Глава первая

Городок Кальяс в Аделфии не слишком уютен в первой половине апреля. Он проглядывает из тумана, холодного и сырого, как спустившееся к земле облако. По мере приближения проступают кривые улочки, замысловатой вязью сплетающиеся вдоль реки.

В воздухе не видно крылатого дворянства. Провинциальная глушь, к тому же – с заметной примесью ламбрийцев. Офицеров имперских частей город не привлекает, как, впрочем, и невоенную знать.

Впечатление от Кальяса не улучшается и вблизи. Зимняя грязь не убрана и валяется неопрятными кучами. Почки на кустах и деревьях набухли, но не раскрылись, поэтому голые ветки скорее напоминают скелеты невиданных рыб, нежели растительность.

Сказывается сырая близость океана. Ветра, не по-весеннему свежие, основательно затруднили последнюю часть пути двум странникам в зеленых плащах имперской гвардии. Горан Атрей уверенно направился к известному ему заведению близ речного порта, справедливо полагая, что здесь они быстрее найдут ночлег и ужин, ибо в это время года путешествующих по воде неизмеримо больше, чем перелетного дворянства.

Выбор оказался удачным, по крайней мере – с виду. Заведение «Три карася», недавно построенное, порадовало свежим ароматом древесины, до сей поры не пропитавшейся жирными запахами и кухонной копотью, чистыми светлыми столами и довольно приличной публикой в общей зале. Два черных крыла уместились на пустом стеллаже – больше здесь ни одного благородного, прибывшего по воздуху.

– Мой юный друг, ты уверен, что хочешь переночевать именно тут?

Алекс неохотно кивнул. Долгожданная встреча с Ианой наполняла его нетерпением... и робостью. Черноглазая фея, соединившая лучшие черты тейского дворянства и ламбрийской знати, освежившей кровь благодаря аборигенам западного материка, в последний раз явно дала понять, что не намерена оставаться с Тероном, а при первом удобном случае покинула жениха, бросив его на попечение Евы. Но и не высказала желания сделать шаг навстречу Алексу, не ответив ни да, ни нет на его пылкое признание в любви, повлекшее дуэль и серьезные ранения у обоих поединщиков.

«Пусть не преследует меня». Слова, переданные через Еву. Они толкуются двояко: буквально, что совсем не в женском обыкновении, или с точностью наоборот – призывно.

Да и времени прошло – больше месяца. Она свободна от обещания, данного Терону, никаких обязательств не брала перед Алексом, имея полное право распорядиться собой по своему усмотрению.

От последней мысли по иссеченному шрамами лицу пронеслась судорога. Конечно, нет ничего проще, чем вызвать счастливого соперника на дуэль.

А дальше? Укладывать в могилу каждого, рискнувшего бросить взгляд на девушку, не приближаясь к ней ни на шаг?

Горан усмехнулся, примерно угадывая, в каком направлении умчались мысли друга и ученика. Он подозвал полового и сделал заказ, не слишком заботясь об избыточности ужина. Быстрый и оттого утомительный полет занял много энергии.

– Да! Я не могу заявиться к ней прямо с дороги, грязный, пахнущий... этой дорогой. Надо собраться с мыслями, – молодой человек хлопнул рукой по столешнице, демонстрируя решимость, опустившуюся на самом деле до отрицательной величины.

Старший по возрасту офицер кивнул. С годами он выработал упрощенный подход к женщинам, называя их развлекательной половиной человечества. И тут же продемонстрировал его, подзывая одну из красоток, примостившихся у стойки. После рандеву достаточно расплатиться, и больше нет никаких обязательств или проблем. Более того, удостоенная внимания барышня столь же радостно прыгнет к нему в койку в следующий раз, даже если не запомнит черт лица и других особенностей тела гвардейца.

Однако дамы на то и созданы, чтобы доставлять мужчинам неприятности. Порой даже легкое женское поведение приводит к тяжелым последствиям.

В зал ввалилась толпа молодых людей, человек восемь или девять. Судя по добротной одежде и гладким лицам – не из простых сословий, а если исходить из объема фигур, то не из тейского дворянства. Золотая ламбрийская молодежь, догадался Алекс.

На беду, его старший товарищ выбрал самую смазливую из жриц любви, на услуги которой явно рас-

считывал кто-то из новоприбывших. Он указал на теев дружкам, и они тут же окружили стол со «столичными выскочками», все как на подбор – крупные в кости и рослые. Образовавшие живое кольцо были словно глыбы рядом с поджарыми высокородными.

– Синьор фалько! – начал заводила. – Направляясь сюда, я весьма рассчитывал, что Франса скрасит мой вечерок.

Названная Франсой сделала попытку встать с колен Горана. Ее попытка была пресечена узкой, но очень твердой рукой. Ладонь легла на плечо и пихнула вниз: сидеть!

Приятель говорившего, смуглый юноша с круглым смешливым лицом балагура, подлил масла в огонь.

– Глядите-ка, синьоры пригласили одну дамочку на двоих. На вторую не хватило монеток? Или они отпустят Франсу, а потом друг дружку приголубят?

Алекс отставил кружку с легким вином, поданным перед основным заказом. Демонстративно игнорируя местных, повернулся к сотрапезнику.

– Видит Создатель, я прилетел сюда, мой друг, не желая никого убивать. Хотя бы без веской причины.

– Ты мне это уже раз пять говорил, с тех пор как Терона проткнул.

– Признай, неделю никого пальцем не тронул.

– Шесть дней, – сварливо поправил Горан.

– Эй, зеленые! – вмешался балагур. – Вы разговариваете так, будто нас рядом нет.

Молодежь одобрительно зашумела – выскажи столичным штучкам все, чего они заслуживают. Общее настроение выразил неудавшийся кавалер Франсы, светловолосый и голубоглазый детина со сломанным носом любителя кулачных драк.

– Запомните, теи. Времена переменились. Императора нет. Герцогства сами по себе. И вы в зеленых плащах с надменными мордами – никто. Пара тощих уродцев с глупым гонором за плечами. Франса, пошли! Вам же советую сидеть тихо и не отсвечивать.

Горан неожиданно легко отпустил девушку.

– Вы правы, господа. После вас не только потаскушкой, посудой пользоваться противно. Эй, хозяин! Кружки хорошо моешь?

Задиристая реплика фалько-офицера привела смутьянов в радостное возбуждение. Солидный численный перевес заставил забыть о грозной славе гвардейцев. Веселое приключение само идет в руки, задираться с речниками и доморощенной шпаной уже надоело.

Они начали отодвигать столы и стулья, расчищая место для потехи. Но тут же возник хозяин.

– Синьоры! Господа! Не соблаговолите ли выйти во двор? Именем Создателя прошу вас – мебель-то новая, стены только ошкурены...

– Войдем в положение, – предложил Алекс. – Чего уют рушить?

Громилы смеющейся толпой устремились к выходу, столичные гости – за ними. Горан на пути к полю битвы заметил:

– Даже не испытываю к ним особой ненависти. Дурачье безмозглое и беспородное. Ты как хочешь, а я постараюсь поменьше их убивать.

– Как получится, – пожал плечами Алекс. – Меня раздражает другое. Уважение к центральной власти, которую мы олицетворяем, пропало напрочь. Если в ближайшие месяцы не появится новый император с твердой рукой, Икария окончательно развалится на герцогства.

Что вы там шепчетесь? – воскликнул светлый. – Попрощались друг с дружкой?

– Любовничкам нужно побольше времени, – подхватил веселый.

Прозрачные глаза Горана сузились. Намерение не устилать путь трупами у него явно поубавилось.

Он, как и Алекс, оставил плащ и крыло внутри. Местная золотая молодежь вышла под моросящий апрельский дождь в легких цивильных кафтанах, не стесняющих движений, набросив на них перевязи со шпагами, пистолетами и кинжалами.

Горан поднял лицо навстречу каплям и отчетливо произнес:

– Пусть дождь смоет кровь.

Почему-то ламбрийцы приняли это за сигнал к атаке.

По старому обыкновению, партнеры стремились не придвигаться друг к другу ближе чем на три-четыре шага и не трогали до поры до времени револьверы, поэтому первыми звуками схватки стали звон металла, чавканье сапог по влажной земле, вскоре к ним прибавились стоны боли.

Не имея возможности щедро использовать Силу, основательно потраченную в полете и слабо восстановившуюся, Алекс ограничился тычком невидимых пальцев в глаза первого соперника. Дага, более приспособленная в качестве второго холодного оружия, вонзилась в сапог балагуру и пробила его насквозь, отчего над пяткой у того выросла необычно острая шпора, отбив всякую охоту быстро двигаться с опорой на эту ногу. Пока земляки, не протолкнувшиеся к гвардейцам в первой волне смельчаков, подхватывали пострадавших, северянин оказался перед краснолицым и пышноусым парнем, устремившимся в яростную атаку. Его левая рука с кинжалом ушла назад в коротком замахе, чтобы шпагой связать оружие Алекса, максимально сблизиться и ударить сверху... И он оказался в шаге у цели.

Вертикальный удар шпагой – атаке – Алекс принял сильной частью клинка и тут же врезал ребром левой ладони над гардой кинжала, услышав хруст кости. Противник вскрикнул, обронил кинжал, но не вышел из боя, его шпага вспорола воздух в стремительном выпаде, отведенном батманом. Безо всякого стеснения, неуместного в схватке с кучей врагов, офицер врезал сапогом по колену верзилы, легкая тейская шпага выписала дегаже и вонзилась в правое плечо, после чего Алекс разорвал дистанцию.

Он мельком глянул направо, где бесчинствовать выпало Горану. Два тела лежат и не шевелятся, оставшиеся на ногах дуэлянты подались назад в замешательстве. Алекс подобрал выбитый кинжал.

– Ну, без глупостей! – старший из гвардейцев взвел курок револьвера, пресекая попытку одного из провинциальных молодчиков вытащить пистолет. Северянин тоже сменил кинжал на огнестрельное оружие. Посрамившись в дуэли на шпагах, местные бойцы не проявили решимости проверить – кто быстрее и точнее спускает курок.

Горан Атрей продолжил:

– Всем – пистолеты и револьверы на землю. Или продолжим, пока не поляжете как заколотые свиньи. Не нравится? Оружие бросить! Быстро! Кошели с поясов! Перстни с пальцев. Не снимается? Иди ко мне – подмогу, отрублю палец.

Главарь яростно швырнул в лужу два револьвера, шпагу, дагу и драгоценные кольца. Физически он не пострадал, что нельзя сказать о самолюбии.

– Вы еще поплатитесь! И поплачетесь. Думаете, это – последняя наша встреча?

– С ними – точно последняя, – покладисто согласился Горан, указывая на два трупа. – Желаешь составить им компанию?

Безоружный главарь приблизился вплотную, едва не касаясь животом револьверного ствола.

– Запомни мое имя, ветроголовый. Я – Элоф Сиверс, сын Улфа Сиверса. А ты?

– Ты слишком ничтожен, червь, чтобы что-то требовать у меня, – отмахнулся Горан. Видя, что Элоф не убирается с дороги, преспокойно снял курок с боевого взвода и врезал стволом под дых, отчего к двум холодеющим телам на земле прибавилось третье, дрыгающееся.

Алекс отыскал взглядом весельчака, чей юмор вдруг исчерпался.

– Будь любезен, отдай дагу.

Тот повис на руках дружков.

– Мне нужен лекарь, чтобы ее вытащить... синьор!

– Ценю учтивость. «Синьор» звучит уважительнее, нежели «ветроголовый». Но и ждать не буду. Сами достанете или помочь?

По его тону молодчики догадались, что клинок из раны гуманнее извлечь самим. Со столичного изверга станется просто отрубить ногу... Двор «Трех карасей» огласил вопль и жалобное оханье, без малейшего намека на обычные шуточки парня.

По обыкновению, оружие погибших на дуэли было предложено хозяину таверны за половину цены, но тот отказался выкупить трофеи даже за треть.

– Сожалею, синьоры. Если я так поступлю, Элоф завтра же заберет v меня свое имущество бесплатно, – он смутился, не желая произносить следующие слова, но был вынужден. – Попрошу вас после ужина покинуть мое заведение, а лучше – прямо сейчас и как можно скорее.

– Он приведет в подмогу целый полк? – догадался Алекс.

– Конечно, тей.

– Но мы не нарушили никаких законов, только защищались. Это – вопрос чести!

– Здесь один закон, – вздохнул местный. – Он гласит, что господа по фамилии Сиверс всегда и во всем правы.

– Мы остаемся тут. Готовьте комнату! – отрезал Горан. – Куда мы, к дьяволу, полетим на ночь глядя? И мой товарищ ранен.

Алекс недоуменно проследил за взглядом напарника. Обнаруженный урон вызвал гнев, намного превзошедший последствия оскорблений банды Сиверса.

– Черт! Да будут прокляты все демоны ада! – простонал Алекс, рассматривая дыру в камзоле, заляпанную красным. – Царапина пустяковая, но как я покажусь ей на глаза в таком виде? Лучше бы по лицу еще раз полоснул.

Старший гвардеец рассмеялся от души. Приключения последних двух лет оставили такой неизгладимый отпечаток на щеках, лбу и даже ушах его приятеля, что один или два новых рубца не испортят картину. Хозяин сдался. Он даже пообещал, что за час его племянница очистит камзол от крови и залатает прореху, после чего велел подавать ужин.

Как только теи вселились в уютную мансардную комнату с наклонным потолком, к ним тут же пожаловали Франса с коллегами-красотками.

– Высокородные синьоры! Мы так благодарны, что Сиверс с дружками получили, наконец, отпор, что готовы обслужить вас бесплатно.

Алекс отказался, а Горан охотно удалился на полчасика. Когда он вернулся, напарник подлечил ранку способом, выученным в монастыре Шанхуна, и расслабленно растянулся на кровати.

– Готов? Одевайся!

– Думаешь, Элоф нагрянет прямо сейчас?

– Судя по тому, что рассказали девочки, требуется пара часов, чтобы вытащить стражу из казармы, а офицеров из домов. Выходит – вот-вот пожалуют.

– Но мы не улетим далеко. Темно, с дневного перегона не восстановились.

– Далеко и не надо. К Иане!

– Ты что? – Алекс даже вскинулся от возмущения.

– Твоя возлюбленная – настоящий боец. Она может кокетничать и ломаться как барышня, но, судя по твоим рассказам, в минуту опасности действует верно. А там и подгадаешь подходящий момент для выяснения дел сердечных.

Они выбрались на крутую крышу через мансардное окно, аккуратно вытащив за собой крылья и трофейное железо. Первым делом устремились к реке, груженные оружием отряда Элофа. Шпаги, кинжалы, даги, пистолеты и револьверы на добрые полсотни золотых ссыпались в черные волны, где вряд ли кто-то оценит их стоимость.

На обратном пути заметили пару крылатых теней, опустившихся на крышу «Трех карасей». На улице видна колонна конных и пеших с факелами. Горан вытащил напарника из кровати за каких-то десять ми-hvt до неизбежной встречи с теями местной стражи

и четверти часа до прихода к ним наземной подмоги. Франса с хозяином заведения оказались правы в своих опасениях.

Алекс не знал, что опаздывает в другом, не менее важном для него деле.

 

Глава вторая

В отличие от Ламбрии, где тщательно запирают ворота во двор от незваных гостей, в Икарии внешняя защита, как правило, чисто символическая – слишком многие способны спланировать внутрь ограды. Горан и Алекс, никогда не бывавшие у Ианы в Кальясе, отыскали ее дом без труда. Помогла обычная тейская атрибутика: удобная для приземления площадка во дворе и высокая башенка с балконом без перил.

На стук в дверь через какое-то время отозвалась заспанная служанка лет пятидесяти, совсем седая, в смешном лиловом чепце.

– Синьора Лукания улетела в Нирайн, благородные теи! – сообщила она обескураживающую новость.

– Давно? – растерянно промолвил Алекс.

– Два дня назад, в сопровождении гвардейца в синем плаще. А вы...

– Тей Алексайон Алайн и тей Горан Атрей, из Леонидии, – младший представился за двоих.

– Проходите! Синьора предупреждала о тее Алексайоне.

У того радостно подпрыгнуло сердце. Иана ждала его!

К сожалению, никаких других подробностей о жизни и умонастроениях хозяйки женщина не сообщила. Зато рассказала много нового и неприятного о веяниях, обрушившихся на город после гибели императорской семьи.

Если Нирайн остается оплотом герцогской власти, а любые волнения потомков ламбрийских репатриантов и других неблагородных подавляются в зародыше, Кальяс постепенно превращается в гнездо оппозиции. Улф Сиверс собирает вокруг себя недовольных не только герцогом, но и вообще привилегиями тейского сословия, а также всем, исходящим от имперской власти в Леонидии.

На службу к Сиверсу перешло несколько дворян, не приносивших присягу герцогу. Клятва императору утратила силу с гибелью династии. Идеалом отныне считается устройство Ламбрии, где общественное положение не зависит от чистоты тейской крови.

– А сама ты как думаешь? – поинтересовался Алекс, неоднократно озадачивавший товарища то высокомерием по отношению к низшим сословиям, то разговором с ними практически на равных.

– Мне все едино, – пожала плечами женщина, накрывая немудреный стол с напитками и фруктами, как того требует этикет встречи гостей, пусть даже вполне сытых. – И при теях, и при богатых ламбрийцах я остаюсь обычной служанкой. А синьора Иана принадлежит к теям по отцу и ламбрийцам по матери, с ней я не пропаду.

– Не уверен, – качнул головой осторожный Горан. – Может сложиться иначе. Вдруг ламбрийцы обозлятся из-за ее тейской сущности, а гвардейцы герцога попрекнут неблагородной примесью. Так недолго стать врагом по отношению ко всем.

– Как бы там ни было, сегодня остается лишь отдыхать, пока местные сбиваются с ног в поисках нашей парочки, – подвел черту Алекс. – На рассвете улетаем на юг, пока не пришлось еще больше проредить банду здешних драчунов.

Обеспокоенная упоминанием о ссоре с Сиверсами служанка разбудила их перед началом сумерек, рассказав, что ночью не сомкнула глаз: по улицам носились пешие и конные стражники, изображая поиски столичных дворян.

Объявленные в розыск скользнули в утренний туман, мягко освещаемый солнцем, встававшим по левую руку. По мере того как последние дома Кальяса пронеслись внизу и растворились в дымке позади, отпустило напряжение. Но не пропала горечь.

Алекс чувствовал себя неважно, фактически удирая от опасности. Честь требовала искать новой встречи с Элофом. Предусмотрительность напоминала, что оставлять за спиной живых врагов – чревато подлым ударом в спину. Благоразумие успокаивало, что сражаться вдвоем с целым городом бесперспективно. А самое романтическое чувство взывало отложить любые другие дела и быстрее найти Иану.

Девушка не арестована. По словам служанки, гвардеец был изысканно вежлив. Герцог озаботился безопасностью теев? Но не столь уж она крупная фигура в политике и военном отношении. Вроде бы нет оснований для беспокойства, да только неопределенность настораживает.

Снова таверны и постоялые дворы. Горан пустился в безудержный загул, требуя лучшие номера, старое вино и молодых девок. Он щедро тратил запасы серебра, отобранные у восьмерых задир из Кальяса в количестве, которое непросто было нести. Напарники решили не разбрасываться только золотом. Вот бы ввести в обращение некие заменители золота. Например – бумаги, заверенные императорской печатью, чтобы не подделать. Для летучего дворянства была бы настоящая находка.

И всюду та же проблема. Нет прежнего уважения к теям. К югу от Кальяса больше никто не попытался вызвать их на поединок или просто унизить. Но отношение другое, безразличное или сдержанно-враждебное. Алексу хотелось крикнуть на главной площади каждого городка, попадавшегося на пути: чем же вы так обижены? Особенно ламбрийцы, чьи предки получили здесь убежище, спасаясь от заокеанской гражданской войны. Жизнь куда более зажиточная, нежели в знакомых с детства горах Северной Сканды. Никакой дискриминации, разве что на главные муниципальные посты назначаются лишь икарские высокородные. Не ценят люди доброго подхода...

Молодой тей по пути вспоминал все известное о герцоге Нирайна с преобладающим синим тоном на гербе и плащах придворных. Кое-какие подробности выяснял по пути. Картина нарисовалась противоречивая.

На западе правит самая молодая из знатных фамилий империи – Ванджелисы. Они в родстве с погибшей семьей Эдранов, брачными связями в той или иной степени переплетены с другими герцогскими домами. Нынешний глава клана – Дайорд Ванджелис – имеет репутацию человека энергичного, амбициозного и корыстного. Фиолетовый герцог Мейкдон упоминал его как прогрессиста, противостоящего консерваторам – Эдранам и Винзорам, что не помешало последним сцепиться между собой в ночь дворцового переворота.

Тей Дайорд не может игнорировать ламбрийскую верхушку, чей оборот капиталов создает весомую часть благосостояния герцогства за счет налогов. Он не в силах быстро сломить оппозицию выходцев из-за океана. Одновременно должен поддержать высокородных, единственную опору. Воистину трудное положение! Как вписывается Иана в эту мозаику?

В какой-то мере Алекс жалел о простоте жизни на войне. Тогда много сражался, много убивал, но не задумывался: и так все ясно, позади Родина и император, нет чести выше, чем уничтожать ламбрийских врагов. В мирную пору тягостнее стократ! Каждое действие, а порой и каждое слово приходится оценивать. Кому оно выгодно? Империи? Временному регенту-канцлеру? Отдельным герцогам? Неправильный выбор опорочит честь... Голова пухнет!

Горан Атрей – отличный товарищ, особенно если дорогу преграждает группа резвых парней со шпагами и ружьями, но никудышный собеседник. Столь же щепетильный в вопросах чести, он проявил поразительное равнодушие, когда Алекс попытался донимать его своими проблемами. Только посмеивался и обещал, что годам к тридцати северянин тоже успокоится и будет принимать правильные решения без особых философских мудрствований... Если доживет, конечно.

Иану в пути мучили мысли иного плана.

Она сохранила лицо, встав между бывшими друзьями с условием не убивать соперника. Достойно вышла из положения, расторгнув помолвку с Тероном без ущерба для репутации. Удалилась из Леонидии, чтобы дать время всему устроиться, избегая тем самым встречи с Алексом, не получившим никакого ответа на его пылкое признание.

Преподаватель этикета, на которого отец в свое время, а потом и дядя высыпали мешок серебра, остался бы доволен. Иана поступила совершенно правильно.

И ненавидела себя за это.

Теперь следует расплата. Она не дождалась. Ни письма, ни приезда. Когда докатились вести о государственном перевороте, поняла: сейчас единственный мужчина ее жизни на службе. Неделю, а может, и все две, его часть будет на казарменном положении. А потом...

Почему-то она ни на секунду не предположила, что в той суматохе его могут убить. Наоборот – уверовала в неуязвимость, способность вылезать из самых скверных передряг, не задумывалась даже, что везение со временем изнашивается, и чем чаще к нему обращаешься, тем быстрее.

Когда, по всем ее расчетам, до появления нашего героя или хотя бы весточки о нем оставались считанные дни, либо нужно было начинать беспокоиться, что он вляпался в очередные неприятности или, того хуже, устыдился опрометчивых слов о любви, прибыл нежданный визитер. Как снег на голову свалился прим-офицер гвардии герцога Ванджелиса с категорическим приглашением немедленно лететь в Нирайн. Возможно, она отклонила бы приглашение или объявила, что явится позже, в конце концов – Ванджелисам не приносила вассальной клятвы. Не исключено, что для убедительности отказа пришлось бы попортить здоровье посланнику, наверняка уступавшему Алексу по боевым навыкам. Но за пару дней до этого тея получила столь же категорическое и куда менее уважительное требование от господина Улфа Сиверса.

Сей господин поставил теям Кальяса ультиматум: кто не со мной – тот против меня.

И многие благородные дрогнули. Не богатые, не претендующие на высокие должности. Недостаточно молодые, чтобы плюнуть на все и начать карьеру заново в другом месте. Обыкновенные помещики, обремененные небольшим хозяйством, недвижимостью, семьями и опасающиеся потерять имущество. Так у Сиверса, «червя», по мнению Алекса и ему подобных ревнителей чистоты крови, появилась летучая гвардия из шести дворян. Иана избежала репрессий благодаря упоминанию о ламбрийской матери... Надолго ли?

Оставив служанке самые подробные инструкции, как действовать в случае появления гостя из столицы либо хотя бы весточки от него, Иана собралась в дорогу. И теперь наступило наказание за излишнее рвение в соблюдении внешних приличий.

Она улетает вдаль от своего дома совершенно не с тем мужчиной, с которым готова хоть на край света.

Она удаляется от места, где ее просто обязан найти Алекс.

Она говорит не те слова, которые хочет.

Она будет совершать нежелательные, не нужные ей поступки, повернув на тропинку, где ее не ждет ничего хорошего.

Имея фору по времени, Иана добралась до герцогского дворца раньше Алекса и Горана. Аудиенцию синего вельможи получила быстро, едва отдохнув с дороги и приняв подобающий вид.

Тей Дайорд еще с детства обладал внешностью, никак дворянской не соответствующей, и изменить ее не мог, сколько не старайся. На добрую голову выше Алекса, он вряд ли весил много больше благодаря чрезвычайной узости плеч, а оттопыренные уши, если не прикрывать их в полете головной повязкой, вполне могли служить для управления воздушным потоком. Под волосами лопоухость не спрятать, ибо к сорока годам от тех волос остались лишь грустные воспоминания. Глаза глубоко посаженные, сдвинуты к переносице, усов нет и, похоже, не было никогда. Наверно, герцог мог изображать балаганного шута без грима, если бы не твердый взгляд, напоминавший, что воля и интеллект для правителя стократ важнее картинной внешности.

Под стать владельцу и кабинет, начисто лишенный блеска, как покои Мейкдона или дом-крепость мессира Паллы. Строгая дубовая мебель, карты, документы и даже механическая ламбрийская счетная машина, подтверждающая репутацию: перед Ианой герцог-купец.

– Надеюсь, вы понимаете, синьора, что время нынче особенно беспокойное. Поэтому счел за лучшее пригласить вас в Нирайн. В Кальясе становится тревожнее с каждым днем.

– Благодарю за заботу, синьор герцог, – тея исполнила вежливый книксен и, повинуясь приглашению, села в кресло напротив обширного письменного стола. Прим-офицер, сопровождавший из Кальяса, замер у двери, изображая караул.

У Ианы внутри звякнул очередной звоночек женской интуиции, предупреждая: здесь что-то неладно. Скорее даже – все неладно.

– Разумеется, я волнуюсь не столько о лично вашей безопасности, как о положении дел в герцогстве в целом. Для начала намереваюсь отправить семью дальше на юг, инкогнито, в один из замков на побережье, до этого не свободен в своих решениях. Поэтому хотел просить вас, синьора, сопровождать жену и дочь.

Звон колокольчика превратился в грохот набата. Таким вопросом по статусу занимается командующий гвардией или его заместитель. Герцог беседует лично - зачем?

– Ценю вашу откровенность, синьор, и плачу тем же. Я ожидаю определенных вестей из Леонидии и до их получения не хочу связывать себя какими-либо обязательствами.

– Письмо от тея Алексайона Алайна? – улыбнулся герцог, отчего полупрозрачные уши неприятно шевельнулись.

Вот как! Одну карту приоткрыл. Что еще у него на руках? А в рукаве?

– Позвольте спросить, откуда вам это известно?

– Получил письмо из столицы, – не стал отпираться тей. – Вашему другу сделано лестное предложение, от таких не отказываются. Поэтому в ближайшие месяцы он будет чрезвычайно занят.

Но не настолько, чтобы не черкнуть пару строк. Конечно, Ева не могла не передать Алексу просьбу Ианы не преследовать ее в Аделфии. Но он же – не полный идиот! Догадается, что на самом деле в виду имелось совершенно противоположное, даже прямой намек – найди меня. А не догадается, так Ева просветит.

Стараясь унять сердцебиение и чувствуя, как щеки предательски наливаются пунцовым, Иана как можно спокойнее уточнила:

– Предложение от Мейкдона или иного герцога?

– От всех цветов сразу, тея. Так что отказ невозможен.

Создатель, спаси и помилуй, что могут придумать высокородные интриганы, договорившись все вместе? Назначить Алекса неким арбитром между ними?

Полномочным посланником в Ламбрию, где уже чуть не сложил голову, а за серию убийств и побег его ждет смертный приговор? С них станется!

– Тогда мне придется срочно лететь в Леонидию.

– Поверьте на слово, синьора, лучше с этим повременить. В определенном отношении Леонидия сейчас еще хуже Кальяса. Дайте пару месяцев, и гвардия наведет порядок.

– Я не буду приносить вам вассальной клятвы.

– Не нужно! – герцог извлек из стопки заранее подготовленный документ. – Мне достаточно обычного обязательства наемного телохранителя, сроком на три месяца. Вы – человек чести, вашего слова хватит. Обратите внимание на главное требование контракта: никаких попыток сообщить кому-либо ваше местоположение, это для безопасности моих родных. А если какая-то корреспонденция придет на ваше имя, например – пересланная служанкой из Кальяса, ее переправят вам в течение трех дней.

Три дня пути на юг? Иана оглянулась. Прим-офицер у двери обманчиво спокоен. Его она уложит, если ударит внезапно, герцог слишком нескладен, чтобы выступить серьезным противником. Но с боем прорываться через весь замок? Убивать людей, ни в чем перед ней не повинных, и, в конце концов, самой нарваться на пулю?

Вельможа припер ее к стене, принуждая к выбору: подписать контракт или умереть. Ну, или попасть в тюрьму в качестве носительницы неприятной тайны, что семья Ванджелисов на время смуты укрыта в замке в трех днях пути южнее главной резиденции.

Она перечитала контракт. Типовой, предусматривает расторжение, если наниматель умышленно ввел наемника в заблуждение. Значит, при малейшем поводе с их стороны Иана вправе разорвать сделку без какого бы то ни было урона собственной чести.

Рука вывела подпись на обоих экземплярах. Возникло гадкое ощущение – расписалась под продажей души дьяволу.

 

Глава третья

Выпроводив Иану, герцог с энтузиазмом потер узловатые ладони. Он увидел то, что хотел увидеть. Провинциалка, наивное дитя прошлого века, и достаточно хороша собой, чтобы северянин из такой же глубинки сходил по ней с ума, не гнушаясь проткнуть шпагой любого, случайно затесавшегося на пути.

Доставленное спустя пару часов письмо Мейкдона разрушило благодушное настроение. Проклятый тей Алайн отказался от должности и бросился на запад за своей возлюбленной! Соответственно, рухнул самый быстрый и осуществимый план восстановить целостность державы.

Задача усложняется. Шантажируя молодого офицера пленением Ианы, нужно не только давать ему указания о поведении на посту, но для начала заставить хотя бы занять его!

Дайорд в раздражении швырнул на стол послание фиолетового. Надо же, расчетливый Мейкдон промахнулся в очередной раз. Стареет... Но каков нахал этот мальчишка! Выскочки из провинции на все готовы, лишь бы пробиться на высшие должности. А тут ему, мелкому безземельному дворянчику, на блюдечке преподносят трон! Да, чисто номинально, весьма временно. Но это – головокружительный карьерный прыжок. Отказался... Что он о себе возомнил!

Дражайшая супруга и чада не могли догадаться, прощаясь, отчего владетель Нирайна черен как туча и с трудом сдерживает бешенство. Они оставили его, растворившись в вечерних сумерках. В небо поднялись гвардейцы.

Иана, к ее немалому удивлению, узнала среди улетающих двадцатидвухлетнего сына герцога, что усилило и без того основательные подозрения. Уж ему-то отец мог доверить дела охранные!

Между тем тея Дайорда ждали новые неприятности, настигнувшие после захода солнца. Мессир Палла собственной персоной проследовал в тот же кабинет. Тучная фигура и мясистое лицо выразили нервозное беспокойство, которое визитер и не пытался скрыть.

– Что я слышу, герцог! С таким трудом и затратами уготованная операция разваливается из-за глупейшего переворота. Вы знаете, в какую груду золота мне обошелся подводный корабль?

– Строительство подводной пристани я финансировал! – не менее желчно воскликнул Ванджелис. – Если наше предприятие пойдет прахом, я не знаю, где брать деньги на борьбу с ламбрийскими повстанцами!

В подобном тоне компаньоны препирались еще добрый час, потом несколько успокоились. Палла, разобравшись с положением на восточном побережье океана, заявил о немедленном возвращении в Ламбрию.

Учитывая время на трансокеанский переход, новость об убийстве Эдранов и смене власти в Леонидии разминулась с ним. Теперь нужно поспешать в Арадейс и оттуда в Атену, чтобы срочно изменять торговую политику, пока конкуренты не опередили.

Герцог учтиво проводил мессира Паллу до пристани.

С расстояния в полсотни шагов ни за что не догадаться о наличии здесь морского сооружения. Полоска скал на берегу Нирайнского залива обрывается сразу в глубину. С другой стороны этой небольшой гряды выстроены склады, к ним ведет мощеная дорога. А под скалами обширный грот, укрепленный и расширенный, с подводным выходом в залив, перегороженным стальной решеткой. Одна только съемная изгородь обошлась в небольшое состояние! Снаружи за ней на дне залива начинается тайное кладбище каторжников и ламбрийских военнопленных, жизнью заплативших за сохранение секрета строительства.

Исполинская подводная лодка напомнила кита. Железное тело, длиной в добрую сотню шагов, чуть покачивалось на швартовах, повинуясь колыханию воды в подскальном гроте, освещенное десятками газовых рожков. В середине палубы вознесся высокий горб единственной надстройки, впереди него открыт длинный узкий люк. Выгрузка контрабанды закончена, в утробу ссыпаются ящики со слитками цветных металлов. Их перевозка столь экзотическим способом превратилась в убыточную.

Пэр Ламбрии и герцог Икарии рассчитывали, что после окончания войны между империей и королевством экспортно-импортные пошлины снизятся, устранив главную причину столкновения на долгие годы вперед, но останутся достаточно высокими, чтобы окупить вложения партнеров за счет контрабанды, не отчисляя в казну Леонидии ни серебрушки.

Сейчас имперские офицеры носа не кажут в порт, вся торговля и без подобных ухищрений в распоряжении герцога. Такая же ситуация в Оливии, главном порту Южной Сканды, и в Злотисе. Но если тамошние правители держат в руках и добычу ископаемых, и транспортные пути, что им стоит приступить к взиманию пошлины при поставках руды и металлов в другие области Икарии? Аделфия перестает быть интересным местом для контрабанды. А ведь собирались строить железную дорогу от порта до русла Леоны, чтобы часть пути грузы преодолевали по реке, потом по рельсам, незначительную долю объема показывать имперским инспекторам и приплачивать им за крепко закрытые глаза на беспошлинный вывоз основной массы неведомо каким образом.

Без этого лодка – просто огромная игрушка. Больше половины ее корпуса занимают воздушные баллоны. Паровая машина крутит не только гребной винт, но и нагнетатель, закачивающий воздух в те баллоны под немыслимым давлением, его силой корабль приводится в движение под водой, когда топка погашена.

Разумеется, океан ей своим ходом не переплыть, запас воды и угля ограничен. Она курсирует между гротом и торговым судном, бросившим якорь за пределами доступности портовых имперских ищеек. Всплыв ночью, становится борт о борт. Вновь разводятся пары, закачивается воздух, которого достает едва ли на час подводного хода, когда судно полностью скрывается под волнами, оставив на поверхности лишь медную зрительную трубу со стеклянной линзой.

– Пора менять команду, – бросил мессир, глядя на серые от усталости и недовольные лица членов экипажа субмарины. Они не рады выходу на сушу, никто их не выпустит в город по кабакам из-за секретности. – Но где набрать достойных и обучить их на подводников, ума не приложу.

С трудом сохранив деловые отношения с Паллой, герцог приготовился к не менее сложной встрече с Алексом. Если с ламбрийским пэром они разговаривали на одном языке и думали одинаково, то предсказать, что родится в переполненной романтическими бреднями голове юного героя – намного сложнее. Но первый прогноз сбылся, не найдя предмет своего вожделения в Кальясе, тот немедля примчался в Нирайн. Стоит ли говорить, к прибытию парочки имперских гвардейцев герцог Ванджелис укрепился в намерении не отступать ни на волосок от своих требований, выстроенных в его планах, как артиллерия перед битвой.

Алекс с Гораном опустились на башню замка на следующее утро после прощания главы клана с семьей и убытия подводной лодки. Они преодолели путь до Нирайна быстрее, чем Иана и ее сопровождающий.

– Высокородный синьор герцог ждет вас, тей Алайн! – предупрежденный караульный прим-офицер помог снять Алексу крыло, а Горану предложил обождать на гостевой галерее.

Имперцы переглянулись. Ждет? Значит, все неспроста.

– Тей Атрей со мной, – отрезал Алекс и решительно шагнул к лестнице вниз, не обращая внимания на слабые возражения прим-офицера.

Замок построен под старину. На самом деле ему и сотни лет не исполнилось. Отдельные картинки с худыми надутыми физиономиями не создали впечатления древности рода, даже если мобилизованы троюродные тетушки хозяев. С апартаментами Мейкдонов и, тем более, императорскими жилище Ванджелисов не сравнить.

Зато уютнее, лучше вентиляция, меньше сырости, даже в переходах и галереях, где нет поблизости горящего камина. Прогресс в зодчестве не стоит на месте.

Герцог произвел на Алекса столь же отталкивающее впечатление, как и на его возлюбленную. Вдобавок в кабинет набился десяток из личной стражи, а визитеров попросили сдать револьверы. Горан выразительно погладил эфес шпаги, однозначно намекая компаньону – при необходимости отсутствие огнестрельного оружия не помешает сделать дюжину местных дамочек вдовами.

Начало встречи крайне не понравилось властителю. Он зыркнул на караульного прима, осмелившегося привести второго гвардейца вместе с Алексом, хотя тот был не виновен, получив приказ доставить молодого тея вниз одного и без насилия. Попытка разделить столичных гвардейцев непременно привела бы к нешуточному насилию. В первую очередь – в отношении караульного наряда.

Но, так или иначе, общение началось не с той исходной диспозиции. Вдвоем – это уже не один.

– Предпочитаю прямоту, синьоры. И буду откровенен. Но для начала прошу присесть.

– Для начала прошу сообщить, где Иана Лукания, – Алекс не тронулся в направлении кресла, Горан, естественно, тоже.

– Это и есть первая тема нашего диалога, – не стал отпираться герцог. – Девушка у меня. И я не вижу препятствий к вашему с ней воссоединению, если согласитесь на простые условия, – увидев нетерпеливый жест северянина, быстро добавил: – Она в полной безопасности и с максимальными удобствами.

– Что за условия? – вмешался Горан, снова разрушая заранее придуманную тактику. Тей Дайорд не собирался отвечать на вопросы случайного гвардейского фалько.

– Мы ждем, – добавил Алекс.

Фактически приходится отвечать на вопрос второго гвардейца. Черт бы побрал столичных наглецов!

– Около трех недель назад тей Мейкдон передал вам, синьор Алайн, предложение временно возглавить империю до выборов нового императора.

– Оно отклонено бесповоротно и не обсуждается. Я не слышу условий.

Тонкие уши вспыхнули огнем. Мальчишка смеет хамить самому герцогу в присутствии его людей, в собственном доме! Если бы кандидатура Алекса не была согласована с Мейкдоном и с другими властителями, Ванджелис тотчас приказал бы арестовать «кандидата на престол». Да и нужен ли столь ершистый ставленник? Все предварительные маневры и заготовки рухнули в одночасье. Пришлось сходить сразу с единственного козыря.

– Тем не менее вам придется принять пост князя-регента. Это и есть условие, а ее пребывание у меня в гостях – залог вашего благоразумия.

Только Горан мог оценить, каких усилий Алексу стоило удержать руку. Чем сохранять спокойствие, значительно проще совместить вытаскивание шпаги с прыжком вперед. Там – выпад в горло самонадеянного вельможи, до которого жалких четыре шага, а потом воспользоваться сумятицей синих гвардейцев, тесно сгрудившихся в небольшом кабинете для вящего спокойствия хозяина.

Со свистом выпустив воздух через сжатые зубы, офицер произнес:

– Требую встречи с ней немедленно.

Чувствуя, что победа близка, Ванджелис несколько расслабился. Он обогнул стол и с уверенным видом опустился в кресло. Сцепленные пальцы, напоминающие скрученные корешки непонятного дерева, легли на столешницу. Герцог мазнул взглядом гвардейцев, продолжающих находиться на ногах, и больше не предложил садиться.

– Увы, это невозможно. Не далее как вчера я отослал ее в достаточно уединенное место.

– Предлагаете нам найти это место, вырезать охрану и разобрать его по кирпичикам? – снова вставил Горан.

– От души не советую. Охрана многочисленная, имеет указание не допустить отъезд синьоры Лукании любой, я подчеркиваю – любой ценой. Впрочем, при отсутствии ваших сумасбродных попыток ей там безопасно и вполне удобно.

– Нам нужно посоветоваться. Синьор! – Алекс повернулся к Горану. – Составьте мне компанию подышать свежим воздухом на верхней галерее. Здесь слишком воняет тухлятиной.

Он довольно бесцеремонно распихал двух синих, перегородивших выход. Сзади долетела команда: «Пусть идут. Только крылья им не давать».

Револьверы, естественно, тоже не вернули.

На галерее, подальше от окон, Алекс ухватился руками на перила, рассматривая с донжона внутренний дворик, словно самое интересное место на свете.

– Что ты предлагаешь? – шепнул Горан.

– Ничего. У нас нет выбора. Просто не хочу, чтобы ушастый глист почувствовал, будто легко нас сломает.

– Конечно. Даю слово – помогу тебе отблагодарить его по окончании истории.

– Он, похоже, дал себе такое же. К концу моего регентства нам стоит особенно опасаться отравы в еде и кинжала в спину.

Атрей неожиданно засмеялся и на недоуменный взгляд друга пояснил причину внезапного веселья.

– Примеряю к тебе титулование: ваше императорское высочество. Это ж мне, чтоб с тобой выпить, придется в канцелярии записываться на высочайшую аудиенцию. А дворцовому секретарю придется включать в расписание – высочество в грядущий четверг соизволит августейше набухаться до синих соплей.

– Не надо про синих! Раньше мне фиолетовые были поперек горла.

– Думаешь, они в норку спрятались? Ванджелис – та еще гнида, но действует по наущению твоего друга Мейкдона. Ты его протеже, а пленение Ианы – лучшее средство призвать тебя к послушанию, добровольно ли нацепишь на голову суррогат имперской короны, или бесчестные твари заставят подлостью и обманом. Готов продолжить разговор? Я, грешным делом, ждал, что ты положишь герцога на месте.

– Честно говоря, собрал все запасы Силы, сбереженные после перелета, приготовился снести ударом ближайшую охрану, а главного негодяя поразить в горло.

– Шансы у нас были пятьдесят на пятьдесят. То есть кровушки их попили бы от души, а выбрались бы – вопрос. Но ты молодец, что сдержался. Когда дело касается Ианы, лучше не рисковать. Удивлен? О своих бабах рассуждаю по-другому, потому что они сплошь – кабацкие шлюхи. Она же для тебя много значит.

– Да. Идем, друг. Много разговариваем. За работу! – шагая по галерее, Алекс с горечью вспомнил о своей нелюбви к политике: – Знаю, лезу в мутное дело. Но иногда не выберешься на сушу, не одолев болото. Тину и грязь будем счищать после.

В герцогском кабинете, куда их впустили без малейших проволочек в приемной, офицер снова заговорил, но таким тоном, что его голосом можно было заморозить озеро.

– Я приму регентство, дам слово выполнять разумные указания, исходящие от вас и, как не трудно догадаться, от вашего партнера по афере тея Мейкдона, – кивок головы подтвердил предположение Горана о фиолетовых, а Алекс предпринял последнюю попытку переломить ситуацию в свою пользу. – Для этого улетаю в Леонидию. Естественно, в сопровождении Ианы.

– А в качестве гарантии – только ваше слово? В деле, судьбоносном для будущего страны? Как вы еще наивны.

Вряд ли Ванджелис подозревал, насколько он приблизился к смерти в этот момент. Но ему было суждено пережить текущий день, как и многие другие.

– Понимаю, – покладисто согласился Алекс. – Не имея собственной чести, вы не подозреваете о ее наличии у других. Итак! Я, тей Алексайон Алайн, принимаю на себя обязательство нести бремя князя-регента Икарийской империи, прислушиваясь к мнению упомянутых особ. А по окончании срока обязательства прошу синьора Ванджелиса дать мне удовлетворение на дуэли с условием смертельного исхода в связи с нанесенным оскорблением – неверием тейскому слову, чем замарана моя дворянская честь.

В кабинете повисла тишина. Ее нарушил вельможа, обозванный на галерее «ушастым глистом». Он скрипуче рассмеялся.

– Да кем ты себя возомнил, мальчишка? Какой-то щенок фалько бросает вызов герцогу?!

– Нет ничего зазорного, тей. Мы сойдемся перед коронацией избранного императора. Князь-регент империи всяко выше, чем местечковый предводитель провинции, лишенной полезных ископаемых и раздираемой восстанием.

Столичные гвардейцы развернулись к выходу. Но герцог, униженный в присутствии своих людей, находящихся в количестве, исключающем неразглашение пикантных подробностей аудиенции на весь Нирайн, кинул в спину неотразимый уничижительный элемент.

– Наслышан, что ты предпочитаешь обирать до нитки побежденных. И что же поставишь на кон перед дуэлью с герцогом, нищий дворянчик?

Алекс остановился.

– Есть замечательная старая традиция, если схватка объявляется насмерть. Каждый тей ставит все, что у него есть. У меня скопилось небольшое количество золота, да и в должности регента, смею надеяться, что-то перепадет. Вы не хотите ставить герцогство? Ну же, Дайорд, зачем вам оно в могиле?

– Герцогство – это не только имущество! – рявкнул без спросу элит-офицер, судя по близости к сюзерену, считающийся его правой рукой и столь же раздраженный непочтительными выходками Алекса. – Это еще и наследуемый титул.

– Отлично. У вас, насколько я наслышан, есть взрослый сын? Если возраст и дряхлые кости самому не позволят выйти к барьеру, я с легкой душой застрелю или заколю его вместо вас. А моя фамилия не моложе вашей. Да, мы беднее, но это поправимо, зато сохранили благородство. Отсутствие чести не исправишь! – с этими словами он шагнул за порог кабинета, где громко рявкнул: – Мой револьвер!

Тем самым выместил раздражение на ни в чем не повинном секретаре.

– Жидкие ребята, – прокомментировал Горан, цепляя крыло и ничуть не смущаясь присутствия синих гвардейцев на площадке башни донжона. – Фиолетовые другие. Байона помнишь? Тот, считая честь попранной, пытался достать тебя любой ценой. Смелый был покойник.

Синие тщательно изобразили мебель.

 

Глава четвертая

– Прошу по старой дружбе у твоего высочества поблажки.

За день они отмахали максимальное расстояние, Сила иссякла настолько, что не хватило бы на драку.

Горан, необычно молчаливый, не уделил внимания ни женщинам в таверне, ни вкусу легкого вина. Шутливое с виду обращение последовало за долгими раздумьями.

– Пользуйся, чего уж там.

– Уговори Иазона не заметить, что я задержался на месяц-другой. Ну, и подкинь золотишка из трофеев Сиверса. Не хочу привлекать внимания добычей новых.

– Ты что-то задумал.

– Нет. Сгоняю в Барбо на пляжи. Лет пять не был в отпуске.

Алекс хмыкнул.

– Прислать Терона с Марком на подмогу?

– Рано. Сначала разведаю. Для этого толпа не нужна. А вот потом – помощь не будет лишней, если не справлюсь.

– В чем помощь? Говори! Не тяни кота за хвост.

– Слушаюсь, твое высочество. Я прячу крыло, переодеваюсь и возвращаюсь в Нирайн. Узнаю место заточения Ианы. Потом нахожу аргумент, неоспоримый для герцога. Например, беру в заложники его сына. Или дочь.

– Горан... У меня слов нет. Как ты смеешь ставить себя на одну доску с этой бесчестной гнидой?

От возмущения Алекс отшвырнул вилку с ножом, заработав косые взгляды с соседних столиков.

– Стоп. С дочерью я перегнул палку. А прихватить недоросля, не причиняя вреда, очень даже уместно. Его отец объявил нам войну, сам поставил себя в условия, когда негоже расшаркиваться и звать секундантов.

– А ты – лазутчик в его тылу... Тогда не возражаю, – кандидат на княжение унял вспышку гнева.

– В Сканде твои отец и младший брат?

– Да... И я слишком давно их не видел.

– Отличный повод вызвать в столицу и посадить под охрану зеленой гвардии регента.

Алекс откинулся на спинку скамьи.

– Даже не знаю... А если негодяи возьмут в заложники Еву Эрланд, родителей Марка или Терона, я плюну и рассмеюсь? Как бы не так!

– Ванджелис и Мейкдон судят по себе, дружище. Потому синий не поверил твоему слову. Я-то знаю, что оно крепко. Получив Иану, ты бы не начал борьбу против ушастого. Он создал себе неприятного врага, хотя и у тебя положение не лучше: синие и фиолетовые, мягко говоря, не прочь расклевать твою печень, а сдерживают их очень временные обстоятельства.

– Не забывай ламбрийцев, – криво улыбнулся Алекс. – Наш с Ианой рейд, отмеченный могилами, как козлиная тропа – коричневыми лепешками, они до скончания века не забудут. Зато и друзья на зависть.

Он положил руку поверх перчатки наставника и напарника.

В этот вечер фалько-офицер был не один, пусть впереди долгие дни перелетов до Леонидии. Там – тоже друзья.

Иане пришлось хуже.

Так сложилось, что до отлета из столицы из-за дуэли Терона она практически непрерывно находилась с кем-то. С отцом, с дядей, с Эрландами. Самый трудный и, что лукавить, самый счастливый период жизни пришелся на путешествие с Алексом.

Пейна Ванджелис, синяя герцогиня, пытается быть милой. Уроженка Оливии, откровенно ограниченная, чтобы не сказать – глупая до невозможности, она отличается яркой южной внешностью, под стать самой Иане, порождая предположение, что властитель Аделфии взял ее в жены чисто для совершенствования породы, компенсируя изъяны собственного вида. Орайон старше Алекса на год, выглядит улучшенным подобием отца, тоже высокий и узкий, но без анекдотических ушей и дистрофических плеч, словно Создателем приспособленных для проникновения в тесные щели. Одновременно робок, сущий теленок. Очевидно, ему действительно не стоило перепоручать охрану матери и сестры. Последняя – обычное избалованное дитя четырнадцати лет, к тому же плохо летающее, отчего недлинная дорога в один суточный рывок растянулась на обещанные Дайордом три дня.

О двух гвардейцах лучше не вспоминать. Да, в бою их шпаги пригодятся. Может, как-то проявит себя и Орайон. Но ни один из них не был в реальной схватке!

Только дуэли до первой крови, иначе говоря – безобидной царапины.

В присутствии синих особенно одиноко.

Зачем-то герцог решил удалить Иану из Кальяса и Нирайна. Изолировать от Алекса? Это станет понятным в течение недели-двух. Если не будет вестей, нужно что-то предпринимать. Но пока неясно – что именно.

Маленький отряд в черных плащах, надетых для конспирации, как и летные маски, не снимаемые в общих залах гостиничных заведений, прибыл в неприметный городок Дайокс, больше похожий на поселок, на большинстве карт империи не обозначенный. Будущая резиденция показалась издалека, даже не замок, скорее – форт на скале, у подножия окруженной стеной.

После снижения Иана оценила предусмотрительность Ванджелиса. Форт невелик, но идеально приспособлен для защиты малыми силами. Укреплен снаружи и внутри. Сбежать из него так же трудно, как и проникнуть.

Только на верхнюю площадку можно спланировать на посадке: больше нет удобных ровных мест, полудюжина стрелков с легкостью отобьется от летучего отряда. Снизу достаточно просто преодолеть стену, а взобраться по скале, минуя единственную дорожку, также проблематично, особенно под огнем из бойниц.

Можно, конечно, подтянуть орудия. Но не приучены наши пушкари, насколько помнила Иана основы военного дела, палить с таким углом возвышения! Поэтому форт Дайокс падет, только заваленный трупами осаждающих сверх всякой меры, либо сдастся после многомесячной осады, лишенный припасов, достаточных для поддержания жизни дюжины теев и четырех десятков простых военных.

Устроившись в офицерской комнатке, сильно напоминающей чулан по площади, девушка принялась изучать форт изнутри, гадая, от какой напасти герцог решил здесь спрятать семью. Устройство крепостицы выучила за час, загадка ссылки в Дайкос не то что не раскрылась – даже не покрылась трещинками.

Потянулись дни ожидания, одинаковые как серебряные монеты в пять арги.

От добросовестности, а также желания не терять времени зря, Иана как-то устроила на верхней площадке башни маленькую проверку Орайону и двум гвардейским унтерам. Сначала попросила их фехтовать между собой, потом сама вышла на центр с парой длинных кинжалов.

Сын герцога смутился как всегда и неловко принял стойку, отставив левую настолько далеко назад, что, казалось, нащупывал там мамкину юбку, чтобы ухватиться. Учитывая наследственную длину рук, выглядел при этом более чем комично.

– У вас шпага, синьор. У меня только кинжалы. Извольте нападать!

Он сделал выпад. Движения герцогского отпрыска показались нарочито замедленными. Иана легко перехватила левой рукой клинок, зажав его между лезвием кинжала и крючком гарды, острием второго ткнула в кружевной воротник Орайона.

– Труп.

Обозванный трупом покорно опустил отпущенную шпагу.

– Да, высокородная.

– Признавайтесь. Вы вообще не умеете постоять за себя или меня стесняетесь?

– Признаюсь. В шпаге я не силен. Отец считает холодное оружие устаревшим и заставлял меня больше тренироваться с револьвером.

Унтеры спрятали смешки. Иана, почувствовав скрываемое веселье, цыкнула на них и пригрозила проэкзаменовать позже. Затем попросила револьвер Орайона, из которого высыпала патроны.

– Меткость проверю позже. А пока попробуйте быстро достать его и защититься, если я угрожаю кинжалом.

С неожиданной для самого себя прытью молодой человек рванул оружие из поясной кобуры... и с разочарованием почувствовал, что пустой ствол в момент щелчка глянул в сторону, кисть заныла от удара ребром крепкой ладошки, а кинжал снова уперся в воротник.

– Сегодня роль трупа вам пришлась по душе.

Лишь командир гарнизона, пожилой тей, из-за тучности предпочитающий более не пользоваться крылом, оказался сравнительно подготовленным воином, на его попечение Иана сдала недоученных гвардейцев. Сама занялась Орайоном, впервые в жизни ощутив себя в амплуа наставника, не считая уроков верховой езды, преподаваемых госпоже Еве.

Наследник громкого титула проявил способность попасть в сосну из револьвера с пятнадцати шагов, если та стояла смирно и не раскачивалась.

Иана, чье беспокойное сердце не утихомирил даже щедрый гонорар, прописанный в контракте, поняла, что не сможет подготовить из синего второсорта что-либо стоящее в бою, не имеет времени заниматься с ними фундаментально, начиная с азов – правильных стоек, основных движений, упражнений на ловкость и реакцию.

Можно, конечно, рассчитывать на общий невысокий уровень воинов западной окраины, но для нападения на семью герцога, если такая опасность существует, некий таинственный враг запросто решится пригласить наемника класса ее дяди, тоже уроженца Аделфии. Разве что дядя никогда бы не согласился на низость, в отношении других гарантию дать сложно. Поэтому Иана поступила самым простым образом: начала прививать Орайону несколько банальных, но действенных навыков да разучивать основы защиты, если кто-то ударит первым.

Так она заполнила пустоту дней, но не пустоту в душе. Потом заметила, что сын герцога начал в нее влюбляться.

Взгляды, вздохи, преувеличенная старательность. Во время конных прогулок – непременно подать руку, придержать стремя, лично отвести ее лошадь в конюшню или вывести, проверив затяжку подпруги. Чуть что – румянец смущения на все по-отцовски неказистое лицо, чуть подправленное яркостью черт, унаследованных от матери. Вероятно, благодаря ее крови у сына к двадцати двум годам вполне взрослые жесткие усики, черная бородка клинышком, что не делает взрослым самого Орайона.

– Ангард! Встать в меру!

Иана, не носившая шпаги и предпочитавшая малые по размеру орудия убийства, ей владела и то лучше охраняемой персоны, поэтому по мере сил пыталась заставить его научиться отражению хотя бы простейших атак, чтобы продержался пару секунд, пока не поспеет помощь.

Они выезжали вдвоем к северной дороге, ведущей к Нирайну, стреножили лошадей и упражнялись, приминая сапогами яркую весеннюю траву в дубраве, начисто лишенной подлеска. Именно там, после очередной команды «ассо» и очередной порции пота, пропитавшего камзол Орайона, их заметил одинокий всадник, немедленно повернувший коня под сень дубовых крон.

Если бы Иана попыталась вообразить наемного убийцу, подосланного к семье Ванджелисов, она представила бы его приблизительно так же: немолодой, седоусый, со шрамами на лице, которые его обезображивают, а не делают мужественно-благородным, как у Алекса. Главное – твердый и даже чуть-чуть сочувствующий взгляд водянистых глаз. В них написано: соболезную, высокородные синьоры, но с момента встречи со мной вы числитесь в покойниках.

Он был одет в черный плащ, не выдающий принадлежности ни к какому человеческому сообществу, простой коричневый камзол и такого же цвета шаровары, шляпа на голове, ботфорты на ногах. В одеянии нет ни малейшего намека на тейское происхождение, но телосложение и манера держаться с непоказным достоинством позволяют строить любые предположения. Словом – опасный, безжалостный и совершенно незнакомый тип.

Орайон выхватил револьвер, щелкнул курком... и вспомнил, что расстрелял барабан на утреннем испытании. Револьвер Ианы в седельной сумке. Меж тем седой незнакомец спрыгнул с коня и шагнул к упражняющейся парочке, к слову, также одетой для всевозможного сокрытия тейского дворянства.

– Прекрасное утро, не правда ли? В такое утро чрезвычайно любопытно увидеть дуэль юноши и девушки, особенно если девушка явно одерживает верх.

Оба, принятые за дуэлянтов, не сговариваясь, повернули клинки в сторону новоприбывшего, даже не обнажившего шпагу, но не кажущегося от этого менее зловещим.

Пока Иана лихорадочно соображала, как выпутаться из щекотливого положения, в далекой Леонидии происходили не менее драматические события. Там в двусмысленной ситуации оказался герцог Мейкдон, в чью столичную резиденцию Алекс ворвался, буквально расшвыряв фиолетовую охрану, включая массивных пехотинцев. Фалько-офицер не взвел курок револьвера на пороге личных покоев, но по виду молодого человека было не трудно догадаться, что он не погнушается выкатить против герцога и артиллерийские орудия.

– Это низость, Мейкдон! – выпалил он, к счастью, еще без применения пороха. – Вы поручили Вандже-лису выкрасть Иану!

Выпученные от рождения глаза герцога округлились еще больше.

– И не думал.

– Я знаю – вы писали ему!

– Дважды. Первый раз – когда надумал предложить пост регента. Второй раз, когда информировал, что наши планы под угрозой из-за вашей несговорчивости.

– А по поводу Ианы?

– В первом предложил ему пригласить синьору Луканию к себе на службу, пока ваши с ней отношения не определились. Они ведь не определились, так?

Алекс приблизился вплотную и грохнул кулаком по столешнице, инкрустированной вкраплениями какого-то фиолетового минерала.

– Он держит ее неизвестно где! Требует моего вступления на престол и всяческого послушания!

– Это бесчестно, – спокойно согласился Мейкдон. – Не ожидал от него, впредь буду осторожнее. Да вы садитесь. Вина с дороги?

Алекс не воспользовался приглашением и принялся метаться по кабинету, словно тигр в клетке.

– Возьмите себя в руки, тей. Вам достаточно моего слова, что я не писал никаких писем, бросающих тень на мою честь? Или отправить нарочного в Нирайн, чтобы Ванджелис вернул оригиналы моих посланий и вы лично убедились?

Офицер уронил себя в кресло и сжал кулаки.

Конечно! Благородные вельможи не марают себя, употребляя на бумаге компрометирующие выражения. Нет сомнений, что при желании Мейкдон мог обо всем прекрасно договориться с нирайнским прохвостом и в письме просто упомянуть «ожидаю от вас усилий по разрешению ситуации», а теперь округлять жабьи глаза и строить невинность.

Внезапно Алекс понял, что у Мейкдона есть несомненный талант чувства меры. Совершая низости, он чутко ощущает грань, за которую лучше не переступать, чтобы не быть немедленно убитым. Так криволицый мерзавец проживет еще долго.

– А вы вроде бы и ни при чем. Но все равно посоветуете мне одеть корону регента.

– Я это советовал вне зависимости от ситуации с синьорой. Теперь же вам, похоже, понадобятся любые возможные ресурсы, чтобы вернуть ей свободу. Что же касается влияния на временного и, в известной мере, номинального властителя империи, то у герцогов более чем достаточно рычагов влияния и без того. Мой синий коллега решил сделать себе персональный? Ему же хуже.

Алекс заметно сдулся, выпустив первоначальный гнев. Он питал иллюзию, что, налетев на сообщника Ванджелиса, заставит его предпринять какие-то шаги... Иллюзия рассыпалась. Герцог дал понять – хоть режь меня, Иане от этого ни жарко, ни холодно. И с порога отметать его возражения глупо, не зная истинных договоренностей между фиолетовым и синим. Одно ясно – оба негодяи и оба стоят друг друга.

Заметив благоприятную для себя перемену, Мейкдон мягко произнес:

– Давайте оставим без внимания ваши горячие слова в начале разговора. Лучше расскажите, что творится в Аделфии. Север герцогства практически восстал?

– Да! И я молю Всевышнего, чтобы ламбрийские предводители сожгли нирайнский замок вместе с герцогом, а его прах развеяли по ветру.

– Для решения вашей проблемы такое развитие событий подходит замечательно. Но для Икарийской империи – очередной шаг к разрушению. Волнения перекинутся и на другие районы. Мятежничество – опасная болезнь, и ее нужно лечить. Скорее всего, лечить обильным кровопусканием.

 

Глава пятая

Увидев клинки, незнакомец усмехнулся. Нижняя губа с криво сросшимся рубцом неприятно дернулась.

– Желаете померяться силой со мной, забыв собственный спор?

Он выхватил шпагу. В левой руке блеснула дага.

Не желая отдавать преимущество первой атаки, Иана бросилась вперед, намечая выпад. Его она сопроводила ударом Силы, нацеленным в голову, а левая рука метнула нож. Орайон не успел не то что отреагировать – даже толком разобрать происходящее.

И это к лучшему. Он не смог осознать всю глубину позора своей учительницы.

Мужчина со шрамами непринужденно уклонился от выброса Силы, словно ждал его и с точностью до долей секунды угадал момент, шпагой отшвырнул в сторону метательный нож. Дага отвела шпагу Ианы.

Но он не воспользовался возможностью прикончить ее. Со стороны могло показаться, что девушку ударило невидимым мешком, опрокинув навзничь. Незнакомец обернулся к Орайону и обезоружил его простейшей вышибкой.

Когда телохранительница, с треском провалившая обязательства по контракту, вскочила на ноги, то первым делом увидела бумажно-бледное лицо своего родовитого поклонника, дагу у его горла и капли крови с крохотного пореза на шее.

