Дух
[209]
18 февраля 2007
Владимир Владимирович, в чем сила? Вам кажется, будто сила в «Газпроме», в «Сатане», в «Булаве», а она даже не в голове. На самом деле она в сердце солдата.
В чем сила? Иными словами: что главное в борьбе, на войне? Спрашиваю вас как специалиста – вы ж и борец на татами, и боец невидимого фронта.
Ответ давно всем известен: высокий боевой дух.
Просто боевого духа мало. Боевой дух есть у пьяного хулигана, у грабителя. Боевой, но низкий. Для безобразия, для насилия – довольно. А для битвы за идеалы, за Родину… Там ведь и убить могут.
Уголовники – плохие солдаты, дезертиры, мародеры. Они думают только о себе и отступают перед высоким боевым духом (даже на колени встают, ползают, лижут).
Гора мышц пасует перед высоким духом. Давид и Голиаф. Чем победил юный пастух профессионального убийцу, гиганта? Хитростью? Техникой пращи? Это так глупо – думать, будто кроме новичка-Давида никто в израильской армии не умел пользоваться пращой. Наверняка были профессионалы, чемпионы.
Но надо же выйти на поле боя, и если промахнешься – на второй бросок времени не будет. Голиаф – мишень стремительная, смертельная. Вот никто и не выходил, очко играло.
Согласны? (Да и как тут спорить, если это Библия.)
Внешне все вроде бы смирились с назначением нового министра обороны. Но это как заноза – вроде бы мелочь, но начинает нарывать, пухнет, не дает покоя.
Беда не в том, что он штатский или питерский. Он – продавец мебельного магазина.
«Да хоть бы чистильщик обуви! – скажет наивный американец. – Мало ли кто как начинал». Но мы не в Америке. Продавцы мебельных магазинов в СССР 1970–1980-х годов – это коррупционеры, спекулянты, взяточники, обязательно корыстные, чаще всего наглые и трусливые. Да все что угодно – но благородных патриотов там не было.
И для такого сорта людей было исчерпывающее название: торгаши. Означало – жадные и бессовестные. Очень жадные и совершенно бессовестные. («Торгаш», заметьте, слово досоветское, дореволюционное. Здесь таких людей не уважали никогда.)
И какие бы должности ни значились потом в трудовой книжке – личность не заменишь; отпечатки пальцев легче сменить, чем характер, психологию.
Я не о нем, не о продавце. Я о вас. Если сказанное вам непонятно – тогда увы. Если понятно – тогда увы-увы.
– Нужен ли армии, нужен ли стране высокий боевой дух?
– Да! Да!
Но ведь это значит – мораль. Нужна ли мораль? Совесть? Честь? Нужно ли все это?
Спросим так, чтобы было понятно любому министру: «Нужно ли то, что не меряется деньгами?»
История человечества говорит «Да!». Победу не купишь. Совесть не купишь (а если купил, то это не совесть, а вранье и притворство).
Нашей больной армии нужен дух – боевой и высокий. Для армии (мы не чистоплюи) лучше пьянство и драки, чем унижение, вранье и мародерство.
Вдруг мы драпали в 1941-м не по слабости брони и стволов, а в немалой степени по слабости духа, запуганного, униженного и оскорбленного арестами маршалов и генералов, враньем и пафосом политруков, доносами стукачей?..
Чтобы вам, Владимир Владимирович, не казалось, будто мы отвлеклись, скажите: кто борется с коррупцией? Вы много раз велели с ней бороться, а кто это делает? Кто может это делать?
Могут ли доярки бороться с коррупцией в правительстве, в Думе, в Кремле? Не шучу. Доярка – она снаружи, у нее нет ни знаний, ни сил, ни полномочий, ни доступа. А слесари, шоферы, учителя, санитарки… Могут ли солдаты бороться с коррупцией в Генштабе, в министерстве обороны? Солдат много, но они маленькие и снаружи.
Бороться с коррупцией никто не хочет. Чиновники ею живут, а бизнес платит взятки, так как это удобнее (дело быстрее идет). А будешь бороться – потеряешь и время, и деньги, и жизнь.
Бороться с коррупцией верхов – как с протуберанцами и пятнами на Солнце. Мы их видим, знаем, как вредны для здоровья их рентгеновское и ультрафиолетовое излучение, но сделать с ними ничего не можем. Умные люди советуют: сиди дома, не рыпайся.
