянулась к сумке, сплетенной из гибких веток ваэ, вытянула остатки вчерашней трапезы.

— Видишь, у нас есть еда, — объясняла она зверю. — Видишь? Вот она. А днем мы будем уже в И Лай, Ты разве не помнишь родных мест?

Ак Ми Э опять принялась трепать Сие за ухом. Ти-кой заурчал, привычно косясь на Тая. Так он смотрел каждый раз, принося добычу. Таю казалось, что взгляд большого зверя полон презрения. «Какой же ты охотник, хоть и большой человек, — будто спрашивал нахальный зверюга, — если приходится тебя кормить?» А Таю и ответить нечем. Какой из него, и правда, охотник? С мечом! Ему бы арбалет какой-нибудь. Зверье хоть и непуганое, а близко не подпускает. Ак Ми Э рассказывала, Далекий Человек силки на ночь расставлял, к утру в них нередко что-нибудь да попадалось. Не было нужды по лесу гонять за добычей. А Тай мастак только на степных волков охотиться. Ему бы лошадь, седло, стрелы или пику легкую, да еще вольный простор. Уходя с поляны, где навсегда остался Ранжин, он хотел было прихватить с собой арбалет Абрэ, да вспомнил, что стрелы все ядовитые. А если и не все — как проверить? Так и не взял. Зачем лишний груз с собой тащить? Потом жалел, да поздно.

Ти-кой полноправно считал Тая своим должником. Перебиваться клубнями, грибами и ягодами, как Ак Ми Э, тот долго не мог. Охотиться не получалось. И тогда в один прекрасный день Сие принес две сероватые тушки лау и положил к ногам хозяйки. Каждые два-три дня зверь принялся таскать разных диковинных животных, когда побольше, когда поменьше. Из них Тай только лисицу признал. Девушка благодарила на своем языке. Тай к тому времени уже сподобился несколько слов выучить. Наверное, это Ак Ми Э попросила Сие о таком одолжении, видя, что Тай ослаб от голода. И ведь как-то же она с ним говорила, и зверь ее понимал!

«И Лай», «родные места», уловил Тай знакомые звуки. Он так и не осилил язык вельдов. Слишком короткие слова, произносимые мягким голосом Ак Ми Э, сливались для него во что-то одно, большое, длинное. Сам он еще мог что-нибудь простое сказать, хоть девушка старательно морщила носик, пытаясь не улыбаться, пока он складывал вместе малопонятные звуки, а вот понять — ничего не получалось. Бывшая Хранительница Рода И Лай в свое время оказалась куда более способной ученицей Далекого Человека.

— Что? Мы скоро будем в поселке?

Ак Ми Э кивнула:

— Это совсем рядом. Мы могли приходить вчера. Очень поздно, но я не хотела приходить в ночь. Плохо, плохой знак.

Уже скоро. Тай весь подобрался. Если б Ак Ми Э так ободряюще не улыбалась вовсю, ему было бы спокойнее. Они покончили с остатками вчерашнего лау, пока ти-кой в сторонке расправлялся с сегодняшним, и собрали весь свой нехитрый скарб. Подождали, пока огонь догорит — Ак Ми Э наотрез отказывалась затаптывать лесные костры, — и отправились в дорогу.

Здесь совсем не тот дремучий край, не Великие Леса - давно кончилась земля лесных гигантов, и солнце уныло проглядывало сквозь серые облака меж ветвей деревьев, не таких уж частых и больших. Уже высоко поднялось, поселок оказался неблизко от их ночной стоянки. К середине дня проплешины попадались все чаще, становились все больше, и, наконец, путники забрались на голую вершину холма, поросшего травой, откуда им открылась обширная, но неглубокая долина. На дальнем ее краю Тай разглядел какие-то строения. Много, даже на поселок не похоже, целое местечко, только ничем не огражденное. Стену или высокий частокол он бы и отсюда разглядел. Да и слишком уж поселок широко раскинулся, расползся во все стороны.

Ближе пестрели черные и желтые куски земли — лоскутья полей или огородов, в этом году уже никому не нужных, сообразил Тай. А прямо перед ними, от ближнего края долины, тянулись рощицы с правильными рядами деревьев, и кто-то суетится между ними. Вельды, наверное. Все, как было записано со слов разведчика Хаадида, принесшего в Чатубу «вечерние звезды».

Рядом с поселком, у околицы, повисло огромное пятно розовой дымки. К нему притягивало взгляд Тая, а внутри у него почему-то отдавалось мукой и болью. Он поневоле продолжал вглядываться в пятно, и знакомое стеснение отчаянно резануло грудь, сильнее, гораздо сильнее, чем могло случиться из-за усталости от сегодняшнего легкого перехода. Тай принялся с усилием глотать промозглый осенний воздух, но боль продолжала раздирать ему нутро.

— Что? Что такое? Ты снова нездоровый? — Ак Ми Э тронула его за руку.

Он с усилием отвел глаза, поглядел на нее. Странно, сразу удалось вдохнуть полной грудью, и внутри отпустило, будто воздух наконец прорвался внутрь.

— Что это? — спросил Тай. — Это розовое? Обернулся, указал на пятно, и сразу же боль вспыхнула с новой силой. Он схватился за грудь.

— Не надо много смотреть! — Ак Ми Э, сообразив в чем дело, с усилием развернула его лицом к себе. — Это священная роща духов. Деревья тин-кос еще стоят, роняют лепестки. Другие деревья роняют листья, умирают к зиме. Эти умирают последние, оживают первые, потому еще стоят, цветут.

Тай кивнул. Вот оно что. Ак Ми Э уже все это рассказывала. И о роще, похожей на яблоневые сады в Альдьяше, куда никто не смеет ходить без сопровождения Хранительницы, и об охранных духах Рода, якобы живущих внутри, и о ветках, засыхающих и появляющихся на стволах. Это та самая роща, что он видел во сне.

Ему удалось, наконец, отдышаться.

— Вот оно что, — протянул Тай, пытаясь стереть с лица растерянность. — А боль отчего? Я ведь только посмотрел туда…

Девушка внимательно взглянула на него, потом скользнула глазами мимо, к роще тин-кос. Тая, потянувшегося взглядом за ней, дернула за руку. Он послушно уставился на ее щеку. Ак Ми Э долго молчала. Как будто слушала.

— Не могу говорить тебе, как есть… — вздохнула она, упершись ладошками в грудь Тая. — Ничего не вижу, не слышу. Так, как всегда.

И юркнула вперед, укрывшись у него на груди. Тай обнял девушку, силясь утешить, сжал ее хрупкие плечи покрепче, так, как она любила. Да что толку? Пусть она хоть сто раз повторит, что раз прячутся от нее духи, то пусть, ей все равно, но он-то знает: все это неправда, гложет Ак Ми Э их молчание, гложет ее собственная слепота, немота. А чего гложет, Таю не понять. Он ведь тоже никогда богов Адья не видел, а в покровительство их верить не перестал. Да и остальные вельды вроде не сильны в видении и слышании предков своих. Только Хранительницы с духами разговаривают. Ак Ми Э старательно избегала рассказов, отчего из поселка ушла. Тай за все время так и не понял, зачем Ак Ми Э подалась в Великие Леса прочь из Рода И Лай. Только теперь, кажется, понимать начал.

Девушка оторвалась от его груди. Притворно улыбнулась. Ей, наверное, показалось, что ободряюще. «Эх, Ак Ми Э, никого обманывать не хочешь, ни Род свой, ни духов, ни какую-то Матушку, только себя одну», — подумал Тай.

— Ты был тут, — пояснила Ак Ми Э. — В роще. Помнишь, когда умирал? Наши духи Рода спасали тебя. Ты пришел сегодня. Они узнали Тая. Хотят говорить тебе что-то… только я не слышу. Ак Ми Э думает, они хотят, чтобы Тай вспоминал, что обещал. Тогда, в тот день. Чтобы помнил. Говорят, что сами не забыли. Говорят, что не будут давать Таю делать вред для людей И Лай. — Она примолкла, глядя на Тая, и добавила уже сосем тихо: — Я так думаю.

Потянула за руку. — Пойдем…

Они спустились с холма. Пошли прямо через сады. Изредка им встречались люди, похожие на Ак Ми Э. Низковатые, круглолицые, с такими же широко распахнутыми глазами. Женщины в таких же кожаных штанах и платьях до колен, только в теплых стеганых накидках сверху. Только волосы у всех убраны в две длинные толстые косы по бокам, туго перетянутые то ли шнурами какими-то, то ли тонкими кожаными ремнями. Ни у одной из них не было такого множества мелких косичек, как у Ак Ми Э, вышагивавшей в двух шагах перед Таем.

Мужчины у вельдов тоже низковатые. Тай на голову выше самого высокого. Хотя и повстречали-то они только троих. Все больше женщины попадались.

И каждому Ак Ми Э бросала слова приветствия. Уж их-то Тай сподобился выучить. Иногда называла по имени. В ответ — молчание. Редкое приветное слово срывалось с уст. Завидев путников, люди подходили поближе, рассматривали. Больше Тая разглядывали, от Ак Ми Э, заметил он, вообще глаза отводили. Лишь раз какая-то девушка звонко выкрикнула ответные слова и, бросив что-то похожее на мотыгу, кинулась было навстречу. Но женщина постарше суровым окриком вернула ее на место. Девушка нерешительно остановилась, потопталась. Назад не вернулась, но и дальше не пошла.

Нет, эта «радушная» встреча Таю не нравилась. Он чувствовал себя так, как будто идет сквозь строй вражеских воинов. Может, родичи Ак Ми Э так насторожились, потому что она привела с собой чужака? Но ведь еще разведчик Правителя Хаадида рассказывал, что пришлых вельды не отпугивают, да и сами не боятся. И не разберешь даже, кому они больше не рады. Тая вон с любопытством разглядывают, а от Ак Ми Э глаза воротят.

Дорогу Ак Ми Э заступила Та Ни. Ну почему так не везет? Та самая сплетница, что первая слух разнесла, будто Ак Ми Э духами проклята, что к своему ребенку ее не пустила, сестра несчастной Нин Эсэ, что никак ветку своей дочери к стволу Ак Ло Тана привить не может.

Ак Ми Э продолжала двигаться вперед, но Та Ни стояла прямо на тропинке. Обходить — значит страх свой сразу выказать. Пришлось остановиться. Тай встал вслед за нею, в нескольких шагах. У Ак Ми Э язык не повернулся кинуть этой… слова приветствия. Девушка просто встала, выжидая, пока той не надоест торчать на пути. Если Та Ни хочет затеять новую ссору, пусть сделает это первой.

— Чего вернулась? — наконец вызывающе уронила женщина. — В лесу трудно живется? Или по Ак Ло Тану соскучилась? Что, Сай Дин себе другую нашел да бросил тебя? Или это ты его где-нибудь в болоте бросила? А может, — насмешливо протянула она, смерив Тая презрительным взглядом, к которому, однако, примешивалась изрядная доля любопытства, — ты себе другого в лесу отыскала?

Та Ни противно захихикала, словно давясь своим смехом. Кое-кто поодаль вторил ей.

— Напрасно ты, Та Ни, меня обидеть хочешь, — ответила Ак Ми Э почти спокойно. — Я важные вести Роду принесла, меня за тем духи и посылали. И не для того я полпути обратно через Великие Леса шла, чтобы теперь с тобой ругаться. Недосуг мне, уйди с дороги, мне к Старейшине скорее надо. И к Матушке.

От такого уверенного отпора Та Ни так и поперхнулась своим смехом, стояла и только глазами хлопала, наливаясь краской в преддверии ссоры.

— А Сай Дина, — добавила Ак Ми Э, — и не поминай даже. Умер он! И к духам ушел, свой Род защищая! — Голос начал звенеть при одном воспоминании о Далеком Человеке. — Да что там Род, всю нашу землю по эту сторону от Леса! Пусти меня!

И, пройдя мимо растерянной ее последними словами Та Ни, Ак Ми Э решительно направилась дальше. Тай двинулся за ней. Из всего он только и уразумел, что женщина спрашивала о Сай Дине. Может быть, она из семьи охотника, потому и спрашивает у Ак Ми Э, куда он делся? Потому и злится на девушку? Он услышал, как женщина, опомнившись, визгливо выкрикивает что-то им вслед. Встреча нравилась Таю все меньше и меньше. Совсем не так рассказывала Ак Ми Э о людях И Лай. Не так о них рассказывал и человек Хаадида. Неужели это Тай стал причиной их ожесточения?

Ак Ми Э двигалась, как в тумане. Изредка срывавшиеся приветствия не радовали ее, а другие, куда более крепкие словечки, соскакивавшие то у одной, то у другой, заставляли ее сжиматься, храня на обличье обычное спокойствие. И откуда столько злобы? Ведь раньше столько не было. Да и забыть они уж должны бы… А вот не забыли, еще пуще ненавидят, еще крепче. Что же случилось, пока ее в родном поселке не было?

Тай учуял знакомый аромат, терпкий и пряный, несказанно бодрящий. Ноги сами пошли быстрее, он поравнялся с Ак Ми Э. Впереди, чуть правее от их тропы, розовела роща духов.

— А мне можно тут ходить? Рядом с вашими духами? — Тай с опаской указал на рощу тин-кос.

Он прислушивался к себе, ожидая знакомой боли в груди, но возникло только легкое жжение, не очень приятное, но и не болезненное.

— Ты разве нездоровый рядом? — рассеянно спросила Ак Ми Э, все еще уткнув взгляд себе под ноги. — Ты чувствует боль?

— Нет, — Тай наклонился, пытаясь заглянуть ей в лицо. — Только жжет. Но не больно.

— Жжет, горячо, это всегда так, — девушка наконец оторвалась глазами от тропинки, не удержавшись. — А духи больше тебе не говорят. Один раз сказали, Тай должен слушать. Дальше его дело.

Она остановилась, глядя в сторону рощи тин-кос, потом закрыла глаза. Таю ничего не оставалось, как ждать.

Ак Ми Э простояла так недолго, робко вытянула руки вперед, шевельнула пальцами, как будто погладила что-то,

— Я вернулась домой, — сказала упрямо. Потом, точно спохватившись, с нежностью: — Я вернулась домой, мой тин-кос…

Дальше они двинулись быстрее. Очень скоро обошли рощу тин-кос, вышли на околицу. На отшибе торчало три одиноких бревенчатых домика. Таю показалось, что один, уже совсем покосившийся, явно давным-давно заброшен. Два других, наоборот, радовали глаз своей ладностью и аккуратностью. Как будто срублены недавно. Ак Ми Э направилась к одному из них. Подошла к двери, вздохнула.

— Тебе нельзя туда, — только и сказала. — Ты не из И Лай. Надо ждать тут. Никуда не ходить.

И решительно постучала. На стук выглянула старуха со множеством тонких кос, как у Ак Ми Э, но не цвета хлеба, а совершенно белых, седых. Незлая, сразу видно, хоть и всполошилась неимоверно, увидав их, глазами захлопала.

— Ак Ми Э! — воскликнула, всплеснув руками.

Потом еще что-то, Тай не разобрал. Старуха перевела взгляд на него. Уж неизвестно, кому она больше удивилась. Ак Ми Э обратилась к ней «Матушка». Что ж, она на самом деле на старую колдунью похожа. Видно, что главная здесь, ее убранство побогаче, чем у остальных женщин. У Ак Ми Э полустершийся желто-коричневый узор только внизу по краю платья змеился, а у старухи все оно было разрисовано причудливыми фигурами, листьями, ветками. Там и тут среди узора поблескивали «вечерние звезды», белые и желтые, оправленные в кожу. На шее у местной колдуньи болтался шнурок с каким-то замысловатым амулетом, перевитым тонкими разноцветными полосками кожи — даже и не разберешь, что такое.

— Ак Ми Э! Девочка моя, — почти простонала Хранительница. — Ты вернулась!

Ак Ми Э ждала, что Матушка обнимет ее, прижмет к груди, и она наконец почувствует тепло родных стен, но Старшая Хранительница не торопилась это сделать. Наверное, она слишком удивилась возвращению девушки, не могла прийти в себя.

— Ты вернулась, — повторила она уже тревожнее. — Но это против воли духов!

Матушка воззрилась на Тая, но спросить так ничего и не успела.

— Я вернулась, Матушка, — прошептала Ак Ми Э. Почему-то на глаза то и дело наворачивались слезы, она и не думала, что так соскучилась по Матушке. — Но это не против воли духов, а по их желанию! Они хотели, чтобы я ушла из И Лай, это правда, Матушка! Но все для того, чтобы узнать о большом зле для нашего Рода, большой беде! Это духи хотели, чтобы я проведала о том и донесла в И Лай тревожную весть. Надо скорее рассказать Старейшине и послать наших охотников во все другие поселки, что неподалеку! А они пусть рассылают своих людей дальше! Матушка, нам большая беда грозит!

Матушка сразу же взволновалась.

— А этот человек? — бросила, взглянув на Тая. — Откуда он? И где Сай Дин? Он не вернулся с тобой?

— Он умер…

Девушка разрыдалась, и Тай не посмел при старухе даже руки к ней протянуть, чтобы утешить, зато тут уж сама Матушка потянулась к Ак Ми Э, прижала к груди, поглаживая тонкими сухими пальцами затылок и шею.

— Он умер, Матушка! Для того… — она снова захлебнулась слезами, — чтобы я смогла уйти обратно в И Лай, донести злую весть! Матушка! Умер ради детей своих, ради нашего Рода, а ушел к своим богам!.. Предки не захотели забрать его! И нам не встретиться с ним по ту сторону… И детей своих он там не увидит, и Кани Кан!..

— Ну, пойдем, пойдем, — уговаривала Матушка, пытаясь втащить ослабевшую девушку внутрь своего жилища.

Тай хотел помочь, но опустил руки, наткнувшись на взгляд Хранительницы.

— Жди нас тут, — сказала Таю старуха и захлопнула дверь. Слова знакомые, легкие, он понял, со вздохом присел на крыльцо. Хорошо хоть солнце сегодня изредка проглядывает из-за туч. А вот к вечеру опять худо придется. Неожиданно дверь распахнулась, и Старшая Хранительница вытянула наружу большое меховое покрывало, протянула Таю. Он принял с восторгом, поблагодарил, как учила Ак Ми Э. Старуха ничего не ответила, сразу скрылась в недрах домика, откуда все еще слышались всхлипы Ак Ми Э. Дверь снова затворилась.

Ак Ми Э никак не могла успокоиться, и Хранительнице долго пришлось отпаивать ее отваром из черного медовика. Всю Дорогу Ак Ми Э запрещала себе думать о Далеком Человеке, но теперь, вернувшись в поселок с другим спутником, увидела недоумение в глазах Матушки, представила вопрошающие глаза Кани Кан, ее детей, вспомнила последние слова: «Беги, моя любимая девочка!» — и не выдержала. Нет, так не годится, у нее ведь дело есть. Ради него Сай Дин и умер. Ак Ми Э с силой отерла глаза.

— Матушка, большая беда надвигается с запада! Духи, верно, меня затем и отправили туда, чтобы разузнать, чтобы напасть нежданной не пришла. Сай Дина дали в спутники — а то кто бы помог друзей от врагов распознать, кто бы Ак Ми Э в обиду не дал! Надо собирать Круг Старших И Лай, надо людей рассылать окрест!

— Прежде, Ак Ми Э, — тревога все больше проникала в голос старой Хранительницы, — поведай все мне. Я ведь не могу просто так… к Старейшине бежать, указывать Круг Старших созывать… Да и ты, девочка… так не вовремя явилась…

Ак Ми Э не обратила внимания на последние слова, словно и не расслышала. Сразу принялась за свою историю, приподнявшись с меховой подстилки, на которую упала вся в слезах. Начала с того, как встретили они в лесу страшного зверя, как дрались с ним Далекий Человек и Сие, как пришли на помощь чужие люди из земель Адия, тех самых, про которые Сай Дин рассказывал, откуда он родом. Как убили серого лохматого зверя. И Тай, что сидит на крыльце у Матушки, тоже из них, из этих адия. Это он спас Ак Ми Э, он зверя зарубил. Дальше поведала про то, как чужаки принесли не только избавление, но и плен. Ничего от Матушки нельзя утаивать, духи сразу же ложь услышат, и Матушка услышит. Ничего не скрыла Ак Ми Э, даже того, что Сай Дин закон нарушил, «вечерние звезды» с собой унес. Умолчала только о том, что в далекой Земле Адия осталась семья у охотника. Зачем людям И Лай знать про то, зачем Далекого Человека бесчестить, зачем сердце Кани Кан надрывать? Род никогда не знал его так, как Ак Ми Э, для Рода он всегда чужим был. Даже ветка не выросла…

— Не зря говорили предки: нарушишь закон — быть великой беде! — Матушка только руками всплеснула, узнав о вероломности Сай Дина. — Ни один из наших людей не нарушил бы слова, данного Старшей Хранительнице. За это на него и пало проклятье Рода, за это и умер Далекий Человек!

— Не говори так, Матушка, — взмолилась Ак Ми Э. — В Земле Адия он никому б не стал рассказывать, откуда «звезды» взялись! Там ведь совсем другие порядки, не такие, как у нас. Если у тебя нет желтого металла или «вечерних звезд», никто тебе и куска лепешки не даст, глотка воды! Потому и взял! Хотел, как лучше! Мудрости предков не понимал, мудрости древних законов!

Матушка только головой покачала, и Ак Ми Э дальше повела свой рассказ. Поведала, что Сай Дин назвал ее перед чужими людьми великой Хранительницей, что с лесными духами умеет говорить и путь указать в лесу. Это не для того, чтобы духов оскорбить, а чтобы спасти от людей адия. Духи это поняли, простили Ак Ми Э. Узнал Далекий Человек своих земляков с той стороны Великих Лесов и понял, что за «вечерними звездами» они идут. Объяснил Ак Ми Э: не будут они спрашивать ни людей И Лай, ни каких других, сами возьмут, что захотят. Матушка ведь помнит, что Сай Дин рассказывал о шаях, воинах? Они всегда силой берут то, что не дают им по доброй воле.

Все больше мрачнело лицо старой Хранительницы, все меньше она прерывала Ак Ми Э. Та уже рассказывала про то, как решили они с Далеким Человеком завести чужаков в болота, чтобы сгинули они там. И только тут брови Матушки взметнулись в удивлении.

— Нет, Матушка, — горячо зашептала Ак Ми Э, — я бы никогда не смогла! Только потом поняла, что не могу… даже если они — зло. Я сначала думала, что зло, — сбивчиво пыталась она оправдаться. — Они плохо себя с нами вели, жизни лишить обещали, если не поведем через лес. Потом мы с ними пошли, несколько дней лесами двигались. Оказалось, они такие же люди, как мы, только над ними Верховный Старейшина Хаадид, что велит принести ему «вечерние звезды». Он обещал зло своим шаям, если не добудут «звезд», а они — нам с Далеким Человеком. Матушка, они даже Сие раненого за собой тащили, не оставили диким зверям. А ведь боялись! Еще как, я же видела… — Она поникла. — Видела, что они такие же, как мы, не лучше, не хуже. В болота завела, а бросить их там не смогла. Тогда и решили мы с Далеким Человеком, что пойдем с ними до самой кромки леса, но дорогу в поселок указывать не будем. Мы нашим охотникам скажем, и они поймают людей адия! Потом пусть Старшие думают, они куда лучше нас рассудят, что делать! Только…

Девушка вздрогнула, вспомнив кучу трупов на болотном островке. Только не получилось так, как хотелось. И поведала она дальше, как проснулась утром в чужом лагере, как увидела целый холм из мертвых тел, как повели ее к Ранжину, который снова хотел обмануть ее, прикидываясь другом людей из Земли «вечерних звезд», как поймал он Тая. Оказалось, что оба хотели взять в жены дочь Верховного Старейшины Хаадида, но обещана она была Таю взамен «вечерних звезд». Потому злой Ранжин и шел все это время по лесу за людьми Тая, по той тропе, что они протоптали. А когда в болота вошли, стали у него люди гибнуть без провожатого — вот он и убил всех чужих шаев, чтобы Ак Ми Э заполучить, воду отравил. Так люди Тая и не проснулись поутру.

— И ты говоришь, они такие, как мы, Ак Ми Э? — подала голос Матушка. — Не лучше, не хуже?

— Да… — прошептала Ак Ми Э одними губами. — Я видела…

— То не тебе решать, девочка, — строго, даже сухо перебила Хранительница. — Духи решают! И зачем же ты привела к нам этого адия, зачем дорогу показала?!

— Духи решили, Матушка! Они жизнь ему сберегли, вернули от самого края, для того чтобы он нам помог! Всему нашему Роду! Я сейчас тебе главное расскажу!

И она рассказала, как разобрала немного разговор Ранжина с Таем и поняла, что Ранжин несет еще большую беду в их земли, как хотела сбежать и как погиб Далекий Человек.

Тут губы Ак Ми Э снова задрожали, и обе женщины долго молчали.

— Что ж, — наконец отозвалась Хранительница, — он свою вину избыл. Потому что все-таки превыше всего Род свой поставил, детей своих. С тем и умер. Не с проклятьем над головой, но и не с благословеньем. Его детям нечего бояться гнева предков.

Ак Ми Э пыталась унять непрошеную дрожь в губах. Ну что же это Матушка? И ведь понимала девушка, что Хранительница права… но так строго, так холодно и сухо говорить о Далеком Человеке, который умер, спасая Ак Ми Э! Что ж, она заговорила о главном. О том, как сбежала от Ранжина, о ранении Тая, о том, как пыталась она исцелить его рану и не смогла. О том, как попросила помочь духов Рода.

— Как ты посмела, Ак Ми Э? — Хранительница качала головой, не в силах поверить, что ее бывшая воспитанница осмелилась. — Как ты отважилась просить за человека, что готов был весь твой Род погубить?

— Разве ты не знаешь, Матушка? Ты же сама мне помогла… — У девушки голос упал. — Ты же сама говорила!.. Я через тебя духам отвечала…

Ак Ми Э пересказала все, что видела в тот день. Как тин-кос заварила, как выпила, как в роще очутилась, как с Матушкой разговаривала и что отвечала. Неужто Хранительница не помнит? Как дерево помогло Ак Ми Э удержать его на краю? Рассказала со слов Тая, что сам он видел, как вернулся. А потом как оправился от хвори. Почти.

Матушка странно глядела на нее.

— Не было там меня, Ак Ми Э, — сказала она. — Не меня ты видела. Духа.

— Нет, тебя, Матушка, — прошептала Ак Ми Э, — только неясно, как в тумане…

— Ты с духами говорила, — строго повторила Матушка. — Проснулась в тебе сила Хранительницы. Но почему тогда? В тот самый день? Неужто этот адия угоден духам Рода? Как это могло случиться?

Ак Ми Э сидела, как громом пораженная, не в силах и словечка вымолвить.

— И еще… Уж не знаю, что и думать, — Матушка трясла головой в непонятном смятении. — Кто его с той стороны вывел? Не понимаешь? Он тоже видел!

Глаза Ак Ми Э раскрылись еще шире.

— Если не врет, конечно, твой шай, — добавила Матушка. — Только откуда бы ему придумать такое? Я духов видела много раз, Ак Ми Э, куда больше, чем зим прожила. Несчитано. Старая Хранительница И Лай передавала мне свои знания, ей — те, что были до нее. Я бывала во многих поселках, говорила не раз с другими Хранительницами, и никогда, Ак Ми Э, никогда я не слышала, чтобы мужчина видел духов! Да еще чужой, не наш! Не дитя наших предков! За что ему такая честь?!

— Может, это сон был? — неуверенно выдавила Ак Ми Э.

— Какой же сон у края? Думаешь ли ты, девочка? Я много раз просила за людей И Лай, вставших у черты, много раз просила духов о помощи… И только дважды они откликались. Один раз в самом начале: несколько дней тогда прошло, как я стала Старшей Хранительницей, и к моим дверям принесли Ин А Тала, нынешнего Старейшину. Его помял на охоте огромный там-ун. С тех пор у него скрючена нога, с тех пор он хромает, но в мудрости ему нет равных среди людей И Лай. Тоже с тех пор. Но он ничего не видел. Только пелену тумана. У края не бывает снов, только правда. Так говорят духи.

— А второй? Кто был второй?

— Тоже много лет назад это было. Ты помнишь младшего сына Лин Сэ?

— Помню. Очень хорошо помню, — откликнулась Ак Ми Э. — Я тогда еще маленькая была. Только-только в домике у тебя поселилась. Но ведь он умер потом…

— Потом, — все так же строго перебила Хранительница. — Через год. Точно так же его настигла гнилая хворь. Точно так же позвала я духов, как и год назад. Они пришли, но не стали помогать. Один раз, сказали они, только раз можно помочь. Больше нет. Мальчик умер.

Она уронила руки, вспоминая, наверное, каждого, кого не удалось спасти. Все они ее дети.

— А его пожалели… чужака… — Старшая Хранительница с горечью вспомнила о Тае.

— Да! — с жаром вступилась Ак Ми Э. — Он обещал перед ритуалом не делать вреда нашим людям, помогать, обещал перед духами. Потому спасли, потому привели сюда. Он поможет нам уйти от беды!

— А что за беда? Эти шаи, что его людей погубили, к нам идут?

— Нет, они тоже мертвые, — вздохнула Ак Ми Э. — Погибли в болотах, куда я Тая завела. Без меня сами не смогли оттуда выбраться. Несколько человек уцелело, и злой Ранжин вместе с ними. Они перешли трясину и случайно наткнулись на нас в лесу, хотели убить Тая, а меня опять схватить, чтобы я искала обратную дорогу в Адия. Они хотели отравить меня ядовитой стрелой. Но Тай и Сие не дали. Сие убил людей Ранжина, а Тай его самого. Тех вторых людей адия больше нет.

— Тогда и беды больше нет. Видишь, духи сами позаботились о нас. — Хранительница пожала плечами. — Этот человек нам тут не нужен.

— Нет, Матушка, беда не ушла. — Ак Ми Э понурила голову. — Самая главная беда впереди. Далекий Человек говорил — это только начало. И Тай так говорит. Там за лесами, в Земле Адия, очень мало людей знают о нашей земле и о «вечерних звездах». Потому что это знание — большое богатство, говорит Тай. Кто правит Землей «вечерних звезд» — тот правит миром, — повторила она знакомые до боли слова. — Так говорил Далекий Человек. Потому злой Ранжин хотел успеть раньше всех. Но Верховный Старейшина Хаадид тоже знает про наши «вечерние звезды». Он хочет их все. Чтобы быть самым Верховным во всем мире. Самым богатым, самым важным. Тай говорит, раз его люди пропали в лесах, Старейшина пошлет новых шаев спустя одну зиму. И дальше будет посылать, все больше и больше, пока не найдет нашу землю, пока не получит «вечерние звезды». Помнишь, ты сама рассказывала мне? Когда за «вечерними звездами» пришли злые люди, им отдали много камней, но они захотели еще больше, и вода в наших реках стала красной от крови? Помнишь? Тай говорит, так и будет.

— Что же это за напасть? Зачем им простые камни? — как-то беспомощно уронила Матушка. — Что в них за цена, что больше нашей жизни? Мало того — больше их собственных жизней?

— Мне рассказывал Далекий Человек, — объясняла Ак Ми Э, — что в землях по ту сторону лесов люди по-другому живут, по другим законам. Зерно, одежду, другие вещи за богатство не считают. Все это можно обменять на рыжий и желтый металл. А за одну «вечернюю звезду» можно получить много желтого металла. На западе эти «звезды» не найдешь в лесу, они редкие, очень редкие. За несколько «вечерних звезд» можно обменять весь наш поселок! Матушка! Весь И Лай за горстку «вечерних звезд»! И чем больше «звезд» — тем ты важнее. У Старейшины Хаадида теперь мало важности, он может перестать быть Верховным над всеми, оттого и боится. Тогда в Землю Адия придет другой Старейшина. Вот тут какой-то чужак и принес в Адия эти камни. Столько, сколько я живу на свете, Старейшина Хаадид искал наши земли, а как нашел — все, захотел наши «вечерние звезды». Он будет посылать сюда шаев, пока не найдет нас. Но Тай говорит, что можно помочь нашей беде…

— Как? — Старуха подняла голову.

Глаза Матушки запали, и Ак Ми Э она показалась вдруг очень старой, как весь Род И Лай.

— Он говорит, можно обмануть Старейшину Хаадида. Сказать, что камни не отсюда, не из этих мест. Что тот человек, который принес их ему, просто стащил их где-то. У… ну, у человека, который меняет их на металл, или у другого богатого человека. Можно попытаться, если только Тай доберется до Земли Адия! — Девушка вцепилась в руку Матушки, заглядывая в глаза. — Он там важный человек, Старейшина Хаадид может поверить ему. Я знаю, если духи помогут, то он поверит! Перестанет посылать своих шаев. Не будет крови.

— Вроде просто, — проворчала Хранительница. — Да только этот адия тебя, верно, опять обманывает. Не может быть, чтобы один человек мог остановить бурю… или ледоход на нашей реке. Никогда так не бывает.

— Тай говорит, бывает, — упрямо сказала Ак Ми Э, заслужив грустный взгляд Старшей Хранительницы. — Он не будет больше сеять ложь… ко мне… к нам, так духи говорят. Он сделает это, пусть даже не для И Лай — для меня. Он любит меня.

— Он уйдет и забудет об этом. Как Далекий Человек, что ушел, позабыв все законы нашего Рода, всего нашего народа.

— Он не забыл! — вспыхнула Ак Ми Э. — Он до конца защищал свой Род, хоть тот и не принял его! На тин-кос даже нет его ветки, и ты знаешь об этом!

Нет уж, она не позволит поминать Далекому Человеку чего не было и не позволит забыть то, что он совершил! Хранительница кивнула, она знала о ветке.

— И Тай будет помогать! Он мне обещал, и я знаю, что он правду говорил, потому что иногда вижу его, как себя! Далекий Человек о своих детях помнил, и Тай не забудет! Он еще не знает, но я ношу его ребенка…

Матушка охнула.

— Ты же Хранительница! Как ты могла…

— Могла, потому что уже не Хранительница, — запальчиво перебила Ак Ми Э. — Мне нельзя было Хранительницей стать… вот я обычной женщиной и осталась!

— Ты же духов видела! — простонала Матушка.

— Всего один раз! И о том не знала! Думала, что тебя вижу. А после снова перестала видеть и слышать. Это только раз был.

— О чем ты думала, — не унималась Матушка, — когда ложилась с этим чужаком? Ты вернулась в Род с чужим ребенком! Хранительница! Ты нарушила сразу три закона! Вернулась против воли духов, чужака привела, что задумал злое против людей И Лай, и чужого ребенка принесла, да еще от него! Теперь ты уже никогда не сможешь стать Хранительницей И Лай, даже если духи помогут тебе! Потому что люди нашего Рода никогда не станут тебе детьми! Сверх всех остальных ты будешь любить своего ребенка, а это против Рода! Только подумай, — с отчаянием твердила Матушка, — ты могла бы вернуться и сделаться Хранительницей, как всегда мечтала! Навсегда свои слезы стереть! Слова бы никто не сказал, люди снова бы к тебе повернулись! А ты… девочка, как ты меня расстроила… И еще, — вспомнила она вслед, — ты давала чужаку порошок тин-кос со своего дерева!

— Я вернулась не против воли, ты же знаешь. И в путь отправилась по воле, и вернулась тоже…

— Попробуй это нашим людям растолковать, — перебила Матушка.

— А с каких пор, Матушка, — взвилась Ак Ми Э, — для тебя все, что люди говорят, сделалось важнее того, что духи повелели?! Прости, — она подбежала и приникла к груди Хранительницы, — я не хотела ничего плохого сказать. И по воле духов давала Таю напиток из коры тин-кос, потому что в нем, в Тае моем, спасение, для нашего Рода. Разве духи не сказали того же, отведя его от края? И как после того говорить можно, что ребенок мой духам не угоден? Ты говоришь, Тай уйдет и забудет? Пускай меня забудет, но дитя свое будет помнить! Как Далекий Человек! Не сделает ему вреда. Это семя станет его корнем в И Лай. Оно удержит его память!

Старшая Хранительница молчала.

— Может, ты и права, — наконец сказала она. — Может, это духи тебя надоумили, да и его тоже. Но заклинаю, никому не говори про то, что он духов видел. И он пускай не рассказывает.

— Он по-нашему и пары слов сказать не может, — улыбнулась Ак Ми Э. — А почему?

— Разве не понимаешь? С давних времен мы соблюдаем наши законы. Они были всегда! Кто-то чтит, кто-то покоряется, но воля духов неизменна! На том и стоит наш порядок. Вот почему мы не такие, как дикие люди адия, охочие до чужого. Всегда был Род, были Хранительницы, чтобы направлять, защищать, волю духов толковать… потому что мужчины не могут видеть и слышать духов. Потому они — один корень, сила Рода, а мы другой — порядок. Вместе мы — жизнь. А что сила без порядка? Мы нужны друг другу. А коли станет ведомо, что сами они могут с духами говорить? Что сами себе порядком могут быть? Что духи им дорогу указывать могут так же, как и нам? Как только они перестанут нас слушать, куда уйдет их сила? Против нас же, а потом против себя самих. А потом против других Родов, как в Земле Адия. Слышала, что Сай Дин рассказывал? Там Род забыт, забыт и порядок. Нет там Хранительниц Рода, и теперь я разумею, почему. Потому что адия могут видеть! Теперь-то уже нет, но раньше, видать, могли, потому порядок и сломался. Никому не говори, Ак Ми Э, чтобы древнего порядка не лишиться! Большой беды можно наделать, не меньшей, чем Старейшина Хаадид с его людьми принесут.

Ак Ми Э неуверенно кивнула. Не очень-то она понимала. Но Матушке виднее.

— А почему люди так смотрят зло? — спросила она. — Как будто не жила я с ними столько лет…

— Не вовремя ты вернулась, Ак Ми Э, говорила уже тебе, и еще раз повторю. Ох, не вовремя.

— Так что случилось-то?

— Большую луну назад Су Ни Сэ дитя выкинула. А тут ты вернулась.

Ну что за напасть!

— А я тут к чему? — пролепетала Ак Ми Э, не желая понимать хорошо видного и ей, и Матушке.

— Дитя Ак Ло Тана. После того как ты ушла, Ак Ло Тан сам не свой ходил до середины лета. Потом остепенился, вернулся снова к Су Ни Сэ. Ее мать, Нин Эсэ, довольна была, как сытый ти-кой. Ак Ло Тан — один из лучших, надежда Рода. А ты исчезла навсегда, от тебя им больше вреда не могло быть. Вот они снова и сошлись. Только после твоего ухода Су Ни Сэ все убивалась, что Ак Ло Тан на нее уже по-прежнему не смотрит. Прибегала ко мне не раз, просила приворотного обряда.

— А ты?

— Я сотворила. Жене для мужа — пожалуйста. Нет против этого закона. Я сначала все говорила ей, что подождать надо, Ак Ло Тан перегорюет да остепенится. Уж очень он понадеялся, что тебя опять получит. Вот и разобиделся на весь свет да на свой Род в придачу. А Су Ни Сэ все ходила ко мне да ходила. Я духов для нее и попросила. Скоро понесла она. Только приворот странный получился, неровный. То мирятся, то ссорятся. Я думаю, Су Ни Сэ осмелела после обряда, упрекать начала Ак Ло Тана за дела прошлые, вот он и рассердился. Потому до конца и не получилось, как надо. Вот после одной такой ссоры она и выкинула. Ак Ло Тан сразу ее обратно к матери и отвел. До сих пор в разных домах сидят. Не понять, они еще муж и жена или нет. Детей-то нет — Ак Ло Тан уйти в любой день может, другую себе выбрать… Ему каждая будет рада.

— И тут явилась я, — подхватила Ак Ми Э, — стало быть, мои козни, притащила с собой свое проклятие!

— Не говори такого, — вяло велела Хранительница, — сиди здесь. Сейчас к Старейшине пойду, сюда приведу, пусть сам все от тебя услышит. Коли захочет, с чужаком поговорит. А ты сможешь сделать так, чтобы этот адия его понял?

Ак Ми Э кивнула.

— Если Ин А Тал услышит тебя, то завтра будет созван Круг, — проговорила Матушка, натягивая свой теплый плат с меховой оторочкой. — А услышать ему придется, потому что я чувствую: духи говорят за тебя.

Она шагнула к двери.

— И… вон там еда… вынеси что-нибудь своему адия, но сюда не пускай, нельзя ему. — Матушка скрипнула дверью.

Тай услышал скрип, молча поднялся со ступенек. Старуха, завернутая в какую-то накидку, вышла и, даже не глянув на него, посеменила куда-то вдаль.

Полдня он провел на крыльце, как собака. Порой, заслышав лай из поселка, он прикидывал: хорошо хоть, у старухи пса нет, что охраняет ее жилище, а то сидеть бы им тут вместе у дверей. Вот было бы забавно. Тай нехотя усмехался, пытаясь кривыми ухмылками отгородиться от безысходности, обступившей его со всех сторон. На что он надеялся, когда его сюда понесло?

Невдалеке мелькали люди: то по тропинке мимо пройдут, то между домиков чья-то голова появится. Но близко к дому Старшей Хранительницы не подходили. И на том спасибо. Тай боялся даже думать о том, что на него может найти, если вельды соберутся вокруг и всей толпой примутся разглядывать, оценивающе цокая языками, будто коня на базаре выбирают. А еще хуже, если начнут осыпать оскорблениями, презрительно поглядывая на него. Этому Ак Ми Э его не учила, но он и так разберет. На всех языках это звучит по-разному, а слышится одинаково. Но местные не спешили подобраться ближе, хотя мелькали перед Таем все чаще. По поселку катилась волна слухов, и она, как водится, срывала людей с мест и тащила к домику Хранительницы, но ходить сюда разрешалось, видно, далеко не всем и, уж во всяком случае, не из праздного любопытства.

Выглянула Ак Ми Э, протянула ему чистую тряпицу с остатками вчерашнего лау и еще какими-то кореньями, орехами. Ей там, внутри, тоже несладко пришлось. Темные круги, которых не было еще недавно, легли под глазами, подбородок заострился. Девушка много плакала.

— Ну что? — спросил Тай, принимая сверток.

Удержал ее руку, но она легко выскользнула из его ладони. Девушка вздрогнула.

— Что? — одарила его вымученной улыбкой.

Чем ближе подходили они к И Лай, тем хуже становились улыбки Ак Ми Э. Да и на Тая она смотрела все меньше и меньше, огонь куда-то уплывал из глаз. Только в глубине еще что-то теплилось, еле-еле. Неужели после того, как они пришли сюда, все закончилось? Неужели Род имеет такую силу над ней? А может, она боится тех людей, что смотрят сюда из всех щелей? В который раз его дернула мысль о том, что не надо было возвращаться.

— Что твоя Матушка говорит? — спросил он.

— Пошла за Старейшиной, — ответила девушка, — приведет его. Она мне верит.

— А мне?

Ак Ми Э промолчала, но Тай понял и так. Она не любила обмана.

— А если никто мне не поверит? Тогда что сделают? — спросил он настойчиво, но спокойно. Невозможно отбросить такие слова, и она не смогла.

— Тогда… изгонят из Рода.

Наконец-то он услышал, что ему грозит. Раньше Ак Ми Э старательно избегала говорить об этом.

— А ты… останешься? — Тай прикусил язык.

Ведь знал же, что глупость уронил, а удержаться ума не хватило. «В этом — твоя беда, — снова донесся до него наставительный голос Ранжина. — Ты говоришь больше, чем думаешь, а значит — больше, чем надо».

Лицо девушки побелело.

— Нам некуда уходить, — ответила она, справившись с собой. — Другой Род тебя не будет принимать. Ты будешь умирать в лесу зимой, и я с тобой, и… — Ак Ми Э прикусила язык, едва не проболтавшись, он зря ждал продолжения.

«Она говорит: все равно — что убьют, что выгонят, — сообразил Тай. — Какие благородные. Теперь понятно, чего они разведчиков Хаадида отпустили. Вельды всех отпускают. Если духи позволят — человек спасается. Если нет… Сами руки пачкать не хотят чужой кровью! Все на других перекладывают. А где они, другие-то? Духи-то их собственные, родовые. Их предков, стало быть. Какие они сами, такие и духи. Одно. Вот выгонят меня в лес зимою — какой дух поможет? Да все боги Адья не в силах помочь, как их ни проси! А вельды с чистым сердцем говорить будут и даже думать — духи покарали!»

Он услышал тихий скрип. За своими мыслями и не заметил, как Ак Ми Э скрылась от него. Не хотела больше расспросов.

Тай торопливо поел, дергаясь под взглядами людей И Лай. Как раз успел до прихода Матушки со Старейшиной. Тот лишь вскользь глянул на чумазого и ободранного человека у порога, еле заметил. Старик как старик, что ковылял, опираясь о высокую мощную палку. Кряжистый такой, сильный когда-то был человек, сразу видно. Дверь опять хлопнула, затворившись, и Тай устало привалился к стене, завернувшись в теплое покрывало, из жалости данное старухой.

Ак Ми Э даже успокоиться не успела, уж очень быстро Ин А Тал явился, почти тотчас. Матушка толком ему ничего не рассказала, пришлось Ак Ми Э заново стараться. Старейшине она поведала то же, что и Матушке, только о видении Тая умолчала. Упомянула лишь своих духов. Да еще о ребеночке ни словом не обмолвилась.

— Что ж, — промолвил Старейшина, — нужно Круг собирать. Дело серьезное, плохое может получиться дело. И вот еще: я тебе, Ак Ми Э, верю. Но с ним хочу тоже несколько слов перемолвить, с этим адия. Ты же говоришь, он своих шаев сюда и привел? Так ведь? Выходит, готов был своему Старейшине служить. А потом, выходит, передумал? Скажу тебе, не таясь, если б не заступничество духов — прогнал бы его сегодня же. Пускай идет, куда захочет! Хоть в свою Землю Адия. — Он посмотрел прямо в умоляющие глаза Ак Ми Э. — А коли я того не сделаю, так Круг меня заставит.

— Твое слово между Старшими главное, — вкрадчиво прошелестела Хранительница. — Если он и правда помочь хочет, отчего не попытаться? Духи ему благоволят - не как чужому.

— Если правда помочь, отчего не попытаться, — повторил Ин А Тал. — А коли хочет хорошо перезимовать в И Лай, чтоб не трогали его да берегли? А по весне в обратный путь пуститься, да еще с нашей помощью? Ведь по твоим словам что получается — самому ему через леса не перейти.

Ак Ми Э робко кивнула.

— Так как же быть? — Старейшина не давал ей увильнуть.

— Ну… — замялась Ак Ми Э. — Надо ему людей дать, чтобы довели… чтобы дошел он до своего Старейшины… А то ведь ничего не получится.

— Вот оно как… — Старик развел руками. — Людей… да не одного, не двух… Нелегко по лесам бродить. А кто пойдет? Мне силком заставлять придется. И то — если Круг Старших молчать будет. А вернутся ли они? Виданное ли дело…

Ак Ми Э молчала, не зная, что сказать. Справедливы его слова.

— А может, если через леса так тяжело идти, то и ладно? — продолжал расспрашивать старик. — Коль Старейшина этих адия столько лет пытался до нас добраться, да ничего не вышло, то к чему понапрасну заботиться? Что скажешь, Ак Ми Э? Почему не опереться на всегдашнюю нашу защиту? На духов И Лай? Всегда защищали, и теперь защитят. Так у меня спросят люди.

— Теперь Старейшина Земли Адия не успокоится, Ин А Тал, — неожиданно вступилась Матушка. — Знает он про наш край и добраться хочет. Далекий Человек правильно говорил, это только начало было. А уж он-то этих адия куда лучше нашего знал, сам из них вышел. Только начало! А в конце будет то же, что и много лет назад. Говоришь, духи защитят? Разве ты не помнишь наших сказаний? Да, духи послали огонь, чтобы пришлых злодеев истребить… но и наши люди ушли с ними в землю духов. Когда-то народ наш другим был, лучше, больше, чем сейчас. А в те лихие времена чуть не перевелся весь. От многих родов ничего не осталось. И если снова придут чужеземцы — куда денется наш Род, малая горстка людей И Лай, все, что у нас есть?

— Я-то понимаю, — Старейшина тяжело приподнялся. — А теперь пойдем, посмотрим на этого чужака.

Они вышли все втроем. Тай с готовностью поднялся с крыльца. Ожидание слишком томило его, скорей бы конец пришел этому дню.

Старик глянул на него, и Тай напрягся, готовясь ответить, но взгляд оказался совсем не тяжелым. Не такого он ждал. Некоторое время Старейшина просто разглядывал его не торопясь, окинул лицо, одежду, задержался на мече у бедра. Сказал что-то женщинам.

— Он спрашивает, — подала голос Ак Ми Э, — почему Тай хочет помогать И Лай.

Старик глядел, ожидая ответа. Тай заколебался. Показалось, что от этого будет зависеть многое, очень многое.

— Только пусть Тай честно скажет, — добавила вдруг девушка, — не обманывать.

Тай скрестил с ним взгляд, глаза в глаза. Старик заметно задирал голову, и Тай спустился на одну ступень.

— Я могу дать тебе слово, — медленно начал он, делая паузы, чтобы Ак Ми Э нашептала его ответ деду на ухо, — но ты все равно мне не поверишь. Зачем тогда спрашиваешь? Думаешь, народ адья чинит только зло на своей земле и вокруг? У нас, как и у вас, каждый думает прежде всего о себе, потом о семье, об остальных адья уж в последнюю очередь. А до других есть дело, когда от них можно что-нибудь получить. Разве вам есть дело до Земли Адья? Если там что-то случится, вам будет все равно. И мы далеко, нам все равно, что будет с вашими людьми. Для нас земля вельдов — это всего лишь место далеко за лесами. И для меня так тоже было, пока адья не предали меня, а вельды не спасли. Я жизнью обязан Ак Ми Э и вашему Сай Дину. Разве это можно забыть? Оставить? Не отплатить?

Хотя ты можешь мне не верить, но для меня ваша земля — теперь не просто Земля «вечерних звезд».

Тай запнулся. Слишком уж напыщенно получилось в конце. Старик смотрел все так же спокойно, уверенно, сбивая Тая с мысли.

— Я не хочу, чтобы сюда пришли воины адья, — добавил Тай. — Им не вынести здешних богатств. Один мой человек, Трибал… он был со мной пять лет, ел, пил, спал в походах у моего костра. Так вот, он убил больше шести десятков моих… своих же воинов, с которыми шел через топи и леса много дней… Никогда не забуду эту мразь, — он выругался, сверкнув глазами, не удержавшись. — Вот что делает ваша земля! А у нас и так неладно, в Адья Тэрэк. И «вечерние звезды» больше разрушат, чем спасут. Да и вам ведь тоже не надо, чтобы здесь лилась кровь вельдов, разве не так?

Старик чуть заметно кивнул, и Тай приободрился. Взгляд его больше не пугал. Мудрый старик, сразу видно. Как его отец.

— Потому лучше будет и для адья и для вельдов, если все останется как есть. Вы останетесь тут, в своих поселках, оторванных от мира… а там — весь остальной мир, что не знает ни о ваших богатствах, ни о ваших землях…

Тай остановился. Убедил он Старейшину или нет?

— И еще, — решился он вдруг, — я люблю Ак Ми Э и не причиню никакого зла ей и ее Роду. И духам вашим я тоже обещал, а мы, адья, уважаем чужих богов. Не для того я умирал, чтобы, возвратившись, идти той же дорогой. Ведь это она привела меня к смерти.

Замолк. Женщины завороженно следили за тем, как два человека, побывавшие на краю и вернувшиеся оттуда, взирали друг на друга.

Старик повернулся к Матушке, что-то сказал, и та кивнула безрадостно, потом заговорил с Ак Ми Э.

— Тай ясно знает, как уговорить Старейшину Хаадида? — спросила Ак Ми Э. — Он знает до конца?

— Нет, — Тай покачал головой, — но я буду стараться. Изо всех сил. Раньше мне всегда везло, даже со смертью повезло. Потому можно попробовать. Но обещать я не могу ничего. Может случиться, что ничего не получится, и будет еще поход, и не один… Что ж, тогда постараюсь снова попасть в отряд и не допустить резни вельдов.

Больше нечего сказать. Старик опять обернулся к Матушке, повторил уже знакомые слова. Тай разобрал «слово», «круг». Потом спустился с крыльца мимо Тая, тяжело опираясь на палку. Оглянулся напоследок, еще что-то пробормотал, уже подлиннее, и зашагал прочь.

— Что он сказал? — Тай схватил Ак Ми Э за руку. За другую ее тянула Матушка к раскрытой двери.

— Он будет говорить свое слово за Тая. Пусть Тай завтра говорит Старшим сам, если они будут слушать. Он еще сказал, будет приводить за собой людей, ты будешь идти с ними. Ночью тебе сидеть за замком. Все.

Только ее головка виднелась уже из-за дверного полога.

— Не надо убегать, надо сидеть, — сказала она. — Надо ждать, терпеть.

И даже не улыбнулась. Тай остался один дожидаться людей Старейшины. Его запрут и будут стеречь… Это как же, поверил старик ему или нет? Не понятно. Да разве у Тая есть выбор? Куда бежать? В лес? Его и так туда скоро выгонят. И что он там будет делать? Ак Ми Э явственно сказала: для него это — смерть. Если здесь не примут, то где его приютят? И что он там, в лесу, будет делать без привычного ему оружия, девушки и ти-коя? И Ак Ми Э одна останется… Похоже, она уже и так одна, вздохнул Тай. Она переменилась в один день. Как и не было ничего между ними.

Люди Старейшины явились скоро. Четверо. Не многовато ли? У одного даже обнаружилось в руках легкое копьецо, для пущей серьезности, наверное. Ножи у пояса — охотники, ясное дело. Такой же широкий нож был у Тарута. И в таком же кожаном наножнике. К удивлению Тая, вельды даже меч у него не потрудились отобрать. Один хмуро кивнул, указал вдоль тропы: туда, мол, пойдем. Вставай, показал. Тай встал, с сожалением оставил покрывало на деревянных ступенях. Не тащить же его от старухи? Да и вид — обхохочешься. Двинулся за неприветливым охотником, стараясь не ежиться от холода. Солнце уже опустилось за окрестные холмы, начинался жуткий осенний вечер, из тех, что Тай уже успел возненавидеть.

Еще трое пошли сзади. «Конвоиры!» — невольно усмехнулся Тай. Да если он вдруг решит их покинуть, то ни копье, ни ножи вельдам не помогут против его меча, даже такого нескладного и изрядно затупившегося. А вчетвером они, верно, для важности явились. Далее если б Старейшина одного человека прислал, Тай все равно не улизнул бы. Куда бежать? Некуда. Но привычка была сильнее, потому он и прикидывал невольно, как отшвырнул бы вот этого… кинулся влево, нырнул за тот домишко… потом… Он даже головой потряс, отгоняя соблазн. Сам Тай, даже если бы трижды не сомневался, что пленнику некуда деваться, все равно оружие бы отобрал, людей правильно расставил… Одно слово — охотники.

Вельды повели его прямо через поселок. Люди И Лай получили теперь возможность оглядеть чужака со всех сторон. Тай тоже не терялся — пусть не думают, что он боится, — и разглядывал их так же пристально, как они его. Пусть сейчас он жалок и на себя не похож, но остается все тем же Таем из рода Кальги. Кажется, ни старик, ни Хранительница так и не рассказали никому его историю. Он встречал и хмурые взгляды, и подозрительные, но больше было любопытных. Ни ненависти, ни злости. Но это пока, до времени. А когда они подходили к поселку, люди куда суровее их приветствовали. Неужели это вельды Ак Ми Э так встретили?

Он вовсю разглядывал этих людей, их домишки и удивлялся, какие же они одинаковые. Похожие одежды, похожие лица, и деревянные избы мало чем отличаются. Род. Ак Ми Э говорила, у них все для всех одно. Дома вместе строят, как принято отцами и дедами, вот и похожи, как дождевые капли, друг на друга. Даже неинтересно стало. Другое дело, это куда его ведут.

Стражи замедлили шаг у большого видного дома, побогаче да попросторнее, чем остальные, обвели вокруг, потащили Тая к бревенчатой халупе, то ли хлеву, то ли сараю, впихнули внутрь. И все-таки кто-то из них спохватился — меч напоследок отобрали. Даже проверили, нет ли ножа. Это на случай подкопа, с несвойственным ему терпением подумал Тай, уже ничему не удивляясь.

В темноте он принялся обследовать свое временное жилище, слишком низкое для него. Приходилось то и дело наклонять голову, чтобы не стучаться о потолочные балки. Это оказался не хлев, а сарай. Под руки попадались все какие-то мотыги, лопаты, еще какие-то штуковины, тонкие и толстые. Тай, конечно же, ходить за плугом не привык, но видел много раз, на ощупь ему показалось очень похоже. Ну и другого барахла полно. Зачем столько одной семье? Сарай-то немаленький, а забит почти до отказа. Таю и места нет как следует расположиться.

Он не поленился ощупать стены там, где добраться было легче. Сработано на славу, но кое-какие щели можно и расширить, под рукой ведь столько всего! А потом и вывернуть какое-нибудь бревно. Ох уж эти вельды! Зачем же было меч-то отбирать, если тут, в сарае, столько всего валяется: и подкопаться можно, и обработать какого-нибудь незадачливого охотника, что сюда сунется.

Тай уселся на пол, устланный жесткой соломой. Залез под нее пальцами и нащупал голую землю. Его уже била крупная дрожь. Что ж они за люди такие, дали б хоть что-нибудь укрыться! Он просидел так недолго, принялся прыгать, стараясь хоть как-то вернуть кровь в руки и ноги, потом попытался нагрести под себя соломы, но подстилка оказалась жидковатая. Собрал все, что было, в кучу и сел на нее. Когда уже подумал, что точно замерзнет этой ночью, послышались шаги. Дверь отворили, осветив внутренность сарая дрожащим пламенем, закинули ему какой-то тюк, потом поставили широкую миску и кувшин у дверей. И опять полная темнота.

Тай кинулся к тюку, с хвалой всем богам Адья развернул два одеяла и сразу же обернулся ими. Кинулся к миске, надеясь найти там что-то горячее. Но еда оказалась холодной. Какая-то каша-размазня и кусок вяленого мяса. Не то чтобы мало, но уж больно солоно. За дни в лесу Тай отвык от такого.

Он заснул на куче соломы, думая о том, что Ак Ми Э даже не улыбнулась ему. Не сказала ничего вслед, не побеспокоилась. А ведь это могла быть их последняя встреча. Что, если завтра пресловутый Круг Старших решит не в его пользу? Она с ним не пойдет… Тай скрипнул зубами: будто ничего и не было.

Он несколько раз засыпал и просыпался, томясь в этой тьме, дважды приносили еду, но никто за ним не приходил. А потом двери «темницы» наконец распахнулись, и Тая вывели на подворье. Он зажмурился, солнце уже садилось, но даже слабый свет резал глаза. Однако его не повели прочь, втолкнули в тот же самый дом, что вчера показался побольше остальных.

Тай вошел, низко согнувшись под дверной перекладиной, и увидел этот самый Круг. Десятка три человек. Все в летах, но есть совсем старые, а есть и помоложе, один даже еще седеть не начал. Таю указали на место возле окошка, затянутого мутноватой полупрозрачной пеленой, что плохо пропускала свет. Он украдкой тронул пальцами «окно». Пелена упруго поддалось под его нажимом. Толстая, скользкая. И как через нее еще свет видно?

Тай примостился за широкими спинами прямо на бревенчатом полу и принялся украдкой разглядывать оттуда Круг Старших И Лай. Старшие расселись широким кругом в два ряда прямо на меховых покрывалах, оставляя пустым лишь место в середине, где ярко пылал очаг. Эти вельды не разглядывали Тая во все глаза, они степенно переглядывались между собой, переговаривались. Старейшина возвышался над остальными, прямо напротив дверей.

Наконец пришли последние, те, кого все ждали, догадался Тай. Три женщины с длинными частыми тонкими косами, Хранительницы, значит, и Ак Ми Э вместе с ними. Сели справа на оставленных для них шкурах, Матушка впереди, все остальные — за нею. А он-то гадал, почему круг такой рваный получился. Тай призывно смотрел в сторону Ак Ми Э, ожидая встретиться с ней глазами, но девушка даже не удостоила его взглядом.

Старейшина встал, опираясь на посох, и заговорил. Говорил долго, обстоятельно. По лицам Старших побежало удивление, кто-то озаботился, кто-то надулся, кто-то со злостью ударил кулаком в пол, но никто не заговорил. Некоторые оставались спокойными, то ли не понимая того, что им грозит, то ли обладая мудростью и выдержкой, не свойственной другим. Сам же Старейшина между тем продолжал неторопливо ронять слова. Потом указал на пришельца. И тут Тай снова почувствовал себя будто среди вражеских воинов. Как того и следовало ожидать, никто ему не обрадовался, но старик продолжал говорить дальше, еще и еще раз указывая на Тая. А тот внимательно следил за лицами Старших, стараясь не выказывать ожидания и волнения, точно ему все это неважно. Как решат, так решат. Но ни один из Старших, похоже, чужаку не верил. Наконец старик сел, указав на Ак Ми Э.

Девушка встала. Она избегала даже взгляд бросить на Тая. Вчера вечером Матушка долго пробыла у Ин А Тала. Вдвоем они сошлись на том, что незачем Род в лишнее смятение вводить, незачем сеять раздор и ожесточать сердца к людям адья. Тогда нечего и думать, чтобы Тая в поселке оставили. Потому Матушка долго наставляла Ак Ми Э, что да как говорить, о чем побольше стоит рассказать да поподробнее, а о чем и вовсе помалкивать, пока прямо не спросят. Духи ведь, они и так все знают, их не обманешь. Вот девушка и говорила вслед за Старейшиной, подтверждая его слова кратким сказом про свой поход через лес.

Ак Ми Э старалась не глядеть на Тая. Не следует, говорила Матушка, свою любовь выказывать, даже малую каплю. Стоит это сделать, как все ее слова в защиту чужеземца пустым ветром обернутся. Про ребенка молчать. Хорошо, что пришелец и сам не знает, а то как бы не сболтнул. Вот Ак Ми Э и подтверждала рассказ Ин А Тала, поведав про все слова Далекого Человека о жадном Старейшине Хаадиде, но умолчав про мешочек с. «вечерними звездами». Незачем беспокоить людей тем, что чужак один раз уже нарушил их законы, нечего малый род, принявший его, позорить. Рассказала Кругу про то, что воины Тая ее спасли, а потом не отпускали, угрожали, но умолчала про все его деяния, про все «уговоры», про кость, торчавшую из плоти Сай Дина после разговора с Таем. Рассказала про болото и злобного Ранжина, упирая на то, что в И Лай когда-нибудь могут прийти адия куда хуже Тая.

А потом помянула про отравленную стрелу и про свой ритуал, про напиток тин-кос. Тут уж молчание Круга прорвалось возмущенными возгласами, упреки посыпались со всех сторон, и Тай обеспокоенно принялся вглядываться в лица, пытаясь догадаться, какие слова девушки посеяли такое возмущение Старших. Он ловил то одно, то другое знакомое слово, лишь догадываясь, о чем сказ. Пришлось Старейшине стучать своим посохом, успокаивать Круг.

А дальше на Тая принялись посматривать уже с удивлением. Это Ак Ми Э поведала про то, как увидела духов и как духи сжалились над Таем и вернули ему жизнь. Много говорить про это не стала, незачем людям знать все секреты Хранительниц. Явное недоверие застыло на многих лицах, и тут уже Матушка встала, подняла руки, подтвердила: да, духи говорят, что Ак Ми Э не обманывает и сама не обманывается. Духи на самом деле девушке показались, на самом деле — этому чужеземцу помогли, жизнь возвратили. Упомянула, что в бытность ее Старшей Хранительницей такое всего дважды случалось. Этот человек отмечен духами, провозгласила она, а значит, может оказаться полезным людям И Лай. Этот человек отмечен духами, повторила Матушка, и люди И Лай не могут не прислушаться к воле предков.

Воцарилось молчание. Старшие Круга переваривали слова Хранительницы. Виданное ли дело, чтобы предки заступились за чужака, что принес такую беду Роду и которому одна дорога — прочь из поселка… Но знаки духов нельзя пропускать мимо глаз и ушей. А то как бы они потом твои просьбы да моления не пропустили. Дела…

А потом Тай увидел, как начали вставать один за одним Старшие и гудеть, шипеть в его сторону. Пальцем тыкать, а то и палкой, у кого была. Как ему показалось, из трех десятков всего пятеро предлагали подумать.

Потом Старейшина поднялся и указал Таю на пустой круг в середине. Тот встал, шагнул вперед, поравнялся с сидящими. Ин А Тал сказал что-то Ак Ми — Э. Та повторила на адья:

— Старейшина Ин А Тал спрашивает, зачем Тай хочет помогать нам. Пусть Тай повторит все, что говорил вчера, — сухо так, без капли тепла, как будто ей все равно.

Он заговорил, Ак Ми Э повторяла за ним. Сегодня не получалось так, как вчера, плохо получалось, сбивчиво. Тай волновался и говорил какие-то глупости, втайне надеясь, что Ак Ми Э не будет перекладывать в своей речи то, что не нужно.

Воцарилось молчание. Поднялся один из Старших с косым шрамом через все лицо.

— Правда, что ты большой охотник у себя в Адия? И Старейшина Хаадид сам знает тебя? — перевела Ак Ми Э.

— Не знаю, что такое большой охотник, — сумрачно сказал Тай. — Я воин. И у меня есть власть над другими. Я из богатого, важного рода. Мой отец в Адья Тэрэк — вроде вашего Старшего из Круга. Только самого высшего Круга. Вроде как один из Старейшин под Верховным Старейшиной Хаадидом.

Люди вокруг загомонили. Тот, со шрамом, еще спросил, тыкая пальцем, точно осуждая за что-то.

— Тай говорит, что он будет обманывать отца, свой Старейшина, еще много другие адия? Обманывать свой Род для нас? Тай — большой обманщик, нельзя совсем верить такого человека, — девушка сама путалась от волнения.

— Иногда лучше обмануть, чтобы избежать беды. Я уже сказал, что думаю: лучше и для адья, и для вельдов, если все останется как есть. — Подумав, добавил: — «Вечерние звезды» приносят несчастье, беды. Не хочу, чтобы их стало еще больше в Адья Тэрэк.

Это им понятнее будет, подумал Тай. Встал еще один, тоже с палкой, на широкой верхушке которой красовалась вырезанная звериная морда.

— Если Тай такой богатый, зачем пошел в И Лай отнимать «вечерние звезды»?

— Да, я и так богатый, — изо всех стараясь сохранять смирение перед этими бестолковыми людьми, ответил Тай, — потому мне они не нужны. Потому и предлагаю помощь.

— Тогда зачем пошел, для чего? — настаивал сухощавый старик.

— Правитель Хаадид обещал мне свою дочь за этот поход, — сгорая со стыда, ответил Тай.

Ведь не начнешь же объяснять им все о Линзоре, о войне да о троне Адья Тэрэк! Не поймут, да он уже и сам ничего не понимает, так запутался, всем объясняя.

— Тай хочет возвращаться? Она теперь ждет Тая в Адия? Почему мы тогда должны верить? Если так — мы не должны! — прицепился старикан.

— Потому что теперь никто мне ее не отдаст, — устало сказал Тай, злость его улетучилась от бессилия. — И потому что у меня теперь есть Ак Ми Э.

— Он говорит, что Ак Ми Э сама слышала, как тот злой человек на болоте говорил, что теперь дочь Старейшины ему не отдадут, — без смущения переложила на свой язык Ак Ми Э. — И это так. Я правда слышала.

Старшие снова загудели, и Тай насторожился. Еще раз встал Старейшина, стукнул своей палкой и долго говорил. Потом кивнул Ак Ми Э.

— Круг, — сказала она Таю, — будет думать четверть большой луны. Потом скажет, что решили, для всех людей И Лай и для тебя.

И отвернулась.

Тая вывели во двор и запихнули обратно в сарай. Четверть луны, десять дней! Ему сидеть тут все это время! И будет уже совсем холодно… Если его выгонят в леса четверть луны спустя… А хоть и теперь. Все равно ему тогда конец.

Он считал эти дни по жидким струйкам света, сочившимся из щелей. Сруб был хорошо проконопачен какой-то вязкой гадостью, но внутри валялось слишком много всего, чем можно проковырять эти щели. А как ему иначе вести счет времени? Если он еще и дневного света видеть не будет, совсем тоскливо сделается.

Сначала ждал Ак Ми Э, ведь должна же она прийти. Разве она не понимает, каково Таю сейчас? Есть и предлог хороший — объяснить чужаку, что было на Круге. Старейшина — человек не злой, он должен пустить девушку, если она попросит. Через несколько дней Тай понял, что Ак Ми Э не придет.

Вельдара возвратилась к вельдам. К своим ритуалам, духам, травам, оставив Тая его богам и своим сородичам, что могли теперь с ним делать что угодно. Бежать — и то некуда. Он рыскал по своей каморке, сжимая кулаки от ярости и стыда. Его еще в жизни никто так не унижал, как эти вельды.

Нет, конечно, был еще Ранжин… Давно ли он ломал его, смеясь над бессилием Тая? Но то был Кайя, враг, что всегда мечтал уязвить, раздавить кого-нибудь из Кальги. Чего еще от него можно было ждать? После смерти Ранжина Тай почти простил ему и островок на болоте, и рану, и все его далекие теперь слова. В конце концов, это ведь Тай его убил, а не наоборот. Они, как говорят, встретились на одной дороге… А вельды?! Он пришел к ним на поклон, но ведь не за помощью! А помогать! Спасать их же дурацкий Род! Рисковать своей же головой, которую Хаадид откусит, не чинясь, как только заподозрит измену!

И после всего, в случае удачи, над ним еще будет потешаться весь королевский двор! Ведь даже если Правитель решит, что все это действительно байки линсов и домыслы его человека, мечтавшего сверх меры о награде, то все равно строго-настрого запретит упоминать о походе через Леса. Подумать только, будет говорить вся Чатуба, Тай Кальги вернулся бесславно от квирайя, ничего не добившись, проплутав где-то целый год, уж не в плену ли, и растеряв весь отряд! Отец со стыда сгорит! Да и сам он не скоро покажется при дворе, роду Кальги слишком долго придется отмываться по его, Тая, вине. И все из-за них, вельдов! Сами они ведают лишь свою обиду и ненависть к адья, а каково ему? Каково ему?!

С каждым днем память о происках Ранжина, Правителя и его дочери становилась все более тусклой, а вельды с их твердокаменной правильностью, глупостью и верностью дурацким законам, уходящим корнями неизвестно куда, терзали его все сильнее. Да предложи Тай кому-нибудь в Адья Тэрэк то, что предлагал сейчас вельдам, ему бы прошлого вспоминать не стали, приняли бы, как родного… Если он когда-нибудь окажется на родине… Тай каждый день отгонял навязчивые мысли. Он ведь давал Слово Ак Ми Э и местным духам и что там ни говори, они его спасли. Давал и выполнит, дрожать не станет, раздумывать тоже. Иначе чем он лучше Ранжина?

В назначенный день его вытащили на волю. Вечер. Солнце уже давно село, стояла густая тьма, его охранники, поигрывая факелами, тащили Тая куда-то прочь, подталкивая в спину. Однако на этот раз его хоть накидкой меховой снабдили, такой же, как у остальных.

Они вышли на небольшую утоптанную площадь между домов. Когда протолкались сквозь толпу, Тай огляделся. Посередине горел огромный костер, вокруг которого расселись Старшие со своими палками, тут же особняком расположились три Хранительницы, разодетые пестро, все в каких-то узорчатых подвесках, «вечерние звезды» на них поблескивали от сполохов пламени. А в нескольких шагах от них плотно столпились люди И Лай.

Тай сначала долго не мог найти Ак Ми Э, потом понял: вот же она. Вроде тоже в толпе, а кажется, что люди ее вперед выталкивают или назад отходят, чтобы близко не стоять. Две толстые косы, как у всех остальных женщин И Лай, стекали по бокам, потому в дрожащем свете костра он девушку сразу и не признал.

Вокруг него тоже сделалось пусто. Только четверо охранников, люди отступили. За эту четверть луны вести, должно быть, ветром разлетелись по поселку. Теперь он оказался чужаком, принесшем беду в их Род, вот вельды и шарахались. Интересно, как много рассказывают им их Старшие?

Вперед вышел Старейшина и снова завел какую-то речь, теперь уже короткую. Тишины, конечно, не было: трещал костер, люди то затихали, то рокотали за спиною. Потом он обратился к Старшим. Деды начали вставать. Не все, чуть больше половины. Старик кивнул и заговорил куда-то в пустоту. К костру он, что ли, обращается? С другой стороны подошла Старшая Хранительница, тоже развернулась к пламени.

Тут затихли и самые говорливые. Старуха завопила. Громко, протяжно. Вскрикнула что-то, потом запричитала… Ерунда какая-то. Голос Хранительницы принялся то взлетать вверх до воя, то падать вниз. Она пошла вокруг костра, и даже Старейшина отступил с ее дороги, потом Матушка понеслась все быстрее в невидимом Таю танце. Вознесла руки — и пламя послало огромный язык вверх, Тай даже моргнул от неожиданности. Дальше понеслась. Еще раз выбросила руки, и еще. Пламя, взрезывая, отвечало ей. И все это в мертвой тишине.

Ритуал закончился неожиданно. Старуха просто остановилась резко, раскинула руки, взвыла в последний раз и упала. Тай ждал, что люди засуетятся, тут же кинутся к ней, но все стояли столбами, не шелохнувшись. Наконец старуха зашевелилась, забарахталась на земле, и к ней тотчас же подлетели еще две Хранительницы, бережно подняли под руки, подвели к Старейшине. Хранительница сказала что-то громко, и люди за спиной, показалось Таю, зашуршали удивленно. Старейшина стукнул своей палкой три раза о землю, указывая на Тая. Что бы это значило? Его оставляют? Иначе откуда столько недовольства, он прямо чувствовал его, видел в их круглых глазах, что вовсю пялились в его сторону.

Старейшина поднял руку, и все затихли, Он опять что-то говорил, указывая на Тая, потом спросил что-то, обвел своей палкой толпу. Все молчали. Никто слова не проронил. Старейшина опять спросил, Тай старательно пытался вслушаться, но мешал треск пламени, да и ветер относил слова, и без того непонятные. В третий раз старик крикнул в толпу свои слова, двинулся теперь уже вдоль круга, неловко ковыляя, и тут вперед выступила Ак Ми Э. Тай затаил дыхание.

Девушка решила, что, если не заговорит сейчас, против воли Матушки, против предостережений Ин А Тала, никогда ей не простить себе. И духи. Разве они не того хотели?

— Люди И Лай! — говорил между тем Ин А Тал. — Круг сказал за чужака, и я тоже отдаю свой голос ему. Духи Рода И Лай освятили наше решение, и потому чужак останется до конца зимы. Но по закону предков чужой не может жить под защитой духов Рода, пользоваться их силой. Это все равно, что отнять у наших детей, все равно, что растить сорную траву под кронами наших деревьев! Так гласит закон: чужой не может оставаться в Роду. Он уходит прочь или входит в Род. И потому я спрашиваю: люди И Лай, чья малая ветвь примет его к себе?

У Ак Ми Э сжалось сердце. Матушка говорит — не смей, Старейшина — остерегись людей И Лай, ведь духи могут промолчать, не вступиться за тебя, а когда духи молчат — решают люди. А что же будет с ним?

Люди И Лай безмолвствовали.

— Люди И Лай, чья малая ветвь примет его? — Ин А Тал поднял свой посох и медленно повернулся вокруг.

Снова молчание. Девушка вцепилась ногтями в свою ладонь. Если скажет мужчина — глава ветви, то хорошо, а если женщина, любая женщина? Тогда Ак Ми Э потеряет его на эту зиму, последнюю, что у них осталась. Потеряет навсегда.

— Если в последний раз чужака никто не примет, духи будут решать за вас! — предупредил Ин А Тал, следуя ритуалу. — Люди И Лай, чья малая ветвь примет его?

Духи… Разве они не решили? Разве Ак Ми Э должна слушать кого-то, кроме духов и своего сердца?

— Я принимаю его, — она выступила вперед. Услышала, как зашумели ее родичи, где-то волновались ее отец, мать, сестры, братья. Как их много, но никто не может оспорить ее слов, потому что, когда выбирает женщина, никто, даже глава малого рода, не может запретить.

«Она Хранительница!.. Нельзя… Не по закону», — посыпались беспорядочные возгласы.

— Ак Ми Э, — сказал Старейшина, — ты прошла обряд посвящения, ты не можешь выбирать себе мужчину.

— Обряд не закончен, пока Хранительница настоящей не становится. Все это знают. Я не прошла обряда. Потому возвращаюсь в свой род. Матушка испрашивала у духов позволения, и они дали его.

Ин А Тал покачал головой, повернулся к Матушке.

— Это правда, Ин А Тал. Это правда, люди И Лай!

— Не было еще такого в Роду И Лай, но быть по сему! — Старейшина трижды ударил посохом о землю. — Ак Ми Э возвращается в свой род! — И он продолжил нарушенную ритуальную речь: — Женщина по имени Ак Ми Э принимает чужака по имени Тай! Скажи людям И Лай, почему ты хочешь принять его?

— Это я привела его сюда, и люди И Лай говорят, что Ак Ми Э принесла не весть о большой беде, а саму беду вместе с ним, — спокойно ответила девушка. — Пусть беда будет только моей, не ляжет ни на кого другого. И тогда, — она возвысила голос, — люди И Лай перестанут винить меня!

— Пусть будет так, — заключил Старейшина древними словами, — по воле духов Рода и по закону предков И Лай!

Тай понял только, что Ак Ми Э идет к нему, но смотрит спокойно, отчужденно. Он напрягся, ожидая какого-то подвоха. Вот она и рядом. Протянула руку.

— Дай руку, так надо, — сказала строго, и он обхватил ее пальчики, отчего-то дрожащие.

Девушка крепко ухватила его ладонь, словно опасаясь, что Тай вырвется, потянула за собой.

— Иди, так надо! — И он пошел.

Она вела его за руку, и люди молча расступались. Тепла в их глазах не прибавилось, да и пламя дальше от костра грело все меньше. А вот… он чуть не подскочил, так обожгла его ненависть, сочившаяся из глаз одного парня. Здесь было уже куда темнее, но эти глаза метали такие молнии, что Тай почти чувствовал их. Ак Ми Э тоже запнулась, наверное, о какой-то бугорок. Он хотел поддержать ее под локоток, но она только сильнее сжала его руку.

— Не отпускать! Так надо! Не надо смотреть назад!

И он послушно пошел за ней, уносясь от костра все дальше по темной тропинке вдоль домов и не подозревая, что только что сам стал вельдом.

Ак Ми Э больше некуда было вести его, кроме своего временного жилища. Оставаться у Матушки, гневить духов, она теперь не могла. После того как ушел Старейшина и охотники забрали с собою Тая, женщины принялись гадать, что же делать. К своим возвращаться? Не выгонят, но жить с ними, смотреть каждый день в глаза отца или матери, полные упрека… Нет. Что же тогда? Свободного жилища в поселке нет. Этим летом люди И Лай срубили только две избушки, сказала Матушка, людей много, а пар хороших складывается мало, плохо теперь живут в поселке, неспокойно. А все старое разобрали, поди. Из покинутых или опустевших остались только домик бывшей Хранительницы, блаженно дотлевавший рядом с жильем теперешней Матушки, да жилище старухи У Э, что пять весен назад отправилась к духам. Первый еще долго гнить будет, до тех времен, когда новая Хранительница появится, а второй люди до сих пор трогать боялись. Кому первому охота в проклятое место соваться? Вот и торчал он и сейчас посреди поселка, покосившийся и жалкий, хоть три года, положенные для освящения духами этого места, давно уже прошли.

— Что ж, — сказала Ак Ми Э, — туда пойду. Куда мне еще? А что люди скажут, уж и думать нечего. Ничего хорошего про меня не скажут, куда бы Ак Ми Э ни пошла, где бы след свой не оставила.

— Да там уж все давно отсырело, прохудилось! В горнице небось мох давно вырос, — засуетилась Матушка. — А вечером туда и не пойдет никто. Завтра к Старейшине еще раз схожу, велю, чтобы дров дал, да шкур, да зерна еще. А сегодня… Ты замерзнешь, девочка!

Но девушка упрямо ушла к домику старухи У Э. Прихватила у Матушки несколько шкур, немного еды, потом с ее подворья дров натаскала. Несколько раз пришлось обернуться. За всеми ее шагами следило множество глаз, к утру весь родовой поселок знал, что девушка не только вернулась с плохими вестями, а и поселилась в домике старухи У Э, давно уже проклятом духами вместе со своей хозяйкой.

Сам домик обветшал донельзя. Крыша прохудилась. Если дождь пойдет, то течь будет отовсюду. Лохмотья рыбьего пузыря на окнах сиротливо полоскались на ветру. Мохом стены поросли не только снаружи, но и внутри, а раскрошившийся по углам глиняный очаг сиротливо притаился посреди этой сырости и запустения. Ак Ми Э, и правда, замерзла этой ночью, но ничего, в лесу и похуже бывало. И не от холода она пролежала почти всю ночь без сна, а от тяжелых мыслей.

Не все выходило так, как она думала, как гадала. Не простят ей люди И Лай возвращения, какие бы вести не привели сюда Ак Ми Э… не простят, да еще ее же в тех вестях винить будут. Зачем им понимать, зачем в ее дела входить? Повесили на нее все свои беды, она ушла, унесла, стало быть, а теперь что? А если на Ак Ми Э и правда проклятия нет, если духи ее на самом деле в лес за важным делом посылали, то кто ж тогда виноват, что в поселке неладно который год? Что детей стало меньше? Матушка говорит, этим летом и вовсе мало. Что огневица все сильнее свирепствует? А тут она вернулась, да еще Тая привела. Неужто зря? Где он сейчас, что с ним? Старейшина его до Круга в обиду не даст. А что потом?

После Круга Старших Ак Ми Э только силой заставляла себя встряхнуться, приободриться. Вспоминала Тая. Он так смотрел, как будто она сжала его сердце и всю кровь выпила… А что ей оставалось? Старейшина Ин А Тал и Матушка, они мудрее, они сказали, разъяснили, как держать себя перед людьми И Лай. И надо делать так, как они советуют.

Все дни до решения Круга она скоблила стены, собирала мох и пух дерева пи-на, варила рыбий клей, заново конопатила избушку, обмазывала очаг, клеила к окошкам новые рыбьи пузыри, что прислал Старейшина. Он даже отрядил троих ладить ей крышу. Родичи пришли неохотно, но выказывать своего неудовольствия не стали, не пристало мужчинам, хмуро переделали за два дня всю работу и так же ушли. Ак Ми Э понимала, весть о беде разнеслась по поселку, люди волнуются. Как же так, жили себе, жили, тихо, своим ладом… Ак Ми Э не станешь укорять за то, что какой-то Старейшина Хаадид на другом краю земли захотел «вечерних звезд», но ее винят в том, что привела чужака в поселок, дорогу показала, поверила. И теперь он тут. Вся их ненависть оборотилась против Тая. С каждым днем поселок волновался все больше, даже бывшая подружка Аэ Тэн боялась подойти к Ак Ми Э, словом перемолвиться.

А вот Ак Ло Тан приходил. Трижды. Все под вечер, чтобы не видел никто. Только реку в кружке не спрячешь. Досужие глаза и в темноте углядят. Первый раз Ак Ми Э велела ему уйти, помня про утраченное дитя Су Ни Сэ, не стала ничего слушать, дверь перед носом захлопнула. Ак Ло Тан ушёл разобиженный, но уже на следующий вечер он вернулся.

Ак Ми Э уже корила себя, что так плохо с ним обошлась. Что ей чужих глаз бояться — хуже все равно не будет. Пригласила в дом, заговорила было о том, что их ветви не срастутся никогда, но Ак Ло Тан просто схватил ее в объятия. Ак Ми Э принялась вырываться, а он не понимал. На счастье, ей удалось извернуться и выбежать на улицу, он выскочил за ней и потянул снова в домик, но девушка закричала, а потом сказала, что будет еще кричать, до тех пор, пока тут не соберется весь Род И Лай. Она пока еще Хранительница. Его изгонят тут же, таков закон. Когда молодой охотник поостыл, велела завтра приходить для спокойного разговора.

Он пришел, уже смирный, с больными несчастными глазами. Ак Ми Э долго говорила в тот вечер, и опять, как полгода назад, не нашла простых, но теплых слов. Даже если бы она перестала быть Хранительницей, то все равно бы не сделалась его женщиной. Никогда. Она — это его прошлое, которое не надо вспоминать. Ак Ло Тан может забыть про Су Ни Сэ, не возвращаться к ней, если не хочет, но и Ак Ми Э он должен оставить, дать покой и себе, и ей.

Ей тоже было больно. Милый, добрый Ак Ло Тан, самый сильный, сильнее Тая. И добрее. Но Ак Ло Тан тут, рядом, а Тай… он везде. Она смотрит на поленья у очага, языки пламени, уходящие в трубу, и вспоминает о нем. Смотрит на Ак Ло Тана, а вспоминает его. Ак Ло Тан — это прошлое, которое Ак Ми Э порой вспоминает, зато начисто позабыло ее сердце.

Он ушел пришибленный, но непокорившийся. Ак Ло Тан сильно изменился за эти полгода. Новый незнакомый блеск появился в глазах, порывистость в движениях. Ак Ми Э боялась, что он еще вернется, но до Родового Круга охотник больше не появлялся. Однако его хождение у домика Ак Ми Э не осталось незамеченным, и вслед девушке опять понеслось шипение и гневные выкрики женщин. И даже теперь, когда она уводила с собою Тая, показывая всему Роду, что ей не нужен Ак Ло Тан, то знала: выкрики просто станут другими, да и шипенье не утихнет. Только время примирит ее с людьми И Лай, только время. Ведь она вернулась домой, и духи не дадут ее в обиду.

Наткнувшись на Ак Ло Тана, яростно глядевшего на них из толпы, девушка споткнулась. Показалось, что молодой охотник бросится на Тая, но он так и остался стоять, обжигая их взглядом. Проходя мимо Нин Эсэ и Та Ни, стоявших рядом плечом к плечу, будто воины Тая, девушка пожала плечами, показывая: видите, Ак Ло Тан мне не нужен, это не я его приманиваю, это вы его упускаете. И потянула Тая в старое жилище У Э.

Только закрыв дверь, отпустила его ладонь.

— Что случилось? — настороженно спросил Тай, боясь услышать в ответ снова что-нибудь сухое и безразличное. — Они согласны?

Ак Ми Э кивнула:

— Согласны. Большая половина Круга, и Старейшина, и Матушка, и духи. Согласны, что ты будешь жить эту зиму в И Лай. Потом, к весне, они будут смотреть, какой ты есть человек.

— Ara, — прикинул Тай. Что ж, и на том спасибо. — А потом он что спрашивал, Старейшина ваш? У всей толпы?

— Есть закон… — Она замялась. — Чужой не может жить в Роде. Наши духи не могут защищать чужого. Если Тай будет жить в Роде, кто-то должен принять Тая к себе в ветку. Кто-то должен сказать.

— Ara… — протянул он. — И все молчали. А что им стоило?

— Нет, — Ак Ми Э примостилась у очага, принялась разжигать остывшие угли. — Тай не понимает. — Она то и дело приподнимала голову от углей, объясняя. — Малая ветвь будет отвечать целому Роду, если Тай что-то сделает плохо. И духам тоже. Никто не знает, какой Тай человек, никто не хочет.

— И меня не приняли? А ты? Зачем увела меня?

Очаг запылал, и Тай тоже потянул с себя накидку. Кроме шкур, брошенных на пол мехом наружу, очага и груды узелков в углу, тут ничего больше не было. В воздухе, немного затхлом от извечной сырости, витал знакомый аромат, от которого щемило сердце.

— Приняли, — повторила она. — Женщина тоже может говорить. Любая могла увести Тая. Тогда он достался бы той женщине.

— Как это? — Он аж поперхнулся. — Достался? Я же не вещь? Не эта вот подстилка? — Дернул шкуру под собой.

Тай обозлился всерьез, он даже чувствовал, как гримаса перекосила лицо, и сдерживаться больше не хотелось.

— Пусть Тай идет туда, — она указала на дверь, — там вода, много, холодная. Перестанет злиться. Ак Ми Э не сделала плохо.

Он выскочил на двор, невыразимо злой за все дни, пока они держали его в сарае, злой на их дурацкую гордость, на пренебрежение. Никто ведь даже малой частью не оценил того большого, что он готов был сделать для них! Будут думать! Как бы он сам к весне не передумал!

Тай с яростью зачерпнул легкое ведерко из большого деревянного корыта и опрокинул на себя. Вода! Ледяная! Полегчало немного. Совсем запаршивел в этом сарае. В лесу хоть ручьи, а тут, среди людей… да что говорить. Он яростно вылил на себя еще несколько ведер и только потом сообразил, что даже куртки не стянул. Сразу невыразимо похолодало, но возвращаться в дом теперь было не к лицу. Ишь, как злость все нутро залила. Ак Ми Э ведь не виновата, она же за него заступилась. Привела… Да что толку, если она теперь… такая.

Тай торчал перед дверью, пока дрожь не начала бить его сверх всякой меры, только тогда поборол свою проклятую гордость. Ак Ми Э только ахнула. Он принялся раздеваться, кутаясь в шкуры, что лежали на полу. Не сидеть же тут мокрому с ног до головы?

Она тут же поставила какую-то плошку на камни в очаге. «Нет чтобы так согреть, — подумал Тай. — Да, здесь, в этой Земле «вечерних звезд», все изменилось, будь она проклята».

— Знакомый запах, — сказал, чтобы что-то сказать.

— Цветы тин-кос с моего дерева.

Ак Ми Э поднесла ему две чаши. В одной плескалось что-то горячее, а в другой — увядали и сохли некогда прекрасные цветы. Тай уже видел такие. Запах тин-кос дурманил его, опять, как в лесу, захотелось не сидеть просто так, встать, что-нибудь сделать. Вместо этого он отхлебнул пойла, заваренного Ак Ми Э. Девушка села рядом, поставив на пол плошку с цветами.

— Утром я собирала цветы с Матушкой, чтобы защищать дом. Он раньше плохой был, проклятый, — «утешила» она Тая. — Теперь наш будет. Хороший.

— Хороший… — протянул Тай. — Что хорошего, если ты теперь совсем другая, Ак Ми Э, совсем другая!

Он сжал ее плечи, так сильно, словно пытаясь выдавить, найти ее прежнюю. И тут Таю на миг показалось, что он обнимает ствол дерева, гладит его пальцами… Постой, сказал сам себе. Он вновь сжимал плечи Ак Ми Э. Да, Тай помнил его, это дерево. Тогда… в роще. Он стоял вот так… Ох, нет, это же Ак Ми Э стояла там, это ее пальцы, ее кисти.

Как будто вспышка разорвалась в голове, запах лепестков в чаше стал нестерпимым. Тай вспомнил давнишнее видение, все до капли. Все это так просто, так просто, закружилось внутри. Ну конечно же, а он, дурак, сидел в этом сарае и выдумывал дурацкие измышления, вместо того чтобы просто потянуться к ней, просто услышать!

Он рывком притянул девушку к себе, прижал, точно зарылся в нее.

— Не буду больше верить глазам, и ушам не стану… Только сердцу, Ак Ми Э, только сердцу, клянусь тебе!

Это не девушка изменилась, это он забыл то, что знал. То удивительное чувство, испытанное в роще духов, да и потом… какое-то время… затянуло пеленой утомительных переходов, холодов и хмурых взглядов вельдов. Не сразу, постепенно, но он забыл его…

— Прости, что забыл, прости, — шептал он, не соображая уже ничего от дурманящего запаха тин-кос, не видя ее слез.

Дрожа, он потянулся к ней, к ее губам, глазам, к её телу, маленькому и легкому, чуть касался пальцами ее кожи, и они наливались теплом, совсем как тогда, слабая щекочущая дрожь пронзала их и опускалась глубже, внутрь, навстречу его желанию, рождая во всем теле стремительный поток. Он кинулся к ней всем существом, еще какое-то время помнил, как целовал ее хрупкие плечи, как-то по-новому налившуюся грудь, колени, как дрожь и иголки по всему телу стали нестерпимыми, словно выдирая его из кожи вон… Потом забыл, растворился. Боль снизу ушла, а ком в груди от вертевшегося потока разровнялся, разлился теплом во все стороны, ринулся вверх, ударил в голову куда лучше любого вина и даже напитка тин-кос.

Тай снова был вместе с ней, как в тот день в роще… и как будто один, только с другим сердцем, другим телом, другие мысли летали внутри, не даваясь в руки. Упругая сила то поднималась вверх, приятно щекоча спину и зажигая искры у него в голове, то снова стекала туда, вниз, к ней… И вновь возвращалась, как будто пульсировало одно большое существо. А потом Тай и вовсе потерял свое тело, осталась только тихая дрожь, мягкая, зовущая, сладкая, она была везде, вокруг. Казалось, она разлита во всем мире…

Он медленно очнулся, со страхом ожидая знакомой пустоты и еще того хуже, боли в груди, но ожидания обманули его и тело возвращалась привычная тяжесть, но глубоко внутри оставалось по-прежнему легко, чудесное тепло переполняло грудь, кружилась голова: Он молча завернул Ак Ми Э в какой-то бурый мех, придвинулся поближе к очагу, задумчиво пропустил меж пальцев ее новую непривычную косу, так плотно спеленутую кожаными шнурами, что из нее не выбилось ни одной пряди.

— Не буду верить глазам, — опять повторил он, — обещаю тебе. Они видят, что хотят. А сердце не видит — знает. А я — дурак еще раз. Ничему Ранжин меня не научил. Прости…

Смахнул слезу, вновь блеснувшую на ее ресницах.

— Не надо говорить так… ругать себя, — прошептала девушка. — Ак Ми Э плачет, когда Тай говорит так. Не надо. Мы все такие: я, ты, все. Ты… — она поискала слово, но не нашла, — ты — странный, другой, если слышал себя. А люди И Лай — никогда не слышат. Тай понимает теперь, знает, духи рассказывали ему…

Девушка сбилась и примолкла. Он только сильнее прижал ее к себе.

