Нюрка, проклиная все на свете, брела на «работу». Клиентов лучше ловить с утра, она это усвоила, потому встала пораньше и теперь тащилась к дороге. Ноги в резиновых сапогах то и дело застревали в грязи. Она балансировала то на одной ноге, то на другой, вытаскивая сапоги из грязи. Большой целлофановый пакет Нюрка перекладывала из одной руки в другую. В пакете лежал старенький, но очень теплый пуховый платок Сусанны из козьей шерсти, совершенно потерявший товарный вид. Нюрка поежилась. Холод заползал за шиворот. Она смачно плюнула на землю, остановилась, достала платок из пакета и покрыла голову. «Хрен с ней, с прической, возле дороги подправлю». Она окинула тоскливым взглядом одежду и тяжело вздохнула:
— Да, пора справлять новую, в такой работать нельзя.
Руки закоченели, она сунула ладони под мышки, пытаясь согреть. Неделю назад в чьей-то машине оставила варежки и теперь страдала. Нюрка взглянула на небо: низкие тучи спешили в сторону леса. Она давно заприметила: при таком ветре погода обещает быть хорошей.
Скоро совсем рассветет, идти будет легче. Да, весна для нее — самое трудное время. В прошлый год она позволила себе месяц не работать, но в этом году родился Гришенька. При мысли о сыне на сердце стало тепло, Нюрка заулыбалась. Как же сильно она любит его! Ему уже исполнилось два месяца. Когда Нюрка подходила к сыночку, он ей улыбался, приводя ее восторг.
Наконец-то в ее жизни появился человек, пусть крошечный, но который впервые подарил ей столько любви. С появлением ребенка ее стала мучить совесть: так жалко Вальку Думнову! А все эта жирная тетка: если бы не ее приезд, не надо было устраивать представление. Она бы ходила к Вальке в гости, и они бы обсуждали своих детей: кто сколько кушает, как спит. А теперь вот сиди с этой старой каргой Сусанной, достала уже.
Нюрка вздохнула и постаралась отогнать неприятные мысли: «Буду лучше думать о Гришеньке, какой он славный мальчик. Во что бы то ни стало в этом году надо провести газ в их хату. А то в холодные месяцы промерзаю насквозь. Мы с Сусанной потерпим, но ребенок… Вдруг он заболеет? Просто с ума сойду!»
Она сходила в районное газхозяйство и пришла в ужас от цен за проводку газа. Пересчитав сбережения, Нюрка пригорюнилась. О ремонте хаты можно забыть совсем, а если даже занять денег у Дуни, все равно не хватает. Теперь каждый день она мечтала о богатом клиенте, который расщедрится и заплатит хотя бы пятьсот рублей. Попросить такие деньги она не решалась, ее такса — сотня. Она считала, что это и так бешеные деньги, но сегодня решилась: будет просить двести. По большому счету права Сусанна: надо переезжать в район. Там куча клиентов, да и практику открыть можно: приворот, отворот, порча, говорят, теперь это модно. Но кто ее там ждет? Квартиры теперь не дают, для открытия своего дела тоже нужны огромные деньги.
За грустными мыслями Нюрка не заметила, как дошла до дороги. Скинула платок, взбила волосы, расстегнула пальтецо, показав соблазнительные коленки, поправила короткую юбку и стала ждать.
Первый клиент нарисовался быстро. Разбитые «жигули» резко затормозили рядом, слегка обдав грязью.
Нюрка разозлилась:
— Ну ты, дядя, полегче. Не видишь, человек стоит?
Дядька, лет пятидесяти, опустил стекло и, увидев Нюрку, спросил:
— Куда едешь, дочка?
Гордо выставив вперед налитую молоком грудь, Нюрка томно прикрыла глаза и прошептала:
— Тоже мне, папаша нашелся. Гляди лучше, дядя. Красоту эту видишь? — И вдруг ни с того ни с сего выпалила: — Пятьсот рублей стоит, — сказала и даже зажмурилась, будто сейчас ее за невиданную наглость ударят по лицу. А потом поняла, что погорячилась, и быстро добавила: — Если необычным способом, а обычным — двести. — И подмигнула ему.