– Не ушиблись, высокородная синьора? Не волнуйтесь, я не отрежу голову вашему сосунку. Прошу только уделить мне пару минут для приватной беседы, а мальчик... ну, пусть идет с прутиком разминается, шпагу ему еще рано давать.

Седоусый злодей вбросил клинки в ножны, не дожидаясь ответа, и отправился к жеребцу.

– Кто вы, тей?

– Судя по описанию, неловкому применению Силы и манере сначала бросать нож, а потом спрашивать фамилию, я с уверенностью узнаю в вас синьору Иану Луканию, – мужчина приподнял шляпу над седеющими волосами и насмешливо поклонился. – Уверен, Алекс рассказывал вам о самом страшном истязателе в своей жизни. Фалько-офицер Горан Атрей к вашим услугам.

– Вы – тот самый Горан?!

– Других Создатель не придумал. А бледная немощь с крысиными усиками вместо усов – герцогеныш? Не трудно догадаться, хотя отец, отдадим должное фантазии Всевышнего, еще уродливее. Чего не скажешь о вас, синьора. И я даже начинаю понимать причину безумия моего ученика.

Действительно, в черной обтягивающей куртке, перетянутой контрастным красным пояском, черных лосинах, коротких сапожках из тонкой кожи, разгоряченная тренировкой и гневом от проигранной схватки, Иана смотрелась восхитительно. Пусть на ней не высокая вычурная прическа, густые темные волосы собраны в тугой хвост на затылке, не бальное платье с вырезами, почти нет косметики, покойная герцогиня Мейкдон не зря видела в полукровке опаснейшую соперницу. Даже Горан, за последние десять лет привыкший к иронически-потребительскому отношению к женским прелестям, подумал, что жизнь, быть может, проходит мимо тебя, когда рядом нет такой красавицы, страстной и желанной.

И тем более ясно, отчего Орайон, считающий себя, видимо, исключительно неотразимым благодаря перспективе заполучить герцогский титул, натурально пускает слюни при виде Ианы – это заметно с тридцати шагов, не слезая с коня. У Алекса соперник? Смешно.

– Попробую счесть это за комплимент, тей. Что же вас заставило отыскать меня здесь?

Краткий рассказ о происках Ванджелиса вогнал ее в панику.

– Господи! Во что же мы вляпались...

– Разрывайте контракт, синьора. Вас склонили к нему обманом.

– Не могу, – Иана закусила губу. – По всем обычаям герцог пока не дал мне достаточного повода. Он не переправил мне письмо Алекса? Но тот и не писал никаких писем! Тем более – формально ваш друг мне никто. Мы не только не обручены, но ни о чем не условились. Я получила щедрый аванс золотом...

Выдержав паузу, сопровождаемую долгим взглядом, под которым тея смешалась, Горан произнес главные слова.

– В вашу последнюю встречу Алекс признался в любви. Вы не ответили ни да, ни нет.

В глазах Ианы мелькнули слезы, более красноречивые, чем самые пышные фразы.

– Но я же не могу сказать это вам. Пусть даже его лучшему другу.

– Конечно! Но вы можете мне доверить письмо, коль отказываетесь лететь в Леонидию.

– Да... Да! Увы, у меня нет с собой письменных принадлежностей.

Они нашлись в ближайшем трактире.

– Я нарушаю главное условие контракта – воздержаться от переписки. Герцог обязал меня, якобы с целью не выдать местонахождение семьи.

– Его установить совсем не сложно.

– Да, кстати, как вам это удалось?

Горан развел руками. Он с неудовольствием заметил, что в одну из перчаток впилась заноза с плохо струганного стола. Хозяин трактира, в доступной форме уведомленный, что приличных господ нужно принимать в более аккуратной обстановке, испугался за целостность организма и притащил в подарок бутыль лучшего вина.

– Внезапный отъезд герцогского семейства, удивительно совпавший с вашим кратким визитом, не мог пройти незамеченным. Осталось поймать сведущего человечка и расспросить его... примерно как хозяина трактира о качестве стола.

– Тот человек остался жив? – забеспокоилась Иана.

– Практически. Чуть не умер со страха, да и теперь трясется, что его откровенность станет известна герцогу. Бедному малому не оставалось ничего другого. Выпью, пожалуй, за остатки его здоровья, – тей отведал подарок трактирщика, выказав удовлетворение вкусом и градусом.

Скрываясь под личиной «червей», теи вынуждены употреблять еду и питье, обычно противопоказанные дворянству веса пера, поэтому гораздо более приятные для языка и желудка. Пусть потом и будет несколько тяжело управляться с крылом, тайные задания имеют по сравнению с повседневной службой важное преимущество разнообразного питания.

Орайона, скрючившегося за соседним столиком и пытавшегося перехватить обрывки разговора через обычный гам общего зала, Горан не пригласил. Молодой человек измучился, нутром ощущая, что поблизости происходит действо, идущее вразрез с его интересами. Но ничего не смог поделать. Господин со шрамами отпустил его, не причинив вреда. Однако осталось унизительное впечатление, будто собеседник Ианы выписал ему пинок пониже спины.

Разговоры за соседним столиком смолкли, девушка склонилась над листом бумаги, быстро порхая по нему гусиным пером. Что она пишет и кому? Загадка. Орайон с трудом подавил желание невзначай прогуляться за ее спиной и подсмотреть. В конце концов, Ванджелисы – хозяева Аделфии! Он вправе знать, что происходит.

Орайон снова глянул на неприветливое лицо седоусого, разрубленную нижнюю губу, уверенную посадку на убогой деревянной скамье как на троне. Молодому человеку хватило благоразумия заняться трапезой с преувеличенным вниманием, воздержавшись от прогулки.

Иана закончила чистописание. Чернила высохли, она сложила лист вчетверо.

– Естественно, я вложу его в конверт, не интересуясь содержимым. Но могу ли я осмелиться спросить, гм... о сути ответа?

– Он... Простите. Выражусь так – в письме нет ничего неожиданного.

Иана встала. По блеску в ее глазах Горан легко догадался о невысказанном вслух.

– Премного благодарна вам, тей. С удовольствием последовала бы за вами в Леонидию, но честь обязывает сдерживать обещания, даже если со мной обходятся бесчестно.

– Понимаю. Прощайте!

Он вышел, не задерживаясь ни на секунду. К Иане подскочил возбужденный Орайон.

– Кто это был? Что вы писали?

Его обескуражила задумчивая и чуть мечтательная улыбка Ианы.

– Ранее незнакомый человек. Теперь, наверное, друг. Письмо не имеет отношения к вашей охране и вообще не касается вас, матери и сестры.

– Меня все касается!

– Умерьте пыл, тей. Если ваш отец беспокоился об инкогнито относительно пребывания нас в Дайоксе, то в Нирайне это более не секрет.

– Невероятно...

– Удивляйтесь сколько хотите. Я бы на вашем месте больше упражнялась с унтерами и солдатами гарнизона форта, если мои уроки не помогли удержать шпагу хотя бы секунду.

Иана направилась к двери. Орайон догнал ее у коновязи.

– Стоит ли это понимать, что вы больше не будете со мной...

– Тренировать вас? Увы. Я – негодный учитель.

Не могла же Иана признаться, что при определенном стечении обстоятельств Орайон сойдется в поединке с Алексом. Она не должна давать даже призрачные козыри сыну герцога против человека, которому написала короткое, но самое пылкое письмо.

Естественно, девушка не предполагала, что Горан и не собирается мчаться в Леонидию на встречу с Алексом, в эти же дни взвалившему на себя непосильное бремя временного руководства страной.

Торжественная процедура приведения его к присяге состоялась через неделю после возвращения в столицу, оттого скомканная и лишенная полагающейся помпы. В крохотной княжеской короне, пародирующей скорее герцогскую, нежели императорскую, он возглавил заседание Совета герцогов. На нем, в силу спешности, был только один «настоящий» владыка – Мейкдон. На месте других в разноцветных креслах сидели полномочные представители.

Его императорское высочество князь-регент Алексайон Алайн, с тоской подумавший, что не скоро услышит человеческое обращение «Алекс», принял поздравления от всех цветов провинций, силясь запомнить имена и титулы маркизов и графов, выражающих в Совете волю своих сюзеренов. Затем начал вникать в состояние государственных дел, ощущая себя так, будто назначен командиром дирижабля за пять минут до важнейшего боевого вылета, не имея ни малейшего понятия об устройстве и возможностях воздушного корабля.

Герцоги решили управлять им? Как бы не так! Каждый из представителей счел своим долгом высказать требования и претензии собственного синьора. С первого же заседания Совет продемонстрировал неспособность к принятию конкретных решений. То есть – командовать нужно Алексу самому, лавируя между пожеланиями владельцев территорий. Иными словами, заниматься тем, от чего хотелось держаться подальше.

Временным, крайне неприятным, но единственным союзником в этой ситуации получился человек, сам же Алекса в ловушку отправивший – Мейкдон.

Алекс кое-как устроился во дворце, в покоях по соседству с бывшими императорскими. Комнаты Эдранов приказал держать запертыми. Распорядился по поводу личной охраны, в нее, как не сложно догадаться, вошли Марк и Терон. Велел принести в опочивальню ужин, побольше вина.

И обессилено растянулся поперек огромной кровати с балдахином. Первый же день на главном посту империи вымотал больше, чем самая безжалостная битва. В этом состоянии находился, когда Мейкдон попросил о приватной неофициальной аудиенции.

– Торжествуете? – Алекс расстегнул ворот домашнего мундира, в общих чертах копирующего императорский, только без несметного количества золотого шитья.

– Рано. Мы в начале пути. Сперва я помогу вам навести порядок в Кетрике, потом усмирим бунт в Кальясе. И лишь затем можно браться за реформу всей империи.

– Я в восторге от перспектив. Быть может, стоило действительно самому отыскать Иану, перебив стражу, где ее содержат, и махнуть в Тибирию?

Недоимператор сел на кровати. Герцог без приглашения устроился в кресле напротив.

– И все? Где тот дерзкий и честолюбивый юноша, что летел в Леонидию покорять ее, не постеснялся подначивать Байона с его головорезами, донимал Иазона и Элиуда просьбами ускорить карьеру? Пороху и на два года не хватило.

– Вы пытаетесь вызвать во мне дух противоречия. Ожидаете услышать вопль: нет, я все смогу?! Да, летом исполнится два года на службе. Но если человек за такой срок ничему не учится – он полный идиот. И первая заповедь, которую я выучил благодаря своему первому наставнику тею Атрею, заключается в опасности желаний. Хорошо, когда они ведут вперед. Но иногда очень плохо, когда они сбываются. Горан поступил просто – он вообще избавился от далеко идущих желаний.

Алекс потянулся к винной бутылке, осушил стакан, не пригласив Мейкдона составить компанию. После этой процедуры заговорил совершенно иначе.

– Как бы то ни было, я сегодня дал клятву. Дал слово тея. И сдержу его, черт бы меня побрал. Уходите, герцог. Оставаться с вами в спальне наедине вредно для мужской репутации.

 

Глава шестая

Князь-регент – это скорее военная, нежели политическая должность. Поэтому вряд ли кого-то можно удивить, что через неделю с начала княжения новый правитель двинул на запад дивизию сухопутных войск, усиленную большим тейским воздушным отрядом.

Парадокс в том, что в Аделфии достаточно имперских частей. Их много и в Западной Сканде, в какой-то неделе пешего перехода либо конного марша от мятежного Кальяса. Но вот загвоздка – эти войска фактически вышли из подчинения после смерти императора.

Такова структура государственной власти в Икарии. Кетрик, самая большая область страны, принадлежит императору лично. Соответственно, военные в зеленых плащах империи (и Кетрика) не горят желанием подчиниться герцогам, то есть властителям «второго сорта». Кроме того, армейцы пару месяцев лишены жалованья, что никогда и нигде не увеличивало боеспособность, разве что подталкивало заниматься грабежом.

Ламбрийский мятеж, не слишком буйный и вряд ли поддержанный значительными массами населения, могли подавить и герцоги, Ванджелис с его желтым северным соседом. Но князь не мог не признать правоту Мейкдона: только показательный рейд зеленых из центра восстановит имперскую власть хотя бы в призрачном объеме.

Подарком Всевышнего Алексу послужило участие в государственном управлении канцлера, пожилого графа Бартоломэйоса. Алекс практически не замечал его в прежние месяцы, да тот и не стремился быть на виду.

В первую же беседу регент выяснил, почему фиолетовый герцог не считал Бартоломэйоса претендентом даже на временное лидерство. Канцлер, человек лет шестидесяти – шестидесяти пяти с виду, очевидно болен. Три ряда дряблых мешочков под слезящимися глазами, нос сливой в прожилках, обвислые щеки, бесцветные губы, белый пушок на черепе вместо волос и еще более редкий над веками вместо бровей, помноженные на сутулую осанку и старческую походку, однозначно заявили, что граф приблизился к конечной станции пути.

Однако он не утратил живости ума и остроты памяти. А уж в плане осведомленности о делах Кетрика и государственного устройства вообще не имел равных. Но почти не наделен собственными полномочиями, его власть – производная от власти императора, отсутствовавшей до коронации регента.

Алекс с легкой душой оставил на Бартоломэйоса внутренние дела, снабдив самыми широкими правами. Граф принялся латать дыры, возникшие за время паралича управления.

Мейкдон увязался за Алексом, когда тот вознамерился вылететь вдогонку за отправленным экспедиционным корпусом, чем в первый же день вызвал шуточку Терона: князю жениться пора, а то ухлестывают за ним... всякие. В отместку регент приказал рыжему балагуру неотлучно находиться с герцогом, обещав при необходимости выдать грамоту для Евы. Мол, не по склонности пребывал в двусмысленной компании, а бдил по приказу во избежание всякого.

В этом перелете, закончившемся только к началу июня, Алекс впервые после коронации почувствовал себя чуть свободнее. Текущие вопросы легли на плечи канцлера, сухопутной армией командует генерал, воздушной гвардией – элит-офицер Иазон, тоже, кстати, намекавший, что достоин генеральских эполет. Остается только лететь неспешно, подстраиваясь под умеренный темп основной массы летучего дворянства, доступный даже Иазону, поддерживаемому в воздухе адъютантами, отдыхать и подкрепляться в заранее намеченных местах, где прибытие двух сотен теев ожидают квартирьеры, да вести неторопливые разговоры.

Они нагнали конно-пешеходное воинство в двух днях наземного пути от Кальяса. Князь принял рапорт о состоянии частей. Так как началась мятежная северная окраина Аделфии, вперед отправился тейский воздушный дозор. После формального совещания с генералами и элит-офицерами Алекс закрылся с Марком и Тероном, чуть позже к ним прорвался неугомонный герцог.

– Ваше императорское высочество! Я получил сведения по своим каналам.

– Слушаю вас, тей.

Как и многие военные советы в истории, этот проходил не в замке и не во дворце, а в обширной комнате на втором этаже длинного бревенчатого здания в безвестном маленьком городке. Нирайн далеко на юге, при корпусе крутятся приближенные Ванджелиса – маркиз и два фалько-офицера герцогской гвардии, сам он не рискнул оставить гнездо и выбраться на север.

Мейкдон выдержал легкую паузу, придавая значительность.

– Улф Сиверс предупрежден о приближении наших сил и не горит желанием сражаться до последнего.

– Я не удивлен. Это все?

– Нет. Полагаю, он в ближайшее время вышлет парламентеров. Будет предлагать условия.

Молодежь встретила эту новость весельем.

– У Сиверса выбор невелик, – откликнулся Алекс. – Капитулировать или заказывать приятный цвет для могильной оградки.

– Конечно, в военном отношении мы сильнее, особенно когда воссоединимся с бригадой, расквартированной в пригороде Кальяса, – согласился герцог. – Но давайте подумаем вот о чем. Противостоящие ламбрийцы – подданные империи, а большинство тех, кто стал под их знамена, вообще не имеет заокеанских корней. Да, чернь. Но – наша. Резерв для мобилизации, плательщики налогов. Отцы и матери будущих подданных.

– Никогда бы не заподозрил вас в чрезмерном человеколюбии, – удивился Терон.

– Это другое, – возразил герцог. – Можно говорить о любви или ненависти к отдельно взятым личностям. А здесь они – производительная масса, которую нежелательно уничтожать без цели.

Терон понял, что сморозил глупость, заподозрив Мейкдона в гуманизме. Фиолетовый, думающий о людях в категориях, таких же, как и при подсчете голов крупного рогатого скота, продолжил свою мысль.

– Если вы захотите прибить Сиверса гвоздями к воротам городской ратуши, я ни полслова не возражу. Подумайте о другом, высокородный князь. Мятеж не на пустом месте начался. У червей имеются какие-то претензии, достаточно серьезные в их понимании, раз герцог не справился. Покарать зачинщиков – одно дело. Проблему желательно решить, но не загонять вглубь.

Алекс расстелил карту.

...... Север Аделфии упирается в границу с Кетриком, хоть и неудобную. Отрезать часть герцогства и присоединить к имперским землям?

– Технически осуществимо... Но насторожит других князей. Как можно призывать на помощь центральную власть, если плата – утрата ленных территорий? Да и рычаг давления остался у Ванджелиса, не в ваших интересах его злить.

Алекс отвернулся, делая вид, что рассматривает другую часть карты. Он не хотел, чтобы Мейкдон увидел выражение его лица. В Леонидии князь получил письмо Горана с драгоценным вложением, но счел за лучшее никому не говорить о нем, даже Терону с Марком, заранее приготовившись к тысяче упреков в чрезмерной скрытности.

Пока в штабе зеленого воинства обсуждалось, с какой силой заламывать руки мятежникам, Иана неторопливо скакала верхом, возвращаясь в форт после прогулки. Из-за глупой и давно раскрытой конспирации, никому далее не нужной, но поддерживаемой по настоянию Орайона и его матери, нельзя пользоваться крылом. И отсиживаться в четырех стенах невероятно тоскливо.

Сын герцога настоял, чтобы девушку для безопасности сопровождали синие гвардейцы, невзирая на ее пренебрежительное отношение к их воинским талантам. Она скрепя сердце согласилась: кто платит, тот вправе хоть на какие-то пожелания.

Вояки трусили позади, отстав на десяток лошадиных корпусов. За ними обычно увязывался Орайон. В результате ей приходилось думать об охране наследника, в форте пребывавшего бы в большей безопасности.

Молодой человек, лишенный счастья каждодневных тренировок с предметом обожания, после встречи с Гораном начал все более навязчиво проявлять знаки внимания. Изменилось отношение и герцогини, с которой отпрыск имел беседу на сердечную тему, и не одну.

Метаморфозы материнских чувств направились по обычному в таких ситуациях пути. Начинается с радости: сын впервые посмотрел на добропорядочную тею с серьезными намерениями, а не удовлетворился случайными утехами в объятиях простолюдинок. Затем вскипает материнская ревность, усиленная ощущением мезальянса: о горе, сын избрал в качестве предмета обожания девушку из низших слоев дворянства, без приданого, без возможности породниться через нее с громкой фамилией. Далее накатывает гаев. Еще бы, мерзавка окрутила мальчика, мечтая превратиться в герцогиню. Ну, ничего, мама со временем найдет подходящую пару, а «эту» поставит на место. И, наконец, завершение: неужели неблагодарная самодовольная сучка смела воротить нос, отклоняя ухаживания наследника герцогского титула?!

Так как материнское настроение, пребывающее в последней из вышеописанных стадий, повлияло на Орайона, он решил во что бы то ни стало добиться... Чего? Он толком сам не мог сформулировать. Жениться – это неравный брак, пусть и более чем привлекательный, но отец с мамой не позволят. Склонить ее к интимной связи – низко, она тейского сословия. Достичь любви и взаимности, а потом гордо отвернуться? Молодой человек поступил мудро. Он решил просто завоевать благосклонность, не утруждая себя мыслями о последствиях, а там видно будет.

Пока он переворачивал в голове разные мысли, романтические и не очень, высматривая спину Ианы, мелькающую впереди гвардейских туловищ, произошло маленькое событие, увеличившее и без того солидное расстояние до его цели. Из кустов выскочил босоногий отрок. Он побежал рядом с кобылой Ианы, ухватившись за стремя. Девушка только собралась отогнать его, как увидела конверт, протянутый чумазой ладошкой вплотную к лошадиному боку, чтобы из-за колена наездницы он остался незамечен задними попутчиками. Конверт мигом исчез под плащом, а перед мальчишкой в траву упала серебряная монета.

– Крайне неосмотрительно, синьора, при всем уважении! – унтер пришпорил коня и подъехал вплотную, намереваясь огреть попрошайку плеткой. – Нищие тотчас передадут друг другу новость о слишком щедрой наезднице, нас будет сопровождать толпа оборванцев.

– Ваш герцог мне замечательно платит, – улыбнулась тея, чье сердце щебетало от радости, а душа требовала уединения, чтобы без помех вскрыть конверт. – Хватит на всех нищих. Вас же я не принуждаю кататься со мной. Лучше составьте компанию сыну герцога, он не бросит им ни медяка.

Девушка кое-как сдержалась до своей кельи, где первым делом зажгла лампу.

Ее не слишком красноречивый возлюбленный писал с ошибками и коротко. Зато не разменивался на ненужные подробности. Если свести его корявые и одновременно очень ласковые слова к двум фразам, Алекс во имя Создателя и всех святых умолял не взваливать на себя более никаких обязательств, препятствующих их встрече. А еще он просил немедленно вступить с ним в брак, когда закончится ее странная служба.

Она уронила лист на кровать. Потом схватила и перечитала. Дважды. Засмеялась, начала кружиться с ним по комнате.

Ее переполняли чувства. От них заиграла Сила, на-столько мощно, что, казалось, ничего не стоит взмыть отвесно вверх безо всякого крыла...

Да, в девичьих мечтах грезилось о другом. О тор-жественном ритуале, преподнесении кольца, коленопреклоненной позе претендента на руку и сердце, а не желтоватом листке с неуклюжими любовными строками. Но если бы ее сейчас кто-то спросил, предпочла ли бы она отложить получение предложения до лучших времен, она закричала бы «не-ет!» настолько громко, что эхо гуляло бы по самым дальним подвалам форта.

В самый неподходящий момент раздался робкий стук в дверь, через секунду прошелестел деликатный голос служанки:

– Благородная синьора приглашается к ужину.

Пришлось спрятать конверт. Но кто помешает после ужина перечитать письмо трижды?

Ужин начался как всегда – в пристойной и чопорной обстановке. В компании благородных трапезничал местный тей – командир гарнизона во главе стола, два унтера из Нирайна, герцогиня с противоположного торца, другие Ванджелисы и Иана. По окончании гастрономического действа Иану попросили задержаться.

– Дорогая тея, – начала герцогиня с несколько необычного обращения, дождавшись ухода гвардейцев и гарнизонного командующего. – Мы живем в этом форте практически как одна семья. И я хочу обратиться к вам не как к наемному воину, а человеку, с которым связывают совершенно иные отношения.

– Простите, высокородная. Я – действительно наемник. На членство в вашей семье не претендую и не буду претендовать никогда.

Женщина умная замолчала бы или попробовала переменить тактику. Даже Орайон понял, что дело поворачивается в нежелательную сторону, а его сестра недовольно засопела. Но герцогиня разогналась на всех парах и не думала останавливаться. Дайорд Ванджелис выбрал ее в жены совсем не за сообразительность.

– Ценю вашу скромность, милая. Но неравенство статуса нас не смущает. Мой сын смотрит на вас неравнодушно, даже совсем слепая мать не смогла бы игнорировать это. Поэтому мой ответ – да. Если так суждено Всевышним, я не стану на пути двух любящих сердец, а с мужем все улажу, не переживайте.

– Но мама! – воскликнул кандидат в женихи, приходя в смятение от ее слов.

Он тщетно взывал к матери, жалуясь на холодность Ианы, но никогда не обсуждал невозможность заключить брак. Очевидно, герцогиня решила покончить с проблемой, выстрелив из пушки самого крупного калибра: посулив Иане статус герцогини в будущем. В империи шесть герцогских фамилий и императорская династия, временно отсутствующая. Девчонке, вынужденной подрабатывать охранными контрактами, предложили войти в один из мощнейших кланов страны на правах жены будущего лидера. Еще никто, никогда, нигде и ни за что не отказывался от подобного. Конечно, мезальянс, но что мамочка не сделает ради единственного сына?

– Очень тронута, синьора. Спасибо за честь. Но после окончания контракта я выхожу замуж за другого тея.

Герцогине показалось – она ослышалась.

– Что она сейчас сказала? Орайон, что она только что произнесла?

По опущенному выражению нескладного лица наследника герцогиня догадалась, что слух не подвел.

– Во-о-он, мерзавка!!! Вон с глаз моих!

Иана поднялась.

– Означает ли это, что мой контракт расторгнут нанимателем?

– Нет, – торопливо вклинился Орайон. – Иана! Вы неправильно меня поняли. И мама поторопилась...

– Мы уходим, сын, – герцогиня поднялась с кресла и надменно запрокинула голову так, что рисковала завалиться на спину. – Отныне еду ей будут приносить. Не хочу ее видеть за этим столом.

Сын устремился за матерью, хлопая неуклюжими руками словно крыльями, а младшая показала Иане язык.

Все равно никто не сможет испортить мне праздник, решила тея. Она вернулась в свою спаленку и снова достала заветный конверт.

«Дарогая Иана! Я бесконешно щчастлив, что вы наконец...»

 

Глава седьмая

Часовой на сторожевой вышке бригады сначала вскинул винтовку, клацнув затвором, затем, лучше разглядев приближающуюся тройку, радостно подбросил треуголку, что никак не предусматривалось Уставом караульной службы. Три тея, снижающихся на плац, несли на себе долгожданные зеленые плащи.

Боевой мощи бригады хватило бы с запасом, чтобы разобрать Кальяс по кирпичам. Но не поступило никаких приказов. Как только власть в городе и окрестностях была захвачена ламбрийцами Сиверсов, а синьоры герцога выдворены в большинстве своем, имперцы ощутили себя в осаде.

Самые рьяные из местных сознательных заговорили об отделении севера Аделфии в суверенное княжество наподобие Иллинии или Барбо, обзывали офицеров бригады «оккупантами», уговаривали отправить гонцов за океан и предложить Ламбрийскому королевству разместить здесь свои войска для обеспечения прав населения, жестоко притесняемого тейским сословием. Теперь бунтарям придется ответить.

Еще через некоторое время показались передовые кавалерийские отряды под зелеными имперскими стягами.

Вопреки прогнозу Мейкдона, Сиверсы не прислали парламентера. Более того, воздушная разведка доложила, что улицы перегорожены баррикадами. Услышав новость, Алекс велел подать ему крыло, Марку и Терону быть готовыми к вылету. За компанию был приглашен тей из ближайшего окружения синего герцога – все же действия проводятся на его земле.

Маркиз Кренон, услышав о замысле князя-регента, спал с лица и категорически отказался лететь.

– При всем уважении, ваше императорское высочество. Договариваться с бунтовщиками на нашей территории – одно. Но самим соваться к ним в пасть... Увольте.

– Увольняю. Унтер! – Алекс повернулся к секретарю. – Пишите распоряжение: за трусость и утерю чести маркиз Кренон лишается статуса представителя герцога Ванджелиса в Совете. Выслать герцогу уведомление с просьбой явиться самому или прислать иного представителя... Записали?

– Вы... Вы не имеете права!

– Обжалуйте мое решение в Совет герцогов. А если что-то неясно в вопросах чести, моя шпага при мне. Разберемся немедленно.

Князь обратил внимание, как расцвел элит-офицер, командир бригады. Долгожданный командующий, резкий в решениях и не откладывающий дела на завтра, пришелся ему по душе.

Увидев смятение на графских лицах, дрожащих над синими плащами, молодой тей решил больше не испытывать храбрость дворян Ванджелиса. Как испытывать то, чего нет? И друзья вылетели втроем.

С тех пор, как прояснилось с Ианой, жизнь для Алекса заиграла свежими красками. Даже магия полета, событие в общем-то привычное, вернула позабытое наслаждение, до времени отнятое непрерывными тоскливыми думами.

Пожар, сжигающий изнутри, распирает до нетерпимости. Крыло выше! Короткий энергичный разбег, ткань обшивки принимает встречный поток, ремни подвеса влекут вверх... Кокон, с трудом сдерживающий клокотание Силы, прорывается сзади. Мощная отдача толкает вперед, подъемная тяга увеличивается, отрывая ноги от земли. Чувствуешь себя лепестком, уносимым горной рекой, пока оперение сапог не поймает воздушные струи. И ты уже не игрушка стихии, поворотами ног и тела регулируя направление полета и замечая, как стремительно уменьшаются люди, кони, деревья, дома, дороги, как реки превращаются в извилистые ленты, ты паришь над миром, хозяин высоты... Хозяин своей судьбы.

Справа и слева друзья, с которыми летишь во вражеское логово. Далеко на юге мудрый Горан охраняет покой любимой девушки, и на него можно положиться.

Редко когда Алекс был так счастлив, как в этот июньский день.

У ратуши он увидел пару теев в черном, вспорхнувших навстречу, но не решившихся напасть или воспрепятствовать посадке у входа. Взмолившись, чтобы все нужные персоны города находились внутри, иначе бравада с рейдом во вражеское логово пропадет впустую, временный правитель империи спружинил на ноги у самой входной колоннады, подпираемой двумя цивильными мужичками с винтовками, попытавшимися скрестить их в решительном жесте: вход запрещен, а то бродят тут всякие.

Марк гаркнул: дорогу князю, Терон подкрепил удар Силой, случайно совпавший с таким же действием Алекса. Получилось неудобно, невежливо. Стражники как были с винтовками и штыками, так и улетели спиной вперед.

Все провинциальные присутственные места устроены одинаково: от холла широкая лестница наверх, где главный зал и конурки поменьше, будто на первом этаже управлять унизительно. Гвардейцы скинули крылья и вручили их толпившимся внизу мужичкам в форме городской стражи словно лакеям. Марк отработанным командным басом оповестил их – отвечаете головой, подлецы. С этим театрально-шумовым оформлением тройка молодцов в зеленых плащах прорвалась в зал заседаний на второй этаж, не встретив далее сколько-нибудь заметного сопротивления, даже не пришлось никого уронить.

Создатель услышал молитву, вознесенную у входа. Повстанческий комитет, или как там себя обозвали бунтующие горожане, присутствовал в количестве не менее тридцати голов.

Выделить ключевые фигуры не составило труда. Элоф Сиверс, чей сломанный нос Алексу хотелось повернуть на другую сторону еще в прошлое посещение Аделфии, почтительно склонился к такому же крепкому мужчине, но заметно старше. Надо полагать, на председательском месте сам Улф Сиверс, местный предводитель. За длинным столом и на креслах вдоль стены расселись люди торгового и чиновного вида, добрая половина которых явно заботилась о том, чтобы выглядеть солидно даже в этом провинциальном городке, «не хуже столичных». До того, как в зал вихрем внеслись трое в зеленых плащах, лица насупились в заботах: одно дело – кричать лозунги о независимости от Леонидии, совсем другое – устроить нормальную жизнь горожан и обитателей окрестных селений, когда восстание нарушает торговлю, а вокруг разворачивается армия зеленых.

Терон взял на себя функцию глашатая, что у него лучше получалось, гораздо торжественнее, чем у Марка, привычного разгонять столичных уголовников.

– Его императорское высочество высокородный князь-регент Икарийской империи тей Алексайон Алайн.

До этого момента друзья титуловали его разве что в шутку. Но у Терона вышло здорово: трепещите, смертные, ангел Всевышнего спустился к вам из горних чертогов.

Алекс внимательно смотрел за реакцией. Не менее трети народа откровенно обрадовалась, пытаясь не выдать надежду, что так или иначе сейчас все разрешится, возможно – бескровно. Около половины замерло в недоумении: что бы это значило? Элоф расхохотался, его показное веселье поддержали горожане помоложе.

– Так-та-ак! Птички сами пожаловали в клетку.

– Захлопни свою клетку, пока туда не нагадили. Я пришел говорить с серьезными людьми.

В зал сунулась голова стражника. Марк грубо выпихнул его и затворил дверь, сам стал чуть сбоку, чтобы не поймать шальную пулю через доски. Непреклонный вид гвардейца красноречиво разъяснил даже самым непонятливым: попытка пройти здесь до окончания переговоров пагубно отразится на здоровье.

Алекс двинулся к Улфу.

– Что вам нужно, тей? – спросил тот без приязни, но и без страха. – Что имперцы забыли в вольной Северной Аделфии?

– Хочу сохранить жизни максимальному числу подданных и налогоплательщиков. Нам хватит четырех часов, чтобы окружить город кольцом, и суток, чтобы артиллерия разобрала его по кирпичам.

– Вы по-прежнему считаете нас подданными. Скажете еще – вассалами герцога Дайорда Ванджелиса?

В зале прошелестело оживление. Похоже, правитель Запада здесь не в фаворе.

– Нет. Вассалами сюзерена могут быть только высокородные теи. При Эдранах ламбрийская знать лишилась этого права.

Алекс сознательно опустил маленькую тонкость – по эту сторону океана ламбрийцы никогда и не были в праве. Упоминанием про смену власти он намекнул на иное развитие событий. Сиверс задумался, паузой воспользовался его сын.

– Не знаю, чего ты добиваешься, имперская выскочка. У меня к тебе счет с прошлого раза, когда вы с дружком убили двух наших.

Зал загудел.

– Когда вы ввосьмером бросились на двух теев и разбежались, как трусливые шлюхи?

А тут зал разделился. Голосов «что он себе позволяет» меньше, чем явно уставших от выходок драчуна.

– Сейчас посмотрим, кто от кого побежит! – рука Элофа легла на рукоять револьвера.

– Вы огорчены, господин Сиверс, что у вас меньше прав, чем у тейского сословия. Могу властью князя-регента тотчас устранить одну несправедливость и позволить дуэль с дворянином. Чтобы не быть голословным, принимаю вызов вашего сына.

– Ударите его Силой и убьете, – скорее утвердительно, нежели вопросительно заявил предводитель восстания.

– Вызвавший тея обязан нести ответственность за свой поступок. Или нянчиться с вами как с детьми малыми?

– Отец! Я его и так прикончу, – пообещал кривоносый.

Улф просверлил взглядом дыру в князе, не зная на что решиться. Алекс пришел к нему на помощь.

– Во-первых, я принимаю на себя обязательство не использовать Силу в этой дуэли. Во-вторых, даже если недоноску повезет, это не снимает главного вопроса: у города экспедиционный корпус и общевойсковая бригада. Жду ответа – вы сложите оружие или снести Кальяс? В назидание свободомыслящим, проживающим в более ценных городах.

– Мне нужно посоветоваться.

– Что же, сегодня я добрый, – Алекс отступил на шаг, вспоминая утреннее легкое настроение. От него не осталось ни следа. – Через два часа жду Элофа у восточного выезда. Через час после дуэли артиллерия откроет огонь по восточным кварталам, а город будет оцеплен.

С порога он добавил:

– Да, женщин и детей выпустим. Если, конечно, успеют добежать до наших позиций.

Внизу они забрали крылья у стражников-лакеев. Не успели стартовать, как к ним приблизился пожилой мужчина в черном летном плаще и оперенных сапогах.

– Помогите мне, теи!

В том и прелесть икарийского общественного устройства. И император, и самый жалкий дворянчик принадлежат к одному сословию. Поэтому каждый вправе обратиться к любому высокородному.

– Говорите.

Определив в Алексе главного, местный скороговоркой рассказал про свою беду.

– У меня в доме постоянно находятся стражники, караулят жену, сына и дочь. Принуждают служить Сиверсу!

– Заложники?

– Так прямо они не говорят... Но по сути – да!

– Крыло здесь? Показывайте дорогу.

– Нам это нужно? – шепнул Терон.

– Дьявол бы его побрал вместе с семьей... Но мы – армия освободителей. Как его? Добра и справедливости. Марк, не отставай.

Стражников Алекс велел не убивать. Их просто разоружили и пинками выгнали на улицу.

– А теперь вспомни, Терон, пытки Горана по переноске раненых в тыл.

Фалько-офицер с сомнением глянул на супругу тея, наверняка давно не поднимавшуюся в воздух на крыле.

– Разве что с помощью ее супруга... Великовата!

– Справишься. Мы с Марком хватаем детей.

Именно таким, с восьмилетней тейской девочкой на руках, собственноручно освобожденной из заложников и принесенной в лагерь зеленых, князь-регент вошел в официальную историю похода на запад. Кто-то из одаренных набросал его портрет, уступающий, конечно, работам Эльзы по выразительности, но впоследствии тиражированный. История должна быть правильной не фактически, а идеологически.

Отец и сын Сиверсы заявились вместе. Старший обратил внимание на орудийные расчеты четырех батарей, развернутых к городу.

Алекс снял камзол и полагающуюся на земле тяжелую парадную шляпу, оставшись в белой сорочке с кружевными манжетами и воротом. Летные перчатки из тонко выделанной кожи заменил на белоснежные. Дуэлянтам рекомендуется драться в черном или темно-коричневом, чтобы выступившая кровь от мелкой раны не выделялась, а ее вид не бодрил противника. В белом – это особый шик, демонстрирующий уверенность поединщика.

Элоф счел браваду неуместной и не стал сбрасывать редингот. Не сговариваясь о выборе оружия, он взял в руку шпагу. В левой очутилась дага жуткой длины – не короче тейской шпаги. Алекс вооружился аналогично, под свой размер – он почти на голову ниже ламбрийца.

..... Запомни эту минуту, здоровяк. Летнее солнце, легкие облака, трава. Ты молод, силен и здоров, не считая свернутого носа. И готов все это потерять ради глупой бравады?

Ламбриец буркнул в ответ что-то неразборчивое. Вроде как – сам запомни. Принял стойку, обернув дагу клинком внутрь и высоко подняв левую руку для удара сверху.

Никаких сюрпризов, обычная тактика крупных мужчин против теев. Яростная атака в расчете на большую длину рук и оружия, принуждающая уйти в оборону от ударов шпагой, укол дагой при первом же удобном случае. Просто, эффективно и очень опасно, если не пользоваться Силой, уравнивающей шансы. Но Алекс дал слово...

И едва не пожалел об этом. Элоф проявил недюжинное искусство. Он не просто давил и наступал – делал это ловко, даже виртуозно. В свалке у таверны «Три карася» сын предводителя не успел показать себя во всей красе. Князь был вынужден отступать, разрывая дистанцию.

– До самой Леонидии побежишь, тей?

В бою нельзя разговаривать, особенно с сильным врагом, которого не смутить дешевыми подначками. Алекс резко ушел влево, под правую руку ламбрийца, на миг выскочив из зоны досягаемости даги. Своим коротким клинком поймал шпагу Элофа и рубанул его по левому бицепсу.

Передняя кромка шпаги заточена на треть длины от острия, эта часть именуется лезвием. В крохотную долю секунды, когда лезвие вонзилось в руку, Алекс резко потянул оружие на себя, отчего удар превратился в рубяще-режущий, потом отскочил назад.

Поднятая в замахе рука упала вниз с перерубленной костью, повиснув на лохмотьях кожи и рукава – отсечь ее начисто не вышло. Попутно острие вспороло редингот и грудину до ребер.

Не выпуская шпаги, Элоф здоровой рукой прижал правую руку к плечу, откуда кровь ударила фонтаном. Из горла донесся сдавленный стон – от боли или от досады. Но пальцы, вцепившиеся в эфес, не разжались, будто сведенные судорогой.

Не выпустил оружия – не вышел из боя. Князь, не преступив правил, нанес второй удар. Левая рука с дагой упала на булыжное покрытие. Элоф повалился на колени.

Страшная экзекуция впечатлила окружающих больше, чем простое привычное убийство. Молодой крупный мужчина в полном расцвете сил за секунду превратился в инвалида с кровавыми культями вместо обеих рук. Не погиб, но имеет ли смысл цепляться за столь постылое существование?

– Наложите жгут – не то околеет от потери крови, – Алекс направился к Сиверсу-старшему, помахивая клинком с красными каплями на кончике. – Продолжим разговор, или мне прекратить попытки сохранения жизни ламбрийцам?

 

Глава восьмая

Ночью Иану разбудил странный шум. Удары, приглушенные расстоянием и толстыми стенами, металлический лязг, потом прозвучали выстрелы и крики боли. Одевшись со скоростью, для женского пола сверхъестественной, она вооружилась и выскочила на коридор, где отчетливо определила – драма разыгрывается внизу у входа в форт.

Спустившись по винтовой лестнице, Иана осторожно выглянула, опасаясь схлопотать шальную пулю. На освещенной факелами площадке происходила свалка, боем или схваткой то мельтешение людей трудно назвать.

Среди участников представления девушка увидела Ванджелиса-младшего в белом, отчаянно и не слишком умело размахивающего шпагой. Двустворчатая входная дверь, очень массивная, распахнута неизвестно отчего на полную ширину.

Нападавших человек восемь или девять, если только кто-то из них не успел взбежать наверх, все в черном и в масках. Чувствуя некую неправильность в увиденном, Иана решила оставить размышления на потом и аккуратно метнула два ножа. Защитники форта вряд ли сразу поняли, отчего два разбойника прекратили попытки сражаться.

Потом телохранительница взвела курок и за три секунды опустошила барабан револьвера.

Когда дым начал рассеиваться, она увидела перепуганные глаза Орайона, тела штурмовавших форт и суету гарнизонных солдат, затворяющих двери наружу, откуда не прибежало подкрепление и не прилетели пули.

– Иана... Зачем вы здесь? Вы не должны были...

Она не удостоила ответом подопечного, только шикнула и велела убираться наверх. Он шагнул на лестницу, остановившись в нерешительности.

– Спасибо за помощь, тея, но мы бы и сами... Я в состоянии защитить себя и вас!

Не дослушав бравого «защитника», Иана отодвинула заслонку на двери. Снаружи – тьма, не видно ни зги после светлого помещения.

Она отыскала глазами начальника гарнизона, он спустился вниз к развязке.

– Тей, мне необходимо осмотреться снаружи.

– Это неблагоразумно, синьора!

Сзади поддакнул сын герцога, наивно полагая, что в военных вопросах его слово имеет вес.

– Отдаю себе отчет, что рискованно. Я возьму черный плащ и маску одного из нападавших. Вернусь скоро. Откроете мне дверь после серии ударов снаружи, три плюс три. Усвоили?

Перезарядив револьвер и напялив вещи убитого, отчего пришлось перемазаться в чужой крови, Иана легла на пол. Солдаты робко приоткрыли дверь на четыре ладони. Девушка змеей проскользнула наружу и метнулась в сторону, сократив время пребывания на фоне освещенных внутренностей форта.

Здесь, среди тишины и ночной прохлады свела воедино наблюдения, пока глаза привыкали к темноте.

В весьма стесненном пространстве оба отряда бились шпагами, не в состоянии причинить друг другу заметный ущерб, почему-то не воспользовались короткими клинками. Выстрелы прозвучали, но до ее вмешательства не было трупов. Какое-то театрализованное представление, а не бой.

Зрение освоилось с ночным мраком, едва разгоняемым редкими звездами. Внизу послышался лошадиный храп. Иана, стараясь не шуметь, устремилась туда и через минуту была скручена самым беспардонным образом.

– Кто это у нас тут еще?

Голос вроде знакомый...

– Горан?! Вы не в Леонидии?

Гвардеец отпустил пленницу из захвата.

– Вы наблюдательны, синьора. А на кого же вас оставить?

– Но письмо...

– Как только получил его по почте, тут же передал с мальчишкой. Он что – не донес?

– Да, донес... Горан, вы все эти недели дежурили у форта?

– Нет, конечно, – он покопался и зажег маленький масляный фонарь. – Иногда действительно приходилось сложно. Но теперь все в прошлом. Позвольте, тея, вам кое-что показать.

Неверный свет выхватил из темноты контуры большого фургона. Поманив Иану за собой, офицер вытащил через задний борт чье-то тело, которое жалобно замычало, едва став на ноги. Горан освободил пленнику рот.

– Отпустите меня! Мои ребята не сделали ничего плохого.

– А что неплохое они сделали? – спросила Иана с неприятным предчувствием.

– Кто здесь?

– Отвечай! – Горан встряхнул человечка.

– Да... Должны были только войти в форт, помахать шпагами и бежать... Высокий синьор обещал каждому по пять арги...

Девушка с ужасом зажала рот, сдерживая стон.

– Они пошли... Но не вышли... Потом выстрелы...

– Трое его сыновей и их друзья, – вставил тей. – Догадываетесь, кто их нанял?

– Боже всемогущий... – Иана не смогла выговорить ни слова, так и молчала, пока они поднимались к форту, и дверь приняла условленное число ударов.

Атрей счел за лучшее остаться снаружи.

Внутри крепостных стен мужчина упал на колени и начал рвать куцые остатки волос на своей голове.

– Вы дали слово, тея, что мальчики не пострадают... Как вы могли...

Орайон застыл, будто воды в рот набрав. Зато заговорила спускающаяся герцогиня.

– Что за бесчинства здесь происходят?

– Вы употребили правильное слово, синьора, – Иана заговорила, еле сдерживаясь, чтобы не выстрелить в пустую голову Орайона. – Ваш безмозглый сынок не нашел ничего лучшего, как подговорить местных обывателей инсценировать нападение на форт, пообещав им по пять арги. Хотел, очевидно, произвести впечатление. Они все мертвы. За серебряную монетку!

Пейна Ванджелис изумилась до глубины души. Нашла чем упрекнуть, негодница...

– И что? Они же обычные черви. Орайон! Отдай монеты старику, сколько обещал, и вышвырни его за порог.

От чудовищной нелепости этих слов отец, потерявший троих сыновей, моментально стих. Возможно, его горло просто перехватило спазмом. Ни сын герцога, ни военные форта не двинулись с места.

– Синьоры Ванджелисы, мой контракт с вами аннулирован. В нем оговорена недопустимость подобных провокаций. Заявляю – моя честь не позволяет более ни минуты находиться с вами под одной крышей. Неустойку я истребую с герцога.

– Иана... – дернулся неудачливый ухажер.

– Вам, синьор, рекомендую немедленно улетать, пока местные не разорвали вас в клочки. Надеюсь, гарнизон достаточно благоразумен, чтобы не пробовать стать на вашу защиту.

Иана побежала наверх, оттолкнув по пути Пейну. Та до конца не поняла ни последствий выходки сына, ни результатов своей глупой реплики, а также – отчего солдаты смотрят на нее зверем. В комнате бывшая телохранительница задержалась всего на несколько минут, собрав вещи и прихватив крыло.

На башне Орайон попытался уговорить ее повременить хотя бы до утра.

– Лететь в темноте опасно!

– Оставаться с вами – еще более неосмотрительно. Теперь не удивляюсь, что Аделфия восстала против вашего чудного семейства, а ее жители проклинают имперские власти, считая, что они поддерживают герцога. Прощайте.

Не нужно большой проницательности, чтобы угадать: далеко Иана не полетела. Ориентируясь по огонькам в оконцах домов, зажженным по поводу стрельбы из форта, она спустилась к подножию, подвернув ногу при ударе о землю – без опыта ночных полетов чуть просчиталась с высотой. Здесь ее и нашел Горан.

– Я слышал из-за двери... Клянусь всеми чертями ада, будь герцогиня мужчиной, тотчас бы вызвал ее на поединок.

Иана устроилась на земле, ощупывая припухшую лодыжку.

– Вам не безразличны люди низкого сословия, тей?

– Безразличны, конечно. Высокородные – тем более, синьорина. Кроме небольшого числа знакомых. Но нельзя к черни относиться настолько по-скотски. Все мы дети Создателя.

– Да... Ванджелисы – чудовища.

Ничуть не щадя ее чувства, Горан назвал вещи своими именами.

– Насколько я осведомлен, наш общий друг подавляет восстание этой черни против империи и герцога в небезызвестном вам Кальясе. Без крови он обходиться не умеет. Пробовал, наверное, не выходит. Теперь подумайте сами: если бы в прошлую нашу встречу вы расторгли контракт с Ванджелисами, заключенный с обманом и под принуждением, ничего бы не произошло этой ночью. Вы – невольный, но очень важный соучастник их преступления. Не говоря о том, что недоумок Орайон не спускал курок.

Нельзя сказать, что Иана не понимала этого. Скорее – не успела осмыслить до конца. Тей облек ее невысказанные мысли в четкую формулировку, напоминающую приговор трибунала.

– О господи...

А она еще поедом ела Алекса за убитых в Ламбрии по пути в Арадейс!

– Только не нужно причитать и заламывать руки, синьора. Вы сами ввязались в мужские дела, возомнив себя телохранителем. Далее, ваш театральный отъезд из Леонидии был насквозь фальшивым. Даже раненый Терон понимал – вам лучше было остаться с Алексом. Что мешало снять меблированные комнаты и перебраться туда от Эрландов? Нет! Вам непременно хотелось, чтобы мой друг тащился в Аделфию, уговаривал на коленях... Результат ваших игрищ лежит у дверей форта восемью бездыханными телами, и это лишь очень малая часть последствий.

Иане никогда не было так плохо. Даже смерть родителей она перенесла в столь нежном возрасте, что та травма достаточно быстро отошла на второй план. Внезапно подумалось, что женоненавистник Горан, каким его описал Алекс, имеет причины ненавидеть слабый пол.

– Я не знаю, что мне делать, – откровенно призналась Иана.

– Уже ничего, – ответил голос из темноты. – Сделанного не исправишь. На рассвете уберемся отсюда. Добуду крыло со снаряжением себе, и летим на север.

– Я не могу... Я не могу показаться ему на глаза... после этого.

Брызнули слезы, невидимые в темноте. Тей с невероятной для благородного сословия бесцеремонностью поднял Иану и встряхнул, она ойкнула от боли в лодыжке.

– Вам мало? Тогда идем, еще раз прогуляемся к форту. Нога болит? Это – пустяки. Там лежат люди, у которых уже ничто и никогда не будет болеть. Скольких еще вы собрались умертвить, синьора, своими капризами? Давайте перебьем их сразу – и поехали. Сотни хватит?

– Отпустите меня! – девушка высвободила руки. – Хорошо, отправляемся. Только встречусь с тем человеком... Не знаю его имени. Дам золота, чтобы похоронил всех по-божески. Больше ничего не могу для него сделать.

По дороге к Нирайну на лошадях, а потом и на крыльях, себе Горан «одолжил» у не слишком почтительного тея, спутники практически не общались. Иана стыдилась, что гвардеец стал свидетелем ее опрометчивости, мужчина вообще не считал, что с женщинами имеет смысл вести какие-то длинные разговоры. Кратковременные колебания в его душе, возникшие подобно инфекции от любовной лихорадки Алекса, быстро сошли на нет. Он лишний раз укрепился во мнении, что противоположный пол – это зло. Со злом лучше соприкасаться как можно меньше.

 

Глава девятая

Армия «освобождения, добра и справедливости», неделю продержавшая жителей Кальяса в страхе, приказом князя-регента разбилась на небольшие отряды, расползающиеся по западу и северо-западу, чтобы добра и справедливости в имперском понимании с лихвой хватило всем. Гарнизоны зеленых цветов получили подтверждение, что центральная власть существует и даже способна демонстрировать клыки.

К немалому неудовольствию Мейкдона, Алекс позволил жителям графства, центром коего и был Кальяс, избрать самоуправление при условии лояльности герцогу и империи. Не будучи подкован юридически, князь не смог толком разграничить полномочия местной и верховной власти, отложив это на потом и невольно создав предпосылку для новых трений. Сам собрался в Нирайн во главе небольшого отряда в тридцать теев.

В ратуше городка, буквально накануне отлета, фиолетовый герцог чуть ли не силой оттянул Алекса в угол, бросив показную церемониальность по отношению к его высочеству.

– Молодой человек! Вы не отдаете себе отчет, какой страшный прецедент создали. Вы разрушаете сам принцип вертикали власти – сюзерен наверху, власть герцогов и графов происходит от императорской, делегированной им для управления частью территории. Это совершенно не тот прогресс, ради чего вас выдвинули на высшую должность!

– Не повышайте на меня голос, синьор, – преспокойно ответил исполняющий обязанности сюзерена. – И до переворота власть императора на местах была фикцией, о чем вы мне сами говорили. Созвав совет герцогов как верховный орган, вы усугубили положение.

– Да! Фикцией! Но порой именно фикция нужна, чтобы герцог мог действовать не только сам, но и от имени императора. С приходом реального правителя нужда в совете отпадет, но... На местах будут править не графы, а непонятные выборные органы, чьи решения совсем не обязательно совпадут с имперскими интересами. И что делать графам? Оставаться просто лендлордами, вассалами герцогов, без каких-либо прав? – Мейкдон вздохнул и горестно добавил: – Вас пригласили укрепить, а не разрушать Икарию.

– Увы, синьор. На примере севера Аделфии я убедился – у нашего дома расшатался фундамент. Мы как-то забыли, что основу государственного могущества создает чернь, она пашет землю, добывает руду, возит товары. Удивлены моим отношением? Во время путешествия в Шанхун я возмущался, что теи превращаются в счетоводов. Потом многое обдумал, стало понятно – дворянство занято низким делом, потому что перетянуло себе все возможности и полномочия. Наш удел – политика, война, утонченная культура, – перед внутренним взором вдруг промелькнули картины Эльзы Мейкдон, которая больше ничего не напишет из-за его злосчастного удара шпагой. Алекс на секунду прервался, потом собрался с мыслями и продолжил: – Сиверс мне на многое открыл глаза. Плебс понимает, что синьоры не способны толком заниматься хозяйством, но и им не дают. Оттого и проблема недовольства, вы сами рекомендовали не загонять проблему внутрь. На моей родине в Северной Сканде тише, но и там вызревают брожения. Начинать нужно с низов, крышу всегда успеем переложить.

– Вы не понимаете... Вы даже сформулировать не можете, какие права следует отдать выборным горлопанам вроде Сиверсов.

– Они сами предложат. Дело не в Сиверсе лично – будет он плох, его переизберут. И вы поработайте, герцог, накропайте бумажку. Я Ордонанс о дворянских вольностях плохо помню, но очевидно – как основной документ державы он устарел. И хватит терять время. Меня ждет Нирайн. Вы, надеюсь, вернетесь в столицу?

Участие Мейкдона в продолжении поездки не основывалось ни на какой видимой необходимости, кроме как попечительства над строптивым князем-регентом. Герцог в очередной раз переоценил возможность своего влияния. Понимая, что убравшись в Леонидию или Майрон, он окончательно утратит бразды правления, фиолетовый вельможа вцепился в молодого правителя как клещ и потянулся за ним в Нирайн.

Туда же направилась молчаливая парочка с юга, прибыв на пару дней раньше.

Центральный город-порт Аделфии совсем не мал, и двум людям в нем встретиться не просто. Горан решил, что прилет княжеского отряда не пройдет незамеченным. Поэтому он упрятал Иану в гостинице, предоставив предаваться грустным мыслям о происшествии и радостному предвкушению встречи с женихом, сам периодически прохаживался по городу в неприметном сюртуке обывателя, в шляпе и ботфортах, напоминая скорее не тея, а отставного ветерана с побитым лицом.

Будем честны, горести Ианы довольно быстро уступили место прекрасному волнению ожидания. Любовь – могучая сила. В любви почти никогда не бывает все гладко. Слишком благополучные отношения недолговечны. В противоположность этому, преодолевшие массу преград имеют замечательный шанс пережить долгие годы. Бывает и наоборот, двое так долго боролись за счастье, что когда оно наступило, выясняется – только эта борьба их объединяла.

Девушка легко перенесла затворничество и не стремилась на улицу. Нирайн ей больше всего напоминал тяжелую осень позапрошлого года, когда она с Евой ютилась в рыбацкой деревушке и выбиралась сюда на разведку в личине торговки рыбой. «Све-ежая ры-ыба!», «Отличная ры-ба!» От этих слов, множество раз ей выкрикнутых за октябрь и ноябрь, наверно, будет мутить до конца жизни. Она зареклась употреблять морепродукты, пребывая в отвращении от их вида и запаха.

Горан, не отличающийся подобной чувствительностью, захаживал в портовые кабачки, толкался по улицам, по базару, встревал в разговоры. Довольно быстро понял, что наиболее подходящая маска для него – простолюдина, вербующегося на службу в частную армию синего герцога. Или, как ни странно, наемного охранника для подданных Ламбрийского королевства, буквально хлынувших в Аделфию с борта океанских кораблей.

Итак, в Атене знают про переворот. Толпа приезжих усиливает ламбрийскую диаспору, в которой стерлись различия – это потомки репатриантов, пострадавших в Гражданскую войну, или наследники воспользовавшихся ее плодами.

Если и дальше так пойдет, не нужно десант высаживать. Как только заокеанские поселенцы займут ключевые ниши, ламбрийский король получит возможность бесцеремонно управлять Аделфией. Достаточно перевезти через океан депешу с высочайшим волеизъявлением, оно будет тотчас исполнено.

На берегу залива, в таверне, где предпочитали гулять иностранные моряки, к Горану особенно пристал помощник капитана, хваставшийся, что отличился в прошлогодней войне и лично подстрелил крылатого.

– Признайся, человечище! Твоя бабка согрешила с одним из этих, тфу... высокородных, мать их... Угадал? Оттого ты тощий.

Морячки в серых цивильных робах торгового флота, оккупировавшие длинный стол в таверне, дружно заржали. Они только спустились на берег и жадно высматривали портовых шлюх. Неудивительно, что матросы особенно живо реагировали на любые шутки, касающиеся дел пикантных. Горан без труда заколол бы их всех, немного пьяных и не ожидающих ничего опасного от мелкого немолодого мужчины со шпагой в потертых, совсем не аристократических ножнах. Но он сказал себе: ты лазутчик во вражьем тылу. Именно в тылу, потому что Нирайн на глазах превращается в кусок Ламбрии.

– Не знаю, мессир. Кормили, наверно, плохо.

Новый взрыв смеха. Моряк покровительственно похлопал тея по жилистому плечу.

– Не мессир я, из простых. Но у нас – иначе. Господа, конечно, нос дерут вверх, деньги у них опять-таки. Но у нас каждый может стать мессиром! Купить дом, разбогатеть, через поколение – ты уважаемый человек с приличными предками. Ну, или внуки твои, да. И простым у нас живется попроще, никто о тебя ноги не вытирает.

И не превращает в игрушку, когда восемь человек запросто можно подставить под пули ради дешевой показухи. Иана – тоже хороша. Ну, хлопнула бы одного для острастки, остальные опустили бы шпаги, мнимые или настоящие грабители.

– Трудно с вами не согласиться, – проворчал Горан. – Жизнь у нас не сахар.

– Ничего, – заговорщически сообщил моряк. – Со временем наладится. Я привез мессира Айвера. Не слышали о таком? Он купит весь Нирайн. И всю Аделфию. С людьми и с потрохами! А здесь будут ламбрийские порядки.

Конечно, Горан слышал это имя раньше. Но знает ли сам Айвер, что не все в Икарийской империи покупается и продается?

Дождавшись, когда моряки захмелеют и потянутся на подвиги, переодетый гвардеец выскользнул из их объятий. Через пару кварталов он увидел вербовочный пункт – герцог усиленно набирал рекрутов в собственную армию, здорово увеличивая ее численность.

Для чего? Север, насколько известно, отправились усмирять имперцы. Против ламбрийцев? Тоже вряд ли. Герцог, скорее всего, озаботился бы ограничением их притока. Еще более тей Атрей удивился бы, узнав, что с подачи мессира Айвера в Нирайне выгружаются орудия, винтовки, снаряды, патроны и прочее военное имущество именно для воинства в синей форме. Но это ускользнуло от поверхностного взгляда, а вербоваться и тем самым проникать в армию Дайорда Ванджелиса, чтобы шпионить внутри ее, Горан не стал – в отсутствие прямого приказа такие действия сильно смахивают на предательство.

Зато он увидел другое, о чем тут же сообщил Иане, прервав свой ежедневный моцион по городу.

– Синьорина! Имперский отряд во главе с князем-регентом прибыл в Нирайн и отправился к герцогу.

Девушка возбужденно вскочила с гостиничной койки. За несколько дней номер постепенно начинает ощущаться тюремной камерой.

– Алекс знает про нас?

– Скоро узнает. После протокольной встречи вы обязательно увидитесь. Стоп! – он взглядом пресек ее попытку двинуться к двери. – Никаких походов в магазин и парикмахерскую. Малохольный Орайон с мамашей наверняка на пути в Нирайн, а то и прибыли. Прихорашивайтесь сколько хотите, но ни шагу из номера!

– Что же делать...

Тей смягчился, и не столько ради Ианы, сколько ради друга.

– Сидите здесь, а я приглашу кого надо.

Он метнулся в поисках дамского цирюльника, думая, что перед Алексом в это время задачи стоят гораздо глобальнее. И не ошибся. Но только князь начал с самой личной из проблем.

Едва не сломав дверь, золоченную поверх ультрамарина, он ворвался в герцогскую приемную, несколько месяцев назад покинутую им с чувством удавки на шее. Синие гвардейцы брызгами разлетелись по сторонам, тщетно попытавшись перегородить вход в кабинет синьора. За группой имперских гвардейцев бегом двигался Мейкдон, не без оснований полагавший, что молодой правитель наломает дров, много и бесповоротно.

Во внутреннем покое Дайорд Ванджелис выслушивал возмущенный рассказ Пейны о ночных событиях в форте, догадываясь о том, что в действительности они разворачивались совсем по-другому, иначе бы не морщил нос Орайон. Тут же изображали мебель трое сопровождавших – унтеры и фалько-офицер. Семейно-деловое совещание было прервано самым бесцеремонным образом, сначала грохотом в приемной, потом громом вышибаемой двери, при легкой доле аккуратности прекрасно открываемой обычным порядком.

– Дуэль, – без предисловий бросил князь. – Немедленно.

– Но ваша синьорина... – начал было герцог в надежде, что с дороги тей Алексайон мог и не узнать, что телохранительная миссия Ианы закончена, а Ван-джелисы не имеют ни малейшего понятия о ее местонахождении.

– В безопасности. Вдали от потных ладошек вашего недоноска.

Еще недавно Алекс не мог даже предположить, что решится подобным тоном разговаривать с любым высокородным, не то что с герцогом. Увы, истекшие полтора года доказали: тейское достоинство и герцогская корона отнюдь не являются гарантами благородства. Весьма часто – наоборот.

– Как вы смеете... – взвизгнула Пейна, но Алекс даже не обратил на нее внимания.

– Я выполнил обязательство. Принял регентство, восстановил власть в центре, погасил мятеж на периферии. Совет герцогов имеет возможность в любой день собраться и избрать монарха. Желаю немедленно заколоть вас, Дайорд.

И снова все иначе. При вступлении в должность регент обещал возглавлять государство долго, по необходимости. Еще год назад вывернулся бы наизнанку, стремясь выполнить принятый обет с точностью до последней запятой. Но перед кем держать ответ? Перед двумя герцогами, если у них в совокупности чести меньше, чем мозгов у дождевого червя?

Вылез Мейкдон. Не мог не встрять, это противоречило бы его натуре. Обменялся взглядами с западным коллегой, выдав, что договоренности между ними глубже, нежели рассказано Алексу.

– Прошу учесть, синьоры. Насколько я уведомлен, Апексайон Ал айн настаивал на формуле «все за все». То есть тей Ванджелис ставит на кон титул. Не обсуждая разумность такого решения, а в его разумности я искренне сомневаюсь, хочу подчеркнуть, что имперский статус князя-регента не является вашей личной собственностью, синьор Алайн. Его утверждает совет герцогов.