— Все хорошо… хорошо, — замялся, не решаясь. — Ак Ми Э, мне показалось, что внутри у тебя как будто два сердца бьется…

— Ты знаешь, — сказала она.

— Ты носишь ребенка…

Она улыбнулась радостно, светло.

— Духи подарили нам сына!

— Так почему же ты молчала? И когда?

— Большая луна прошла до того, как мы возвращались в поселок! Я не могла тогда говорить, не знала, что будет в И Лай.

— И ты чуть было не отдала меня какой-то другой женщине? — проворчал он вполне миролюбиво.

— Ак Ми Э не хотела, но Матушка говорила, что нельзя знать для людей И Лай, что Тай — мужчина Ак Ми Э. Тогда люди не будут верить в слова Ак Ми Э, Матушка не защитит тогда Тая. И Старейшина тоже. И еще… я была Хранительница Рода.

— И что?

— Хранительница не выбирает мужчину, не рождает детей. Все в Роде И Лай — ее дети.

Тай еле переварил ее слова. Девушка никогда не говорила этого раньше.

— Вот почему… — Он тронул ее косу, слишком непривычную на ощупь после стольких дней в лесу, когда он перебирал ее милые косички.

— Да, — она сама дотронулась до волос, словно тоже не могла привыкнуть. — Я больше не Хранительница.

— Из-за меня, — Тай вздохнул, не без тайной гордости все-таки.

— Нет, — она опять улыбнулась, — из-за меня. Ак Ми Э хотела так, духи хотели так. Иначе не помогали бы.

Тай вздохнул уже по-настоящему. Вечно эти духи мешаются во все дела, даже в такие.

— А что теперь?

— Теперь — ты мой мужчина, один из людей И Лай. Никто не будет делать зла, только так… смотреть плохо, говорить плохо — это могут. А потом — пойдешь в свою Землю Адия. Может, пойдешь. — Она блеснула глазами и заговорила о другом: — Завтра будешь идти в дом Ин А Тала. Это Старейшина. Он будет говорить, что тебе делать.

Они затихли, думая каждый о своем, потихоньку подбрасывая в очаг поленья, не чувствуя под шкурами того ветра, что свищет от прорезанного рыбьего пузыря в одном из маленьких окошек. Не знали и о том, как чьи-то яростные глаза следят за ними через Эту щель.

На следующий день Тай вместе с Ак Ми Э побывал у Старейшины. Чужак не может жить просто так в поселке, справедливо рассудил старик, он, как и все, должен что-то делать. А что он умеет? Тай прикинул, что бы ответить. Оказывается, ничего… Вельды не воюют, чем он может им пригодиться? В своих землях он был воином, хорошо умеет обращаться с оружием, переводила Ак Ми Э. Но оружие у воинов адья не такое, как у охотников И Лай, и ножи другие, длинные и тяжелые, и луки странные, маленькие и стреляют поперек. Только вот копья почти такие же.

Ин А Тал подумал, потом приказал позвать кого-то из поселка. Назвал несколько имен. Ак Ми Э так близко стояла к Таю, что плечо ее почти касалось его груди. И вдруг она вздрогнула. Что случилось? Будешь охотником, если ни на что больше не годен, продолжал Старейшина, а там поглядим, что за человек. Ак Там Ун, У Со и Ак Ло Тан приглядят за тобой, объяснял старик, покажут что и как, проверят в деле твое уменье. Потом люди И Лай посмотрят, чего стоит Тай.

Все трое явились, встали, косясь на Тая. Один — уже седоватый, с уродливым рваным шрамом на шее, хмурый взгляд не обещал ничего доброго новичку. Второй — помоложе да поприветливее. Видно, этот и духам, и своим Старшим больше доверял, без подозрения смотрел. Кивнул серьезно, без радости, но кивнул же все-таки! А вот третий… Тай сразу узнал его, юношу со злыми глазами, очень высокого для вельда, всего на полголовы ниже Тая. Казалось, что со вчерашнего дня в нем накопилось еще больше ненависти. Смотрел степным волком. А старик вроде того и не заметил, завел себе спокойно речь ко всем четверым. Хитрый старикан! Вот что решил устроить чужаку! Но и Тай себя тоже в обиду не даст. Еще покажет этим вельдам!

Плечо Ак Ми Э дрожало, как осенний лист на ветру, и Тай без всякого умысла положил на него руку, чтобы ободрить, а то, глядишь, она вот-вот упадет. Лицо молодого охотника почернело, он напряженно задышал, если мог бы — бросился бы вперед. Он почти не владел собой, и Тай наконец начал понимать, в чем причина столь дикой злобы. Не он сам, чужак, тому виной, а Ак Ми Э, что досталась ему. Вон как смотрит, так и ест ее глазами. Ведь было что-то между ними, было. Только давно прошло, и вчерашняя ночь тому свидетель. А охотник еще помнит. И не может быть, чтобы Старейшина о том не ведал, пришло Таю в голову. Ай да хитрый старикан! Что приготовил!

Ему велели завтра рано поутру приходить к дому У Со, самого мирного и покладистого из троих, и Ак Ми Э повела Тая к Старшей Хранительнице. Дорогой он хотел расспросить девушку о том молодчике, но не стал. Вспомнил вчерашнее и не захотел. Зачем ворошить прошлое, «который не вспоминать»?

У Матушки им пришлось задержаться. Та долго собиралась, пока они стояли у крыльца, целый узел с собой набрала. Позвала двух других Хранительниц — Тай только сейчас разглядел, что одна из них совсем юная, не старше Ак Ми Э, — тронулись в путь. Двинулись не куда-нибудь, а прямо в священную рощу духов. Тай с восторгом глядел на деревья тин-кос, что помнил так хорошо. Аромат снова кружил голову. То место, куда он должен был прийти. Теперь уже не в видении Тай шел мимо светлых стволов, сыпавших розовым снегом веток. Он видел уже это чудо, может, оттого и чувство такое, будто он знает эту землю?

Женщины остановились у одного из деревьев. Встали вокруг. Матушка разложила на своем платке свежий хлеб, орехи и какие-то коренья, вынула какие-то чаши. Налила что-то в две из них и отставила нетронутые — верно, для духов. В третью насыпала порошка, от которого защипало ноздри. Порошок коры тин-кос.

Ак Ми Э тем временем подошла к своей ветке, погладила, подвела Тая к дереву, взяла за руку, прикоснулась его ладонью к стволу.

— Это дерево Ак Ми Э. Теперь это твое дерево, — сказала по ритуалу и повторила на адья для Тая.

Девушка с грустью слушала привычные призывы к духам, следила за хорошо знакомыми жестами Старшей Хранительницы. Сколько раз она бывала здесь и видела эти обряды, помогала Хранительнице. Теперь же ход в рощу закрыт для нее.

Только несколько раз в год с разрешения Матушки она может прийти к своему дереву тин-кос…

Вот Матушка попросила принять Тая в Род И Лай, подняла руку над чашей, застыла. Девушка не замечала, как слезы начинают застилать от нее мир, так щемило сердце. Все ждали. Наконец над чашей закурился дымок, духи приняли жертву.

Таю велели закрыть глаза, взявшись за ствол дерева Ак Ми Э, и он послушно ухватился, зажмурившись. Он снова ожидал того же видения, но оно не пришло. Вместо того послышалась странная песня. Нет, это не язык народа Ак Ми Э, Тай узнал бы его, другой. Но как здешнее пение не похоже на вчерашнее вытье старухи, как будто сам голос ее изменился. Протяжные напевные строки песни перемежались со странным речитативом, монотонно стучавшим в уши, как сухая барабанная дробь. Чудилось, что эти барабаны выбивают: «забыл», «забыл». Тай оцепенел, слушая завораживающее пение, он даже не знал, как долго оно длилось. Но все прекратилось, и воцарилось молчание. Тай не знал, что делать, может, уже пора глаза открывать, как вдруг старуха резко бросила несколько слов.

— Духи нарекают тебя Сан Хи Э, — прошептала Ак Ми Э. — Они приняли тебя. Пойдем! — Девушка потянула его прочь, и Тай пошел за ней, оглядываясь на старуху, все еще вещавшую что-то деревьям. Благодарила, наверное.

Однако Старшая Хранительница быстро собрала часть своего скарба и тоже направилась за ними.

— А почему так быстро? — с сожалением спросил Тай, наклонившись к уху Ак Ми Э.

— Духи будут есть, пить, не надо мешать, — тихо ответила она.

Они подошли к краю рощи. Девушка обернулась и, обратившись к Матушке, поклонилась. Тай не стал ждать, когда его дернут за руку, и склонился тоже. Спина не отвалится. Припомнил благодарность на языке вельдов. Матушка что-то пробормотала в ответ и медленно уплыла к своему домику. Они же с Ак Ми Э медленно пошли по тропинке вокруг поселка, не стремясь сразу же возвратиться туда. Уже солнце садится, так много времени прошло!

— А о чем пела Хранительница? — спросил Тай.

— Это древние слова, остались от предков. Язык Хранителей. Никто не знает целый язык, все слова, даже Матушка. Звери, птицы понимают его, Сие понимает, — сказала Ак Ми Э. — Это был ритуал. Тай приходит в Род. Ребенок, когда родится, тоже приходит в Род, духи тоже встречают его. Надо имя дать, надо рассказать, как жили предки, чтобы помнил. Если будут спрашивать, как тебе зваться, не надо больше говорить «Тай», надо говорить «Сан Хи Э».

Вот так, уже и имя потерял. Остается лишь надежда, что ненадолго.

— Что значит — как жили предки? — рассеянно спросил Тай, думая об утерянном имени.

— Это древнее сказание, очень древнее, как начинался Род И Лай и все другие. Про то время, когда люди еще не были. Звери, птицы, травы, деревья — все были, а счастье и горе — не были. Земля была скучная, одинаковая. Солнцу стало скучно смотреть вниз на скучные земли. День проходит, другой, много дней — все одинаковые. Вокруг земля цветет, растет, а нет радости для Солнца. Тогда он решил, чтобы вырастить дерево, какое не бывает — не такое, как все, чудесное. Он сверху уронил свой луч в землю, и родилось семя. А потом Солнце ушел спать, и пришла Луна, тоже скучная. Решила вырастить зверя, какой не бывает. Она тоже уронила луч в землю, и появилось яйцо. Лучи Солнца и Луны упали туда же, в то самое место. И выросло огромное дерево без имени, и на нем огромные цветы без имени, каких не бывает. Лепестки падали, и Солнце было в радости, а Луна уходила каждое утро под свою гору и думала: где тот зверь чудесный? Она будет хвастаться чем, будет равняться с Солнцем чем? А потом лепестки упали все, и выросли плоды. Плоды лопнули, и люди появились на свет. Голые, совсем глупые, они упали вниз под дерево, плакали и кричали. Это было в ночь. Луна испугалась, что Солнце будет видеть ее зверей и говорить: я сделал лучше. Тогда она попросила Ветер, и Ветер унес людей далеко, бросил в мир, и лепестки вместе с ними. Это был сильный Ветер, все лепестки, все цветы, что остались, сорвал. Солнце утром выходит — стоит большое дерево без цветов, только остатки плодов на ветках есть.

Некрасивые, уродливые. Тогда он рассердился и приказал дереву, чтобы не было больше плодов до конца земли. Только цветы, и чтобы цветы цвели все время, не умирали, пока другие деревья не спят. Зимой Солнце ходит далеко от земли, не видно оттуда, как цветет тин-кос, зимой ему все равно. А люди упали там, где лепестки. Лепестки упали в землю и родили новые деревья, а люди остались там, где выросли деревья. Они же из этого дерева, первые плоды. Куда отрываться от ветки? Остались под деревом. Дерево родило много других. Стало как роща. Только плоды больше не растут. А люди живут там, где упали лепестки первого дерева тин-кос. Тут, — она махнула рукой в сторону рощи, — упал человек, что назывался И Лай. От И Лай весь наш Род. Он наш главный дух, самый древний, самый мудрый. Потом еще люди родились, потом уходили. Они тоже теперь духи, много духов, нас берегут, чтобы Род И Лай не пропал. Когда умирает священная роща из первого тин-кос, один лепесток, что появился от света Солнца, уходит из мира. Нельзя уходить, потому мы будем жить, хранить наш Род.

— Ты… — Тай замялся.

На этот раз он вовремя проглотил слова, уже готовые сорваться. «Ты веришь в это, Ак Ми Э?» Девушка посмотрела, удивленно моргнула, но не переспросила.

Тай только подивился рассказам вельдов. Складно, хотя по ту сторону лесов даже дети знают, что людей боги сделали. Народ адья — свои боги, линсов — свои, даже презренные квирайя — и те не просто так землю топчут, поклоняясь своим богам зверского вида. Потому и сами, как звери.

Ак Ми Э свернула на тропинку, ведущую в поселок.

— А ваши имена, ну, те, что духи дают, все что-то значат? Как Ак Ми Э, как Сай Дин? Я и слов-то на твоем языке таких не помню, Сан Хи Э. — Новое имя с трудом выговаривалось на их манер.

Она что-то пробормотала, и Таю пришлось переспросить.

— Забывать все, — так же тихо сказала девушка, но Тай на этот раз понял. — Тот, что забыл все.

Он думал, дни поползут, а они полетели, как мошкара. Уже очень скоро все листья облетели, исчезли даже последние лепестки с деревьев тин-кос, и в родовой поселок И Лай пришли снега.

Тай, к своему стыду, оказался никуда не годным охотником. Легким луком, которым его тут снабдили, он забавлялся только в детстве, ведь это не оружие мужчины. Даже степные охотники в Адья Тэрэк промышляют с арбалетами. Потому стрельбу из лука он всегда почитал за детскую игру, забывшуюся уже довольно давно. О силках и капканах не имел никакого представления, да и разъяснить хорошенько сразу всю эту мудреную науку ему не могли, потому что Тай почти ничего не понимал на языке вельдов. Только смотреть за охотниками оставалось.

Выходить же в хлипкой лодке на реку он страшился больше всего, стараясь, однако, не выказывать слишком явно своей слабости. Тай едва умел плавать, да и не плавать, так, барахтаться на поверхности. Мелкий прудик в Альдьяше, где он резвился в детстве, оказался совсем не похожим на полноводный Дун-Суй. Реки столь редки там, где вырос Тай, и воины адья легко переходят вброд эти ручьи, потому каждый раз, как долбленка угрожающе кренилась на одну сторону, он молился про себя богам, чтобы не пришлось переживать позора, утопая в холодной воде.

К тому же Тай еще не совсем оправился от хвори, силы его были подточены холодом и бесконечными переходами по лесу, потому первое время боль в груди слишком часто напоминала о себе. Кляня себя, он бежал за охотниками, пока мог, пока боль не начинала разрывать грудь когтями, и все равно отставал, теряя их из виду. Они неумолимо удалялись, а Тай, с трудом дождавшись, пока люди И Лай исчезнут за деревьями, падал, пытаясь отдышаться. Потом вставал. Снежок то и дело припорашивал землю, потому найти их по следам не составляло труда даже Таю.

Один раз ему таки довелось заблудиться и проплутать два дня в лесу. Как удалось вернуться, он до сих пор не соображал, ведь всего чуть поболе четверти луны с ними по лесу ходил. Верно, время, проведенное в лесах с Ак Ми Э, тоже даром не прошло. Девушка научила стольким приметам, без которых дорогу в поселок ему бы не найти никогда.

Его никто не искал, понял Тай, когда вернулся. Охотники, объяснила Ак Ми Э, исчезают в лесах, только если зверь какой-то заломал. А чтобы кто-то сам дорогу не нашел, такого Нет в И Лай. Потому и искать нет нужды. Духи сами позаботятся, коли захотят помочь. А коли не захотят, то чего такому человеку помогать-то? Однако по той неуемной радости, с которой Ак Ми Э кинулась ему навстречу, Тай понял, что девушка отчаянно боялась за него эти два дня, даже полагаясь на своих духов. Но он ведь вышел, даже в одиночку, нашелся и гордился этим донельзя. Не только вышел, а и не замерз в лесу, не попался ни одной из тех здоровенных тварей, что бродят тут в окрестностях, ходил, старательно избегая звериных троп. В поселке же лишь хихикали, не понимая его успеха. Тай то и дело ловил спиной смешки, злился, хоть и не мог не понимать, насколько ему это на руку сейчас.

Люди И Лай потешались над ним в открытую, теперь их ненависть к адья переросла в презрение. Чего их бояться, коли неуклюжие такие да не соображают ничего? Да, это было Таю на руку, но он предпочел бы ненависть. Невыносима была одна мысль о том, что вельды ко всему еще и насмехаются над ним. За один такой взгляд он открутил бы голову обидчику в Адья Тэрэк, равного бы вызвал на поединок, а здесь приходилось терпеть изо дня в день. И чтобы излить свой гнев хоть как-то, он уходил в лес, подальше от злых глаз, и упражнялся до изнеможения с луком, мстительно ломая стрелы о мерзлую древесину.

Прошло еще немного времени, и Тай стал лучше понимать речь вельдов. Окреп и мог теперь ходить за охотниками. Лишь иногда, когда телу приходилось трудиться слишком тяжко, боль в груди напоминала о себе. Но дело все-таки пошло на лад. Он старался побыстрее схватывать, особенно когда имел дело с улыбчивым У Со. «Ну, ты да-а!» — так охотник удивлялся несуразностям Тая, но смеялся без злобы, потому единственный и пришелся по сердцу. Тай старался к нему поближе держаться, чтобы хоть окликнуть, хоть спросить совета, если что.

Старый кряжистый Ак Там Ун терпел его нехотя, на промахи глядел с досадой, не смеясь, мерил презрительными взглядами то и дело. Куда больше терпения он тратил на двух молоденьких парнишек, которых опекал, как и положено родичу. Ак Ло Тан же, тот и вовсе возненавидел чужака. Только об одном, наверное, мечтал: чтобы Тай сгинул где-нибудь в лесу и встретил там ти-коя или матерого там-уна. Одного такого Тай даже видел разок из-за деревьев. Темно-бурый громадный зверь лениво топтался, пытаясь выворотить что-то из-под корней, подрывая огромными кривыми когтями, вздымая вокруг снеговую тучу. Они тогда тихо ускользнули, стараясь не спугнуть зверя.

Но как бы там ни было, а Тай давал все меньше поводов Ак Ло Тану раскатисто хохотать над его промахами, обидно указывая пальцем. Он уже достаточно понимал язык вельдов, чтобы без труда разобрать все те слова, которыми награждал его молодой охотник в разговорах с остальными, но сдерживался, утешаясь мыслью о том, что тот злится из-за Ак Ми Э. За глаза у вельдов это не принято. Что ж, когда-нибудь Таю придется перестать притворяться непонятливым, и тогда Ак Ло Тан замолчит, он заставит его замолчать. Но не теперь. Сейчас Тай для них не лучше непонятливого ребенка, и в драку полезет, как неразумное дитя. Не теперь. Надо учиться терпению и ждать того дня, что подарят ему боги Адья… или местные духи. Он заставит этих вельдов уважать его, думал Тай, не зная, что день придет куда раньше, чем думалось, и совсем не тот, какого ему так хотелось.

Время уже клонилось к середине зимы. Холодное время, да еще и голодное было бы, если б в поселке не оказалось хороших запасов вяленого и мороженого мяса и рыбы. Одним зерном жить нельзя, можно только перебиваться в ожидании лучших времен. А еще и год, как нарочно, неурожайным оказался. Зерновых трав, которыми кормились вельды, по наказу Старейшины давали всем понемногу, а огромных коричневых бобов — и того меньше. Зато охотников с самого лета не покидала удача. Однако теперь они пропадали в лесу без толку, зверье то ли ушло, то ли скрылось от морозов подальше, а ведь если так пойдет, то запасов до конца зимы не хватит.

И вот вчера на закате духи, как сказал главный среди охотников Ак Там Ун, послали им, наконец, помощь. Да еще какую! Судя по следам, здесь прошло стадо соев, с десяток, не меньше. Таю уже не раз приходилось охотиться на соев, ничего мудреного, только уворачиваться успевай получше. Ему они напоминали свиней из земель Адья, только куда больше, грузнее. Клыки, торчавшие по бокам плоского, поросшего сверху жестким черным волосом рыла, способны в одночасье распороть незадачливого охотника, если попадется такой, да и мощные передние лапы, что раза в два больше задних, годны для ломки небольших костей. Грудных дуг, к примеру. У Со показывал на ноге отметину, что была когда-то рваной раной. Остатки следа соя. Не поймешь, что у них, втолковывал охотник тогда еще несведущему Таю, то ли копыта с когтями, то ли когти с копытами. Тай так не понял в тот раз, потом уж уразумел, когда своими глазами увидел. Вроде бы и копыта, а с тремя выростками, да еще острыми, как когти.

А мяса будет! Для стольких семей на пол-луны хватит! Тай вместе со всеми азартно преследовал стадо соев. Надо же, что именно им привалила такая удача! Другие охотники, верно, бродят без толку, а то и в поселок вернулись еще вчера. Тай уже прикинул, что соев слишком много прошло, и на опытных охотников, и на него хватит. А то и двух завалить сразу, вот удача была бы! Доказал бы вельдам, что не зря их хлеб ест. Вельды не попрекают, они ведь и немощных своих кормят, и слабоумных. И Тая тоже. Они не попрекают, только смеются. Было время, когда у Тая дело на лад пошло, тогда уж меньше потешались, а теперь добычи совсем нет, их короткая память уже успела забыть, что чужак почти выправился.

Весь день они шли по следу, моля духов, чтобы темные серые тучи, с утра повисшие над самыми ветвями, не разразились снегопадом. Духи благосклонно внимали, ни одной снежинки не уронили, а потом и вовсе отвести тучи подальше решили, от соблазна. На следующее утро ветер тащил их рваные лоскутья куда-то вдаль, обнажая синее небо. Похолодало так, что Тай, непривычный к здешним морозам, то и дело нос оттирал. Снег весело поскрипывал, предвещая удачную охоту, и Тай проворно скользил в середине стайки охотников на уже привычных широких снегоходах.

Вдруг глухо зарычал Уска, пес Ак Там Уна, а за ним и остальные ощетинились, голос подали.

— Ну-ай, — старый охотник застыл, склонившись, потрепывая пса за загривок.

Тот послушно стих, весь подобравшись, а за ним и остальные. Уж псы-то у вельдов вышколены здорово.

— Далеко еще, ближе пойдем, — услышал Тай.

Они подобрались еще, пустили собак по сторонам, сами растянулись цепью на пути у стада. Тай почти крайним получился. Дальше только Кай Кин — один из тех мальчишек, что старик наставлял. И как он его пустил так далеко от себя? Верно, надежда притащить в поселок десяток соев заставила забыть свою заботу, а парень и рад убраться подальше. Дед ведь пока не дает ни продыху, ни ходу, ни вольного простора. Тай хорошо видел лицо парня, притаившегося за деревом. Слишком близко он стал, подумал с досадой. Да еще сзади у мальчишки огромный ствол валяется. Куда бежать, если что? Про себя он даже головой покачал.

Эти вельды порой казались точно выросшими из леса, но иногда удивляли его донельзя, временами почти не заботясь о себе. Они слишком полагались на своих духов, а Тай привык на себя больше опираться. В проворстве с ним мало кто из вельдов соперничать сможет, да и привычка есть привычка: стоит зверю появиться, и он — как в схватке с врагом. Сам о себе не позаботишься — никакие духи не помогут. Тай кинул осторожный взгляд влево. Как всегда, Ак Ло Тан рядом торчит. Этот куда осторожнее мальчишки.

Гон резко ударил в уши своим многоголосьем, и Тай подобрался. А вот и первый! Уска гнал его прямиком на Ак Ло Тана, с другой стороны мелькнула еще одна серая тень между стволов. Аккурат между ним и Кай Кином. И чего мальчишка рядом притаился?! Все равно это по праву зверь Тая, на него вышел. Жалко, далековато. Натянул лук. Готово! Сразу две стрелы вонзились в зверя, и Тай досадливо ругнулся. И чего парню неймется!

Сой, заметавшийся было невдалеке от поваленного дерева, перерезавшего путь, тут же пошел в атаку, как какой-то отчаянный дэльгарец. Потому соя и уохотить просто. Такими стрелами его толстенную шкуру прошить еще можно, а вот большого вреда они ему не сделают, зато много пользы охотнику приносят. Сои — звери тупые, взъяряются в один миг, стоит лишь задеть. И тогда только держись. Коли метко да уворачивайся быстро. Громадины-то они громадины, а проворством и быстротой со многими поспорить могут.

Еще одна стрела вонзилась в околобрюшье почти тотчас, и сой повернул в другую сторону от гневно топнувшего ногою Тая. Этому мальцу так хотелось одолеть первого соя, что он нарушил неписаный закон охоты вельдов: что не тебе духи послали — то не твое. Зверь уходил, а ведь почти рядом был… Тай окинул быстрым взглядом лес. Больше ничего. Недолго думая, он рванулся, оскользаясь, вслед за зверем. Это его сой, и если повезет, он успеет до того, как мальчишка справится.

А тот уже стоял наизготове, выцеливая копьем. Попал, только вскользь, сой шатнулся в сторону. И хорошо, думал Тай, он ведь уже почти рядом, почти добежал. Мальчишка ловко увернулся, и сой кинулся на него уже с другой стороны. И еще раз плохо. Мимо, только скользнул по шкуре.

Тай услышал лай и глянул вбок. Между деревьев появилась еще одна громадина. Он остановился, целясь. Далековато, этот сой туда несется, где Тай раньше стоял, но ладно, еще можно стрелу пустить. Готово! Попал! Новый сой крутанулся, высматривая обидчика. Тай было скользнул вперед, к новой цели, оставляя парню его добычу… и тут среди дальнего лая и хрипенья близкого соя за спиной услыхал звенящий вопль, обернулся. Мальчишка, выставляя копьецо, валялся на боку, неловко подогнув под себя ногу, пытаясь отмахнуться от зверя. Тот кружил больше из-за ярости к жертве, которой некуда было бежать, а так уж мог бы и потрепать, и прикончить. Пятна на снегу. У соев кровь куда темнее. Тай кинулся вперед, снова, как в первый раз, кляня снегоходы и снег. На твердой земле он бы в несколько прыжков…

Есть! Сой кинулся на второго обидчика, но Тай оказался слишком проворен для него. В Адья Тэрэк он для пустого спора порой играл со смертью, уворачиваясь от арбалетных стрел. Копье воткнул сразу. Твердой рукой, и куда надо, у загривка. Но и сам, вильнув в сторону, не смог на ногах удержаться — проклятые снегоходы утащили ноги в сторону, слишком быстро скользил, никогда бы так не смог, если б не парень. Пытаясь удержаться, Тай неловко вывернул копье из оседавшего наземь зверя, тут же упустил его из рук, запнулся за парня, стонущего на снегу. Самым краешком, почти увернулся… Наконец он ловко врезался в валявшийся в двух шагах от Кай Кина ствол, хватаясь за спасительную опору.

Трухлявая стена подломилась, принимая нижнюю половину тела внутрь. Тай упал, барахтаясь в снегу и древесной сыпухе. Дернулся, намереваясь вскочить, но не тут-то было. Дерево протрухлявело как-то неравномерно, он прочно увяз: и одеждой зацепился за острые щепки, и ноги где-то застряли. Левая-то ничего, а правую заклинило намертво. Дурацкие снегоходы!

Сзади послышалось знакомое хрипение, и Тай выхватил нож. Хорошо хоть, достать можно… Он до грани возможности выгнулся назад, пытаясь увидать второго зверя, которого сам привлек так некстати. Уже близко. Сой ударил с налету. Один клык вонзился в снег, другой в подмышье парки Тая. Его мгновенная реакция и в этот раз не подкачала, но ударить самому не удалось. Отсюда снизу только под шею нужно бить. Он перекатывался еще несколько раз, насколько позволяла заклиненная нога, уворачиваясь от клыков соя, как будто в битве, под ногами жаждущих добить его врагов, почти забывшись. Это не клыки зарывались в снег подле него, а мечи вонзались в землю, желая его крови. Словно в угаре… Он собрался… Только лапы ближе не подпускать. Толстая парка — единственная защита — уже изодрана в клочья. Передняя лапа таки зацепила его затылок, заставив взорваться болью.

Зверь еще раз промахнулся, лишь оцарапав шею, и Тай с силой ухватил его за клык, всадив нож под шею. Он бил из проигрышной позиции, но жжение в груди и боль в голове сказали ему, что другой может и не быть, и он ударил. И проиграл — почти попал, но слабо. Чуть сильнее или чуть точнее бы… Зверь захрипел, придя в неимоверную ярость, и вырвался. Уши Тая разрывали вопли мальчишки, блеящего что-то вдаль. Помощи тебе… Откуда бы? И не за Тая боится ведь: сой потом за второго человека на снегу примется, слишком он зол.

Сказалась усталость — не успел увернуться. Один клык пропорол плечо, хорошо хоть, мимо кости, вонзился в мерзлую землю под человеком. Уж очень зверь разозлился, столько сил вложил. Тай стиснул зубы. Ухватился здоровой рукой за второй клык, всем телом налег, не давая сою вывернуться из земли, до отказа отвел вперед голову, чтобы зверь не достал его копытом. Кто первый? Нож Тая до сих пор торчал из толстой шеи. Сой быстро слабел от ярости и потери крови… и все же медленнее, чем человек. Из последних сил Тай всем телом повис на клыке, но этого оказалось недостаточно. Тот натужно вывернулся, поднялся… и, вздрогнув, рухнул прямо на Тая, напоследок совершенно его оглушив.

Первый же глоток морозного воздуха привел Тая в себя. Тушу соя помалу стягивали с него. Ак Ло Тан. Его лицо плавало в мутной бегущей дымке, то туда, то сюда. Тай несколько раз открыл и закрыл глаза. Увидел У Со, склонившегося над ним. Он закрыл глаза, внимая боли в плече, повторяя про себя, как заведенный: «Хуже, бывало хуже». Когда вновь с трудом разлепил веки, почти смерзшиеся от крови соя, еще люди набежали. Понемногу все стягивались к месту схватки. Сзади надсадно стонал Кай Кин. Тая принялись выволакивать из завала. Он старался больше не смежать веки, а то разрезать потом ножом придется. В груди стоял огромный острый камень, еще и поворачивался все время.

У Со, споро махавшему топором, удалось наконец застрявшую ногу освободить. Тая выволокли и уложили на снег рядом с мальчишкой. Он только глянул и понял, чего парень так убивается. Сой вспорол ему колено да еще вверх по ноге проехался. Раненый подвывал, не в силах остановиться. Ак Там Ун склонился над ним, щелкая языком. Так вельды озабоченность выражали — Есть от чего озаботиться. Или Тай ничего в ранах не смыслит, или парень калекой останется навсегда. Еще и жизни не понюхав совсем…

У Со принялся стягивать с него рукав парки, и Таю тоже не удалось избежать гримасы боли, как он ни крепился. А стонать, как этот вчерашний ребенок, — не будет вельдам такой радости. Огляделся, еле ворочая шеей. Его обидчик возвышался темно-серой лохматой грудой, сверху из загривка торчало чье-то копье. Кто же его так? Ак Ло Таи, верно, больше некому. Кто бы еще успел? А он ближе всех был. Тай прислушался.

Ак Там Ун наконец оторвался от мальчишки, подошел к молодому охотнику, Стукнул ладонью в грудь. Благодарит, одобряет. Ну ясно, Ак Ло Тан, значит, их и спас. Что? Тай даже ушам не поверил. Тот сегодня троих уложил. Первый охотник, что ни говори, а Тай опять… Да еще еле уцелел. И Ак Ло Тан этот! Пусть бы кто угодно спас, только не он. Тай с усилием повернулся, пробормотал слова благодарности. Как бы ни случилось, а спас ведь, мог бы из-за дерева смотреть, как соперник сдохнет. Все-таки человек, не бросил, выручил, какую бы ненависть в сердце ни копил.

Двух охотников послали в поселок за подмогой. Тащить раненых да еще гору мяса — людей не хватит. Четверо остались караулить добычу, принялись стоянку обустраивать. У Тая то и дело мутилось в голове, наверное, он и из чувств вываливался, уж больно быстро тьма на лес спустилась. Раненых подтащили поближе к костру. Тай даже присел, привалившись к дереву, несмотря на протесты Ак Там Уна и У Со. Кай Кин, белый, как тот снег, на котором он лежал, уже не постанывал, жадно вслушиваясь в истории Ак Там Уна о том, какие чудеса Хранительницы выделывают, какие раны лечат, от каких хворей исцеляют. Тай уже неплохо язык вельдов понимал, тоже слушал, кривясь про себя. Кто ж такими небылицами потчует! Ведь узнает же потом мальчишка, что ноги он все равно что лишился, — может с тоски помереть. Хорошо еще, если после такой раны жив останется.

Потом принялись подсчитывать добычу. Тай вновь прислушался, уже с интересом. Восемь соев — большая удача. Начали перечислять. Один — У Со, один… трое соев — Ак Ло Тан. Тай открыл рот и тут же захлопнул. А он что же? Одного ведь уложил все-таки. А его не упомянули даже. Вот ведь как: трое соев — это вместе с тем, что Тай самолично копьем пригвоздил…

Он посмотрел на Ак Ло Тана, тот поглядывал в его сторону, чуть усмехаясь. Вот такая история, бросить Тая в беде совесть не позволила, а посмешище из него сделать — тут соперник не удержался. И снова Ак Там Ун принялся превозносить молодого охотника. Тай прислушивался, как мог. Ак Ло Тану, выходит, и обманывать никого не пришлось. Охотники как увидели раненых и двух соев при них — сразу сами все и решили. Кай Кин вместе с Сан Хи Э даже с одним соем не управились, а тут и второй сразу прибежал. Кабы не Ак Ло Тан… А как он второго копьем припечатал, это уж и У Со видел, когда на подмогу бежал.

Тай выразительно посмотрел на мальчишку, но тот, лишь краем поймав его взгляд, тут же отвернулся. Что ж, ясно. Они оба, Кай Кин и его брат, эти вчерашние дети, обожали Ак Ло Тана, и когда первый из охотников сказал, что Ак Ло Тан убил трех соев, раненый промолчал, не до того ему было. А теперь, когда все утвердились в этом мнении, а сам соперник Тая помалкивал, юноша не посмел и слова сказать. Шутка ли — позорить самого Ак Ло Тана из-за какого-то чужака. Наверно, подумал Тай, юнец сейчас убеждает себя, что и не видел вовсе, как дело было. А тут им обоим и врать не пришлось. Очень по-вельдовски, подумал Тай, смолчать ради своего настоящего родича. Они все за Род горой, а адья, как ни суетись между ними, чужаком был, им и остался. Уйдет по весне — и ладно.

Теперь если Тай начнет рассказывать, что он первого зверя завалил, — смеху будет! Он прислонился затылком к стволу и закрыл глаза, Пересиливая боль в плече. Кому жизнь спасал? За кого чуть своей не лишился? Из-за кого ему еще предстоит рисковать головой? Из-за этих вельдов? Из-за этих!

Он сплюнул. А охотники уже деловито поджаривали на угольях мясо соя.

В поселок попали только к вечеру второго дня. К тому времени парню и вовсе плохо сделалось, он уже не приходил в себя, дергался на носилках, выкрикивая обрывки полной бессвязности, звал какую-то Дин Сэ. Даже на морозе лицо его пылало. Повязки остановили кровь, но, как часто случается, не победили раны.

Тай и сам чувствовал себя скверно. Клык вспорол кожу и мясо под мышкой, еще б правее — куда хуже было бы. Крови тоже прилично вытекло, но Тай, смыслящий в ранах ничуть не меньше охотников, знал, что очень легко отделался. К тому же раны им обоим сразу промыли. Растопили снег, вылили туда какую-то настойку, даденную Хранительницами. Оказалось, почти у всех охотников такая припасена, только у Тая да мальчишек не было. Потом перевязали, как смогли, Тай и то лучше бы справился. На следующее утро еще раз повторили, промыли снова. Но уже к вечеру он сообразил, что рука слишком распухла, отвердела, и кровь в ней движется… толчками. Обеспокоился, но виду не подал. Когда носилки с ранеными вносили в поселок, его уже немилосердно трясло от боли, грызущей изнутри не только руку, а и полтела в придачу. В голове туманилось, а сердце стучало натужно, точно нехотя, отдаваясь каждым ударом в больном плече.

Вокруг сразу же столпились люди И Лай, хвалили охотников, щелкали языками, глядя на раненых, но больше всего мясу радовались. Тай услышал, как над Кай Кином запричитал кто-то. Мать или сестра, наверно, а может, и та самая Дин Сэ. Вот уже целый Хор завелся. Жалко парнишку, он ничего был, славный, слишком рвался в бой только. Кому это незнакомо? Тай больше не мог на него зла держать.

Ак Ми Э вынырнула из толпы, присмотрелась обеспокоенно, вздохнула с облегчением, махнула рукой носильщикам. Тая притащили в их жилище, и девушка тут же принялась хлопотать. Однако, несмотря на все ее умение, он таки провалялся несколько дней в полусне-полубреду. И все понять не мог, то настоящая Ак Ми Э склонилась над ним или девушка, пришедшая из прошлого, щекочет его лицо своими тонкими косичками. Но все равно это она, чего же еще нужно?

Утром он проснулся и даже потянулся, расправляя здоровое плечо. Пустяковая рана не успела его убить. Девушки не было, очаг совсем прогорел, и холод понемногу начинал клубиться вокруг, так что Тай здоровой рукой подтянул шкуры, укрывшие его, до самого подбородка. Ждать появления Ак Ми Э пришлось долго, и он уже прикинул, как бы получше подобраться к очагу, но дверь наконец распахнулась, и раскрасневшаяся от мороза девушка влетела внутрь.

— Уже хорошо?

Обрадовалась. Как была, в парке, лишь стянув рукавицы, опустилась рядом, пробежалась крепкими пальчиками поверх повязки, потом вниз по руке.

— Тут больно? Больно?

Тай не всегда честно отвечал, уж очень хотелось порадовать девушку. Она совсем повеселела. Спохватившись, кинулась огонь разводить.

— Я у Матушки была, — щебетала Ак Ми Э, то и дело оглядываясь. — Думала, она дело… — Дальше слишком быстрая скороговорка.

— Как? — перебил Тай. — Не понимаю ничего!

Язык вельдов ускользал от него, как только слова начинали сыпаться, как снег из тучи.

У Матушки была, — повторила девушка. — Думала, что за небольшим делом иду, а вышло… она попросила у Кай Кина посторожить. Совсем немного. Пока она сама придет.

— У Кай Кина? — Тай насторожился. — Что он? Совсем плохой?

— Совсем, — кивнула она, и вся ее радость при виде Тая, что наконец очнулся, улетучилась, как дым в трубу. — Совсем…

— А зачем сторожить? — не понимал Тай.

— От злых духов! Чтобы не пришли забрать. И днем, и ночью с ним Хранительница должна сидеть. И отваром поить, и раны промывать, и духов слушать, что скажут. А тут, — она еще больше нахмурилась, — Су Ин слегла совсем. Холодная водяная хворь, воздух горлом не идет почти. Матушка два дня возле нее, а у Кай Кина Сис Мя Э круглый день сидит, падает уже, сон клонит, усталость давит. Если злые духи придут, она отогнать не сможет, даже если услышит. Матушка попросила меня… чуть-чуть посидеть ночью, пока сама не придет, передышку дать Сис Мя Э! — втолковывала она Таю, словно опасаясь, что тот обидится на нее. — Я видела, что ты спишь, ровно, спокойно… и много дров в очаг набросала, когда уходила. Решила — тебе вреда не будет, а Кай Кин, он…

Девушка опустила голову. В очаге уже плясали огоньки, скоро потеплеет.

— Жалко… — почти неслышно пожалел Тай незадачливого мальчишку.

— Гнилая хворь от раны пошла… — прошептала Ак Ми Э. Слезы выступили. Вспомнила, как мать Кай Кина, сухим деревом поникшая в углу, ни слова не сказала, когда увидела Ак Ми Э. Ни худого. Ни приветственного. А ведь еще недавно она первая вторила Та Ни и Нин Эсэ, обижая девушку за что ни попади, даже за работой. То она растирает зерно недостаточно мелко, то нитку из шерсти сучить не умеет, то чужака на груди пригрела, да еще не перестала на других мужчин заглядываться. А этой ночью — ни слова. Выслушала, как Ак Ми Э велела Сис Мя Э идти соснуть немного по указу Матушки. Ничего не сказала, за дверь не выставила, только посмотрела на девушку с надеждой, как будто чуда ждала. Все ведь в поселке знают, как Ак Ми Э чужака из-за края вернула, с духами договорилась. Ей они помогли, а Матушке и Сис Мя Э не помогают. Женщина тихонько сидела, ждала полночи вместе с Ак Ми Э, прислушивалась к дыханию сына. Не дождалась она чуда, не встал ее Кай Кин до прихода Матушки, глаз даже не открыл, вот тогда-то она и выкрикнула по злобе, что это злые духи, должно быть, принесли того чужака, из-за которого предки ее сына забирают. Нельзя в Род принимать кого ни попадя!

Матушка ее урезонить пыталась, но та ни за что не хотела слушать. Знает она, что люди по поселку говорят: из-за нерадивости Сан Хи Э, из-за его бестолковости да нерасторопности ее сын к духам уходит. И добро бы на охоте, в один миг, а то в таких муках! За весь Род платит своей болью, своим страданием!

Вот Ак Ми Э и пыталась тщетно скрыть от Тая слезы. Первая радость от его пробуждения уступила место тяжким мыслям.

Тай уже и сам приноровился Ак Ми Э понимать. Она обманывать не любит, как истинная вельдара. Вельды молчат, пока не спросят прямо. Он принялся расспрашивать и худо-бедно понемногу вытянул правду. Гнев почему-то не вспыхнул в груди. Надоело все это до смерти. Вот какой подарок ему Ак Ло Тан подкинул, сам того не разумея. Не потешаться над Таем будут, а похуже… И такая неприятность: никто, кроме Ак Ло Тана, даже не видел, что приключилось с парнишкой, вельды сами домыслили, никакому клеветнику бы так стараться не пришлось, как людская молва в два дня успела. А охотник молчать будет. Пока не спросят. Да и тогда заговорит ли? Ему теперь правда тоже не к лицу. Сам себя в ловушку заманил и Тая с собой прихватил. Теперь Ак Ло Тану одна дорога осталась — молчком молчать или говорить, что ничего не видел. Вельды хоть и люди тяжелые, но обмана да оговора не терпят. Если ругают, даже зря, значит, уверены, что за дело поливают. Коли наказать хотят — то виновного. Перед духами все на одной черте стоят, они решают. От них не утаишься, не скроешься, как от людей, потому вельды и прямые такие, как их копья, что на уме — то сразу на язык просится. Нет, не по-вельдовски Ак Ло Тан сделал, от ревности и злобы его в сторону повело, но о том только сам он знает и не скажет теперь ни за что.

— Ой!.. — Ак Ми Э вдруг вскочила, опрометью кинулась к своим узелочкам с травами, сваленным по всем углам.

В бывшем домике У Э теперь стоял почти тот же напоенный травами дух, что и в жилище Матушки.

Тай наблюдал, как она рылась в кожаных сумках и плетеных корзинках, разворачивала тряпицы.

— Вот же они! Вот! — Она победно подкинула узелок, зажала в ладонях, прижала к груди.

Тут же принялась одеваться снова.

— Ты куда?

— К Матушке! — Она торопливо затягивала завязки парки. — Это ягоды, синие, мелкие такие. Я их в дороге набрала! Насушила! — Ей большого труда стоило говорить помедленнее. — Я Далекому Человеку еще говорила, что они, верно, от гнилой болезни пригодиться должны. А у нас не растут. Он еще спрашивал, откуда знаю.

— А откуда знаешь? — Тай забеспокоился. Еще скажут потом, что Ак Ми Э этого парня поскорее к духам и отправила.

— Не знаю! Там, в лесу все знала! — Девушка натянула рукавицы. — Все знала, потому вела через лес и даже не думала, как правильно! Я Сай Дину так и говорила! Знала, и все! И про ягоды, и про грибы неизвестные, и про зверей, и про болота! Это сейчас все, как раньше… Я вернусь, когда… — Ее последние слова заглушил стук дверей.

К Таю местные духи оказались более благосклонны, чем к товарищу по несчастью. Через несколько дней он начал вставать, а еще пол-луны спустя уже опять вышел на охоту. От все-то приключения со временем останутся только шрамы на затылке да на плече и еще множество мелких царапин. Намного сильнее пострадала его гордость. Даже свои же охотники, что ничего, ну ровным счетом ничего не видали, глядели косо, терпели рядом. Даже до них родовая молва донесла «правдивые» вести. Ак Ми Э узнала от Матушки, что Ак Там Ун даже к Старейшине ходил, просил, чтобы Тая куда-нибудь еще пристроили, но старик оказался на диво тверд. Уж не лучше ли ему быть чуть помягче?

Тай вышел с ними снова в лес, как на казнь. Даже У Со теперь смотрел в его сторону обреченно: дескать, что с тобой поделаешь, коли на нашу голову навязался. Единственное, что хоть немного успокоения приносило, так это то, что Ак Ло Тан тоже угрюмый ходил. На Тая старался даже не глядеть. Все-таки совестно перед своими духами! Какова бы ни была его ненависть к чужаку, укравшему Ак Ми Э, он все равно оставался вельдом, и молчание жгло охотника не меньшим огнем, чем самого Тая. Он сделался совсем нестерпимым, насмехался сверх всякой меры, советовал Ак Там Уну то на стоянке Тая оставить, то и вовсе в поселке и колол соперника издали горячими злыми глазами.

Тай сначала платил тем, чем мог, то есть такими же гневными гримасами. Он кивал головой, глядя на молодого охотника, как бы говоря ему: «Уж я — то знаю, что было там, в лесу!» Ак Ло

Тан в ответ лишь немедленно зверел или замолкал угрюмо. Потом Кай Кин, к удивлению людей И Лай, пошел на поправку, и история начала отходить в прошлое, потому что зверь совсем ушел из лесов и вельды озаботились делами, насущными для всего Рода. И только Ак Ло Тан буйствовал все больше, подчас не замечая этого. Он хотел, чтобы Тай ушел как можно скорее, как только стают снега. Он хотел этого, как никто другой, несмотря на то что всем давно стало ясно, что Ак Ми Э носит ребенка. Тай даже сам дивился, как охотника изнутри сушило, как грызло нестерпимо. Нет, не жалел, нечего таких жалеть, но дивился. И терпел из последних сил.

Однажды вечером к ним в двери постучалась мать Кай Кина. Вошла не спеша, теребя завязки парки, немного потопталась под молчание Ак Ми Э и Тая и наконец отрубила:

— Я к тебе, Ак Ми Э, с поклоном и благодарностью за сына моего старшего Кай Кина. — Она и на самом деле отвесила поклон, как вельды обычно Матушке кланялись. — Матушка мне все рассказала, это ты его возвратила, от гнили спасла чудесными ягодами, что духи тебе показали! И за то я тебе вечно отдавать буду. В большой голод последнего зернышка не пожалею, духами И Лай клянусь!

Она потопталась еще, видно, ожидая ответа, но девушка застыла в удивлении, от неожиданности так и не придумала, что сказать. Не того она ждала от родичей, да еще от матери Кай Кина.

— Так вот, я за собой вину понимаю, — снова решительно отрубила гостья, как в воду бросилась. — Я зря тебя проклятой величала. Вина моя, за то прощения у предков И Лай просить буду днем и ночью. Зря дурных людей слушала. Теперь понимаю, что зря. Духи своих тайн негодным не раскрывают, я вчера этой Нин Эсэ так и сказала! И еще повторю, коли придется! — Она возвысила голос, видно, вспоминая вчерашнее. — Это они, духи, тебя выбрали, чтобы Роду нашему помогать, потому и не могу молчать, сказать должна тебе еще одно, и прости сердечно, коли не по нраву придутся мои слова. — Она сделала передышку, словно набирая воздух. — Зря ты чужака приютила, зря пожалела. От него весь вред, его злые духи послали тебя от Рода оторвать, отнять твою ветку от нашего дерева! Берегись его! — И наградила Тая тяжелым взглядом.

Тут уже Тай захлопал глазами. Вельды все такие, даже при нем мать Кай Кина выложить не постеснялась, что внутри накипело. Вот оно как обернулось. Еще чуть-чуть — и люди с рогатиной на него пойдут, как на там-уна. Снизу поднялась волна гнева и принялась потихоньку стискивать горло.

— Как ты можешь, — говорила тем временем едва опомнившаяся Ак Ми Э, — указывать, кто угоден духам, а кто нет? Духи решают! Еще луну назад ты твердила, что я проклята, а теперь твердишь, что я угодна духам? Как смеешь ты приходить ко мне с такими словами? За благодарность и поклон — сама благодарствую, только… рада я была Кай Кину помочь, и радость — самая большая награда мне. Знаю уже, и хорошо знаю, что небольшое богатство — людская благодарность. Не надо отрывать у своих детей последние крохи в голод, не надо делиться последним, оставь все как есть. А если и правда захочешь помочь в трудный час, прошу только об одном — не мучай меня понапрасну!

Женщина недобро покосилась на Тая и исчезла с порога, унося с собой мысли о том, что злые духи преуспели в своем деле, отрывая Ак Ми Э от Рода.

Тай молча бросился к порогу. Ак Ми Э, сообразив, куда его несет, повисла на плечах.

— Куда?

— К Ак Ло Тану!

Тай рванулся еще раз, и Ак Ми Э чуть не упала, еле удержалась, ухватившись за его плечо. От испуга за нее пыл Тая немного поутих.

— Я заставлю его правду сказать!

— Нет, нет, не ходи, — просила она.

Нет уж. Если так дальше пойдет, Ак Ми Э спасать от него начнут, а самого Тая преследовать, как провожатого каких-то «злых духов». Сейчас или никогда. В последнее время ему много раз казалось, что он наконец-то научился необыкновенному терпению, огромному, больше, чем степи Адья Тэрэк, но каждый раз обманывался. Вельды снова и снова ухитрялись довести его до бешенства своей непроходимой тупостью. И ведь хотел уже перетерпеть до весны, хотел уйти с Ак Ми Э в милые сердцу края, но нитка его терпения опять оборвалась. Отнять у него Ак Ми Э! Этого никому не удастся! А Ак Л о Тану и подавно!

Девушка все висла на плечах, и он не мог просто отбросить ее с дороги, уйти, хлопнув дверью.

— Понимаешь, не могу, — от волнения он заговорил на адья, даже не соображая этого, — не могу больше его выносить! Летом, после того как спасся, я думал, что Ранжин мне жизнь испоганил! Я ведь знать тогда не знал, что такое — жизнь испоганить на самом деле. Да по мне твой Ак Ло Тан не лучше Ранжина! Но тот хоть интриговал, старался, а у этого само все складывается, к его славе и моему позору!

Пнул ногой очаг, только искры полетели.

— Ранжин что делал? — переспросила Ак Ми Э растерянно и половины не поняв из горячечных речей Тая.

— Ну, придумывал… что сделать, чтобы других выставить как дураков… или врагов, — пояснил он, сбившись со своей дороги к дверному пологу.

— Не надо, — попросила она, заглядывая в глаза, — не надо, только хуже будет. Я знаю, что хуже, что не надо.

— Что, духи сказали? — Тай, не остыв, ляпнул глупость.

— Нет, Ак Ло Тан убьет тебя… — прошептала девушка, теребя его за руку, еще не решаясь отпустить.

— Ну вот, — Тай опять вскипел, — даже ты поверила тому, что болтают про меня в поселке! Даже ты!

— Нет, нет, — она намертво вцепилась в него. — Ак Ло Таи убьет тебя — скажут хорошо, ты убьешь — скажут: мы знали, что люди адья плохие, злые, что не надо верить им, выгонят тебя в лес, совсем выгонят!..

Ак Ми Э продолжала дальше уговаривать, то цепляясь, то поглаживая, то целуя, то заглядывая в глаза, но он и сам уже, хоть гнев никуда и не делся, дымом клубился внутри, понял, что она права. Но если это единственная цена, то сейчас он почти готов ее заплатить… Однако Ак Ми Э была рядом, она не давала ему пойти и погубить себя, и Тай поспешно сел спиною к двери, чтобы не возникло нового соблазна. Когда же весна? Только к середине ночи он смог заснуть, сжимая теплое плечо Ак Ми Э и призывая всех богов Адья подарить тепло этим землям, чтобы он мог, наконец, вырваться из плена.

На следующее утро он вновь проснулся с болью в груди, не сильной, нытье одно, но всерьез встревожился. Неужели на всю жизнь, тронула его ум невеселая мысль, и Тай не стал прогонять ее в который раз. В конце концов, он не женщина. Молча, без вкуса сжевал похлебку из зерна, сваренную Ак Ми Э. Вельды не пекут такого хлеба, как в Адья Тэрэк. Он вспомнил душистый хлеб из черуза, крупного, отборного, что порой просто сминал между пальцами, скатывал и разбрасывал своим ловчим птицам. Как много осталось на родине, чего он никогда и не замечал. Жесткие лепешки вельдов из зерновой травы, что после похода по лесам заменили ему клубни опостылевшей до невозможности травы фэн, поначалу казались необыкновенно вкусными, но теперь… надоели до смерти.

Пряча от Ак Ми Э сосущую изнутри боль, Тай отговорился, что пойдет к Старейшине. Может, вправду его к другим охотникам перекинет. Хотя кому чужак нужен? Девушка только головой покачала, не веря в удачу. Уж если сам Ак Там Ун просил да отказ получил, то Таю ходить и вовсе без толку. Но он упрямо собрался, вышел на мороз. Завтра с раннего утра снова в лес. Опять несколько дней на Ак Ло Тана любоваться да на другие угрюмые рожи. До чего дошло: любая шутка на губах у охотников каменеет, любая улыбка слетает, как только на него взгляд падает. Да с ним уже никто и двух слов сказать не хочет. Тай сам в успех не верил, но все равно поспешно двинулся к домику Старейшины. Пока не передумал.

Когда услышал знакомый голос, ноги уже вынесли его вперед домов, между которыми можно было схорониться. Тай даже плюнуть не успел, сообразив, как попался. Надо же, Кай Кии! Он, верно, сегодня в первый раз и выполз из своей норки. Парень ковылял по протоптанной в снегу тропинке, опираясь на две внушительные палки с поперечинами, шатаясь и оскальзываясь, раскрасневшись от мороза и усилий, которыми приходилось держаться на ногах. Его натужный, немного хриплый голос, в котором прорывались знакомые звонкие ноты прежнего парнишки Кай Кина, разносился далеко, и Тай, если б не ротозейничал из-за своих невеселых мыслей, непременно б его услышал. Но сейчас уже поздно. Еще этой встречи ему не хватало! Человек пять из родичей помладше, что стайкой вились вокруг Кай Кина, поддерживая под локти да подбадривая, затихли разом, глядя на Тая.

Можно было, конечно, и в другую сторону свернуть, но… не сегодня. И пусть этот мальчишка хоть что-нибудь, хоть одно слово уронит, и тогда Тай доберется-таки до Ак Ло Тана, и будет ему все равно, в лесу ли подыхать от холода и голода или здесь, в поселке, от злости и позора. Пошел прямо на них. Кай Кин не двигался: то ли растерялся, то ли поджидал. Подойдя совсем близко, Тай за несколько шагов сошел с утоптанной тропы в снег, чтобы дать дорогу увечному, шагнул раз, другой, миновал под ливнем едких взглядов Кай Кина с его палками, еще шагнул, выбрался на тропу…

— Сан Хи Э!

Он вздохнул и оглянулся, готовый ко всему. Кай Кин, окликнувший его вслед, похоже, и сам был тому не рад. Глядел непонятно, сумрачно, но не зло.

— Сан Хи Э… я тут хотел… - будто подавился словами, кашлянул.

Тай молча ждал продолжения. Ну, с увечным, понятно, связываться — себя только пятнать, а вот с Ак Ло Таном у него разговор, наверное, сегодня будет.

— Я вот что… прости, должен был давно тебе… слово благодарности… за то, что спас. Духи тебя послали, не иначе… А что раньше… не сказал, так лежал до этой поры, первый раз вышел… а тут ты. Знак духи дают.

Слова его перемежались паузами, но и его родичи, и Тай потеряли дар речи, потому не встревали.

— Так я теперь благодарю, Сан Хи Э… слышишь? И не вини меня… если можешь, я уж и так, — он посмотрел вниз на свою ногу, — духами научен.

Никто из мужчин, на которых Кай Кин так старался походить до времени, не сказал бы последних слов. А в глазах меледу тем заплясали огоньки, решительные, даже злые. Простить просит, подумал Тай, да не за то, что вовремя спасибо не сказал, за другое. Знает за что. Значит, видел все, помнил все, не так уж от боли да от страха обезумел. А как сказать при этих вот, что вокруг него ощетинились, не знает. Потому он слабость и показал перед Таем, что хочет малым отделаться: и духов задобрить, и себя не уронить, и перед родичами не оплошать. Что ж, Тай сам крепко помнит свою первую битву. Он не трус, но когда в первый раз на тебя во весь опор мчится вражеская конница, морда к морде… и копья наперевес… и земля дрожит от копыт, и больше ни криков не слышно, ни труб, ничего — только топот, дрожь и звон металла… Он тогда только бесцельно по полю метался, спасибо Аркаю да другим охранникам, чудом головы не лишился, только чудом. Зато, очнувшись от горячки боя, как он расписывал свои подвиги! Только потом понял, что дурак, через годик, наверное. Тогда позади уже много битв было. Но Таю повезло, а вот этому парнишке — вряд ли. Это теперь он радуется, что живой. Время пройдет, еще, может, проклинать Тая будет. На ноги ему не встать, это точно.

— Как там, на краю? — спросил вдруг Тай, сам того не понимая, как оно вырвалось.

Парень вздрогнул.

— Плохо, — вырвалось в свой черед, и он испуганно замолк. Рассказывал небось друзьям совсем другое.

— Только… я там не был. Матушка сказала, почти до края дошел, но на краю не был. А ты ведь был? Правду говорят? — Он оживился, сообразил, что Тай зла не держит, иначе по-другому бы ответил.

Тай кивнул.

— Правду.

Повисло молчание. Друзья и родичи удивленно переглядывались.

— И… что? — не выдержал Кай Кин.

— Плохо, — честно ответил Тай, — и страшновато. И ты один. Некому помочь, когда ты уже на краю. — Кай Кин помалкивал, и Тай вдруг еще добавил: — А сам ты — пустота, ничто. Хорошо, что ты спросил… Я и забыл уже. Все забывается, даже такое. Теперь вспомнил.

Круто обернулся, собираясь продолжить путь, сам не зная куда — к Старейшине теперь уж совсем глупо идти, как его вновь окликнули.

— Сан Хи Э! — Парень уронил одну палку и, опираясь на другую, протягивал ему руку.

У вельдов по любому поводу найдется с десяток обрядов. А попробуй ему не ответить — смертельную обиду затаит.

Тай подошел, прижал его ладонь поверх толстой парки к своей груди, показывая, что обиды не держит, протянул свою, и парень поспешно ее ухватил. После такого обряда они — друзья до конца жизни. Тай отвернулся от повеселевшего Кай Кина и пошел своей дорогой. Как у вельдов все просто! Если б рукоприжимание людей друзьями делало! Но здесь все иначе. Духи видели этот знак, и тот, кто свято чтит их, не забудет, что клялся в дружбе. Потому в И Лай руками понапрасну не размахивают, друг другу просто так не тыкают.

На сердце почему-то потеплело. Парень оказался не таким уж безнадежным, не напрасно Тай на него зла не держал. Всякий может…

Он так и не пошел к Ин А Талу, бесцельно побродив по поселку, вернулся домой. Ак Ми Э не было, его поджидал лишь остывший очаг. Девушка ушла с остальными женщинами то ли зерно растирать, то ли шерстяную нить сучить. Тут никто без дела не сидит. Тай подался в лес и почти до темноты слонялся между деревьев, пока отчаянно не замерз, а когда наконец вернулся, Ак Ми Э, встревоженная долгим отсутствием, уже поджидала его.

Оказалось, людская молва успела взволновать весь поселок куда быстрее, чем в прошлый раз. Все говорят — Кай Кин после злой хвори совсем из ума выжил, в дружбе поклялся тому, кто чуть его по ту сторону не отправил, кабы рядом охотников не случилось. К парню уже и Матушка ходила, и Старейшина. А он стоит на своем, еще и историю такую диковинную рассказал, будто Сан Хи Э его от смерти спас и сам едва не убил второго соя, если б Ак Л о Тан не подоспел. Старейшина спешно послал за Ак Ло Таном и другими охотниками, Матушка к Ак Ми Э прибежала. Виданное ли дело, над хворым издеваться!

Ак Ми Э, как знала со слов Тая, так Матушке все и рассказала. Что там Ак Ло Тан Старейшине сказал, Старшая Хранительница еще не знала, но после слов Ак Ми Э на глазах осунулась, постарела даже. «Надежда Рода, надежда нашего Рода, — повторяла она, глядя на Ак Ми Э, — что же, как же так? Может, обманывает снова твой Сан Хи Э, как ты чувствуешь, девочка?» Ак Ми Э только плечами пожимала. Вот сейчас Старейшина расспросит Ак Ло Тана, он все и расскажет, чего гадать понапрасну? Она-то знает, что Тай правду говорит, только как Матушке объяснишь? Теперь Ак Ло Тану ничего не остается, как признаться, если он духов еще чтит… вот тогда и выяснится все. Матушка опять отправилась к Старейшине. За Таем посылали несколько раз, но нигде не нашли.

К тому времени, как он в сумерках вернулся из лесу, поселок И Лай гудел, как тучи осенней мошкары на болотах. Встреченные по дороге вельды провожали его странными взглядами. Ак Ми Э сразу кинулась с расспросами, но не успел Тай даже завязок парки распустить, как за ним явился У Со. Непривычно хмурый.

— Тебя, Сан Хи Э, Старейшина зовет. Пойдем.

— Приду сейчас, — ответил Тай.

— Со мной пойдем, — еще мрачнее повторил охотник.

— Я знаю, где Ин А Тал живет, — заупрямился Тай. — Сам дойду.

— Нет, Сан Хи Э, на Место Круга И Лай. Там уж половина Рода собралась. Люди требуют наказать тебя. Коли со мной не пойдешь, только хуже будет.

— Это почему? — прищурился Тай. — Что я вам еще сделал?

Эх, не зря в груди щемило с раннего утра, как предупреждало!

— Ты сам про то лучше знаешь, собирайся давай, — тянул свое У Со.

Тай уперся. Его последнее, выращенное тяжкими усилиями терпение закончилось и на этот раз.

— Не пойду, пока не скажешь, в чем дело. Или тащите меня силой.

Он услышал, как Ак Ми Э ахнула за спиной.

— Что ж, и силой можно, — прищурился У Со, — только пока я за людьми ходить буду, ты небось в леса убежишь. Только знай — обратно тогда не возвращайся!

— Никуда не побегу, — заверил его Тай, — даже и не думайте. Не дождетесь. Но силой вам будет куда дороже. Почему я даже знать не могу, какая вина на мне? Или так и полагается в Роду И Лай? Как скажешь — сразу за тобой пойду, даже впереди тебя.

У Со потоптался на месте, размышляя.

— Я и сам… — проворчал он, — не того… Не знаю точно. Люди говорят… ты с собой злых духов принес в И Лай. И все время носишь. Это они тебе у края помогли, они нас всех и заморочили, когда мы тебя в Род взяли. Это они парня первой жертвой захотели, когда без присмотра остался. Вот кабы помер там, на месте, то забрали бы… наверное. Так люди говорят! — отрезал он, отводя взгляд в сторону. — А теперь снова и его, и нас морочишь. Он-то думает теперь: ты спас его. Твердит направо и налево… Раньше, небось, иное говорил. А что ему теперь-то остается? Теперь вы до конца жизни… клятвой повязаны, только духи помочь могут парню. За то люди и злятся больше всего. За то и клянут! Ты, может, и сам злой дух — вон, брат его говорил, Кай Кин тебе сам руку дал, никто и сообразить не успел. Удивились больно. Эх, да что там, — он безнадежно махнул рукой, — пойдешь теперь или подмогу звать?

— Пойду, — Тай принялся затягивать завязки, сзади зашуршала одеждой Ак Ми Э. — Скажи только, что сам думаешь? Неужто веришь?

— Я-то… — Он снова рукой махнул. — Кому какая разница?

— Мне, — Тай оделся, но не трогался с места. — Не хочешь — не говори.

— Что ж, — охотник все глаза в сторону отводил, а тут глянул прямо на Тая, но сразу же, не удержавшись, вновь взглядом убежал, — я сам не видел ничего. Я что ж… Я честно. Не видел — значит, не видел. И говорить не буду, Сан Хи Э. Парень твердит: Сан Хи Э спас, Сан Хи Э первого соя убил, и второго убил бы, если б Ак Ло Тан не подоспел… — Он почесал затылок.

— Это правда, — сказал Тай. — Все, кроме того, что я второго соя тоже убил бы. Не было у меня больше сил. Если б не Ак Ло Тан…

— Не знаю, Сан Хи Э, — охотник распахнул дверь и натянул наголовник парки, — хоть люди говорят, не верю я про злых духов — я ж с тобой ползимы рядом. Только ты, как есть, чужак, а Ак Ло Тан, он... стало быть, сам все видел. Только не болтал про это раньше, у нас хвастаться не принято, люди и так разбирают, где она, правда. А не люди — так духи. Ему верю больше, Сан Хи Э, — отрубил У Со, — честно говорю.

— И за то спасибо. — Тай вместе с У Со вышел в густые зимние сумерки.

Скоро кромешная тьма опустится, даже луны не видать, так небо затянуло. Темная ночь выпала Таю Кальги.

Он шагал за охотником до самой площадки, где на его памяти уже третий раз собирался Родовой Круг И Лай. И второй раз из-за него. Ак Ми Э поскрипывала снегом за спиною, следовала за ними, как тень.

«Если что, — подумал Тай, — прости, Ак Ми Э, не смогу я сдержать обещание и помочь вашему Роду и всем остальным вельдам в придачу. Кажется мне, что Род твой сам не хочет, чтобы помогали ему. Сам мои руки отталкивает. Или это духи ваши? За все время только один человек меня и принял, этот паренек, и то… после того, как сам почти у края побывал».

Он снова проходил сквозь плотную толпу, как и в конце осени. И опять они расступались перед ним, бормоча и выкрикивая кто что. Жизнь с вельдами даром не прошла, Тай вступил туда без ярости и гнева, без стыда. Его больше заботило то, что с ним будет, а не то, что они кричат, как смотрят на него.

Круг был не полон, места почти половины Старших пустовали. Костер тоже еще не вырос. Откуда-то сквозь толпу тащили дрова. Видно, люди И Лай сами собрались на Круг, не по воле Старших. Старейшина, однако, пришел. Матушка тоже.

Ин А Тал увидел Тая, встал, подошел ближе, поднял свой посох вверх, и толпа притихла.

— Сегодня вы собрались на Круг Рода И Лай! — зычно бросил он в толпу. — Люди И Лай, чего вы хотите?!

— Изгнать злых духов!

— Очистить Род!

— Справедливости! — крикнул У Со у Тая за спиной, и Тай мысленно поблагодарил его.

— Долой чужака!

— Пусть духи скажут!

Старейшина какое-то время добросовестно прислушивался к голосам. Наконец поднял посох. Гул постепенно смолк.

— Я понял, люди И Лай, вы больше не хотите, чтобы Сан Хи Э оставался в поселке?

Толпа одобрительно загудела. Посох вновь поднялся вверх.

— По законам, данным нам предками, Сан Хи Э — теперь человек из Рода И Лай. Он больше не чужак, чтобы повелеть ему уйти, когда захотим. Мы должны чтить законы предков! Только тот, что нарушил их, может быть изгнан.

— Он чужой!

— Он нарушил!

— Он сам злой дух! — понеслось из Толпы.

— Так какой закон нарушил Сан Хи Э? — В ответ на новый гул из толпы старик поднял посох и с силой стукнул оземь. — Кто будет говорить?! Кто скажет за Род И Лай? Кто станет перед Сан Хи Э и скажет, в чем его вина?

Короткое молчание в толпе, и вперед выступил не кто иной, как старый охотник Ак Там Ун, родич увечного парнишки.

— Что ж, и я могу сказать… — неторопливо подошел к Старейшине.

— Сан Хи Э, подойди ближе! — бросил Ин А Тал, и Тай тоже подобрался поближе.

— В чем его вина, Ак Там Ун? Какой закон он нарушил?

— Что ж, — повторил старый охотник, — я скажу, за спинами стоять не буду. Мы чужака в свой Род приняли, пожалели в холода, хоть он-то нас жалеть не собирался! Разве не так? — Толпа загудела, и охотник поднял руку одновременно с посохом Ин А Тала. — Я так смотрю: чужак нам благодарен должен быть, помогать, стараться. Ладно, толку с него мало, не по годам, ничего-то он не знает, не умеет… Но разве мы не учили, не кормили, не поили? И кто только на охоте промашки не дает? Что с него взять-то? Вот если б умер Кай Кин, ничего б мы про чужака и не узнали! Но духи предков не смогли парня забрать. Верно, не давал им кто-то. Кабы не Ак Ми Э, пропал бы парень ни за что. А вот как поправляться начал, стало с ним неладное твориться. Разве не так?

— Так! Так! — послышались жидкие выкрики. Тай узнал голос матери парня.

— Есть не хотел, пить не хотел, все про этого спрашивал! Про Сан Хи Э! Не приходил ли! — крикнула женщина.

— Вот, испортил парня! — торжествующе заявил Ак Там Ун, обводя взглядом толпу. — А потом и вовсе… Ведь когда Кай Кин его увидал, то сразу рад-радёхонек сделался, точно ему новую ногу подарили. И глядите, люди! В первый раз, как парень за дверь вышел, ему на тропе тут же Сан Хи Э попался. Как зверя выслеживал. — Народ одобрительно загудел, и охотник повысил голос, срываясь, переходя порой на хрипы: — Сдается мне, люди, не хочет Сан Хи Э, чтобы Кай Кин по правде рассказал, что там приключилось! Потому и молчал малый так долго, как ни расспрашивали, потому от сегодня так переменился! Потому и верит, что его не Ак Ло Тан от смерти спас! Потому рассказывает, что соев Сан Хи Э убил. Говорит, что неправду посеял наш Ак Ло Тан! — Гул в толпе снова поднялся. — А раньше, стало быть, все по правде было? И зрите, люди И Лай: человеку не под силу так человека запутать! Только злые духи так крутить могут, потому все и говорят, что Сан Хи Э принес их с собой в наш Род! Потому он и сеет вокруг обман! Потому нашу последнюю Хранительницу заморочил! Кругом от него беды людям И Лай! Не место ему тут!

Толпа одобрительно взвыла. Старейшина в который раз стукнул посохом.

— О том, что людям неведомо, о духах злых да порчах всяких, людям судить непотребно, — уверенно сказал Ин А Тал, глядя на Матушку, и та важно кивнула. — Духи решают! А в чем обман его? Что он сам говорил о Кай Кине да о том дне злосчастном? О соях пойманных? Ак Там Ун пожал плечами:

— Не знаю я… Да кто ж его спрашивал? И так все ясно было. Он в том дупле застрял, рядом парнишка… Кай Кин. Сои мертвые. Ак Ло Тан вовремя подоспел. Мы с У Со видели, как он второго соя прикончил.

— Не знаешь, Ак Там Ун? Так, стало быть, не знаешь, не видел всего, что делалось, а уличаешь в обмане? — продолжал Старейшина.

— Так сам Кай Кин тогда против ничего не сказал…

— Тогда парня и спрашивай! — вскользь заметил Ин А Тал. — А что он сегодня Кай Кину говорил, как уламывал парня?

— Да ничего! Брат его сказал, мимо шел чужак, хотел их обойти, Кай Кин сам его окликнул. Потому и говорю: не иначе, как злые духи с ним заодно.

— Что скажешь, Сан Хи Э? — перекинулся Старейшина к Таю.

Тай не мог отделаться от мысли, что старик за него. Расспрашивал Ак Там Уна неторопливо, и выходило по этим расспросам, что ничего охотник толком не знает, а говорить вызвался. Как же, это ведь под его опекой парень в переделку попал. Не знает Ак Там Ун, и никто не знает, все сплетни досужие, все — лишь молва людская. А против сейчас слова Ак Ло Тана и Тая. Да Кай Кина в придачу. Но увечный не потащится на это сборище. Теперь Таю говорить. И он скажет напоследок, молчать не будет.

— И скажу! Хоть знаете, что я думаю? А что вам правду говорить, что распинаться понапрасну, если люди И Лай мне не верят и верить не хотят? Так вот, парень тогда не обманывал, молчал просто. И Ак Ло Тан молчал. Все за них придумали. Вот мне уже правду и не пришлось говорить. Потому и я молчал, знал ведь, что чужаку веры не будет! — Он с трудом подбирал слова, все-таки волнение цепко держало его в когтях, но надеялся, что на языке вельдов его речь звучит так же просто и правильно, как ему кажется. — Ни слова не говорил, какие бы взгляды на меня ни бросали! А было вот что, люди И Лай: между нами сой выбежал, между мной и Кай Кином. Ко мне ближе, мой был зверь. А парень соя еще раз подстрелил, приманивал на звериную ярость. Приманил, а не управился. Я думал сначала к нему бежать, пробежал немного даже, потом второй зверь появился. Я его уж подстрелил — и тут крик услышал. Обернулся. Вижу, в крови Кай Кин валяется, раненный. Я ему помог, соя того убил. Да на ногах не удержался. Схватился за дерево, а оно проломилось. Тут второй сой и подскочил. А дальше правда Ак Ло Тана — если бы не подоспел он вовремя, не было б меня тут. Только не сразу он там оказался, а куда больше прошло. Я долго под вторым соем крутился. Он уже кровью изошел к тому времени от той раны, что я ему подарил. Вот так. И парня я не обманывал! Сам решил, потому признался, потому повинился!

Гул и выкрики ни разу не перекрывали его речи, было тихо-тихо, люди старательно прислушивались, а тут все разом зашумели. Старейшине пришлось долго посохом махать, прежде чем шум утих.

— Почему же Кай Кин и Ак Ло Тан не сказали того же?

— Это пускай они говорят, — отрезал Тай. — На Кай Кина я зла и так не держал, а сегодня встретил и сам его речи удивился. Верно, когда от края близко, духи виднее кажутся, совесть будят. Потому Кай Кин и сказал свое слово. Но вам, — Тай почти закричал, пересиливая поднявшийся шум, начиная понемногу закипать, — спокойнее верить в небыль, спокойнее злых духов приплести, чем глаза открыть! Спокойнее с глаз подальше выкинуть да забыть, чтобы себя ловчее обмануть было! А Род не страхом должен крепиться!..

Его слова утонули в реве толпы. Старейшина долго усмирял разбушевавшихся людей И Лай.

— Ты все сказал, Сан Хи Э? — спросил.

— Все, — проворчал Тай. Пока старик старался, он уже остыл.

Чего с них взять? Кто будет его слушать?

— А чем крепится Род, Сан Хи Э? — вдруг спросил Ин А Тал.

— Ну… — Тай не ожидал такого. — Не страхом перед духами да законами предков, это уж точно, — сказал он. — Чем тогда вы от нас, адья, отличаетесь? У нас тоже все в страхе живут, только не перед ушедшими по ту сторону, а перед живыми, перед нашими Старейшинами. Да по их законам. Потому у нас каждый за себя. Потому и говорю: не страхом Род крепится да не законами.

Никто в этот раз не закричал, толпа только шуршала чуть громче треска пламени выросшего костра.

— Так чем же, как думаешь, Сан Хи Э? Скажи нам, — настойчиво спрашивал Старейшина, будто толкая Тая вперед.

— Знаю одно, — промолвил Тай тихо, только близко стоявшие вельды могли его слышать. — Если б не было любви, Ак Ми Э бы меня на краю не остановила. Настоящие родичи не законами связаны, даже не кровью. Никакие законы, никакие духи Род не защитят, если сердце молчит. Потому что не Род это уже никакой. Нет в нем силы! Потому с середины и распадается, гниет тихо, незаметно. Может, потому людская молва у вас впереди правды бежит, да быстро, чтобы правда не догнала?! — Он сделал глубокий вдох, уж очень непривычно с ними говорить так долго, да еще с толпою целой, упарился весь.

— Да что вы слушаете, люди! — завопил из толпы женский голос.

Ак Ми Э узнала Нин Эсэ. «Вот кто боится больше всех, — подумала девушка, — коль откроется обман, то Ак Ло Тан, даже если к Су Ни Сэ вернется, никогда уже надеждой Рода не будет. За то, что родича опорочил, правду скрыл. Тут ни духи такого не прощают, ни люди».

Но люди вторили Нин Эсэ, и скоро даже Старейшина, как ни старался, не мог успокоить разбушевавшуюся толпу. Вдруг все стихло само по себе. Из-за чужих спин с трудом выкарабкался Кай Кин, которого в суматохе никто не заметил. Выбрался к костру, пошатываясь, тяжело опираясь на свои палки, оглядел толпу.

— Сан Хи Э правду говорит. Все так и было. Я скажу, чего сразу молчал! — закричал он в зашумевшую толпу, дождался тишины. — Я ведь, как все в Роду, Сан Хи Э чужаком считаю. И даже теперь он для меня — человек, что пришел из далеких земель и скоро уйдет обратно. И кто его у нас хотел? Кто его принимал? Кому он нужен был? Никому… и мне тоже. Вот злые духи и попутали, но Сан Хи Э тут ни при чем!

Он вздохнул. Ин А Тал качнул головой, приказывая не тянуть.

— Мне… Я слышал, как охотники другую историю сообразили, сказать уже хотел… да увидел, что молчит Ак Ло Тан, ничего против не говорит. Стало быть, подумал, и мне молчать лучше до поры. Потом и вовсе подумал… Не помню даже, что подумал. Уже к духам начал отходить, не соображал ничего. Плохо мне было… — Кай Кин смешался, покачнулся, но тут же выровнялся. — А как поправляться начал, услышал, как дело сделалось, и стыдно уже было людям И Лай правду сказать. Решил, уйдет чужак в свои края, пока я встану, — все и забудется. А не тут-то было. Вот встретил я его на стежке и не посмел такого знака не заметить, духов ослушаться не посмел. Потому и просил прощения у Сан Хи Э!

Он заковылял в толпу, не дожидаясь позволения Ин А Тала. Люди расступались, переговариваясь.

«Видишь, духи злые… парень сам не свой… а может, правда… а я говорил, надо Кай Кина спросить», — раздавалось в толпе. Народ заспорил. Страсти закипели уже внутри людской тучи.

— Да вы подумайте, — возопила Нин Эсэ, — что этот чужак против Ак Ло Тана? Как бы он смог? Охотники говорят, ему не под силу малого зверя завалить! Никакого уменья в нем нет! А тут чуть ли не двоих! Да еще Кай Кина выручил! Врет он, врет как есть!

Толпа вновь одобрительно зашумела. Тай еле удержался, чтобы не сжать кулаки. И тут люди смолкли. Вперед выступил Ак Ло Тан.

— Ви-тан! — презрительно бросил он.

«Ви-тан? Повалить дерево тан?» — удивился Тай.

— Ви-тан! — взревела толпа.

— Что он говорит? — спросил Тай в пустоту.

Ему никто не ответил. Все тут же бросились куда-то, потащили в сторону дрова.

— Ви-тан, — У Со возник сзади, — такое редко случается. Духи будут за вас в схватке. Кто победит, тот и прав.

— А что за схватка? — расспрашивал Тай. — Какие правила?

— Никаких, — огорошил его У Со. — Когда все закончится, ясно станет, за кого духи.

— Кто победит… Как победит? На лопатки уложит, голову проломит, убьет? — подозрительно спросил Тай.

— Победа видна только духам, — непонятно сказал У Со. — Они и скажут, кто победил. Может, тот, кто выиграл. А может, кто умер. Всегда по-разному.

Тай ничего не понимал, и чем дальше — тем больше.

— Как может победить тот, кто умер? И почему духов прямо не спросить, без всяких ви-танов?

У Со ничего не ответил, отошел молча. Ак Ми Э оказалась рядом, сжала его ладонь.

— Ак Ло Тан — лучший из молодых охотников, — сказала она. — Самый высокий, самый сильный. У нас его никто побороть не мог. Но он обманывает, значит, духи за тебя будут. Если не… — она споткнулась на полуслове.

— Что «если не»?

— Если не решат иначе.

— Чудесно, — Тай начал злиться. — Что это за схватка такая, в которой непонятно, кто выиграл?

Ак Ми Э мягко повлекла его за руку к месту, где уже вытаптывали снег и раскладывали по краю маленькие костерки.

— Между сейчас и потом будет время. Немного, но будет. Это как прошлое, вчера не было, сегодня есть, но другое. Помнишь, как ты говорил? Вчера не было, сегодня есть. Теперь ты прав, твоя правда, а если потом он больше прав будет? Духи все время смотрят на вас, духи решают. Ты только не забывай себя, и духи будут с тобой, — всего лишь сказала и отошла.

Тай двинулся к площадке сам. Костры уже поджигали, и мороза здесь как не бывало. Он заметил, что Ак Ло Тан стягивает парку, и тоже потянул завязки. Площадка невелика, не побегаешь. Уж больше для борьбы. Тай не очень силен был в таких игрищах. В бою для ползанья в грязи нет места и времени. Там все быстро — или ты, или тебя. Потому всякой борьбой баловался больше, и то давным-давно. Он покопался в памяти, когда же в последний раз вообще без оружия упражнялся. Давненько, верно… уже и позабылось, когда.

Вслед за Ак Ло Таном он стянул парку и куртку. Мороз, несмотря на пылающие по краю костры, уже обжигал тело, потому рубаху он даже расшнуровывать не стал. Если тут обычай такой, то ему и так укажут. Ак Ло Тан тем временем обнажил свой торс. Сплюнул в сторону Тая, стукнул кулаком себя в грудь зачем-то, да еще несколько раз. Он, конечно, посильнее Тая будет, тут ничего не поделаешь, хоть и ниже на полголовы. Тай же из-за ран да здешней непривычной жизни сильно сдал. Что он сейчас против себя прежнего? И боль сегодня саднит в груди с самого утра, как назло.

Да и борьбы их странной Тай не знал совсем. Он видел много раз, как дети, уже подростки да поменьше, возили друг друга по снегу. При том звериные ухватки какие-то показывали. Кто на там-уна хотел быть похож, кто на ти-коя. Высматривали, выжидали, уворачивались, потом бросались друг на друга, диковинно переплетались, заламывали друг друга на земле. Тай и не приглядывался особо, больше из любопытства смотрел. Взрослые на его памяти так ни разу силой не мерялись.

А если не по их правилам биться нельзя? Если «духи» того не прощают? Никаких правил, сказал У Со. Сказать-то сказал… да только ясно из его слов, что победить тут мало. Еще что-то нужно. «Может, тот, кто выиграл. А может, кто умер». В первый раз опасения шевельнулись в нем. Тай решительно отбросил их, видя, как Ак Ло Тан медленно, пробуя каждый шаг, почти танцуя, двинулся на него. Все люди высыпали за костры. Наверное, участникам ви-тана из площадки выходить нельзя.

Движения охотника стали размытыми и мягкими. Ну точно ти-кой. Он стелился по площадке, обходил полукругом, не приближаясь больше чем на несколько шагов. Туда, сюда. Выжидал чего-то, словно вживаясь в шкуру зверя. Будто сейчас заурчит. Тай только поворачивался, с виду расслабленно, внутри изготовив тело к прыжку. Там уж будет видно, на врага или в сторону. Что же противник не начинает? Сам Тай лезть вперед не собирался. Пусть Ак Ло Тан сперва покажет, на что способен. Надо же понять, в конце концов, что за ви-тан такой.

Сзади донесся пронзительный женский крик, и тут же Ак Ло Тан, вопреки всем своим ти-койским ухваткам, змеей нырнул вниз, почти бросив тело в снег. Тай, уж совсем не ожидавший нападения снизу, еле успел отскочить в сторону, собираясь кинуться на него сверху, но охотник вдруг, неожиданно извернувшись еще в воздухе, достал-таки его ногу, не успевшую найти опору, и, выворачивая, рванул на себя так, что Тай упал на одно колено. Потом и вовсе полетел в снег, превозмогая боль. Хорошо еще, вовремя заметил колено врага, целящее в живот. Успел оттолкнуть его, саданул куда-то, заставив противника с шипеньем дернуться, и очутился в снегу. Охотник оказался сверху, за спиной. Тай почувствовал, как раненую руку резко заломило назад.

Тело налилось болью, и не было возможности освободиться от соперника, оплетшего его ноги. Вокруг стоял гул толпы, тихо подвывающей что-то уныло-однообразное. Тай шевелил свободной рукой, пытаясь дотянуться до Ак Ло Тана, ухватиться хоть за что-нибудь, но она ловила сзади только воздух или сразу срывалась. В глазах потемнело. Гул вокруг поплыл, перекатываясь в ушах. Гул, вездесущий гул, и боль… и рычание над ухом. Рычание!

Резко, изо всех сил, рискуя сломать шею, Тай запрокинул голову назад. Рык захлебнулся, тиски на миг ослабли, и Тай, выпучив глаза от боли, дернулся вбок, выкручиваясь, возвращая плечо на место. Не обращая внимания на звон в затылке, свободной рукой Тай от всего сердца со сладострастием врезал охотнику в ухо, вкладывая все, что сейчас мог. Хорошо бы снова туда же. Соперник уклонился в последний момент, слишком длинный получился размах, но, отшатнувшись, он окончательно потерял устойчивость, скатился в сторону, и Тай перевалился на спину, нечеловеческим рывком освобождая плечо.

Теперь Ак Ло Тан бросился на него сверху, а Тай, обессиленный болью, не смог ни приподняться, ни помешать. Только ударить коленом, пока можно. Тот выдохнул и снова упал на Тая, оплетя его ноги. Выбраться все равно не было сил. Мир только-только прояснялся, и костры из расплывчатых пятен превратились в пучки огня, обретая ясность в его глазах. Люди вокруг сделались четче.

Тай едва увернулся от слабого удара, только слегка у виска задело. Еще раз. Ак Ло Тан быстро приходил в себя. Тай ответил тем же. Левой рукой он до сих пор не владел. Боль сменилась онемением, зато и без того изуродованный нос Ак Ло Тана опять встретился с другой рукой. Тай был быстрее, куда быстрее, хоть снизу, из его положения, воспользоваться преимуществом было мудрено. Охотник не успел увильнуть, но, превозмогая боль, намертво вцепился в Тая, и они покатились по снегу, переплетясь самым странным образом.

Тай выворачивался и выворачивался, пытаясь ударить, но Ак Ло Тан связывал его по рукам и ногам, уже хорошо понимая, в чем уступает врагу. Как бы от него оторваться? Эта вязкая борьба быстро выматывала. Левая рука начала шевелиться, но в груди уже огнем перекатывалось знакомое жжение. Охотник гораздо сильнее его, приходилось признать, и Таю все тяжелее было сопротивляться его каменным тискам.

Вместе с усталостью и болью внутри понемногу поднималась ярость. Это же не простая драка, это схватка, битва почти, и Тай терпит в ней поражение. Вот сейчас еще чуть-чуть, и он совсем потеряет силы. Ненавидящие глаза который раз уставились на него сверху, и Тай ответил тем же. Ярость заколыхалась, пытаясь выбраться наружу. Он рванулся еще раз, стараясь выскользнуть, но Ак Ло Тан опять вдавил его в снег. Глаза радостно блеснули. Еще чуть-чуть… Рот расползся в оскал на окровавленной морде, как у зверя. Точно как ти-кой… И еще рычит.

Ну нет! Ярость хлестанула наружу вопреки всем впитанным годами учениям Аркая, отца и всех остальных наставников. Но выучка была слишком сильна, чтобы кинуться на эту оскаленную морду и рвать ее зубами, Тай все еще искал выхода. Огонь недалеко, как раз… Он изо всех сил перевалился на бок, подминая охотника. Ак Ло Тан без труда снова взял верх. Тай Крутнулся еще раз. Они покатились быстрее. Охотник, увлекшись, даже не заметил, как они влетели в костер. Клубок тел распался, оба с криком кинулись в снег. Людской гул вокруг прорвался удивленными вскриками и вновь набрался мощи.

Тай только приподнялся, шатаясь, на одно колено, а Ак Ло Тан был уже на ногах. Он бросился сразу, не дав себе даже труда обмануть противника, безо всяких своих ухваток, желая одного — добить. А ярость Тая плескалась куда спокойнее теперь, давая силы и притупляя боль, но не заливая огнем всю голову. Внезапно, когда оставалось лишь два шага, он сам бросил тело навстречу охотнику, не ждавшему уже ничего от противника. Пока тот, упав на колени, пытался дышать, Тай наконец встал на ноги. Ак Ло Тан медленно поднимался, все начиналось сызнова.

Охотник оказался куда менее терпеливым. Так и не оправившись до конца, видно, опасаясь, что жертва ускользнет, он кинулся вперед. Однако теперь не столь ловко, уж скорей отчаянно. Тай не дал себя больше обмануть. На этот раз ему удалось легко увернуться от объятий потерявшего хватку соперника и тут же наградить его увесистым ударом в голень. Точнее некуда. Только мягкие охотничьи сапоги вельдов спасли охотника, и все же он подскочил и тут же рухнул, зажимая руками колено. Тай не стал церемониться.

Ак Ло Тан забарахтался, поспешно пытаясь подняться. Опять ошибка! В этот раз Тай еще ждал, хотя вид поверженного соперника привел его в неописуемый восторг, какого не бывало уже давно. Да что там, никогда не бывало. Даже в самой лютой, самой яростной из битв. Но Ак Ло Тан поспешил встать на плохо слушавшиеся, словно соломенные, ноги и снова кинулся вперед. Тай на этот раз увернулся и вовсе без труда, останавливая потерявшего равновесие соперника еще одним жестоким ударом. Показалось, что грудные дуги охотника хрустнули, но это только наполнило Тая радостью. Все. Теперь уже все. Настоящая схватка, а не возня в снегу.

Беспрестанными ударами он валил и валил Ак Ло Тана в снег, но тот упрямо вскакивал и пер на Тая, сверкая безумными глазами. И тот с наслаждением мстил ему за все: за боль, за обожженное тело, за все мучения, перенесенные этой зимой, за унижения, за подлость его, за всех этих надутых тупых вельдов, готовых его ногами топтать, выгнать его в лес на смерть, как только будет случай… За все, что пережил, даже за Ранжина и трупы своих воинов, сваленные в кучу на болоте. Все враги в его жизни слились в одного, прямо перед ним. Тай уже даже не уворачивался, слабые удары охотника и попытки ухватиться не причиняли вреда, только добавляли ярости. И плевать, что тот когда-то спас ему жизнь…

Тай вдруг понял, что гул вокруг давно стих, стоит тишина, но никто не останавливал схватки, и Ак Ло Тан тем более этого не хотел. Он проигрывал, вот-вот упадет и уже не встанет. Это уже не схватка была, а избиение, и Тай примерился, как покончить с ним поскорее, как вдруг услышал зов. Не крик, он не терялся среди треска пламени, он был внутри. На этот раз Тай просто ловко отпихнул охотника в снег и пошел вперед. Ак Ми Э звала его по ту сторону костра, он слышал, безо всяких слов, но очень ясно, отчетливо. Совсем не соображая, что делает и чего это ему может стоить, он шагнул за линию костров и остановился рядом с Ак Ми Э, тяжело дыша.

Его ярость словно стекла вниз по телу и вылилась в землю, впиталась в снег. Он повернулся назад. Ак Ло Тан остался один на площадке, он пошатывался, потрясая кулаком, будто веря, что Тай сбежал от него. Вот так… Он проиграл, подумал Тай беспомощно, а ведь мог бы добить без труда, почти уже… даже убить… Он сжал кулаки, вкладывая в них свое отчаяние, потом обнял плечи Ак Ми Э. Вот и все. Девушка крепко прижалась к нему, точно опасаясь, что его оторвут от сердца прямо в этот миг, что тотчас погонят из поселка. Вокруг был слышен лишь треск огня. Ни слова.

Старуха пронзительно вскрикнула, разведши руки в стороны. Тай узнал этот вопль. Ви-тан начался с него, а теперь, значит, и закончился. И Ак Ло Тан остался на площадке, а Тай выскочил, как трус. Нет, уж больше как дурак.

— Духи принимают ви-тан! — прокричал Старейшина.

Толпа зашелестела, потом зашумела. Таю и невдомек было, что за молчание встало во время схватки вместо ритуального пения. Если бы он знал, что вельды наконец первый раз узрели адия-воина своими глазами! Если бы он знал, о чем шушукались их Старшие! Ак Ло Тан — лучший из молодых и сильных, и в этой ритуальной борьбе, которой чужак и не знал вовсе, молодому охотнику нет равных ни в И Лай, ни в Tay Ле. Никто не сомневался в его победе еще совсем недавно. Что же будет, если чужак возьмет в руки свой длинный нож, с которым пришел в поселок? А что случится, если их придет много, этих чужаков-адия? Страх, что давили в себе мужчины и женщины, насмехаясь над каждым неправильным словом Тая, над каждым промахом, уверяя себя, что люди адия вовсе не страшные, слабые и бестолковые, вырвался наружу, беспорядочно заметался в толпе.

Но в центре вытоптанной площадки все же до сих пор стоял Ак Ло Тан, а Тай — за кромкой огня. Кто же победил в ви-тане, спрашивали люди друг у друга. Как понять?

Хранительница закрыла глаза, и Старейшина поднял посох, призывая Род к молчанию. Все затихли. Старуха мучительно долго стояла так, Тай начал отчаянно замерзать даже рядом с костром и подвинулся ближе, пытаясь подавить дрожь, просившуюся наружу так некстати. Наконец Матушка развела руки, подняла вверх, как будто собиралась улететь. Как только глаза открылись, еще две Хранительницы сразу же мягко подхватили ее под локти.

— Духи принимают ви-тан, — неожиданно звучным голосом перекрыла она треск костра. — Духи спрашивают, что хочешь ты за победу в ви-тане? — Она повернулась к Ак Ло Тану.

«Ну вот и все», — Тай сжал сильнее плечо Ак Ми Э. Девушка тут же обхватила его обеими руками, будто боялась, что отнимут. Ак Ло Тан метнул в них непонятный взгляд.