Дядька засмеялся:
— Проститутка, значит… Сколько нынче вашего брата развелось, даже в этой глуши. А ну садись в машину, чего стоишь? И прикройся, чай, не май месяц. И не стреляй ты на меня глазами. Дочка у меня твоего возраста, похожа ты на нее очень. Мне тебя жалко, стоишь тут голая.
«Ну все, придурок попался. Только время с ним потеряю. И зачем про пятьсот рублей сказала? Назвала бы сразу разумную цену, а то денег нет, и учит, как жить», — с тоской подумала Нюрка.
— Ну чего стоишь, залезай в машину, хоть погреешься.
— Не могу я, дяденька, мне работать надо, — заканючила Нюрка.
— Садись, садись, пятьсот плачу.
Не веря своим ушам, она радостно подпрыгнула, обежала вокруг машины и пулей влетела на переднее сиденье. Согревая замерзшие руки дыханием, доверительно сказала:
— Дяденька, ты не пожалеешь. А хочешь, я в рот возьму? Такой кайф поймаешь! Ты ничего, видный мужик.
Мужчина поморщился.
— Слушай, я тебе и так денег дам, я тебя погреться позвал, вон руки у тебя синие, как кожа у куренка.
— И что, совсем ничего не будем делать? — удивилась Нюрка.
— Ты что, русского языка не понимаешь? Я же тебе сказал уже.
Нюрка изменилась в лице, сникла, будто уличили ее сейчас в чем-то гадком, такого с ней еще не бывало. И вдруг ей стало так жалко себя, она даже всхлипнула. Сдерживая набегающие слезы, спросила:
— А как зовут тебя, дяденька?
— Николаем. А тебя, пигалица?
Нюрка для виду обиженно надула губки:
— Не пигалица я, а взрослая рожалая женщина. Нюрка я.
Мужик опять рассмеялся:
— Во-первых, не рожалая, а рожавшая, а во-вторых, какая ты женщина? Ребенок совсем. Так чего ты здесь стоишь? Работы, что ль, нет? Молодая, симпатичная, можешь замуж удачно выйти. У меня вон трое ребятишек, а жена, между прочим, тоже раньше проституткой была, а теперь мы счастливы очень. Уж столько лет вместе, — сказал, вздохнул и заулыбался.
«Жену, знать, вспомнил, — подумала Нюрка. — А вдруг притворяется? Сколько сейчас уродов развелось!» По жизни Нюрка никому не верила, поэтому разозлилась.
— Слушай, мужик, лучше трахни меня скорей, да и дело с концом. Не люблю я нотаций этих. Зачем лезешь ко мне в душу, про семью твою мне знать неинтересно! А замуж за кого выходить? У нас в деревне одни старики остались. Да и не нужен мне никто. Я как представлю, что какой-нибудь козел моего Гришеньку бить будет, сердце переворачивается.
— Неужели ребенок у тебя есть?
— Месяц ему.
— Тогда вот, держи, — мужчина залез в карман, вытащил пятьсот рублей и сунул Нюрке в руку.
Ее глаза жадно блеснули. Она схватила денежку, деловито посмотрела на свет: вдруг фальшивая. Затем сунула ее в карман, задрала юбку и начала торопливо стягивать колготки.
Мужчина остановил ее:
— Что с тобой? Такое впечатление, что мы с тобой говорим на разных языках. Я же сказал: пригласил тебя только погреться. Так объясни мне, чего работать не идешь?
Получив деньги, Нюрка подобрела:
— Работать? — спросила она удивленно. — Так я маленькая еще, мне нет шестнадцати. А потом я — кормящая мать, с кем Гришеньку оставлю? На мне еще старуха сумасшедшая, ее тоже кормить надо. А на работе, даже если возьмут меня, сколько платить будут? Вот так-то, мужик. Если честно, мне такие, как ты, не попадались еще. Денег ведь просто так никто не дает. Спасибо тебе.
