— Пабло?! Жив, чёрт везучий!
Я обернулся и тоже откровенно обрадовался.
— Гонсалес!
Он почти не изменился. Чуть растолстел, посолиднел. Интересно, сейчас влезет в кабину И-15?
— Какой, к дьяволу, Гонсалес. Клички остались в Испании. Джон Гладстон собственной персоной.
Я обнял его. На припортовой улице Констанцы среди толпы рослых британских моряков и угрюмых польских военных мы, наверно, смотримся как два карапуза, не выросших с младших классов.
— Анджей Ковальский, к вашим услугам. Правда, подтвердить это не могу. Разве что вот, — я извлёк здорово истрёпанную и дважды выручавшую меня газету.
— Фак! Щит! Санофбич! — разразился англичанин. — Да любой из нас отстегнул бы тысячу фунтов за право завалить Морато! Как же ты выбрался потом от франкистов?
— Я не очень‑то спрашивал у них разрешения. Убийцу народного героя они весьма серьёзно ловили.
— Потрясающе! Нужно непременно выпить. И не возражай, я угощаю.
«Не возражай!» — поддержал испанского сослуживца мой внутренний оппортунист.
В портовом кабаке, типичном злачном заведении невысокого пошиба, только Джона Силвера с попугаем не хватает, мистер Гладстон обрисовал расклады.
— Ваших сюда прибывает много. Конечно, все такие мужественные, боевые, хотят дальше сражаться против Германии. А какого же хрена не воевали на Родине и в Войске Польском? Не обижайся, Анджей, я не пытаюсь тебя оскорбить. Но мои соотечественники и французы прямо так говорят.
— Понятно. А какой выход?
Рыжий коротыш отхлебнул пива. Из наёмников, защищавших небо Мадрида исключительно за деньги, он был самый симпатичный, дерзкий и независимый.
— Стать подданным британской короны. Или гражданином США — тоже неплохо, но не то, не то…
— Разве это просто?
— Охрененно не просто, — Джонни потрепал меня по плечу. — Но для тебя можно решить вопрос. Дело в том, что я в Румынии по бизнесу. Да, не прохлопал денежки, как бедняга, забыл его имя…
— Сэм. Сэмюель Гершвин.
— Точно. Как переживал! В общем, я наладил дело, продавая авиационные запчасти румынам. А сейчас услышал — набирают в авиашколы, дают преимущество англичанам, имеющим опыт в военных действиях. Усёк?
— Тебе сам Бог велел. Мне что с того?
Прохвост наклонился ближе.
— Сделаем из тебя подданного короля Георга. Не возражаешь? В общем так. Остатки товара я гружу на «Трент», он отплывает через сутки. В экипаже недавно представился матрос, кажется — Вилли Хант его звали. У меня плохо с именами, особенно после трёх литров пива. Короче, я договорюсь с кэпом. Будешь — Билл Хант.
— И кэп меня точно возьмёт? Нахрен ему это?
— Двести фунтов совсем не нахрен. Я же бизнесмен, разве не могу ли помочь старому товарищу по оружию? В Британии отдашь мне четыреста. Так по — честному?
Бизнес со стопроцентной рентабельностью не может быть нечестным. Тем более мой инвестор рискует — вдруг разобьюсь раньше, нежели погашу кредит. Кстати, нет гарантии, что за корочки новопредстваленного грешника он отдаст двести фунтов, а не пятьдесят.
— Согласен! Ну, а родственники Ханта? И английский у меня, скажем мягко, не Оксфорд.
— Из родственников у него только жена. Та, что в каждом порту новая и без двух фунтов не узнаёт. За пару недель в море язык выучишь. Я Ханта, конечно, не видел, но сдаётся мне — он не Шекспир был. Жить захочешь — справишься.
Есть ещё куча деталей, например — биография. При зачислении в ВВС наверняка не такие простые сержанты, как записывающие в пехотное пушечное мясо. С другой стороны, на пути в Англию сверстаю сравнительно правдоподобную анкету бродяги — моряка и немного лётчика — любителя, который походя отправил к праотцам лучшего испанского аса. Прорвёмся!
Путь к британской натурализации начался с того, что я драил палубу и гальюны, таскал уголь на горбу во время бункеровки в Греции, получая только койку и жрачку, но ни пенса жалованья. К тому же маршрут пролёг мимо Италии, Испании и Португалии, ничуть не доброжелательным по отношению к Британии и судам под флагом Юнион — Джек. Когда над мачтами мелькали самолёты этих трёх государств, на душе становилось весьма неуютно, и не у меня одного.
