Ночное приключение
(
Перевод И.Мартынова)
Когда Кэтрин проснулась, ночной мрак еще только начинал отступать в углы комнаты. Светлый квадрат окна красноречиво говорил о времени, но она все же посмотрела на светящийся циферблат будильника — четыре часа. Пощупав, не свалилась ли со стула одежда, она тихо позвала:
— Билл, проснись!.. Ты слышишь, Билл?..
Одеяло зашевелилось, но в ответ послышалось лишь неясное мычание.
— Проснись, Билл! — теперь Кэтрин уже настойчиво трясла его за плечо, продолжая срывающимся возбужденным шепотом: Проснись, говорю тебе… Может быть, Они уже в саду…
— Что? — Билл сразу сел на постели, а потом тоже шепотом добавил: — Ты уверена?
— Мне кажется, это Они… Слышишь, кто-то скребется за стеной?
Глухо выругавшись, Билл протянул руку к ружью, которое с вечера стояло прислоненным к тумбочке. Резкий щелчок затвора подтвердил, что оно заряжено. И тут Кэтрин заплакала:
— Не смей, Билл! Только этого нам не хватало!..
— А что прикажешь? Сидеть и ждать? — все так же шепотом ответил муж, но в голосе его прозвучали воинственные нотки. — Сидеть и ждать, как в западне, так что ли? Не могу больше. На этот раз…
— Шшшш!.. Ты слышишь? Они так же скреблись и тогда…
В наступившей тишине отчетливо слышалось, как кто-то острым предметом долбит стену. Словно металлические когти со скрежетом крошили кирпич. Куски кирпича и штукатурки с шумом сыпались вниз. Билл шагнул к двери, но голос жены остановил его:
— Взгляни, Билл! Там, в окне… Вот еще один… Это Они, это Они… Господи, как светятся их одежды!.. И глаза…
Пробормотав какое-то страшное проклятие, Билл с решимостью отчаяния вскинул ружье. Пять выстрелов разнесли вдребезги оконное стекло, их грохот смешался со звоном падающих осколков. Затем в комнате воцарилась гнетущая тишина. В ядовитом запахе пороховой гари было что-то особенно зловещее.
— Ты видишь Их? — донесся до него дрожащий голос жены.
— Нет, Кэт, ничего не вижу… Может быть, Они убрались, а? Как ты думаешь?..
Но с постели доносились лишь тихие всхлипывания. Постепенно они перешли в отчаянные рыдания.
— О Билл, Они нас убьют, вот увидишь, — причитала жена, Они не простят нам, что мы их предали, я знаю. Билл, Билл, зачем ты проговорился?.. Они всесильны. Что теперь делать?.. Что?..
— Приди в себя, Кэт, успокойся. — Мужчина выглянул в окно. — Ну, все кончено, ты слышишь? Конечно, они смылись, никого не видно.
— Они убьют нас, Билл, убьют, — убежденно повторяла женщина, всхлипывая. — Они нас убьют!.. Кто им может помешать?.. Неужели ты думаешь, что Они испугались твоего жалкого ружья?.. О Билл, мне страшно… Слышишь, страшно…
Билл бессильно опустился на ветхий диван, не сознавая, что все еще сжимает в руках ружье.
Несколько часов спустя Билл и Кэтрин вышли из дома. Глядя на их лица, можно было подумать, что они провели ночь в ужасных кошмарах. И держались они словно обреченные, чья неминуемая казнь отложена по какой-то странной прихоти судьбы. Давно распростившийся с молодостью мужчина и стареющая женщина, чья красота уже отцвела, как-то отрешенно оглядывались вокруг.
— Поедем, что ли? — неуверенно предложил Билл.
— А есть ли смысл? — возразила она.
— Не вешай носа, девочка, — пытался он ободрить ее, — все будет в порядке, вот увидишь. Сегодня же мы уедем далеко-далеко от…
Она медленно отвела глаза от дома, маленькой, неказистой лачуги, притулившейся на самом краю квартала бедняков, почти в сотне километров от центра Сан-Франциско. За ним начиналась серая пустошь — подножие скалистого и такого же серого холма. И словно для того, чтобы усилить тягостное впечатление от этого тоскливого места, посреди пустоши, как пестрая бабочка на окаймленном траурной рамкой некрологе, выделялся роскошный ярко-алый спортивный автомобиль.
Указывая на него, Билл снова предложил:
— Поехали, Кэт?