— А старуха эта — твоя мама?
— Сусанна? Нет, не мама, она меня вырастила. Ну ладно, согрелась я, пойду уже. Мне, знаешь, на газ заработать надо. Гришеньке месяц всего, этот год перебьемся, а на следующий как жить? Если в зиму уйдем без газа, беда будет. Хата старая, со всех щелей дует, Гришеньке тепло нужно.
— А знаешь, ведь я сварщик, — улыбнулся Николай. — Помогу тебе с газом. Ты в этой деревне живешь?
Еще не веря в свое счастье, Нюрка кивнула.
— Вот и хорошо. Через неделю жди, материал подвезу, мы с моей бригадой быстро тебе газ проведем.
— Дяденька, а сколько это будет стоить? — спросила осторожно Нюрка.
— Эх, ты, голова садовая! В этой жизни не все оценивается деньгами, люди помогать должны друг другу. Газ тебе проведу, но при одном условии: если тебя здесь эту неделю не увижу. А если увижу — то все, не проведу.
Нюрка засветилась от счастья. Неужели такое бывает? И сюда таскаться не придется, и с Гришенькой может не расставаться, и газ у нее будет! Она посмотрела влюбленными глазами на мужика. Теперь он ей напоминал волшебника из старой книжки. Книжка была одна-единственная, которую она прочитала за свою жизнь. Когда-то давно стащила ее из школьной библиотеки. А называлась она «Волшебник Изумрудного города». Эту книжку Нюрка до дыр зачитала, нравилось ей, что волшебник Гудвин обещал все желания исполнить. Николай прервал ее мысли:
— Что это у тебя в пакете?
Нюрка с удивлением посмотрела на пакет, она все никак не могла прийти в себя.
— А, это платок Сусанны. Он старый. Я его надеваю, когда на работу иду, — сказала и покраснела.
Но Николай, казалось, не заметил ее стеснения. Деловито достал из пакета платок и, подавая Нюрке, сказал:
— Ну-ка, накинь! А то еще менингит заработаешь. Я потому и остановился на дороге, что увидел девчонку замерзшую. Холодно нонче, голову покрывать надо.
Нюрка быстро повязала платок и, уже вылезая из машины, протянула смятую пятисотку:
— Забери деньги. Последней тварью буду, если оставлю ее у себя.
Мужчина покачал головой:
— Считай это подарком.
Сказал и уехал.
Нюрка долго смотрела ему вслед. Минут через десять перед ней затормозила новенькая «тойота». Молодой парень высунулся из окна:
— Почем услуги, красавица?
Нюрка гордо вскинула голову:
— Я тебе проститутка, что ли?
Парень в удивлении пожал плечами и надавил на газ.
В эту минуту Нюрка очень гордилась собой: «И денег принесу домой кучу, и ремонт в хате сделаю, и газ будет. Это мне везет оттого, что Гришенька у меня появился. Ребенок — подарок Бога, я теперь это точно знаю».
Сейчас дорога для Нюрки стала приятной. Выглянуло солнышко, Нюрка стала замечать каждую кочку, каждое сухое место, поэтому воевать с сапогами ей больше не пришлось. Она весело напевала себе под нос песенку. Налитые молоком груди подгоняли ее. «Скоро приду и покормлю тебя, маленький», — подумала она с нежностью о сыне.
Вдруг Нюрка услышала стон и увидела мужчину, лежащего возле дороги. Она могла поклясться, что полчаса назад его здесь не было. Склонившись, Нюрка посмотрела ему в лицо. «Молодой совсем. Если брошу здесь, помрет. По этой дороге сейчас мало кто ездит».
Под ним растекалась лужа крови. Нюрка распахнула ему куртку, ощупала. Взгляд упал на ногу, на разорванную штанину и страшную рану, из которой сильными толчками лилась кровь. Она расстегнула мужчине ремень и, чтобы остановить кровь, затянула им ногу повыше раны. «До дома совсем недалеко. Позову Сусанну, возьмем сани и притащим его домой. Мне сегодня помогли, и я помогу», — решила Нюрка.
