Летучее дворянство Икарийской империи привычно к холоду, вечному компаньону высоты. С одной оговоркой: после нескольких часов полёта спуститься и в теплом помещении отогреться с кружкой грога в руках.

В Тибирии они ни разу толком не грелись.

В горах стужа не отпускает сутками. Кажется, что тело промерзает до позвоночника. Пальцы рук и ног быстро теряют чувствительность. Брови и усы обледеневают. Детский пушок на подбородке Алекса за год превратился в мягкую короткую бородку, подстриженную вертикальной полосой. И тоже покрылся льдом.

Сила греет, спасает, расходуемая не на движение, а на поддержание тепла. Увы, исчерпывается быстрее, чем восстанавливается.

Когда не только она, но и моральные силы на исходе, человеку особенно тяжело. Разум понимает — с каждым шагом наверх уменьшается возможность плюнуть на безнадёжное предприятие и спуститься обратно к Картаху, в нём мерзко, но нет стужи. Воля и чувство долга обязаны одержать победу над доводами разума, заставляя двигаться туда, где ещё холоднее, а вероятность зазимовать на перевале, обернувшись в ледяной памятник самому себе, постепенно превращается в единственный возможный итог путешествия.

Шаг. Ещё шаг, рывок за уздечку лошади, не желающей разделять безумие владельца.

Странная иллюзия, что во всём мире больше никого и ничего: он, напарник, лошади и безумный холод, настоянный на пронизывающем ветре.

Ночь. Позднее тёмное утро. Откапываться из сугроба, укрывшего кокон из шкур, не хочется совершенно. Остаться в нём и уснуть… Спирт из фляжки Горана обжигает, по пищеводу скатывается иллюзия тепла.

Одна из лошадей не поднялась.

Люди не могут себе этого позволить. Шаг. Снова шаг. Сотни, тысячи шагов, после каждого из них ощущение, что на следующий не осталось никаких ресурсов…

Обозревая плоскогорье за перевалом, Горан печально промолвил:

— Были бы крылья… Полчаса, и мы внизу.

Он прекрасно знал, что мечты несбыточны.

— Где пришлось бы убивать местных или спасаться бегством. Почему-то в Тибирии терпеть не могут нас, крылатых.

— Это как раз не секрет. Зависть, мой молодой друг, лучший повод для неприязни. У тебя в горах на родине столь же холодно зимой?

— Порой ещё хуже. Но мы тогда носу не кажем из дому и уж точно не шляемся по перевалам.

Они давно, практически с подножия шли пешком, удерживая кобыл под уздцы — две уже пали жертвами скудной кормёжки, да и оставшимся вечная жизнь не уготована. Но спускаться легче. К середине декабря путники достигли монастырей, сопровождаемые непрерывным снегопадом, из-за которого лошади иногда проваливались по брюхо, а люди выше пояса.

Алекс рискнул представить, сколько бы времени прошло на подготовку аудиенции, заявись посланник в имперский дворец. Возможно, письмо передали бы государю уже на следующий день с утренней почтой, но вот лично… Верховный лама принял их незамедлительно.

Его храмовое помещение, именуемое дацаном, ничего схожего не имеет с церквями Всевышнего. Очень яркое убранство с преобладанием красного цвета, любимого в семействе герцога Винзора, множество скульптурных изображений толстого сидящего мужичка с бритой головой. Сам верховный далай-лама Кагью коротко выстрижен, как и молчаливое окружение в алых балахонах.

Он долго беседовал с Алексом, потом передал его в руки одного из лам, с которым тей занимался неделю. Вначале сердился из-за задержки, полагая выбраться к перевалу до нового года и спуститься в равнинную часть Тибирии. Государственные дела важны, спору нет. А ещё очень важно увидеть Иану и переговорить с ней начистоту. Хотя бы раз. Вдруг не всё потеряно? Но столько времени упущено…

В дацане Алекс постиг одну простую истину — нужно поспешать не торопясь. Лама пообещал, что теи смогут быстро вернуться не только в юго-западную Тибирию, но и в Икарию, если кое-чему научатся. В противном случае им придётся зимовать в монастыре, иначе погибнут на перевале.

