Да что тут рассказывать, товарищ участковый, одно горе-горькое! Она ведь совсем молодая женщина была, моложе моих сыновей. Страшно подумать! И рассказывать страшно – как жила в стыде и безобразии, так и умерла никому не впрок. Уже второй год пошел. Может, только свекровь ее, Татьяна Курочкина, погоревала чуток, да и то не по Наде, а по Васеньке, внучку своему единокровному.

Дом-то этот старый совсем, еще Надеждина бабушка Прасковья Федоровна в войну сберегла от пожара. Говорят, немец у нас недолго стоял, как из-под Москвы прогнали в декабре сорок первого, так к весне и от нас драпанул. Почти все дома устояли, и люди худо-бедно выжили.

Да, так-то вот, бабушка сберегла, а внучка спалила. И ведь давно нет ни войны, ни голода, ни врага чужеземного. Один у нас на Руси враг – зеленый змий! Вы не поверите, мальчишки в четырнадцать лет на дискотеку идут подвыпившие! Ведь кто-то им продает! Главное, в семьях не следят, а то и сами нальют. Вот мои же дети не стали пьяницами. И, обратите внимание, что по радио, что по телевидению – сплошная пропаганда! Дома пьют, в бане пьют, на охоте, на рыбалке. Про Новый год лучше не вспоминать – на моей памяти два раза соседи до смерти угорали! Вот теперь и Надежда. Сама полегла и детишек не уберегла.

Нет, Прасковью Федоровну я не застала, я ведь в Калужскую область по распределению приехала, учительницей младших классов. Это сейчас почти все дома опустели, а тогда и начальная школа была, и медпункт – настоящая крепкая деревня. Я поначалу в этом доме комнату сняла, думала, что временно, в городе-то школы получше считались и порядку больше, а потом с Андрюшей познакомилась, хозяев моих сыном, замуж за него вышла, так навсегда и прижилась.

У Прасковьи Федоровны, говорят, трое детей было, да сыновья в город переехали, а в соседях у меня оказалась одна Наталья, Прасковьи Федоровны младшая дочь. Ох, что сказать. Может, женщина она была и неплохая, но очень бесхарактерная. Всё наперекосяк – за хозяйством не следила, слабость к рюмочке имела, хворать рано начала. Говорили, все из-за того, что муж от нее ушел. Уехал на заработки и не вернулся. А мне кажется, от хорошей жены муж так быстро не уедет. Мой Андрюша как с первого свидания за руку меня взял, так тридцать пять лет и не отпускал, светлая память! Такой хороший был человек, пусть и без большого образования, даже мама моя покойница души в нем не чаяла. И что странно, оба от удара умерли почти в одно время. Гипертония – страшная болезнь, ни тебе температуры, ни сыпи какой-нибудь, Андрюша вовсе не верил, что болеет, про лекарства слышать не хотел. Да, я ж про соседку рассказывала. Хоть и прожили мы бок о бок много лет, а большой дружбы не водили. Не люблю я, когда дом запущен и дети не присмотрены. О покойниках плохо не говорят, но я, грешна, прежде всего Наталью виню во всех последующих бедах. Родила детей – о них и думай, люби, оберегай от недобрых людей, а свои хворобы да настроения подождут!

Надя ведь сначала хорошей девочкой росла, веселая такая и умненькая, не в мать. И по дому хлопотала, и училась хорошо, но кто это ценил! Мать внимания не обращала, Борька, старший брат, гонял как сидорову козу, такой вредный парень оказался, ни дров нарубить, ни в доме прибрать, все Надька да Надька. А Наталья, только подумайте, все ему прощала, во всем уступала. Может, от тоски по мужу? У нее даже ума не хватило скрывать, что любит сына больше дочери. Вот Борис ей за любовь-то и отплатил отцовской монетой – сразу после школы уехал куда-то в теплые края и больше не вернулся. Наташка с горя совсем запила, работать бросила, лучше не вспоминать! А на следующий год, в самый мороз, заснула в сугробе у соседских ворот, всего-то улицу перейти. Хорошо, Надя схватилась, бросилась искать, еле домой дотащили. После того стала Наталья болеть и кашлять. Иногда так страшно кашляла, до рвоты, аж у меня в доме было слышно. А к лету умерла.