Матросы ничуть не удивились смене внешности недавно помершего товарища. В экипажах старых сухогрузов полно нелегалов под чужим именем, истинные британцы понимают, что не застрахованы от аналогичного поворота судьбы. Кабацкая драка, нож в печень — и до конца жизни предстоит скрываться от правосудия под личиной усопшего. Опасность торпедной атаки беспокоит команду гораздо больше смутного прошлого любого из её членов.
Из каждой волны, казалось, непременно вынырнет перископ германской субмарины. Наконец, в октябрьском Бискайском заливе штормило так безжалостно, что я готов был плюнуть на Ивана и постучаться к ангелу — вселяй меня в любое британское тело, только избавь от качки.
Поэтому когда «Трент» отшвартовался в Плимуте, и под ногами чавкнула осенней сыростью британская размокшая земля, показалось, что худшее позади. В активе — бумажка от капитана, позволяющая восстановить с моей фотографией паспорт моряка, двадцать фунтов и восемь шиллингов, которые удалось выиграть в карты, отделавшись умеренным количеством побоев за демоническую везучесть, да активная помощь Джоника, трепетно надзирающего за своим капиталовложением.
На суше основательно заштормило в Лондоне, когда мы с Джонни оказались под суровым взглядом майора из разведки. Или контрразведки — шут их разберёшь. Если документы и биография напарника у него особых подозрений не выслали, то в меня вцепился как чёрт в грешную душу. Видно, внутренним чутьём уловил мою чужеродность. Или акцент, манера речи другие — за недели на борту «Трента» я никак не смог превратиться в стопроцентного англичанина.
— В отношении вас, мистер Уильям Джереми Хант, мы проведём дополнительную проверку. До её окончания вы не имеете права покидать пределы Британии.
— Да, сэр! На время проверки я могу поступить в распоряжение Резервного командования КВВС (9)?
Майор недовольно наморщился, отчего короткие жёсткие усы встали торчком, а верхняя губа превратилась в кусочек ёжика.
— Полагаю, мистер Хант, вам не место в нашей авиации. Однако среди резервистов вы не сможете причинить существенного вреда.
Между строк подразумевается: костьми лягу, но не пущу тебя в боевую эскадрилью. Посмотрим.
В лондонском штабе Резервного командования чопорный сэр не стал публично подозревать меня в шпионаже или грядущей измене ридной британской батьковщине, но заявил, что наши с Джонником мадридские подвиги в глазах КВВС не стоят и выеденного яйца. Очевиден подтекст: Альбион поддерживал франкистов. Оказывается, мы воевали «не на той стороне». Поэтому вместо учебной части мы попали на малюсенький аэродром милях в сорока западнее столицы. Мой спонсор плевался, а я почувствовал, что хотя бы перед куратором — небожителем выполнил ближайшую задачу — минимум: нацепил лётный комбинезон КВВС.
На самом деле, боевыми британскими лётчиками нас можно обозвать весьма условно. Во — первых, мы не штатные пилоты, а герои — на — уикенд. То есть недопринятые на службу волонтёры. Зато положена зарплата, на уровне младшего лётного состава, из расчёта одиннадцать шиллингов десять пенсов в день, считающаяся очень хорошей по местным меркам. Я подсчитал — четыреста фунтов буду выплачивать кредитору два года, если не потрачу ни пенса. Он согласился и заявил: а что, собственно, тебе нужно? Кров, кормёжка и форма — за счёт КВВС. Поэтому изъял мою первую получку подчистую. Хочется удавить маленького засранца. Но на нём держится моя легальность в Британии. Так что заслуженную расправу оставляю на потом.
Авиабаза Резервного командования имеет, насколько я помню, какое‑то громкое название. Под ним скрывается кусок луга без единого пятнышка бетона, на нём три ангара, административное помещение, клуб — столовая и домик с квартирами для курсантов. Несравненную мощь британских ВВС олицетворяет дюжина древних бипланов «Тайгер Мот», рядом с ними старичок И-15 покажется воплощением скорости и совершенства. Где же пресловутые «Харрикейны» или хотя бы «Гладиаторы»?
— Не волнуйтесь, девочки, — ухмыльнулся О'Лири, наш гражданский инструктор. — Это не самолёты, а учебные пособия. Держу пари на пять шиллингов, треть из вас, заявивших о небывалом опыте, и с «Тайгером» не справится.
