Князь-регент – это скорее военная, нежели политическая должность. Поэтому вряд ли кого-то можно удивить, что через неделю с начала княжения новый правитель двинул на запад дивизию сухопутных войск, усиленную большим тейским воздушным отрядом.

Парадокс в том, что в Аделфии достаточно имперских частей. Их много и в Западной Сканде, в какой-то неделе пешего перехода либо конного марша от мятежного Кальяса. Но вот загвоздка – эти войска фактически вышли из подчинения после смерти императора.

Такова структура государственной власти в Икарии. Кетрик, самая большая область страны, принадлежит императору лично. Соответственно, военные в зеленых плащах империи (и Кетрика) не горят желанием подчиниться герцогам, то есть властителям «второго сорта». Кроме того, армейцы пару месяцев лишены жалованья, что никогда и нигде не увеличивало боеспособность, разве что подталкивало заниматься грабежом.

Ламбрийский мятеж, не слишком буйный и вряд ли поддержанный значительными массами населения, могли подавить и герцоги, Ванджелис с его желтым северным соседом. Но князь не мог не признать правоту Мейкдона: только показательный рейд зеленых из центра восстановит имперскую власть хотя бы в призрачном объеме.

Подарком Всевышнего Алексу послужило участие в государственном управлении канцлера, пожилого графа Бартоломэйоса. Алекс практически не замечал его в прежние месяцы, да тот и не стремился быть на виду.

В первую же беседу регент выяснил, почему фиолетовый герцог не считал Бартоломэйоса претендентом даже на временное лидерство. Канцлер, человек лет шестидесяти – шестидесяти пяти с виду, очевидно болен. Три ряда дряблых мешочков под слезящимися глазами, нос сливой в прожилках, обвислые щеки, бесцветные губы, белый пушок на черепе вместо волос и еще более редкий над веками вместо бровей, помноженные на сутулую осанку и старческую походку, однозначно заявили, что граф приблизился к конечной станции пути.

Однако он не утратил живости ума и остроты памяти. А уж в плане осведомленности о делах Кетрика и государственного устройства вообще не имел равных. Но почти не наделен собственными полномочиями, его власть – производная от власти императора, отсутствовавшей до коронации регента.

Алекс с легкой душой оставил на Бартоломэйоса внутренние дела, снабдив самыми широкими правами. Граф принялся латать дыры, возникшие за время паралича управления.

Мейкдон увязался за Алексом, когда тот вознамерился вылететь вдогонку за отправленным экспедиционным корпусом, чем в первый же день вызвал шуточку Терона: князю жениться пора, а то ухлестывают за ним... всякие. В отместку регент приказал рыжему балагуру неотлучно находиться с герцогом, обещав при необходимости выдать грамоту для Евы. Мол, не по склонности пребывал в двусмысленной компании, а бдил по приказу во избежание всякого.

В этом перелете, закончившемся только к началу июня, Алекс впервые после коронации почувствовал себя чуть свободнее. Текущие вопросы легли на плечи канцлера, сухопутной армией командует генерал, воздушной гвардией – элит-офицер Иазон, тоже, кстати, намекавший, что достоин генеральских эполет. Остается только лететь неспешно, подстраиваясь под умеренный темп основной массы летучего дворянства, доступный даже Иазону, поддерживаемому в воздухе адъютантами, отдыхать и подкрепляться в заранее намеченных местах, где прибытие двух сотен теев ожидают квартирьеры, да вести неторопливые разговоры.

Они нагнали конно-пешеходное воинство в двух днях наземного пути от Кальяса. Князь принял рапорт о состоянии частей. Так как началась мятежная северная окраина Аделфии, вперед отправился тейский воздушный дозор. После формального совещания с генералами и элит-офицерами Алекс закрылся с Марком и Тероном, чуть позже к ним прорвался неугомонный герцог.

– Ваше императорское высочество! Я получил сведения по своим каналам.

– Слушаю вас, тей.

Как и многие военные советы в истории, этот проходил не в замке и не во дворце, а в обширной комнате на втором этаже длинного бревенчатого здания в безвестном маленьком городке. Нирайн далеко на юге, при корпусе крутятся приближенные Ванджелиса – маркиз и два фалько-офицера герцогской гвардии, сам он не рискнул оставить гнездо и выбраться на север.

Мейкдон выдержал легкую паузу, придавая значительность.

– Улф Сиверс предупрежден о приближении наших сил и не горит желанием сражаться до последнего.

– Я не удивлен. Это все?

– Нет. Полагаю, он в ближайшее время вышлет парламентеров. Будет предлагать условия.

Молодежь встретила эту новость весельем.

– У Сиверса выбор невелик, – откликнулся Алекс. – Капитулировать или заказывать приятный цвет для могильной оградки.

– Конечно, в военном отношении мы сильнее, особенно когда воссоединимся с бригадой, расквартированной в пригороде Кальяса, – согласился герцог. – Но давайте подумаем вот о чем. Противостоящие ламбрийцы – подданные империи, а большинство тех, кто стал под их знамена, вообще не имеет заокеанских корней. Да, чернь. Но – наша. Резерв для мобилизации, плательщики налогов. Отцы и матери будущих подданных.