Алекс повернулся. На его лице, иссеченном тонкой сеточкой мелких шрамов и отмеченном тремя крупными, мелькнуло подобие усмешки.

– Я понимаю, тей. Но тем не менее ставлю на кон свое регентство, и пусть решает Бог. А вы, совет, можете утвердить или оспорить божью волю – дело ваше.

– Согласен! –. неожиданно решительно откликнулся Ванджелис. – Заявляю представителя.

– Уж не сына ли? – Алекс с иронией оглядел нескладную фигуру наследника. – Иана с ним недельку прозанималась, все боялась зашибить ненароком.

– Отнюдь. Спускаемся на плац, синьоры. Мой человек тотчас будет вызван.

Вот так. Больше никаких разговоров между правителем империи, пусть не вполне верховным, и двумя герцогами не состоялось. Сине-зелено-фиолетовое общество устремилось вниз.

– Не нравится мне эта идея с заменой, – шепнул Терон Марку. – Алекс силен, но и на него найдется управа.

– Справится! Но он хотел именно Ванджелиса прикончить, – необычно объемный тей выстрелил взглядом по затылку герцога, но у того даже уши не шевельнулись. – Хотя... Пусть вырвет гадюке ядовитые зубы. А если подгребет под себя Нирайн и Аделфию, став герцогом – переводимся. Не побрезгуешь носить синий плащ, если служить с Алексом?

– О чем речь... Более того, есть идея, – Терон догнал князя и быстро заговорил. – Нет чести регенту драться с обычным наемником. Давай я его завалю! Объявляй представителя.

Тот качнул головой. Любую заваренную собственными руками кашу Алекс привык расхлебывать сам.

Плац во внутреннем дворике замка показался театральной сценой. Вокруг–четырехугольное каре из угловых башен, соединенных не только стенами, но галереями, коридорами, рядами жилых покоев. По существу, нирайнский замок-дворец выстроен как огромный дом, внешняя стена которого одновременно является крепостной.

Понятно, что во всех окнах – несметное количество зрителей.

Вскоре появился обещанный человек, защищающий цвета герцога Ванджелиса, явно – тей, но одетый по пехотному, в широкополой шляпе с плюмажем, ботфортах, с тяжелыми револьверами на поясе и просторном черном плаще. Он скинул лишнее облачение и снаряжение, оставшись со шпагой в руках.

Алекс пригляделся повнимательнее.

Немолод, лет на пять-семь старше Горана. Темный лицом и цветом волос, необычно длинных, верно – мешающих в полете. Подбородок выбрит, пышные усы на щеках соединились с бакенбардами. Взгляд спокойный и уверенный в себе, а также в исходе поединка: «я убью вас, тей, безо всякой личной неприязни, но наверняка». Движения гибкие, точные, словно тело не чувствует груза прожитых лет.

Князь-регент посмотрел мимо соперника, затем на него рассеянным боковым взглядом, как учили в Шанхуне. Днем обычно ничего не заметно... Но не в этот раз. Свечение Силы у противника настолько высоко, будто тот провел в монастыре годы и умеет летать подобно ламам, безо всякого крыла.

Нет сомнения, в поединке воспользуется Силой. Скорее всего – весьма эффективно.

Стараясь не выпускать из поля зрения ядовитый свет, Алекс представился первым. Ответ шокировал.

– Наслышан. Для меня большая честь, синьор Алайн. Позвольте представиться, тей Софос Лукан, Северная Аделфия.

От неожиданности князь опустил поднятую в салюте шпагу.

– Иана Лукания – ваша...

– Племянница, синьор. Вы знакомы?

– Да. Но давно не видел ее.

– Увы, и я – больше года. Это имеет какое-то значение для предстоящего поединка?

Алекс тряхнул головой, прогоняя соблазн отвести представителя. Вот же положение! Софоса нельзя убивать, иначе какая же свадьба после похорон ее единственного родственника... Вдобавок дядюшка – достаточно сильный боец, мнению Ианы можно верить. Но заявить протест также не хорошо, герцог провозгласит во всеуслышание, что князь испугался.

Выражение лица у старшего Ванджелиса обманчиво безразличное, будто он и не подозревал, что выпускает против соперника дядю его невесты.

Неожиданно регент успокоился. Если не считать тея Дайорда благородным, что герцог вполне доказал последними поступками, то нечего на него распространять кодекс чести. Придавить как амбарную крысу – и дело с концом. С другой стороны, если увлечься такой политикой, станет позволено убивать из-за угла любых теев, обвиняя их в неблагородстве... Чем тогда лучше сам Алекс? Отложив этические терзания на более спокойное время, он принял стойку.

Между дуэлянтами втиснулся Мейкдон, обожающий роль арбитра.

– Ангард! Ассо!

Если собравшиеся на плацу и облепившие окошки замка зрители ожидали увидеть эффектный бой, начало их жестоко разочаровало.

Лукан шагнул вперед и расчетливо бросил Силу, как полководец направляет кавалерию, чтобы раскидала защитные построения противника и впустила пехоту в сломленные вражеские ряды. Готовый к подобному, Алекс ответил, в результате чего невидимые кулаки столкнулись, а удары докатились до поединщиков ослабленные, лишь разбросав их подальше.

Со стороны это смотрелось нелепо. Двое серьезных мужчин наскакивали друг на друга, пытаясь достать шпагой, но клинки даже не соприкоснулись. Князь слабее, как следствие – его отбрасывало дальше, разок он кувыркнулся через голову. Тем не менее противника не подпустил.

Через пять минут Лукан поднял шпагу вверх.

– Синьор! Так мы до вечера протанцуем. Вы не будете любезны воздержаться от применения Силы вообще?

Алекс кивнул с облегчением. Он почувствовал, что при затягивании поединка противник, скорее всего, дольше сохранит внутренний резерв, расходуя его рачительно и аккуратно.

– Бой на шпагах без применения Силы! – выкрикнул Мейкдон, утверждая новую договоренность. – Ассо!

И вновь разочарование для болельщиков. Сталь замелькала с невероятной скоростью, клинки большей частью времени исчезали из видимости в стремительном движении, сухой стук сталкивающегося оружия превратился в смертельное стаккато.

Алекс почувствовал, что соперник не слабее не только его самого, но, пожалуй, и Горана. Тей Софос не напирал, атаковал редко и опасно, не допуская ни единой ошибки, спокойно выжидая промах другого дуэлянта, двигался мало, очень экономными шагами.

Будь поединок учебным, Алекс получил бы от него истинное удовольствие, независимо от результата. Но условия объявлены – до смерти. Никаких шуток.

Прикидывая, как свести схватку к сравнительно нейтральному завершению, регент прикинул, что должен ранить или обезоружить Лукана, после – наплевать на условие смертного исхода. Убивать представителя вовсе необязательно. И уж совсем нежелательно отправлять к праотцам родственника невесты.

Вызвав его на прямой выпад, Алекс применил ан-гаже, угрожая встречным уколом и принудив к защитному движению, но не продолжил атаку, а поступил необычно – сделал второй перевод клинка, дегаже, выводя шпагу на неотразимую позицию... и попался на классическое кроазе. Оружие, мастерски выбитое, жалобно звякнуло по булыжникам мостовой. Блестящее острие уперлось в лоб проигравшего рядом с отметиной прошлого поражения – автографом тея Байона.

– Добивай его, Лукан! Поединок до смерти! – заорал Ванджелис, отбросив попытки хранить внешние приличия. – Удваиваю золото!

– Такова моя обязанность, тей. Надеюсь, вы не в претензии.

Алекс обреченно опустил глаза.

Все так глупо закончилось.

В синее небо взлетела стая голубей, словно выстрелом потревоженная. Но никто не стрелял. Во внутреннем дворике воцарилась тишина.

Пришло время молодой душе вознестись к небу, догоняя сизокрылую ватагу...

На окраине Нирайна в гостиничном номере вдруг вскрикнула и дернулась Иана, отчего женщина, укладывающая ее волосы, испуганно убрала руки – не сделала ли больно высокородной синьоре. Но та даже не заметила ее замешательства.

Не до прически. Что-то оборвалось внутри. Накатила черная, бездонная пустота...

И тут же отступила, потому что среди плаца Нирайнского замка тей Лукан опустил шпагу.

– Я передумал. Плевать на золото. Живите.

 

Глава десятая

В юности, воспитываемая родителями, а потом суровым дядюшкой Софусом Луканом, Иана усвоила непреложную заповедь: соблюдение норм приличия есть непременное условие существования синьорины.

Она не смогла завести откровенный разговор с Алексом по пути из Ламбрии в Иллинию, когда имелась масса свободного времени и подвернулась тысяча подходящих моментов.

Она согласилась обручиться с Тероном, ибо формально не была связана ни с кем, а рыжеволосый ухажер чуть ли не пылинки с нее сдувал после ранения у Злотиса. Чувствовала себя в долгу, а долг обязывает...

Удрала из Леонидии, не желая нарушения приличий: в присутствии Алекса не сдержалась бы и выдала чувства, что получилось бы против правил хорошего тона, когда бывший жених тяжело ранен.

Не улетела с Гораном тотчас, узнав о гнусных происках Ванджелисов: недостойно рвать контракт, кроме случаев, когда обстоятельства совсем уж вопиющие. Тем самым довела ситуацию именно до вопиющей развязки.

Сколько можно обжигаться об одно и то же?

Поэтому, заслышав шаги и голоса в коридоре, ответный приветственный рев тея Атрея, она подхватилась и опрометью вынеслась из комнаты, бросившись на шею человека, которого ждала столько месяцев... Какие месяцы, всю жизнь ждала!

И глубоко плевать на церемонии и приличия, даже под суровым оком дядюшки Софоса, непонятно каким ветром занесенного в этот же тесный коридор.

Горан поднял руки в понятном всем жесте: затихаем и убираемся, мы здесь лишние. Он бочком миновал влюбленных, сцепившихся в объятиях. Теи, стараясь не шуметь, ссыпались вниз, в общий зал, где, к счастью, имелось вдосталь вина, чтобы порадоваться за успех прекрасной пары.

– Так это вы учили Алексайона? – тей Софос предпочел легкое пиво, щедро украсив пышную поросль на лице белой пеной.

– Не доучил, – признался Горан.

– Я и вижу. Минут пять продержался, потом попытался поймать меня на дурацкий финт. Мальчишка еще, – бретер снова хлебнул пива и хохотнул. – Милосердие обошлось мне в двадцать золотых... Да что я говорю – в сорок! Герцог же обещал удвоить. А так ни гроша ломаного не дал.

– Вам возместить? – поддержал веселье Марк. – Как вернусь в столицу...

– Не надо, – отмахнулся Софос. – Вечная судьба быть на бобах. За гнусные дела денег не беру, потому что на такое и не подписываюсь. За благородные поступки тоже не беру, благородство само по себе ценно. А каждодневным трудом не слишком разбогатеешь.

– Как же подрядились нашего Алекса порешить? – поинтересовался Терон.

– Не знал я... Ни с кем драться придется, ни про его отношения с племянницей. Клянусь честью. У меня контракт с герцогом, но не вассалитет. В любой момент могу его разорвать, да и он тоже. Видно, князь крепко ему насолил. Аж кипел мой наниматель, желал труп увидеть.

Кстати, тей Лукан был единственным за столом, носящим простой черный цвет. Особая гордость в нежелании продавать свободу кому-либо.

Такой подход Софос объяснил просто: ни Ванджелисы, ни императоры из династии Эдранов не казались ему достойным выбором для присяги в пожизненной верности. Поэтому он продает свое умение пользоваться шпагой и револьвером, но никогда – свободу. Наш мир слишком далек от черно-белого, понятия добра и зла переменчивы, крайне сложно навсегда занять одну сторону, чтобы остаться исключительно с добродетельными синьорами.

Пока внизу разгорался творческий спор об относительности моральных критериев, Иана и Алекс не сказали друг другу ни слова. Они сидели на кровати в ее номере, тесно прижавшись, то сливаясь в поцелуе, то сплетаясь в жарких объятиях, то замирая и боясь спугнуть мимолетное ощущение счастья, накрывшее их с головой.

Но как бы ни полыхала страсть, а в доступной близости не манило ложе любви, они не перешли грань целомудренного общения. Алекс, возможно, был бы не против... Но Иана не рискнула. Опять приличия, девичья тейская честь, ее полагается хранить до первой брачной ночи. В общем, обычные условности, в которых вряд ли Иану можно с суровостью упрекнуть.

Потом тей произнес нежные, немного неуклюжие слова, и обоих прорвало. Они шептались, смеялись, снова целовались... Наверно, не меньше часа минуло, когда перешли к вопросам практическим – где и как сыграть свадьбу, где жить. Да и на что?

Теряя должность князя-регента, Алекс, как это ни парадоксально, не утрачивает княжеского титула. Он формально выше герцогского, если не считать мелкой детали: княжества у его обладателя нет. На время регентства роль княжества выполняли коронные земли Кетрика.

– Так что со мной ты будешь безземельной княгиней.

– Хорошо, милый.

Сегодня она на все согласна.

Но и гвардейская казарма для него закрыта. Не может же целый князь быть простым фалько-офицером и подчиняться Деметру Иазону, не владеющему титулом даже какого-нибудь маркиза.

Шпагу, крыло, револьвер и кошель с монетами Алекс демонстративно бросил Ванджелису, проиграл так проиграл. Что же касается перехода регентства, прав Мейкдон. Остается двигать в Леонидию и ждать очередного совета герцогов, если они надумают собраться. До этого момента князь находится в двусмысленном положении, его можно охарактеризовать только очень коряво: исполняющий обязанности исполняющего обязанности правителя.

– Зато я, наконец, избавлюсь от бремени. Смогу все время уделять тебе. А там – отправимся в Урбан, в Северную Сканду. Мой герцог – тоже не ангел, но ему далеко до подлости Мейкдонов или Ванджелисов. Полагаю, на княжеский титул своего фалько-офицера ему будет наплевать.

– Главное – мы вместе! На первых порах нас приютит Ева.

Алекс покачал головой. Там – Терон. Даже сейчас бывшего соперника лучше отправить отдельно. Обещал же – сделать так, чтобы рыжий не видел его вместе с Ианой.

– Все проблемы решаемы. Но что же мы ждем? В Леонидию!

– Конечно, милый! Только познакомлю тебя с дядей, и в дорогу.

Упомянутый родственник вдруг озаботился: племянница надолго уединилась в гостиничном номере с пылким молодым человеком. На него не подействовали увещевания, что Алекс и Иана месяцами путешествовали вдвоем, что-то особенно подозревать не слишком уместно. Насупившийся тей уже поднялся идти проверять и наводить порядок, как по деревянным ступенькам лестницы загрохотали мужские сапоги, сзади, гораздо аккуратнее – женские туфельки.

Алекс пожимал руку Лукану, слушал его похвальбу, что при желании опытный бретер поразил бы его насмерть еще на первой минуте боя, что столь слабому поединщику страшно доверить Иану, парочка принимала поздравления... А князю и будущей княжне казалось – они еще в комнате наверху и сжимают друг друга в объятиях. Что завертевшаяся вокруг них суета – что-то мелкое и наносное... Главное – они вместе. Вместе! И ничто не способно более разлучить, ни друзья, ни враги. Политика, войны, дуэли, проблемы провинций, мечтающих отделиться, все они провалились в какую-то даль, словно в чужой мир счетводов, заполненный запахом горелой нефти, который Алекс видел в Шанхуне. До поры до времени их ничто не касается.

Все не важно. Праздник любви. Высшее из чувств, дарованное Создателем людям, поглотило их без остатка.

Любовь – это когда ничто, что бы ты ни делал, не в состоянии вытеснить мысли о любимом человеке. Она превращается в единственный критерий. Хорошо – это когда ради любимого и ради любви, все остальное плохо.

Ради нее стоит жить. И она дает новую жизнь.

И был солнечный июльский вечер, когда гвардейцы, Иана и ее дядюшка спустились на раскаленные за день камни Леонидии. Не нужно пока думать о жилье – до официальной отставки в распоряжении Алекса целый императорский дворец.

Он пресек на корню поползновение невесты поселиться до бракосочетания отдельно – в императорской резиденции достаточно покоев, и девушка может провести оставшиеся дни именно там, под патронажем Софоса Лукана.

Появился канцлер. Он поздравил регента с обручением и попросился в отставку – здоровье сдало окончательно. Алекс кое-как оторвался от приятных приготовлений и поручил сначала подыскать замену. Пожалуй, это было единственное государственное решение князя.

Накануне свадьбы, спешно организованной за счет казны, все-таки Алекс еще номинальный глава государства, но без особой помпы – глава временный и добровольно подписавшийся уступить этот пост, его посетил Горан. Жених был занят последней примеркой свадебного мундира. В зеленом сооружении лейб-портной сумел соединить традиции и гвардии, и императорского облачения, но без тонны золотого шитья.

– Как я понимаю, ученик, твои планы не простираются дальше брачной ночи.

– А надо?

– А потом наступит утро. Еще через неделю вроде как соберутся герцоги снова делить престол. Что ты намерен предпринять?

Алекс выпутался из мундира, как из рыцарского доспеха.

– Дезертировать. Тебя приглашаю за компанию.

– Ну-ну. Развивай мысль.

– Свадебное путешествие. Далекое и долгое. Ты с нами?

– Конечно.

– Ты не спросил куда и на сколько.

– Это не имеет значения, – усмехнулся Горан своей особенной рубленой улыбкой, шокирующей незнакомых. – Главное – с тобой. А если там будет мало вина, отсюда захвачу. Об одном прошу, проследи, чтобы меня из гвардии не вышвырнули за прогулы на службе.

Служебное положение тем хорошо, что им можно злоупотреблять, чем Алекс на прощание и воспользовался, заставив тея Иазона выписать Горану бессрочный отпуск с сохранением места в гвардии. Себе, ни много ни мало, князь выделил дирижабль «Эдран» во временное владение, славный трофей последней ламбрийской войны. В каюте был выгорожен отдельный закуток для молодоженов.

Через день после отлета соучастник дезертирства заметил грусть во взгляде воспитанника.

– Чем же ты еще недоволен? Женился по любви, свободен от забот, сбросил ненужные обязанности.

«Эдран» в неторопливом темпе летел на северо-восток по направлению к Скандийскому хребту. Под гондолой – Кетрик, его равнины постепенно переходят в предгорья. Справа осталось Винздорское герцогство Восточной Сканды, главный промышленный район Икарийской империи.

Горан нашел своего молодого друга на открытой площадке крыши гондолы, уцепившегося за леер ограждения и задумчиво глядящего вперед. Сильный, хоть по-летнему довольно теплый ветер бил в лицо, не слишком мешая теям. Они привыкли переговариваться, перекрикивая шум, за долгие дни полетов на крыле.

– Не знаю. Да, я счастлив. И одновременно сознаю, что поступаю неправильно, покидая Леонидию.

– Ты в свадебном отпуске, дружище!

– Я в курсе. Отпуск – это дней десять. Ну, две недели. А полгода или год послушания в монастыре действительно выглядят дезертирством. Император Эдран, принявший от нас присягу, мертв. Но империя осталась! А я бросаю службу в тяжелый для нее момент.

– Что по этому поводу говорит Иана? – с иронией спросил Горан, которого женское мнение не интересовало никогда.

– Пока молчит. Радуется. Но со временем поймет: счастливая семья – это не та, где муж при жене, а та, где муж при деле. Конечно, я вправе подать в отставку, мы оба кое-что прикопили, достаточно для расширения ее поместья в Аделфии и жить с него... Ты можешь представить меня помещиком?

– Тебя – вряд ли. Вот Марка – могу, особенно если подберет богатую вдовушку по вкусу. Сейчас он увлекся процессом выбора, пробует всех подряд.

Теи понятливо улыбнулись. Их габаритный товарищ, заполучив дворянское достоинство и пребывая в статусе гвардейского офицера, героя войны, возмещает себе упущенное за годы, когда он считался безродным червем и в конном порядке патрулировал улицы столицы в составе легиона, фактически – полицейского формирования. Дамочки, с презрением отвергнувшие его знаки внимания, сейчас кусают локти.

– Терон выйдет на службу уже на следующей неделе, – продолжил самобичевание Алекс. – С собранием герцогов и назначением нового регента, тем более императора, в столице наверняка начнется заварушка, да и любая кандидатура пройдет отнюдь не единогласно. Рыжий – на службе, я прохлаждаюсь, утешая себя лишь тем, что у Ианы меньше шансов овдоветь, чем у Евы.

Легкая на помине, новобрачная тоже показалась из люка и пробралась в носовую часть площадки, в свисте ветра, шипении пара и под хлопающие звуки огромного пропеллера, доносящиеся с хвоста. Она прильнула к мужу, избавленная от необходимости удерживать дистанцию.

– Красота какая! Никогда не летала в горах, кроме Иллинии, но там разве горы...

Действительно, вырастающие впереди пики не шли ни в какое сравнение с грядой на границе княжества.

– А мне снова приснилась наша свадьба. Лучший день в моей жизни! И Терон с Евой, они были прекрасны... А он даже не смотрел в мою сторону.

Теи постарались спрятать улыбки. Страсть рыжего к Иане и их расторгнутая помолвка создали массу проблем, поэтому надо радоваться, что тот переключил внимание на Еву и успокоился. Но женские инстинкты призывают к другому: нравиться всегда и всем мужчинам.

– Вы завтракали, синьоры? На горы можно любоваться и через стекло рубки.

Горан ощутил, что супруга Алекса еще, можно сказать, не вернулась со свадьбы. Становление взаимоотношений только предстоит молодой паре, сложный этап, когда вдруг обнаруживается, что они вдвоем – это не весь мир.

Дирижабль не искал перевалов или проходов между скалами. Зашипел водород, выталкивая из баллонетов сравнительно тяжелый воздух, объемистое тело без труда поднялось над самыми высокими пиками, в ушах пассажиров затрещало, и уже не выйдешь наверх из боязни стравить из кабины нагнетаемое насосом давление.

Налицо разница между возможностями техники и человеческого тела. Ни один тей не одолеет такую высоту. Разве что послушники монастырей, копившие Силу десятилетиями... А дирижабли-то и созданы недавно, постоянно прибавляют в объеме баллона, мощности машины, и не видно конца их прогрессу.

Оба икарийских дирижабля – трофеи. В Ламбрии строят новые, в империи не заложен ни один. Да что там не заложен, нет эллингов, верфей, заводов по производству паровых машин и иных механизмов, все привозное от стратегического врага. Он скоро одолеет Икарию, и не силой оружия – одним преимуществом в технике, теям останется только бросить шпаги перед лицом явного превосходства.

Алекс завел разговор об этом с Гораном. Он согласился. На лице Ианы впервые со дня свадьбы мелькнула тень недовольства. Оказывается, для мужа существует еще что-то, имеющее значение, кроме супружества.

Но это пока не омрачило атмосферу внутри воздушного корабля, перемахнувшего через хребет и сбросившего высоту при виде множества монастырских куполов Шанхуна.

Причальных мачт нет, гайдропы ловить некому. Поэтому Алекс, Иана и Горан с крыльями да минимальным набором пожитков выбрались на крышу гондолы.

– Мне вернуться за вами, синьор князь? – в очередной раз переспросил командир экипажа, не желая смириться с мыслью, что фактически бросает регента с супругой и другом на произвол судьбы.

– Не нужно, тей. К тому же любые мои распоряжения, отданные в качестве правителя, вот-вот утратят силу. Служите обновленной империи!

– Для меня честью было сопровождать вас, синьор! Икария ждет вашего возвращения.

Ждет? Со временем – забудет. Выполнил свою очень частную задачу и ушел, никому не навязываясь, не успев совершить фатальных ошибок. Осталось разве что войти в народный фольклор.

Трое крылатых спрыгнули вниз.

Здесь не привыкли к летучему дворянству, но и не враждебны, как в районах Тибирии, приграничных с империей, а Верховный лама прекрасно помнил Алекса и Горана по предыдущему визиту.

Разглядывая убранство дацана изнутри, изобилие красного, включая одеяния монахов, Иана поймала себя на мысли, что раньше совсем не так представляла свадебное путешествие. По обычаям – или курорты юга материка, или замки в горах, где молодой паре никто не мешает заняться друг другом и зачать наследника. Ее избранник оригинален и тут.

Верховный выслушал краткую историю новоприбывших.

– Я понимаю ваше беспокойство. Также понятно ваше желание получить новые возможности, чтобы вернуться на Родину и что-то перевернуть там к лучшему... Но в одном вы ошибаетесь, икарийцы. Шанхун – не учебное заведение, не тренировочная база. Мы постигаем мироздание через самих себя, через медитацию, через внутреннюю Силу, через соприкосновение с Великим вселенским. Принимающий послушание не ставит перед собой военных или политических задач – в постижении истины есть самоцель нашего бытия.

– Да, учитель, – не стал спорить Алекс. – Я также не ставлю перед собой конкретных задач, хочу лишь разобраться, что хорошо и что плохо для моей Родины. Дома не нашлось ответа. Если в его поисках мне и моим спутникам удастся овладеть Силой на новом уровне, это – прекрасно, но не является самоцелью, как вы выразились. Главное в познании. Не буду скрывать, мы не рассчитываем на пожизненное послушание, не ограничиваемся никакими сроками. Считайте меня наивным, но я ожидаю некий знак свыше, что пора остановиться и возвращаться домой, где нас ждут незавершенные дела.

Иана изумилась. Ее ли это муж? Соратник в ламбрийском вояже был намного проще! И после воссоединения в Нирайне не произносил ничего похожего – только ласковые слова да совершенно обыденные вещи. В Шанхуне пробыл первый раз совсем недолго, мудрых книг не читал... Откуда у него подобные мысли? Как же много она не знает о человеке, с которым пошла под венец!

На нее строго глянул лама.

– Второе обстоятельство в нежелательности пребывания здесь для женщин. Их вообще мало в Шанхуне, сами они не годны к познанию, мужчин отвлекают телесным от высокого.

Горан расплылся в улыбке, Алекс нахмурился, Иана вспыхнула.

Она всегда была наравне с мужчинами, и гораздо лучше многих! Она прошла через множество схваток, победив в них, уничтожала ламбрийский десант и топила их транспортные суда...

– Мы - одно целое, – услышала она твердый голос мужа, прервавший ее возмущенные размышления. – Ей не обязательно медитировать и поститься. Моя же душа не будет разрываться в неопределенности – где любимая женщина и что с ней.

– Что же... Не в наших правилах отказывать. Монастыри Шанхуна привечают всех желающих, только большинство отсевается в первый же год, не в состоянии духовно влиться в нашу жизнь.

Алекс подумал, что в прошлый раз они сумели найти общий язык с наставниками чрезвычайно быстро, поэтому согласился на любые условия.

 

Глава одиннадцатая

- Ты не можешь быть счастлив вполне. Ты неудовлетворен. Ты страдаешь от этого.

- Да, учитель.

- Причина неудовлетворенности в обеспокоенно-сти за судьбу своего Отечества?

- Да, учитель.

- Ты можешь освободиться от причины.

- Как, учитель?

- Наиболее мудрый путь – отринуть мирское и обpатиться к высокому, тогда проблемы империи перестанут тебя волновать.

- Для меня это неприемлемо, учитель.

- Пока неприемлемо. С возрастом придет опыт, с ним – мудрость. Ты не желаешь переделать себя, поэтому намерен изменить империю?

- Да, учитель...

Алекс поднялся с циновки и поклонился. Духовное на сегодня закончено. Для гармонии предстоит физическое. А именно – занятия с Гораном, не забывшем, что его воспитанник проиграл поединок дяде Ианы.

Верховный лама Кагью выслушал внимательно пи,килого сухонького монаха, неделю занимавшегося Алексом.

- Считаешь ли ты возможным стать гуру для него?

- Да! Его духовное состояние полностью соответствует Четырем Благородным Истинам, как их передал их нам Великий Учитель в «Сутре запуска Колеса Дхармы». Мой послушник добровольно избирает Благородный Восьмеричный Путь.

- Но выход из сансары ему видится радикальный...

– Не могу осуждать его, Верховный. Послушником движут не личные страсти. Он искренне страдает за свою страну.

– Мы не делим людей на народы и страны. Но в одном он прав. Ныне Икарийская империя – единственная, где хотя бы формально признается приоритет рыцарских ценностей, в иных частях света он размыт до основания. Если империя падет, а ей, видимо, немного осталось, этот мир окончательно захлестнет меркантильная волна. Как и там, – Кагью качнул головой, намекая на другой мир, где Алекс случайно увидел картину с мушкетерами. – Будем считать, Джива, послушник выдержал начальное испытание. Не исключено, что он и есть человек из пророчества, из-за которого его посылал покойный Эдран. В прошлый раз я не поверил, но карму не обманешь, молодой тей явился повторно.

– А его спутники?

– Женщина есть женщина. Чувствую, скоро она понесет, и ей будет не до мыслей о круговороте сансары. Второй воин – душой благороден, только его дукха не от возвышенных причин, он разочарован... тоже женщиной. И ему нужен другой путь – не уничтожения истока страдания, виновницу его горестей мы не устраним. Думаю, избавлением от трех ядов: неведения, страсти и нетерпимости.

– Неведения... Тогда откроем и ему знание о другом мире. Тем более дорога в него закрыта, быть может – навсегда.

– Но не женщине, Джива.

Тот покорно склонил голову и удалился, а Алекс и Горан с этой минуты были переведены в иной статус – не кандидатов на приобщение к великому знанию, а полноправных членов братства. Впрочем, в Шанхуне закреплять это документально или торжественно сообщать перед строем не принято.

Впрочем, кое-какие ритуалы состоялись. С одного из них Алекс вернулся в семейную келью, имея абсолютно непривычный вид. Голова обрита наголо, отчего обнажился шрам над ухом, полученный за время службы в легионе. Тейская одежда и оружие уступили место красно-оранжевой хламиде. Вдобавок – босой.

А главное, он изменялся внутренне. Даже прихватывая тейскую шпагу перед занятиями с Гораном, уже в большей степени был монастырским послушником, нежели привычным задиристым гвардейцем.

Не сказать, что такой он – хуже. Но другой. Для Ианы это странно, неожиданно.

С ней монахи не занимались. Отрывая время от коротких совместных часов, а то и от сна, муж пытался обучить ее некоторым техникам, включая наращивание Силы, ускорение ее накопления, врачевание мелких ран. Успех достигался, но не слишком разительный, женщина не хотела всей душой поверить, что ей это по-настоящему нужно. Занималась, чтобы только не расстраивать супруга, искренне старавшегося.

Поначалу Иане было несколько скучновато, дни превращались в ожидание Алекса с занятий с монахами, он заскакивал на минуту, чтобы тут же удрать на очередную изматывающую тренировку с Гораном. Муж пытался объяснить, что в том и заключается восьмеричный путь, баланса между духовным и физическим развитием.

Иана слушала и соглашалась. Внешне. Внутри себя она уж и не знала что думать. Если удел жены – просто следовать за мужем, она на своем месте... Но совсем не так ей представлялось замужество!

Потом втянулась в монастырскую жизнь, познакомилась с немногочисленными женщинами города монастырей. Остаток лета закончился быстро, началась желтая осень. С ней пришли очевидные признаки беременности.

Алекс на несколько дней вернулся к прежнему, как ей казалось – нормальному состоянию. Он готов был часами лежать, прижавшись ухом к ее животу. А потом заявил: моя карма – обеспечить маленького князя Алайна княжеством. И снова погрузился в свои дела.

В конце зимы, когда перевал открылся, в монастыри прибыла группа желающих приобщиться к Двенадцатичленной формуле бытия. От новых послушников Алекс, Горан и Иана узнали о переменах в Леонидии. Известия были не слишком радостные.

Тей Дайорд Ванджелис избран регентом после отлета «Эдрана». Зимой герцогиня родила мальчика, второго наследника. Орайон получил герцогскую корону Аделфии, его отец объявлен первым в имперской династии Ванджелисов, глуповатая южная матрона Пейна превратилась в императрицу, и уже никто не рискнет упрекнуть ее, что, по всем расчетам, наследник престола зачат в форте Дайокс, когда будущий государь пребывал в Нирайне и вряд ли посещал благоверную на юге.

Атрей, к чьему бритоголовому виду двое других икарийцев успели привыкнуть, выразил общее мнение.

– Возвращаться в Леонидию неразумно. Алекс намеревался заколоть нынешнего императора, тот кричал Софосу убить Алекса. Иана – племянница непослушного Софоса, имевшая наглость отвергнуть притязания герцогеныша, в чем я ей успешно помог. Если лететь в Северную Сканду, я не уверен, что тамошний герцог с радостью возьмет нас на службу.

– Храбрый Горан чего-то боится? – попробовала пошутить Иана, на тонкой фигурке которой живот выделился быстро и основательно.

– Боюсь, что утомлюсь убивать.

После встречи с новыми обитателями города они прогуливались по заснеженным аллеям монастырского сада. Только Иана сохранила сравнительно столичный вид, и то – сверху наброшен теплый зимний плащ алого цвета, основательно надоевшего ей в Шанхуне. Алекс с Гораном практически неотличимы от прочей монашеской массы – бритые, красные, в плетеной обуви вместо сапог, без шпаг. А что у них лица со шрамами, так у многих послушников непростая биография.

– Нет, синьоры, – задумчиво возразил Алекс. – Нельзя мыслить прежними категориями. Уверен – здесь что-то произойдет.

– Ладно, дружище. Ждем знака, обещанного тобой Верховному. А пока идем за шпагами. Чует сердце, по возвращении нам придется множество душ отправить на реинкарнацию, и да примет их Всевышний.

В сознании тея местное учение переплелось в причудливый жгут с традиционной религией.

Алекс на следующий день после неприятных новостей попытался расспросить гуру про техники перехода в другой мир. Ответ Дживы обескуражил: переход закрыт.

– Надолго, учитель?

– Никто не может предсказать. Когда в Шанхун проникли наши предки, он тоже исчез на несколько сотен лет. Так что смирись: если путь появится, это вряд ли произойдет при твоем бытии.

То есть возможность просто подсмотреть подсказку в мире четверки отважных со шпагами – отпала. Да и вряд ли она была, если то сообщество благородных рыцарей превратилось в державу торгашей.

Разочарование отчетливо отобразилось на лице послушника. Джива с грустью отметил, что бритье головы не изменило строй мыслей ученика. Он по-прежнему воин, а не мыслитель. Предпочитает воспользоваться чужим достижением, возможно – просто завоеванным, нежели самому постичь трудную истину. Понимая, что Алекса не переделать, как и не научить волка питаться травой, монах сделал приглашающий жест.

Князь вышел из дацана, следуя за очень резвым учителем, на движениях которого возраст не сказался никак. Они прошли квартал и попали в здание городской библиотеки, где бывать приходилось уже не раз, и молодой человек досадовал, что он – не библиофил. Такого множества книг, и современных печатных, и старых рукописных, наверно, больше нет нигде. Монах не задержался в общем зале и юркнул в малозаметную дверь, проведя подопечного через сеть коридоров. В конце последнего прохода князь впервые с прилета увидел вооруженных людей. Охранники сжимали короткие винтовки с двумя рукоятками под стволом и затвором. Гуру сообщил, что молодой человек с ним, расписался в толстом журнале. Лишь тогда они проникли за железную дверь солидной толщины.

Здесь тоже были книги. Во множестве. Исключительно печатные, поражающие невероятным искусством типографской работы, даже с цветными обложками. Название ни на одной из них Алекс разобрать не смог. Даже буквы отличны от икарийских.

– Не могу сказать, что здесь все сведения о том мире. Но – довольно значительная часть.

Невероятное, несметное богатство, по сравнению с ним имперская казна – цветной фантик юродивого. Но как, как это изучить?

Алекс осторожно взял одну из книг. На ее обложке увидел мужчину со скорбным лицом и золотым кругом над спутанными черными волосами. Под картинкой – пять необычных значков.

– Это язык того мира?

– Один из языков. У них полдюжины самых распространенных, мало похожих друг на друга, и тысячи иных. На обложке изображен Всевышний в их представлении.

Послушник торопливо вернул книгу на полку. Подобное изображение лика Создателя – это богопротивная ересь! Хотя многое из того, что он усвоил в Шанхуне, не менее еретично.

– Но можно перевести... Ну, основное, эти их изобретения, рисунки быстрых экипажей...

Монах печально покачал головой.

– Теперь я скажу тебе самое главное. Погоди...

Он принес толстую книгу с изображением странного гриба на обложке.

– Полистай.

Ее захотелось вернуть еще быстрее. Много картинок, чудовищно реалистичных и с таким же чудовищным содержанием. Разрушенные дома, мосты. И трупы. В невероятном количестве! Столько их не плодит ни одна война.

– Какой безумный художник рисовал эту мерзость?

– Увы. Не художник. Ты, вероятно, слышал, что в Ламбрии есть особый аппарат, делающий изображение с натуры на серебряной пластинке? Называется – фотографическая камера. Здесь тот же принцип.

– Но кто мог такое...

– Одна-единственная бомба. Унести ее в состоянии дирижабль, на котором ты прибыл к нам. Разумеется, есть куда более быстрые средства доставки. Не суть. В том мире враждуют несколько держав, накопивших такие заряды. И война не начинается лишь из опасения, что на города нападающего упадут столь же страшные бомбы.

Алекс захлопнул книжку, увидев картинку с изображением лысого ребенка с ужасными язвами.

– То есть достаточно одному безумцу подвесить бомбу к дирижаблю...

– Не так все просто, но главное ты понял, ученик. В том мире развитие техники, особенно техники разрушения, намного опередило мораль. Не хочу говорить громких слов, но в Икарии такие как ты – надежда этого мира. Не забывшие значение слова «честь».

Звучит лестно. Но... зачем было показывать книгохранилище и тут же объяснять, что распространение этих знаний приведет к страшному исходу? Получается, что библиотека Шанхуна как волшебный мешок колдуна Сегена из детской сказки: стоит его развязать, и беды из него расползутся по земле. Если верить Дживе, правильнее сжечь поскорее бесценные и отвратительные тома.

Алекс впервые поймал себя на мысли, что не чувствует безоглядного доверия к учителю, необходимого для успешного послушания. Все имеют свои интересы. Ложь отягощает карму, но в той ли степени, чтобы монах не врал никогда?

– Мы полагаем, что некоторая часть знаний не принесет вреда, более того – пользу. Как и топор, вложенный в руки плотника, а не палача. Ты сможешь прочесть избранные страницы. Послушник... послушница переведет их.

– Спасибо, учитель.

То есть монахи решили развязать мешок Сегена чуть-чуть, по капле выпуская в мир его содержимое. А покроется ли в результате Икария трупами лысых детей – время покажет. Алексу выпало участие в этом опыте, легла ответственность за его результат. Ради этого он затевал свадебное путешествие в Шанхун?

 

Глава двенадцатая

В мае у Ианы подошел срок. И радостно, и беспокойно одновременно.

Ребенок стучал, ворочался, Алекс убеждал ее – непременно родится сын, девочки более спокойный народ. Словно будущая мама – единственное беспокойное исключение из правил.

Женщины монастырского города в один голос утверждали: бояться не надо. Иана овладела основной техникой использования Силы для самоврачевания, Сила поможет и во время родов. Они часами объясняли, как концентрироваться, как унять боль схваток и крайне осторожно подтолкнуть младенца.

По неприятному стечению обстоятельств именно к маю в поведении мужа обозначилась еще одна настораживающая перемена.

Зачастую после занятий в дацане он уходил куда-то с Гораном, не пытаясь объяснить, чем они занимаются. В разговорах мелькали обрывки каких-то непонятных слов. Муж вдруг закрылся, не весь, конечно, но какой-то важной своей частью. Стал задумчив, что особенно поразительно – порой растерян. Не уместно для воина, в любую секунду обязанного быть готовым к удару.

Отгороженная от Ианы часть ей не принадлежит. Она не смогла бы высказать это связно... У нее стало меньше мужа!

Запахи. Привычные – пота, металла, крови из ссадин от занятий с Гораном, благовонного дыма от посиделок с Дживой. И новые. Почему-то бумажный. Потом странный сладкий, никогда не возникавший ранее, но кажущийся очень женским. Обвинить мужа, что он нашел себе утехи, пока жена в положении и не может приласкать... Но в Шанхуне – это глупо, здесь редкие послушницы на женщин-то не очень похожи.

На прямые вопросы Алекс ответа не дал. Смущался, увиливал, неловко отшучивался. Одним словом – не захотел объясниться. Он уснул, утомленный дневными делами, и не узнал, что Иана несколько часов проплакала.

У Алекса появились секреты... От нее! Ладно монахи – они вообще женщин за людей принимают весьма условно. Супруг-то считает иначе... Или это тоже в прошлом?

В кои-то веки Иана решилась на серьезный разговор. Подгадала к моменту, когда благоверный перекусил плошкой риса с редкими вкраплениями мяса и потянулся к сапогам.

– Нет! Сегодня ты никуда не пойдешь, пока не расскажешь, что происходит.

– Но, мой воробушек...

Ласковое словечко, не произносившееся уже месяца четыре, будто красный флажок – что-то не так!

– Никаких «но»! Мне рожать на днях! Тебя никогда нет рядом. Я не знаю, сколько мы еще проторчим в этой забытой Создателем дыре! Я не знаю, что будет с нами и с нашим ребенком! Как ты этого не можешь понять, бесчувственный чурбан?!

Он нахмурился, отчего вертикальный шрам на лбу превратился в глубокую борозду.

Алекс не понимал своего счастья – Иана проявила невероятные чудеса терпеливости, стойко и практически в одиночку вынесла тяготы беременности, не донимая мужа. Он не ощутил перепадов настроения, не испытал истерик, не огреб на свою голову лавины идиотских желаний, которые сваливаются на супругов от беременных высокородных жен. Не имея возможности сравнивать, как если бы оставался в Леонидии и общался с другими теями, подвергающимися домашнему террору, Алекс не оценил ангельского характера своей половины, поэтому позволил себе грозно встопорщить брови.

– Я тороплюсь.

– Кто-то в беде? Нет? Садись и говори, – Иана впервые использовала неотразимый аргумент: – Не смей отказывать беременной жене!

Деликатно постучал Горан. Он услышал, что явился крайне не вовремя. Если бы сунулся внутрь, женщина, вероятно, метнула бы в него тапок.

– Монахи запретили нам рассказывать. Понимаешь, опасные тайны, они почти сгубили другой мир, - Алекс сам почувствовал, насколько неубедительно прозвучали его слова.

– Убирайся...

– Да! Сегодня я постараюсь быстрее, до ужина.

Если бы задержался на минуту, услышал бы – можешь не возвращаться.

Как ни удивительно, только сейчас Иана ощутила, что занятия с монастырскими ей вдруг помогли. Она восстановила дыхание, прерывавшееся рыданиями, успокоилась, сосредоточилась. Мысли прояснились. Вся прошлая жизнь развернулась, как четкое полотно, с ошибками и заблуждениями. Из них пора делать выводы.

Пришла очевидность – она больше не нужна Алексу. Нет, конечно, он не против жены и семьи, ждет ребенка, но! Иана больше не составляет главное в его жизни и легко заменима. Сначала, как выберутся обратно в Икарию – продажной девкой для ночной утехи, потом... Потом возможен вариант, хорошо известный по рассказам о существовании в горных замках Северной Скандии: муж поселяет жену в башне, сам охотится, пирует, воюет, навещает ее раз в неделю-две, считая супружеский долг исполненным, и искренне удивляется, если слышит недовольство.

В этих раздумьях минул час, может – полтора. За окном кельи началась нешуточная гроза. Возможно, именно она пригнала обоих заговорщиков назад раньше обычного. На коридоре раздался шум и голоса, сместившиеся в комнату Горана. И один голос явно женский!

Этого уже Иана стерпеть не могла. Попробуй медитировать и грезить о высоком, когда муж приволок бабу, а жена на сносях!

Она без стука рванула дверь, в монастырских кельях не бывает запоров. Увидела растерянное лицо Алекса, за спиной у него – Горан... И с ними – действительно какая-то крупная женщина с голыми до колен ногами! В очках! Почему-то последняя деталь, совсем не имеющая отношения к разврату, ударила с особой силой.

Иана даже не обратила внимания на множество отсыревших листков, разложенных у комелька, обычно зажигавшегося только зимой.

– Тебе нельзя сюда! У нас дело... Жди!

Последнее слово Алекс выкрикнул уже через дверь, захлопнутую перед носом жены, сам остался внутри. С бабой!

И запах! Тот самый – сладковатый. Стало быть, они с Гораном не раз запирались с этой...

Иана почувствовала резкую судорогу внутри. С ней пришла боль. Даже не имея опыта в этом деле, женщина догадалась – начинаются роды. И некого звать на помощь... Муж занят с бабой, видите ли!

Она с тихим стоном повалилась на циновку. Бедра почувствовали теплую влагу. А за стеной продолжали журчать голоса, к ним прибавился четвертый.

– Иана видела Хелену? – Джива, сохранив нейтральное выражение лица и интонаций в голосе, сумел передать свое недовольство.

Алекс попытался принять на себя удар за всех.

– Простите, учитель... Мы занимались за стенами монастыря, не заметили приближение дождя.

Монах шагнул вперед. В его руке оказалась книга в яркой обложке, явно не местного происхождения.

– Вынесли. Я разрешал показывать только переводы.

Крупная женщина в очках упрямо мотнула головой.

– Там – таблицы, графики. Ну не умею я этого рисовать!

Джива прижал к себе влажную книжку.

– В таком случае у меня нет выбора. Верховный лама велел – в случае нарушения доверия доступ в библиотеку вам закрыт. Всем. Кто еще видел Хелену?

– Вы не запрещали мне выходить из кельи!

– Но просил воздержаться, пока не перестанете отличаться от местных женщин. Непокрытые волосы, яркие висюльки в ушах, подол не прикрывает колени... Вы смотритесь или как чужестранка, или, поймите меня правильно, как непотребная женщина из дома развлечений.

Хелена машинально тронула сережки, но не стала их снимать.

– Я знаю, в вашем мире так принято. Но вы – здесь. Навсегда, – Джива прервал отповедь на полуслове и прислушался. – Алекс, по-моему, Иана рожает. Занятия окончены. Вы пока ждите здесь, мисс.

Глядя вслед убегающему князю, монах добавил, теперь уже обращаясь к Горану:

– На их языке похоже звучат слова «девушка» и «промах». И то, и другое – «мисс». Твой промах, послушник Атрей. Сложно было позаботиться, чтобы Иана не узнала о женщине другого мира? Так позаботься, чтобы Хелена не выставляла себя в двусмысленном свете и приспособилась к обществу, в котором ей предстоит жить всю оставшуюся жизнь.

Разумеется, о вопиющем нарушении пришлось тут же доложить ламе Кагью.

Верховный выдержал паузу в обычной неторопливой манере долго обдумывать услышанное.

– Значит, таково предначертание. Помнишь предания? Путь между мирами закрылся в тот раз, когда к нам пришел Родрик Рыжий, основатель Икарийской империи.

– Она – женщина, – возразил Джива.

Следовательно, не может быть причиной сдвига в мироздании. Не принимать же всерьез догадку, будто она способна хоть на что-то повлиять, кроме нездорового возбуждения двух теев-послушников. Скорее всего, произошло совпадение. Один из братьев-монахов презрел правила и утянул Хелену в Шанхун, укрывая от опасности. Его можно понять. Нарушение клятвы отягощает карму. Но бросить человека в беде – ничуть не меньший грех. У монаха, скупавшего книги в мире, пропахшем горелой нефтью, не было времени на философско-религиозные раздумья, как и возможности спросить совета. И вот Хелена здесь, спасенная, но чужеродная. Вдобавок – носительница неприятных тайн.

Сморщенное лицо Верховного не отразило никаких чувств – они угасли лет полтораста назад.

– Отлученные от библиотеки, оба послушника узнают только то, что у нее в голове.

– Там не много, – почтительно кивнул Джива.

– Тем не менее вскоре они покинут нас. Да, методики концентрации Силы интересны Алексу, но не более чем интересны. Наша философия ему чужда. Гордый тей, презрительно называвший коммерсантов «счетоводами», с головой нырнул в книги о хозяйствовании. Искал, видимо, волшебный ключ к процветанию Икарии. Он стоял перед открытой дверью, эту дверь у него захлопнули перед носом. Разочарование. Смирению наш молодой тей не научен. Предвижу – как позволит состояние его супруги, отправится за горы. Ему невтерпеж проверить узнанное.

– У Алекса только что родилась дочь. Только мать окрепнет...

– Да... – верховный чуть наклонился вперед. – Не в их интересах болтать, что здесь источник тайных знаний. Лучше самим владеть крохами. Да и кто поверит про дверь в мир рыжего Родрика и пришелицу оттуда? Обычные сказки менестрелей. Пусть женщина покинет Шанхун с Алексом.

Оба понимали, что это непросто. В Шанхун никого не затягивают силой и никого здесь силой не держат. Конечно же – не выгоняют. Нужно, чтобы чужестранка сама решилась.

Не откладывая деликатный вопрос надолго, Джива навестил ее в келье с самого утра. И неожиданно для себя подумал, что ему приятно с ней разговаривать, вплоть до легкого разочарования, что Хелена скоро покинет монастыри.

Ей на вид лет двадцать пять – двадцать семь, на полголовы выше монаха. Была коротко стрижена, волосы едва достигали плеч. За год выросли и стали двуцветными. Прежние – цвета золотой пшеницы, а ближе к корням они темно-русые. Конечно, за горами есть настои для окраски волос, но не в монастырях. Стройная по меркам равнин Тибирии, с точки зрения тея – очень толстая. Лицо простое, чуть вытянутое, с пухлыми губами. Обманчивую интеллигентность придают очки. Ужасные красные ногти теперь обычного цвета, слава Создателю – закончился ядовитого цвета лак в ее сумке. Но яркие красные клипсы снимать отказалась, как и батарею браслетиков на запястье.... Красный монашеский балахон Хелена туго оборачивает вокруг бедер, ноги видны по колено.

Конечно, послушники придерживаются безбрачия, приучены держать похоть в узде. Посвятившие себя совершенствованию духа и овладению Силой, они с самого начала овладевают усмирением порывов плоти. В присутствии женщины Джива неприметно и непрерывно поглаживал специальные точки на левой кисти, остужая огонь... Зачем подвергаться искушению лишний раз? Прав Верховный – нужно выдворить ее.

– Мисс Хелена, как мне кажется, вы нашли общий язык с Алексом и Гораном.

– Насколько это вообще возможно, – женщина соорудила скрутку из бумаги и какой-то сушеной травы. Монах видел курящих в ее мире, но так и не понял их страстной привычки втягивать вонючий дым. – Вы же были у нас. Все другое. Тут – средневековье какое-то. Ну, девятнадцатый век, какая разница. Но они хоть мужчины. Смотрят на меня, старший едва ли не облизывается. Я бы с ними уехала... Можно?

Проблема разрешилась сама. Но остался неприятный осадок. Они – мужчины? А монахи – нет? Мужчина – это похотливый самец? Самообладание Дживы заработало в другом направлении. Он гасил в себе раздражение. И одновременно не мог разобраться, что выводит его из равновесия. Хелена с показной распутностью? Легкомысленный Алекс, с удивительным упорством сворачивающий с прямого и рационального пути на какие-то обходные тропки, туповатый Горан?

Монах отправился проведать роженицу. Ее он практически не замечал, она – даже не послушница, просто гость. Но единственный человек из новых, не сделавший ничего неправильного. Наоборот, роды – естественный ход вещей. Чья-то душа, удостоенная при реинкарнации вселения в человеческое тело, обрела плоть.

 

Глава тринадцатая

Конечно, Иане все объяснили.

Она с изрядным опозданием узнала про другой мир. О нем супруг дал клятву никому не рассказывать задолго до свадьбы и соблюдал эту клятву с упорством, достойным лучшего применения. И про женщину с голыми коленками. И про дикий обычай тех мест одеваться хуже распутной девки.

Это можно понять.

Но уже не исправишь, что Алекс предпочел заниматься своими делами в день, когда был ей очень нужен. Что проявил неискренность, даже не намекнув, куда исчезает с Гораном. Что не почувствовал, как ей горько и одиноко на последних месяцах беременности.

Дал клятву молчать про другой мир? А сколько клятв дал жене! «Никогда не расстанемся», «всегда будем вместе», «слово тея»... Что теперь стоят его слова?

Зато появилось гораздо более близкое существо. Совсем крохотное, но бесконечно родное, драгоценное, то приникающее к груди, то доверчиво спящее на руках, то недовольно хныкающее.

Дочь. Алекс совершенно точно ждал сына. Если посмеет сказать хоть четверть слова, бросить полвзгляда недовольства... И так между ними пробежала черная кошка размером с лошадь.

Не сказал. Вообще ничего не сказал. Упал на колени, обняв на циновке обоих. Потом осторожно взял в руки сверток с малюткой.

– Как мы ее назовем?

Само собой, Иана уже придумала имя. Женская мудрость подсказала ей – нужна иллюзия участия мужа в выборе.

– Как ты хочешь?

– Альрика... наверно.

– Так звали твою маму, – догадалась Иана.

Супруг редко рассказывал о жизни на Севере и родне.

– Ну... да. А ты как думаешь?

Они перебрали две дюжины имен. Не трудно догадаться, осталось выбранное матерью – Айна. Зато отец готов был поклясться, что состоялся совместный выбор.

К чужестранке Хелене молодая мать притерпелась, помимо воли вспоминая, из-за чего родила на пару недель раньше. Та заняла келью, следующую за Гораном. Увидев малышку, вынесенную Ианой на прогулку, экзотическая женщина пробовала посюсюкать, но была отшита и весьма удивлена.

Было неприятно, что оба тея включили ее в свою компанию. Более того, с дылдой занимался гуру Алекса, ранее Иане не уделивший ни минуты драгоценного времени и лишь зашедший поздравить с рождением дочки.

Муж стал довольно много времени проводить дома... но не с семьей. Усевшись в углу на циновке и поджав ноги под себя, он часами перебирал листики бумаги. Из их содержания больше не делал секрета, как, впрочем, и из других дел в монастыре. Листки были очень разные – отпечатанные как в книге, аккуратные женские завитушки почерка Хелены и собственные письмена князя, довольно корявые. Однажды в его отсутствие Иана заглянула в верхнюю страничку, поразившись, какие материи занимают Алекса.

«Экстенсивный фактор экономического роста реализуется за счет количественного увеличения привлеченного ресурса, например – за счет роста численности работников. При этом средняя производительность труда существенно не изменяется. Для экстенсивных факторов роста характерен закон снижения отдачи при чрезмерном увеличении ресурса».

И это благородный тей, недавно готовый жизнь отдать, лишь бы икарийское дворянство не выродилось в счетоводов!

Вечером он объяснил свой выбор желанием исправить ошибки. Начал издалека.

– Знаешь, многое бы в жизни сделал иначе, если бы не упорствовал в глупостях. Женился бы на тебе гораздо раньше, если бы не тянул из-за предрассудков. Однажды обсудил это с гуру... У него на большинство вопросов один ответ – такова карма. Значит, суждено было не спешить. Часто повторяет: что ни делается, то к лучшему. Был бы я раньше связан с семьей, не кидался бы очертя голову на ламбрийские дирижабли. То же самое говорит о моей главной ошибке – так суждено.

– В чем же она?

Алекс осторожно коснулся волосиков Айны, его суровое лицо разгладилось. Особенно умильно рядом с младенцем выглядит Горан, эдакий добрый монстр.

– Самая очевидная. Я слишком легко отказался от регентства. Возможно – был не готов. Но когда еще представится случай...

Иана зажала рот ладонью. Почти год прошел с отлета из Леонидии, и ни разу... Она с ужасом представила, во что превратится их жизнь, если муж начнет бороться за имперскую власть, слишком всерьез воспринимая свой пустой титул.

– Но как?!

– У меня есть козырь, – жилистая рука бережно прижала стопку листков. – Его появление считаю знаком свыше – скоро пора покидать монастырь.

– Айна совсем маленькая!

– Вам лучше остаться. Ближайшие полгода будут... – он хотел сказать «опасными», но решил не пугать. – Будут сложными. Потом я тебя заберу.

– Когда уйдешь? – ее голос дрогнул.

– Через месяц. Я закончу чтение, Хелена завершит записи.

– Ты отправляешься с ней?!

– Только через перевал. Они с Гораном повернут на восток, к Табу. Я вернусь в империю и попробую добиться встречи с Ванджелисом.

Иана не поверила ушам.

– Есть более простой способ сделать меня вдовой – застрелись!

Алекс грустно улыбнулся.

– Рассчитываю выжить, моя княгиня.

– Господи... Зачем к Ванджелису?

– Ты прекрасно меня знаешь. Есть долг, его невозможно ни отдать, ни отработать, ни искупить. Долг благородного перед Родиной. И это не просто слова, дорогая. Это – основа меня. Я испугался препятствий и прыгнул в кусты. Каюсь – не сразу осознал, что поступил бесчестно.

– Но Ванджелис...

– Законный император. А меня никто с имперской службы не отпускал. Сначала я наведаюсь к нему и кое-что предложу. Если он сохранил хоть толику рассудительности – послушается. В противном случае я выхожу в отставку и предлагаю программу реформ герцогам, имеющим доступ к ресурсам и выход к морю. Сначала Винзору, потом Мейкдону.

– Вслушайся сам в эти фамилии: Ванджелис, Винзор, Мейкдон... Ты убивал или пытался убить представителей их семей. Винзор совсем ребенок.

– Есть регент, его дядюшка, – Алекс напряг память и уточнил. – Да, именно сына регента мы уложили в ночь переворота.

– Замечательная основа для знакомства, – Иана подавленно замолчала. Оказывается, уже все продумано, сверстаны планы, и только ее с ребенком в этих планах нет. – Ты стал совсем другим. Как сам говорил – счетоводом.

– Увы. Приходится взрослеть, воробушек. Раньше жизнь была проще: отвага, доблесть шпага, от оружейных мануфактур требовалось только дать нам добрые шпаги и крылья. В книгах того мира я прочитал главное, о чем только смутно догадывался. Армия – лишь лез-вис клинка, все остальное не менее важное... – он запнулся, потом несвязно продолжил: – Вот дирижабль. Я его захватил, скажу честно, безрассудной удалью, мог и погибнуть. Положа руку на сердце – скорее должен был погибнуть. А если бы ламбрийцы прислали к нам сотню воздушных кораблей? С обычными, не очень героическими воинами, но у них много винтовок и много патронов... Исход войны решили бы заводчики, сумевшие дать много оружия. И правители, нашедшие деньги на его оплату.

– Большинство золотых жил в Икарии, – осторожно вставила Иана.

– Да. Старые императоры, да и новый, полагаю, тоже, этим успокаиваются. А ведь золото – просто символ. Им не выстрелишь, его не съешь. Представь, пушечная мануфактура может сделать сто пушек и ни одной больше, а золота добыли втрое больше. Значит, пушка будет стоить не тридцать, а девяносто гулдов! Долго объяснять, хотел сказать другое, почему я сам уподобился счетоводу. Когда наши герцоги, графы и маркизы вкладывают золото в заводы, они хоть в мизерной мере помнят о правилах чести. В том мире... Я сам не поверил! В том мире вообще все ради золота.

Не только война. Они готовы на любую подлость. Так нельзя. Дорогая, в бою между шпагой и счетной машинкой побеждает последняя. Я обязан убедить весь мир: этим оружием тоже нужно воевать достойно.

Иана поняла невысказанное. Муж против бесчестных счетоводов. Собирается сам стать счетоводом и показать образчик морали. Непонятно лишь, сам он до этого дошел, или его подтолкнула женщина с двуцветными волосами.

Алекс настолько отвергал саму возможность романа с иномирянкой, что не воспринимал всерьез беспокойство супруги.

– Хелена – всего-навсего студиозус экономического университета. Но училась в том мире! Она знает о хозяйствовании больше, чем все ученые мужи Ламбрии, вместе взятые. Так как мы теперь отлучены от библиотеки, – он чуть замешкался, сдержавшись от упрека, что нежелательный контакт Ианы с Хеленой вынудил монахов на жесткую меру. – Без библиотеки она – основной источник наших знаний. И записи.

– То есть постороннюю... женщину, – у Ианы чуть не сорвалось с губ другое слово, грубое, – ты берешь с собой. А меня бросаешь одну с ребенком.

Она сознательно проигнорировала уверения, что после перевала троица разделится. Это – только слова. Их цена, увы, известна.

– Хелена должна составить программу, как обогнать Ламбрию. А мы с Гораном со шпагами в руках пробьем дорогу этой программе. Что тебе не ясно?

Главное неясно. Если ты обещал, что мы всегда будем вместе, почему меня бросаешь? Ради призрачного блага империи? Пожалеешь...

– Как считаешь нужным, муж.

– Ты у меня самая... Вы обе у меня самые славные!

Он не уловил фальши в ее покорных словах. Ни в этот день, ни в последующие. И когда прощался, оставив почти весь золотой запас, хоть монахи с троих, даже и четверых, считая Айну, не взяли ни арги. Все время радовался – его жена понимает, как важно дело для настоящего мужчины. Большое дело, государственное.

Возможно, его просветил бы Горан, всегда настораживавшийся от излишней женской покладистости. Но у обремененного печальным опытом тея появился другой предмет для наблюдений. Он начал неровно дышать к Хелене.

Когда Алекс впервые поддел товарища, тот чуть не вызвал ученика на дуэль, потом намял бока на тренировке. Наконец, признался – да. Вдобавок, похоже, без взаимности. Девушка со странными волосами сочла Горана брутальным дикарем. Гораздо благосклоннее относилась к князю, но уважала его семейный очаг. Вдобавок – на полголовы выше, что смешило Алекса и жутко раздражало поклонника иномирянки.

В палатке на перевале они спали втроем – походные условия тут же отменили многие правила. Хорошо, что Иана не знает!

Перед отходом ко сну Алекс вытащил тонкую бечеву и привязал к ней блестящий камушек с дырочкой, девушке велел смотреть внимательно, а спутнику – не шевелиться и помалкивать. После нескольких манипуляций и достаточно простых фраз Хелена застыла. Рот с пухлыми губами приоткрылся, из уголка неприятно капнула слюна.

Горан возмущенно зашевелился, Алекс показал ему кулак.

Начались вопросы, намного превосходящие по сложности те, что ей гуру задавал в первый день иммиграции. На некоторые из них она отвечала довольно энергично. Но, увы, часть слов была на совершенно непонятном для теев языке. Другие – на ломаном наречии Икарии.

– Вы меня гипнотизировали? – раздраженно бросила женщина, даже не подозревавшая о сокровищах своей памяти.

Приведя ее в чувство, Алекс не стал скрывать, что старательно покопался в мозгах спутницы.

– Да. И задал много вопросов. Не волнуйтесь, ничего личного, слово чести. Горан подтвердит.

Тот энергично кивнул головой, преданно глядя на выведенную из прострации девушку.

– Горан, что ты понял из фразы про автоматику?

– Не много. Но принцип – ясен. Их мастеровые сверлят дырку в канале ствола, часть газов от взрыва пороха не на пулю давит, а заставляет работать какой-то хитрый механизм, передергивающий затвор вместо стрелка. Здорово! У нас никто не додумался.

– И Джива не сообразил ее расспросить под гипнозом.

– А ты?

– Запросто. Внушению меня обучили еще в прошлый раз, с его помощью заставил Марка летать. Потом монахи натаскали Хелену икарийским словам, она слушала их под гипнозом и отвечала. Я и решил – вдруг она еще что-то вспомнит, даже какие-то вскользь услышанные фразы, – Алекс ободряюще улыбнулся девушке. – Вы – просто кладезь мудрости.