— Я хочу, чтобы чужак ушел из Рода И Лай, чтобы все было по закону предков, — хрипловато выкрикнул он. — Хочу, чтобы справедливость была и закон!

Народ одобрительно шумнул, но как-то неуверенно. Уж очень не похожа эта победа на победу.

— А ты, Сан Хи Э, что хочешь за победу в ви-тане? Люди удивленно зашептались. Так кто же кого?

— Я? — Тай и сам удивился. — Я… Пусть скажет правду перед духами. Я ничего больше не хочу.

— Сан Хи Э, — продолжала Хранительница, и голос казался все глубже, силу набирал, — Ак Ло Тан хочет справедливости, хочет, чтобы закон был исполнен. Ты можешь дать слово духам И Лай, что сделаешь так, как велит наш закон?

— А что мне остается? — Тай пожал плечами. Все вокруг ждали. — Даю слово.

— Ак Ло Тан, — обратилась женщина к охотнику, все еще столбом торчавшему между огней, — Сан Хи Э хочет правды, и духи не могут отказать ему. Даешь ли слово духам И Лай, что правдиво ответишь Сан Хи Э?

Маленькая пауза пронеслась в тишине, настолько малая, что только Тай приметил ее.

— Даю слово.

— Нарушить слово, данное духам, — навлечь на себя проклятие. Упорствовать в этом — навлечь проклятие на ветвь.

Вокруг закивали, загудели, должно быть, старуха что-то хорошо знакомое сказала.

— Справедливость — наш закон, что дурные ветви отсекает, чтобы Солнечное Дерево не погибло. — Все снова закивали. — Потому думайте, прежде чем оступиться. Сан Хи Э! Духи отдают тебе победу в ви-тане, ты можешь трижды спросить Ак Ло Тана, и пусть он отвечает правдиво.

Тай вздрогнул. Выходит, победа его? Трижды… А если соврет? Нет, не посмеет…

От того, что скажет охотник, зависит жизнь Тая. И вся ветка Ак Ло Тана: мать, отец, сестры, братья, дети. Вельды боятся проклятия духов больше всего на свете. Даже если уйдет человек из поселка, то понесет его с собой. Везде. Всегда.

— Ак Ло Тан, сколько соев ты убил на охоте в тот день, когда Кай Кин ногу потерял?

Томительная тишина повисла над площадкой. Охотник молчал. Неужели из-за Тая он всех своих перед духами опорочит?…

— Два, — тихо сказал охотник. — Два, — повторил громко. Народ зашумел. Что ж, можно и не спрашивать больше. Что первого соя не парень уложил, ясно и так. Куда ему с его ногой?

— Ты видел, чья вина, что парень ноги лишился?

— Видел, — сумрачно сказал охотник, — его вина.

Люди уже шумели вовсю. Старейшине пришлось махать посохом и окликать наиболее беспокойных.

— А почему, — спросил Тай наудачу, хоть можно было б на том и остановиться, — молчал столько времени, почему слов Кай Кина сегодняшних не признал, почему еще сегодня неправду говорил?

Охотник ответил не сразу.

— Ты — чужак, — отрезал наконец. — Презренный адия! Ты пришел первый из своих и принес беду, и снова придешь, указывая путь к «вечерним звездам»! Ты мог обмануть Ак Ми Э, но меня тебе не провести! Я не верю тебе, слышишь, Сан Хи Э! Люди И Лай! Вы еще будете жалеть, что адия сегодня не исчез!

Он резко развернулся и пошел в толпу.

— Постой, Ак Ло Тан! — повелительно окликнула Матушка, и он нехотя вернулся обратно. — Ты ведь хотел справедливости и закона предков? На Сан Хи Э нет вины, а ты твердил, что он нарушил наши законы. Ты требовал изгнать его! Ты обманул свой Род! Ты требовал ви-тана! Для чего? Не потому ли, что духов И Лай тоже обмануть хотел? Потому твоя ветвь останется должной ветви Сан Хи Э, а ты ему. Это малое наказание.

Матушка сразу осела, оперлась на услужливо подставленные руки Хранительниц.

— Пусть будет так! — Ин А Тал трижды стукнул посохом. — По воле духов Рода и по закону предков И Лай!

Ак Ло Тан, резко обернувшись, зашагал прочь, подхватив свою одежду. Тай, наконец, принялся за поиски куртки или парки. И так зуб на зуб не попадал. Его тронули за локоть. У Со, улыбаясь по-старому, как давно не улыбался, протягивал ему одежду.

— Я подобрал, — сказал просто, как будто ничего и не было, — а то потопчут.

Тай глянул сумрачно, потянул через голову куртку, морщась от ожогов. Вот как оно у вельдов. Духи сказали… что ж, спасибо им. А без духов — его бы в лес еще сегодня спровадили. Такая вот справедливость для чужаков.

Закутался в парку. Посмотрел — их с Ак Ми Э уже со всех сторон обступили охотники. Старый Ак Там Ун первый сказал, неловко покашливая временами:

— Ты не серчай, Сан Хи Э, мы ж… кх… не со зла. Злые духи заморочили, видать… кх… и нас, и Ак Ло Тана. Кто ж знал? Ты не держи обиды. Мы ж Ак Ло Тана с детеныша, — он показал мизинец, — с такого вот малого листочка на нашем дереве… а ты… того… Кх… Пришел незнамо откуда, уйдешь… незнамо куда. Потому и заморочились.

На Тая навалилась усталость, слабость давила к земле, невыносимо болело плечо, ныли ожоги и ссадины, резало в груди, а они обступили его стеной, не давая уйти. Но ярость, казалось, как вышла после ви-тана, так и закончилась. Даже раздражение не шло, тоскливо было, темно вокруг. Он хмуро кивнул.

— Постараюсь, — сказал, — обиды не держать. Только получится ли? Не знаю. Но стараться буду, — еще раз кивнул. — Мне с вами жить еще.

У Со снова толкнул под локоть.

— Я тебе, Сан Хи Э, верить буду, как себе. Я ж не дурак, понимаю, что ты в Землю Адия один идти не можешь. Да? Вот перед всеми говорю: не буду ждать, кому Старейшина накажет, сам с тобой пойду, раз виноватый!

Охотники зашумели, захлопали У Со по плечу. Тай вздохнул. Хоть смейся, хоть плачь. Как дети. Он тоже хлопнул У Со по плечу.

— Не надо, У Со. Кого ваши духи выберут, с тем и пойду. А никого не выберут, что ж… Виноватый — не лучший попутчик. Пойдем, Ак Ми Э, — он обнял девушку за плечи, — пойдем, я устал.

Охотники расступились, провожая их взглядами.

И вновь Ак Ми Э пришлось исцелять его раны, как прежде. Только жизнь пошла другая, необычная. Тай думал, если вельды его терпеть будут впредь и больше не затеваться из поселка гнать до весны — и то хорошо, а вышло совсем иначе. Насмешки прекратились, как колдовством слизнуло, приветствовать стали многие, не все, конечно, но и то странно. Охотники перестали чужаком величать, упрекать в бестолковости. Больше объясняли только. У Со, тот и вовсе за Таем начал ходить зачем-то. Потом как-то в лесу у костра Тая попросили рассказать о Земле Адия, будто к слову. Тай удивился, но постарался, как. мог. Все больше о хорошем говорил, а то они и так людей адия за зверей почитают. Охотники потом несколько раз налаживались расспрашивать. Головами качали, причмокивали, переглядывались.

Дальше — еще непонятнее пошло. Попросили как-то показать, как шаи, воины то есть, в Земле Адия со своим оружием управляются. Тай пожал плечами. Хотите — пожалуйста, да только какое оружие? Нет ничего. Оказалось — есть, меч его старый вернули. Надо же, отыскали. Тай ломаться не стал, наточить попросил только, показал. Они со своими начисто срезанными палками да копьями только в стороны отскакивали. Тай с наслаждением сжимал рукоять плохонького меча, почти с любовью, как будто с ним обрел былое величие воина. Вельды во все глаза глядели.

— Ты вроде и не Сан Хи Э, — проворчал Ак Там Ун, что тоже притащился со всеми на показ, хоть и не расспрашивал ничего, наоборот, глядел так, будто ему неинтересно вовсе.

— Я — Тай, — ответил он, — из рода Кальги. — И сердце сладко сжалось при звуке своего имени.

Как же ему не хватает степей Адья Тэрэк и себя самого! Он тянулся туда всем сердцем и больше ни о чем думать не мог.

Время треснуло вместе со льдом на реке. До этого многое приключилось: и новые сои пришли в окрестности И Лай, и тонули они вместе с У Со в полынье, чудом живы остались, и там-уна матерого случайно подняли и уходили его, опять же случайно. И Ак Ми Э располнела, округлилась, убивая у Тая всякую надежду на то, что он отправится в Землю Адья вместе с ней. Уходить надо пораньше по весне, как только тин-кос зацветут, а не так, как он в прошлом году собрался, когда весна уже к лету поворачивала. Поначалу трудно лесами идти будет, но ничего. Вдруг Правитель Хаадид хватится раньше времени? Ак Ми Э теперь не одолеть такого пути. Да и что с ребенком будет посреди Великих Лесов? А потом, если подождать до срока, она и подавно дитя не бросит на попечение родичей. Потому Тай и откладывал день, разрываясь пополам, не заикаясь об уходе, пока Старейшина сам не пришел, сам не спросил.

— Надо бы пораньше, скоро надо, — честно ответил Тай, — только… на сына глянуть уж очень хочется. Потому не могу никак отсюда оторваться.

— А сколько осталось? — спросил Ин А Тал.

— Ак Ми Э говорит, целая луна еще…

Старик качал головой, да Тай и сам понимал. Долго это, очень долго. Уже и снега стаяли давно, и земля проветрилась, и деревья тин-кос в буйном цвету, и сам он на волю рвется вовсю, а оторваться не может.

— Завтра я скажу тебе, — пообещал он Ин А Талу.

Весь день сам не свой пропадал в лесу, а вечером Ак Ми Э заговорила по своему почину.

— Духи зовут тебя в путь… — Голос ее прервался. Тай резко обернулся к ней.

Слушай духов. Тогда дойдешь до конца. Надо слушать…

— А ты? Ты как же? — Он осторожно привлек девушку к себе.

— Я и так счастливая была, — она вздохнула, закрыв глаза. — Больше, чем другие из нашего Рода. Надо что-то и Роду отдать. И тебе тоже. Не надо жадной быть. Матушка говорила, род старухи У Э, что тут до нас жила, духи за жадность прокляли. Теперь мы тут живем. Это чтобы помнили.

Она поникла. Недавно рассказала Матушка про старуху У Э… Знать, в ответ на ее черные мысли. Уйдет ее Тай, улетит в свои земли, как Са Тэн Сэн, Быстрая Небесная Птица. Только Са Тэн Сэн всегда возвращаются, как перезимуют, а он не вернется. Ей все про это говорит: родной лес, глубокий синий Дун-Суй, даже верный Сие смотрит печальными глазами. Он не вернется. Роща духов доносит из-за поселка горький аромат тин-кос. Никогда он не был таким горьким, потому что дерево Ак Ми Э уже оплакало его уход. Он не вернется. И сердце, разве сердце ее хоть раз обманывало, разве не вело ее через Великие Леса, опасности и беды? Через гнев сородичей? Но и оно тоже против Ак Ми Э и потому твердит днем и ночью: он не вернется, Ак Ми Э, мой Тай не вернется.

Полгода, всего полгода. Зачем попусту лукавить? Разве был кто-нибудь в И Лай счастливее ее? Полной мерой отмерили духи, столько же, сколько другим и за всю жизнь не отмеряют. А теперь сердце в испуге замирает, когда Тай смотрит на запад, в сторону Великих Лесов. «Неблагодарная ты, Ак Ми Э, неблагодарная», — твердит Матушка. «Неблагодарная», — чудится ей в шелесте священной рощи. А сердце ничего не говорит, даже не плачет. Как будто остановилось. Страх, страх это… потерять то, что не ее… и никогда не было ее. А духи не в меру жадных наказывают.

— Что же мне делать? — Тай так и не мог решиться.

— Уходи скорее, — сказала девушка решительно, — чтобы сердце меньше плакало. Чем скорее…

— Да! — подхватил он, загоревшись новой надеждой. — Чем скорее уйду, тем скорее вернусь за тобой! Я вернусь, слышишь!

— Да, — кивнула она, — да.

Утром Тай уже шел к Старейшине, теша себя мыслью, что вернется за ними. Начались сборы. К его удивлению, десяток охотников ему в спутники набрался без всякого приказа Ин А Тала. Страх перед свирепыми адия, что могут вскорости нагрянуть в здешние земли, сделал людей покладистыми и решительными, хоть вельды и понимали, что многие из посланных с Таем могут не вернуться обратно. Великие Леса — не шутка даже для вельдов. Но главное для Рода — это чтобы Сан Хи Э дошел до своей Земли Адия, потому-то люди И Лай и стремились в путь ради спокойствия Рода. И, конечно же, ради всей своей малой ветви. Такое дело для Рода не забудется, зачтется и им, и детям их, и детям детей. У Со тоже пошел, как обещал.

Тай во второй и последний раз попал в рощу духов, наслаждаясь ее покоем, ее радостью. Ему что-то чудилось меж ветвей, витало в воздухе, он без труда узнал то дерево, что спасло его когда-то. Хранительница принесла духам дары, окурила их всех каким-то дымом и назначила от имени предков И Лай поход на следующее утро.

Всю ночь Тай глаз не смыкал. То к Ак Ми Э бросался, то метался по домику, словно ти-кой в плену. Дорога звала его, он чувствовал уже запах степных трав и свежего хлеба, но не мог уйти так просто. Ак Ми Э не утешала, не успокаивала. А кто ее утешит, кто успокоит? Сердце и не плачет уже, все изболелось. Воет. Он же мужчина, это его дорога. А ее место здесь. Она и так должна быть довольна, лишних полгода счастья ей духи подарили. Так можно ли винить их, что теперь отнимают Тая? Нельзя. Матушка говорила, что Ак Ми Э сильная. Вот почему. Потому что понимает: слишком крепко сердца срослись, будто одно, не отодрать. Хоть и уйдет он, а все равно с ней останется. Нужно только потянуться. Потому она и отпускает своего Тая… старается отпустить.

Невеселая ночь получилась, тоскливая. Наутро Ак Ми Э вышла проводить на крыльцо.

— Дальше не пойду, — сказала, изо всех сил стараясь не бередить ему сердце, — перед дорогой духов не нужно слезы лить. А то вся она слезами будет выстлана. Я ведь женщина, стоит рядом кому-нибудь запричитать, тоже не сдержусь.

Улыбнулась жалобно.

— Я вернусь, — сказал Тай. — За тобой. Как только смогу. Сразу ведь не получится. Иначе обман наружу выплывет, — уговаривал он. — Не могу я сразу возвращаться, ты уж прости. Но как только…

Я вернусь! Как сладки, как упоительны его слова! Я вернусь… Она будет ждать, каждый день, каждый миг… И так будет ждать из года в год, сначала с надеждой, потом с отчаяньем, и страх с каждым днем все больше будет сердце терзать… А он? Далеко в Земле Адия будет корить себя, винить каждый день лишь потому, что не может в одиночку перейти через леса. А если все-таки пойдет? Она вздрогнула. Нет.

— Тай, — Ак Ми Э мягко взяла его за руку, — ты из Земли Адия, я из Земли «вечерних звезд». Я пыталась оставить И Лай, и что вышло? Снова вернулась домой. Понимаешь, тут мой дом, мой Род. Он позаботится о нас, обо мне и нашем сыне. Ты не можешь жить без своей Адия, я же вижу, я знаю! Ты во сне повторяешь слова адия, ты видишь своего отца, свою землю, даже своего коня, — она опять улыбнулась, уже горько. — Ты можешь вернуться только на время, потом ведь снова уйдешь. Для тебя тут — не жизнь, а мука. Твое сердце тоскует, плачет тут вдали от дома. У нас разные земли и народы. И мне не жить в Земле Адия, как бы я ни старалась, даже если захочу. А я не хочу. Я уже вернулась домой. — И все-таки голосок задрожал. — И ты вернешься. К своему Роду. Зачем твоему Роду Ак Ми Э?

Тай скрипнул зубами. Он сам то и дело гадал этой зимой, как расскажет отцу об Ак Ми Э. И что тот ответит. И что будет потом, потому что Тай не бросит Ак Ми Э.

— Пускай будет как есть. — Она прижалась к его груди, обнимая напоследок, оплетя руками, гладя щеки, губы, волосы. — Пускай будет!

— Не будет! — упрямо сказал Тай, осторожно прижимая ее к себе, не желая отпускать. — Радость моя, солнце мое, Ак Ми Э! Как ты тут одна?!

— Я не одна. Ты так и не понял. — Она строго приказала слезам, скопившимся внутри, не показываться наружу, но они не слушались, сочились исподтишка, чуть только она начинала говорить. — Ты — везде. Ты не уходишь, понимаешь? Стоит только потянуться к тебе. И ты тоже сможешь, если захочешь… Помнишь, как тогда, у дерева тин-кос? — Она обмахнула влагу рукавом.

— Да. Но я хочу, чтобы не так… чтобы ты со мной… — он запутался.

— Нельзя, чтобы все было: и Ак Ми Э, и Адия… и небо, и Солнце, и Луна рядом с ним белым днем. Вот так и у тебя. Адия — твое Солнце, мы — твоя Луна. Все вместе — в мире порядка не будет. Жадность это человеческая, за то духи и наказывают, — обреченно прошептала девушка. — Прощай.

«Это мы еще посмотрим», — упрямо подумал Тай, впившись в губы Ак Ми Э.

Он все не мог оторваться, словно не мог решиться последнее слово сказать. Потом долго прижимался щекой к ее щеке, не решаясь отпустить.

— Я попросила Сие идти с вами, — прошептала девушка. — Он пойдет. Потом вернется.

Тай обрадовался. Как будто зверь оставался последним мостиком между ними. Ти-кой частенько захаживал в их маленький домик за очередной порцией ласки от Ак Ми Э. К Таю привык уже, фыркал иногда, а то и порыкивал, но больше для порядка. Несколько раз разрешил даже дотронуться до шерсти, а потом и за ухом провести.

Тай наконец оторвался от Ак Ми Э. Его уже ждут. Нельзя так поход начинать. В последний раз коснулся ее рук. Ее пальцы выскользнули, и он не смог их удержать, вылились, как вода.

— Прощай, — прошептала Ак Ми Э сквозь струящиеся слезы. Все-таки не смогла сдержаться.

— Я все равно вернусь! — твердо сказал он вместо прощания. Оглянулся, уже уходя: — Слышишь?! Вернусь!

Взвалил на спину свой заплечный мешок и зашагал вперед, то и дело оборачиваясь. Ак Ми Э осталась у крыльца, смотрела вслед, пока Тай не скрылся из виду. Потом опустилась вниз, прямо на весеннюю траву, уткнулась лицом в ладони и расплакалась навзрыд. Есть в этом мире то, что никто не почувствует так, как она, никто не узнает. Тай тешил себя несбыточными надеждами, навсегда покидая Землю «вечерних звезд». Она же знала, видела ясно, потому и не удержалась от горьких слез.

Он не вернется никогда.

— И еще, отец…

Адижа послала отцу тот самый умильный взгляд, против которых Правитель Адья Тэрэк был почти бессилен. Эта девочка-женщина расцветала так быстро, что Правитель Хаадид уже и не помнил, какой она была не так давно, чуть больше года назад, на пиршестве в честь совершеннолетия его старшей дочери. Тогда казалось, что это еще хрупкий ребенок, угловатый и порывистый, с восхищением повторявший все церемониалы в танцах за сестрой, готовый во всем походить на гордую и неприступную Гайят. Еще недавно она так же склоняла голову к левому плечику, повторяя за Первой Госпожой все ее жесты, так же уморительно величаво кивала в ответ на приветствия придворных. Даже так же старательно корпела над старинными пергаментами, повествующими об истории Адья Тэрэк и Королевского Рода, изо всех сил делая вид, что пыльные свитки увлекают ее сверх всякой меры.

Всего год… Зимой ей исполнилось пятнадцать. Хаадид не успел заметить, когда же все изменилось, слишком тяжкие заботы гнетут его, слишком много врагов внутри и извне жаждут его падения. Теперь только возле Адижи он отдыхает сердцем. С начала зимы он стал все чаще призывать младшую дочь, все реже искал общества Гайят, вызывая замешательство среди придворных и кривотолки в Чатубе. Когда же по весне началась далекая война с Линзором, Правитель Хаадид, изнуренный тяжкими заботами и непрерывными трудами на благо Адья Тэрэк, и вовсе лишил Гайят своего внимания. Теперь он ищет отдохновения в покоях младшей дочери или гуляет с ней по дворцовому парку в редкие мгновения свободы от дел.

Адижа не так давно забросила старинные пергаменты и в последнее время неохотно занимается с наставниками и наставницами, уступая лишь желаниям отца. Зато она теперь очаровательно хмурит бровки, когда недовольна, ее губки научились складываться, подобно бутонам в королевском парке, а ведь там так много цветов! Зато на последнем пиру во дворце она порхала, как птица, не знающая ничего, кроме полета, заставляя глаза тех, кто был еще слеп, широко открыться от восхищения. Зато она чудесным образом вытянулась и округлилась, приобретя новые, восхитительные формы, но еще совсем по-детски озорно сверкает глазками — необыкновенное сочетание! Зато когда Правитель беспокоен и раздражен, она всегда полна детской непосредственности, так развлекающей его, так кстати роняет милые глупости, щебеча о пустяках, а когда он задумчив и несловоохотлив, только с ее терпением и участием к отцу удается вытянуть на поверхность тревожные думы властителя Адья Тэрэк.

Легкая быстрая Адижа незаметно расцвела в тени своей старшей сестры, как цветок расцветает в тени стройного сильного дерева, но в Чатубе уже заметили это. А кто не заметил, тому ясно сказало о том предпочтение и милость, которую Правитель Хаадид медленно, но верно перенес на младшую дочь. Теперь в пиршественных залах и в преддверии ее покоев толпилось немало поклонников Адижи, притом не менее знатных, не менее достойных, чем у старшей дочери Хаадида. Кое-кто уже настойчиво обивал пороги у обеих наследниц богатств Королевской ветви рода Сэмержи. Тем более что младшая дочь — не чета гордой сестре. Гайят одинаково не привечала никого, высоко неся свою головку над толпою воздыхателей. Адижа равно раздавала внимание всем: молодым красавцам и доблестным героям со шрамами, знатным потомкам древних родов и счастливчикам, чей род приумножил свое богатство или славу не так давно. Не обходила вниманием никого из кавалеров, мало-мальски достойных ее благосклонного взгляда. Не потому ли с некоторых пор Первая Госпожа Гайят напрасно искала в толпе, трущейся близ нее на королевских пирах, то одного, то другого поклонника?

— И еще, отец…

Хаадида обмануть непросто, только теперь в завершение прогулки, уже приближаясь к Каскадному фонтану, дочь решилась заговорить о главном.

— Гайят неможется очень… Я сегодня утром была у нее… Она ведь почти не выходит… — Взгляд потерял свою умильность, погрустнел и уперся в ровные серые камешки парковой дорожки.

— Пусть позовет моего лекаря, — проворчал Правитель.

Надо же было, чтобы столь чудесный день оказался омрачен новыми сюрпризами Гайят. А ведь он начался так замечательно, не чем-нибудь, а известием об успешном взятии мятежного Тридэста. Проклятые дэльгарцы получили по заслугам. И открыто поддержавшие их линзорцы тоже. Малая победа, но это наконец победа, и это только начало. Сегодня не хотелось думать ни о чем, что омрачало радость. Гайят! Это она виновата в том, что адья оказались голы перед Линзором, вступившим в игру гораздо раньше, чем ожидал Хаадид. Это она виновата в том, что теперь Правителя не радует в этой жизни ничего, кроме полудетских глаз Адижи, полных любви к отцу.

Для кого теперь беречь трон Адья Тэрэк, воздвигнутый тяжкими усилиями его предков? Для недостойных потомков?

И хуже всего, что Хаадида все же обеспокоил недуг бывшей любимицы, хоть он не признался бы в этом даже себе самому. А уж давать слабинку перед Адижей, что сейчас же расскажет старшей сестре… Только время, только победы над врагами, только новая слава трона Адья Тэрэк, только раскаяние и покорность Гайят смогут смягчить боль Правителя. Когда-нибудь. А пока нет ничего, только время, и прошло его не так уж много, и боль почему-то растет и растет внутри, как будто игла ее предательства все больше впивается в его плоть. В последний раз на Совете он прикрикнул на старика Таржида лишь потому, что тот поддержал слова Первой Госпожи, разумные, как всегда, что и говорить. Но это ее слова! И каждое из них впивается и грызет его, потому что за каждым он видит новое коварство, новую измену. С чего бы это Таржид выступал в поддержку Гайят, и уже не первый раз?

— Но, отец… — Адижа остановилась, растерянно моргнув, потом вскинула на отца глаза, полные вопроса. — Я ведь уже не ребенок. — Обиженно нахмурилась, очень по-детски. — Я понимаю, что ты сердит на Гайят еще с начала зимы. А мне никто ничего не говорит! Гайят то и дело сидит одна взаперти, ты ходишь такой хмурый, что у меня сердце разрывается! — Она обвила руку отца, прижалась к нему. — Где твоя радость? Я помню тебя не таким… И я… — Она запнулась. — Боюсь тоже… сделать что-нибудь не так… как Гайят. И ты будешь гневаться…

Хаадид провел по ее пушистым черным кудрям, схваченным золочеными лентами на лбу и у висков.

— Брось эти глупости, Адижа. Ну же… Я вижу, глаза уже наполнились слезами… Ты пока ничем меня не прогневала и, к счастью, слишком отличаешься от своей сестры, чтобы преуспеть в этом.

— Прости, отец, — она улыбнулась сквозь поволоку на глазах, быстренько обмахнула их платочком. — Я знаю, что ты не любишь слез… Нет, нет, — убежденно возразила она нетерпеливому жесту Правителя, — точно знаю! Дочь, роняющая слезы, ничем не лучше других женщин, и я совсем не желаю заставлять тебя терпеть мои капризы. Но я… Отец, я так люблю тебя! Гайят помнит нашу мать, а я уже нет. У меня никого нет, кроме тебя! — Адижа сильнее сжала его локоть. — И, конечно, Гайят тоже, — припомнила мимоходом. — Твоя тоска — это как нож мне в сердце! А еще Гайят… Ты ведь гневаешься на нее… И я как подумаю, что когда-нибудь ты пройдешь мимо меня вот так же, почти не замечая… — Она все же всхлипнула, не удержавшись. — И я останусь совсем одна…

— Пусть тебя это не заботит, Адижа, — мягко уронил властитель Адья Тэрэк. — Я тобой доволен. А Гайят… поверь, она не стоит ни одной твоей слезинки.

«И моего внимания», — прибавил он про себя.

— Но она лежит уже четвертый день, — девушка недоуменно подняла на него глаза. — Такая бледная! Наверное, ей плохо… — протянула лениво. — Может быть, она даже плачет… А ты говоришь — лекаря позвать! Она говорит…, то есть мне кажется, — неловко поправилась она, — что это не недуг, а… она просто тоскует по тебе.

— «Она говорит», — повторил Хаадид, качая головой. — Ах, Адижа! Какой ты еще ребенок! Подчас я слышу от тебя такие здравые речи, но притворяться до конца, хвала богам Адья, ты совсем еще не умеешь. Так это она просила тебя поговорить со мной? Расписать ее недуг?

Девушка поникла.

— Я ничего не хотела… плохого, поверь! Мне просто очень хотелось, чтобы вы помирились, отец. Не сердись на меня! Чтобы все было по-прежнему! А она… просила только привести тебя. Поговорить. Она так давно тебя не видела!

— Что за ерунда! Она меня видит почти каждый день! — нахмурился Хаадид.

— Нет, отец, не так! Ну, не делай вид, что меня совсем-совсем не понимаешь! — Глазами она взывала к нему куда выразительнее, чем на словах. — На Советах? На пиршествах и турнирах? Проходя мимо с дядей Таржидом или другими советниками? Ты же гуляешь только со мной. Хоть я и в восторге от этих прогулок! Ты так интересно рассказывал о Тридэсте сегодня! Теперь я понимаю, зачем он нам так нужен был… — Она запнулась, спохватившись, что отклонилась в сторону из-за куда более интересной темы.

— Ты же почти взрослая, Адижа, — недовольно перебил Хаадид, — чтобы бегать по поручениям сестры. То, как она использует тебя, чтобы выманить меня на трогательный разговор у ее ложа, мне не нравится. Я вижу ее насквозь! И тебе не мешало бы научиться. И ты… теперь совсем о другом должна думать. Ты ведь вторая наследница трона Адья Тэрэк. Тебе следует взрослеть быстрее.

— Я обязательно повзрослею, отец, обещаю тебе, — перебила дочка с лукавой улыбкой, которая так нравилась Хаадиду, — вот совсем уже скоро! Но к чему твои слова о троне, обо всей Адья Тэрэк? Трон Сэмержи наследует Гайят, — беспечно кинула она. — А потом ее дети, дети их детей и так далее. Разве не так?

Они в молчании проследовали до самого конца дорожки, подошли к фонтану. Правитель ни слова не ответил.

— Ты сегодня не только загадками говоришь, — лукаво поддела Адижа, — а и вообще не разговариваешь?

Он очнулся от невеселых мыслей.

— Ты еще дитя совсем, не понимаешь, как жизнь повернуться может. А повернуться может по-разному. Вот, к примеру, начавшаяся война с Линзором…

— Ведь мы же выиграем ее? — перебила девушка беззаботно. — Ты сам говорил, что трон Адья зависит от победы над Римафеи. Но ведь ты не станешь дарить его линзорцам? Значит, мы должны победить, и боги нам помогут,

Он только улыбнулся столь детским рассуждениям о его всесилии. Нельзя сказать, чтобы такая наивная вера в его мощь не приносила радости. Для нее он всегда будет Хаадидом-Победителем, совсем как в молодости.

— Вопрос в том, какой ценой, дитя. Мы ведь отказались от мысли отдать Гайят в жены сыну Римафеи, а обещали твердо в своих посланиях, хоть и не клялись. Но и этого достаточно, если охота воевать. Вот Линзор и вторгся в Дэльгар, «освобождая» мятежные земли от воинов адья. Пока только в Дэльгар.

Они выбрали слишком хорошее время для войны, Адижа. Что, если они начнут теснить нас, что, если из Дэльгара они вторгнутся в земли истинных адья?

Она слушала, внимая каждому слову. Только что он рассказывал, что линзорцы вкупе с дэльгарцами уже опасно потеснили королевские войска к границам мятежной провинции. Потому удача в Тридэсте так радовала отца.

— Но ведь Гайят не виновата, если, как ты говоришь, им охота воевать? — Она настороженно взглянула на него. — Ты ведь не отдашь им нашу Гайят?

— Порой я думаю, Адижа, что твоя сестра не заслужила лучшей участи. До сих пор я не вижу ни раскаяния, ни покорности, приличествующей моей дочери! Тень Великой Гайят застит ее глаза! — громыхнул он, не удержавшись.

И сразу же остыл, раскаявшись в неосторожной вспышке. Адижа слишком привязана к сестре. Все еще привязана.

— И это твой первый урок. Теперь я сам буду учить тебя. Вместо некоторых наставников. По-моему, ты не очень-то стремишься в последнее время к постижению премудростей, важных для тебя в будущем?

Она подпрыгнула, хлопнула в ладоши и тут же тревожно оглянулась, не заметил ли кто ее выходки, недостойной пятнадцатилетней дочери Хаадида.

— Ты? Сам? Да я просто счастлива! Я не просто счастлива, я… — Адижа искала слова, чтобы выразить свой восторг, и не могла найти. — И я смогу больше времени проводить с тобой?

— Не это главное, Адижа…

— Ну да! Конечно! Прости, отец. Эти скучные наставники целыми днями рассказывают о церемониалах, древней истории адья, каких-то прошлых свершениях, о богах, о Великой Гайят!.. Нет, ты не думай, — спохватилась девушка, — я чту и Великую Гайят, и остальных наших предков, но это… было давным-давно. Одни гробницы остались. Да еще огромная Адья Тэрэк. Вот о ней и думать надо, разве не так?

— Так, да не так, — Хаадид довольно кивнул, услышав, к своей радости, в детских размышлениях Адижи то, чего никогда не понимала ее старшая сестра, чем пренебрегала. — Надо не о прошлом величии мечтать, ты права! И не о том, чтобы с предками да богами сравняться… но помнить тоже нужно. Иначе ни шага вперед без ошибки не сделаешь. Вот и второй урок для тебя.

— Я запомню, отец, — серьезно кивнула она. — Ну почему наставники не могут так просто и быстро то же самое объяснить? Днями ходят вокруг да около! А ты сказал — и я поняла сразу, что глупости болтала…

Правитель, польщенный такой безыскусной похвалой, распрощался с дочерью. Он бы еще побыл у фонтана в ее обществе, но время вышло. Посланник Морского Союза уже дожидается его.

— И, Адижа, — произнес он ей вслед, — третий и самый главный урок на сегодня: никогда не рассказывай другим то, что известно только тебе. Пора тебе повзрослеть. Понимаешь меня?

Дочка обернулась, одарила его своей лукавой улыбкой:

— Конечно, отец!

Девушка чинно проследовала во дворец и сразу же направилась в покои сестры.

— Ну?! — Гайят приподнялась на подушках, уже понимая, что раз Адижа явилась сама, уговорить отца не удалось.

Сестра удрученно развела руками.

— Гайят, дорогая, я упрашивала, как могла…

— А ты сказала, что я третий день прикована к постели? — нетерпеливо перебила старшая сестра, и Адижа со вздохом кивнула.

— И что проплакала всю ночь, тоже сказала?

— Да я сама чуть не расплакалась, когда рассказывала! Так глупо получилось!

— Да уж… — процедила Гайят сквозь зубы. — Была бы умнее, привела бы.

— За что ты на меня досадуешь? — Девушка обиженно нахмурилась. — Я сказала все, что ты просила. Расписывала, как тебе неможется, как тоскуешь, как места себе не находишь! Как ты вся бледная лежишь тут в полутьме и ничего не ешь и не пьешь почти…

— А что, что он сказал? — заторопилась Гайят, жадно сверкая глазами.

— Сказал, что если тебе так неможется, то надо лекаря позвать.

— И все?… — разочарованно протянула наследница трона Адья Тэрэк. — А может, он догадался? Ты ничего не перепутала?

— Ну что ты! — обиделась младшая сестра. — Ты знаешь, сестричка, я старалась для тебя, как могла! Я даже ничего знаю, а помогаю тебе, как могу!

— Как будто я сама что-то знаю! — в отчаянии бросила Гайят.

Для разговора с отцом она затемнила окна, разбросала подушки по комнате, целый день пролежала, боясь подняться хоть на миг, ожидая, что он вот-вот придет. Но не припасла ни краски, чтобы сделать бледнее свою смуглую кожу, ни мягкого воска, чтобы Хаадид усовестился, глядя на ее запекшиеся губы, ни угольного порошка, чтобы подпустить усталые тени под веки. Потому что наследница трона и так побледнела в последнее время, неотвязная забота оставила отпечатки и около ее прекрасных глаз, и на губах, и даже первая еле заметная морщинка волосинкой прорезалась на девственно чистом до того переносье. Она ждала, что весть о ее недуге смягчит отца, так некстати и непонятно ожесточившегося против нее.

Ведь не может быть, чтобы он узнал о планах Ранжина… Да и откуда? Гайят томилась в неизвестности уже почти полгода, и это время дорого ей обошлось. Она пыталась привлечь благосклонное внимание отца всюду, где только можно. Даже в Совете. Но становилось только хуже. Да и надежда на скорое возвращение Ранжина таяла с каждым днем. Неужели этот предатель обманул ее? Гайят нестерпимо мучилась в неведении и потому все чаще неосторожно позволяла себе вспышки в присутствии младшей сестры.

— Правда, ничего не знаешь? — участливо присела Адижа у ног Гайят, нещадно терзавшей узорчатую подушку…

Та покачала головой. В своем желании вернуть благосклонность отца она — какое унижение — не только готова была просить помощи у сестры, но и выслушивать ее лепет целыми днями, стараясь разузнать хоть что-нибудь. Правитель слишком благоволит к Адиже, доносили ей верные придворные дамы, и чем дальше, тем больше. Да разве она сама не видит из окна, как они гуляют по парку? Как он смотрит на нее? Раньше почти все отеческие взгляды доставались ей, она могла добиться от него чего угодно. Теперь же Первая Госпожа Гайят почти перестала выходить, потому что нет мочи терпеть эти злорадные взгляды со всех сторон.

— А ты знаешь, что сказал мне вчера айэт Райшен?

— Какой он айэт? — Гайят устало откинулась на подушках. — Внуку старого Таржида на год меньше, чем тебе. Мальчишка. Что он сказать может? Опять клялся в вечной любви?

По лицу Адижи пронеслась тень, которой Гайят, погруженная в свои страдания, не заметила.

— Зато дед его, Первый Советник, при нем много болтает… но если тебе не интересно…

Гайят снова подскочила, вцепившись в подушку.

— И что? Что он сказал?

— Говорят, Айянит Кайя объявилась, — елейным голоском сообщила Адижа.

— Айянит? Эта мерзавка? Где?!

— Говорят, что в Линзоре.

Гайят поникла.

— Не может быть, не может быть…

— Может — не может, — пожала плечами Адижа. — Но скоро новость расползется по всей Чатубе. Райшен не умеет держать язык за зубами.

— Это и странно, — наследница оскалилась, — Таржид никогда не будет болтать просто так, тем более при Райшене. Кто-то хочет… Зачем? Об Айянит все уже и думать забыли. Хоть с нее все и началось.

— А что, что началось? — сразу подхватила Адижа, но Гайят сделала вид, что занята своими мыслями.

Младшая дочь Хаадида встала.

— Я пойду, сестричка… А то отец узнает, что я у тебя долго просидела, — гневаться будет, — уронила она будто бы невзначай, чем вызвала гримасу на лице Гайят, не успевшую спрятаться за сестринскую маску. — Да, и вот что… Ты знаешь, отец несколько слов странных бросил сегодня, а я сразу и не поняла… Сейчас только вспомнила. Сказал, тебя все слишком любят в Чатубе, и во дворце, и за стенами; сказал, очень хорошо, что ты теперь редко выходишь из дворца, не выезжаешь никуда, даже на охоту. Это ему нравится. Может, потому твой недуг его не опечалил? Кажется, — понизила голос Адижа, — даже наоборот.

И направилась к дверям.

— Погоди! — Гайят соскочила с ложа и босиком ринулась вперед, вцепившись в пышный рукав сестры.

— Ну что ты! — зашипела Адижа. — Изомнешь!

Все, что ее пока интересовало в жизни, — это платья, пиры и кавалеры. Так думал весь двор.

— Прости, прости, сестричка! Адижа, дорогая, он так сказал? Что же ты раньше молчала?

— А откуда я знала, что это важно? Ты же ничего не слушаешь! — все еще разглаживая пышные сборки на рукаве, капризно протянула младшая наследница.

— А больше ничего?

— Нет, он и это так, к слову… когда я его упрашивала хоть мимоходом забежать к тебе. Я и забыла почти.

— Всегда ты все самое главное забываешь!

— Если такая у тебя благодарность…

— Нет, нет, сестричка, не сердись. Мне и на самом деле неможется. У меня ведь, кроме тебя, никого нет. Если что-то разузнаешь… об Айянит или что-то еще от отца услышишь — сразу ко мне, хорошо?

— Ну конечно! Конечно, сестричка! — Адижа чмокнула сестру в щеку и улетела навстречу развлечениям.

Гайят осталась одна и обессилено опустилась на ложе.

— Неужели отец ревнует? — пробормотала она. — Он же сам хотел, чтобы народ адья меня любил! Восхищался! Гайят Прекрасная — так он говорил… Неужели он боится меня? — Ее глаза гордо сверкнули.

Девушка подбоченилась на подушках, а потом легко вскочила и подбежала к зеркалу, с неудовольствием рассматривая свои заострившиеся скулы и ввалившиеся щеки.

— Он хочет, чтобы я засохла здесь до срока, как цветок, не видевший солнца? Чтобы я никогда не сравнилась с Великой Гайят и тем не превзошла бы его? Вот в чем дело! — Она рассмеялась в зеркало. — Не выйдет! — мрачно пообещала отцу.

Адижа между тем затворила двери своей опочивальни, тоже подобралась к большому зеркалу с узорчатым краем и принялась разглядывать свои черты: высокие, как у Гайят, изящные скулы, ротик бутоном и ямочки на щеках, которых и в помине нет у старшей сестры. Вспомнила ее последние слова и расплылась в непонятной улыбке.

— Конечно, сестричка! — повторила, чмокнув воздух перед собой.

И звонко расхохоталась.

Затоптали последний костер.

— Береги себя, Сан Хи Э, и весь Род И Лай!

У Со отступил, давая место остальным. Еще семеро подошли по очереди, положили руку на левое плечо, как принято прощаться у вельдов, повторили произнесенное У Со. Тоже ритуальные слова. Зато прощались искренне. Впрочем, без особого сожаления. Они сделали свое дело, и теперь их ветвям обеспечено покровительство духов на долгие годы. Если, конечно, уцелеет все Солнечное Дерево И Лай…

За все время долгого перехода ни один из охотников не высказал желания повернуть обратно, не проявил неуверенности. Тай только дивился. Куда до них его отборным воинам, с которыми он начал поход больше года назад, прошлой весной.

Теперь вокруг царит лето, по-родному жаркое, даже сквозь лесную прохладу веет зноем из разнотравной степи, хоть жаре уже пора идти на убыль. Лето клонится к закату. И лишь узкая полоска леса отделяет Тая от этого зноя. От дома.

Он медлил, не торопясь кидаться в родное разнотравье. Во первых, идти придется до ночи лесом, по самой кромке. Отряд вышел из леса слишком далеко к югу. Таю хорошо знакомы эти пологие холмы, бесконечными чередами громоздящиеся вдали, на севере. За ними Шейсэм, вечно терзаемый набегами кочевников. А здесь, за кромкой леса, простираются земли квирайя, и попадаться им в руки после стольких опасностей, избегнутых в Великих Лесах, Тай не собирался. Одному тут можно прошмыгнуть только ночью. Но сначала лучше подобраться поближе к холмам под прикрытием леса.

К счастью, маленькие зловредные лесные люди, так потрепавшие отряд Тая на пути в Землю «вечерних звезд», не подходят близко к краю леса. Похоже, в лесах к югу от Шейсэма их вообще куда меньше. Вот почему квирайя не боятся далеко в лес заходить! Еще несколько дней назад их отряду попадались следы маленьких человечков. Хорошо, что только следы. И ноги вовремя унесли, и ни в одну ловушку не попались. Чутье Сие тут здорово пригодилось, спасибо Ак Ми Э.

Ак Ми Э… К весне, познакомившись с лесом гораздо ближе, чем год назад, Тай уже позабыл об опасностях и ужасах Великих Лесов, а теперь снова вспомнил о них слишком хорошо. В начале пути он долго питался своей глупой надеждой, а сейчас, стоя недалеко от лесной кромки, в который раз понимал: он не вернется.

Опасности и усталость порой притупляли память, но иногда однообразие перехода невыносимо жгло, наполняя горькими мыслями о ней. О лесной колдунье со множеством длинных мелких косичек, шепчущей над травами; о женщине с двумя толстыми косами и тихой улыбкой, аккуратно несущей вперед свое округлившееся тело; о девушке, прильнувшей к дереву тин-кос в пенно-белой кипени цветов. И ночью он просыпался от того, что вокруг падали белые и розовые лепестки и руки уже тянулись к ней, но, вскочив, Тай ловил лишь случайный листок, упавший с дерева, или сгонял надоедливую мошкару, суетившуюся рядом. Даже тоска по уже близкой Адья Тэрэк не могла погасить этого пожара. С каждым шагом к цели он невольно медлил все больше.

И сейчас не решался сказать прощальных слов. Охотники уйдут обратно в И Лай, а с ними его последние надежды. Ак Ми Э оказалась мудрее его. Или это ей духи нашептали? Она ведь знала, знала еще тогда, что Тай не вернется. Незадолго до начала похода девушка рассказала Таю о Далеком Человеке, оставившем в Земле Адья жену и сына и нашедшего новую жизнь в И Лай. Только теперь, не осмеливаясь сказать прощальных слов ожидавшим в молчании людям из поселка, Тай понимал, для чего она заговорила тогда о Далеком Человеке. То же предстоит и Таю. Найти здесь не только дом, не только прежнюю, до боли знакомую и желанную жизнь, но и новую. Жизнь, но не покой. Тай уже не тот глупец, что отправился прошлой весной в Великие Леса. Знал он Далекого Человека недолго, но кое-что понимал, слишком они похожи с Сай Дином, бывшим адья по имени Тарут. Кто же побежит от покоя? Снова через лес? А Тарут пошел. И погиб. И шел ведь не один, с Сие, с Ак Ми Э, со всеми этими духами И Лай.

Как только охотники отправятся в обратный путь, сказки о вельдах опять станут сказками. Ему никогда не перейти в одиночку через леса. Никогда. Где-то будет плакать Ак Ми Э, вспоминая его, где-то вырастет его ребенок, которого он никогда не увидит, где-то на другом краю света останется белый сад, в котором так хочется побывать еще хотя бы раз… А где-то его ждет дом, отец, веселые пиры и блеск столицы, шум битв и пение труб. И никогда не получить и того, и этого. Как Ак Ми Э говорила? Не бывает, чтобы и луна и солнце в один и тот же час висели на небе. Все богатство рода Кальги, власть Правителя Адья Тэрэк и даже совместная мощь таинственных духов И Лай и богов Адья не в силах сделать этого.

Охотники ждали.

— Берегите себя, У Со… — Тай положил руку на плечо невысокому вельду, — Си Сэн, Кан Ку Э… — Обошел всех. — И весь Род И Лай!

Они деловито принялись разбирать снаряжение, готовясь в скорый обратный путь.

— Прощай, Сан Хи Э, — еще раз подошел У Со. — Мы свое дело сделали, теперь ты слово держи. Иначе духи проклянут. А духи наши сильные, сам знаешь… Не знаю, может, в Земле Адия ваши боги тебя защищать будут, а вот в И Лай… да что говорить… Ак Ми Э, дите твое осталось… Да и вся ветка засохнуть может. И ты тому виной будешь. Помни, Сан Хи Э… не забывай.

Вздохнул, топчась на месте. Неловкое прощание получалось, плохое. Сдружились уже они с Таем, он да Си Сэн, крепко сдружились в походе, да что поделать, если Матушка наказом наказала, чтобы У Со слова эти крепко-накрепко затвердил и Таю пересказал в конце пути, когда время придет. Если дойдут, конечно.

Тай и не подумал злиться. Раньше бы обязательно обиделся от таких речей. Теперь — нет. Теперь он знает, что любому слову цена малая. И слову Тая Кальги тоже. Жизнь всегда по-своему поворачивает. Разве прошлой весной он не клялся в верности властителю Адья Тэрэк? Разве потом не обещал защищать Род И Лай от Правителя Хаадида? Разве он не обещал сгоряча вернуться к Ак Ми Э? Сколько всего обещано за целую жизнь! Он же понимает, не У Со сейчас его донимает, это Матушка со Старейшиной шлют последнее слово.

Тай хлопнул охотника по плечу, уже без всякого ритуала.

— Сделаю, что удастся. А там пусть ваши духи сами судят, насколько преуспел. Только… пусть не трогают никого… Не за что их… наказывать. А я защиты у своих богов просить не буду. Вот пусть меня и наказывают. Руки у духов И Лай подлиннее, верно, будут, чем у нашего Старейшины Хаадида. Прощай, У Со.

Попрощался еще раз и с Си Сэном, Быстрой Птицей. Охотники потянулись в дорогу, исчезая за деревьями. Восьмеро их осталось. Двое сгинули, первые жертвы Земли «вечерних звезд». Один пропал на болотах, другой на переправе через небольшую речушку погиб. Утащила тварь какая-то, да быстро так, никто и сообразить не успел. Только взрытая грязь на дне воду еще больше замутила. Долго не искали, чтобы понапрасну мертвецов не плодить. В Великих Лесах, там, где один исчез, оттуда сразу подальше надо, а то всем конец может прийти. Если б не Сие, отгонявший ти-коев да других чудищ покрупнее, и ввосьмером они Тая не довели бы. А одному в лесу да еще без ти-коя — верная смерть. Большая удача только может спасти. Нет больше у Тая такой удачи, давно закончилось его везение.

— Постой, У Со! — спохватился он.

Охотник, замыкавший отряд, повернулся. Тай бегом кинулся к нему.

— Ты вот что, — зашептал, — скажи Ак Ми Э… от меня скажи. Не знаю, смогу ли я сделать то, что обещал ей перед уходом. Она знает, она поймет. Скажешь? Запомнишь? — У Со закивал. — Не хочу ее мучить понапрасну. Пусть живет, как захочет… Словно и не было меня… Все запомнил?

— Все, Сан Хи Э. — И охотник исчез за деревьями, догоняя остальных.

Тай остался один.

Он навьючил на спину заплечный мешок и зашагал на север, держась лесной кромки. Немало дней он двигался осторожно под прикрытием деревьев, выглядывая порой приблизившиеся холмы и далекие пыльные облачка, поднятые отрядами квирайя в степи. Один раз чуть не попался этим самым квирайя в лесу, напоролся, как мальчишка, на охотника. Хорошо, тот на свои стрелы понадеялся. Уже дважды раненное плечо снова чуть не задело стрелой, возле уха свистнуло. Но едва Тай успел выхватить меч и устремиться к обидчику, в кустах послышалась возня, крики, рык. Потом вышел Сие, сурово щурясь на Тая.

— Да сам понимаю, что дурак. Осторожнее надо быть, — покаялся Тай по-вельдовски, надеясь, что зверь поймет его.

Ти-кой то и дело мелькал невдалеке во время похода, много раз появлялся, несколько раз на стоянках у них ночевал, но близко ни к кому не подходил. Тай думал, зверь тоже с охотниками подался, а оказалось — нет, провожал его до конца. Ак Ми Э попросила. Ее прощальный привет.

До вечера они тихонько двигались вместе, бок к боку. Перед заходом солнца Тай вновь вышел в подлесок. Холмы придвинулись близко, пора уже выйти из-под прикрытия деревьев. Вот и ночь как раз. Днем по владениям квирайя ходить — все равно что головы лишиться по своей воле.

— Вот я и дома почти, — сказал Тай ти-кою. — Прощай, Сие. Береги Ак Ми Э, сына моего… И весь Род И Лай… Ну, и себя заодно, пятнистый.

С замиранием опустил руку, провел за ушами. Ти-кой только фыркнул.

— Если обидел, прости. Я как лучше хотел, — улыбнулся Тай.

Зверь сделал вокруг него несколько кругов, проворчал что-то, прошел совсем близко, тесно прижавшись боком к бедру Тая. Потом повторил с другой стороны. Зыркнул внимательно по сторонам, словно проверяя, можно ли оставить глупого человека одного, и в несколько прыжков скрылся в кустах. Лишь шорохи с той стороны еще напоминали о нем, потом все стихло.

Тай вздохнул. Теперь уж совсем один. Он просидел в подлеске до самой темноты, не решаясь ни отойти в лес, ни выйти на открытое пространство. Холмы манили его. Не сбиться бы ночью с дороги: места незнакомые да еще квирайя полно вокруг. Наверное, набеги участились. Только где же тогда войска адья? Ну ничего, Таю бы только до Шейсэма без всяких приключений добраться, а там у рода Кальги не так уж далеко владения имеются. Он, правда, из тех Кальги только с Барджиком знаком, хозяином Калинша, и то всего раз видел, когда там с отрядом ночевал. Остальных — ни разу, но не откажут же они сыну Архала Кальги, самого влиятельного, самого могущественного в роду?

Он оглядел себя. Могут и не поверить, уж очень Тай не похож на владетельного айэта Кальги сейчас, скорее, на охотника или даже на квирайя смахивает. Одежда вельдов, уже привычная ему, тут, в степях Адья Тэрэк, уж слишком… выделяется. А в Шейсэме тем более. В приграничье и раньше было неспокойно, а сейчас, наверное, еще неспокойнее, свои же прихлопнуть могут без всякого разбора, кто таков да откуда. Потому Тай долго колебался, но так и не решился оставить в И Лай хоть что-нибудь о себе на память — нагрудный знак рода Кальги на цепочке. Из простого беленого золота, без всяких камней, без обычной вычурности, неприметный с виду. Как он уцелел у него и как его не заметили головорезы Ранжина? Духи, что ли, постарались? Тай ухмыльнулся. Теперь пригодится. Обидно было бы из конца в конец пройти через Великие Леса, да еще дважды, а потом оказаться безвестно и бесславно заколотым в степи своими же воинами.

Как только темнота сгустилась, Тай, не в силах больше терпеть, закинул свой заплечный мешок за спину и пошел вперед, к невидимым во тьме холмам. Он возвращался домой.

… Архал Кальги только что покинул комнату, круто обернувшись, чуть не сбив с ног Первого Советника, едва успевшего войти в низенькую дверь этой старейшей залы. Наверняка он еще и кривился, только что зубами не скрипел.

Король схватился за рукоятку меча Тайадида, своего отца. Все оружие рода Сэмержи, не утерянное на поле брани, хранилось здесь, в этой небольшой зале с двумя узенькими окошками под потолком. Стена с мечами предков была особо дорога Хаадиду. В Дни сомнений и неудач он приходил сюда, дабы наполниться силой предков, которым помогали сами боги Адья, спускаясь с небес. Он любовно касался оружия, снимал со стен, делал выпад-другой, пробуя силу легендарного оружия. Принять гостя в королевской оружейной считалось такой же высокой честью, как и встретить его в личных покоях самого Правителя Земли Адья. Кальги знал это, но чести не оценил. Более того, он позволил себе настойчивость, временами даже резкость, чувствуя за спиной поддержку богатейшей ветви Кальги, почти всесильной в кое-каких провинциях. Мало того, похоже, еще и Ардэжи встали на их сторону, предвкушая жирный кусок. Нет сомнений, что к ним присоединится еще кое-какая мелочь.

Да, они готовы пополнить казну Адья Тэрэк, но взамен хотят чуть ли не всю эту самую Адья Тэрэк! Им мало, что в случае победы в Дэльгаре Кабил, брат Сайина, лишится места правителя, уступив его одному из Кальги, а наместником Виктии станет кто-нибудь из Ардэжи. Им мало, что они сами берутся на эти жалкие гроши, коих казна даже увидеть не успеет, кормить и поить его войско, что тратить будут медь, а возврата требовать золотом. Мало, что испрашивают на откуп себе всю торговлю солью с Морским Союзом. А теперь еще и требуют по окончании войны в Дэльгаре поставить укрепления у границ Шейсэма и держать там постоянные войсковые отряды за счет казны, потому что квирайя обнаглели до беспредельности, а у Кальги и Ардэжи там, видите ли, владения, и обширные!

Правитель Адья Тэрэк вынужден торговаться с проклятым Архалом, как какой-то меняла! Но казна разорена окончательно. Линзорцы угадали время как нельзя лучше. Едва с наступлением весны стаяли снега, они малыми отрядами вошли в Дэльгар, и мятеж запылал с необычайной прежде силой. Адья оставляли деревни и местечки одно за одним. Переброшенные из Виктии войска Сайина, долгое время, огрызаясь, отходили все дальше, дожидаясь подмоги, а подмога безнадежно вязла в весенней грязи Земли Адья.

Войска, оставшиеся в Виктийских землях, бились насмерть, потому что так приказал их повелитель. Утеряв эти земли, войти туда вновь будет неимоверно трудно, понимал Хаадид, и тогда — прощай торговые пути на юг, из-за которых адья бьются уже с десяток лет. Линсы же подтянули свои основные силы к границам Дэльгара, лишь надавливая то тут то там на поредевшие ряды виктийского войска, держа его на месте и в постоянном напряжении. Еще бы, мятежный Дэльгар покорить куда проще, сами дэльгарцы отдадут его с радостью, жаждая освобождения от адья, в которых зрят главный корень своих бед. Тогда и замкнутся с двух сторон тиски на виктийском горле.

Сама же подозрительная быстрота, с которой войско Линзора почти из ниоткуда появилось у границ, погружало Хаадида в наибольшую мрачность. На вести из Линсэрэя, столицы Римафеи, больше полагаться нельзя. Все «глаза и уши» либо открыты, либо куплены на пресловутое золото линсов!

Золото! Проклятый Кальги словно взбередил все старые раны властителя Адья Тэрэк, упомянув о Тае. К тому же сегодня Архал был настойчив, как никогда, он понемногу терял терпение. Кальги-старший вновь расспрашивал о сыне. Все, что ему известно, намекал он, это то, что Правитель почтил его сына доверием и возложил на него ответственную миссию — договориться о важном для Земли Адья соглашении с квирайя. «Ответственную» — он так презрительно выделил это слово, что ни у кого не могло остаться сомнений: в важность этого поручения Архал нисколько не верил. И не только ответственную, а и очень нужную для Кальги, между тем продолжал гость, ведь у них как раз обширные владения близ границ Шейсэма, которые то и дело подвергаются набегам кочевников. Да, бесспорно очень важную, хоть и весьма опасную, ведь всем известна подлость квирайя…

Ему также известно, что его неопытный в таких серьезных делах сын собрал для того отряд, приличествующий не столько посланнику великой Земли Адья, сколько человеку, намеренному отправиться в далекий поход. Конечно же, Тай не глуп, а лишь немного скор в решениях, но, может быть, его миссия простиралась несколько дальше земель квирайя? Или же младший Кальги проявил излишнюю резвость, засидевшись в Чатубе, в то время как его, Архала, дела надолго увели из столицы, и некому было помочь мудрым советом, указать?

Он задавал все более непочтительные вопросы, хотя ему не желали давать ответов. Досточтимый властитель, говорил Архал, конечно же, понимает, что Тай — единственный сын старшего Кальги, наследник его богатств и славы рода. «Единственный законный сын», — про себя язвительно уколол его Хаадид. Сам Архал далеко еще не стар, тем временем вел свое Кальги-старший, но уже и не молод, и если вдруг на службе Короне Адья его постигнет суровый жребий, кто тогда возглавит главную ветвь Кальги, верную опору трону Адья Тэрэк? Кто удержит от разброда и шатания? Неужели Солдар — брат Архала второго колена? Разве такой тяжелый трон может опереться на хромоногого? Увечье это Солдар получил еще в детстве, потому так и не смог проявить себя на поле брани. На это не без удовольствия и намекал отец Тая.

Правитель Адья Тэрэк в который раз делал вид, что усиленно проверяет тяжелые старинные кинжалы эпохи еще Великой Гайят. Настоящие сокровища, к которым запрещалось прикасаться всем, кроме самого Хаадида. Но Архал словно не замечал нежелания повелителя бросить хоть один луч света на исчезновение молодого Кальги. В этот раз, придя не просителем, но дающим, он решил не отступать ни на шаг.

Да будет известно Правителю, что Архал предпринимал поиски в Шейсэме и даже в землях квирайя. Искал и осенью, потеряв надежду на скорое возвращение сына, и этой весной. Его люди вдоль и поперек прочесали почти всю провинцию, посулили настоящие сокровища жадным до них кочевникам за любую весть о Тае Кальги, но увы… правдивых вестей не принес никто.

Следы Тая терялись в Шейсэме, Из Калинша, что почти на границе владений адья и где управляются Кальги, отряд направился через земли квирайя, на восток. Очень странно, что же стало с его сыном? Если бы он рассудил лучше, следовало держать путь на юг, где обретаются вожди их главных племен, притворно дивился хитроумный Кальги, бороздя испытующим взглядом хмурившееся все более чело Правителя. Не отыскался утерянный след и в землях квирайя, хотя нанятые Архалом люди с усердием рыскали в степи, зарабатывая щедрую награду, обещанную старшим Кальги.

Первый раз Кальги развернул перед Хаадидом обширную картину поисков, намеренно медля, не забывая все время подпускать излишние подробности и внимательно поглядывая на Правителя. Он вовсе не таил надежды, что властитель всех адья расчувствуется и поведает Архалу, почему же Тай так зачастил во дворец перед странным и поспешным отъездом, какое поручение было ему дано на самом деле. Хаадид не стал бы делать даже попытки договориться с этими дикарями. Он не так глуп, чтобы внушать им одну даже мысль о слабости воинов адья, ибо как иначе квирайя могли бы истолковать горячее желание Правителя великих земель заключить с ними договор?

Умудренный опытом Архал бдительно следил за Правителем Хаадидом, пытаясь обнаружить малейший знак напряжения, излишнего внимания, тревоги; ловя внезапный блеск в глазах и неудовольствие в голосе. Собеседник же, прекрасно это понимая, погрузился в сосредоточенное созерцание своих клинков, проводя по тяжелому металлу пальцами, пробовал безупречно острые лезвия и упивался смертельным блеском.

Разве может сказать он Архалу, что надежда рода Кальги уже давно сгнила в болотах где-то посреди Великих Лесов, пронзенная стрелой Кайя? Ему вполне хватает Линзора, незачем, чтобы еще вся Адья Тэрэк запылала в войнах между Кальги и Кайя. Они нужны ему для победы над Римафеи, и те, и другие, даже проклятые Кайя! И еще… Пусть первый поход не удался, пусть молодой Кальги сплоховал, несмотря на свою верность, жажду славы и дочери Правителя, даже несмотря на его пресловутое везение, но властитель Адья Тэрэк все еще нуждается в Земле «вечерних звезд», и теперь — больше, чем когда-либо раньше. Он один! Если бы этот Тай оказался хоть чуть-чуть умнее, он не провалил бы столь нужное, столь важное дело! Дурак! Глупец! Как он, Хаадид, которого во все времена отличала особая прозорливость, мог выбрать столь ничтожного слугу? Так ошибиться? Тогда не пришлось бы сейчас идти на поклон к Кальги и Ардэжи, чтобы хоть как-нибудь наполнить пустую казну! О Кайя же Хаадид с некоторых пор и слышать не желал, не в силах забыть измену. Не в силах даже думать о том, что где-то там за лесами Ранжин Кайя уже, быть может, положил начало своей власти почти над целым миром. Но сперва он хочет взять верх над самим Хаадидом! Хочет равняться с ним!

Надо, надо было как можно скорее послать новый отряд в Землю «вечерних звезд», пока Ранжин не успел прибрать там все к рукам. Как можно скорее. И эта забота сейчас снедала Правителя куда больше войны с Линзором, южных торговых путей и всех Кальги и Кайя, вместе взятых. Всех, кроме одного, проклятого Ранжина!

Властитель Адья Тэрэк рычал внутри, слушая Архала и уже намереваясь дать понять, что, несмотря на его бесконечное терпение, вызванное суровыми обстоятельствами, аудиенция подходит к концу.

Если бы не Дэльгар, если бы не Римафеи, то его верный Сайин уже пробирался бы по лесам, стремясь к Земле «вечерних звезд»! Его преданный Сайин и отряд в два, нет… в три раза больший, вооруженный до зубов. Теперь, после неудачи Кальги, кого он может туда послать, чтобы отвоевать положенное Хаадиду по праву? Только Сайина, опытного, проверенного, больше некого. Уж если и он оплошает… Нет, этот не отступит ни перед страшными лесами, взбадривал себя Хаадид, ни перед Ранжином, что наверняка уже крутит вельдами в их далеких землях, ни перед блеском сокровищ, что ему откроются. Правитель больше не хотел рисковать, отправляя случайного человека, не способного преодолеть хотя бы одну из угрожавших опасностей.

Но из-за проклятого Римафеи Сайин безнадежно увяз в Дэльгаре. И некем его заменить. Почему все они, даже брат Сайина, родной, единокровный, такие неудачливые бездари? Враг силен! Не первый раз он так силен. И войско адья не слабо. Летом, опомнившись от неожиданного стремительного отступления, они уже одержали несколько крупных побед, опять взяли Самок, оплот мятежников, и властитель Адья Тэрэк уже намеревался отозвать Сайина, доверив войско другому, хотя бы Рану, например. Лишь весть о том, что Линзор стянул к границам Дэльгара большие силы, видно, собираясь ударить уже всерьез, заставила Правителя повременить. Скрепя сердце он откладывал поход вновь и вновь, понимая, что до конца лета должен решиться. Или Дэльгар, или Земля «вечерних звезд». Иначе даже через год ему не получить желанного, а за год может статься многое.

Теперь, когда оба мощных войска вошли в Дэльгар, начнется долгая и вязкая борьба, что продлится до самой зимы, резонно полагал Правитель. Не получится блестящих стремительных побед, которыми адья были сильны еще с десяток лет назад, когда легко отняли у линсов часть Виктии, присоединяли без труда окрестные земли с запада и востока. Не то теперь время… не золотое время Хаадида, когда на своем Дурхе он несся впереди всего войска, указывая путь. Не то теперь войско, не те адья вокруг, не те линсы.

На теперешнее долгое топтание у стен вражеских крепостей, что стало ныне уделом адья, казны не хватит, новые налоги не покрывают даже снаряжения свежих отрядов. Потому-то сейчас приходится терпеть самодовольного Кальги, за которым к тому же стоит почти половина знати Адья Тэрэк, учуявшей новую выгоду. А Архал Кальги хорошо знает цену своим услугам ради чести Адья Тэрэк и ее трона.

Наконец, как было условлено, небольшая дверь оружейной отворилась и внутрь проник старый Таржид, разумеется, с глубочайшими извинениями. Очень срочные, безотлагательные вести, единственно они позволили прервать столь важный разговор. Архал небрежно склонился. Кого-кого, а его такая простая хитрость ни на миг не ввела в заблуждение. Разве он не предполагал, что Хаадиду понадобится время, чтобы обдумать свои выгоды от договора с Кальги? Не так уж они и малы, считал отец Тая.

— Я прекрасно понимаю горе, постигшее Кальги, — напутствовал его Хаадид, — и глубоко сочувствую ему. Я и сам возлагал на твоего сына большие, поистине большие надежды. Он с блеском проявил себя на поле боя в не слишком зрелом еще возрасте, так как же мог я не надеяться в дальнейшем на мощную опору трону в его лице? Пусть боги Адья не оставят Кальги в их поисках! Я же обязательно пошлю войска к границам Шейсэма, дабы усмирять презренных квирайя, проявивших столь явное неуважение к посланнику Правителя Адья Тэрэк… безотлагательно пошлю… Как только Линзор отступит и даст нам спокойно вздохнуть. В теперешнее темное время мы не можем бросать наши силы никуда, кроме Дэльгара. И чем скорее закончится эта новая война, чем успешнее будет наше продвижение в Виктии…

Он не договорил, давая возможность обдумать это расплывчатое обещание. Архал Кальги позволил себе легкую улыбку.

— Я от всего сердца благодарен Правителю Адья Тэрэк за сочувствие к моему великому горю и печали, сломившей в одночасье весь род Кальги. Будущее нашего рода под угрозой, и разве кто-нибудь из Кальги может помыслить о чем-нибудь другом? Но мы еще верим в справедливость Кайятрэ, и надежда еще живет в наших сердцах, все еще позволяя думать не только о будущем Кальги, но и о благе всей Адья Тэрэк.

Он вновь склонился, резко обернулся, вышел. Король скрипнул зубами. Кальги решил не отступать. Он чувствует, что за исчезновением Тая скрыто нечто большее, чем простая неудача его сына. И хочет, чтобы тайна Правителя стала его тайной. Теперь положение Архала на редкость упрочилось, и он попытается сомкнуть руку на горле у Хаадида, пользуясь тем, что его извечные враги Кайя в явной немилости…: Вот в такие мгновения и начинаешь думать: не слишком ли он, Хаадид, непримирим?

— Нет! — жестко уронил властитель Адья Тэрэк.

Лицо перекосило непонятной гримасой. Вспомнилось… Начало прошлой зимы, холод, поздний вечер…

Ненастным, почти уже зимним вечером, когда Правитель готовился отходить ко сну, в покоях с извинениями появился ахад Тижу, начальник личной охраны Хаадида.

— Прибыли наши люди с востока… — начал он, и Хаадид, отпустив слуг мановением руки, другой поманил к себе Тижу.

— Кто? — жадно спросил властитель Земли Адья.

— Рамад, мой повелитель, — тихо промолвил начальник охраны, знавший не более, чем ему положено. — Человек усердный, проверенный. Он вместе с остальными караулил на севере Шейсэма. На юге и востоке сейчас такой заслон — ящерица не проскочит. А там… он говорит, случайно поймали человечка, грязного, худющего, оборванного так, что страшно смотреть. Сначала думали, беглый он, в пустынных землях близ лесов скрывался, остатки одежды — воинские, даже знак ахада сохранился. Думали, он полубезумным притворялся, лепетал что-то неразумное, ойкал, плакал даже. Хотели тут же и порешить его. Рамаду же, как и остальным, велено было всех подряд расспрашивать об айэте Тае из рода Кальги, дознавать даже беглых. Айэта Тая сейчас сами Кальги крепко ищут, говорит Рамад, весь Шейсэм перерыли. Счастье, что человечка этого странного он первый заприметил, взял несколько воинов — и сразу в Чатубу.

Правитель с силой хрустнул пальцами. Другого он ожидал, совсем другого…

— Что за человек? Почему один? Знает Кальги? — выдавил он, уже подозревая неладное.

— Рамад сказал, знает, еще как знает, потому-то его и привез. В точности по строжайшему наказу: более ничего не разузнавать, везти всех, имеющих вести об айэте Тае из рода Кальги прямо в Чатубу, к Правителю. Только… тот до сих пор дурня представляет. Будто бы не знает ничего, прикидывается…

— Тащи его вниз, приставь двух лучших людей. Знает — не знает, все скажет! И Рамада тоже давай. И помни, Тижу, — он выразительно посмотрел на дожившего до седин у него на службе воина, — не было этого человека никогда. Это вести с востока принесло, только вести. А воинов тех, что с Рамадом были… — Он выразительно глянул на Тижу.

— Все будет сделано, мой повелитель. — Ахад шагнул к двери, собираясь распахнуть ее перед Правителем.

— Да… — Хаадид еще не закончил. — Этих двоих, что с беглым возиться будут… и твоего Рамада тоже наверх не выпускайте, пока я не позволю.

— Будет исполнено, мой повелитель. — И Тижу сам повел его долгими дворцовыми переходами, освещая путь факелом.

Люди его побежали исполнять королевское повеление, а оставшиеся охранники продолжали как ни в чем не бывало возвышаться столбами у входа в покои правителя Адья Тэрэк.

Редкие в столь неурочное время слуги и придворные почтительно кланялись, едва завидев, с кем судьба свела их в недрах королевского дворца. Шарахались больше по первому страху, чем от удивления. Правитель Хаадид был вездесущ и потому страшен. Каждый во дворце знал, что ничто не укроется от его взора. А поздние люди, встреченные в переходах, потому и поздние, что желают укрыться. Вот застигнутые врасплох и вжимались в стены, чтобы стать еще незаметнее. А вдруг властитель Адья Тэрэк заподозрит в нехорошем?

Они с Тижу проникли в подземелье через потайную дверцу в восточном крыле. Спустились по узкой длинной лестнице и вступили в тайные подвалы. Здесь правили тайные слуги Хаадида, те, кого называли его глазами и ушами. В дворцовой темнице, скрывавшейся недалеко отсюда, тоже имелись пыточные камеры и опытные мастера развязывать языки, но и сюда частенько приводили тех, кому перешли дорогу законы и порядки Адья Тэрэк.

Правитель поморщился. Здешняя вонь не оскорбляла его достоинства, он воин, а не женщина — на поле после битвы спустя всего лишь один жаркий день и не то творится, и все же была терпима им с трудом. Правитель Адья Тэрэк редко спускался сюда сам, предоставляя тайным людишкам, коих отбирали со всем тщанием, вести дела по своему усмотрению. Тижу провел повелителя в пыточный зал и дальше, в небольшую комнатку с несколькими маленькими окошками, выходящими в пыточную.

— Где они? — нетерпеливо спросил Хаадид.

— Я уже слышу шаги, мой повелитель, — почтительно прошептал Тижу, невольно понижая голос, эхом отдававшийся сейчас в пустынных комнатах.

Правитель прислушивался. Вдалеке нарастал шум.

— Задержишь их. Пришли сюда сперва своего Рамада. И помни, что я велел!

— Будет исполнено, мой повелитель.

Тижу исчез, и вскоре на его месте появился высокий детина, от почтительности момента слишком сильно сжимавший в руках свой шлем, точно желая его покорежить. Темные волосы копной стояли на голове, выдавая уроженца южных провинций. Он не решался поднять глаз от скользкого пола, заляпанного всякой гадостью.

— Мой повелитель!.. — Он низко склонился и пребывал так до тех пор, пока Хаадид не подал голос.

— Зачем ты привез ко мне этого человека, Рамад?

— Так, — Рамад сощурился, все еще не решаясь обратить взор к повелителю и потому косясь в сторону, — наказ был, мой повелитель! Всех беглых, подозрительных дознавать. Расспрашивать про айэта Тая из рода Кальги, посланника Правителя Адья Тэрэк. Если видел кто его или знает что — препора… препра… препровождать в Чатубу, прямо к ахаду Тижу. В пути не задерживаться, разговоров не вести.

— И что? Этот беглый видел айэта Кальги?

— Точно. — В пламени факелов Правителю показалось, что глаза Рамада хитро сверкнули. — Только не говорит ничего, мой повелитель!

— Зачем же ты его сюда тащил? — небрежно бросил Хаадид, приглядываясь к Рамаду.

С виду дубина дубиной, а человек-то непростой. Недаром его к тайным делам приспособили.

— Мой повелитель! Сказать-то ничего он не сказал, — воин еще больше сощурился, стараясь краем глаза углядеть, что написано на лице властителя Адья Тэрэк. — Я ахаду Тижу свои понятия доложил: это он нарочно дурачка представляет. Да только, как помянул я имя айэта Кальги, струхнул этот беглый, и сильно струхнул. Затрясся, как лист. И пуще прежнего представлять стал полоумного. И все спрашивал, вдруг мы люди Кальги. Я ему и сказал тогда, для проверки, стало быть: «Да, люди Кальги». Он и вовсе от страха чуть не обмочился. Ой… прощения просим, мой повелитель, — забормотал он. — В обличье такой ужас сделался… Я и подумал: ну, истинно в точку попали. Видывал он айэта Тая, нюхом чую, и людей его боится до смерти. Вот и свез его сюда… мой повелитель. И еще! — заторопился он. — Дурачок дурачком, а удариться в бега по дороге столько раз приноравливался, что мы его даже повязали от такой напасти. Чего над ним ночами бдеть?

— Испугался, говоришь? — прожурчал Хаадид.

— Истинно так, мой повелитель. Глаз у меня на то наметанный. Да и без глаза я б то заметил, не пропустил.

— Откуда ты, Рамад?

— Из Дабара, мой повелитель. Это деревенька маленькая. Почти на самом краю земель Адья, дальше уж эти, эды вислоухие живут.

— Однако быстро ты продвинулся из своей глуши, — задумчиво окинул его взглядом Хаадид. — По заслугам, верно? Молод ты еще.

— Стараемся честно служить, мой повелитель, — не растерялся верзила. — Верно. Что сказано примечать — примечаем, что позабыть — забываем, что сотворить — сотворяем. Этого вот тоже заприметил, быстро свез да слова сказать лишнего не дал. Все, как указано!

Хаадиду нравился этот Рамад. Ушлый. Сообразительный. И без лишней дрожи в коленях. Шлем уже изъелозил весь в руках от чрезмерной чести, ему оказанной, а что сказать своему Правителю — нашелся, не потерялся. Такой человек может вскоре понадобиться и здесь. Деревенщина, а чует, куда ветер дует, с первого дыхания ловит.

— Ты вот что, Рамад, — нечего тебе там сидеть. Мне в Чатубе люди нужны. Верные. Преданные. Понимаешь?

— Мой повелитель!..

— Стой, — перебил Хаадид. — Будешь верно служить — озолочу. Вверх подниму. Но измены не прощаю, — сверкнул глазами Хаадид. — Понял? — громыхнул.

— Понял, мой повелитель, — угодливо прошелестел Рамад, так и светясь изнутри от несказанной радости. Сам Правитель заметил его усердие да сметку, которой не каждому хватает!

— Скажешь Тижу, я тебя в Чатубе оставляю. Пусть пристроит пока… а завтра к делу будь готов!

— Слушаю, мой повелитель! — Радость до краев переполняла верзилу.

— Можешь идти… Нет! Погоди! Говоришь, этот беглый только представляется безумным?

— Оно-то так… Как бы сказать?… Мой повелитель! Он вроде и правда того… немножко. Будто двинулся чуток. Только, сдается мне, не совсем двинулся, разумеет, что вокруг делается. Больше представляется дураком, чем дурак! Такой всю память иметь может… в порядке. Если пугнуть хорошенько, все повспоминает! Я бы и пугнул, кабы не наказ, — с сожалением присовокупил Рамад. — Только сразу его не нужно… того… по-тяжелому. Как бы не двинулся совсем.

— Без тебя справятся, — перебил Правитель. — Можешь идти.

Он яростно теребил драгоценную пряжку, пока не появился Тижу. Рамад хитер да опытен уже не по летам, видно сразу. Или уж настолько сообразителен, деревенщина этот? Неужели всего один из отряда Кальги из лесов вышел, да еще полоумный почти? А что же с молодым Кальги? Что с ними со всеми приключилось? Или вернулся он? Или наказан за что-нибудь? Сбежал, устрашившись Великих Лесов?

— Тащите его в пыточную, — резко бросил Хаадид. Сначала он через окошко наблюдал за пойманным. Беглеца волочили по полу, и он то всхлипывал — не разобрать, притворно или по-настоящему, — то пытался укусить одного из людей Тижу. Вслед за ним вошли мастер и писец. Мастер пристегнул жертву прочной цепочкой к кольцу, вделанному в стену. Тусклые факелы, принесенные охранниками, мешали Правителю разглядеть человека как следует, и он вышел из комнатки, даже не набросив капюшона. Оставлять эту падаль в живых он все равно не собирался.

— Кто такой? — властно спросил.

Пойманный и вовсе взвыл хуже степного волка. Леденящий вопль понесся гулкими переходами между липких холодных стен, отзываясь эхом. Никого даже не передернуло.

Хаадид махнул рукой Тижу и его людям, отпуская их. Жертва встала на четвереньки и с азартом принялась завывать со все возрастающей силой. Правитель кивнул мастеру пыток.

— Поучи для начала немного. Немного, слышишь?

Мастер с чувством рукоприложился, и вой сразу же перешел в хрип, а потом во вполне осмысленные человеческие рыдания. Все, что осталось от этого воина, сейчас молило о пощаде.

Рамад был прав, беглый действительно сошел с ума. Но не до конца. Вблизи казалось, что когда-то Правитель уже видел этого человека. Мельком. У него была очень цепкая память. Определенно, этот пленник из Чатубы.

— Знаешь, кто я? — спросил Хаадид.

Тот завозился на полу, сворачиваясь в комок.

— Добавь еще, — приказал Хаадид. — Пока для острастки.

Мастер ловко придавил своим тяжелым сапогом ладонь жертвы и тяжело провернул, ломая кости. Тот возопил уже совсем по-человечески.

— Хватит! — рявкнул Хаадид. — Если ты хочешь жить, уйти отсюда почти целым, но живым, уйти на все четыре стороны… Слышишь? Встряхни его! — Мастер тряхнул жертву, заставляя смотреть на Хаадида. — То должен выдавить из себя правду, как бы она не путалась в голове. Понимаешь меня? Слышишь? — Мастер опять встряхнул несчастного. — Или ее выбьют из тебя! Выжмут по капле вместе с кровью и телесными соками! Никто еще не выдерживал долго с моими мастерами. Они сделают это аккуратно, не дадут тебе впасть в безумие раньше, чем я позволю! Ты не настолько безумен, как притворяешься. Я вижу это! И не надо со мной играть! — не сдерживаясь ни капли, бросил он.

Пленный глядел затравленно на Хаадида, не мигая, будто на смерть свою. Но выть перестал, рыдать тоже. Только вздрагивал.

— Знаешь, кто я?

Тот кивнул, потом мелко затряс головой, то и дело кивая. Пыточный мастер пнул его слегка.

— Твое имя?

Писец уселся за столик у факельного пламени, обмакнул перо.

— Триб…бал, — запинаясь, пробормотал тот.

— Как? — не поверил Хаадид.

— Трибал, — пискнул пойманный и снова всхлипнул, но очередной пинок возымел действие, и всхлипы сразу же прекратились.

Не может быть. Один их ахадов молодого Кальги! Вот так удача… Тай называл Правителю всех ахадов в своем отряде, а Хаадид не забывал имен, так же как и лиц. Возможно, он видел мельком этого Трибала, когда тот сопровождал Кальги во дворец?

— Ты ахад айэта Тая из рода Кальги?

Пленник приподнялся и тут же осел, точно стек на каменный пол. Опять начал подвывать. Хаадид зло махнул рукой. Жертва вновь захрипела.

— Каждый раз, когда ты позволишь себе это вытье, у меня будет заканчиваться терпение. Оно не безгранично. Итак, ты знаешь Тая из рода Кальги?

Пленник закивал опять быстро-быстро, мелко-мелко.

— Ты бы его ахадом?

— Да-а… — выдавил пленник. Уже лучше.

— Где же ты его бросил?

— Он у… умер! — взвыл ахад Тая и тут лее испуганно замолк, опасаясь следующего удара.

Определенно, он оказался не так безумен, как бы ему хотелось. Но у Хаадида сжалось сердце. Умер? Отряд погиб? Он ждет его почти год, а он погиб?! Земля вельдов, недосягаемая, как и все последние восемнадцать лет, вновь отодвинулась далеко-далеко.

— Где? Как?! Говори!

— В лесу-у!.. — возопила жертва. — Пятнис-стая с-смерть! Ог-громная! Ст-рашная! — заливался он. — Мы хотели… мы пыта-ались… я один дош-шел!

— Пытались вернуться? — уточнил Хаадид.

— Да-а, да-а, — тянул свое Трибал. — Я… оди-ин! Мно-ого з-зверей! Большо-ой лес! Ст-трашный!

Правителю Адья Тэрэк, казалось, снился страшный сон. Они не прошли через леса. Погибли все. Все блестящие, умудренные опытом воины. И среди них его, отборные. Нет… Что-то здесь не так. Все погибли, а этот презренный обломок человека уцелел?

— Привязывай! — сказал он мастеру пыток.

Пленник взвыл, но Хаадиду до этого не было никакого дела.

— Начинай. И заткни ему рот.

Он вышел в соседнюю комнатку. Немного походил, пытаясь собрать себя воедино. Нет, пока оставалась надежда, что этот Трибал врет, хоронить Кальги не стоило.

Через некоторое время Правитель выглянул.

— Хватит пока.

Прошелся по пыточной, разглядывая Трибала, что дергался, вращая глазами, на пыточной раме. Окровавленные пальцы на руках нелепо торчали в разные стороны.

— Ну? Вспомнил?

Мастер пыток вытянул кляп.

— Т-топи, т-топи, ог-громные, больши-ие, ст-рашные, — бормотал Трибал. — Мы… вышли. Я не од-дин… Метки, з-зна-ки. Кра-асные!.. Потом од-дин. Ай-эт Тай! Не уберегли-и!! — Он опять взвыл.

Хаадид задумчиво расхаживал по зале, слушая его надсадные вопли. О пресловутых топях он слышал уже от своего разведчика в этой же зале, но… Чтобы все в одночасье в топи сгинули? Весь отряд? Отчего не повернули?

Тем временем пленный продолжал то бормотать, то завывать, словно упиваясь своей безумной песней. «Лес, топи, пятнистая смерть, айэт Тай», — повторялось в его полубреду. Он все тише сыпал словами, и вдруг… «Айэт Кай-йя», — прошептал Трибал и затих, как будто сам устрашившись своей оговорки.

— Кайя? — резко развернулся Хаадид.

Ранжин пропал той же весной, незадолго после ухода Тая. Он выехал из Чатубы всего с десятком воинов, держа путь в свои владения в Шайтьяре. И не вернулся. Кайя только разводили руками, ничего не зная. По их глупым обличьям похоже было, что они и на самом деле ничего не ведают. Ранжин Кайя исчез так же бесследно, как и Тай, и Правителя мучили самые черные мысли. Но не ринется же Кайя с десятком воинов в погоню за отрядом Кальги? Наудачу?

— Послушай, глупец, — зашипел он прямо в лицо пленнику, низко наклонившись над ним. — Ты — предатель, я вижу это в твоих глазах. Только у предателей такие глаза, затравленные, как у зверя на охоте, жалкие и никчемные! Ты — предатель, и клянусь, я повешу тебя! Все, что от тебя останется, падаль! А останется немного! Это я тебе обещаю. У тебя кусок за куском будут вырывать плоть, пока ты не заговоришь… А потом будут рвать снова, проверяя, каждое ли твое слово правда! У тебя не останется ничего, даже глаз к концу этой ночи! Только язык, потому что ты должен говорить!!

Пленник затаился, ужас просто выливался из его глаз, лицо перекосило, потому что Хаадид умел стращать, а собственное отчаяние при мысли об утерянной надолго Земле «вечерних звезд» добавляло убедительности словам Правителя.

— Но я милосерден, и мне нужна правда! Я даю тебе мое королевское слово, что, если ты честно и без уверток расскажешь всю правду, я тут же прикажу избавить тебя от лишней боли и страданий. Ты все равно не выйдешь отсюда… Ты ведь и так это знал, ведь знал же? Подобные тебе не выходят наружу. Но я обещаю, что мучений не будет! Слышишь меня? — В немигающих глазах пленника что-то дрогнуло. — Если ты расскажешь все о Ранжине Кайя и твоем господине Кальги, где они, что случилось в лесу, я незамедлительно избавлю тебя от страданий. Даю в том слово! Понимаешь меня?

Теперь в глазах у Трибала запылала надежда вперемешку с облегчением. Он боязливо начал говорить:

— Ай-эт Кальги, он ме-ертвый, да-а… совсем… в топи, да-а… Айэт Кай-йя убил…

Он сбивчиво начал изливать то, что помнил, все больше торопясь, перемежая и без того малопонятную речь то воплями, подражая диким зверям, то всхлипами. Поистине, этот бывший ахад был безумен, почти безумен. Или старался сделаться таким. Понять из его речей можно было немного, но, продираясь сквозь частокол его сбивчивых признаний, задавая то и дело вопросы, направлявшие пленника, Хаадид наконец понял, что произошло в лесу.

Их отряд прошел уже очень много, потерял много людей. Карту они рисовали, деревья метили красным… ружиком то есть. Однажды вышли к реке И встретили там колдунью. «Бред снова овладел им», — подумал Хаадид, но, оказалось, нет. Безумец неожиданно хорошо припомнил колдунью, описал, смакуя мельчайшие черты ее облика, никак не мог отцепиться от ее образа. Если судить по описаниям, хранящимся в тайном свитке, записанном со слов разведчика, побывавшего у вельдов, колдунья могла быть вельдарой. Но она оказалась настоящей колдуньей, повторял Трибал беспрестанно. Знала все лесные тропинки, все знала, знала всех лесных богов, что сильнее богов Адья. Айэт Тай хотел заставить ее силой вести их через лес, но она отказалась, наслала дождь, ветер и гром. И огонь, много. И сказала, что они не дойдут, куда хотят. А еще у нее зверь был, пятнистая смерть, и человек при ней, слуга.

Трибал надолго замолчал, в памяти своей переживая путешествие с девушкой, о которой помнил все, не то что об остальной дороге. Лишь окрики Хаадида и пинки мастера пыток взбодрили его, и то не сразу.

А потом айэт Тай приглянулся ей. Она вела отряд через лес, долго, очень долго. А потом все умерли. Потом появился айэт Ранжин…

Тут Правитель Адья Тэрэк перестал что-либо понимать. Начал расспрашивать сызнова. Что, колдунья всех извела? Ему казалось, что колдуньи бывают только в детских сказках адья… Может, проклятый безумец уже за чертою бреда?

Но нет, выяснилось, что виновата не колдунья, а айэт Ранжин. Он шел за ними по лесу, по их меткам, потом его люди подсыпали яду, и все умерли. Только айэт Тай уцелел, его спасла колдунья. А потом айэт Ранжин сам хотел, чтобы колдунья вела его через лес. А она рассердилась и побежала прочь. А ее слуга схватил айэта Ранжина и чуть горло не перерезал. Когда его убили, колдунья и айэт Тай убежали. Люди Кайя пустились в погоню. У них были отравленные стрелы, и они подстрелили айэта Тая, так он и умер в топях. А колдунья сбежала. А ведь это она так нужна была айэту Ранжину, только она. Его люди без колдуньи могли погибнуть в лесу. Ее искали, но не нашли, и айэт Ранжин двинулся дальше один.

Полоумный в попытке получить желанную смерть к концу частил уже так, что выболтал гораздо больше того, что стоило. Все-таки двинулся он, другой историю бы подгладил, Хаадид и не заметил бы ничего, пока пленника не допросили бы с пристрастием. Откуда же он знает, что дальше было, если все люди Тая погибли? А он что? Почему живой?

Сбежал, сбежал, вопил пленник, снова в страхе выпучив глаза, поняв еще оставшимся умишком, что проговорился, но Хаадид уже отдал приказ.

Послышались крики, но между криками жертва все пыталась говорить, стонать, выдавить, рассказать правду, страшась мучений.

Это он, Трибал, подсыпал яду в воду. Он остался в отряде Кайя. Хаадид не отменял приказа, и речь пленника становилась все менее членораздельной, переходя в беспрестанные завывания, но разобрать кое-что было еще можно. Айэт Ранжин разозлился на Трибала, как будто это он виноват в неудаче. Айэту Ранжину нужна была колдунья. Она ушла, не вернулась. Адья пошли дальше сами. А его, Трибала, и еще троих, что упустили девушку, оставили в топях, привязали к деревьям. Очень плохо привязали, веревки пожалели. И нож не усмотрели у Трибала. Они высвободились и пошли обратно по красным меткам. Тех троих быстро, очень быстро сожрали лесные звери. А он все шел, ел корешки, что раньше показывала колдунья. Метки давно потерял. Страшно… страшно… Отовсюду на него выли, деревья толкали, ночью приходили ужасы и мучили… Страшно… Лес душил, душил… почти задушил. А он вышел, вышел! Вот она, свобода! Предатель хихикал под щипцами, уже не понимая, что свободы нет, не чувствуя боли. Но Хаадид все равно велел продолжать, больше, однако, ничего не добившись.

Если судить по рассказам бывшего ахада, только безумец мог одолеть леса, да еще не кругами ходить, без всякой карты, без проводника, а двигаться медленно, но верно, прямиком в Адья Тэрэк.

Хаадид приказал кончать его, убрал под плащ свиток, измаранный свежими чернилами. Выйдя из пыточной, зашагал длинными переходами к тому месту, где ожидал Тижу, бережно принявший у него факел.

— Этих двоих — не выпускать! — бросил он. — Я не должен больше слышать о них.

— Будет сделано, мой повелитель.

Хаадид в бессильном гневе опустился на мягкие подушки в своих покоях, в гневе искромсал одеяло и разбил чудесную вазу из Берикса, что когда-то привезла Правительница вместе со своим приданым.

Кайя, всегда Кайя… Ранжин! Ему не терпится взойти на трон. Что он, Хаадид, будет делать, если тот первым покорит вельдов? Туда не загонишь все войско адья! Не протащишь сквозь зловещие непроходимые леса! Теперь почти зима, и значит, Ранжин уже воцарился в Земле «вечерних звезд», если достиг ее. Если достиг… Зыбкая надежда, малая, но она еще есть. Непроходимые леса… непроходимые. А Тай — глупец! Ребенок! Мальчишка! Похоронить все надежды Правителя Адья Тэрэк! Да что его надежды! Бросить всю Землю Адья перед лицом Линзора! Ему выпало такое везение — встретить настоящую вельдару, и ту он упустил! И сгинул сам безвестно. Да, так и должно, боги Адья наказывают слабых, недостойных!

Всю ночь в его покоях горели свечи, всю ночь он не смыкал глаз, метаясь по опочивальне, превращая ее в руины. Мысли его принимали все более мрачное направление. От отчаяния он ударился в тяжелые думы.

Ведь Ранжин выехал из Чатубы вслед за Таем и налегке. Это значит, что он не хотел привлечь внимание ни к своему уходу, ни к своему отряду. Но Ранжин был готов, в отличие от Тая, безупречно готов. Никто не видел его в Шейсэме, никто и не заподозрил, что вслед за Таем он отправился на восток и нырнул в леса. Надо же, шел по следам, как по карте! Огибая лесные ловушки, по проторенному пути! Ай да Ранжин!

В этом был виден четкий план. И он не мог осуществиться с такой четкостью и легкостью, если бы Ранжин пребывал в неведенье относительно намерений властителя Адья Тэрэк.

Кто? Неужели молодой Кальги проболтался? Нет, он не настолько глуп, что бы о нем ни говорили. Правитель Хаадид не раз убеждался в этом. В его простоте не было глупости, к тому же Таю всегда было свойственно внимание к мелочам. И еще он поклялся властителю Адья Тэрэк на статуэтке Кайятрэ здесь же, в соседней комнате. Но кто же об этом знал еще, кроме Кальги?! Кто? Только Гайят…

Но дочь не могла проговориться. Она умница. Его Гайят, мудрая не по годам, она не могла… Значит, Кальги…

Всю ночь Правитель метался между Таем и Гайят, не решаясь заподозрить в небрежности ни одного из них. Не зная, в каком направлении искать тех, кто еще знает о Земле «вечерних звезд».

Кайя, они повсюду. Ранжин опутал весь двор интригами, всюду насадил своих людей, даже к стенам приделал уши… Своих людей. Хаадид остановился посреди комнаты. Ну кто, как не сплетница Айянит, могла подслушать! Она же была в тот день в покоях Гайят, как раз в то время, когда он рассказывал дочери о своих великих планах! Правитель помнил этот день очень хорошо: как проявил недовольство, увидав Айянит наутро после праздничного пира, как понизил голос тогда, опасаясь, что дама Кайя не убралась так далеко, как бы ему хотелось.