У меня трудности возникли в основном из‑за британских мер. В СССР и Испании привык к метрическим. А тут приходится заучивать разное. Например, сколько галлонов топлива сожрёт аэроплан за полчаса полёта на высоте шесть тысяч футов при скорости семьдесят миль в час, если перегружен на шестьдесят фунтов? На самом деле, для первых вылетов достаточно запомнить несколько значений скорости — отрыва на взлёте, сваливания, пикирования, максимальной горизонтальной. И пофиг, что она в британских мерах — приборы тоже имеют мили и футы на циферблатах. Хорошо хоть, часы и компас показывают обычные минуты и градусы.
9. Королевские военно — воздушные силы Великобритании, они же Роял Эйр Форс (RAF). Прошу не путать с рижским микроавтобусом RAF советских времён — нельзя до такой степени унижать Англию.
Созданный как учебный, «Тайгер» в управлении проще, нежели И-15, не говоря об И-153. Опробовав его в нормальных режимах, я крутанул бочку, выписал пару петель. Послушный биплан взмыл вверх свечой, позволив почувствовать срыв потока и сваливание в штопор. Через десять дней наш ирландский наставник собрал пять шиллингов с отстающих, отправив их на начальную подготовку. Меня и австралийца Берта Грэхема рекомендовал к переводу в авиашколу для обучения современному воздушному бою, а Джонни с его приличным перерывом после Испании застрял на «Тайгерах». Прощание в офицерском клубе вышло странным.
— Рад за тебя, старина! Но лучше напиши расписку на всю оставшуюся сумму.
— Запросто. А разве потом ты за мной не последуешь?
— Честно говоря, передумал. Истребители — не по мне. Выучусь на двухмоторные самолёты, после войны куда лучше перспектива найти работу в гражданской авиации. И в бомбардировщиках обещают платить премиальные за боевые вылеты, а не за сбитые, — он уловил мой насмешливый взгляд и торопливо добавил. — Не смей подозревать меня в непатриотизме, лях! Королю и Родине бомбардировочные пилоты нужны не меньше, чем истребители.
«Трусит, шкура», — вякнула шизофрения.
«Его дело. Мог вообще от армии откосить и переждать войну в колонии».
Ваня заткнулся. Какой бы он не был занудный, одно точно — меня не оставит. Некуда ему уйти в отличие от Джонни, который допил пиво, сложил расписку во внутренний карман и отправился спать.
Теоретически, на зачисление в штат КВВС требуется разрешение от того майора из разведки. Но как‑то проскочило, из чего следует вывод: бюрократизма и беспорядка в Британии не меньше, чем в СССР или на Пиринеях. Только бардак несколько иной, вежливый и снобистски — холодный. В Испании он весёлый и бесшабашный, а в Союзе — рабоче — крестьянский.
В итоге подозрительный тип в моём лице начал службу в стенах одиннадцатой авиашколы Королевских ВВС, только что открывшейся в Шоубери, около Шрусбери, где сравнительно благополучно упомянутый тип коптил небо до мая 1940 года.
Техническое и методическое совершенство британской системы подготовки сражает и шокирует неофита. Невольно вспомнился Бобруйск и тактические учения «пешими по — самолётному», где мы эскадрильями носились по полю, губами изображая урчание мотора, а руками — распластанные крылья. Здесь наглядно проявляется качественно иной уровень. Вместо беговых упражнений курсантам позволяются велосипедные прогулки. Более того, каждый велосипед оснащается коротенькими деревянными крылышками на багажнике, а роль имитатора звука выполняют трещотки в спицах. Европа, цивилизация — не нужно рвать глотку бесконечным р — р-р!
Вот так эскадрильями и катались — четыре звена по три велосипеда, чётко выдерживая интервал до ведущего и другого звена. Потом на багажниках выросли здоровенные коробки радиостанций, а переговоры мы учились вести по радио, что довольно сложно, когда голос командира отчётливо слышен помимо наушников вперемешку со шлёпаньем шин по зимним лужам.
Не считая, конечно, велосамолётов, авиашкола укомплектована целым паноптикумом устаревших машин самых разных типов. То ли КВВС списали сюда каждой твари по паре из ненужного, то ли действительно пробуют дать представление обо всём, что может случайно появиться в небе над островами — кто знает. Боевой самолёт хоть в какой‑то степени напоминают бипланы «Гладиатор», грозные машины, если вернуть их из сорокового в тридцать шестой год и бросить против «Ньюпоров» в Испании.
В течение трёх следующих месяцев мы отлетали положенные часы на двухместных одномоторных бипланах «Хаукер Харт» и «Одэкс». Дрессировавшие нас флайт — сержанты пробовали определить лётную пригодность каждого, обстругать пилотов, бороздивших небо неведомо где и на чём, под стандарты КВВС. Удавалось плохо, и не от скверного человеческого материала, а уж очень странных этих стандартов.