– Я не устаю радоваться.

Мужчины положили ее посредине. Наутро Алекс обнаружил, что женская рука плотно его обвила во сне. Горан тоже это заметил.

 

Глава четырнадцатая

В Тибирии Алексу пришлось нелегко из-за крыла и всеобщего предубеждения к тейскому сословию. Отяготив карму очередным убийством, он нанял повозку и спрятал крыло в ней, чем избежал дальнейших стычек до перевала, где решился на самый простой способ путешествия. Прихватив небольшое количество продуктов, летел до сумерек, заночевал в горах под открытым небом. С первыми лучами солнца продолжил путь, избежав встречи и с дорожными грабителями, и с их коллегами-пограничниками.

В первой же таверне его ждал сюрприз.

Внутри все выглядело как обычно – в низком обширном помещении легкая мгла от дыма с кухни, подсвеченная масляными лампадками. Жирный запах жареного мяса для черни и кисловатый от постных блюд для благородного сословия. Пара скучающих девок, обделенных вниманием клиентов, пара солдат, кидающих кости – у кого выпадет две короны, тот и заработает аргу на оплату свидания. Мелкие торгаши в компании дюжих охранников, одинокий тей в коричневом плаще Южной Сканды, между ними лениво двигалась толстая баба с широким задом, привычным к щипкам и шлепкам.

А потом набилось много посетителей. Алекс занял торец длинного стола, за него уселась компания простолюдинов, вежливо спросивших позволения. И когда зал заполнился, сверху спустился бард с мандолой.

После нескольких дежурно-героическнх декламаций под перебор струн у музыканта потребовали главную песнь года – «Балладу о доблестном рыцаре Алексайоне Алайне». Персонаж сего произведения едва не подавился куском оленины, услышав название.

Дворяне не смущаются и не краснеют. «Доблестный рыцарь» в тот вечер превратился в исключение. Он узнал собственную историю в сильно приукрашенном виде, дополненную десятком выдуманных подвигов. Пассаж о романе с Ианой вышиб слезу не только у шлюшек, но и суровых солдат, хоть они явно не в первый раз слушали сей опус. Концовка патетическая – новый император не смирился с гордым нравом рыцаря и изгнал его, мечтая о погибели соперника, но не в силах уничтожить народного любимца. Когда-нибудь Икарии станет совсем худо, благородный Алексайон вернется и наваляет врагам по первое число.

Упомянутого благородного больше всего задели последние строки, мораль для подрастающего поколения, призванного брать пример не с императорского семейства и герцогов, а с нашего рыцаря.

Если мяса с ножа ты не ел ни куска, Если руки сложа, наблюдал свысока, А в борьбу не вступил с подлецом, палачом, Значит, в жизни ты был ни при чем, ни при чем. (* В.Высоцкий. «О борьбе»).

Алекс уронил голову.

Его никто не изгонял! Сам бросил империю, с легким сердцем и радостными воспоминаниями о первой брачной ночи. Уход от борьбы с Ванджелисами, подлецами и убийцами – укор ему самому.

Ни одна из песен, сочиненных в эпоху правления Эдранов и вброшенная в народ, не прижилась, не превратилась в передаваемую из уст в уста. Безвестный автор прославил Алекса стократ больше, чем это сделала воинская репутация!

И одновременно превратил в официального врага императорского клана, о чем напомнил пехотный офицер, попросивший прекратить крамольное выступление. Ему в голову тут же полетела массивная кружка, что не привело к общей драке, а послужило сигналом к повторному исполнению. В конце песни на тея вновь обрушились слова о его никчемности после бегства.

– Позвольте спросить, синьор, – обратился ближайший сосед по столу, веснушчатый вихрастый парень одного с ним возраста. – Если Алексайон вернется, вы будете на его стороне или броситесь защищать императора?

Не столько из желания поддержать разговор, сколько пытаясь разобраться в настроениях плебса, тей возразил:

– Вы уверены, что Алайн непременно начнет воевать с императором?

– Конечно! – вихрастый ляпнул по неровным доскам столешницы серым от въевшейся грязи кулаком. – Император – зло, а рыцарь был за справедливость, потому что...

Последовал пересказ баллады в вольной трактовке слушателя.

– Тогда я не буду поддерживать Ванджелиса, – успокоил его Алекс, радуясь, что народного героя не все узнают по старой картине Эльзы, использованной в печатной листовке «разыскивается».

Интересно, как к популярности бывшего регента относятся в гвардии и в армии?

По пути к Леонидии наш герой услышал балладу имени себя еще раз сорок, выучил бы ее наизусть против воли, но каждый бард счел своим долгом изменить в ней пару слов и добавить пару подвигов. Отныне – убийца драконов и покоритель царя морского. Но чем больше небылиц, тем радостнее слушателям.

Император получил меньше таможенных отчислений от экспорта, чем собиралось при Эдране, поэтому для пополнения казны ввел новые налоги. Строго говоря, местные поборы раньше доставались графам, львиная доля перетекала герцогам, с Леонидией они не делились, самостоятельно оплачивая содержание собственного войска и местных имперских учреждений, включая расквартированные в провинции дивизии. Ванджелис осчастливил герцогства податью, переложенной на плечи купечества, промышленников, обывателей и крестьян. Оттого и недовольство, и мечта о благородном синьоре, непременно снижающем налоги.

Алекс, выучивший в Шанхуне азы экономической теории, без подсказки догадался: убедить народ в необходимости уплаты налогов сложнее, чем свалить одного-единственного человека, будь он трижды монарх.

В столицу он рискнул влететь только в вечерних сумерках, не желая раньше времени ворошить осиное гнездо.

В тот же вечер Горан и Хелена прибыли в Таб, преодолев куда меньшее расстояние, но исключительно на лошади. Тем более, девушка в Шанхуне вообще впервые села на лошадь, поэтому столь дальняя дорога обернулась болезненным испытанием. Картины Тибирии, нищей окраины цивилизации, ее удручали, наполнили скепсисом относительно перспективы устроиться здесь прилично, как Горан ни убеждал, что в Кетрике гораздо культурнее.

– После монастырей я надеялась увидеть цивилизацию.

Она не добавила, что Тибирия напомнила ей Египет вдали от туристической зоны. Только без телефона, электричества и авто. Да и Горан на коне слишком уж похож на бедуина, только намазы не соблюдает.

В Табе нашлось несколько приличных кварталов, самая обширная часть города – трущобы, полные грязи, нечистот, худых и покрытых язвами людей на пороге жалких лачуг. Человеческих существ, больше похожих на кучи отбросов. Морской порт, но нет приличной гостиницы или хотя бы постоялого двора. Наших путников приютил монастырь, чей настоятель благосклонно принял сообщение о годичном послушании в Шанхуне.

Алекс наивно полагал, что Хелена сумеет сделать какие-то полезные выводы из сведений о местном хозяйстве. Но Таб не оправдал надежд. Девушка пришла к единственному выводу – их пребывание здесь и бесполезно, и весьма неприятно.

Даже Горан узнал больше, беседуя с торгашами о ценах на местные и привозные товары. Обескураженные исследователи вернулись в монастырь.

Хелена, дабы не вызывать ненужные мысли у окружающих, давно носила местный наряд: черную хламиду, закрывающую фигуру от плеч до щиколоток, белый платок на голове, оставляющий свободным только лицо. Чуть выбивались очки, но здесь ничего не поделаешь.

У своей двери Хелена помедлила.

– Горан?

– Да.

– Почему ты на меня постоянно смотришь?

Бретер, не робеющий при виде направленной на него дюжины шпаг, смешался от простого вопроса.

– Вы мне нравитесь, госпожа Хелена.

Каких усилий стоила эта фраза... Куда подевалась бравада, высокомерные реплики про декоративную половину человечества?

– Заходи. Ты хочешь?

Еще бы! Но он не знал, как правильно объяснить свое к ней отношение. Барышня отлично усвоила местные хозяйственные словечки, благо их очень немного, бытовые понятия... и, похоже, почти ничего не знает про отвлеченные, в том числе – возвышенные материи. Слышала ли она слово «любовь» на имперском?

Во всяком случае, Хелена в тот вечер имела в виду любовь в самом конкретном понимании этого слова, красноречиво сбросив платок и хламиду. Ударила Го-рана по протянувшимся рукам, подвинув к нему ведро с водой и кувшин – мойся сначала. А затем подарила ласки, настолько искусные и изощренные, что немолодой тей не испытывал ничего подобного даже с самыми опытными жрицами любви.

После увлекательной возни на ложе состоялся странный разговор.

– Тебе понравилось?

– Да, моя госпожа!

– Хорошо. Спим.

– Хелена! Моя госпожа! Я никогда не был так счастлив с женщиной!

Возможно, он ожидал каких-то ответных слов, желательно – пылких, не зная, что в мире девушки слово «госпожа» имеет другой оттенок применительно к постельным играм.

– Хорошо. Вижу, тебе плохо без меня. Иногда будем повторять.

Вначале тей подумал, что виновато плохое знание языка, иначе никак, иначе это пошло, низко, неблагородно... Постель возможна по любви, за деньги, еще – по обязательству, когда равнодушным супругам необходимо зачатие наследника. Другие варианты не укладывались в честной гвардейской голове.

Он робко спросил, не желая углублять щекотливую тему, но и не удержался, поражаясь ее искушенности:

– Госпожа Хелена, у вас был муж?

– Только бойфренд.

Горан озадачился. Это еще кто? Супруг, любовник, жених, поклонник? Тем более он не понял ее последние слова, произнесенные перед сном на неизвестном языке:

– Какая еще госпожа... Самая обычная девушка из...

Название города ничего не сказало бы мужчине.

Наутро она объявила, что необходимо перебраться

в столицу более передового государства.

– В Леонидию?

– Нет. В Атену. Тей, у вас очень странный мир – средневековых феодальных правителей, рыцарских понятий, в котором в то же время летают дирижабли и ходят поезда. Нужно за океан, где развиты и промышленность, и финансы.

Горан схватился за голову. Его госпожа живет представлениями своей Родины, где перелет через океан – дело нескольких часов для любого желающего.

Их не пустят на дирижабль! А путешествие на корабле займет примерно месяц вокруг материка, с заходами в порты – все полтора. Не менее трех недель до Арадейса при попутном ветре. В общем, в столицу вражьей страны прибудут не ранее конца лета. Назад – хорошо если к зиме.

Конечно, вояж в обществе Хелены сулит радости сегодняшней ночи. Но Алекс ожидает гениальных прозрений касательно хозяйственного переустройства Икарии. Хотя Горану было абсолютно непонятно, как его воинственный ученик сможет убедить императора и герцогов внять своим советам, предварительно превратив всю верхушку державы в личных врагов.

В другой ситуации Горан поступил бы иначе. Но слишком свежи были воспоминания о сладостном вечере. Не отдавая себе отчета, он попал в зависимость к Хелене, вляпавшись в женскую ловушку, об опасности которой тысячу раз предупреждал Алекса. Прикрываясь самообманом, что путешествие в Атену способствует общему благу, тей приступил к подготовке.

Его товарищ тоже был околдован и опутан женщиной, о чем ничуть не жалел. Нет, жалел, но о другом – что на время вынужден с ней расстаться. А уж что говорить об Иане!

Отъезд Алекса для нее – как отрезать часть себя тупой и ржавой пилой.

Вопреки логике и здравому смыслу она каждый вечер ждала, что в коридоре послышатся знакомые шаги, голоса, грубоватые мужские шутки. Потом супруг зайдет в келью тихо-тихо, чтобы не разбудить малышку. Шепнет: «Как ты, воробушек?» Быстро поужинает, не замечая вкус монастырской снеди, поглядывая на жену и чудесный живой сверток.

Пустоту заполняла иллюзия, что он где-то здесь, где-то рядом, стоит только позвать... Иллюзия рассеялась, а пустота расширила свои владения.

Айна менялась каждую неделю, буквально на глазах. Темные от рождения волосики загустели. Ясные и очень строгие глаза, похожие на две огромные черные жемчужины, серьезно смотрели на мать, вопрошая: где наш папа?

За перевалом. Уехал с другой женщиной и другом, чтобы вернуть себе власть.

Как объяснить это ребенку, если сама толком не понимает – зачем? Завоевание империи займет много времени, если не всю жизнь. Малышка раньше начнет задавать вопросы, нежели Алекс вернется.

Иана боялась, что муж запрет ее в северной башне и будет появляться раз в две недели? Прошло и две, и четыре недели, их с Айной никто не навестил. Выходит, та участь – не самая горшая.

 

Глава пятнадцатая

В казармы нельзя, неизвестно, что там за порядки. Разумнее всего в особняк к Еве Эрланд, которая теперь Ева Мэй, по фамилии Терона. Алекс сделал круг над ним, увидел свет в окнах, но приземлился на мостовую в трех кварталах, с удовольствием размяв затекшие в долгом полете ноги. Вдруг жилище друзей под наблюдением? Проще послать какого-нибудь человечка с поручением.

Благородный, опускающийся среди улицы и отстегивающий крыло – одна из самых привычных картин в Леонидии. Поэтому тей искренне удивился, увидев конный патруль, тут же к нему свернувший.

– Не торопитесь, синьор. Соблаговолите остаться на месте.

Слова прозвучали уважительные, а тон не почтительный. Скорее – равнодушный.

Полицейский спрыгнул с коня и шагнул к Алексу, освещая пространство перед собой ручным фонарем, подкрутив фитиль на самый большой огонь.

– В чем дело?

– Не верю своим глазам! – донесся голос из темноты.

Один из всадников подъехал ближе, в желтое пятно

от фонаря попал зеленый с шитьем гвардейский плащ.

Голос и лицо вроде знакомые, хоть в полумраке черты разобрать трудно.

– Не узнали, ваше императорское высочество? А ведь мы виделись. Прим-офицер тей Магнус Элиуд, племянник Ториуса Элиуда, униженного вами и вынужденного уйти из гвардии.

Алекс не стал уточнять, что в благодарность за прошлое позволил Ториусу мирно покинуть дворец, не убивая в числе иных заговорщиков.

– Вспомнил вас, юноша, крутились возле дядюшки. А что, на крыле патрулировать не доверяют?

Офицер не обиделся.

– Служу императору где прикажут. Бывает – воздушный патруль, сегодня конный. Но вам не понять, вы предпочли удалиться со службы.

Полицейские не посмели встревать в диалог благородных. Они под началом гвардейца, но на чьей стороне их симпатии?

– Ваш упрек справедлив, тей. Не далее чем завтра я намерен навестить императора... Он же мой преемник, а я даже не поздравил. Глядишь, и для меня служба найдется. Вдруг лошадь доверят.

Представив благородного князя, да еще и бывшего регента, в качестве простого стража порядка на коне, полицейские должны были зайтись хохотом. Смолчали.

– Отрадно слышать о вашем патриотическом настрое. Увы, не могу пустить дело на самотек. Вдруг вы передумаете и не явитесь завтра во дворец?

– Вы подвергаете сомнению твердость тейского слова? – Алекс запустил привычный процесс, в девяти случаях из десяти приводящий к развитию конфликта и вызову на дуэль.

Но вышел десятый случай.

– Отнюдь. Ничего личного – служба. Сержант! Проводите тея Алайна к месту ночлега.

– В тюрьму? – доброжелательно осведомился Алекс.

– Опять – увы, специальных покоев для бывших регентов не имею.

– Тогда прошу простить. Без официального обвинения арест благородного невозможен.

– Да! – не менее доброжелательно откликнулся Элиуд, и со стороны могло послышаться, что беседуют лучшие друзья, если не вникать в смысл слов. – Но вы в любом случае не имеете права сопротивляться патрулю, а неправомерность задержания обжалуете из тюрьмы.

– С одной маленькой деталью, тей. В темноте ваша форма плохо различается. Городская стража и гвардия действуют по закону, правильно? А вы – нет. Следовательно, я с полной добросовестностью принимаю вас за обычных бандитов. Неправомерность вашей смерти обжалуете с кладбища.

В наступившей тишине, нарушаемой только громким дыханием лошадей и отдаленным стуком тележных колес по булыжнику, вдруг раздались слова стражника, услышанные всеми патрульными.

– Нейвис, это – правда тот самый князь-рыцарь из песни? Тогда я – пас.

Конники не исчезли, не бросились наутек, только чуть подались назад.

– Благородный тей, ваши подопечные проявили похвальную сообразительность. Не желаете спуститься с седла и вытащить шпагу?

– Не вижу нужды. Завтра с утра гвардейский караул ждет вас у входа во дворец.

– Зачем же портить весь день его императорскому величеству. Часика в два–в три будет нормально, – не удержался Алекс, и Элиуд без дальнейших комментариев развернул лошадь.

Спешившийся полицейский запрыгнул в седло, а перед этим шепнул князю:

– Мы ждали вас, синьор. С возвращением!

Особо скрываться дальше не имело смысла. С крылом в руках Алекс прошагал три квартала.

Ева буквально повисла у него на шее, плюнув на приличия.

– Только тс-с! Малыша разбудишь. Он на втором этаже спит.

– И у вас...

– Да! Значит – у вас с Ианой тоже. Кто?

– Девочка. Айна.

Пока служанка накрывала на стол, хозяйка высыпала кучу новостей.

Герцог, выбившийся в императоры, навел кучу строгостей, весьма ревнуя к славе предшественника. Марк и Терон оставлены в гвардии, но им нисколько не грозит повышение до фалько. Как выразился Иазон, их приказано «сгноить в примах». Народ стонет от налогов, армия ропщет, герцоги осаждают нового монарха – тот не обладает влиянием Эдранов и вынужден к ним прислушиваться... В общем – кавардак и ничего хорошего.

– Как Терон?

– Пристрастился к картам, стал больше пить. В остальном – по-прежнему. Почти каждый вечер, когда нет дежурства, бренчит на мандоле, сочиняет стихи, подбирает музыку. О тебе вспоминал много раз. Ты обещал научить нашего сына летать, если ему не хватит чистоты крови.

– Хватит. Иане же – достаточно.

– Как ты ее оставил?

Алекс ничего не ответил.

Вот так и оставил, с ребенком. Перед собой обозначил цели, все время при деле, в дороге. А Иана ждет. Просто ждет. Ей стократ сложнее.

Терон вернулся со службы гораздо раньше, притащив Марка и ящик вина. После радостных возгласов, похлопываний и рукопожатий, отчего юный Мэй заголосил наверху, Алекс рассказал вкратце о причине возвращения.

– Ты, конечно, сам решай, – заключил отец шумного наследника. – Но, думается, с императором тебе ни о чем не договориться.

– Почему?

– Потому что ты у него – бельмо на глазу, лучше бы героически помер на благо империи. Особенно после моей злосчастной песни.

– Ну да, – Марк радостно хохотнул. – Терон сочинил ее как в насмешку о твоих подвигах, а народ принял за чистую монету, развил тему, и теперь она звучит из каждой подворотни.

– Вот спасибо! Значит, мой прилет выглядит, будто я прислушался к гласу народному.

– Представляешь, как рад этому император? – доморощенный композитор потянулся за мандолой. – Сейчас допью вино и сыграю.

– Только не ее! – в один голос воскликнули Марк и Алекс.

– Уж простите, – ухмыльнулся Терон, прислушиваясь к возне наверху. – Сын под нее хорошо засыпает.

Очевидно, что назначать встречу с императором на утро в самом деле было бы опрометчиво – после бурной ночи князь проснулся к полудню, и не совсем в придворном виде. Когда он в начале третьего, в черном штатском камзоле и ботфортах, отъехал от особняка на коне Терона, то повстречал гвардейский отряд, посланный за ним. Значит, его пристанище у Евы не секрет.

Элиуда-младшего не наблюдалось; гвардейцы избегали особо дружеских жестов, одновременно давая понять – мы не враги вам, князь.

Алекс расспросил о знакомых офицерах – сохранили ли должности.

– Нет, – ответил пожилой фалько. – С вашим отлетом поменяли практически всю верхушку. Лишь синьор Иазон сумел удержаться. Даже командира дирижабля, вас увозившего, отстранили. Он не в претензии, наоборот – горд.

Тей почувствовал откровенное неудобство. Не столь велики заслуги, чтобы народ его боготворил. Тем хуже, если дорвется до реальной власти – люди не простят разочарования. В переводах книг о мире Хелены такое развитие событий встречалось, и не раз. Профессия властителя – самая неблагодарная на свете.

– Чем обязаны? – крайне сухо вопросил император. Вроде бы и не сильно изменившись внешне, он налился значимостью. Даже уши торчат не просто в стороны, а царственно.

– Позвольте заметить, ваше величество, что именно вы настояли на моем приходе во дворец, ночью – устами гвардейца, а днем даже эскорт послали.

– Не виляйте, Алексайон, – перебил Мейкдон, не смущаясь вмешательству в разговор государя. Очевидно, показал, что они примерно на одной доске. – Вы с какой-то целью прибыли в Леонидию, хотя год о вас не было слышно.

– Служить империи, какая еще может быть цель. Но так как мой прежний пост считался высоким, о дальнейшей службе вынужден говорить с его величеством.

– Вы ерунду несете, синьор, – вспылил тот. – Прекрасно понимаете, что я не забыл ваших угроз меня заколоть, двусмысленных отношений теи Лукании с моим сыном.

– Не отрицаю и не собираюсь оправдываться. Но я присягал империи. Вы – император. Не только человек, но и символ моей Родины. Как герцога я хотел нанизать вас на шпагу, но император – другое дело.

– Князь, вы готовы присягнуть мне лично? – Ванджелис оценивающе прищурился и склонил голову набок.

– При необходимости – да. Я не зря провел год. У меня есть конкретные соображения, как обустроить империю и противостоять давлению ламбрийцев.

– Хватит! – император шагнул к нахальному посетителю. – У вас было время и были полномочия. Вы отказались. Возвращайтесь на службу, тяните лямку где прикажут – конюхом, стражником, матросом или посудомойкой. Теперь я решаю!

– То есть вы не хотите предложить службу, достойную высокородного?

Для Ванджелиса наступил миг торжества.

– Вы не достойны такой службы.

– Значит ли это, синьор, что я могу считать себя в отставке?

– Да! И убирайтесь с глаз моих!

Очевидно, ему доложили о публичности моего появления, рассудил Алекс, подписывая бумаги о досрочном окончании службы, без пенсии, без сохранения звания. Осталась только рента за орден, накопившаяся за год. Если бы не торжественный марш через центральный вход, подобру-поздорову не отпустили бы. Значит – ждем удара в спину или из-за угла.

Заодно забрал оставшиеся во дворце личные вещи, включая мундир регента с пышным, хоть и не императорским золотым шитьем, память о недолгом славном времени.

В особняке Евы и Терона Алекс не захотел оставаться – нельзя подвергать опасности женщину с ребенком. Напрасно уговаривали хозяин и Марк, предлагавшие привести на охрану половину свободной гвардейской смены.

Зачем? Бывший регент не созрел еще до объявления войны действующему императору. А если начнется кровопролитие, Леонидия расколется на два лагеря – верящих власти и наслушавшихся песни. События перерастут в гражданскую войну. Если Алекс и победит в ней, получит ослабленное государство, за неурядицами в котором зорко наблюдают властители западного королевства.

Но вопрос о ближайшем ночлеге решился быстро и радикально.

 

Глава шестнадцатая

– Герцог Мейкдон настаивает на вашем незамедлительном визите к нему.

Щеголеватый гвардеец в фиолетово-золотом плаще, столь нелюбимого Алексом цвета, доставил приглашение, по форме сильно напоминающее ультиматум. С посыльным тоже никто не церемонился: он так и остался у входа в нижний в холл, подозрительно разглядываемый Тероном, Марком и виновником переполоха.

– Что же страшное случится, прим, если я отклоню любезное предложение вашего синьора?

– Он предполагал такой ответ и велел передать: оставаться у синьора Мэя небезопасно для вас и семьи синьора Мэя.

– Искренне тронут заботой, – Алекс задумчиво прижал пальцы ко лбу, к вертикальному шраму, полученному благодаря любимому гвардейцу столь заботливого герцога. – Какие будут соображения, друзья?

– Какое-никакое развитие событий, твое княжеское высочество, – хмыкнул Марк. – Если бы император ограничился изгнанием со службы, я сильно бы в нем разочаровался. Принимай приглашение. Терон, ты с нами?

– О чем речь...

– Не надо, – перебил Алекс. – Не только оставайся дома, но и пошли слугу за парой-тройкой приятелей. Пусть не забудут револьверы. Горлань им балладу про мои подвиги хоть до утра, спать не ложитесь. Если верить нашим фиолетовым... гм, коллегам, ночь обещает быть веселой.

– Ты думаешь...

– Я знаю, Терон. Ванджелис обожает игры с заложниками.

– Ноя не смогу неделями отсиживаться с Евой как в осажденной крепости.

– И не придется. Многое зависит от того, о чем договорюсь с герцогом. Либо не договорюсь. Так или иначе, мне потом уезжать, пропадет смысл давления на вас.

Рискнул вмешаться фиолетовый прим.

– Я могу передать синьору о вашем согласии на визит?

– Не торопитесь тей. Летим вместе. Компанией веселее.

– Дорогу покажете, – схохмил Марк, будто хоть кто-то в Леонидии не знает помпезный особняк резиденции Мейкдона.

Перед отлетом Алекс увлек в сторону Терона и Еву.

– Если начнутся какие-то грозные перемены, вам будет лучше на время покинуть столицу. Я дам знать.

Он обнялся с другом, поклонился Еве. За порогом дома втянул непривычный после монастырей аромат городских улиц. Руки привычно схватились за крыло.

Летней ночью над Леонидией уютно. Воздух теплый, поднимающийся вверх упругими струями, внизу – мириады огоньков, косо перечеркнутые изгибом реки с несколькими рукавами.

За короткое время жизни в столице Алекс не то чтобы полюбил ее – уроженцу гор вообще не свойственна излишняя приязнь к крупным городам. Скорее свыкся, сжился, Леонидия перестала быть чужой. Он не идеализировал город, когда здесь у власти находился Эдран, чье правление многие успели назвать «золотым веком». Но с Ванджелисом словно что-то враждебное поселилось в ночной тьме, какие-то хищное животное, пристально наблюдающее за летящими людьми из тысяч освещенных окон. К тому же часть городских обывателей наивно полагает, что именно Алекс их избавит от зверя, тей двадцати двух лет, из обедневшего северного дворянского рода, имеющий в активе лишь ничем не подкрепленный княжеский титул и шпагу.

Герцог принял ожидаемого спасителя империи без подчеркнутого радушия и показного желания завязать отношения накоротке. Разумеется, речь об исключительно деловых контактах, Мейкдон отдавал себе отчет, что Алекс не разделяет его экстравагантные склонности. Без прелюдий фиолетовый прямо спросил:

– Что вы хотели предложить императору?

– Разговор не на одну минуту, синьор. Не предложите ли мне присесть?

Герцог махнул ладонью, указывая на кресла, окружившие низкий, богато инкрустированный столик малой гостиной, которая для других столичных домов сгодилась бы по размерам и убранству на роль зала для больших приемов.

Алекс непринужденно устроился в кресле. Марк, хозяином проигнорированный, массивной тенью проследовал за другом и стал за спинкой кресла, зыркая по сторонам.

– Я позволю себе кое-что вам показать, – тей извлек из кармана камзола пачку мелко исписанных листков бумаги. – Монахи Шанхуна, вопреки сложившемуся о них представлению, следят за событиями в мире, изучают хозяйственные проблемы.

Алекс не уточнил, о каком именно мире идет речь. Максимум, на что он был способен, это скрывать детали и тем вводить собеседника в заблуждение. Врать прямо и беспардонно, как предпочитает большинство, честь не позволяла ему столь же категорически, как законы притяжения – взлететь киту к облакам.

Герцог мельком пересмотрел заметки. Постарался скрыть усмешку при виде многочисленных орфографических огрехов.

– Ничего неожиданного. Создать предприятия, перерабатывающие добытое в наших недрах.

– Конечно! Чудеса противопоказаны. Разница только в одном: там множество взаимосвязанных мер. Вместе они дадут куда больший результат.

– Общие слова и ничего конкретного.

– И снова соглашусь, синьор. Для начала действий не хватает данных. Во-первых, точных сведений о существующей индустрии. Во-вторых, понимания возможности привлечения умных голов из Ламбрии. В-третьих, надеялся узнать, сколько золота выделит император. Или герцоги. Вложение длительное, возврата ждать годами, – Алекс грустно улыбнулся. – Ответ от государя я получил быстро и без формализма.

– Без одобрения Ванджелиса никакие реформы не могут быть начаты в государственном объеме. На что вы рассчитывали, тей, заявившись к нему оракулом перемен?

– Именно на такую реакцию. Герцог, вы меня давно знаете. Со сменой правителя солдат империи обязан принести клятву верности новому. До сегодняшнего утра в силу присяги я был связан с императором независимо от того, достойный человек или негодяй занимает трон. Теперь я свободен в выборе, могу предложить шпагу другому синьору или действовать по своему усмотрению. А эта программа в наилучшем виде осуществима в отдельно взятом герцогстве.

– Надо же... Иногда забываю о вашей прямолинейной трактовке вопросов чести. По этой логике в качестве плацдарма вам более подходит Винзорское герцогство.

– Согласен. Зато у вас больше прагматизма. Регент, насколько мне представляется, склонен оценивать меня... чересчур эмоционально.

Шевельнулась тяжелая портьера, фиолетовая с черным в традициях Мейкдонов, благодаря их любимым цветам внутреннее убранство зала напоминает похоронную контору. На темном появилось яркое красное пятно.

– Вы рассчитывали на иное, тей? – Винзор шагнул вперед и уперся руками в спинку пустого кресла.

Подслушивал с ведома хозяина. Алекс решил не акцентировать внимания на бестактность.

– Хочу услышать ваши претензии, синьор.

– Претензии? Обвинения! Вы убили моего сына! Моего брата и племянника! До взросления внучатого племянника герцогство обезглавлено. Или будете отрицать?

– Не собираюсь ни отрицать, ни оправдываться, – Алекс встал и приблизился к регенту вплотную, прекрасно понимая, что сидящий человек оказывается в невыгодном положении перед возвышающимся над ним. – Сына, кстати, я не убивал лично. Только повел гвардейцев на штурм дворца, куда проникли бунтовщики. До продолжения разговора у меня к вам единственный вопрос, синьор. Напомню сложившуюся тогда ситуацию. Гвардейский офицер находится на государевой службе по охране императорской резиденции, куда врываются вооруженные мятежники. Какой выбор соответствует понятию чести: сражаться с повстанцами или равнодушно ожидать, пока они не убьют сюзерена, которому офицер присягнул?

Регент промолчал, зло сверля Алекса глазами. Хорошо, что Ниле Винзор – временный правитель герцогства. Мутная личность с редкими волосиками и столь же редкими усиками на желтом лице с мешками под глазами, повествующими о проблемах с печенью, маленький подбородок и какая-то неуверенная осанка. За подобными вождями крайне редко выстраиваются шеренги сторонников, готовые идти в бой и на смерть.

Неожиданно на помощь пришел Марк, до сего момента изображавший предмет интерьера.

– Если вам угодно знать, вашего сына заколол я лично. И пока связан клятвой с императором, без колебаний убью каждого, посягающего на моего синьора. Коль считаете, что я поступил бесчестно – к вашим услугам в любую секунду.

– Сложно с имперскими гвардейскими офицерами, регент, – подал голос Мейкдон. – Они прямые как корабельная мачта, предпочитают не гнуться, сломанные падают за борт. Со стороны их поведение смахивает на идиотизм, зато на них можно положиться.

– Что-то не кажется мне, что ваши упования на Алексайона Алайна оправдались.

– Вы правы. Но причина та же – в условиях выбора тей действовал, исходя из верности присяге и понятию чести, а не из здравого смысла. Поэтому я бы советовал вам в большей степени прислушаться к его соображениям.

– Идущим вразрез со здравым смыслом? Не уверен.

Тогда Мейкдон ударил в больное место.

– Вы ничуть не популярны, Ниле. Не можете ни императору противостоять, ни графов толком призвать к подчинению. С «доблестным рыцарем Алайном» под руку вы обретете реальное влияние, пока подрастет юный герцог.

Регент разразился бранью, перенеся недовольство с Алекса и Марка на Мейкдона. Продолжению их перепалки помешали громкие звуки с двух сторон – с башенки для приема воздушных гостей и снизу, для обреченных передвигаться по земле, и эти звуки отнюдь не способствовали безмятежности: удары, крики, звон металла. А потом и выстрелы.

– Синьоры герцоги, быстро к дальней стене! Марк – с ними! – Алекс продемонстрировал виртуозное владение шпагой, за секунды срубив фитили свечек на канделябрах, задувать их просто не было времени.

– Нас атакуют, синьор!

Судя по голосу – тот самый прим, что привез ультимативное приглашение. Алекс кратко поставил ему задачу, как и двум красным теям, отступившим к гостиной защищать герцогов у последней линии обороны. Никто не оспорил авторитет князя.

Звуки схватки приблизились, и неожиданно наш герой почувствовал нечто вроде облегчения. Сейчас начнется! Он в своей стихии. Долой постылое амплуа счетовода, мучительные колебания – уезжать или остаться с семьей, какие обязательства важнее... К чертям! За спиной – два крайне неприятных субъекта, чье сохранение жизни служит благу империи, в залу спешат злоумышленники, заслуживающие истребления без пощады. Шпаги наголо, дворяне!

В животе и груди загорелось привычное горячее пламя, отличающее истинного тея от простолюдина. В полумраке гостиной выброс Силы, ощупывающей предметы, в какой-то мере возместил ухудшение видимости. Пока время шпаги не пришло, в руке удобно устроился револьвер с взведенным курком, из оружейного ствола вырвалась тонкая нить шанхунской магии, хищно ощупывая помещение, главное – никому не видимая со стороны.

– Они должны быть здесь, синьор!

Первые две фигуры со шпагами мелькнули на фоне света из коридора. Посчитав, что данная реплика может принадлежать исключительно нападающему, Алекс без колебаний нажал на спуск, наполнив гулкий зал грохотом выстрела и первым, далеко не последним пороховым облачком. Один силуэт исчез, второй превратился в пятно у порога.

Этим выстрелом князь дал сигнал Марку. Он точно так же встретил гостей с другой стороны, откуда лестница ведет в башню.

– Не стреляйте, синьоры! – донеслось из дверного проема, снизу перегороженного телом. – Нам нужен только тей Ал айн!

– Я здесь! Подходите, кто смелый.

Судя по мельканию теней, с обеих сторон набралось по несколько смельчаков, не решающихся метнуться в комнату, откуда из тьмы гремят слишком меткие выстрелы.

– Мы подожжем дом!

– На здоровье, – выкрикнул Алекс. – Сейчас на пальбу мчатся полиция и гвардия, добавятся пожарные.

У вас минут десять, синьоры. Заходите внутрь – познакомимся ближе. Или проваливайте до следующего раза.

Так долго никто ждать не стал. Сигналом к штурму послужил одновременный удар в окна, отчего огромные стеклянные полотна разлетелись дождем осколков. Очевидно, кто-то изучил опыт штурма дирижабля – трое умелых воинов еще в движении освободились от ломаных крыльев и открыли бешеный огонь, явно не озаботившись, чтобы именно Алекс погиб, а герцоги уцелели.

Как описать бой, протекающий во тьме, в пороховом дыму? Да никак! Каждый из его участников рубился практически вслепую, стреляя и взмахивая шпагой наугад, при свете частых вспышек выстрелов, слившихся в барабанный грохот сумасшедшего музыканта-ударника, заглушивший топот, крики и мягкие шлепки мертвых тел на мозаичный паркет.

Алекс и его малое недружное воинство получило некоторую фору за счет зрения, чуть привыкшего к темноте. Он сместился вправо, подальше от Марка, имевшего привычку в кураже схватки поднять кресло или стол, закрутив с ним вальс смерти. Герцоги пусть наберутся благоразумия и забьются в любую щель или даже залягут под диван, их честь от этого точно не пострадает. А князь без княжества с азартом предался самому освоенному им делу – убийству.

Выстрел. Мелькают мутные тени от собственной вспышки и чужой беспорядочной стрельбы. Золотая нить Силы из револьверного ствола чувствует человека с оружием, ловит его грудь. Выстрел! И резко вбок, потому что в прежнюю позицию летят пули.

Шесть выстрелов, часть из них – по огонькам из револьверов врагов, и перезарядка, во время нее тей кинулся на пол, надеясь не схлопотать шальную пулю. И снова сеял смерть. Выстрел – прыжок в сторону. Выстрел – прыжок, так шесть раз.

Получайте, твари! Пришли за «благородным рыцарем», как в балладе поется? А вызвать на поединок – кишка тонка? Хотя бы лицо показать? Тогда – как обычно, снимем маски с трупов и посмотрим, кого прислали дьяволы.

К концу второй серии он заметил, что безудержная в первые секунды пальба быстро сошла на нет. У противника кончились патроны или стрелки.

Больше не рискуя освещать себя вспышкой, Алекс перезарядился и сунул оружие в кобуру, его сменила шпага, наводимая на цель невидимой рукой. Благородная сталь выполнила неблагородное дело, добивая упавших на колено, держащихся за стены и кресла, если только их руки продолжали удерживать шпагу или револьвер. Есть, конечно, шанс зацепить фиолетового или красного... Но Марка точно ни с кем не спутать.

Навалившаяся тишина оглушила не хуже револьверного грохота. Только шевеления, стоны. Алекс выбрался в коридор, переступив через труп на пороге. Кроме этого тела – никого. Там обнаружил приличных размеров фонарь, удачно закрепившийся на длинной палке для штор.

Выждав пару тревожных минут, чтобы дым чуть рассеялся, наш убийца громко крикнул в темноту:

– Синьоры! Предлагаю прекратить поединок. Сейчас внесу свет, окажем помощь раненым. Если кто-то пожелает покинуть особняк, клянусь честью не чинить препятствий.

В пороховой мути колеблющийся свет выхватил два десятка неподвижных или чуть шевелящихся тел на полу. Алекс нес фонарь на утроенном расстоянии вытянутой руки, но все равно имел шанс получить пулю. Этим шансом никто не воспользовался.

– Князь? Я здесь!

С противоположной стороны завозился Марк, пытаясь спичками расковырять и поджечь свечки, безжалостно обезглавленные другом.

Быть может, кто-то и воспользовался бы щедрым предложением удрать, да ни у кого не осталось возможности. Пара раненых срочно нуждалась в услугах лекаря, полторы дюжины – в общении с гробовщиком, а у разбитого окна с лица стянул летную маску немолодой тей, и это лицо оказалось до боли знакомым.

– Софос?!

Дядюшка Лукан зажал пулевую рану в груди. Кровь, черная на черном, выбилась из-под перчатки и образовала лужу на паркете. Алекс присел около него, с ужасом представляя, как по этому поводу объясняться с Ианой.

– Как же вас угораздило?

– Я на службе у Орайона. Мне объявили о приказе захватить всех в этой комнате без крови. Зная, что вы – отнюдь не легкий приз, я согласился... Думал сберечь жизнь многим, вам потом помочь...

Он закашлялся, на губах надулись красные пузыри, верный знак пробитого легкого.

– Да уж, сберегли.

– Какое там... Первой же пулей...

– Возможно – моей.

– Да, – спокойно согласился Лукан, которому уже не о чем было волноваться. – Разницы нет. Я совершил глупость и получил свое. У вас родился сын?

– Дочь. Айна.

– Хорошо. Жалею только, что не подержал ее на руках... Алекс! Передай Иане -яна тебя не в претензии, сам сглупил. И ее очень люблю.

– Да, дядя.

– Теперь ступай. Помоги раненым, кому не поздно.

Алекс выпрямился. Бессмысленная гибель Софоса

потрясла, смыла напрочь боевой восторг, бурливший пять минут назад.

Какой вообще смысл в смерти? Кроме единственного – сомнительной награды за долгую жизнь? И какой смысл в том, чтобы становиться добровольным помощником костлявой?

Выходит, та дуэль в Нирайне не научила дядюшку Лукана, что контракт с синим герцогом или его отпрыском до добра не доведет. Оправдания, что хотел как лучше, а потом помочь, можно не принимать в расчет. Наемник есть наемник, его рассуждения о разборчивости в продаже своих услуг ничего не значат.

Винзор благополучно пересидел драму, укрывшись за драпировками, не получил ни царапины, ни шальной нули. Мейкдон невозмутимо сунул шомпол в закопченный револьверный ствол. При виде их лиц Алекса передернуло. Неприятные личности, но не самые. Светлый образ Орайона переместился на верхнюю строчку нежелательных для жизни субъектов, и плевать на любые рассуждения о бессмысленности досрочного отхода в мир иной.

Тей обернулся. Кто-то из герцогской челяди опустил Лукану веки. Ближе к двери лежал на спине щеголеватый офицер, провожавший из особняка Эрландов. Князь закрыл ему глаза, случайно испачкав лицо офицера красным с перчатки.

 

Глава семнадцатая

Иана буквально подскочила во сне. Что-то приснилось? Не вспомнить... Что-то очень нехорошее. Алекс?!

Она села на жесткой монастырской циновке, опостылевшей не менее полатей в рыбацкой деревушке. Заворочалась и всхлипнула Айна, почувствовавшая материнское беспокойство.

Иана почему-то всегда была уверена, что волшебным образом узнает, если с любимым стрясется... Нет, нельзя не только вслух произносить такое, но даже и про себя, иначе накликает беду.

Он оставил ее... В безопасности? В неведении! Иногда – это хуже чем опасность, при виде ее собираешься с силами, принимаешь меры, отражаешь удар, уклоняешься, обходишь гиблое место стороной. Здесь Иана с дочерью защищены от нападения, но не укрыты от напастей судьбы. Ни на что не повлиять, ничего не сделать...

Это невыносимо!

Как только девочка хоть немного окрепнет – в путь. И это даже не выбор. Выбора просто нет.

Виновник ее мучений в этот момент допрашивал живых соучастников дядюшки Лукана. Слава Создателю, что Иана не увидела способа получения правды.

Новоиспеченный герцог в Леонидии. Приказ поступил от него. Насколько в план посвящен император – вопрос. Непонятно, что больше в интересах короны – дальше ослаблять герцогов, тем усиливая центральную власть, или сохранить местных властителей, его избравших, как опору трона.

А перед молодым теем, по уши забрызганном кровью собеседника, промедлившего с откровенностью, встал очередной жизненный выбор. По уму, нужно немедленно докинуть город с Винзором и склонять к переходу иа ламбрийский путь хозяйствования в пределах его вотчины. Душа требует задержаться и крепко проучить незадачливого ухажера Ианы, чтобы запомнил на всю оставшуюся жизнь, сколько бы ее ни осталось – пять или десять минут.

Выбор помогло сделать зеркало, показавшее сурового молодого человека, заляпанного бордовым до ушей. Не нужно дальше отягощать карму. Пусть Всевышний засчитает во благо, что позволил негодяю Орайону пожить немного дольше. И Алекс твердым шагом отправился к вельможам, что-то бурно обсуждавшим между собой, не обращая внимания на суету челяди вокруг трупов.

– Простите, что прерываю, синьоры. Здесь убиты приближенные императорского сыночка. Не разумнее ли покинуть Леонидию?

– Я улетаю немедленно, – с ходу заявил Мейкдон. – И должен отметить, что восхищен вашими действиями. Из двух десятков нападавших две трети пало в этой гостиной.

– Не будь здесь тея Алексайона, мы вообще бы не подверглись атаке! – прошипел Винзор.

– Охотно верю, – не смутился Алекс. – Прошу лишь обратить внимание, что не по своей инициативе посетил сей гостеприимный дом.

– Подтверждаю, – кивнул фиолетовый. – И вот мое предложение. Князь, отправляйтесь-ка в Винзор. Оцените на месте состояние гвардии и герцогской армии, потолкуйте с управляющими, сборщиками податей. Денежное положение прояснится. Я займу выжидательную позицию, но... В одиннадцати шахтах, фабриках и торговых компаниях герцогства работает мое золото. Поэтому для меня процветание Винзора более чем важно. Что же касается отношений с императором, посмотрим. Кстати, Алексайон, вы не интересовались, почему именно Ванджелис добился признания герцогов? Он очень вовремя заставил вспомнить ваши слова при вызове на дуэль: ставлю на кон регентство, и пусть герцоги решают, утвердить или нет божью волю.

- А вы?

– Голосовал за себя, – откровенно ответил Мейк-дон. – Ниле, приглашаете тея Алайна?

Красный согласился настолько скрепя сердце, что скрип, быть может, прозвучал и снаружи. Алекс воздержался от возвращения к Терону. Парадный и ненужный костюм регента точно не пригодится в дороге, а годовая рента... Если Винзоры принимают услуги, пусть раскошеливаются!

У Горана в Табе не нашлось покровителя герцогского калибра, да и сумма наличности, вполне достаточная для текущих дел, не была рассчитана на путешествие за океан. Месяц назад он только бы головой покачал, услышав заявку на заокеанский вояж. Сейчас не только наказ друга – обеспечить ее всем необходимым, – но и совсем другие причины побуждали в лепешку расшибиться, однако решить проблему.

В империи в безвыходной ситуации некоторые из знакомых тея поступали просто: наступали на ногу благородному, дрались на дуэли и обзаводились золотом из кошелька побежденного. Правда, не всем везло, и вместо монет прибавлялось лишнее отверстие в организме. В Тибирии немногочисленные зажиточные господа окружены телохранителями, отгоняющими лишнюю публику от хозяев. Местная знать прикажет забить обидчика прикладами ружей или нажалуется страже, если охранники не справятся, но только не сподобится вызвать на поединок.

Так что тей Атрей поступил иначе, нанявшись на иллинийское судно в команду, с условием содержания себя и своего спутника. Капитан «Ивоны» узнал о женском роде упомянутого спутника накануне отплытия, когда Хелена уже поднялась на палубу, заодно ощутил на себе гнев бретера, начав канитель на тему «женщина на корабле – к несчастью». Горан тут же объяснил, что истинное несчастье – расстроить его самого, после чего пару матросов снесли вниз отлеживаться, еще парочку отлили водой на палубе. Вдобавок шкипер догадался, что перед ним настоящий имперский дворянин самых голубых кровей и соответствующих замашек.

Разумеется, после этого никто даже не заикнулся отправить «юнгу» драить палубу или на марсовую площадку к парусам.

С учетом предстоящих заходов в крупные попутные порты Восточной и Южной Сканды, прибытие в Нике планировалось никак не раньше начала сентября. Эх, если бы у пары были крылья, да Хелена умела держаться в воздухе, они бы пересекли материк до Нирайна за месяц... Пустые мечты.

Капитан шхуны затаил надежду в ближайшем же порту ссадить норовистого члена команды, а точнее – пару нахлебников, призвав в случае нужды портовую стражу, но жизнь распорядилась иначе. У восточной оконечности материка около мыса Единорога, окруженного множеством островов, на «Ивону» напали пираты.

В то утро Горан расслабленно отдыхал в крохотной каюте на корме, через стенку от капитанской. Предложение поселиться в трюме было отвергнуто еще в первый день на борту. Грохот матросских ботинок по палубе, ругательные крики с квартердека его не слишком удивили: на судне любая эволюция, как-то: постановка парусов, поворот или даже приборка сопровождаются бедламом, смысл которого непонятен существу сухопутному. Однако на этот раз в боцманских проклятиях послышалось нечто истерическое.

Наскоро одевшись, тей выскочил на палубу, где тут же увидел причину суеты, плавно перерастающей в панику. Пришлось вернуться в каюту.

– Хелена! Просыпайся, быстро!

– А? Что случилось?

– Нас пытаются захватить!

Пока женщина куталась в черный балахон, Горан проверил оружие. Револьвер, шесть запасных патронов, шпага и дага. Достаточно, чтобы отогнать шайку дорожных бандитов, но для абордажников численностью в несколько дюжин... Но не сдаваться же! Тем более очевидно, как они поступят с Хеленой.

Последняя мысль придала энергии и злости.

– Берегись шальной пули. Спрячься! Хоть под койку. Если кто-то нагрянет, не должен тебя увидеть. Жди меня!

Не будучи докой в судовождении, Горан легко угадал намерения оборванцев на двух длинных весельных лодках. «Ивона» лавирует против ветра с погашенной топкой. При боковом или попутном ветре она легко бы проскочила на скорости, а теперь разворачивается, чтобы поймать ветер. Гребные лодки длиной добрых пятнадцать шагов на короткое время разгонятся гораздо быстрее. Как именно гребцы потом одолеют высокий борт шхуны, тей не знал... Но точно не будут робко стучаться в ожидании вежливого «войдите».

Горан взлетел на шканцы, вцепившись там в капитана.

– Почему ни одна собака не достает оружие?!

Моряк с нескрываемым злорадством глянул на пассажира. Вот оно, единственное утешение от того, что морские разбойники обчистят «Ивону»: и этому синьору достанется, воздастся за вероломство, ведь пробрался на борт практически обманом, обещая вступить в экипаж.

– Бесполезно, благородный. Если не окажем сопротивления, нас пощадят. За отношение к вам – не ручаюсь. Не любит морское братство теев.

– Хорошо же... Я один окажу сопротивление!

Горан без церемоний воткнул свой револьвер в пузо слишком осторожного морского волка и вытащил его револьвер, затем изъял пистолет у боцмана.

– Вы не перестреляете их всех! – охнул вахтенный, на что получил короткий ответ:

– Попробуйте меня остановить...

Шхуна тем временем выписала левый поворот и мощно поймала ветер парусами, однако скорость при этом потеряла настолько, что устремившаяся к ней лодка приблизилась шагов на тридцать-сорок. С нее донеслись первые выстрелы. Брызнули щепки из ограждения, взвыл боцман, раненный свинцовым жуком.

– Спускаем паруса, кэп?

– Я вам спущу! – огрызнулся тей и опустился на колено.

На носу лодки встал рослый пират. Он приготовил длинную веревку с кошкой на конце. Остальные налегли на весла изо всех сил. Если кошка зацепится, гребцы также возьмутся за ружья и пистолеты, оттого Горан первым взял на мушку метателя... И позавидовал меткости босяков, ранивших боцмана. Даже с использованием силы стрелять с качающегося на волне судна по двигающейся и тоже качающейся цели заметно труднее. Пират упал с носовой деки только после второго выстрела.

Тей почувствовал движение за спиной, увидел мелькнувшую над собой тень. Инстинктивное чувство опасности подсказало броситься в сторону. Капитан решил ударить единственного защитника шхуны!

Тяжелая сабля лязгнула о доски, где только что находился Горан. Второй удар не состоялся – тей вскочил и ударил ногой, тут же добавил, лишив морячка возможности досмотреть сражение.

– Боцман! Снести тело в каюту! Командуй рулевым и матросами!

На маленьком судне нет даже второго офицера.

За время секундной заминки баркас с абордажника-ми отыграл до трети оставшегося расстояния, и новый партизан морей схватился за кошку. Чуть приспособившись после первых выстрелов, Горан упокоил гребцов по правому борту посудины, отчего она вильнула вправо и начала отставать, теряя драгоценные секунды, пока пираты спихивали с банок подстреленных коллег да перехватывали освободившиеся весла. Приблизился второй баркас, но ему уже явно не хватило скорости.

Меж тем шхуна направилась в узость между островами. По прикидкам сухопутного Горана – со скоростью лошадиного галопа. Наверно, любой моряк засмеял бы его за такое сравнение, но тут уж не до смеха: наперерез выскочила третья лодка. Пираты, похоже, перестраховались и на этот случай.

Стиснув кулаки, тей догадался, что они используют ту же тактику, что и гвардия в воздухе, атакующая быстроходные дирижабли – если точно угадать место, можно прицепиться к воздушному кораблю.

– Рулевой! Тарань их!

– Не могу, синьор... Простите. Здесь мелко, рискую задеть днищем за камни.

Серые треугольные паруса надулись плотными пузырями, юго-восточный ветер накренил корпус на левый борт. Горан подхватил саблю капитана и сбежал с квартердека на палубу.

– Держи! Будешь рубить веревки на кошках!

Здоровенный матрос попятился.

– Они ж стреляют...

– Вдруг – не попадут. А я точно не промажу!

Горан ткнул ему в ноздрю револьверный ствол, воняющий пороховым гаром. Не слишком приятный, но доходчивый аргумент. Матрос взял саблю, всем своим видом показывая – помощник из него никакой.

За время их препирательств пиратский баркас поравнялся с левым бортом «Ивоны», сразу трое на нем поднялись, раскручивая веревки с крюками. Горан упал животом на теплые доски шкафута, расстрелял остатки боезапаса. Увы, шесть патронов на более чем дюжину врагов – совсем не много, поэтому стальные крючья впились-таки в борт, зацепились за леера. И никто не бросился рубить концы. Рослый матрос с дыркой во лбу прилег на шкафут отдохнуть, остальная команда бросилась к противоположному борту, укрываясь от пуль за ящиками и бочками, принайтованными к палубе.

Над леером взлетели сразу две бородатые физиономии, и Горан принял крайне нетривиальное решение. Шпага полоснула по шее ближайшего, а тей перемахнул через ограждение и спрыгнул в баркас.

Никто и никогда не прыгает в лодку с высокого судового борта: запросто ее опрокинуть или ноги поломать. Но когда внутри клокочет Сила, услужливо готовая поддержать, а опыт приземления с лету на любую поверхность исчисляется многими тысячами посадок, можно рискнуть!

Выброс силы в обе стороны опрокинул ближайших охотников за удачей, один кувыркнулся за борт. Дага, неудобная для метания из-за чрезмерной длины, нашла себе цель на корме, где самый шустрый вытянул револьвер. Затем песню смерти затеяла шпага.

Кто сказал, что шпагой невозможно отразить удар палаша или тяжелой абордажной сабли, напоминающей кривой меч? Разве что защищаться академически правильными отбивками-батманами, давая владельцу мощного оружия атаковать первым. У Горана просто не нашлось времени на куртуазное фехтование.

Он поднял голову к борту, когда стих хрип раненого. Ни души, только слышны крики и проклятья орудующих разбойников. Неужели они принялись за грабеж, оставив за спиной единственного опасного человека из экипажа?

Пираты проявили предусмотрительность. Как только Горан подтянулся на веревке и высунулся над бортом, грохнул выстрел, выбитая из настила щепка впилась в щеку.

Он тут же нырнул вниз. Замкнутый круг. Злоумышленники боятся подойти к борту, где их несложно снять из револьвера, снятого с трупа. Но и наверх не подняться.

Тей снова стал на дно лодки. Сейчас бы крыло, и расстрелять бы негодяев прямо с воздуха... Собственно, зачем крыло? Монахи убеждали – Силы хватит на кратковременный подъем и без него.

Но как использовать очень сложный прием в бою, ни разу не опробовав его в спокойной обстановке?

А как без него обойтись?

Горан переместил пару патронов из трофейного револьвера в свой. Перебрался на короткую носовую деку баркаса. Сбросил шпагу и сапоги, уменьшая вес. Щелкнули взводимые курки.

Сила! Поглоти меня изнутри!

Огненный шар в животе привычно раздулся. Освободить его за спину, и толкнет вперед, только подставляй крыло ветру и взлетай... Нет! Сжав зубы, Горан не дал ему вырваться. И еще больше подстегнул.

В ушах застучали барабаны. Облезлый деревянный борт шхуны вдруг подернулся красным перед глазами. Мгновенно выступил и испарился пот, будто тело нагрелось горячее камина. Сердце выдало безумную дробь, дыхание перехватило, от шеи до пят прокатилась выворачивающая судорога...

Вверх!

Горан взметнулся над леером в трех шагах от места первоначальной попытки, обеспечив тем самым четверть секунды форы. Выстрелил с двух рук и даже сумел зацепить одного из пиратов, второй отшатнулся и тоже пальнул неудачно.

Это не столь важно. Тей уже на палубе. В руках револьверы. Против него трое или четверо, один из них ранен, сражались и против большей численности врагов... Но! Шхуна, проскочив узость между островками, начала поворот направо, мористее, не меняя положение парусов. Сейчас они потеряют ветер и заполощут. Тогда «Ивону» запросто догонит лодка из первой пары, с подкреплением уж точно не справиться. Что себе думает рулевой?

Помянув и святых заступников, и апостолов Всевышнего, и космический разум, сливаться с которым для реинкарнации еще рано, тей бросился вперед.

Его ждали. Четыре выстрела слились в один. В правое плечо ударило, рука выпустила револьвер. Зато вторая не подкачала ни точностью прицела, ни скоростью нажатия на спуск.

Горан опустился на колени. Взгляд почему-то споткнулся о широко раскрытые голубые глаза пирата, умудрившего его ранить. Молодой мальчишка, даже борода едва растет, как у Алекса пару лет назад. Жизнь не прожил, поставил ее на карту, чтобы так бездарно закончить на палубе утлой купеческой лоханки?

Руку, откуда обильно сочилась кровь, а боль натурально выворачивала кости наружу, Горан просто запихнул под камзол, чтобы не болталась. Проверил патроны в револьвере голубоглазого – четыре. На ближайшую минуту хватит, а там... Дальше загадывать не стоит.

Матросы вповалку у правого борта, живые. Самым героическим личностям не нужно пули, чтобы упасть в бою. Горан пнул босой ногой ближайшего смельчака.

– Сколько их забралось на палубу?

– Не знаю точно, синьор. Трое... или четверо.

Или на флот начали набирать трусов, или столь велик страх перед корсарами. Горан приник к связке ящиков и ужом мимо них скользнул к лестнице на шканцы.

Наверху обнаружились трое: матрос за штурвалом, боцман с бледным лицом и незнакомое существо гори-лообразной внешности с синим платком на черепе. Вот почему судно теряет ветер, пират заставляет сбросить ход. Свинцовая пуля сорвала платок с его головы, прихватив приличный кусок черепа.

В капитанской каюте обнаружился ее хозяин, постанывающий от побоев. Пираты, похоже, успели ему добавить, заодно вскрыли сундук и вывернули ящики. Будь у Горана время, он оценил бы сноровистость. С прыжка в баркас прошло меньше трех минут, а налетчики успели уже обыскать капитанские апартаменты!

Грохот, за ним и женский крик донеслись из соседней каюты. Горан метнулся туда, увидел Хелену, швыряемую на койку. Крохотное пространство заполнил смрад крупного, давно не мытого пиратского тела. Зато в большую мишень не промазать.

– Я успел вовремя, дорогая?

– Почти! Я испугалась...

Тей тяжело опустился на койку, но тут же заставил себя подняться. Команда дезорганизована, если сейчас судно остановится – все напрасно!

– Дорогая, побудь немного в компании этого господина.

– Ты ранен! – только сейчас заметила женщина.

– Умеренно. Жди!

Он вывалился наружу и увидел, что «Ивона» поймала ветер. Или рулевой, или боцман правильно оценили изменение ситуации. Осмелевшие матросы обрубили кошки, отчего баркас с сапогами и шпагой тея отправился в свободное плавание.

Теперь можно заняться собой. Горан сполз по стенке кормовой надстройки. Как учили в монастыре, очень аккуратно отправил ниточку Силы в простреленную руку, пробитую у самого плечевого сустава. И без того запредельная боль увеличилась невероятно! Зато остановилась кровь. Тей с чистой совестью потерял сознание.

 

Глава восемнадцатая

Трудно сказать, что явилось причиной изменения отношения к Иане. Монах, гуру Алекса, до этого редко ее замечал. По-настоящему она впервые обратила на него внимание, когда в день родов Джива привел женщин на помощь, то есть оказал заботу, ожидаемую от мужа. Как же, супруг был занят важными делами.

Не исключено, что одна из монастырских дев, доброе хлопотливое существо без возраста, сообщила монахам о явной хандре синьоры, оставшейся без мужа. Так или иначе, Джива взял за правило заглядывать ежедневно, справляться о делах, как будто здесь могут быть какие-то дела или изменения. Водил ладонями над Айной, поверяя ее самочувствие. Он, конечно, не обладал лекарскими навыками, но утверждал, что Сила распознает болезнь.

Иана не очень-то верила в такое назначение Силы, пользуясь ей как мотором, мечом и кувалдой. Но визиты внесли разнообразие.

Однажды Джива подарил очень яркую куклу из неведомого материала. Скорее всего, из мира Хелены, что, в общем-то, здесь не практикуется. Разумеется, Айна слишком мала, чтобы играться с куклами. Пока она еще только пытается ворочаться, держит головку, смешно хватает мелкие предметы тоненькими пальчиками, рассматривая окружающих огромными глазищами.

Очень серьезный и редко плачущий ребенок. Девочка словно родилась с пониманием, насколько суровый мир ее ждет.

Поглядывая на малышку, Джива принялся понемногу расспрашивать Иану обо всем, включая молодость, воспоминания о взрослении. Неожиданно и она начала задавать подобные вопросы, удивив монаха.

Какая огромная разница между супругами! Алекс также охотно расспрашивал – о приемах владения Силой, о медитации, о реинкарнации, о другом мире... Но практически ни разу – о нем, об учителе. Будто к высокородному приставлен был не человек, а гомункул, мирозданием назначенный, чтобы подтолкнуть князя вперед на его нелегкой стезе, самому оставшись в стороне.

Разумеется, послушание не учит стремлению к публичному проявлению благодарности и приязни. Есть более важные ценности. Однако, особенно слушая Иану, Джива почувствовал себя уязвленным результатами занятий с Алексом. Ученик выказывал уважение, выполнял все... ну, почти все рекомендации. Но взаимной симпатии не возникло. Монах налаживал машину, составную часть икарийского механизма, не более того.

Иана встречала с улыбкой. Справлялась о новостях. Если бы докатились какие-то сведения об Алексе, то Джива сам бы рассказал, без напоминания.

А о своей жизни до монастырей поведал за пять минут. Из бедной семьи в Кетрике. С детства обнаружил недюжинные способности накапливать Силу, но родители испугались, что местный граф будет возмущен талантом у простолюдина, и лет в восемь мальчика переправили в Шанхун.

Послушание, медитации, служба в особом отряде, препятствующем стихийному проникновению одаренных из иного мира в этот, наставничество над молодыми послушниками заполнили целые десятилетия.

– Сколько же лет вам, гуру?

– Шестьдесят четыре, если считать с рождения.

– То есть? – Иана протянула палец дочке, уцепившейся в него как в игрушку. – Можно иначе считать?

– Состояние тела лет на сорок, лицо старше из-за напряженных дум. За сотню лет изменюсь не очень сильно. Удивлены? К сожалению или счастью, немногие способны достигнуть нужного владения искусством Силы. Иначе Шанхун был бы перенаселен мудрыми старцами.

– Долгая жизнь. Еще более долгая впереди. Джива, а вы любили когда-нибудь?

Монах не ожидал подобного вопроса.

– Женщину? Нет.

– Но у вас же нет строгого обета безбрачия, в отличие от высших клириков Всевышнего. Я слышала, что некоторые послушники...

– Да, некоторые. Запрета нет. Но монах, разменивающийся на низменное, плотское, очень ограничен в духовном. Соответственно, и управление Силой страдает.

– Зря вы так. Любовь дает ни с чем не сравнимый полет души. А после ночи с любимым Сила полыхает так, что готов взлететь без крыла.

– Не берусь судить.

– Как? – Иана широко открыла глаза. – Вам шестьдесят четыре, и вы ни разу не были с женщиной?!

– Ни с женщиной, ни с мужчиной. Я служу идее, она утоляет меня.