Она молча направилась к машине и, когда он занял место рядом, произнесла:
— Поехали… хотя я и спрашиваю себя каждый раз, вернемся ли мы живыми…
Билл включил двигатель. Легко преодолев крутой поворот, машина выскочила на шоссе и понеслась к небоскребам многомиллионного города…
А в это время на другом конце его, в одной из комнат большого научного центра, невысокий молодой человек прослушивал магнитофонные записи. Остановив магнитофон, он извлек несколько катушек с лентами и, прихватив кассету с кинопленкой и объемистую синюю папку, направился к кабинету с внушительной надписью «Генеральный директор».
Спустя полчаса, когда все было просмотрено и прослушано, молодой человек перешел к выводам:
— Несомненно, что человекообразные существа перенесли на борт своего космического корабля двоих людей для изучения. Не случайно это необычное дискообразное светящееся в темноте тело выбрало местом посадки двор на окраине. Они явились похитить этих двоих одиноких людей поздней ночью, чтобы остаться незамеченными, перенесли их на свой корабль и возвратили обратно спящими. Все их поступки вполне логичны — у исследуемых должно было остаться лишь смутное воспоминание о каком-то кошмарном сне…
— Вы противоречите себе, Гордон, — перебил директор. — А исследования, которые проводили над ними?.. Необычная обстановка корабля? Разговоры со звездными пришельцами? Неужели они могли забыть такие странные лица?
— А кто бы им поверил, если бы они поделились с кем-нибудь своими смутными впечатлениями? Их просто приняли бы за сумасшедших.
— А следы сфотографированных вами уколов? А шрам на руке Билла, вспомнившего потом, как ему вводили в вену миниатюрный радио- или черт его знает там какой зонд, который передавал на светящийся экран фантастически подробную картину внутреннего строения человеческого тела? Господи, — прервал директор собственные рассуждения. — Вы представляете, какие приборы у пришельцев!..
— Вот почему пришельцы и внушили тем двоим, что они погибнут, если скажут кому-нибудь хоть слово. Для этого они продемонстрировали им смертоносный зеленый луч, которым на громадном расстоянии убили летучую мышь. Бедняги долго не смели никому рассказать о своем невероятном ночном приключении. Все же нашим специалистам удалось добраться до истины. Да и то только потому, что Билл проговорился. Вы же видели на экране, в какой ужас пришла его жена, когда поняла, что их тайна раскрыта. Бедняга чуть не сошла с ума. Но когда Билл рассказал всю правду, она подтвердила его слова. Тем самым она уже примирилась с неизбежностью кары. Самое красноречивое доказательство правдивости их рассказа — состояние, в котором теперь живут супруги. Этот животный страх, мания преследования, ужас перед подстерегающей их смертью… Вы сами видели, на пленку снят и записан каждый их шаг, каждое…
— Ясно, ясно, Гордон. Ваши парни потрудились на славу. Приготовьте мне материалы для завтрашнего доклада правительственному комиссару. И передайте этим несчастным подопытным кроликам обещанную награду, чтобы они могли куда-нибудь уехать. Нас не разорят несколько тысяч долларов. Хотя, сказать откровенно, не вижу смысла в их бегстве. Эти существа поистине всемогущи…
— Все будет сделано, — сдержанно ответил молодой человек и, почтительно откланявшись, вышел из кабинета. В глазах его светилось плохо скрываемое торжество — он знал, что его ожидает после завтрашнего доклада шефа…
Когда Гордон заметил в холле съежившиеся фигуры Билла и Кэтрин, его хорошее настроение поугасло. Он искренне жалел их: даже идея помочь несчастной паре деньгами принадлежала ему. Пускай уезжают, бедняги, может быть, им и удастся спастись. Поспешив сунуть в карман женщины увесистую пачку банкнотов, Гордон сочувственно пожал супругам руки и проводил до выхода.
— Уезжайте немедленно, куда глаза глядят! — крикнул он, когда машина уже тронулась. — Деньги вам переведут, не беспокойтесь!
— Деньги, деньги… — вздохнула Кэтрин. — На что нам теперь деньги…
Но ее последние слова заглушил рев мотора…
Горящий в лучах заката алый спортивный автомобиль остановился перед, казалось, еще более обветшавшей за эти недолгие часы лачугой. Взвизгнули тормоза. Тяжело вздохнув, Кэтрин вышла из машины. Но что случилось с несчастной женщиной?.. С лицом, искаженным гримасой едва сдерживаемого хохота, она безмолвно закружилась в каком-то безумном танце. Потом, приблизившись к мужу и едва сдерживая смех, прохрипела:
— О Билл, выходи, несчастный… Почему мы еще живы?..