Если рассуждать честно, то ваш призыв к борьбе с коррупцией обращен не к народу, а к чиновникам-коррупционерам.
Не сердитесь, Владимир Владимирович, но могут ли спирохеты бороться с сифилисом? Науке такие случаи неизвестны. Сами спирохеты, когда пытаешься спросить, стыдливо отмалчиваются.
Кто же может победить коррупцию? Высокий дух властителя либо высокие (реальные) права граждан, которые могут скинуть коррупционеров.
Те, конечно, это понимают и спешат уничтожить права людей, ибо это единственная реальная для них опасность. Отменяют референдум, графу «против всех», отменяют выборы либо берут их под стопроцентный контроль.
Люди опасны, лучше бы их совсем не было. Коррупция питается людьми (не шучу). Десять миллионов за десять лет – ее паек.
Лисичка ест мышей, зайчиков, не брезгует жуками. Она их поедает не со зла, ей просто кушать хочется. Она даже не понимает, что если всех съест, то сама умрет с голоду.
Или – убежит в соседний лес? Но там свои волки есть, товарищ волк лисичку скушает, не слушая ее доводов о братстве.
Если бы зайчики (тысяча) бросились разом – затоптали бы лисичку. Форшмак. Но именно этого они не могут, им не дано. У зайчиков популяция (население) есть, а гражданского общества нет. (Интересно, что волки – особенно тамбовские, казанские, уралмашевские и др. – могут действовать стаей, а зайчики – нет, хотя их в тысячу раз больше.)
Извините, что я все так на пестиках-тычинках объясняю, зато понятно.
Назначение министром обороны одного из торгашей… Эта новейшая история заставила иными глазами взглянуть на древнюю историю.
Жестокий тиран Калигула ввел коня в Сенат. Сделал сенатором. И вот две тысячи лет этот случай служит примером чудовищной бесстыжей диктатуры.
А что чудовищного? Конь был хорошим сенатором, лучше многих. Он не брал взяток и денег за голосования, не произносил лицемерных и льстивых речей, не лизал, попросту говоря.
Нам бы в Думу хоть бы двести двадцать шесть таких коней – жизнь народа улучшилась бы. (Три «бы» в последней фразе не погрешность, а символ несбыточности мечт.)
…Вы, Владимир Владимирович, жили в нищей грязной коммуналке. Вы родились и (до отъезда за границу) жили в СССР.
Мы с вами оба советские. Мы знаем, что честных продавцов мебели не было. Знаем, что для ареста всего лишь директора магазина надо было сломить министра внутренних дел.
Не в укор лично министру обороны. Но так было, и никуда от этого не денешься. Сложившаяся система отбирала только таких. О них писали фельетоны, снимали сатирическое кино – ничто не помогало. Горбатого могила исправит.
Почему вы такого назначили министром обороны? Разве что предстоит война не за Родину, а за деньги.
Министром обороны может быть не только военный. Юрист, историк, философ – да кто угодно, но взяточник – нет. Среди юристов и историков случаются взяточники. Но среди мебельных продавцов их 100 %. Как в публичном доме – целок не ищи.
Поставить такого значит показать армии и миру: наш интерес – только деньги. И быстро.
У него может быть всё – вилла, яхта, дочь-телепузик и зять-олигарх, но высокого боевого духа – нет, не было и не будет.
Бедные, но гордые офицеры бывают счастливы. Бедные и униженные – никогда.
Они гордо говорят: «Есть такая профессия – Родину защищать!». Подразумевают готовность погибнуть за нее. От этого у них уверенность, что Родина перед ними вечно в долгу. И когда, не давая обещанных квартир и урезая льготы, Родина вдобавок ставит над ними торгаша, это оскорбляет каждого. Значит, понимают они, армия у нас не для войны, а для денежек и делишек.
Они (даже пьяные) уже не могут себя обманывать высокопарными словами об офицерской чести и воинском долге. Это значит, что у них отнято главное.
Такое назначение добивает моральный дух офицеров, которые чудом его сохранили, и подтверждает уверенность бесчестных, что они на верном пути.
Дух армии важнее всего. Моральные разложенцы (хоть бы и богатые) обречены на поражение.
Пушкин (еще не зная, что это будет значить для него лично) писал в дневнике 1834 года о двух молодых французских эмигрантах: «Барон д’Антес и маркиз де Пина, два шуана, будут приняты в гвардию прямо офицерами. Гвардия ропщет».