Но это же противно природе человеческой! Ладно, здесь дворянки привередливые, монастырские обитательницы не слишком привлекательны, хоть и на них находятся желающие. Ведь гуру часто бывал в мире Хелены, где полно развратных разукрашенных баб.

Неужели ни разу? Много слышав о мужской неразборчивости, Иана просто не могла поверить подобному.

– Вы даже не пробовали? Одна попытка испортила бы карму и развеяла вашу Силу?

Он смешался.

– Не в этом дело... Это как с опием, с другими запретными плодами. Один раз ни на что не влияет, зато вливает в душу сладкий яд – понимание доступности наслаждения, греховные мысли. После одного раза ничего не случилось, так почему бы однажды не повторить? Потом «однажды» превращается в «иногда». Или чуть чаще. Наконец – постоянно.

– Ваш ход мыслей понятен. Не ощущать приятное ни разу. Как бедняков не пускают в Леонидию, чтобы убожество их жизни в мелких селениях не столь раздражало... Простите, неэтичное сравнение.

– И неправильное по сути.

– Да... что касается наркотиков, так и есть. Но любовь предначертана Всевышним. Конечно, плотская ее часть – не всеобъемлющая и даже не главная, но очень важная. Я узнала об этом, выйдя замуж. Теи наслаждаются ее прелестями и до брака, таков наш обычай.

– И Алекс? Извините...

– Ничего. Да. Он тоже.

– Вы спокойно об этом говорите. Ваш мужчина, отец вашего ребенка, спал с другой женщиной?

Иана грустно улыбнулась. Плохо, что это случилось, когда они уже были знакомы и чувствовали... боялись признаться себе и друг другу. Но о тех тонкостях Дживе не стоит слышать.

– Объясню на примере. Допустим, в каком-то обществе не принято, чтобы незамужняя девушка даже в одной комнате находилась с мужчиной. И я попадаю туда, рассказываю историю своих путешествий. Мне говорят – фу-у! Вы смели видеться с мужчиной и даже разговаривать с ним до свадьбы! Какой срам! Падение нравов и крушение устоев. Так же и в тейском обществе. Алекс будет до глубины души поражен, если кто-то упрекнет его в добрачной связи.

– В том мире большинство женщин познает плотскую любовь до брака, и не только с будущим мужем.

– Вам не по нраву такая распущенность?

– Не только мне. Ваш супруг борется, чтобы у нас сохранилась благородная мораль, а не размывалась, как у них с утратой рыцарских идеалов. Иана! Не буду утверждать, что уж очень свободен, но могу уделить вам несколько часов на занятия с Силой.

– Очень любезно с вашей стороны. Однако не могу оставить Айну.

– Не важно! Я сам приду. До завтра.

Он удалился, покинув молодую мать в раздумьях.

Ее мужа, отдадим должное – о жене часто вспоминавшего – занимали мысли преимущественно практического плана. Сводились они к одному – как превратить красное герцогство в плацдарм для реформы империи.

Алекс смирился, что судьба уготовила ему множество сражений, словно насмехаясь – ничто тебе, тей, не достанется даром. Еще в тюрьме Леонидии навещавший его Мейкдон удивлялся: нашему молодому герою за короткую жизнь выпало больше приключений и невзгод, чем обычно достается самым непоседливым икарийским благородным. Однако новая битва отличалась в худшую сторону, ибо противниками Алекса выступили сразу три женщины. И с одной-единственной Эльзой он подобную битву проиграл, засчитав себе за поражение даже ее невольное убийство. Тут – три!

Сказать, что Ниле Винзор за время пути превратился в закадычного друга, было бы чрезвычайным преувеличением. Регент смирился с разумностью приглашения тея Алайна на высший военный пост герцогства, тот притерпелся к временному властителю и воздал должное за удобства перелета по-благородному. На ночь они со свитой останавливались в особняках и замках дворян, поэтому обошлось без кабацких драк и обременительных народных гуляний с поминанием «рыцаря из баллады».

Винзор, центр одноименного герцогства, значительно превзошел Нирайн и Урбан, а по сравнению с Май-роном был как минимум конкурентоспособен – годы близости местных правителей с династией Эдранов дали плоды.

Но – никаких укреплений, меньше храмов, зато гораздо больше складов и пакгаузов. Здесь обрывается железнодорожное полотно, протянутое до Злотиса. С высоты тейского полета оно выглядит длиннющей трещиной в земле, от одного конца которой разбегается паутина мелких трещинок-узкоколеек. Судоходный канал соединяет город с верховьями Леонии, благодаря воде плоскодонные баржи могут подниматься сюда с западного побережья.

Герцогский дворец, напоминающий императорский в миниатюре, без мощных оборонительных укреплений, как принято в других местах, взметнул обширную площадку длиной в полсотни шагов на вершине центральной башни, явно не приспособленной под донжон. Два поколения подряд герцоги были убеждены, что родство с императорской семьей, скрепленное династическими браками, да золотые запасы в подвалах послужат лучшей защитой, чем любые стены и любая армия. Это время прошло, а Алекс не без сожаления констатировал, что оборона Винзора при военном конфликте с Ванджелисами не обойдется без значительных жертв. Город не приспособлен не только для защиты от воздушных налетов, здесь и наземную армию придется в поле встречать.

Центральная площадка, окруженная четырьмя красными флагами по углам, цвета более насыщенного, нежели любимый монахами в Шанхуне, ударила по ногам в середине дня.

– Оставим крылья, тей. Чтобы вы познакомились со всеми влиятельными особами, я пошлю вестовых. Вам покажут комнату, а через час прошу в большой зал, – регент на секунду задержался. – Нет! Я зайду за вами и лично представлю.

Предусмотрительность Нилса Алекс оценил, оказавшись под перекрестным огнем нескольких пар глаз, совокупной доброжелательности во взглядах не набралось бы и на один мышиный глазик.

Владетельных синьоров вместил упомянутый большой зал, гулкий из-за церковной высоты сводов. В дальнем от входа торце, под еще более вытянутым вверх куполом, расположился герцогский трон на возвышении, занятый серьезным восьмилетним мальчиком. Пустое кресло пообочь предназначено для регента, шествующего сбоку и чуть сзади нового командующего, но самое интересное не в этой меблировке и не в двух мужчинах – очень юном и стареющем.

Три кресла намеренно сдвинуты в сторону и достаточно далеки от трона, чтобы их расположение не подчеркивало, какое из тел в этих креслах носит более высокий статус. Две матроны старше, одна в красном и одна в черном, третья женщина намного моложе, в платье цветов Винзоров и с траурной окантовкой. С бойни во дворце минуло больше года. Две вдовы не сняли черное или специально надели, услышав о нежелательном визитере. Хотя сложно представить переодевание благородной синьоры всего за час.

Они не ругались между собой. Вероятнее всего, даже не разговаривали в момент появления Нилса и Алекса. Но с первой минуты князь был готов дать руку на отсечение: вряд ли родственниц объединяет любовь. Скорее – наоборот.

Вдоль стен выстроились ряды красных гвардейцев с нашивками унтеров и примов. Возглавил воинство фалько, ближайший к трем креслам.

– Синьор герцог! Благородные синьоры! Дорогая супруга! Рад видеть вас после расставания, – Ниле произнес пустую, в общем-то, формулу вежливости, фальшь от которой гулким эхом отразилась от высоких потолков. – В Леонидии на меня и герцога Мейкдона было организовано покушение, доблестно отраженное моим гостем. Я счел возможным пригласить его к нам в качестве командующего гвардией вместо погибшего в ту ночь тея Виллерса.

Почему-то смерть верного слуги не взволновала женщин. Протокол выдержал только мальчик, важно заявивший, что Винзоры не забудут павшего.

– Ниле, кто это? – сварливым тоном вопросила старшая вдова.

– Князь Алексайон Алайн, – отрекомендовал его регент, и Алекс поклонился, не переставая следить за реакцией. – Позвольте представить вам, князь, юного герцога Филлиса, доверенного моему попечению. Благородные синьоры...

– Хватит, Ниле! – бестактно перебила самая благородная из сидящих, бабушка мальчика на троне. – Тот самый Алайн? Убийца наших ненаглядных родных? Ниле, чем ты думал?

Дама без траура, жена регента, промолчала, выстрелив в мужа глазами – наедине он получит свое. Мать юного герцога перекосилась лицом от гнева, но не успела ничего произнести. Сын с детской бескомпромиссностью кинулся вперед.

– У вас нет чести, тей!

Он встал на расстоянии двух шагов от Алекса, уперев руки в бока. Вытаскивать короткую шпажку из ножен не пробовал – на это благоразумия хватило.

– Свежая новость, синьор. Кто же вам ее сообщил?

– Вы... Вы убили моего отца! И деда! И второго деда тоже! И дядю! Поэтому, как только вырасту, вызову вас на дуэль и убью!

Алекс наклонился, опустив глаза на уровень распаленного детского лица.

– Ваше право, синьор герцог. А знаете ли вы, что мало кто пережил дуэль со мной?

– Знаю – в Нирайне вас побили как собаку!

– Было дело, – улыбнулся Алекс. – А несколько дней назад, спасая вашего дядю Нилса, я застрелил своего нирайнского обидчика. Да, еще случай был в Кальясе, вам не рассказывали? Там пришлось проявить милосердие, обрубил одному наглому господинчику обе руки и оставил в живых. Больше никто легко не отделался.

Перепалка взрослого и ребенка выглядела глупо. Но присутствующие не вмешались – герцог все-таки.

– Вы утверждаете – вас победить невозможно?

– Позволю себе предположить, вас интересует – сможете ли вы меня одолеть? Только в одном случае. Если лично у меня будете тренироваться.

– Абсолютно исключено, – безапелляционно заявила старшая вдова. – Вы немедленно покидаете наш замок.

– Это тем более исключено, – развел руками князь. – Регент сказал слово тея, оно нерушимо.

– Не говорите ерунды! – фыркнула вдова, не желающая слагать полномочия старшей мегеры даже через год после смерти супруга.

– Синьор! – Алекс повернулся к Нил су и перешел на тон, почти ласковый, что в сочетании с изрубленным шрамами лицом воспринималось особенно зловеще. – Может, я чего-то не знаю, утвержденный советом герцогов регент – вы или та сердитая синьора?

– Я, конечно, – Винзор сыграл желваками на желтом лице. Не нужно слыть опытным физиономистом, чтобы понять: он только что дал решительный бой вдове брата, что уже давно назрело, и тяготился ситуацией, и не слишком радовался сомнительному союзничеству Алекса, которого в глубине души здорово опасался сам, и если бы не настойчивость Мейкдона... – Уверяю вас, князь, договоренности в силе. Синьора Хлория, вдова моего бедного брата, остро переживает его смерть и пользуется здесь большим авторитетом...

– Что ты мямлишь, растяпа! – она сорвалась на крик, не желая слушать никакие доводы разума. – Гони его в шею, я сказала!!!

Ее вопль не успел растаять под высоким сводом гадюшника, как Алекс отчеканил простые слова:

– Тей Нил с Виизор! В случае нарушения обещания о приеме меня на службу считаю себя униженным, а свою честь – поруганной. Все присутствующие понимают, что это означает ваши похороны? Взамен усопшего император назначит нового регента со стороны, в вашем семействе взрослые мужчины закончились.

Самая молодая и красивая из трех высокородных стерв качнула головой.

– Не вижу проблемы. Ниле отправит представителя. Любого из унтеров. Убивайте его, коли вам не терпится, и будьте любезны покинуть Винзор.

Сразу в памяти возник рассказ Ианы о Пейне Ван-джелис, не пожелавшей расстраиваться по поводу гибели молодых людей, отдавших жизни по прихоти ее ненаглядного сыночка Орайона, предложив заплатить за каждого усопшего по пять серебрушек. Пейне уподобилась супруга регента, женщина в красном, с ходу намеревавшаяся откупиться.

– Ниле! Надо держать обещания, – весомо добавила она. – Зачти молодому человеку за службу сопровождение тебя от Леонидии и выдай два золотых. Более чем достаточно.

– Не буду спорить, синьора, о разумности держать обещания. Но вы не учли еще одну вещь. Я могу поставить на кон свой княжеский титул взамен статуса регента, одолею вашего унтера... даже жизнь ему пощажу, – Алекс ободряюще глянул на шеренгу военных. – Тогда по всем обычаям воспитывать герцога и принимать за него решения придется именно мне. И уж я точно не нуждаюсь в ваших советах.

– Ваш титул – пустышка! – квакнула регентша.

– Как сказать. У вас с мужем в ленном владении графство от герцогов Винзоров. Допустим на секунду – я проиграю поединок. Тогда Ниле получит мой княжеский титул, с ним графство превратится в княжество. Да, не велик куш, но для соблюдения старинной формы вызова «все мое на все твое» вполне годен, тем более император получил трон именно благодаря такой процедуре. Или императорский прецедент не играет роли?

– Император вас ненавидит, – справедливости ради буркнул Ниле.

– Ну, назначит другого регента, я удовольствуюсь вашим графством, потому что имею неплохой шанс победить. Судьба, видно, стать ему княжеством.

Пока в зале длилось замешательство, Алекс вплотную подошел к наследнику.

– Я действительно убил твоего деда-герцога, потому что дал клятву императору и защищал императора. И твоих врагов убью, если принесу тебе клятву.

– Но ты убил и моего деда-императора!

– Не я, и не люди, которыми я командовал. Его заколола жена герцога Мейкдона. Слово тея.

У мальчишки задрожали губы. От гнева или от сдерживаемых рыданий, а может – от того и другого. Нелегко в одну ночь терять половину родни. И через годы после этого нелегко.

– А она?

– Ее как раз лично я убил. Невольно, с женщинами не воюю. Но синьора Эльза была в маске, как и мужчины вокруг нее.

Алекс развел руками. Действительно, в ту ночь было столько убийств, что легко запутаться, кто, кого и за что отправил в мир иной.

Им трудно было разговаривать, со стороны трех кресел понеслась такая ругань, что, казалось, три благородные синьоры с утонченными манерами вот-вот

начнут таскать друг друга за волосы и лупить Силой по мордасам.

– Время не терпит, малыш, – повысил голос князь. – Итак, официально спрашиваю: вы, герцог Винзор, принимаете вассальную клятву тея Алексай-она Алайна, нового командира гвардии?

Филлис украдкой стрельнул глазом в сторону скандалисток, не нашел поддержки у регента и решился сам:

– Да! И призываю Всевышнего в свидетели.

Алекс опустился на колено. По плечу ему ударила маленькая декоративная шпага, ей, возможно, и кошку не убить. Но этот удар имел далеко идущие последствия. Женщины вдруг умолкли как по команде, самая молодая бросилась к сыну со словами «что же ты наделал!»

Герцог торжественно выставил вперед ногу в маленьком черном сапожке.

– Мы приняли решение, мама! Извольте его уважать.

 

Глава девятнадцатая

Насколько же Дживе было проще объяснить Иане основные положения истинной веры! Алекс норовил отсеять в сторону философию и прочие «пустые умствования», по его выражению. Его интересовали голые техники. Когда гуру начал рассказ про анатман, то есть отсутствие единой, бессмертной и неизменяемой души, ученик упрямо мотнул выбритой головой, отказавшись даже выслушать до конца.

– Как это – нет души? А что же мне дал Создатель? Или анатман – это особое приспособление? Вашим анатманом можно убивать врагов, защищаться от нападения, лечить ранения? Нет? Позвольте, учитель, просто помедитировать.

Джива отступил. Поэтому князь нахватался вершков, но без малейшей основательности, стало быть – без надежды когда-либо достичь высот духа и силы.

Другие монахи, работавшие с Гораном, не отмечали подобной строптивости, но и пользы добиться не могли. Тей внимательно слушал, но не только понять – повторить не мог ничего. Например, кратчайшее время щелчка пальцами он отказывался принять за философскую абстракцию. Схватив шпагу, бретер показал, что за одну «кшану» способен нанести два укола. Поэтому теория кшаникавады ему представлялась абсурдной. Как можно говорить о кшане – минимальном промежутке для изменения кармы, если шпага убивает двоих, изменяя две кармы за раз?

Иана же легко схватывала на лету. Через занятие Джива разбирал с ней самые трудные моменты ее и своей биографии с точки зрения теории взаимозависимого возникновения, именуемой также концепцией причинности, объясняющей истоки страдания и способы избавления от него.

Женщина понимала! Приглядывая вполглаза за гугукающим ребенком, она легко жонглировала сложными понятиями, с отдельными соглашалась с трудом, требовала дополнительных объяснений, сомневалась, порой спорила, но понимала!

Заниматься с ней было огромным удовольствием, особенно по вечерам, когда опускались поздние сумерки, комнату освещал масляный фонарь, висящий на потолке кельи, а за окошком трещали насекомые. Иана сидела поджав ноги, часто жестикулировала, словно

дирижируя в воздухе тонкими пальцами безупречной формы.

Всегда откровенный с собой, монах отметил, что его влечет в келью к молодой матери не только из желания подискутировать о философских категориях. Сама атмосфера, наполненная ее близостью, ее присутствием, вызывала возвышенные, никогда доселе не изведанные чувства... И материнство, естественное чистое состояние, абсолютно оправдывающее плотскую связь с неизбежным при ней удовольствием, наталкивало на мысль, ранее тщательно вытесненную по приказу верховных лам: не может быть, чтобы в этом таилось зло!

Джива достиг очень многого. Наверно, он в сотне наиболее уважаемых гуру Шанхуна.

Монах многим пожертвовал. Но до знакомства с Ианой не представлял, чего лишился.

Женщина умеет быть не только сосудом греха для соблазнения грязной похотью, источником бед, лишений, конфликтов. Она – это источник нежности, тепла, участия. Она – тонко чувствующий собеседник, не замыкающийся на собственных эмоциях, не безразличный к внутреннему миру мужчины.

Иана радуется, когда приходит Джива. Как такое сокровище Алекс променял на мирскую суету? Да, его деяния во имя сохранения рыцарского духа важны, но... Но он делает ту же ошибку, что заставили Дживу совершить родители и учителя, отняв общение с женщиной и дав взамен борьбу за идею.

Но Иана уедет. Или улетит на черном тейском крыле, прихватив с собой Айну. Воссоединится с Алексом.

А Джива? Джива останется один. С бессмертными истинами, невероятной Силой, полный мудрости и величия. Все равно – один. Это чудовищно несправедливо...

Иана уловила запоздалое пробуждение нормальных человеческих эмоций в шанхунском затворнике, устоявшем перед соблазнами другого мира и откровенно сломавшегося от самого простого проникновенного разговора. Искренне жалела его. Чувствовала растущую привязанность к себе, что совсем неудивительно: стареющий монах задумался о женщинах и изо дня в день видел перед собой хорошенькую, приветливо разговаривающую... Жаль его будет разочаровывать, если он скатится до попытки перевести их странную дружбу в иную плоскость, куда вхож только муж.

Который оказался сразу между тремя женщинами, как между тремя огнями.

Вдова герцога, Хлория. Синьора с костлявым лицом, от пятидесяти до пятидесяти пяти лет, из-за траура смотрится старше. Темные волосы, чуть выбивающиеся из-под чепца, тронула седина, а ее тираническое отношение к обитателям замка наилучшим образом охарактеризовала бы фраза: вас я тоже заставлю поседеть. Раньше влияла на всё и вся. Теперь, с потерей благоверного, имевшего, кстати, очень болезненный вид от жизни с такой женой, утратила часть влияния, но не смирилась.

Жена регента Лизия чертами лицами напоминает Хлорию, того же возраста, но они не сестры и не состоят в родстве. Резкость вдовьих черт у регентши скрашена легкой полнотой, волосы чуть светлее и не побиты белой плесенью. Кричит она меньше Хлории, но воздействует на мужа и проталкивает многие свои решения, имеющие единственный резон – досадить вдове. Мол, раньше ты тут командовала, ныне праздник на моей улице. Управлению замком, городом и герцогством это никак не идет на пользу.

Алекс с гвардейским отрядом уничтожил их единственных сыновей, у Хлории – еще и мужа, поэтому с его появлением во дворце женщины никак не смирились даже после шутовской присяги. Но отдельно стоило бы рассказать о другой вдове, в ночь переворота лишившейся родителей, брата, мужа, свекра и надежд на корону императрицы.

Амелия Винзор, урожденная принцесса Эдран и дочь последнего императора династии, унаследовала яркие черты матери и возвышенное благородство отца. Более круглолицая, чем большинство окружавших ее синьоров, с ярчайшими изумрудно-зелеными глазами и темно-рыжей копной густых волос, она свела с ума не одну дюжину теев, пытавшихся обратить на себя внимание принцессы. Увы, девушки такого происхождения отдаются замуж и в мужские объятия исключительно по родительскому расчету.

Она обожала отца. Она не простила ему принуждение к свадьбе с Винзором. Амелия желала корону сыну Филлису с правом носить фамилию Эдранов, а не Винзоров, но до его совершеннолетия быть супругой регента, то есть практически императрицей... И страшная ночь смешала все планы. Слухи о некой тщательно подготавливаемой акции донеслись до ее маленьких аккуратных ушек, украшенных серьгами в изумрудах, золотых сапфирах и бриллиантах, под цвет глаз, волос и твердости характера. Слухов гуляет много, не всем же придавать значение. Амелия ни во что не вмешивалась и ничего не спрашивала, в отличие от свекрови, совавшей костлявый нос куда ни попадя. Военная акция – удел мужчин, женщины выходят на сцену пожинать плоды. Или не выходят, если пожинать нечего.

Страшная ночь унесла слишком многих. В том числе – троих мужчин, на которых опиралось ее благополучие, отца, мужа и свекра. Смерть брата открыла дорогу к трону Филлису, отцовская кончина – ускорила... Но уничтожение самых влиятельных теев Винзоров, кроме тряпки Нилса, коего и собственная жена ни в грош не ставит, а также цвета гвардии, отшвырнуло их далеко-далеко с первых позиций. Ванджелис не только нацепил корону, но и преспокойно отрезал два северных графства на пути в Тибирию, богатые углем и железом, присоединив их к Кетрику... И ничего не возразишь! Потому что некому возразить.

Можно, конечно, упрекнуть покойников, что не озадачились нейтрализовать гвардию императора. Они и без того заплатили высшую цену. А непосредственный исполнитель убийств разгуливает по дворцу, меряет красную форму, цепляя на нее сразу пять нашивок элит-офицера – регент не возражает. Еще и получил влияние на сына, на полном серьезе приняв от несмышленыша вызов на дуэль и тем позволив ему считать себя почти взрослым!

Амелия решила – нужно удалить негодяя из замка любой ценой. Даже вперед ногами.

Виновник смятения на другой прием и не рассчитывал. Никогда не отправился бы в Восточную Сканду, если бы не исключительное положение герцогства: шахты, обогатительные предприятия, железная дорога до Злотиса, выход к морю, пока мало используемый. Выбор красной территории одобрила бы и Хелена. Ее прибытия Алекс ожидал с нетерпением, особенно после разговора с теем Нейтосом, казначеем Винзоров.

Пухлый очкастый коротыш с маленькими хитрыми глазками и крючковатым носом под сросшимися пшеничными бровями, наверно, ни разу в жизни не дрался на дуэли. Или старался не конфликтовать, или нанимал представителей. Вместо традиционного камзола военного покроя – сюртук с жилеткой, придающий ему сходство с ламбрийскими перами из Атены, вместо удобных в полете лосин – полосатые брючки, заправленные в верховые, а не летные сапоги. Типичный счетовод, беда племени благородных.

В герцогствах Икарийской империи нет министров экономики и финансов, бюджетных комитетов и прочих образований, пытающихся управлять потоками денег и иных ресурсов, как это принято в мире, откуда произошли читанные Алексом переводы. Функции министерств выполняет казначей с полудюжиной подручных. Меньше людей – меньше коррупции. Но и рычаги влияния скуднее.

Казначейство заняло пяток скромных комнат в боковой пристройке замка. Наскоро познакомившись с гвардейцами, новый их командир галопом понесся к казначею. Нет, не за авансом – за сведениями о хозяйственном положении Восточной Сканды.

Кабинет главного финансиста площадью десять на семь шагов вместил конторку с высоким стулом, низенький стол с креслами вокруг, большой железный шкаф с дверцей на хитроумном замке и собственно тея Нейтоса.

– Для меня большая честь с вами познакомиться, благородный рыцарь из баллады! – улыбнулся казначей, отчего розовые щечки выехали за оградку высокого накрахмаленного воротничка. Он потряс пухлой котлеткой жесткую ладонь гостя и указал на стул. –

Однако не могу взять в толк, зачем вам понадобилась моя скромная персона.

Не переставая двигаться, тей звякнул в звоночек. Всунувшийся казначейский клерк получил задание организовать чаю.

Нейтос устроился в кресле. Его ладошки уютно нырнули под жилет.

– Хотя бы касательно регулярности жалованья гвардии и армии, – начал Алекс.

– О-о, не волнуйтесь. Если вы сами не запросите оклад целого легиона либо не увеличите армию вдвое, будьте покойны, золота хватит надолго.

Вместо того чтобы уйти, удовлетворившись положительным ответом, гвардейский командир закинул ногу на ногу, устраиваясь поудобнее.

– Меня настораживает слово «надолго». Стало быть – расходы превышают доходы? Или у нас пока еще профицит?

Жилетный тей возрадовался, что не пил чай в этот момент. Услышать из уст вояки с порубленным лицом слова по поводу финансового баланса так же необычно, как романс из пасти удава. От неожиданности поперхнулся бы.

– Простите за любопытство, синьор. Вы бывали в Ламбрии? У нас не принято даже слова такие употреблять.

– Бывал. Не суть. Итак?

Клерк приволок поднос с чайником, кружками и мелкой сладкой закусью не из тейского рациона.

– Положительное сальдо сохраняется, но перспективы тревожные. Доходная часть уменьшилась за счет сокращения герцогства на два графства, расходная увеличилась из-за поборов в пользу Леонидии. И упал экспорт.

– Про последнее подробнее.

– Охотно. А вы чайком не брезгуйте, синьор. Не бойтесь, не отравлю. А вот что касается наших высокородных дам, особенно теи Хлории... Тс-с! Я вам ничего не говорил.

– Не уклоняйтесь.

– Сейчас.

Нейтос выбрался из кресла и приволок карту Икарии.

– Полагаю, офицер, вы рассматривали страну преимущественно с точки зрения полета. Давайте глянем на карту применительно к перемещению грузов в Ламбрию. Наиболее привычный за последние десять лет способ – по железнодорожной ветке до Злотиса, правильно? Она нагружена плотно, а Злотис превратился в самый крупный порт... Да, я слышал про ваши подвиги там. Удивительно! Извините, более не отвлекаюсь. Сейчас изрядная часть товара отправляется баржами вниз по течению Леонии. Казалось бы – тот же экспорт, пусть пошлины снижены в два-три раза. Но дальше происходит чудо. Нет, чтобы в порту Атанассии погрузить их на океанские суда. Либо их сгружают раньше и тащат в Нирайн по суше, обычными подводами, как сто лет назад, либо, что уж совсем непостижимо уму, из устья Леонии каботажные лоханки везут их на север к тому же Нирайну. Затраты на такую перевозку оправдываются только в одном случае: в столице Аделфии товары отправляются на Запад беспошлинно, а разница капает Орайону в карман, окупая лишний крюк.

– Не понимаю... – Палец в перчатке уперся в речную дельту на карте, рядом с портом Атанассии. – Допустим, Аделфия что-то получает. Но ведь и ее казна, и имперская – в руках папы и сына Ванджелисов. Если следовать логике – они крадут из одного своего кармана ради другого, рассыпая часть по пути.

– В корень смотрите, синьор! Когда совет герцогов утверждал новое налогообложение, хитрый тей Дайорд, тогда еще регент, засевший на вашем месте, простите, доказал всем, что сниженных экспортных пошлин, основных кормилиц имперской казны, более недостает для покрытия расходов центра, даже сокращенных. Герцоги кое-как согласились, поставив условие проверки таможенных доходов. Ванджелисы, как я понимаю, сделали себе лазейку, отсыпая в закрома Нирайна чуть-чуть больше золота. Но так как цены на внутренний рынок ниже, фискальные поступления в казну Восточной Сканды тоже уменьшились.

– Что же герцоги все не гонят за рубеж?

– Нельзя! – Нежные ручки, не знающие шпаги, выскочили из-под жилетки, разведясь в стороны. – Специальные эмиссары из Леонидии это тщательно проверяют. Наши коммерсанты вольны торговать только продукцией заводов, что же касается сырьевых, то есть основных товаров – увы.

– Золота пока хватает... Но мы не строим заводы, ввозим паровозы, оружие, горные машины, в их цену входит очень высокая цена сырья, в которую включены наши нескромные пошлины и перевозка через океан.

Казначей отбросил обычную невозмутимость и видимость дружелюбия.

– Синьор, скажите прямо – кто вы? Зачем вы здесь? Ни один фалько- или элит-офицер не забивает голову финансами, кроме денег на войну.

– Благородный рыцарь Алексайон Алайн из баллады. Увы, в современных войнах деньги становятся более важным оружием, нежели шпага. Тей! Можете прикинуть, что нужно сделать – заказать в Ламбрии не паровозы, а станки для их изготовления, не пушки...

– ...А токарные станки для проточки стволов и разметки нарезов. Я бы еще добавил оборудование для передачи-приема каблограмм, прокатные станы для рельсов, металлорежущую оснастку и многое-многое другое. Могу написать. Только все это – втуне.

– Уверены?

– Да! Вы три часа во дворце и превратились во врага для всех влиятельных лиц.

– Нет, синьор казначей. Я приехал сюда уже врагом. Имею шанс если не стать другом, то хотя бы уменьшить вражду. А умные советы регенту можете и вы давать.

– Регенту? Вы смеетесь, Алексайон. Все решается в споре между его женой и вдовой усопшего, которого вы... Вы?

– Приговорил? Да, той самой рукой, что вы пожимали. Уверяю, она не устала колоть. А сегодняшний день ознаменует революцию против женского засилья в Винзоре.

– Между нами, тей. Они такие дуры! – Нейтос заговорщически улыбнулся, блеснув очками.

– Эти женщины – да. Но не все такие. Есть счастливые исключения.

Алекс вызвал из колодца памяти любимое лицо счастливого исключения и вздохнул. Сколько времени понадобится, чтобы в этом гадком месте соорудить убежище, безопасное для жены и дочки?

 

Глава двадцатая

Философские рассуждения закончились. Иана заинтересовалась экономикой, историей и политикой иного мира, Джива не смог ей отказать. Он приносил и оставлял переводы на имперский, отпечатанные на бумаге отличного качества, охотно отвечал на любые вопросы, уклоняясь только от технических, не стал укорять, когда Айна скомкала несколько листков.

В помощь мужу... Значит – собирается покидать Шанхун, догадался монах. Без преувеличения, сердце его сжалось. За недели ежедневных визитов к Иане он привязался не на шутку, этих посиделок с разговорами ему будет категорически не хватать.

Цельный, умеющий сосредоточиваться на одном, Джива вдруг впервые за много десятилетий почувствовал двойственность. Рациональная часть натуры сохранила убеждение, что живет он правильно, что избранное полвека назад дело достойно любых жертв, что расставание с Ианой пойдет на пользу – мысли вернутся в привычное русло.

Изнутри росло другое. Он больше не хочет существовать в одиночестве! Мужчины для него – только соратники по борьбе и поиску путей к просветлению. Женщина внутренним оком понимает невысказанное, природные инстинкты порой заменяют ей ум, да и предрассудки насчет слабости женского интеллекта преувеличены. Правда, в другом мире женское равноправие обернулось боком для мужчин, но, по чести говоря, речь не обо всей слабой половине человечества, а отдельно взятой Иане... Чужой жене.

Которая начала отдаляться, словно чувствуя болезненность расставания для Дживы. Беседы об истории королей и монархий другого мира уже не столь личные, как рассуждения о душе, желаниях, предназначении.

Еще не покинув Шанхун, женщина принялась строить ограду между собой и учителем. В ее жизни только один мужчина – муж. Легкая симпатия к монаху ничего не значит. Джива – кратковременное знакомство, подошедшее к концу. Каждый гвоздь, забиваемый ей в ограду отчуждения, отдается в нем как эхо в пустом дацане.

Ко всем невзгодам, у монаха проснулся зов неудовлетворенной плоти, обычно умеренный у мужчин за шестьдесят, в результате монастырской аскезы молчавший десятилетиями. Ни массаж, ни медитация не помогли.

Более того, Джива вспомнил слова Ианы об увеличении Силы после ночи любви. Возрождение угасшего было мужского начала прибавило ему мощи, и без того незаурядной. И прибавило терзаний.

Впервые не помогли основы великого учения. Прекратить дуккха (страдание) можно лишь избавившись от жажды. Но жажда близости с женщиной не унималась.

Или избавиться от первопричины дуккха. То есть изгнать Иану.

Джива однажды понял, что ее отъезд не улучшит ситуацию. Жажда пустила в нем слишком глубокие корни, повлияла на карму. Душа тонет в океане сансары и не может найти выхода.

И ведь не только о себе печется! Алексайон фактически бросил Иану. Значит – не испытывает к ней настоящей любви, разве что преходящее влечение, непременно обреченное на скорое угасание. Поверхностный, примитивно владеющий Силой, тей состарится и уйдет на реинкарнацию вместе со сверстниками, если еще раньше не нарвется на пулю или на клинок.

Иана не будет с ним счастлива. Если улетит и встретит его, не любящего, не ждавшего, получит страшный удар. Неужели это ее карма?

Монах, забросив множество текущих дел, погрузился в раздумья, неспособный сосредоточиться больше ни на чем другом. Мысли носились по кругу, постепенно сплетаясь в одну – как оставить Иану в Шанхуне навсегда.

Его счастливый соперник не мог похвастаться изобилием времени на размышления. С первого дня он взялся за гвардию герцогства, а через неделю дотянулся до армейских легионов.

Сказать, что все плохо – сильное преувеличение. Восточная Сканда богатела при Эдранах и не жалела денег на вооруженные силы. Но цвет офицерства погиб в императорском дворце, оружие устаревает, а без твердой руки герцога и без толкового управления все рано или поздно приходит в негодность.

Зато популярность «благородного рыцаря» пришлась как нельзя кстати.

Отвергнутый тремя женщинами, Алекс не был приглашен в герцогскую трапезную, еду ему доставили в выделенный покой около казармы. В первый же вечер наш герой аккуратно скрутил в узелок принесенную слугой снедь, а после наступления сумерек прихватил гвардейского унтера в качестве провожатого, наведав помойку за пределами замка. Там вывалил постное мясо и тушеные овощи на землю, отойдя на десяток шагов.

Около брошенной еды возникло шевеление, потом стихло. Гвардейцы разожгли факел и рассмотрели место действия.

На земле мелко дрожала в конвульсиях крупная серая крыса с длинным розовым хвостом. На печальном примере товарки остальные грызуны решили не искушать судьбу.

– Тей, надеюсь – вы понимаете, что никому об увиденном говорить не следует?

– Конечно, синьор! Осмелюсь предложить вам – питайтесь с нами из общего котла. Не будут же они травить всю гвардию.

– Как знать... За предложение – благодарю.

В общении с обитателями замка на следующий день Алекс бросил, что умаялся вчера сильно, даже ужин в горло не полез, и голоден как волк. Высказанное передали в нужные уши, лакей принес в покои командующего удвоенную порцию на обед.

– А скажите, дорогой мой, кто готовил это мясо?

– Деметр.

– Он хороший повар?

– Лучший! Личный повар вдовы-герцогини.

Какая-та совсем примитивная у них конспирация, решил Алекс.

– Как ты думаешь, мясо не пересолено? Будь добр, попробуй.

Чем дольше сопротивлялся слуга, тем больше укреплял подозрения, что он осведомлен относительно грязного дела. Кончилось двумя ножами – один у горла, второй с мясом на кончике прижат к губам.

– Если мясо отравлено, у тебя есть шанс добежать до лекаря. С кинжалом в горле трудно бегать, я проверял. Ну?!

Лакей глотнул и присел на скамью в ожидании неминуемой смерти. Минут за пять не почувствовал внутри никаких перемен, на его побледневшие щеки вернулись краски.

– Молодец! Кушай овощи, не стесняйся.

На этот раз последствия не заставили себя ждать: уже через три минуты слуга схватился за грудь и живот, захрипев. Алекс уговорил выпить его стакан воды, тут же устремившейся наружу вместе с овощами.

Бедолагу скрутили судороги. Пока он барахтался на границе миров, с трудом удерживаясь среди живых, Алекс ласково спросил:

– Кто приказал отравить меня?

– Син... – Лакея скрутила новая судорога, но желание поквитаться с истинной виновницей мучений пересилило, и он прокряхтел: – Синьора Хло... Хлория!

– Почему это никого не удивляет?

Женский триумвират отыскался в том же большом зале. Возможно, дамам там удобнее следить друг за другом. Алекс достал руку из-за спины и швырнул на черный подол вдовы отрезанную голову повара.

Амелия вскрикнула, старшие справились молча.

– Не волнуйтесь, синьоры, Деметр перед смертью успел рассказать, по чьему приказу пытался меня отравить. Но вы почему-то уверены, что я убиваю только чернь, десятки благородных покойников и Эльза Мейкдон не в счет, вам ничто не грозит. Пребывайте в этой уверенности дальше.

Хлория поднялась и молча прошествовала к выходу, бросив мертвую голову у кресла. Кровь оставила мокрый след на черном бархате платья.

Лизия тоже вскочила, попеременно глядя на перекошенное в предсмертной гримасе лицо и на Алекса. С гневным восклицанием «дикарь!» покинула зал.

Сегодня гвардейский караул не изображал мебель вдоль стен, тей остался наедине с Амелией. Он неторопливо уселся в кресло Лизии.

– Поговорим, синьора? Вчера не представилось случая.

– О чем мне с вами говорить? Вы – просто убийца, сейчас продемонстрировали это в очередной раз. Не понимаю, отчего я обязана терпеть ваше общество.

– Из ваших слов следует – между нами существует недопонимание. Извольте выслушать, потом делайте выводы.

Алекс кратко пересказал события роковой ночи.

– Вы утверждаете, князь, что мой муж и свекор были обречены?

.– Полагаю с очень высокой степенью вероятности. Сожалею, что допустил гибель вашего отца, вашего брата и других членов семьи – из-за ранения не выходил на службу во дворец и опоздал. Что касается Винзоров – я выполнял условия присяги перед императором, применил оружие против мятежников. Мейкдонов мы с легионерами успели уничтожить до того, как они взялись за вашу красную родню. Удивляюсь, как огромное число людей поверило, что герцогиня Эльза стремилась возвести на престол Винзоров, а не собственного мужа, заявившего о полном неведении касательно мятежа.

– Не знаю, кому верить. На кого рассчитывать, на кого опираться. Мейкдон дал слово чести, что отца убили гвардейцы во главе с вами!

– Я не ручаюсь за достоверность его слов, синьора, – холодно отрезал Алекс, чувствуя, что фиолетовый герцог пересек, наконец, черту, напрашиваясь на отправку в мир иной. Совсем не тот, где родилась Хелена. С другой стороны, молодая вдова ни в коей степени не вызывает доверия и способна запросто извратить слова Мейкдона.

– Ужасно. Тогда расскажите мне о другом, – попросила Амелия, стараясь не глядеть в сторону мертвой головы, единственного свидетеля беседы. – В чем смысл вашего появления в Винзоре? Ниле говорил что-то путаное.

Тей обрисовал ситуацию в двух словах и уникальность Восточной Сканды. Вдова согласилась с резонностью суждений, но воспротивилась методу Алекса.

– Вы – ни в коей мере не подходящий человек для подобных реформ. Даже если признать правомерными ваши действия в ночь мятежа, в чем я по-прежнему сомневаюсь, остается крайне неприятный осадок. Вы убили наших близких! Это ничем не исправишь и не искупишь.

– Даже размениваться на соболезнования не собираюсь. Моя задача проще, она ограниченная по времени. Я только подтолкну герцогство к переменам, потом уеду в Кампест. Без совместных усилий с фиолетовыми вы ничего не добьетесь. А чтобы без меня здесь не восстановилось болото, кое-кто приедет в Винзор. Поверьте, скучать не придется.

– Не знаю... Ладно, тей. Я попробую предпринять шаги, чтобы у вас был шанс на успех.

Алекс покачал головой.

– Не нужно, синьора. Занимайтесь сыном и влияйте на местную политику через него. Я в ближайшие сутки озабочусь, чтобы удалить из дворца всех слуг до единого, как-то связанных с Хлорией.

– Как раз и получатся все, кроме моей личной горничной.

– Тогда в сутки не уложусь. Новые лакеи и стража получат указание, что вдова отныне – просто старая никчемная женщина, изолированная в самых дальних покоях, без права выхода и вмешательства в дела. Вы не собираетесь вступаться за свекровь? Нет? Отлично.

Лизию я отодвину иным способом, напоминая ее супругу, что он – истинный временный глава Восточной Сканды, а не подкаблучник. С вами у нас разные жизненные позиции, но, думаю, сможем обойтись без открытой войны.

– Если так угодно Всевышнему, – спряталась за ничего не значащей фразой вдова.

В одном Алекс безусловно оказался успешен. После ссылки под домашний арест главной возмутительницы спокойствия больше никто никого не пытался отравить. Правда, лакей, отведавший овощной гарнир, через пару суток все-таки отдал концы.

День командующего гвардией поделился между армией и казначейством. Он выкраивал часы для личных занятий с юным герцогом Филлисом, обучая его всему понемногу – приемам со шпагой и дагой, стрельбе из револьвера, владением Силой, втайне мечтая, чтобы подобным образом развивать собственного сына... Ничего! Они с Ианой молоды, сын родится, как же иначе.

Под руководством Алекса мальчик первый раз поднялся в воздух, вопреки мнению домашних воспитателей, твердивших – рано. В жарком июльском небе он впервые в жизни описал неровный круг вокруг родового замка. Наставник не отпускал его ни на шаг, готовый подхватить в любую секунду – ребенок забрался на совершенно недетскую высоту.

Амелия встретила их обоих на башне.

– У меня сердце замерло...

– Иначе невозможно, синьора. Мужчина должен рисковать, в противном случае не вырастет настоящим теем.

У нее еще один сын, годовалая кроха, родившийся после гибели мужа.

– Мои мальчики остались без отца.

– Я его не заменю, синьора. Обучение бою и полетам – далеко не все.

– Понимаю... Но и выйти замуж повторно не могу.

– Отчего же? – улыбнулся Алекс, отстегивая крыло. – Вы красивы, годы позволяют...

– Разве в этом дело? – Амелия недовольно глянула на стражника, имеющего возможность разобрать долетающие обрывки фраз. – Я обречена быть несчастной. Как принцесса совсем не имела права выбирать, выбор сделал отец. Не самый худший, но... Вы видели свекровь и даже вкушали, так сказать, плоды ее стряпни. После окончания траура я не то что завести роман – посмотреть в сторону не смела, постоянно слышала – не смей! Какой растлевающий пример подаешь! Я же – живая, я – женщина...

– Но Хлория в изоляции.

– Спасибо, тей. Остается последняя проблема, самая сложная. Мне нужен мужчина не просто для ложа, для брака. Такой у меня уже был. Я хочу принадлежать любимому и любящему меня!

Последние слова Амелия практически выкрикнула, хоть громкость ее голоса осталась прежней. Подобрав юбки, вдова быстро направилась к лестнице вниз, прихватив по пути Филлиса.

К концу июля Алекс решился вызвать Иану. Гвардейский фалько-офицер, его заместитель и очевидный преемник, сын графа Малены, чье поместье в часе лета от Винзорского дворца, гарантировал ей безопасность в отцовской резиденции. Не имея возможности самому оставить Восточную Сканду, князь собрал целую экспедицию из десяти теев, написал пространное письмо с множеством извинений, почему не мог отправить за семьей раньше, и велел отряду вылететь в Шанхун.

Вскоре, в первых числах августа, лакей с поклоном вручил письмо от Евы и Терона, перенаправивших послание Горана. Оно путешествовало долго – из морского порта Восточной Сканды в Винзор, но не попало к Алексу, адресованное в Леонидию синьору Мэю, улетело в столицу. Потом вернулось оттуда, имея шанс затеряться на очередной пересылке.

«Дорогой друг! – писал Горан. – Управляюсь с пером не без труда. Пустяковая рана от пиратской пули сильно загноилась, боялся – руку отнимут. Обошлось. Помогли уроки Дживы и его собратьев, благослови их Всевышний.

В Табе мало что удалось выяснить. Хелена настаивает – нужно срочно двигаться в Ламбрию. Она желает разобраться в возможностях техники нашего мира, нанять кого-то из тамошних инженеров, ибо сама в технике не понимает».

Далее он сообщал о расчетном времени прихода в Злотис, до которого на поезде пять дней пути.

Алекс отменил занятия с гвардейцами и засел у себя в комнате, обдумывая ситуацию. Как следовало из письма, в Злотисе Горан и Хелена сойдут, дожидаясь подходящего судна до Арадейса. Денег у них в обрез. У Хелены нет сведений, собранных здесь казначеем Нейтосом, поэтому разведка в Ламбрии пройдет вслепую.

Совершенно необходимо быть в Винзоре, когда гвардейцы сопроводят Иану. Но поезд быстрее. Если без задержек, Алекс успеет обернуться в Злотис и вернуться назад к ее прилету...

Если у Всевышнего нет других планов.

 

Глава двадцать первая

Он пришел в сумерках. Лицо невозмутимое, непроницаемое как обычно. Но Иана почувствовала фальшь. Именно из-за закрытости. С неделю в глазах Дживы проскакивало нечто живое, вполне человеческое. Если бы не красный балахон да голова без растительности, был бы похож на заурядного обывателя из Кетрика. Что он задумал сейчас?

После нескольких приветственных слов и обмена распечаток на свежие, монах уселся напротив. Из складок балахона появился блестящий шарик на веревочке. Очень знакомый предмет, Алекс показывал такой. Его мерное покачивание способно ввести в транс, в странное состояние, когда человек попадает под влияние владельца с шариком, воспринимает на веру его слова, выполняет команды... Но доверить себя разумно только очень близкому существу. Мужу или отцу, например. Гуру не такой, им никогда не станет.

– Сегодня покажу одну технику самопознания. Она очень пригодится, когда покинете монастырь.

Совсем странно. Познание через внушение? Одна из основ проповедуемого в Шанхуне учения заключается как раз в сознательности и добровольности принятия наставлений учителей, через опыт и разум послушника.

– Давайте воздержимся, учитель. Я не в настроении.

Но он уже начал раскачивать шарик. Одновременно завел напевный монолог.

...– Веки тяжелые, опускаются. Руки тяжелые, теплые...

Иану охватил гнев. Захотелось ударить. Она сдержалась – сила женщины не в умении драться, а в возможности перехитрить самца, более крупное и мощное существо.

Покорно опустила ресницы и расслабилась, при этом полностью отключилась от болтовни Дживы. Вызвала перед внутренним взором образ Алекса, держащего на руках Айну, улыбающегося дочке, улыбающегося матери... Да кто посмеет лезть в душу Иане, когда у нее есть ребенок и такой супруг!

Мысленно удерживаясь за мужа, она позволила себе вслушаться в слова монаха, уверенного в полном контроле. О, какие это были слова...

– Ты уверена, что Джива – единственный близкий тебе человек. Ты любишь Дживу! Ты любишь его всем естеством! Тебе больше не нужен никто! Ты хочешь ребенка от Дживы!

Понимая, что уверение в необходимости зачать ребенка предвещает действия, Иана решила прекратить сцену. Она широко распахнула глаза.

– Не хочу. Мысль о близости с тобой отвратительна. Убирайся.

Ну, и где же невозмутимость, самообладание, пестуемое десятилетиями?

Бритое лицо перекосила такая гримаса, что на секунду показалось – сейчас оно треснет. Джива вскочил на ноги. Красная хламида слетела через голову. Серые холщовые штаны оттопырились на причинном месте.

Иану бросило на спину жестоким ударом Силы. Так бьют в смертельной схватке, но обезумевший монах, похоже, не соизмерял усилие. Он упал сверху, прижимая к циновке, сорвал с себя остатки одежды.

Резко запахло мужским естеством.

Жалобно захныкала Айна в колыбели.

Похотливая рука скользнула Иане в шаровары, дернула завязки домашней куртки.

Холод мужской руки на ее бедрах словно спустил какую-то пружину внутри.

Святоша решил изнасиловать мать при трехмесячной дочери?

Он привык полагаться на Силу. В пылу страсти не подумал, что Иана – воин, обученный работать руками. И за секунду до сладчайшего мига, когда его маленький меч должен был вонзиться в вожделенную пещеру, Иана нанесла удар. Сразу с двух рук, отчего ее большие пальцы до основания вошли в глазницы насильника.

От чудовищной, нечеловеческой боли Джива дернулся не вперед, а назад, по-прежнему не управляя стихийно разгулявшейся Силой. Зверская отдача приложина Иану, словно на нее упала скала. Выбросило воздух из легких, затрещали ребра, голова страшно ударилась затылком о циновку.

Перевернулась колыбель, Айна закричала во весь голос, выкатившись наружу. Вдобавок вдруг потемнело.

Стараясь не потерять сознание от рези внутри, Иана повернулась на бок, дотянулась до Айны… От судорожного кашля вылетели красные капли.

Словно почувствовав, что маму лучше не тревожить, девочка притихла.

В комнату могут войти… Позор! Иана кое-как натянула шаровары, спущенные до щиколоток. Только тогда повернула голову в сторону Дживы. Увиденному сразу и не поверила.

Он повис под потолком, голый старый мужчина с оттопыренным органом. Руки сотряслись последними конвульсиями, тело расслабилось. Голова упала на грудь. В слабом свете, падающем из окна, особенно жутко выглядели черные провалы глазниц с темными потеками через лицо и срывающимися каплями. Что-то потекло по безвольно повисшим ногам.

Иана кое-как сумела вдохнуть и выдохнуть, ступила шаг к выходу, споткнувшись о потухший фонарь. Только сейчас появилась догадка, отчего мудрый учитель прилип к потолку. Он сбил светильник, а железный крюк подвеса вонзился в спину подобно гарпуну. Способность летать без крыльев бывает опасна.

Женщина толкнула дверь, впуская в комнату свет от коридорных лампад. Потом подхватила дочку, не обращая внимания на отбитые внутренности, и бросилась вон из здания.

Темная земля понеслась под ногами. Иана не смогла далеко убежать. Колени подогнулись, она упала на бок, едва удерживая драгоценный сверток от ушиба. Благо, что ночь теплая.

На нее наткнулся кто-то из младших послушников, и дальнейшие события ночи в памяти сохранились несвязными отрывками.

Мелькнуло лицо верховного ламы, она что-то рассказывала ему...

Все время спрашивала про дочь, пожилая женщина показывала Айну...

Звала мужа, он не откликался...

Голоса... Боль в груди, мешающая дышать...

Постоянное желание облегчиться, там кровь...

Потом Иану окружили монахи, которые больше ничего не говорили, больше ничего не спрашивали.

Иана пробовала закричать. Она с трудом справилась с одним Дживой. На других просто не хватит сил... Когда же они отпустят ее на покой?

Накатило черное безмолвие. В угасающем сознании мелькнула последняя мысль: с кем останется Айна?

Джива висел на крюке как говяжья туша на скотобойне, пока его не сняли монахи. Он уже не мог переживать по поводу любовного краха.

А Горан Атрей переживал, но его неудача выражалась в другом, и злость он срывал на окружающих, включая команду судна.

Алекс всего-то пару дней проболтался в Злотисе без дела, ожидая шхуну. По прибытии место ей нашлось только на внешнем рейде у причальной бочки, часть экипажа и Горан с Хеленой добрались до берега на шлюпке. До ушей князя донесся финальный кусок долгого и неприятного разговора.

– Десять! Десять золотых! Я дал вам десять золотых и не взял ни арги за проезд до Злотиса! За защиту от пиратов, за вашу пропавшую шпагу, за сапоги... за сапоги, наконец! Это достаточно по любым меркам!

– Не спорю, капитан, – послышался голос Горана с издевательскими интонациями. – Но вы забыли еще одну мелочь. Не вспомнили? Кто пытался зарубить благородного тея предательским ударом сабли? Полагаю, портовая стража заинтересуется этим рассказом.

– У вас нет свидетелей! – выложил последний козырь капитан.

– Я дам честное слово тея. Идемте же. Проверим – кого послушают стражники, дворянина или чернь. А вы – даже не подданный империи.

– Ско-олько? – простонала жертва вымогательства.

– Прикинь по совести. Ну, соображай быстрей.

– Неужели еще десять гулдов?

С расстояния в двадцать шагов капитан выглядел убито.

– Неслыханное оскорбление моей чести! – взревел Горан. – Каких-то жалких десять монет за покушение на жизнь тея?! Ладно, я согласен, гони скорее.

Алекс сделал вывод, что его опасения в отношении денежных трудностей парочки преувеличены. Горан – человек благородный. А дворянин без денег не кажется благородным в присутствии дамы, обязательно найдет выход.

Экзотическая пара поселилась в припортовой таверне, одной из множества подобных заведений, оккупировавших улочки у гавани, сразу взяв один номер на двоих, без каких-либо условностей. Остановиться в представительстве Винзоров путешественники отказались.

Хелена уединилась с бадьей горячей воды. Мужчины, не привыкшие тратить на себя много времени, спустились в зал, где Горан принялся накачиваться с пугающей скоростью.

– Друг! Я больше не могу.

– Ты ее любишь?

– Л-люблю! Дьявольски! Будь она проклята ко всем чертям...

И тей поведал историю, в которой смех и грех сплелись в равной пропорции.

Окрыленный нечастыми, но пламенными ласками девушки, Горан потерял голову. Он клялся ей в любви вечной, пламенной, несгораемой, пылкой, получал утешительный ответ: я тебя тоже люблю, успокойся, спи... А накануне прибытия в Злотис огреб ушат холодной воды.

Хелена, разобравшись в местной денежной системе, сделала вывод: покупательная способность золота

здесь намного ниже. Она поставила цель заработать примерно тысячу гулдов на услугах Алексу, уехать с ними обратно в монастырь, там просить гуру о возврате в родной мир, где она продаст золото за местные единицы и заживет припеваючи.

– Тебе не позволят переселиться туда. Да и переход закрылся, неизвестно – насколько.

– Да! Да, друг, так я ей и сказал. Она и бровью не повела. Расстанемся так расстанемся... Представляешь?! Она расстанется со мной, даже если в нашем мире навсегда! С временным попутчиком! С временным!

Горан залпом опрокинул кружку крепкой настойки.

– Предлагал... – по щетинистой бугристой щеке скатилась мутная слеза, смесь горечи и рома. – Я предлагал ей замуж, родить ребенка. Она ни в какую. Ей что-то врачи сделали, не может забеременеть, а отменить это дело возможно только там... Дьявол!

– Не надо так, успокойся. Съездите в Ламбрию, у вас будет время разобраться.

– Нет! – Горан грохнул кулаком по столу. – Не поеду! Видеть ее не могу! Я хотел как порядочный... А она... В душу плюнула!

– Успокойся, – Алекс разобрался, наконец. Такие отношения и в империи не редкость, но обычно случаются с дамами, побывавшими или состоящими в браке. Им хочется близости, но лишь до ограниченного предела. Горан не признает середины. По нему – женщина или продажная шлюха, или верная жена.

Так прошло три дня. Атрей провалился в глубокий запой. Алекс, нервно ломающий пальцы, поговорил с Хеленой, убеждая ее отправиться за океан с кем-то из миссии красного герцогства в качестве сопровождения. Она отказалась наотрез. С кем-то незнакомым в абсолютно чужом, диком мире? Алекс и Горан хотя бы знают правду о ее появлении, понимают трудности...

Они разговаривали в том же зале.

Горан уронил голову на кулаки, выпадая не только из разговора, но также из времени и пространства. Князь едва притронулся к еде и пиву, Хелена тоже.

– Тогда садимся на поезд и едем в Винзор втроем! В Ламбрию – в следующий раз.

Мучительница Горана покачала головой.

– При всем уважении, синьор. Без ламбрийцев у нас ничего не получится, – Хелена пристально всмотрелась в Алекса через выпуклые линзы очков. – Грузите друга в поезд с сопровождающим, напишите своей Иане письмо. Верная жена обождет лишних полтора месяца.

– Каких полтора...

– Есть пароход, очень скоростной. До Арадейса идет шестнадцать дней. Дорого, правда. Не обязательно ехать в Атену. Мне достаточно обойти представительства икарийских предприятий. Одному из них сделаем агентское поручение – закупать необходимое, сманивать специалистов. В полтора месяца уложимся. Решайтесь!

Пароход завтра, поезда каждый день, их много... А Иана одна. И что-то внутри подсказывает, что оставил ее слишком надолго. Конечно, в монастырях безопаснее, но...

Обрывочные мысли связались в твердое решение.

– Горан, ты мне верен?

Он поднял голову. В мутноватых глазах мелькнул гнев. Алекс сомневается в друге? Впрочем, на членораздельный ответ сил не хватило.

– Если тебе сложно с Хеленой вдвоем, дам пару офицеров в сопровождение. Раз уж сам не справишься.

Несчастный любовник вскочил на ноги, продемонстрировав чудеса устойчивости для такого количества выпитого. Если поездка с Хеленой мучительна, то увивание вокруг нее двух теев невыносимо абсолютно!

 

Глава двадцать вторая

– Прошу вас, проходите и присаживайтесь, благородный синьор Атрей и госпожа...

– Госпожа Хелена из Шанхуна, – поклонился Горан.

Тей Софос Теламон, глава торговой компании «Леонидия» в ламбрийском порту Арадейс внешне не изменился с визита Алекса и Ианы, такой же образец стиля и элегантности на фоне столь же представительного интерьера своего кабинета. Его сюртук и жилетка нежного светло-серого цвета с жемчужным отливом, можно не сомневаться, соответствовали последней моде лучших салонов Атены.

Разительно изменилось отношение. Конечно, в здешних портовых кабаках не распевают балладу про «доблестного рыцаря», тем более что большинство описанных в ней подвигов совершено против королевства и его обитателей, но краткий период царствования и успешный западный поход с подавлением восстания, не говоря о предшествующих военных событиях, сказался на репутации. На полномочных представителей Алекса упал отсвет его репутации.

– Кредит? – осведомился синьор Теламон.

– Благодарю. Нет необходимости. Нужда в другом, учитывая ваше давнее, пусть и поверхностное знаком-

ство с князем. Вы обслуживаете партнеров из Кампеста, я хочу предложить вам сотрудничество с Восточной Скандой. Подробности расскажет госпожа Хелена.

Тей с западного материка привык, что делами занимаются не только благородные. Но женщина... Через минуту он расстался с предубеждением. По крайней мере – в отношении этой высокой дамы в очках.

– Очень, очень своевременные мысли. И вы совершенно правы – большую часть сведений я с готовностью предоставлю вам, не выходя из конторы. Мы, знаете ли, тоже стараемся быть в курсе. В остальном их сбор займет какое-то время, но это не составит труда, особенно ради перспективы сотрудничества. Что же касается закупок оборудования... Да, щекотливое направление, ламбрийцы предпочитают отправлять на Восток готовое, а не станки для производства, подрубающие сук, на котором сидит их экспорт. Ничего! В борьбе со здравым смыслом всегда побеждает жадность.

– Признателен вам, синьор. Тем более, я предпочел бы не задерживаться в Ламбрии. Здесь слава друга синьора Алайна несколько обременительна.

– Разумно, – кивнул Теламон. – Не сомневаюсь в вашей способности постоять за себя, но делу это повредит. Скоростной пароход когда? Через двое суток. Уверяю, мы плодотворно проведем это время. Прошу, синьор Атрей, не покидать моей резиденции. А госпоже Хелене я с удовольствием покажу город. Вы поразили меня широтой взглядов, но я предполагаю, что в Шанхуне нет многого из того, что предлагает развитая цивилизация.

Теламон исчез с рослой барышней под руку. Горан проводил их с грустной усмешкой. В путешествии через

океан они больше не делили ложе. Тей всячески показывал, что он теперь не более чем сопровождающий.

И что вышло? Дама свободна. Как обычно – ветрена, а тей Софос утончен, сводит в ресторан, в театр. Пусть молодая женщина в своем мире привыкла к иному, но Арадейс, по словам Алекса, предлагает неизмеримо больше радостей, чем приходилось месяцами довольствоваться на шхуне и трансокеанском судне.

На следующий день Хелена выглядела разочарованной. Поднявшись на борт судна, рассказала подробнее.

– Да, он корректен, заботлив, не скрою – щедр. Но... Иногда я думаю, что мужчины правы, упрекая нас, что мы, женщины, сами не знаем чего хотим. Теламон напомнил поклонников из родного мира.

– Что же для вас важнее? Все, что есть у скромного, или гораздо большее, но только часть состояния богатого?

Хелена вздохнула, глядя на неизменных чаек и скалистый берег, удаляющийся за кормой. По пути к Зло-тису она сменила невзрачную тибирийскую одежду на икарскую, в Арадейсе оделась с шармом, вряд ли заплатив из своего кошеля хоть медяк.

– Все и у богатого. К тому же Теламон женат.

Заботы на тему наилучшего выбора мужчины у Хелены через несколько часов переместились глубоко на второй план, потому что их судно попало в жесточайший шторм, не идущий в сравнение ни с какой непогодой по пути из Таба. К вечеру сапфирово-синий океан потемнел. Свежий восточный ветер превратился в шквалистый. Горан собрался и выбежал на палубу.

Ветер окреп. Экипаж судна торопливо убрал последние паруса. Нос повернулся навстречу шторму и волнам. Из трубы повалил особо густой дым, тут же разрываемый в клочья. Палуба под ногами передала мелкую дрожь машины.

Стараясь не мешать членам команды, проверяющим крепления грузов на верхней деке и надежность закрытия люков в трюм, Горан вернулся на корму, к каютам офицеров и пассажиров, где деликатно постучался к Хелене.

– Синьор! Проходите... Такая качка! Что происходит?

– Боюсь, начинается нешуточный шторм.

– Но мы близко от берега. Капитан проявит благоразумие? Вернется в порт?

Горан присел на койку, на маленький свободный краешек. Хелена использовала время после отплытия чисто по-женски: разложила обновки, и для этого занятия ей пригодилась бы просторная кают-компания.

– Сомневаюсь. Я, конечно, не моряк, но наслышан – они не любят подставлять корму сильному ветру и высокой волне. Бухта забита, на внешнем рейде опаснее, чем вдали от берега.

– Что же делать... Что делать?

– Для начала – успокойтесь. От нас в любом случае ничего не зависит.

– Как вы думаете – корабль выдержит?

– Скорее всего. Поверьте – даже кораблекрушение не означает непременную гибель. В августе океан теплый, искупаемся.

– Уже конец лета! – заявила Хелена, желая хоть что-нибудь возразить.

– Вы закончили с одеждой? – тей поднялся. – Рекомендую сложить ее в сундучок и остаться в дорожном платье. Рассчитываю, что все обойдется, но постарайтесь быть готовой быстро покинуть борт.

Он забрал записи, полученные от Теламона. Кожаный кошель с плотной шнуровкой стал дороже золота.

Через час качка достигла апогея. В небесах Горан много раз попадал в вихревые потоки, его швыряло, переворачивало... Но там выживание зависело от него самого. В море он отвечает за спутницу. Но безо всяких посторонних мыслей. Сегодня это только служба, долг. По странному совпадению, в океане тонули Алекс с Ианой, то приключение положило начало их любви. С Хеленой... Нет, с ней все кончено. Хелена не просто чужой, она – чуждый человек, с совершенно неприемлемой моралью. Как глупо было изменять обычному правилу не принимать женщин всерьез. Нельзя позволять им мучить мужчин!