Она бегом припустилась к дому. Заскочив в хату, с порога закричала:
— Сусанна, идем быстрей, на дороге мужчина, он ранен.
Сусанна сердито накинулась на нее:
— Рябенка разбудишь, дура. Объясни толком, что стряслось?
— Сусанна, некогда объяснять. Молодой парень ранен и без сознания. Если мы ему не поможем, он умрет.
Сусанна быстро накинула тулупчик, не переставая ворчать:
— И на кой ляд табе энтот мушина нужон? Дура ты, дура. Вечно найдешь приключений на свою задницу.
— Сама дура, — огрызнулась Нюрка.
Так, переругиваясь, добрались до парня. Сусанна быстро ощупала его.
— Переломов нету, кровей потярял многа. Давай положим яго в сани.
Парень оказался тяжелым. Они еле подняли его на сани, потом поволокли до хаты. Снега почти не было, сани тащили по мокрой земле, обе упарились и взмокли. Волоком втащили его в горницу.
— Давай, Нюрка, одеяло с печки. Пока яго на полу положам, не всташить нам яго на лавку.
Нюрка быстро расстелила одеяло на полу возле печки. Они перекатили мужчину на одеяло. Распоров штанину, Сусанна деловито осмотрела рану.
— Пуля навскозь прошла, но шить прядется. Нюрка, мы не знаем, скоко он кровей потерял, с виду парень здоровай, можат, оклямается.
— Слушай, давай милицию вызовем или «скорую».
Сусанна только махнула рукой:
— С властями лучша делов не иметь. И так мы с тобою понатворили. А «скорую» не дождеся совсем, помрет он. Иди иголку кипяти на печке, я сама яму зашью. Хорошо, что он без сознанья, болей не будят.
— Ой, Сусанна, откуда ты все умеешь?
Старуха простодушно улыбнулась:
— Пожави с мое, и ты сумеешь. Скоких людей я на ноги поставила! А ты думала, я только порчи умею делать? Прокипятила иголку?
Нюрка кивнула.
— Таперь давай яму портки сымем.
Нюрка привычно расстегнула ширинку. Сусанна заметила:
— Ишь, как умеяшь портки-то расстегавать!
— Мое «умеешь» нас кормит, — отрезала Нюрка.
Сусанна обработала и зашила рану. А к вечеру у парня начался жар. Они давали ему отвар лечебной травы, но все попусту.
Совсем выбившись из сил, Сусанна предложила:
— Давай, Нюрка, разотрем яго самогонкой, вон за печкой припрятана. А там как Бох дасть. Ежели помярать яму, то самогонка не поможат.
Они сняли с парня рубашку, и тот остался только в трусах. Нюрка с восхищением рассматривала незнакомца.
— Какой красивый! Мой Гришенька тоже таким будет, когда вырастет.
— Да, красивай, токо бы выжал. Давай помогни мене яго на бок повярнуть.
С трудом они повернули раненого, и вдруг Сусанна стала белее мела. Она впилась глазами в спину парня, показывая на нее пальцем. Крупные слезы брызнули из глаз. Сусанна опустилась на пол возле парня и завыла:
— Саночак мой, кравинушка, очнися, не помярай! Токо нашла табя. — Она обхватила его руками, прижалась к нему и начала тихонько качать его, как маленького.
Нюрка впала в ступор. «Неужели Сусанна умом тронулась? Наверное, мой Гришенька так влияет, в каждом мужике сын мерещится. Но разве я могу осуждать ее? Если бы мой Гришенька пропал, я бы этого не пережила!» Ей вдруг стало жалко Сусанну. Она ведь любила эту дуру старую, правда, по-своему. Нюрка присела рядом, обняла ее за плечи и завыла, причитая по-бабьи:
— О-о-ой, Сусанночка, ой как плохо тебе, ой как я тебя понимаааю…
Сусанна резко перестала плакать, оттолкнула Нюрку.
— Ты чаго орешь? Чай, ня твой Гришка помярает, а мой Сенячка.