Лама проявил себя более гуманным наставником, чем Горан. Сначала он сел на циновку напротив Алекса и попросил того рассказать всё. Буквально всё, сколько-нибудь важное, начиная с детских воспоминаний. Непонятно каким образом, расположил гостя к полной откровенности, заставив вывернуть наружу без утайки даже самое стыдное и неприятное.

Всевышний свидетель, столько произошло событий. Служба, война, полёты, схватки, убийства. Неожиданно для себя Алекс уложился в час, не избегая подробностей.

— Внешнее, — отозвался монах. — Ты поведал о внешних событиях, далеко не все оставили отпечаток на твоей душе. Убил десятки людей, отправив на реинкарнацию? Но только защищал честь или выполнял приказ. Значение имеют лишь те, кого пощадил. Или пожалел. Как, например, незнакомую девушку Кэти, случайно погибшую на дирижабле. Ты прикончил виновника её смерти с куда большей злостью, чем давнего врага Байона. А терзания по поводу измены Иане в постели с герцогиней отпечатались глубже, чем любая из военных побед.

— Я - глупец. Почему не нашёл Иану, не объяснился с ней ранее…

— Не нужно сожалеть. У тебя свои понятия о чести, они помешали сделать тебе это прежде времени. Если ваша карма — быть вместе, вряд ли её что-то изменит.

Монахи… Что они знают о любви?

Лама от зыбких материй перешёл к более конкретным.

— У тебя хороший потенциал по овладению Силой. Не такой, конечно, как у нас, упражняющихся с детства, но всё же, — увидев недоверчивый взгляд ученика, наставник понял, что пришло время для небольшой демонстрации.

Полноватый человечек, не меняя позы, плавно взлетел в воздух, описал круг вдоль стен и столь же плавно приземлился на место.

У тея натурально выпучились глаза. Вертикальное подъёмное действие под влиянием Силы превысило массу упитанного тела?! Ни один мастер не способен на подобное в Икарии. Благородные летают за счёт подъёмного усилия крыла, складывающегося из взаимодействия с воздухом, Сила обеспечивает поступательное движение…

— Разумеется, с крылом за плечами я могу без посадки долететь до Леонидии. Но зачем? Мудрецу нужен только покой, чтобы сосредоточиться и уединиться со своими мыслями.

— Я сражён…

Уж не говоря о том, что лама ни капли не похож на потомка высокородных семейств.

— Тебе не достичь этого уровня, как и гостю Атрею. Но ваш нынешний можно повысить.

Наступили дни медитаций. Лама заставлял ученика накапливать полный запас Силы, изливать её бурлящим фонтаном, быстро восстанавливаться и снова тратить. До трёх раз на день! С Гораном занимался другой наставник, напарники виделись только у циновок, укладываясь спать и не имя мочи обсудить происходящее. Они до предела выматывались, вроде бы и не напрягаясь с физическими упражнениями.

К исходу недели лама продемонстрировал совершенно уникальную технику. Оказывается, Силой можно не только толкать, но и притягивать предметы. Важно знание принципа, тренировать способность адепт должен самостоятельно.

— А если предмет закреплён неподвижно?

— Тогда подтянешься сам. Как раз пришло время показать тайную методу, о которой прошу не рассказывать никому. Даже Горану. Даже если всё равно никто не поверит.

— Слово благородного!

— Верю. Делаем так. Я провожаю твой выброс силы и закрепляю его в одном очень странном месте. Тянешься, перемещаешься. Продолжай меня чувствовать, помогу вернуться обратно. Ничего сложного.

— К чему мне быть готовым?

— К переходу в иной мир, человек. В тот, откуда родом ламы Шанхуна и ваш рыжий прародитель. Начали!

Алексу показалось, что его ухватило нечто невидимое, как за вытянутый вперёд палец, и мягко потянуло вперёд, где «пальцы» вцепились в твёрдое.