Билл, словно заразившийся безумием жены, сорвал с себя пиджак и, пошарив в его кармане, вытащил оттуда какую-то странную булавку с большой головкой. Все еще не говоря ни слова, он положил этот предмет на камень и камнем поменьше несколько раз с силой ударил по булавке. Вот тут-то они, казалось, совсем помешались. Кто бы узнал в этих танцующих и смеющихся во все горло людях едва волочивших ноги, придавленных отчаянием горемык… Как они сейчас веселились! Билл, тряхнув стариной, даже сделал заднее сальто…
Когда приступ неистового смеха утих, Билл, отирая пот с раскрасневшегося лица, крикнул:
— Подсунули мне в карман микрофон! Нашли кого обхитрить! Мальчишки! — и он снова затрясся от смеха.
А Кэтрин, подавив новый приступ смеха, забормотала:
— Билл, идут… Это Они… О Билл, Они нас убьют… Ха-ха-ха… Господи, можно умереть со смеху…
Чуть успокоившись, они вошли в дом. Билл потянулся к деньгам, но жена шутя ударила его по руке.
— Не спеши! — сказала она деловито и вытащила из сумочки записную книжку и огрызок карандаша. — Сиди спокойно! Представление окончено!
Билл опустился на стул напротив нее.
— Все-таки это было замечательное представление.
— Блестящее, милый, — подтвердила с неожиданной нежностью она. — Ты был неподражаем.
— Тридцать два года дышал Билл пылью подмостков, девочка, — сказал он задумчиво и гордо. — Клоун Билл. Человек с двенадцатью лицами…
— Уже поздно, — прервала его тихо Кэтрин, энергично выписывая в столбик цифры. Наконец, подведя жирную черту, она объявила:
— Ровным счетом 8316 долларов, не считая одежды, продуктов, холодильника и радиолы, подаренных нам столь любезно благотворительными организациями и рекламным бюро. Когда мы продадим их и автомобиль…
— Нет, Кэтрин, не будем продавать автомобиль! Прошу тебя! Давай его оставим себе!
Она внимательно посмотрела на него.
— Пожалуй, ты прав, все равно нам предстоит дальняя дорога.
— Вычти также стоимость оконного стекла. Мы должны возместить убытки новому хозяину, ведь когда мы продавали дом, стекло было целым. Сколько же теперь осталось? — спросил нетерпеливо Билл.
Жена подошла к нему и поцеловала в щеку.
— Кое-что осталось, дружок, и даже совсем немало. Не только кафе, но и настоящий ресторан можно открыть на эти деньги.
— Но как мы их провели, а? — усмехнулся Билл, хлопнув себя по коленям. — Тоже мне, ученые головы!
Однако Кэтрин уже не слушала его. Она не сводила глаз с борозд на стене, которые Билл нацарапал утром охотничьим ножом. На лице ее застыла странная улыбка, она как-то сразу постарела и осунулась.
После долгого молчания Кэтрин неожиданно спросила:
— Билл, а если мы и вправду пережили нечто подобное?.. Иначе… как же мы смогли бы все это выдумать, а?
Билл невольно взглянул на шрам на руке… Нет, нет… Ведь это он сам, два месяца назад… топором, когда колол дрова… И все же… Комок подступил к горлу. Лицо его покрыла смертельная бледность…
Встреча во времени
(
Перевод Л. Хлыновой)
— Ларс, помоги! Не могу выбраться отсюда.
Стоян Мавриков рубил лиану в руку толщиной.
— Сейчас! Не в силах упустить такой захватывающий кадр: инженер Мавриков в борьбе с девственной природой Восточной Бирмы!
Раздался треск кинокамеры, и немного погодя из зарослей появился плотный, коротко подстриженный мужчина. Остановившись на достаточном от тесака инженера расстоянии, он с улыбкой наблюдал за его схваткой с лианами.
— Осторожней! Не отсеки себе голову этим ножом!
— Она многого не стоит, если я потащился с вами в эту проклятую экспедицию… Ух, наконец-то! — Мавриков выбрался из лиан. По его широкому лицу струился пот.
— Пойдем в лагерь, доктор! Дальше совсем непроходимая чаща.
Они направились к берегу реки, откуда доносился приглушенный шум мотора.
— Слышишь? Штуцкий наладил-таки свой примус — скоро тронемся.
— Откуда только взялся этот сумасшедший гидролог? — ворчал Мавриков. — Чуть не утопил нас. И кто это сказал, что поляки народ уравновешенный?
— Не сердись! При твоем темпераменте холодные ванны весьма полезны.
На узкой береговой полосе валялись банки со смазной, канистры с бензином, инструменты. Белокожий крупный мужчина в шортах копался в моторе узкой и длинной лодки. Морковного цвета загар на руках и шее сливался с рыжиной его буйной шевелюры.