Он снова вызвал Тижу. Тот устало моргал. Этой ночью, выполняя поручения Правителя, он глаз не сомкнул. Айянит Кайя велено было незамедлительно схватить, но так, чтобы никто не видел, как она исчезла, и переправить в подземелье. Опять же втайне, чтобы никто не знал.

Весь день властитель Адья Тэрэк провел в муках, пытаясь казаться спокойным. Придворные шушукались между собой о том, что Правитель гневается, Таржид заходил то с одного, то с другого бока, намереваясь вызнать причины беспокойства Хаадида. Гайят с недоумением смотрела на отца. Король ожидал. Ко всему оказалось, что Айянит покинула Чатубу и находится у ложа сломленной недутом матери, далеко во владениях Кайя. Сгоряча Хаадид хотел было отправить за ней надежных людей, но потом усилием воли приказал себе остыть. Пусть Айянит исчезнет по дороге в Чатубу. О ней долго не получат известий, а он разберется не спеша, не сгоряча. Тут такое дело, что спешить нельзя.

Правитель Адья Тэрэк понемногу успокоился. Кальги с его воинами уже не вернешь, а новый поход затевать можно только весной. Много времени утечет. До того же следует разобраться со всем тщанием, что за предатели и наушники свили гнездо у него во дворце.

Много дней Айянит не могла отправиться в Чатубу, и Хаадид сделался вовсе спокойным с виду. Осталась только мрачная напряженность, решимость покончить со всем во что бы то ни стало. Он ждал. И дождался.

Айянит долго билась в притворных истериках в безмолвном подземелье, где ей отвечали только эхо и Правитель Адья Тэрэк. Неглупая женщина, опытная в такого рода делах, она поняла, что пришел конец, ей никогда не выйти из вонючего подвала на свет, и вознамерилась насолить властителю как можно больше, скрывая правду даже у конца. Но мастера Хаадида крепко знали свое дело. И тогда, желая выплеснуть как можно больше яду, в муках она рассказала, как устраивала свидания Ранжина с Гайят. Уже после той смешной встречи в саду с Кальги, подстроенной Правителем. А потом Ранжин сказал, что все удалось, Гайят доверяет ему, не всецело, но достаточно для дела, и Айянит остается только выполнять распоряжения Первой Госпожи.

Гайят поведала важную тайну, говорил Кайя, что перевернет трон Адья Тэрэк. Тайну, что бросит к его ногам весь мир, и Хаадида с Гайят в придачу, так кричала Айянит, хрипло хохоча в лицо Правителю Адья Тэрэк. Да, дочь Хаадида не захотела стать женой Кальги, этого самого Тая, вояки, слишком преданного королю и слишком глупого для ее великих планов. Ей нужен был тот, кто сделает для нее гораздо больше. После того Ранжин начал готовиться в дорогу. Куда, старая тварь Айянит не знала. Она не ведала больше ничего. Но потом мерзавка постоянно справлялась во дворце Кайя, нет ли вестей о Ранжине, не вернулся ли.

Хаадид разбушевался и приказал удавить ее как можно изощреннее. Потом на него словно обрушился весь каменный дворец в Чатубе. Это не Айянит, сводня, тварь, наушница, разгадала его замыслы, подслушала самое сокровенное. Она ведь почти ничего не знала. Знала бы — из нее вырвали бы правду. Сама Гайят, если верить словам этой твари, поведала Ранжину об отцовских планах. И о своих великих планах?… Для осуществления которых Кальги недостаточно? Что же это означало?

Ранжин обманул его девочку? Нет… Гайят не такова. Целый день Хаадид метался в своих покоях, не веря в случившееся. Его Гайят, его любимица, его солнце в борьбе против всех врагов трона Адидов, ради которой он жил… предала его… Его кровь. А ведь он собирался возвысить Адья Тэрэк, для того чтобы она правила без тех забот, что сейчас гнетут Правителя. А что выбрала она? Кайя, что уже примерился к трону Адья? Она кивала, когда Хаадид убеждал ее согласиться на замужество с Кальги, в то время как в сердце таилась ядовитая змея? Вот почему так непонятно звучали ее слова о том, что отец будет править еще долго! Вот почему показались такими нерадостными! Она затеяла игру с Кайя. Против своего отца, а значит, против всей Адья Тэрэк и всех Сэмержи! Против своей крови!

Хаадид еще долго не мог поверить в случившееся. Он стал избегать встреч с Гайят, пытаясь осознать содеянное ею. Он окружил ее самыми опытными своими людьми, пытаясь повергнуть слова Айянит во прах. Но вести приходили неутешительные. Она по-прежнему справлялась во дворце Кайя о Ранжине и взяла в свиту новую даму Кайя взамен пропавшей Айянит. Правитель несколько раз заговаривал с ней о молодом Кальги, наблюдая малейшие изменения настроения, и все более погружался в черноту самых жутких подозрений. Она, его Гайят, предала Хаадида. Холодно, расчетливо, без капли сожаления, без капли дочерней любви. А теперь лгала каждый раз, когда глядела в глаза отцу.

Мучения его длились почти всю зиму. Властитель Адья Тэрэк не прощал предательства никому, своей же дочери… Ей тем более. И самое страшное, Гайят продолжала оставаться ему дочерью, и каждый раз, когда Хаадид видел ее, беседовал, он вынуждал себя к сдержанности, чтобы не бросить ей опрометчивых и потому неуместных слов. Все чаще Правитель стал вспоминать о младшей дочери, искрящейся весельем Адиже. Приглядывался, присматривался, ловя в ней то, что с ужасом открыл в старшей наследнице. Ничуть не бывало. Адижа, покладистая и еще свежая, как сама юность, открыто радовалась все новым проявлениям отцовского внимания, восхищалась Хаадидом, расцветала, как цветок, при одном его появлении. И взрослела.

С приходом же весны черная тоска Правителя свилась внутри в тугой клубок, стремясь выбраться наружу, и он вовсе стал избегать встреч со старшей дочерью, все больше предпочитая общество Адижи. Теперь же, в свете последних выходок Гайят, на месте тоски воцарилась холодная ненависть. К ней и Ранжину. Эти Кайя! Они отняли у властителя огромной непобедимой Адья Тэрэк единственный свет его жизни! Как может он думать о будущем Земли Адья, если у него самого нет продолжения, у всего рода Сэмержи? Значит, нет продолжения и у его земли. Ибо Адья Тэрэк — это он.

Проклятые Кайя! Нет, он еще слишком благосклонен к ним!

— Нет! — Правитель будто очнулся ото сна.

— Но разве Архал предложил что-нибудь иное? Не то, что мы предполагали? — растерялся Первый Советник.

Король махнул рукою.

— Я не о том, Таржид! — Хаадид дал волю своему гневу, меряя шагами оружейную.

Советник молча ожидал продолжения, но его не последовало, и тогда сам он зашел издалека, подготавливая властителя к изложению гораздо более умеренных предложений опальных ныне Кайя. Старому Таржиду не на руку было теперешнее возвышение Архала Кальги, совсем не на руку.

— Хватит о Кайя! — обрубил Правитель. — И не спорь со мной, Таржид!

Сегодня с него достаточно одного Архала.

Таржид молча переждал очередную вспышку. Властитель должен успокоиться, тогда слово за слово удастся подвести к делу. Первый Советник хорошо знал повелителя земель Адья. Надо заставить его вылить весь гнев, заговорить о чем-то еще более ненавистном, еще более тяжком, подливая масла в огонь. Только после вспышки Хаадид способен снова мыслить ровно, только тогда его холодная голова и гибкий ум возобладают над страстью. А прежде того — можно потратить день или два, натыкаясь лишь на королевский гнев.

— Я хотел обратить внимание властителя на то, что Гайят возвращается…

— Я не хочу говорить о Гайят! Я даже думать о ней не хочу! Как и следовало ожидать, Хаадид разбушевался не меньше того урагана, что третьего дня истерзал Чатубу, забросав пылью, порушив дома бедноты и с корнем повырывав множество деревьев в окрестных садах.

Пока Правитель громыхал, Таржид выжидал. Ему нечего сказать о Гайят, все уже давно сказано. Но ярость Хаадида легче направить именно в это русло. В последнее время одно ее имя вызывает самую настоящую ярость, а не хмурое молчание, как раньше.

В конце весны, оправившись от тяжелого недуга, что так обеспокоил весь двор, Гайят, казалось, задалась целью как можно больше насолить Хаадиду. Как будто его оскорбительное невнимание к ее временной немощи подорвало дочернюю любовь к отцу окончательно.

Будучи покорной отцу на словах, Первая Госпожа стала позволять себе все более непозволительные, недопустимые вещи. Она снова принялась выезжать, даже больше, чем раньше, почти каждый день, посещая не только святилища богов, пиры и собрания знатных айэтов, но и наиболее родовитые и славные дома Чатубы, не минуя и дворец Кайя, коих еще полгода назад перестали привечать при дворе. И это после сплетен, наводнивших Чатубу, о появлении Айянит Кайя, ее бывшей первой дамы, и не где-нибудь, а в Линзоре!

Сам Хаадид холодно приветствовал Кайя в Совете, а в иных случаях даже и не замечал, устремляя взор в другую сторону, Гайят же теперь бросала благосклонные взгляды на всех, даже на них. После таинственного исчезновения Ранжина вслед за молодым Таем Кальги род Кайя будто потерял опору, напоминая многим колесо, слетевшее с оси. Во времена же зимней опалы Кайя совсем смешались, не зная, как поправить положение. Этим вовсю пользовался отец Тая, Архал Кальги, несомненно наиболее изощренный в такого рода делах. За эти полгода он здорово подобрался к трону. Поговаривали, что он точит зубы на одну из наследниц короны Адья Тэрэк. Только вот на которую? Ведь уже давно не секрет, что Линзор потерял Гайят, кто же ее обретет? Неужели сын Архала? Если вернется… А если не вернется… то Архал и сам еще не стар. Ранжин Кайя всего десятком лет моложе, даже и того меньше, разве не так?

Гайят изменила не только своему затворничеству, но и привычной сдержанности. Она не перечила отцу во время Совета, нет, но своими разумными речами спутывала все его планы, словно вознамерилась делать все назло. Хитростью вынуждала отца уступать тем, кому он совсем не желал дарить победы. А как же иначе? После ее слов он выглядел бы глупцом, если бы стал упираться. Гайят потеряла не только любовь отца, но и надежду ее вернуть? Зато девушка понемногу заставляла Хаадида начинать считаться с собой в Чатубе и делала это так ловко, что могущественный Правитель Адья Тэрэк вынужден был уступать ей, рискуя потерять лицо,

Не так давно она сообщила, что поедет в Арангаду, чудесный живописный уголок недалеко от Чатубы, родовое владение Сэмержи. Хаадид обрадовался, потому что уже один вид дочери вызывал у него безотчетный гнев, мешая думать и заставляя совершать опрометчивые поступки. И что же? Нет, она все-таки заехала туда — переночевать. Но главное, Гайят отправилась туда окольным путем, побывав со свитой в тех местечках, что лежали далеко от намеченного для нее пути. Принимала приветствия простодушной черни, восхищенной величием и прелестью наследницы трона, польщенных честью горожан и удивленной ее странным появлением знати. Побывала в Тайме, Мальше, где ее осыпали лепестками цветов. Во круг Чатубы поползли слухи, что Великая Гайят вернулась на землю, дабы вновь спасти Адья Тэрэк в тяжкие времена, вести народ адья к новой славе и величию. Доползли они и до столицы.

Можно ли было сердиться, если гордой и тщеславной девушке попросту захотелось почестей, в которых в Чатубе никто не усердствовал в страхе перед неудовольствием Хаадида? В былые времена Правитель не только счел бы изменение пути следования кортежа безобидным, но и сам бы радовался успеху своей ненаглядной Гайят. Теперь же его взбесило самовольство дочери. Соблазненная каким-то грязным соперником богов Адья, она бросала вызов отцу, скрывая его под кучей покрывал, наивно полагая, что он слишком занят войною с Линзором, но Хаадид видел все и, жаждая хоть какого-то утешения, проводил свободные мгновения с ласковой Адижей, заливая гнев и горе в ее покоях терпким ижаном или вином, что больше не пьянило его.

Все, о чем хотел сообщить Таржид, опасавшийся с некоторых пор открыто оказывать внимание Гайят, что со временем станет новой властительницей Земли Адья, это о ее возвращении в Чатубу. Нарочный, прискакавший утром, сообщил, что к вечеру наследница будет здесь. Но, придерживаясь верного тона в разговоре с Правителем, наедине с Гайят Таржид не торопился проявлять холодность. Наступит день, думал Советник, — если только боги подарят ему долгую жизнь, — и, как знать, может, старый Таржид еще успеет узреть перемены на троне Адья. А может, и скорее, чем видится из сегодняшнего дня.

Правитель с силой провел пальцами у самого острия меча Адидов, носимого его отцом, самого славного из всех клинков, видевшего столько побед, как ни один другой, и не вкусившего ни разу горечи поражения. Кровь из разрезанных пальцев запачкала светлое лезвие. Правитель Адья Тэрэк завороженно наблюдал, как капля достигла нижней грани, повисла на острие и, наконец, упала на пол, отрезвляя, унося бессильный и бесполезный гнев.

— Властитель, я позову лекаря…

— Стой, Таржид, — Хаадид сгоряча даже не почувствовал боли, — у меня на теле немало таких царапин. Гайят возвращается?

В голосе Правителя все еще звенела злость, но он поборол себя. Аккуратно снял меч Адидов со стены, всмотрелся в лезвие, обагренное его кровью.

— Кровь Сэмержи… — прошептал он так тихо, что Советник придвинулся поближе, не расслышав последних слов повелителя Земли Адья.

Хаадид устремился вперед, сделав глубокий выпад, Таржид отшатнулся.

— Кровь Сэмержи, — уже громче повторил Правитель, — ты видишь, Таржид? Это моя и твоя кровь! И всей Адья… Этот меч видел много крови… наших врагов, врагов адья, а теперь на нем кровь Сэмержи. Что это значит, Таржид?

Он уставился на Советника.

— Не знаю, мой властитель. — Таржид не понимал, к чему клонит Хаадид. — Может, это значит, что приближаются нелегкие времена для Королевского Рода?

— Да… — протянул Правитель. — Каждый раз, желая поддержки, я приходил сюда, Таржид… К силе моих предков, на которой всегда стояла моя земля, — к их оружию. Знаешь, для чего? Чтобы напиться их силы, чтобы умножить уверенность в моей мощи, в мощи всей Земли Адья! А теперь этот славный меч возжаждал моей крови, крови Сэмержи. Это знак, что посылают боги Адья. Сэмержи стали сами себе врагами. Если я не остановлю это безумие, Таржид, капля превратится в потоки, реки крови. Крови Сэмержи…

Он уставился на меч, со вниманием разглядывая уже запекшиеся следы на лезвии.

— Кто осмелится выступить против Сэмержи? — Таржид побледнел, опасаясь, что Правителю известно, как более года назад он предупредил Ранжина Кайя о том, что молодому Кальги предстоит сделаться мужем Гайят.

— Мы сами, только мы сами, — зловеще изрек Хаадид, приближаясь к Первому Советнику с окровавленным мечом.

Старик вжался в стену, стараясь не выказывать столь явных признаков слабости, как дрожь, но мертвенная бледность уже полностью овладела его лицом.

— Гайят по возвращении будет водворена во дворце, — Правитель рубанул воздух мечом. — Никаких поездок, ни шагу за дворцовые ворота. Пусть принимает гостей в своих покоях. Я приставлю к ней надежных и проверенных людей, и они будут следить за каждым ее шагом.

— Но, властитель, Гайят будет требовать отчета…

— Я не должен давать отчет своей дочери! — оборвал Правитель. — Тем более что я забочусь о ее же безопасности. Несколько дней назад мои люди случайно обнаружили в ее покоях змею. Этой ночью охрана поймала человека, пытавшегося перебраться через дворцовую стену. Из него выбили правду очень скоро. Он собирался причинить вред моей дочери.

— Но кто бы мог действовать столь безрассудно? Стража на стенах всегда бдительна… А стража во дворце и вовсе…

— Линсы, проклятые линсы, — протянул Хаадид, окончательно успокаиваясь, — этот предатель признался перед смертью. Линсы думают, что адья столь тупы, столь уверенны у себя в столице, потому и испробовали такой глупый способ.

— Однако так мы покажем, что боимся их! Что, если они хотели устрашить нас?

— Я сказал, что Гайят будет оставаться во дворце, и она останется! — мрачно отрезал Хаадид. — Мне слишком дорога моя дочь, чтобы из-за страха потерять лицо перед Римафеи я стал рисковать ею.

— Но сама Гайят будет недовольна… Это похоже на заточение…

— Ничего, — холодно уронил Хаадид, — ей придется привыкнуть. Пока еще я Правитель Адья Тэрэк. И делаю то, что считаю нужным для безопасности наследницы трона Сэмержи. Сегодня же отдам распоряжения Тижу. Пусть подберет людей.

Таржид молча раздумывал над словами Правителя. Похоже, над головой наследницы собиралась настоящая гроза, целый ураган, как тот, что три дня назад пронесся над степью. Если бы хоть что-то из того, что поведал сейчас Хаадид о коварных замыслах линсов, было правдой, если бы на дворцовой стене поймали злоумышленника или обнаружили змею в покоях Гайят, Таржид разглядел бы суету во дворце. Ту самую незаметную суету, которую он мастер примечать. Да и беспокойства о здоровье и жизни дочери в голосе у Правителя было не больше, чем отеческой ласки и нежности. Советник сделал попытку разузнать больше.

— А как же Адижа? — спросил он. — Разве она не подвергается опасности наравне с Гайят?

Король уже спокойно вернул меч на стену, словно принятое решение избавило его не только от гнева, но и от тяжкого бремени.

— Речь не идет об Адиже. Линсы злоумышляли только против Гайят, стремясь лишить трон Адья Тэрэк наследства.

Даже человек менее проницательный, чем старый Таржид, заметил бы, как осветилось лицо Хаадида, с какой нежностью он упомянул младшую дочь. Если так пойдет и дальше… Кажется, что Правитель вот-вот изменит порядок этого самого наследства. Здесь он в своем праве. Ведь у него две законные дочери, наследницы Сэмержи. В своем праве, пока жив. Но после смерти… Гайят не подарит сестре трона Адидов, тем более что она настоящая Правительница, тень Великой Гайят. Адья Тэрэк погрязнет в войне между дочерями Хаадида, и линсы приберут ее к рукам, если не сделают этого раньше. Нет, Правитель Хаадид дальновиден и не допустит этого. Тогда что? Что он намерен делать?

— Что там с Кайя? — поинтересовался король, придя в необыкновенно хорошее для последнего времени расположение. Впервые от сердца отлегла ярость, терзавшая его беспрестанно.

Таржид заторопился.

— Единственно из-за возмущения непомерными условиями Кальги я принял сегодня Кайя. Всех троих. Они говорят от имени трех главных ветвей. Они готовы дать все то же, что и Кальги, даже больше, если это понадобится для победы над линсами. И условия их гораздо скромнее, мой властитель…

— Они не в состоянии дать столько же, сколько Кальги и Ардэжи, вместе взятые, — презрительно прервал Хаадид.

— Едва Правитель согласится хотя бы выслушать Кайя… просто принять и выслушать… как их сразу поддержит род Тайрэк, четвертый из столпов Адья Тэрэк. Он выжидает. Кайя сейчас в опале, потому он не выступает открыто. Всегда поддерживал Кайя против Кальги, а теперь выжидает. Мой властитель, их условия просто смешны по сравнению с тем, что хочет Архал!

И Таржид, пользуясь неожиданным спокойствием повелителя, коротко поведал о предложениях Кайя, действительно куда более скромных.

— Нет, Таржид, — досада опять прорезалась в словах Хаадида, — я не приму их помощи! Они будут падать все ниже и ниже, пока не упадут в ту яму, которую сами себе старательно вырыли.

— Пусть падают, мой властитель, — ловко подхватил старик, — хоть мне и неведомо, чем Кайя так прогневали Правителя Адья Тэрэк. Пусть падают, но потом… когда мы выиграем эту войну. Возможно, потом мы найдем способ наполнить казну, но не теперь. А сейчас приличествует ли нам отказываться от золотых гор, что они готовы отдать на благо Адья Тэрэк?

— Я не глупец, Таржид, — король хмыкнул.

Хитроумный старик добился своего. Правитель раздумывал над его словами, не рыча и плюясь слюной. Он думал, а когда он думал, то рассуждал всегда неспешно и здраво.

— Если я одержу победу благодаря Кайя, это станет их возвышением. А я хочу, чтобы род их исчез, чтобы с каждым годом медленно, но верно он опускался в забвение и бесславие. Я имею дело с Архалом не потому, что выделяю Кальги. Он и так слишком рискует, пытаясь взять меня за горло! — Хаадид помрачнел.

— Как бы он не взял за горло всю Чатубу, — озабоченно подбросил Советник.

— Что? — Правитель вскинул глаза на старика.

— Опала Кайя стала возвышением для Кальги. За военными заботами властителю недостает времени окинуть взглядом то, что происходит сейчас в Чатубе. Но я не смею…

— Говори! — приказал Хаадид.

— Трон Сэмержи стоял незыблемо последних несколько поколений во многом лишь потому, что на него никто не мог покуситься, ибо это значило равняться славой с родом Сэмержи. Равняться или пасть. А кто может сравниться? Наиболее сильные, кто мог бы усомниться в праве нашего рода, погрязли в своей борьбе — за благоволение властителей на троне. Я стар и видел многое еще при Тайадиде, отце моего властителя, верно служил ему. Порой он говорил мне: «Нельзя, Таржид, чтобы хоть один из столпов, подпирающих наш трон, сравнялся высотой даже с первой ступенью его подножия. Тогда ему захочется большего, ведь с такой высоты большее покажется достижимым».

— К чему ты клонишь? — Правитель Адья Тэрэк мрачнел, слушая Советника.

— Никогда еще, а за последний десяток лет уж точно, род Кайя не подвергался такому унижению. Ранжин Кайя пропал, ослабив этим главную ветвь, и они начали грызться между собой за первенство. Кому они сейчас опасны, если между ними и так разброд? Опала без явственных для всех причин, в кою их вверг мой властитель, накрыла и без того потерянных Кайя. Все в Чатубе предвидят их скорое падение. Но что творится на другой чаше весов? Архал Кальги вернулся вовремя, чтобы вместо Ранжина ухватить все паучьи нити в Чатубе в свои руки. Благодаря падению Кайя и хитрости Архала Кальги поднялись неимоверно, подминая остальных. Не зря к ним примкнули даже Ардэжи, всегда державшие свою, отдельную от всех руку! Разве это не знак, что пора их обуздать? Разве не потому Архал так обнаглел, что готов схватить Сэмержи за горло, коварно пользуясь атакой Линзора, пользуясь черной бедой для всей Земли Адья? Разве в том его долг, разве такая опора нужна трону? Если принять его условия, он станет выше, намного выше всех остальных… и подножия трона Адидов. Мой властитель! В Чатубе поговаривают, и не зря, я полагаю, о планах Кальги! О том, что Архал уже точит зубы на наследницу трона. Не знаю, на которую. А для сына или для себя самого — известно одному Кайятрэ.

С каждым словом Таржида Правитель хмурился все больше. Слова старика казались на редкость справедливыми. Кальги действительно обнаглел. Не потому ли, что уже почувствовал на голове тяжесть Короны Адидов? И правда, сладострастно уничтожая Кайя, Хаадид выпустил из виду, что помогает стремительному возвышению Кальги. И когда зайдет речь о замужестве его Адижи, может статься так, что… некому будет оспаривать эту честь у Кальги. Притом у старшего, а не у младшего, потому что нет больше Тая. А оставлять Адижу на троне вместе с Архалом…

Правитель провел тыльной стороной ладони по лбу, стирая с глаз пелену. Но ведь для того, чтобы умерить возрастающую мощь Кальги, он снова должен возвысить Кайя!

Нет! Они падут!

Он сжал кулаки. Если принять условия Кальги, война вознесет их еще выше. Гораздо выше подножия трона. Архал в тех же летах, что и Хаадид… Станет ли он ждать его смерти?

Правителя бросило в холодный пот.

— Напомни, что там предлагают Кайя…

Таржид с готовностью пересказал все сызнова, представляя Кайя в наиболее выгодном свете, беспрестанно расхваливая и так очевидные преимущества.

Да, это означало возвышение Кайя, и даже временное, оно терзало Правителя Адья Тэрэк… Но есть ли у него выбор?

— Я подумаю, — резко бросил он Таржиду и вышел из тесной оружейной, увлекая взглядом за собой и старика.

Ему надо было отдохнуть от тяжести королевского бремени, и Правитель устремился в покои Адижи, что день ото дня радовала его своими успехами. Да, в младшей дочери ему тоже чудились большие задатки, кровь Сэмержи не могла превратиться в воду, слишком она сильна. Адижа сможет стать настоящей Правительницей, когда подрастет. Но время еще есть. Ведь он не собирается умирать уже завтра.

Ак Ми Э баюкала сына, раскачивая корзинку, тихонько напевая в кромешной темноте, как вдруг что-то оборвалось внутри. Он ушел, поняла девушка, ушел в свою Землю Адья, его покинули все, и даже Сие, последняя веточка к Ак Ми Э. Ушел и не вернется никогда. В это самое время Тай направил свои шаги к далеким холмам в степи, подвластной квирайя. Там только сгустилась тьма, а здесь, в Земле «вечерних звезд», уже царила ночь.

Девушка склонилась, поцеловала Тин Ло. Ей нельзя жаловаться, нельзя себя жалеть. Ее Тай теперь совсем один, а у нее остался малыш. Его малыш. Маленький Тин Ло, которому никогда не увидеть своего отца.

— Завтра мы пойдем в рощу тин-кос, — пропела она, отвлекая себя от нехороших мыслей. — И ты увидишь дерево, свое прекрасное дерево… И тогда узнаешь, где твой дом… Там, где растет прекрасное белое дерево… Там, где оно разбросает ветви, там, где ты будешь плакать и смеяться, мой Тин Ло… Там ты встретишь отца. Он тоже там бывал, у белого дерева… В мечтах он не сможет не вернуться, коль бывал хоть раз… И встретит маленького Тин Ло… Тин Ло…

Головка ее склонилась, она свернулась в комочек рядом с широкой плетеной корзиной, сладко зевнула, все еще продолжая покачивать ее рукой, и нырнула в сон, так и не отпустив края плетеной колыбельки.

Прободрствовав полночи, она проснулась рано, до света. Зажгла очаг, достала мешочек с припрятанной для сегодняшнего дня мукой, освященной Матушкой, принялась за тесто, то и дело подбегая к сыну. Обычно такой спокойный, сегодня он как будто чувствовал, что должно случиться что-то важное, и плакал, плакал, плакал беспрестанно. Не по отцу ли? День, посвященный духам, ни для кого не проходит бесследно, даже для дитя неразумного.

Она испекла хлебы и вспомнила, как Тай называл их «большими лепешками». Он говорил, что это не хлеб, настоящий хлеб пекут только в Адья Тэрэк. Ему так не хватало этого хлеба, которого Ак Ми Э в жизни никогда не пробовала! Какой он, должно быть, вкусный, необыкновенный, если Тай так тосковал по простой еде!

Раз за разом девушка принялась вздыхать, но тут же строго одернула себя. Не тот сегодня день, чтобы вздыхать. Радостный день…

Покончив с делами и увязав все приготовленное в узел, она выглянула в окошко. Еще не время. Солнце уже поднялось над деревьями, но Сис Мя Э придет не скоро. А может, Матушка даже Су Ин пришлет? Слишком уж много ее Тин Ло теперь для Рода значит. Ак Ми Э ведь знает, как все шептались по углам, когда она на сносях ходила! Сын чужака! Чужая кровь…

А теперь, едва завидев Ак Ми Э, бредущую с младенцем на руках, приветливо кивают, светлеют лицами. Спрашивают, как Тин Ло, что он, здоров ли, ничего ли ей не нужно. Теперь их берегут, как на родине у Тая берегли бы самую большую «вечернюю звезду». Теперь лучатся улыбками. А вот Ак Ми Э не хочется в ответ улыбаться. Раньше за одно приветливое слово все бы отдала, теперь даже простой улыбки жалко, потому что не сердце улыбается, а только рот тянется в стороны.

Тин Ло, наевшись и наплакавшись, вдруг неожиданно крепко заснул, и Ак Ми Э вышла на крыльцо. Отошла, оставив дверь приотворенной, присела на травке, подставляя солнцу лицо. Жаркие лучи уходящего лета сморили девушку, и она, сама того не заметив, склонилась, опустилась на траву. И тут же вскочила. Ее щека встретила не шелковистую мягкую зелень, а чью-то грубую ладонь.

— Ак Ло Тан! — Она зажала себе рот, прислушалась и, не расслышав тревожных криков из-за полуоткрытой двери своей избушки, заговорила куда тише. — Ты же испугал меня до смерти!

Он улыбался. Как и все в И Лай, но по-другому. Уж лучше б так, как все… Подкрался тихо, уселся рядом, она и не заметила. А теперь чему-то радовался, протягивая ей белые звездочки полевого света, собранные в соседней лощине, недалеко от поселка.

— Не надо. Не приноси их больше. — Она хотела подняться и скрыться в домике, но охотник удержал ее за руку.

— Не уходи, Ак Ми Э. Я ведь все равно сидеть буду у дверей, пока разговора между нас не получится, — шутливо пригрозил он.

— Не получится. — Ак Ми Э еще раз попыталась приподняться, но он сжал руку крепко, и не думая отпускать девушку.

Опять этот огонек! Мелькнул и погас в глубине его глаз, но Ак Ми Э уже видела его, уже знает.

— Чего ты хочешь? — спросила только. — Все уже давно переговорено. А от лишних слов дела не будет.

— Хочу, чтобы цветы взяла, — охотник улыбался, как будто не понимал ее недовольства.

— Ну зачем ты их носишь все время, Ак Ло Тан? Они вянут у моего порога, а могли бы расти и радовать…

— А ты возьми их, и они не завянут у твоего порога.

Девушка вздохнула, едва заметно пошевелила рукой, пробуя. Его пальцы напряглись, готовясь в любой миг угадать рывок. Что ж, она не станет ходить вокруг да около.

— Если я возьму их, ты принесешь снова, а потом еще раз и еще… А потом придет день, когда ты спросишь, почему я не принимаю тебя,

— Ты же всегда любила полевой свет, — он словно и не слышал. — Я дарил его тебе, Ак Ми Э. Давно. Ты помнишь?

— Я помню, — она начала сердиться, — только твоя правда, давно это было. И я помню, как принимала твой сердечный дар. Но это тоже было давно, Ак Ло Тан. Те времена давно унесло водами Дун-Суя, а ты все ловишь их. И себя мучаешь, и меня, и Су Ни Сэ…

— Она приходила к тебе, — он злобно сверкнул глазами.

— Нет, что ты, — Ак Ми Э махнула свободной рукой, — она ко мне никогда не придет. А если и придет, что я ей скажу? Я тебя не привораживаю, не привечаю даже. Ты сам… за тенью моею гонишься. Нет больше той Ак Ми Э! — почти умоляющее обратилась она к охотнику. — Нет ее! Я тебе каждый раз говорю, что нет. Ты тень помнишь, за ней охотишься.

— Тень я бы не смог удержать, — Ак Ло Тан опять улыбнулся, уже криво.

— Ты ее и не держишь, — девушка дернула рукой, но он вцепился, как злой дух в проклятого. — Меня схватил. А та Ак Ми Э, что ты помнишь, она давно из поселка ушла и не вернулась. Осталась в лесах вместе с Далеким Человеком.

— Да разве я не хотел с тобой идти, разве не просил, уговаривал даже?! — взвился Ак Ло Тан, услышав в словах упрек, которого не было.

— Не кричи, Тин Ло разбудишь, — Ак Ми Э прижала руку к своим губам, охотник умолк. — Тогда тебе Род не дал уйти. Но это на лучшее. Духи, они плохого не сделают, это люди глупые их не понимают…

Глаза Ак Ло Тана засверкали и вовсе нехорошо.

— Ты-то утешение нашла! Потому духов и благодаришь! А меня они за что обманули? — Ударил кулаком о землю.

— Не беспокой духов понапрасну! — зашипела Ак Ми Э, боясь потревожить сон Тин Ло. — А то как бы они разъяснять не начали, показывать! Сам себя обманываешь. Вот и спрашивай за что, да не у духов, у себя. Да только спрашивать ты не будешь! — распалялась она все больше. — Потому что боишься правду услыхать! Вот за тенью и гонишься! Конечно, тени не говорят! А ныне вокруг тебя все говорит: и я, и Су Ни Сэ, и Старейшина, и род твой малый, и духи говорят! Даже сой, не тобою убитый, вдруг встал да заговорил!

Он мертвой хваткой сжал ей кисть, Ак Ми Э даже вскрикнула от неожиданности, но не отступила.

— Нет уж, Ак Ло Тан, последний раз говорим, так и знай! Ты думаешь, сила в том, чтобы мне все руки обломать, в свой дом затащить да женою сделать мне наперекор? Или в том, чтобы горы мяса в поселок каждый день с охоты приносить? Да, когда-то я любила эти сильные руки… ты хотел слышать это, вот — говорю я! Пять зим прошло с тех пор, пять зим, Ак Ло Тан! Я ведь тогда не знала, что одних рук твоих мало, чтобы сердцем прикипеть! Только теперь это понимаю! Если бы всем сердцем любила, разве отдала бы себя духам, не тебе? Это тогда я думала, что великую жертву им несу! А теперь вижу: это все неправда была. Только я не бегу от нее, как ты! Потому что я — сильная!

Он только зубами заскрипел, схватил ее уже за обе руки, точно собирался их сломать.

— А того, кто бежит от нее, духи все равно нагоняют! — выкрикнула Ак Ми Э прямо ему в лицо, забыв обо всем, и в избушке заплакал Тин Ло. — Пусти! Пусти меня! Дитя плачет! Или не слышишь?!

— Ничего, подождет чужая кровь, — почти прорычал Ак Ло Тан. — Знай, если б он для Рода не… Эх!

Он резко вскочил, отпустив Ак Ми Э на мгновение, но как только она вспрыгнула на ноги, подхватил опять, не давая идти. Притянул к себе, заглядывая в лицо.

— Да не вернется твой чужак! Не понимаешь? Не вернется! — прокричал прямо ей в лицо. — И не собирался никогда! Я слышал, как он орал: «Я вернусь, я вернусь!» Только не вернется! И не потому, что все жилы растеряет, по нашим лесам таскаясь! А потому, что спал и видел во сне, как в свою Землю Адия удрать! От нас, от всех подальше! И от тебя тоже! А ты говоришь, другая сделалась за пять зим? Да ты за пять зим еще глупее стала! Чужаку проклятому поверила! — Он расхохотался так, что у Ак Ми Э холодок пробежал по коже. — Потому что под шкуры с тобой нырял то и дело! Да здорово! — Он захохотал, уже захлебываясь. — На нас уж больно непохож! Я видел, как вы веселились!

Ак Ми Э рвалась навстречу плачу, а охотник все не пускал ее, и вдруг смех его оборвался.

— Знай, — яростно выдохнул, — не вернется он больше! А ты потоскуешь и опять захочешь пустить к себе в дом мужчину! Так знай: убить — не убью, малый род губить не стану, а жизни не дам! Или со мной, или ни с кем! А его не убил, потому что знал — уйдет адия и сгинет там! Обратно не вернется.

Тин Ло затих на миг, а потом вновь зашелся в плаче, горше не бывает, потому что Ак Ми Э все не шла. Ак Ло Тана хлестнуло этим новым плачем, как плетью. Он задрожал, вдруг сообразив, что наговорил совсем не то, что собирался.

— Прости, прости, Ак Ми Э… Злые духи голову запутали, совсем заморочили, — неловко оправдывался он, все еще сжимая ее руки, точно не разумея, что делает. — Я же для тебя… все, что хочешь… Я же тебе… Тин Ло буду любить, как родного, как мужчину выращу! Только позови!..

— Как родного?… — Девушка даже перестала вырываться от удивления. — Как ты сказал? Чужую кровь? Как родную вырастишь? Тобою, верно, и правда злой дух крутит! Да только не духа в том вина! Вырастишь, как родного?… Ты же его отца зимою чуть не уходил! Или не помнишь уже? Кабы не ви-тан, выгнали б его на смерть из И Лай! Пусти меня!

Он ослабил хватку, но недостаточно, чтобы девушке удалось вырваться.

— Ак Ми Э, прости, прости… Сама говоришь, — опять бормотал он, — тени прошлого не надо поминать. Ведь не уходил же я его? Ведь Сан Хи Э своими ногами утопал? Так или нет?… Вот и смотри, как он тебя любит… да сына своего. А я без тебя жить не смогу! Солнышко!

Он принялся целовать ее, девушка изо всех сил изворачивалась, но убежать не удавалось. В избушке заливался Тин Ло, о котором забыл не только отец, но и мать, и не было горше его крика.

— Солнышко!.. Не могу, чтобы ты здесь без меня… А его нет уже, нет, и не будет!

— Пусти! — завизжала Ак Ми Э, стараясь, чтобы не брызнули слезы, но они все равно брызнули, злые, горькие. — Это тебя нет! Что с того, что ушел, что не вернется? Зато Тин Ло мне оставил! Слышишь — заливается? И никуда он не ушел вовсе! Только где тебе понять! Пусти!! Слышишь? Пусти!!!

Вырвалась, побежала, вскочила в домик и задвинула засов, хоть Ак Ло Тан и не гнался за ней. Только шаг один сделал, а потом встал столбом, уронив большие руки. Ак Ми Э подхватила на руки Тин Ло, пытаясь успокоить. Только как, если у нее самой слезы не меньше, чем у дитяти, хлестали? Так и проплакала, пока Сис Мя Э не пришла. Младенец уже давно, наревевшись, дремал в корзине, а Ак Ми Э все роняла слезы, вспомнив то одно, то другое из того, что сказал Ак Ло Тан. Да что она сама наговорила, не сдержавшись.

Сис Мя Э долго стучала, пока хозяйка открыла ей.

— Что же ты? Пора. — Она всплеснула руками. — Ты что это? Неужто снова наревелась? По Сан Хи Э своему рыдала? Опять?

— Нет. — Ак Ми Э обессилено взялась за узел, приготовленный к обряду. — По Ак Ло Тану теперь. По Сан Хи Э я не плачу больше. Не нужно это. А вот Ак Ло Тан… — Она всхлипнула снова.

— А что Ак Ло Тан? — Сис Мя Э с интересом глядела на бывшую подругу, почти позабыв, зачем пришла.

Ак Ми Э только рукой махнула.

— Приходил. Просился, чтобы приняла его. Кричал, что никому больше не позволит со мной сойтись. То просил, а то и грозил. — Она опять расплакалась.

— Ты-то чего рыдаешь? — Молоденькая Хранительница недоуменно подняла бровки.

— А то, что смотрю я, Сис Мя Э, и не узнаю Ак Ло Тана. Как будто и не знала никогда… Не только я тенью сделалась, но и он тоже...

— Да что говоришь-то? Какой такой тенью?

Сис Мя Э ловко подхватила узел, что передала ей Ак Ми Э. Та взяла сына, и они тронулись в путь.

— А вот такой. Как меня нет уже той, что пять зим назад была, так и он закончился. Не может быть, чтобы я так его позабыла. Тень одна осталась. То, что вокруг: глаза, кожа, руки-ноги болтаются, а нутро выгорело все…

Слезы закапали опять.

— Так чего тогда плакать, коли нет его, прежнего? — не понимала Сис Мя Э.

— Не понимаешь ты ничего! — в сердцах уронила девушка. — Потому и не могу успокоиться. Что ему нутро так выжгло? Неужто я? Я так его испортила? Покинула, а жить не дала? Может, на мне вина, а не на духах злых? Может, духи хотят, чтобы я за ту вину отдавала теперь?

Сис Мя Э пожала плечами:

— Спроси у Матушки лучше. Она все знает! Вот и скажет тебе. А еще лучше, знаешь? Попроси ее, чтобы с Ак Ло Таном словом перемолвилась. Ее он послушает!

— А ведь и правда, — Ак Ми Э даже остановилась, и Тин Ло обеспокоенно подал голос, ему нравилось идти. — Без Матушки не обойтись тут. И как я не подумала?

Они побрели дальше к священной роще тин-кос в молчании. Ак Ми Э прикидывала, как Матушке про Ак Ло Тана сказать, а молодая Хранительница готовилась к ритуалу, такому важному для И Лай. Не зря духи так сына Ак Ми Э нарекли. Тогда шум долго ходил по родовому поселку. Тин Ло — Священное Дерево. Кто бы мог подумать, что сын чужака из далекой Земли Адия и Ак Ми Э, неудачливой Хранительницы, станет новой надеждой для Рода? Но духи И Лай явно указали на дитя Ак Ми Э. Разве новое дерево, что пробилось в тот же день из-под земли в роще духов, первое за много-много лет, — не знак великой удачи и процветания?

Тин Ло начнет новую малую ветвь, священную, которой суждено возродить И Лай. Он будет указывать путь, священный путь, отмеченный предками. Духи дают благословение на то. Как долго его ждали люди И Лай! Как давно не появлялось новых деревьев в священной роще…

У рощи тин-кос девушек встретили Матушка, Су Ин, Старейшина и все Старшие Круга. Двинулись в глубь белой пены рощи духов, осторожно, друг за другом, стараясь не взмутить ее покоя.

Ак Ми Э наклонилась над ростком, найденным Матушкой в тот день, когда родился Тин Ло. Маленький и слабый, но уже чудесный. Когда-нибудь он станет большим и сильным, как остальные деревья. Странно только одно — он мог появиться только из корней дерева тин-кос Ак Ми Э, но вытянулся из земли далеко от родительского ствола, как будто особняком приладился.

— Чудо! Чудо! — слышался шелест вокруг.

Старшие любовались юным ростком, гордились, радовались, и все — тише некуда, чтобы не смущать покоя предков. Солнце стояло прямо над головой.

— Время, — сказала Матушка, — пора.

Старшие встали в круг вокруг чудесного ростка, каждый на свое место. Старейшина и Матушка — рядом с будущим деревцем. Ак Ми Э чуть поодаль, в кругу. Старшая Хранительница разложила дары, принесенные Ак Ми Э: хлеб, ягоды, масло. Рядом раскинула свой диковинный плат, разрисованный странными знаками. Насыпала в чашу порошок тин-кос и принялась бормотать, обращаясь к духам И Лай. Старшие почтительно прислушивались, не решаясь даже с ноги на ногу переступить.

Вот закурился дымок, и Матушка громко сказала:

— Спрашивайте!

Ин А Тал подступил ближе к новому ростку И Лай.

— Великие духи И Лай! В руках этой женщины, — он указал на Ак Ми Э, — ее дитя, Тин Ло. Скажите нам, его ли дерево тин-кос поднялось из земли священной рощи, даря нам новые надежды и процветание? Будет ли он нашей надеждой? Поведет ли священной дорогой предков Род И Лай? — И отступил в сторону.

Дымок закурился сильнее. Ак Ми Э присматривала за Тин Ло, опасаясь, что тот заплачет, но младенец оставался на диво спокоен. И вдруг личико заискрилось, он хлопал глазенками, как будто разглядывал что-то рядом, прямо перед Ак Ми Э. Но как она ни всматривалась — сама не увидела ничего. Потом перекинулась дальше вслед за глазками Тин Ло, и опять ничего не заметила. Может, он просто следит за полетом лепестков?

Девушка встревожилась. Плат оставался чистым. Вокруг летал снег из цветов тин-кос, но плат все равно оставался нетронутым. Курящийся дымок истончался, порошок почти догорел, и Старшие тоже принялись озабоченно переглядываться. Это что же? Духи не хотят говорить со своими детьми?

Последняя крупица порошка отдала свой аромат духам, когда белый лепесток упал на плат. В самую середину.

— Духи сказали свое слово!

Матушка открыла глаза, наклонилась над платом.

— Ин А Тал, духи И Лай отвечают тебе «да»! — Голос ее вдруг сломался. — Но духи остерегают, Старейшина Ин А Тал, что все наши надежды на умножение Рода и его процветание могут обойти И Лай стороной, как те лепестки, что стороной облетели мой плат! И тогда лишь один из И Лай получит благословение.

— Что же мы должны делать, чтобы не упустить удачу и внять остережению духов? — почтительно спросил Старейшина.

— Про это не сказано ничего, — с грустью сказала Хранительница. — Нам жить, нам решать — это все, что я услышала.

Старшие зашептались.

— Нам жить, нам решать… — медленно повторил Ин А Тал, смакуя каждое слово. — Ак Ми Э, хорошо заботься о будущем И Лай, и Род не оставит тебя! Самое важное для нас теперь — это Тин Ло. Береги его! — сурово наказал. — Мы все его беречь будем!

— Совет закончен! — провозгласил Хаадид.

Никто не засуетился, не поднялся сразу с места, не поспешил друг к другу, чтобы забиться в укромный уголок и там наедине обсудить услышанное. Гайят и та казалась удивленной, хотя еще недавно, на этом же Совете, усердно ратовала за Кайя. Одна из немногих, кроме самого Кайя и Таржида. Но то, что отец послушает ее… нет, в последнее время он так непредсказуем, и у нее так мало веса… Она говорила больше для себя. Ведь выгоды и разумность предложений Кайя понятны всем. Лишь глупый гнев отца был причиной тому, что он чуть было не отдал половину Адья Тэрэк на растерзание Кальги. Эти Кальги! Всегда они! Везде они!

Но почему он уступил? Да еще так легко. Все в недоумении. Только старый, как мир, Уршан Кайя, отец Ранжина, непритворно рад. Но почти не удивлен. Как будто он знал заранее о планах отца. Гайят еще раз пробежалась по лицам. Кажется, Таржид тоже не очень-то удивился, хоть и показывает всем своим существом полную неосведомленность. Архал Кальги, окаменевший лицом почти с самого начала собрания, и на этот раз не изменил своей привычной сдержанности. Он раздосадован, конечно же… Она пригляделась еще. Раздосадован, да, но он тоже как будто предвидел это королевское решение. И оскорбило его не оно само, а то, как Хаадид сообщил о том всем присутствующим.

Да, Кальги первыми проявили понимание бедственности того положения, в котором очутилась Адья Тэрэк благодаря подлости Линзора; да, они первыми предложили свои услуги Короне, первыми встали на ее защиту. Только одно это уже склоняло решение к их пользе и пользе Ардэжи… Но великодушное предложение Кайя — это настоящее самопожертвование одного из столпов Земли Адья во славу трона Адидов и своей достославной родины. Потому род Сэмержи принимает поддержку Кайя. Но если в будущем Правителю всех адья понадобится столь же мощное содействие, род Кальги не окажется забытым.

Интересно, что творится у Архала на сердце, когда на глазах Дэльгар и Виктия выскальзывают из его рук. Все, что хотят Кайя, — это наместничество. Архал же — много большего сверх того. Но кто бы мог подумать, что Кайя возьмут вверх, ведь еще вчера они были в столь глубокой немилости!

Хаадид первым покинул зал Совета в сопровождении неизменного Таржида. Только тут началось движение. Гайят приветливо кивнула Уршану Кайя, поздравляя. Старик не заметил ее кивка. Зато заметил Архал. Этот хитрец совсем не то, что его сын, все замечает. Он встал, думая о чем-то, проследовал мимо, едва не задев ее. Придворные зашумели. К Уршану потянулись, спеша воздать ту же хвалу, что и Правитель Хаадид. Высокопарные, ничего не значащие слова о бескорыстии и верности неслись со всех сторон. Кайя на глазах обретали былую мощь и славу.

Гайят нарочно замешкалась, обмениваясь ненужными словами с придворными, подгадывая время так, чтобы очутится у дверей вместе с Уршаном. Последние дни — поистине черные для нее. Эта неуместная и странная забота о ее безопасности больше похожа на тюремное заключение во дворце. Стража следует за ней по пятам. Выходить за дворцовую стену ей запрещено, и даже за ее слугами и придворными дамами постоянно следуют люди Тижу. Зачем? Потому что никому вокруг не может быть доверия, отвечает старый служака, когда проклятые линсы злоумышляют против наследницы трона. Отрадно, что все-таки отец бережет ее, но… бережет ли? Или посадил на цепь, страшась ее растущей мощи? Разве будущие подданные не засыпали ее лепестками цветов в Тайме и Мальше? Разве она не видела их восхищенных лиц, не слышала криков радости при ее приближении, искренних, не замутненных страхом, с помощью которого привык править отец? Ей, наверное, не следовало так поступать, но желание оказалось сильнее. Когда ее несли в высоких носилках, что реяли над толпой на руках у слуг, и народ бросал к ее ногам цветы, разве тогда она не жила по-настоящему? Не так, как в Чатубе, где последняя собака боится не только отца, но и самых его неясных намерений, где всюду вокруг уши, уши, уши! И глаза, глаза, глаза… Она так исстрадалась в столице! И от Ранжина все нет вестей! Неужели Земля «вечерних звезд» так далеко?

А что, если эти земли существуют только в уме отца? Ее передернуло. Тогда отцу еще долго править… очень долго. А ей суждено томиться под его пятой… почти вечность! Молодость уйдет, и красота, останется только Адья Тэрэк. И тогда ей придется править страхом, как правит Хаадид. И тогда вместо лепестков и восторженных возгласов обожания новой Правительницы ее будут встречать молчанием и взглядами исподлобья. Как отца, как остальных Правителей, всех, кроме Священной Гайят.

Зачем черни ее ум, ее мудрость, ее дальновидность? Придворным в Чатубе и то не оценить по заслугам ее достоинств, потому что каждый видит в ней женщину прежде, чем Правительницу! А чернь? Великая Гайят правила смолоду и потому преуспела. Старшая дочь Хаадида знала о прапрабабке больше, чем кто бы то ни было, история ее правления перечитана и изучена Гайят не раз и не два. Люди бросались вперед, на вражеские мечи и пики, выигрывали сражения, что невозможно выиграть, потому что шли на смерть из-за нее, Прекрасной Гайят. С ее именем на устах. Лишь потом она стала Великой. Когда состарилась. Но тогда она уже не устраивала шествий, не показывалась на улицах, потому что каждый в Адья Тэрэк знал, что она прекрасна, и верил в то, что так будет вечно. Божественное не может увянуть, как простой цветок в саду.

Она поравнялась с Уршаном почти в дверях.

— Я тоже хочу возблагодарить айэта Уршана за верность трону и Короне Адья Тэрэк.

Уршан склонился, выражая признательность Первой Госпоже.

— Для Кайя защита Короны Адья Тэрэк всегда была и будет лишь бесконечной честью.

Он склонился еще раз, уже легче, пропуская ее вперед. Гайят растерялась. Разве он не завяжет разговора, вполне понятного сейчас для всех и потому безобидного? Ей надо узнать хоть что-нибудь о Ранжине. Она боится теперь посылать слуг во дворец Кайя, ведь об этом сразу же узнает отец. Почему же старый Уршан Кайя так безучастен?

Подозрения терзали Гайят уже давно, а сейчас пролились на ее израненное язвами сердце ядовитым дождем. Не может быть, чтобы Кайя за целый год не получили ни весточки. Уже зима минула, лето клонится к концу. Неужели Кайя обманывают ее? Она должна выжать это из старика! Прямо сегодня! Сейчас!

— Конечно, — согласилась она, чтобы поймать внимание Уршана, ведь он не посмеет уйти, пока Первая Госпожа обращается к нему. — И я сама говорила о том на Совете.

Ведь она тоже сегодня на Совете держала его сторону.

— От всего сердца благодарен Первой Госпоже, — прошамкал Кайя, — нашему роду дорого доверие каждого из рода Сэмержи.

И тут он споткнулся. Старика бросились поддержать придворные и еще Двое молодых Кайя, что ожидали снаружи окончания собрания. Широкая спина племянника Ранжина отрезала от старого Кайя дочь Хаадида. Вовремя подоспевшие родственники повели Уршана к стрельчатому окну, уводя от наследницы. Идти за ними было глупо. Задержаться здесь, ожидая отца Ранжина, — значило привлечь внимание, но она все же задержалась. Проклиная старческие ноги Уршана, Гайят двинулась вперед, поманила молодого Кайя.

— Надеюсь, что с досточтимым Уршаном не сделалось худо? — спросила громко. — Я прикажу прислать королевского лекаря!

— О нет, Первая Госпожа! — вскричал сам Уршан, услышав ее слова. — Это всего лишь старые раны донимают! Сердечно благодарствую за заботу, но никто лучше моего лекаря не знает, как помочь этому горю.

Он оперся на руку еще одного Кайя, испуганно оттолкнулся взглядом от Гайят и похромал прочь. Не так, впрочем, сильно, чтобы казаться немощным настолько, настолько он хотел. Это всего лишь предлог! Он не хочет с ней говорить, этот старый лис Уршан! И эта внезапная милость, свалившаяся на Кайя…

Гайят еле сдержалась, чтобы не топнуть ножкой в сердцах. На нее смотрело слишком много глаз. И в том числе Кальги, почему-то все еще торчавший в галерее, ведущей в зал Совета. Она двинулась вперед, к выходу из галереи, между церемонно кланявшихся придворных. Никто не заговаривал о пустяках, не старался задержать ее, как раньше, не предлагал сопровождать, услужить в какой-то мелочи, рассмешить удачной шуткой, завладев ее вниманием. Только стража следовала за ней в некотором отдалении. Гайят направилась к выходу из галереи, шагая все быстрее, потому что слезы уже готовы были брызнуть из глаз. Она еще докажет, что значит Первая Госпожа, будущая Правительница!

— Великолепная Первая Госпожа! — ее вздумал обеспокоить не кто иной, как сам Архал Кальги.

Она кивнула на ходу, не останавливаясь, лишь замедлив шаг. Но он тронулся следом, поравнялся с ней.

— Смею ли я обеспокоить Первую Госпожу небольшой просьбой, что поистине много значит для меня? — Его голос, как мед, облепил ее с ног до головы.

Сам Архал обращается к ней с просьбой! Ничего удивительного, что после своей неудачи он решил прибегнуть к ее помощи, заручиться ее поддержкой. Но ведь отца это только разозлит еще больше. К чему же тогда эти просьбы? Гайят остановилась, чувствуя, как все уши вокруг напряглись, ловя каждое слово.

— Просьба? — Она высокомерно подняла брови.

— Да, просьба, — он почтительно склонился. — Первая Госпожа Гайят не могла не слышать о несчастье, что постигло меня еще в прошлом году. Кальги лишены почти всех надежд на возвращение моего сына. Однако, узнав недавно, что Правитель Адья Тэрэк не только сочувствует моему горю, но и возмущен наглым посягательством кочевников на честь его посланника настолько, что выделил отряд воинов, столь нужных ему в это время в Дэльгаре, на поиски Тая, я возликовал. Но мне известно, что отряд этот вернулся недавно, а я не получил никаких вестей. Удалось ли хоть что-нибудь проведать многоопытным воинам Правителя? И хоть я своим отеческим сердцем чувствую, что это значит только одно — вестей нет либо они неутешительны, но все то же сердце не дает мне покоя, призывая к правде, какой бы горькой она ни была. Может быть, Первой Госпоже известно что-нибудь? — Он сверкнул острым взглядом из-под прямых, как стрелы, бровей. — И пусть она не сочтет за дерзость мое, уже ставшее легендой в Чатубе, желание найти своего сына. Живым и здоровым или же…

Уши вокруг разочарованно обратились к другим делам и разговорам. Поиски Кальги действительно уже давно стали легендой.

Первым порывом Гайят было покинуть Архала, даже не дослушав до конца. Само имя Тая Кальги ей неприятно. Но непочтительные взгляды, пойманные ею в галерее, говорили другое. Он просил ее разузнать у Правителя что-нибудь о поисках Тая. Неужели кто-то в столице еще верит в то, что она хоть что-то может вызнать у отца? И Архал — самый неглупый из всех. Нет, он что-то задумал. Снова этот Тай! Никчемный, глупый, не способный ни на что, кроме того, чтобы махать мечом! Почему ей все время о нем напоминают?

А вдруг, замерло сердце, Архал что-нибудь узнал? О нем или о Ранжине? Или подозревает? Она еще раз посмотрела на Кальги. Нет, он не спрашивает, он утверждает. Чем это ей грозит?

— Боюсь, что если отец ничего не сообщил айэту Кальги, я мало чем смогу помочь. — Первая Госпожа заставила себя благосклонно улыбнуться. — Но я попытаюсь, потому что вижу, насколько глубоко горе отца, потерявшего сына. Однако я очень мало осведомлена о поисках айэта Кальги. И прежде, чем говорить об этом со своим отцом, мне хотелось бы услышать немного больше… Да, я ведь как раз собиралась прогуляться в парке, и если айэт Кальги решит сопровождать меня, то я выслушаю его со всем вниманием, на которое способна.

Архал легко склонился и двинулся вслед за ней к выходу в дворцовый парк. Стража, охранявшая наследницу от посягательств линсов, двигалась в некотором отдалении, не позволявшем слышать их разговор.

— Итак? — небрежно начала Гайят.

— Я постараюсь удовлетворить интерес Первой Госпожи к моим родовым делам чуть позже. — Тон Кальги оставался таким же почтительным, однако смотрел он уже по-иному, остро, проницательно, неуютно. — Но, раз уж мне выпал редкий случай говорить наедине с Первой Госпожой… в последнее время это почти невозможно, не так ли… — уколол он, — то я хотел бы привлечь ее внимание к делам более важным, более тревожным для всей Земли Адья, которых невозможно не заметить и которым, я боюсь, уже невозможно воспрепятствовать.

Он многозначительно замолк. Ей стоило сил не замедлить шаг, не измениться в лице. Неужели он знает?

— О чем же речь? — не выдержала наследница.

— О наследстве Адья Тэрэк, ни больше ни меньше.

— Айэт Кальги, — высокомерно бросила Гайят, — выражается слишком туманно, и потому желания его слушать у меня остается все меньше и меньше. Пожалуй, я немного сокращу время своей прогулки.

— Она не затянется, — пообещал Архал. — Я лишь обращу внимание прекрасной Первой Госпожи к событиям важным и тревожным, а необыкновенный острый ум будущей Правительницы, который я поистине ценю по достоинству, — его любезность сменилась серьезностью, — сам разберется в том, что же происходит на самом деле.

— На самом деле? Айэт Архал продолжает говорить загадками, а я уже теряю терпение.

Она и правда теряла терпение. Кальги не шутил и ничего не просил у нее. Он потерпел сокрушительное поражение и искал союзников. Но с ней Архалу не договориться.

— Конечно же, я знаю, что Госпожа Гайят благоволит больше к роду Кайя, — он почти отбросил все увертки, и это насторожило дочь Хаадида еще больше. — Хоть род Кальги многократно доказывал ей свою преданность. И я, и сын мой, мы всегда были готовы услужить Первой Госпоже. Не то что дряхлый Уршан, что так непочтительно повел себя с ней сразу же, лишь только Правитель Адья Тэрэк оказал ему милость…

Ресницы Гайят дрогнули от обиды. Да, ей не показалось, все заметили поспешность старика Кайя, то, как он неловко сбежал от нее, точно опасаясь, что даже несколько слов с бывшей любимицей Хаадида отменят все милости, осыпавшиеся на него сегодня. Какой позор! И не только он. Никто не хочет неудовольствия отца. Никто больше не заговаривает с ней без великой надобности. Даже Таржид, вспомнила она, сегодня был сух и холоден. Даже когда они оказались почти одни в зале Совета.

— Он стар и немощен, а не непочтителен. Это все, — резко оборвала девушка.

— Допустим! — с нажимом согласился Архал. — Хотя я хорошо знаю, что не бывает старых и немощных Кайя. Бывают хитрые и подлые. Я же не утруждаю себя притворством. Если соперник слабее меня, я давлю его, если сильнее — признаю его первенство и служу ему, если мы равны — я открыто вступаю в бой, а не жду, когда можно ударить со спины.

— Это все, айэт Кальги? — ледяным тоном поинтересовалась старшая дочь Хаадида. — Пока я не услышала ничего важного и тревожащего и, уж тем более, угрожающего всей Адья Тэрэк. А если и так, то почему бы айэту Кальги не рассказать об этом моему отцу? Он наверняка выслушает все с большим вниманием, — теперь она его колола, напоминая о том, как Архал на глазах растерял все свои преимущества в борьбе с Кайя.

— Вряд ли это возможно уже сегодня, — невозмутимо уронил Кальги. — Совет закончился поздно, и Правитель направился в покои Второй Госпожи Адижи. Я слышал, как он давал указания охране. А оттуда властитель Адья Тэрэк теперь так скоро не уходит. И чем дальше, тем труднее его дождаться, если он там.

Краска проступила на смуглых щеках Гайят, она с трудом сдержала участившееся дыхание, вспомнив об этой малолетней крысе, отнявшей у нее благоволение отца. Ненависть к Адиже душила наследницу каждую ночь, но когда она выходила утром из своих покоев, то улыбалась сестре, встречая ее во дворце. Адижа, не подозревая о ее терзаниях, то и дело оказывала ей мелкие услуги: попросить о чем-то отца, рассказать Гайят, что говорит, о чем думает Правитель Хаадид. Глупенькая Адижа сама не замечала, как выкладывала хитроумной Гайят все до капли. Она была нужна старшей сестре, и потому наследница трона терпела. И с ней, с этой простушкой, отец проводил то время, что раньше отдавалось Гайят! Он даже начал давать ей уроки вместо наставников, какой кошмар!

— Она позволяет себе слишком много! — Гайят тут же поправилась. — Слишком долго, слишком часто задерживать отца своим детским лепетом, когда он так нужен Адья Тэрэк, когда каждый миг его времени решает многое!

— Да, я согласен с Первой Госпожой Гайят. Слишком много. Но, похоже, — Архал развел руками, — многих это устраивает. Потому они и толкутся у ее покоев, ожидая, что Правитель почтит их своим вниманием. Или, — он пожал плечами, — пока Вторая Госпожа выйдет к ним. В своем стремлении чего-нибудь добиться у Правителя они задарили ее подарками, окружили чрезмерным вниманием, подчас навязчивым. Она жалуется, что у нее не осталось ни капли времени. Пятнадцатилетняя девочка, еще вчера игравшая со своими няньками, сделалась центром королевского двора в Чатубе.

И он снова пожал плечами, уже с непритворным раздражением.

— Уж не это ли угрожает всей Адья Тэрэк? — все еще владея собой, выжала Гайят кривую утамешку. — Глупенькая девчонка, возомнившая себя… — Она запнулась.

— Нет, конечно же, нет! Хотя с таким наставником она удивительно быстро умнеет, прекрасная Первая Госпожа. Растет, то есть взрослеет, на глазах. Ее речи порой на редкость разумны. И это заставляет меня удивляться, просто удивляться. Может быть, я не очень хорошо ее разглядел? Ведь, как и остальные, я не приглядывался раньше внимательно ко Второй Госпоже, справедливо полагая, что она навсегда останется лишь Второй…

— Как ты смеешь! — выдохнула наследница прямо в лицо Кальги, позабыв обо всех церемониалах. — Она всего лишь глупая дурочка! И ей никогда не стать Первой! Но потом она поплатится, а с ней все те, кто ползал перед ней, вымаливая крохи у моего отца! И кто вздумал оскорблять меня!

Архал Кальги был не из тех, кого легко испугать. Он даже бровью не повел,

— Если бы Первая Госпожа не оказалась по прискорбным, хоть и не очень понятным, причинам отгорожена от столицы в последнее время, то и до нее дошли бы нехорошие слухи, что угрожают незыблемости Адья Тэрэк уже одним своим существованием. А уж если они станут явью!.. Тогда я не знаю, что будет с наследием Адья, — завершил он почти спокойно.

— Какие? — жадно потребовала Гайят.

— Я больше не осмеливаюсь навлекать на себя…

— Какие?!

— Благодаря им у покоев Второй Госпожи теперь толпится народ. Благодаря им те, кто не хочет неудовольствия властителя, избегают обращаться к Первой Госпоже. Даже те, кто восхищался ей и кто с самого детства носил на руках.

В голове молнией сверкнуло, как изменился старый Таржид в последние дни. И многие, многие… даже Кайя, проклятые Кайя! Даже они!

— Благодаря им, — продолжал Архал, — никто в Чатубе не верит, что линсы столь глупы, чтобы покушаться на наследницу Адья Тэрэк прямо в нашей неприступной столице, прямо в королевском дворце. Да еще в то время, когда наследница преспокойно совершает поездки по провинции, где ее окружают толпы народа, куда легко втереться с самыми черными намерениями!

Гайят из последних сил держала маску высокомерия, которую нацепила. Архал Кальги не увидит ее отчаяния! Она — Сэмержи. И достойная наследница трона Адидов. Гордо выпрямилась, почти размеренно шагая по дорожке.

— И самое страшное, — продолжал в то время Кальги, — что эти глупые слухи, множась во дворцовых покоях, в домах знати и черни, на улицах и площадях Чатубы, скоро разрастутся, накроют всю Адья Тэрэк. И тогда они перестанут быть слухами. Они станут правдой.

Гайят начала задыхаться, но Архал как будто не замечал этого.

— И тогда будет поздно что-либо исправить! — довершил Кальги.

— Он не сделает этого! — Гайят зло смотрела на своего мучителя. — Не сделает. Закон о наследии трона Адидов…

— …гласит, — подхватил Кальги: — «Правитель в своем праве указывать наследника из прямой ветви, буде усомнится в способности главного наследника достойно править могущественной Адья Тэрэк».

— Он гласит другое! А это всего лишь приписка, маленькая приписка, о которой никто уже не помнит! Такого не было никогда! И он не сделает этого, потому что я не позволю! Кто пойдет за этой дурочкой, у которой на уме одни пиры и наряды? Кто? И тогда я подниму Адья Тэрэк и отвоюю то, что по праву принадлежит мне! И отец не глуп! Не то что Адижа! Он знает, что случится, если он не отдаст мне трон Адидов! И потому он не станет толкать Адья Тэрэк к бойне за наследство! Тебе, Кальги, меня не провести лишь потому, что сегодня милость обошла тебя стороной! Адижу мог бы, а меня — нет!

Архал оставался серьезен и сосредоточен. Распаленная им Гайят все еще умудрялась сохранять достоинство, хоть порой раздражение прорывалось в голосе. Зато в словах его уже было хоть отбавляй.

— Да, я хотел свалить Кайя, к чему скрывать, — подтвердил отец Тая. — В их внезапной опале нет ничего удивительного. Они играют без особой надобности со всем двором, временами заигрываясь. Вот и попались, наверное. Недаром исчез Ранжин. И Айянит пропала не случайно. Неприязнь же Правителя к Первой Госпоже необъяснима. Кто-то умело очернил ее, быть может? Разве кто-то мог предположить еще год назад, что Первая Госпожа будет сидеть почти под замком в своем дворце, а все знатные роды будут оспаривать честь связать себя со Второй Госпожой узами супружества, забыв о настоящей наследнице?

«Ты врешь!» — хотела крикнуть она ему в лицо и вцепиться в него остро заточенными ногтями.

— Ты говоришь правду? — спросила наследница почти спокойно, разглядывая роскошный дворцовый цветник, раскинувшийся перед ними.

— Я сам оспаривал эту честь для своего сына еще недавно. Об этом уже не только говорят, но и борются, давя соперников. Но моего сына нет пока в Чатубе. И вряд ли он когда-нибудь вернется в свой дом, — Архал горько вздохнул. — Что таить несбыточные надежды? Первая Госпожа видит, я откровенен с ней.

Гайят сосредоточенно слушала, помимо воли внимая Кальги. Она никогда не была столь глупа, чтобы отрицать очевидное с тупым упрямством лишь потому, что просто не желает этого видеть. Так можно поплатиться всем. Всем.

— Моя неудача — всего лишь нежелание возвышения рода Кальги. И не только Кайя не хотят его. У Кальги много врагов, и они мне надоели. У Первой Госпожи тоже много врагов. Никому из них не нужна сильная и мудрая Правительница на троне. Никто не хочет видеть на нем тень Великой Гайят. Она нужна была тогда, когда мы расширяли границы земель адья. Теперь же им всем нужен покой… — он улыбнулся, — и кусок побольше и пожирнее. Разве Великая Гайят будет раздавать эти жирные куски направо и налево, отрывая их от плоти Адья Тэрэк? Разве у нее выманишь их обманом или угрозами? Потому она больше и не нужна. Никому.

— Кроме Кальги, — усмехнулась Гайят, уже овладевшая собой.

— Зачем же драться со всеми за подачки, если можно взять самое ценное, самое дорогое? Кальги всегда шли напролом! Не страшась препятствий! Мы сильны и потому не боимся другой силы рядом. И ценим ее. Никто не сделает большего, чем может. А двое сделают, прекрасная Госпожа Гайят.

— Вот как! — она ядовито улыбнулась. — Ты снова предлагаешь Кальги мне в мужья? Уж не себя ли?

— Снова? — переспросил Архал в удивлении, но она дернула шеей в нетерпении, и он кивнул.

— Разве я не один из тех, кто может помочь? И разве я не единственный, кто хочет помочь? Ведь Первая Госпожа права: Правитель Адья Тэрэк поистине велик и мудр, он не станет рисковать, меняя права наследия. Ведь это значит — ввергнуть Землю Адья в тяжелую кровопролитную войну, в то время как у наших границ бдит Линзор. Нельзя играть наследием предков. И зная Первую Госпожу гораздо лучше моего, он может быть уверен, что именно она в конце концов овладеет троном Адидов. Как можно сомневаться? Тогда зачем даже затевать все это?

Гайят молчала.

— Нет, что-то говорит мне… и не только мне, но и всем в Чатубе, что колесо уже завертелось. И тому есть свидетельства. Надо лишь открыть глаза и увидеть. Хотя и глупостей вокруг творится множество. Взять хотя бы эти странные слухи о покушении линсов на наследницу трона. Очень странные. Это так глупо, что мыслями я все время возвращаюсь к этой вести…

Они прошлись еще немного молча. Архал давал Гайят время подумать.

— Если я пойду к отцу и повторю все твои слова, это не вернет мне его расположения, — сказала она наконец.

Кальги глубоко кивнул, они встретились глазами.

— Но я… во дворце, почти как в темнице. Я ничего не могу сейчас, ничего, даже… — Она остановилась.

— Кальги сильны. И находчивы к тому же.

— И что хотят Кальги за свою находчивость?

— Будущего. Мой сын не вернется в Чатубу, — Архал тяжело вздохнул. — Я упоминал уже, что глупо ждать его возвращения. Он лишил меня и весь наш род будущего. Мать Тая умерла вскоре после рождения дочери, сразу же ушедшей вслед за ней, и больше законных детей у меня нет. Если же будущее моего рода и Адья Тэрэк сольются воедино, кто от этого пострадает? Великая Гайят вновь получит трон Адидов, а я сына, способного его унаследовать. И никогда еще подножие трона не будет столь мощным, потому что не было в истории Адья Тэрэк такого союза! Чужеземцы всегда обманывают, они только обещают много.

— Ты думаешь о детях! — Гайят горько рассмеялась.

— Только в свои девятнадцать можно свысока смотреть на человека, что дожил лишь до середины пятого десятка!

Наконец-то она зацепила его! Гайят пыталась обдумать все, взвесить и решить, но мысли разбегались. Злость на отца и больше всего на предательницу Адижу терзала ее, не давая остыть, все поднималась, змеилась внутри.

— Я подумаю, Кальги, — сказала она.

— Никто не торопит Первую Госпожу, — покладисто согласился Архал, — кроме самого времени. Слухи, они быстро разбегаются… И если промедлить дольше положенного, может статься поздно.

— А где залог того, что ты не обманешь, Архал?

— Я не Кайя и довожу до конца то, что начал. Так меня учил отец, его — дед, так живет наш род. Но прекрасная Гайят права: залога нет. Разве недостаточно той угрозы, что Кальги принимают на свою голову, честно служа Первой Госпоже? Поэтому залог нужен нам. Не потому, что мы не доверяем наследнице трона, а потому, что хотим удержать ее от соблазна, что губил и будет губить даже самых великих — не платить за служение, за верность, за преданность. Мне нужен пергамент с печатью Первой Госпожи, где она обязуется связать себя супружеским союзок с Кальги, когда взойдет на трон, если это случится в ближайший год. И дает в том Слово Сэмержи.

— Об этом не может быть и речи! — воскликнула наследница.

— Об этом и не будет никакой речи, — подхватил Кальги. — Только пергамент, всего лишь пергамент, испачканный чернилами. Если никто не нарушит договор. В противном случае мне жаль будет утратить тень Великой Гайят на троне. Нарушая Слово, Правитель теряет не только лицо, но и честь, и свое величие, бросая вызов богам. Большая потеря для Адья Тэрэк!

— Не может быть речи… — повторила она уже тише.

— Пусть Первая Госпожа все обдумает, — предложил Архал. — Не спеша. И не затягивая напрасно своих мучений, подвергая себя излишнему риску. Как только верное решение придет — Госпоже Гайят придется всего лишь сменить занавесь одного из окон своей опочивальни. Мои люди во дворце сразу же сообщат о ее решении. А теперь, когда все уже сказано, я вынужден склониться в прощальном поклоне перед Первой Госпожой. Мы уже достаточно говорим на виду у всех. Такая заинтересованность поисками моего сына может удивить непосвященных.

Архал и на самом деле низко склонился перед девушкой.

— Но если Первая Госпожа не расспросит теперь о Тае хотя бы Тижу, это покажется подозрительным, — бросил он на прощание, повернулся и зашагал прочь от нее.

Таю все-таки пришлось нежданно-негаданно задержаться в дороге, еще в Альдьяше. Поначалу ничего не предвещало таких досадных неприятностей. Он даже миновал пустоши перед холмами без особых приключений. Шел ночами, днем устраивал убежище где-нибудь в неприметном месте, спал урывками, следя за тем, чтобы откуда ни попадя не явились кочевники. Облака пыли, поднятые их отрядами, он видел издалека, только один раз квирайя промчались близко, очень близко, но не приметили Тая.

В холмах он перестал таиться, пошел в открытую, поглядывая, однако, вокруг. Здесь попадались бродяги. Полуголодные и запуганные, они прятались в приграничных холмах от гнева адья и их Правителя. Тая тоже принимали за такого же беглеца. Одиночки сами прятались от него, не все, конечно, и отчаянные среди них встречались, но с ними Тай управлялся легко. Иногда эти отчаявшиеся людишки сбивались в шайки, даже целые отряды. Дважды Тай попадался в руки таким вот, один раз отбился, хвала Кайятрэ, их немного было. Эти бывшие воины адья думали, что управятся с Таем без труда. Не тут-то было. Прислонившись к удобному уступу за спиной, он махал мечом до тех пор, отражая их все более несмелые атаки, пока бродяги не решили, что сомнительные выгоды от поимки жертвы с таким тощим мешком за плечами не стоят их усилий и тех двух товарищей, что они уже потеряли. Ругаясь и кляня пришельца, они убрались прочь, и Тай, в свою очередь, тоже поспешил унести ноги из опасного места.

А вот на следующий День, когда близкий Шейсэм открылся с вершины холма, как на ладони, и уже манил его своими просторами, Тай наткнулся на хорошо вооруженный и большой отряд. Драться было глупо, тем более что у троих он издалека приметил арбалеты. Едва успев отвернуться, он содрал с шеи знак Кальги, не нашел, куда бы припрятать, и забросил в густую траву неподалеку.

Его обезоружили, отобрали мешок и охотничью куртку вельдов. «Паршивый меч», — презрительно сплюнул один из бродяг. Над его легким охотничьим луком и вовсе посмеялись, но все равно присвоили. В обиде на то, что в мешке, кроме нескольких последних кусков вяленого мяса, ничего не оказалось, Тая легонько пнули несколько раз. Что взять с бродяги? Сами такие. Допросили, кто таков и куда идет. Тай сказался охотником по имени Тарут. Промышлять в лесу невозможно стало, туда квирайя то и дело теперь наведываются. Решил в Шейсэм податься. А меч он у одного бедолаги отобрал. Тот уже совсем ослаб от какой-то хвори, ему все равно через пару дней тот без надобности окажется.

— Ну, и чё с этим? — проворчал тот длинноволосый, что присвоил куртку и теперь придирчиво ее разглядывал.

— С этим? — Предводитель нахмурился. — Этот, как мы сами, голый. Куда ж его, пускай идет. А то это… Ты парень крепкий, сразу видать, — подмигнул Таю, — может, с нами? А? Нам таковские надобны, а то нас тока вчера накрыли ловилыцики эти… — Он смачно выругался. — Все беглых ловят, будто б у Короны дела иного нету. Еле ухлестнули, двух потеряли, третий сёдня сдох, утром, стало быть. И тебя словят, попомни мое слово: как до Шейсэма доберешься, сразу ж словят. А там зарубят или вздернут — одна беда.

Тай покачал головой.

— Добрый ты человек, — серьезно сказал. — Но с вами не пойду. Я в лесу уже и так одичал. Бабы будто целую жизнь не видывал. Хватит с меня квирайя. Прорвусь так прорвусь, нет так нет.

— Добрый! — развеселился предводитель. — Вона как! Ну, чисто первый раз, когда меня ж еще и спасиблят!

— А что? — ответил Тай так же серьезно. — Ведь уходить мог за просто так. А не уходил. Да еще остерег. Теперь буду знать, что в приграничье войска шарят. Потому и сказал.

— Больно ты странный. И говоришь как-то дивно, — предводитель почесал затылок.

— Сдается, я его где-то видал, — выперся из-за чужих спин низенький крепыш.

Тай замер. Порылся у себя в памяти. Нет, не похоже, чтобы он видел когда-нибудь эту рожу. Но не мог же Тай Кальги каждого встречного запоминать! А вот его многие запомнить могли.

— Ну? И чё? — предводитель торопил коротышку. — Так сдается или видал?

— Сдается, видал, — тот вглядывался в Тая. — Тока не упомню где.

— Сдается… — проворчал главный. — А мне чего делать? Он часом не из тех ловильщиков?

— Да нет, — маленький крепыш подобрался поближе. — Сдается, давненько видал, еще в Чатубе… а то, может, и в Дэльгаре.

— То вряд ли, — сказал Тай, — я хоть из Мальша родом, да в столице бывать не приходилось. А про Дэльгар слыхал только. Уж больно далеко. Я и в леса подался, чтобы в войско не погнали.

Коротышка с сомнением топтался на месте. Тай уселся прямо на траву, потом развалился.

— Ну, решайте там, что ли, — сказал.

— Чё, и смерти не робеешь вовсе? — с огоньком в глазах бросил главный.

«Нет», — чуть горделиво не сорвалось у Тая. Все-таки воином он был, им и останется навсегда.

— Кто ж ее не робеет? Да от боязни проку никакого. Все одно.

— Ладно! — Предводитель взгромоздился на тощую лошадь, одну из трех, имевшихся в его пестром, ободранном отряде. — За «доброго человека» отпускаю тебя. Так и запомни! И это… Меч ему отдай, — кивнул он кому-то из своих.

— Чё это? — возмутился тощий бродяга с лошадиной мордой.

— Нам без надобности. Навалом такого добра. Кабы хороший был еще… Давай, говорю!

К ногам Тая швырнули его старый меч, отвоеванный еще в топях.

— Ну, прощай, охотник!

— И тебе всего хорошего.

Они медленно потянулись в путь. Тай глядел вслед отряду, пока тот не скрылся, не нырнул за холм. Потом он кинулся к зарослям стрелолиста, нашаривая на земле нагрудный знак Кальги. Наконец-то! Он подобрал единственное, что у него осталось, и тронулся по направлению к Шейсэму. Если отряд вчера столкнулся с «ловильщиками», то Тай уже в приграничье. Теперь оставалось только добраться до владений Кальги.

Когда на следующий день холмы остались позади, Тай и вовсе перестал скрываться. Прямо пошел через равнину. К вечеру его и поймали воины адья. Дружно расхохотались, когда на вопрос о том, кто таков, пленник сказал: «Айэт Тай из рода Кальги». Тогда он показал нагрудный знак. Кто же не ведает знака Кальги — лошади и всадника в двойном кругу? Даже из этих, простых вояк, многие видели его. Да и беленое золото, из которого он сделан, привело их в не меньшее замешательство.

«Может, украл?» — раздавались голоса, но ахад уже приказал посадить пленника на коня.

Там разберутся. Повесить беглого лжеца он всегда успеет, и отомстить за обман тоже успеет. А вот если доставит его к месту… Кальги обещали огромную награду! Уже к утру ахад лично привез свою находку в Калинш, небольшое владение рода Кальги, откуда больше года назад Тай начал свой поход через Великие Леса. Бдительный вояка сразу же понял, что не зря так почтительно обращался с пленником.

У воинов, опускавших мост, ведущий в самое неспокойное из всех владений Кальги, рты пооткрывались от удивления. Здесь Тая знали, и знали хорошо. Барджик, седовласый и величественный с виду, несмотря на свою старческую немощь, чуть ли не со слезами прижимал к груди чудом найденного наследника Архала Кальги, хотя его притворные попытки прослезиться вряд ли кого могли обмануть, а Тая тем более. Ахаду, не чинясь, сразу же отсчитали сполна его золото. Отец Тая не скуп и щедрость Барджика оценит по достоинству, вернет с избытком, да еще и благодарность за ним останется.

Сразу же хотели послать нарочного в Чатубу, к Архалу, но Тай отказался, даже целого дня в Калинше не провел, не отдохнул. Он не хочет подвергать отца долгому ожиданию, сообщил Тай хозяину Калинша. Барджик снабдил его всем необходимым для дороги, дал десяток воинов в сопровождение, подарил Ижбка, лучшего жеребца в своей конюшне, не позабыл и о золоте. От радушного хозяина Тай узнал, что стараниями славного Архала, отца Тая, род Кальги теперь в большой чести у Правителя Адья Тэрэк, а извечные враги Кайя, напротив, в большой немилости. Узнал, что еще в весеннюю распутицу началась новая война с Линзором, что мятеж в Дэльгаре запылал пуще прежнего и что адья утратили половину отвоеванных земель в Виктии. О войне Барджик знал не так уж много, да и рассказывал с прохладцей. Сюда она никогда не докатится, и хоть выигранная, хоть проигранная воинами адья, ему она не сулила как хорошего, так и плохого. Отсюда до Чатубы ехать и ехать, а уж Дэльгар или Линзор — вообще чуть ли не край мира. Калинш и Тарк — вот вся его вотчина, весь его мир.

Что же, война — дело знакомое. Плохо, что адья отступают в Виктии, но в Дэльгаре они уже усилили натиск. Это значит… Это значит, Таю не придется скучать по возвращении в столицу. Вряд ли Хаадид его обласкает после тех вестей, что Тай ему принесет, вряд ли приблизит, несмотря на все милости, что пролились на род Кальги. Да останется ли что-нибудь от этих милостей, когда Правитель узнает, как Тай глупо попался, как провалил весь поход. И Гайят. Теперь, хвала Кайятрэ с Таи-шей, обещание Хаадида останется только обещанием, Тай не достоин ее руки. Каждый раз, думая об этом, он недобро усмехался. Плакать он не станет.

Тай поспешно выехал из Калинша и с тех пор останавливался в пути лишь на ночлег в небольших местечках или во владениях Кальги. Но как только прибыл в Альдьяш, место до боли знакомое, родное, когда до столицы оставалось всего-то дня два быстрой езды, его неожиданно свалил тот самый ненавистный недуг, боль в груди не давала покоя ни днем, ни ночью. Такая сильная, она не приходила уже давненько. Он задыхался, корчился, глотая ртом воздух, как рыба, вытащенная из воды. И ничего не помогало. Управитель, и перепугавшийся и возрадовавшийся сверх меры возвращению молодого хозяина, привез сразу двух лекарей, и они вовсю потчевали Тая какими-то горькими настойками, приписывали растирания, почти не отходили от ложа, но сделать ничего не могли.

А не знает ли айэт Кальги, откуда бы мог взяться этот недуг, спрашивали лекари, бездарно суетясь у его постели.

— Яд, — коротко ответил Тай им обоим.

— Какой?

— Не знаю.

Они только разводили руками и вновь потчевали его тошнотворными снадобьями. Где ты, Ак Ми Э? Когда Таю случалось худо в поселке И Лай, Ак Ми Э давала ему какой-то кисловатый отвар, быстро унимавший боль, а эти ученые люди были, как дети, бессильны перед его недугом. Тай в первый раз испугался всерьез. Прежде он много раз отметал свои страхи в сторону, отмахивался — пройдет, должно пройти. Но теперь… Возвращаться в Чатубу калекой, когда все его знают иным! Й так ведь будут смеяться всем двором, всей столицей. А когда увидят его слабость, то открыто жалеть начнут. Злорадствовать то есть. И станет Тай чем-то вроде дяди своего третьего колена Солдара Кальги, несчастного хромоногого, видавшего поле битвы лишь издалека.

Он больше не таил напрасных надежд. Эта боль не пройдет так скоро. И она хуже любого врага, потому что валит его замертво, когда как раз так нужны силы.

А на третий день Тай проснулся почти что здоровым. Боль отошла сама, лишь неприятно саднила глубоко внутри. Но он не тронулся в путь, опасаясь, что не выдержит верхом и дня, не оправившись как следует. А приползать к Правителю, да и к отцу тоже, стеная и корчась от боли, казалось ему недостойным воина. И потому Тай еще целый день бродил по окрестностям Альдьяша, впитывая воздух Адья Тэрэк всей кожей.

У него еще не было времени остановиться в пути, он все торопился, предвкушая, что вот-вот достигнет дома. Но ведь он уже вернулся. Разве Земля Адья — не дом его, разве Адь-дьяш — не самое что ни на есть родное место, где он родился и вырос? Так почему же он торопится еще куда-то, судорожно, горячечно, будто бы во сне?

Он так мечтал о куске душистого свежего хлеба из настоящего черуза и на первых порах объедался им сверх меры, числя его самой вкусной едою на свете. Он вдыхал запахи родных степей. Во владениях Кальги его везде встречала знакомая роскошь, уже немного непривычная и оттого вдвойне приятная. Он наслаждался, как мог. Но, бродя по старому яблоневому саду в Альдьяше, что вспоминался ему не раз в Земле «вечерних звезд», Тай снова видел белую рощу тин-кос, как наяву. Ему казалось, что деревья перед ним вот-вот покроются белым цветом, полетят лепестки, в ноздри ворвется знакомый запах, что еще миг — и он очнется возле знакомого дерева рядом с Ак Ми Э, и этот сон, или даже наваждение, о Земле Адья закончится.

Тай бежал из яблоневого сада.

Наутро поспешно собрался и на второй день к вечеру въехал в Чатубу.

Он появился в предзакатный час, и стражники на воротах превосходно его разглядели. Тем не менее заступили дорогу его маленькому отряду, спросили, кто таков и откуда. «Айэт Тай из рода Кальги и мои люди», — ответил он без раздражения. Один из стражников подтолкнул другого локтем, словно поддевая: «Ну, а я что говорил?» Они хлопали глазами, пока Тай сам не стронул коня с места, справедливо полагая, что никто ему мешать не будет. Стражники расступились, все еще в изумлении, и он двинулся улочками Чатубы, иногда ловя на себе удивленные взгляды, понимая, что весть о его возвращении от самых городских ворот понеслась к королевскому дворцу.

Дворец Кальги в Чатубе встретил его бестолковой суетой. И слуги, и охрана вывалили наружу, повысовывались в окна, силясь разглядеть в опускавшейся темноте вернувшегося хозяина. Старый Анду, служивший ему еще с того возраста, когда Тай и себя-то не помнил, и вовсе прослезился. Он сильно одряхлел за этот год и плохо держался на ногах, но суетился вместе со всеми, как мог. Криво поворачивался во все стороны, беспрестанно повторяя каждому: он знал, конечно, знал, что молодой господин вернется; и все старался украдкой прикоснуться к хозяину, наверное, дабы удостовериться, что это Тай самолично, а не наваждение, не подделка какая-то. Если б действительно знал, то верил бы глазам, подумалось Таю.

— Я это, я, Анду, — уронил он, положив руку старику на плечо, и слуга вовсе захлебнулся от восторга.

Архал Кальги сейчас в Чатубе, сообщил верзила Табат, правая рука отца, подозрительно оглядывавший Тая, но он уехал недавно по какому-то делу. Однако Табат, не медля, разошлет людей по всей столице, и они отыщут айэта Архала со всевозможной поспешностью. Покои Тая, к его удивлению, насквозь пропылились, воздух там припахивал затхлостью. Здесь все было по-прежнему, но отдавало запустением. Никто не готовился к его приезду, никто уже давно не ждал его в родных стенах. Тем не менее он наотрез отказался провести эту ночь в гостевых покоях. Ведь он вернулся домой.

Тай расположился в прохладной каминной зале, ожидая отца, пока слуги торопливо приводили его комнаты в порядок, однако вместо отца вскоре прибыл нарочный из королевского дворца. Таю Кальги повелевали без промедлений прибыть к Правителю Адья Тэрэк.

Тай окинул взглядом свою запыленную дорожную одежду, раздобытую в Альдьяше, и решил не суетиться, спешно отыскивая платье, более подобающее для поездки во дворец Правителя. Мысли упорно сходились на другом: всю дорогу до столицы он думал, о чем же поведает повелителю всех адья, измышлял самое невероятное, перекраивал, вновь все менял, и ко въезду в Чатубу уже успел, наконец, сообразить, что лучше для него и для Земли «вечерних звезд». Да, он знал, о чем стоит говорить с Правителем Хаадидом. А вот как? Об этом он еще не успел…

Ему вновь оседлали Ижока, и Тай отправился во дворец. К его удивлению, редкие в этот поздний час люди в дворцовых коридорах разглядывали и приветствовали его с явным любопытством, давая себе волю не прибегать к особому притворству. Наконец он снова оказался в покоях Правителя Адья Тэрэк, как и прошлой весной. Но Правитель не явился из-за резной панели, как в прошлый раз. Когда двери распахнулись перед Таем, тот уже расхаживал взад-вперед по небольшой, тускло освещенной комнате, где Таю уже довелось побывать год назад.

Правитель Хаадид не ответил ни на почтительное приветствие, ни на поклон. Он все ходил и ходил, время от времени бросая пронзительный взгляд на молодого Кальги. Трудно даже описать, в какое изумление его повергло сообщение, принесенное Утанжем, одним из младших ахадов Тижу. Тай Кальги, живой и, по всей видимости, невредимый, вернулся в Чатубу, он проехал через городские ворота и направился во дворец Кальги. Тот самый Тай, что давно должен был сгнить в страшных топях Великих Лесов, пронзенный стрелой Кайя. Его кости давно должны были обглодать лесные звери, а дожди — размыть самую память о нем. Это если предатель Трибал сказал правду… Не мог же он солгать в руках мастера пыток? Но беглый уже тогда был почти безумен. Вдруг то, что услышал Хаадид полгода назад, это всего лишь выдумки безумца? И живой и невредимый Кальги — свидетельство тому?

Тогда… Как только появлялась эта мысль, Хаадид приходил в сильнейшее раздражение, и какой-нибудь не виноватый ни в чем предмет обстановки падал вниз или разбивался о стену. Тогда… Правитель Адья Тэрэк не хотел этих мыслей, но они настойчиво лезли, выпячиваясь, толкая остальных, обступали его плотным строем. Не было стрелы, значит, могло не быть и Ранжина. И вообще, могло не быть ничего… из того, что понарассказывал предатель. И молодой Кальги преспокойно достиг Земли «вечерних звезд» и вернулся обратно! А что же тогда Айянит? Она оговорила Гайят? Или же у дочери была своя игра с Ранжином, о которой отец не знал, не имевшая касательства к земле вельдов? Если все так, что тогда?

Хаадид немедленно послал за Таем. Ожидание утра в тревоге и разладе представлялось слишком мучительным, и он не мог без крайнего раздражения провести даже того небольшого времени, что поджидал Кальги. Айэт Кальги уже во дворце, сообщили ему, и Правитель в крайнем нетерпении проследовал к месту аудиенции первым, подстерегая Тая, чтобы не дать тому ни единого мига опомниться, чтобы сразу сломать своим натиском, подавить, ошеломить. Чтобы выведать его самые скрытые намерения еще до беседы. Тем более что читать молодого Кальги можно, как открытый свиток.

Потому Хаадид, не скрываясь, посылал Таю самые пронзительные, испытующие взгляды. Пару раз даже утвердительно качнул головой со всей возможной мрачностью, как бы утверждая, что он и так все уже знает и при встрече не обманулся в ожиданиях. Если бы Кальги оставался спокоен, он бы уже признал свою вину, оставалось бы просто выяснить, какую. Но Таю было явно не по себе от грозовых взоров Правителя, от его непрекращающейся размеренной ходьбы, от его молчания. И все-таки что-то было не так. Не так, как раньше. Кальги изменился.

Тай много раз повторял в дороге историю, которую припас для Правителя, затвердил ее, чтобы вспомнить в любой момент, даже если обстановка не будет располагать к дружеской беседе. Он ведь не Ранжин, и ему не удастся вывернуться с ходу. И придумать события, гладко ложащиеся одно к одному, но не выпавшие по-настоящему в его жизни, он тоже не сможет. Это не мечом размахивать, а у Тая и то не очень-то получалось в последнее время. Потому он рассудил заранее — держаться поближе к правде. Правитель слишком проницателен и сразу же разглядит неумело сработанную Таем ложь. Изначальная же правда прибавит веса его словам.

И вести себя с Правителем должно так, будто все это правда. А как это сделать, как обмануть дальновиднейшего Хаадида, кроме как уверовав в свою же ложь? Потому, уже въезжая за дворцовые стены, он растворился в том Тае Кальги, которого придумал, пока спешил сюда через всю Адья Тэрэк. В Чатубе все носят маски, и вполне успешно, даже не разберешь, где настоящие лица. Но как же невыносимо больно надевать маску неудачливого глупца, что вместо блестящих побед принес адья одни лишь поражения! И надевать навсегда. Спрятать себя глубоко внутрь и больше не доставать никогда, ибо это породит сомнение, а ему надо преуспеть в своей лжи, иначе зачем все это? Зачем бесконечная дорога через лес? И двое охотников, погибшие ради Рода? Да и сколько их останется в конце обратного пути? Доберется ли вообще хоть кто-то обратно в поселок? Вельды, что со страхом ждут адья в своих землях и уже ненавидят. Ак Ми Э… и пенно-белый снегопад священной рощи духов И Лай, что доверились ему. И эта постыдная маска, и хвост насмешек, и позор, и дурная слава, что потянется за ним и останется навсегда, что бы Тай ни сделал, что бы ни совершил, зачем? Зачем все это, если он сглупит? Если новые отряды адья уйдут за «вечерними звездами»?