Наде в тот год шестнадцать исполнилось, школу она после восьмого класса оставила, то в магазине продукты разгружала, то на рынке хозяек подменяла, что рассказывать! Очень я за нее переживала, уговаривала в медучилище поступать, в общежитие переехать, виданное ли дело девчонке одной в пустом доме жить. Только она не послушалась, влюбилась на свое несчастье, да не в кого-нибудь, а в Николая Курочкина!

Вы ж, наверное, слышали про братьев Курочкиных? Хулиганье, каких свет не видывал! Самые страшные драки затевали, котов резали, однажды живую собаку повесили на столбе, на электрическом проводе. И главное, высоко так провод натянули, неделю никто снять не мог, пока мой Андрюша пожарных не вызвал. Дети в школу ходили как раз по этой дороге, полкласса потом по ночам писались, а один мальчик так заикой и остался. А мать их Татьяна, Надина будущая свекровь, еще и бахвалилась. Мол, никто против ее сыновей пойти не смеет. Каждые выходные закупала картошки, селедки, сетку поллитровок и на глазах соседей несла любимым сыночкам. Но, видимо, есть Бог на свете, кончилось их гулянка страшной бедой. Не знаю толком, что эти изверги не поделили, только после очередной пьянки старшего, Сергея Курочкина, нашли с перерезанным горлом, а средний, Витька, исчез навсегда. Мать, понятное дело, никуда не заявляла, историю замяли, все соседи вздохнули с облегчением. Только с Татьяной старались не встречаться – страшно было смотреть, как она за один год из наглой цветущей бабы превратилась в тощую серую старуху.

А Надя влюбилась в младшего, Николая. Он из армии-то давно вернулся, через год после кровавой истории с братьями, да только сразу в город подался, лет пять в деревню носа не казал.

Нет, мы теперь тоже считаемся районом Калуги, а не отдельной деревней, но что изменилось? Та же Бухловка, разрухи еще больше, многие дома совсем опустели. Вы только задумайтесь, какие названия народ своим поселениям дает. Я с детишками-учениками по молодости занялась краеведением, да быстро прекратила. И в районном отделе образования стали ругать, что неправильно детей ориентирую, не воспитываю уважения к родному краю. А как тут воспитаешь, если само слово Калуга – Калюжино – и есть грязь да болота. И окрестные деревни одна беднее другой, что Инино, что Никольские хутора. Поэтому молодежь и стремится уехать. Мои оба сына в институте Баумана учились, в нашем Калужском филиале, а теперь Володя в Туле работает, на заводе металлоконструкций, а Павлик и вовсе в Москве – старший экономист.

Так вот, хорошие-то ребята везде нужны, а Николай Курочкин и в районе не прижился, вернулся в деревню, еле-еле шофером на базу взяли. На Надино горе он из братьев самым видным уродился – высокий, статный, с русым чубом. Будто артист из кино. Тут и взрослая девушка не устоит. Была бы мать жива, не разрешила бы семнадцатилетней девочке водить к себе взрослого парня, а меня Надя давно не слушалась. Года не прошло – Васенька родился. Правда, тут баба Таня вмешалась, велела сыну признать ребенка и расписаться, но разве любовь и мир в семье по приказу складываются? Колька от неожиданной своей несвободы лютел и пил пострашнее пропавших братьев. Сколько раз слышали, как Надя плачет да бегает от него по двору с ребенком на руках. Были бы какие близкие родственники, или были бы мы с мужем помоложе… А так ведь прибьет и глазом не моргнет. И знаете, она нашла страшный выход – стала с ним вместе выпивать. Каждый день к приходу мужа на столе бутылка, ребенок немытый-некормленый в коляске, а они в той же комнате пируют и в постели кувыркаются. Я однажды зашла ребенку оладышков занести, чуть со стыда не умерла.