Я боялся сближаться с кем‑то из курсантов или постоянного состава накоротке. Слишком уж легко проколоться «не настоящему» англичанину. Миллион тонкостей. Например, прибывшего со мной в авиашколу Берта Грэхема я безо всякой задней мысли называл «Осси», честно полагая, это — его кличка. Каково же было удивление, когда на «осси» отозвался другой австралиец, а канадец обругал меня английским шовинистом. Выяснилось, что «высшая раса» Британии так зовёт белых австралийцев, естественно — с определённым оттенком презрительности.
Несмотря на изобилие женщин из вспомогательных сил, явно забравшихся поближе к ВВС с далеко идущими целями, я не осмелился на роман ни с одной из них, хотя плоть и шизофрения постоянно об этом напоминали. Терпеть и не раскрываться!
Чуть более доверительные отношения установились лишь с Джоном Брехэмом (10), серьёзным мужиком, которого язык не поворачивался назвать просто Джонни, как я величал мистера Гладстона. Вот уж где воплощение традиционной Англии! Его чуть холодное и высокомерное отношение к простому моряку, до войны проболтавшемуся непонятно где, ни разу не вышло за пределы вежливости, даже когда он пару раз напивался.
К каждым стаканчиком виски он становился критичнее, но не к окружающим, а ко всей системе. Тем более поступающие из Норвегии новости, где британская армия решила воевать по — взрослому, а не как во время польской кампании Вермахта, никоим образом не располагали к оптимизму.
— Видишь ли, Билл, — начинал Джон после первого глотка из …надцатого стаканчика, затягиваясь сигарой. — Наша страна с сентября теоретически участвует в войне. По правде говоря, лишь готовится к ней. А если совсем откровенно — делает вид, что готовится. И даже не к текущей, а прежней Мировой, касающейся только континентальной Европы, а нам в худшем случае останется отбиваться от цепеллинов.
— Преувеличиваешь, мой друг. Столько бетонных аэродромов вокруг Лондона и вдоль Ла — Манша, радиолокационные станции, базы во Франции, самолётов хватает.
— Это ты преувеличиваешь. Главное в армии — люди. А они не те, совсем не те… Одни воспоминания о викторианской эпохе и былом могуществе. Наших офицеров видишь? Это же не армия, а джентльменский клуб! Они носят хорошо утюженную форму, говорят друг другу «сэр», изображают службу, потому что таковы клубные традиции. Как реально воевать в воздухе — не представляет совершенно никто! И, боюсь, не собирается.
10. Британский ас, известный не столько подвигами, сколько мемуарами. См.: Брехэм Дж. Быстрый взлёт. — М.: Центрполиграф, 2005.
Тут сложно возражать. Чего стоят одни только наставления по воздушному бою, так называемые «Атаки Истребительного Командования». Например, «Атака Љ 1» при нападении на бомбардировщики противника предписывает растянуться истребителям в тонкую линию и по одному обстреливать сзади замыкающий самолёт врага с безопасной дистанции. Один отработал — следующий заходит, и так далее.
Брэхем на тактических занятиях осмелился спросить, не лучше ли атаковать одновременно, выстроившись по фронту? Тогда огонь стрелков бомбардировщиков не сосредоточится на единственном истребителе, да и плотность стрельбы по вражеской цели возрастёт многократно. Флайт — лейтенант нашёл безукоризненное возражение.
— «Атаки Истребительного Командования» утверждены лично главкомом истребительной авиации КВВС главным маршалом авиации сэром Даудингом и имеют силу приказа для вас, мистер Брехэм! В военное время извольте исполнять, а не обсуждать приказ.
И что тут попишешь? Сэр Даун… извините, Даудинг, герой Мировой войны, бравый дед около шестидесяти лет, имеет собственный взгляд на тактику, стратегию и материально — техническое оснащение. Очень особенный взгляд. В итоге нам вдалбливают, что современный воздушный бой по определению не может быть маневренным из‑за высоких скоростей и неизбежных перегрузок при резких эволюциях, если аэроплан разогнан свыше трёхсот миль в час. Атака в лоб невозможна из‑за слишком малого времени для прицеливания и стрельбы, а также рискованна из‑за столкновения. Атака сбоку бесполезна из‑за неизбежной ошибки упреждения.