Правитель неожиданно приблизился и остановился перед Таем.

— И что ты скажешь, Кальги, в свое оправдание?

Тай склонился перед повелителем.

— Мне нечего сказать Правителю Адья Тэрэк в свое оправдание. Я потерял всех своих людей, сам остался жив лишь волею случая. И потому не достоин снисхождения. Но все же, — добавил он, словно стремясь обелить себя, — для того, чтобы властитель вынес справедливое суждение, я должен упомянуть, что Ранжин из рода Кайя сделал все, чтобы мы не дошли до цели. И преуспел в этом. Хотя неразумно поминать недобрым словом человека, уже ушедшего к богам Адья.

Хаадид вздрогнул, но Тай не заметил этого.

— Ранжин мертв?

— Да, властитель, он мертв,

— Он точно погиб? — Правителю с трудом удавалось скрыть свою радость.

— Я сам убил его. В честном поединке, Кальги не бьют в спину. Но если бы этого не случилось, он все равно бы погиб, от раны.

— Как ты можешь говорить, что поединок был честным, если Кайя сражался раненым?

Хаадиду не столь интересно было знать, как погиб Ранжин, сколько надо было выиграть время, чтобы собраться с мыслями. Происходило нечто непонятное. Ранжин все-таки был в лесу, предатель не обманул. Но Тай, уже похороненный Правителем, вернулся из земли богов Адья, а сам Кайя оказался совсем не в Земле «вечерних звезд», а куда дальше. Там, где нет ни земли, ни неба.

— Я тоже едва оправился от раны и не был еще крепок, — возразил Тай. — Он же получил лишь легкую рану перед началом поединка. И ее нанес один из людей Ранжина. Я в этом не виноват.

— От царапин не умирают, — буркнул Хаадид.

— Наконечник стрелы был отравлен. И отравлен им самим, по его приказу. Ранжину некого винить. Я избавил его от более мучительной смерти, куда более мучительной… Однако Правителю Адья Тэрэк будет легче судить о том, что произошло и почему меня постигла неудача, если я по порядку, шаг за шагом, расскажу о случившемся в пути.

— Я выслушаю тебя, Кальги. Выслушаю и решу, твоя ли вина в том, что ты не достиг Земли «вечерних звезд», — пообещал Хаадид все так же сурово. — «Звезд», что так желанны, так необходимы сейчас твоей родине!

— Но я достиг земли вельдов, — возразил Тай. — Однако боюсь, что принес не те вести, которые так желанны сейчас для Адья Тэрэк. Слова разведчика, что записаны в свитке, правдивы, и описания верны, я видел это… Земля вельдов существует, мой властитель! Все правда, кроме одного, — там нет и никогда не было «вечерних звезд»!

И все-таки собственная ложь его взволновала. Хаадид когда-то играл им, как мячом? Гайят предала его? Что с того, если сейчас война с Линзором не выдумка и не пустая угроза, навеянная Правителем. Она уже идет, и не у линсов под боком, а на Земле Адья. Линзор оплел своими золотыми сетями дэльгарцев, заставляя не только помогать себе, но и приветствовать, как освободителей. Враги несут разрушение великой Адья Тэрэк, земле Тая. И боги Адья отступают вместе со своими детьми, потому что народ адья ослабел. И теперь даже боги не помогут удержать ему то, что отвоевано у линсов. Да, «вечерние звезды» стали бы сейчас спасением. Те самые «вечерние звезды», что, как мусор, как простые камни, валяются под ногами у вельдов! Подумать только! Ради спокойствия вельдов, ради их тупого упрямства, что не давало поделиться добром, которое им даже не нужно, Тай жертвовал своим народом!

Вот почему он несся в столицу, не давая себе роздыху, опасаясь остановиться хоть на день и неспешно подумать обо всем. Торопился все время, пока не сказал повелителю всех адья: «Все правда, кроме одного, — там нет и никогда не было «вечерних звезд»!» И навсегда отрезал себе путь назад. Ради непримиримых вельдов, чуть не лишивших его жизни, чуть не изгнавших в зимние леса, так и не простивших ему до самого конца, что он чужак, адья. Ради Ак Ми Э и ребёнка, которого она носила, и еще ради того белого дерева, что спасло его от смерти.

Лучше бы ему тогда умереть от стрелы проклятого Кайя! Для воина смерть не так уж страшна, он слишком часто смотрит ей в лицо. Тогда Таю не пришлось бы предавать одних или других. Вельдов или адья. Ак Ми Э и своего сына, о котором больно даже думать, или отца и всех Кальги заодно. Духов И Лай или богов Адья.

Лучше бы ему умереть… Тогда все пошло бы своим чередом. Без него. Тогда не пришлось бы разрываться, ненавидя себя. Почему нельзя вернуть тот день, когда он в порыве любви и благодарности дал Ак Ми Э обещание вернуться в Адья Тэрэк и посеять там ложь! И если уж духи подарили ему жизнь, почему он не остался с вельдами, пряча свой позор, как бы тяжело ему не приходилось? Почему? Оттуда все казалось совсем другим… «Никто не думает, что мы тут живем, в Земле «вечерних звезд», — говорила Ак Ми Э. Ну так отдайте все и живите, если вам не дорого ваше сокровище! Да, оттуда все казалось другим, а здесь погибали адья и Римафеи пробирался в глубь родных земель.

И вновь беспокойство Тая ввело в заблуждение Правителя. Если бы молодой Кальги вздумал лгать, ему следовало бы оставаться куда более спокойным. Непритворное же волнение, мрачность, внезапно нахлынувшая, окутавшая тенью глаза, когда он сообщил прискорбную весть, громом поразившую Хаадида, говорили скорее в пользу обратного.

Некоторое время Правитель расхаживал по комнате, пытаясь собраться с мыслями.

— Ты уверен?

— Я провел там немногим меньше полугода, властитель, — сокрушенно промолвил Тай, с трудом выговаривая каждое слово. — Я обыскал все, Я расспрашивал вельдов. Ничего не нашел. Конечно же, вельды могли меня обмануть, но если камни валяются там прямо под ногами, и к тому же везде, в лесу, в холмах, они не могли убрать их все от моих глаз! Тем более что им незачем было это делать. Они не знали, зачем я пришел.

— Рассказывай все! — буркнул Правитель.

Сам он, наконец, уселся и устремил свой тяжелый неподвижный взор на молодого Кальги. Тай начал свою историю. Он подробно рассказал обо всем, что было на самом деле. О том, что он потерял треть отряда до того, как встретился волею случая с вельдарой и охотником, бывшим адья по имени Тарут, посланным когда-то Хаадидом на поиски тех же «вечерних звезд». Вельдара оказалась непростая, вроде тех женщин, о которых упоминалось в свитке: тех, что могут говорить с богами вельдов. Правда это или нет, Тай так и не уразумел, даже побывав в той далекой земле, но когда в первый же день она пообещала дождь, их накрыл такой страшный ливень, что он сам, да и все воины в его отряде поверили, что она колдунья. Ее спутник Тарут мечтал лишь об одном — вернуться в Землю Адья, Тай долго и осторожно расспрашивал его, но охотник тоже ничего не ведал о «вечерних звездах». Третьим товарищем вельдары оказался огромный ручной пятнистый зверь. Его дикие сородичи до того дня легко уносили жизни воинов Тая и за то получили прозвище «пятнистая смерть».

Странную девушку удалось уговорить, чтобы она указывала путь Таю и его отряду. С тех пор они пошли и быстрее, и легче, да и дикие звери перестали их донимать. Пока не появился Ранжин. О его появлении Тай узнал только наутро, когда проснулся и понял, что связан. Ранжин шел за его отрядом, по тем самым меткам, что Тай оставлял для воинов Правителя. Когда же люди Тая вместе с лесной колдуньей вошли в бесконечный край лесных топей, Ранжин тоже начал терять своих воинов, одного за другим, и решил завладеть единственным проводником — вельдарой. Тай слишком хорошо охранял свое сокровище, чтобы его так просто можно было умыкнуть, да и не было Ранжину больше нужды в другом отряде, стремящемся к Земле «вечерних звезд», потому Кайя с помощью предателя Трибала и расправился в одночасье со всеми воинами Тая. Сам Тай уцелел случайно. В тот вечер он был гостем у костра вельдары и не выпил ни капли отравленной Трибалом воды.

Наутро Ранжин хотел исправить невольное упущение — казнить Тая. Кайя казалось, он обманул вельдару, убедив ее лживыми словами в том, что Тай угрожал земле вельдов, а он, Ранжин, пришел с помощью и советом. Но колдунья, хоть и молоденькая девчушка с виду, не поверила Ранжину. Она попыталась бежать с помощью своего спутника Тарута. Тут и Таю выпала возможность скрыться. В топях воины Ранжина не смогли долго их преследовать, вскоре отстали, но и Тая напоследок зацепило отравленной стрелой. Некоторое время он еще шел за вельдарой, потом уже ничего не помнил. Колдунья оказалась хорошей травницей, куда лучше лекарей адья, и спасла его. После Таю уже некуда было деваться, оставаться одному посреди Великих Лесов — на верную смерть, и он пошел за вельдарой, прекрасно понимая, что в одиночку ему не добраться до Адья Тэрэк.

Пришли они к вельдам уже осенью. Тай подробно описал землю вельдов, все то, о чем говорил разведчик, и даже больше. Не упомянул лишь о роще тин-кос и о духах И Лай, умолчал о Хранительницах. Все было так, как расписал воин Хаадида, не было только «вечерних звезд». Научившись немного языку вельдов, Тай пытался разузнать больше, но так ничего и не нашел. В своих поисках он уходил далеко от поселка, где его приютили, бывал и в других местах. Но никогда и нигде он не слышал о «вечерних звездах». И никогда не видел их. Остается думать, заключил он, что разведчик украл где-то камни, а потом измыслил историю в ожидании награды. Или же, застигнутый с краденым, пытался вывернуться. Ведь он бывал в земле вельдов, прошел через Великие Леса и потому, наверное, даже думать не мог, что за ним двинутся другие адья и что они преодолеют все опасности пути.

Вельды — странные люди, говорил Тай. Но в лесу они как дома. Им все нипочем. И больше всего ценят Род, поклоняются ему. Узнав, что род Тая знаменит и уважаем в своей земле и что он может прерваться, если Тай не вернется, они сами предложили ему помочь перебраться через леса. Один бы он ни за что не одолел их. Так он и оказался снова в Адья Тэрэк.

— И где они теперь? — резко вскинул глаза Правитель.

— Они?

— Вельды! Эти вельды, что пришли с тобой!

— Они довели меня до кромки лесов. Потом преспокойно развернулись, не попрощавшись, и ушли в обратный путь. Как будто все, что им было назначено их богами, окончено. Странные они люди…

Хаадид вцепился в карту, лежавшую перед ним, сминая ее и не замечая этого.

— И ты, Кальги, хочешь сказать, что у тебя в руках было десятеро!.. — Он задохнулся. — Десять вельдов ты держал в руках и преспокойно отпустил их обратно! В благодарность за спасение! Да приведи ты в Чатубу хотя бы одного, мы бы выбили из него правду! Он сказал бы все о Земле «вечерних звезд»! Трещал бы без передышки, не останавливаясь!

— Вельды не сказали бы ничего сверх того, что знаю я, мой властитель, — отозвался Тай. — И не потому что они стойки, как наши воины, а потому, что им нечего больше сказать! Я жил среди вельдов долго, жил их жизнью! Это забитые дикари, что целыми поселками скрываются в чаще леса с одним лишь желанием: чтобы их не трогали, чтобы никто не ломал их порядков, которые, верно, от начала времен заведены. Уж очень они дикие! Вот и чужаков недолюбливают — не потому, что сокровища прячут, а потому, что жизнь свою драгоценную нарушить опасаются. Живут в глуши среди деревьев, потому и верят, что сами от корней растут. Потому с места никогда не трогаются, но и к себе никого не подпускают…

— Хватит, Кальги! — рыкнул Хаадид, уже не в силах сдерживаться. — Не желаю слушать эту болтовню! А вот рассказ живого вельда я бы послушал с охотой! Но ты лишил меня и всю Адья Тэрэк такого удовольствия! Проводили! Да еще с почетом! Сказки!! Дикари обманули тебя, Кальги, а ты отпустил их в благодарность!

Он еле удержался, чтобы не порвать злосчастный кусок пергамента, уже измятый почти до неузнаваемости.

— Кальги не привыкли платить за верную службу предательством!.. — гораздо резче, чем должно, бросил Тай и поперхнулся.

Собственные слова о предательстве заставили его захлебнуться, Правитель же услышал в этой заминке лишь испуг от своей несусветной дерзости.

— Я смиренно прошу прощения у моего властителя, — Тай склонился и тут же выпрямился. — Мысль о том, чтобы захватить хотя бы одного дикаря, у меня появлялась, но я оказался один среди восьми вооруженных вельдов. А их восемь луков гораздо быстрее, чем мой меч. Вельды — хорошие охотники. Я мог бы не добраться до Чатубы и не доставить даже тех жалких известий, что принес. Я помню, как Правитель Адья Тэрэк приказывал вернуться хотя бы одному воину из всего отряда. Я не мог ослушаться.

— И ты называешь себя воином, Кальги! — презрительно бросил в него Хаадид. — Они ведь доверяли тебе, разве не так? Перебить добрую половину из них на последнем ночном привале и пленить хотя бы одного — это ли трудная задача для воина адья?

Тай, не ожидавший такого оборота, барахтался в трясине, как мог. Но оставалось лишь одно — еще ниже опустить свою повинную голову, еще больше хлебнуть позора.

— Да, я мог бы сделать так, мой властитель. Но я упустил последний привал. Я не знал, что он последний! Однажды днем мы вышли к кромке, и они сразу же ушли, как тени, оставив меня одного. Они иногда исчезали так, хоть и не все сразу, потому я не успел даже сообразить, что случилось. Я не смог преследовать их, ведь неподалеку находились лесные люди, мы видели их следы. И как преследовать вельдов в лесу, где они как дома? Да, я виновен, и Правитель Адья Тэрэк вправе излить на меня свой гнев.

Ложь, на его удивление, поднималась со дна легко, нелегко было облекать ее в слова, потому что каждое откидывало Тая за очередную ступень презрения Правителя Хаадида. Его мучительные усилия невозможно было скрыть, но они снова обманули короля. Кальги мучительно переживал свою глупость, и Хаадид не отказал себе в жестоком удовольствии добавить.

— Я вижу, что от Кальги может быть польза лишь в открытой схватке. Вижу, как неосторожно было доверить такое важное дело почти юноше, понадеявшись только на преданность трону и воинскую удачу. Но теперь я вижу многое, — многобещающе процедил он. — Кстати, а как Кайя мог узнать о походе? Или он просто следил за твоим отрядом?

Тай покачал головой.

— Мы ведь усердно готовились к походу по Великим Лесам. И его отряд приготовился не хуже… Даже лучше! Они не побрезговали связаться с квирайя, наняли следопытов из этих…, кочевников, — Тай поморщился. — Значит, Ранжин хорошо знал о том, куда мы направляемся. Да, я уверен, что он не просто следил, он знал… или его проницательность превышает все, о чем я могу себе представить, мой властитель. И по речам его я сообразил то же: он знал.

— От кого? — Тяжелый, усталый, даже какой-то мучительный взгляд воткнулся в Тая.

Тай с самого начала промолчал о Гайят, о ее предательстве. Слишком глупо обвинять любимую дочь Хаадида. Правитель не поверит ему, он посмеется над изменой Гайят, обвинит Тая во лжи, и тогда все усилия окажутся напрасными. Но сейчас ему на миг показалось, что Правитель уже подозревает об измене Дочери. Подозревает, но жаждет от него подтверждения. И это подтверждение станет Таю смертным приговором.

— Не от меня и моих людей! Остальное мне неведомо, — отчеканил он.

— Ты можешь поручиться за любого из твоих людей? — вяло бросил Правитель, как видно, блуждая мыслями далеко отсюда.

Переносье прорезали жесткие, горькие складки, и без того в последние дни заметные многим во дворце.

— Я могу поручиться за то, что ни один из них не узнал от меня цели похода, не ведал о Земле «вечерних звезд». Все они думали, что мы идем договариваться с квирайя, хоть и дивились странным приготовлениям.

— Дивились! — поднял палец Правитель.

— Вокруг всегда творится немало дивного, но Ранжин Кайя никогда не пускался за ним в погоню наобум, — устало возразил Тай. — Я ненавидел его, это правда, но никогда не отказывал в уме и хитрости. И осторожности.

Воцарилось молчание. Хаадид вновь поднялся и принялся тяжело мерить шагами комнату, обдумывая что-то свое, далекое. Тай ожидал продолжения. Разговор с Правителем превращался в жуткое мучение. Однако и для самого властителя Адья Тэрэк он оказался не менее тяжел. Еще бы, все его мечты о возвышении Адья Тэрэк над Линзором разбивались от каждого слова человека, побывавшего в Земле «вечерних звезд».

— А почему вельдара оказалась в этом самом месте? Она что, поджидала вас? И почему вдруг так просто согласилась вести вас вперед? — Хаадид принялся цепляться за последние надежды.

Тай ответил правдой. Он счел, что это боги Адья привели его к девушке. Воины Тая спасли ее от чудища, и колдунья решила, что это местные боги, которым она поклонялась, вывели ей навстречу людей адья. Он и тогда чуть не сделал глупости, пытаясь силой заставить ее вести отряд, тогда как вельдара была готова сделать это по доброй воле. Лишь потому, что Тай вовремя поклонился ей, она сменила гнев на милость.

— Поклонился? — оскалился Хаадид, и Тай опять запнулся.

Да, поклонился, он счел, что Земля «вечерних звезд» важнее гордости Кальги. Разве не так? Он даже не прятал вызова, потому Правитель хорошенько расслышал его. Нет, Кальги не сильно поумнел. Хаадид разглядывал Тая вновь и вновь. Тогда что? Он изменился, определенно изменился. Но в чем? Неужели он, подобно Кайя, тоже умышляет зло против него?

Швыряя в Кальги все новые и новые вопросы, неожиданные и коварные, Хаадид готов был броситься на любое несоответствие в словах, как собака на кость, жадно всматривался в любую подробность, переспрашивал по нескольку раз. Ему даже хотелось, чтобы молодой Кальги оказался сродни Ранжину Кайя, чтобы замыслил что-то злое, чтобы предал. Тогда бы это значило одно — «вечерние звезды» существуют не только в воображении властителя Адья Тэрэк. Слишком силен был удар, нанесенный молодым Кальги, слишком силен…

Ах, спустить бы его сейчас в подземелье и посмотреть, что он тогда запоет! Король то и дело порывался отдать приказ Ти-жу. Но нет… наследник Архала Кальги чересчур заметен. Особенно сейчас, особенно сегодня. Если он внезапно исчезнет после возвращения в Чатубу, и Кальги, и Ардэжи, и Тайрэк взовьются на дыбы. Каждый будет мнить, кто же следующий. Слишком велик этот страх, только он и может их связать, объединить… против трона, против него и Адижи. При том, что его не в меру властолюбивая Гайят томится во дворце под замком и не упустит случая обратить знание тайны «вечерних звезд» себе на пользу. Пусть умер Ранжин, но она не знает этого… Так пусть и не узнает, пусть ждет его годами!

Нет, она не будет ждать вечно. Она найдет кого-нибудь другого. Тем более теперь, когда Кайя от нее отвернулись, обласканные Правителем. И найдет очень скоро. Что ж, это как раз на руку Хаадиду. Пусть мечтает о несбыточном, если только… Если б Хаадид был уверен, что «вечерние звезды» — это легенда! Но он не может верить Кальги! Не хочет ему верить!

— А пергамент? Старинный свиток с рассказом презренного линса?! — воскликнул он внезапно, оборвав Тая на полуслове.

Тай напрягся. Вот оно. Все заготовленное вдруг вылетело из головы, потому что в один момент стала ясна вся глупость его измышлений. Придется лишь пожать плечами. Нет, не годится, совсем не годится…

«Духи И Лай, — взмолился он, — если вы на самом деле сильны, если вы хотите свободы вашим людям, если спасли меня от смерти, помогите!»

Мир вокруг остался безмолвным.

— Что молчишь, Кальги? ‹

— У вельдов есть легенда, — начал Тай, чтобы что-то сказать, хоть и не собирался упоминать об этом сказании вельдов, — такое старинное сказание, что передается, как и у нас в народе, от старого к малому. О каких-то злых людях, что побывали в их землях давным-давно, разыскивая сокровища. Не найдя сокровищ, они пролили много крови вельдов, — тянул Тай свой рассказ, не зная, что бы еще добавить. — С тех пор местные дикари, видно, и сторонятся чужаков. — И вдруг вдали забрезжила догадка, свет, озаренье. — Если властитель позволит… я и сам задумывался о том, откуда появилась эта странная легенда о сокровищах вельдов, изложенная в пергаменте. И вот что пришло мне в голову…

Тай замолк, собираясь с мыслями, но Правитель поспешно кивнул, позволяя говорить дальше.

— Ведь в пергаменте презренного линса не было ни слова о том, что за сокровища нашли линсы в далеких землях. А если нашли, то почему не вернулись туда снова? — Тай сам дивился, как такая простая мысль не пришла ему в голову раньше. — Ради «вечерних звезд» можно было бы не только вернуться, но и проложить дороги, да еще хорошо натоптать их за многие-многие годы. Когда-то линсы были сильнейшими во всех окрестных землях, кто же мог противостоять им? Ведь не дикари-охотники? Так почему линсы сами не вернулись на восток? — С каждым словом Хаадид все больше чернел лицом, а Тай наливался бледностью, но его несло дальше, точно сильным порывом ветра, заставлявшим говорить и говорить. — Почему от похода линсов остался лишь пергамент, заброшенный в Хранилище, лишь легенды да сказки? Что, если в Линзоре сказания еще живы и кто-то, зная о многолетних поисках властителя Адья Тэрэк, решил поиграть с адья? Что, если разведчик, пришедший за наградой, и вовсе был послан линсами, чтобы отвлечь адья от наших западных границ? Если никогда не бывал в землях вельдов, но хорошо знал о них по рассказам линсов? Что, если это они захотели обратить наши взоры на восток, в то время как сами уже готовились напасть с запада?

Тай перевел дух. Ветер закончился. Теперь он сказал все, но от этого не стало легче. Только больнее. Но он почти гордился собой. Раньше Тай не смог бы выдумать что-либо подобное, так ловко вывернуть. Всего одна встреча с Ранжином лицом к лицу научила его большему, чем вся прежняя жизнь в столице. И глядя на тускнеющее с каждым словом обличье Правителя, он на миг ощутил себя Кайя, всего на миг, но этого оказалось достаточно. Он победил Хаадида, и ловко, даже не вынимая меча из ножен. Он выиграл, и это пьянило не хуже вина.

— Почему не вернулись? — тяжело проговорил Правитель. — Я и сам об этом думал. Не раз…

Он ловко, почти не глядя, следил за Таем. Кальги горд, даже рад сейчас. Чему? Тому, что сообразил то, о чем не подумал Хаадид? Или тому, что ловко провел своего Правителя рядом с игольным ушком, очень близко… и очень ловко. Он лгал. Он не мог не лгать. Иначе зачем все это? Зачем годы и годы поисков, на которые вдохновили Хаадида боги Адья?

Нет, он лгал, и если бы молодой Кальги бросился вторить, убеждать сызнова, нашел новые свидетельства вины линсов, это стало бы последним, решающим поводом усомниться в его словах. Но Тай безмолвно торчал перед Хаадидом, словно все сказал и ему нет никакой разницы, поверит ли ему повелитель Земли Адья. Он упивался собственной победой, опасаясь случайным словом испортить созданное, но теперь это только все больше убеждало Правителя в его злом умысле.

И еще. Что-то необычное скрывалось в самом Кальги, в его обличье, голосе, движениях. Как будто не он стоял перед властителем Адья Тэрэк, а кто-то другой прятался в его шкуре. Кто-то, знающий все повадки и манеры наследника рода Кальги.

Тай говорил что-то о колдунах. Да, о колдунах или даже колдуньях! Но скупо, мало, совсем немного. Все остальное — с подробностями, на все был готов ответ. Недаром этот человек, преданный Хаадиду и телом, и сердцем, пропал в земле вельдов на год, а вернувшись… стал другим. И потчует враньем своего властителя! Неужели вельды владеют гораздо большим, чем какие-то там «вечерние звезды»? Неужели они по своему желанию меняют мысли и чаяния? Являют взору лишь то, что хотят? Не потому ли линсы покинули восточные земли в страхе и больше не вернулись? Древними знаниями, запредельными возможностями веяло с востока, из-за страшных Великих Лесов и от молодого Кальги, почтительно стоявшего перед ним.

Если так, то Тай ничего не скажет даже под пыткой. И линсы умеют обделывать похожие делишки, а вот испугались восточных людишек. Или Кальги с ними заодно, с лесными людишками? Не надо торопиться, подсказывало чутье Правителю, можно ухватить удачу за хвост, только если проявить осторожность.

Нет, каково?! Проводили через леса из уважения к роду! Погодите же, Хаадида не провести не в меру ловким вельдам!! Только не торопиться!

— Ты принес плохие вести, — покачал головой Хаадид, для вида примиряясь с известиями, принесенными Таем. — Но если бы ты привел хотя бы несколько вельдов, я мог бы убедиться до конца, что они ничего не скрыли от тебя. Теперь же я не могу узнать ничего наверняка, пока не проверю заново твои слова. Силой проверю. Я снаряжу еще один отряд, большой, мощный, и если он принесет то же, что и ты… — Он сделал вид, что задумался, пристально поглядывая тем временем на Тая. — Во главе его я поставлю другого, не тебя. — Резко вскинул глаза, теперь уже буравя человека перед собой. — А готов ли ты, Кальги, показать дорогу через леса?

Тай склонился, не выказав ни малейшей тревоги.

— Я исполню любое повеление Правителя Адья Тэрэк, искупая свои оплошности, хоть дорога, протоптанная моими воинами, давно заросла и затерялась, а карты исчезли вместе с Ранжином. Когда мне готовиться в дорогу?

Да, на лице Кальги читалось огромное нежелание снова отправляться в бесплодный путь. Но и только, ни досады, ни страха. Нет, его обличье теперь совсем не как раскрытый свиток. Надо с ним поосторожнее. Похитрее.

— Возможно, очень скоро, — неопределенно махнул рукой Хаадид, надеясь, что тот начнет выпрашивать задержки. Тянуть время.

— Но, мой властитель, в скором времени это вряд ли возможно. Сейчас уже конец лета, а я вышел из поселка, где меня приютили, ранней весной. Воины Адья не успеют перебраться через леса до зимы. А зимой они погибнут, это страшное время. Вот оно!

— Боишься холода, Кальги?

«Боишься смерти?» — на самом деле спрашивал Хаадид.

— Если такова воля наследника трона Адидов, я готов умереть в этом походе, но Короне не будет прока в том, что она потеряет сотню или две отборных воинов, когда война уже вползла на земли адья! — спокойно возразил Тай. — Я не смею указывать Правителю, но верю, что поход лучше отложить до весны. Вельды не уйдут из своих земель. Если же «вечерние звезды» на самом деле существуют, то тоже не переведутся до следующего года. Люди гибнут намного быстрее и легче, и свидетельство тому — мой прошлогодний поход.

— Воин не должен думать о смерти, — высокомерно бросил Правитель, обдумывая слова Тая.

Он хочет задержаться в Адья Тэрэк за какой-то надобностью или напрочь не хочет возвращаться в землю вельдов? Или у него свои виды на вельдов? Или эти вельды заключили союз с Кальги? В обмен на что?

— Воин и не будет думать о смерти. Но сама она будет сторожить воинов адья в Великих Лесах. Никакое воинское искусство и опыт не защитят от неосторожных шагов в топях и от царапин ядовитых трав, от укусов лесных змей, от ловушек лесных людей, от диких зверей, бесшумно нападающих в ночи. Смерть пожнет большой урожай и без зимних холодов.

Он лгал! Сам или по наущению хитрых вельдов. Как говорилось в рукописи линса? Бесконечно более грозное оружие? Если молодой Кальги вернулся настолько иным, если презрел и свою верность, и страстную любовь, и даже грядущее возвышение, то цена обмена очень велика. Неимоверно велика. Молодой Кальги ни разу не спросил о Гайят, что обещана ему в жены. Как он мог разлюбить ее красоту и власть? Тот, кто готов был ползти за нею куда угодно? Или ему уже что-то напели о немилости, постигшей старшую дочь Хаадида? Нет, не в том, видно, дело. Богатство «вечерних звезд», наверное, пустяк в сравнении с мощью нового сокровища… И что, если Тай, не устояв, уже примерился употребить его во благо свое и Кальги?

Да, поход следует отложить, думал Хаадид. Не следует бросаться к вельдам закусив удила. Не узнав, что там ожидает воинов адья. За все время оттуда вернулось лишь двое. Один думал обвести его «вечерними звездами», скрывая за ними настоящее, а другой и вовсе твердит, что там ничего нет. Только люди да деревья. А может, тот, первый, говорил правду? Хаадид усмехнулся. Проверить это легче легкого. Если так, то Тай не мог не захватить с собой столько, сколько мог. Свой человек во дворце Кальги быстро донесет, если туда зачастят торговцы.

— Я подумаю над твоими словами, — бросил Правитель. — Я удивлен, Кальги. Ты ни слова не сказал о моей дочери.

Кровь бросилась Таю в голову. Как же он сглупил! Нет, Ранжином ему не быть. Казалось, он все предусмотрел, но о Гайят он так старательно не думал, что и правда забыл…

— Я… Я не смел… — Тай совсем смешался. — Потому что понимаю: я ничем не заслужил благосклонности и внимания прекрасной Гайят. Я… не выдержал испытания и не достоин даже края ее платка. Я не смел… — Он умолк.

Нельзя, чтобы они встречались без присмотра и говорили, думал Правитель. Гайят неглупа и тоже сразу поймет, что молодой Кальги наводит тень. Он ведь был смертельно влюблен? Неужели его дочь не сможет снова зажечь это чувство? Она опасна, очень опасна. Что же с ней делать?

— Хорошо, что ты сам понимаешь это. Тебе придется забыть о моей дочери. И я не проявлю терпения, если ты будешь искать встречи с нею.

Тай склонился, покоряясь словам Правителя Адья Тэрэк.

Нет, думал Правитель, он зря заговорил о походе, насторожил Кальги. Теперь тот будет намного осмотрительнее. Только полное доверие Правителя усыпит его бдительность. И подозрения вельдов, если молодой Кальги с ними в сговоре. Пусть все они думают, что Правитель Адья Тэрэк верит этим небылицам, что вскоре и думать забудет о каких-то вельдах за делами насущными. А сам он тем временем не спустит глаз ни с Тая, ни с Архала.

— И посему, чтобы ты мог послужить Адья Тэрэк не только со следующей весны, но и прежде… — Хаадид сделал вид, что задумался. — Я буду снисходителен. Отправишься в Дэльгар! Война с Линзором — сейчас моя первая забота. Каждый опытный воин у меня на счету, и пока мы не прогоним врагов из своих земель, я не буду рисковать людьми, посылая их почти на верную смерть в топях, о которых ты рассказывал. И твое место, Кальги, тоже на поле битвы, а не в лесах. Если же война затянется… — Правитель покачал головой, и видно было, что он предвидит именно такой исход. — Тогда…

Он досадливо побарабанил пальцами по столу, изображая раздумье.

— Да… Тем более что квирайя все больше наседают… Скоро тоже войной пойдут. Слишком много сил приходится тратить людям адья! — уронил с досадой. — Да… Твое место там, в Дэльгаре. Возглавишь отряды Кальги. С твоим отцом все договорено, не было лишь военачальника. Теперь он есть. Даю тебе время до осеннего праздника Плодородия. До того дня все приготовления должны быть завершены. А пока для всех остальных придумай что-нибудь правдоподобное. Мне не нужны лишние сплетни. Ты ездил к квирайя? Пусть будет так, придерживайся этого пути. Можешь выдумать что-нибудь… Плен, например. Да, пожалуй, это наилучшая причина, что может объяснить твое исчезновение и долгое отсутствие, — качнул головой Хаадид. — И помни: не ищи встреч с моей дочерью!

Тай снова поклонился. Дэльгар так Дэльгар. Лучше бы сразу, завтра.

Хаадид махнул рукой, отпуская его.

— Кальги! — окликнул в спину. — Я надеюсь, тебе не надо напоминать о клятве именем Кайятрэ, что ты дал на этом самом месте прошлой весной?

— Я помню ее и не нарушу, мой властитель.

Вместо Тая появился вездесущий Тижу.

— Пусть твои люди следят за ним неусыпно. — Тижу кивнул. — Нет. Пусть они сегодня последят за ним. Разыщи мне Рамада как можно быстрее!

Тижу исчез. Правитель Адья Тэрэк склонил уставшую голову на руки. Какая же это тяжесть — бремя власти. Какая тяжесть! И порой она наваливается на плечи и давит, давит неимоверно. А когда тебе кажется, что ты уже ухватил весь мир и держишь его в ладони, ты получаешь легонький щелчок — и уже мал, снова мал, бесконечно!.. И каждый хочет украсть твое сокровище! Что за мука! Что за подлость! И даже мелкие змеи, ползающие рядом с тобой, кормящиеся из твоей же руки, норовят ужалить, как только ты перестанешь бдить денно и нощно. И даже собственная дочь, кровь от крови Сэмержи, предаст тебя в погоне за мечтой о собственном величии! Даже она! Сомнений не оставалось. Все сходилось: слова предателя, мерзавки Айянит, молодого Кальги. В этой части истории он был правдив. Как будто правдив.

Начальник охраны явился в сопровождении Рамада, человека, как отзывались люди Тижу, крайне толкового. Это он уследил предателя Трибала, и не случайно. Хаадид убедился за эти полгода — у Рамада оказался необыкновенно хороший нюх на предателей.

— Там, — поклонился Тижу, — дама пришла от Первой Госпожи. Говорит, у Первой Госпожи Гайят важная просьба к властителю. Ей сказали — время позднее, но она не уходит.

— Гайят? — очнулся Хаадид.

Это знак. Все сходилось, и дочь его сама торопилась подтвердить это.

— Зови, Тижу!

Старый вояка, удивленно хлопая глазами, вскоре ввел Кайру Кайя, молоденькую глупенькую красотку с вечно удивленно вздернутыми бровками, взятую Гайят вскоре после утраты старой сводни Айянит.

Она церемонно присела, повернув головку так, чтобы все могли полюбоваться ее хорошеньким носиком.

— Долгих лет Правителю Адья Тэрэк!

Хаадид даже не кивнул.

— Первая Госпожа Гайят, узнав о возвращении айэта Кальги, просит встречи у властителя. Она настаивает на крайней важности этой встречи. И если бы Правитель Адья Тэрэк согласился принять ее завтра утром, до приема посланника, ее благодарности не было бы предела!.

— Похоже, моей дочери лучше меня известно, что будет на следующий день, с кем я буду видеться, говорить и когда, — процедил Хаадид, еле сдерживаясь, молоденькая Кайя даже вздрогнула. — Учитывая важность, о которой говорит моя дочь, я уделю ей немного времени. Но не перед посланником Морского Союза, а нынче же вечером. Если у нее дело такой неотложной важности, пусть приходит сейчас!

Девушка унеслась вместе со своим испугом.

Король отпустил Тижу и взялся за Рамада. Тот до сих пор казался слишком неуклюжим, слишком огромным в королевских покоях, но на улицах и площадях Чатубы он почти незаметен в толпе, с удивлением докладывали Хаадиду лучшие люди Тижу. То деревенщиной прикинется, то простоватым ремесленником. Это дело как раз для него. У Кальги не так много времени. Если он лжет, если лелеет тайные замыслы… то должен действовать до отъезда в Дэльгар. Ведь там он завязнет, и надолго.

Рамаду было приказано отобрать лучших людей, за которых ему и отвечать головой, и следить за молодым Кальги неусыпно. За каждым шагом, каждым жестом, каждым поворотом головы. За Архалом тоже. Грузный Рамад растворился незаметно, едва Правитель успел отпустить его. Наверное, сразу же ринулся выполнять, предвкушая скорую награду. Этот не упустит. Этот когтями будет рвать. А если Кальги не проявит себя до Дэльгара… Что ж, тогда можно и в подземелье попытаться…

Снова явился Тижу. Сегодня он вместо всех слуг и придворных, вместе взятых.

— Первая Госпожа уже дожидается, мой повелитель!

— Ладно, пусть войдет! И, Тижу! Пусть кое-кто из твоих тоже займется молодым Кальги. Из тех, что пооборотистей. Хочу знать все, даже его мысли. Мысли! Понял?

— Будет сделано, мой повелитель! — Тижу едва заметно улыбнулся в усы.

Сегодня вечер был просто нескончаем. Он так и не превратился в ночь. Да и к чему она, если Хаадиду сегодня и так не уснуть?

— Отец! — Притворно-грустная тень Гайят возникла у дверей.

Поколебавшись немного, подошла в своем зеленовато-серебристом наряде, подобном змеиной коже, остановилась невдалеке. Хаадид указал ей на мягкое кресло, заваленное подушками.

— Я знаю, отец, что в последние дни многие дела отнимают у тебя время, и без того бесценное. Но, услышав о возвращении младшего Кальги, я не могла не настаивать на свидании с тобой. Как мне вести себя с ним при встрече? — И добавила осторожно: — Твои планы в отношении моего супружества еще в силе? — И еще осторожнее, видя, что отец молчит: — Он оправдал твои надежды? Он достиг Земли «вечерних звезд»?

Вот оно, главное. Самое главное для Гайят, Гайят Великой, Гайят Прекрасной! Хаадид помалкивал, заставляя говорить ее. Она, понимая его хитрость, немедленно замолчала тоже. Правитель оттягивал этот миг всю зиму, всю весну, почти все лето. Он не хотел знать правды и все равно уже возненавидел дочь, чувствуя истину. Оставить ее в неведенье или раздавить? Тишина становилась невыносимой.

— Кальги — глупец, — наконец отрезал отец, — и скоро отправится в Дэльгар. Хотя от одной неприятности, — не удержался Хаадид в своей злобе, — он меня все же избавил.

Вот сейчас!

— От Кайя. Хвала богам, он мертв.

Нет, Первая Госпожа не смогла скрыть отчаяния, мелькнувшего в глазах, не смогла помешать бледности прилить к смуглым щекам. Даже при тусклом свете, срывавшемся с нескольких свечей подле нее, это было слишком хорошо заметно. Виновна. Раздавлена.

— Кайя?… Я ведь говорила о Кальги, о Тае? — Голос наследницы остался твердым.

— Кайя отправился вслед за ним и поплатился, — громыхнул Хаадид.

Злоба клубилась в нем, поднималась выше Каскадного фонтана в дворцовом парке, накрывала с головой. Слишком много на сегодня. Даже для наследника трона Адидов. Если он не раздавит гадину до конца, то лопнет. Заодно заставит ее перестать бросать взоры на восток, в таинственные земли вельдов.

— Но более всего меня забавит, что погиб он зря, — криво усмехнулся Правитель. — Кальги мог бы и не возвращаться, я и так знаю истину. Не существует Земли «вечерних звезд»!

— Как? — выдохнула Гайят.

— Это все выдумки проклятых линсов. Человек, подкупленный их презренным золотом, лгал. Ты же знаешь, у этих линсов есть такие… что заставляют любого человека думать и говорить иное — не то, что он видел и думал до этого.

Девушка слабо кивнула.

— Я слышала… и читала. Но никогда не думала, что это правда…

— Твоя Айянит объявилась в Линзоре.

— Я думала, — голос стал просительным, — это злая сплетня, пущенная по Чатубе недобрыми людьми. Неужели Айянит могла?

— Могла! И мы нашли ее в Линзоре! Твоя любимица бежала, как только решила, что она под подозрением, и тем выдала себя!

— И где она теперь? — робко спросила Гайят.

— Ее больше нет, но она умерла, так и не рассказав всего. Жаль! — Он саданул кулаком. — Эти Кайя всегда якшались с отравителями. Им чересчур хорошо известны яды. Мои люди не успели остановить мерзавку!

Едва заметный вздох вырвался у наследницы. Вздох облегчения.

— Зачем линсам было измышлять такую ложь?

— Римафеи умен, Гайят, — скупо отрезал Правитель, словно не желая вдаваться в подробности. — Он собирался напасть этой весной и отвлекал наше внимание на восток. Весьма удачно, надо сказать! — Хаадид криво усмехнулся, будто признавая превосходство короля Линзора.

— Но ты же нашел пергамент, посылал людей… И раньше тоже. Еще много лет назад…

— Я дал себя обмануть пустым мечтам, дочь. Неужели ты думаешь, что в Королевском Хранилище в Линсэрэе нет подобных свитков? Ведь это линсы путешествовали на восток, о них говорится в свитке. И что? Им не понадобились открытые богатства? Они ушли из земли вельдов и не вернулись. Вот лучшее свидетельство. И хватит. Я не желаю больше говорить об этом. Слишком большие мечты рухнули в последние полгода. Великие!

— Так вот в чем причина твоего беспокойства, — ласково проворковала Гайят. — Я вижу тебя только мимоходом и на Советах, лишь изредка. А мне… хотелось бы, чтобы ты заходил иногда… излить печаль, как раньше!

— Ты сама тому причиной, дочь, — злость все еще гнала Хаадида, заставляя уязвить ее хоть как-то, не выдавая всего, что накипело на сердце. — Ты рано стала великой Правительницей. Но знай: великие правители не изливают друг другу своих печалей! Они бегут друг от друга!

–  Великой?… Я не понимаю…

— Я сказал то, что хотел, ни больше, ни меньше, — отрезал Хаадид. — Ты ведь спрашивала о Кальги? Нет, он не будет твоим мужем! Ты права, он слишком прост. И потому пусть едет воевать в Дэльгар, а не докучает тебе здесь своим вниманием.

— И я могу быть свободна от…

— Да, — перебил Хаадид, — можешь.

— На кого же тогда пал твой выбор? — все еще старалась она.

— Разве ты недостаточно умна, чтобы выбрать себе наилучшего супруга? — Хаадид явно насмехался, но какая-то сила не давала ему успокоиться, несла и несла вперед, как на ветрах песчаной бури.

— Я, благодаря заботам своего отца, все еще цела, несмотря на злые умыслы линсов, — не выдержала и Гайят. — Но эта чрезмерная забота затрудняет мой выбор, поскольку понемногу лишает всякого общества! — Она спохватилась и снова приняла почтительный тон. — Отец! Может, угроза уже не столь велика? Может быть, я могу перестать быть затворницей?

— Нет! — отрезал Хаадид. — Пока угроза сохраняется, ты будешь жить под охраной! Сколько понадобится!

— Но я… как в тюрьме! Как в клетке! — просительно воскликнула девушка.

— Зато тебя не просто достать! — Он окинул дочь холодным взглядом, и она съежилась.

— А разве… Адиже не угрожает та же опасность? — Гайят впилась ногтями в ладони, доставив этим немалое удовольствие отцу.

— Адиже? Та же угроза? Нет! — И он встал, показывая, что не намерен больше тратить время.

Она тоже поднялась, прямая и тонкая, как стрела, в своем змеином наряде. Тряхнула темными кудрями, змеящимися из-под золотой сетки.

— Благодарю тебя за заботу, отец! — Гайят поспешно повернулась, не желая, чтобы Правитель заметил, как исказилось ее лицо.

«Уверен, что придет время — и ты отплатишь мне тем же! — прошипел Хаадид про себя, еле удержавшись, чтобы опрометчивые слова не вырвались наружу. — Если я позволю!»

Она прошла мимо стражи и направилась в свои покои в сопровождении охраны, без которой теперь не появлялась нигде, и Кайры Кайя, молоденькой и глупенькой, не чета Айянит. Но молодые и глупые, оказывается, надежнее. Кто бы мог подумать, что ее Айянит, верная Айянит!.. Гайят опять впилась в ладони острыми коготками. Или отец лжет ей? Зачем?

Влетела в опочивальню, словно зимняя буря в степи. Подошла к окну, долго стояла, всматриваясь в ночной мрак. Отвердела лицом, успокоилась. Встряхнула изящным серебряным колокольчиком.

— Куда подевались слуги? — обернулась к замершей Кайре.

Служанка, еще моложе Кайры, торопливо вбежала, подслеповато моргая, пытаясь скрыть, что заснула в соседней комнатке, дожидаясь госпожи.

— Немедленно разбуди остальных! Я не хочу больше видеть эти занавеси! — Она ткнула пальцем в бархат, затканный золотом. — Они мне до смерти надоели! Возьмите ту восхитительную голубую материю со звездами, что подарили посланники Морского Союза. Чтобы к утру были готовы новые! Ясно?! К утру!!

Девушка склонилась, со сна так и не удивившись внезапной прихоти Первой Госпожи.

— Все будет исполнено, госпожа!

— И горе вам всем, — усмехнулась Гайят, лениво опускаясь на скамью, заваленную подушками, — если вы не успеете к рассвету!

Девушка присела еще раз, склонив головку. Но Первая Госпожа уже всматривалась невидящими глазами куда-то вдаль.

— Долгих лет Правителю Адья Тэрэк! — прошептала наследница.

Тай уныло плелся темными улочками ко дворцу Кальги, сдерживая Ижока. Отец наверняка уже с нетерпением ожидал Тая в родном доме, но возвращаться туда тотчас же не хотелось. Отец не менее проницателен, чем Правитель Хаадид, он сразу заметит беспокойство сына, волнение, стыд, примется расспрашивать. Уж ему-то лгать совсем не хотелось. А что он скажет отцу? О плене, которого не было? Или замкнется в молчании?

Или это собственное предательство так давит?

Кайятрэ! Лучше бы он умер тогда, в лесу.

И в чем он преуспел? Преуспел ли вообще? Поверил ли ему Правитель? Как будто да. Как будто… И все равно хотел снарядить новый поход в Землю «вечерних звезд». Но сначала сгоряча. Потом вроде остыл. Опять же вроде… Но поход отложил до весны. И то если война закончится или утихнет к тому времени.

Тай пытался сообразить, что же у него вышло. Стал бы Правитель Хаадид откладывать, если бы еще мечтал о «вечерних звездах»? Стал бы он откладывать, когда на пороге война и золото необходимо, как никогда? И прежний блеск в глазах Хаадида утих, и смотрит он мрачно, точно уже уверился в том, что мечта его разбита. Ему ведь не хуже Тая известно, что быстротечных войн с линсами не бывает. Одна Виктия чего стоит. И откладывать поход до победы — все равно что откладывать на годы. Сколько воды прольется дождями до той поры. Глядишь, к весне Хаадид и вовсе раздумает посылать лучших воинов неведомо куда. А там, через год-другой…

И все-таки что будет, если Хаадид осуществит свое намерение? Что тогда изменится для Земли «вечерних звезд»? Тай напрягся, словно пытаясь проникнуть взором в будущее. Если будет новый поход — почти ничего. Но будет ли? И Тай поведет этих людей. Не под своим началом, а как проводник. Что ему делать тогда? Он ведь обещал, что не допустит резни вельдов. Но ведь с ним будут свои же, воины адья. Что он сможет против них? Как он сможет? Голова лопалась от всех этих мыслей, шла кругом. Нет, так нельзя. Он и так сделал все, что мог. Сейчас его дело — мятежный Дэльгар, а весна… до нее еще далеко. А может, и еще дальше, чем Таю сегодня кажется. Может, он понапрасну беспокоит себя пустыми домыслами…

Тай услышал крики, доносившиеся из близкого проулка. Ничего необычного, в Чатубе ночью всегда неспокойно. Он нахмурился: однако ж не в Дайчане, не в торговых кварталах. Как его сюда занесло-то? Ижок дороги не разбирал, а Тай вместе с ним, так получается?

К крикам добавился далекий звон. Тай уже заглядывал в проулок. Сражались где-то недалеко. Вновь послышался крик о помощи. Странный какой-то. Не дело высокого айэта вмешиваться в разбойничьи дела, но Тай тронул пятками коня, направляя его в темный провал узенькой улочки, думая о том, что надо бы кликнуть стражу. В здешней округе, рядом с домами торговцев, ее много. Однако Тай даже не позаботился подать голос, созывая стражников. Ему нужна была эта потасовка, даже если там убивали какого-то мелкого бродяжку.

Луна светила неярко, но довольно, чтобы он скоро различил несколько черных фигур. Другая половина улицы тонула во тьме, там тоже кто-то барахтался. Он соскочил с Ижока на ходу, вытаскивая меч, пытаясь разобраться, кто кого режет. К нему уже ринулись две тени, отделившиеся от общей потасовки. Им не повезло. Таю было невмочь, хотелось излить всю боль, что он унес из дворца, что тащил с собой через степи Земли Адья, через Великие Леса. Здесь и сейчас.

Первый из двоих напоролся на лезвие, едва подскочив к Таю, шарахнулся в сторону, еле удерживаясь на ногах, унося в своем теле кинжал, ранивший его. Тай так и не успел его вытащить, отражая неожиданно ловкую атаку второго. Ковыляя, раненый еле добрался до стены и тяжело привалился к ней, медленно сполз вниз. Второй же разбойник принялся крутиться вокруг Тая, осыпая градом мелких незначительных ударов, пробуя выучку пришельца. Тай ответил тем же, отдавая должное мастерству разбойника… уж скорее, наемника. Да еще какого!

Из тьмы выскользнул еще один силуэт и с отчаянным криком ринулся вдоль улочки, к выходу из нее, но тут же рухнул, словно у него подломились колени, неподвижно распластался на камнях. Из темноты снова раздался крик о помощи.

— Держитесь! Стража близко! — подбодрил Тай окриком и нападавших, и защищавшихся, отражая все более заковыристые выпады наемника и приходя от этого во все большее возбуждение.

Вот оно! Давно не было такой схватки! Хотя если бы Тай не потерял свой кинжал, этому разбойнику с двумя короткими клинками пришлось бы несладко. Тай несколько раз плащом ловил удары, направленные в него. Но тем лучше. Тем слаще будет победа. Этот человек еще не знает, с кем связался!

Он ловко отскочил в сторону, крутнулся, пропуская соперника мимо себя… и вдруг застыл, почувствовал знакомую иглу внутри, еле вздохнул грудью. Как будто что-то перегородило ее пополам. Тай сразу же втянул остывший вечерний воздух вновь. Нет! Только не сейчас! Он часто задышал, сражаясь с резью, поднимавшейся внутри, скрывая свое замешательство от соперника. Занес меч… и чуть не выпустил, так пронзило его нутро резкой болью.

«Ничего, — попытался он успокоить себя, — пройдет. Сейчас пройдет. Боги Адья, должно пройти!»

Противник начал теснить его, но Тай лишь отражал удары. Неловко, с натугой, стараясь сохранить силы. Поздно заметил, как разбойник загнал его в узенький темный простенок, где меч стал почти бесполезным. Короткие же клинки незнакомца оказались как нельзя кстати. Второй раз нападавший проткнул в темноте его плащ. Тай резко дернулся, наматывая ткань на кисть разбойника. Выронил меч, сдерживая другое запястье противника, резко кинулся назад, цепенея от того «ножа», что сейчас резал его грудь изнутри. Клинок нападавшего звякнул о стену позади, а человек едва избежал той же участи. Послышался треск ткани. Теперь уже кисть Тая с силой выкрутило в сторону. Соперник неуловимо дернулся. Тай вскрикнул. Его колено взорвалось болью и подломилось. И тут вдруг Таю померещилась еще одна тень на противоположной стене, освещенной луной, — огромная, клыкастая и хвостатая. Откуда тут ти-кой? От боли почудилось?

Внезапно раздался потрясающий рык. Не хуже, чем смог бы Сие, и прямо рядом, почти над ухом у наемника. Соперник вздрогнул, на миг отшатнулся в растерянности, невольно огляделся, не зная, чего опасаться, откуда вообще свалилась напасть, и Тай тут же прыгнул на него, увлекая на землю. Чувствительно садануло по ребрам. Хвала богам, разбойник промахнулся, потеряв равновесие. И оземь грянул изрядно. Лишь несколько ударов понадобилось, чтобы успокоить его. Тай вскочил, силясь отдышаться. Подобрал меч, осторожно вздохнул несколько раз. Вроде полегчало, хоть и скребет до сих пор. Но ничего, он же не может бросить остальных.

— За Кальги! — кинулся он, прихрамывая, в схватку в глухой тени.

Кто-то поспешил убраться с его дороги, настоящий верзила, на голову выше. Остальных не разобрать.

— Держитесь!.. — прохрипел Тай. — Стража идет, я слышу!

Его меч скрестился с другим клинком, но нападавший сразу же отскочил далеко, в сторону. Разбойников осталось трое, третий тоже жался к остальным. Тай, все еще натужно дыша, не рискнул налететь сразу на троих. К стене, рядом с ним, приникло две темных фигуры. Это из тех, что оборонялись. Одна, все еще живая и, похоже, невредимая, вторая привалилась рядом, медленно сползая вниз. Все, больше ничего не разглядеть. Тот, что еще в силах был драться, пытался одной рукой удержать раненого от падения. Верно, этот самый раненый и хрипел. Его стон услышал Тай, бросаясь на разбойников. Немножко не успел, самую малость.

— Прочь! — крикнул верзила, видно, разглядев, что силы почти выровнялись. Или, может, стражи испугался.

Разбойники отошли, выставив мечи, принялись обходить Тая. Тот безрассудно рванулся вперед, презрев свое тяжкое дыхание и жернова в груди, но только успел достать клинок верзилы, как услышал сзади:

— Довольно! Пусть уходят!

Верзила тоже не настаивал. Он легко ушел в темноте из-под удара и тенью скользнул в ту сторону, где валялся разбойник, оглушенный Таем.

— Берите этого! — Опять верзила. Голос у него… Знакомый такой.

Двое уцелевших подхватили своего товарища под руки, а верзила почти взвалил на себя раненого, которого Тай угостил кинжалом. Они медленно отступали вдоль улочки лицом к противникам, выставив оружие. Скрылись в тени, только шаги доносились еще какое-то время, постепенно стихая в темноте.

Тай настороженно проводил их взглядом и, тяжело дыша, обернулся к незнакомцам.

Уцелевший придерживал раненого под мышками.

— Помоги! Друг!

Но Тай прежде кинулся к упавшему посреди улицы. Однако тому помощь была уже не нужна. Нож вонзился прямо в затылок. Он вернулся обратно. Тяжело присел, подставляя плечо.

— Эй! Стража! — заорал вдруг почти над ухом незнакомец, единственный вышедший целым из схватки. — Мы здесь! Здесь! Эй! — прислушался. — Где стража? — с беспокойством, даже раздражением, воскликнул спасенный.

— Нет никого. — Тай с натугой выдохнул, приподнялся, и раненый застонал. — Это я так… просто крикнул. Вдруг устрашатся.

— Устрашились, — проворчал говоривший, подпирая раненого с другой стороны. — Но мне нужна помощь! Мой сын ранен!

Странно он говорил, то ли поспешно, то ли, наоборот… как будто рот у него перекошен, в темноте не разглядеть.

— Я помогу. — Тай двинулся вперед, еле переставляя ноги, увлекая за собой обоих. — У меня есть конь. Эй, Ижок! Ижок!

Он свистнул. Тишина.

— Подержи! — Он пошел вперед и вдруг услышал громкий стук позади себя. — Да не стучи ты без толку! — крикнул и схватился за грудь. — И так ночью не откроют, — добавил тише, — а после потасовки…

Махнул рукой, пошел дальше, зовя жеребца, глухо высвистывая.

— Глупая кобыла!.. Никчемный сын дохлой лошади!.. — бормотал он на ходу. Еще раз свистнуть хотел, но не смог. — Ижо-ок! — сдавленно выкрикнул.

Вот уже и конец улочки. Ara, робкий перестук копыт. Тай повернул вправо и обнаружил невдалеке пропажу.

— Вот умница, Ижок, молодец, — осторожно приблизился к лошади.

Жеребец всхрапнул. Лучший в конюшнях Калинша! Да в битве ему б цены не было… для врагов! Тай присвистнул, успокаивая безмерно трусливое, как оказалось, животное. Драгоценные мгновения, могущие много стоить раненому, уходили на то, чтобы успокоить Ижока. Если бы не расколовшаяся ставня, за которую он зацепился поводом, искать бы его Таю по всей Чатубе. Наконец он обуздал упрямство и страх Ижока, влез в седло и двинулся в проулок.

Спасенный уже не колотил бесполезно в ставни и двери, а дожидался Тая.

— Он в седло сесть сможет?

Отец что-то спросил у сына, вцепившегося в его плечо. Вот оно что. Чужеземцы. Сын, видно, ни слова на адья сказать не может. Раненый что-то простонал в ответ,

— Удержаться сможет. Сесть трудно.

— Давай!

Тай помог взгромоздить раненого в седло. Снова отдышался, вызывая неудовольствие своего спутника. Тот все переступал с ноги на ногу. Тай повел коня за повод. Отец сбоку придерживал сына, склонившегося на холку. Они медленно поплелись на большую улицу.

— Лекарь, где тут лекарь?! — спрашивал незнакомец уже который раз.

— Не знаю. Вот что, — обронил Тай через плечо. — Тут до дворца Кальги не так уж далеко осталось. Там есть лекарь, и очень хороший. Дотерпит твой сын?

Они вынырнули на широкую улицу. В стороне мелькали факелы. Стража наконец-то.

— Не придется так далеко идти, — Тай вздохнул с облегчением, боль понемногу уходила из груди, оставляя после себя только малый след и большую усталость. — Они тебе сейчас ближайшего лекаря укажут. Зови!

— Эй, стража, помогите! — закричал незнакомец в сторону факелов. — Стража!!

Оттуда затопотали. Вскоре их обступили стражники, помощник ахада начал разбирать дело, спросил имена. Оказалось, Тай спас не кого-нибудь, а самого посланника Морского Союза. И сына его, получается. Тот указал стражникам место, где они оставили еще одного убитого, тоже из тамошней знати. И что они тут делали все втроем посреди ночи? Помощник ахада распорядился, и больше половины отряда сорвалось в указанный проулок. Толку-то гоняться… Времени изрядно утекло.

Тай тоже назвался, удивив невероятно воинов Правителя. Конечно же, многие уже слышали о его возвращении, но чтобы встретить айэта Кальги сразу же, да еще здесь! Посланник не понимал, чего вдруг все позабыли о нем, и сурово вклинился в речи стражника, напоминая, что сын его тяжело ранен и тратит последние силы.

Пеший отряд в сопровождении Тая и его Ижока проследовал до самого дома лекаря.

— Что этот Кадай? Хороший лекарь? — все расспрашивал посланник.

— Хороший, еще какой хороший, господин! — то и дело оборачивался помощник ахада, обалдевший от значительности истории, в которой очутился. Шутка ли, наткнуться и на посланника соседних земель и на знатного айэта, весть о возвращении которого уже успела облететь всю Чатубу.

У самых дверей дома лекаря посланник, вспомнивший вдруг о своем нежданном спасителе, наконец обернулся к Таю. Выразил благодарность, простовато, без изысков, еще раз спросил имя, даже не извинившись при том. Только тут иноземец удивился, как будто понял в первый раз. Кальги? Это из рода Архала Кальги?

Тай слишком устал сегодня, чтобы одергивать чужеземного гостя за его неучтивость. Все-таки сын… Может, он умирает. Не до церемониала. Должно быть, этот парень, которого стражники только что стащили с Ижока и осторожно понесли в дом, не старше Тая. В ярком свете факелов Тай хорошо разглядел тяжелое, хищное лицо его отца, с непомерным горбатым носом и старым кривым шрамом у подбородка. Одежда посланника тоже была залита кровью. Царапина. Мочка уха разрезана, и дальше до самой шеи след тянется, неглубокий. Казалось, посланник не замечал своей раны. Бывалый воин и решительный к тому же, сразу видно. Несмотря на мимолетное удивление, он вовсе не стремился разглядывать спасителя, все оглядывался назад, на лестницу за распахнутой дверью.

— Счастлив, что смог оказать эту небольшую помощь посланнику, — Тай отошел на шаг, приближаясь к Ижоку.

— Я не забуду этого, — твердо сказал посланник, так же, как ронял все свои слова. Только чужеземный выговор делал их полуоборванными. — Это мой единственный сын. Я — вечный должник айэта Кальги.

Тай залез в седло. Голод зверем грыз внутри. Он так и не успел ничего вкусить под родной крышей, когда поспешил к Правителю. Да и отец его, должно быть, уже полночи прождал. К голоду и усталости добавились еще и угрызения совести, и Тай поскакал во всю прыть прямиком во дворец Кальги.

Родной дом встретил его редкими огнями. Только Анду преданно караулил его у дверей до сих пор да еще двое слуг томились в ожидании его прибытия из дворца. Айэта Архала так и не удалось известить о возвращении сына.

Ак Ми Э бережно укладывала свежесорванную траву фэн в корзину, стараясь не отдаляться от Матушки. Пора возвращаться. Тин Ло, наверное, скоро захочет есть. Да и Сис Мя Э надо пожалеть, замучалась, поди, совсем с крошкой.

Девушка улыбнулась травинкам. Только им можно пожаловаться на судьбу свою счастливую. Она опять вернулась к Матушке, но не в маленький домик рядом с рощей тин-кос, нет, а в помощницы. Коли духи ее так отметили, такой честью наградили, то и родичам не зазорно разрешить бывшей Хранительнице снова Роду помогать. Теперь уж, дело известное, настоящей Хранительницей Рода Ак Ми Э уже не стать, отказалась она, сама отказалась, не вернешь того, что упущено. Но почему ей не доверить травы собирать, отвары целебные делать — дело, в котором она мастерица такая? Почему ей не позволить с хворыми сидеть да убогими, раз духи против ничего не говорят?

Вот ведь как… Раньше гнали, теперь зазывают везде. Если что случится, сразу Хранительницу кличут, а за ней Ак Ми Э — на удачу да на здоровье. А Хранительница пусть со злыми духами справляется, и время надо на то, и силы. Вот Ак Ми Э и призывают. После рождения Тин Ло да нового священного тин-кос родичи ее понемногу привечать начали, а теперь уж норовят задержать подле себя подольше. А в этот час сами с Тин Ло возятся, если младшая Хранительница Сис Мя Э не может к себе его взять.

Вот ведь как… То ненависть и злоба, то радость и почет. А она как была, так и осталась, все та же Ак Ми Э. За что же ей та злоба, еще вчерашняя? За что же ей сегодняшний почет?

Неуютно стало в родном поселке, с уходом Тая и вовсе печально сделалось. Девушка вздохнула. И Тин Ло скоро так разбалуют, что ни сладу ни ладу не будет. Ведь его же каждый встречный позабавить или одарить старается. Женщины стайкой рядом вьются, когда Ак Ми Э по поселку идет с дитем, дотронуться хотят, погладить, слово ласковое сказать. И мужчины тоже хороши… здороваться уже всерьез с ним начали, с младенцем-то несмышленым!

Она положила последнюю горстку травы фэн сверху резко пахнущей кучи. Прикрыла чистым полотном, чтобы не просыпалось по дороге.

— Матушка! — крикнула, прислушиваясь к лесу. — Ты где?

— Ак Ми Э! — подала та голос из-за деревьев.

Девушка взвалила на спину огромный короб и пошла на зов, аккуратно переступая. Топкие места, низина неподалеку от поселка. Лето уже к концу повернуло, вот дожди и хлещут то и дело. Трава просохла со вчерашнего, а землица, и без того вязкая, уронить норовит. Ноги разъезжаются, да еще как будто камни привязаны, столько грязи налипло. Связанная и перекинутая через плечо обувка Ак Ми Э чуть не потерялась, пока она выбиралась на место повыше.

— Матушка, я уже полную набрала!

Она сняла с плеч короб и поставила на полянке, где до сих старалась Старшая Хранительница.

— Да я уж тоже… сделала… дело свое… — Матушка с натугой распрямилась, держась за спину. — Ох, стара я, стара… стала… мочи нет. Дай дух перевести…

Ак Ми Э подскочила, усадила ее, сама закрыла полотном Матушкин сбор, затянула ремешки на коробе.

— А ты посиди, посиди, Матушка! Полегчает, тогда и в путь тронемся. Идти-то близко совсем.

Она посмотрела на свои перепачканные ноги. Ей до ближайшего ручья босиком идти придется. А если в тот, что внизу остался, слазить опять, то досюда она снова перемазанная доберется. Потому идти им неспешно: здесь в низинах жалящей травы много, как бы не напороться невзначай.

— Не суетись, присядь тоже, — Матушка почти отдышалась. — Даже хорошо, что передохнуть надо. Я, Ак Ми Э, с Ак Ло Таном давеча говорила… Приходил он ко мне… Про тебя речь заходила.

Девушка опустила глаза.

— К тебе… А я — то думала, что раз перестал он подле дома моего являться, то успокоился… Остепенился, думала.

— Он сказал, что ходить боится рядом с тобой. Себя боится, совсем истаял парень.

— Так и лучше, наверное. — Ак Ми Э сама опустилась рядом с Матушкой. — Пускай не ходит. Глядишь — и забудется все.

— Не забудется, девочка, и не думай про то, — Хранительница покачала головой. — Он ведь у меня приворотного обряда просил…

Ак Ми Э сразу подбросило вверх, на корточки.

— Как?! Как это можно? Я не его жена! Как он придумал только! К тебе с таким приходить!

— Потому и спрашиваю у тебя, Ак Ми Э.

Зачем? — Девушка удивленно глядела на Матушку, не понимая, к чему все эти речи.

— Затем, что не его жена, потому не могу без твоего согласия приворота просить у духов, — терпеливо пояснила Матушка,

— Ты что-то не то говоришь… Да и глядишь… чудно. Старая Хранительница на самом деле глядела смущенно, и в тот же час хотела казаться и в меру строгой, и сердечной к неразумной Ак Ми Э. Вот поди, убеди такую упрямицу в благе своем.

— Не его, — качнула головой Матушка, — не его жена, правда твоя… но и ничья теперь. Коли захочешь…

Ак Ми Э отмахнулась в испуге.

— Я говорю: коли захочешь! — Матушка сделалась строже. — Вот ты машешь и машешь руками и плачешь ночами по своему адия! Мне Сис Мя Э рассказывала. Забудь Сан Хи Э! Нет его! Как и не было.

— Как же не было? — прошептала Ак Ми Э просительно. — Как же так, Матушка? Не было!.. — Слезы покатились по щекам крупными зернами. — Не было… Как же не было? А Тин Ло? А дерево тин-кос? — всхлипывала она. — Что ты такое говоришь? Как можешь говорить такое?

Она повалилась на добрые руки старой Хранительницы. Та уложила ее голову на колени, принялась гладить, уговаривать, как дитя малое.

— Да был, был… Успокойся, девочка… Или нет, поплачь, поплачь, легче станет. Горе выплачешь, оно и уйдет.

Ак Ми Э повернула к ней залитое слезами лицо, хлюпнула покрасневшим носом.

— Да нет уж горя никакого… — снова всхлипнула. — Я о Тае… о Сан Хи Э уже давно не плачу, вспоминаю только. Сис Мя Э напутала. Не по нему я плакала, по Ак Ло Тану, по старой удаче его, по старой силе. По тени его, по тому, кого нет уже. А Тай… он везде, он не уходит, он тут остался. Он всюду. Я как поняла, так плакать и перестала. Его это место, родное, тут ему и быть. Куда бы ни пошел, возвращаться станет. Как я. У него и корень появился теперь, дерево нашего Тин Ло! Мы же хотели… ты сама говорила… чтобы он тут корень заимел!

— Как это везде?… — пробормотала Хранительница. И строже добавила: — Опомнись, девочка! Сан Хи Э не дух здешний, человек он, и сейчас в Земле Адия уже, если звери в лесу не порвали. Не может он тут быть. Не гневи духов! Они отомстить могут!

— Они? — Ак Ми Э улыбнулась лесу. — Они — нет. Они справедливые. Это люди отомстить могут. Почем зря… — Она вздохнула.

— Ты будешь учить меня, каковы наши духи и чего могут, а чего нет? — Хранительница рассердилась всерьез.

Ак Ми Э приподнялась с ее колен.

— Да я почти всю жизнь с духами живу, с ними встаю, с ними засыпаю! А ты всего раз видела! И то ничего не уразумела! — не могла успокоиться Матушка.

Девушка, не ожидала такой бури от всегда ласковой и покладистой Хранительницы, строгой всегда в меру и такой спокойной перед духами.

— Они разные для всех… — прошептала девушка, понуривши голову. И зачем она такое сболтнула? — Для тебя, стало быть, одни, для меня — другие… Как хотят, так и являются. Где хотят, там и живут…

— А ты как знаешь? — оторопела Матушка. Девушка пожала плечами:

— Знаю, и все. Я после дерева того… ну, когда Тая моего спасала… я снова видеть перестала, и слышать тоже… только… знаю ни с того ни с сего. Как будто всегда знала, как будто родилась такая, не помнила только. А как знаю, не знаю… — Она запуталась в словах и примолкла, поглядывая на Матушку.

Какое-то время они сидели в молчании.

— Ладно. Не будем попусту духов поминать, — примирительно сказала, наконец, Старшая Хранительница. — Но твой адия ушел и не вернется. Так что нет у тебя здесь больше мужа. Ты вольна заново выбирать.

— Вольна… — Девушка задумалась. Слезы уже подсохли, но нос все еще пламенел, указывая, как ей было худо недавно. — Вольна, конечно. Но не хочу я. У меня Тин Ло остался.

— Подумай, Ак Ми Э, — уговаривала Матушка. — Если б тебе до Ак Ло Тана дела не было, ты б о нем не плакала, да еще горше горького. Ты обмануть себя хочешь, потому и страдаешь. Вы же еще мальцами вместе бегали, друг друга никуда не отпускали. Отказалась от него потом, по закону сделала, потому и умница… да только духи жертвы твоей не приняли. — Хранительница принялась поглаживать руку Ак Ми Э, мягко, но настойчиво увлекая девушку своими словами. — Значит, быть вам вместе по всему выходит. А твой адия только затем и пришел, чтобы кровь свою в Род наш влить. Принести нам Тин Ло. Ты гордиться должна, девочка, тебя духи выбрали, чтобы новое дерево вырастить. Ты свое уже сделала, теперь пусть природа свое возьмет. Прими Ак Ло Тана и успокойся в счастье.

— Да не нужен мне Ак Ло Тан! Как ты не понимаешь! — почти простонала девушка. — Я и того не любила, которого пять лет назад оставила. А этого и вовсе не знаю! Чужой он мне!..

— Так узнай! Адия твой тоже, верно, не родным глянулся сперва.

— Так-то оно так, — не соглашалась девушка, — да ведь глянулся уже! Не поделаешь ничего! Не могу я ничего поделать! И не хочу ни капельки!

— А я тебе и говорю, — кивнула Матушка, — приворотный ритуал прими. Духи плохого не сделают, с неподходящим тебя не соединят. За тобой же Тин Ло остался, а они о дитяти не меньше нашего заботятся.

— К чему тут Тин Ло?

Ак Ми Э противилась, как могла, Хранительница и не подозревала, что столько хлопот с нею будет, что бывшая воспитанница ни одного разумного слова не услышит.

— А как же? Неужто Род смотреть будет и радоваться, что надежда его без отца растет? Без корня пропадает? Кто его мужчиной сделает? Кто отцовский корень уважать научит?

— У него есть отец! — Ак Ми Э отшатнулась, придвинулась спиной к стволу старого мшистого лесного великана, словно отыскивая у него защиты. — А Род обещал сам о дитяти позаботиться!

— Так мы и заботимся. Это ты, упрямица, слушать ничего не желаешь!

— Мы?! — воскликнула девушка. — Какие это мы? Так это не один Ак Ло Тан старается?

Хранительница оставила свои уговоры, опять пустила строгость в глаза.

— А как же? Он тебя любит. Заботиться будет, беречь… и тебя, и сына твоего. И потерянный мужской корень Тин Ло окрепнет. И вырастет мальчик, как положено, с отцом и матерью, а не одиноким деревом вдалеке от остальных. А что ты думала, Ак Ми Э? Одна бы ты была — хоть в леса беги, скачи с ти-коями, стеки вниз с рекой, обернись листом на дереве — никто бы слова не сказал. Но у тебя дитя! И непростое! Наше дитя!

— Мое! — как подстреленная птица, дернулась Ак Ми Э.

— Нет! — жестко бросила Матушка. — Не хочешь понимать в своей материнской жадности — так я тебе разъясню, раз ничего другого не остается! Ты — часть Рода, ты — его дитя. И Тин Ло тоже! Но не тебе его судьбу решать! Потому Хранительнице своих детей и не положено по законам предков: не сможет она равной мерой мерить своих и всех остальных. Она — мать всем И Лай. Потому и закон такой — своих лишиться, чтобы жадность не лелеять, чтобы про всех одинаковой мерой думать, одинаковой мерой заботиться. Потому и слово Хранительницы самое последнее, самое верное! Я забочусь обо всех людях И Лай, а не ты. Ты же от прошлой весны только о себе печешься… да еще теперь о дитятке своем. Только, девочка, вышло так, что не простое твое дитя, священное для всех И Лай. Ему путь Роду указывать, ему нести нам процветание! Потому не твое слово над ним последнее, не твоя забота последняя, а всего Рода! И решать его судьбу всем нам, а не тебе одной! Не ты заботишь меня, а Тин Ло, его радость, его здоровье, его полнота, его счастье. Потому что с ним — судьба И Лай!

Ак Ми Э вновь опустилась на мягкую, уже слегка пожухлую траву, пока говорила Хранительница. Сил не было. И слез почему-то не было. Ничего. Не ты заботишь меня, а Тин Ло, его счастье… Не ты заботишь меня, а Тин Ло… Не ты… Ак Ми Э, не ты…

А как же… равной мерой? Всех детей равной мерой?… Не мигая, глядела она на старуху.

— Что? Что ты так глядишь, Ак Ми Э? — Хранительница сбилась, глядя в полные боли глаза девушки.

Но та молчала.

— Ак Ло Тан, он себя этой зимой плохо показал, еще как плохо, — старуха покачала головой. — Но предки И Лай за то осудили его не наказанием, а долгом твоей малой ветви, разве не помнишь? Так духи после ви-тана присудили. Вот он и будет отдавать: и тебе, и Тин Ло, и Роду. И любит тебя! Тебя, глупенькая! А не то сокровище, что сын твой Роду несет. Вот о чем подумай. Да и не подпустит он к тебе близко никого, кроме себя… А зачем в страхе жить? Зачем в страхе вставать и ложиться? Так для всех лучше будет. Да слышишь ли ты меня, девочка?

Ак Ми Э сглотнула, заставляя себя выдавить хоть несколько слов.

— Решили? Уже все решили? За меня? Ради Тин Ло, говоришь? А знаешь ли ты, Матушка, что Ак Ло Тан отца его чуть не погубил? А знаешь ли ты, что в Тин Ло ему не благословенье видится для людей И Лай, а только кровь чужая? Так и сказал… я помню… — Она стряхнула внезапное оцепенение. — Каким отцом он будет Тин Ло? Чему научит? Как ненавидеть? Как меж людьми неправду сеять? Как мучить меня своим желанием, которого я не хочу? Неужто я сама для своего дитятки лучшей доли не найду? Нет моего согласия на приворот! И не будет никогда! — крикнула она Матушке в лицо.

— Хорошо, — та тоже побледнела. — Раз так, то так тому и быть. Пускай не Ак Ло Тан, пускай кто-нибудь другой. Ты любого выбрать можешь. Любой за честь посчитает. Но выбрать ты должна, Ак Ми Э. Ты не одна в лесу живешь. Это наше дитя, и люди И Лай не позволят тебе жизнь его загубить… вместе с надеждами всего Рода!

— Нет! — выкрикнула Ак Ми Э.

— Упираясь, ты поднимаешь свой голос против Рода, понимаешь ли ты? Против духов И Лай, что даровали тебе такое счастье!

— Какое? Тин Ло? Да, это счастье. Он — мое счастье, а не священное дерево в роще. Лучше бы его не было! — простонала девушка и тут же осеклась, настолько жутко прозвучали ее слова.

— Думай, что говоришь! — зашипела Хранительница. — А то вовсе ребенка можешь лишиться. Вот про что духи остерегали, про что на ритуале сказать хотели. Нам жить, нам решать. Вот мы и стараемся все!.. Кроме тебя! Одна ты своим глупым упрямством поступиться не можешь! Своего адия забыть! Девчонка! Ты недостойна такого великого дара!

— А кабы не мой адия, Матушка, то и дара б не было! — Ак Ми Э тоже зашипела. — Боитесь вы все, что удача мимо Рода проскочит, дрожите, вот и решаете все за Тин Ло!.. А вы спросили его, дитяти моего?

— Да он дитя неразумное, что он сказать-то может? — увещевала старуха расходившуюся Ак Ми Э.

— А как же дитя неразумное путь указывать будет? — Губы девушки искривились. — Да еще всему Роду?

— Это когда вырастет… — назидательно начала Матушка, но Ак Ми Э не дала ей договорить.

— И как же он Роду тогда указывать будет, когда ему самому к тому часу все уже укажется?! Род постарается! Для счастья его! Да, по правде, для своего же страха! Вы к себе в сердца загляните — они ж от страха черные! Как бы не упустить удачу, духами посланную! Как бы лепестки все мимо не пролетели! Вот и стараетесь!

Хранительница медленно встала.

— Ты сама не понимаешь, что говоришь, Ак Ми Э. Потом жалеть будешь — да поздно. Род сказал свое слово. Круг Старших сказал свое слово. Старшая Хранительница сказала. Тин Ло должен с отцом расти и с матерью. И если мать разум потеряла от какого-то адия, о Роде своем позабыла, то что ж… я испрошу приворота без твоего согласия. А мужа тебе выберут духи И Лай. Вот только вернутся наши охотники, что твоего адия повели через Великие Леса. Если до того времени остепенишься, — швырялась она словами, как камнями, в беззащитную Ак Ми Э, — то сама сможешь выбрать, еще раз говорю. Подумай! Лучше так, чем иначе.

Она тяжело взвалила корзину на спину, поправила лямки на плечах, поглядела на девушку, но та не трогалась с места. Хранительница отправилась в поселок одна. Ак Ми Э еще сидела камнем, когда та скрылась за деревьями.

— Нет, — простонала она тогда, — я не отдам тебя, Тин Ло, сынок, чужому человеку! — И сама дернулась от своих слов. — Кто будет тебя любить, кто будет любить, как я? Для них ты Священное Дерево, великая честь, надежда Рода… — Она загребла обеими руками землю, ломая ногти. — И что, что я могу против Рода?!

Ударила перепачканными кулачками.

— Нет, как же против… Рода… — горестно вскрикнула и осеклась. — Нельзя… жадность… нельзя себе… Тай, где же ты, Тай, любимый!.. Где ты… Помоги… хоть чем-то…

Он не вернется. Никогда.

Упала на землю без сил. Наплакавшись, приподнялась.

— Духи И Лай, — заговорила, обращаясь к деревьям вокруг, — вы того хотели для Тин Ло? Если скажете, что того… я покорюсь Роду… Покорюсь, клянусь вам, духи предков! Забуду про себя, про Тая, моего любимого Тая! Скажите, не молчите в моих ушах!..

Она прислушалась. Лес все так лее шумел. Птицы так Же пели, сверху плыли разорванные облака, чуть не задевая за верхушки деревьев. Ак Ми Э опустила голову, уставилась на свои перемазанные землей ладони, не понимая, что делать, куда бежать.

Ветер вокруг окреп, деревья зашелестели сильнее, но девушка почти ничего не слышала. И вдруг на ее ладонь порхнул лепесток дерева тин-кос. Лег и точно прилип. Ветер унесся так же, как пришел, а белый лепесток остался. Брат-близнец того, что пал на плат под час ритуала, когда духи благословляли Тин Ло и его дерево.

Ак Ми Э рассматривала его, как сокровище.

— Это мне?

Да, зашелестел лес. Да, запели птицы. Да, сказало сердце.

— Но что… что он значит?

Значит, зашелестел лес. Значит, запели птицы. Значит, сказало сердце.

— Я пойду в рощу и спрошу у дерева… Вы скажете мне? Лес шумел, пели птицы, плыли облака. Сердце молчало.

Тай проснулся еще до света, и прежняя усталость сразу навалилась камнем. Он не стал вчера дожидаться отца. Что, если его и вовсе нет в Чатубе? Архалу Кальги было свойственно порой исчезать на день-другой, не сказав ни слова даже сыну, не то что своим воинам или слугам. Так могло случиться и теперь. Можно было, конечно, расспросить Табата, правую руку отца, но верзила, как назло, сам куда-то подевался. Старый Ан-ду поведал, что Табат тоже ускакал среди ночи. Должно быть, долгое отсутствие господина обеспокоило его.

Тай со вздохом приказал готовить ужин и постель. Наверное, к лучшему, что он не дождался отца, слишком тяжелый день, слишком тяжелый разговор. Еще к тому же и разбойники эти в Дайчане… странные… для обычных головорезов. Уж очень искусные. Лихие людишки не выходили у него из головы. Где же он слышал похожий голос? Как будто совсем недавно… И почему они так быстро отступили, когда Тай кинулся на помощь посланнику? Ведь перевес оставался на их стороне. Стражи испугались?

И густая тень на стене, посеребренной лунным светом: знакомая, хвостатая… И рык… Может, от боли с Таем плохо сделалось?

Ночное происшествие невольно отвлекло его от вечерних звезд, вельдов, Правителя Хаадида и собственных дел. Потому и удалось наконец заснуть. Но первая ночь в родном доме не далась ему легко. Сон приходил и уходил, не желая оставаться надолго. И все время в дремоте всплывало лицо Ак Ми Э. Она звала его, о чем-то просила, горячо, настойчиво, тревожно. Говорила о каком-то священном дереве, что непременно нужно спасти, уберечь. Тянулась к нему, и Тай просыпался, вскидывался, но руки ловили лишь пустоту. Он в Чатубе, далеко от Земли «вечерних звезд».

Трижды или четырежды он видел этот сон и упрямо засыпал снова, стряхивая оцепенение. Этого больше нет, и не будет никогда. Ак Ми Э осталась далеко позади. Он, конечно же, ее не забудет… И сына своего, уже рожденного, тоже. Но что поделать, Тай уже вернулся в Адья Тэрэк, и обратного пути нет. Другой жизнью жить надо, прежней. Ак Ми Э и тогда понимала… простила еще до ухода. А он, глупец, хотел всего. Нельзя… и солнце, и луну, нужно выбирать. Кто знает, шевельнулась предательская мысль, если б понимал тогда, может, выбрал бы получше?

Нет. Чего себя травить понапрасну? Даже знал бы, а иначе б не сделал. Теперь уж нечего жалеть о совершенном — это удел слабых.

Очнувшись в который раз, Тай решил больше не спать, За окном разгорался рассвет, и все внутри плавилось от усталости, но он заставил себя подняться. Увидеть Ак Ми Э еще раз, слушать вновь ее мольбы, глядеть в глаза, полные боли, оказалось слишком большим испытанием.

Он оделся, ополоснул лицо и вышел из своих покоев. Двинулся вниз. Дворцовая стража наверняка знает, вернулся ли отец.

Да, вернулся, сообщили внизу. К утру, коня еле успели расседлать. Только сейчас удалился в свои покои. Ему сказали о возвращении молодого господина? Конечно! Но он и сам уже о том осведомлен. Сам справлялся, где господин. Когда узнал, что тот спит, возвратившись из королевского дворца, велел тотчас известить, когда молодой айэт проснется.

— Я сам, — Тай отстранил слугу, уже готового со всех ног нестись наверх.

Поднялся в покои отца сам, ноги почему-то ослабели. Тай всегда робел Архала. А сейчас… Он уже знает о дворце, о Правителе, будет расспрашивать ловко, толково, как он это умеет, а что Тай? Что он скажет ему?

Отстранив с дороги еще одного слугу, он сам распахнул двери в отцовские покои. Тот было хотел возразить, залепетал что-то, но Тай решительно указал ему на распахнутую дверь, а потом еще одному, маячившему в предпокое. Не хватало еще, чтобы их разговор кто-нибудь услышал. Избавившись от лишних людей, затворил тихо двери, двинулся вперед по мягкому ковру, которого раньше здесь не припоминал. Распахнул следующие двери и услышал голоса. Отец не один. Вот о чем пытались сказать слуги. Может, лучше уйти? Тай нерешительно топтался на месте. Сколько можно ждать? Он хотя бы даст знать отцу, что уже готов его видеть.

Тай опять двинулся вперед и застыл на середине залы. Голоса, пробивавшиеся из-за неплотно закрытой двери отцовской оружейной, заставили его замереть на месте. Первый — отцовский, второй — знакомый до боли голос вчерашнего верзилы, ушедшего вчера от Тая в темном проулке. Сомнений не было. Как он вчера не сообразил? Отец разговаривал с Табатом. Вот почему разбойники убрались прочь, как только Тай испустил клич Кальги и кинулся на них! Табат узнал его! Видно, испугался, что причинит вред наследнику Архала! Вот почему все обошлось так легко. Темнота, тени, крики, черные фигуры… да и в голову просто не могло прийти, что это Табат промышляет на темных улицах посланников Морского Союза.

Нужно сказать отцу!.. Посмотрим, что этот разбойник будет плести в свое оправдание.

Тай подошел к дверям оружейной почти вплотную и вновь застыл.

— А кинжал? — отрывисто спросил отец, с этого места Тай мог уже отчетливо Слышать его недовольный голос. — Кинжал где? Или ты и этого не успел?

— Кинжалом я его мальца как раз приколол, — почтительно гудел Табат, оправдываясь.

Вот тут-то Тай с размаху и встал столбом.

— Его найдут, господин! Точно найдут. Не могут не найти. Я человека посылал, он говорит, стражники там уже все облазили. Еще ночью. А к утру, надо думать, снова будут искать. Всю Чатубу изроют, все лачуги перевернут, где разный сброд ютится!

— Да. — Отец помолчал немного. — Правитель наверняка в дикой ярости. А посланник точно не ранен?

— Нет, — уверенно сказал Табат. — Царапин пару, а так… Уж больно он искусен оказался. А по виду и не скажешь. Да мы бы управились лучше некуда, только вот айэт Тай…

— Хватит! — мрачно отрезал Архал. — Не смей поминать моего сына в своих жалких оправданиях. Если бы кто-то из вас хоть пальцем задел Тая!.. — Он не довершил угрозу, но и без слов было понятно, что ослушнику несдобровать.

— Так мы и не посмели тронуть. Как поняли, что он это, то сразу… того… ушли. А он на крики, видно…

Тай, затаивший дыхание возле самых дверей, услышал, как что-то жалобно звякнуло.

— Так велено ж было, чтобы кричали, чтобы стражу… Только стража-то больно долго услыхать не могла… — неловко оправдывался Табат.

— Ничего толком сделать не умеете! — Архал раздражался все сильнее, и оттого его голос падал, наводя страха больше, чем иные крики. — Еще и обличье твое!.. Когда теперь повсюду шарят! Каждый может оказаться в подозрении!

Некоторое время царила тишина, но Тай и не подумал сдвинуться с места. Слишком во многих играх уже довелось побывать. Больше не хочется. Даже в отцовской.

— Ладно… ты все равно едешь в Легу. — Архал помолчал, словно размышляя. — Все равно больше некого послать. Возьмешь людей, сколько надо… но немного, чтобы в глаза не бросаться. Поскачешь быстрее ветра! Старика мне привезешь.

Табат что-то прогудел удивленно, Тай не разобрал и отважился подойти к самым дверям.

— Да, того самого. Ты его видел тогда, со мной. Помнишь хорошо?

— Да, господин, — с готовностью поспешил подтвердить Табат.

— Только незаметно. И чтобы никто, ни один человек, хоть в Леге, хоть еще где-нибудь, не понял, куда старик исчез. И сюда привезешь так, чтобы никто… Ты понял?

— Понял, господин!

— Если кто-нибудь приметит твою образину, а сейчас ты чересчур приметный, то снисхождения не жди. С людей своих сам спрашивать будешь, но если из них кого-нибудь заприметят… чтобы тут в Чатубе они больше не мелькали.

— Понял, господин.

— Это на дорогу. Лошадей не жалейте, меняйте при первом же случае. Как можно скорее, Табат. Времени мало. Тебе ясно? Если не успеешь со стариком…

— А какой нам срок, господин? До Леги путь неблизкий. Дней десять-двенадцать будет. Меньше никак. И обратно еще…

— Не знаю… Знал бы — указал. Но времени мало, очень мало, каждый день последним может стать. Скоро обернешься — озолочу. Понял?

— Все понял, господин! — уже радостнее подал голос верзила.

— Снаряжайся немедленно. Сколько людей возьмешь?

— Рашхада непременно да Кривого с…

— Сколько?

— Человек пять надо. Сторожить, да еще если потасовка… В Леге не очень-то адья любят.

— Хорошо, бери пятерых. Больше не надо. Вот тебе послания в мои владения в Шайтьяре, как раз по дороге. Если спросит кто, ты послания вез, так и запомни! Отдашь управителям. На обратной дороге они тебе взамен мешочки дадут. Привезешь. И запомни: ценность эту для виду охранять будешь. Главное — старика мне доставь! И чтобы никто даже краем глаза его не видел! Хоть в мешке!

— Будет исполнено, господин!

— Собирайся! И прикрой ты образину свою чем-нибудь пока! Приедешь — наплетешь всем, что в дороге так тебя разукрасили.

— Да, господин.

За дверями послышались шаги. Тай, не сообразивший, что они могут так скоро закончить разговор, заметался загнанным зверем, стараясь, однако, бесшумно ступать по мягким коврам. Вот сейчас отец выйдет и застанет его в этой зале. Прямо у дверей. Он упал за скамьей, застланной длинным мягким покрывалом с широкой бахромой, что полностью скрыла его. Раздвинул ее осторожно, и тут скрипнула дверь.

Табат вышел один, мелькнул как раз между ткаными волокнами. Тай разглядел здоровенный свежий след от чужого клинка. От самого виска к подбородку. Его трудно будет скрыть. Ай да соседи-мореходы! Хоть пометили разбойника.

Он проводил Табата взглядом и выждал немного, моля всех богов Адья, чтобы тот не встретил ни одного из слуг, выгнанных Таем из отцовских покоев, и чтобы отец еще хоть немного пробыл в оружейной. Затем, не таясь, снова подошел к дверям, теперь уже плотно затворенным. Распахнул тяжелые деревянные створы.

— Отец!

— Тай!

Он застал отца за чтением какого-то свитка, но тот сразу же отбросил пергамент, как ненужную забаву, и в несколько размашистых шагов оказался рядом с Таем. Притянул его за плечи, вглядываясь в лицо, точно не веря своим глазам. Порывисто прижал к груди и вновь отстранил, вглядываясь. Таю стало не по себе. Ведь он только что подслушивал у, этих самых дверей. Но то, что он только что услышал, не принесло охоты признаться.

— Я боялся верить слухам, — продолжал вглядываться Архал. — Но это действительно ты!

Тай не знал, что ответить. Почему нет радости, приличествующей случаю? Да и в глазах отца тревога, как будто Тай явился… не вовремя, что ли. Или чем-то встревожил.

— Погоди! — Отец рассматривал его, определенно рассматривал, как еще вчера Хаадид. — Всему найдется время… если ты не собираешься в новый поход, забыв известить родного отца.

Он открыто улыбнулся. Тай покачал головой.

— Не собираюсь, отец. До праздника Плодородия.

Архал выжидательно глядел.

— Мне велено отбыть в Дэльгар с нашими отрядами. Не позднее названного дня.

— Тебе? Но я собирался… Хотя… Так даже лучше, Тай. Тебя давно не видно в Чатубе, и все твои заслуги уже успели позабыться. Теперь, однако, только и разговоров будет, что о твоем возвращении, но это лишь на несколько дней. Если ты, конечно, не принес с собой что-нибудь поистине достойное такого долгого отсутствия.

Архал повлек его к скамье у стены, за которой пестрела затянутая тканью панель в тайную комнатку, где Архал Кальги хранил свои секреты. «Не принес ли чего-нибудь… достойного такого долгого отсутствия». Неужели он тоже что-то знает? Или подозревает?

Тай мягко остановил отца у самой стены.

— Нет нужды уединяться, отец. В этом нет никакой тайны. То есть… она есть, конечно, но… не моя.

Он решил, что в разговоре с отцом лучше всего будет придерживаться правды, какова бы она ни была. Кто поймет Тая лучше, чем отец?

— Я поклялся Правителю богами Адья и образом Кайятрэ, что ни одно слово не слетит с моих губ.

— Ты настоящий Кальги! — Архал почти с умилением глядел на сына. — Но эта тайна не пойдет дальше тех стен, где ты сейчас пребываешь, потому можешь свободно поведать ее отцу. — Он выжидательно глянул и прибавил: — Ты — одно целое со мной, Тай. И твоя тайна будет сохранена мною, как своя собственная.

— Отец… — Тай замялся. — Я не могу нарушить это слово, и ты… не вправе требовать этого. Я поклялся не выдавать намерения Правителя никому, даже под пыткой. Ты хочешь, чтобы меня покарали за ослушание?

— Кто? Боги Адья? — Архал засмеялся, опускаясь на скамью. — Поверь мне, я прожил немало и ни разу не слышал, чтобы боги покарали кого-нибудь за ослушание! Карают люди, Тай… Ты на самом деле думаешь, что богам Адья есть до нас дело? До наших мелких проступков?

— Ты слишком много твердил мне о чести рода Кальги, отец, и потому твои слова… теперь странно слышать, — пробормотал Тай.