За иллюминатором стемнело окончательно, когда пронесся грохот, судно вздрогнуло, пропала дрожь машины. Буквально через несколько минут килевая качка сменилась бортовой, следующая волна ударила в корпус плашмя. Горан снова направился к Хелене.

В темноте каюты она плакала и молилась на непонятном языке. Квакающие звуки тей научился отличать, хоть толком и не запомнил ни одного из них, удивляясь женщине, освоившей сносный имперский, только легкий акцент остался.

Он снова присел на краешек койки.

– Вы нормально себя чувствуете?

– Какое тут может быть нормально... – В следующую секунду в борт ударил мощный водяной вал, отчего набор корпуса протяжно заскрипел. – Это разве нормально? Даже корабль – стонет! Не уходите.

Ледяная рука на ощупь нашла пальцы Горана. Уняв слезы, женщина тесно прижалась к нему, потом яростно перешла в атаку.

– Не нужно, Хелена!

– Оставьте ваши пещерные предрассудки! Мы тонем, правда? Так хоть в последний раз...

– Нет.

Он оттолкнул ее. Не грубо, аккуратно, но для женщины все равно оскорбительно, если она предложила себя в подарок и получила отказ.

– Почему?!

– Все кончено. Вы не приняли мое предложение на берегу.

– Господи... Мы же тонем...

– Не тонем. Если не хотите быть со мной навсегда, не нужно делить постель на один раз.

Как и вообще подходить с моралью того общества к миру Икарии. Это в пещерах не важно, с кем делится ложе. Цивилизация, кроме всего прочего, предполагает определенный набор табу, какие-то из них непременно связаны с чистоплотностью отношений между мужчинами и женщинами. И уж тем более ее тело не влечет после ночи с женатым Теламоном. Пусть нет никаких обязательств, нельзя так – сегодня с одним, завтра с другим, потом опять с первым...

Горан не принимал в расчет, что многие именно так и поступают, не находя в разнообразии ничего дурного. У него сохранялся свой кодекс чести: быстрая перемена предмета плотской любви положена только мужчине и только за деньги.

В беспомощно дрейфующем судне, отданном на волю штормовых волн, в опасной близости берега, Горан неожиданно понял, что усилия Алекса и многочисленные жертвы в войнах, неизбежно следующих за перестройкой империи, совершенно оправданы. Князь боялся, что теи поголовно превратятся в счетоводов?

Это не самое страшное, оказывается. Хуже, когда молодая женщина, почти еще девушка по возрасту, незлобивая, по меркам ее страны – вполне совестливая, обладает моралью, близкой к пещерной. Разложение пропитывает все общество, мужчин, женщин, детей, церковь! Власть финансистов, тех самых «счетоводов», и порождает эту мораль. Ночь в разваливающемся под ударами волн судне, по соседству с отвергнутой и всхлипывающей Хеленой, укрепила его в решимости двигаться по намеченному Алексом пути.

А потом ночь превратилась в мутное утро.

Шторм ослабил свой гнев. Горан, осунувшийся от бессонного времяпровождения, выполз наружу. Из трубы показался дым, доски палубного настила снова мелко дрожали от заработавшей машины – одному Всевышнему ведомо, каких усилий стоило ее оживление механикам в сотрясающемся под ударами корпусе. С борта хлынула струя воды, накачиваемая трюмной помпой. Значит, самое страшное позади.

Услышав обрывки разговоров, Горан понял – судно не одолеет путь через океан. Капитан принял решение вернуться в порт.

К вечеру, когда вокруг выросли скалы, прикрывавшие вход в бухту Арадейса, судно потеряло ход. Пока команда лихорадочно ставила паруса, течение увело его в сторону от фарватера. Корпус подбросило, как телегу на кочке, внутренности огласились зубовным скрежетом, потом – мерзким звуком рвущегося металла.

Алекс вытащил Хелену на среднюю палубу, ближе к шлюпкам.

– Мы все-таки тонем!

– Успокойтесь. Побережье в трех шагах. Судно село на риф и не пойдет ко дну.

– Прошлым вечером вы тоже меня успокаивали...

– А вы ожидали, скажу – жизнь кончилась? С этой фразы она и вправду обычно заканчивается.

Подтверждая худшие опасения, грянул настоящий гром, палуба дернулась. Корпус развалился поперек, из лопнувшего котла ударил высоченный гейзер пара, к нему добавились струи кипятка из разлома, когда вода залила топку.

Ухватив Хелену за руку, Горан другой рукой уцепился за поручень трапа. Кормовая часть начала погружаться.

«Сейчас упрекнет, что зря успокаивал», – подумал он и повернул голову к спутнице. Она повисла на спасителе, не выпуская сундучок с покупками.

Вероятно, от скалы, вспоровшей корабельное днище, начинается обрыв в глубину. Во всяком случае, корма провалилась с ужасающей скоростью. Нос и мидель осели в воду почти до шлюпочной палубы. Парочка путешественников оказалась на 6epeiy глубоко за полночь. У девушки от пережитого потрясения случилась истерика.

Действительно, дальняя дорога чревата неприятностями. Алекс, вернувшийся в Винзор, места себе не находил. Конечно, путь до монастырей Шанхуна занимает больше времени, чем прошло за его отсутствие. Но тревожное нетерпение в ожидании увидеть Иану с дочкой захлестнули с. головой. Князь утряс мелкие дела, кое-как погасил очередную ссору между женой регента Лизией, пытавшейся восстановить влияние на мужа, и Амелией, проверил муштру гвардейцев... А потом все бросил и улетел на север.

Свободные путники останавливаются в любых придорожных заведениях, официальный герцогский эскорт непременно пользуется замками и поместьями родственников – собственных и вассалов. Князь без труда повторил маршрут гвардейцев, добрался до границы с Тибирией между Кетриком и Картахом. Увы, красный отряд проследовал в одну сторону. Прождав сутки неподалеку от таверны, где впервые услышал балладу имени себя, Алекс плюнул на доводы благоразумия. Черное крыло унесло его в края, где приземлявшийся одинокий тей подвергался нешуточной опасности.

Безрассудно? Но Иана должна была уже пересечь границу империи. Задержка означает только одно: что-то стряслось. И просто выжидать невозможно...

Он практически свалился у монастырской стены. Высокий полет над перевалом и очень редкие остановки вымотали до предела. Осень щедро намочила дождем, ветер выдувал остатки тепла – погода ничуть не сочувствовала спешащему тею.

Первый же встреченный обитатель оказался одним из верховных настоятелей. Узнав в измученном путешественнике князя, он с неожиданной твердостью потребовал, чтобы Алекс немедленно шел к ламе Кагью.

– Хорошо, – не стал упорствовать князь. – За моей супругой и дочкой должны были прилететь гвардейцы из Винзора. Они улетели?

Шанхунец отвернул лицо, и его реакция крайне не понравилась Алексу.

– Знаю... Есть проблема. Но верховный сам вам расскажет.

Вероятно, он удивился, обнаружив себя скрученным болевым приемом и с кинжалом у горла. Истощенный синьор оказался способен на жесткие меры.

– Где Иана?

– Здесь... Отпустите... С ней все в порядке... Почти...

– Что значит – почти?! Отвечай, пока жив!

– На нее напали... Я не знаю детали, – монах захрипел, из тонкого пореза на горле капнула кровь. – Пощадите... Верховный расскажет.

– Мне плевать на верховного! – вместо слова «плевать» тей употребил более энергичное выражение. – Где держат Иану?!

– В северном крыле центрального дацана... Пустите...

– Веди!

В северной пристройке, длинном двухэтажном сооружении под изогнутой двускатной крышей, Алекс налетел грудью на револьверный ствол, принадлежащий гвардейцу в красном.

– Синьор элит-офицер!

– Да... Где Иана?

– Здесь... Я провожу. Осторожно, прошу вас, у нее только ребра срослись...

Она кормила Айну. Прикрыла грудь, услышав шаги на пороге.

– Иана...

Черные глаза расширились. Набухли слезами. Прозрачная капля прочертила блестящую дорожку.

– Иана! – Он упал на колени, не в силах оторвать взгляд от ее лица, и только рука, словно живущая своей жизнью, мягко легла на пеленку Айны, продолжающей тихо чмокать. – Что с тобой сделали?

– Ничего. В самом деле! Бывало и хуже, все прошло...

Потом они долго не разговаривали. Иногда слова мешают. Просто сидели, прижавшись друг к другу, а рядом ворковала маленькая девочка, почувствовавшая невероятную волну счастья, накрывшую родителей.

Нужно ли говорить, что лама Кагью удостоился беседы лишь на следующий день.

Лицо-маска, не выражавшее эмоции более сотни лег, не сделало исключения даже для этого случая. Алекс готов был поклясться, что основное скрываемое чувство – смущение.

– Хочу надеяться, что странная история с послушником, прямо скажу –' печальная, не приведет к непоправимым последствиям в наших отношениях. Иана получила серьезные ушибы, да, но мы приложили чрезвычайные усилия по ее исцелению, сейчас она во вполне удовлетворительном состоянии, а ребенок совсем не пострадал. Джива не успел... вы понимаете, что я имею в виду.

– Не изнасиловал ее. Чего уж там прятаться за словами.

Верховный лама развел ладони в характерном жесте священников Всевышнего – все в руце божьей, возблагодарим его, чем вызвал в Алексе прилив гнева.

– И я должен кого-то благодарить? За то, что у меня нет повода спалить весь Шанхун дотла?

– Вряд ли бы это удалось, князь. И вы совершенно зря распространяете ненависть к одному человеку на всех нас.

Тей упрямо тряхнул головой.

– Не зря. И дело не в ненависти. Я не испытываю ни малейших иллюзий по поводу икарийской или ламбрийской знати. Слишком многие готовы на компромиссы с честью и совестью ради наживы, ради сиюминутных интересов. Ставку делаю на лучших, не утративших идеалы. Увы, определенные иллюзии я питал относительно приверженцев вашего учения, предполагал, что служение истине, длящееся десятилетиями, дает необходимые гарантии. Ваш Джива был авторитетным гуру в монастырях, одним из многих. То есть – моральная чистота возможна только в изоляции от соблазнов? Несколько часов в компании молодой женщины снесли начисто последствия полувекового послушания?

Кагью покачал головой.

– Вряд ли разумно каждого из тысяч монахов подвергать испытанию соседствованием с женщиной.

– Согласен. Потому что истинная добродетель в ином. Современный благородный живет в мире, где вокруг полно пороков и соблазнов – золото, власть, женщины, вино, опиум. Истинная честь заключается в способности не испачкаться среди грязи, подать пример другим... Наверно, идеальных праведников в Икарии нет совсем, но остались стремящиеся к чистоте.

Лама обдумал услышанное.

– Да. У нас наиболее тяжким испытанием в послушании считались походы в тот мир, в нем еще больше соблазнов. Некоторые ломались.

– И как вы поступали с согрешившими?

– Строго. Они остались там навсегда.

Да уж, действенный метод. Козла, съевшего капусту на чужом огороде, в наказание заперли в сарае с капустой.

Алекс задал ключевой вопрос.

– Допустим, Джива не умер бы. Изнасиловал Иану или даже убил. Его ждала всего лишь высылка?

Верховный утвердительно склонил бритую голову.

– Мы не вправе карать и вмешиваться в судьбу. Тем более дорога туда не открылась.

– Вот почему дальше нам не по пути. В империи такого рода низость вряд ли сошла бы с рук даже герцогу. Здесь зло не наказывается жестко, зримо, наглядно. Испорченная карма – слишком расплывчатая угроза для устрашения подобных Дживе. Поэтому я покидаю Шанхун навсегда.

– Не смею отговаривать. Вынужден напомнить: не увлекайтесь распространением сведений, полученных в нашей библиотеке и у Хелены. Мы следим.

– Не забыл. Моя задача другая. Пользуясь опытом того мира, сделать так, чтобы наш никогда на него не был похож. Прощайте.

Хотя и у них были примеры для подражания, четверо усатых молодцов со шпагами и в голубых плащах с золотыми крестами. Интересно, их идеалы ушли в историю, или есть хотя бы десяток мальчишек, мечтающих жить, как они? Если найдется такой десяток, то, быть может, не все потеряно.

 

Глава двадцать третья

Зима в Винзоре гораздо мягче, чем в горах Северной Сканды и даже в Шанхуне. Вот только гвардейцам в красных плащах эта зима показалась гораздо суровее, чем все предыдущие, вместе взятые.

Объяснялся парадокс просто. Из-за океана приехал Горан, один и весьма сердитый. Разочарование от поездки, злость на себя самого и желание как-то возместить провал вылились в бесконечную муштру в самых суровых традициях столичного легиона. Алекс, на своей шкуре знавший, каково в ежовых рукавицах наставника, мог только посочувствовать гвардейцам. А также – порадоваться. Судя по невеселым новостям из столицы и из-за океана, скоро опять придется воевать шпагами и револьверами, а не счетными машинками.

Из аборигенов замка к Горану лучше всех был расположен регент. Ниле почувствовал в женоненавистнике родственную душу для борьбы с женским засильем.

Амелия испытала безотчетную грусть. Старательный Ниле, пронырливый казначей Нейтос, вымуштрованные гвардейцы... После смерти герцога и его сына в замке не было мужчины с большой буквы, лидера, авторитета. Синьор Алексайон, занявший ответственную, но отнюдь не высшую должность, показался именно таким. Гвардия и армейские легионы из расслабленного клуба по интересам за какой-то месяц превратились в воинство, подтянулись, сжались в кулак, как во времена расцвета красного герцогства, это заметно и на неискушенный женский взгляд. Старая стерва свекровь корректно, но твердо удалена со сцены, где пребывает даже в отсутствие своего обидчика.

Тей Алайн убил ее мужа. Но! Амелия в глубине души почувствовала, что с отъездом Алекса на юг она ждала появления князя, странного мужчины, слишком для нее молодого, с которым не связывает ничего личного. Но связь – дело времени и техники. Его жена далеко, любил бы ее – давно бы привез в Винзор. Конечно, Алексайон нужен не надолго, только чтобы встряхнуться, выйти из вдовьего состояния души и тела, вздохнуть полной грудью...

Он показал себя мужчиной в привычном понимании, подарив лишь разочарование. Едва вернувшись из Злотиса, наскоро подогнал дела. С ней переговорил коротко, нисколько не обратил внимания на ее усилия, чтобы выглядеть блестяще безо всякого обычного повода – приема или бала. И снова исчез, вернувшись с женой.

Беглого взгляда достаточно – та своего не упустит. Внимательна, ревнива до мелочной подозрительности. И у князя встопорщились усишки: теперь он – защитник своего семейства.

На кого же теперь обратить взор, когда избавилась от докучливой опеки свекрови? Роман, пусть даже тайный и мимолетный с гвардейскими офицерами из лучших тейских семей, легок как никогда. Минимум трое заглядываются на блестящую вдову вполне откровенно. Небось, сделали ставки, кому первому она окажет любезность.

Поэтому – ни в коем случае. Малейшая огласка повредит не только ее женской репутации, но всего дома Винзоров. И когда ее сын начнет править самостоятельно, нельзя, чтоб за его спиной шептались: тот самый, чью мать один гвардеец... ну, вы понимаете.

Однажды вместо блестящего командира гвардии перед ней предстал потрепанный жизнью рубака средних лет с жутко рассеченной нижней губой и откровенной тоской в глазах. Не из тех, кто проболтается даже после обильных возлияний. Амелия не сочла его полноценной заменой Алексу. Тем более замене не обрадовались гвардейцы, вспомнившие ответ командира при жалобах на изощренные истязания в ходе прежних тренировок: «знали бы вы, как Горан меня гонял».

Князь был совершенно счастлив, к страданиям других обитателей замка и чужим горестям равнодушен. Почему-то только здесь и сейчас он вполне ощутил себя отцом семейства, куда полнее, чем в монастырской келье Шанхуна после рождения дочери.

Перед отлетом из монастырей его навестил монах, что с ножом у горла провожал к Иане.

– Тей! Я в послушании двадцать лет. На моей памяти нарушения были, особенно среди выходящих в тот город. Но, клянусь, ничего подобного не случалось. Хочу, чтобы вы знали – мы не такие. Я испытал соблазны, знаю им цену. Умею сдерживать животное начало.

Алекс грустно улыбнулся.

– Для чего вы мне это рассказали?

– Во-первых, чтобы не проклинали нас. Проклятия ухудшают карму и проклинающему, и жертве.

– Обещаю.

– Во-вторых, в жизни случается всякое. Если для постижения истины я пойму, что мне необходим этап службы у вас, могу рассчитывать на согласие?

– Конечно! – князь несколько повеселел. – Только не сразу в элит. Вы от простейшего болевого захвата не защитились.

Монах чуть смутился и перешел к третьему пункту.

– У вас младенец на руках.

– Айну я сам унесу на крыле.

– Я предложу вам другое крыло. Из того мира. Попробуйте. Оно не годится для боя, но для дальних путешествий – вполне. Подошло бы даже Хелене, ее не составит труда буксировать по очереди.

Алекс представил упитанного Деметра Иазона. В воздухе его поддерживали подчиненные, сменяясь каждые полчаса. Хелена раза в полтора легче.

– Спасибо. Как ваше имя, послушник?

– Наркис, синьор, – монах улыбнулся, и в его резких чертах лица, сросшихся бровях, серо-стальных глазах мелькнуло что-то неуловимо знакомое. Вряд ли раньше они встречались, но уж больно известный типаж. – Я тоже из Северной Сканды, тей.

Подарок северянина превзошел все ожидания. Крыло длиннее привычных раза в полтора и значительно легче. Широкое в средней части, сужающееся к концам, которые отогнуты назад и немного вверх. Главный подвес – поперечный, с широким ложем, перед лицом укреплена трапециевидная рама. Ухватившись рукой за раму, можно управлять полетом, не используя Силу, одним лишь смещением тела!

В Винзоре это крыло пристально осмотрел Горан.

– Говоришь, увезти на нем Хелену? Разве что выкрасть и опуститься с ней на корабль, океан по воздуху не перелетим.

Упрямая чужестранка, пережившая крушение судна, наотрез отказалась хоть раз ступать на палубу. Она была готова пожертвовать перспективой возвращения в Шанхун и оттуда – на родину, лишь бы никогда не услышать треск шпангоутов и грохот взрывающегося котла. В результате ее голова, полная уникальных, пусть и отрывочных знаний, осталась на вражеском берегу. Хорошо хоть, что покоится та голова на подушке тея-счетовода Теламона, подданного империи. Горан в очередной раз не смог справиться с женщиной.

Алекса не привлек вариант с похищением. И даже не потому, что красть женщин не делает чести. На территории противника в военное... ладно – пока еще в предвоенное время можно поступиться некоторыми правилами. Но эта эскапада и сложна, и длительна. Князь согласился обождать, пока в его распоряжении не появится дирижабль, способный пересекать океан. А до тех пор надеяться, что экзотическую женщину не допросят под гипнозом.

Наверно, ее вселение в Винзор добавило бы напряженности во взаимоотношения с хозяйками, особенно развязные манеры. И без того Лизия и Амелия единодушно насторожились при виде Ианы, отчего атмосфера во дворце сгустилась. Алекс почувствовал, что скоро конфликт между женщинами разгорится до неприличия, и был вынужден их разделить.

Иана с ребенком переселилась в замок графа Ма-лены, отца фалько-офицера из гвардии красных, в нескольких часах лета от Винзора. Во дворце она ограничивалась визитами в казначейство. К неудовольствию Амелии и Лизии, княгиня прибрала к ручкам управление финансами. Уроки покойного Дживы дали не много, но это были знания цивилизации счетоводов, далеко ушедшей вперед в искусстве обманывать ближнего с помощью звонкой монеты.

Записи из Шанхуна, заметки Хелены в Арадейсе и ее прощальное письмо перекочевали к Алексу.

«Синьор князь, – писала она. – Я сдержу все свои обещания и окажу вам посильную помощь, но возвратиться в Икарию не могу. Одна мысль об океане меня бросает в дрожь. Не теряйте время, начинайте реформы до приезда завербованных ламбрийцев.

В моем мире есть династия с созвучным названием, самая успешная в современной истории, она получила имя от родового замка Windsor. Более того, wind – это ветер, ваша любимая стихия, тей, a win – победа. Как говорят монахи Шанхуна, карма Винзора – быть отправной точкой перемен. Но в одиночку вы не справитесь. Насколько я смогла разобраться, необходима поддержка соседнего княжества, Кампеста».

Мейкдон не замедлил явиться, получив приглашение. Постарался не выказать удивления, что часть идей по хозяйственному переустройству исходит от Ианы. Воспринял их со сдержанным одобрением, постоянно повторяя – нужно проверить, нужно посчитать, нужно посоветоваться. А потом предложил Алексу лететь в Леонидию, представлять Винзор в совете герцогов.

Накануне вылета князь был задумчив, на что-то решаясь. Потом попросил собраться всех членов красного сообщества, кроме Хлории, и высказал крамольную мысль.

– Уважаемые высокородные! Мы начинаем отвоевывать позиции, утраченные после убийства императора. Я намерен дать бой Ванджелисам, без применения силы и опираясь лишь на поддержку герцогов. Но мне нужно от вас нечто особенное.

Он произнес эту короткую речь в том же зале, где происходило приснопамятное его представление и где он дал вассальную клятву юному Филлису. Кресло Хлории было убрано, в качестве почетного гостя сидел Мейкдон, слушающий с напряженным любопытством – Алекс его не предупредил о новой задумке, авантюрной, как и большинство идей, созревавших в голове северянина.

– Отторжение графств Аландайна и Терсии, то есть севера герцогства, противоречит Ордонансу о дворянских вольностях. Императорский указ незаконен, так как регент не подписывал согласие на отчуждение, графы не освобождены от вассальной клятвы Винзорам.

– Не собираетесь же вы объявлять войну императору, – насмешливо произнес Ниле.

– Сложилась ситуация, когда я могу использовать в герцогском совете ошибки Ванджелисов и принудить государя забыть про северные графства. Конечно, война никому не нужна, тем более – внутри империи.

Регент, известный своей осторожностью, отказался обострять отношения с правящей фамилией.

– Вам и не придется. Я полечу в Леонидию представлять Винзор. Для территориального вопроса мне нужны собственные права на спорные земли. Поэтому прошу семью Винзор образовать княжество из двух графств, присвоить ему имя Алайнис и передать мне вассальные права в отношении графов.

Амелия глянула с изумлением на молодого нахала. Ниле скептически покачал головой. Неожиданно на помощь пришла Лизия.

– А пусть попробует. Если сломает себе шею – туда ему и дорога.

Винзоры щедро наделили князя владениями, им фактически не принадлежавшими. Снова повторилась процедура, как при вассальной присяге: Филлис с серьезным видом опустил шпажку на плечо безземельного землевладельца.

Мейкдон по окончании представления выдал очередную кривую усмешку.

– Конечно, мой молодой коллега, я проголосую за вашу странную инициативу. Но на активную помощь не рассчитывайте.

– Почему, герцог? Цифры бесспорно свидетельствуют о воровстве Ванджелисов.

– И что? Все мы не без греха... Не считая вас, Алексайон, – кривая ухмылка еще больше уползла в сторону – за свою короткую жизнь князь наломал больше дров, чем патриархи за полвека, о чем Мейкдон прозрачно намекнул. – На одной чаше весов справедливость, на другую будет опущена устойчивость центральной власти.

Алекс промолчал о главном аргументе, высказанном теем Теламоном по другому поводу, но подходящем для множества случаев: в борьбе со здравым смыслом всегда побеждает жадность. Если не всегда, то часто.

Отлет осложнило упрямство Ианы: она категорически настояла на полете в Леонидию, устроив ночью на брачном ложе самую безобразную сцену.

– Раз к дьяволу в пасть – то вместе! Опасно, говоришь? Если тебя кинут в тюрьму, не увидимся долгие годы! И я не собираюсь отсиживаться в Винзоре, переживая! – позже, чуть успокоившись, она добавила светским тоном: – Навещу Еву и Терона. Ни разу не видела их малыша. Не этично даже!

 

Глава двадцать четвертая

К герцогскому совету Алекс готовился тщательнее, чем к абордажу ламбрийского дирижабля. Убивать проще, чем убеждать. Орудовать шпагой привычнее, чем цифрами.

Вельможи оповещены о предстоящей схватке, карты раскрыты, в кармане всего несколько козырей. Столичная резиденция Винзоров напоминает осажденную крепость: здесь полсотни теев, на улицах вокруг отчего-то маршируют солдаты гарнизона. Марк и Терон заверили – зеленой гвардии опасаться нечего, Иазон предупредил императора об угрозе бунта в случае попытки ареста народного любимца. Да и армейцы умудрились переделать «балладу о доблестном рыцаре» (в другом варианте – «о благородном») в подобие строевого марша. Если Ванджелисы дадут повод, поднять войска на мятеж не составит труда. Поэтому

больше остерегались отравления или меткого выстрела с соседних крыш.

Ниле прибыл-таки в Леонидию, но в последний момент струхнул и отказался лететь во дворец. Алекс вздохнул с облегчением – у него развязаны руки.

Снова императорский кабинет, те же стены, что помнят Эдранов, их гибель в ночь мятежа, унижение князя по возвращении из Шанхуна... Это аллегория, нету у стен ни памяти, ни души. Помнят люди. Так пусть этот день не забудется!

Вдоль стены – церемониальная цепочка лейб-гвардейцев, ни единого знакомого лица. Наверно, Дайорд специально приказал подобрать, отметил Алекс. Значит – боится!

Ни на коридоре, ни внутри не осталось ни единого портрета Эдранов. Только ушастый безволосый лик самого правителя, его родителей и боковых родственников. Если нет древних корней, на стены лепят портреты конюха троюродного деверя.

Император вошел решительным шагом в сопровождении Орайона, уселся в центральное кресло, герцог Аделфии занял место по правую руку.

Царственное повеление садиться. Кресла расставлены по кругу, обивка каждого соответствует цвету. Алекс занял красное, слева от императорского. При Эдранах красные герцоги всегда находились справа, это еще одна маленькая деталь, свидетельствующая о перераспределении влияния.

– Синьоры! – бодро начал монарх. – Не буду ходить вокруг да около. Сразу заявляю, что не признаю представительство Винзоров, особенно в лице столь... гм, неопытной и неоднозначной кандидатуры, как тей Алайн. Поэтому предлагаю оставить без рассмотрения заготовленный им гнусный пасквиль и перейти к насущным делам. Вас же, князь, прошу немедленно удалиться.

– Минуту! – поднялся Мейкдон. – Позвольте мне, ваше императорское величество. Сведения, затронутые в пасквиле, как вы его изволили назвать, касаются финансов всех герцогств. Я живейшим образом желаю их обсудить, независимо от того, кто проявил инициативу. Совет герцогов полномочен заслушать любого тея империи, так? Предлагаю дать слово синьору Алайну.

Помощь фиолетового оказалась куда более активной, чем тот обещал в Винзоре.

Император досадливо махнул рукой, видя несговорчивые физиономии провинциальных владык. Однако, зная заранее результат голосования, он решил сдать один рубеж обороны.

– Уступлю требованиям синьоров. Но – еще раз повторяю, в лице этого тея у Восточной Сканды только совещательный голос.

– Благодарю, ваше императорское величество, – поклонился Алекс и зачитал заготовленный текст, в котором обвинил это самое величество в гнусном обмане и казнокрадстве.

Одни и те же факты могут иметь разную силу, в зависимости от их подачи. Письмо, прочитанное в тиши кабинета, служит лишь пищей для размышлений и расчетов – стоит ли использовать его либо воздержаться от обострения отношений с имперской властью. Публичное обвинение, особенно в присутствии других герцогов, чьи интересы ущемлены не в меньшей степени, значительно громче, хоть князь не повышал голос.

Алекс доказал, что за год из Нирайна отправлена контрабанда цветных металлов, законная пошлина с них перекрыла бы расходы столичной казны, распределенные на герцогства дополнительными поборами.

– Тей Орайон! Будете отрицать? В таком случае вы назовете меня лжецом, дав повод просить удовлетворения, и я не приму замену, как в прошлый раз.

– Уймитесь, Алайн! – вышел из себя император. – Здесь высший совет державы, а не казарма!

– Стало быть, здесь правила чести можно игнорировать? Хороша же у нас империя! – Алекс прожег взглядом скукожившегося Орайона и резюмировал: – Герцог сделал выбор, предпочел молча подтвердить обвинение и сохранить свою жизнь. Похвальное благоразумие.

– Вы закончили? – свирепо просипел Ванджелис-старший.

– Самое интересное впереди, синьор. Вы изволили объявить о передаче Кетрику двух северных графств, опять-таки для пополнения доходов центральной казны, наплевав на Ордонанс о дворянских вольностях и вассальные клятвы графов перед Винзорами.

– Дело прошлое. Все на этом?

– Увы, нет. Я проявил нескромность и выяснил, куда же вы вкладываете золото, обманом изъятое у провинций. В Ламбрии заказан дирижабль «Ванджелис», не боевой, прогулочный, с бриллиантами и сапфирами в отделке салона, Орайон там же заказал роскошную океанскую яхту. Под Леонидией и около Нирайна начато строительство столь же роскошных загородных дворцов... – Алекс возвысил голос, так как герцоги зароптали. – И это еще не все статьи расходов, куда транжирится золото, пока казна провинций терпит убытки...

– Хватит!!! – император окончательно вышел из себя. – Быстро голосуем и переходим к следующему вопросу, когда этого хама уведет стража...

Он раскраснелся, особенно тонкие уши, способные быстро менять цвет.

– Слушаюсь, ваше императорское величество. Итак, от имени Винзорского герцогства вношу на голосование следующее постановление: в связи с финансовыми злоупотреблениями со стороны центральной власти полностью прекратить любые выплаты в Леонидию до окончания проверки и разбирательства, заморозить денежные суммы на содержание имперских частей и учреждений, находящихся на территории герцогств, остановить отгрузку цветных металлов из Восточной Сканды в Кетрик и Аделфию...

– Ты хоть понимаешь, чего требуешь?

– Справедливости, государь. Кроме того, не допускать присоединения графств и маркизатов к коронным землям без согласия герцога-сюзерена. Вы же не желаете, синьоры, чтобы Ванджелисы отрывали куски территории, не спрашивая вашего ведома? Если им вдруг мало золота на яхты, дирижабли и дворцы? Полагаю, если император не против, можем перейти к обсуждению и голосованию.

Амарантос, герцог Западной Сканды, о чем-то яростно заспорил с представителем бежевых. Не ожидая конца их перепалки, встал Мейкдон.

– На Кампест выпала непосильная нагрузка. Полностью поддерживаю красных. Нужно еще раз проверить цифры. Если мой молодой коллега прав, я возобновлю выплату жалования имперским гарнизонам и чиновникам, но не более того.

Герцог коричневых цветов Южной Сканды не решился перечить Мейкдону. Его земли отделены от центра, в изоляции ему не выжить.

– Итак, вас двое, – зло бросил император. – Хорошо же. Орайон?

– С возмущением отвергаю!

– Кетрик, естественно, тоже. Два на два. Амаран-тос?

Желтое герцогство, традиционно солидарное с Аделфией со времен прошлой имперской династии, также отклонило постановление, вызвав на лице императора торжество.

– Северная Сканда?

Граф в бежевом плаще, смутно знакомый Алексу по визитам в Урбан, поднялся и заявил:

– Мы – герцогство с наименьшими доходами. Доля отчислений в казну для нас непосильна. К тому же при Эдранах от нас было отделено графство, как видно – история повторяется. Мы поддерживаем красных!

Император воззрился на него с жалостью.

– Граф, вы замахнулись на дела, не соответствующие вашему положению. Как жаль, что ваш сюзерен не прибыл лично. Уж он-то понял бы простую арифметику. Кетрик, Аделфия и Западная Сканда – против, это три голоса. Красные не прислали правомочного представителя... где там Ниле Винзор, струсил? Значит, за постановление северные, Кампест и Южная Сканда. Так что вы зря ссоритесь со мной, бежевые. Три на три, постановление не прошло, вопрос закрыт...

– При всем уважении, ваше величество, – перебил Алекс, вопиюще нарушая этикет. – Вот письменное выражение воли тея Винзора, а правила совета не запрещают голосовать на бумаге. Четыре на три, решение принято. Синьоры Орайон и Амарантос, вас тоже это касается – больше не смейте отдавать ни единого гулда в центральную казну.

Казалось, императора сейчас хватит удар.

– Тей Алексайон, вы даже не представляете, что сейчас натворили! Единство империи, с таким трудом восстановленное после вашего изгнания из регентов, трещит из-за мелких финансовых неточностей в подсчетах!

– Увы, император. Это – не неточности. Это – воровство из наших карманов, и Орайон не смеет отрицать. Правда, тей?

Сын посмотрел на отца в поисках поддержки, не нашел там подсказки как действовать и отвернулся. Алекс решил дожать.

– Ваше императорское величество! Решением семьи Винзор принадлежащие ей по праву северные графства подлежат преобразованию в княжество и передаче мне в ленное владение. Прошу уточнить – мне достаточно постановления совета герцогов или потрудитесь приказать дворцовой канцелярии выписать отказ от претензий?

– Будьте вы прокляты, Алайн! И даром вам это не сойдет.

– Я ничего в этой жизни не получаю даром, – согласился князь.

Разнообразные текущие вопросы обсуждались до конца дня, шли дебаты, споры докатывались до оскорблений и замирали у последней черты, за которой даже самые невоинственные герцоги были бы вынуждены вызывать другого члена совета на поединок. Но все понимали – главный бой состоялся утром, и противоборство князя с императором, несмотря на чудовищное неравенство сил, во многом определит ситуацию в державе.

На следующий день обе столичные газеты вышли с аршинными заголовками «Рыцарь из баллады бросил вызов императору и победил!» Чернь радовалась и плясала, люди образованные понимали – уменьшение притока денег в столицу ухудшит положение в ней.

Алекс пригласил в красную резиденцию друзей, упрашивая Терона с женой и Марка перебраться на время в Винзор. Длинный стол вместил и гостей, и хозяев, и офицеров гвардии, исключая оставшихся на службе.

– Друзья! Горан оставил имперскую службу и надел красный плащ. Не пора ли вам последовать его примеру?

Не смущаясь присутствия Нилса, раздобревший от вина Марк заявил:

– За тебя – в огонь и в воду! Но за красных – неа...

Алекс нагнулся к нему и положил руку на плечо.

– Ожидаю какой-нибудь мерзости в северных графствах. Сейчас возвращусь, восстановлю над ними красные флаги... В каждом из них мне нужен верный человек. Настоящий друг!

– Эх, мне бы какое завалящее графство, – мечтательно произнес Марк, так и не подобравший себе подходящую вдовушку с графским титулом в виде приданого.

– Три года назад ты и не мечтал более чем о дворянском достоинстве, – засмеялся князь. –'Лет через пять замахнешься на герцогство?

– А можно?

– Нет. И те два графства останутся у прежних фамилий. Но... – Алекс многозначительно поднял палец. – Самый большой спор не за горами. И чует мое сердце, в Кетрике и в Аделфии наверняка окажутся свободные графские замки. Вы со мной, друзья?

От такого не отказываются.

Покидая Леонидию, тей испытал двойственное чувство. Да, он одержал победу. Император даже не возразил против оформления указа об отчуждении северных земель.

Но фактически наметился раскол. Северную Сканду дожмут, граф, поддержавший Алекса, непременно поплатится. А Кампест, Западная и Южная Сканда выделяются в оппозиционную зону с большими природными ресурсами, к тому же начинают промышленную революцию. Что дальше – гражданская война?

Наверно, он волновался бы еще более, знай про дальнейшие разговоры во дворце. После драки кулаками не машут? Именно этим занялся государь, а кулаки летали мимо грустного носа Орайона.

– Сын! Какого дьявола ты меня не поддержал?

– Я голосовал против, отец...

– И молчал! Проглотил гнусности, вываленные на нас северным провинциальным выскочкой!

– Я...

– А, что уж теперь, – император встряхнул отпрыска за плечи и отпустил. – С Алексайоном нужно кончать! Сразу после этого поднимать войска на севере красного герцогства и приводить графов к присяге к нам!

– Может, переживем без них...

– Нет, мой сын. Важны не только земли и не только деньги. Главнее – незыблемость императорской воли. Она поставлена под сомнение! При Эдранах совет герцогов собирался раз в год, чаще присылали представителей. По существу совет ничего не решал! Он должен был лишь избрать монарха. Меня! И после этого только поддерживать. Они вассалы, я – сюзерен! Здесь, в этом самом кабинете, Алексайон воспользовался твоей небрежностью, унизил нас, поставил империю на грань развала. И чем быстрее мы отреагируем, тем лучше.

– Начнем с его устранения, – предположил герцог и получил одобрительный кивок.

– Теперь к нашим делам. Отчего ты до сих пор не женился?

Долговязый и нескладный Орайон пожал плечами.

– Никто не по душе.

– Мне плевать на твои страдания и предпочтения. А-а, не можешь забыть девушку, что отвергла тебя и выбрала того же Алайна?

– И это тоже... Да.

– С победой над красными дозволяю тебе просто взять ее в наложницы. Держи в башне как рабыню и пользуйся. Но для продолжения рода немедленно выбери себе тею из достойной семьи. У Амарантоса младшей дочери шестнадцать. Присмотрись.

– Слушаюсь, отец.

Внутри нескладного юноши все протестовало. Не хотелось, чтобы случилось, как у родителя, так любившего ставить себя в пример. Его брак с матерыо, скажем сдержанно, далек от совершенства, у каждого масса интрижек.

Иана не просто отвергла! Она показала – в мужчине ценится не только герцогская корона, заставила усомниться, что в нем, в Орайоне, действительно есть что-то стоящее, кроме титула. После этого разочарования он с подозрением относился к каждой синьорине, приводимой на смотрины. Уж их матери точно волнуются именно о титуле для дочери и внуков. Наконец, Иана вышла замуж за злейшего врага. Поэтому в отцовском предложении запереть ее в башне и потешаться, безусловно – жестоком и бесчестном, есть здравое зерно. Ванджелисы обязаны побеждать любым способом! Иначе им грош цена как императорской и герцогской династии.

 

Глава двадцать пятая

В конце зимы на князя было совершено четыре покушения. Особой изобретательностью злоумышленники не отличались, нападая большой группой с воздуха или пытаясь прорваться к нему по земле.

В четвертый раз дюжина теев набросилась, когда Алекс гулял с семьей в парке Винзорского дворца. Тишина немноголюдных аллей, живописно тронутых инеем, вдруг разлетелась вдребезги от грохота выстрелов, звона металла и криков. Звуки боя, по идее вызывающие у молодых военных всплеск энтузиазма и желания проливать чужую кровь во имя чего-то достойного, не вызвали у князя ничего, кроме досады.

Погибло трое гвардейцев, не считая нескольких раненых. Залитый кровью главарь нападавших, ранее служивший Сиверсу во время мятежа в Кальясе, был схвачен и доставлен в подземную тюрьму. Перед смертью признался, что Орайон лично обещал ему целую сотню золотых за уничтожение «мерзкого Алексайона».

Князь собрал трех самых доверенных старых товарищей по оружию, фалько-офицера Малену из новых и, конечно, Иану. Предложения посыпались одно кровожадней другого, преобладала идея укоротить на голову Орайона. Горан добавил, что за компанию и императора тоже неплохо бы.

Слушая друзей и советчиков, а также отмечая молчаливость жены, Алекс подумал, насколько же изменяется отношение к жизни по мере занятия высоких должностей. Раньше бы он добивался дуэли немедленно, кричал бы любому тею, за исключением, быть может, императора: «у вас нет чести, синьор!» Или: «я вызываю вас на бой, синьор!»

Повод бесспорный был уже в ночь, когда дядюшка Лукан погиб с подачи Орайона. Повод есть и сейчас. И что же делать?

Лететь в центральный город Аделфии и добиваться поединка с герцогом? Тот будет избегать его всеми силами, не считаясь с репутацией. Не исключено – сбежит и скроется, а на команду красных натравит свою гвардию.

Лететь, но тихо. Пробраться в его опочивальню... И тем самым уподобиться Орайону, подсылавшему убийц. Фактически – опуститься до его уровня.

– Давайте, я заколю командира их гвардии. Чем не предупреждение – следующим будет герцог, – выдал очередную кровавую идею Горан.

– Начни тогда с Иазона как с предупреждения Ван-джелисам, – хмыкнул Алекс. – Друзья! Мы не можем, не имеем права опускаться до подлости.

– А если не убивать, – рассудил Малена. – Руки отрубить, например? Говорят, вы укорачивали руки подлецам.

– Неудачный пример, – нахмурился князь. – Если вы о Сиверсе-младшем, то я обкромсал его в смертельном поединке и тем проявил милосердие. У Орайона сила не в руках, точнее – там ее вообще нет. Предлагаете оставить за спиной недобитого и опасного противника? Чем дразнить, лучше совсем не трогать.

– Есть метод... Не радикальный, но действенный. Мы никогда не использовали газет. А почему бы и нет? Вспомните их реакцию на постановление совета герцогов! Если бы не шум в газетах, император затянул бы вопрос до невозможности. А так побоялся выступлений против народного любимца, – Иана обвела взглядом собравшихся. – Вам бы только шпагой махать. Организую несколько статей, не в одних наших газетах – обязательно и в Леонидии. Непременно с упоминанием, что император закрывает глаза на беззакония.

– Так не принято... – протянул Терон.

– Но когда ты пустил в народ песню про «благородного рыцаря», сделал примерно то же самое, – не оступилась княгиня. – Как я вижу, сейчас никто из вас не придумал ничего лучшего.

Так закончилась эта трудная зима. В трех герцогствах стартовало строительство, небывалое по масштабам империи. В январе был уложен первый рельс местного производства, а не привезенный из-за океана. Центры Кампеста, Восточной и Южной Сканды к весне соединились между собой телеграфными проводами, постепенно к сети подключились графства и марки-заты.

Новые предприятия объявили о привлечении паевых средств, независимо от места нахождения их хозяев. На юг и юго-восток потекли деньги из других частей страны, из Ламбрии и даже Тибирии. Банки Майрона и Винзора открыли куплю-продажу паевых документов, создавая рынок ценных бумаг.

Правители триумвирата хлопотали об экономическом росте, Ванджелисов волновала утрата влияния центра. Отец и сын с досадным опозданием осознали новую опасность – если жители Кетрика и Аделфии вкладывают золото в промышленную зону, нх симпатии однозначно отдаются цветам триумвирата, а неуклюжие попытки зеленого центра что-то поменять воспринимаются как угроза вложениям.

Орайон с запозданием приказал что-то подобное запустить и у западного побережья. Но полдюжины строящихся заводов и заводиков, тем более – вдали от сырьевых источников, без железных дорог, связи, финансовых инструментов, не в состоянии повлиять на общую картину.

Император снова задумался о применении силы.

В начале апреля из Аландайна пришла тревожная каблограмма: с севера вторгся отряд имперской армии численностью до четырехсот человек, с ним полдюжины теев и дюжина легких полевых орудий.

– Маски сброшены, синьоры! – объявил Алекс.

Он созвал в штабе гвардии верхушку своего воинства.

– Мы разобьем их без труда! – отрапортовал Ма-лена, впервые получивший шанс проявить себя на поле боя, а не на учениях.

– Зря тешитесь, – остудил его Горан. – Я с радостью проткну шпагой парочку наглецов... Но воевать против икарийцев, против армии под зелеными флагами не привлекает абсолютно. Уверен – у вас есть соображения, синьор элит-офицер.

– Без сомнения, – недобро улыбнулся Алекс. – Обойдемся минимумом жертв, но постараемся отбить охоту у имперских офицеров вести отряды против Кам-песта и Восточной Сканды. Холуи Дайорда сменили синий плащ на зеленый? От этого не стали бессмертными.

Острие кинжала уперлось в настенную карту, как указка.

– Отряд пиратствует в дне пути от границы с Кетриком. Объявлен официальный предлог; «взыскание недоимки прошлого года». То есть претензия относительно времени, когда Аландайн и Терсия были силой присоединены к имперским коронным землям. Она чудовищно незаконна – постановлением совета герцогов насильственное изъятие графств аннулировано, то есть император нам должен за выкачанные с момента оккупации средства. Но я – не крохобор, простил ему старое, Ванджелис не собирается угомониться. Сейчас его вояки откровенно нас грабят.

– Синьор, при всем уважении – меня настораживает малая численность леонидских мародеров, – заметил Горан. – Провокация? Ложный удар?

– Все может быть, – Алекс по старой привычке тронул вертикальный рубец на лбу, словно болезненный опыт давнего поединка способен помочь против новой беды. – Спровоцировать кровопролитие, преподнести его под другим соусом, оболгав нас с ног до головы, и получить повод для массового вмешательства. Или готовится наступление на Винзор, на севере герцогства – отвлекающий удар. Слушайте приказ. Фалько-офицер Атрей! Остаетесь в Винзоре за старшего. Проведите разведку на прилегающей территории зеленых – нет ли там концентрации войск. Свяжитесь с фиолетовыми.

– Да, синьор.

– Фалько-офицер Тэйлс! Доложите о настроениях в имперских частях, расквартированных на нашей территории.

Поднялся Марк, выполнявший тяжелое для организма и очень ответственное задание – поддерживать отношения накоротке с имперскими офицерами через совместные возлияния и походы по сомнительным местам.

– Лояльное к нам, синьор элит-офицер. Как только жалованье офицерскому корпусу повысилось по сравнению с другими частями страны, где сплошные задержки выплат, военные в один голос твердят: готовы защищать государство от внешнего врага, но карательные меры центра не поддержат.

– Мэй, что в Оливии?

– Южная Сканда готова начать переброску гвардейских отрядов к нам или к фиолетовым.

– Все слишком хорошо. Вывод: мы наверняка что-то упустили, – подытожил Алекс. – Но обнаружим это, только ввалившись в ловушку Ванджелиса. Заканчиваем. Со мной три дюжины теев, вылет через час. И да поможет нам Всевышний!

И да примет он души безумцев, ставших на пути гвардейских трех дюжин.

Иана обняла мужа накануне вылета. Без слов поняла, почему вдруг лицо его посветлело: впереди бой, ясность, не нужно миллион раз взвешивать противоречивые возможные последствия поступков... Поработает рука, но душа отдохнет. А стремление снизить потери – только дополнительное препятствие, добавляющее сладости в приз победы.

Теи улетели. Горан бросился раздавать команды, приготавливая Винзор к отражению нападения. Молодая мать отправилась в замок Малены.

Невиданное крыло, подарок шанхунского монаха, легко несло ее над холмами и скалами. Даже с высоты птичьего полета заметно, насколько за полгода изменилась жизнь – в герцогстве она просто закипела! Иана нигде не видела столько строек одновременно.

Пару лет в таком темпе, и пригороды Винзора начнут напоминать промышленный пейзаж у Атены.

Весна словно заразилась людской энергией. Она пришла очень рано, никогда такого не было – утверждают местные обыватели. Только родился апрель, внизу все зелено, кажется, что скалы скоро покроются травой и листвой.

А сердце княгини снедала тревога. Не только за предстоящую битву на севере. Она – частный эпизод, хотя и в таких мелочах ее муж постоянно рискует. Везение тоже когда-нибудь кончается.

Хуже другое. Ванджелисы – грозный личный враг. И если у императора есть ум, пусть подлый и извращенный, то Орайон ужасен именно незрелостью, склонностью к диким проделкам скверного ребенка, в распоряжении которого целое герцогство и над головой венценосный отец, покрывающий грехи.

Нирайнская недоросль представляет особую опасность для Алекса.

За полгода отношение к мужу у Ианы поменялось, и очень значительно. Она смирилась с тем, что он никогда всецело не будет ей принадлежать, вступив на скользкую стезю государственной деятельности. Дело не в его амбициях. Не только в желании оставить детям реальное княжество, а не голый титул. Таково его понимание долга и чести. Алекс не может иначе.

Скажем откровенно – Иана сама избрала незаурядного мужчину. С таким трудно. Приходится считаться с его устремлениями и не становиться на пути. Да, ему можно преградить дорогу, запереть... и сломать. Алекс без борьбы за выживание империи уже не будет настоящим.

Выбрала бы Терона – все получилось бы проще стократ. Амбиций в меру, бездна обаяния, хорош лицом, заботлив и достаточно поверхностный для ненавязчивого манипулирования... Нет! Не надо такого отца для ее детей. Пусть Ева будет счастлива.

Под летной маской Ианы губы растянулись в легкой улыбке. Конечно, она не станет делать гадость подруге. Но при желании увела бы Терона одним щелчком пальцев. Если даже монах с полувековым послушанием не устоял!

Мысли вернулись в практическое русло, улыбка пропала.

Орайон практически неуязвим для Алекса. Герцог действует подло, из-за угла, прямой вызов не приемлет: Алекс толкал его на поединок, открыто обозвав жуликом в совете. Высокородный проглотил оскорбление, не поперхнувшись, лишь бы не выходить на дуэль с револьвером или шпагой. Армию в Нирайн не послать – муж категорически против междоусобной войны. Тихо зарезать долговязое недоразумение ему претит честь.

Но у женщин свои правила! Иана ничем не погрешила против дворянской чести, отправив в могилу тея, погубившего родителей. Орайон послужил причиной гибели дядюшки Лукана, норовит сделать ее вдовой, Айну – сиротой. Женщины не вызывают подлецов к барьеру, они платят им той же монетой.

Какое-то время Иану терзало противоречие. Материнский инстинкт велит оставаться с дочерью, защищать гнездо, находясь в гнезде. Но тогда жди удар с любой стороны. По любому из членов семьи. И к моменту снижения она приняла решение. Если кроме нее никто не в силах справиться с проблемой, значит – судьба указала на нее. Такая карма, как говорят в Шанхуне.

Мужчина вряд ли бы понял далеко идущие последствия чисто женских действий. Иана перестала сцеживаться, пережала грудь. Малышка полностью перешла на питание молоком от кормилиц.

Княгиня реже наведывалась в Винзор. Там уже вовсю орудовали важные персоны, прибывшие из-за океана по контракту. Вместо пригляда за делами в центре герцогства Иана начала усиленные тренировки, пытаясь вернуть телу физические кондиции времен обучения у покойного дядюшки.

К счастью Алекса, он ни о чем не догадывался, настигнув зеленый отряд на пути к Терсии. Не сбежав в Кетрик, где преследование имперцев было бы чем-то чрезмерным со стороны князя, командир их отряда дал понять красным – его главная цель в подстегивании конфликта.

Обнаружив неторопливость вторгшихся, элит-офицер приказал своим тоже не спешить и собрать доказательства грабежа, очевидные для любого суда. Их нашлось предостаточно. Теплой апрельской ночью, в одном дневном переходе от расположения имперской бригады на территории Терского графства, Алекс решил начать активные действия.

Мародерный батальон разбил лагерь правильным квадратом, выставив по периметру орудия, обращенные наружу, и многочисленных часовых, что само по себе отвратительно – на земле Икарии императорская часть ведет себя, как оккупант в окружении враждебных сил. На небольшом возвышении в середке – высокий флагшток с зеленым флагом, цвет которого скорее угадывается в отсветах костров, практически сливаясь с чернотой ночного неба, благоволящего княжескому отряду отсутствием звезд.

Тридцать семь дворян бесшумно пронеслись над лагерем, потом собрались на совет.

– Предложения, синьоры? – по старой традиции, Алекс дал высказаться наименее заслуженным воинам, чтобы не давить авторитетом.

– Отправить парламентера, объявить их арестованными за грабежи, сбросить бомбы – сдадутся.

– Бомб мало, только для острастки да на всякий случай, – отверг предложение командир. – Другие идеи?

– Напасть всем отрядом на центр расположения...

– Нанести отвлекающий удар сбоку и броситься в центр, где их командиры... .

– Дождаться утра и расстрелять издалека их командующего...

– Нет и нет. Не имеем права первыми переводить столкновение в разряд побоища, – Алекс глянул последний раз в подзорную трубу, силясь что-то рассмотреть в отблесках костров. – Если ни у кого нет реального плана, начинаем вообще без него. Марк, готов рискнуть очередной раз?

– Если я с вами, синьор, то гораздо больше рискуют мародеры.

– Отлично. Брось револьвер здесь. Остальные – слушай мою команду! Ничего не предпринимать до утра. Терон Мэй – за старшего.

– Что прикажете делать, если не появитесь?

Алекс ответил с неожиданной веселостью, не предвещавшей зеленым ничего хорошего:

– Ты тогда командир. Вот и решай. Дозволяю не заботиться о потерях противника, чем больше – тем лучше. Но я рассчитываю вернуться.

 

Глава двадцать шестая

– Синьор фалько-офицер! Князь Алайн с сопровождающим теем.

Доверенный прим, один из немногих, посвященных в истинный смысл похода, доложил с усмешкой. Командир батальона фалько Фишис оторвался от колоды карт.

– Прошу простить, синьоры. Продолжим в следующий раз. Взятки при своих. Все по местам!

Алекс и Марк, ступив внутрь штабного шатра, увидели следующую диспозицию. За складным столом, с которого исчезло все лишнее и осталась крупномасштабная карта, с деловым видом склонился офицер в зеленом плаще и с тремя нашивками фалько. Он поднял лицо, оказавшееся незнакомым. Лисьи черты, тонкие черные бакенбарды, соединяющиеся с узкой бородкой жидкими полосками волос на щеках – приметный, но не встречавшийся в Леонидии субъект. Достойное пополнение гвардии Ванджелиса. По стенкам палатки вытянулись три унтера с непроницаемыми рожами провинциалов, получивших важное задание под условием страшной секретности и оттого бесконечно гордых.

– Револьверов у них нет, синьор. Только шпаги.

Доложивший прим с нездоровой алкогольной краснотой на молодой физиономии пристроился по правую руку от старшего, замкнув полукружие.

– Не будем играть в игры, офицер, – без приветствия начал Алекс. – Вы прибыли, чтобы убить меня, когда явлюсь поглазеть: кто грабит мое княжество.

– Смелое заявление, синьор князь. Наслышан о ваших экстравагантных методах, но... Впрочем, продолжайте.

– Спасибо за позволение, синьор, что оставляете мне на моей земле хотя бы слово сказать.

– Ну, мы же не звери какие. Осужденному на смерть последнее слово всегда положено.

Прим и унтеры даже не пробовали скрыть ухмылки. Пальцы легли на рукояти револьверов.

– Тогда вам тоже стоит выговориться. Расположение окружено. Если мы с теем не вернемся, командир оставшихся имеет право начать бомбардировку осколочными.

– И сколько же вас?

– Не много. За холмом тридцать пять, и на фоне ночного неба вы не сможете засечь ни одного.

Фишис нервно пробарабанил пальцами по столику с картой.

– Блеф!

– Даю слово тея, что там действительно тридцать четыре синьора наготове, и у них есть осколочно-фугасные заряды. Вы – не человек чести, фалько, но о моей репутации осведомлены. Мое слово твердое, и никто еще не смел упрекнуть меня во лжи.

– Упрекнуть легко... Уличить сложно. Вы создали тупиковую ситуацию, князь? Зачем?

– Не хочу первым проливать кровь соотечественников. Поэтому предложение такое, и, поверьте, для вас и ваших офицеров это единственный выход выбраться из западни с наименьшим ущербом...

– Минуту. Прим! Срочно тушить костры и факелы по всему лагерю. Нечего изображать мишени для красных.

– Умно, офицер. Продлили себе жизнь часов на шесть в случае несогласия.

– Хватит меня пугать, – отрезал зеленый, прислушиваясь к командам о затемнении вне палатки. – Я не первый раз под огнем и совсем не уверен в своей неизбежной гибели. Ваша куда вероятнее! Поэтому предлагайте что-то очень весомое или попрощаемся сразу.

Марк боковым зрением глянул на командира и поразился его самообладанию. Князь ни единым движением, ни одной черточкой лица не выдал гнева, вскипающего от наглости негодяя. Неужели в лице Фишиса предстал типичный образчик имперского гвардейского офицера? Во что Ванджелис превратил гвардию! В скопище бесчестного сброда!

– Охотно. Сообщаем императору и в газеты, что офицеры батальона арестованы за мародерство и письменно покаялись в намерении убить меня по приказу упомянутого солнцеподобного императора. Я дарую вам прощение, и долгое время вы пребываете вдали от его карающей десницы. Например, в Южной Сканде. Сохраните жизнь. Материальную сторону вашего предательства, не буду облекать суть предложения в куртуазную форму, обсудим отдельно. Рядовых и сержантов сдаем в ближайшую бригаду.

Вернулся прим, Алекс обернулся на звук его шагов. Свет костров, проникавший под полог шатра, пропал. Зеленые приготовились к атаке с воздуха.

– Не пойдет, синьор.

Князь чуть вытянул вперед правую руку в перчатке, сжатую в кулак.

– Отчего же?

– Император не простит. Он сильнее вас. Южная Сканда означает нашу смерть, не слишком отсроченную.

– Ваш вариант?

– Сражаться и держать слово, данное государю.

Что же, данное желание похвально, могло бы считаться добродетелью, но... Трудно питать симпатию к дворянину, если он согласился на подлость и отказался отступиться из-за отсутствия более выгодного варианта.

От сжатого кулака отделился большой палец, указавший влево – сигнал к началу действия.

Дальнейшее можно описывать долго, но уложилось оно в секунду, в течение которой время словно остановилось.

По сигналу Марк ударил Силой. Огромный лишний вес, совмещенный со стремлением летать не хуже других, заставил тея развить способность к ее концентрации чуть ли не до уровня послушников Шанхуна. Прима и унтера швырнуло на стенку шатра, саму стенку сорвало, вслед полетел фонарь, неосторожно закрепленный там же.

Алекс бил прицельнее. Стоявшие рядом с ним унтеры схватились за горло и повалились мешками. Одновременно сапог с силой ударил по столику, отчего столешница врезалась в лоб бесчестного фалько.

Она ударила не сильно и не оглушающе, Фишис отшвырнул стол от себя, потянув револьвер из кобуры. Первое, что он увидел, избавившись от помехи, а также и последнее, было движение шпагой, летящей острием ему в переносицу.

Алекс кольнул унтеров и разбил второй фонарь, погрузив шатер без стенки во тьму.

– Марк! Быстро накидывай зеленый плащ, пока не опомнились.

С тихим ворчанием, что народ подобрался мелкий, и вообще в темноте мало кто разберет цвет плаща, тей натянул зеленую форму поверх своей. А совсем недавно чуть не подпрыгивал от радости, облачившись в имперское гвардейское.

Алекс крутанул барабан трофейного револьвера.

– Не копайся! За мной.

Они выскочили через полог шатра, увидев набегающих солдат.

– Помогите! На фалько-офицера напали! – крикнул им Алекс, и тут не пожелав грешить против истины. Нападение действительно имело место. – Дайте кто-нибудь свет!

Воспользовавшись замешательством, пара теев скрылась в проходе между палатками.

– Марк, ты их насовсем уложил?

– Старался полегче... Ну, как вышло.

– Ладно. Сейчас главное – выбраться.

Если бы не любезность покойника, велевшего погасить огни и костры, задача осложнилась бы. В малом отряде каких-то четыреста душ, все друг друга в лицо знают, особенно офицеров, но во тьме Алекс и Марк достаточно легко пробрались к внешнему оцеплению.

– Рядовой! – гаркнул князь. – Откуда пришли красные?

В армии категоричность слов – залог послушания. Часовой даже вякнуть не посмел, что ни с кем не вправе говорить, кроме караульного начальника.

– С тех холмов, синьо...

– За мной! – столь же резко тей скомандовал Марку, и толстяк охотно подчинился.

Терон, приготовившийся волноваться до утра, с облегчением облапал друзей.

– Рано радуешься! – разочаровал его командир. – Мертв начальник этого сброда, пара унтеров, возможно – его заместитель. Остальные в строю и не на шутку разозлены.

– Позвольте усомниться, князь, – влез Марк. – Мы показали зубы. Главное, им есть теперь на кого свалить – на мертвого фалько. Остальные вывернутся: и государев приказ не знали толком, и ничего такого не думали... Им же соврать, а потом смотреть ясным взором – что воды напиться.

– Да... Честь в их рядах не ночевала. Где Ванджелис набирает подобный сброд? – Алекс посмотрел в напряженные лица офицеров. Никто из своих не заслуживает обидных слов. В гвардии красных, оставшейся в наследство от старого герцога, есть слабые в бою, недостаточно выносливые в полете, но ни одного гнилого. Наверно, офицеров с сомнительными устоями Винзор повел на штурм дворца, где они поголовно полегли от рук его защитников и легионеров.

Князь объявил командирское решение.

– Синьоры! До рассвета отдыхаем. Потом делаем кружок над лагерем на безопасной высоте, бомб не бросаем. Пусть понервничают. Затем доброволец идет и вызывает ко мне старшего. Я даю слово, что не буду препятствовать его возвращению в батальон. Ну, где здесь трава помягче?

Утром в пролетающих дворян полетели пули – не много, не стройно и не точно. Скорее всего, самые напуганные после ночных убийств палили от страха и без приказа.

Парламентер возвратился без задержки, через четверть часа от лагеря отделилась группа из трех человек.

– Троих отправили. Уважительно, – прокомментировал Терон. – Синьор Алексайон, предлагаю разложить фугасы, пусть бросаются в глаза.

Давление оказалось излишним. Старший из военных, фалько-офицер без летных нашивок, то есть обычный неблагородный сухопутный, отсалютовал шпагой командиру красных, вольготно устроившемуся на пеньке, но чуть повыше пехотинцев, глядя на них сверху вниз.

– Та-ак, – протянул Алекс. – Ряды высокородных порядели?

– Да, синьор. Фалько Фишис мертв, его заместитель в лазарете. Я – старший офицер в батальоне, к вашим услугам.

– По крайней мере, не пробуете меня убить, как ваш бывший начальник, – по подчеркнуто вежливым интонациям князь сориентировался, что пехотинец не пытается изливать агрессию. – Вы в курсе деликатных деталей задания?

– Догадываюсь. Но батальон был передан в распоряжение синьора Фишиса и его отряда теев. Мы только исполняли приказ.

– Вы понимаете, что приказ преступный? Не буду говорить про графскую казну, вы отбирали имущество у простых помещиков! Ограбили кассу двух торговых компаний!

– Сожалею, синьор. Не решился ослушаться приказа.

Два пехотных младших офицера чуть склонили головы. Такова человеческая природа – когда ты сильный перед слабыми, а веление грабить исходит от самого государя, можешь закрыть глаза на бесчестность команды и всласть отдаться низменным инстинктам. Но когда нарываешься на противодействие, и тебя тыкают носом в самую неприглядную сущность содеянного, становится стыдно. Искренне очень стыдно.

– Где награбленное в Аландайне?

–. Сожалею, синьор, – снова повинился пехотинец. – Отправлено в Кетрик.

То есть пропало. Неприятная, но не смертельная потеря.

– Фалько, вы понимаете, что армейская операция с принудительным изъятием ценностей у гражданского населения есть мародерство, каким бы приказом оно не было прикрыто?

– Да, синьор князь.

Алекс поднял руку и загнул один палец.

– Это вы понимаете. Раз. Тогда спрашиваю – вы в курсе, что находитесь на землях моего княжества, где я олицетворяю судебную власть?

– Да, синьор, – пехотинец попытался сообразить, в какую сторону клонит тей. Конечно, ничего хорошего, но хочется надеяться на милосердие...