Сначала не верилось. Косность преподносимой нам науки боя поражала, даже в ВВС РККА наставления предусматривали большую гибкость. Мы подозревали в клиническом консерватизме преподавателя, но позже получили под роспись совершенно секретные документы, не оставившие сомнений, что идиотизм стекает сверху как шоколад через край из забившегося и переполненного ватерклозета. В «Руководстве по тактике ведения воздушного боя», изданном в 1938 году, в главе VIII так и сказано: «Маневрирование на высоких скоростях в воздушном бою невозможно, так как воздействие перегрузки на человеческий организм при резкой смене направления полёта на большой скорости может привести к временной потере сознания. Действия одиночного истребителя должны ограничиваться атаками на противника сзади со стороны хвоста». Поэтому догоняем только в хвост и плотно сколоченной тройкой, расстояние между законцовками крыльев соседних истребителей в бою не превышает трёх — четырёх футов. Метр, короче говоря.
— Билл, а как в Испании получалось?
Коллега отвлёк от воспоминаний об административном шедевре Дауна. Пиво приятной терпкой струйкой скользнуло по языку. Я аккуратно высылал большую часть заработка ненасытному спонсору, поэтому позволял себе только очень мелкие глотки.
— По — разному. Сначала красные навезли кучу похожих нелепых инструкций, потом сами же их повесили на гвоздь, — пришлось объяснить джентльмену, что в Испании не вся бумага в гальюне подобна мягкому пипифаксу. — Летали и двойками, и четвёрками, сбивали «Фиатов» и старые «Хейнкели». К тридцать восьмому появились «Мессеры», на этом шутки кончились.
— То есть и у нас «Атаки Истребительного Командования» не переживут первой встречи с врагом.
— Конечно. Главное — чтобы лётчики пережили. В Норвегии наверняка уже иначе летают.
Об этом нам рассказал чуть позже флайт — сержант МакГрегори, прибывший в авиашколу после лёгкого ранения для преподавания тактики. Естественно, получил вопрос в лоб о том, как ему леталось и почему был сбит в первом же бою.
— Мне достался замечательный самолёт «Дефиант». Слышали о таком? Действительно, замечательная машина… На земле. Я прошёл подготовку на «Харрикейне», «Дефиант» на него похож даже внешне. Взлетели. Привык к самостоятельным полётам на разведку, в кабине — один, вокруг никого, даже птиц. Наедине с Господом. Вдруг мне ладонью по плечу — хлоп! И голос: «Босс, пива хочешь?» Честно, чуть не обо… в смысле, чуть не испачкал самолёт. Оказывается, мой стрелок побоялся, что внутренние разговоры попадут в эфир, отключился от бортовой сети, прополз ко мне через фюзеляж и сунул бутылку холодного пива! В общем, выпил я пива, хоть это не положено, стало замечательно хорошо воевать. Тут — гунны. А в «Дефианте» все четыре пулемёта смонтированы в турели у стрелка, у меня даже рогатки нет. В «Хари» привык бить по конусу — прицел навёл и жми на спуск. А тут…
МакГрегори даже чуть зажмурился от воспоминаний.
— Не гарантирую точность, но мой разговор со стрелком вышел примерно такой. «Дон! Разворачивай грёбаные пулемёты вперёд!» Я попытался втиснуться между «Мессершмиттом» и его ведомым, надеясь, что ведомого прижмёт «Харрикейн». Времени на прицеливание и огонь — не больше пары секунд. «Да, сэр. Поворачиваю. Не вижу „Месса“, сэр!» Естественно. Он уже свалил. Снова кручусь. «Стреляй! — Да, сэр! Но куда, сэр?» Опускаю нос, чтобы задница «Мессершмитта» показалась, наконец, моему стрелку. Тот даёт очередь мимо, гунн отворачивает, я ожесточённо ору: «Стреляй же, Дон!» И слышу в ответ: «Не могу, сэр. Нас уже сбили». Кабину заволокло дымом, мы выпрыгнули с парашютами, я сломал ногу. Зато отработали точно по инструкции, в соответствии с «Атакой Истребительного Командования».
Курсанты выслушали эту историю молча, не купившись на игривый тон шотландца, через сутки сгинувшего из авиашколы. Его рассказы о реальной, а не бумажной войне вошли в противоречие с наставлениями сэра Дауна.
Кое — кому повезло больше. Не знаю, из моего личного обаяния или умения летать, шлифующегося с Испании, мне присвоили офицерское звание. Остальным — пайлот — саджента. Быть может, семнадцатая канцелярия постаралась. Вот так люди, не знающие о реалиях преисподней, начинают верить в Бога, получив неожиданное везение. Я за девятнадцать веков не научился отличать, где сам чего‑то достиг, а где поймал дарованный свыше бонус.