— Вот именно! Надо заботиться не о своей чести… — Он перехватил удивленный взгляд сына. — Нет, ты неверно, превратно понимаешь меня. О своей чести надлежит помнить всегда, особенно если ты из рода Кальги. Но честь рода превыше твоей! Вот о чем нужно думать! Множество ветвей, множество предков сотни и сотни лет воздвигали этот дворец. Твое нынешнее положение — это их усилия, их честь, их деяния. Ты должен помнить об этом, о выгоде Кальги, о целом дворце, сын! Лишь тогда будешь возвышаться, а дети твои — еще больше, еще выше! Когда-нибудь твои потомки могут даже породниться с Сэмержи и взойти на трон! Если все будет благо. Но над этой лестницей нужно трудиться. Ежедневно! Да что там ежедневно… каждое мгновение надо посвящать этому! А ты говоришь: я дал слово… — Он пожал плечами. — Если от этой тайны нет никакого вреда Кальги, то в таком слове нет никакого проку для Хаадида. Что случится, если твой отец узнает, где пропадал его сын… когда мое сердце изнывало от горя? Я вел поиски по всему Шейсэму, даже в землях квирайя все обшарил! Если же эта тайна вредит Кальги, то молчать о ней преступно! И еще…

— Она ничем не поможет и не навредит Кальги, отец, — перебил Тай.

— А откуда ты знаешь? — язвительно отрезал Архал. — Или ты думаешь, что Кайя, Ардэжи или Тайрэк ничего не знают о тайных намерениях Правителя? Я уверен, что старый Уршан Кайя отдал бы правую руку, чтобы проведать, что за дела у тебя с Хаадидом. За тобой будут следить, вызнавать, выпытывать! Я же, ничего не подозревая, даже не смогу помочь тебе! Ни деянием, ни советом! Не смогу защитить тебя! И от самого Правителя тоже, сын, подумай об этом! Покаты единственный хранишь его тайну, ты всецело в его руках! — Архал поглядывал на сына, но Тай молчал. — Знать то, чего не знают все остальные, — в этом преимущество Кальги над всеми, а ты говоришь мне, что ничем не поможешь, но и не навредишь своему роду. Видишь теперь, насколько ты не прав? Это потому, что у тебя еще нет своих детей, и будущее не стучится в двери. Ты думаешь только о себе, потому что молод. Я чувствую, — хищно добавил Архал, — что дела Правителя не так просты и безобидны, как тебе кажется.

Нет, нельзя отцу рассказывать о «вечерних звездах». Даже для того, чтобы его успокоить. Сможет ли Тай так же гладко солгать отцу, как вчера солгал Хаадиду? Нет, не сможет. Вот и не стоит… даже пытаться.

— У меня нет тайн от тебя, отец, кроме чужих. Но я намерен их сохранить, — жестко повторил он. — Правитель Хаадид совершил ошибку, но она ничего не принесет ни Адья Тэрэк, ни Кальги, ни Кайя, ни другим. Позволь мне самому рассудить, стоит ли ради всех этих нелепостей ломать свою честь и топтать гордость?

— Ты давно успел вырасти, — Архал добродушно потрепал сына по плечу, — и я давно это заметил. Прости отца за неуместную заботу, я всегда буду оберегать тебя… вернее, пытаться оберегать, как делал это мой отец. Я тоже, помнится, частенько… ненавидел его за это. — Лицо Архала скорбно застыло.

— Что ты, отец? — Тай не желал ранить его, лишь утвердить свое право решать. — У меня строптивый нрав, как и у всех Кальги, это правда, но как можно ненавидеть тебя? Как ты мог подумать?

Архал только сильнее сжал его плечо.

— Нет, Тай, я не о тебе, я о себе… вспомнилось. Часто вспоминается. И чем чаще, тем горше. Твой дед, Ниршан, которого ты не застал, был крут, но справедлив. Я лишь потом это понял. А потом… всегда бывает поздно… А ведь тогда я почти ненавидел его… — Архал вздохнул. — А теперь все повторяется, только отец уже я… И повторяю тебе то же, что и он. Многие поступки, неприглядные с виду, за которые мы себя казним, впоследствии приносят счастье нашим детям. Но лишь прожив целую жизнь… — Он задумался, все еще сжимая плечо сына.

Ну за что ему еще и это? Тай снова ощутил боль в груди, грызущую, неотступную. Пока еще далекую, но крепчавшую с каждым мгновеньем. Да, она приходит, когда Тай слабеет, и нет разницы, в чем эта слабость. Вот и сейчас… Куда же уходят его силы? Все в голове смешалось, и он старался не думать, лишь делать то, что должно, что решил. Но по словам отца выходило совсем иначе. Не на то рассчитывал Тай, когда так стремился в отеческий дом. Если бы он только мог сказать отцу: я думаю, думаю о роде своем, о пользе его! И у меня есть сын, род Кальги не пресекся, и сейчас я спасаю его! И потому причиняю боль отцу!

Разум Тая корчился, как в огне. Разве ему не хочется все рассказать отцу, как в былые времена? Но он слишком хорошо знает Архала Кальги. «Вечерние звезды» могут послужить как благополучию Адья Тэрэк, так и славе рода Кальги. Это же тот самый случай приблизиться к трону, о котором отец мечтал о котором говорил только что! Одно лишь слово о земле вельдов… и от нее ничего не останется. Случай остановил Ранжина Кайя. Тай может остановить Правителя Адья Тэрэк. А кто остановит его отца?

— Что же тогда? — оборвал его думы Архал, долго ожидавший ответа и не дождавшийся. — Ты же не станешь всем в Чатубе рассказывать о клятве, данной богам?

— Не стану, — пробормотал Тай. — Придется… рассказывать всем остальным, что Правитель послал меня договориться с квирайя. И весь этот год… я провел у них в плену, пока не удалось бежать, — сгорая от стыда, довершил он.

— И мой сын говорит о том, что эта тайна ничем не повредит чести Кальги?! Как я покажусь при дворе? Как я посмотрю в глаза Уршану? Мой сын просидел больше года в плену у диких квирайя! Вы только послушайте! Может, мне еще рассказать, как я тебя выкупил? Позор!

Он вскочил и принялся мерить шагами пространство перед скамьей.

— Надо полагать, все твои люди до сих пор там?

— Нет, — Тай усердно смотрел в сторону. — Отряда больше нет.

— Аркай, Санжат? Сартадай? — ронял Архал.

— Все погибли… Никого не осталось.

— Да ты понимаешь, что хохотать Уршан будет не только надо мной? Над тобой будут потешаться все! Даже сопливые юнцы, что еще не в силах поднять меч! И девицы из знатных семей будут хихикать вместе с ними, и их отцы и матери! Какой удар по Кальги! Нет, Правитель не зря все это задумал. Он не желает возвышения Кальги! — Он заходил перед Таем еще быстрее.

— Отец!

— Отец?! — загрохотал вдруг Архал, остановившись перед Таем. — Ты смеешь называть меня отцом? Ты! Ты станешь началом нашего падения, и ты смеешь называть меня отцом!! Тот, кому несколько пустых слов дороже всего, что создали его предки!

Тай тоже поднялся. Он не так слаб, чтобы не сладить с бурей. И не так юн, чтобы его отчитывали, как ребенка. Архал то добродушно упрекал Тая в непокорности и ненависти к отцу, вспоминая деда Ниршана не к месту, вызывая у сына безотчетное раздражение… то приходил в неистовый гнев, столь редкий для него, оттого что Уршан Кайя, быть может, разок язвительно хихикнет в лицо. Только что был невыразимо рад возвращению сына — и тут же кричал, что сын, позорящий Кальги, не смеет называть его отцом. Отец изменился, как и все в Чатубе. Как сам Тай. Но ведь Архал Кальги не побывал «на краю».

— Мне удалось вернуться чудом, — спокойно сказал Тай. — Я мог бы умереть, но не умер. И потому я не буду спрашивать тебя, смеешь ли ты называть меня сыном после своих речей.

Гнев отца внезапно прошел. Он глубоко вздохнул, смиряя себя.

— Ты изменился, Тай. Я вижу, сын, нам о многом еще придется сказать друг другу. Но это придется отложить, у меня не много времени. Сегодня Малый Королевский Совет. — Он указал на пергамент, что бросил перед приходом Тая. — Хотя кажется мне, — он усмехнулся, — что у Хаадида Сэмержи сегодня будет день куда более неприятный, чем он ожидает!

Архал удивительно быстро утратил свой гнев и обрел обычную язвительную холодность.

— Ты как будто знаешь больше, чем он, — примирительно уронил Тай.

— Да, больше. Я ведь говорил тебе: в этом величайшая сила, — еще раз не упустил он назидательно втолковать упрямому сыну. — Мне доставляют вести из Дэльгара почти в то же время, что и нарочные Правителя! Иногда и скорее.

— Из Дэльгара? — быстро переспросил Тай.

— Самок вновь отбит дэльгарцами. Недавно. То есть получается, дней десять назад. В который раз! — Он явно веселился. — Они выкурили нас, как степных пестряков из своих норок, подожгли город! Нет, каково! Пожертвовали, наверное, половиной Самока, чтобы только изгнать нас! Правитель будет в ярости! И линзорцы тут как тут. Эти глупцы в Совете во главе с Хаадидом надеялись, что они будут мяться у границ, томиться у наших крепостей в Виктии и в Дэльгаре всю зиму, а линсы уже вошли прямиком в спорные земли, не обращая на осажденных адья никакого внимания. Если так дальше пойдет, оттуда в Дэльгар переберутся скоро. Не надо много ума, чтобы сообразить, куда они направляются. Если закрепятся возле Самока и Тридэста, что мы еще не утратили, но уже чувствую, скоро потеряем — прямой им путь в земли истинных адья! Тут далее Сайин ничего не сделает!

Тай остолбенел. Линзор уже почти у ворот Адья, а отец радуется чему-то, как дитя.

— Чему же ты рад? — горько спросил он. — Неудаче Сайина? Думаешь, Правитель Хаадид поставит во главе другого? Тебя, например? Или меня? — усмехнулся еще язвительнее, под стать отцу.

— Нет, конечно, — Архал пожал плечами, вновь обретенный сын сегодня безмерно его раздражал. В нем появилось что-то незнакомое, и оно мешало старшему Кальги, как сор в глазу. — Но у Кайя не хватит времени на игрища с торговцами из Морского Союза. Они слишком долго пренебрегали южанами, а теперь дом не построить за два дня. А где еще взять столько золота? У Кальги же все нити в руках. Хоть посланник и встал на выигравшую сторону, — он скрипнул зубами. — А я столько сделал для того, чтобы он оказался здесь ко времени! Не для Кайя старался, для себя! Все устроил, обо всем позаботился! Теперь же для меня только одно ценно — время, — непонятно прищурился Архал.

— Посланник Морского Союза? — невинно спросил Тай.

— Да, он. Эти торговцы всегда встают на сильную сторону. Так они ведут дела. Ни чести, ни совести. Еще недавно сговаривались с нами, теперь то и дело пируют с Кайя. Но Хаадид еще пожалеет, что не посмел возвысить Кальги! Вернул Кайя из опалы! Вытащил из грязи!

— Погоди, отец, — голова Тая распухла от непонимания. — Так что, Кайя снова в чести? В Альдьяше и в Мальше мне рассказывали обратное!

— Новости из Чатубы разлетаются не сразу, — досадливо поморщился Архал. — Кальги сильно поднялись за последние полгода, это правда. И кто бы мог подумать, что Хаадид вновь обратит благосклонность на Кайя! Но я знаю, что за змея нашептала на ухо Правителю. Старый Таржид! Когда я доберусь до него, он отправится в забвение вместе с Кайя!

— И как же ты доберешься? — насмешливо спросил Тай. О чем только думает отец, когда в Дэльгаре такое творится?

Архал внимательно взглянул на Тая. Нет, не время еще. Да и что-то не то с наследником Кальги. Неужели все из-за Гайят, этой Великой Правительницы, еще недавно игравшей в куклы? Он ведь и раньше из-за нее с ума сходил, разве не так? А чем его завлек Хаадид, как не Гайят? Ведь сын Архала Кальги еще не знает, что Первая Госпожа в немилости. В опасности.

— Если боги Адья позволят, то найду средство, — мрачно прервал он свои излияния. — Это дело будущего. В Чатубе многое изменилось, пока тебя не было.

Он кратко поведал сыну о том, как началась война с Линзором, как Кальги поднялись и как пали Кайя. Как пропал Ранжин и попала в немилость Первая Госпожа Гайят.

— Вот так, сын, — закончил он. — Теперь все обхаживают Адижу, Вторую Госпожу. А Таржид, что всегда свой нос к ветру поворачивает, первый среди них. Куда только девалось его любимое, что повторял без устали, «тень Великой Гайят»!

— Неужели Гайят заперта? — с удивлением переспрашивал сын, который раз вспоминая Хаадида, как он вчера смотрел на Тая, как выпытывал, откуда Ранжин узнал о «вечерних звездах».

— Почти, — кивнул отец, — и все ждут, что Правитель вот-вот отошлет ее из столицы. Под предлогом лучшей охраны наследницы.

— Нет, линсы б не осмелились на такую глупость, — уверенно сказал Тай. — Разве только чтобы отвлечь внимание… От чего?

— Не от чего, сын. Ты прав, несмотря на то что не так опытен, как многие другие.

— Но… если наследница умрет… остается вторая. И ее ведь не стерегут так усердно! Хотя нужно было бы!

— Ты снова прав, — кивнул Архал.

— Значит… Странно. Когда я выступал в поход прошлой весной, Правитель Адья Тэрэк был без ума от своей дочери.

— Странно, — согласился Архал, — но так случилось, а мы должны пользоваться тем, что есть.

Теперь уже Тай оценивающе поглядывал на отца. Уж очень не понравились его последние слова.

— Я хочу сказать тебе отец… нарушая все данные клятвы… Правителю, богам и себе самому… хоть ты меня и упрекаешь в обратном. Я ведь Кальги, и моя боль — твоя боль… — В груди до сих пор чуть слышно саднило. — И честь тоже.

Он смолк, не решаясь продолжить, опасаясь выдать отцу слишком много.

— Так что же? — Архал подобрался, как ти-кой перед прыжком.

— Мне кажется, что у тебя какие-то дела с Гайят, отец. Не сердись, если это не так… Не прерывай меня, послушай! Гайят затевает игры даже с собой. И даже себя порою обыгрывает. Не играй на ее стороне, отец!

— Что это значит? — удивленный Архал не ожидал ничего подобного от сына. — Ты что-то знаешь? О Гайят?

Тай вдруг заметил: пальцы старшего Кальги тряслись мельчайшей, почти незаметной дрожью, в то время как сам он, казалось, пребывал в спокойствии.

— Я знаю о дочери Хаадида не много, не больше, чем кто-нибудь другой. Зато кое-что знаю твердо — если бы Гайят удалась ее игра, твой род прервался бы, а наша ветвь треснула и сломалась.

Архал озадаченно озирал сына. Они кружили друг около друга, как норовистые жеребцы, готовые сцепиться. Откуда такие слова?

— Ты чуть не потерял сына, отец! И причиной тому Первая Госпожа Гайят.

Отец пожал плечами:

— Я вижу только то, что ты обижен на нее. А был влюблен… и только последний бродяга, забредший в Чатубу на день, не мог бы заметить этого. Она предпочла тебе другого?

— Я не говорю о ее сердце, — резко ответил Тай. — И больше не добавлю ничего. Я уже нарушил слово.

— И ты говоришь, что тайна, доверенная тебе Хаадидом, не поможет Кальги? И не помешает? — Архал был раздражен всерьез и тоном, и речами сына. — Какой смысл скрывать остаток, раз ты уже проговорился? Твоей клятвы больше нет!

— Она есть, пока я ее соблюдаю. И сказал не то, что хотел, а то, что пришлось сказать. И не надо потом винить меня, отец, что я падаю в яму и тащу за собой весь род Кальги. Играя на стороне Гайят, ты можешь стянуть его в яму, не я. А с меня хватит.

Пораженный наглостью сына, Архал не успел ничего ответить. Дверь растворилась со скрипом, они оба обернулись.

— Нарочный из дворца! Послание для айэта Тая!

Тай молча принял из рук слуги маленький свиток с печатью Таржида. Прочитал.

— Меня тоже хотят видеть в Совете. Самок снова отбит дэльгарцами. Вот обо мне и вспомнили, наверное, — вздохнул он.

Предстояло вновь отправиться во дворец Правителя Адья Тэрэк. Отец говорил, Гайят до сих пор появляется в Совете, несмотря на опалу. Хоть бы роздых какой-то дала судьба…

— Я присоединюсь к тебе внизу, — сказал он отцу, — мне нужно надеть что-нибудь более подобающее случаю.

Слово Лементо, посланника Морского Союза, было сегодня последним на Совете, и без того нелегком. Он вошел без малейшего смущения, держал себя слишком свободно перед знатными айэтами для простого, хоть и богатого торговца, говорил недолго. Требовал, чтобы разыскали убийц, набросившихся этой ночью в Дайчане на посланников Морского Союза. Это убийцы, несомненно убийцы, говорил он, а не простые грабители. Он сумеет отличить руку наемника от простого воришки. Это опытные люди, и они пришли затем, чтобы рассорить славных адья и мореходов юга. По воле Восьми Ветров он и его сын спасены, хотя юноше придется еще много времени провести в постели. Второй же посланник убит неизвестными, и пока они не найдены, пока клан Аруа-Леда, который представлял умерший торговец, а также его семья не удовлетворены, Морской Союз считает себя оскорбленным. Хотя, Лементо повысил голос, пересиливая поднявшийся было ропот, всегда верный своему слову Союз, бесспорно, окажет ту помощь, которую кланы мореходов предлагали Правителю Адья Тэрэк. Ропот утих.

Пусть же это послужит вечным напоминанием правителю Адья Тэрэк и Королевскому Совету об учиненной несправедливости. Он вытянул из складок своего непривычно широкого одеяния кинжал, сделал несколько шагов и положил его в середине залы. Тай, томившийся за спиной отца, был слишком далеко, чтобы хорошо разглядеть оружие. Явиться сюда с клинком — неслыханная дерзость!

— Они исчезли, как тени. После них не осталось ничего. Кроме этого кинжала. Мой сын унес его с места схватки в своем теле.

Настоящий вызов. Только вот кому? Правителю, всем адья? Тай только подивился. Одно слово, торговцы. Оскорблены, опозорены, но дела торговые прежде всего. Если бы то же самое случилось с посланником Адья Тэрэк или Линзора…

— Рад, что кланы Аруа-Леда и Лимаи не держат зла на весь народ адья из-за горстки разбойников, что, несомненно, будут найдены. И покараны со всей строгостью! — Правитель возвысил голос.

— Мы надеемся на это, — ответствовал посланник, отвесил еле заметный поклон и удалился. Кинжал сиротливо остался лежать на серых плитах пола залы Совета.

Торговцы всегда возмещали недостаток знатности избытком наглости. Сейчас посланник Лементо позволил себе слишком много. Но после всего, услышанного сегодня в Совете, вряд ли кто взялся бы сводить с ним счеты. Деньги двух богатейших кланов Морского Союза нужны сейчас, как дождь в величайшую засуху. Все выходило так, как предполагал Архал. Новые, свежие силы Линзора уже двинулись через Виктию, обходя крепости адья. Войска Кабила, брата непобедимого Сайина, дали им бой, но были разбиты. К этому дню, верно, уже не единожды, только вести об этом еще в пути. Слишком уж силы неравны, почти все войско Сайина в Дэльгаре. А там пылает каждое местечко, люди в каждой захудалой деревне стараются досадить воинам адья.

Снова потерян Самок, твердыня у Широкой Ущелины. И знали ведь, давно знали, что там полно подземных ходов, но за все время смогли вытрясти из жителей лишь несколько таких дырок, малых, негодных для больших дел. Дэльгарцы же пришли по настоящим подземным коридорам в самый разгар пожара, и потрясенные адья не выдержали, наместник Самока скомандовал отход, чтобы спасти хоть часть воинства. Архал был не прав только в том, что дэльгарцы пожертвовали половиной города, дабы отстоять его.

Сайин вновь осадил Самок уже на второй день, но верный предатель донес, что в городе теперь много припасов, часть брошена воинами адья, часть взялась неизвестно откуда. Верно, припрятана была до времени. Да и пострадала крепость не так уж и сильно. К пожару готовились, и он больше испугал адья, чем повредил дэльгарцам.

И многострадальный Тридэст, второй рубеж у границы, еле держится. Доносят, что у линсов появились новые стенобитные орудия, огромные, бросающие огромные каменные ядра, однако приводящиеся в действие необычайно легко. Как только они дотащат их до Тридэста, пройдет не день и не два, но город падет, это лишь вопрос времени. Что можно сделать? Отдать Кальяр, Сомму, все остальное, покинуть их и отойти к Тридэсту и Самоку, почти к самым границам земель истинных адья? Ибо ясно, сюда стремятся проклятые линсы. Они зарятся на Шайтьяр, когда-то их землю, еще при деде Хаадида перешедшую к адья. И будут на рубеже к концу осени, не позже. Что для них зима, когда их сокровищница ломится? Когда весь обманутый Дэльгар с радостью кинется им помогать, спеша сменить хозяев? Когда Римафеи, видно, так все и предвидел?

Правитель посылает Сайину подкрепление, все, что может дать сейчас, а позже он сам намерен возглавить войско адья. Остатки главных сил адья должны выступить уже до праздника Плодородия. Ранее — невозможно, будь прокляты всеми богами эти линсы! Хаадид резко и зло раздавал указания. Тай, с нетерпением ожидавший приказа немедленно следовать в Дэльгар, к своему удивлению, ничего не услышал. Все остается по-прежнему. Зачем же он понадобился? Зачем его пригласили на Совет, да еще Малый? Не для того ли, чтобы он увиделся с Гайят?

Холодная, будто заледеневшая, она застыла по левую руку Правителя Адья Тэрэк. Сегодня, ко всеобщему удивлению, Гайят не сказала ни слова. Тай, поклявшийся себе даже не смотреть на дочь Хаадида, то и дело украдкой поглядывал на нее, словно для того, чтобы убедиться, так ли она прекрасна, как раньше.

Да, так же, как и раньше. Сегодня она выбрала тяжелое золотистое платье, что так блестяще подчеркивало не только ее красоту, но и величие. К этому великолепию не хватало лишь венца, что покоился на голове ее отца, но многие, как и Тай, невольно примеряли его к головке, искусно обвитой золотыми нитями.

Королевская дочь задумчиво обводила взглядом залу Совета, всматриваясь в каждого, в самое нутро, будто устраивая последнее испытание. Тай старательно избегал ее взгляда, да и наследница трона Адидов не стремилась пристально разглядывать Тая. Страшно подумать, что ради этой красоты он готов был… Может, это еще одно испытание его правдивости, устроенное хитроумным Правителем? Если так, что же нужно делать, как себя вести? Лучшее, что пришло в голову, это избегать глаз Гайят, вовсе не смотреть в ее сторону. Он ведь давал Хаадиду слово… не смущать больше покоя его дочери. Тем более что и так не по себе от тревожных вестей с запада и от планов Правителя, что повергли всех в изумление, а потом в величайший восторг.

Вначале предлагал Уршан Кайя. Река Самок невелика, но именно из нее черпают воду обитатели Широкой Ущелины, из нее пьет Самок, Липр, куча мелких селений по ее берегам. Из нее питаются их сады и поля. Больших дождей не будет еще долго, почти до самых праздников. Если Самок перегородить еще в Шайтьяре, недалеко от озера, где он берет начало, будто бы для того, чтобы лишить мятежников влаги, а потом, когда линсы подойдут, заманить их в Ущелину и спустить воду…

Поднялся шум.;

— Ты так глуп, Уршан, — встал Архал Кальги, — что твоему сыну Ранжину стыдно было бы сейчас стоять рядом, Ты ведь ничего не смыслишь в этом. — Многие одобрительно закивали. — А ты пробовал, как я, воздвигнуть в короткое время хоть одну плотину, да не на Самоке, на мелкой, небольшой речушке?

Тай вспомнил об озере в Альдьяше. Когда-то его не было.

— Видел ли ты этот Самок? Ты же не бывал там ни разу. Место там — плоское, как стол, ни впадины! Куда ты денешь воду из этой реки? Какие стены ты там будешь воздвигать? И что будет, когда «чаша» переполнится? — насмехался Архал, и вокруг одобрительно шумели. — Да еще в такой короткий срок! И даже если бы тебе это удалось… До Ущелины ее воды доберутся почти укрощенными, много бед не наделают, а сын Римафеи Тимор, что стоит во главе войска Линзора, в отличие от тебя, Уршан, несмотря на молодость, слишком дальновиден, чтобы сунуться всеми силами в это узкое горло. Потому им и нужен Тридэст и южная граница Дэльгара. Ты думаешь, что наши приготовления, даже если бы кто-нибудь… неосмотрительно последовал твоему совету, остались бы незамеченными? Если среди них есть верные нам люди, то и среди наших немало их глаз и ушей. В Шайтьяре тоже полно дэльгарцев. А ты, ты советуешь бросить все наши силы на безнадежное дело, потратить даром время и королевскую казну, чтобы потом со скорбью на обличье узреть наше пораженье? Линсы охотно посмеются над нами вместе с дэльгарцами!

Слова Кальги явно отдавали насмешкой, но присутствующие признали их справедливыми. Однако за Уршаном оставалось право ответить. К удивлению многих, он встал. Что можно сказать против этого?

— Мне, Архал, действительно не приходилось бывать у Самока. Твоя правда, если бы здесь оказался мой сын Ранжин, что покинул нас на некоторое время, да… он бы непременно разъяснил мне мою ошибку. Что ж, — он кашлянул, показывая всем свой преклонный возраст, — я поспешил, но лишь потому, что судьба Адья Тэрэк слишком меня взволновала, когда других заботит лишь грызня меж собою.

Хаадид поднял руку, смиряя возмущение советников. Выкрики и ропот затихли.

— И если даже мой совет оказался плох, в одном я уверен, Архал: ты прав, срок слишком короток, мы не успеем подготовиться к атаке Линзора, потому нам следует привлечь иные силы, кроме людских…

— Уж не о богах ли Адья твоя речь? — насмешливо перебил Архал.

В зале захихикали. Старик потихоньку выживал из ума.

— Я слушал тебя, Кальги, не перебивая! — Старческий голос заскрипел от натуги, разрывая шум вокруг. — Выслушай и ты меня, а потом суди, плохо или хорошо! Так вот… Я не зря предложил использовать иного союзника — реку, потому что усилия адья слишком ценны, чтобы тратить их зря. Самок ведь питает почти треть Дэльгара? И столько же Далея, только с юга, разве не так? Не первый год горит мятеж в Дэльгаре, и видно, что они не отступят, они будут тревожить нас денно и нощно, если не оглушить их тяжелым ударом. И я говорю: если на мятежников нельзя направить ярость их же вод, надо отравить их!

Молчание повисло в зале. Все шорохи утихли, все бормотанья. Тай не заметил, как сжались его кулаки. В груди проснулась знакомая удушливая резь. Отравители! Он часто задышал, в тишине показалось, будто раздуваются меха. На Тая начали посматривать с удивлением, а он все никак не мог справиться с собой. Отравители! Кайя! Отравители!

Молчание понемногу наполнилось сдержанным гулом, шепотом, заговорили все, рассуждая над советом Кайя. Тай понемногу приходил в себя. Хорошо, что его не осуществить! Никак! И Самок, и Далея, они же… Вымрет пол-Дэльгара, как раз та часть, где предостаточно истинных адья. Тех самых, что из последних сил кормили и давали приют Таю и его воинам, пока он гонялся за дэльгарцами. Умрут глупо и бесславно, как его воины в жутких топях Великих Лесов… Он не мог отделаться от видения: горы трупов со спокойными спящими лицами. Сартадай, Хадрат, Рижес… Да что воины! Женщины, такие же, как Ак Ми Э, младенцы… такие, как его сын…

Боги Адья, Кайятрэ, Тайша, как хорошо, что нельзя отравить целую реку! Тем более что Далея, набирая силу в Дэльгаре, потом заворачивает в земли адья, неся свои воды дальше на юг! А Самок проносит их почти через всю Виктию!

Архал вновь поднялся.

— Этот совет хорош! — бросил он так же язвительно, но видно было, что отец Тая тоже оглушен. — Очень хорош, Уршан. Отдаю тебе должное. Только есть ли способ отравить целую реку? Это не кубок с вином! Впрочем, Кайя виднее!

Тай наткнулся на пристальный взгляд Хаадида и остался безучастным. Нет, он не рассказывал ничего отцу о Ранжине Кайя и его выходках, зря Правитель буравит его глазами. Оказывается, это у Кайя в роду. Все они отравители!

— Не знаю, — заскрипел Уршан, зло вскинув слезящиеся глазки, — пока не знаю, Архал. Однако это надо хорошенько обдумать, разве не так, Кальги? Или ты можешь предложить Совету что-нибудь лучшее?

Архал Кальги в этот раз не поднялся с кресла советника. Лучшего он предложить не мог. Некоторое время в зале царил шум, но стих, когда Хаадид вновь поднял руку.

— Твой совет очень хорош, Уршан. Очень. Может статься, что мы выиграем войну в Дэльгаре, даже не выступив основными силами. И в Виктии тоже. И Линзор долго не оправится от своего поражения, — мрачно уронил Правитель.

Все глядели на него, не сводя глаз. Даже Гайят.

— Я получил сегодня еще одну тревожную весть. И уже приказал усилить дозоры на наших южных границах. С вислоухими эдами. Чтобы люди оттуда не пробирались в земли адья, не несли черное поветрие.

Черное поветрие! Вокруг тревожно зашептались.

Оно всегда приходило с юга. От эдов или кочевников, когда лето становилось слишком жарким, когда боги Адья сердились. На землях адья оно не раз собирало обильную смертную жатву. Мало ли адья бродит по ничейным местам, по приграничью, мало ли кочевников или тех же эдов шатается по южным провинциям.

И ведь главное-то что: не пить той воды, что пораженный черным поветрием, не есть той пищи, — и сам не пропадешь. Так разве ж по ним разберешь сразу! Сначала люди как люди, а недуг уже сидит в них, нутро пожирает. Это уже потом они ни пить, ни есть не могут, все обратно отдают, потом уж пятна черные проявляются, знаки гнева богов, а дальше совсем худо становится. Вот тогда и чернеют они, и кровью исходят и мечутся, пока последних сил не лишатся. И умирают, когда остаются иссушенные кости, обтянутые черной кожей.

— Мы последуем твоему совету, Уршан, и дэльгарцы пожалеют, что они когда-то хотели нашей смерти! — еще мрачнее отрезал Хаадид.

Шум перерос в рев.

— Долгих лет Правителю Адья Тэрэк!

У Тая волосы встали дыбом. Даже мятежным дэльгарцам не пожелаешь такой участи… А что будет с адья, что будет с нашими землями ниже по течению?

— Если позволит властитель, — Таржид встал, выспрашивая слова. — А как же Сайин, наши воины в Дэльгаре? И осмелюсь напомнить, что Далея… задевает и земли истинных адья. А Самок… обезлюдится половина Виктийских земель…

— Так далеко никто заходить не собирался, — Хаадид отмахнулся от Первого Советника. — Достаточно лишь постараться у наших границ да ниже по течению… До земель истинных адья поветрие не достанет…

— Осмелюсь напомнить, — старый Таржид не отступал, — как черное поветрие еще в начале царствования Хаадида, деда теперешнего властителя Адья Тэрэк, уничтожило почти всех эдов! Их Царству пришел конец, и мы обосновались в их землях. Они же ушли почти в пустыню! Теперешние вислоухие — все, что осталось от некогда могучих эдов, которые нещадно трепали наши земли с юга, властитель! Так говорят летописи. Они говорят, что…

— Знаю! — отрезал Хаадид. — Знаю и без тебя, что они говорят! Но с нами такого не случится. А те адья, что в Дэльгаре и Виктии… что ж, выбора у нас нет, Таржид! — Правитель обвел залу взглядом. — Или, как справедливо сказал Уршан из рода Кайя, у кого-нибудь есть лучший совет?

Все молчали.

— Заблаговременно отступим. Но частью войска придется пожертвовать, чтобы Римафеи не заподозрил неладного. Иначе нам не устоять. И Линзор поглотит наши западные земли. В чем разница? Эти воины все равно погибли бы в сражениях! — недовольно пожал он плечами.

— Разница есть, властитель! — вырвалось у Тая.

— Молодой Кальги заговорил! — насмешливо протянул Хаадид.

Все оборачивались к Таю в бесконечном удивлении. Мало того, что он набрался смелости говорить, да еще не испросил соизволения Правителя.

— Говоришь, что есть? Так поведай мне, в чем она.

— Воин адья не должен умирать, как собака! Да еще от рук адья! Как поведет себя все войско, если узнает, что часть его обречена на смерть? И не от стрел, не от клинков! Как они будут служить трону Адья Тэрэк, если в тех самых землях, где будет свирепствовать черное поветрие, остались их жены и дети?

— Они не узнают ничего, потому что ни одно слово, сказанное на этом Совете, не просочится сквозь двери!! И потому будут служить моему трону верно! А вот молодой Кальги сомневается в верности воинов адья!

Взгляд отца метал в Тая молнии, а тот и так еле стоял, едва дыша от режущей боли в груди.

— Осмелюсь заметить, мой властитель, — встрял вездесущий Таржид, — Кальги отчасти прав. Среди наших воинов много вчерашних селян и горожан. Они…

— Об этом и речь!

Советник моментально упал в свое кресло.

— Если слухи об этом вылезут на свет, я найду того, кто их послал! И его судьба станет примером всем, кто осмелится изменить трону Адидов! — громыхнул Правитель. — Сегодня же я пошлю на юг самых надежных и преданных. Нам нужны лишь трупы, пораженные черным поветрием. Судя по сегодняшним вестям с юга, найти их будет нетрудно, — Хаадид мрачно усмехнулся. — Подождем, пока основные силы Линзора подтянутся ближе к землям, что попадут под удар. Наши люди будут ждать указанного дня. — Он хищно вглядывался в никуда, словно уже предвидя конец мятежного Дэльгара. — А когда дэльгарцы и воины Римафеи поймут, в чем дело, для них все будет кончено. Они будут с ужасом прикидывать, кто из них живой мертвец, а кто еще нет! Они побегут в страхе, пытаясь спастись и гадая, что за напасть свалилась на их головы! И земли снова станут нашими!

— Адья достанется мертвая пустыня, пораженная черным поветрием! Разве такие земли нужны Адья Тэрэк? — Тая снова подбросило, вопреки разуму, что велел оставаться на месте.

Перед ним — кучка безумцев? Почему только он в страхе, почему он дрожит, а остальные нет? Где они потеряли не только свои сердца, но и разум?

Все притихли, ожидая грозы, но неожиданно Правитель согласился с Таем.

— Да, мы не сможем вернуться сразу, Кальги. Но мы придем! Возвратимся еще в эти земли и заставим их цвести! И уцелевшие дэльгарцы будут просить у нас помощи… — протянул он, предвкушая.

— Просить помощи? Они и так ненавидят адья! Готовы уйти под руку Линзора, так ненавидят! — настаивал Тай, не понимая, откуда только берутся слова. — Что же случится, когда адья уничтожат половину Дэльгара, даже не подняв меча?! Не захотят ли нас отблагодарить тем же самым?

Все примолкли, испуганно переглядываясь. Воцарилась тишина. Ни шепотка.

— Если позволит мой властитель, — Уршан Кайя с трудом поднялся с кресла Советника, — я отвечу молодому Кальги. Нет, не захотят, если не заподозрят, что это дело рук адья! И еще помощи будут просить. Ведь у Линзора найдется много неотложных дел в своих землях, после того как воды Самока принесут туда наш подарок!

— Догадаться нетрудно, — заметил Тай отцу Ранжина. — Реки текут от нас. И адья понесут наименьший урон, — он пожал плечами.

— Тут Кальги снова прав, Уршан, — отозвался Хаадид. — Надо еще хорошенько подумать, прежде чем… Хотя… пусть они сначала сообразят, откуда взялось поветрие! Пусть поймут, что из воды! Да и наши земли пострадают, — недовольно дернул он плечами вслед за Таем. — Пусть не так сильно, но придется принести эту жертву. Нельзя, чтобы линсы сообразили, откуда взялось поветрие. Они способны отомстить, тут наследник Кальги снова прав. В его речи сегодня много здравого. Да, он прав… отступать придется не всему войску, а только… уведем проверенных, испытанных, пусть новобранцы остаются. Их немало, а толку от каждого, как от десятой части настоящего воина адья!

Тай уже открыл рот, намереваясь еще раз возразить, но тут же и закрыл, почти упав на свое место у стены. На противоположной стене, у самого окна, мелькнула тень, словно кто-то бесплотный пробежал. Мелькнула и исчезла. Огромная, хвостатая. Давешняя, из проулка, где чуть не зарезали посланника Лементо с сыном. Тай моргнул несколько раз, но больше ничего не узрел. Что за наваждение? Он ухватил ее краем глаза во время схватки в Дайчане, когда до гибели оставалось всего чуть-чуть… А сейчас?… Молодой Кальги посмотрел на Правителя. Чернее тучи.

Тай не сказал больше ни слова, но непрестанно думал о том, что будет. Рассеянно пропускал мимо ушей все, что говорилось после. Лишь увидев посланника Морского Союза, он оживился, но когда тот убрался из залы, Тай опять утонул в оцепенении.

— Совет закончен, — провозгласил Хаадид и первый удалился, метнув в Тая непонятный взгляд.

Отец, нахмурившись, вовсю проявлял свое недовольство. Тай побрел за ним, даже не глядя на остальных.

— Айэт Тай проявляет странную заботу о мятежниках! Он вздрогнул от этого голоса. Склонился.

— Первая Госпожа!

В груди заныло еще сильнее. Он опять начал задыхаться. Казалось, сегодня этому конца-края не будет.

Гайят, ослепительная, черная с золотом, смотрела на него. В ее обличье не было издевки, лишь теплое участие. В глубине прекрасных глаз притаилась грусть.

— Я проявляю заботу, но не о мятежниках, а о воинах адья. И людях адья. К тому же в Шайтьяре наши владения.

Нет, не может быть, чтобы за этими глазами скрывалась змея. Она тянулась к нему, как цветок к солнцу, всем существом. Просто слишком далеко ее место в зале, чтобы разглядеть не только холодность, но и грусть. Сейчас казалось, что вокруг нее ледяная оболочка, призванная лишь с одной целью — защитить себя. Неужели Ранжин все-таки обманул Тая? В который раз?

Тай тряхнул головой. Ранжин был способен и не на такое.

— Айэт Тай считает, что Корона Адья Тэрэк недостаточно заботится о своих подданных?

Тай совсем смешался.

— Если я по неосторожности проявил неуважение к трону, то прошу Первую Госпожу простить меня.

— Айэт Тай очень изменился со времени нашей последней встречи…

Советники и вошедшие охранники обтекали их, мечтая задержаться, чтобы урвать хоть кусочек того, что скажут друг другу эти двое.

Хаадид запретил Таю смущать покой Гайят. Но коль она сама остановила его, сама позвала — как можно проследовать мимо, растоптав свою почтительность к Первой Госпоже? Нет, Ранжин был лжецом, был им до самой смерти. Гайят не могла его выдать. Да, она не любила наследника Кальги — у нее нет того, что видится в любящих глазах, не было и тогда. Теперь-то Таю известно, что надо в них искать. Но она несчастна, она в немилости у Правителя, ей угрожает опасность. Правителю ничего не стоит уничтожить множество адья ради того, чтобы сокрушить горстку мятежников и войско линсов. Ему ничего не стоит убить даже собственную дочь. Тай невольно посмотрел на Гайят с сочувствием, пытаясь ее ободрить хотя бы взглядом, и тут же словно на стену наткнулся. Ее глаза зло блеснули, ненавидяще, она круто обернулась и ушла, не дожидаясь продолженья разговора, не дожидаясь его поклона. Чем он ее обидел?

Тай глядел в ее золотистую спину. Это была она, та женщина, что предала его. Та самая. Она обладала множеством лиц, меняя их, как змея меняет кожу, и каждый раз он попадался. Попался и сейчас.

Он не обратил внимания на пронзительный взгляд отца. Сегодня все только и делают, что пронзают его насквозь. Пренебрегая церемониалом, он оставил старшего Кальги и скорым шагом, чуть ли не расталкивая придворных, проследовал в галерею. Хватит. Он шагал так до самого конца светлой длинной залы, но тут — неудача, вечная неудача — пришлось остановиться опять. От стрельчатой оконной ниши отделился посланник клана Лимаи и всего Морского Союза и устремился наперерез. Тай остановился.

— Айэт Кальги сможет уделить мне несколько мгновений своего времени? — осведомился посланник.

Тай небрежно кивнул. Дышать становилось все труднее.

— Беспокойство заставило меня вчера быть невежливым… Я ждал, когда айэт Тай появится, чтобы выразить свою благодарность за спасение двух жизней. Моей и моего сына… Да ты не ранен? — вдруг куда проще спросил посланник, увидев, как Тай схватился за грудь, рванул застежки, стараясь не согнуться в приступе удушья.

По галерее к ним приближался многоголосый шум. Тай указал на выход в дворцовый парк.

— Душно… мне… нужен воздух…

Посланник, тоже оглянувшись на гул, быстро шагнул вниз через несколько ступеней, широким взмахом отворил тяжелую кованую дверь, и Тай шагнул наружу, подставляя лицо знойному ветру Земли Адья. Он почти кинулся к фонтану, высившемуся невдалеке. Настырный посланник не отставал. Тай погрузил руки в тонкие упругие водяные струи, глотнул, смочил лицо, оперся на его каменную чашу, переживая приступ дурноты. Что же это такое?

Наконец он нехотя повернулся к посланнику. Тот ничем не выразил своего возмущения, наоборот, рассматривал с участием.

— Прошу посланника Лементо простить меня… Это старая рана…

Тот пожал плечами.

— Айэту Таю незачем извиняться. Я сам преступил церемониал, — он неожиданно широко улыбнулся.

Оба шрама, и вчерашний свежий, и старый у подбородка, растянулись, уродуя и без того грубое лицо. Посланник тут же поморщился, вспухший багровый рубец причинял ему боль. Он потому и говорил так, будто рот перекошен. Почти коричневая кожа довершала мрачность обличья. Он пригладил жесткие, короткие волосы, копной стоявшие на голове, и натянул свою странную шапку, как будто сейчас на дворе неистовый холод. Все южане носят такие и в зной, и в мороз. Тай не выдержал, улыбнулся в ответ.

— Я привык к церемониалу, — ответил он. — Но меня он тоже изрядно тяготит.

— Да, — подхватил торговец, — я человек простой, мне было трудно все это запомнить. Поэтому пусть айэт Тай не думает…

Тай махнул рукой, показывая, что он не думает. Вельды церемонились с ним куда меньше, чем этот человек.

— Я принял посланника Лементо за адья прошлой ночью, — добавил он, вдруг возжелав сделать приятное южанину. — Он очень хорошо говорит на адья… Так говорят в Шайтьяре, это на западных пределах наших земель, там где они почти сходятся с Линзором.

Посланник закивал. Куда подевалась его вчерашняя угрюмость?

— Я родился на юге, но долго жил на западе адья, — объяснил он. — Я третий из Столпов клана Лимаи, но посланником стал потому, что хорошо понимаю ваш язык.

Тай усмехнулся, уже не заботясь о том, как посмотрит на это третий Столп клана Лимаи. Торговцы Морского Союза свято исполняли подписанные ими обязательства, даже когда понимали, что обмануты. Так у них заведено. Потому и остерегались до последнего этого самого обмана.

— Я хотел принести настоящую искреннюю благодарность, — торговец развел руками, показывая то ли ее глубину, то ли величину. — Нитта — мой младший сын, и теперь, увы, единственный. Остался один из пяти. Еще совсем юный… потеря была бы огромным ударом для меня. Я буду вечным должником, пока не отплачу…

Тай с удивлением приметил пояс южанина, когда тот развел руками. Поясная кожаная сумка тонкой работы, приютившаяся рядом с ножнами, была оторочена знакомым рыжевато-пепельным пятнистым мехом.

Торговец молчал. Тай очнулся от забытья.

— Я рад, что смог спасти жизнь твоему сыну, — выдавил он, — И если в уплату этого долга…

Но торговец Лементо уже качал головой.

— Увы, айэт, я не могу того, что от меня не зависит. Клан Аруа-Леда, несмотря ни на что, даже на решение вашего Правителя, все же отдавал предпочтение Кальги, но он вынужден подчиняться Лимаи. А Лимаи в чужих землях не ссорится с властителями. Я не говорю за себя. Говорю за весь клан. Потому мы будем с Кайя, если ваш Правитель не решит иначе. Это воля клана, и не мне ее менять. Я упомянул о своем личном долге тебе, айэт Тай.

— Погоди, — Тай потерялся, тоже сбиваясь с церемониала. — Тот второй посланник поддерживал Кальги?

— Да, — спокойно подтвердил южанин, — боюсь, потому он и убит. Потому предупреждаю тебя, айэт, берегись!

— Почему?

Торговец сощурился, вновь искривляя лицо.

— Мы не только торгуем, но и воюем за наши земли и торговые пути. Богатейшие из нас — это сильнейшие. У многих из нас не было ничего, когда мы покидали своих отцов, матерей и родной дом. Потому не думай, что мне не знакомо то, что вы тут называете воинским делом. Это были не грабители. Убийцы! Они ждали нас, айэт, и если бы хотели, убили бы меня еще до твоего прихода. Напали, точно свалились откуда-то. Посланника Аруа-Леда ранили сразу же. Подчинялись старшему с полслова. И все медлили, ждали чего-то. Нет, они не хотели меня убивать. Только двух остальных. В чем почти преуспели. Но мой сын, хвала Восьми Ветрам, жив, и потому я остаюсь в Земле Адья. До срока.

Тай озадаченно глядел на торговца. Если в этом и на самом деле замешан его отец, зачем ему было убивать второго, что стоял как раз за них?

— Кстати, я оставил кинжал, ранивший моего сына, во дворце, но если айэт глянет и укажет мне на что-нибудь знакомое, я буду благодарен.

Посланник вытянул небольшую трубочку пергамента. Развернул. На ней красовался хорошо срисованный простой узор на рукояти. Знакомый, что и говорить. Наверняка и другие, видевшие кинжал вблизи, заметили эти знаки. Уже сегодня к вечеру вся Чатуба будет говорить о новых злодействах Кайя. Вот в чем дело.

— Это знак кузниц Альшадара. Они принадлежат роду Кайя, там куется оружие для их воинов и наемников. Но кинжал может быть продан, украден или похищен, — добавил он, — ведь знак хорошо известен.

— Айэт Тай не спешит обвинить своих врагов? — кольнул его торговец.

— Айэт Тай не спешит, — Тай вздохнул, — и посланнику Лементо не советует. Возвращаясь же к долгу посланника… — Он замялся. — Я совсем не хотел просить выгоды для своего рода, пользуясь несчастьем посланника. У меня лишь один вопрос. Откуда он достал эту поясную сумку, отороченную таким странным мехом?

Лементо удивился. Отогнул полу плаща, провел любовно по густому меху ти-коя.

— Это редкие в наших краях шкуры, потому и стоят огромных денег. Их привозят с далеких восточных берегов. Если подняться вверх по реке Амме… Она хоть и широка, но коварна, мелей там не счесть, и большие суда не раз гибли в ее водах… Так вот, на берегах этой реки есть несколько торговых поселений, принадлежащих кланам Морского Союза. Туда часто забредают охотники из местных, приносят диковинные шкуры. Такие, как эта, — он снова любовно погладил мех, — попадаются редко, очень редко. Но зверей этих никто из нас не видел, только шкуры. Местные верят, что сами звери непростые, повелители лесов, и кто ухитрится убить хотя бы одного, обретет его силу, ловкость и долгую жизнь. Так они говорят. За целую шкуру этого зверя я когда-то заплатил огромные деньги… Я удовлетворил любопытство айта?

Тай старался не выдать дрожь, что одолела его. Возбуждение рвало его на клочки.

— Если долг посланника простирается так далеко, у меня есть еще одна просьба, последняя, — сказал он.

— Мой долг простирается гораздо дальше, айэт, — серьезно сказал южанин. — Я отправлюсь на родину, как только мой сын окрепнет, но благодарность останется неизменной. И если айэту случится бывать во владениях клана Лимаи, в городе Кленке, то дом мой ему укажет каждый. Я буду рад оказать гостеприимство храброму айэту.

Тай слегка склонил голову, благодаря посланника. Вспомнит ли южанин о том, если Таю и в самом деле случится побывать у него?

— Так что за просьба у айэта?

— Есть ли у посланника карты восточных берегов Морского Союза? Наши никуда не годны, адья не путешествуют так далеко.

— Есть, конечно, — удивился посланник.

— Я Хотел бы взглянуть на них. Обещаю, что если замечу там что-нибудь, чего заметить не должен, позабуду об этом в тот же миг, — почти взмолился Тай.

— Несколько странная… Однако это небольшая просьба, и я, несомненно, удовлетворю ее. Здесь у меня нет хороших карт, к сожалению. Не знал, что наши торговые пути на восток заинтересуют…

Он забеспокоился.

— Мне не нужны ваши пути, — поспешил убедить его Тай. — Я просто взгляну. Я хочу видеть, что там за земли, на востоке у побережья. Не больше.

— Если айэт Тай посетит меня вечером в печально известном ему Дайчане, я покажу ему такую карту.

Тай кивнул.

— Это дом торговца золотом и серебром Сайюша, он…

— Я знаю, где этот дом, — перебил Тай.

— Тогда, как стемнеет, я буду счастлив видеть айэта Кальги у себя. До того я должен навестить своего сына. Он остался у лекаря, его нельзя трогать с места.

— Конечно, посланник.

Они раскланялись. Видно было, что южанину поклоны даются нелегко, он не привык сгибаться даже перед такими, как Тай. Лементо отступил на несколько шагов и зашагал прочь.

Тай тоже отправился домой, пользуясь тем, что отец куда-то исчез и некому допытываться, что у него за дела с посланником. Хотя… что за дела? Что странного, если посланник захочет отблагодарить его? И так уже все гудят не столько о его возвращении, сколько о вчерашней схватке в Дайчане. Гудят и о квирайя, и о его пленении. Этот позорный слух, казалось, выплеснулся на улицы Чатубы раньше, чем Тай хоть слово проронил. Видно, постарались люди Правителя.

К счастью, отец так и не вернулся до самого вечера, и Тай безо всяких тяготивших его объяснений отправился в Дайчан. Он почти ни о чем не думал. Даже о черном поветрии, даже о воинах адья, обреченных Правителем на мучительную смерть. Ни о чем, кроме одного — клочка шкуры ти-коя. Ни о чем, кроме полузабытых слов Ак Ми Э: «Где-то там, далеко-далеко, Дун-Суй широко разливается, падает в большое-большое озеро, встречает Солнце. Там начинается другой мир. Так говорит Матушка».

Зачем его несло к дому торговца, безвольно, как сухой лист? Или как лепесток дерева тин-кос? Зачем ему эта карта? Зачем дурацкая мечта, так больно ранящая сердце?

Ему нужна сейчас мечта, даже о несбыточном. Иначе он сойдет с ума.

Лементо принял его с подобающими почестями. Настоял на необходимости угостить великолепным ужином. Попотчевал необыкновенными южными сладостями, острыми и пряными, возбуждающими ум. А затем притупил тот самый ум чудесным вином, тонким, легким и пьянящим незаметно, но неотвратимо.

Дошел черед и до карты. Скоро Тай уже жадно вглядывался в изрезанное в лохмотья далекое восточное побережье, расспрашивая торговца из клана Лимаи.

— Это и есть Амма?

Жирная лента извивалась с юга на северо-восток, потом терялась где-то, незаметно стираясь с карты.

— Да, это она. Вот наши поселения, здесь, — указывал Лементо. — Они слишком мелки для такой карты. Но мне случалось там бывать. Поэтому айэт может верить мне.

— Это оттуда шкура… диковинного зверя?

— Уж не собирается ли айэт Кальги наладить промысел такого зверя? — улыбнулся торговец, но уж очень явно блеснула из-под его улыбки настороженность.

— Нет, — Тай рассмеялся, такой забавной показалась ему догадка торговца.

Он представил, как Сие изучает изнутри свою ловушку, являя на морде крайнее изумление, и рассмеялся еще раз.

— А куда дальше ведет эта река? Торговец пожал плечами:

— Дальше — леса. Насколько я знаю, наши люди не углубляются туда без надобности, потому и карт нет. Местные охотники их не рисуют. Они ходят своими тропами и никому их не указывают. Наши люди не охотники, им привычнее морской простор… или речной хотя бы.

— В Адья Тэрэк нет таких больших рек, как Амма. Она широка?

— Я видел ее. Там, где она вливается в море, почти не видно другого берега.

— А других таких больших рек там нет? — спрашивал Тай. Посланник качал головой.

— А может такая река ближе к истокам обернуться… ну… речкой меньше чем в сотню локтей?

— Любая река когда-то была родником, — пожимал плечами собеседник, не зная, куда клонит Тай.

— А далеко ли могут быть истоки такой большой реки?

— Сотни и сотни ваших таржей, не меньше. Но она теряется в лесах, айэт. Не просто отыскать ее истоки.

— В лесах… Они непроходимы? — выпытывал Тай.

— Почему же? У края они не так уж густы и опасны. Иначе местным охотникам там несдобровать. Но я ведь говорил уже? Мы не заходим далеко…

Расспрашивать дальше было бессмысленно, и Тай, ужаленный собственной надеждой, растравив до невозможности сердце, покинул удивленного посланника.

Ну? И зачем он пришел?

Почему в поселке И Лай ему неотвязно мерещилась Адья Тэрэк, снилась ночами, а теперь, как назло, перед глазами то и дело бродят тени ти-коев, во сне мелькают белые деревья тин-кос и парят в воздухе легкие лепестки? Почему, вместо того чтобы требовать от отца объяснений о вчерашнем происшествии в Дайчане, он побежал сюда, как мальчишка? И это в то время, когда, быть может, очень скоро Дэльгар, Виктия и Шайтьяр задохнутся от черного поветрия…

Он вздрогнул. Да, поветрие… А ведь он и забыл совсем, будто и не говорили…

Тай хлестнул Ижока. Скорее. Сегодня он дождется отца. Хватит таиться! Отец хорошо говорит о чести рода и пользе его, пусть же скажет, почему ни слова не проронил в Совете против Уршана, это ли к чести Кальги? К чести ли он затевает темные дела в Дайчане? И ладно бы только против Кайя!

— Спасите! Да помогите же! — Женщине, видно, зажали рот, истошный крик прервался.

Очень близко, из-за ближайшего угла.

— А-а-а!.. — Ее крики опять захлебнулись.

Тай резко натянул поводья, спрыгивая с Ижока. Похоже, в Дайчане ему покоя не будет. Ни днем, ни ночью.

В несколько прыжков он достиг поворота. Совсем близко одна темная фигура, закутанная в длиннополую накидку до самой земли, пыталась вырваться из цепких объятий другой. Злоумышленник тянул женщину к себе, заломив ей руку, зажимая рот, но она все еще пыталась отбиваться другой рукой, свободной.

Зашипев, разбойник отдернул руку. Видно, она исхитрилась укусить злодея.

— Помог… — Он опять вцепился в нее, но тут же отпустил, вытаскивая клинки.

Тай налетел на него, как ветер, горя желанием хоть с кем-нибудь поквитаться за сегодняшний день и за всю его дурацкую жизнь.

— Держись у меня за спиной! — крикнул он жертве. Женщина отбежала назад всего на несколько шагов, Тай слышал, как она остановилась. Отбросив соперника, кинул назад быстрый взгляд. Маленький комочек вжался в стену позади него, наверное, с замиранием сердца следя за схваткой. Тай успел повернуться как раз вовремя, чтобы успеть отскочить в сторону.

Странное дело, противник снова оказался очень силен! Почти как тот, которого Тай встретил вчера в проулке. Но уже выяснилось, что вчерашних наемников посылал его отец, а этот злоумышленник из обычной публики, что шляется ночью по Чатубе. Откуда же… Тай теснил незнакомца, со знанием дела отвечавшего ему и все же отступавшего в глубь темной улочки. Но Таю и самому приходилось непросто. Уж очень темно вокруг, а противник, наверное, более привычен к таким стычкам в темных закоулках. Разбойник огрызался все более короткими атаками, похоже, намереваясь дать деру, даже бросил быстрый взгляд через плечо. Но Тай не собирался его отпускать, преследовал все азартнее, твердо намереваясь свести с ним счеты. Примерился, бросился вперед…

— Береги-ись!.. — завизжала женщина и, не успев ничего сообразить, он как будто со всей мочи затылком ударился о стену…

Тай сморщился от света и тупой, ноющей боли. Голова пылала огнем, резало в груди. Он застонал, неловко потянулся к затылку и нащупал какие-то мокрые тряпки.

Чудовищно яркий свет быстро превратился в тусклое свечное пламя. Свечи, свечи… всюду подле ложа, на котором он раскинулся. Тай шевельнул головой, стараясь разглядеть, где он находится, и сморщился опять.

— Нет, нет… Ты должен лежать.

Девушка наклонилась над ним, грива душистых черных волос рассыпалась, щекоча его грудь. — Ой!

Она подхватила упавшие вниз гребни, попробовала приладить наскоро, но только привела свои пышные кудри в еще больший беспорядок. Тогда она неловко перекинула вьющиеся пряди за спину, но они непослушно скользнули обратно.

Девушка смущенно улыбнулась.

— Где я? — хрипло проскрипел Тай,

— Я велела слугам перенести тебя сюда, — она опять смутилась. — Я же… не знала, кто ты и откуда. И какая у тебя рана…

— Никакая…

Тай попытался приподняться. Легкая дурнота и пульсирующая боль в голове — больше ничего. Она неловко поддерживала его, лишь на словах сопротивляясь его намерению встать.

— Нет, нет! Лекарь сказал, чтобы ты лежал, пока в голове не прояснится! Велел менять тебе повязки! Ну вот, — она притронулась к его затылку, — совсем уже теплая! Я сейчас сменю!.. Только прошу тебя, ложись, я не могу отойти ни на мгновенье, пока ты не ляжешь. Ну, прошу тебя!

Столько заботы, столько беспокойства. Ей так хотелось хлопотать возле него, суетиться. И такой голосок: милый, свежий, приятный. На улице он звучал по-иному… Тай легко дал уговорить себя, опустился обратно на постель.

Она убежала, шелестя накидкой, но вскоре вернулась. Вытянула из-под его затылка мокрые тряпки, смочила их в небольшом тазике, что принесла с собой, приложила снова, мягко опустила на них голову Тая. Он вздрогнул. Где среди лета она взяла такую ледяную воду? Но где бы ни взяла, а… хорошо! Что и говорить. Нытье в затылке таяло с каждым вздохом.

— Тебе лучше? — с надеждой спросила незнакомка.

— Намного, — пробормотал Тай. Она непритворно обрадовалась.

— Лекарь так и сказал: очнешься, и тебе будет все лучше и лучше. Рана небольшая.

— Небольшая, — согласился Тай, протягивая руку и ощупывая вновь затылок, — но со знанием дела…

— Он налетел из ниоткуда, — будто оправдываясь, затараторила она, — словно с крыши свалился. Когда я увидела, поздно было. Я кричала… правда, правда, кричала, только ты не услышал.

— Услышал… Такой вопль мертвого поднимет, — улыбался Тай.

Женщина вновь ответила смущенной улыбкой. Нет, это с самого начала она показалась юной. А теперь… она ведь постарше его будет. Звонкий голос да детская ее радость при его пробуждении обманули Тая. Но какая красавица!

— Меня еще никто никогда не спасал, — она нежно взяла его за руку. — Никто и никогда!

Такого восхищенного женского взгляда… Впрочем, нет, видел уже. Когда расправился с лохматым серым зверем, напавшим на Ак Ми Э и Тарута. Но ведь вельдара тогда вообразила, что Тай посланник духов… А эта любовалась им так беззаветно, точно уже влюблена.

— И что… что было дальше? — Тай даже охрип от напряжения.

— Тут как раз мои слуги подоспели! На крики. Я ведь здесь совсем рядом живу. Потому и дожидаться не стала, пока за мной придут. Я у подруги была, — пояснила она. — Одиноко тут вечерами одной. Подумала: тут рядом, ничего не случится. Ведь всегда ходила — и ничего. А сегодня… — Она отвернулась в сторону: — Хвала богам Адья, что послали защитника… Не знаю, что случилось бы со мной, — она всхлипнула, сжала его руку сильнее.

Тай ответил ей таким же пожатием, ободряя. Не хватало еще, чтобы она расплакалась. Он никогда не знал, что делать с женскими слезами.

— Нет, нет! — Она повернулась, слезы, как «вечерние звезды», блеснули на ресницах. — Я не буду плакать. Это от страха… я до сих пор дрожу.

Слезы и в самом деле не скатились вниз, свободной рукой она выхватила платочек из складок своего одеяния и быстро обмахнула глаза. Шелестящая накидка, воспользовавшись моментом, немедленно соскользнула с обнаженных плеч.

— Ой!

Она выпустила руку Тая, снова кутаясь в неподдающуюся жесткую ткань, озираясь вокруг. Бегло скользнула рукой по простыням, закусив губу, принялась высматривать что-то внизу.

— Застежку потеряла, — смущенно, почти виновато пояснила Таю. — Не найду, темно слишком. Платье порвалось, а я… сама тут хотела, рядом с тобой. Служанку прогнала. Накинула, что попало, — все больше сбиваясь, неловко оправдывалась девушка. — Я… быстро, только вот одену что-нибудь приличное случаю!

Она порывисто вскочила, не зная, куда девать себя от смущения.

Ну вот, сейчас она вернется в своем лучшем платье. И все такое. И никаких обнаженных плеч и почти обнаженной груди, и тела, что дышит рядом…

— Не надо, — попросил Тай. — Не уходи. Ты так и не сказала, как тебя зовут.

— Райшана, — улыбнулась она. — Но я все же накину что-нибудь другое. Эта накидка все время падает без застежки…

Убежала все-таки. Но вернулась быстро. Теперь она завернулась в другую накидку, легкую, почти воздушную, ничуть не скрывавшую изгибов ее необыкновенного тела. Какие прекрасные у нее руки, будто точеные! Она погрузила тонкие пальцы в миску с какой-то пахучей жидкостью. Вот чем так непонятно пахло в маленькой комнатке.

— Это старинное снадобье, — прошептала Райшана, склонившись над ним, легко втирая тягучую маслянистую влагу в грудь Тая. — Его еще моя мать делала, когда кому-то случалось занедужить.

Она мягко растирала ему грудь, и душащая боль, часто навещавшая Тая в последние дни, растворялась, отступала, сжималась под ее кротким натиском.

— Хорошо? — спрашивала она, и Тай шептал в ответ «да», мечтая лишь о том, чтобы у прекрасной лекарки не заканчивалось ее зелье.

Аромат его витал везде. Сладкий, но свежий, как степные травы, он пьянил и в тот же час повергал тело в приятную истому.

— Оно придает сил, — сказала Райшана. — Что бы ни случилось. Теперь одна беда, — добавила грустно, — мы с Линзором воюем, а масло это раньше там торговали. Здесь все, что у меня осталось. Не догадалась раньше запастись. Вот если бы знала, — стрельнула глазами.

Даже в тусклом свечном пламени видно, какие они у нее… большие, темные, глубокие. В таких бы ему хотелось утонуть. Вокруг груди пятном расползался жар.

— Ты так и не признался мне, кто ты, спаситель. — Райшана легко провела по его волосам, от пальцев в нос ударил тот же необыкновенный запах. Он почти захлебнулся.

— Меня зовут Тай. — Сегодня хотелось отбросить все, даже родовое имя, даже звание.

— Тай, — повторила она, задумалась. — Тай… Мне нравится. А тебе нравится мое имя? Рай-ша-ана…

— Да, — Тай сглотнул.

— Ты не думай обо мне плохо, — шептала она, наклоняясь к нему все ниже. — Мой муж, он погиб год назад в Дэльгаре. Его родня… сочла недостойным заботиться обо мне, дочери торговца, ведь детей мы так и не успели… Отец взял меня обратно, но… он умер вскоре… И вот я одна… — она наклонилась очень близко, — в этом большом доме… одна-одинешенька. Может, я в темноте… искала. Такого, как ты, Тай… Искала…

Он сам притянул ее к себе. Жар стал нестерпимым, сливаясь с его собственной дрожью, поплыл во все стороны, тяжелым камнем набух в теле. Тай впился в ее губы, прижал к себе податливое тело, до боли, Райшана даже застонала, но когда он ослабил хватку, боясь поломать ее хрупкий стан, сама прижалась к нему. Сама скинула с плеч легкую ткань, в которой он беспомощно запутался. Сама обвила его руками и ногами…

Тай даже не помнил, как все случилось. Он ждал привычных, теплых волн изнутри, и они пришли, устремились к ней. Ему снова нужна радость, тепло в сердце, сноп искристого света в глазах, прекраснее которого нет ничего. Ему снова нужно стать другим. Ему нужно забыться…

Жар и боль отпустили его, вытекли, как не бывало. Он тяжело выдохнул. Тело раскалилось, как от знойного полуденного солнца, а внутри стояла пустота. Сосущая и… пустая. Затылок вновь наливался болью, посылая дурноту, сердце придавило прежним камнем. Привычная легкость, распиравшая все тело после того, как он отрывался от Ак Ми Э, тянувшая вверх, искрами вспыхивавшая внутри, не шла. Привычная радость не разгоралась в сердце, утекло даже то, что было в начале. Тай привык к иному. Слишком привык.

— Тай…

Райшана потянулась к нему, вновь обвивая руками. Он прижал ее в ответ, бесцельно скользя по телу, мгновения назад казавшемуся необыкновенным, совершенным. Ему этого мало. Ему теперь всегда будет мало после белого дерева в роще духов, после пьянящего аромата лепестков тин-кос, после Ак Ми Э. Но ведь Райшана не виновата… это все одиночество. И он не виноват.

— Тай… — шептала она.

Он принялся целовать ее только для того, чтобы женщина замолчала.

— Что? Что случилось? — обмануть ее до конца не удалось.

— Не знаю, — прошептал он, морщась, — голова раскалывается. Плывет все вокруг. Пить хочется.

— Я принесу! Сейчас! И все пройдет. — Райшана с готовностью вскочила, набросив лишь накидку, выбежала, легко затворив дверь.

Тай вяло откинулся на своих мокрых подушках. Хорошо бы сменить повязку, в голове опять все смешалось, давит неимоверно. Толстые свечи почти прогорели, некоторые уже корчились в последних всплесках пламени. На стенах, затянутых легкой светлой тканью, всплывали самые причудливые тени. Менялись, играли друг с другом, сливались в знакомые очертания. И вдруг…

Тай привстал, опершись на локти. Рот открылся сам собой. Снова он, хвостатый…

Она вбежала, протянула чашу. Все исчезло. Тонкий аромат приятно щекотал ноздри.

— Это вино?

Женщина виновато развела руками:

— Ничего больше нет. Даже воды. Слуг я будить не хочу… Не хочу, чтобы завтра весь Дайчан сплетничал… Пей, я скоро приду.

Тай пригубил. Ароматный напиток приласкал горло и сразу, с первого глотка, ударил в голову, принося ту самую легкость, о которой он мечтал. Он глотнул еще. Ти-кой на стене изготовился к прыжку. Рука задрожала, и чаша наклонилась. Зверотень махнула хвостом. Тай принялся ловить ускользающую чашу, но она таки вывалилась из неловких пальцев. Чаша упала, ужасающе громко ударившись обо что-то на полу. Тень испарилась, как будто ее и не было.

Райшана влетела сразу же.

— Что? Что случилось?

— Ничего.

— Ты выпил вино? — быстро спросила она. — Может, принести еще?

— Да, да, — соврал Тай, — иди сюда, не суетись попусту. Не хочется больше.

— Но мне не трудно…

— Иди, — попросил он, и девушка вернулась, прилегла рядышком, приникла, обняла.

— Тай… Я все хочу знать… откуда ты, кто ты… хочу знать все… Тай… Любимый…

Он насторожился. Нет, ему только кажется.

— Голова болит, — выдавил он. — Меня, наверное, ищут.

Вряд ли, но вдруг отец обеспокоился его долгим отсутствием. Вдруг оседланный Ижок вернулся во дворец. Тай зашевелился.

— Нет, оставайся, оставайся, — молила она, — хотя бы до утра…

Он сдался, тем более что хотел быть побежденным. Тем более что неудержимо клонило в спасительный сон. Легкость, явившаяся после двух глотков чудесного напитка, уже утекала тонкой струйкой. А она все говорила что-то, говорила… говорила… О чем-то расспрашивала, теребила его за локоть…

Райшана разбудила его, когда вокруг еще стояла темень.

— Открой ставни, — пробормотал он, щурясь от надоевших свечных огней. — Глаза режет.

— Еще темно, — прошептала она. — Скоро слуги встанут. Я не хочу… ты понимаешь… чтобы…

— Чтобы по Дайчану поползли сплетни. Понимаю.

— Я вдова, Тай…

— Не беспокойся, Райшана. Я уйду сейчас.

Он тяжело поднялся. Голова раздулась, как с похмелья. С трудом подобрал одежду, поискал глазами оружие. Его не было. Наверное, слуги оставили на месте схватки.

Женщина, все такая же прекрасная и полуодетая, спускалась вниз, указывая ему путь. Деревянная лестница отчаянно скрипела, словно по ней давно уже никто не ходил. Странно, но от дома несло запустением. Разглядеть почти ничего нельзя было, Райшана захватила из комнатки наверху всего одну маленькую тусклую свечку и тщательно прикрывала ее рукою, чтобы та не погасла, Тай же продвигался почти на ощупь. Все двери затворены. Холодный камень вокруг, ни ковров, ни тканей на стенах. Суровый дом и небогатый.

Райшана остановилась у дверей.

— Ты же придешь, правда? Придешь еще? — почти с мольбой потянулась к нему, маленькая, беззащитная. И вновь желанная.

Тай притронулся к ее губам, сперва легко, потом, не выдержав, притянул ее к себе, принялся целовать. Она задрожала. Но в этот раз осталась непреклонной.

— Нет… нет. Сейчас уходи. Приходи, когда стемнеет, когда затворятся все ставни. Я отошлю сегодня слуг. Всех. Приходи обязательно! Только слышишь: когда затворятся ставни, не раньше!

Он выскользнул в предутренний сумрак.

— Направо, — тихо бросила она на прощание, — потом еще раз. До конца, и выйдешь на улицу, ведущую ко дворцу.

Дверь тихонько затворилась.

Тай медленно поплелся, куда было указано. Свернул. Прикинул, как отсюда побыстрее добраться до дворца Кальги. А может, его оружие еще валяется там, где вчера его ловко огрели по затылку? Где же это? Где-то рядом. Нет, непохоже, чтобы так уж близко. Не мог он вчера проехать так близко от дома Райшаны. Как же слуги услышали ее крики? Как прибежали так быстро?

Он принялся блуждать вокруг, отыскивая место. Солнце уже взошло, когда Таю наконец это удалось. Кажется, здесь. Или там? Своего оружия, как и следовало ожидать, он не нашел.

Ставни уже распахивались у него над головой, и Тай задумчиво поплелся во дворец Кальги, почему-то выбрав кружной путь. Почти дошел до дома, еле двигая ногами. По той улице, что указала Райшана, было бы скорее. Он остановился.

«Ко дворцу», «ведущую ко дворцу» — так она сказала. Не к королевскому, а к его, Тая, дворцу. Разве он говорил, что принадлежит к роду Кальги? Или, может, ночью проболтался, когда отчаянно хотелось спать? Да, наверное, ночью. Беспокойство заставило его обернуться, и в который раз он ухватил краем глаза знакомую звериную тень. Скользя по каменным стенам окрестных домов, она побежала обратно в Дайчан, торговые кварталы.

Тай невольно двинулся за ней, несмотря на предостережение Райшаны. Пусть скажет ему, что все не так, что его подозрения — бред, что тень на стене — наваждение. Пусть скажет, или он не успокоится весь день. Он только увидит ее — и сразу все поймет.

Скоро Тай уже стучал в дверь Райшаны. Никто не отозвался на стук. Он еще раз постучал, принялся колотить громче. Закрытые ставни слепо таращились на него.

— Эй, что вытворяешь? — донеслось сзади. — Ох, простите, господин, — слуга в дверях соседнего дома, разглядев богатый наряд Тая, принялся кланяться.

— Где хозяева? — бросился к нему Тай. — Кто тут живет?

— Да никто не живет, господин, — старик пожал плечами. — Торговец этот помер давно. Дом-то, поди, с год пустует.

— А дочь его?

— Какая такая дочка? — Старый плут ухмыльнулся. — Нет тут дочек никаких.

Тай шагнул к нему.

— Не шути со мной, старик!

— Да правду я говорю, господин! — спохватился тот. — У него сыновей двое было, клянусь Кайятрэ, господин! Оба на юг подались да сгинули, нет их, а дом запертый стоит, изнутри там все окна приколочены. Сам видел, сам и приколачивать помогал. Его ж с того… как хозяин помер, не отпирали. А дочек… нету никаких. — Наверное, увидев подозрительный блеск в глазах знатного айэта, принялся клясться опять: — Всеми богами Адья клянусь, не было дочки никакой!

Тай растеряно торчал столбом посреди улицы, не зная, что еще спросить. Старик воровато оглянулся, подобрался к знатному незнакомцу поближе и прошептал:

— Странные дела тут творятся, господин. Сегодня ночью я шум слышал, будто дом отпирали, будто много людей ходило.

Тай вытянул золотую монету, вложил в протянутую руку.

— А еще факелы на улице горели, люди с факелами ходили. Сквозь ставни пламя отсвечивало. Голоса было слышно, но плохо, тихо очень. Я старый уже, по ночам не сплю почти… вот и разобрал все это. А отпереть, поосмотреться — так испугался я. Уж больно много всего побрякивало. Оружие, поди.

— Слушай и сегодня, — сказал Тай. — Узнаешь что-то новое — еще больше получишь.

Не слушая благодарствований доброму господину, пошел прочь. Ай да Райшана! Его поймали в ловушку. Да как искусно. Вот почему она так беспокоилась, выпил ли он вино. Что в нем было? Чего оно так опьянило всего с двух глотков? «Расскажи мне все…» Да если бы не тень-наваждение, что бы Тай ей открыл, что рассказал? Мог бы все повыболтать. Он закусил губу. В памяти сразу заворочалось, как год назад, напившись какого-то снадобья у лесного костра, он выложил всю правду Ак Ми Э, Воображая, что говорит с Гайят. Вот почему женщина невольно указала ему дорогу ко дворцу. Райшана знала, кто он. Его заманили в ловушку, как мальчишку.

Тай схватился за голову. Как же болит! Но ничего, он вернется этой ночью, он схватит эту змею за прелестную шейку и вытрясет правду. Придет, как будто ничего не ведает, а потом…

Но следующей ночью, когда освеженный и отдохнувший Тай подошел к дому умершего торговца, он зря стучался в двери, зря колотил ногами. Брошенный дом оставался таким же безмолвным.

Райшана, видно, отказалась от своих намерений. Поостереглась. Но как она узнала? Соседский слуга? Нет… не похоже.

Да. Сообщники Райшаны знали, что он побывал тут утром. Они следили за ним. Они охотились за Таем. Он оглянулся, как будто темнота могла дать ответ, кто скрывается под покровом ночи. Кто это мог быть? Кайя? Отец? Глупости. Это значило только одно: Правитель не поверил ни единому его слову. И следит за каждым шагом.

Да, Таю не удалось обмануть властителя Адья Тэрэк, это сам Хаадид притворился обманутым. Вот почему он не отправил его в Дэльгар. Он ждет, он охотится. До праздника Плодородия.

Тай уныло плелся обратно во дворец Кальги. Казалось, что из-за каждой ставни к нему тянется жадный взгляд. Сердце сжалось. А что теперь? Неужели все напрасно? И лишь только стают снега, новые отряды адья уйдут в Землю «вечерних звезд»? Или Правитель попросту жаждет убедиться, что Тай рассказал ему правду?

Он старался не оглядываться по сторонам. Хватит таскаться по ночам где попало. Надо самому смотреть хорошенько, чтобы не попасться в новую ловушку. Кто знает, какие подарки еще приготовит для него повелитель Адья Тэрэк. Если они ничего не выследят, что тогда? Холодок прошелся внутри. О таинственных подземельях под королевским дворцом ходили легенды. За неимением ничего лучшего. Страшные слухи за неимением достоверного. Люди часто исчезали без следа, и тогда при дворе шушукались, испуганно поглядывая себе под ноги. Хаадид вытрясет из него правду по капле, если ему будет так угодно. А Тай ведь… не сильнее других. Да и за что? За проклятых вельдов?

Холодок внутри разрастался. Что же делать? Бежать из Чатубы? Из Адья Тэрэк? Навсегда прочь из родного дома, куда-то в неизвестность? Без права на возвращение? Или… сознаться отцу? Если Архал Кальги узнает, он сможет его защитить. Он будет дорожить им пуще прежнего, даже не как сыном — как сокровищем. Правитель не пойдет открыто против всего рода Кальги сейчас, когда на пороге линсы…

Он ломал себе голову целую ночь и отказался от обоих своих намерений. Нет, бежать ему нельзя, пока есть хоть малейшая надежда на то, что Хаадид колеблется. Сбежать — все равно что подписаться во лжи. И кроме того… тогда Правитель нанесет удар по Кальги, обвинив Тая во всем, в чем ему заблагорассудится. И сбудется то, о чем говорил отец: Тай нанесет вред своему роду, сам того не желая. Но и рассказывать отцу нельзя… Тогда все начнется сызнова. И в земли вельдов двинутся не только отряды Правителя. Тогда там действительно начнется бойня.

Стараясь отвлечь внимание соглядатаев Правителя, Тай вовсю ударился в военные сборы. Не раз отправлялся во владения Кальги, сам отбирал новобранцев, сам придирчиво оглядывал каждый меч, выкованный в кузнях. Пусть поскачут за ним туда-сюда, злорадно думал он, продолжая украдкой высматривать вокруг себя глаза и уши Правителя. Тай не видел их, но чувствовал спиной. Всегда. Чувствовал он и другую тень, иногда по своей охоте следовавшую за ним, не являвшуюся больше при свете дня перед глазами, но хорошо ощутимую рядом, будто плотную, и был благодарен ей. Призрачный ти-кой не оставлял его, не давал впасть в отчаяние. И боги Адья были тут совершенно ни при чем.

Отцу о слежке все же пришлось сказать. Ведь если Хаадид заподозрил Тая в нечестных помыслах, то глаза и уши Правителя неминуемо обратятся к Архалу Кальги. Тай долго набирался смелости.

— Твоя тайна слишком дорого стоит нашему роду, Тай, — недовольно бросил Архал в ответ, выслушав сбивчивые предостережения сына.

— Зато твоя гораздо непригляднее, — не удержался Тай. Что-то не ладилось между ними после возвращения из Земли «вечерних звезд», и чем дальше, тем больше.

— О чем ты говоришь? — тяжело уперся в него взглядом Архал.

— О стычке в Дайчане. Об убийстве второго посланника Морского Союза… — Тай запнулся, не желая рассказывать, как подслушал разговор в оружейной. — Наемные убийцы — это Табат со своими людьми. Я узнал его в тот же миг… а потом он исчез. Верно, ты услал его куда-нибудь, чтобы лишнего не наговорил. Я все не спрашивал, думал, дело твое, но постоянные упреки… Какое право ты имеешь упрекать меня в небрежении честью Кальги, если сам ценишь ее так невысоко?

— Не твоего ума дело! — Архал загрохотал. — Понял, сообразил — хоть я и этому удивлен — и молчи! Как вернулся — будто подменили тебя, будто не мой сын, а чужой! Дела с Правителем завел втайне от меня, дела с посланником Лементо! С кем еще у тебя уговор за моей спиной?!

— У меня нет уговоров ни с кем за твоей спиной! — Тай возвысил голос в ответ, уже злясь. — И никаких дел с посланником Лементо! Тебе странно, что он благодарил меня за спасение жизни своего сына? Ты бы не сделал этого?

— Для этого не надо весь вечер сидеть в его доме! — Архал разозлился уже всерьез.

Внутри засосала тоска.

— Оказывается, за мной следят не только люди Хаадида, — бросил он в лицо Архалу как можно насмешливее.

— Я защищаю Кальги, в то время как ты, вернувшись, делаешь все, чтобы нас уничтожить!

— Я?! — Удивлению Тая не было предела.

— Да! Ты! Если бы не ты, я расстроил бы планы Кайя — и никакой помощи от этих торгашей из Морского Союза! И если бы не твои подозрительные делишки с посланником, мне все же удалось бы это! Кайя валялись бы в пыли под моими ногами! Но кто будет держать Уршана под подозрением, если один из Кальги вертится около Лементо и его сына? Если бы не твои глупые клятвы, тайны!.. Я бы уже схватил Хаадида за бороду! Я вот здесь держал бы его! — Он потрясал сомкнутым кулаком перед носом Тая. — О да, я чувствую! Иначе Правитель не стал бы тратить на тебя столько сил! Если бы не твои глупые речи в Совете, надо мной не смеялся бы весь двор! Вся Чатуба спрашивает меня о том, не стал ли род Кальги на защиту мятежников! И не потому ли это, что мой сын Тай просидел в плену у квирайя целый год и утратил за то время самый дух настоящего воина адья?! Каково мне все это выслушивать? А? Каково это любому Кальги!? На меня косо посматривают другие ветви!

— А, ты вменяешь все это мне в вину? — Голос Тая, поднимаясь, делался таким же хриплым, как и у отца, будто его давило что-то изнутри. — Ты не смог достойно принять поражения от Кайя…

— Это Таржид, старая змея…

— Пусть Таржид! Пусть хоть сами боги Адья! — Тай уже не слушал отца. — Но ты проиграл! Кальги достойно принимают поражения! Мне с самого детства твердили это в оба уха! Ты же взамен приказал убить посланника клана Аруа-Леда, того самого, что держал нашу сторону!..

— Откуда ты?…

— Лементо сказал! Не счел нужным скрывать от меня! Я же — Кальги! Сын Архала Кальги! — Тай громыхнул так, что если бы они не уединились в тайной комнатке Архала, все тайны Кальги выплыли бы наружу. — Но ты, видно, забываешь об этом! Тебе только и важно — ухватить за бороду Хаадида! Ты думаешь, отец, я не дрожу от стыда, когда у меня начинают расспрашивать о плене, о злосчастных квирайя? Ты думаешь, я с радостью ношу эту маску? А тебе не нужен такой сын! А какой тогда нужен? К чему тогда… все речи о будущем рода? Какое у него есть будущее, кроме… меня?! — Он вновь задыхался, стараясь пересилить себя, унять режущую боль, пронзившую грудь.

Архал же, напротив, казалось, успокоился.

— Да, я мечтаю о совсем ином будущем для рода Кальги, — бросил он. — А ты — неизвестно о чем. Ты спрашиваешь, какой мне нужен сын? — Он усмехнулся. — Достойный, Тай! Своего имени, своего положения, своего рода! Достойный меня! Я думал, ты станешь таким… Радовался твоим успехам, заботился твоими неудачами… оплакивал твою гибель!

Тай упал на сиденье, с которого вскочил, стоять уже не было мочи.

— А теперь не знаешь… что делать с моим… возвращением! — Он зло рассмеялся и принялся растирать грудь, пытаясь хотя бы дышать ровнее.

— Что с тобой? — спросил Архал.

— В плену долго мучили… — не удержался Тай, снова расхохотался. — Ко всему я еще и… вернулся в Чатубу калекой, отец!.. Каково тебе это?

Архал Кальги прошелся несколько раз взад-вперед, забарабанил пальцами по деревянной панели.

— Вижу, что не понравилось, — заключил Тай, все еще скалясь на отца. — Может, тебе… нужен еще один сын? Достойный?… Ты еще не так стар…

Архал промолчал, но Тая уже ничто не могло остановить.

— И еще? Куда ты услал Табата, отец… что за тайны? Мог бы и сказать, мы же с тобой одно, я и ты… сам говорил, разве не так? Что это за старик таинственный, который… — Тай не вовремя закашлялся, — тебе понадобился так срочно? А? — Он обернулся и почти вцепился взглядом в отца, пытаясь высмотреть малейшую заминку.

Архал вновь промолчал, лишь окинул Тая долгим взглядом.

— Я не кажусь тебе теперь… более достойным? Достойным тебя? Видишь, я тоже следил… за тобой! Так что за старик?

— Ты хранишь свою тайну, — насмешливо сказал Архал, — кичишься ею перед своим отцом. Считаешь себя выше всех? Вот и живи с ней, и не суйся в мои дела! — захрипел он. — Посмотрим, как долго ты проживешь своим умом! Которым тебя не слишком наградили боги Адья!

Тай сразу остыл.

— Боги, отец, — неожиданно горько сказал он, — никому не отмеряют… полной мерой. Никому… Поверь мне, я знаю. Тебя они умом наградили, это правда… Значит, в чем-то другом обделили. Как и Ранжина…

— К чему тут Кайя? — встрепенулся Архал, взбешенный донельзя словами Тая.

— Так, вспомнилось, — неопределенно бросил Тай. Дышалось куда легче, он прекратил растирать грудь. — Раз уж вспомнились Кайя… скажи мне, ты тоже веришь, что черное поветрие лучше войны с линсами?

— Тебе-то что за печаль? — Архал пожал плечами. — Наши владения в Шайтьяре далеко от границ с Дэльгаром. Их не заденет… Не должно задеть, — он нахмурился, похоже, полной уверенности у него не было.

— Что за печаль? А что будет с адья, что будет с половиной Шайтьяра? Это наши люди! Это женщины и дети! Да и мятежники… Они храбро сражались, как воины, и не заслужили собачьей смерти! Уж я — то знаю, что значит подыхать, как собака! Вот, — он стукнул себя в грудь, сразу же отозвавшуюся болью, и охнул, страшась, как бы не вернулось удушье, — память… на всю жизнь! Проиграют обе стороны, отец. А потом все начнется сначала. А никого уже не вернешь! Никого! Адья будут умирать, проклиная тех, кто послал им все это, проклиная богов Адья. Но ты-то знаешь, что это не боги! И ты среди них! И никто в Совете, кроме старого Таржида, которого ты то и дело поминаешь недобрым словом, не воспротивился!

— А ты с чего вдруг держишь его сторону? — огрызнулся Архал.

— Да не держу я его сторону! — Тай отчаялся. — И ничью не держу. И впредь держать не стану. Даже твою! Хватит!

— Тогда иди! — Архал открыл панель, скрывающую вход в секретную комнатку. — Иди и живи, как знаешь! Посмотрим, как долго ты продержишься в одиночку! Но, прежде чем сделать хоть шаг, учти: времена скоро изменятся, и, когда ты наиграешься, мне недостаточно будет покаянных слов «прости, отец!», Я тебя заставлю ползать на брюхе, Тай. Я тебе покажу, что такое род! И чего стоит быть его частью!

— Не ты первый! — Тай стремительно вышел, отбросив ковер, скрывавший тайный вход.

— Ничего, — пробормотал Архал, глядя на все еще колыхавшуюся ткань, — ничего… Еще приползет… Откуда он узнал о старике?… Откуда бы?… Надо будет старого Анду отослать куда-нибудь подальше, — он бормотал и бормотал, бесцельно переставляя безделушки, дорогие его сердцу, любовно поглаживая у себя на груди тяжелый знак Кальги, изукрашенный драгоценными камнями. — Ничего… Завтра все изменится… И старик уже не понадобится, Табат зря спешит, загоняя лошадей… Боги Адья сделают все за меня…

Зной звенел над степями Адья Тэрэк, не желая признавать, что начинается долгая осень. Такой изнурительной жары не случалось все лето, а теперь она будто бы вознамерилась выжечь земли Адья. Унылые желто-коричневые травы проносились по обе стороны дороги. Редкие кусты, изнемогшие от бесплодной борьбы с солнцем, роняли скрученные листья задолго до положенного срока.

Весть о недуге Правителя застала Тая в Мальше, куда он отправился на следующее же утро после ссоры с Архалом Кальги, готовясь к грядущему походу в Дэльгар. Он пробыл там несколько дней и уже собирался отправиться дальше, в Альдьяш, чтобы в последний раз взглянуть на родные места, когда получил распоряжение Первого Советника Таржида. Правитель срочно призывал Тая к себе, застанет ли его это послание днем или ночью. С чего бы? Неужели терпение Хаадида истощилось?

Стоит ли следовать приказу, все еще гадал Тай, вскакивая на Нубира, заменившего трусливого Ижока, отдавая последние указания своим людям. А по Мальшиу, что всего в одном дне пути от столицы первым узнавал многие новости, тем временем уже носилась черная весть. Правитель Адья Тэрэк тяжко занедужил.

Если бежать от гнева Хаадида, то только сейчас, другого случая по возвращении в Чатубу может уже не представиться. На защиту отца тоже надеяться больше нечего. Но Тай сцепил зубы и отправился в путь, положившись на справедливость богов Адья и на помощь духов И Лай. По привычке он выискивал среди степного сухостоя знакомую хвостатую тень. Вдруг мелькнет? Вдруг укажет на опасность? Но призрачный ти-кой точно растворился в струившемся над дорогой зное, предоставив Таю решать самому. Даже присутствие его — редкое дело — теперь вовсе не чувствовалось рядом. Что ж… Самому — так самому.

Как ни спешил Тай, он въехал в Чатубу уже к вечеру, отправился во дворец Кальги, где его встретили перепуганные слуги. Только старого Анду, что каждый раз выползал навстречу молодому хозяину, почему-то не было видно.

Два дня назад, полушепотом рассказывал один из служителей покоев молодому господину, пока тот спешно облачался в придворное платье, великий Правитель Адья Тэрэк слег и уже не встал. Все случилось в час пира в честь новых посланников Морского Союза, что прибыли на днях. Тай присвистнул. Быстро же появились новые торговцы, как только запахло удачной сделкой! Вряд ли их успели известить о несчастье их товарища из клана Аруа-Леда. Тут что-то другое.

— И что? Что дальше? — спросил Тай у примолкшего служителя, прилаживая плащ поверх придворного одеяния.

— Что дальше? Это все, что ты хочешь знать?

Тай обернулся на этот насмешливый голос.

— Я хотел бы знать гораздо больше, отец. Но рассказать мне об этом некому, а этот, — он кивнул на окончательно оробевшего слугу, — вряд ли удовлетворит мое любопытство. Можешь идти! — бросил парню.

— Ни он, ни я, ни кто другой, — Архал был слишком доволен жизнью, чтобы сердиться на сына. — Что будет дальше, знают теперь только боги Адья!

— О чем ты говоришь? — Тай не понимал. — Недуг, поразивший Правителя, столь тяжел?.

— Он умирает! — не удержался Архал. — Он умирает!

Отец Тая точно светился изнутри.

— Так скоро? — поразился Тай, и вдруг догадка пронзила его. — Отравлен? Это яд?

— Это кара богов Адья, Тай, кара богов! Черное поветрие! В самом сердце Чатубы.

Тай поневоле сел.

— Откуда оно взялось?… Ведь оно далеко, у наших южных границ… Как оно доползло до самого сердца Адья Тэрэк в столь короткий срок? — Его передернуло. — И… что теперь будет с нами? Из этих мест нужно уходить… на время.

Мысли бежали вон, не желая задерживаться, как будто его вновь стукнули по голове.

— Откуда взялось? — повторил Архал. — А как оно приходит в земли эдов? Откуда является? Спроси лучше у Кайятрэ. Всегда кто-то умирает первый, — он снова усмехнулся. — Чатуба полнится слухами, но никому, кроме самых приближенных, неведомо пока, что Правитель еще вчера утром пошел черными пятнами. Слуг держат под замком, не выпуская. Вчера один из них сошел с ума, вот и пришлось… — Он развел руками.

— Но если… — Тай не понимал его радости. — Если черное поветрие в Чатубе, то… скоро столица вымрет! Нужно… — Он замолчал, судорожно перебирая про себя, что нужно делать, он никогда не встречался с черным поветрием, только слышал, и то — один-два раза.

— Ничего не нужно, — перебил Архал. — Нужно молчать. Я бы и тебе не сказал ни слова, но ты идешь во дворец. Прямо к нему. Ведь пока еще правит Хаадид, и мы должны повиноваться. — Снова непонятный смешок. — А мне, хоть ты и не в меру дерзок, не все равно, что с тобой случится. Так вот: он уже пошел пятнами, лучше не прикасайся к нему, не трогай ничего в его покоях, даже если он попросит! Тебе ясно?! Эти глупцы, его слуги, вообразили, что видели его — значит, уже мертвы. Потому и сходят с ума.

— Ты сам сумасшедший! — бессильно уронил Тай. — Черное поветрие уже в Чатубе, это значит, наша вода или пища уже поражена и…

— Глупец! — уронил отец. — Разве ты видел, чтобы люди падали на улицах? Это кара богов, Тай, ни больше ни меньше, — повторил он.

Дверь со стуком распахнулась, влетел тот самый слуга, задыхаясь от быстрого бега.

— Нарочный из дворца! Послание господину Архалу! От Первой Госпожи! Срочно!

Архал кинулся вон. Тай неотступно следовал за ним. Послание Первой Госпожи? Его отцу? Не секрет, что с некоторых пор Гайят не переносит Кальги. Тая она и вовсе люто возненавидела за что-то после той встречи в Совете.

Они спустились к воротам, где Тая ждал свежий оседланный конь. Отец почти выхватил послание Гайят из рук посланца. Тут же сломал печать, быстро пробежал, щурясь и поднося к глазам. Разглядеть что-либо в пляшущем факельном пламени было трудновато.

— Коня мне! — крикнул Архал, засовывая письмо за пазуху. — Охрана!

— Я и так беру с собой четверых, — вмешался Тай.

— Можешь оставить их. Поедем с моими людьми.

Тай покачал головой. Почему это он должен отпускать своих воинов? Им он доверяет хотя бы вполовину.

Отряд быстро вскочил на лошадей, тронулся темными улицами Чатубы почти вскачь. Отец спешил. Что его так гнало? Или Правитель уже отходит в мир богов?