– Два, – второй палец присоединился к первому. – Стало быть, вы понимаете, что я вправе повесить всех офицеров и унтеров на ближайших деревьях?

Вот и милосердие!

– Конечно, синьор...

– Это – три. Могу загнуть оставшиеся пальцы. Либо вам достаточно, чтобы прекратить сопротивление и строго исполнять мои команды, положившись на честь тея?

Офицер вздохнул. Он сделал крохотную паузу, нервируя князя и сильно уменьшив запасы его милосердия. Наконец, решился.

– Батальон в вашем распоряжении, синьор.

Двое сопровождающих заметно вздрогнули.

– Тогда снимайтесь с лагеря и отправляйтесь в расположение ближайшей пехотной бригады. Места там хватит. Сидите и ждите приказа из Леонидии. Это достаточно милосердно?

– Конечно! Спасибо, высокородный синьор.

– Но мне кое-что от вас нужно, фалько. Во-первых, подробный письменный рапорт от каждого из офицеров, что и как вы делали в моем княжестве. Какие команды получали от теев. Кого грабили. Ясно? Во-вторых, заместитель Фишиса и остальные теи берутся под арест. С них обвинение в мародерстве не снимается, а судьбу решит графский суд. Тоже ясно? Синьор Мэй! Берите десять человек, приказываю взять под стражу негодяев, опозоривших тейскую честь. И в-третьих. Я сам обыщу личные вещи Фишиса. Хочу глянуть на бумаги.

Отделавшийся очень легко, пехотинец готов был рыть землю копытом.

Через двое суток контуженный Марком прим и оставшийся в живых последний унтер зеленых были препровождены в Аландайнский графский замок, заточенные в ожидании суда за мародерство. Оба без колебаний подписали свидетельство об императорском приказе на убийство князя, свалив вину за попытку его исполнения на погибшего фалько.

Алекс вернулся в Винзор с ощущением победы, выкрутившись из весьма щекотливой ситуации с наименьшей кровью и без потерь в рядах герцогской гвардии. Он не ожидал сюрприза, оставленного ему Ианой.

 

Глава двадцать седьмая

«Дорогой супруг! Не осуждай меня за то, что собираюсь сделать. Ты взвалил на себя ношу, порой непосильную, и не могу тебя за это упрекать. Хочу помочь в деле, для других невыполнимом. Пожелай мне удачи, не пытайся догнать или остановить. Рассчитываю вернуться через полтора-два месяца. Поцелуй за меня Айну. Любящая тебя Иана».

Первым под горячую руку попал Горан, которого князь буквально вбил в стену казармы, не смущаясь выстроенных на плацу гвардейцев.

– Какого дьявола ты ее отпустил?!

Тей Атрей не стал лепетать оправданий о том, что Иана проскочила через Винзор в его отсутствие. А даже и находясь в городе, он не имел ни возможности, ни полномочий ее задержать. Просто переждал вспышку гнева.

– Вылетаем за ней?

– Да... Черт! Куда она могла рвануть?

– Выбор невелик. В Леонидию или Нирайн.

Переключившись в практическое русло, Алекс чуть

успокоился.

– В Нирайн. Она способна задумать убийство любого из мерзавцев, но императора ей не достать. С Орайоном проще – он по ней сох, может заявиться прямо... Не знаю!

Горан деликатно освободился из хватки командира.

– Я предпочел бы похороны старшего. Снова назначили бы регента, более благоразумного, а крысеныш сидел бы на западе тихо. Но ты прав, вряд ли.

Сжав себя в кулак, Алекс попробовал разложить ситуацию по полкам.

Император практически постоянно торчит в столице, Орайон достаточно часто к нему наведывается. Логичный путь – через Леонидию. Кроме того, малахольного герцогеныша проще перехватить во время перелета.

Горан выслушал и согласился.

– Я бы тоже так рассуждал. Но как она собиралась обернуться за полтора месяца? Есть второй вариант – но новой ветке поездом до Майрона, от него до Нирайна то же расстояние, что и от Леонидии. Выигрыш составляет примерно двое суток в одну сторону, тогда можно и уложиться, если на операцию в Аделфии не потратит много времени. Синьор! Не сложно дать каблограмму в городскую стражу Майрона. Если повезет – задержат ее.

– Да!.. Нет, не пойдет. Горан, ты женщин не любить и не ценишь, даже Хелену...

– Поверь, имею основания.

– ...Но с Ианой так нельзя! Я сам должен ее догнать. Вылетаем немедленно. Ты со мной?

– Как прикажешь, синьор, – ухмыльнулся фалько.

– Брось! – Алекс положил ему руку на плечо, будто пять минут назад не орал на старого друга, брызгая пеной. – К службе прогулка на запад не имеет отношения.

– Да хоть сейчас. А не свалишься? Ты ж с дороги?

– В воздухе отдохну... В Леонидию! Если Иана избрала тот маршрут, не могла хотя бы на минуту не заскочить в редакцию «Воскресных новостей» с очередным подарком для Ванджелисов. Как император не прикрыл еще тот листок... Одеваемся в черное – мы частные лица. А я прихвачу для газетчиков писульки мародеров... Летим!

Регент удивленно захлопал морщинистыми веками, узнав, что их доблестный командир гвардии исчезает неведомо куда более чем на месяц в сложное время. Амелия вышла проводить на площадку башни: в изумрудных глазах вдовы мелькнула неподдельная грусть. Ее покойного мужа трудно было упрекнуть в плохом отношении, но вот так, бросив дела на произвол судьбы, он бы за ней не помчался, поручил бы кому-то. И Горан, грубый, страшноватый лицом, надежный, дающий уверенность пережить нападение на Винзор без особой трагедии, тоже покидает дворец. Терон и Марк хороши, но не то, не то...

Филлис выглянул из-за матери и тоскливо спросил:

– Синьор Алексайон, когда вы меня возьмете с собой на тайное дело?

Князь не отделался дежурным ответом «подрастешь – тогда». Очень серьезно объяснил:

– Когда будешь готов. И если сможешь подготовиться. Иначе станешь обузой, а не помощью. Видишь, я никого кроме Горана не беру.

– Да, синьор! Занимаюсь каждый день.

Винзор растаял позади. В прошлом году его обитатели встретили Алекса в штыки. Сейчас Амелия, Ниле, девятилетний Филлис и даже жена регента Лизия если и не превратились в семью, то перестали чураться. Надо озаботиться и перевезти сюда отца с братом.

Полет прекрасен, но однообразен. Князь прихватил большое крыло из другого мира, требующее меньших усилий. Руки спокойно лежат на трапеции, голова свободна от мыслей об управлении. И полностью занята вопросом: зачем Иана решилась на самостоятельное действие?

Понятно, что обсудить с мужем не могла: тот категорически воспрепятствовал бы. Не запер бы в клетку, как несносную Хлорию, но придумал иное ограничение свободы.

Оставила ребенка, решила подвергнуть себя опасности... Зачем? Покушения всегда ждут государственных мужей, чаще или реже, их риск – составная часть планиды.

Подумала ли, что провал ее замысла, арест или, тем более, смерть – ударят по Алексу и Айне гораздо сильнее дюжины покушений?

Решила так доказать свою любовь? Она не требует доказательств... Ох уж эти женщины! Не понять, что они думают, и не предугадать, что предпримут в следующий раз.

В очередной харчевне Алекс спросил у Горана, отчего тот столь пессимистичен по отношению к слабому полу.

– Разве сейчас это не очевидно? – тей запил белым вином кусок рыбьего филе.

– Если тебе не хочется вспоминать – не говори.

– Да, воспоминания удовольствия не приносят. Тем более сравнивать невозможно. Ради Ианы, наверное, нужно мчаться сломя голову... Но все равно – если замешана женщина, жди беды.

Горан надолго смолк, и князь не решился его торопить.

– Давно... Ты, пожалуй, еще деревянную шпагу в руках не держал, когда я женился. Удивлен? Да, ненавистник женщин тей Горан Атрей, тогда зеленый унтер в гвардии Западной Сканды, влюбился без памяти. Она происходила не из благородных. Нет, не ламбрийка, из местных... Имя не хочу называть, будь оно проклято.

Он снова замолчал, и когда пауза выскочила за рамки вежливости, Алекс осторожно вставил:

– Не знал, что ты был женат.

– Не слишком долго. Родители и брат отказались от меня. Заявили: женившись на безродной, ты опозорил дворянство! В остейской провинции это так же неприлично, как и у вас в Северной Сканде. Зато редкая красавица! На радости я надрался прямо за свадебным столом. Как же – был самым счастливым мужчиной в мире, даже не мог толком сказать – была ли невеста девственной в первую брачную ночь. На простыни чем-то красным мазнуло, ну и ладно... Я любил, как я мог подозревать иное.

– А стоило подозревать?

– Конечно! – Горан стукнул кружкой по столу, расплескав остатки вина. – Мне говорили, бывало с ней всякое. Я заколол на дуэли офицера, осмелившегося намекнуть на ее похождения... Да хоть вырежи весь Остей – были похождения, были! И до свадьбы, а уж после моя благоверная просто с цепи сорвалась. Не беременела, таким постельные утехи не сулят продления рода, грех один.

– Все-таки слова или сам увидел?

– Сам! Прямо дома у нас, с лакеем! А когда свернул шею слуге, мерзавка засмеялась и заявила: тогда изволь скрутить голову половине мужчин Западной Сканды, а годик потерпишь – и вторую половину охвачу.

Алекс изумленно встряхнул стриженой головой.

– У нее что – неутолимый огонь между ног?

– Не знаю... Спросил. Она заявила, что ненавидит мою семью и все тейское сословие за высокомерие и пренебрежение. Связь с нею – позор. Так она опозорила и нашу семью', и всех, кто на нее польстился. Вроде бы ее малолетнюю подмял наш маркиз, или родители продали маркизу право первой пробы... Это ее слова, я не могу их проверить.

– Ты ее убил?

– Да... Не выдержал. Дождался, когда моя шлюха вышла на балкон. Столкнул вниз.

Алекс молчал, ошарашенный чудовищным признанием. Да, жена друга – потрясающе жуткое существо... Но убивать женщину?

Столько времени прошло, но в самой болезненной части совести не стерлась картина с Эльзой Мейкдон, лежащей на полу императорского дворца. Маска сорвана, роскошные кудри рассыпались, глаза замерли, упорно глядя в пространство... И между бровей четырехгранная дырка от шпаги с бордовым потеком.. От его удара! Женщин нельзя убивать. Даже случайно.

– ...Не удержался, – продолжил Горан, и князь понял, что пропустил часть рассказа. – Я был с крылом, спикировал вниз... Подхватил у самой земли, чуть сам не разбился. Рванул вверх изо всей Силы.

– Она уцелела?

– Выжила. Поломалась страшно. Меня, само собой, изгнали из гвардии. Мало того, что женился на шлюхе и жил с ней, так и вздумал прибить ее как пьяный матрос в борделе. Да, я часто пил в то время, а что оставалось делать?

У Алекса мелькнули две догадки.

– В Леонидии ты поселился под чужим именем?

– Нет. Придумал себе новое. Атрей на каком-то старом языке означает «бесстрашный».

– И перед Всевышним по-прежнему женат на той, которую именуешь «мерзавкой».

– Уже нет, – Горан еще раз налил, и если бы не ночь впереди, его спутник попробовал бы остановить накачивание спиртным.

– Умерла?

– Нет, представь себе. Помнишь мою хандру перед первым полетом в Шанхун? Заявилась в Леонидию, отыскала меня. Ни хромоты, ни шрамов, словно дьявол дал ей здоровье в обмен на душу! А-а, не было у нее никакой души. Сказала – вступает в брак и уезжает за океан с богатым мессиром из Атены. Как-то договорилась, святоша разбил в храме сосуд со святой водой. На прощание бросила: плохо выглядишь, совсем опустился вне семейного очага. Как я вторично не принялся ее убивать – не знаю. Вино губит? Вино спасает жизнь! Если бы не набрался, непременно утопил бы гадину в Леонии.

Понятно, что воспоминания о неудачной женитьбе привели к заказу нового кувшина с вином.

– Алекс, дружище. Без баб невозможно – между ногами нас разорвет. Только не нужно никаких обязательств! Они – шлюхи! Справил дело, кинул монету и беги. Не приведи Всевышний привязаться. Тебе все равно, сколько конюхов и лакеев там побывало, сколько их залезет после тебя. Кинул монету – перевернул страницу!

Князь грустно покачал головой.

– С Ианой не так. Думаешь, я до свадьбы не слышал твои лекции на любимую тему «бабы-зло»?

– Каждый из влюбленных в большей или меньшей мере слышал эти азбучные истины. Каждый муж-рогоносец надеялся, что ему попалось счастливое исключение. Пью последнюю чарку – чтобы твоя иллюзия не покинула тебя до смерти. Иана – славная девочка. Но... Но и она – женщина, черт побери!

Горан отставил кувшин, еще не опустошенный до дна. Алекс оценил его воздержанность. Уж если начал, то оставлять недопитое трудно. Как ни вразрез с предыдущими словами, но князь решился дать совет.

– Обрати внимание на Амелию, старый друг. Она на нас обоих поглядывала, меня списала со счетов с прилетом Ианы. А тебе смотрела вслед. Уж если делать жизненную ошибку – лучше с ней, Горан. Женщина строгая, ни при муже не была гулящей, ни во вдовстве не позволяла, серьезная. Настоящая принцесса. Жаль только, что забросила крыло.

Атрей решительно отмахнулся.

– Ни за что. Нового разочарования не перенесу. И Амелия не из тех, кого утром покидают в спальне, бросая монету со словами: «прощай, шлюха».

Больше они не возвращались к этому разговору, лишь Горан, снимая очередную жрицу из области личных услуг, не берущую больше пяти арги за часик, подмигивал ученику с намеком – гляди, у меня слова не расходятся с делом.

В Леонидии редактор скандального листка, как коршун в мышь, вцепился в бумаги об императорских кознях; Иану он не видел и вестей от нее не получал. Пара часов, потраченных на посещение общих знакомых, также не дала результата, особенно если учесть деликатность вопроса: «Не замечали вы здесь мою драгоценную, решившую зарезать государя?»

Император в Леонидии. Синьоры, вхожие во дворец, утверждают, что Орайон ожидается дней через сорок, по всем признакам он болтается в Адел-фии. Не теряя времени, пара сеньоров отправилась дальше, пересекая практически весь континент с востока на запад. Воистину – женщины источник беспокойства!

 

Глава двадцать восьмая

– К вам посетители, госпожа.

Охранник строг, холоден. Из новобранцев Орайона. Самых заслуженных Ванджелис-старший прихватил в столицу. Неудивительно, что не встречен никто из предыдущего посещения замка в Нирайне. Ее узнал лишь герцог. Не успел ни обрадоваться, ни позвать на помощь.

Вошли духовник и присяжный поверенный. Понятно, что ее будут судить не здесь. Может, прибудет само лопоухое величество, способное запросто опознать убийцу сына. Тогда после ее казни начнется страшное, Алекс и император схлестнутся насмерть, да не лично – воевать станут армии.

Умирать не хочется. До слез страшно от мысли, что не увидит больше Айну, ее смешные косолапые шажки, очень серьезный черный взляд... Не услышит «ма», «па» и требовательное «дай», произносимое с истинно княжеской категоричностью.

Иана присела на деревянный топчан. В тюрьме Арадейса у Алекса не было даже такого ложа, только мешок с гнилой соломой.

Муж! Ему и правда придется тяжело. Глупые сомнения и ревность, терзавшие Иану в Шанхуне, давно побоку, он действительно ее любит. Как в этом человеке уживаются долг перед страной и желание всего себя положить на семейный алтарь – уму непостижимо. Он жил на разрыв, но двойственность закончится, как только вокруг шеи Ианы затянется петля палача.

Ламбрийцы вешают икарийских шпионов и наслаждаются мучениями высокородных, инстинктивно пытающихся за счет Силы удержать тело, снизить давление на горло... Если Иана сохранит инкогнито, ее конец будет не лучше, с той лишь разницей, что Иану вздернут соотечественники, считая засланной ламбрийкой.

Внезапно она поняла: ей лучше немедленно уйти в могилу. Неузнанной, неопознанной.

Алекс рано или поздно докопается, что жена наложила руки на себя сама. Значит – нет оснований мстить. Император наверняка в бешенстве, услышав о смерти первенца. Лучше, чтобы он оставался в неведении о личности убийцы. В любом случае ее смерть отведет часть гнева от Винзора.

Присяжный обрисовал нерадужные перспективы. Иностранка, ламбрийка. Поскольку Нирайн и Леонидию связала первая на Западе империи телеграфная линия, столица уведомлена о случившемся горе, оттуда мчатся дознаватели. Приговор практически предрешен, госпожа вольна избавиться от пыток смерти лишь правдивым рассказом о пославших ее заокеанских недругах.

Иана уверилась, что присяжный подослан, главная его роль в склонении к признанию. И сальная рожа у него неприятная, глазки бегают жадно, словно намекают: чего уж там, загляну на часок без святоши, исповедую самым веселым способом.

Она отказалась от услуг поверенного, вызвав неприязненное ворчание: тогда о простом повешении и не мечтайте. Священник, сморщенное очкастое существо в сутане с капюшоном, завел ту же песню, но на иной лад: признайся во всех грехах, ибо без их отпущения ждет за порогом вечности геенна огненная, а главный грех твой в молчании да в несознании – кто приказал заколоть Орайона.

Мужчины ушли, ничего не добившись. Охранник сводил заключенную в конец коридора, в отхожее место.

– Как вас зовут, сержант?

– Нам не положено разговаривать с узниками, госпожа.

– Но вы не выказываете враждебности.

–- Да, госпожа. Я слышал о вашем задержании. Вы победили двоих, не применяя оружия, пока не были схвачены.

Эта щепетильность сгубила ее. В Ламбрии Иана обрекла на гибель законника, чтобы выручить Алекса, но ради себя... Тем более убить пришлось бы не менее полудюжины дворцовых теев, солдат и сержантов. Если удалось бы.

И рука выпустила кинжал.

Здесь тоже есть шанс на побег, тюремщики не знают о полной мере возможностей узницы. А также о ее нежелании умерщвлять простых солдат, несущих обычную службу и стерегущих опасных преступников. Убийц, как она.

– Вы не сделали мне ничего дурного, как и гвардейцы в замке.

Румяный юноша отомкнул дверь в камеру.

– Мало кто сдержан, как вы, госпожа. Меня зовут Кайле.

В романах пишут, как заточенная женщина очаровывает тюремщика, он помогает ей бежать... Глупые мысли. Сержант несет службу через сутки, вокруг другие одиночные камеры, куда долетает каждый звук. Присяжный в одном вряд ли соврал – имперские дознаватели на пути из Леонидии. Времени нет. И нечего надеяться на чудо. Нужно готовиться к самым трудным испытаниям... Или кончать со всем. Сразу.

Алекс. Алекс! Он остался на севере герцогства. Пока вернется в Винзор, пока поймет, что она задерживается. Пока почувствует, что стряслась беда. Услышит, что Орайон околел, но пересечь империю – займет больше трех недель... Пусть он опоздает. Пусть он не рискует! Спасение из тюрьмы в Арадейсе было чудом, смертельным риском для обоих, Всевышний наверняка устал творить чудеса. Не нужно, чтобы последствия ее ошибки пали и на голову мужа.

Мысль крутится по кругу. Алекс. Айна. Нет выхода.

Кайле достаточно далеко на коридоре. Пока он не видит через решетку и не слышит звуков, Иана осторожно начала рвать нижнюю рубашку на полосы.

В романах любят рассказывать, как из полос от постельного белья плетется веревка, заключенный выбирается по ней в окно... Зачем? Чтобы попасть в объятия к коллегам румяного тюремщика?

Сплести удавку гораздо проще. И воспользоваться ближайшей ночью. Чтобы тело остыло к утру.

Тогда Алекс не кинется на бесполезный штурм.

Тогда не начнется гражданская война.

Тогда дознаватели не применят пытки к «ламбрийской шпионке».

И только Всевышний знает, как не хочется умирать!

Прости меня, Алекс! Расти умницей, Айна, жаль, что я не оставила тебе братика или сестренку.

И никто не видит ее страданий, только сентябрьское небо через тюремную решетку. Но у неба нет глаз, нет памяти, нет души. Небо – друг, когда принимает тея. За окном оно равнодушно.

Тюремная башня на фоне неба отливает серостью, возвышаясь над внешней стеной, отгораживающей внутренний двор от улицы. Только кирпичная кладка в два локтя толщиной отделяет узников от свободных обывателей Нирайна, гуляющих близ мрачного сооружения и не задумывающихся о людских драмах, бурлящих внутри и разбивающихся о тюремные стены, как прибой о волнорез.

– Говорят, там держат самых важных персон, – поделился слухами Горан. – Убийца герцога в любом случае важный перец.

Алекс остановил мальчишку – уличного разносчика. В год поступления на службу северного рекрута газеты исключительно распространялись по подписчикам. На глазах ширится газетный бум, и виной ему стал телеграф. Одно только сообщение по проводам между Леонидией и Нирайном, попутно захватившее лежащие меж ними городки, придало газетам невиданную популярность. Как здорово прочитать столичные новости о событиях, произошедших сегодняшним утром! Особенно если учесть, что путешествие по воздуху длилось до двух недель, верхом – месяц и более, с той же медлительностью ранее доставлялись газеты. Стоит ли переживать о болезни принца, когда к появлению печатного листка наследник уже выздоровел или перешел в мир иной?

– Новые подробности об убийстве герцога Орайона! – воскликнул чумазый торговец в засаленной клетчатой кепке. – Всего один арги!

Князь расстался с серебряной монеткой, и малец понесся дальше – разносить правдивые сведения вперемешку со сказками и слухами.

– Посмотрим, что раскопали пронырливые репортеры, – Алекс развернул лист. – Практически ничего нового. Император объявил траур в Леонидии и вылетел на похороны сына в Нирайн. Личность женщины, убившей герцога не установлена, она назвалась подложным именем. О! Опубликовали портрет. Каждый, кто узнает... Нет, я точно не узнаю.

– Как и родная мать, – подтвердил Горан. – Твоя жена красивее будет.

Алекс снова глянул на стену.

– Предположим на минуту, что узнаем расположение ее камеры. Не придумал как, но предположим. Что дальше? Залететь на верхнюю площадку, вырубить стражу, спуститься вниз по наружной стене... Как-то вырвать решетку. Тупик.

– Если крепость берется малыми силами, она берется изнутри, мой друг. Оставь мысли о лихом штурме извне.

– Не знаю! – Алекс обхватил голову руками и повторил. – Не знаю.

После известия об аресте Ианы князь пребывал в состоянии, близком к шоковому. Газеты сообщили, что она проникла в замок под видом нанимающейся на работу преподавательницы модных танцев из Ламбрии, о чем желающий прогресса Орайон дал объявление. Но Алекс не знал, что истекают последние часы: Иана решила принести себя в жертву, не дожидаясь смертного приговора.

– Горан! Я на все готов. Предложу императору себя взамен. Соглашусь на любые уступки!

Тей пожал плечами.

– Не получится. Айна останется круглой сиротой.

– Пригрожу войной!

– Вот! Оно самое, о чем тебя предупреждал, – Горан глянул осуждающе. – От глупости... нет, скажем мягче – от поспешного женского поступка умрут десятки тысяч мужчин. Женщин тоже много погибнет, и на ослабленную империю кинутся ламбрийцы. Ты этого хочешь? После красивых речей о чувстве долга перед Родиной? О тейской чести?

Алекс сдавил себе лицо до боли. Лопнул и закровил давно заживший рубец. Зубы прокусили губу. Хрустнули пальцы, сжимаясь в кулаки.

Допустим, есть какой-то способ проникнуть внутрь. Допустим, он спасет Иану. Но государственной карьере конец. Кто пойдет за князем, бездумно бросившим своих людей ради спасения жены, да, единственной, да, любимой, но обрекая на смерть тех, кто доверил ему свою жизнь?!

Горан, Марк, Терон. Если начнется война, они наверняка окажутся в первых рядах. Ева, ты заслужила вдовий чепец ради спасения Ианы?

Правильное решение – вернуться в трактир «Три кабана». Вместе с Гораиом пристегнуть крылья. И лететь в Винзор, избегая встречи со скорбным кортежем императора, направляющимся в Нирайн.

Айна вырастет и спросит: папа, ты был рядом с мамой перед ее казнью. Что ты сделал, чтобы спасти ее?

Или не спросит. Тогда он сам себе задаст этот вопрос. И будет биться лбом о стену, зная ответ – ни черта не сделал.

Трус.

Он еще раз смерил высоту стены. Потом обернулся к другу и учителю.

– Жди в «Трех кабанах». Найди третье крыло, не то пойдешь пешком.

Не ожидавший особо уважительной речи от ученика, Горан спросил только:

– Что ты задумал?

– Иду в тюрьму. Вот приглашение.

И князь показал газету, купленную за одну сере-брушку.

Пожилой бретер покачал головой.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Готовимся к гражданской войне?

Он не сказал «из-за бабы». Но оно прозвучало безмолвно.

– Нет. Я оставлю пост и исчезну. Далеко, там меня не достанет император. Без моей персоны он не будет воевать с Винзором. С Кампестом – подавно.

– Ты жертвуешь карьерой ради женщины? А не думаешь, что все твои начинания пойдут прахом?

– Уверен, что нет. Стройки запущены, в герцогствах приняты местные законы. Дальше правит синьор гулд. Или свободный рынок, если хочешь. Моя активная роль – не дать Кетрику удавить реформы в зародыше – в основном выполнена. Да и с тобой гвардия Винзора сильна.

– Слушаюсь, синьор.

Прозвучало тоскливо. Словно тей Атрей готовится перевести отношения в чисто служебные.

– Правильно. Если не вернусь до завтрашнего вечера – лети в Винзор один.

Алекс повернулся, чтобы уйти не прощаясь. Не удалось.

– Как гвардеец Винзоров я не на службе и плюю на твой приказ. А как твой друг – тоже сую голову дьяволу в пасть. Вдвоем и погибать веселее, ученик.

Они углубились в торговый квартал, чтобы купить необходимое для авантюрного замысла, поторапливаясь – день начал клониться к вечеру.

Последний день в жизни Ианы.

Но в этот день ее ждало еще одно событие. Началось с вежливого сержанта.

– Вас вызывают, госпожа.

Кайле как всегда корректен.

– Приведут сюда очередного умника, намеревающегося выспрашивать кто я и зачем я?

– Нет, госпожа. Приказано привести вас к начальнику тюрьмы, – тюремщик отпер дверь. – Возможно, расскажи вы об истинной причине казнить Орайона, можно было бы рассчитывать на снисхождение. Но не собираюсь вас убеждать. Вам решать.

Иана вышла на коридор.

– Не боитесь? У меня руки свободные. Двух я уронила без труда.

Кайле развел руками.

– У меня оружия нет. Что изменится? Двери внизу заперты. Вы в тюрьме, госпожа, из нее не сбежать.

Только вперед ногами. Интересно, парень дежурит ночью? Его взгреют, наверно: не уследил за особо важной преступницей.

Несколько раз гремели запоры на дверях. Кайле колотил ключами по решетке, объяснял, кто он и зачем ведет арестантку. Из его слов Иана поняла, что препровождается в кабинет начальника тюрьмы. Значит, с ней будет разговаривать особенный посетитель, которого негоже вести в башню. Столичная шишка или местный высокопосаженный.

Она и представить не могла, до чего нежданный будет визитер.

Запнулась. С трудом сдержала крик. Сдержала желание броситься ему на шею. А уж как была удивлена словам!

– Это не она, – безапелляционно заявил Алекс и развернул перед фалько-офицером газету. – Сами убедитесь. Женщина, чей портрет напечатан, решительно не похожа на заключенную. Неужели я зря теряю время?

– Не она, – хмыкнул Горан. – Ту змею я бы опознал.

– Простите, высокородный тей, – коротко поклонился тюремщик, явно невысокого происхождения. – Наши художественные дарования не отличаются большими талантами.

А фотографическими камерами тюрьму не оснастили. Не хватает денег на яхту и загородный замок Орайона. Теперь они ему вряд ли понадобятся.

Иана опустила голову, чтобы окружающие не догадались о тщательно скрываемых бурных чувствах. ^ Он пришел! Он рискует! Он плюнул на любую осторожность! И явно придумал какой-то трюк, коли они с другом разыгрывают представление.

– Позвольте глянуть на вашу злодейку... Что-то есть в ней знакомое.

Князь шагнул вплотную и небрежно приподнял ей голову за подбородок.

– Ламбрийка! Здесь тебя ждет смерть. Но за океаном найдутся люди, готовые меня отблагодарить.

– Она здорово дерется! Будьте осторожны, синьор, – запоздало предупредил тюремный начальник, Кайле промолчал, беззвучно рухнув от удара Горана.

Шпага застыла на волоске от глаза начальника тюрьмы. Благородные господа пришли сюда без оружия, пе считая, конечно, клинков – предложение сдать их у входа было бы равносильно требованию расстаться с штанами. Теперь тюремный офицер вкушал плоды вежливого отношения к благородным синьорам.

– Я сделаю все, что вы потребуете... Но стража не выпустит вас...

– Мы ее сильно попросим, – князь включил лам-брийский акцент, словно до этого сдерживался, разговаривая чисто по-имперски. – Сейчас уберу шпагу. Не думайте, что не смогу достать вас во дворе.

В верхней части живота тюремщика словно взрыв произошел. Выбило дух, перед глазами посыпались искры. Но он сидел за столом, брюхо прикрыто толстой дубовой столешницей. На вспотевшем перекошенном лице мелькнул животный страх: ламбриец – колдун! А колдовство – не сказки...

– Доходчиво? Если усомнюсь в вас, следующий удар будет в сердце.

Под камзолом одного из похитителей нашелся коричневый балахон с капюшоном. Он укрыл убийцу Орайона с головы до пят. Маскарад, возглавляемый бледным начальником тюрьмы, без происшествий проследовал через внутренний двор к задним воротам. Алекс остерегся, что караульные у главного входа заподозрят неладное: двое теев, предъявивших газетный портрет главной преступницы, вдруг выходят с нервным начальником и в сопровождении фигуры в балахоне. Не трудно сложить один плюс один и догадаться – дело нечисто.

Маневр не сработал. Стражник сунул было ключ в скважину, но остановил руку. Чтобы тюремный офицер, да еще в компании двух благородных синьоров предпочел вонючий задний проход, куда вывозят бочки из выгребных ям да очистки с кухни... Никогда в жизни!

Горан не дал ему высказать сомнений. Удар рукоятью шпаги в подбородок ответил на все вопросы: да, происходит побег из тюрьмы. С грохотом, как и все запоры в этом гостеприимном месте, открылся замок. Алекс швырнул тюремщика вперед, Горан запер дверь за четверкой.

Они оказались в узком пенале между внутренней и наружной стеной. Над головой – полоска потемневшего неба. Сзади обеспокоенные вскрики, потом взвыл рожок тревоги. На пути к свободе оказалась массивная дверь.

– Где ключи? – взревел Алекс, не забывая о ламбрийском говоре.

– В главной караулке... – проблеял начальник. – Этим выходом пользуемся не каждый день. Берем ключи и...

– Какого дьявола молчал?!

Сердиться скорее нужно на себя самого. Князь не удосужился обсудить с офицером сценарий побега.

– Синьоры! – подала голос Иана. – Чтобы прислать отряд к внешним створкам этих ворот, нужно минуты три.

То есть три минуты на то, чтобы найти путь из каменного мешка. Иначе – смерть. Впрочем, положение Ианы не особо изменилось. Ей все равно умирать. Бесконечно радостно, что муж не оставил, бросился спасать очертя голову. Бесконечно горько от того, что он не переживет ближайшие часы...

У Горана появилось другое мнение.

– Подсадите, господин. У берегов Таба я выучил один фокус.

Алекс покорно подставил спину, разогнулся. Его друг, упираясь ступнями в плечи князя, не доставал до края стены более чем два своих роста. С земли было видно, как вдруг покраснела его шея, а из горла донесся сдавленный хрип... И Горан взмыл вверх, почти не толкнувшись ногами! Пальцы вцепились в камни, он подтянулся. Через минуту к заговорщикам спустился поясной ремень, связанный с перевязью шпаги, до него можно уже было допрыгнуть без всяких чудес с выбросом Силы.

Начальник тюрьмы, упустивший самого важного злодея в истории тюрьмы, вдруг почувствовал облегчение. Теи, переметнувшиеся к ламбрийцам – воистину страшные люди. Слава Создателю, что оставили в живых.

В стену ударили винтовочные пули, на голову тюремного офицера брызнула каменная крошка. Что толку стрелять, если на стене больше никого нет?

 

Глава двадцать девятая

Дайорд Ванджелис с удрученно-брезгливым видом выслушал тюремных служащих. Шесть бледных лиц, шесть дрожащих пар ног на паркете герцогского кабинета, где нынешний император правил столько лет. С траурно завешенным зеркалом, потому что старший сын... И эти шестеро ублюдков сподобились упустить убийцу!

Палец в черной бархатной перчатке с крупным перстнем поверх ткани указал на начальника тюрьмы.

– Повесить.

Он упал на колени.

– Ламбийцы – настоящие колдуны, ваше величество!

Гвардейцы ухватили тюремщика за плечи.

– Они умеют летать без крыльев! Они умеют колоть без шпаги! Они...

Короткий удар гвардейского кулака оборвал причитания.

– Увести падаль. Повесить немедленно.

Голос императора тих. От этого его слова не теряют зловещего смысла.

– Что делать с остальными, ваше величество? – склонился гвардеец в зеленом плаще с золотом, сохраняя на лице скорбное выражение, приличествующее государственному трауру.

– Вы, пятеро. Кто может описать теев?

Четверо замешкались. Один, самый наблюдательный, зачастил:

– Роста обычного, худой... Усы черные острые, бородка черная сверху вниз, – он чиркнул пальцем по своему подбородку. – Шрамов много, один режет лоб пополам, на щеке большой рубец, глаза темные, жгучие... И говорит так, ваше величество, уверенно, командовать привык, стало быть. Второй старше, шрам через губу, глаза мутные.

– Алексайон Алайн и Горан Атрей. Опять они отличились... Тей!

– Слушаю, ваше величество, – склонился гвардеец из свиты.

– Срочно узнайте, когда князь Алайн исчезал из Винзора в последний месяц.

– А тюремщики?

– Глазастого назначить начальником тюрьмы. Остальных повесить, – буднично распорядившись о судьбе подданных, Ванджелис поднялся. – Я хочу видеть тело своего сына.

Процессия с императором двинулась по замку, словно по оккупированной вражеской земле. Если женщина, представившаяся ламбрийкой, беспрепятственно проникла к герцогу, здесь от любого можно ожидать нападения.

Орайон, так беспечно допустивший ослабление мер безопасности, словно уснул среди кубиков льда в подземелье. На лице застыло удивленное выражение, мертвые губы сохранили даже подобие улыбки. Глаза закрыты монетами, в том числе выбитый, куда вонзился кинжал.

Император видел множество мертвых. Чаще лица у покойников равнодушно-расслабленные. Умиравшие мучительно сохраняют гримасу ужаса и боли, если судорожная предсмертная мимика не исчезла сразу и застыла в трупном окоченении. Чему обрадовался сын, перед тем как испустить дух?

Ванджелис круто развернулся.

– Лечу в Леонидию. Хоронить без меня. Не найдете убийцу и сообщника – позавидуете участи Орайона.

Алекс, Иана и Горан опережали его на неделю. Они разделились, княжеская пара повернула южнее, к Майрону. На землях фиолетового герцогства, относительно более безопасных по сравнению с коронными, наш герой решился обсудить с супругой последствия ее поступка.

Они остановились на ночлег в обычной таверне, не посещая замки местных владык, как это положено по статусу и принято на дружественной территории. Тем самым Алекс рассчитывал поменьше запомниться встречным дворянам.

Очередное место отдыха выгодно отличалась от предыдущих расположением у пруда, окруженного беседками, обвитыми плющом. Стемнело, молодой человек в черно-фиолетовом фартуке патриотических цветов зажег свечи за столиком и принял заказ.

– Какое приличное заведение! Помнишь, дорогой, наш первый поход в ресторан? В Ламбрии?

– Конечно, – рассеянно ответил тот.

За не слишком длительное время знакомства и совместной жизни произошла масса событий. И воспоминаний тоже много.

– Ты хотел поговорить. О Нирайне?

– Да. Теперь все придется поменять. Но поговорим позже. Через такую листву часто подслушивают.

Она сама понимала, что ее дерзкий поступок повлечет последствия. А уж арест и дальнейшее вмешательство Алекса увеличили весомость причиненного вреда. Наверно, это последний спокойный вечер, выдавшийся даже несколько романтическим.

Откровенно говоря, в замке ей не повезло. Если бы кто-то из челяди зашел в кабинет Орайона на пару минут позже, Иана беспрепятственно покинула бы замок. Но удача слишком часто помогала, иногда и ей нужно делать паузу.

Алекс мрачен. Конечно, он был рад спасению жены, смотрит ласково и грустно. Но... Приготовился к каким-то поворотным решениям, которые ему не нравятся.

Иана пошла на страшный риск, чуть не погибла и даже приготовилась наложить на себя руки ради мужа, ради его карьеры. Да, защищала гнездо... Она сама запуталась в причинах поступка, объясняя его задним числом. Точнее – готовясь рассказывать Алексу, что ей двигало. Объяснения не понадобились.

Он не упрекнул жену ни половинкой слова. Доел ужин, роняя редкие односложные реплики. Потом повел ее по темной аллее вокруг пруда, церемонно отставив локоть.

– В Нирайне ты поставила меня перед выбором – княжение или семья. Далее сочетать невозможно. Я сделал выбор, и, как мне кажется – правильный. Семья.

То есть его карьеру она сгубила... Соратница, нет слов.

– Орайон заслуживал смерти. Внутри себя я давно его приговорил. Но не так и существенно позже. Твои побуждения понятны, детали не важны. Смелый и благородный поступок, что не отменяет его безрассудность. Итак, что мы имеем в результате. Три герцогства еще не готовы к противостоянию с центральной властью. Ванджелис перекипит по поводу смерти Орайона, убедится в нашей виновности и потребует крови. Либо двинет войска на Винзор. Формально он прав! Поэтому Мейкдон, осторожная и корыстная сволочь, ограничится помощью на словах. Если мы исчезнем из поля зрения Ванджелиса, его удары угодят в пустоту. Винзоры откупятся уступкой наших северных графств.

– Куда мы исчезнем? – робко спросила женщина, устроившая переполох.

– В Иллинию или Барбо. В Тибирию, наконец.

Вот оно, неприятное и неизбежное решение, поняла Иана. Цена за ее спасение. Трудный выбор мужа. Он предпочел семью. Любой женщине полагается радоваться... Но она помнила Шанхун, восторги медового месяца и постепенное увлечение Алекса наукой другого мира, подготовку к возвращению в большую жизнь империи. Он никогда не будет счастлив в роли домашнего пуделя.

Алекс благороден. Страдания перенесет молча. По универсальному рецепту Горана, что тоже не исключено, начнет спиваться. Трудно смириться с никчемным существованием мужчине, помнящему обращение «ваше императорское высочество».

Мейкдон обнаружился в своем дворце и совершенно не разделил пессимизм нашей пары.

– Бросьте сожалеть! Орайон заслуживал смерти. Лучше так, чем никак.

Герцог подобрал желтый лист, павший на парковую дорожку. Прямо-таки место всепрощения. Здесь он сообщил Алексу, что не видит ничего трагического в разрушении многоходовой интриги по заманиванию ламбрийцев в западню, не упрекнул по поводу связи с его супругой. Сегодня, по странному совпадению, именно тут отказался от обвинений в адрес Ианы, а увядший листок словно символ – всему рано или поздно приходит конец, нечего сожалеть.

– Завтра выйдет еженедельная газета «Майрон семь дней». Появится заметка, что командующий гвардией соседнего герцогства отдыхал и охотился в моих угодьях с прошлого четверга, обсудив со мной... Например, вопросы размещения заказов на вооружения. Значит, никаким чудом не поспел бы сюда из Нирайна. Далее, сегодня же рассылаю всем герцогам и императору пожелание срочно собраться в Леонидии по поводу строительства телеграфных линий плюс хотя бы одной железнодорожной ветки из триумвирата в Кетрик. Хватит изоляции от центральных областей! За месяц Ванджелис не успеет собрать силы для военного удара по Винзору, немного напустим туману... Алексайон, вам по-прежнему стоит опасаться покушений. Но и без того их было немало, так что ситуация не ухудшилась. Даже наоборот. Государь привык к безнаказанности, сейчас получил по усам – разозлится, но впредь проявит осторожность.

– Нацепив корону, он уверился, что ему позволено все, – согласился Алекс. – Осторожность в его исполнении – это более тщательно подготовленная мерзость.

– Да! Он и прежде не был щепетилен. Считайте, мой молодой коллега, у вас в запасе три-четыре месяца, чтобы устранить старшего Ванджелиса. Убийство, заговор, переворот – любой из способов, даже если он претит вашему кодексу чести. Увы, тей, впредь не до чистоплюйства. На кону судьба империи и десятков миллионов ее подданных.

– Ценой потери чести...

Иана вздрогнула при словах мужа. Они означают – ни за что не соглашусь. Но герцог предпочел услышать иное.

– Понимаю, трудно. Помогу, чем смогу, когда дойдет до дела. А теперь искренне советую не терять ни дня. Отдыхайте с дороги и наутро продолжайте путь.

Горан прибыл в Винзор четырьмя днями позднее. От его скепсиса, обуявшего после выбора Алекса в пользу спасения супруги, не осталось ни следа. В Леонидии тей узнал об отставке Иазона, поголовной чистке старшего и среднего офицерского корпуса. Выдвинуты посредственности, желающие доказать преданность новому монарху любой ценой либо заслужившие доверие в гвардии Аделфии. Сослуживцы из старого состава переведены в дальние гарнизоны, понижены, выразившие несогласие уволены в отставку.

Все, с кем Атрей успел поговорить, готовы бросить столицу и стать под знамена рыцаря из баллады. За оклад унтера, за койку в казарме. Лишь бы вернуть «правильные» старые порядки.

Князь собрал в Винзорском замке круг приближенных. Обычно для этого предпочитал кабинет, но по особому случаю избрал большой зал, под высокими гулкими сводами. Никаких разговоров об условиях отставки не получилось, все были настроены категорически – продолжать начатое. Наиболее веско высказался Марк, обычно воспринимаемый Алексом не слишком серьезно, как любитель выпить и закусить в компании вдовушек с легким нравом.

– Ты много говорил о чести, о верности, о долге перед страной. Если так все бросить и спрятаться – что стоят твои слова?

Князь смотрел в лица гвардейцев, Ианы, регента, казначея и не мог отделаться от одной навязчивой мысли. Они готовы на риск ради возможности видеть Алексайона во главе войск и хозяйственной реформы. Замечательно. Но почему никому, кроме Ианы, не приходит в голову, что их плата – дополнительный риск императорской немилости после смерти Орайона – вряд ли достаточна за неизмеримо большую опасность, которой подвергается семья Алайнов, если Алекс останется на посту? Редчайший случай, когда люди, понимающие цену тейской чести, совпали во мнении с герцогом Мейкдоном, давно заменившем совесть бухгалтерскими выкладками.

– Я приму решение завтра.

Соратники разошлись, неудовлетворенные отсутствием определенности. Остались Иана да Горан, потребовавший подробностей о визите к фиолетовому. Выслушав, впал в задумчивость, потом сделал неожиданный для князя вывод.

– Если Мейкдон обеспечит тебе паузу, не стоит тратить ее на уничтожение Ванджелиса. Я бы искал способ наладить с лопоухим если не дружбу, то худой мир.

– С чего ты такой миролюбивый?

– Раскинь мозгами, ученик. Не надо быть докой в дворцовых интригах, чтобы понять: император – последний соперник Мейкдона в борьбе за престол. И уж новый шанс герцог не упустит. Смотри, сколько он совершил хитрых маневров. Надеялся свергнуть Эдрана во время ламбрийской войны – ты помешал, война началась в других условиях, неблагоприятных для переворота. Потом пытался одним махом уничтожить и Эдрана, и Ванджелисов, с твоей легкой руки в бойне погиб цвет фиолетовых. Снова осечка. Третья попытка – посадить тебя на трон в качестве слабого временщика и накопить сил против Ванджелиса, единственного влиятельного соперника. Третью попытку тоже сорвал небезызвестный Алекс Алайн, поставив корону на кон и бездарно проиграв дуэль. Припоминаешь?

Небезызвестный покачал головой.

– Ты сводишь разрозненные и не так уж связанные события в ответвления дьявольского плана... Слишком демонизируешь Мейкдона.

– Упорный гад, правда? – Горан и не вздумал отступать с избранной линии. – Осталось убрать Ванджелиса, одному сложно, а вдвоем, мобилизовав Винзор под твоим началом – очень даже получится. Ты впереди, принимая на себя риски, как Эльза, он за ширмой в беспроигрышной ситуации. Умоет руки в случае неудачи или прибежит пользоваться плодами победы.

– И плоды не захочет делить с нами... – догадалась Иана. – Став опаснее любых других врагов, вместе взятых!

– Ну вот, тей, супруга соображает быстрее. Зачем Мейкдону конкурент?

– Но я даже не герцог! Свежеиспеченный князь о двух вассалах, наемный офицер у красных, без клочка собственной княжеской земли – на строительство замка нужно выкупать надел у одного из графов!

– Вот именно, дружище. Мейкдон не поверит, что столь энергичный молодой человек удовлетворится жизныо затворника в провинциальных владениях или службой у герцога. Он прав, я тоже не верю. Этот любитель мальчиков – не дурак. Из провалов первых планов он сделал вывод, что ты слишком уж влияешь на развитие событий. Мог просто прихлопнуть, но решил сыграть тоньше, использовать тебя в своих интересах, перетерпеть... И уж потом ликвидировать наверняка. Даже представить трудно, ученик, как фиолетовый тебя ненавидит.

Алекс прогулялся к высокому стрельчатому окну, задумчиво поглядел в парк.

– Горан, оставь нас.

Когда звонкие шаги оперенных тейских сапог смолкли за дверью, князь обернулся к жене.

– Итак, у нас имеются разные варианты. Наиболее разумный – бегство. Кое-что я наскребу. Если золотом распорядиться с умом – хватит на первое время, пока не обживемся.

Иана тоже подошла к окну, выходящему в парк. Зеленый и такой понятный мир... Даже угрозы в нем – знакомые, оттого менее страшные. Два независимых княжества на юге дадут лишь временное укрытие от императорских ищеек. Тибирия, даже с высоты птичьего полета, совсем не вызывает желания в нее переехать, клоака, а не страна. Есть, конечно, Шанхун, но туда не хочется стократ. Ламбрия? Островные дикие государства? Мир, оказывается, не велик.

Из плохих вариантов Алекс предпочел ламбрийский, среди врагов. Там их семью меньше всего будут искать.

– А мораль его обитателей тебя не смущает? – вздохнула Иана. – Рыцарство и честь, здесь ты пытался их спасти, не в почете у «счетоводов».

– Я вынесу это. Ради вас.

– Думаешь, нам это нужно? Чтобы Айна вышла замуж за продавца ценных бумаг? Родится сын – вырастет и устроится железнодорожным клерком?

Алекс привычно провел пальцем по вертикальному шраму над бровями.

– Надо еще дожить до ее замужества. Мы наплодили слишком много врагов. Ванджелис... Только Мейкдона не хватало! Конечно, я могу направиться по пути, в который не верит Горан. Замириться с императором, хотя бы внешне, отойти от активной жизни. Ну, разве что война позовет в строй. Пусть Мейкдон сам сталкивает императора с трона. Умываю руки.

– Это твое окончательное решение, супруг? Не думаю.

Алекс грустно улыбнулся.

– Не веришь, что я сверну на тихий маршрут?

– Не верю, что на нем задержишься. И Горан не верит. Тем более не примут всерьез Мейкдон и Ванджелис, – Иана выдержала паузу, затем обронила слова, предопределившие окончательный выбор: – Главное, ты сам совершенно не можешь гарантировать, что не бросишься в омут с головой, как только сгустятся очередные тучи. А коль и сейчас небо не слишком ясное, в том числе – из-за моей опрометчивости, нужно ли уходить, чтобы все равно вернуться?

Неудобство общения с близкими – они иногда называют вещи своими именами.

Если руки сложа, наблюдал свысока, А в борьбу не вступил с подлецом, палачом, Значит, в жизни ты был ни при чем, ни при чем.

Опять эта баллада... Проклятый Терон! Создал некий выдуманный образ, и образу приходится соответствовать.

Алекс сжал зубы. Потом обреченно махнул рукой. Наверно, рыжий бард не столь уж виноват, что угадал самую суть своего друга.

 

Глава тридцатая

Перед встречей с Мейкдоном и Винзором император выдвинул условие: привести Алексайона в кандалах. Либо без железа, одну только голову. Тревожные вести с запада вынудили его дать аудиенцию строптивым вассалам без предварительных условий.

В свое время, опьяненный успехом прихода к власти, Ванджелис заложил загородный дворец ниже по течению Леонии. Старый неплох, но слишком уж пропитан духом предыдущей династии. В трудную для монархии финансовую эпоху новый император начал стройку века и отказался свернуть ее после скандального демарша Алайна, когда вливания в центральную казну снизились до минимума.

Государь решил продолжить возведение сооружения и завершить его во что бы то ни стало. Сроки сдвинулись. Комплекс зданий выстроен, но отделать и обставить удалось лишь малые летние апартаменты

в боковом флигеле. В нем появилась совсем небольшая часть роскоши, полагающейся главной императорской резиденции.

В период подозрительности, да что там лукавить – откровенного недоверия к сюзерену, герцог и регент явились в сопровождении своих гвардейских отрядов, способных при случае отразить атаку серьезных сил. Ванджелис не удивился, но и радости не изобразил.

В зеленой гостиной, на декор которой ушли лучшие изумруды, яшма, хризопразы и хризолиты из имперской сокровищницы, отделка стен и мебели сделана из зеленого мрамора, обивка кресел – из шелка того же цвета с вкраплениями золотых корон, венценосная особь с тонкими розовыми ушами выбилась из общей гаммы.

Государь хмуро оглядел толпу гвардейцев в красных и фиолетовых плащах. Среди красных признал Горана Атрея, памятного по первой встрече с Алексайоном – тогда пожилой рубака ступал тенью за молодым возмутителем спокойствия. Скорее всего – соучастник побега Ианы. Несомненно, сейчас не столько охраняет Нилса, сколько присматривает, чтобы робкий регент не вильнул в сторону.

– Воевать со мной надумали, синьоры? В то время как ламбрийцы снова угрожают, затеваете междоусобицу?

– Отнюдь, ваше императорское величество, – Мейкдон, естественно, опередил регента в ответе. – Выражаем соболезнования по поводу гибели Орайона и готовы объединить усилия по отражению очередной внешней угрозы. Касательно нашего общего... знакомого. Заявляю – он не мог присутствовать в Нирайне лично во время того прискорбного события и покорнейше просит принять его объяснения.

Император взял свернутый трубочкой и перевязанный лентой свиток.

– Что это? Мне нужно читать его жалкие оправдания?

– В дни, когда единство необходимо как никогда – безусловно, ваше императорское величество.

– Единство... – в брезгливой гримасе, с которой государь выплюнул это слово, обнажились его передние зубы. Собаки демонстрируют клыки перед дракой, обещая вонзить их в соперника. Желтоватые резцы монарха не испугали бы морскую свинку. – Зачем мне единство с отщепенцем, отступником и убийцей сына?

– Примите во внимание, к нему за месяц прибыло около сотни лучших офицеров, изгнанных из гвардейских и армейских частей Кетрика. При всем уважении, ваше императорское величество, в случае военной операции имперских сил против его княжества я поставил бы на Алексайона.

В голосе герцога особого уважения не прозвучало.

– Военная операция... Синьор регент, вы что молчите?

– Войсковая акция применяется только при подавлении бунта, ваше императорское величество. Восточная Сканда не восстает против короны.

– Разоружение целого батальона с убийством командира – не бунт? Помеха взысканию недоимок – верноподданническое поведение?

Ниле смешался и заткнулся, а Мейкдона начало раздражать продолжающееся действо: всемогущий император перед оробевшей челядью.

– Предлагаю рассуждать предметно, ваше величество. Князь имел более чем веские основания считать действия ваших офицеров превышением власти – и касательно взыскания долга, и, скажем откровенно, приказа убить его при любом удобном случае. Тем не менее тей Алайн достойно вышел из положения и не желает дальнейшего конфликта, особенно в свете ламбрийских вестей и смерти Орайона. Прошу покорно ознакомиться с его посланием.

Продолжая демонстрировать зубы, Ванджелис подозвал секретаря. Тот с поклоном принял рулончик и развернул.

«Ваше императорское величество! – писал Алекс, чьи слова в зеленой гостиной озвучил сладкоголосый дворцовый клерк. – Позвольте выразить официальные соболезнования по поводу гибели герцога Орайона, вашего сына».

– Он издевается! – буркнул монарх.

«Осмелюсь заверить вас и дать честное слово благородного человека, что я не организовывал это убийство, не отдавал приказ об умерщвлении Орайона и не знал о нем заранее. К большому сожалению, не имею возможности сообщить более точные сведения о печальном происшествии, так как это войдет в противоречие с моими принципами тейской чести».

– Вранье! – заключил император, меряющий других по себе. – Винзор, ваш князь не является моим вассалом или служащим. Поручаю вам его расспросить, да с пристрастием.

– Слушаюсь, государь.

– Продолжайте.

«Готов встретиться с вами и заверить в преданности Икарийской державе, а также отсутствии какого-либо злого умысла. Напротив, желаю служить Родине и внести посильный вклад в дело ее защиты от неприятеля. С уважением и выражением почтения, элит-офицер гвардии Винзора князь Алексайон Алайнисский».

– Не вижу препятствий. Пусть является в Леонидию, сдает шпагу. Я найду время навестить его перед рандеву с палачом.

– Ваша позиция нам понятна, ваше императорское величество, – коротко поклонился Мейкдон. – Я передам ее тею Алексайону. К сожалению, в этот раз отражать ламбрийский десант предстоит коронным войскам без помощи герцогской гвардии триумвирата.

– Вы решаете за троих, Мейкдон?

– Алексайон не поведет войска на запад, ожидая, что его там схватят и казнят. Боюсь, регент не в силах его заставить. Войдите и в мое положение: если моя гвардия понесет большие потери, я останусь в проигрышной позиции рядом с соседями... Сами понимаете, как это не дальновидно. Тем более к походу не присоединится Южная Сканда, наш традиционный единомышленник, – герцог поклонился и забил последний гвоздь: – Но мы помолимся за ваши успехи, государь. Разрешите откланяться.

Ванджелис сдавил подлокотники до белизны пальцев. Но более ничем не выдал возмущения, едва заметно повел головой в дозволительном жесте, несколько комичном из-за его внешности.

– Завтра в десять жду вас, синьоры. Продолжим.

На галерее, ведущей во внутренний двор, где окончания переговоров ожидали остатки эскорта, регент сердито шепнул герцогу:

– Вы перегнули палку! Он дал нам шанс смягчить позицию.

Выпуклые глаза Мейкдона ковырнули взглядом собеседника.

– О каком смягчении может идти речь? Если численность десанта будет сравнима с последней войной, ему не хватит силенок. Не говоря о том, что любой из нас при желании задавит столичный гарнизон и провозгласит себя правителем Икарии, пока его величество увязнет в Аделфии с главными силами зеленых. Он не захотел компромисса на сегодняшних условиях. Тем лучше. Завтра подпишет мир на еще более трудных.

Пока Мейкдон выколачивал из монарха уступки, как служанка – пыль из коврика, князь начал приготовления к войне. Штаб гвардии в Винзоре украсился картами со множеством стрелок, означающих возможные направления действий врага и ответные маневры икарийцев.

Глядя на их переплетения, фалько-офицер Малена неуверенно спросил:

– Почему вы полагаете, синьор, что на этот раз десант непременно ожидается в Аделфии?

– В этом нас убеждают торгаши из Арадейса и логика событий. Знаете, откуда выросли корни конфликта? Император с сынком на пути к власти слишком много наобещали ламбрийцам, а прижатые триумвиратом не смогли выполнить обещания в полном объеме. Так что претензия не столько к государству, сколько к их благородному шакальему семейству. Но Аделфия – тоже Икария. Так что нам невозможно остаться в стороне.

Тем более что столь скорое ее начало подтолкнул именно он, убедив герцогские семейства начать хозяйственные реформы. У ламбрийского короля выпадает последний шанс на военную победу над феодальной и довольно отсталой страной, в ближайшие годы разрыв сократится.

Князь, не ожидавший никаких неотложных новостей, сбежал в покои северного крыла, отведенные Алайн ам на время нахождения в Винзоре.

Иана, облаченная в черный камзол и оперенные сапоги, беседовала с Марком, которого не отпустила при виде мужа.

– Слушайте оба. Не знаю, насколько это пригодится, но... В общем, в башне Нирайна я случайно заговорила через решетку с одним узником, содержавшемся с нами – на этаже смертников. Он утверждал, что служил у Ванджелисов командиром очень странного корабля, способного какое-то время двигаться под водой. До воцарения Дайорда он возил контрабанду. Когда Ванджелисы захватили власть и получили возможность вытворять что угодно в открытую, Орайон сохранил тайну корабля и упрятал экипаж в тюрьму.

Марк, также одетый в летное, хохотнул баском:

– Что же не повесил их, по любимому обыкновению?

– Я не узнала. Поверь, были заботы актуальнее. Могу предположить, он не исключал возможности когда-нибудь использовать тайный корабль.

– Представляю, насколько моряки преданы правителю, отсидев в тюрьме пару лет. Узнаю Ванджелисов, – Алекс повернулся к Марку. – Новость интересная. Как ты посмотришь на повторение опыта? Будешь стоять с револьвером возле уха капитана, проведаем ламбрийский флот.

– Никак не смотрю. Теперь держусь в воздухе не хуже тебя. Поменяемся ролями?

– Увидим! – князь хлопнул друга по плечу. – Нужно выяснить, на месте ли тот корабль да в каком он состоянии.

Для этого требовалось императорское соизволение не преследовать Алексайона Ал айна хотя бы на время очередной войны. О нем зашла речь на следующий день переговоров под Леонидией.

Император предпочел розовую гостиную в том же флигеле. Турмалин, топаз, корунд, кварц. На полу – розовый мрамор.

Августейшие пальцы украсились перстнями с крупными светлыми рубинами. Они менее ценные, нежели малиновые, но идеально гармонируют с отделкой интерьера. Ванджелис сделал свой выбор – куда направить творческие усилия и финансы.

– Гарантии! Мне нужны гарантии. Предположим, ваш несносный Алайн снова проявит себя в бою. И что? Мне докладывают – чернь распевает о нем песни. Тогда вообще причислит его к лику святых?

Робко вступил регент с заранее отрепетированной сольной партией.

– Он скромен в запросах. Желает земель в хорах Восточной Сканды, вплотную к его двум графствам, чтобы сделать княжеские угодья и выстроить замок. Надеется быть основателем рода, через несколько столетий – старинного. И нуждается в вашем ручательстве – не преследовать его, не присылать убийц.

– Предел его мечтаний – превратиться в провинциального помещика, так, Ниле? – не поверил император, полностью разделяя высказанное Ианой опасение. – Добровольно уйти в тень? Сказки. Ладно, пусть будет так. Война закончится – увидим.

– Ваше величество, – вклинился Мейкдон. – Не затруднит ли вас отразить императорскую волю в письменном виде?

– Слова недостаточно? Написанное на бумаге, оно остается тем же, что и при произнесении – его сила зависит от желания это слово держать.

– Не спорю, ваше величество. Осмелюсь лишь обратить ваше внимание, что тей Алексайон ходатайствовал письменно, и аналогичная форма ответа придаст больше ему веса, чем переданное мной высочайшее согласие...

– Ладно, – нетерпеливо перебил император. – Не будем терять время. Пока бумага дойдет, пока он соизволит выдвинуться на запад... Некогда ждать!

– При всем уважении. Если элит-офицер в Винзо-ре, ответ поступит в пределах часа, – подсказал регент.

– Как это? Между нами и герцогством нет телеграфных проводов.

– В нашей резиденции, как и в особняке синьора Мейкдона, установлены электроискровые передатчики... Прошу прощения, долго объяснять технические подробности. Иными словами – беспроволочный телеграф. Каблограмма передается по воздуху до станции, откуда до Нирайна и Винзора протянуты провода.

– Какие-то новомодные выдумки, – фыркнул император, предпочитающий обдумывать интерьер гостиной в желтом. – Отправляйте живее. Хотя... Герцог, что говорят ваши шпионы? Ламбрийцы нападут раньше, чтобы использовать дирижабли, или в разгар зимы, когда теи не могут летать у побережья?

– Зависит не от погоды, а от степени готовности, ваше величество. Уверяю, в любом случае помощь гвардейцев Алайна придется как нельзя кстати.

Ответ о готовности к выдвижению пришел много позже, часа через три, потому что Алекс был занят, не устояв перед личной просьбой Горана и плюнув на государственные дела.

– Огонь рождается внутри тебя. Он распирает. Он печет! Он требует выхода! Он неистовствует! Ты сжимаешь его... а потом отпускаешь в любую сторону. Огонь Силы толкает тебя. Ты держишь крыло. Крыло несет тебя! Несет в небо, в высоту, где ты по-настоящему свободна!

Амелия Винзор сидела ровно, словно проглотив тейскую шпагу, и остекленевшими глазами уставилась на покачивающийся блестящий шарик. В покой Алекса набилась люди – не только Горан, Марк и Иана, на сеанс «магии» напросился Терон, волнующийся о способностях сына, рожденного не от высокородной, и Ева, которой подобный сеанс ничуть не помог. Дочь императора, сносно летавшая в молодости, утратила чудесное свойство после родов, что у женщин случается и не считается позором. Но уж слишком несправедливо лишать неба людей, познавших радость единения с ветром...

Князь перешел к завершающей части.

– Сейчас я досчитаю до трех. Ты проснешься и забудешь мои слова. Но Сила останется с тобой. Раз! Сила переполняет тебя! Два! Сила подарит тебе ключи от неба! Просыпайся! Три!

Эффект превзошел все ожидания. Амелия начала приподниматься, опустила голову, с изумлением разглядывая что-то непонятное в районе собственного живота, вскрикнула...

Ее швырнуло вперед. Хозяйка Винзора врезалась в Марка, и они кубарем покатились по полу под смех остальных.

Дальнейшее предугадать не сложно. На нее тут же нацепили сапоги с оперением и легкое крыло. Естественно, полетела она скверно, хуже Марка, только прибывшего в Леонидию... Но полетела!

Князь подмигнул Горану. Эта женщина – совсем неплохая партия, не так ли? Триумф Амелии на время оказался важнее, чем телеграмма от императора, дозволяющего Алексу со товарищи сложить голову во славу того самого императора.

 

Глава тридцать первая

В чреве подводного корабля словно поселился клубок змей. Непрерывное шипение сопровождает любые его эволюции: всплытие, погружение, ускорение. Даже стоя на месте, он постоянно пыхтит паровой машиной, а в многочисленные баллоны нагнетается сжатый воздух, приводящий в действие механизмы и вращающий гребной винт под водой.