Представляете, Владимир Владимирович: не торгаши, а барон и маркиз. И не в министры, а всего лишь в офицеры. Да еще по приказу Государя Императора, а гвардия ропщет!
Вся наша армия снизу доверху была возмущена назначением такого министра. Но возмущались офицеры на кухне и в курилке. А вышли бы на улицу пятьдесят тысяч и сказали бы: «Не хотим!» И всё. И был бы другой.
Припадок невинности
26 марта 2007, «МК»
Владимир Владимирович, надо срочно посоветоваться. И именно с вами, потому что ваша служебная обязанность, если помните, – гарант Конституции. А там есть очень сомнительная (хотя внешне очень благородная) статья 49: мол, никого нельзя назвать преступником до приговора суда.
Давайте разберемся. Если у человека, извините, сифилис, то он ведь есть до анализа? Или нет? А если лаборантка ошибется и скажет «здоров», то он сифилитик или здоровый? А если он дал лаборантке взятку, чтобы не позориться?
А если меня ограбили в переулке – ждать ли мне приговора суда, чтобы иметь право назвать бандитов преступниками? Ведь их, может быть, не поймают. А если поймают, то не исключено, что бандиты поделятся с ментами, и менты их отпустят (за мои деньги). И суда не будет.
Еще беда: ворам и бандитам кроме богатства хочется, чтобы было тихо. Если карманник стащил кошелек и никто этого не заметил, то никаких спецмероприятий, обеспечивающих тишину, не надо. А если вор государственного масштаба? Если дворцы, поместья… если их заборы выше наших домов – тогда мы видим. И понимаем. И тогда им нужно что-то делать, чтобы люди молчали.
Для этого очень подходит статья 49 Конституции – благородная, безупречная, гуманная: «Никого нельзя считать преступником без приговора суда». И у всех, кто произносит эту формулу – у депутатов, министров, президентов, – очень благородный вид…
…Ненависть бандитов к честным людям – огромная проблема, философская.
Честному не надо притворяться честным. Он такой и есть. А воры вынуждены притворяться. И свою компанию они любят не потому, что там хорошие, а потому что там они среди своих. Там не надо притворяться. Можно расслабиться.
Коррупционеры – как нелегалы – должны следить за каждым своим словом, жестом, взглядом, чтобы говорить и улыбаться как все, чтобы не выдать себя. Тяжело, правда?
И конечно, они ненавидят тех, из-за кого вынуждены притворяться. Ненавидят людей. И убыль населения – от этого. Экономика растет, страна богатеет, а население сокращается (вы сами много раз об этом говорили). И не только потому, что мало рожают, но, что хуже, – мало живут, рано умирают.
Жестокие жадные начальники – вот главная проблема страны, а вовсе не бедность, ибо денег у России (у хозяев России) очень много. Нужны ли им люди? – трудно сказать.
Помните, власть уничтожила миллионы лучших крестьян (коллективизация). Уничтожали, а начальниками ставили бездельников и пьяниц. Уничтожили кулачество и гордились успехами до головокружения. И даже не понимали, что уничтожили (навсегда?) сельское хозяйство – ту Россию, которая кормила хлебом и маслом всю Европу.
Вас грабит кто? Преступник? Уголовник? Нет, «никого нельзя считать преступником до приговора суда». А если он даст взятку, наймет лжесвидетелей, изготовит фальшивые документы и, значит, вдобавок к грабежу совершит еще несколько преступлений, то суд его оправдает. И – кто он?
По-моему – преступник. По-вашему – презумпция невиновности. Дорогой товар, не всем по карману.
Подсудимый, встаньте!
29 марта 2007, «МК»
Владимир Владимирович, знаете, так бывает: отправишь письмо, но мысли-то продолжаются – понимаешь, что не досказал.
Речь у нас с вами последний раз шла о том, что (по Конституции) никого нельзя назвать преступником до приговора. А на самом деле, согласитесь, можно. Если на ваших глазах кто-то ограбил или убил, то он – преступник (независимо от того, будут ли его судить, приговорят или оправдают). Бандитов нередко оправдывают, но они же не перестают быть преступниками. Согласны? Если да – вы (гарант) против Конституции. Если нет – вы (президент) против справедливости и здравого смысла.