— Тяни!

Он послушался. Возникло странное чувство, что его протащило через мягкую среду вроде воды или сильно уплотнившегося воздуха.

Дацан исчез. Алекс уперся ногами в странное дорожное покрытие серо-чёрного цвета и выпрямился.

На него обрушился водоворот запахов и звуков. Сильный запах, скорее даже вонь — от сгоревшего топлива, как в топочной дирижабля.

Он на улице города. Здания огромные, колоссальные, уходящие вверх длинными вереницами этажей. Середина улицы заполнена потоком экипажей, похожих на маленькие локомотивы. Или на кареты без лошадей, к тому же снующих со скоростью, которая ни одному скакуну не под силу.

Только одна вещь показалась знакомой в этом бесконечно чужом мире. Через улицу — огромное, в десять человеческих ростов, изображение трёх мужчин в голубых плащах с золотыми крестами. Пусть на них непривычная одежда — широкополые шляпы, ботфорты, перчатки с раструбами, абсолютно негодные для полёта — на боку у каждого шпага. Надёжного оружие честного синьора, не револьвер, из которого подлец может застрелить издалека, не кинжал, удобный для удара исподтишка.

Кончено, не клинок превращает хозяина в благородного. Любым оружием при желании можно творить чёрное дело. Но шпага — это символ. Она носится только открыто. Она применяется только вблизи, когда фехтовальщик столь же доступен для противника. Она — знак, что человек готов постоять за свою честь и готов об этом заявить.

Алекс оглянулся, чуть не застонав от разочарования. Людей много, очень много. Спешат по своим делам. Погружены в свои мысли. Никто не глядит прямо, гордо и с вызовом, как троица на исполинском полотне.

Значит, трое со шпагами — всего лишь история этого мира? Он населён счетоводами? Тогда не стоит в нём жить. Ламы правы, перебравшись в чистое место, где рыцарство — не пустой звук.

По возвращении Алекс рассказал об увиденном.

— Вы наблюдательны. Ухватили главное за считанные секунды.

— Кто эти трое? Со шпагами и в голубых плащах.

— Персонажи местной легенды. Вероятно, у них существовали прототипы, не важно. Они стали своего рода эталоном верности, чести и дружбы в противостоянии подлости и стяжательству. К сожалению, в том мире преобладают, как ты выразился, счетоводы. Но пока они читают роман об этих славных героях, не всё потеряно. Люди хотя бы стремятся помнить об идеалах рыцарства.

Назавтра наставник привёл Алекса к далай-ламе.

— Я показал ему всё, что возможно без многолетнего послушания, учитель.

Верховный медленно и важно кивнул.

— Он — в самом деле человек чести?

— Я уверен в этом, учитель.

Далай-лама чуть склонил голову набок. Алексу показалось, что духовный наставник за секунду способен узнать о собеседнике больше, чем младший лама за недели самых задушевных диалогов.

— С каждым годом честных рыцарей становится меньше. Слушай, подданный Икарийской империи. Ты живешь в гармонии совести и долга. Но я не могу доверить секрет увеличения силы твоему правителю.

Я?! В гармонии? Совершивший столько ошибок…

Верховный лама заметил смятение на лице гостя, но ничего не сказал. Вместо этого вложил в его руку прощальный подарок — маленький блестящий шарик на шнурке.

— Что это? — с удивлением спросил Алекс своего ламу-наставника, когда они покинули покои верховного.

— То, о чём ты просил. Подарок поможет увеличить силу кого-то из твоих друзей или близких, но целиком нацию вы им не измените. Ничего сложного. Сгодится любой блестящий предмет на подвесе.

Горан подобного сувенира не получил. Но и не был расстроен. Долгие беседы с ламой что-то расставили по местам в его душе.

Монахи посоветовали не брать лошадей, они падут ещё до перевала. Зимой его покорит только самое выносливое существо на планете — человек, богатый внутренней Силой.

— Почувствуешь внутреннюю потребность к совершенствованию — наши двери для тебя открыты, — сказал на прощанье лама.