– Никогда бы не заподозрил вас в чрезмерном человеколюбии, – удивился Терон.

– Это другое, – возразил герцог. – Можно говорить о любви или ненависти к отдельно взятым личностям. А здесь они – производительная масса, которую нежелательно уничтожать без цели.

Терон понял, что сморозил глупость, заподозрив Мейкдона в гуманизме. Фиолетовый, думающий о людях в категориях, таких же, как и при подсчете голов крупного рогатого скота, продолжил свою мысль.

– Если вы захотите прибить Сиверса гвоздями к воротам городской ратуши, я ни полслова не возражу. Подумайте о другом, высокородный князь. Мятеж не на пустом месте начался. У червей имеются какие-то претензии, достаточно серьезные в их понимании, раз герцог не справился. Покарать зачинщиков – одно дело. Проблему желательно решить, но не загонять вглубь.

Алекс расстелил карту.

...... Север Аделфии упирается в границу с Кетриком, хоть и неудобную. Отрезать часть герцогства и присоединить к имперским землям?

– Технически осуществимо... Но насторожит других князей. Как можно призывать на помощь центральную власть, если плата – утрата ленных территорий? Да и рычаг давления остался у Ванджелиса, не в ваших интересах его злить.

Алекс отвернулся, делая вид, что рассматривает другую часть карты. Он не хотел, чтобы Мейкдон увидел выражение его лица. В Леонидии князь получил письмо Горана с драгоценным вложением, но счел за лучшее никому не говорить о нем, даже Терону с Марком, заранее приготовившись к тысяче упреков в чрезмерной скрытности.

Пока в штабе зеленого воинства обсуждалось, с какой силой заламывать руки мятежникам, Иана неторопливо скакала верхом, возвращаясь в форт после прогулки. Из-за глупой и давно раскрытой конспирации, никому далее не нужной, но поддерживаемой по настоянию Орайона и его матери, нельзя пользоваться крылом. И отсиживаться в четырех стенах невероятно тоскливо.

Сын герцога настоял, чтобы девушку для безопасности сопровождали синие гвардейцы, невзирая на ее пренебрежительное отношение к их воинским талантам. Она скрепя сердце согласилась: кто платит, тот вправе хоть на какие-то пожелания.

Вояки трусили позади, отстав на десяток лошадиных корпусов. За ними обычно увязывался Орайон. В результате ей приходилось думать об охране наследника, в форте пребывавшего бы в большей безопасности.

Молодой человек, лишенный счастья каждодневных тренировок с предметом обожания, после встречи с Гораном начал все более навязчиво проявлять знаки внимания. Изменилось отношение и герцогини, с которой отпрыск имел беседу на сердечную тему, и не одну.

Метаморфозы материнских чувств направились по обычному в таких ситуациях пути. Начинается с радости: сын впервые посмотрел на добропорядочную тею с серьезными намерениями, а не удовлетворился случайными утехами в объятиях простолюдинок. Затем вскипает материнская ревность, усиленная ощущением мезальянса: о горе, сын избрал в качестве предмета обожания девушку из низших слоев дворянства, без приданого, без возможности породниться через нее с громкой фамилией. Далее накатывает гаев. Еще бы, мерзавка окрутила мальчика, мечтая превратиться в герцогиню. Ну, ничего, мама со временем найдет подходящую пару, а «эту» поставит на место. И, наконец, завершение: неужели неблагодарная самодовольная сучка смела воротить нос, отклоняя ухаживания наследника герцогского титула?!

Так как материнское настроение, пребывающее в последней из вышеописанных стадий, повлияло на Орайона, он решил во что бы то ни стало добиться... Чего? Он толком сам не мог сформулировать. Жениться – это неравный брак, пусть и более чем привлекательный, но отец с мамой не позволят. Склонить ее к интимной связи – низко, она тейского сословия. Достичь любви и взаимности, а потом гордо отвернуться? Молодой человек поступил мудро. Он решил просто завоевать благосклонность, не утруждая себя мыслями о последствиях, а там видно будет.

Пока он переворачивал в голове разные мысли, романтические и не очень, высматривая спину Ианы, мелькающую впереди гвардейских туловищ, произошло маленькое событие, увеличившее и без того солидное расстояние до его цели. Из кустов выскочил босоногий отрок. Он побежал рядом с кобылой Ианы, ухватившись за стремя. Девушка только собралась отогнать его, как увидела конверт, протянутый чумазой ладошкой вплотную к лошадиному боку, чтобы из-за колена наездницы он остался незамечен задними попутчиками. Конверт мигом исчез под плащом, а перед мальчишкой в траву упала серебряная монета.

– Крайне неосмотрительно, синьора, при всем уважении! – унтер пришпорил коня и подъехал вплотную, намереваясь огреть попрошайку плеткой. – Нищие тотчас передадут друг другу новость о слишком щедрой наезднице, нас будет сопровождать толпа оборванцев.