Но есть другая, еще более интересная и важная сторона. Можно ли назвать преступником того, кого суд приговорил?
«Приговоренного? Конечно!» – хором отвечают правоведы, депутаты, президенты. Но не тут-то было.
Академик Вавилов, поэты Гумилев, Мандельштам, актеры, командармы, тысячи инженеров, миллионы мужиков… Дела давние? А преступник-тунеядец Бродский, получивший пять лет от нашего суда и Нобелевскую премию от короля Швеции? А преступник-академик Сахаров? Спустя годы мы прозрели и поняли, что они были невиновны. (Это «мы», конечно, условность. Мы в невиновности Сахарова и Бродского не сомневались, а вы – не знаю.) Преступники их судили. Что, если через двадцать-тридцать лет наступит очередное прозрение? Так или иначе, оно коснется всех: и осужденных, и осуждавших.
Суд – опасная обоюдоострая штука. Приговор Шаламову (о котором тогда почти никто не знал) обернулся приговором стальной эпохе – и тому властителю, и тому суду. Приговор зэка, полумертвого доходяги, оказался сильнее международных трибуналов – так он написан. (Называется «Колымские рассказы»; если не читали – советую.)
Приговор нашей (уже подгнившей) эпохе написал Гальего – брошенный ребенок, калека, урод, случайно выживший в нашей системе заботы о детях-инвалидах. (Называется «Белое на черном», советую.)
Это же потрясающе и невероятно, что каракули полумертвого зэка или ребенка-паралитика, который едва мог ползать и которого считали идиотом, – их приговоры оказываются сильнее, чем грандиозные постановления многотысячных съездов партии, чем доклады генсеков, программы построения коммунизма, удвоения ВВП.
Вам эта тема, конечно, близка и страшна. Президент постоянно под судом. Истории? Но история – это абстракция. Точнее сказать: под судом людей (о небесных законах рассуждать не беремся, но они уж точно строже – никакого снисхождения, никакого «условно» там не бывает).
Суд над президентом не прекращается ни с окончанием законного срока, ни с окончанием земного. Ни отставка, ни смерть – ничто не служит освобождению от суда, ни даже смягчению приговора.
Самый понятный для людей ХХ века пример – Гитлер. Физически он под суд не попал, покончил с собой от страха. Но и без всякого суда он осужден навсегда. Не пожизненно, а навечно. И не только его пособников отправили в тюрьму шестьдесят лет назад (а некоторых повесили), но и поклонников – до сих пор! – сажают (в Германии). Это продолжается суд истории. (Нам бы такие законы – меньше было бы убийств, не кричали бы «хайль» на улицах, не носили бы портреты Сталина.)
В какой-то момент – иногда не сразу, но всегда неизбежно – машина государственного обожания перестает вертеться, взбивать пену; муть оседает, и вот он – в чем мать родила: без орденов, без свиты, без короны…
И чем выше возносили, чем беспощаднее принуждали любить его, тем бездоннее пропасть, куда он валится, и злее ненависть.
Суд истории – суд человеческий. Он просто отодвинут во времени, чтобы люди успели протрезветь от пропаганды. Продолжая все тот же пример, сегодняшние немцы, как вы знаете, смотрят на Гитлера иначе, чем гитлерюгенд и штурмовики 1930-х. (Позавчера «Берлинен ансамбль», лучший театр Германии, показал в Москве «Карьеру Артуро Уи» – пьесу Брехта о Гитлере. Самое интересное и важное: Гитлер показан не столько ужасным, сколько омерзительным. Гениальный актер играет его как шелудивую собаку – по-собачьи мочится, задрав ногу, шарит по помойкам, вываливает отвратительно длинный язык и лижет дерьмо; почти неразборчивый хрип и визг вместо человеческой речи. А мы своего людоеда – даже в самых критических книгах, фильмах, спектаклях – изображаем гением зла, великим и ужасным. Но отвратительным – никогда… Немцам десять минут аплодировали стоя, кричали «браво!» и, возможно, не столько за блестящую игру, сколько за беспощадность осуждения.)
История склонна оправдывать тех, кто честно выполнял свой долг и был хоть сколько-нибудь добр к людям.
Что же может, что же должен делать президент кроме присмотра за Конституцией? Его долг (ваш долг, Владимир Владимирович) – назначать правильных руководителей: министров, губернаторов…
В чем должна состоять их правильность? Во времена СССР это была покорность генсеку и Политбюро ЦК КПСС. Потом кроме личной преданности все больше шла в ход воровская ловкость.