Догулялись до того, что Николай на работу пьяный заявился. Начальник смены, наш земляк Копылов Матвей Иванович, в рейс его, конечно, не допустил – шофер большегруза, да нетрезвый, да в дождь! И что вы думаете?! Этот бандит ножик достал и пырнул Матвея Иваныча прямо в сердце! Заслуженного немолодого человека, два года до пенсии. Судили у нас же в городе, пожизненное заключение дали, но я на суд не поехала и мужа не пустила. Глаза б мои этого убийцу не видели, хоть в тюрьме, хоть на свободе. Особенно вдову Копылова было жалко. Ведь если бы ее Матвей по делу погиб – защищал кого или спасал или хотя бы авария случилась, – так нет: от чужой дури и пьяни пропал человек!

Татьяна Курочкина, дело ясное, совсем сдала с той поры, людей сторонилась, со двора почти не выходила – в лавку и обратно. Знала бы, что еще судьба заготовила. Да, люто ее Бог наказал, лютей не придумаешь.

Что ж, никто по Николаю особенно не горевал, включая и Надежду, вот только ума у нее совсем не осталось на другую жизнь. Нет бы ребенком заняться, работу нормальную найти, дом убрать и подлатать, а она новую любовь принялась искать! Сколько раз ей говорила: «Надя, поучись, детка, хоть на воспитательницу или на продавщицу, и сына в садик отдай, в кружки запиши, как все люди делают». А она одно: «Не может быть, Вера Петровна, чтобы я в жизни любви не нашла! Брат обижал, мама не жалела, отец бросил, но есть же где-то и моя счастливая судьба?»

Ох, нашла! Такое нашла, что никому не пожелаешь. Студенты у нас летом дорогу ремонтировали, так она сразу с двумя любовь принялась крутить! Они тоже хороши, конечно, видят – женщина одинокая, бестолковая, собой неплоха, вот и зачастили. И опять – пьянки-гулянки, песни до утра. Васенька полночи не спит от ихнего шума, сколько раз его у себя прятала, подкармливала понемногу. Ну, лето прошло, студенты уехали, а Надежда осталась совсем без денег, зато с новым пузом. К февралю родила Катю. Ох, баба Таня лютовала, лучше не вспоминать. Надю иначе как шалавой не звала, на всю улицу позорила. И Васю научила, так и повторял «мамка-шалява».

Васеньке к тому моменту четыре года исполнилось. И, не поверите, стал он сам за сестренкой смотреть! В коляске катает, игрушками трясет, а если ночью сильно расплачется – в кроватку к ней залезет, одеялом замотает, там оба и спят. Надя, пока девочку грудью кормила, еще держалась, но к осени совсем совесть потеряла – пить стала беспробудно, могла домой по двое суток не приходить. Тут еще баба Таня добавила масла в огонь. До Кати она часто забегала – конфеток внуку принесет, хлебушка с маслом даст. Как раз перестройка и разруха почти закончились, продукты появились, магазины новые пооткрывались. И в нашем городе бизнесмен свой появился, Гроссман Юрий Наумович. Люди говорят, он кредитов набрал немерено, и в калужском банке, и в московских, я в этом плохо разбираюсь, одно могу сказать – весь район накормил! На каждой улице палатку продуктовую поставил, мы таких разносолов сроду не видали – и колбаса пяти сортов, и рыба копченая, шоколадные наборы, сыры, мороженое, выпечка. Даже каши в коробках продавались – только в миску высыпать да воды добавить. Распущенность конечно, каша такая втридорога выходит, зато Васенька с тех пор не голодал. Баба Таня ему коробок накупит, под кроватью спрячет, чтобы мать не нашла, вот он себе и мешает.