— Да он по уши в масле, — улыбнулся инженер. — Эй, Роман, удалось тебе исправить этот Ноев ковчег?
— Не беспокойся! К следующему потопу он будет готов, весело отозвался поляк.
Вскоре трое путешественников уже плыли дальше. Идея отправиться вверх по притоку принадлежала доктору Карину. Археолог прослышал от туземцев о каких-то болотах среди непроходимых джунглей и их странных обитателях, которых никто не видел.
Во второй половине дня лодка достигла широкой излучины. Здесь плотная стена деревьев и кустарника неожиданно расступилась.
— Вот они твои болота, доктор! — торжественно произнес Штуцкий.
— Я был уверен в их существовании. Предчувствие никогда меня не обманывает, — голос обычно сдержанного Карина выдавал его волнение. — А ну, Роман, полный вперед!
— Потише, потише! — старался охладить их пыл Мавриков. Уж не собираетесь ли вы ночевать в лодке? Давай к берегу, Штуцкий!
Поляк послушно направил лодку к группе деревьев. которые сжимали в своих зеленых объятиях узкую песчаную полоску. У берега лодка на что-то наткнулась, и путешественников сильно тряхнуло.
— Опять кораблекрушение? — не без ехидства спросил Мавриков.
Не отвечая, Штуцкий прыгнул в воду, которая доходила ему здесь до бедер. Не спеша он добрался до носа лодки и с неожиданным волнением в голосе позвал:
— Ларс, иди скорее сюда! Тут есть кое-что для тебя.
Археолог последовал его примеру и выбрался из лодки. Нос пироги уткнулся в какой-то похожий на ствол дерева предмет. Из-под слоя тины, который Штуцкий соскреб с него в одном месте, показалась украшенная сложным орнаментом гранитная поверхность.
— Подумать только, да ведь эта колонна принадлежит к древнемонской культуре, — быстро определил Карин. — Но откуда она здесь? Давай быстро к берегу, засечем это место!
Через полчаса путешественники уже разбили свой лагерь. В костер подбрасывали зеленые ветки — их едкий дым отгонял комаров. Аппетитно пахло кофе и поджаренным хлебом. Поодаль повесили гамаки для сна.
Друзья курили у костра. Их не тревожили голоса джунглей. Лишь иногда визг испуганной обезьяны или зов оленя прерывал беседу, заставляя людей прислушаться.
Неожиданно отчаянный человеческий крик заставил их схватиться за оружие. И тотчас послышалось злобное рычание тигра. Штуцкий включил ручной прожектор, и яркий сноп света прорезал тьму. Путники бросились туда, откуда доносилось рычание разъяренного хищника и беспомощный стон человека. Через несколько минут сноп света выхватил из темноты фигуру крупного тигра, склонившегося над неподвижным темнокожим телом. Тигр не сводил глаз со своих новых врагов. Карин дал автоматную очередь, и лесной разбойник упал рядом со своей жертвой.
Темнокожий человек потерял сознание скорее от страха, чем от глубоких царапин, которые обнаружили на его левой лопатке. Мавриков осторожно поднял туземца. Он был так хрупок и мал, что казался на руках инженера ребенком. Перевязывая его, они обратили внимание на признаки ужасного вырождения: тонкие и короткие конечности туземца не соответствовали размерам тела. У него почти не было шеи, и голова сидела как бы прямо на худеньких плечах. Странная скошенная нижняя челюсть придавала его крошечному лицу птичье выражение.
— Красавец! — мрачно пошутил Штуцкий. — И чем болел этот несчастный?
— Просто результат плохой наследственности. Это часто случается у изолированных племенных групп, — ответил Карин.
Раненый, что-то глухо пробормотав, взмахнул руками.
— Может, ввести ему немного морфия? — предложил инженер. — Пусть поспит спокойно, а утром видно будет, что делать дальше.
Штуцкий уже рылся в походной аптечке. Немного погодя он подошел со шприцем.
Карин подбросил сучьев и зеленых веток в костер и придвинул поближе автоматы и прожектор. Он с нетерпением ждал, когда можно будет спокойно осмотреть вещи раненого. Пояс его не представлял собою чего-либо интересного — это была толстая веревка из пальмового лыка. На нем висели деревянные ножны и кисет с кремнем и огнивом.
— Ого, охотник на тигров! — с беззлобной насмешкой сказал Карин. Он знал обычай сжигать усы убитого тигра, чтобы охотника не преследовал дух зверя. Не без интереса осмотрел он и кинжал с примитивной рукояткой и мастерски выкованным клинком. Но когда он взял в руки тяжелый лук, глаза его загорелись. Мощный лук представлял собой прекрасный образец эпохи расцвета великой древнемонской культуры. Он был сделан из нескольких бамбуковых палок и имел сложный спусковой механизм из хорошо отполированной черепаховой коробки, а наконечники коротких массивных стрел были самой различной формы.