А правильный руководитель должен заботиться о хорошей жизни для людей. Не для себя. А значит, такой человек (они еще есть) – не карьерист. И значит, сам никогда не пробьется наверх. И не купит должность.
Самые ловкие – рекламные агенты, зазывалы, продавцы всего (главным образом – воздуха). Вот, похоже, они и назначены. (Когда министром обороны вы назначили Сердюкова, человека из мира денег, – стало ясно одно: вы на 100 % уверены, что войны не будет. Но одновременно это, увы, сигнал потенциальным агрессорам: мы заняты не обороной, а финансовыми потоками.)
Оглядываясь на отечественную историю в поисках положительного примера, сразу замечаешь Столыпина – царского министра, которого почитают все: и коммунисты, и националисты, и экономисты. Он, быть может, потому и проводил так удачно свои реформы, что не думал о своем кармане. О своем кармане думали купцы, но их не назначали министрами. А Столыпин делал так, чтобы всем было выгодно жить лучше – вот население и росло, а не только экономика.
То, каких высот и полномочий достиг Столыпин (который не заботился ни о личном обогащении, ни о том, чтобы угодить императору), говорит о том, что кадровая система сто лет назад еще давала сбои. Столыпина застрелили в театре. (Современный кадровый сбой, Илларионов, ничего не сделав, уехал в Америку.)
Менять кадровую политику, конечно, страшно. Конечно, привычнее, проще, спокойнее, выгоднее тасовать знакомую колоду. Но до суда истории остается все меньше времени. Только представьте, какой вас ждет успех, если вы успеете сделать правильный шаг. Вас отольют и поставят рядом с Медным всадником.
Никакими бумажками (деньгами, посланиями), никакими телеэфирами этого не достичь. Бумажки – ничто. Общественное мнение – всё.
Времени мало. Начался ваш самый короткий год, Владимир Владимирович. Это только по календарю годы одинаковые, а в жизни…
Время очень ускоряется, хотя физики об этом мало знают. Когда вы в 2000-м стали президентом, для вас год был всего-навсего одна восьмая срока – 12,5 %. А теперь год – все оставшееся время: 100 %.
До 2 марта 2008-го осталось одиннадцать месяцев. Значит, сейчас для вас один месяц – меньше одной десятой. А в феврале 2008-го один месяц – это будет все, что осталось, все сто. А потом окажется, что 100 % оставшегося времени – это всего неделя…
Так сокращается и ускоряется время у шахматистов. И даже чемпионы в цейтноте совершают страшные ошибки.
Носильщик власти
17 сентября 2007, «МК»
Владимир Владимирович, невежа начал бы грубо: мол, хватит прикидываться слугой народа, хватит в носу ковырять (вас цитирую). Но, наверное, лучше все-таки вежливо.
А с чего начать? С теории или с практики? Если начать с теории и спросить: «Читали ли вы Конституцию, Владимир Владимирович?» – то и этот вежливый вопрос о теории может показаться кому-то грубой практикой (нахальным злоупотреблением свободой слова).
На самом деле – ничего грубого, просто живой интерес. Все, конечно, знают, что вы гарант Конституции. Но это же не обязательно читатель.
Хранить в целости, беречь, и т. д., и т. п. – это все понятно. Но сторож библиотеки тоже хранит и бережет книги. А читает ли?
Вот скажите, например, кому принадлежит власть в России? Народу? В Конституции написано так:
«Носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ».
Народ – носитель суверенитета? В чем его носить? Куда? Носители нашего суверенитета – это скорее баллистические ракеты, стратегические бомбардировщики, атомные подлодки. А народ – носитель мешков и чемоданов; по-русски – носильщик.
По Конституции «народ – источник власти». А кто присосался? Или, вежливо говоря, кто хлебает из этого источника?
Владимир Владимирович, вода не принадлежит источнику. Он ее дает, а потом ее кто-то продает. И свет не принадлежит свечке. Светом кто-то пользуется, а свечечка сгорает.
В прежней Конституции (не демократической) формулировка была лучше:
«Вся власть в РФ принадлежит многонациональному народу РФ».
Видите, небольшая игра словами, а народ из владельца превратился в источник. (Практика, впрочем, не изменилась.)