— Сусанночка, что с тобой? Неужели опять умом тронулась? Что я без тебя делать буду-у-у, если тебя в психушку затолкаю-ю-ют?! Как мы с Гришенькой кормиться станем?! На кого оставлять его буду?!
— Ты, Нюрка, сама мозгой тронулась. Видяшь знак у яго под лопаткою? Поцалуй Ангела назавается. Многа таких видала? Толька у Думновах он и есть. Мене про энтот знак ишо гадалка Заира гаварила, што по яму толька я сыначку и узнаю. Мой энто сын, Нюрка. Мой! Толька помярает он. Сама судьба мене яго прислала, но мы с табою злыдни, дяте у Вальки отняли, вот и у мене таперя сына отымают второй раз, за грехи мои тяжкаи-и-и. Ох, божанька, есля ты есть, то прошу-у-у, не забярай яго от маня, кравинушку мов-о-о. Ежели жавой будят, про саночка Валюшки все расскажу…
Нюрка вскочила, забегала по горнице.
— Дура, дура, дура ты, Сусанна. В тюрьме сидеть будешь, не отмажешься. Твое признание ничего не стоит, срок не больно скостят. Посадят на всю катушку! Спасать его надо! Чует мое сердце, к тебе он шел, но его подстрелил кто-то. — Нюрка остановилась и прислушалась. — Слышь, Сусанна, он говорит что-то, но не по-нашему. Слышишь, зовет кого-то? Бенну все повторяет. Кто такой Бенну?
— Ой, девка, права была Заира. Он пряшел к мене, пряшел из другого мира, не по-нашему он балакает.
— Слушай, точно он иностранцем стал, — Нюрка сделала страшные глаза. — Вот Заира и сказала, что он из другого мира.
— Ой, Нюрка, што ж мы, дуры, стоим-та! Давай натярать яго, нада тямпаратуру сбить, а то помрет.
Они принялись натирать его самогонкой. Парень вдруг затих и задышал ровно и спокойно. Он больше не метался.
Сусанна приникла к его лбу губами:
— Нюр, божанька услыхал мене. Уснул он, тямпаратура спала. — Старуха, опьяненная радостью, ползала вокруг сына на коленях. — Саночак мой! Саночак мой са мной! Божанька вярнул мене яго! Скоко лет ждала я табя, и Бог вярнул мене яго таким красамцем! Значат, не помяр ты! Как я люблю табя! Таперь мене усе равно, што у других матярей есть дети, таперь мене до энтого нет дела. Пусть таперь увесь мир глянет, што у маня есть. Вот мой саночек, увесь мой. Вот яго ручка, гляди ко, как выросла! А шейка што за прелясть! А волосики! Точно знаю, што у няго ужо и нявеста есть, таакая жа прекрасная, как он сам! Усе годы я плакала.
Сусанна нашептывала сыну сотни безумных фраз. Она гладила его по волосам, целовала руки, лоб. Восхищалась каждой черточкой лица, выискивая сходство с собой в молодости. И находя что-то похожее, приходила в неописуемый восторг.
Нюрка всерьез опасалась за рассудок Сусанны.
— Сусанночка, иди поспи, я подежурю.
— Што ты, што ты, — в ужасе вскричала старуха, — иди спи сама, я тут с им посяжу, все равно не усну таперь. А ты мать кормяшая, табе спать нада. Корми Гришку, да айда у койку. Бог даст, саночак мой оклямаятся. Мы таперя уедям отсюдова. Мы будям счасливы! Смотри, Нюрка, одет сын богато, знать дяньгу имеят. Зажавем таперь, слава богу!
— Ты, Сусанна, сегодня столько раз бога вспомнила, сколько за всю свою жизнь не вспоминала.
— Ой, и не говари, девка. Повярнешься тут к яму, когда такое творится. Первай раз у моей жизти Бог на маня посмотрел, — Сусанна быстро перекрестилась.
В доме воцарилось долгое молчание. Уже засыпая, Нюрка пробормотала:
— Разбуди меня часа через два, тебе тоже поспать надо.
Сусанна только махнула рукой.