Лук! Откуда он взялся у такого примитивного создания? Раненый никак не был похож на аборигенов из бирманских джунглей, которые до сих пор пользовались луками. Да и совершенно невозможно было представить себе какую-либо связь между ними и местным племенем. Болота, отдаленные непроходимыми лесами, находились за сотни километров от селений.
А как здесь очутилась колонна? Уж очень раненый туземец отличался от ставшего антропологическим древнемонского типа…
Карин не находил ответа на эти вопросы. Расположившись поудобнее у костра, он попытался думать о чем-нибудь другом. Но до конца дежурства в голове его теснились мысли, — одна другой противоречивее.
Проснулся он от ощущения, что кто-то пристально за ним наблюдает. И действительно, за ним следили два горящих черных глаза, которые, встретив его взгляд, тотчас закрылись. «Хитрец, — подумал археолог и вылез из гамака, — не иначе собрался бежать». Он потянулся и пошел к угасшему костру. Штуцкий, дежуривший последним, умывался.
— Наш приятель собрался бежать, — крикнул ему Карин. Склонившись над раненым, он осторожно взял его за плечо и слегка тряхнул — никакой реакции. Только лицо туземца мучительно искривилось от боли.
Поляк с улыбкой наблюдал за ним.
— Бедняга принимает тебя за тигра, — пошутил он, плеснув себе в лицо пригоршню воды.
— Эй, мы твои друзья, слышишь? — произнес Карин на каком-то наречии. Туземец по-прежнему не проявлял признаков жизни. Археологу пришлось перепробовать все знакомые наречия, пока неожиданно туземец не открыл глаза, удивленный, что с ним говорят на его родном языке.
— Мы твои друзья, — повторил Карин. — Где твое племя? Мы отведем тебя к твоим. Слышишь, где твое селение?
— Там, где восходит солнце, — ответил раненый, захныкав, словно ребенок. — Мне больно. Очень больно…
Ему действительно было плохо. Лихорадка сотрясала его худое тело. Позавтракав на скорую руку и накормив туземца, путешественники решили немедленно отправиться в селение. Из гамака они соорудили носилки, и вскоре маленькая группа скрылась в джунглях. Чтобы двигаться быстрее, они взяли с собой только оружие, портативную радиостанцию и на день — два еды. Остальное имущество они погрузили в лодку, которую закрепили метрах в десяти от берега. Разумеется, на плече археолога покачивалась кинокамера.
Часа через два пути лес поредел и перед путниками открылась картина, которую они менее всего ожидал?! здесь увидеть. У подножия невысокой горы белел большой каменный город. Дома в нем располагались почти правильными кругами вокруг небольшого холма, в центре которого поднимался высокий храм. Его похожий на улей купол, сильно суженный кверху, был устремлен в небо подобно минарету. Крыши храма поддерживали четыре приземистых колосса. Их круглые головы имели по три выпуклых глаза — спереди и по сторонам.
На первый взгляд казалось, что в городе обитают только дети. Однако стоило путникам подойти поближе, как их обступила группа возбужденных мужчин, вооруженных луками. Карин поспешил сказать им, что они их друзья, и те опустили оружие, но успокоились лишь тогда, когда увидели на носилках своего товарища.
Весь день путешественники провели в каменном городе. Разрушенный и запущенный, он утопал в грязи. Некогда красивые дома интересной архитектуры превратились в жалкие развалины. Только храм, поддерживаемый неустанными заботами туземцев, устоял перед временем.
Одного взгляда на жителей было достаточно, чтобы определить причины запустения. Все племя несло на себе черты ужасного вырождения. Ленивые и усталые движения людей красноречиво объясняли все. В этом странном племени уродов было так много, что жизнеспособные едва ли могли их прокормить, несмотря на обильные дары джунглей. Путешественники попали в какой-то невероятный мир, осужденный на страшную медленную гибель. Ларе Карин не присел за весь день. Он снимал более или менее сохранившиеся дома и храм, а также тех детей и взрослых, которых ему удалось уговорить. Но внутрь храма его не пустили. Жрецы выражали недовольство, едва он приближался к массивной двери. Ничего другого не оставалось, как ждать подходящего случая.