Дворец как будто затаился. Встречные люди говорили шепотом, глядели настороженно, точно подозревая в каждом новоприбывшем очередную напасть. Спешившись, оба Кальги проследовали вместе до самых покоев Правителя. Вокруг царила тишь, похожая на суматоху. Люди, словно призраки, то и дело появлялись из боковых коридоров, выглядывали, озирались, и все молча. Молча они и пропадали, лишь окинув взглядом преддверие покоев властителя Адья Тэрэк. Навстречу Кальги из приоткрывшихся дверей вынырнул слуга, белый, как сама смерть, окаменевший лицом. Он тащил какой-то сверток, обнимая его двумя руками, завернутыми в плотные полотняные тряпки, за ним неотлучно следовало двое молодцов Тижу с пиками наперевес. Тай проводил странную процессию глазами.

У самой двери их остановил Утанж, ахад охраны Правителя.

— Правитель хотел видеть айэта Тая из рода Кальги.

— Я прибыл с сыном, — тяжело ответил Архал.

Утанж легонько стукнул в двери. Сразу же появился Тижу, с запавшими, беспокойными глазами, его и без того острые скулы заострились еще больше. Покачал головой. Повторил вслед за Утанжем:

— Правитель хотел видеть айэта Тая из рода Кальги. Как только он прибудет. Я пропущу его одного.

Архал бессильно огляделся на своих людей за спиной. Тай уже тем временем отстегивал перевязь, отдавая ее Тижу. Последнее, что он поймал краем глаза, уже входя, это какую-то придворную даму, выпорхнувшую неизвестно откуда.

— Первая Госпожа желает видеть айэта Архала, — прошелестел дрожащий от беспокойства голосок.

Интересно, Первая Госпожа до сих пор под охраной? Ведь через несколько дней она станет Правительницей. Кто осмелится перечить Первой Госпоже уже сегодня? И что за дела у отца с Гайят?

Тай вступил в знакомый предпокой. Здесь томилось несколько слуг Правителя Хаадида и всего пара охранников Тижу, которых Тай хорошо знал. Тижу провел его дальше, в самую опочивальню, обширную, светлую, как и подобает властителю великой Адья Тэрэк.

Тут все заполнял запах смерти, неотвратимости, запах безысходной печали. Как же он чувствует его? К удивлению Тая, запах оказался не таким уж нестерпимым, как думалось раньше. Куда хуже было зрелище, представшее его глазам.

Что с того, что он видел тысячи мертвых и раненых на полях сражений? Что с того, что до сих пор в снах перед ним предстает тот самый холм, в который воины Ранжина свалили трупы его людей… со спящими лицами. Он видел, как его собственные воины гибли в топях, напоследок укоряя остальных выпученными глазами, до последнего запрокидывая голову, стараясь не хлебнуть жирной болотной жижи. Он видел не так уж мало. Но никогда не встречался один на один с черным поветрием.

Хаадид слабо поманил его рукой, и Тай подошел, не колеблясь, почти не обращая внимания на застывшего у окна Таржида и человечка рядом с ним, который скорчился у резного столика, старательно выскребывая что-то пером на огромном отрезе пергамента.

То, что осталось от Правителя Адья Тэрэк, тяжело погрузилось в мягкие окровавленные подушки. Тай пригляделся. Черно-серые неровные пятна на лице Хаадида уже слились под подбородком, указывая на то, что скоро все будет кончено. Темные капли пота оставались на постели темно-красными пятнами. Глубоко ввалившиеся глаза с трудом выглядывали из глазниц, дыхание чуть слышным свистом вырывалось из горла Правителя.

— Кальги, — слабым свистящим голосом прошелестел Хаадид, — я думал, ты уже далеко… от Чатубы.

Он заперхал, и Тай отпрянул назад.

— Я сразу явился, как только получил послание…

— Властитель, — Таржид неслышно подкрался ближе к ложу, — Кальги может подождать… Дело первейшей важности для Адья Тэрэк еще не закончено…

Хаадид слабо дернул рукой. Еще слабее, чем в первый раз.

— Я пока еще Правитель… Таржид. Мне решать!.. — почти простонал он. — Отойди подальше, в тот… дальний угол. Да… забери своего писца… Не хочу… кто-то слышал… как я с Кальги… говорить буду… Но не уходи…

— Но каждое мгновение бесценно, мой властитель, для Адья…

Правитель снова заперхал. Тай поморщился, не выдержав жуткого зрелища. Хаадид смеялся. Таржид и тот остановился, не договорив.

— Да… бесценно… — выдавил повелитель адья. — Не для адья… для меня…

Он шевельнул пальцами, отгоняя Таржида, как надоевшую муху. Тот с поклоном отошел в угол опочивальни, отстоявший дальше всего от ложа, поманив за собой писца. Хотя больше всего ему, наверное, хотелось бы слышать, что за тайну Правитель хочет доверить молодому Кальги перед смертью.

— Садись, — прошептал Хаадид, — мне тяжко… кричать тебе.

Тай оглянулся. Выбрал стул, сбросил с него подушку, уселся в ногах Правителя. Тот поманил ближе. Тай опасливо пододвинулся, не очень того желая.

Его не покидало чувство, что светлая зала полна кого-то. Или чего-то. Как будто множество теней сновало тут и там. Не удержавшись, он оглянулся вокруг. Таржид, писец. Все как будто. Нет, не все. Он опустил руку и нащупал упругое тепло у своих ног. Ти-кой появился опять, не оставляя Тая наедине с опасностью.

— Кого-то ищешь… Кальги? — заперхал Правитель.

Тай покачал головой. Это те, что расхаживали по зале, невидимые глазу, искали.

Ак Ми Э говорила… за умирающим приходят духи предков. А еще злые духи. Кто быстрее, так понял Тай. Кто сильнее. Для того и нужны Хранительницы Рода, чтобы уберечь, спрятать от зла, пока правильные духи не придут. Если придут.

А кто пришел за Хаадидом из рода Сэмержи, наследником трона Адидов?

Кружилась голова, и голоса становились настойчивее, сильнее. Тай встряхнулся, отгоняя их от себя.

— Я слушаю властителя со всем вниманием, — нарочито громко сказал он голосам.

— Кальги… раз уж ты… вернулся… — Хаадид замолчал. Они опять сидели в тишине, и голоса принялись донимать Тая. И хуже всего, что они не просто шелестели, они уже шептали целые слова, но, хвала богам, Тай пока не разбирал их. И старался не слушать и не слышать. Чужой язык, чужие голоса. Ти-кой успокаивающе придвинулся к Таю, прижался боком к его бедру, согревая теплом. Тай опустил руку на его спину, и голоса отступили.

— Ты смотришь… сквозь меня… — с ужасом прошептал Хаадид. — Все смотрят так… Меня уже нет. Но я еще Правитель!..

Он попробовал приподняться, но тело только выгнулось, дернулось и заколыхалось в тяжелом хриплом дыхании. Правитель широко открытым ртом ловил воздух. Темный пот на лице стал обильнее.

— Это боги Адья, — прошептал он, отдышавшись. — Это они карают, я знаю… Так, Кальги? — спрашивал он у Тая.

Тай пожал плечами. Что же нужно от него наследнику трона Адидов? Помнит ли он еще?

— Там, на Совете… ты был прав… следовало тебя… послушать. А не Кайя!.. — Хаадид вновь задергался на подушках. — Проклятые!.. И Ранжин, и Уршан… и все они… Ранжин… отнял Гайят, мой свет… Уршан — жизнь… навлек гнев богов… А ему, — сбивчиво ронял умирающий, — хоть бы что… Старая щепка… все живет.

Тай сжался. Правитель знал о Гайят, о ее измене. Вот как.

— Я хотел… отомстить! Но не успел… — Умирающий тяжело вздохнул, потом выдавил жалкое подобие ехидной ухмылки. — Нет… я отомстил Гайят… Она никогда… не узнает... какие сокровища утратила… Скажи, Кальги! — жадно вцепился он в свое одеяло. — Скажи мне перед… смертью! Ты… не посмеешь лгать теперь… И зачем теперь?… Скажи, ты видел… «вечерние звезды»?… Можешь говорить правду… Кальги… я бессилен.

Тай был волен сказать ему правду. Его не принуждали, ему не льстили, у него не выбивали ее, не стыдили честью рода. В первый раз он был волен сказать правду или солгать по собственному желанию и рассуждению. Дрожащий на подушках Хаадид ждал ее и в тот же час страшился. А Тай… ему безумно хотелось сбросить этот груз.

Его никто не принуждал…

— Нет, — сказал Тай.

Правитель вздохнул с непонятным облегчением.

— Я знал… я знал, что там… что-то другое… Что ты нашел, там… Кальги?

Тай пожал плечами:

— Жизнь… Любовь. Белое дерево…

Умирающий мечтательно закатил глаза.

— Дерево жизни… Вот оно что… Это ему… поклоняются вельды… Как я… не сообразил?

Тай качал головой, но Хаадида уже было не остановить.

— Дерево жизни!.. — Он зажмурился, видно, представляя его себе. — Если бы я сам… вместо тебя… то не умирал бы… теперь… Что мне тогда… боги Адья? Но я! Я был… прав! Так, Кальги?…

Тай кивнул, чтобы успокоить его, но Хаадид приходил во все большее возбуждение.

— Но ты… не рассказывай Гайят! И Адиже!.. Никому…

— Но Гайят знает о Земле «вечерних звезд», — возразил Тай. — Она будет расспрашивать меня.

— Я сказал ей… все это происки… линсов! — перхал Правитель. — Проклятых линсов… Нет там ничего… никакой… земли… Обманул ее… Не успел отомстить… Нет, я успел!.. Не рассказывай… ей! О дереве… жизни…

Он утонул в подушках, еле пропуская сквозь себя воздух. Таржид который раз озабоченно поглядывал в их сторону. Правитель терял силы с каждым вздохом.

— Не буду, — сказал Тай.

— Поклянись!.. — прохрипел Правитель.

— Клянусь богами Адья, что ни слова не скажу Первой Госпоже Гайят… и никому в Адья Тэрэк о том, что видел в Земле «вечерних звезд».

— Ни слова… — сморщился Хаадид, — ни слова. Ты теперь… один такой…

За дверью что-то упало, раздался грохот, затем топот. Таржид пугливо вскочил и бросился к оставшемуся на столике пергаменту, но не успел припрятать его.

В залу ворвались. Архал с двумя своими людьми, еще несколько именитых айэтов, следом спокойно вошла Гайят в сопровождении той же придворной дамы.

Тай встал. Ти-кой прижался к его ногам, вздымая спину дугой.

— Мой властитель, — отчеканил Архал Кальги, вкладывая меч в ножны, едва бросив взгляд на то, что осталось от Хаадида, — я раскрыл измену! Правителя Адья Тэрэк ввели в заблуждение, пользуясь его недугом!

Наконец его бродивший по королевской опочивальне взгляд заметил то, что искал, но пергамент уже прижимал к себе Таржид. За его спиной жался к скамье писец, трясясь от страха.

— Это злобная клевета, мой властитель! — завопил Таржид, ища защиты рядом с ложем наследника трона Адидов.

Архал тоже подошел ближе, всего на несколько шагов, по-видимому, не решаясь, как и остальные, сделать еще хотя бы движение к умирающему. Гайят, та и вовсе застыла у самых дверей.

— Этот свиток нужно сжечь, — настаивал Архал, — глаза Правителя уже ничего не видят, и Таржид, злоупотребляя доверием властителя, впишет то, что пожелает, а не истинную последнюю волю! Или пусть даст мне прочитать то, что там написано!

— Я не отдам последнюю волю наследника трона Адидов в твои руки, Кальги! — визгливо крикнул Таржид ему в лицо. — Но если Архал не верит мне, пусть его сын читает! Ему-то он должен верить!

И Таржид развернул перед Таем пергамент, не давая, однако, в руки.

— «Правитель великой Адья Тэрэк Хаадид из рода Сэмержи, повелитель Адья Щи, Северной провинции, Шейсэма… — перечислял Тай все привычные титулы Правителя, — Шайтьяра, а также Дэльгара, востока и севера Виктийских земель, будучи в своем праве указывать наследника из прямой ветви и усомнившись в способности главного наследника достойно править могущественной Адья Тэрэк, повелевает: передать наследное право на трон Адидов законной дочери Правителя Второй Госпоже Адиже из рода Сэмержи и закрепить за ней и ее наследной ветвью. Сим удостоверена последняя воля Правителя из рода Сэмержи и надлежит к исполнению после оглашения на улицах и площадях Адья Тэрэк».

Последние слова казались смазанными впопыхах. Тай закончил, оглядел остолбеневших айэтов. Гайят застыла, кусая губы, сжав руки перед грудью так, что они побелели.

— Подпись и печать, Тай! — яростно воскликнул Кальги. — Там есть подпись?

— Нет, — ответил Тай.

— Пока нет! — выкрикнул Таржид. — Ты не посмеешь помешать!

— Еще как посмею!

Тай, все ломавший голову над тем, что за дело его отцу до наследия трона Адидов и что за дела у него с Гайят, вдруг понял. Кара богов Адья! Надо же! Не так давно Архал сам поучал Тая: боги не карают, карают люди. А теперь твердит о какой-то божеской каре! И несколько дней назад, когда они ссорились… в самом конце отец бросил так яростно, что это врезалось в память: «Времена скоро изменятся, и, когда ты наиграешься, мне недостаточно будет покаянных слов «прости, отец!». Я тебя заставлю ползать на брюхе, Тай».

Времена изменятся! Он знал! Только такой хитрый ум, как у Архала, мог измыслить такое! Его люди опередили людей Хаадида, первыми привезли в Чатубу черную смерть. Говорить же будут, что это кара богов! И страшиться, чтобы кара не настигла всех адья вслед за их Правителем, уповая на новую Правительницу, на ее заступничество перед богами. На заступничество священного духа Великой Гайят, чье имя она носит! И Первый Советник при ней — Архал Кальги, и никто другой! Хорошо же он заботится о чести Кальги! О будущем рода! Куда уж выше!

Архал вдруг подскочил, силясь выхватить пергамент. Таржид с нестарческой прытью перескочил через ложе, опершись на край. Пергамент выпал, и Тай подхватил его.

— Давай! — Архал протянул руку.

— Нет! — сказал Тай.

— Не отдавай! — заклинал Таржид.

Архал вытянул клинок. Они кружили друг около друга. Отец — с мечом в руке, сын — с пергаментом. Краем глаза Тай видел краешек рукояти, торчавший из-под пышных подушек Правителя, но никак не мог подобраться ближе.

— Хватит, Кальги… — просипел Правитель. — Это моя… воля… Не тебе… менять.

Архал обернулся, и Тай тут же змеей скользнул вперед, выхватывая меч из-под подушек. Богато украшенная синими драгоценными камнями рукоять и светлое лезвие принадлежало когда-то одному из Адидов. Должно быть, властитель Адья Тэрэк, веря в силы предков, велел принести его сюда. Теперь Тай сжимал в руках это сокровище.

Он кинул Таржиду свиток, и тот быстренько расправил шкуру, торопя писца, впопыхах согнувшего перо и быстро выстругивавшего новый кончик.

— Ты в своем уме, — в сильнейшей ярости захрипел Архал, — или вовсе повредился?! Идешь против меня?! Против своего рода?! Не хочешь возвышения Кальги? Что обещал тебе Хаадид? Адижу?

— Нет, — Тай загородил Таржида, подкладывавшего суетливо подушки под бессильную руку Хаадида, — я в своем уме! Впервые за много лет! Потому и решаю за себя! С чего ты взялся решать за весь род? За меня? За моих детей?! — выкрикнул он, вспомнив счастливое лицо Ак Ми Э. — Хочешь, чтобы они всю жизнь положили, расплачиваясь за твои дела? Я — нет! Пусть будет воля богов, какой бы она ни оказалась. Я не стану вмешиваться!

Архал все еще не решался напасть. А Таржид никак не мог заставить непослушные пальцы Правителя обхватить перо так плотно, чтобы оно двигалось по шершавой поверхности пергамента.

— Боги уже решили, — шипел старший Кальги. — И вынесли приговор… Ты только мешаешь! Не понимаешь, во что мешаешься, мальчишка!

— С каких это пор ты заменил собой богов Адья? — отрезал Тай. — Пусть теперь… явят свой приговор! И я буду его защищать!

— Адижа все равно не будет царствовать! — вдруг взвизгнула Гайят. — За ней не пойдут адья! Они ждут меня, они верят мне!!

— Да! — крикнул Архал, отчаянно следя за усилиями Таржида. — Ты слышишь? Будет большая война между адья! И это ты ввергаешь нас в нее… когда Линзор уже на пороге! В этом будет только твоя вина! В том, что адья перебьют друг друга в войне за наследство!

Да, в этом Архал большой мастер.

— Да полно, отец! — Тай рассмеялся. — Я ввергаю? Моя вина? Это вы оба, ты и Гайят, поднимете адья и швырнете в войну, чтобы властвовать! Не я! Я не пойду воевать против адья под твоими знаменами. — Он легонько переступал, следя за движениями отца, норовившего подобраться поближе к Таржиду. — И если в ком-то из них еще осталась капля ума, — он указал на людей, пришедших с Архалом, — они тоже не пойдут. И остальные адья не пойдут по своей воле. А если пойдут… то вина в этом не моя! Твоя, Гайят, их собственная!

И тут Таржид наконец вложил перо и сомкнул пальцы Правителя, как надо! Хаадид огромным усилием надавил на кожу…

— Хватит! Убейте его! — завизжала наследница.

— Я слишком долго… Ради Кальги! — Отец кинулся вперед, мечи высекли искры, и Тай отбросил Архала в сторону, считая нападающих и уже готовясь умереть. Отец вдруг поскользнулся и упал, опрокинув двоих, кинувшихся ему на помощь. Неужели ти-кой расстарался? Таю даже весело стало. Что ж, видно, он зря покинул Землю «вечерних звезд». Знатные айэты, хвала Кайятрэ, оказались не слишком лихими рубаками, и Тай хоть с трудом, но отбросил их назад, когда услышал полный горести крик.

Все остановились.

Таржид осел прямо на пол рядом с ложем Хаадида. Закрыл лицо руками. Архал Кальги, напротив, испустил торжествующий вопль. Гайят побледнела, закатила глаза, но Правительница не могла позволить себе слабости, и тяжело оперлась на хрупкое плечо придворной дамы.

Тай поднял пергамент, брошенный стариком прямо на пол. Внизу темнели две кривые линии. Подписи не было.

— Вот он, приговор богов, — сказал Тай, показывая пергамент.

— Это все ты, Кальги! — Таржид поднял старческое сморщенное лицо. — Если бы ты не явился… Если бы пришел несколькими мгновениями позже!..

— Я и так чуть не опоздал, — усмехнулся Архал.

— Не ты!! — взвизгнул Таржид. — Он! — Указал на Тая, грозно, обвиняюще. — Если бы не он, воля была бы уже оглашена! Это ты!.. Пришел и отвлекал Хаадида, пока у него оставались силы. Это они! Прислали тебя…

Он неожиданно разрыдался. Исступленно, по-старчески.

— Это и есть приговор богов, — повторил Тай неуверенно. — Так ведь? — спросил у ти-коя.

Не видимый никому, кроме Тая, зверь махнул хвостом. Непонятно, что бы это могло означать. Тай счел, что это подтверждение.

Голоса заполнили все вокруг, лезли в голову, шепча что-то непонятное. А Тай до сих пор стоял у ложа умершего Правителя Адья Тэрэк, словно охраняя человека, что играл им, как мячом, его любовью, его надеждами, что задумал выкосить черным поветрием пол-Шайтьяра да еще и весь Дэльгар в придачу. Что даже в смерти думал о том, как отомстить непокорной дочери. Тай оглянулся. Перед смертью кровавый пот проступил слишком обильно, стек струйками на постель, проступил сквозь простыни, Тай бросил меч Адидов туда же, на ложе. Пусть охраняет Хаадида до того, как предки Сэмержи придут за ним. Тронулся к дверям, не обращая ни на кого внимания.

— Хватайте его! — вскрикнула было Гайят. Никто не тронулся с места.

— Я велела…

— Это мой сын, — развернулся Архал, глядя на нее внушительно и твердо.

— Хорошо… я потом решу, что с ним делать, — она все еще не справилась с дурнотой, но ненависть в ее глазах говорила яснее ясного, что за участь ожидает непокорного Кальги.

Тай прошел мимо, направился дальше сквозь раскрытые двери, оглядывая разгром, учиненный ворвавшимися. В дверях застыл труп Тижу, в предпокое валялось двое его людей, с той стороны дверей уже никого не было. Слуги тоже исчезли. В покоях почившего властителя Адья Тэрэк остались только трупы. И еще наследники.

— Это все, что я могу сделать для тебя, — новый Первый Советник Правительницы Адья Тэрэк Архал Кальги расхаживал перед Таем, небрежно раскинувшимся в его покоях, как будто третьего дня между ними ничего не произошло. — Гайят до сих пор в гневе. Мне долго пришлось отговаривать ее, чтобы… — Он сделал внушительную паузу.

— Чтобы я не отправился вслед за стариком Таржидом.

Тай так невозмутимо глядел на отца, что того невольно выбивало из привычного тона и расположения.

Таржид, несмотря на весь свой вес и родство с Сэмержи, первую ночь после смерти Хаадида провел в темнице. Потом в двухдневный срок принужден был покинуть столицу вместе со своим внуком Райшеном, племянниками, племянницами и прочими родичами и поселиться в своих владениях на севере, почти на самом краю обширной Адья Тэрэк. И то — только из уважения к сединам и внимания к верной службе старика двум предшественникам Гайят на троне Адидов.

Тай посмеивался над снисходительностью новой Правительницы. Уважение к сединам и верная служба! Уже второй день по Чатубе ходили новые слухи: священный дух Великой Гайят вернулся, потому что трудный час пришел на земли адья. Вернулся, чтобы в нелегкие времена вести свой народ дорогами предков к новым победам и поражению всех врагов. На всех площадях песельники завывали сказания, знакомые Таю с детства, но уже основательно подзабытые.

Великая Гайят — Великое Сердце, так написано в древних летописях. Так говорят сказания, что в народе передаются из уст в уста, так поют в песнях. Не могла же новая Великая Правительница начать свое царствование с казни старика, верой и правдой служившего ее отцу? Или с казни молодого Кальги, сына ее Первого Советника? Она слишком умна. И дальновидна. Она не станет делать ошибок. Наоборот, сказания вскоре оживут, и люди уверуют, что священный дух воистину спустился с небес. Гайят станет почти богиней, одной из богов Адья. Теперь уже дочь Хаадида, а не ее предшественницу будут воспевать в новых сказаниях, что бы она ни сделала, что бы ни учинила со своим народом. Со временем дочь Хаадида и сама поверит в это, теряя последние остатки человеческого. Только вот беда — Тай горько, вымученно усмехался, стоило лишь подумать об этом, — она ведь не Великая Гайят. И никогда не станет ею.

Отрадно, что боги, подобные Гайят, не живут вечно. Умирают хотя бы от старости.

Вчера Тай целый день бесцельно слонялся улицами Чатубы. Там же услышал о новом возвышении своего отца, об изгнании Таржида Сэмержи, виновного в измене новой Правительнице, в сокрытии истинной последней воли Хаадида. Указы читали на площадях., их выкрикивали с дворцовой стены. Тай бродил и слушал уличные пересуды. О Великой Гайят. О грядущем величии народа адья. О новом избраннике Правительницы: кто же это, кто это будет? Ведь, по легендам, Великая Гайят объявила о новом соправителе, едва вступив на трон, и выбрала самого достойного из народа адья, славного воинской доблестью, умудренного опытом и осененного благословением богов. Пересуды не утихали ни на городском рынке, ни на одной из многочисленных площадей.

О бывшем Правителе вспоминали мало, и больше с проклятьями. Весть о черном поветрии уже выплеснулась наружу. Потому не выставляли тело на всеобщее обозрение, потому вчера спешно свершили похороны, не дожидаясь положенного дня, не допуская никого. Потому в усыпальнице Сэмержи поместили лишь изображение мертвого властителя, а тело закопали глубоко под землю, нарушая все законы адья. Никто не возмущался, напуганный черным поветрием, никто не стоял за последние почести для проклятого богами Хаадида.

Не так уж много народа, вопреки ожиданиям Тая, покинуло столицу, услыхав о недуге. Кара богов, настигшая зловредного Правителя, томившего Великую Гайят в одной из башен замка, и не поразившая никого более… Говорили только об этом. Тай качал головой в сомнении. Не поразившая никого более — правда ли это?

В первые дни Тай с опаской прислушивался к себе, придирчиво оглядывал кожу, страшась обнаружить черные пятна. Кто, как не он, не считая нескольких слуг, оказался ближе всего в смертный час, кто сжимал меч Адидов, не раз побывавший в руках властителя Адья Тэрэк? На третий день он успокоился. Похоже, страшный недуг минул его стороною. Неужели правда, что необходимо отведать пораженной заразой воды или еды? Или поветрие не всех забирает? Или это напиток тин-кос, выпитый уже дважды, так укрепил его, оградив от этого ужаса?

Тай помнил, как умирал Хаадид, каждое мгновение. Нет, он не желал такой смерти никому из адья! И дэльгарцам тоже. И даже проклятым линсам. Хотя вряд ли Гайят решится теперь… Вряд ли отец решится…

Архал тоже, как видно, ждал, приглядывался к Таю все эти дни, рассматривал, держался особняком. Боялся черного поветрия. Сегодня сам пришел, сам позвал. Для важного разговора. Хоть Тай и наделал глупостей… хоть разозлил Правительницу сверх меры… воспротивился отцу… но он все равно остается его сыном… Потому Архал только и может: отправить сына в Дэльгар поскорее. То есть завтра или на следующий день. Правительница не желает видеть его в столице, она до сих пор в гневе. А не то…

— Чтобы я не отправился вслед за Таржидом.

Откровенная насмешка сбивала Архала.

— Тебе грозит… похуже, чем изгнание… или темница, — пробормотал он. — Я ничем не могу тебе помочь. Ты сам разрушил все, что можно было разрушить. Своими руками.

— Я и сам отправлюсь в Дэльгар без сожаления, — Тай пожал плечами. — Разрушил, говоришь?… Я-то хоть своими руками. — Он еще раз усмехнулся, отчасти потому, что это бесило Архала, отчасти потому, что было слишком невесело.

— Ты забываешь, Тай…

— Что я говорю не с отцом, а с Первым Советником? — подхватил Тай, вновь не давая отцу закончить. — Я прекрасно помню об этом. Отец бы никогда не кинулся на меня с оружием, — он покачал головой. — Но Архал Кальги уже видел себя Первым Советником… — Он снова усмехнулся, на этот раз презрительно.

— Ты не смеешь! — Отец шагнул, рванул Тая за ремень на груди, притянул к себе. — Ты разговариваешь с отцом! Главою всех Кальги! Да! И с Первым Советником тоже! Но ты не смеешь обвинять меня, мальчишка! Потому что теперь наш род — первый из всех столпов у трона Адья Тэрэк! Пройдет несколько дней — и он еще приблизится к Сэмержи! А ты чуть не разрушил все это!

Грудь его бурно вздымалась. Он опустил Тая обратно в кресло, но все еще держался за ремень.

— Я не обвиняю, — нахмурился Тай, — это ты вменяешь мне в вину то, чего не было. Да, я стоял против тебя с мечом, но никогда, слышишь, никогда бы не решился изрубить тебя в куски! Это ведь ты хотел убить меня, отец… В этом вся разница. Почему же винишь меня? Или думаешь, я настолько глуп, что проглочу еще и это?

Архал выпустил его и повалился в соседнее кресло. Все-таки Тай сделал то, чего не удавалось почти никому. Архал негодовал и не мог сдержать себя.

— Мальчишка! — повторял он. — Мальчишка!

Тай подождал, пока он немного успокоится.

— А что случится через несколько дней, отец? Наш род еще приблизится к Сэмержи? — Тай опять улыбнулся не без ехидцы. — Я могу первым поприветствовать нового избранника Великой Гайят? Прославленного в сражениях и наделенного умом и благословением богов?

— Откуда ты узнал? — вырвалось у Архала.

— Не узнал. Почувствовал. Ты думаешь, я поумнел? — Сегодня его тянуло и тянуло улыбаться, хоть убей. — Нет, это вряд ли, отец. Какой был, такой и остался. Но знаю гораздо больше, чем раньше. Чувствую гораздо больше. Так, значит, у меня правильное чутье? — Как назло, Тай опять усмехнулся, и Архал Кальги сделал движение, чтобы снова вскочить, но справился с собой, хоть на скулах и вспухли огромные желваки.

— Пусть так. И что из этого?

— Так вот почему ты готов был меня убить… Трон Адья Тэрэк не давал тебе покоя. А я чуть… не отнял его у тебя.

— Ты возвратился в родной дом сумасшедшим, Тай. Не понимаешь, о чем говоришь. — Архал наконец справился с собой. — Ты представляешь, что это для нашего рода? Мы будем править! Со времен Великой Гайят правители Адья Тэрэк не заключали больше союзов с адья! И пусть эта гордая девчонка думает, что Кальги будут при ней… Еще посмотрим, кто кого!

— Смотри, отец, — серьезно предупредил Тай. — Одного будущего супруга она уже предала.

— Кого? — блеснул глазами старший Кальги.

— Меня, — сказал Тай.

Теперь глаза Архала широко раскрылись от удивления.

— Хаадид прочил меня ей в мужья. Но она предпочла Кайя и забыла сказать об этом отцу. С тех пор Гайят ненавидит Кальги! Опомнись!

— Признаться, ты удивил меня, Тай! Ты говоришь правду? — Архал окончательно справился с собой. — Зато теперь я понимаю твой гнев. Понимаю все твои выходки. И прощаю тебя, — торжественно закончил он.

Тай промолчал. Этот разговор не имел никакого смысла. Уронил только:

— Не говори потом, что я молчал и тем повредил своему роду. Мне это уже надоело. Но Гайят на самом деле ненавидит Кальги.

— Что мне ее ненависть! — довольно усмехнулся Архал. — Она должна!.. Или ей придется расстаться с мечтой о Великой Гайят! Я позабочусь об этом. И она останется обычной Правительницей на троне Адидов, который будет то и дело шататься под нею! Даже если весь остаток жизни мне придется с ней воевать!

— Так и будет, — кивнул Тай.

— Пусть! — воскликнул Архал. — Зато Кальги дадут нового наследника Адья Тэрэк! Могли ли мы мечтать об этом?!

— Не обманывай себя, отец. Это ведь ты хочешь властвовать. Какой наследник? Ты часто повторяешь на людях, что я твой единственный законный сын, и тщательно скрываешь всех других своих отпрысков. Еще бы, ничего удивительного для знатного айэта! Но разве я не знаю, что Тай Кальги — единственный из твоих детей? Что у меня было две сестры и обе умерли, не прожив и дня? Что после смерти моей матери ты не взял другой жены, потому что боялся, вдруг люди будут тыкать в тебя пальцами: вот Архал Кальги, что не прижил больше ни одного ребенка! И на пятом десятке ты опять надеешься на наследника!

Архал медленно поднимался, вцепившись руками в резные подлокотники, так что они трещали, пока Тай говорил. Потом осел обратно.

— Ты слишком много себе позволяешь…

— Потому я и отправляюсь в Дэльгар. Я вряд ли вернусь оттуда, отец. Разве ты не понимаешь этого? Гайят ненавидит меня. Ты — скоро тоже начнешь… бояться. Более того, я и сам… не хочу возвращаться. Что остается? Одного прошу, — наконец-то прорезались те ноты, что нравились старшему Кальги, сын просил, почти умолял, — бросайте наши отряды куда угодно, в самое сердце врага, но не отравляйте саму землю черным поветрием! Даже если мы проиграем войну, то потеряем куда меньше!

— Мы не можем теперь проигрывать войны, ведь с нами Великая Гайят, — ответил Архал. — Черное поветрие — кара богов. Если им будет угодно, они накажут мятежников и всех, кто им помогал.

— А если враги узнают о наших замыслах? Если им придет в голову то же самое? На месте Земли Адья останется выжженная пустыня!

— Они не узнают! — резко сказал Архал. — Но мы, конечно же, не станем портить свои земли, если будет хоть малейшая возможность избежать этого.

Тай кивнул. Без особой надежды.

— А как боги поразили Хаадида?

Архал испытующе смотрел на Тая.

— Я знаю, отец, что это ты. Но как? Не рассказывай, лишь намекни. Ведь все кушанья, воду и вино Правителя пробуют двое слуг. Всегда. Что с ними?

— Полагаю, они живы. И здоровы, — Архал криво усмехнулся.

— Ну, отец! Пусть это будет плата за мой скорый отъезд! Клянусь тебе Кайятрэ, что ничего никому не скажу.

— Хорошо, — Архал встал. — Но тайна — за тайну. Хаадид умер. И тебе больше не нужно хранить верность клятве.

— Перед смертью он взял с меня другую. Но я нарушу эту клятву и скажу тебе. В обмен на твою тайну.

— Хорошо… — Архал потирал руки. — Хорошо. Это был лекарь Адижи. Маленькая дрянь совсем заворожила отца, но ей хотелось полной власти. Вдвоем с Таржидом они уже лелеяли свои планы! Хаадид все еще колебался, не решаясь избавиться от старшей дочери. А как иначе Адиже достался бы трон Адидов? После смерти отца Гайят не отдала бы ей просто так свое по праву место. А это война, в которой Адиже не выиграть. Я подкупил ее лекаря, и он дал мерзавке мешочек, заговоренный колдунами из Линзора, что умеют лишать человека своей воли. Ты ведь слышал об этом?

Тай кивнул. О таких чудесах говорили не только в самом Линзоре, но и в окрестных землях.

— Мешочек, к которому нельзя прикасаться, держать его только на нити, чтобы он не потерял своей чудодейственной силы. Она отвалила за сокровище такие деньги! Правда, перед этим лекарь долго рассказывал ей об этой ценности, расписывал, старался. Но мы только подтолкнули дочку Хаадида. Ведь коварная мысль колдовски очаровать отца пришла в ее милую головку! — Архал расхохотался. — Она положила свое сокровище в ижан, который вечерами попивал ее отец, отдыхая в покоях Второй Госпожи. Его-то никто не пробовал. Никогда! Даже подумать никто не мог! — Он вновь расхохотался. — Настаивала целый день, как указано. Нет, до чего глупа эта девчонка! Ребенок! Подала Хаадиду этот ижан, как всегда. Проследила, чтобы к кувшину больше никто не притронулся. Остаток вылила, как говорил ей лекарь. Иначе колдовство не подействует. Кувшин приказала верным людям закопать ночью на перекрестке подальше от ворот столицы, ибо таков ритуал! — Он дал себе волю, смеясь. — Малютка Адижа держала Хаадида у себя целый вечер, наговаривала на сестру. А теперь рыдает, воет, не понимает, что случилось. Почему колдовство против нее же обернулось. И сказать никому ничего не может! Гадает, что теперь с нею будет. Но Гайят добра, милосердна, — он стал серьезнее, — заключит вскоре ее брачный союз, отошлет куда-нибудь. И пусть малышка прощается со своими большими мечтами!

Тай только подивился. Да, у Архала Кальги не дрогнет рука обрушить черное поветрие на Дэльгар, если не будет иного выхода. И Тай. Он ведь тоже будет там, в Дэльгаре. Их участь — его участь. Его передернуло.

— А теперь я хочу, наконец, слышать, что за дела у тебя с Хаадидом.

Архал напряженно ждал, поддавшись вперед.

— Хаадид скрывал свою глупость, — ответил Тай. — Он посылал меня за большими сокровищами, а я не нашел ничего. Потому что ничего там не было. Одни леса. Но он до конца не верил в свою глупость, потому и следил за мной.

— Сокровища? — переспросил старший Кальги, внимательно вглядываясь в безмятежное лицо сына. — Какие же?

— Он и сам не знал, — улыбнулся Тай. — Потому и позвал меня перед смертью. Спрашивал… о правде, справедливо полагая, что я не совру перед умирающим. Никакой тайны не было, но для гордости Хаадида оказалось лучше, чтобы она была. Так попасть впросак! — Теперь уже Тай, подобно своему отцу еще недавно, открыто расхохотался.

Обманывать отца теперь было совсем не трудно. Тот сам указал пример. Архал выругался.

— Но это так? На самом деле ничего нет?

Тай кивнул, подтверждая. Правду или неправду он говорил, добиться все равно больше ничего нельзя. Архал это понял.

— Правительница желает видеть тебя. Сегодня вечером. Ты должен принести извинения и получить назначение в Дэльгар. Но… наедине. Она так хочет. Отправляйся, но будь осторожен, Тай. Назначение можно было бы передать и через нарочного…

Тай устало кивнул. Он знал, зачем понадобился новой Правительнице.

Гайят приняла его одна. Новая, вооруженная до зубов охрана обыскала его с ног до головы, прежде чем впустить. Правительница Адья Тэрэк вновь блистала в том самом золотом платье, что и на Совете. Тай, как и предписано церемониалом, не поднимал глаз на девушку. Без выражения пробормотал необходимые деревянные слова, умоляя простить за недоразумение, происшедшее лишь по его недомыслию. Она долго молчала. Потом уронила, беззащитно так, совсем не по-королевски:

— Посмотри на меня, Тай!

Он послушно поднял глаза.

Точеное лицо Правительницы, глаза, обведенные снизу широкими тенями, еще более темными от пламени свечей. Ведь она почти не спала несколько суток. Заботы Адья Тэрэк, похороны отца, спешное вступление в свои права, воцарение… Даже ее юная, сияющая красота не выдерживала такого напряжения сил. Зато волосы, заботливо уложенные в причудливую корону, покрывал венец Правителей Адья Тэрэк. Обычный ее обруч исчез, открывая лоб, уже тронутый первой тенью морщин. Да, Великая Гайят могла бы гордиться своей преемницей.

— Ты помнишь наш разговор тогда, в парке? Больше года назад? — грустно, почти умоляюще.

Тай почувствовал тепло у бедра. Его верный спутник появился откуда ни возьмись и жался к ноге, скаля клыки. Тай ведь… чуть не поверил.

— Я помню все, — он кивнул.

— Ты сохранил мой платок? — она вопросительно улыбнулась.

— Да, я хранил. Его отобрали.

Она вроде расстроилась.

— Ничего, не беда, — спустилась со ступеней, подошла ближе, — я дам другой. Или больше, чем какой-то платок… Ты вел себя как герой, там, в опочивальне у отца… — Она подошла еще ближе, тонкий аромат ее кудрей пропитал все вокруг. — Ты настоящий мужчина, настоящий воин, а таких очень мало. Их мало осталось, Тай… — Она шагнула еще. — Я не хочу отсылать тебя в Дэльгар, так далеко. Но твой отец настаивает… зачем-то. Он упрямо не желает видеть тебя в Чатубе.

— Это не новость, — заметил Тай, чтобы что-то сказать.

— Я хочу, чтобы ты остался здесь, со мной… Все покидают меня… Все, кто мне дорог…

Слезы блеснули в глазах Гайят. Ти-кой зарычал.

— Первая Госпожа… ох… да простит меня… Правительница Адья Тэрэк, — вывернулся Тай, — может оставить меня в Чатубе, если пожелает.

— Нет, — с силой и даже мукой произнесла она, — твой отец, Архал Кальги, он имеет власть надо мной. Не спрашивай, какую. Большую власть. Я не могу ему перечить. Это он… — Она запнулась. — Он стоит за всем, что совершилось этим летом в Чатубе. Страшные времена. Я боюсь. И за тебя… Когда он набросился на тебя, я думала…

Она вздрогнула.

«Хватит! Убейте его!» — разве это не ее слова?

— Он страшный человек. Опутал своими сетями весь двор… Я не заметила, как угодила в эти сети. И теперь — как игрушка в его руках. Я не могу сказать то, что хочу, не могу ничего сделать… Тай! Он убьет тебя в Дэльгаре!

Гайят порывисто кинулась к нему. Застыла в полушаге, стыдясь своего порыва.

— Что толку в короне, если она не дает свободы! — воскликнула она. — Если я даже не могу… — Она кинула такой взгляд на Тая, что мало кто усомнился бы в величайшей страсти, пожиравшей эту внешне ледяную женщину.

Таю стало не по себе. Что она еще может, эта колдунья? Что она делает с ним?

— Раньше мне приказывал отец, теперь корона… — Она опустила голову. — Я так надеялась, что ты вернешься, ждала-верила! А он сказал — все закончено. Я выйду за линса. И я смирила себя… как смиряю теперь… Ах, отец, — она покачала головой почти в непритворной горести. — Зачем он услал тебя так далеко, если оказалось, что все это пустые сплетни, проделки линсов?

Посмотрела на Тая. Он кивнул.

— Увы, моя властительница. Это так.

— Но ты был там… в Земле «вечерних звезд»?

— Да, моя властительница…

— Не повторяй эти слова! Они ранят меня! — почти взмолилась Гайят.

— Да, но там нет ничего, кроме деревьев и дикарей. Я едва вернулся, растеряв в дороге весь отряд.

Она то и дело цепко впивалась в него взглядом, будто бы случайным, проверяя, действуют ли ее чары. А Таю и стараться не приходилось. Вот кто колдунья. Такую желал бы любой мужчина, даже если бы она не была Правительницей. Теперь ее будут страшиться… и обожать. Он дрожал и сам не мог унять этой дрожи. Да и не стоило.

Такую желал бы любой мужчина. И он желал. Но только сейчас. Когда туман развеется, он ведь и не вспомнит о ней. Потому что большего разочарования, чем с Райшаной, ему не перенести… так стойко. Колдунья…

— Мой отец говорил еще что-то о происках Кайя…

— Ранжин Кайя мертв, моя власти… Гайят. Он пал от моей руки.

Все-таки она вздрогнула, блеснул зловещий огонек из-под ресниц. Нет, Ранжин говорил правду. И Тая понесло вперед.

— Его пришлось убить. Он позволил себе оскорбить ум и красоту прекрасной Гайят, позволил себе нелестные выражения, глупые намеки… Я должен был убить его во славу прекрасной…

— Что? Что он говорил? — Глаза Правительницы непонятно заблестели.

— Мне неловко тревожить…

— Что?! Что он говорил? — Ее голос звенел, как натянутая струна.

— Что моя властительница проявила глупость, доверившись ему. Что обмануть ее не стоит никакого труда, лишь чуть-чуть… — он поперхнулся, — притворной нежности. Что она зря так гордится своей красотой и умом, полагая, что имеет власть над ним… и всеми остальными…

— Хватит! — Гайят задохнулась. Что ж, Тай тоже отомстил ей.

— И ты слушал все это?! — выкрикнула она, почти не владея собой.

— Нет, я поквитался с мерзавцем тут же, прекрасная Гайят!

Она отступила назад и упала на свое сиденье на возвышении, напоминавшее трон из тронной залы.

— Мерзавец!

К кому это она, подумал Тай.

Гайят, призвав всю свою волю, уже пришла в себя.

— Они все, — снова мягко, потерянно начала девушка, — против меня Кайя, Ардэлси, твой отец. Все говорят в лицо одно, как этот Кайя, а за спиной плетут интриги. Но особенно Архал Кальги! Он хочет моей смерти, Тай! Я не знаю, что мне делать!..

Тай молчал. Что ей сказать? Она ведь упрашивала его, чтобы он помог извести своего собственного отца. Какая же она… Тварь. Змея в золотистом платье.

— Что? Посоветуй… Я ни на кого не могу больше опереться… Мне нужна помощь… И когда он перестанет указывать, что мне делать, я наконец смогу…

Ее страстный взгляд мог бы сбить Тая с ног, если бы он верил ей.

— Что?… Что мне делать?

— Я очень ценю внимание Правительницы и честь, которую она мне оказала… — пробормотал он. — Но что я могу советовать, если речь идет о моем отце? Между нами нет вражды, и если мы подняли мечи друг против друга, то лишь по воле случая…

Что-то в его голосе насторожило Гайят. Она двинулась вперед, к Таю. Вновь подошла, всматриваясь. Ти-кой опять зарычал, прижав уши к голове.

— Ты играешь со мной, Кальги! — вонзилась в него гневным взглядом, как спицей. — Я изливаю тебе свое сердце, а ты со мной играешь?!

— Я бы не осмелился, — серьезно ответил Тай. — Я лишь отвечаю на вопросы Правительницы Адья Тэрэк.

— Отвечаешь?… Да ты изображаешь преданность не хуже Кайя! — Она осеклась.

— Я не стал бы обманывать прекрасную Гайят, — ответил Тай, — тем более что мне это не под силу. Я никогда не был в этом силен. Играть же со своей Правительницей — вдвойне опасно.

— Ты прав, — насмешливо отрезала она. — Отправляйся в свой Дэльгар и запомни: если хоть словом ты намекнешь отцу о нашем разговоре, ты там и останешься! Учти, ваш дворец полон моих глаз и ушей. Если ты только увидишься, скажешь хоть слово Архалу Кальги перед отъездом, тебе не жить!

«Я и так не буду между вами встревать», — подумал Тай, кланяясь, и зашагал прочь.

Но он не стал рисковать своей жизнью попусту. Она еще пригодится на поле битвы. И потому рано утром, так и не попрощавшись с отцом, отбыл в Мальше, где и прождал два дня, пока соберутся отряды Кальги. Отец, впрочем, не оставил его своей заботой, прислав в помощь своего верзилу Табата. Подальше от внимательных глаз с его уродливым шрамом, криво заросшим и перетянувшим всю рожу, и поближе к Таю.

Переход оказался на редкость трудным. Сильный зной так изнурил, измотал его воинов, что уже через несколько дней отряды не бодро шествовали, а еле тащились по раскаленным, трескавшимся степям. Так они прошли полдороги, кляня зной, не в меру летний. Однажды они проснулись ночью от того, что мелкий дождик сеялся вокруг. Радуясь, Тай и его воины ловили его воспаленной кожей, но он высыхал почти тотчас же. К утру дождь принялся сильнее стучаться в его палатку. Потом и вовсе рассвирепел.

Осень наступила внезапно и сразу вошла в свои права. Уже к следующему вечеру все с грустью вспоминали ушедшее лето.

Тем более что здесь, на северо-западе, дожди могли зарядить надолго, превращая все вокруг в грязное месиво. Тай помнил поход более чем двухгодичной давности. Они тогда ползали по горло в грязи, но все равно взяли Самок. Возьмут и теперь.

Недалеко от переправы через речку Самок их настиг встречный приказ Сайина. Ждать. Среди дэльгарцев началось движение. К ним подходят передовые отряды линсов, хотя большая часть войска Римафеи увязла далеко отсюда из-за тех же ливней и непомерной тяжести своих новых стенобитных орудий. Свежие отряды Тая пригодятся куда лучше, если не застрянут в Широкой Ущелине, а смогут подойти к Самоку с гор. Ведь именно Тай когда-то сделал это. Почему не попытаться еще раз.

Тай приказал становиться лагерем. Дожди не утихали, наоборот, вовсе озверели. Самок наверняка вздулся, подумал Тай. А что, если они не смогут переправиться, когда придет срок? Да и тот берег у этой речки становится на редкость топким во время осенних дождей…

Тай взял с собой отряд охраны, двух новых ахадов, да еще и Табата в придачу — все-таки его он знает, а этих двоих… после Трибала он мало кому довериться может — и сам отправился к Самоку. Он всегда доверял своим глазам больше, чем чужим. К вечеру он обозрел все, что хотел. Излазили все, отыскивая лучшее место для переправы большими силами. Самок — это не речушки, привычные воинам адья, через которые можно вброд перейти, погрузившись лишь до пояса. Слишком широкий и быстрый. Тай оглядывал соседний берег в надвигавшейся тьме. Да, тот берег топкий… и паромщики так говорят. Проверить бы еще, пройдут ли тут кони.

Снова кликнули паромщиков. Те выползли нехотя. Дождь лил нешуточный, это правда, но и Таю не хотелось еще раз тащиться сюда. То, что темно уже, — так это ничего. Уже и так все разглядели, попробовать надо просто. Большую часть отряда оставили на берегу за ненадобностью. Тот берег пустынен, и зарослей нет, чтобы засады раскинуть. Да и на той стороне — все еще земли адья. Мятежники далеко.

Они медленно выплыли на большом плоту ближе к середине реки. Тай смотрел в черную воду, предоставив своим ахадам суетиться подле паромщиков. Вспоминал Ак Ми Э. Каждый шаг отдалял его от Земли «вечерних звезд». Он стремился на запад, в сечу, в битву. Что у него осталось, кроме этого? Кроме звона мечей и свиста стрел, победных криков и труб? А что было до того, кроме того же шума битвы да Ак Ми Э? Выходит, ничего?

Он слишком поздно расслышал шум. Обернулся резко, едва успев отклониться. Лезвие оцарапало ребра. Два тела со сдавленными стонами полетело в воду, за ними отправилось еще трое паромщиков. Темно. Опасаясь обозначить себя посреди переправы, они не зажигали факелов.

Тай прижался ногами к низкому деревянному брусу вокруг плота, выхватил оружие. Дальше некуда бежать, лишь быстрые воды вспухшего Самока. А держится на воде он плохо. Как и все адья. В темноте вряд ли доберется до берега.

Четыре фигуры придвинулись к нему. Остановились.

— Ну что же? Давайте! — сказал Тай. — Уж одного-двоих я вам обещаю уложить.

Разглядел среди них самого высоченного.

— А ты что, Табат? Ты ведь служишь моему отцу давным-давно. Как перед ним ответ держать будешь? — А сам прикидывал, куда бы лучше броситься сразу. Влево или вправо.

Нет, на Табата нельзя. Он из них самый-самый… Лучше в другую сторону. Кто же там? Ну, подайте же голос! И почему они медлят?

— Я больше не служу Кальги, — прогудел верзила. — Я теперь служу Великой Гайят.

— А не боишься Архала Кальги? Узнает — достанет и с небес, и из-под земли, — спросил Тай.

— А ему про то знать не надо, — кажется, Табат даже ухмыльнулся.

Вот как.

— Айэт Тай из рода Кальги, — вдруг подал голос Шаграт, самый молодой из ахадов, это он, оказывается, был слева, — Правительница Адья Тэрэк Великая Гайят пожелала, чтобы в свой последний миг ты знал, что это ее рука наказывает тебя. За измену, велено тебе сказать.

«За какую?» — только и успел подумать Тай.

Они накинулись все вместе. Он извернулся, кинулся влево на Шаграта, получил болезненный удар в скулу. В темноте все спуталось, она мешала не только Таю, но и нападавшим. Он все-таки первым успел рубануть кого-то. Раненный, а то и убитый, с хрипом исчез в волнах, но Тай уже сам растянулся на бревенчатом настиле, сбитый с ног. Уворачиваясь от одного клинка, он скользнул в сторону, но его настигли другие. Боль пригвоздила, пропорола, пронзила насквозь, не давая дышать. Нет, такой смерти он не ждал, такой смерти он боялся. Тай дернулся и, убегая от нее, перевернулся на спину, загораживая тело кинжалом, намертво зажатым в руке. Ногу тут же словно разрезало пополам. Больше нет сил… А вода тут, совсем рядом.

Что-то со стуком врезалось в дно и накренило плот. Убийцы застыли, дергая руками, пытаясь удержаться на ногах. Кто-то уронил задребезжавший клинок, кто-то покатился, цепляясь за скользкие бревна. Скрипнув зубами, Тай соскользнул с покатого настила и погрузился в холодные объятия реки, так и не выпустив кинжала из судорожно сжатых пальцев.

Преследователи с криками кинулись к тому месту, где он исчез, но Тай сразу же зарылся в воду с головой и оказался под плотом. Он слабо шевелил рукой и ногой в воде, пытаясь подняться выше, но не мог. Он почти не мог дышать от боли, но и сдержаться не получалось. Тай еще раз дернул рукой, и зажатый в ней кинжал вонзился во что-то. В проклятый плот, наверное.

Нет, его вдруг вытащило на поверхность. Он еле успел вдохнуть, разрывая грудь, и тут же еще раз погрузился, не удержавшись. Опять вынырнул со своей крутящейся опорой. Впереди темнела громада плота, люди бегали, выискивая его в темной речной глади.

— Факелы! Факелы! Быстрее!

Единственной уцелевшей рукой Тай уцепился за свой кинжал. Лицо коснулось скользкого и холодного. Кусок дерева, топляк какой-то. Еще и крутится… Он едва вынырнул в очередной раз, когда предательское бревно повернулось под его тяжестью. Сознание ускользало быстро. Вода успокаивала боль, но силы… Сил не было. Тай отчаянно выдернул кинжал и снова воткнул в топляк, вложив последние силы в этот бросок.

Клинок надежно застрял в бревне. Боясь оторваться от спасительного дерева, на которое, видно, плот и наскочил, Тай кое-как намотал перевязь на кинжал. Раз, другой, третий. Пальцы то и дело разжимались, скользя по прогнившему дереву, но теперь он оказался крепко привязан к нему.

Тай был не в доспехе, но все равно тяжел для этого куска дерева. Только голова и плечи едва держались над водой, опасно погружаясь, когда волны Самока играли деревяшкой. Плот отдалялся, на нем зажглись огни, но они засветились уже слишком далеко, чтобы беглеца можно было углядеть среди вод Самока. Теряя сознание, Тай продолжал цепляться за трухлявый ствол, как за последнее прибежище, хотя надежды уже не оставалось. Тут рядом не было Ак Ми Э, чтобы вновь спасти его. Здесь была вода и боль. И голоса, голоса, голоса… Снова они… Смерть не обманешь… Она все равно пришла за ним. Годом позже… Прости, Ак Ми Э…

Что-то неспокойно на сердце. Бьется весь день, как птичка в силках. И не стряслось ничего сегодня, уже четвертый день пошел, как ее ни к кому не зовут выхаживать, травами отпаивать. Все спокойно в родовом поселке И Лай. И Матушка не ходит больше, укоризненным взглядом не окидывает. И Тин Ло вроде заснул скоро… И спит так тихонечко, ровнехонько… Давно так не посапывал мирно… а то все всхлипывает да дрожит во сне, как будто чует, понимает беспокойство материнское.

— Ак Ми Э! — Дверь распахнулась, холодный, полный дождевой пыли воздух ворвался внутрь вместе с Сис Мя Э, бывшей подружкой, а нынче самой младшей Хранительницей.

— Тс-с… тише, — прошептала Ак Ми Э, опасливо поглядывая на сына.

Тин Л о вздрогнул от холодного беспокойства, завозился, перевернулся поперек своей новой корзины, теперь уж куда большей, и снова затих.

— Ох… — Сис Мя Э освободилась от мокрого плата, присела к очагу. — Спит…

Она восторженно оглядела пухленького Тин Ло. Это он такой славненький и ее заботами тоже… Хорошенький. С другими-то детками Сис Мя Э только в хвори бывает, а с этим ей нянчиться и так разрешают, даже приказывают, и за то большая сердечная благодарность духам И Лай. Своего-то уж не будет…

— Я к тебе зачем бежала-то ночью, — зашептала молодая Хранительница. — Беда, Ак Ми Э! Беда большая! Матушка сегодня приворотный ритуал вершить будет!..

Ак Ми Э отшатнулась.

— Да мы ведь!.. Она ж обещала, что по осени, когда наши охотники вернутся! Вдруг Тай тоже с ними…

— Сама-то веришь?

— Нет, не верю, тебя обманывать не буду, Сис Мя Э, — Ак Ми Э покачала головой, — да только уговор был! Нельзя без моего слова жизнь мою решать!..

Тин Ло еще раз передвинулся спросонок, и она зашептала еще тише:

— Роду я противиться не могу, Сис Мя Э. Коли он решил, как я могу перечить?… Хоть сердце и плачет, не хочет с Ак Ло Таном жить! И ни с кем другим… Да что я могу?… — заломила она руки. — Но ведь уговор был — возвращения дожидаться! Что ж они теперь… Не спросивши…

— Не они, Ак Ми Э, — Сис Мя Э наклонилась поближе, словно опасаясь, что ребенок услышит, — это Матушка с Ак Ло Таном так порешили. И никто, кроме них, не знает, не ведает. Потому и прибежала к тебе, подруга… хоть и боязно мне. Ох, и боязно!.. Ну, как духи прогневаются!

Ак Ми Э ухватила ее за дрожащие кисти.

— Спасибо, спасибо тебе, Сис Мя Э! Спасибо, родненькая…

Уронила слезу. Спасибо-то оно, конечно… а вот что делать?

Девушки враз тихо разрыдались, соприкасаясь головами, обнимая друг друга.

— Я вот бежала… — всхлипывала Сис Мя Э, — думала все: не по законам это… значит, выходит, против предков И Лай… Что ж Матушка творит, что делает? Против такого дитятка малого!

Она с нежностью провела рукой над Тин Ло, как будто поглаживая его, не решаясь коснуться, чтоб не разбудить. Сроднилась ведь. Ох, сроднилась за все те дни, пока с ним сидела, пока Ак Ми Э с Матушкой по хворым ходили, пока снадобья варили.

— Я ведь как… Пришел Ак Ло Тан, я как раз у Матушки была. Новые кожи расписывала. Ты же знаешь, люблю я это…

— Ты дальше, дальше… — зашептала Ак Ми Э, перебивая.

— Так вот, он как на крыльцо — так меня и за порог. Я думала, он уйдет тот же час, постояла, помокла, потом злой дух заморочил… в окошко глянула. Да прислушалась, они громко так… а Ак Ло Тан особо. Ох, и накажут меня духи!.. — снова завелась Сис Мя Э.

— Ты дальше, дальше давай! — взмолилась Ак Ми Э.

— А что дальше, — Хранительница насупилась. — Ты, Ак Ми Э, ведь не знаешь ничего. Матушка вчера в роще была, чтобы дары вознести возле священного деревца. Возле его тин-кос… — Благоговейно глянула на мирно спящее дитя. — Пришла в большой тревоге. Я туда сразу и побежала без всякой надобности, поглядеть, что стряслось. С прошлой луны оно ни на полноготка не выросло. Ни на волосок! Ни цветочка нового не пустило! Стоит, как неживое!

— Ни на волосок… — повторила Ак Ми Э задумчиво. — Ни цветочка…

— Вот Матушка и взбаламутилась. Ходила вчера весь день страшнее тучи. Всю ночь у нее в окошке светло было. С духами разговаривала…

— Что ж они думали? — Ак Ми Э как будто и не слушала ее. — Думали, что на моем несчастье благополучие Рода расцветет? А вот оно как! Уж и деревце не растет. Не хотят духи, Сис Мя Э, моей жертвы. — Она наклонилась над сыном. — Нашей жертвы. Отказываются. А люди И Лай… Эх, им разве объяснишь! А вот Матушка… она как и не слышит ничего. Духи ведь ясно говорят — оставить Тин Ло в покое и меня вместе с ним!

— Разве ж про то надо духов спрашивать? — Сис Мя Э с улыбкой вновь потянулась к Тин Ло. — Видно же. Вы такие оба!.. И он, и ты. И адия твой, верно, был хороший, раз от него Тин Ло появился…

— Так что ж приворотный? — спохватилась Ак Ми Э.

— Вот и говорит Матушка: боялась она священную рощу беспокоить, дерево уважала, не ходила целыми днями вокруг да около, вот и проглядела плохие знаки. Ты полностью к Роду не привязана, говорит она, оторвалась корнями из-за своего адия — вот деревце и не приживается, расти не хочет. Так она и сказала. Я слышала! Духи дают знак поторопиться. Иначе как Матушка людям И Лай… что деревце расти перестало? Весь Род переполошится. А ты… ты сама потом спасибо скажешь… когда Сан Хи Э позабудешь.

— Да что я, из-за Матушкиных страхов должна к себе Ак Ло Тана пустить? — Ак Ми Э поправила одеяльце Тин Ло. — Отца его позабыть? Не будет этого!

— Хорошо бы… — Сис Мя Э тоже руку приложила, одеяльца коснулась. — Спит, а как хорошо с ним! Как будто и вправду наш Род оберегает! Плохо, если такой, как Ак Ло Тан, ему в отцы достанется! Он за последнюю луну такой стал! Ох, просто страшно! Глаза горят! К Матушке через день ходит, спрашивает, нет ли твоего согласия! Я Матушке говорю, нельзя к Тин Ло такого допускать. А она: это его просто жажда съедает, подтачивает. Терпежу не стало совсем. Вот сойдется с Ак Ми Э — вновь прежним станет. И его спасем, и Тин Ло, и упрямую Ак Ми Э заодно. А Ак Ми Э, говорит она, счастья своего не понимает. Ведь он за Ак Ми Э да сына ее любому глотку перегрызет, даже лесному там-уну. Коль столько лет добивается, значит, любит пуще всего на свете! Значит, это духи ему такую судьбу определили.

— Любит!.. — кинула Ак Ми Э. — Да что Матушка про то знает! Столько лет одна-одинешенька! Она про Сан Хи Э да про меня не понимает ничего. Боится. Вот и хочет, чтобы все, как прежде, было. Будто и не было Тая моего!

— Что говоришь, опомнись, — Сис Мя Э дергала за рукав. — Не след такое про Матушку говорить!

— Любит!.. Про жажду — это она верно… Жажда его точит изнутри, а любовь, она никогда не точит, Сис Мя Э, верно тебе говорю! Ох… уже полночь скоро, — спохватилась она. — Они уж изготовились, наверно… Ты посидишь с Тин Ло, а, Сис Мя Э? Я недолго, я только туда да обратно…

— Куда? К Матушке? — всплеснула руками девушка.

— Нет, в рощу. Ну, посидишь?… Без тебя не справиться мне, дитятко свое не оставить без глаза…

— Я-то да, конечно… Куда ж я его брошу! — засуетилась молодая Хранительница. — Только нельзя тебе в рощу одной. Да еще ночью.

— А делать-то что? — Ак Ми Э обвязалась своим платом поплотнее. — Пускай духи сами решают! Пускай слово свое скажут!

Она выскочила в дождь, тихонько притворив тяжелую дверь.

Побежала по поселку. Главное — успеть, не опоздать. А то придет завтра Ак Ло Тан, и вдруг потянет Ак Ми Э к нему. И ведь потянется! И в несколько дней забудет все, что было. Каждый день по кусочку из памяти. И останется пустота за сердцем, и вопрос в глазах Тин Ло, и страшные, беспокойные глаза Ак Ло Тана.

Ак Ми Э вступила в рощу. С опаской, еле дыша. Дождь, казалось, превратился в холодный напиток тин-кос. Мокрые лепестки липли к коже. Тяжелая влага со знакомым ароматом стекала по лицу, и Ак Ми Э утирала ее, слизывала с губ, сама того не желая. Ох, неспроста сегодня сердце колотилось, неспроста предчувствия дурные мучили!

Нельзя тревожить ночью священный покой духов И Лай. Но Ак Ми Э пришла, прося помощи. Не к кому больше прийти. К кому же тогда, как не к ним? Она робко кралась к своему дереву, оглядываясь по сторонам. Никого не видно в темноте, только стволы деревьев то тут, то там. И все же их было много. Ак Ми Э шарахалась от теней, что мерещились каждый миг, не в силах справиться с собой, легонько расталкивала их, прокладывая себе дорогу, сама не своя от страха. Надо идти. Надо. Нельзя не идти.

Она добралась до своего тин-кос, встала рядом, увязая в скользящем под нею ковре из лепестков, обняла за холодный мокрый ствол, прижалась лбом. Расплакалась. Не было сил и слов излить свое горе, объяснить этому дереву, как ей плохо и почему так приключилось. Потому и рыдала, выливая все свои горести, и они стекали вниз по скользкой коре, смешиваясь с осенним дождем.

Дерево потеплело, потянулось к ней. Девушка приникла и слилась с ним сердцем. Как тогда. Казалось, что дождь обрушивается на нее все сильнее, сплошными потоками. Вот уже и вымокла насквозь. Она боялась открыть глаза, а дождь все крепчал. Девушке показалось, что она захлебывается. Нет под ногами земли… Ак Ми Э уцепилась за ствол, но нужды в том не было. Она сама и есть — это дерево. И несется по воле вод куда-то вдаль… Она тонет…

Пришла в себя от удара. Вскрикнула немым ртом. Вокруг темнота и вода. И еще тревога… Что там? Где она? Не было аромата тин-кос, только запах реки вокруг. Чужой реки, далекой. Это не Дун-Суй.

Ах! Ветка пронзила плоть. Чужая, не родная. Больно! А потом ее обняли руки… Знакомые, родные. Слабые, беспомощные. Она застонала, крутясь, потянулась к ним, а вода вокруг нее свивалась в тугую воронку, отрывая от этих рук. Матушка завершала свой ритуал. И Ак Ми Э крутилась в этой воронке, не в силах вылезти. Вот сейчас ветка выскользнет, эта ветка, от которой так больно, и она вернется домой… Ак Ми Э напрягалась всем телом, удерживая ее. Не уходи, не уходи, молила она, протягивая ветви ему навстречу, крутясь в водовороте, уносящем ее вдаль. Ах… Выскользнула… Но тут же упрямая ветка вонзилась вновь, крепче, надежнее, вырывая Ак Ми Э из водоворота Матушкиных заклятий. Она выплыла на поверхность, держа его за руки. Притягивая к себе. Думала ли, что еще когда-нибудь придется увидеть его, вспомнить?

Но он таял, исчезал, терял силы. Что с ним? Ак Ми Э вздрогнула… Не надо было бороться с духами, не надо их тревожить!! Она заметалась. Нет, она не может… бросить его так, вернуться… Не может. Помоги, мое дерево, помоги в последний раз, и больше ни о чем не попрошу духов И Лай! Помоги!

И снова, как тогда, она согрела его сердце, снова обняла, обвила своими ветками, не дала унестись прочь и отдалась воле волн, неся его вперед. Подальше от водоворотов и течений. Подальше от холода и боли, от того зловещего места. Домой.

Нет, ей не пройти весь путь вместе с ним. Только ждать.

Ак Ми Э очнулась, все еще хватаясь за дерево. Сделала шаг, другой непослушными ногами. Побежала, полетела домой. К сыну.

— Он вернется! — Влетела, забыв о тишине.

Сис Мя Э таращила на нее заспанные глаза. Тин Ло проснулся и помаргивал, забыв разрыдаться от того, что его тихий сон прервали. Оба глядели на Ак Ми Э.

— Он вернется, сыночек! — Ак Ми Э подхватила Тин Ло, раскачивая. — Он вернется! — целовала она сына.

Остановилась.

— Он вернется… — обернулась к Сис Мя Э, тихо опускаясь на шкуры, внезапно ослабев. — Я знаю…

Темнота.

Тай закрыл глаза, силясь вернуться в белый сад, но темнота не ушла. Нет белого сада, нет дождя из лепестков, нет аромата, будоражащего кровь. Это сон.

Вновь открыл глаза. Темнота. И жуткая тяжесть в груди, с каждым вздохом накатывавшаяся все больше.

Тай попробовал пошевелиться и тяжело закашлялся. Изнутри побежала болезненная дрожь, тяжесть навалилась так, что не двинуться. Что случилось? Он видел сад… словно опять побывал на краю. Он ходил там, среди деревьев, долго-долго, почти целую вечность. Без забот, без памяти о том, что приключилось, без боли и страха. Один. Что же выходит? Теперь он за чертой?

Вспомнил. Река. Шаграт. «Великая Гайят»… «За измену»… Все вспомнил.

Удалось-таки. Справились. Собаки!

— Эй, слышь, — тихо заколыхалось где-то рядом. Дрожащий огонек ворвался в темноту, попрыгал на фитиле, разгораясь, встал ровно.

— Ожил вроде? — Это уже с другой стороны.

Огонек приблизился. Маслянка. Тай сморщился. Какая вонь! Невозможно. Его сейчас стошнит. Он снова раскашлялся, разрезая тяжесть внутри, как ножом. «Убери», — хотел сказать, вместо того выдохнул со свистом. Горло не слушалось. Грудь тоже.

Маслянка приблизилась вместе с чьей-то рукой. Из темноты вдруг вынырнула кудлатая нечесаная голова, уставилась на Тая. У бородача тут же отобрали свечу.

— Куда ты прямо в рожу ему тычешь? — хрипловато ругалась женщина. — Не видно, что его корежит? Вот пообвыкнут глаза!..

Как тень, из тьмы возникло ее грубоватое лицо, не молодое и не старое. Нечесаные волосы в беспорядке упали на плечи, едва прикрытые рубахой. Дальше не видать, все тонет во мраке.

Это хорошо, что ожил, — шептала она, приближаясь к Таю и отводя подальше маслянку. — Хорошо… Мы-то думали…

— Мы-то… — раздалось из темноты. — Ты все это, дура! Все ныла… А поди ж ты…

— Я?! — Женщина кинулась в сторону, зашептала громко: — Это я — то?! А кто с ним тут днями-ночами глаз не смыкал?! Кто тут над ним рассиживал? Ты?! Нет, скажи! По совести скажи, морда бесстыжая! Ты?

Мужик что-то бубнил, отбиваясь. Она наступала:

— Да! Ты таскать утопленников в дом горазд! Все! Ни на что больше не годный! — закончила женщина торжествующе, не слушая ничего.

Теперь ясно. Его, похоже, вытащили где-то из Самока. Этот самый, кудлатый… Как же воняет эта маслянка! Хуже боли, хуже камня внутри, хуже… Что им стоит убрать ее?

Женщина опять нависла над Таем.

— Откудова хоть будешь? А?

Тай попробовал что-то простонать. Нет, ему нельзя сознаваться. Пока он так слаб. Они ведь сразу в лагерь помчатся, за наградой. А там, наверное, не один такой Шаграт или Табат сторожит. Да есть ли там хоть кто-то, верный ему?

— О-ох… — вздохнула женщина. — Бедолага… И сказать-то не можешь. И молодой-то какой!.. Рано тебе еще… того… Ладно, поутру мой Мирна за умельцем сбегает. Тот еще не таких на ноги ставил. Кабы не он… ты б давно уж… — бормотала она.

Боевой ее задор исчез. Любопытство тоже не было удовлетворено. Только зря спохватилась среди ночи.

— Ну, что ж… Спать, что ли, давай, — зевнула. — Не денется он никуда. Раз ожил уже…

Свет потух.

К боли и бессилию прибавилось мучительное сомнение. Она сказала «мой Мирна»? Ведь так она сказала? Адья сроду таких имен не носили. Неужели он в Дэльгаре? Его занесло так далеко? Не может быть. Чего же они тогда на адья при нем говорили? Выпытать что-то хотели? И что за умельца они притащат? Невольно вспоминались мастера пыток из королевских подземелий в Чатубе. В столице о них ходили легенды. Нет, не может быть, чтобы Самок нес его до самого Дэльгара!

Утро принесло новые раздумья. Тай все-таки забылся сном, тяжелым и мучительным. Он больше не ходил по белому саду. Проваливался напрочь, без видений, даже во сне чувствуя огромный камень, навалившийся на грудь. Просыпался, пытаясь его сдвинуть, и только тут вспоминал, что это не камень. Это чей-то клинок постарался. Чей-то, кому Тай еще отомстит. Если выберется.

Он очнулся. То ли камень стал меньше от бесконечных попыток его отодвинуть, то ли ему не суждено было и в этот раз уйти в мир богов, но сегодня он даже выдавил из себя, даже выхрипел:

— Пи-ить…

Тут же услыхал чье-то шарканье.

— Ма-а! Он пи-ить просит! — оглушил его звонкий голос.

— Ну так дай! — женщина ответила откуда-то снаружи, еле слышно. — Я ми-игом!

Смешная мордашка, слишком светлая для адья, слишком широкая, наклонилась над Таем. Девчонка, лет двенадцати-тринадцати. Она поднесла деревянный черпак, и Тай жадно потянулся к нему губами. Больше вылилось, чем выпилось, но теперь ему действительно полегчало. Он даже чувствовал раненую ногу. А раньше — не тут-то было. Он попытался рассмотреть этой небольшой домик с обмазанными глиной ветхими стенами, поворачивая голову. Однако вскоре отказался. Тяжело ворочать шеей. Сразу же в груди отдается.

Женщина влетела внутрь, дав знать о себе сразу целым ливнем вопросов, на которые Тай все равно ответить не мог. Трудно, очень трудно. Ну как он? Ему лучше? Это он сам в речку свалился или сподобил кто? Он опускал веки, говоря «да», когда мог.

— Ты ведь адья? — наконец спросила она, блеснув глазами. — Из войска? Что, говорят, на Самок ушло?

Тай удивленно поднял брови, не сдержавшись. Ушло на Самок? Из ее болтовни стало ясно, что войско ушло несколько дней назад. Сколько же он провалялся?

Женщина не замедлила удовлетворить его молчаливое любопытство, сообщив несколько запоздало, что зовут ее Лифи. Она, казалось, могла и вовсе без умолку тараторить. Тай разглядывал хозяйку. Тоже светловата для истинных адья. И волосы чуть светлее, уже слегка тронутые сединой. Но дэльгарские женщины не перетягивают волос кожаными повязками поперек лба, а прячут макушку под светлый платок. И свято соблюдают этот обычай. Она не дэльгарка. Но вот имя… Да и девчонка еще посветлее, чем мать, будет.

Лифи, бегая по убогой мазанке, растирая зерно, суетясь у очага и все время окликая свою нерасторопную дочку, между делом выболтала Таю, что муж у нее рыбак. Правда, коли зимы суровые случаются, то он чем иным промышляет. Вот его полночи и донимало, что Самок, поди, раздулся от такого дождя — надо б лодку вытащить подальше на берег. Ворочался, ворочался, потом не выдержал. Кликнул Марда. Это дружок его распрекрасный, вот ведь бездельник проклятый! Нет, человек-то неплохой, что кому подмогнуть, это пожалуйста, а вот самому за ум взяться… Вот и перебивается, чем можно. Там наймется, здесь. А когда прижмет, приходит и у них одалживается. А Мирпа ее — он что… завсегда готов дружку в помощь. А чем они помощники тому Марду, сами еле держатся. С тех пор, как старшенький сгинул… Да эти прохвосты сбежали. Из родного-то дома!.. Надо ж такому случиться! Ах они бездельники! Ах неблагодарные! Она ж растила их, растила, с такой вот кровинушки!

Девчонка попробовала было заступиться за братьев, но мать тут же шикнула, опасливо косясь на Тая. Даже подбежала ближе, глянула внимательно. А он и не слышал, что там девчонка брякнула.

Так вот, они-то Тая и углядели, Мирпа ее с дружком со своим. Валялся утопленник прямехонько возле лодки. В воде. Они уж хотели дальше в речку спихнуть. Ну, на что нам утопленник-то? Знак плохой от богов. А утопленник возьми да руку и закинь, а в руке кинжал здоровенный, он его в лодку и всадил со всей мочи, вцепился и снова затих. Как неживой.

Тут уж они, понятное дело, спихивать его не стали, богов гневить, потащили в дом. Боги такого не прощают. Тут Лифи разохалась, расписывая, уж как она избоялась вся. Утопленник-то — из воинов адья, ясное дело. Да человек небедный. Ну, как что приключилось бы! Вдруг бы не выдюжил! А вдруг его бы тут нашли, у Мирпы в доме, с проткнутой грудью да кровавой пеной на губах! Пристукнули бы и Мирпу злосчастного, и ее, и девочку их, разбираться б не стали. Рассказывай потом, как из реки вылавливали! А Мард, хоть и непутевый, молодцом оказался, тоже ни словечка не уронил.

Тай начинал хоть что-то соображать. Он все еще в Шайтьяре, но близко к Дэльгару, очень близко, не так далеко от Широкой Ущелины, которую и охраняет крепость Самок. Не понял только, кто бы пристукнул его невольных спасителей. Воины адья? Кто бы стал искать айэта, свалившегося в реку, даже знатного? Или рыбаки узнали его? Точно ведь карманы обшарили. Да и на клинке — знак Кальги, хоть его здесь вряд ли кто узнает. Кто тогда? Сюда наверняка забредают мятежники… Или Лифи его попросту заговаривает, пока дэльгарцы уже мчатся сюда во весь опор?

Вскоре явился и Мирпа, привел с собой какого-то старичка, древнего, как камни Чатубы. Или нет, еще древнее, как камни Линсэрэя — столицы линсов. Еле шел. Опустился с трудом рядом с Таем. Пощупал там-сям, причиняя неимоверную боль, пошамкал беззубым ртом, покачался, закрыв глаза. Ну, прямо как Старшая Хранительница вельдов, когда со своими духами разговаривает. Достал из котомки какой-то вонючий горшок, от запаха которого у Тая просто все внутри перевернуло. Несмотря на неуклюжие попытки раненого уклониться, старик вместе с Лифи раздели его, обмазали грудь и ногу чем-то липким, дурно пахнущим. Где же сейчас Ак Ми Э со своими отварами, чистым светлым полотном, холодящим кожу, и теплыми, заботливыми пальчиками? Его перевернули, как мешок, и Тай застонал. Вымазали заодно и спину. Насквозь прошло.

Старик что-то забормотал по-своему. Тай прислушался сквозь дурноту. Не по-дэльгарски. Он хоть чуть-чуть, да знает. Совсем другие слова. А от адья — еще дальше.

— Слышишь? Говорит, что счастливый ты от рождения. Своими богами, верно, меченный, — трогал Мирпа Тая, озверевшего от этих издевательств, за плечо. — Говорит, не думал, что живой будешь. Теперь будешь, уж точно. Сильный ты. Вычухаешься, стало быть. Слышь? Али захирел совсем? Слышишь? — Тай устало опустил веки. — А раз уж он говорит, то разумеет. Это ж такой умелец! Ему лет уж! Ух! А людей на ноги подымал! Не перечесть! А про тебя раньше говорил: не верю, что оклемается, дескать. Дивится теперь не хуже нашего!

«И на том спасибо», — Тай в раздражении ждал, когда этот умелец уберется.

Каково ж было его возмущение, когда старик наконец испарился, но оставил ценный горшок с вонючим липким варевом, приказав смазывать каждый день поутру раны Тая. Чтобы чего нехорошего не приключилось, с восторгом повторял за ним Мирпа. Вот кабы не это снадобье… Таю пришлось покориться. В местной округе старик, по всей видимости, был самым известным знахарем. Где тут лекаря возьмешь?

Каждый день худенькая девчонка по имени Лели натирала его этой гадостью. Старательно кормила рыбной похлебкой, прибегала по первому зову, стоило только кликнуть. Просиживала б целыми днями, если бы мать не гоняла туда-сюда. Это она, понял Тай, а не Лифи, с самого начала денно и нощно заботилась об «утопленнике». Она стерегла его дыхание. Она то и дело посматривала в его сторону восхищенными глазами, еще совсем детскими. Для нее не река принесла Тая в их серую жизнь, а сами боги постарались.

Медленно, но верно жуткое снадобье делало свое дело. Тай вскоре задышал ровнее, заговорил без натуги, потом зашевелился и, наконец, сел.

В дверь и прикрытые какими-то тряпками окна уже тем временем затягивало пронизывающий сырой холодный воздух. Осень поворачивала за свою середину. В убогой мазанке царили те же гости — холод и сырость, даже горящий очаг не спасал. Да и горел-то он не всегда. Лели кутала Тая во все, что могла найти лишнего. Он ведь такой слабый!

У девчонки Тай и выспросил многое из того, о чем молчала, несмотря на всю свою словоохотливость, ее мать. Отцом вечно озабоченной Лифи был адья, а матерью — дэльгарка. Бот откуда у них у всех такая светлая кожа!

«Ты же никому не расскажешь? Никому? А то мне так влетит!» — спрашивала девочка, не в силах устоять перед настойчивыми просьбами и глазами Тая. Он важно кивал в ответ, клялся богами Адья. Она смущалась отчего-то. Только потом он понял. Лели не было дела до его богов. Бабка ее, дэльгарка, умерла всего год назад. Вот она-то и смущала покой маленькой Лели. Она и братьев ее стропалила. Как пять-шесть лет назад пошло… все это в Дэльгаре, так братьев и след простыл. А ведь младший-то из двух не намного больше Лели был тогда…

А вот Двин, самый старший, отцовский любимец, и ухом не вел. Он весь в отца был, добрый, сильный, только… спокойный какой-то. Он бабку не слушал. В богов ее не верил. Смеялся даже. Так смеялся, что та как-то в гневе его прокляла. Вот и умерли они один за одним. И нескольких дней не прошло, как Двин утонул. Упал, в сети запутался, да и сгинул на мелководье. Лифи своей матери чуть глаза не выцарапала тогда. А что толку? Не воротишь. Вот бабка Лели и отправилась за ним скорехонько.

Как помощи отцу не стало, так они и обеднели вконец. Бывает, что и есть нечего, особо по зиме.

Тая принялась мучить совесть. Теперь понятно, чего Лифи ворчит то и дело, чего косится. Старику с его вонючей мазью, оказалось, платить не надо. Но все равно лишний рот, когда и самим нечего есть. Те несколько золотых, что по счастью оказались в его поясе, Тай отдал Мирпе сразу же, но хозяйка ждала от богатого адья куда большего, однако затеваться со знатным «утопленником» всерьез боялась. Тай рассмотрел все то, что у него осталось. Не много и не мало. Кинжал, что рыбак с его женой почему-то не тронули, печатка, цепь осталась на шее со знаком Кальги, та самая, что уже пригодилась этим летом. С виду простая, но драгоценного беленого золота. Хватит, чтобы добраться…

Он обрывал себя каждый раз, едва только задумывался об этом. Но с каждым днем мысль о мести своим убийцам уплывала все дальше вместе с волнами Самока. Тая Кальги, похоже, никто не искал. Лели тайком справлялась об этом в округе, тайком от отца и матери прислушивалась к разговорам, присматривалась к дозорам: не расспрашивают ли воины адья про знатного айэта. Кругом было насколько спокойно, насколько может быть на меже Шайтьяра и Дэльгара, где адья вечно спорят с дэльгарцами, чья искони эта земля.

Значит, для всех он мертв. Мертв для Гайят — кто бы на месте убийц, посланных ею, подумал иное, увидав, как тяжело раненный утонул в реке? Для отца тоже мертв — тому сейчас и вовсе не до того. Он озабочен новым наследником трона Адья Тэрэк. Вести о скором супружеском союзе между Архалом Кальги и новой Правительницей дошли даже до этой глуши.

Так стоит ли возвращаться во дворец Кальги? В Чатубу? В мятежный Дэльгар? Даже в Альдьяш, знакомый с рождения? Что там осталось, чтобы так им дорожить?

А вот на востоке…

Раньше Тай не мог и помыслить о том, чтобы возвратиться в Землю «вечерних звезд». Что вообразит себе Правитель, если он снарядится в обратный путь? И это после всех тех сказок, которые Тай перед ним нагромоздил. А Гайят? Она ведь не глупее своего отца. И даже Архал Кальги принялся бы следить за ним, если бы Таю вздумалось вновь отправиться через Великие Леса. Он упустил сына в прошлый раз и теперь не повторил бы этой ошибки вновь.

Но сейчас… когда Тай опять мертв… ему часто вспоминается далекая река Амма, что показывал на карте посланник Лементо. Амма, что так похожа на Дун-Суй, около которого примостился поселок И Лай. Да, Таю не преодолеть в одиночку путь через Великие Леса. Но если идти вдоль русла Аммы, как знать… пусть даже не одну сотню таржей. Он уже прошел леса с запада на восток, с востока на запад. Почему не попытаться с юга на север?

И Тай все реже думал о возвращении во дворец Кальги и все больше рвался к далекому восточному берегу, куда впадает широкая лента Аммы. Где его ждут. Он обещал вернуться.

Однажды Тай решился. «Нечего больше ждать, я возвращаюсь», — глянул он в скудный очаг, куда Лели подкидывала тощие кирпичики навоза. Он уже достаточно оправился. Грудь только до сих пор болит. Но ведь это не пройдет, всю жизнь мучить будет. А для конной дороги он уже готов. Знакомая тень тихонько проскользнула в худые двери вместе с вошедшим Мирпой. Хвостатый друг, которого Тай не видел со дня смерти Хаадида. Почему он то уходит, то возвращается? Почему бросил его на плоту? Почему не предупредил, не уберег? Или есть мгновения, когда тени уходят, предоставляя людей своей судьбе?

Как бы то ни было, но он вернулся. Значит, пора. В дороге будет не так скучно.

Но прежде надо было отблагодарить своих спасителей. Даже сварливую Лифи, которой он уже порядком надоел, что она и показывала с превеликим удовольствием, как только подвернется случай. Да и время пришло уходить вместе с мокрыми снегами и ужасающими дэльгарскими туманами.

— Послушай, Мирпа, — сказал как-то Тай хозяину дома. — Мне уходить надо.

Тот покладисто кивнул, с облегчением, конечно, но и не обрадовался безмерно. Лишний рот долой с их шеи — это да. А словом с кем теперь перемолвиться, кроме Лифи? Дружок его «бездельный» подался куда-то на заработки. А люди вокруг сейчас ох и вызверились друг на друга. Все волками глядят. В селениях окрест — все больше дэльгарцы. Бедному Мирпе не позавидуешь: хоть имя у него местное, нутро-то его все равно видать. Уж несколько лет, как только терпят его здесь, и то из-за жены да из-за сыновей-мятежников больше.

— Что ж, — ответил рыбак, — пора. Давно уж пора.

— Скажи мне, Мирпа… благодарен тебе буду, если ответишь. Ты почему меня тогда к себе приволок? Почему в речку не скинул?

Мирпа вздрогнул.

— Как же можно? Коли боги жизнью подарили, что ж я? Да супротив?…

Он потер шею, в изумлении глядя на Тая.

— Может, и меня кто подберет, коли доведется где-то под забором свалиться…

Странное дело. Вроде и адья, а как дэльгарец говорит.

— А почему… не обижайся, Мирпа… кинжал мой не подобрал… тогда… на берегу? Да и кроме того?

Рыбак перестал чесаться, испуганно хлопнул глазами.

— Что ж я… Я и не думал даже, — клялся он, — богами клянусь, дочкой своей, единым дитятком, последним! Чем угодно!

Чем больше клялся, тем больше затаенное лезло наружу. Ох, хотелось! Да винить его не в чем. Любой другой бы обобрал да выкинул в реку. Этот — нет.

— Да и темно там было, — ерзая, добавил Мирпа.

Тай чуть не расхохотался. Не заприметил сразу рыбак, какую ценность нашел. Или не понял сразу. А потом не решился. Когда утопленник ожил.

Мирпа придвинулся, прошептал, как будто боялся, что кто-нибудь услышит:

— Нельзя забирать… хоть что… у того, кто наглой смертью помер. Сам сгинешь! Бывало уж, видывали, не надо нам, — вздохнул облегченно.

Тай усмехнулся.

— Раз уж я не помер… наглой смертью…

Он раскрыл ладонь. Там красовался «камень крови», большой, один из двух, что Тай с таким трудом выколупал ножом из рукояти своего кинжала. Два таких камня украшали рукоять с двух сторон. Подарок отца. Архал подарил его Таю взамен потерянного в схватке в Дайчане в знак своей великой радости по случаю возвращения сына в Чатубу. Куда уж бедному Мирпе знать, но за этот кинжал можно было купить обе маленькие рыбацкие деревеньки у берега Самока. И его хижину на отшибе в придачу. И еще осталось бы, наверное, немало. Кто ж за такую нищенскую радость много отвалит?

— Вот тебе в уплату моего долга, Мирпа. Только, гляди, не продешеви. За один такой камень, наверное, обе соседние деревушки купить можно, если они так малы, как ты рассказывал.

Рыбак, ожидая подвоха, поглядывал то на Тая, то на ладонь, где красовался драгоценный камень, мялся. Облизывал губы, но взять не решался. Тай сам вложил его в вялую ладонь Мирпы. Тот сразу крепко сжал свое добро.

— Только торговца найди надежного, — наставлял Тай. -

Да сразу не показывай, что у тебя. А то потеряешь камень. А может, и еще что-нибудь подороже потеряешь. Ясно? Мирпа только ошеломленно кивал, не слушая.

— Ладно, потом, — Тай махнул рукой. — Ты меня незаметно в город сможешь переправить?

Тот вновь почесался.

— Попробуем.

— Нет. Лучше не надо. Возьми это, — Тай дал ему несколько кусочков своей золотой цепи, что когда-то красовалась у него на шее. — Лучше сам съезди. Сможешь пристроить?

— Попробуем, — повторил рыбак.

— Это беленое золото. Но ты можешь продать как простое, если случая хорошего не подвернется. Я не в обиде буду. Главное, раздобудь мне одежду другую, попроще. Только теплую. Коня выносливого, но неприметного. Здесь должно хватить. Оставь у надежного человека. Ты там знаешь кого-нибудь?

— В Урше? Многих знаю.

— Вот и найди кого-нибудь, кто болтать не будет. И его отблагодарю. Так и скажи. И лавку оружейную укажешь. Да узнай там, какие вести есть из Дэльгара… Любопытно мне…

Тай отвернулся. Все время он украдкой следил, не появляются ли на теле черные пятна. К концу осени уже бояться перестал. Отец вместе с Великой Гайят то ли не решились спустить в Самок черное поветрие, то ли нужда не пришла, а это значит, что линсы и так надолго завязли в Виктии да в Дэльгаре. Но придет новая весна, новое лето, а с ним, может статься, и черное поветрие. И эти люди возле самого Самока: простоватый Мирпа, сварливая, не в меру болтливая Лифи и маленькая Лели, что разве только не молилась на Тая, — все они угаснут в муках, подобно Хаадиду, истекая кровавым потом. И еще многие сверх того. Но что он может сделать? Если он скажет хоть слово дэльгарцам, если разбросает семена черных мыслей Хаадида вокруг, то задыхаться от черного поветрия будет не только эта земля, но и Адья Тэрэк. И на его совести окажется вдвое больше жизней. А если не скажет? То только эти?

А вести из Дэльгара приходили одна хуже другой. Войска линсов и адья встали там надолго, рассказывал Мирпа, вернувшись из города с новой одеждой. Клочки земли переходили из рук в руки, так и не доставаясь никому. Крестьяне целыми селами бежали к границам, кто — поближе к адья, кто — к Линзору под крыло. Самок выжжен почти дотла, одни руины.

— Ну что эти дэльгарцы встали насмерть против нас! Что им надо?! — в сердцах воскликнул Тай, слушая Мирпу. — Неужели им будет лучше, когда Дэльгар захватят проклятые линсы?

Тот крутанул головой, насупился.

— Нам все одно — пропадать тут. Что линсы, что адья — все одно. Никто и не подумает, а мы ведь тут того… живем! Мы… Нам бы тут ни тех да ни других! Кабы все они… Эх, — рыбак рубанул рукой по грязной столешнице, уже не страшась воина адья, сидевшего подле него, — да чего тут!..

Тай тупо глядел на Мирпу.

«Никто не думает, что мы там живем, — так говорила когда-то Ак Ми Э. — Наша земля — это только Земля «вечерних звезд».

А чем дэльгарцы хуже вельдов? Почему то, что проще всего, так редко стучится в голову, отягощенную многими мыслями?

Поздно ночью Тай покинул домишко рыбака, и к утру они вместе вошли в ворота Урша. Тай не стал тратить времени даром да понапрасну мелькать на улицах, чтобы не приняли за беглого. Оделся неприметным торговцем. Задержался только в оружейной лавке, и то прикупил что попроще, чтобы в глаза не бросаться.

Так он начал путь на юг, к границам обширного Морского Союза, далеко вытянувшегося по побережью. Путь, пролегавший через владения клана Лимаи и город Кленке, где обитал достойный торговец Лементо.

Тай не зря выбрал эту дорогу, рассчитывая на помощь посланника. Золота у него осталось немного. Второй «камень крови» он решил сохранить как залог, как жертву духам вельдов. Если он дойдет до цели, то подарит его Ак Ми Э. Пусть увидит, что такое, настоящая «вечерняя звезда», безупречная, сверкающая всеми гранями, алая, как кровь. Пусть узнает, как он хотел вернуться, как жаждал встречи!

Он бежал из Адья Тэрэк. Так же быстро, как и возвращался всего полгода назад.

Зима, казалось, шла на убыль. На самом же деле это Тай удалялся к югу. В Земле Адья, наверное, свирепствовали холода, тогда как его конь попирал копытами чахлую зеленую травку. Тут было пронзительно, сыро, туманно, тут все было по-другому.

Уже во владениях Морского Союза ему, сказавшемуся наемником из адья, удалось пристать к большому торговому обозу, державшему путь в земли, принадлежащие клану Лимаи. До Кленке оттуда всего несколько дней пути. Обоз двигался из Линзора, но в приграничье его, как водится, сурово потрепали бродяги, прежде чем удалось их отогнать. Старший торговец долго приглядывался к Таю, позвал двух своих охранителей, проверил его умение. Раны к тому времени пропали почти без следа, лишь легкая тяжесть заставляла его временами припадать на раненую ногу. Но и это пройдет. Однако если б не нужда в людях, торговец ни за что не взял бы адья. Таю везло, словно сама судьба гнала его, не даруя других неприятностей, кроме легких дорожных стычек да бурчанья надоедливых торговцев.

Прибыв в Кленке, красивый высокостенный город на берегу полноводной реки, несколькими таржами ниже впадавшей в бескрайние моря, о которых он был наслышан, но не видел никогда, Тай уже знал достаточно, чтобы выспросить, где находится дом Лементо, третьего из Столпов клана Лимаи. Нет, здесь все было не так, как будто мир смешался. Разная речь, разные люди, постоянно толпившиеся на улицах, как будто дела другого нет. Казалось, тут торговали все, даже дети на каждом шагу старались всучить ему какую-то диковинку, требуя за нее непомерную плату. Всюду отчаянно и азартно спорили, ругаясь и ударяя по рукам. Чувствуя, как разбухает голова от этого чужого незнакомого гвалта, Тай проталкивался вперед, молясь богам, чтобы посланник оказался не в отъезде.

Боги не подвели, еще раз явив свое благоволение. Лементо не оказалось дома, но он был в городе, встречал в гавани свои корабли. Несказанно удивился, когда, вернувшись, увидел молодого Кальги, однако принял Тая у себя со всем почетом, как полагалось встретить знатного айэта. Выслушал внимательно просьбу.

Он далек от того, говорил Тай, чтобы напоминать что-либо уважаемому им торговцу Лементо. Скорее, он хотел бы просить о дружеской услуге или же о помощи. Хотя, признался Тай, он вряд ли сможет когда-нибудь отблагодарить торговца, поскольку намерен покинуть не только Адья Тэрэк, но и Морской Союз. И больше не возвращаться.

— Да, мои корабли заходят иногда в устье Аммы. Не часто, — торговец задумчиво мерил его взглядом. — Для меня не составит никакого труда доставить еще одного человека в те края с первым же торговым… — Он еще больше помрачнел. — Даже передать послание в Амма-Рэ… так, помнится, зовется наше поселение… чтобы айэту Таю оказали полное благоприятствование в его делах, мое слово там знакомо многим… но… — Он все больше медлил, не решался возразить, полагая, что это нарушит данное Таю еще в Чатубе обещание.