Не так давно ВЦИОМ спросил у населения: «Кто, согласно Конституции, является источником власти в России?»
Ответы подданных должны вам понравиться. Они распределились так:
Бог – 1 %;
госдума – 12 %;
затрудняюсь ответить – 13 %;
народ – 19 %;
президент – 55 %.
Видите, вы один больше всех вместе взятых, включая Господа Бога.
Люди, говоря о властях, слишком часто употребляют выражение «слуги народа» (сам не раз этим грешил). Мол, мы содержим правительство, армию, и др., и пр., мол, на наши налоги…
Но хватит нам прикидываться хозяевами. Могут ли простые люди не платить налоги? Нет, посадят.
Это что – слуги посадят хозяев?
А может ли народ уволить министра, ну хоть одного, самого ненавистного? Нет. Что ж это за хозяин, если не может уволить ленивого, вороватого, обнаглевшего или просто неугодного слугу?
Взгляните, как легко власти решают, сколько давать больным на лекарства, сколько драть за газ и электричество.
Выходит, слуги решают судьбу хозяев.
Есть чиновники (их имена всем известны), заслужившие всенародную и абсолютно справедливую ненависть. Но требование их отставки, требование ста с лишним миллионов граждан – даже не рассматривается.
Вы увольняете и назначаете по собственной воле. Ни разу не помню, чтобы вы при этом выясняли мнение «источника». Наоборот, источнику ясно дали понять, что свое мнение он может засунуть себе обратно в водоносный слой.
Сперва – да, было. Раз в четыре года перед «хозяевами» даже плясали: скушай, проголосуй за папу. Хозяева (мы), выходит, были в ясельном возрасте.
Потом самые решительные министры-демократы предлагали даже штрафовать тех хозяев, что не ходят на выборы, «за уклонение от исполнения гражданского долга». А потом…
А потом вдруг поняли: это же просто прекрасно, что хозяева не хотят голосовать. Отменили губернаторские выборы. Отменили графу «против всех». (Не тебе решать, кто твой кандидат. Голосуй за кого-нибудь из тех, кого мы тебе предлагаем. Так Одиссея боги заставили однажды выбирать между страшными людоедами Сциллой и Харибдой, а хотел-то он Пенелопу.)
А теперь отменили и порог явки. Выборы состоятся, даже если никто не придет. Хозяину русским языком сказано: не ходи, выпей, ляг-усни, утром мы тебе расскажем, кого ты всенародно избрал. (Для окончательного облегчения подсчета голосов предлагаю, Владимир Владимирович, чтобы в день выборов все остались дома. Это просто. По одному телеканалу с утра до ночи запустить лучший бокс и футбол, по другому – умилительный сериал, по третьему – какое-нибудь порно с ксюшами.)
…Все это настолько понятно, что и писать, может, не стоило. Когда перекрывают проспект для высокопоставленного лица, многие повторяют старую шутку: «Вон поехал слуга народа». Но никому не смешно.
И все же надо поставить точку над i. Мы платим вам, депутатам, губернаторам, министрам, – но уволить не можем. Значит, это не мы платим зарплату «им», а они дерут подати с нас.
Перехожу к практике.
6 июля на инаугурации мэра Москвы вы сказали: «Власть обязана действовать исключительно в интересах рядового человека».
Я своими ушами слышал, что вы это говорили. Вдобавок видел, как вы это говорили – очень искренне, убежденно и (что важно) без бумажки.
Одно дело, когда по бумажке, – эти пустые слова кто-то сочинил. Другое – ваш собственный экспромт, ваши собственные убеждения, прорвавшиеся наружу. Тут полная ваша ответственность. И когда я вас там честно предупредил, что буду цитировать эти слова, вы не стали протестовать, не сказали, что, мол, оговорился, брякнул не подумавши…
Обещание выполнено. Ваши слова были процитированы в ближайшем же письме к вам («МК», 10.07.07, «Рядовая езда»). Описывались мучения пенсионеров-новичков, которых вынуждают каждые три дня добывать трехдневный билетик в метро и трехдневный автобусно-троллейбусно-трамвайный – в уличных киосках. И так месяц или два, пока оформляется постоянный документ.
В письме выражались:
а) недоумение: если людям положен бесплатный проезд – зачем их мучают?