К вечеру археолог так устал, что еле добрался до отведенного им на площади дома. Но отдохнуть ему не пришлось. С наступлением темноты перед храмом вспыхнули огромные костры, вокруг которых расселось все племя. Однако никаких буйных танцев, которых можно было бы ожидать, за этим не последовало. Туземцы смирно сидели на своих местах и пели какую-то грустную протяжную песню, монотонные удары барабанов делали ее еще тягостнее.
— Начинается какой-то религиозный праздник, — сказал забывший об усталости Карин. — Это похоже на жертвоприношение, которое, наверно, будет завтра.
— А я — то думал увидеть какой-нибудь модный танец, — разочарованно протянул Штуцкий. — Ларс, а может, они все-таки немного потанцуют?
Но археолог его не слушал. Он вынул записную книжку и принялся быстро записывать.
— Слова этой баллады очень интересны, но и очень загадочны, — сказал он, когда туземцы разошлись по домам. — В ней поется о том времени, когда племя было непобедимым. Потом рассказывается о каком-то долгом походе через джунгли, вероятно, об одной из племенных миграций. Жаль, что в песне ничего не говорится о ее причинах. Во время похода к ним явился «рычащий огненный железный бог». Он гневался, потому что они покинули свой каменный город. Тогда они ушли к «большой воде» и построили там новый город, еще больше прежнего. Как будто об этом идет речь. Богу они выстроили величественный храм. Но он все же не простил племя и продолжал осыпать его проклятиями. Только жертвы могут укротить гнев божества.
— Чему ты удивляешься? — сказал Штуцкий. — Все боги гневаются, когда в делах племени что-нибудь не в порядке. Во всяком случае, жрецы обычно так истолковывают неудачи.
— Да, но ни в одной туземной песне не говорится о железном боге, — тихо возразил Карин, — вот что меня смущает.
— Странный вы народ, археологи, — засмеялся Мавриков. Тебе мало целого древнемонского селения, Ларс? Чего ты еще хочешь? Завтра нам надо идти, чтобы вовремя возвратиться на базу.
— Я останусь, — твердо сказал Карин. — Не могу я пропустить обряд. Мне хочется снять его на пленку.
Еще до восхода солнца племя собралось перед храмом. На всех были праздничные украшения. Но яркие краски одежд только подчеркивали уродство тел, делали их еще более жалкими.
Когда первые лучи солнца позолотили вершину храма, его массивная дверь медленно отворилась. Племя запело обрядовую песню, и вслед за жрецами все направились к храму. Карин с друзьями поспешил присоединиться к шествию, им даже удалось войти одними из первых. Но еще в дверях они замерли от удивления. В глубине храма находилось нечто отдаленно напоминающее человека. Мощное туловище из матово-серого металла, очень короткие ноги, почти сферическая голова, на которой по окружности блестели четыре выпуклые линзы. Это подобие человека стояло в круглом каменном углублении с отвесными и гладкими внутренними стенами, вероятно для того, чтобы не вылезло. Массивная ходовая часть робота (потому что в действительности это был робот) напоминала танк. Наверно, туземцы открыли какое-то сходство между роботом и своими божествами и потому поклонялись ему.
Робот был весьма совершенным не только с виду. Путешественники убедились в этом уже в первые минуты. С появлением людей робот медленно повернул голову, и прямо против них блеснул один из его бесстрастных и немигающих «глаз». Из металлических недр послышалось зловещее рычание. Туловище робота стало приобретать оранжево-красный оттенок, словно в нем разгорался огонь. А когда связанное жертвенное животное коснулось его, вспыхнула ослепительная молния. Именно в этот момент Мавриков обратил внимание на красный цвет своего карманного дозиметра.
— Быстрее бегите отсюда! Здесь сильнейшая радиация! — крикнул он.
Туземцы были потрясены, когда белые стали выталкивать их из храма. Послушавшись уговоров Карина, все вышли. Последними храм покинули жрецы, взгляды которых не предвещали ничего хорошего. Как только последний человек переступил порог, рычание стихло…
— Что это за чудо? — смущенно проговорил, придя в себя, Штуцкий.
— Робот, — ответил Мавриков, — даже ребенку ясно.
— Рычащий железный бог, — подхватил Карин. — Но каким образом он рычит и выплевывает огонь?
— Очень просто, — Мавриков давал объяснения таким тоном, будто сам сконструировал этого робота, — рычание и изменение цвета только отпугивают врагов, а молния появляется при соприкосновении с чем-нибудь. Обычный электрический разряд.
В окружении старейшин к ним подошел вождь племени. Пока он что-то рассказывал Карину, туземцы покровительственно улыбались.
— Он нас успокаивает, — перевел археолог. — Говорит, чтобы мы не боялись их бога. Испокон веков они совершают жертвоприношения, и робот именно так всегда умерщвляет животных. Им же он ничего плохого не делает, поэтому бояться его не надо, нужно опять войти в храм.