Тай махнул рукой перед удивленным Лементо.

— Вряд ли меня можно теперь так называть, — он улыбнулся. — Не может быть, чтобы достопочтенный Лементо, так хорошо осведомленный обо всех делах Адья Тэрэк, не слышал ничего о гибели наследника рода Кальги, теперь самого могущественного в Земле Адья после Сэмержи.

Тот озадаченно кивнул.

— Я получил эту весть за день перед отбытием из Чатубы, и меня она весьма огорчила, признаюсь айэту.

— Она правдива. Досточтимый Лементо может верить ей.

— Но… — Торговец уставился на Тая, уже совсем ничего не понимая.

— У меня враги в Адья Тэрэк, и они столь сильны, что чуть не преуспели в своем деле. Почти преуспели. Однако все, даже мой отец, уверены в обратном. Я откровенен с хозяином этого дома. Мне лучше не возвращаться. И я рад этому, Лементо, — вдруг добавил Тай, — потому что сердце зовет меня на восток, к берегам реки Аммы. И теперь я волен сделать это, потому что мертв для всех. Тайну эту я прошу досточтимого Лементо сохранить, ибо он один теперь владеет ею. Мне нужна была помощь, лишь потому я обратился к нему, но бывший посланник волен отказать мне. Я не буду винить его. Не хочу уносить с собой из Адья Тэрэк никаких долгов и обязательств. Они слишком давят на плечи. А я устал.

— Я сохраню тайну айэта Тая, — серьезно сказал торговец.

— Я называю себя Санхи, — прервал его Тай. — И досточтимый Лементо может забыть и о прежнем имени, и о звании, и о церемониале. Ведь Тая из рода Кальги больше нет.

Южанин кивнул. Как будто даже с облегчением. Напряжение, не покидавшее его с того момента, как он увидел молодого Кальги, почти улеглось.

— Я сохраню эту тайну. И помогу… как ты меня просишь, Санхи, Но мы храним наши торговые пути от других, и потому любой воин адья, взятый на борт моего корабля, идущего в те места, вызовет много вопросов у моих друзей.

Он примолк. Тай сам пришел ему на помощь.

— Ты хочешь знать, почему я так стремлюсь на восток?

— Если только в этом нет еще большей тайны, — Лементо усмехнулся.

— Там остался мой сын, — ответил Тай, — единственный, и я хочу найти его.

Бывший посланник пожевал губами. Кого-кого, а его должно было пробрать такими словами.

— Ваш род далеко раскидало по свету.

— Это чистая правда, посланник.

— Я тоже больше не посланник, Санхи. — Он «лукаво» сощурился, растягивая шрамы.

— Все меняется, Лементо.

Оба улыбнулись.

— Помощь в таком деле — честь для меня, Санхи. Я знаю, что значит терять сына. Последнего из всех…

Тай наклонил голову, молчаливо благодаря южанина. Что тут скажешь?

— Сейчас у нас спокойно, но дальше в Приземном море и Заливе Бурь — шторма. Они будут бушевать до конца зимы. Нужно подождать. Я не рискну отправить корабль раньше времени, — он покачал головой.

— Я буду ждать, — сказал Тай. — Я ждал очень долго, и несколько дней… и даже лет отсрочки не смогут мне помешать.

Вот только будут ли его ждать там годами?

— Я буду ждать, — повторил он, нахмурившись.

— Мой дом в твоем распоряжении, Санхи, — начал торговец, думая, что Тай огорчен отсрочкой по его вине, но гость вновь покачал головой.

— Длительное пребывание в доме самого Лементо обратит на меня нежелательное внимание, — возразил он. — А я хочу исчезнуть без следа. Я пережду это время на каком-нибудь постоялом дворе, затерявшись в твоем городе. В нем легко затеряться!

Торговец кивнул. Разумно.

— Я хотел бы просить еще об одной услуге, — Тай сразу помрачнел.

Он не хотел тащить с собой долги из Адья Тэрэк, но один все же за ним оставался. И давил он много больше остальных, вместе взятых. Приходилось обманывать торговца, но сказать ему правду не было возможности.

— Какую?

— Мой отец… Он единственный имеет право знать о том, что я до сих пор жив, но не вернусь, чтобы унаследовать богатства Кальги и родовое имя.

Торговец, не подозревая ни о чем, одобрительно кивнул. Да, не дело держать отца в неведении о судьбе единственного сына.

— Я верно полагаю, что такой человек, как бывший посланник Лементо, третий из Столпов клана Лимаи, может все устроить так, что мой отец наверняка получит послание, которое я напишу, но не узнает, откуда оно? Даже не заподозрит?

— Я смогу устроить так, — подтвердил посланник, — хотя к досточтимому айэту Кальги теперь подступиться сложнее.

— Я напишу его своей рукой, — продолжал Тай, — и приложу свою печатку, чтобы у отца не было сомнений или подозрений, что кто-то вздумал играть с ним. Но при таких обстоятельствах… досточтимый Лементо, несомненно, понимает, что, если послание попадет в чужие руки, последствия могут быть неожиданными как для меня, так и для него. Мои враги в Адья Тэрэк… Оно должно быть доставлено, и доставлено Архалу Кальги, никому другому. Посланец же, доставивший его, должен исчезнуть До того, как отец прочтет мои слова, чтобы у отца не возникло соблазна расспросить гонца и тем выдать меня. Это возможно?

Лементо подумал немного.

— Клянусь Восемью Ветрами, я устрою это, — пообещал торговец.

Тай поблагодарил. Попросил пергамент и еще свечей.

«Отец! — писал он. — Моя печатка и моя рука послужит свидетельством тому, что это мое послание. Если ты сочтешь его вестью из страны богов Адья, где, как ты считаешь, я сейчас пребываю, я не буду тебя разуверять. Но знай: я слежу за каждым твоим шагом. И если проклятие богов, настигшее Правителя Хаадида, распространится дальше на запад Адья, в Дэльгар или Виктию, я раскрою твою тайну, расскажу, откуда оно взялось, тем несчастным, чьи семьи пострадают от посланного тобою лиха. Вся Земля Адья окажется выжженной той же бедой, и ты сгоришь в этом огне, как и те, кого ты обрекаешь на страшную гибель. И все узнают, чья в том вина. Твое, и мое тоже, имя проклянут, род лишат его чести и всех владений и сотрут в пыль самое упоминание о нас. Ты хочешь этого? Искать меня бесполезно. Более того, теперь это не только моя тайна, поскольку я понимаю, что смертен, как и все люди. Я разделил ее между своими друзьями, взяв с них клятву не разглашать ее в обмен на твое благоразумие. Среди них не только адья, отец, потому не думай, что они будут молчать, жалея наши земли, когда их родные места превратятся в пустыню. Я бы мог отступить, устрашиться того, что может произойти с адья, они — уже нет. Прими мой совет, примирись со своим поражением и не пытайся искать никого из Круга Знающих. Ты будешь бороться с призраком, которого никогда не поймаешь. Прощай. Мы больше никогда не увидимся».

Тай оттиснул темный восковой след на внутренней стороне пергамента. Проколол кожу кинжалом, прикрепил свою печатку, залил воском, плотно свернул, вновь залил печатным воском, не оставив ни одного следа на его ровной поверхности. Приходится доверять Лементо. Если сверху будет печать Кальги, послание вряд ли удастся доставить без помех.

Со вздохом облегчения он отдал свиток пергамента торговцу с просьбой отправить послание как можно скорее. Последний долг отдан. Сделать большего он не сможет ни для дэльгарцев, ни для адья. Ни для маленькой Лели, что выхаживала Тая, ни для ее отца, что спас его, не бросил. Теперь можно расправить плечи.

Торговец сдержал свое слово, и с необыкновенно теплыми в этих южных землях весенними ветрами Тай отплыл к восточным берегам, держа путь на северо-восток, к устью Аммы. В свое время ему казалось, что степняки не приспособлены для жизни в лесах, теперь же он понял, что на море им куда меньше места, чем в лесных дебрях. Но он выжил в Великих Лесах, в топях, среди вельдов, в водах Самока — вытерпел и это. Даже привык. Но когда его нога ступила на берег недалеко от Амма-Рэ, большого поселения Морского Союза близ устья реки, дал себе слово, что без нужды не поднимется больше на палубу.

Первый, кто встретил его на берегу, был его хвостатый друг. Он покинул Тая, как только тот поднялся по шаткой лесенке на корабль. Теперь кружил рядом. Тай потрепал его за ухом. Он и сам соскучился.

Посмотрел на широко разлитые воды Аммы. Как не похожи они на Дун-Суй! Но гадать попусту нечего. Как же узнать точно, если не пройдя вдоль его русла в глубь лесов, туда, где у берега, быть может, ютится поселок И Лай?

Он привез с собой послания от досточтимого Лементо, которые быстро помогли ему собраться в дорогу. Неизвестно, что было в этих письмах, но двое держателей прав клана Лимаи в этом забытом всеми богами месте чуть не стелились перед Таем, не зная его намерений, но способствуя во всем. Не прошло и двух дней, как лодка с двумя местными гребцами понесла его навстречу течению Аммы по направлению к Ри, маленькому поселку торговцев у кромки лесов, откуда в Амма-Рэ изредка доставляли те самые пятнистые пепельно-рыжие шкуры, что так ценились у южан. Там его свели уже с местными охотниками, Тай даже потратил несколько дней, чтобы добраться до их селенья. Нет, это оказались не вельды. Они тоже жили в лесах, ближе к кромке, но поторговывали шкурами в Ри, добирались даже до Амма-Рэ по реке, то и дело что-то выменивая у торговцев.

Тай все заученные у южан слова пустил в ход, чтобы выведать хоть что-то о вельдах. Но никто из местных никогда и ничего не слыхивал о белых деревьях иди женщинах-хранительницах. Вот ти-коев они встречали. Называли их тарша. Боялись очень. Убить просто так нельзя, говорили охотники, только поймать, если ловушку хорошо устроить. Однако, бывает, полгода пройдет, пока тарша попадется. Хитрые, повелители лесов. Тот, кто тарша ухитрится изловить и убить, главным охотником становится. Ему вся честь, пока следующий не изловчится.

Вот и все. О вельдах они не сказали ни слова. Даже если знали, то молчали. Говорили только о «людях земли», что живут еще «ближе к солнцу», восточнее то есть. Плохие люди, нехорошие, маленькие, злые. Приходят, смотрят, никто не знает, чего им надо. Могут добычу чужую из силков вынуть, могут женщину испортить. Да, и такое бывало. Вот и недолюбливают их местные, но и чужаки сами к ним близко не суются, опасаются. Луки да копьеца у них худые, такие ж, как их головы, они только на одиночек и нападают, и то гурьбой.

Что ж, придется плыть дальше уже в одиночку, пока Амма, исчезающая в лесах, не станет шириной с Дун-Суй. Хвала богам, вокруг реки леса уже привычные Таю, кроны не застилают небо сплошным покровом, не то что в Великих Лесах. Деревья знакомые попадаются, такие, как в лесу, окружавшем поселок Ак Ми Э. Топей не видать, да и местные о них не поминают. А что ти-кои да еще много чего зубастого вокруг бродит, так что ж… Если смилостивятся духи И Лай, он доберется до поселка, если нет — от судьбы не уйдешь, в третий раз она его не пожалеет.

Тай плыл вдоль серебристой ленты реки, неуклюже стараясь держаться против течения. Хвостатая тень мелькала по берегу, словно показывая, что не оставляет его ни на миг. Скоро Таю пришлось признать свое поражение и присоединиться к ней. Не имея ни сноровки, ни достаточного запаса сил, в лодке он двигался против течения медленнее, чем просто шел бы берегом.

Так они и двигались вдвоем вдоль берегов Аммы не один день, осторожно переходя звериные тропы, отходя на ночевку подальше от реки. Дни, одинаковые, одинокие, тянулись вместе с Аммой, что не так уж и сузилась за все это время; костры, что приходилось иногда жечь всю ночь, и ночевки на деревьях слились в бесконечную череду. Но Тай упрямо шел и шел, забирая вместе с рекой все дальше на северо-восток. Потом широкая лента Аммы и вовсе повернула восточнее. Много дней он шел навстречу солнцу, потом заметил с тревогой, что река начала уклоняться к югу. Казалось, он шел по огромной дуге. Тай отчаялся. Так она выведет его обратно к морю! Неужели он ошибся и это не желанный Дун-Суй?! Тогда где же, где его устье?

Сегодня он решил попытать удачи на дереве, обозреть ленту, что серебрилась на солнце, сверху. Куда она струится дальше? Но здесь, у самой реки, как нарочно, колыхалась мелкая поросль, настоящих лесных гигантов было не видать, и он углубился немного в лес, прикидывая, откуда бы сподручнее оглядеть окрестности.

Услышав шум, Тай привычно скользнул в кусты. Ветер сегодня задувал к реке, шорохи слышались с другой стороны, из лесу. Если какой-то зверь идет на водопой, лучше загодя оказаться от него подальше.

А это что? Как будто голос, окрик? Треснули ветки невдалеке. Тай поднялся, заступил за толстый ствол, выглядывая. Нет, это не звери.

Шорохи и трески приближались откуда-то справа. Тай приготовился, наложил стрелу. Из-за деревьев показался человек, пока еще далековато. Он удивительным образом прихрамывал, как бы подбрасывая одну ногу, и при этом ухитрялся бежать все еще достаточно быстро. И почти прямо на Тая, вдоль речного берега.

Вельд! Сомнений нет — это вельд! Все: волосы, одежда, лук, болтавшийся сбоку, все выдавало в нем вельда. Еще совсем юный, парнишка. За стволами замелькали его преследователи, пятеро приземистых, голых до пояса, землистокожих дикарей. Гораздо ниже и без того невысокого вельда, они мчались за ним на своих кривых ножках, с трудом поспевая за раненым мальчишкой. Все уже выбились из сил, и жертва, и преследователи. И все же они нагоняли парня.

Вельд же сделал ошибку, выбежав на открытое место. Двое дикарей сразу же остановились, подняли луки. Тай тоже прицелился. Один из дикарей упал как подкошенный, даже без крика. Упал и парень, покатился, попытался подняться, сел еле-еле, тряхнул головой. Второй лучник крутил, головой во все стороны, пытаясь сообразить, откуда прилетела стрела. Видя, что жертва не уйдет, резко, гортанно окрикнул своих собратьев. Тай уложил и его наземь. Жалко, только ранил. Но с такой раной он все равно больше не страшен. Визги этого «воина» оглашали лес так, будто какого-то зверя режут.

Тая заметили. Один из оставшихся дикарей кинулся к жертве, в то время как Тай и двое других опять прицелились друг в друга. Преследователи вельда пускали стрелы очень быстро, но без особого искусства, уж очень заметно. Таю не составило труда уклониться, а один из землистокожих упал, присоединяя свои вопли к визгу первого раненого.

Тем временем парень барахтался в траве вместе со своим преследователем. Оттуда слышалось и рычание, и хрипы. Тай отшатнулся. Легкая стрела оцарапала скулу. Как же они проворны! Он отвлекся всего лишь на миг, просто кинул быстрый взгляд в сторону, и вот. Дикарь между тем кинулся прочь, даже не дав себе труда попетлять немного меж деревьев, чтобы сбить Тая. Со стрелой промеж лопаток он упал без всякого крика, покатившись кубарем, как еще совсем недавно вельд. Тай бросился к месту схватки. Те двое все еще катались, сцепившись намертво. Парень закричал. Тай на бегу отбросил бесполезный арбалет, вынимая ноле.

Преследователь, верно, думал, что дважды раненная жертва будет легкой добычей, но не тут-то было! Вельд извивался, не даваясь. Оба старались нащупать оброненный нож, валявшийся рядом, и оба оттягивали друг друга за руки, за волосы, за уши. Дикарь рычал, добравшись, наконец, до горла, раненый хрипел, задыхаясь, но все еще сжимал запястья преследователя. Тай ударил сзади, легонько, ногой. Нападавший обмяк, завизжал, суча непослушными ногами по земле,

Тай легонько приподнял его, приставил нож к горлу. Раненый вельд, отплевываясь от земли, судорожно глотал воздух, глядя на нового незнакомца еще затравленнее, чем на своего мучителя.

— Не бойся, — сказал Тай на языке вельдов. — Я не сделаю тебе зла.

Как давно это было! Как тяжело приходили нужные слова!

— Кто эти люди? Почему бежали за тобой?

Парень вздрогнул при первых же звуках чужого голоса. Потом глянул, успокоился. Сказал что-то. Тай, к своему удивлению, ничего не понял. Как будто знакомо немного, но… нет, ничего не понятно.

— Я не понимаю, — медленно, четко выговаривая каждое слово, пояснил он вельду. — Я из Рода И Лай. Ты откуда?

— Кан Ву, — нехотя ответил парень.

Понял, что его больше не тронут, успокоился окончательно.

Тай только сейчас понял, что крики прекратились. Оглянулся. Один из раненых дикарей притих, скорчившись в траве. Другой исчез. Плохо. Слишком легкая оказалась рана. Если он приведет подмогу… Тай поглядел на раненого.

— Что за люди? — Он указал на своего пленника. — Их много? Парень кивнул.

— Очень много!

Хвала богам, хоть это понятно! Вельд ткнул пальцем в пленника.

— Земляной человек!

Так вот они какие! Тай оглядел дикаря. И в самом деле землистая кожа, да еще и бугристая на спине, и поросшая везде густым жестким волосом. А волосы на голове — как поросль какая-то, как щетина, да еще и цвета пепла. Маленькие, глубоко посаженные глазки затравленно уставились на Тая. Не понять, то ли злобствует, то ли молит о пощаде, а может, и то и другое. Приплюснутый маленький нос, загнутые назад уши с огромными вздутыми мочками. Ну и уродец!

Тай встряхнул его. В приземистом маленьком теле не было силы. Потому паренек, хоть и раненый, смог продержаться против него. Вот если бы скопом навалились, впятером… Тай вновь подосадовал на себя. Ну что, теперь идти за этим беглецом по следу, если крови много из него вытекло? Иначе ведь не найдешь потом.

— Что делать с ним? — спросил Тай у вельда. — Один убежал, — для наглядности указал головой, чтобы тот понял. — По следу идти надо.

— След? — переспросил тот.

— Да, кровь — это след. Один сбежал, — повторил Тай. — Догнать надо. Бежать за ним, понимаешь? — указывал он в ту сторону, откуда прибежали дикари.

Парень кивнул. Попытался приподняться, охнул, скривился и снова упал на землю.

— Не надо, — усердно покачал головой, силясь убедить Тая. — Надо — в Кан Ву. Надо говорить. Про них! — Он вновь ткнул пальцем в дикаря. — Быстро говорить!

— А с ним что? — спросил Тай, хоть теперь уже все равно, если один ушел…

Парень только рукой махнул, кривясь. Опять попытался подняться. Впереди из-под кожаной безрукавки торчал наконечник.

Тай напоследок пнул своего пленника еще разок, исторгнув из того жуткий вопль. Земляной человек катался по траве, закатывая глаза. Надо же, какие у них храбрые воины… Зато теперь он нескоро до своих доползет.

Тай занялся парнем. Повернул его осторожно. Не стрела, а диковинный легкий дротик засел у него в боку. Тай кинулся к пленнику. Нет, у этого ничего нет. Дальше. Вот она, связка у пояса! Он снял связку, бросил в свой заплечный мешок, выдернул свои арбалетные стрелы. Пригодятся еще. Бегом вернулся к раненому.

Нога — ерунда. У этих дикарей стрелы легкие, наконечники ровные, паренек сам, видно, выдернул, когда его подстрелили. Тай срезал ему палку. Оторвал полосу от своей рубахи, обмотал рану, как мог.

— Далеко? — спросил у вельда. Тот кивнул почему-то.

— Недалеко.

— Сколько? Идти долго?

— К вечеру.

Тай присвистнул. Недалеко! Или вельд боится, что Тай его бросит?

Тай теперь ни за что его не бросит! Такое сокровище в лесу отыскал. Живого вельда. Значит, Амма — это все-таки Дун-Суй!

— А тут что делал? Ты что делал? — переспрашивал Тай по нескольку раз для надежности. — Далеко от своих? Далеко от поселка?

— Я сторож… — что-то вроде этого ответил вельд. Может, он сторожил что-то? Или появления земляных людей дожидался, их сторожил? А теперь с вестью бежит?

— Их сторожил? — Тай указал на труп преследователя.

— Да, — кивнул парень, потом поглядел умоляюще. — Надо давай! Быстро надо!

Тай уже притерпелся к выговору вельда. Хоть что-то ясно — и то хорошо. Парень обхватил здоровой рукой его плечо, Тай поднялся, юноша оперся на палку. Они сделали шаг, другой.

— Как тебя называть? — спохватился Тай. — Я — Сан Хи Э.

— Си Лау.

Да, на быстрого лау он как раз и похож. Как скоро улепетывал, да еще раненный!

Они двинулись прочь от реки в лесные заросли, почти наперерез направлению, в котором парень удирал от земляных людей. Оказывается, вельд тоже не дурак. Потому и бежал вдоль реки, что оторваться хотел да дорогу указать боялся к родному поселку. Тай про себя похвалил его за смекалку. Вот тебе и вельды, что никогда не воюют ни с кем! А в этих краях им, похоже, приходится часто с землистолицыми сталкиваться. Иначе не сторожили бы. Это их жизнь научила. Значит, не первый раз в их земли дикари приходят. Много, сказал парень. А сколько же?

Они сделали передышку. Солнце палило нещадно, и раненый совсем выдохся. Тай не пожалел его, начал расспрашивать. Все легче и легче говорилось, хоть половины слов Тай так и не понимал. Но они повторяли другу другу заново, и так и сяк, и вскоре оба притерпелись.

Много, их очень много, рассказывал Си Лау. Уже дважды они приходили большими силами. Первый раз — лет пять назад. Раньше только так захаживали, по нескольку человек за раз, не больше. Бывало, и ночевали у них. Они оттуда, где встает солнце. Там, за рекой, леса вскоре кончаются, там холмы, бесконечные холмы. Люди говорят, что землистокожие роют себе там норы. Живут в земле, как звери. Нет там ничего: ни священных деревьев, ни съедобных плодов. Как они там живут, что едят — неведомо.

Жили себе спокойно. И вдруг земляные люди повадились в поселок. Когда первый раз пришли, напали на женщин в лесу, рассказывал вельд. Их охотники быстро от поселка отогнали, как поняли, что не с добром земляные люди нынче явились. Тогда их немного было. А женщин тех, что ягоды собирали, так и не нашли потом. Пропали. Из них двое уцелело. Они первыми в поселок и прибежали, первыми оповестили об опасности.

Второй раз — прошлым летом явились, к исходу ближе, почти под осень. Уже куда больше их набежало. Да еще не ждали их. Не думали, что снова осмелятся. А они вот… осмелели. Опять из-за реки нагрянули.

Тай только головой покачал. Как же можно, такая глупость! Только вельды, что не знают ни войн, ни схваток, могли по своей беспечности попасться в ту же ловушку.

Вот тогда-то земляные люди и ворвались в родовой поселок. По счастью, священную рощу не тронули, а то неизвестно, что с Родом бы случилось. Зато разграбили почти все, что летом собрали, весь урожай почти. И зерновые травы, и плоды, даже рыбий жир для светильников утащили с собой. Даже кожи! И главное, много женщин увели. Их насилу отогнали в прошлый раз. Охотников тоже много полегло. Хоть земляные люди против охотников-вельдов и не стоят ничего, зато много их. На каждого человек по пять пришлось, а то и больше. Да еще ночью. Вот нагрянули толпой, тучей стрел окатили… ворвались, визжали, хохотали. Си Лау дрожал, когда говорил об этом, то ли от ярости, то ли от страха. Тай вспомнил визги дикарей в лесу. Да уж, особенно если среди ночи, да еще несколько сотен глоток сразу! А вельды такого даже никогда и не видели.

Всю зиму в поселке проголодали. Хорошо хоть, духи Кан Ву смилостивились, и дичь не переводилась всю зиму, хоть понемногу, да было. Только одной охотой не спасешься. Хворали много люди. Детей совсем мало родилось в том году. Да и дальше их много не родится: каждую пятую женщину увели, не разбирая, девочка ли совсем или уже в летах. Если они еще раз так в Кан Ву похозяйничают — вымрет род, как будто и не было. Видно, духи на этот раз оставили их. И чем они прогневали предков? Не может Хранительница Рода Кан Ву корня этого проклятия отыскать, как бы с духами ни разговаривала, как бы ни упрашивала помочь, какие бы богатые дары ни приносила. Люди последнее отдают, а духи молчат.

С тех пор и выставляют сторожей на реке, чтобы земляных людей выглядывать. Да что толку! Их теперь невидимо сколько переправляется! Си Лау на том берегу столько их видал! На каждого охотника не меньше, чем по десятку, а то и больше. А дорога к поселку им знакома уже. К следующей ночи будут уже в Кан Ву, а может, и раньше, с отчаянием повторял парень. Надо идти, спохватывался он на каждом привале, прежде чем успевал отдохнуть.

А вставал с помощью Тая все хуже и хуже. Наконец и вовсе не поднялся, как ни старался. Тай взвалил его на себя. Дорогу больше никто не указывал, но они вышли уже на едва приметную тропу, и Тай тяжело зашагал по ней, надеясь, что выйдет даже в опускавшихся сумерках к поселку вельдов.

Скоро впереди показались просветы. Он выбрался на открытое место, впереди бежал широкий ручей, перерезая дорогу, за ним виднелись сады вельдов. Дальше, где-то за деревьями, должно быть, лежал и сам поселок. Переправиться через эту речушку оказалось совсем не просто. Ну почему не использовать это место для обороны? Тай неожиданно погрузился почти по грудь и, не удержавшись, кувыркнулся в воде. Отфыркиваясь, поймал парня, поднял его голову над поверхностью. Тот пришел в себя от холодной воды.

— Уже? — спросил. — Ты меня нес? Там настил, — запоздало указал куда-то влево.

Тропинка и правда сворачивала влево, но Таю не пришло в голову, что где-то есть мост. Ручеек поворачивал и исчезал за деревьями, опоясывая деревню большой дугой.

— Мост!.. — проворчал Тай.

Они б тут десяток мостов положили. Чтоб врагам еще легче было.

Он вновь потащил парня, хоть тот и противился. Через сады, через золотистое поле с зерновой травой, что уже опускала переполненные соцветья, дожидаясь первой жатвы. Мимо священной рощи, обдавшей его родным и неповторимым ароматом. Прямиком через весь поселок к дому Старейшины, указанному Си Лау. Опять Тай ловил на себе тревожные, неприветливые взгляды вельдов. Этих, из Рода Кан Ву, хоть можно было понять. Им здесь несладко приходится, не то что людям И Лай в своем глухом лесу.

Пока тащил парня, тот опять сомлел. Прямо у дверей дома Старейшины. Пришлось Таю самому стучать, самому парня показывать той женщине в летах, что двери отворила. Та, не рядясь, не чинясь, сразу впустила их обоих. Кликнула еще двух женщин помладше, отправила куда-то. Вскоре уж и Старейшина появился, с диковинным посохом, выше его самого на несколько голов с вырезанной поверх клыкастой мордой ти-коя, и еще с ним человек пять — наверное, Старшие их, что в Кругу сидят. И женщина пришла, немолодая уже, в платье, богато расшитом какими-то белыми горошинами. Местная Хранительница, некому другому быть. Она сразу над парнем расселась и давай шептать и поить его чем-то из глиняного горшка, что с собой принесла.

Старейшина тем временем обратился к Таю.

— Не понимаю я так быстро, — отчетливо ответил Тай. — Я из далекой земли. Из Рода И Лай. Это на север от вашего поселка. Не все мои слова — ваши слова.

Старейшина кивнул. Седой, борода до пояса, а глаза живые, цепляют за самое нутро. Он спросил что-то, указывая на парня. Вроде где встретил его, интересуется.

— Возле реки, — сказал Тай, не зная, что они поймут, а что нет. — Он там видел земляных людей. Много. Они бежали за ним. Я помог. У него в боку… — как бы дротик обозвать, — стрела маленькая такая, их стрела.

Старейшина кивнул. Уже все успел приметить.

— Я ему помог дойти сюда.

Тай не стал заговаривать с ними о своей нужде. Как сейчас ждать помощи от тех, кто сам в ней нуждается?

Старейшина спрашивал еще. Много ли людей на реке. Это понятно,

— Я сам не видел, — ответил Тай, — а Си Лау говорил, что по десятку на каждого из ваших охотников, не меньше. Может, больше.

Один из Старших переспросил с тревогой.

— Нет, ты правильно услышал, — ответил Тай. — По десять, не меньше.

Мужчины принялись переглядываться.

— Он сказал, что завтра земляные люди будут в поселке, — добавил Тай.

Тут и Хранительница подняла голову. Страх метнулся к Таю. Остальные женщины тоже сжались от страха, глядя на мужчин. А те с растерянностью переводили взор друг на друга.

Тай уже раскрыл рот, собираясь вставить свое слово, но тут местная Хранительница окликнула мужчин и наклонилась к раненому. Парень очнулся. Двинулся, сморщился, указал на Тая и заговорил что-то быстро-быстро. Старшие слушали. Си Лау задыхался от потока своих слов, но стремился выпалить все поскорее, пока силы есть. Никто не прерывал его. Лишь раз Старейшина обернулся к Таю, глянул с удивлением.

Парень наконец стих. Хранительница вновь наклонилась к нему. Старшие принялись спорить о чем-то, Старейшина же лишь изредка бросал по нескольку слов. В общем гомоне Тай присел на шкуры, прислонился к бревенчатой стене, усталость давала себя знать. Вот же… Теряют драгоценное время. Сейчас бы целым поселком взяться, и отбили бы у этих дикарей всякую охоту искать в Кан Ву, чем бы поживиться. Ну а кто он здесь, чтобы им советовать? Чужак. Вельды чужаков не любят.

Его потрясли за плечо. Тай вскочил. Не заметил, как глаза закрылись, а в шуме и не услышал, как подкрались к нему.

— Правда, — медленно спросил Старейшина, — ты пять земляных людей убил?

Он показал растопыренную пятерню, а потом изобразил, будто натягивает тетиву, но Тай уразумел и так. Покачал головой, показал три пальца, потом еще два.

— Убил трех. Ранил двоих, — захромал, представляя перед ними, как дикари сбежали. — Я говорил, — он указал на парня, — надо догнать. Он сказал — обратно в Кан Ву возвращаться. Я помог. Я — Сан Хи Э, из Рода И Лай. Это на север отсюда.

Очень далеко. Не слышали о таком? — с замиранием сердца спросил он.

Но Старейшина лишь покачал головой. Еще двое подошедших за ним вельдов отрицательно помахали бородами. Один спросил что-то. Сколько дней пути, понял Тай.

— Не знаю, — ответил он, разведя руками, — сам ищу. Уходил — на запад, возвращаюсь — с юга. Я думал, вы знаете, поможете… — Тай вздохнул.

Все равно. Он добрался до земли вельдов, разыщет и родовой поселок Ак Ми Э. Будет брести от селения к селению и найдет. Ему казалось, что он почти в двух шагах от своей удачи. На вельдов смотрел почти с умилением, не замечая в них той мрачной подозрительности, которой одаривали его в И Лай.

— И Лай — это далеко, — вдруг уверенно провозгласил Старейшина. — Мы не видели раньше.

Без всяких церемоний притронулся к лицу Тая, к скулам, к черным волосам, объясняя, чего ж они раньше не встречали. Тай хотел было пояснить, что и там вельды почти такие же, как в Кан Ву, но тут же передумал. И слов мало, и коситься того и гляди начнут. Пока он у них в героях. Вон как смотрят после того, как мальчишка его чудо-воином выставил. Вельды украдкой рассматривали его диковинное оружие. Особенно арбалет, что остался лежать возле стены. Как будто позабыли о нашествии земляных людей. Даже Хранительница и то чего-то вытаращилась. А время шло. Как можно его терять? Тай не выдержал.

— Послушайте, — заговорил он, как можно убедительнее двигая руками, силясь убедить их. — Дикари эти — маленькие, — показал невысоко от земли, на уровне груди, — силы небольшой… Понимаете или нет? Трусливые до жути. Стрелы — легкие, убить такой сразу нельзя — разве что в глаз попадет. Маленькие стрелы, — он метнулся к своему мешку, вытянул связку дротиков, перемотанную каким-то мягким волокном, — тоже легкие. Их оружие — это число, ясно вам? Навалиться всей толпой…

Тут дверь открылась, ввалилось еще человек пять. Все охотники, хмурые, встревоженные. Окликнули Старейшину, тот поднял руку, заговорил вновь быстро-быстро. Пришедшие вельды помрачнели еще более. Один вроде ругнулся. Другой выступил вперед и, потрясая луком, принялся наступать на старика, роняя какие-то слова. «Нельзя», поймал Тай, «священная роща», «леса», «прятаться», «умирать», «голод». Еще много чего разобрал. Старик ответил ему, стукнул посохом. Охотник выступил вперед, почти уткнувшись в Старейшину. Еще двое стали у него за спиной, остальные до сих пор жались у дверей. Заговорило уже сразу трое. Что же выходило? Они что, решили прятаться в лесах от дикарей? А когда землистолицые придут в следующий раз? И в следующий? Стоит только повадиться…

Хранительница вдруг, все еще сидя над раненым, воздела руки вверх и тоже вмешалась в общий гул, который сразу стих от ее первых слов. Тай понял. Женщина просила защитить священную рощу. В прошлый раз ее не тронули. Вдруг в этот раз испоганят или сожгут? Что будет с Родом?

Старейшина и один Старший из Круга качали головами. Если не уйти, то погибнут все, пытался он, похоже, втолковать Хранительнице и недовольным охотникам. Но без собрания Круга слово Старейшины не имело большой силы, а собирать его сейчас было недосуг. Если уходить, то как можно раньше. В избе поднялся гул.

— Стойте! — крикнул Тай что есть силы.

Что ему терять? Выгонят — уйдет себе своей дорогой, в другую сторону от земляных людей.

— Их можно одолеть! Я вам говорю! И знаю как! Я пришел издалека! Оттуда, где одни люди нападают на других! Слышите, что говорю вам?! Их оружие — число, а не сила. Земляные люди — трусливые, очень трусливые, я видел сам! И глупые! И стрелы, и копья у них легкие. — Тай успокаивался, тем более что — на диво — вокруг него стояла тишина. — Кидаются, как звери… пока не увидят смерть. И тут же бегут. С криками. Устрашить их — небольшое дело! Надо только успеть! Время берегите, не стойте тут, как деревья!

Он выдохся. Стоят, переглядываются, с недовольством подумал он. Хоть половину-то поняли? Или нет? Если бы его ахады так тупо глядели на него… Но над вельдами у него нет власти.

Вдруг Хранительница выбросила руку вперед, указывая на Тая.

— Ингхе! Я вижу его! — крикнула она, или что-то вроде того, и замолкла.

Это еще что? Тай порылся в памяти. Нет, он не слышал такого. Это что значит? Чужака надо немедленно изгнать, что ли?

— Ингхе! — слабо вскрикнул парнишка, которого Тай недавно спас, и с восторгом, почти с обожанием уставился на Тая.

Тот воин, что спорил со Старейшиной, сделал еще шаг. Обернулся к Хранительнице. Та вновь указала на Тая, несколько раз повторила свое загадочное заклинание. Вельды, похоже, хорошо знали его.

— Ингхе! — Охотник положил руку Таю на плечо, глядя в глаза.

В И Лай вельды тоже так друг друга приветствовали. Тай ответил таким же жестом. От странного слова воздержался. Мало ли, что оно значит? Но непохоже, что смертный приговор.

Охотник шагнул назад.

— Ингхе? — спросил Старейшина у Тая.

Тот молчал, не зная, что ответить. Тогда старик обернулся к Хранительнице. Женщина важно качала головой.

— Он рядом, — значительно и донельзя таинственно изрекла она. — Я вижу. Он пришел…

И еще что-то, чего Тай не понял. И поглядела в пустоту. Тай воззрился туда же, на своего друга ти-коя, примостившегося у стены. К кому же относится это таинственное «ингхе»? Но кого бы из них так не называли, лица вельдов просветлели. Они глядели на Тая с затаенной надеждой. Готовы были повиноваться. Не воспользоваться их временным помрачением было бы глупо.

Он начал говорить, путаясь в словах, потом выхватил уголек из застывшего очага, отогнул шкуру и принялся вычерчивать свой план прямо на светлом деревянном настиле.

— Вот здесь ручей, — говорил он. — Видите? Они подойдут с этой стороны. Здесь их надо встретить. Сколько охотников… сколько мужчин в Кан Ву?…

Ему сразу же отвечали на все вопросы, как только удавалось сообразить, чего же хочет Ингхе. Так и звали его. Тай не спорил. Кто бы ни был тот человек, за которого его приняли вельды… а слушались они его здорово. К тому времени, как он закончил, в избу Старейшины уже набилось много народу, и все мужчины, и старые, и помоложе. Откуда только взялись? Они принимались в голос пересказывать тем, кто чего-то не понял, и тут же шикали друг на друга, стараясь не пропустить ни единого слова Ингхе.

Женщинам вместе с детьми Тай приказал все-таки уходить из поселка. Пусть хоть одним беспокойством будет меньше. Но не сейчас, поутру. А ночью всем придется поработать.

Он еще водил углем, всматриваясь в линии, что вырисовывала его рука, а сердце уже охватило привычное возбуждение. Снова в бой! Пусть небольшой, в глухом лесу, далеко от всяких обитаемых земель, пусть не будет пенья труб и привычного звона рукопашной… если повезет, но напоследок он вспомнит, кто он такой. Перед тем как вернуться в И Лай и забыть обо всем навсегда. Он вновь поведет за собой людей — и вот ведь насмешка духов — потому что их больше некому вести.

Эти странные вельды почему-то доверились ему. Бегали, сновали взад-вперед вокруг поселка, исполняя его приказания, подчиняясь его воле. И Тай бегал вместе с ними, всю ночь освещая себе путь смоляным факелом, всматривался, проверял, бранил, раздавал похвалы. Предчувствие большой схватки пьянило его. Казалось, оно передалось даже ти-кою, что метался всюду за Таем, оставаясь невидимым для всех вельдов, кроме Хранительницы Рода Кан Ву. Тай не спал уже второй день, даже не присел с самой ночи, но не чувствовал усталости. Когда двойные крики черноголового арана возвестили о приближении земляных людей, его небольшое войско уже ожидало их в полной уверенности в своей скорой победе.

Враги пришли в самом начале сумерек. Даже ночи теперь дожидаться не стали. Тай, скрытый лиственной завесой, видел, как первые дикари появились вдалеке меж стволов. Они прятались, оглядывая речушку и плодовую рощу, за которыми притаился поселок Кан Ву. Все спокойно. Людей нет. Ни звука, даже псы молчат. Со стороны леса это место должно было показаться брошенным.

Вельды говорили, земляные люди не зорки, потому и стрелы у них такие легкие, только вблизи бьют. Зато в темноте они видят, как ти-кои. И если дикари, поддавшись на уловку, лишат сами себя такого преимущества, напав до темноты… что ж, это даже лучше, не пригодятся заготовленные факелы.

Начало сереть. Темные фигурки сгрудились вдалеке под деревьями, поджидая остальных. Толпа густела. Сколько же их там, с неудовольствием прикидывал Тай. В первый раз в груди закопошилось сомнение. Хорошо все-таки, что отправили всех женщин с детьми из поселка подальше в лес.

Ну вот. Землистокожие ринулись вперед, заливая своими уродливыми телами лужайку перед речушкой, над которой люди Кан Ву еще ночью разобрали все мостки. Послышались гортанные крики, немедленно перешедшие в ужасающий вой. Серая толпа замешкалась перед маленькой речкой, но тут же ссыпалась в воду. Задние ряды напирали, передние падали и отфыркивались. Первые земляные люди достигли середины реки… Вопль перешел в визг, уже знакомый Таю, но, исторгнутый сразу из многих десятков глоток, этот визг показался и вовсе непереносимым. Казалось, уши сейчас лопнут. Молодой вельд рядом с ним ежился, переступая с ноги на ногу. Страшно, конечно же, ему страшно, в первый раз всегда так.

Дикари корчились и бились в речке, а задние ряды уже сминали передние. Неширокий ручей закипел от множества тел. Все охотничьи капканы вельдов, все хитроумные ловушки, что они такие мастера расставлять в лесу, пошли сегодня в ход. Некоторые пойманные вопили от боли, некоторые орали больше с перепугу, потому что путы захлестнули их ноги, не давая идти. Кое-кто вообще запнулся о соседа, но, окунувшись, не смог больше подняться под лавиной тел.

Тай уже тем временем подлил масла в горшок, на дне которого еле светился огонек. Вчера он долго ломал голову, как за неимением военных труб или хотя бы рогов, вроде тех, что пользуют квирайя, лучше и быстрее подать сигнал, чтобы все вельды услышали. Или увидели. Только так и можно. Огонь ярко вспыхнул, едва не опалив ему и руки, и лицо. Тай высоко поднял вверх свой «факел».

Дерн, снятый вельдами в плодовой роще, взгорбился и отогнулся, вверх поднялись большие деревянные щиты, закрывшие почти сплошной стеной весь берег перед деревней. И пусть за каждым стояло всего по двое вельдов, но дикарям это было неведомо. Туча стрел поднялась с соседнего берега, но они были бессильны против дерева тан, отгородившего вельдов от стрелков врага. Зато охотники били по копошащимся земляным людям почти без промаха. Передние стрелки сквозь прорези в щитах следили за беретом, и каждый дикарь, ухитрившийся выбраться из речушки, падал замертво или, скуля, сползал обратно в воду, словно надеясь спрятаться, оставляя кровавый след. Уцелевшие, благополучно выбравшиеся из воды жались к берегу, не решаясь в одиночку нападать на грозную стену вражеских щитов.

Тай поставил вперед лучших стрелков, охотников. Те же, что сзади, пускали стрелы без прицела, по реке, по другому берегу, где скопились дикари. Сегодня утром их всех заставили потрудиться, чтобы потом не вышло какой-нибудь ошибки. Они долго не могли уразуметь, как можно пускать стрелы куда попало, лишь бы скоро. Таю пришлось долго втолковывать, что если дикарей на самом деле так много, главным будет не прицелиться, а выпустить побольше стрел. Все равно попадешь. Хоть со второго раза, хоть с третьего. Но постарался он на славу, втолковал-таки. И вельды не подводили.

Тай рассчитывал, очень рассчитывал на то, что для дикарей и этого хватит. Он подлил еще масла, помахал своим факелом вправо-влево. Щиты приподнялись, оторвались от земли. Почти идеально ровный ряд деревянных укрытий ощетинился охотничьими копьями, вельды шагнули вперед почти одновременно. Задние продолжали стрелять. Если дикарей сейчас не устрашит это зрелище… Еще шаг к реке. Еще один. Земляным людям хорошо видно идущую на них стену, ощетиненную копьями. Дикари притихли, воплей стало меньше, куда меньше, они глядели на неуязвимую стену, за которой притаилось такое множество врагов, и которая неотвратимо двигалась на них. Тай стиснул зубы. Теперь нельзя останавливаться. Еще шаг. И еще. Если они сейчас не побегут, дело закончится жестокой рукопашной.

Вой снова поднялся в темнеющее небо. Дикари, барахтавшиеся в реке, принялись по головам друг друга выскакивать обратно на тот берег. Те, что уже выбрались на ближнюю сторону, к вельдам, заметались, побежали прочь от страха.

И все-таки серолицых было слишком много. И не все получили свое. Тай заметил, как толпа дикарей словно разбежалась в разные стороны. Часть в ужасе рванула в лес, немногие побежали влево по ручью, стремясь обогнуть преграду. Не таким уж большим числом. Там стоит Ин Гу, он знает, что делать, должен справиться. А вот настоящая беда… Тай выругался, недобрым словом поминая всех богов и духов в придачу. Часть толпы принялась забирать к бывшим мосткам, что справа от Тая. Они побежали по берегу. Там притаился Он Хи Кан со своим отрядом, но им не сдержать такого потока человеческих тел.

— И Ва! — бросил Тай охотнику из местных Старших, рядом с ним стоявшему у щита. — Знаешь, что делать! — Всунул ему в руки «факел», побежал вдоль строя, выдергивая через одного, через два людей из-за щитов. — За мной! За мной! — ударял он по плечу уже следующего.

Он чуть не вылетел из-за прикрытия, протянул руку поперек, сдерживая людей, бегущих за ним, велел ждать. Невдалеке земляные люди уже переходили реку, не без приключений, но более гладко, чем в середине ручья. На всю речку у вельдов не хватило ни сетей, ни капканов, ни веревок. И если б дикарям сразу хватило бы ума попытать свою удачу в другом месте, переправиться левее или правее, людям Кан Ву пришлось бы несладко.

Тай ждал, сдерживая своих людей. Впереди за деревьями скрывался небольшой отряд Он Хи Кана, но они выдержали, стрелять не стали. Приказано таиться — и они таились до срока. Только из-за ближних щитов в дикарей сыпались стрелы, но здесь, с краю, стрелков было маловато.

Землистокожие с радостными криками одолели воду, взбежали на небольшой пригорок, и тут же вопль торжества сменился уже знакомым визгом. Дерн подломился под ними, они проваливались в ловчие ямы, корчились на дне их на кольях и своими воплями остановили на мгновенье идущих за ними. И тут из-за деревьев посыпался новый дождь стрел, призванный остановить самых храбрых из врагов, но поселок был уже так близко, почти рядом! К досаде Тая, дикари, тоже взъяренные схваткой, все-таки побежали вперед. Он махнул рукой. Ринулся навстречу. С другой стороны, рассеявшись среди деревьев, спешили люди Он Хи Кана.

Тай врубился в это людское месиво и позабыл обо всем. Они кидались на него по двое, по трое, когда и больше, но он только самозабвенно взмахивал обоими клинками, прорываясь к тому красавцу, голые плечи которого украшал короткий плащ, меченный размытыми красными пятнами. Один из вождей, должно быть. Если его уложить…

Тай прорубал себе дорогу, словно валил стебли травы ан-тир. Вон он, обладатель красного плаща, уже рядом… Меченый свалился, схватившись за стрелу, пронзившую горло, когда Тай оказался всего в нескольких шагах от него, ближе некуда. Собратья дикаря ответили на это громким воем. Задние побежали. Тай тоже закричал что есть мочи, разгоряченный схваткой. Услышал, как вельды за спиной, подражая ему во всем, заорали следом. Это дикарей и доконало. Они развернулись и кинулись врассыпную, в ту самую реку, через которую переправлялись с таким трудом.

Тай едва заставил себя остановиться у ловчих ям. Не хватало еще самому угодить. Дальше преследовать не стали. Серые фигуры уже терялись в лесу на другом берегу, сумерки наступали. Вельды ликующе вопили. Не хуже дикарей.

— Выставьте людей! — приказал Тай. — Сторожить! Щиты оставить! Они могут вернуться ночью!

Ему не верилось в это, но все же… Никогда не следует недооценивать чужой хитрости.

Он шел мимо вельдов и слышал тихие возгласы «Ингхе» отовсюду, но сам все еще пребывал в сражении. Последняя битва Тая Кальги.

Оказалось, погибло не так уж много. Одиннадцать вельдов. Раненых, конечно, побольше, но люди Кан Ву радовались. Такое нашествие одолели! Берега речушки были завалены трупами землистокожих, особенно дальний. Тела, оставшиеся там, щетинились стрелами, оттуда доносились стоны раненых. Дикари без жалости бросили своих. Вельды видели, как в надвигавшихся сумерках то один, то другой земляной человек уползал в лес вслед за собратьями, но их никто и не думал преследовать. Разобраться бы с тем, что осталось. Ручей представлял собой жуткое зрелище: мертвые тела, грязь и кровь. Но вельды смотрели на раскинувшуюся перед ними картину без ужаса. Ведь сегодня их Род мог исчезнуть, женщины — попасть в плен к земляным людям, священная роща — сгореть. А как они будут жить без своих Солнечных Деревьев? Вот ведь как: сруби одно дерево — и целая малая ветвь исчезнет с лица земли, так они сроднились, так срослись.

Люди падали с ног от усталости, но радовались, как дети. Еле стояли, но по приказу Тая оставили дозоры. Умирали от изнеможения, копая всю ночь и еще полдня ямы, перегораживая реку сетями, капканами и острыми кольями, сбивая деревянные щиты, но пошли по его указке собирать стрелы, оставшиеся на берегу. Если земляные люди снова придут, охотники Кан Ву окажутся почти безоружными против них.

Возбуждение, овладевшее Таем еще вчера, наконец начало понемногу оставлять его, и тут же навалилась усталость. Он добрел до И Ва, шепчущего вместе со всеми «Ингхе». Побрел проверять дозоры, объяснил людям, как часто сменяться. Все так утомились, что неминуемо заснут, если оставить их на полночи.

Эту ночь он проспал в доме Старейшины, как самый почетный из гостей, что когда-либо бывали в Кан Ву. Земляные люди не вернулись. Ушли. Охотники долго следовали за ними. Отрядили даже нескольких «проводить» гостей до самой реки. Вельды ликовали, надеясь, что дикари больше не вернутся никогда. Уже послали за женщинами и детьми. Тай охладил немного самых горячих: сейчас земляные люди напуганы, ошеломлены таким отпором мирных вельдов. Вряд ли они вернутся нынешним летом. Но потом они забудут смерть и боль, а вот поражение запомнят, и тогда соберут новые силы и могут прийти опять. Дозоры в лесу и сторожа у реки — теперь вечная забота людей Кан Ву. До конца времен.

Все, что осталось от нашествия землистокожих, обитатели Кан Ву собрали в несколько больших куч подальше от поселка и подожгли. Молча смотрели, как огонь пожирает тела их врагов. То, что не взял огонь, закопали далеко в лесу, чтобы не травить своей земли останками земляных людей. Чтобы у тех не появилась охота вернуться.

Ночью умер двенадцатый вельд. Уже днем всем погибшим устроили погребальные костры рядом со священной рощей, родичи развеяли там пепел умерших. Тай засобирался в дорогу. Завтра снова в путь.

— Ты не останешься, Ингхе? — спросил Старейшина с удивлением. — Ты не будешь охранять нас? — И еще что-то.

Тай уже приспособился лучше понимать их, но многие слова так и остались для него темными.

— Скажи, почему ты называешь меня Ингхе? — спросил он. — Я ведь сказал: меня зовут Сан Хи Э.

— Нет!

Тай обернулся. Позади стояла Хранительница, вокруг начали собираться люди Кан Ву.

— Я видела его духа рядом с тобой! Ты Ингхе!

Тай огляделся. Что-то его ти-коя не видно с самого утра. И не слышно. И близко нет.

— Ингхе, — пояснил Старейшина, — защитник нашего Рода. Он заговорил длинно, путано. Из тех его слов, которые Таю удалось уразуметь, выходило, что когда-то в лихие времена духи Кан Ву послали Ингхе с телом человека и сердцем ти-коя, чтобы помочь Роду в нелегкий час. Он вышел из лесу, как друг людей Кан Ву, но видом своим был отличен от здешних вельдов. Ингхе прогнал врагов, спас Род и до конца жизни защищал его. Память о нем живет с давних времен, вельды чтят ее, обращаются к Защитнику в трудные времена. Всю зиму Хранительница приносила дары духам, чтобы спасли их Род, потому сразу и узнала в человеке, назвавшемся Сан Хи Э, настоящего Ингхе, посланника духов. От видящих духов не скроешься, им просто узнать Ингхе: снаружи он как человек, а тени отбрасывает две — людскую и звериную, ти-коя, стало быть. Только вторую не всем дано видеть, только Хранительницам. Старейшина склонился. Люди вокруг последовали его примеру.

— Ты ошибаешься, — решительно сказал Тай. — Я обычный человек и ищу свой Род, свою жену и сына.

Старейшина хитро сощурился.

— Если Сан Хи Э решил — так тому и быть. Духи посылают Ингхе тем, кому грозит опасность.

Все кругом закивали. Тай решил не спорить…,

Несколько дней он провел в поселке, готовясь вернуться к руслу Аммы. К вечеру третьего дня возвратились охотники из дозора, сказали, что все земляные люди ушли на тот берег и дальше — на восток. Теперь можно трогаться в путь вдоль течения Дун-Суя. Тай расспрашивал местных вельдов о «вечерних звездах», но никто никогда не видывал таких диковинок. Он и сам бродил вокруг, оглядывая здешние места. И на самом деле камней не было и в помине. Вот почему с юга сюда не протоптали тропу мореходы, вот почему никто не знал о Земле «вечерних звезд». Не все вельды живут среди россыпей драгоценных камней. Таю несказанно повезло, когда он среди леса натолкнулся на вельдару из Рода И Лай.

Пора возвращаться в Кан Ву, завтра в дорогу. Тай полез в карман за пазухой, чтобы полюбоваться «вечерней звездой» из далекой Земли Адья, что вез своей Ак Ми Э через леса и моря, и обмер. Она исчезла. Еще вчера была на месте, когда он возвращался из лесу. А сегодня обронил… Крепкая кожа кармана словно прохудилась в одночасье. Он стукнул по ближайшему стволу в крайней досаде. Пропал камень крови, его залог духам И Лай. Что же это значит? Такое их слово? Они говорят, что ему никогда не добраться до И Лай? Ну нет! Он будет идти всю жизнь, если понадобится. Что ему еще остается?

Сзади послышался осторожный шорох. Тай обернулся. Из кустов высунулась морда зверя. Ти-кой. Тай сжался, прикидывая, куда можно податься. Сжал рукоять кинжала. Люди Кан Ву не приручали ти-коев, как родичи Ак Ми Э, так что нечего надеяться на пощаду.

Пятнистый зверь зевнул и лениво выступил вперед, слегка припадая на переднюю лапу.

— Сие, — пробормотал Тай, голос не слушался.

Зверь пошел вперед, скользнул вокруг его бедра, прижался боком так же, как при расставании.

— Сие! — Тай упал, прижался к мохнатой шкуре зверя. — Сие! Ты нашел меня! Тебя послала Ак Ми Э!

Он обнял его за шею, несмотря на ворчанье хвостатого.

Теперь он вернется. И очень скоро.

Тай провел в поселке Кан Ву последнюю ночь, оставив ти-коя в лесу. Проводить его вышел весь поселок: мужчины, женщины, дети, старики, даже раненые приковыляли. Он попрощался со Старейшиной, в доме которого провел эти дни.

— Прощай и ты, Ингхе, — напутствовал тот под одобрительный гул толпы, собравшейся вокруг, — и знай, мы будем ждать тебя. Мы готовы отдать любого мужчину из Кан Ву твоему Роду, как только он захочет обмена. И даже нескольких. Никогда не забывай про это!

Тай поклонился. Да, его место не в И Лай, среди вельдов, что ненавидят чужака и презирают. Тут ему было бы и спокойнее, и лучше. И дело нашлось бы — здесь в нем всегда есть нужда. Земляные люди будут приходить еще и еще, а не они — так другие. Не в следующем году — так потом. Тут его будут ждать, встретят с почетом.

Чего скрывать, ему до смерти не хочется провести остаток жизни в И Лай. Да и здесь тоже… Но навсегда поселиться в Земле «вечерних звезд» — это может оказаться больше его сил. Но там Ак Ми Э. И его сын. Все, что осталось у него. Они — дети Рода И Лай и никогда не уйдут оттуда, от своего дерева. Ему не приходится выбирать. Тай вздохнул. Дважды умер — и остался пленником. Сколько же раз нужно еще, чтобы, наконец, получить свободу?

Он двинулся в путь с надеждой и тяжестью на сердце, сопровождаемый Сие.

После того как Сис Мя Э ночью самовольно оповестила Ак Ми Э о приворотном обряде, прошло несколько дней, и Ак Ло Тан вновь явился перед ее маленьким домиком. Видно, Матушка уговорила его не торопиться, дать духам время укрепить свою волю над девушкой. Когда же охотник пришел, Ак Ми Э прогнала его опять. Теперь уже с жалостью. Он послушно ушел и вернулся на следующий день. Ак Ми Э только отвернулась. Знала теперь, что хоть сколько приворотных ритуалов на ее голову ни призывай — ничего ей не сделается. Как будто Матушкины призывы больше не властны над ней. Пусть хоть каждую луну их повторяет. Сис Мя Э стала еще чаще забегать и все посматривала на Ак Ми Э, как будто приглядывалась: ну как, все-таки уговорили девушку? Приходила настороженная, потом светлела лицом, принимала Тин Ло.

Ак Ми Э ждала. Сначала возвращения охотников, потом ледохода на Дун-Суе и весеннего тепла, потом когда зацветут деревья тин-кос в священной роще, приветствуя новое солнце, потом… Ждала своего Тая, веря в то, что он непременно вернется.

После прихода охотников, что с Таем через Великие Леса ходили, Матушка опять заговорила с ней о новом приворотном ритуале, и Девушка легко согласилась, совсем не противясь, к великому удивлению Старшей Хранительницы. «По воле духов», — сказала только. Ак Ло Тан снова начал приходить, хрустеть свежим снегом под ее окнами, порог ее обивать — она даже пускать не стала. Не к чему говорить, все слова давно уже сказаны. Не найти Ак Ми Э для него таких слов, чтобы он услышал. Потому что не слышит ее Ак Ло Тан, не видит, не помнит — только себя да свою жажду проклятую. И чем пуще над ним в поселке смеются, тем пуще жажда эта растет. Всего себя иссушил, смотреть страшно.

Матушка несколько раз порывалась говорить с Ак Ми Э, вразумить ее, но та лишь повторяла: «По воле духов, Матушка, по воле духов И Лай». Да только не показывают духи своей воли. Молчат. «Вам жить, вам решать». С тех самых пор и молчат, стоит только с ними речь про Тин Ло завести. А росток нового священного дерева стоит себе, чахнет, ни одной новой веточки так и не пустил. И весной — лишь одна почка раскрылась, лишь один белый цветок расцвел. В прошлом году и то больше было…

И удача не привалила Роду этой осенью, этой зимой, этой весною. И изобилия, обещанного духами, что-то не видать. Скудный урожай в этом году собрали, ох и скудный. Такой же чахлый, как и росток нового тин-кос. А еще… как и в последние несколько зим, в самой середине лютых холодов зверь исчез из лесов. Не голодали в полную силу еще, конечно, но уже забеспокоились. И огненная хворь Род не пощадила, и, главное, ни одним дитем больше, чем раньше, не народилось в эту зиму. Все так же, ничего не поменялось для людей И Лай… Разве что хуже стало.

К концу весны люди принялись роптать. Что же это за благословение такое? Не видно его, совсем не видать. Только Ак Ми Э точно на крыльях летает. Похорошела, зарумянилась. Прошлой весной бледная, как тень, расхаживала, а теперь гляди-ка! А ведь все с хворыми сидит да с увечными, а ее злые недуги щадят, не трогают. И мужа у нее нету. С чего так хорошеть-то? Про кого ж духи остерегали людей И Лай? Кто тот человек, что один благоволенье духов себе забрать решил, единственный лепесток Роду своему пожалел? Нет, не зря она мужчину в дом не пускает, делиться не хочет ни с кем своим Тин Ло. Отгородилась от Рода в своей избушке. А ведь сколько ее упрашивали, любого мужчину ей предлагали по выбору, а сколько Ак Ло Тан ее порог обламывал? Даже духов просили через Матушку, но те молчат. «Вам жить, вам решать». Вот ведь как. Духи прямо указали — своей головою думать. И люди все чаще перешептывались вслед Ак Ми Э, терпеливо ведущей Тин Ло по поселку за маленькую ручку;

А девушка туч над своей головкой будто и не замечала. Она ждала. Напрасно У Со, вернувшийся в начале зимы, растерянно пересказывал ей прощальные слова Тая. «Он вернется!» — беспечно отвечала Ак Ми Э. Напрасно ее увещевала Матушка. Напрасно приходил Старейшина Ин А Тал. Напрасно предостерегала Сис Мя Э, упрашивая «хоть для виду» присмотреться, хоть заговорить о выборе. Девушка и в самом деле отгородилась от людей И Лай, живя своей надеждой. Уж случилось так, само по себе. Люди говорят, она Тин Ло зря мучает? Да на него посмотреть только: здоровый, румяный, улыбчивый, лопочет бойко, не чета другим. И тоже ждет чего-то, чувствует сердце материнское.

Вот и не заметила Ак Ми Э в радостях своих туч вокруг нее.

Они пришли втроем: Матушка, Старейшина, еще почтенный Ак Там Ун — от Старших Круга. Позвали на Круг вместе с дитем, торжественно, аж сердце сжалось. Ак Ми Э подняла Тин Ло на руки, пошла за ними с тяжестью внутри, как пленница.

На Круг собрался весь поселок. Костер пылал, отдавая во все стороны жаром. Солнце припекало, весна уже к лету поворачивает. Сегодня даже все Старшие пришли. И Ак Там Ун теперь в Кругу, этой зимою освободившееся место занял. Много стариков умерло, ох, много!

Старейшина поднял свой посох.

— Сегодня вы собрались на Круг Рода И Лай! — крикнул в толпу. — Люди И Лай, чего вы хотите?!

Все молчали. Вдруг гудение костра прорезал женский крик:

— У меня дитя умерло! Подлая! — И рыдания. И тут же молчанье прорвалось, как нарыв.

— Здоровья, здоровья нашим детям!

— И нам тоже! Старикам тоже еще пожить охота!

— Много мяса, много зерна, много шкур!

— У меня брат от огневки помер в эту зиму!

Люди выкрикивали все, что им только приходило в голову. Старейшина долго слушал, потом поднял посох, призывая к молчанию.

— А в чем вините ее, почему на Круг И Лай призываете? — Ин А Тал указал на Ак Ми Э. — Кто говорить будет?

Толпа замешкалась. Вперед протолкалась Нин Эсэ, извечная забота Ак Ми Э, вылезла из толпы, смерила Ак Ми Э тяжелым взглядом.

— Что ж, и я могу! Коли у мужчин наших смелости не хватает!

— Говори, Нин Эсэ! — кивнул Старейшина. — Только думай вперед — каждое слово твое духи слушают!

— А что я?… — На мгновение растерялась женщина. — Я духов почитаю!.. Хоть меня Хранительницы не воспитывали никогда! Так вот, люди И Лай! — огляделась она по сторонам, ища поддержки. — Нам духи счастье да процветанье Рода пообещали. Так было? Так. О том мы от наших Старших узнали. Потому нам Тин Ло и подарили предки И Лай. Да только уговор был: духов слушаться, чтоб не осерчали, не наказали, счастье наше не отобрали. Иначе все одному достанется, тому, кто нарушит уговор. Самому жадному, стало быть. А кто у нас о себе только печется, не желает в Род вернуться, как все люди зажить, особняком стоит? Ак Ми Э! Она всю удачу Тин Ло забирает, от Рода отрывает. Вон какая стала. А моя Су Ни Сэ сохнет и сохнет. Нет в ней силы ребенка выносить. Как выкинула тогда, так и не может зачать теперь! Вот! — выкрикнула она.

— Ты погоди про Су Ни Сэ! — оборвал Старейшина. — Говори, какая вина на ней и что люди И Лай требуют.

— Какая… Я ж говорю! Всю удачу Тин Ло себе забирает! Потому что с Родом со своим не хочет жить. Надо ее… это, заставить всем Родом… коли не хочет. Или… совсем… — она начала запинаться, — коли желает, пускай сама с собой и живет, а Тин Ло забрать у нее… Пускай он в Роду живет, с нами… наше солнышко! Его каждый у себя приветить рад!

Тин Ло громко заплакал. Ак Ми Э обмерла, руки чуть не упали, как у неживой. Хорошо еще, сына удержала. Как же так?

— Где же это видано? — начала она. — Где видано, в каком таком Роду, чтобы дитя от матери отрывать? Не плачь, не плачь, маленький… цветочек мой… — наклонилась к надрывавшемуся Тин Ло, тот перестал реветь, принялся подхныкивать. — Это так вы себе счастье хотите добыть — дитя малое обездолить? Да кто же из нас жадный, а, Нин Эсэ? Да и все совсем не так было, как ты говоришь! Иное говорили духи! Не было тебя там, вот и переврала все к своей пользе, к своей выгоде! Не было уговоров никаких, духи указали только… что люди И Лай все потерять могут, все упустить. Сами! Вам жить, вам решать — так сказали духи. Вот вы сразу первым делом и решили: чтоб удачу не выпустить, духам показать, как вы о Тин Ло печетесь-заботитесь. Да только не о Тин Ло вы обеспокоились, не о счастье его, не потому его привечали, что всем он так приглянулся, а потому что вам другое мерещилось! Кому что! Кому зерно, кому мясо, кому, как тебе, ребеночек для Су Ни Сэ!

Женщина уже набрала воздуху в грудь, чтобы разразиться ответным криком, но Старейшина поднял посох, поглядел сурово. Нин Эсэ не осмелилась перечить.

— Ты вот все о ребеночке для своей Су Ни Сэ мечтаешь, — продолжала Ак Ми Э. — А знаешь, почему нет его до сих пор? Я тебе уж говорила две весны назад… Говорила или нет? Не помнишь? Это твоя ненависть да злоба ее нутро сушит, Нин Эсэ! Думаешь, я не слышала, как ты дочку свою ее же бедою попрекаешь? Твоя, Нин Эсэ, твоя собственная, а не моя в том вина!

Нин Эсэ побагровела. Если б не на Кругу — давно бы бросилась на Ак Ми Э. Старейшина то и дело вздымал вверх посох, останавливая крики разбушевавшейся толпы.

— И все вы, люди И Лай, — Ак Ми Э обвела взглядом толпу, — все вы только с тех пор и думаете, что об удаче своей, ждете ее, надеетесь, а коли не идет она, то злиться начинаете. И чем дальше не идет — тем больше злитесь. Да только Тин Ло моего вам боязно за то ненавидеть, потому вы против меня и обернулись. Не уходила я никуда из Рода, не отрывалась ни корнями, ни ветвями! Это вы измыслили, чтобы про это только и думать, чтобы смотреть широко открытыми глазами, а главного не примечать. Это вы сушите дерево Тин Ло! Да еще всем Родом навалились, со всеми своими чаяньями! Со всеми бедами своими, со всеми надеждами и ожиданьями, со всей своей ненавистью!

Шум в толпе нарастал. Даже посох Старейшины уже не спасал.

— Люди И Лай! — выкрикнул он. — Духи вместе с вами на Кругу! Не мы закон устанавливали, не нам менять! Пока Ак Ми Э говорит, надобно слушать!

Махнул посохом, и гомон немного поулегся. Девушка благодарно взглянула на него.

— Это вы новый тин-кос сушите, это вы расти ему не даете! Да только чем больше стараетесь — тем меньше преуспеете! Духам вас и наказывать-то нечего, вы и сами справитесь! Потому-то они и молчат, потому не указывают больше. Один раз сказали — и хватит! А что, коли духи не хотят того, чего вы добиваетесь! Ведь я же дала согласие на приворотный ритуал! Дала! Что же духи не откликнулись? Или у Матушки сила теперь не та? Значит, не нужны духам мои жертвы! А теперь вы и вовсе не вправе у меня дитя отнять, потому что отец его возвращается. Духи мне сказали! Коль мне не верите, то у Матушки спросите! Закон предков твердый: никто отнять дитя не может у отца с матерью, если они закона не нарушили! А никто из нас, ни я, ни Сан Хи Э, не шел против закона И Лай!

Выпалила все, аж задохнулась. Откуда слова только взялись! И чего ей снова вздумалось людей мутить? Их собственными червяками попрекать? Нет, не ее эти слова, как будто выдавленные помимо воли.

— Вон как заговорила! — закричала Нин Эсэ, наконец получив право рот открыть. — Да кто тебе поверит-то! Где он, твой Сан Хи Э! Давно небось забыл про тебя в своей Адия! Да и чужой он нашему Роду! Потому и духам нашим до него дела нет!

— Чужой? — отрезала Ак Ми Э. — А Тин Ло тогда какой? От него рожденный?!

Нин Эсэ подавилась собственными словами. Качнулась.

Позади началось движение. Ак Ми Э оглянулась, то и дело поглаживая Тин Ло, чтобы не плакал. Люди отскакивали далеко в стороны. Вперед, разделив толпу, вышел Сие, посмотрел вокруг, обошел Ак Ми Э, встал перед ней, отгородив от Нин Эсэ, Ти-кои разговаривают с духами, это все знают. Даже сейчас, почти оставив девушку, они помогали ей.

— Вот как… — посмотрел на ти-коя Ин А Тал, затем обернулся к Матушке. — Правду ли она говорит? Что духи вещают? Сан Хи Э возвращается в наш Род?

Матушка встала, пошла вокруг костра, сначала потихоньку, потом быстрее, все ловчее перебирая ногами. Глаза закрыла, руки развела. Ак Ми Э посмотрела в костер. Ведь она обещала больше ни о чем не просить с той самой дождливой ночи… Значит, ни о чем и не следует… Если духи на ее стороне — сами Матушке укажут, если же нет — значит, это Ак Ми Э что-то сделала неправильно, неладно… Ох, как страшно… как страшно… Что же будет, если отберут у нее Тин Ло?.! Что ж Хранительница не останавливается?

Матушка остановилась, воздела руки, обращаясь к духам, замерла. Люди И Лай почтительно молчали. Сие настороженно посматривал вокруг. Старуха открыла глаза.

— Ничего не отвечают, — сказала она. — Ни слова не говорят. Наверное, не видят его на другом конце земли, в своей Адия…

— Хорошо, — заключил Старейшина. — Раз даже духи предков молчат, то и нам поспешно говорить не должно! Будем ждать. И коли есть правда в словах Ак Ми Э — то к осенним холодам Сан Хи Э должен явиться в поселок. А коли обманулась она ненароком, услышала то, чего не было, и не вернется этот адия, тогда и надлежит собрать Круг в другой раз. Так вот, люди И Лай! — Он поднял посох. — Если Сан Хи Э до второй осенней большой луны не появится в поселке, то соберется новый Круг Рода И Лай. Ему и решать судьбу Тин Ло! Пусть будет так по воле духов Рода и по закону предков И Лай!

Он трижды ударил посохом об землю. Люди вокруг недовольно заворочались. Это, конечно, дело Ин А Тала — суд чинить по закону предков, да только ждать-то до осени долгонько… ох, долгонько. Много лун пройдет, много дней, и урожай вновь худой собрать можно… Каждый в который раз прикидывал свое. Ворча, люди начали расходиться. Нин Эсэ решилась только бросить на Ак Ми Э огненный взгляд, да и уползла себе, потому что Сие сразу же подобрался весь, зарычал.

— Спасибо, — прошептала Ак Ми Э, проходя мимо Старейшины. — Спасибо, — оглянулась на Сие, вышагивавшего рядом.

Тин Ло тянул к зверю свои ручонки. Она посадила ребятенка на спину мощному ти-кою, а тот даже не остановился, продолжая мягко ступать сквозь людской поток. Ак Ми Э, придерживая сына на пятнистой спине огромного Сие, двинулась рядом под яростными взглядами отовсюду. И хоть бы кто-то пожалел. Никто ни единого доброго слова не сказал.

У самого домика она сняла смеющегося Тин Ло с ти-коя. Присела, обняла зверя.

— Одни мы остались, Сие, никого больше нет. Только тебя и можно просить. Только ты помочь нам можешь! Чует сердце, не успеть ему до второй осенней луны! Что я сделать могу! Ничего! Лишь тревогой изойтись. А ты можешь, мой Сие, только ты… Найди его! Найди Тая! Укажи ему скорую дорогу!

Ти-кой поднял морду, сверкнул глазами,

— Найди его, Сие! Чувствую, коли не успеет он ко второй луне — большой беде быть… До того уж дотерплю я, — поглаживала она зверя за ушами, ласково нашептывая слова на языке Хранителей, который, как говорят, ти-кои понимают. — На тебя одна надежда…

Ти-кой нырнул под руку Ак Ми Э, легко встряхнулся, сделал несколько кругов подле нее, проворчал что-то и упруго двинулся прочь. Прежде чем скрыться из виду, он на миг остановился, обернулся и быстро исчез, как будто тень скользнула в сторону, растворилась в весеннем воздухе, напоенном ароматами молодых трав.

Дни сменялись новыми днями, луны блекли одна за другой, деревья давно укрылись сочным зеленым пологом, а кроны тин-кос в священной роще из белых сделались розовыми. Только на ростке нового священного дерева никогда больше, чем один цветок, не распускался. Ак Ми Э даже ходить перестала в рощу. Смотреть больно. Все больше чахли одинокие цветки на дереве ее сына. Все мельче они, все слабее, все быстрее облетали их лепестки — новый бутон уж и развернуться не успевал, и тонкая ветка с капелькой будущего цветка голо и неуютно торчала в белом саду.

Ак Ми Э теперь ждала вестей не с надеждой — с тревогою. Что будет? Что же будет, если Сие не поспеет вовремя? Если не отыщет ее Тая в Великих Лесах? И ночью, в своих снах, она торопила обоих, и зверя, и человека. Скорее, возвращайтесь скорее, потому что люди И Лай только и ждут второй луны, больше не скрываясь. Ак Ми Э снова перестали к себе пускать, перестали к хворым да увечным звать, перестали за травами являться.

И как глядят! Глаза, полные укора. Глаза, налитые ненавистью. Злобные глаза. Но хуже всех — это несчастные, больные. Как у Кай Кина, увечного парнишки, что Тай прошлой зимою из беды выручил. Он ведь тоже надеялся, поведала подруге Сис Мя Э, что духи исцеление ему подарят. Младшая Хранительница уж говорила его матери, объясняла, что тут никакие духи не помогут, а та как не верила, так и до сих пор надежду лелеет. На Тин Ло, на солнышко единое в Роду И Лай. Вот Ак Ми Э как ни увидит Кай Кина в поселке, уныло тянущего ногу свою стежкою меж домами, так глаза и отводит. Лишь бы его больного взгляда не встречать, просящего, жалобного.

Ну и что ему с того, что Ак Ми Э в свою малую ветвь вернется или пустит в свой дом чужого человека, который примется Тин Л о опекать… да не так, как ей сердце говорит, а как Род велит, как решит, как скажет? Что с того? Все одно нога скрюченною останется. И снова тогда Ак Ми Э у него виноватою будет… Вот ведь как.

Скорее, скорее, Сие! Лето умирает. Скоро начнутся дожди — предвестники осени. А там уж и до второй луны недалеко.

Сис Мя Э ввалилась, когда день понемногу начинал клониться к вечеру, даже не стукнув в дверь. Тяжело отдышалась.

— Беда, Ак Ми Э! Беда! — простонала.

У девушки резануло сердце, точно тонкой нитью стянуло. Тин Ло, игравший «вечерними звездами», развалясь на шкурах, только глянул на мать — и немедленно заплакал.

— Пошли мы сегодня с Матушкой и Су Ин в рощу, духам поклониться, а там… — Сис Мя Э сама разрыдалась, оплакивая все подряд, и Род, и Тин Ло, и Ак Ми Э.

— Что? Ну что? Говори же! — Ак Ми Э подскочила, встряхнула Хранительницу за плечи. — Не мучай меня, Сис Мя Э!

— Дерево… Дерево Тин Ло… Оно умерло… — Сис Мя Э залилась слезами.

— К-как?… — выдавила Ак Ми Э непослушными губами.

— Последняя почка так и не разбухла… бутона не дала… мы потому и ходили, хотели духов попросить, чтобы не лишали Род благословения своего!.. — между всхлипами рассказывала девушка. — А теперь и она… Нет ее больше. И кора поседела… Так умирает ветка на больших тин-кос… ты же знаешь, Ак Ми Э, ты видела…

Ак Ми Э опустилась рядом с плачущим Тин Ло. Когда умирает ветка, уходит и… Она схватила Тин Ло, прижала к сердцу.

— Не отдам его! Ни духам, ни людям И Лай! Никому не отдам!

— Что ты против духов, Ак Ми Э?… — горестно вопросила Сис Мя Э. — Не сразу, так потом угаснет наша звездочка ясная! Ты же знаешь: ветки да деревья тин-кос сами не сохнут. Сама знаешь, что это! Матушка сказала… раз Тин Ло всему Роду был назначен, то и проклятье сразу всем…,

— Не смей так говорить! — Ак Ми Э взвилась на ноги, подхватила всхлипывающего Тин Ло. — Я сама хочу увидеть!

Она распахнула дверь и побежала к роще. Не таясь, не думая о том, что ей не след теперь туда казаться, не слушая удивленных окриков Сис Мя Э, бежавшей за нею.

Унылый сухой прут, когда-то бывший маленьким деревцем тин-кос, торчал из бело-розового покрова рощи духов. В нем больше не было жизни. Ак Ми Э закрыла глаза, не желая видеть этого. Прижала Тин Ло крепко, шепча бессмысленные нежные слова. В порыве бессилья потянулась к своему дереву, тяжело подошла, прислонилась к стволу, питая Тин Ло его силой. Глянула на свою ветку и обомлела. Вот он, новый отросток на ее родовом тин-кос! На ее ветке! Маленький, но уже сильный, как сам Тин Ло. Неужто его…

Она подняла сына вверх, и тот сам со смехом потянулся к своей, еще маленькой ветке. Тронул. Внюхался в аромат ее цветов, чихнул. Ак Ми Э засмеялась. Потом оглянулась на одинокий прутик. А что же там? Чье это?

Подошла Сис Мя Э, с удивленьем оглядела Тин Ло, тянущегося к своей ветке, тоже покосилась на сухой росток. Поглядела на Ак Ми Э в немом вопросе.

Вдалеке нарастал многоголосый гомон. Обе девушки прислонились к стволу большого дерева, дожидаясь, когда появятся люди И Лай. Они недолго шли. Спешили, почти бежали. Мужчины, женщины, дети, Старейшина, Матушка, — все прибежали, точно на зов. Широким потоком люди окружили Ак Ми Э с сыном, ее дерево и сухой прут, оставшийся от их надежд.

Ак Ми Э даже вглядываться не надо было, даже вслушиваться. Отчаяние, кругом отчаяние. «Вот кабы она не обманула… Кабы в Род отдала»… — слышалось из толпы. Люди с ужасом глядели на голый серый стебель.

Вперед выступил Старейшина.

— Недобрый у нас Круг получился нынче, люди И Лай! Не по закону, не по обычаям предков! Видно, духи оставили нас, видно, осерчали! Думайте, люди И Лай! Думайте, что делать будем!

— Это она виновата! — выскочила вперед мать Кай Кина, указывая на Ак Ми Э. — И дите свое теперь сгубила, и нас всех вместе с ним!

Из толпы принялись орать, не давая себе труда выйти и сказать, как положено на Кругу. Сколько Ин А Тал не надрывался, сколько посохом не махал, успокоить он никого не мог.

Ак Ми Э затравленно глядела вокруг. Ничего. Только боль и отчаяние. И довольные глаза Ак Ло Тана недалеко от нее, совсем рядышком. Совсем из ума выжил. А вокруг орали, не давая ей вставить ни слова, оправдаться. И наступали. То один выбежит вперед, то другой, а за ним и толпа подтянется. Немного, на шажок, но кольцо вокруг все сжималось и сжималось. Стало страшно. Как в Великих Лесах, Когда ужасный серый зверь хотел броситься на нее. Тин Ло захныкал, прижимаясь к матери, обнимая ручонками за шею.

Ближе, еще ближе…

Духи больше не слышат ее призывов…

Толпа напротив нее заколыхалась, засуетилась, почти замерла, туда потянулись взгляды всех остальных. Что там? Люди раздались широко в стороны. Ак Ми Э радостно вскрикнула, словно ее подхватили в последний миг, перед тем как кинуть зимою прямо под лед Дун-Суя. Сие, грозно рыча, разогнал людей с той стороны, для острастки делая вид, что уже готов броситься на самых медлительных. За ним вышагивала знакомая фигура, которой ти-кой очищал дорогу.

Крики толпы перешли в едва слышный ропот. «Сан Хи Э… Чужак!.. Адия… Сан Хи Э!» — понеслось вокруг.

Тай поначалу не мог понять, что происходит в поселке. Еще издали, идя ровными садовыми рядами, он увидел, как человеческий поток устремился к священной роще. Он окликал людей И Лай, пробовал докричаться, но оказался слишком далеко, чтобы его заметили. Тогда он поспешил за ними. Что же такое могло стрястись, чтобы все жители поселка скопом устремились в рощу духов, презрев все законы своих предков?

Теперь, когда Сие пробил ему дорогу и он увидел Ак Ми Э с ребенком и дрожащую Сис Мя Э в гудящем кругу, Тай понял, что не зря так спешил. Не зря пятнистые звери так скоро тащили его сквозь леса, почти без роздыха, днем и ночью.

— Что случилось? — он обвел взглядом лица вельдов. Почему они молчат? — Что случилось, люди И Лай?! Что вам нужно от Ак Ми Э?!

Он скорым шагом двинулся вперед. Тин Ло с удивлением Воззрился на человека, подошедшего к ним, непохожего на родичей, но не испугался.

— Вот ветка моего сына! — заторопилась Ак Ми Э, пока вокруг стояла тишина и каждый мог слышать ее.

Указала на свою ветвь, подняла вверх Тин Ло, и тот с новой радостью потянулся к своему кусочку тин-кос.

— А это что же? — вперед выступила Матушка, обвиняюще указывая на прут, торчавший из розового ковра лепестков.

Тай рассматривал сухую ветку с удивлением. Это из-за нее так всех искривило вокруг? Из-за этой ветки люди готовы броситься на Ак Ми Э?

— Все думали, что это дерево нашего сына! И я тоже! Никому и в голову не пришло взглянуть на ветку Ак Ми Э! — Девушка подалась вперед, словно наступая. — А это не его…

— Духи сказали мне «да»! Ты сама слышала! Ин А Тал, — возвысила голос Матушка, — спрашивал ясно. Его ли дерево тин-кос, — она указала на Тин Ло, — вышло из земли священной ровди? Будет ли он новой надеждой для Рода? Поведет ли он Род И Лай священной дорогой предков?

Вокруг волновалась толпа, но тихо, стараясь расслышать каждое слово.,

— Духи сказали «да», — подтвердила Ак Ми Э. — Только вот на что? На которые слова почтенного Ин А Тала был дан ответ? Я говорила с духами, Матушка! Пускай всего раз, но хорошо знаю: духи не ходят прямою дорогой! Не дают прямых ответов! Говорят лишь то, что говорят! Ты же слышишь то, что слышишь! -

— Это все одно! — вскрикнула Матушка.

— Не одно!.. — Голос Ак Ми Э сорвался. — Никто не посмеет сомневаться в мудрости Хранительницы Рода! И я не посмею… хоть бы что случилось, иначе погибнет Род! Только знай, Матушка! Знайте, люди И Лай! Каждое дитя в Роду становится новой надеждой! Каждый из них… и мой Тин Ло тоже… может повести вас священной дорогой предков, дайте ему только время! Дайте жить! И каждый из Рода И Лай роднится с каждым из деревьев, что выходит из земли священной рощи! Потому что мы, как они, от одного корня. Или вы думаете, что какое-нибудь из деревьев откажет, попроси вы его о помощи? Это вы отказываете! Вы проклинаете, вы сушите свои ветви и деревья других! Злобою своей… завистью… жадностью тоже! Не духи наказывают! Вы сами!

Она кричала так громко, что голос срывался, но тут же возвращался вновь, позволяя ей перекрикивать ропот вокруг.

— Потому и это задушили! Наше это дерево было, общее!

Задохнулось оно от вашей боли! От отчаяния! Непосильную ношу на него взвалили… — Голос ее утонул во всеобщем шуме.

— Да что ее слушать! — кричали вокруг.

— Нет, давай… пускай скажет… — тонули одинокие голоса.

— На нас сваливает! — визжали женщины.

— Прогнать ее!

— На нас на всех проклятье навела!

— И адия этот с ней!

Тай подобрался. Он уже уразумел, что происходит. Усохло новое дерево тин-кос — большая беда для Рода. И что же? Вельды обвиняли в этом Ак Ми Э! Да если б не она — тут давно бы уже пировал Ранжин, заставляя их собирать «вечерние звезды»!

Надвигаются. Сейчас побегут на них. Надо остановить их… хоть как-то.

Он вынул меч, сверкнувший в предзакатном солнце, и с силой вогнал лезвие в землю священной рощи. Сие огласил округу чудовищным рыком, в полную силу. Призрачный ти-кой, так и не покинувший Тая, вторил ему. Казалось, бело-розовый ковер заколыхался под ногами, задрожал мелкой дрожью. Люди точно застыли, не в силах прийти в себя от такого чудовищного кощунства.

— В этой земле слишком много всего накопилось, — сказал Тай в полной тишине, — пока живет священная роща И Лай, пока над ней стоит ваш поселок. С древних времен… Ее земля слишком долго впитывала вашу глупость! Ваши страхи! Я только вскрыл эту рану! Видно… время пришло. Что?

Матушка глядела на ти-коя из тени, примостившегося у ног Тая, и никак не могла оторваться.

— Что? — Тай еще раз окликнул Матушку.

— Рядом с тобою духи, Сан Хи Э! Берегись! — мрачно сказала Матушка.

— Они со мной уже давно, Хранительница Рода… И в чем вы вините Ак Ми Э, люди И Лай? Что она сделала? Если б не она, тут давно бы расхаживали воины адья, заставляя вас собирать для них «вечерние звезды»! Я говорю правду! И вам бы ничего не осталось, кроме как собирать эти «звезды» или погибнуть! Я знаю, духи вас хранят, скажете вы! Да, хранят. Но спасли-то вас двое, всего двое: Ак Ми Э и охотник Тарут, которого тут называли Далеким Человеком! Я не для того вернулся, чтобы сказать это, но раз пришел, то говорю: воины адья не придут в Землю «вечерних звезд», я исполнил свое обещание перед людьми И Лай! И я вправе требовать справедливости для себя, Ак Ми Э и своего сына! Так, Ин А Тал? Так, Старшая Хранительница Рода И Лай?

Матушка промолчала.

— Ты лишь отплатил нам, Сан Хи Э, — отозвался Старейшина.

— Пусть так, — скрипнул зубами Тай. — Тогда я требую ви-тана, чтобы вступиться за Ак Ми Э. С любым из вас! Если вы еще не поняли, что духам надоело хранить вас… от вас же самих… Потому новое дерево и не прижилось в И Лай.

— Духи молчат! — угрюмо сказала Хранительница. — Они не примут твоего ви-тана.

— Тогда пускай говорят другие, — вмешалась Ак Ми Э. — Я попрошу Сан Хи Э, и он расскажет о том, что видел на краю, Матушка!

Хранительница вздрогнула. Ак Ми Э обратилась к последнему средству, грозя старухе, нарушая свое же слово. Что ей оставалось? Матушка слишком страшилась, что люди Рода узнают про способности мужчины видеть духов.

— Я не позволю! — возвысила голос старуха. — Это тайна, ведомая только духам! Их тайна! Скрытая от людей!

— О чем рассказать? — озадаченно переспросил Тай.

Что же там такого было, на краю? Чего боится старуха? А Матушка, похоже, действительно испугалась.

— Люди И Лай! — возопила она, раскинув руки. — Она хочет нарушить наш порядок, что пришел к нам вместе с лепестками Солнечного Дерева! Никому не позволено ломать наши законы, идти против воли предков! Ак Ми Э решилась сделать это, а значит, нарушила закон И Лай! — с напускной суровостью, стараясь держаться уверенно, провозгласила Хранительница, обращаясь к людям И Лай. — И потому Ак Ми Э должна снова покинуть родовой поселок. Ей не надо было возвращаться, раз духи указали ей другой путь. Ее судьба в другом месте, а не на родной земле!

— Она еще не нарушила закона предков, — возразил Старейшина.

— Она готова сделать это! — вскрикнула Матушка пронзительно, яростно.

Ин А Тал глядел с удивлением. Никогда он не видел старую Хранительницу такой.

— Да! — ввернула сама Ак Ми Э. — Я сделаю это!

— Ты сама хочешь уйти? Покинуть свой Род навсегда? — переспросил Старейшина, поднимая посох. — Вырвать свой корень из этой земли? Лишиться покровительства духов И Лай?

— Я хочу уйти из поселка! — упрямо повторила Ак Ми Э. — И забрать своего сына! Он ведь больше вам не нужен? Полуадия, что не стал настоящим Священным Деревом? Но не думай, почтенный Ин А Тал, что я вырву отсюда свой корень! Он останется тут, как и мое дерево. Я сказала духам, что всегда буду возвращаться, где бы ни была. И духи И Лай не оставят меня без защиты и покровительства, как не отказались от Ак Ми Э в Великих Лесах! Потому что знают: никто, даже Род, не вправе лишать меня своего счастья.

— Пусть будет так! — Старейшина стукнул посохом о землю. — По воле духов Рода и предков И Лай!

Таю, слишком удивленному произошедшим поворотом, показалось, что Старейшина поспешил. Словно боялся, что случится по-другому.

Люди зашумели, рассуждая меж собою о случившемся. Никто не кинулся отнимать Тин Ло у Ак Ми Э. Теперь он никому не нужен. И правда, полуадия, сын чужака. Его ветка на дереве Ак Ми Э, так что если и противиться — так только ее малой ветви. Но никто из рода Ак Ми Э не сказал ни слова.

Сие успокоенно свернулся у ног хозяйки. Тин Ло потянулся к нему, настойчиво отталкиваясь от груди Ак Ми Э. Девушка опустила его вниз, и он сразу же вцепился в пепельно-рыжий мех, по которому так соскучился. Тай ревниво покосился на ти-коя, не зная, что делать. Надо бы, наверное, приласкать, позвать сына как-нибудь… а вдруг… ребятенок испугается, вдруг… Он топтался на месте.

— Тин Ло, Тин Ло, — позвала Ак Ми Э, присев рядом с сыном, — это твой отец… Я тебе говорила, что он придет. Он обещал нам.

Тай присел рядом. Тин Ло глядел на него, не моргая. Залепетал что-то быстро, не разобрать еще пока. Потянулся ручкой, недоверчиво косясь. Тай было протянул руку навстречу, но Тин Ло тут же отдернул пальчики, испуганно скривился. Вот-вот заплачет. Тай совсем растерялся, не зная, что делать. Обидно. И глупо как-то…

— Он привыкнет, — улыбнулась Ак Ми Э его растерянности. — Очень скоро. Видишь?

Тин Ло уже вновь тянулся. К его лицу. Тай придвинулся ближе.

— Ты не похож на людей И Лай. — Ак Ми Э рассмеялась, увидев, как Тин Ло крепко схватился за черные волосы Тая, глядя на них с неимоверным удивлением. — Он привыкнет. Очень быстро. Только… не спеши… До Земли Адия далеко… — Вздохнула она. — Видно, духами мне так суждено.

— Я ушел навсегда из Адья Тэрэк. Мне нельзя туда возвращаться, — прошептал Тай. — Я пришел, чтобы остаться… Не хотел, но знал, что ты не покинешь своего Рода. Тут твое дерево, тут твое сердце… Но, видно, мне тоже суждено иное.

— Тут сердце, но я не буду с ним прощаться. — Она указала на свое дерево. — Оно всегда со мной, и в Великих Лесах, и там… с тобой, в Адия. И я буду к нему возвращаться. Всегда. Но не к людям И Лай.

Девушка глядела на людей, что расходились понемногу из священной рощи и мерили их, сидящих под деревом вместе с Сие и Тин Ло, самыми разными взглядами.

Тай сжал ее ладонь, плотно сплел свои пальцы с ее.

— Не вини себя за то, что покидаешь свой Род, — мягко сказал он. — Да, я обманул и тебя, и твоих вельдов, а потом и адья… Но во мне больше нет вины ни перед одними, ни перед другими, Ак Ми Э. И я, наконец, счастлив! Я свободен — завидуйте мне, люди И Лай! Вы лучше всего это умеете! — сказал он вслед последним спинам, мелькавшим в роще. — Я покинул Адья и вернулся сюда… не потому, что надеялся найти приют у вельдов. Нигде нельзя приклонить головы, ни в И Лай, ни в Кан Ву, ни в каком другом Роду. Я просто шел через леса. К тебе, к нему, — Тай робко улыбнулся Тин Ло, опасаясь его спугнуть. — За своим счастьем. Потому и нет больше вины на мне, потому и дошел, не сгинул. И ты, Ак Ми Э… Роду, да и закону предков, которому много-много лет, не место между тобой и твоим счастьем. Только начни — и твой род когда-нибудь станет счастливым. Ведь кто-то же должен Ступить первым. Может, ты… Может, он, — легонько погладил сына по голове, и тот заулыбался, залепетал.

— Я рада, что ухожу. Потому что нет больше камня на груди. А раньше был. И радости тоже нет, ничего нет. Но будет новая… да? — Тай кивнул. — Пойдем?

Они тоже поднялись вслед за остальными, собираясь покинуть белую рощу тин-кос навсегда.

— Завтра поутру… — задумчиво уронила Ак Ми Э. — Скорее бы…

Тай остановился. Поглядел на дерево, к которому так стремился. Втянул всей грудью аромат тин-кос. Почти всю дорогу до поселка он думал, как будет жить с вельдами из Рода И Лай, содрогался. Потом надеялся, что уговорит Ак Ми Э уйти в Кан Ву, где ему всегда рады, а значит, и ей будут… уж наверняка. Потом понял: нет, ему не жить среди вельдов. Верно, судьба его такая — приходить, уходить, возвращаться вновь. Думал, как сказать о том Ак Ми Э. А она… сорвалась, как лепесток тин-кос, и понеслась вместе с ним. На свете много других земель, где им будет не хуже, чем в Адья Тэрэк или Земле «вечерних звезд».

Ак Ми Э продолжала брести по бело-розовому ковру, придерживая Тин Ло на спине у пятнистого зверя. Слева от нее пристроился другой ти-кой, видный только Таю да Сие. Не очень-то звери ладили. Вот и сейчас косились друг на друга.

Тай снова обернулся к дереву, подошел, дотронулся до его теплой коры, прижался всем телом, чувствуя щекой его шершавую оболочку, резко оттолкнулся.

— Я возвращаюсь, — прошептал он, в последний раз прикоснулся кончиками пальцев к белому дереву и зашагал вслед за Ак Ми Э.