Сыро. Вода подсачивается через неплотные соединения, заплескивается через люки, конденсируется. Буквально спустя два часа после выхода в море одежда отсыревает, набирая лишний вес, совершенно не нужный в полете.

Бывший капитан-лейтенант ламбрийского флота Хеминг, освобожденный гвардейцами Винзора из тюремной башни, позвал Алекса на мостик.

– Похоже на ночной полет, синьор?

– Хуже. В воздухе я точно знаю, что не напорюсь брюхом на скалы.

Хотя полет полету рознь. Та ужасная ночь, когда вдали от берега он спасся, только случайно заметив дирижабль, запомнилась надолго. Повторения не хочется.

Ветер не так страшен, как паруснику или воздушному кораблю. Но качает основательно. Невидимые в темноте волны перекатываются через ничем не защищенную палубу, бьются в надстройку, периодически обливая мостик и находящихся там людей.

– Как вы ориентируетесь в кромешной тьме?

– Компас, лаг и опыт. Через четыре часа пути Дайренская банка, небольшие глубины. Если ваши разведчики не напутали расстояние и направление, караван там. Самое удобное место кинуть якорь, – Хеминг чуть запнулся и откровенно добавил: – У банки мы перегружали ящики.

– Кэп, на мелководье волнение не уменьшится?

– Если не увеличится, синьор.

– То есть большой палубный люк не открыть...

– Понимаю. Крылья и боеприпасы поднимете через рубочный люк. Узкий, но ничего другого не предложу.

Затея попахивает безумием. Высота надстройки – два человеческих роста. С такой смешной высоты придется прыгать во тьму над бушующими волнами, взбиваемыми порывистым ветром, с фугасными снарядами в половину, а то и в три четверти собственного веса!

Потом искать ламбрийские транспорты, качающиеся на якоре без единого огня. Использовать единственное преимущество – полную внезапность атаки и молиться, чтобы найти черную палубу подлодки среди черных волн под ночным небом без единой звезды. Удержаться на скользком железе, не быть смытым или сдутым за борт, вскарабкаться на мостик...

Только очень большая милость Всевышнего позволит вернуться из вылета невредимым. Чтобы снова лететь навстречу пожарам и пулям с горящих транспортов.

Алекс долго колебался, рассматривая перед выходом в море рукотворного кита. Сомнения развеял Горан.

– Нам не привыкать умирать. И до сих пор – целые. Что помешает дожить до утра?

Мы – это сам Горан, Марк и семеро добровольцев из гвардии Леонидии, безвинно вышвырнутых со службы. Целый корабль изгоев. Экипаж – узники нирайнской башни, плывущие под честное слово князя дать им полные права подданных империи и принять официально на флот. Самый главный отщепенец возглавляет налет, находясь в практически безвыходном положении. Проиграет – погибнет. Победив, наберет слишком большую популярность и подлежит ликвидации как возможный соперник императора.

Алекс усмехнулся. Жизнь неоднократно скручивала, но так и не сломала. Потягаемся с судьбой в очередной раз.

Утром эскадра начнет обстрел побережья и высадку. Там – Терон и вторая линия обороны, бомбы посыплются в корабли и десантные лодки, если только не окажутся правы разведчики, рассказавшие про новое заокеанское оружие – пушки, стреляющие картечью в зенит. Если верить их рассказам, ни теи, ни икарийские дирижабли не смогут приблизиться для прицельного бомбометания. Поэтому неожиданная атака из-под воды может сильно повлиять на исход сражения.

Он спустился вниз, к летной команде, в удушливую парилку трюма, разогреваемого жаром от машины. Мощные вентиляторы, напоминающие уменьшенный пропеллер дирижабля, гоняют воздух, но мало, слишком мало. Князь представил, каково в железной утробе летом, и содрогнулся.

Собачья служба. Пронизывающий холод на мостике и нестерпимая жара внизу. И сырость. Горячая или холодная – всюду сырость.

Горан с остальными теями периодически также взбирался наверх – охладить перегретый организм. Скоро трюм наполнился кашлем: даже закаленные тела не выдержали и получили простуду. Подводники предпочитали или мерзнуть, или жариться, но терпеть одну температуру.

– Поднимитесь на мостик, командир!

Алекс снова вскарабкался вверх по железной лестнице.

Хеминг показал рукой вперед и чуть в сторону.

– Присмотритесь. Едва заметные светляки на воде. Как я и говорил, синьор, Дайренская банка.

Князь взял морской бинокль. Приспособившись, попытался прикинуть число вражеских бортов. Десятки! Разведчик докладывал о полусотне транспортов и вооруженных кораблей, надеялись – преувеличил. Нет. Как бы не приуменьшил.

– Капитан-лейтенант, зачем им свет?

– Высматривают. Вдруг кто на баркасе с шестовой миной. Бывало такое, в Злотисе пытались. И мы близко не подойдем, только под водой.

Алекс прикинул расстояние. Можно и отсюда попробовать... Опасно, на пределе. С грузом запас Силы тает стремительно.

– Понял вас, кэп. Действуем по плану.

Моряк, чье лицо практически неразличимо из-за темноты и широкого капюшона, прокричал команду готовиться к погружению.

Это целая история. Гасится топка. Убирается дымовая труба, ее отверстие перекрывается круглой крышкой-захлопкой. Вахтенные и командир спускаются с мостика вниз, запирая изнутри люк. В корпусе потухают лампы, кроме дюжины едва различимых светляков – их огоньки тоже нуждаются в воздухе, загрязняя его.

Подводники разбегаются по местам. Когда звучит команда «погружение», субмарина возобновляет ход вперед, по бортам бурлит вода, заполняя цистерны, нижняя палуба наклоняется – корпус получает дифферент на нос.

К бурлению воды и шипению воздуха добавляется новый звук – пренеприятный скрип. Давление на стенки чуть сминает обшивку и набор, извлекая негармоничную мелодию.

Люди оказываются там, где Создатель не предусматривал их нахождение. На морской глубине. – Командир! Не хотите глянуть?

Алекс прижался к наглазнику зрительной трубы, зная, что ее верхняя медная часть приподнимается над волнами, периодически заливаемая. Через мокрое стекло он мало что рассмотрел.

– Видите? Как только приблизимся к борту ламбрийца, я прикажу нырнуть глубже, чтобы не обломать зрительную трубу о его киль. Опять подвсплывем – мы внутри эскадры. Если свободно, поднимемся на поверхность в черном пятне без огней, и придет ваш черед.

– Как бы повернуть визир, осмотреться?

– Никак, синьор. Иначе в уплотнитель между трубой и корпусом польется вода. Может, в далеком будущем исхитрятся придумать, не знаю. Командуйте теям – приготовиться.

– Да, кэп. Полагаю, уложимся за полчаса.

– Раньше и не получится, – рябое и обветренное лицо капитан-лейтенанта едва обозначилось в свете масляной плошки. – Пока раскочегарим машину, пока снова накатается воздух в баллоны. Минут пятьдесят, не менее. Без погружения сможем двигаться через полчаса.

Под огнем ламбрийских пушек? Не самый лучший выбор.

Алекс шагнул к теям.

– Готовы к дьяволу на рога?

– Зачем на рога? – отозвался Марк. – Прихлопнем его, глядишь – симпатичная вдовушка останется. Не строгая, раз рога наставила.

В полумраке блеснули зубы. Перед боем все рады и такой незамысловатой шутке.

– Горан! Взлетай первым – покажешь остальным, как подняться с такой дурищей без разбега и не с марсовой площадки. Марк – замыкающий. Пригляди за матросами, чтоб аккуратнее с бомбами. А то некуда возвращаться будет.

Под ложечкой разгорелась звезда, рожденная предвкушением полета и опасности. Алекс в последний раз осмотрел свою команду. Люди описывают это ощущение разными словами, но, похоже, прилив Силы чувствуют примерно одинаково: порвем всех врагов и унесемся к небесам, или звезда сожжет изнутри нас самих.

Лодка всплыла и застопорила ход. Алекс выбрался наверх, принял из люка крыло, которое тут же едва не вырвалось из рук под ударом ветра.

Окружившие лодку суда, ближайшее – в двух сотнях шагов, не дали никакого укрытия от ветра.

– Горан! Жги то, с правого борта, я подпалю левое.

Опытный тей пристегнул к подвесу черную тяжеленную болванку и взобрался на ограждение мостика, удерживаемый двумя матросами. Он встал против ветра, наклонился вперед... и исчез. Слово растворился в темноте, среди шума волн и пенистых брызг. Алексу даже показалось, что учитель просто нырнул в океан, без всплеска уйдя на дно.

– Держите меня нежно, но крепко!

Ветер в нос корабля. Железная труба ограждения – мокрая и скользкая, тейские сапоги не для таких подставок.

Предельная концентрация Силы. Горан рассказывал, как он напрягся, взлетев без крыла над пиратским баркасом и у тюремной стены. Алекс взвинтил себя так же.

– Приготовились! Пошел!

Чужие руки отпустили его, ноги сильно толкнулись, Сила ударила мощным потоком, опрокидывая стоящих на мостике... И все же ему не хватило высоты.

С ужасом представляя, как он врежется в палубу взрывателем бомбы, Алекс выставил ногу и оттолкнулся, провалившись в воду по колено... Второй ногой... Палуба кончилась... И порыв ветра приподнял его над волной.

Изливая Силу с небывалой щедростью, тей вдруг забыл, как разделил с Гораном цели. Начал набор высоты, примериваясь к едва освещенному корпусу вражеского корабля, и в этот миг грохнуло в первый раз.

Судно, находившееся на правом траверзе подлодки, озарилось огненным цветком, вспыхнувшим посреди палубы. Князь завопил от восторга, словно подросток, впервые поднявшийся в воздух. Ах, если бы в прошлую его морскую кампанию он мог бить так близко, на малом расстоянии от икарийского борта, поднимая тяжелый фугас всего лишь на высоту стеньги...

Черный цилиндр ухнул вниз. Секунды ожидания: неужели мимо? Ударившись о палубу и пробив ее насквозь острым наконечником, снаряд рванет через пять секунд, в воде не взорвется никогда...

Ба-ба-бабах! Вдогонку ударила мягкая воздушная волна.

Неправдоподобная результативность. Два вылета – поражены два корабля. Пусть не обязательно потонут, но – горят. Подсвеченные пожаром, послужат отличными мишенями. Летим за новыми бомбами!

Где-то на прямой линии между горящими судами ждет субмарина. Узкий пучок света из ее недр устремляется в небеса и практически не виден, если не смотреть с высоты. Светлое пятно отразилось на низком облаке... Плевать! Никто не знает, не может знать о секретном оружии и даже искать подводное судно среди пылающих транспортов. Параноик Орайон отлично сохранил тайну.

Заход на посадку... Палуба... Она скрылась под волной, Алекс погрузился по грудь. Крыло нырнуло под воду. Князя тут же смыло за борт и утянуло под поверхность.

Чертовски глупая и неприятная ситуация. Лодка – вот она, под водой слышно чуханье паровой машины. Вода ледяная, моментально пропитавшая одежду и залившая сапоги, мышцы скрутило судорогой...

Но себя одного спасать легче. Алекс скинул крыло. Сила увлекла на звук парового движка, окоченевшие руки ударились в железо, еще через минуту он вскарабкался на мостик в объятия Горана.

– Летаешь хуже унтера! Марш в топочную, отогрейся.

Издалека донесся очередной раскат. Поход никак не назвать холостым.

С усилием унимая стук зубов, он спросил Горана:

– Как тебе удалось не купаться?

– Садись точно на мостик, не ошибешься.

Если не считать верного шанса поломать ноги об ограждение или открытый люк. В общем – замечательный совет.

Из первого вылета вернулись восемь. Марк тоже умудрился вписаться в площадку, сбив с нее матроса, упавшего за борт. Итого потеряно трое... Не так уж безоблачно выходит, как казалось при атаке первых двух кораблей на пару с Гораном. И погибшие теи отнюдь не отличались недостатком опыта.

Нацепив матросский бушлат вместо форменного камзола, ни в коей мере не годящийся для полета, князь выбрался наверх вторично. Хоть и меньше резерва Силы, но опыт даром не пропадает. Он умудрился удержаться на крыле, причем – непривычном, запасном, не коснувшись ни воды, ни палубы.

Алекс увидел на фрегате хваленые пушки ламбрийцев, приспособленные для стрельбы в зенит. Возможно, стреляй они картечью, шанс зацепить был бы реальный. А так угрозу представляли только шальные пули.

С грехом пополам погасил скорость у самого заграждения, позорно повиснув на нем с крылом за плечами, подводники в четыре руки затянули на мостик.

Марк – замыкающий. Их осталось четверо. Смуглый брюнет из ветеранов леонидской гвардии дотянул с пулевой раной.

– Капитан! – Алекс отправился на мостик. – Сколько нужно времени?

– Заканчиваем.

Но жадность до боя взяла верх. Марк, Горан и их предводитель снова упорхнули во тьму.

Рухнув на мостик после третьего вылета, князь освободился от сбруи. К нему кинулся капитан.

– Уходим! Нас обнаружили!

Возможно, моряк рано начал паниковать. Какой-то из ламбрийских фрегатов принялся беспорядочно гвоздить из пушек по темноте, предполагая, что там где-то прячется тейский корабль-матка.

– Алекс! Марка нет.

– Кэп. Отставить. Ждем. Обозначить лодку огнями.

– Вы сошли с ума, синьор! Сейчас же все вниз!

Бунт. В боевой обстановке.

На мостике их шестеро – капитан-лейтенант, офицер, два матроса, все с оружием. Теи с голыми руками; на бомбометание они даже носовые платки выкладывают, каждая щепоть веса на счету. Револьверы лежат в трюме.

Князь поднял кулак. Отставленный палец указал на капитана.

Сзади донеслись короткие звуки борьбы – Горан правильно понял команду. Алекс бросился на младшего офицера, снося его с ног и вырывая револьвер из кобуры.

– Командир! Что делать с Хемингом?

– С бунтовщиком? За борт!

Из-за шума волн всплеска никто не услышал.

– Исполнено.

– Надевай крыло и лети налегке. Я подержу на прицеле слишком смелых. Что уставились? – Алекс демонстративно щелкнул курком. – Кому сказал – осветить мостик!

Под масляной лампой лица угрюмые, жесткие. Какие-то десять минут назад охотно помогали теям... Но что возьмешь с ренегатов, раз поменявших флаг королевства на знамя империи. Им ничего не стоит перекинуться вторично. Или вернуться налегке с объяснением: теи погибли в полете, капитана смыло.

Снизу раздался сдавленный крик.

– Помогите! Князь!

Алекс вначале не поверил ушам.

– Один – быстро вниз на палубу. Обвяжись концом. Скорей шевелись, беременный кабан!

Каким чудом Горан нашел Марка в бушующем море и подтащил к кораблю, осталось загадкой.

 

Глава тридцать вторая

Диковинный корабль приблизился к бухте, где предпочтительнее двигаться под водой и сохранять секретность. В часе лета от берега Алекс не утерпел и нацепил крыло, оставив Горана с ранеными.

– Синьор! – сублейтенант, принявший командование подлодкой, замялся, пытаясь деликатно сформулировать просьбу. – О нашем капитане...

– Упал за борт, случайно. Бывает. Вы несли службу без замечаний.

– Спасибо, синьор. Мне иногда трудно говорить с теями.

– Ничего сложного. Мы не имеем права говорить неправду. Если благородный врет – он теряет честь. Но мы не обязаны вываливать все наружу, умеем хранить секреты. В том варианте рассказа я погрешил против истины? Нет. Обещаю – если выживу, буду хлопотать о присвоении вам имперского звания прим-офицера флота.

Без бомбовой подвески, в высохшем у котла зимнем форменном камзоле и летном плаще, Алекс без усилий слетел с мостика в предрассветный туман. Через час с небольшим уже пил грог с Тероном.

– Марка сильно...

– Нет. Царапина. Охладился сильно, да у тех котлов и мертвый отогреется. Горан – человечище. Нам до него, боюсь, не ближе чем в первый день в легионе.

– Многих вы упокоили?

– Четыре судна – точно. Но не поручусь, что много там утонуло. Десятки шлюпок спустили. А если в трюмах пушки и кони, им наверняка не доплыть. Два корыта горели, могли и погаснуть. Формально – успех, но ценой жизни шестерых очень опытных, двое ранены.

Алекс рассказал и про попытку неповиновения, не вызвав особого удивления у товарища.

– Пока нет своего флота, нет и нормальных собственных моряков. Князь, что ты надумал по отражению высадки?

– Сомневаюсь, что сегодня успеют. Зимний день короток. Им, если бы не наша атака, нужно было сразу двигать, затемно. А тут – пока помощь оказали, с тонущего судна на другое перегрузили, разобрались: не нападет ли кто-то, пользуясь мраком. Время потеряно.

– Я отправлю разведчика.

Алекс кивнул, опрокидывая в себя остатки горячей жидкости.

– Правильно. Если они снова ночуют на банке, нужно атаковать.

Терон не поверил своим ушам.

– Снова на субмарине? Когда из десяти выживает четверо, из них двое раненых?

– Хочешь сам попробовать? – Алекс рассмеялся. – Ладно, не трусь. Так больше рисковать не нужно. Ламбрийцы осторожно разводили свет, не желая привлечь нас. Теперь знают, что их обнаруживают и топят, будут бояться подкравшихся незаметно и освещаться. В общем, я отправляюсь к героическим генералам Ванджелиса с предложением собрать в кулак всех, способных нести бомбы. Пять-шесть судов с теями пустим вперед, скорее всего – принося экипажи в жертву, наши лоханки не удерут от ламбрийских корветов и фрегатов. У каждого летуна задача – сбросить бомбу и вернуться на берег. Если хорошо нащупаем цели в темноте, потопим добрую половину негодяев.

Генералитет, взращенный императором из бывших фалько-офицеров адельфийской гвардии, в большинстве своем не участвовавших в предыдущей войне, решил придерживаться оборонительной тактики и позволить начать высадку десанта под береговым артиллерийским огнем. Когда слова попросил возмутитель спокойствия с нашивками всего лишь элит-офицера, паркетные вояки набычились. Столь же предвзято настроился Ванджелис: ему была памятна первая встреча с Алайном, когда в этом самом кабинете северный варвар заявлял о желании заколоть синего герцога.

– Позвольте высказаться, синьоры, офицеру, который убивал ламбрийцев и на прошлой, и на этой войне, а не ограничивался рассуждениями, – с первой фразы князь окончательно настроил большую часть слушателей против себя. Но он рассчитывал на внимание не трех напыщенных индюков с генеральскими эполетами, а на командиров герцогских гвардий. – Насколько возможно, нужно топить суда с десантом. Я видел их вблизи этой ночью. Горят ярко, тонут быстро. Как и в прошлый раз, внезапные потери до высадки сбивают врага с толку. Их командующий ошибся, не начав операцию сегодня.

– Вы собираетесь положить Две трети тейской элиты в атаках на корабли? – буркнул один из эполетчиков.

– Отнюдь. Налет на транспорты да под покровом темноты даст не больше пятнадцати-двадцати убитых на сотню. Гвардия Винзора выставляет восемь дюжин. Мне нужно не менее четырехсот теев. Тогда до половины десанта отправится на дно.

– Поддерживаю коллегу! – заявил элит-офицер фиолетовой гвардии. – Под Злотисом наши основные потери последовали во время бомбардировок десантирующихся, а не над кораблями в море. Шесть дюжин я приведу.

Поддержала и Южная Сканда.

– Синьоры! – продолжил Алекс. – Это лишь половина нужной численности. Мы готовы сражаться и умирать за Аделфию с местными теями, но не вместо них. Прошу по десять дюжин от Кетрика и Аделфии. Северяне – сколько сможете.

Понятно, что западные земли обескровлены – император утащил за собой в центр большинство способных офицеров синей гвардии. Монарх наморщил лоб в тяжкой думе... и отказался выделить даже малый отряд.

Слова попросил Амарантос, герцог Западной Сканды, вздумавший лично вести в бой свою гвардию. Привыкший следовать в кильватере за политикой императора, он вдруг заявил, что его честь не позволит отсиживаться за спинами других. Шесть дюжин лучших теев с северо-запада примут участие в налете. Четыре дюжины пообещала родина Алекса.

Наблюдая за мышиной возней вокруг предстоящей операции, князь подумал в тысячный раз, что механизм государственного и военного устройства империи нелеп до безумия. Нет военачальника, имеющего полномочия сжать армию в кулак и повести в бой оптимальным образом. Военный совет больше напоминает собрание паевых дольщиков торговой компании, которые судорожно соображают – сколько вложить активов в предстоящую сделку, каковы возможные доходы и убытки, сколько средств оставлено дома, чтобы не ослаблять собственные территории, удаленные от поля битвы на десятки дней пути по воздуху. Не генералы, а счетоводы, им ротой командовать не по плечу. Зато масса рассуждений о чести, о доблести! Сколько потом будет примазавшихся к победе! Она будет вырвана не кабинетными высокомудрыми рассуждениями, а ценой жизни десятков и сотен истинно благородных, навсегда сгинувших в Нирайнском заливе.

– Почти три сотни есть. Летим, – объявил Алекс, не дожидаясь формального одобрения главного акционера. – Но это лишь часть дела. Пока не построены железнодорожные пути вдоль побережья, а золото продолжает вливаться в роскошь, противник имеет лучшую возможность передвижения сил. Как в прошлый раз, ожидается обстрел наших селений и малых фортов. Мне нужны добровольцы на следующий вылет – по боевым кораблям ламбрийцев. Да, потери там будут больше, двое из трех не вернутся. Но, синьоры, пора приучить наших западных торговых партнеров, что война – убыточный способ изменения условий контракта, иного языка они не приемлют.

Опустилась тишина. Князь умудрился и монарха оскорбить, обвинив в транжирстве, и пригласил теев к массовому самоубийству ради спасения черни, населяющей рыбацкие деревушки. Следующая война... когда она будет? Когда молчание затянулось, Алекс продолжил:

– Я понял вас. Тогда после первого вылета сам обращусь к теям и приглашу добровольцев топить фрегаты. Истинно благородные меня поддержат. Ваше величество! Разрешите идти? Время дорого, не могу тратить его на болтовню.

Ни у кого не осталось иллюзий. Тей Алексайон добьется успеха – полного или частичного. Но, если и не погибнет, никогда не уживется с императором на одном материке.

Остаток дня заполнился приготовлениями. В море отправился паровой кораблик со станцией искрового беспроволочного телеграфа – сообщить, когда эскадра тронется с банки. Три больших ламбрийских торговых судна, реквизированных на время военной кампании, приняли отряды теев.

Князь выделил час времени и сбежал из порта, совершив проступок, за который содрал бы шкуру с любого подчиненного. Он отправился к жене.

В забитом войсками Нирайне не нашлось свободного места. Иана и Ева заняли комнату на постоялом дворе в пригороде.

– Мне можно с тобой? В Злотисе я доказала, что умею носить бомбы не хуже мужчин!

– Милая... Твои подвиги и в Злотисе, и в Нирайне нам обошлись слишком дорого. Умоляю, мне и без того тяжело. Не осложняй.

– Обещай, что непременно вернешься!

– Обещаю очень постараться.

– Если... я тогда даже и не знаю...

– Никаких «если». Поцелуй за меня Айну. А теперь поцелуй меня. Крепче.

Пользуясь, что Ева предупредительно покинула комнату, супруги вцепились друг в друга с отчаянием от понимания, что впереди – бой...

И – как знать. Быть может, сегодня последняя встреча.

Близость придала Алексу сил. Внутреннюю Силу в том числе. Он чувствовал, что в ближайшую ночь справится и с двумя, и тремя, а понадобится – с четырьмя вылетами!

Разведчик передал, что ламбрийская армада начала сниматься с якорей с вечерними сумерками. Последняя каблограмма оповестила: кораблик обнаружен и подвергся обстрелу. На этом связь оборвалась.

А потом началась феерия.

Глубокая ночь. Коварный залив со множеством рифов и отмелей. Три больших судна, их опытные шкиперы осторожно продвигаются на запад. Сотня теев на каждом, марсовые площадки, облепленные телами, по вантам взбираются новые смельчаки.

Сильный ветер. По меркам мирного времени, в такую погоду не одевают крылья. У войны свои мерила.

Групповой ночной вылет не практиковался никем и никогда. Не видно ориентиров, кораблей, других теев. Но уж если делать все с точностью до наоборот, Алекс решил быть последовательным. Он приказал каждому нацепить фонарь, подав пример.

И в угольно-черное небо потянулась цепочка огней. С соседних судов – тоже.

Огни внизу, точнее – частые вспышки выстрелов, обозначившие корпуса боевых кораблей.

Несколько небесных огоньков сорвалось с небосвода, будто невидимые ножницы обрезали нити, удерживавшие их на высоте. Остальные продолжили путь. Главная цель – транспорты.

Горан и Алекс не брали бомб, ограничившись зажигательными шашками. Когда глаза, нацеленные на поиск слабо освещенных парусно-паровых судов, уловили их следы на фоне волн, теи спикировали.

Строй небесных огоньков нарушился. Икарийские синьоры, наследники того самого легендарного Икара, бросились вниз.

Чем ближе к судну, тем точнее прицел.

Чем ближе к нему, тем выше вероятность получить пулю.

Ночь, никто не видит тебя, кроме Всевышнего. Никто не знает, как ты поступил – сбросил заряд с высоты гюйса, подставляя живот винтовочным стволам. Или с безопасного расстояния, а то и вообще в воду, подальше от ружейных вспышек, потом рассказывая небылицы о героическом мужестве да отчаянной собственной смелости.

Вопрос только совести. И чести.

Бомбы посыпались на палубы.

Сражаясь с особо свирепыми порывами ветра, Алекс принял к берегу. Он насчитал тридцать два костра из корабельного дерева и человеческого мяса.

На сушу вернулось не более половины отплывших теев.

Никто из выживших не отказался лететь на бомбежку боевых кораблей, где, как ни странно, потери были не столь трагичны.

Дюжина осилила и третий вылет – на оставшиеся транспорты, вошедшие в залив. Алексу казалось, что он ссыпает боеголовки прямо в гущу пехотинцев, переполнивших палубы. Спасенные с затонувших судов снова оказывались под бомбежкой и в ледяной воде...

Князь дотащился до казармы и выпал из реальности на половину суток, истощенный досуха. За время вынужденного отдыха произошло важное событие: ламбрийские корабли прекратили обстрел побережья, у Нирайна появился паровой бот под белым флагом и с парламентером на борту.

Ламбрийский капитан-адмирал предложил перемирие с принятием империей поправок к генеральному торговому соглашению. Ванджелису хватило твердости послать его подальше – убираться на запад безо всяких условий. Через зимние шторма на потрепанных переполненных лоханках, без пополнения водой, углем и продовольствием? Через сутки мир был подписан, ламбрийцы лишь выторговали возможность высадить пехоту в Аделфии и перезимовать.

А в комнате на постоялом дворе распахнулась дверь.

– Я вернулся, родная!

 

Глава тридцать третья

Торжественные церемонии по случаю громкой победы икарийского оружия император назначил прямо в Нирайне, у себя на родине, в фамильном замке, парадный зал которого едва вместил государственную верхушку, герцогов, а главное – генералитет и офицерство доблестной армии.

Накануне произошло мелкое, но странное событие, оставившее крайне неприятный осадок. Мейкдон отыскал гвардейскую четверку в компании Ианы и Евы, настаивая отметить окончание очередной ламбрийской войны. Не слишком радуясь предложению, но и не находя повода к отказу, Алекс велел хозяину пригородного постоялого двора, где обитали женщины, накрыть стол в большой комнате. Пара фиолетовых прим-офицеров из свиты герцога замерла у двери почетным караулом, придавая мероприятию официальный оттенок.

На правах старшего в иерархии икарийской знати, Мейкдон задал тему застольной беседы.

– Синьоры! Война завершена, но с врагом внешним. Император наш – создание злопамятное и осторожное. Через три дня он наградит вас за храбрость и возненавидит еще больше, до такой степени, что материк превращается в слишком узкое место для вашего совместного существования. Понятно, что в основных его врагах продолжает числиться тей Алексайон.

– А мои друзья? – князь поднял ладони, указывая на сотрапезников.

– Безусловно – тоже. Я бы настоятельно рекомендовал вам на время покинуть империю.

– Бежать, победив... – хмыкнул Горан. – И куда? В монастыри Шанхуна, послушниками?

– Нет! – отрезала Иана.

Причина ее неприятия монастырей была известна не всем. Но Мейкдону и Шанхун показался недостаточно далеким.

– Вчера первые суда покинули гавань. Кадмус, Ламбрия... Нет, лучше в королевстве корни не пускать, там вас, мягко говоря, не оценят, – герцог задумчиво глянул на голову кабана, украшающую стену, словно в стеклянных глазах чучела рассчитывал увидеть совет. – Юг! Архипелаги юга. Там складывается новое государство, из отщепенцев Ламбрии и Икарии.

– Из командира гвардейцев превратиться в главаря пиратов? – Алекс иронично приподнял бровь.

– Увы. Первое поколение покорителей новых земель действительно больше напоминает разбойников, нежели респектабельных синьоров. Потом положение быстро меняется. Насколько я осведомлен, перемены наступили и там. С вашей харизмой и послужным списком вы, тей Алексайон, и ваши друзья...

– Предлагаете все бросить и мчаться к корсарам сломя голову? – перебил князь.

– И быстро, не дожидаясь церемонии раздачи наград. Ванджелис имеет шанс нанести удар первым. Ему не нужны соавторы его великой победы. Если мое мнение что-то для вас значит, отплывайте немедля. Сегодня, в Арадейс. Там найдете торговцев, ведущих дела с южанами. Мне дайте знать, как устроитесь.

– Синьор, вы явно знаете больше, чем говорите, – снова бросил реплику Горан.

– Не скрою – да. И не могу раскрыть подробностей, извините.

Алекс пропустил извинения мимо ушей.

– Вы намекаете, что во время награждения или даже раньше с нами что-то произойдет?

– Я сказал достаточно.

– Спасибо за предупреждение. Вынужден отклонить ваше предложение. Впрочем, если кто-то намерен отплыть сегодня же... – Алекс обвел глазами соратников и не увидел на их лицах готовности бежать. – Нет, мы остаемся все. Удрав, мы внесем неразбериху в икарийские дела. Переживем награждение, там видно будет.

Герцог довольно быстро откланялся, едва притронувшись к еде. Он заявил, что срочно летит в Леонидию, где его ждут неотложные проблемы.

– Проблемы... – повторил за ним Горан, когда за незваным гостем захлопнулась дверь. – Его поспешный отлет меня волнует больше, чем неопределенные предостережения.

– Согласен, – поддержал Терон. – Раз уж здесь соберется вся верхушка империи, Мейкдон обычно не упускал случая поговорить приватно с одним или с другим, продвинуть нужное ему мнение или решение. Сорвавшись с такого мероприятия, он намеренно оскорбляет Ванджелиса. Без особой причины не вздумал бы покидать город.

– Предложение такое, – заявил Алекс, и его единомышленники поняли, что озвучивается не идея на обсуждение, а боевой приказ. – До торжеств не высовываемся, вплоть до объявления себя больными. Пусть судачат – у гвардии запой, по поводу победы не грех и загулять.

– Можно, – кивнул Горан. – Обещаю полную достоверность.

– Рано! Для нас война не кончилась, только враг изменился. На награждение заявимся вшестером, Ева и Иана будут в задних рядах, но близко, чтобы мы могли успеть на помощь.

– Уж пригляжу за подругой, – пообещала Иана, ей роль телохранительницы не впервой.

– Никакой самодеятельности! – Алекс намекнул на последний подвиг супруги, та смешалась. – Мы четверо держимся вместе, смотрим во все глаза. В залу пропустят не менее двух десятков гвардейцев Винзора. Если что – прорвемся.

– Если что, я убью Ванджелиса, – спокойно пообещал Горан. – Он заслужил.

И вот, после нервного ожидания, переполненного скверными предчувствиями, Иана, стиснутая у дальней стены, практически ничего не видела из происходящего у императорского трона, больше догадываясь по долетающим звукам. Муж предупредил: от императора он не ожидает никаких благ, кроме рукопожатия и доброй воли не присылать наемных убийц какое-то время. Даже выделение земель Кетрика для княжеского замка под очень большим вопросом, потому что главной наградой стал новый всплеск народной популярности, подогретый газетами.

Да, при императоре Ванджелисе Первом одержана победа. Но кто четырежды возглавлял рейды на лам-брийские корабли? Благодаря кому ни один захватчик не ступил за землю Аделфии с оружием в руках?

Баллада «О славном рыцаре Алайне», а также благородном, доблестном, отважном, верном – в любых вариациях – звучала на каждом углу, и не только на музыку Терона. Все сочинители страны мечтали примазаться к славе князя и немножко подзаработать. А здравиц в адрес императора никто добровольно не пел, исполнялись они исключительно как строевые песни зеленого воинства. При первой возможности зеленые начинали горланить про «славного рыцаря».

Государь распорядился иначе. Главное признание и верховные награды получили три его генерала, потом офицеры зеленой гвардии. Собравшиеся в зале стояли молча. Выжившие участники боев не протестовали вслух. Но не аплодировать же кабинетным героям!

Толпа на улице этого не знала. Народ вопил и бесновался от радости под самыми окнами замка-дворца, под мозаичными стеклянными картинами с запечатленными на них подвигами крылатых теев, будто в роде Ванджелисов случайно нашлись воители. Победа, мир, праздник – чем не повод для веселья!

Тем временем у императора закончились призовые поместья, титулы, а также награды поменьше. Рядовые ордена, какие обычно вручают военным клеркам-кадровикам за выслугу лет, он выделил настоящим авторам победы. Поодиночке вышли синьоры в плащах всех цветов, последними глашатай принялся вызывать гвардейцев Винзора.

– Фалько-офицер тей Горан Атрей!

И зал грохнул аплодисментами! Не только гвардейцы, участники головоломных полетов, рукоплескали все – и верное зеленое войско в придачу.

Это был триумф Горана. Иана подумала, что император откажется вызвать тея Алайна, и без того слишком обласканного вниманием.

Но глашатай не назвал княжеского имени. Внес ли государь непокорного тея в список награжденных, супруга бунтаря так и не узнала.

Сначала собравшиеся у замка решили, что ударили пушки салютом победы. Потом им на головы рухнули мириады осколков из витражных стекол...

Когда Иана очнулась, ее поразили тишина и тяжесть. И кислый запах взрывчатки.

Она отпихнула навалившегося на нее лейб-гвардейского офицера из неблагородных, высокого и широкого, оттого принявшего на себя удар. Невольный спаситель застонал... Но Иана не бросилась к нему на помощь, шагнув прямо в дым, в центральную часть зала.

Ступая по телам. Сначала – по шевелящимся, потом преимущественно по неподвижным.

Ближе к трону. Красные плащи находились около императора. Алекс тоже был там.

Новый запах. Как в мясной лавке. Так пахнут свежеразделанные свиные и говяжьи туши. Оказывается – и разодранные человеческие тела.

Запах нечистот. Умирающие нередко расслабляются в предсмертии.

Запах крови, сначала слабый, а потом – пропитавший все вокруг.

Она поскользнулась. Она старалась не смотреть, куда ступает нога. Возможно – прямо в чей-то распоротый живот.

Ни звука. Только оглушающий звон в ушах. Сердце колотится как сумасшедшее, и тоже беззвучно.

Не отвлекаться! Впереди – Алекс. Она должна увидеть его. Немедленно! Живого или... Нет, только живого!

Князь встал на колено у колонны, держась рукой за щербины от взрыва. Изуродованный, страшный... едва узнаваемый. Вторая рука прижалась к животу, из которого выпало что-то бордовое.

Иана кинулась к нему, спотыкаясь о тела. Не успела.

Его пальцы сделали в воздухе хватательное движение. Алекс рванулся и втянул себя... в прозрачное ничто, просто растворившись в пространстве.

За миг до исчезновения прокушенные губы шепнули единственное слово.

Она разобрала его. Это слово было: жди!

 

Глава тридцать четвертая

Любая императорская династия обожает празднования, посвященные ее истории, непременно – славной.

Позолота с официальных хроник спадет только с переменой династии.

Впрочем, никто не оспорит, что восхождение Мейкдонов на престол Леонидии произошло после героической победы у Нирайна, где фиолетовая гвардия показала себя с наилучшей стороны. Страшное злодеяние во время награждения стоило жизни пяти дюжинам высших сановников и лучших воинов империи, включая императора. Оба события оставили самый яркий след.

Только с погодой не повезло. Воцарение новой императорской семьи пришлось на февраль, не самый удобный месяц для уличных шествий. Но традиция требовала отмечать главный праздник державы в день коронации.

Ступая по искрящемуся свежевыпавшему снегу, его величество вместе со старшим сыном Иэросом, герцогом Кетрика, поднес вышитое покрывало к монументу погибшим героям Нирайна. Там, под ослепительно-белым шпилем, похоронены немногие теи, чьи тела не поглотили волны. В основном – умершие от ран на берегу.

Взрыв в замке, сочтенный последним выстрелом войны, позволил причислить его жертв к героям той же войны, включая никоим образом к ней не причастных. Тела из знатных родов переданы в фамильные склепы, под монументом героев лишь их правые кисти, некогда сжимавшие шпагу. Нескольких несчастных разорвало на куски, десяток опознать невозможно. Они похоронены вместе как братья, смерть уравняла императора и фалько-офицеров, смыла старую вражду: ненависть Ванджелиса к Алайну и его гвардейцам не представляла секрета.

Иана в миллионный раз скользнула глазами по списку павших и похороненных, черным буквам, хорошо видимым поверх зеленых плюмажей гвардейского караула. Среди них до боли знакомые строчки.

Горан Атрей. Маркус Тейлс. Алексайон Алайн.

Ни титулов, ни званий. Действительно, смерть нивелировала различия.

Амелия Винзор незаметно поднесла платок к сухим глазам... К сухим? По-прежнему в трауре, формально – по мужу. Накануне той войны она совершенно переменилась. И старый рубака Горан словно оттаял. Два разочарованных сердца начали осторожно раскрываться друг другу.

Не успели. Теперь не успеют никогда.

В двух шагах слева торжественно замер Терон Мей с Евой под руку. Герцог Аделфии и герцогиня. Замечательная пара, просто образец для зависти и подражания. Если не считать того, что Терон в изрядном подпитии на вчерашнем императорском приеме прозрачно намекнул: чего уж там, Алекса не вернуть, приходи ко мне ночью...

А она ждала. Сначала дни, потом месяцы. Минул год.

Все уверены, что князь был близок к Горану в момент его награждения. Поэтому жуткая смесь человеческих останков, обрывков зеленых камзолов и согнутого оружия – это все, что осталось от Ванджелиса, Атрея, Алайна и нескольких других теев. Марка опознали только благодаря объемному телосложению.

Для вида Иана не перечила. Никогда не вспоминала вслух, что видела Алекса после взрыва. Не обсуждала странный визит Мейкдона перед роковым событием. Собственно, что обсуждать – интриган оказался не прав. Он явно имел в виду опасность, исходившую от императора. Но не приказал бы Ванджелис организовать убийство недругов ценой собственной головы.

Горан Атрей. МаркТейлс. Алексайон Алайн. Какие люди! Какие имена! А какие поступки...

При первом знакомстве Марк налетел конем на разбойников, превосходящих числом, сбил их на землю. Благодаря его отваге удалось победить, спасти Еву Эрланд и ее брата.

Никогда не забыть Горана, когда он взлетел на тюремную стену, пунцовый от чудовищного усилия. Тей спас из ловушки, казавшейся безнадежной, и ее, и мужа.

Алекс... Алекс!

Он исчез в таинственный мир четырех молодцов со шпагами? Но был жутко ранен. Мог и там... Нет, эти слова нельзя произносить даже внутри себя. Сколько же ему времени нужно, чтобы выздороветь? А сколько на возвращение в Икарию?

Год. Потом два. Начался третий.

Айне три года. Она спрашивает: где папа? Получает обычный ответ, что и все дети, чьи отцы не вернулись с войны, но матери не желают ранить детские души. Папа далеко. Папа любит тебя. Папа обязательно вернется. Когда вернется? Скоро...

Положа руку на сердце, в голову приходит очевидная мысль. Алексайон просто привиделся в дымном дворцовом зале. Взрывом Иану сильно приложило головой. И не такое увидишь. Во всяком случае, это куда более разумная мысль, чем о перемещении в чужой мир, куда не могут пробиться даже монахи, десятилетиями накапливающие Силу. На самом деле муж находится очень близко – под каменным белым обелиском в центре Леонидии. То немногое, что отскребли от мраморных нлит дворца в Нирайне.

Иана очнулась от мыслей. Печальная церемония подошла к концу. Далее грядет торжественный обед, плавно перетекающий в ужин, далее – в бал. Тот самый императорский бал, о котором мечтала, и о мечтах рассказывала Алексу во время сумасшедшего путешествия в Ламбрию, когда была по-настоящему счастлива, даже не подозревая об этом.

А на единственном императорском балу, где присутствовал Алекс, танцевала с Тероном ему назло. Всевышний, какая дура!

Больше не тянет на бал. Но светскую жизнь не бросишь. Нужно оставаться в обществе хотя бы ради Айны. Через несколько лет понемногу выводить ее в свет. Айна – это все, что осталось от Алекса.

Оказалось – не все.

По пути шествия от обелиска героям Нирайна Ева показала на изящного мальчугана, четырехгодовалого младшего сына императора. Он наследует Кампест, как его старший брат получил Кетрик, а позднее наденет имперскую корону.

– Посчитай, дорогая. Мейкдон лет десять пускает на ложе только пухлых мальчиков. Юный герцог – бастард.

– Возможно. Если ты намекаешь, что он представляет достойную пару для Айны, то – нет и еще раз нет. Никогда не забуду его отвратительную мать.

Ева грустно покачала головой.

– Причина для отказа еще глубже. Вспомни случай, когда вы останавливались в Майроне по пути из Ламбрии. Эльза поторопилась тебя выдворить, Алекс остался.

Иана словно налетела на невидимое препятствие. Тот ребенок родился зимой, когда Алекс первый раз посетил Шанхун... Эльза кружилась на балу через шесть или семь месяцев после встречи в Майроне... Не в обтягивающем – в маскарадном объемном платье, делающем ее похожей на бочку! На последних месяцах беременности не постеснялась явиться ко двору ради своих интрижек.

– Он... он – брат Айны?!

– Может быть. Почему ты так побледнела, дорогая? Вы не были обручены, даже не объяснились. Алекс считал тебя возлюбленной Терона.

Ева с улыбкой скосилась в сторону супруга. Тот что-то живо обсуждал с элит-офицером и задорно посмеивался, совсем не лад с только что закончившимся траурным ритуалом.

– Да... Не стоит придавать этому значения. Тем более, правды все равно никто не узнает. Официально мальчик считается ребенком императора, и точка.

А с кем спал Алекс до женитьбы, никого не касается.

Но почему это резануло по сердцу ржавой пилой? Ведь были уже знакомы. И уже любили друг друга, боясь себе в этом признаться.

Как будто на белоснежную скатерть упало черное пятно.

Еще через десять минут Иана сказала себе, что простила бы Алексу не только этот, но и куда более тяжкий грех. Лишь бы был рядом. Нет! Лишь бы был жив, тогда непременно найдет дорогу. Ни тюремные стены, ни границы между мирами его не остановят.

Он не пришел ни в этот день, ни на следующий.

Через неделю, когда в фамильном доме Эрландов в Леонидии погасли новомодные электрические огни, Иана поцеловала дочку в лобик, затем прошла к себе.

Шорох из угла заставил вздрогнуть. До боли знакомый голос произнес:

– Я вернулся, воробушек.

 

Глава тридцать пятая

Гвардейский элит-офицер, что-то пытавшийся доложить императору, был бесцеремонно выдернут в коридор твердой рукой. Вошедший представился сам, развеяв сомнения, как ему удалось пройти через дворцовые кордоны никем не остановленным.

– Князь Алексайон Алайн, официально – покойный, ваше величество.

Мейкдон по восшествии на престол заморозил строительство топазового дворца в пригороде. Он не побрезговал апартаментами Эдранов, теми самыми, где наступил конец их династии.

По кабинету прокатился шорох. Впрочем, генералы и министры славятся крепким самообладанием, никто не упал при виде призрака. Император велел всем убираться, оставив в покоях лишь сына Иэроса.

Наследник внешне отличался в выгодную сторону от отца, восприняв яркую красоту матери. Даже фамильный раздвоенный подбородок Мейкдонов его не испортил. Общее с императором в выражении глаз, ироничном и расчетливом. Он принялся рассматривать воскресшего с нескрываемым интересом.

– Жаль, не приходилось раньше с вами видеться, синьор. Знаменитый рыцарь из легенды, проткнувший лоб моей матери.

– Не буду извиняться. Ваш отец, надеюсь, просветил вас о подробностях той ночи. Я бы хотел поговорить об убийстве более свежем – меня и моих друзей.

– Вашем? – император откинулся в кресле с высокой спинкой, не предложив гостю присесть, как бывало ранее. Право сидеть в присутствии августейшей особы требуется еще заслужить. – Вашем убийстве? Но вы живы. И буду весьма любезен, если объясните – как.

– В другой раз, ваше величество. Позволю себе напомнить, что перед отъездом из Нирайна вы прямым текстом нас предупреждали об опасности, следовательно – знали о готовящемся покушении. Могу предположить, что имели непосредственное отношение к подготовке. Ванджелиса мне не жаль, но взрыв был рассчитан на уничтожение многих. Погибли Горан Атрей и Марк Тейлс, мои лучшие друзья, кроме них несколько очень достойных синьоров. Полагаю, за это преступление его виновник должен понести наказание. Мои требования не чрезмерны?

Мейкдон не пытался сдержать раздражения.

– Ваша прямолинейная тупость была утомительна и два года назад. Сейчас вы считаете себя вправе ввалиться ко мне во дворец и досаждать идиотскими претензиями?

Встрял сын императора.

– Идиотизм в самой формулировке. Вы обвиняете отца в покушении или в том, что он не проявил настойчивости, уговаривая вас покинуть Нирайн?

– Массовое убийство ничем не может быть оправдано.

– Вот как, – Мейкдон хлопнул рукой по столу. – Обвинил и вынес приговор. Наверно, готов его исполнить, вот только правила не позволяют вызвать императора на поединок. Вы всегда придерживались правил, не задумываясь об их сущности, а зря. Может, правила устарели или абсурдны. А может – противоречат другим правилам. Я бы не тратил время и приказал вас выгнать взашей, но Иэросу придется сталкиваться с подобными реликтами ушедшей эпохи. Да – реликтами, с примитивной моралью. Убежденными, что любой спор разрешается ударом шпаги. Если следовать их логике, миром должны править особи, ловко орудующие клинком.

Алекс вышел на средину кабинета. Левая рука легла на эфес, любовно погладив оголовье.

– Шпага? Мораль нужна при любом оружии, тем более – самом разрушительном. Шпага служит символом. Она показывает, что владелец вооружен, готов защитить ей свою честь и ответить на вызов другого синьора с такой же шпагой. А вы носите свои клинки только как часть костюма?

– Отец, он провоцирует тебя.

– Знаю, – император чуть успокоился, раздражение сменилось злым весельем. – Вторая причина столь нежной любви к поединкам кроется в его уверенности, что уж он-то непобедим. Из чего проистекает – его трактовка справедливости единственно верная, раз защищена шпагой.

Алекс почувствовал, что начинает уступать. Два насмешливо-логичных синьора с легкостью превзойдут его в дискуссии. Их сила в их гибкости. Сам же князь скован кодексом чести. Его сила – в уверенности в своих принципах, слабость прячется в тенях сомнений. Он умеет фехтовать шпагой, а не словами. Но ее не обнажить против императора.

Мейкдон имел другое мнение.

– Иэрос, предупреди стражу, чтобы нас никто не беспокоил, – он расстегнул разукрашенный позументами камзол. – Мы разрешим это небольшое недоразумение сами. Ни в коем случае не вмешивайся.

– Да, отец.

Император сбросил оружейную перевязь. Он остался в сапогах, сорочке и зеленых лосинах. Длинный клинок блеснул в руке.

– Я позволю вам, тей, скрестить со мной шпагу, но в ответ на любезность. Расскажите, как вы спаслись из Нирайна. Полагаю, через другой мир, из которого пришла ваша странная женщина в очках.

Разговора про Хелену Алекс ожидал меньше всего.

– Не отрицаю. Вам рассказала Хелена?

– Рассказала. Не мне и слишком много. Ваша тейская честь не позволила силой увезти ее из Арадейса, и даму перекупили. Мне пришлось отправлять людей, чтобы закрыть ей рот навсегда. Убивать женщин бесчестно? Не буду возражать – некрасиво. Но и вам, Алайн, приходилось умерщвлять. А допустить утечку сведений, из-за которых в следующей войне мы потеряем тысячи мужчин и женщин – бесчестно стократ.

Вместо ответа Алекс стал в меру, приподняв шпагу. Камзол он не сбросил. Довольно слов! К бою!

– Без Силы? – уточнил Мейкдон и, получив утвердительный кивок, бросился в нападение.

Бой соперников, один из которых вдвое старше, обычно протекает в атаках молодого и точных контрударах второго. Бурлящая через край энергия молодости против опыта и расчета. В то утро поединок складывался с точностью до наоборот.

Князь был изумлен. Противник не показал ни особо изящных приемов, демонстрируя простую технику, ни особой скорости, но с потрясающим напором шел напролом. При этом не допускал ошибок, моментально парировал любые контратаки. Из встреченных когда-либо сильных дуэлянтов Мейкдон превосходил Байона, уступал и Горану Атрею, и дядюшке Лукану. Но справиться с ним оказалось решительно невозможно!

Он обрушил на Алекса серию квартов, прижав к стене, отбил контрвыпад батманом. После эффектного финта чуть было не достал октавом. Голень князя коснулась низенькой банкетки, он пинком ее швырнул под ноги императору. Только так удалось разорвать дистанцию.

Пользуясь крохотной паузой, попытался посмотреть на Мейкдона, не глазами, а той частью души, что управляет Силой. От увиденного пришел в ужас.

Император сдержал слово не пользоваться Силой-частично сдержал. Он не наносил ей ударов, не бил по шпаге Алекса. Но Сила бурлила в монаршем теле, пронизывая его от макушки до пят, расходуемая не меньше, чем при полете с грузом! Она наполнила мышцы, кости. Какая же фантастическая сноровка нужна в управлении этой энергией, чтобы согласовать ее порывы с правильными фехтовальными приемами?

Мейкдон заметил замешательство визави, как и быстро настигающую того усталость. Вышел из меры, дав возможность передохнуть, тем демонстрируя свое превосходство.

– В ином мире фехтуют лучше?

– В том мире все неправильно. Шпага для них – лишь спортивная игрушка, а не оружие боя или защиты чести.

– Ты бы победил их чемпиона?

– По их правилам – нет, – признался Алекс. – А в реальной схватке его заколол бы любой наш гвардеец.

Он скосил глаза на наследника. Мейкдон-младший замер у окна, на губах – легкая ироничная усмешка.

Явно не склонен броситься на помощь отцу. Да тот в помощи и не нуждается.

– Продолжим? – император поднял шпагу, на ладонь длиннее оружия Алекса. Руки тоже длиннее, выше рост, обычно князь парировал подобные преимущества противника отточенной техникой, высокой скоростью... Здесь же каждая мелочь важна, и эти мелочи не на стороне молодого человека.

Снова скрестились клинки, кабинет наполнился их дробным звоном. Звоном приближающейся смерти, и с каждой минутой яснее – чьей.

Когда пот залил глаза, уставшая рука чуть менее энергично отреагировала на выпад. Император почувствовал слабину. Его клинок выписал полукруг вокруг шпаги Алекса. Последовал классический прием кроазе, очевидный, предсказуемый, но уклониться от него не хватило резвости. Оружие чести отлетело в сторону и бессильно улеглось на паркет.

– И это все? – Мейкдон отступил на шаг. Он даже не насладился обычным триумфом фехтовальщиков – приставить клинок ко лбу обезоруженного противника. – Признаться, я удивлен, как вы смогли наломать столько дров, владея шпагой хорошо, но отнюдь не в совершенстве.

– Отдаю должное, ваше величество. Вы – сильны. Удивляюсь, что фиолетовые гвардейцы и Байон...

Отец и сын рассмеялись.

– Байон? Обычный тей-наемник, каких тысячи. Естественно, я не учил его семейным тайнам, как Иэроса и Эльзу.

Последнее имя хлестнуло пощечиной. Император прозрачно намекнул, что, не заколи ее Алекс предательским выпадом, игнорируя призыв остановить драку, Эльза Мейкдон вполне могла постоять за себя. Да, вполне вероятно. Достаточно вспомнить, сколько теев полегло, тщившихся остановить прорыв ее отряда к императорским покоям.

– Вы многим успели сообщить о своем воскрешении, князь? – спросил Иэрос. – Когда отец закончит с вами, проще объявить о негодном покушении двойника на жизнь императора, нежели устраивать повторные пышные похороны.

– Нет, – вздохнул Алекс.

Монах Наркис, сохранивший в Шанхуне крыло Иаиы, на этом крыле Алекс прибыл в Леонидию. И сама Иана. Гвардейцы во дворце и министры не в счет, если убедить, что видели двойника-самозванца. Конечно, настоящий герой Отечества погребен вместе с другими защитниками Нирайна.

Иана не знает, что муж отправился к императору. Всеми силами пыталась бы отговорить. Возможно – была бы права. Что он хотел достичь? Ответов на мучающие вопросы? Но жизнь всегда ставит вопросов больше, чем дает ответов, да и не все они – правильные. В результате совершен еще один безрассудный поступок. И, похоже, последний.

– Итак. Шпага не гарантирует торжества идеалов. Во всяком случае, ваших идеалов, тей, – Мейкдон двумя пальцами, словно брезгуя, поднял оружие князя и швырнул ему под ноги. – Раз уж сегодня решили размяться, проверим еще одну гипотезу, ее любят монахи Шанхуна. Сила на стороне стремящихся к просветлению, освобождению от дуккхи, так, кажется? Посмотрим, что вы почерпнули в монастырях.

Осведомленность императора обескуражила. Но выяснять ее источники Алекс счел неуместным. И в чистом фехтовании получился проигрыш, а когда Мейкдон добавит уколы Силой...

Вместо звона шпаг кабинет наполнили глухие удары, напоминающие падение мешка с шерстью. Император демонстративно не прибегал к тонкостям. Он лупил грубо, массивно. Алекса швыряло о стену, попутно разлетались остатки мебели, рвались драгоценные зеленые гобелены, рухнул карниз, в щепки разлетелся письменный прибор. Глава самой культурной державы мира вел себя как беснующийся дикарь.

Выпустил наружу тщательно скрываемое? Настолько ненавидел Алекса, что обычного убийства мало, захотелось буквально размазать врага по стенам? Князю было не до размышлений. Голова гудела от постоянных ушибов, ребра трещали, сплюснутые легкие едва втягивали ставший невероятно упругим воздух...

Попытки контратаковать напоминали уколы шпагой в штормовую волну.

– Оставьте шпагу, князь. Вы поворачиваете ее в направлении удара Силой и тем помогаете мне парировать. Впрочем, не важно. Заканчиваем.

Алекс распластался на полу. Немыслимая тяжесть сплющила, раздавила. Так, наверно, чувствует себя жаба, попавшая под тележное колесо. Остатки собственной Силы иссякли в попытке хоть на миг отсрочить гибель. Глаза, вдавленные в череп, похоже, лопнули – их раздавило как гнилые вишни. На смену зрению пришло внутреннее око. Мейкдон навис над поверженным в виде сказочного дракона, чье тело сплетено из сияющих потоков Силы.

Самая яркая звезда – в левой части груди. Сердце. Пульсирующая желтая точка задает его ритм. Не сознавая, собственно, что он делает, Алекс собрал крохотные остатки собственной Силы, возможно – крупицы энергии души... И этот крик отчаянья вонзился в звезду.

До измочаленного тея сразу не дошло, что случилось. Он не видел, как император отпрянул, схватившись за грудь и за горло, потом опустился на колени.

Зрение вернулось позже. Алекс шевельнул рукой, вытер кровь с глаз, не веря, что они уцелели. Из красного марева проступила фигура Иэроса. Словно сквозь вату донесся голос, совсем не скорбный.

– Вы убили моих мать и отца, синьор. Как же мне поступить с вами?

 

Эпилог

Крохотное княжество Алайнис в Восточной Сканде, близ границ с Кетриком и Тибирией, включает всего два графства. Замок сюзерена уступает графским и в размерах, и в роскоши. Фактически – это форт в излучине реки, удобный для обороны, но не для жизни княжеской семьи.

Всего на несколько часов полета отстоят очаги современной цивилизации, строятся железные дороги, проведен телеграф. Здесь же сохраняется заповедник прошлой эпохи. Некоторые зовут ее рыцарской, другие – дикой.

Камин согрел маленький зал под верхней площадкой единственной башни. Февральский холод несколько отступил, не желая полностью покидать стены, где он чувствовал себя полновластным хозяином. Но хозяева пришли другие.

Алекс посадил Айну на колено, девочка твердо впилась пальчиками в отворот красного камзола. Слишком долго ждала отца и теперь боялась отпустить его, при каждом удобном случае вцепляясь в тонкую шерсть мундира.

Как приверженец традиций, князь не терпел уголь в камине. Поэтому звонко потрескивали сосновые поленья, как и двести, и триста лет назад.

Уютное молчание нарушила Иана.

– Наверно, я забыла тебе сказать... Спасибо, что пощадил Терона. Хотя бы ради Евы.

– Да. Откровенно говоря, после смерти Мейкдона я отказал себе в праве казнить кого бы то ни было.

Княгиня вздернула подбородок.

– Ты не считаешь его заслуживающим смерти? Он столько людей отправил в могилу!

– Но не меня и не моих близких. Это предельно ясно растолковал Иэрос. Даже та, последняя схватка, которая казалась мне смертельной, была лишь попыткой дать болезненный урок. Наследник прав, их враги, приговоренные к убийству, устранялись чисто, как бедная Хелена. Точно так же умер бы Ванджелис, взрыв – совершенно не в стиле фиолетовых.

– Но Терон... Как он мог?

.– Он даже не пытался отрицать. Негодяю не нравилось отираться на вторых ролях. После нашей дуэли и внешнего примирения он очутился в опале. Собственно, как и другие гвардейцы, заподозренные Ванджели-сами в лояльном ко мне отношении. То есть на карьере был поставлен крест.

– Но он сражался на твоей стороне в Нирайне!

– Ниайне! – старательно повторила Айна, проглатывая «эр».

– И снова на вторых ролях, потому что слава первых досталась нам, на подводной лодке, когда император соизволил рассекретить это оружие. Мейкдон узнал, что ламбрийцы готовят пакость, и усердно пытался нам втолковать.

– Терон уже тогда был завербован?

– Не знаю. Вряд ли. Мог получить щедрое предложение в оставшиеся дни, пронести бомбу во дворец. Устроился за колонной, даже немного пострадал от взрыва, тем отвел от себя подозрения. Ламбрийцам можно аплодировать: проиграв военную операцию, они выиграли в политике. Как-то договорились с Мейкдо-ном. Он, единственный оставшийся в живых герцог, нацепил корону империи. Терон Мей в роли хозяина Аделфии устроил обе стороны. Как же, отличный объект шантажа, если допустить утечку сведений об исполнителе бойни в Нирайне.

– А Иэрос?

Алекс подхватил дочку и, прижимая к себе, шагнул к камину. Кочергой поправил дрова. Пламя взметнулось вверх, осветив грустную усмешку князя.

– Мейкдон-старший его опасался еще при жизни Эльзы, думал, что коварная супруга захочет ускорить передачу сыну герцогского титула. Сейчас юноша – герцог Кетрика. Похоже, империя в прежнем виде прекратила существование, скатившись к военному союзу семи герцогств. Иэрос свободен от обязательств отца, взятых перед пэрами Ламбрии, герцог Мей превратился в помеху. Первым делом наследник решил устранить Терона моими руками и был крайне разочарован.

– Твоим миролюбием?

– Не только. Он дословно сказал: из вас отвратительный деловой партнер, родственник, ваши действия непредсказуемы. Молодой Мейкдон имел в виду – по прежней логике я был обязан уничтожить негодяя. Но... Его покойный отец не зря устроил мне трепку напоследок. Размахивая шпагой направо и налево, я действительно натворил слишком много ошибок. Кому мстить за Горана и Марка? Ламбрийцам? Но тот взрыв – просто война, не прекращающаяся даже во время кажущихся перемирий. Вспомни, я убивал подданных их короля, не зная сомнений, потому что был лазутчиком во вражеском тылу. На войне как на войне, не так ли? Терон выступил простым исполнителем, и я наказал его по методу монахов Шанхуна – высылкой. Естественно, не в другой мир, а за океан. Там он больше не герцог, обычный ренегат-перебежчик.

– А с ним – Ева.

– Ее выбор. В другом варианте пребывала бы вдовой Марка. Сейчас хоть при живом муже...

– Постой... – мысли Ианы переключились в другом направлении. Она вспомнила разговор с Евой на церемонии поминовения героев Нирайна. – Иэрос назвал тебя родственником?

– Мне сложно говорить... – Алекс запнулся.

– Ночь в Майроне по пути в Леонидию.

– Ты догадалась. Я много раз собирался... Прости. Да, брат Иэроса – мой сын. И наследник герцогской короны Кампеста.

На этот раз пауза повисла надолго. И снова ее прервала Иана.

– Ты устранился от дел, не объявил во всеуслышание о своем возвращении. Разочаровался. Что, мертвый Мейкдон тебя победил?

Выходит – так. Если груз ошибок перевесил заслуги. Если число погибших по вине Алекса не уступает спасенным. Если рыцарская мораль бессильна в изменившемся мире, где слово «честь» имеет другое, не столь основополагающее значение... Нет, не так!

– Заставил задуматься. И понять, что в основном я был прав. Он упрекнул, что я отдал знания Хелены ламбрийцам? Да! Но посмотри, как за считанные годы благодаря тем же знаниям изменилась Икария! Столкнул страну к войне, разрушив его хитроумный план? Но и так у нас война за войной, без эскапад с дирижаблем и субмариной две последние обернулись бы еще хуже. Покойник не ошибся в одном. Понятие чести трактуется очень просто, если ты – обычный гвардейский офицер. Не лгать, не нарушать присягу, не порочить себя дурными поступками, не оставлять зло безнаказанным. Управляя княжеством, герцогством или армией, ты не можешь себе позволить тупой прямолинейности, все сложнее стократ. А промахнулся Мейкдон в главном. Честь нужна и на высшем государственном посту. Беспринципностью можно выиграть схватку, вывернуть ситуацию в свою пользу, но в итоге – это путь в никуда.

– Папа! Асскажи мне сказку! – Айна внесла диссонанс в морализаторские откровения родителя.

– Правильно, дочка. Взрослым людям полагается не часами рассуждать, что хорошо или плохо, а душой чувствовать и соответственно поступать. Сказку? Слушай: жил-был рыцарь, и однажды он устал от приключений, приехал к себе домой в замок, слуги развели очаг как у нас, зажарили гуся...

– Скучное начало, – оборвала малышка. – Хочу подвигов!

......... Конечно. Рыцарь отдохнул, накопил силы и снова собрался на подвиги.

– Он вейнется домой?

Алекс мог рассмеяться от детской непоследовательности: какой смысл, если дома скучно? Но очень серьезно ответил:

– Вернется. Непременно вернется.