Так вот, Катю Татьяна страшно невзлюбила. Прямо возненавидела, будто ребенок виноват, что твоя невестка непутевой оказалась. И Васю она научала, чтобы сестренку не жалел и едой не делился, но он добрым мальчиком рос, словно из другой семьи. И умный – все буквы различал, в пять лет слова стал складывать. Других детей и умоляют, и заставляют! И еще рисовал очень хорошо. Я однажды ему карандаши купила и тетрадку, просто для забавы, а он как взялся чиркать – мы с мужем ахнули! Глядишь – тут дерево, тут собака у забора, а вот две фигурки по дорожке идут, побольше и поменьше. Господи, это же он себя нарисовал, и сестренку за руку ведет! Надька и то умилялась, когда потрезвее была, раз в хорошую минуту даже купила большую коробку с красками и кисточку – малюй вволю, сынок!

А на дочку она совсем мало внимания обращала, ткнет бутылку с молоком, благо молоко везде стали продавать, и никаких других дел. Даже переодеть лишний раз ленилась. А зимой, когда снег выпал, она и вовсе озверела. Сунет ребенка каканой попой в снег, повозит туда-сюда, вот и мытье. Катька орала как оглашенная, а что сделаешь? Наверное, с тех пор и начались проблемы – вроде растет девочка, а ни писать, ни какать не просится. Наоборот – заползет в угол, сделает свои дела и прячется. И мать ее лупила, и баба Таня орала, только хуже становилось.

А тут новая беда – Надька опять понесла! Про папашу уже никто и не спрашивал. К весне родила мальчика, аккурат на Восьмое марта, так и стали звать Мартиком, словно котенка. Надя его даже не регистрировала. Во всяком случае, никаких документов не нашли. Вот и посудите – Васе восьмой год, ему в школу давно пора, а он четырехлетнюю сестру нянчит, а теперь еще и младенца. Стирать научился, Катьку в тазу моет да теплой воды из чайника доливает, чтобы не орала. Чудо, а не мальчик! И знаете, что он еще придумал – стал ей красивые картинки на стульчике рисовать. Стульчики детские мы им давно купили с мужем, и столик деревянный, хоть какая-то видимость нормальной жизни. Вот Вася и придумал – не будешь в штаны класть, стульчик не запачкаешь, я тебе на нем зайчика нарисую. Не знаю, помогло ли. Вскоре та самая беда и случилась.

И ведь поверите, я почти каждый день старалась забегать – то Катю переодену, то малыша подкормлю, сердце разрывалось на них смотреть. Сколько раз мы с Андрюшей обсуждали – в милицию заявить, своих детей привлечь? Так ничего и не сумели придумать. Был бы Васенька один, давно бы к себе забрали, выучили как-нибудь. Но он без маленьких не пойдет, а троих в шестьдесят-то лет кто потянет?

А в октябре у Андрюши удар случился. Даже в дверь зайти не успел, у порога руки-ноги отнялись, глаза закатились, а мне одной ни подхватить, ни удержать. Два часа рядом с ним на земле просидела, пока скорая приехала. Так в сознание и не пришел, голубчик мой, не простился. Правда, еще за два месяца до того мама умерла от инсульта, но она хотя бы старенькая была, отмучилась горемычная. А с Андрюшей до сих пор не могу примириться. Как вечер наступит, сяду у телевизора и все его хочу позвать. То передача смешная, то варенья свежего наварила, на стол поставлю, розетки принесу, а кормить некого.

Ох, правду говорят: пришла беда – отворяй ворота. Пока я из больницы в больницу моталась, приключилась с Надеждой страшная трагедия. Год прошел, а как вспомню, сердце останавливается. Дом у нее сгорел! Со всеми детьми. Сколько потом милиции было, следователь приезжал – никто не разобрался. Главное, Надино тело нашли, хотя и обгоревшее, а детских – ни следа. Куда они могли деться, спрашивается? Коляска во дворе валяется, ботиночки Катины под крыльцом. Я как увидела, так и закатилась! Кричу и остановиться не могу. Короче, закрыли дело, дом снесли, участок пустой стоит. Никто не хочет тут селиться, боятся люди. Я бы и сама к сыновьям уехала, да не хочу мешать их семейной жизни. С невестками, знаете ли, лучше на расстоянии дружить. Как-нибудь доживу. Извините, если лишнего наболтала, это все от одиночества. Один приходишь на белый свет, одному и уходить.