– Ваш герцог мне замечательно платит, – улыбнулась тея, чье сердце щебетало от радости, а душа требовала уединения, чтобы без помех вскрыть конверт. – Хватит на всех нищих. Вас же я не принуждаю кататься со мной. Лучше составьте компанию сыну герцога, он не бросит им ни медяка.

Девушка кое-как сдержалась до своей кельи, где первым делом зажгла лампу.

Ее не слишком красноречивый возлюбленный писал с ошибками и коротко. Зато не разменивался на ненужные подробности. Если свести его корявые и одновременно очень ласковые слова к двум фразам, Алекс во имя Создателя и всех святых умолял не взваливать на себя более никаких обязательств, препятствующих их встрече. А еще он просил немедленно вступить с ним в брак, когда закончится ее странная служба.

Она уронила лист на кровать. Потом схватила и перечитала. Дважды. Засмеялась, начала кружиться с ним по комнате.

Ее переполняли чувства. От них заиграла Сила, на-столько мощно, что, казалось, ничего не стоит взмыть отвесно вверх безо всякого крыла...

Да, в девичьих мечтах грезилось о другом. О тор-жественном ритуале, преподнесении кольца, коленопреклоненной позе претендента на руку и сердце, а не желтоватом листке с неуклюжими любовными строками. Но если бы ее сейчас кто-то спросил, предпочла ли бы она отложить получение предложения до лучших времен, она закричала бы «не-ет!» настолько громко, что эхо гуляло бы по самым дальним подвалам форта.

В самый неподходящий момент раздался робкий стук в дверь, через секунду прошелестел деликатный голос служанки:

– Благородная синьора приглашается к ужину.

Пришлось спрятать конверт. Но кто помешает после ужина перечитать письмо трижды?

Ужин начался как всегда – в пристойной и чопорной обстановке. В компании благородных трапезничал местный тей – командир гарнизона во главе стола, два унтера из Нирайна, герцогиня с противоположного торца, другие Ванджелисы и Иана. По окончании гастрономического действа Иану попросили задержаться.

– Дорогая тея, – начала герцогиня с несколько необычного обращения, дождавшись ухода гвардейцев и гарнизонного командующего. – Мы живем в этом форте практически как одна семья. И я хочу обратиться к вам не как к наемному воину, а человеку, с которым связывают совершенно иные отношения.

– Простите, высокородная. Я – действительно наемник. На членство в вашей семье не претендую и не буду претендовать никогда.

Женщина умная замолчала бы или попробовала переменить тактику. Даже Орайон понял, что дело поворачивается в нежелательную сторону, а его сестра недовольно засопела. Но герцогиня разогналась на всех парах и не думала останавливаться. Дайорд Ванджелис выбрал ее в жены совсем не за сообразительность.

– Ценю вашу скромность, милая. Но неравенство статуса нас не смущает. Мой сын смотрит на вас неравнодушно, даже совсем слепая мать не смогла бы игнорировать это. Поэтому мой ответ – да. Если так суждено Всевышним, я не стану на пути двух любящих сердец, а с мужем все улажу, не переживайте.

– Но мама! – воскликнул кандидат в женихи, приходя в смятение от ее слов.

Он тщетно взывал к матери, жалуясь на холодность Ианы, но никогда не обсуждал невозможность заключить брак. Очевидно, герцогиня решила покончить с проблемой, выстрелив из пушки самого крупного калибра: посулив Иане статус герцогини в будущем. В империи шесть герцогских фамилий и императорская династия, временно отсутствующая. Девчонке, вынужденной подрабатывать охранными контрактами, предложили войти в один из мощнейших кланов страны на правах жены будущего лидера. Еще никто, никогда, нигде и ни за что не отказывался от подобного. Конечно, мезальянс, но что мамочка не сделает ради единственного сына?

– Очень тронута, синьора. Спасибо за честь. Но после окончания контракта я выхожу замуж за другого тея.

Герцогине показалось – она ослышалась.

– Что она сейчас сказала? Орайон, что она только что произнесла?

По опущенному выражению нескладного лица наследника герцогиня догадалась, что слух не подвел.

– Во-о-он, мерзавка!!! Вон с глаз моих!

Иана поднялась.

– Означает ли это, что мой контракт расторгнут нанимателем?

– Нет, – торопливо вклинился Орайон. – Иана! Вы неправильно меня поняли. И мама поторопилась...

– Мы уходим, сын, – герцогиня поднялась с кресла и надменно запрокинула голову так, что рисковала завалиться на спину. – Отныне еду ей будут приносить. Не хочу ее видеть за этим столом.

Сын устремился за матерью, хлопая неуклюжими руками словно крыльями, а младшая показала Иане язык.

Все равно никто не сможет испортить мне праздник, решила тея. Она вернулась в свою спаленку и снова достала заветный конверт.

«Дарогая Иана! Я бесконешно щчастлив, что вы наконец...»