— Об этом не может быть и речи! — крикнул Мавриков. — Скажи им, что опасно находиться в храме, найди какое-нибудь объяснение.
Карин долго беседовал с вождем. Теперь старейшины не смеялись, а внимательно слушали белого человека. Потом они молча возвратились к племени.
— А откуда этот робот берет электроэнергию? — спросил Карин. — Любой аккумулятор должен был бы истощиться. Если верить вождю, их бог уже очень давно находится в храме.
— У робота атомный реактор, — убежденно ответил Мавриков. — Радиация является тому достаточным доказательством. Впрочем, никакой другой источник энергии не смог бы действовать столько времени без обновления.
— Я впервые слышу об атомном роботе, — растерянно сказал Карин. — Тогда получается…
— То-то и оно, что получается, — прервал его Мавриков. Гость из космоса. Только неизвестно, как давно он тут погребен.
Штуцкий махнул рукой.
— Гость! Да еще с камнем за пазухой! Может, пустить в него очередь из автомата?
— Ты что, с ума сошел? — возмутился инженер. — Столько лет люди бьются над созданием электронного мозга, а ты хочешь уничтожить этого посланца. А ведь сколько интересного можно узнать из его устройства!
— Конечно! Я даже удивляюсь, почему ты сразу не начнешь исследования? — подхватил поляк. — Он тебя встретит музыкой и фейерверком.
— Так вот почему они такие уродливые, — помолчав, сказал Карин.
— Вы представляете себе, — отозвался Мавриков, — сколько времени они тащили эту тяжесть через джунгли, не подозревая, какую ужасную судьбу он им несет. Самые смелые погибли сразу же от одного прикосновения к нему. Напуганные их страшной смертью, люди сделали огромные носилки, о которых рассказывается в их религиозных песнях, и притащили его сюда. Может быть, тогда же они изготовили и этот каменный сосуд, в котором он находится, и поместили его туда, чтобы он не убежал. Насколько я заметил, ходовая часть у него отличная. И все это время от атомного реактора робота исходили смертоносные лучи. В сущности, доза облучения не была смертельной, но достаточной, чтобы нанести непоправимый вред. Всякий раз, когда они воспевали его в своих священных песнях, он облучал их потоками невидимых лучей. Потом начали рождаться уроды, и племя, продолжая размножаться, приобрело вот такой вид…
— Они приходят сюда и очень быстро строят каменный город, — Карин словно продолжал известную историю, — старые мастера еще живы, и селение принимает тот вид, которым славились в веках их постройки. Но мастера умирают. А из скованных пальцев их детей и внуков выходит только грубое подобие старых шедевров. Резко увеличивается смертность. Правда, теперь робот облучает их только во время религиозных торжеств. Но и этого достаточно: дети выглядят еще уродливее своих родителей. Создается нежизнеспособное поколение, ленивое и равнодушное, бессильное бороться с природой и суровыми жизненными условиями… Город утрачивает свой блеск и начинает приходить в запустение…
— Какая жестокая судьба! — сочувственно перебил Штуцкий. — Тащить на собственных плечах свою гибель и поклоняться ей как божеству. Несчастные! Но как этот робот мог очутиться здесь? Что ты скажешь на это? — обратился он к Маврикову.
— Хотя бы с помощью снаряда, который раскрылся при падении. Идея не очень новая.
— Цель? — Штуцкий смотрел на него как следователь.
— Сбор информации на незнакомой планете. Вряд ли робот прибыл сюда по собственной воле.
— А как же он возвратится, чтобы передать эту информацию?
— Передают же межпланетные станции информацию из космоса. Так и он передает информацию отсюда. Скажем, когда обе планеты находятся в пространстве в наиболее благоприятном для этого положении.
— Сдаюсь, — поднял руки Штуцкий, но, немного подумав, воскликнул: — Подожди, подожди! Если у него такая, как ты говоришь, цель, зачем же он уничтожает высших существ, с которыми ему следовало бы вступить в контакт?
— И я удивляюсь этому, — кисло улыбнулся инженер, по глаза его были совершенно серьезными. — В сущности, что понимать под «высшими существами»? Если поставить себя на место робота…
— Археология приходит на помощь технике. — отозвался Карин. — Естественно, это должны быть биологические объекты, уровень развития которых соответствует уровню развития существ, создавших робота и пославших его сюда.