б) уверенность, что после вашего заявления («власть обязана» и т. д.) эти издевательства немедленно прекратятся.
Прошло два месяца.
Поверьте: нету никаких признаков того, что власть начала действовать исключительно в интересах рядового человека.
Никто не арестован. Трехдневные билетики не отменены, мучения и унижения продолжаются, несмотря на ваше безграничное уважение к ветеранам труда.
Хотите посмеяться? Начинающий льготник (пенсионер-первичник), спустившись в метро, должен дать свой паспорт и справку из Пенсионного фонда старшему кассиру. Она уйдет куда-то к себе, где ее не видно, проверит по компьютеру и, если все сойдется, – даст билетик на три дня.
В метро у двери в кассу – звонок (очень пронзительный). Он позвонил раз, другой. На четвертый звонок появилась старший кассир.
– Вы что шумите?! Подождите! Я разговариваю!
Тут он понял, что громкий телефонный разговор, который через дверь все время был слышен (про наглую невестку, которая все бросает где попало, унитаз никогда не моет), – что этот разговор вела и не закончила старшая. А разговоры о бесстыжих невестках, Владимир Владимирович, никогда не кончаются. И этот не кончился, потому что старшая руку за паспортом и справкой не протягивала, а смотрела злобно, чтобы он ушел. А он стоит.
– Нюра! – заорала она дежурной у турникетов. – Пропусти этого!
Вот так он и прошел: и без платного билета, и без льготного. Таким хозяйствованием пенсионеру не докажешь преимущества монетизации.
Это был понедельник, и он соответствовал поговорке.
Следующая попытка случилась в тот же тяжелый день, в 14:15. Дверь к старшему кассиру окована железной решеткой, сквозь которую закоулок с компьютером не видно, но видно раковину. И когда он позвонил, одна кассирша там что-то стирала (а в оставшуюся кассу стояло человек двадцать). Она на звонок обернулась с намыленной тряпкой.
– Вам чего?
– Старшего кассира. Вот паспорт, спра…
– Старший кассир на обеде!
– А долго…
– Через час!
– Но я…
– А она что – не человек?!
Ему ни одной фразы не удалось договорить. Она наизусть знала все вопросы и ответы.
Последний раз в этот понедельник он пытался получить билетик в десять вечера на станции «Улица 1905 года» (над которой сто лет назад рабочие на баррикадах бились за свои права). В окошечке милая дама:
– Старший кассир в другом вестибюле!
Там полкилометра обходить, но его это не огорчило (он же не на костылях, не в инвалидной коляске), он просто задумался. А она предупредила:
– Но не ходите туда. Там сейчас старшего кассира нет.
– А где она?
– А это я.
Владимир Владимирович, если бы я мог такое выдумывать, был бы знаменитым писателем. Пенсионер застыл, а она пояснила:
– Компьютер там. А я туда пойду через полчаса.
Он заплатил, поехал…
Описываю вам эти подробности, потому что вы все там (наверху), изобретая полезные бюджету новшества, абсолютно не представляете себе, какими мучениями они потом оборачиваются.
Эти штуки (и еще похлеще) миллионы людей переживают, но либо они вам не пишут, либо до вас не доходит (почта, сами знаете, плохо работает).
Но эти-то письма до вас доходят. Почему же ничего не изменилось? Почему не прекратили бессмысленные (хотя, конечно, не смертельные, вполне заурядные) издевательства? Ничего не стоило вам распорядиться. А люди считают, что если вы приказываете, то это исполняется. Почему же вы не приказываете? Вы же обещали.
Народ не источник власти. Народ – источник денег. И речь не только о налогах.
Это кажется, будто источник денег – нефтяная скважина. Нет, фонтаны не бьют. Надо искать (тяжело, в тундре, в тайге, во льдах, в комарах), надо бурить, качать, возить, перерабатывать, делать трубы, варить, закапывать. Надо каменщиков, плотников (для дворцов), поваров, официантов, шоферов, охранников – все это крепкие мужчины, а еще надо молодых красивых девок. Весь этот нужный персонал бьет фонтаном из источника. Можно назвать его источником рабсилы, а можно (для красоты) источником власти. Смысл этого названия теперь, я надеюсь, ясен?
Врачи не нужны. Потому что владельцы источника лечатся не здесь. Учителя не нужны. Потому что дети владельцев учатся не здесь. Ну и т. д. О том, что старики не нужны, и говорить нечего. Дармоеды. Дети пока еще нужны. Из них вырастают бурильщики и тёлки (хотя все это владельцы могут ввозить из других стран).