— Именно! — одобрил Мавриков. — Другой меры для сравнения быть не может. Всех остальных существ он должен опасаться, потому что они могут его уничтожить. Для него они дикие звери. Так он запрограммирован. А если он встретит разумных существ и примет от них информацию, то передаст ее соответствующим образом (я еще не знаю каким), и тогда его создатели прилетят сюда. Зачем им терять время понапрасну, посещая нашу планету? Вместо этого они будут искать в космосе другие планеты, где можно ожидать наличия разумной жизни, и полетят туда. Я не утверждаю, что прав в своих предположениях, но я ищу логического объяснения вещей.
— А может быть, и он в свою очередь сообщает информацию при встрече с такими мыслящими существами, которых он ищет, — предположил Карин.
Мавриков даже побледнел от едва сдерживаемого волнения.
— Я не решался об этом сказать, хотя эта же мысль не дает мне покоя, — признался он. — Но как нам понять друг друга? Как?
— Как же, поймешь тут! Он даже приблизиться не дает! снова рассердился Штуцкий. Неожиданно он поднял автомат и выстрелил в воздух.
— Какая муха тебя укусила? — удивился Мавриков. Штуцкий молча указал рукой в сторону площади. Воины племени с готовыми к стрельбе арбалетами, испуганно крича, убегали с площади. Следом за ними поспешили укрыться и остальные туземцы.
— Расстроили мы религиозное торжество, — сказал Карин, заряжая автомат, — поэтому-то они и сердятся.
— Объясни им, что представляет собой их милое божество, предложил поляк.
— У них нет чувства юмора, Роман. Они убьют нас через несколько минут, несмотря на наши автоматы. Уверяю тебя, арбалет в их руках — очень надежное оружие.
— Радио! — неожиданно крикнул Мавриков фальцетом, который трудно было у него предположить. — Мы свяжемся с ним по радио. Это так просто, как я сразу не сообразил?
Через несколько минут он уже настраивал маленькую радиостанцию. Красная стрелка медленно двигалась по шкале. Иногда инженер на миг прислушивался и его друзья выжидающе смотрели на него, потом снова продолжал искать. Вдруг глаза его радостно сверкнули и он сказал, задыхаясь:
— Вроде я его поймал. Никогда бы не подумал, что он работает на такой волне. Да, верно, это он!
Штуцкий бросился к дверям храма, чтобы наблюдать, а Мавриков передал первый сигнал. Через несколько секунд послышался ответ — точное повторение сигнала. И тут Штуцкий знаками позвал их.
— Поддерживай связь! — прошептал поляк, когда они подбежали к нему. — Он перестал рычать, хотя я нахожусь прямо перед его окуляром.
Робот стоял неподвижно, только голова его, как будто ища что-то, вертелась все быстрее и быстрее. Его корпус стал матово-серым. И как только Мавриков снова застучал ключом, на груди робота стал медленно открываться синий экран. Скоро на нем показалось изображение планеты, вокруг которой плавно вращались четыре различных по величине спутника.
— Как знать, какие тайны скрываются за этим экраном? — сказал Штуцкий, совершенно забыв свою неприязнь к роботу.
— Мы их раскроем, будь уверен, — ответил Мавриков. — Может быть, не так скоро и не без труда, но раскроем. До сих пор робот ничего не понял из моей передачи — надо думать, он не изучал земные языки у себя дома. Однако как только он принял в логической последовательности какие-то сигналы, то тут же приостановил свою защитную реакцию и с помощью экрана показал свои добрые намерения.
— Насколько легче вам, техникам, — улыбнулся Штуцкий и оглянулся. Туземцы приближались к ним, не сводя глаз с экрана своего металлического божества. Наверное, они решили, что это проявление благосклонности к троим белым, потому что арбалеты их были миролюбиво опущены.
— Теперь ясно, что надо делать, — продолжал Мавриков. Прежде всего нужно научить его понимать нас, а потом уже в свою очередь начать расспросы. Только тогда нам удастся связаться с теми, кто послал его на Землю. Очевидно, без официального приглашения они не прибудут в гости.
— Ты собираешься общаться с ним на местных наречиях или на каком-нибудь западном языке? — осведомился Карин, сохранявший свою иронию даже в этой необычной обстановке.
— Существуют более точные языки, — ответил инженер, язык математики и физических законов. Их он поймет. Специалисты найдут способ, которым робот посылает информацию на свою планету, чтобы связаться с его создателями.
Пока они говорили, поведение робота не изменилось. Он быстро двигал своей ходовой частью, стремясь приблизиться. Но без посторонней помощи ему никогда не удалось бы выбраться из своей каменной клетки. Было что-то трогательное и значительное во всем этом, и путешественники чувствовали это. Две цивилизации, которые до сих пор ничего не знали одна о другой, через время и пространство протягивали друг другу руки…