Уже писал вам, что в редакцию приходят отклики читателей, которые вас защищают. Они просто в ярости, что кто-то осмеливается беспокоить вас по поводу каких-то пенсионеров.
Но ведь наших пенсионеров мучают не американские враги и не эстонские, а наши, родные, российские, русские чиновники.
На тех вы нацеливаете ракеты (это долго, дорого, опасно), а тут достаточно вам взять телефонную трубку…
…Шолохов беспокоил товарища Сталина по поводу каких-то крестьян. Вот что он писал в Кремль 16 января 1931 года:
«Положение без преувеличения – катастрофическое. Таким хозяйствованием единоличнику не докажешь преимущества колхозов. Колхозники морально подавлены, и надо видеть лица их, когда они тянут трупы лошадей… Горько, т. Сталин! Сердце кровью обливается, когда видишь все это».
Разве Шолохов не понимал, что обращается к главному автору коллективизации? Разве не понимал, что пишет людоеду? Что ж, в 1931-м, может, и не понимал.
Вот его письмо Сталину 4 апреля 1933 года:
«Уполномоченный, постукивая по кобуре нагана, дает следующую установку: “Хлеб надо взять любой ценой!”… В полночь вызывали по одному, сначала допрашивали, угрожая пытками, а потом применяли пытки: между пальцев клали карандаш и ломали суставы, а затем надевали на шею веревочную петлю и вели к проруби топить. Уполномоченный подвешивал колхозниц за шею к потолку, продолжал допрашивать полузадушенных, потом на ремне вел к реке, избивал по дороге ногами, ставил на льду на колени и продолжал допрос… Решил, что лучше написать вам… С приветом М. Шолохов».
Ужасно, правда? Вот и добились, что люди в 41-м ждали немцев как избавителей (ошиблись). Проходят ли это сейчас в школах? Читаешь и понимаешь: какое счастье наша жизнь. Стыдно жаловаться, ведь не убивают же. Ну гоняют неизлечимо слепых ежегодно на комиссию – вдруг прозрели? (В некотором смысле этот закон высокодуховный. В нем заложена искренняя вера в Бога – постоянная надежда Минздравсоцразвития на чудо исцеления.)
Извините, отвлекся. В 1933-м Большой террор был впереди, но голодомор (десять миллионов жертв) был уже позади…
…Самое странное – Сталин отвечал. Вот его ответ на письмо, фрагмент которого вы только что прочли:
ТЕЛЕГРАММА-МОЛНИЯ
«Спасибо за сообщение, сделаем все, что требуется. Сообщите о размерах необходимой помощи. Сталин».
Ответил, хотя мог бы уничтожить. Он знал, что происходит, он сам устроил эту мясорубку, но понимал и важность соблюдения хотя бы видимости заботы о народе.
Вы пренебрегаете видимостью? Но тогда зачем эти заявления о действиях «исключительно в интересах рядового человека»?
Пора! С вашего обещания прошло два месяца. А если считать по-другому – семь с половиной лет. Если не теперь, то когда? Если не вы, то кто?
Недавно вы на Дальнем Востоке дрючили министров: мол, сидят, в носу ковыряют, а дороги не проложены, дома не построены, хотя вы им в 2000 году приказали все сделать. Но ведь это надо работать. А тут ничего не надо.
Прикажите отменить трехдневные билеты, и всё. Надо же с чего-то начать. (Написал «даю вам сорок восемь часов», но засомневался: не грубо ли? – и вычеркнул.)
…Вам удалось заставить даже членов МОК действовать в интересах города Сочи. Говорят, главным образом подействовало то, что вы выучили несколько фраз по-французски.
А наши министры и депутаты сплошь русские (русскоязычные). Чтобы побудить их к действиям, вам даже не надо учить новые слова. Хватит трех старых. Закон не позволяет их напечатать, но вы же и так их знаете.
2008
Когда президентом стал Медведев, автор хотел прекратить «Письма президенту». Уж больно новый был никакой. Тот – личность хоть и опасная, но остроумная, жестокая – есть с кем разговаривать. А тут – ни рыба ни мясо. Но потом решил: пусть остается без лица, просто должность «г-н президент».
23 мая 2008, «МК»