17 января
Вчера начались необыкновенные события. После уроков Нина Семёновна сказала:
— Останьтесь в классе. Будет серьёзный разговор.
Оставаться очень не хотелось, потому что мы собрались идти в кино. Толька Шагов даже удрал. «Заболел», — говорит. Согнулся в три погибели, застонал, и вышел в коридор. А потом мы в окно видели, как он по улице мчался: куда вся болезнь девалась.
Зоя сказала:
— Толька врун и обманщик.
Вот смелая! У нас в классе Тольку Шагова все боятся.
Потом пришла Нина Семёновна и поставила на стол маленькую плетёную корзинку. Сверху она газетой накрыта.
— Как вы, ребята, думаете, — спросила Нина Семёновна, — что в этой корзинке?
— Дневники вы в ней принесли. С двойками, — сказал Виталька Гомзяков.
— Нет.
— Книжки там всякие про путешествия, — предположила Ира Коряева.
— Нет.
— Яблоки!
— Пирожные!
— Письма от китайских школьников!
— Нет, нет и нет! Никогда не догадаетесь! — Нина Семёновна посмотрела на нас всех хитро-прехитро. — Вот, глядите! — И она вынула из корзинки и посадила на стол кролика, живого, настоящего кролика!
Белый, пушистый, он сидел на столе, прижав к спинке, длинные уши, и испуганно смотрел на нас красными глазками. Нина Семёновна достала из портфеля маленькую морковку и положила её перед носом кролика. Он схватил морковку передними лапками и стал быстро-быстро её обкусывать. Не успели мы опомниться, как кролик съел всё и опять смирнёхонько сидел, прижав уши. Как будто никакой морковки и не было. Вот хитрец!
— Откуда вы его взяли? — спросил я.
— Это подарок кролиководческого совхоза. Он в пятидесяти километрах от города находится. Пока нам прислали только одного кролика, чтобы мы посмотрели на него и решили… Что?
— Разводить кроликов! — заорал Борис Петренко. — Их сейчас во многих школах разводят. Они быстро растут и дают много мяса. Вот! Я в газете читал.
— Правильно. — Нина Семёновна улыбнулась. Она всегда так хорошо-хорошо улыбается. — Давайте и мы разводить кроликов.
— Ур-р-а-а! — закричали все.
Нина Семёновна сказала, что кричать «ура» в помещении неудобно и можно только на улицах и на торжественных собраниях. Всё-таки это странно: человеку хочется кричать «ура» потому, что ему весело и хорошо. И вот, пожалуйста, жди, когда будет торжественное собрание или отправляйся на улицу, а там, может, дождь идёт. Или метель.
— Кролиководческий совхоз обещал подарить нашему классу пятнадцать взрослых кроликов, — продолжала Нина Семёновна.
— Надо за кроликами ехать завтра же! — предложила Ира Коряева. — А то там ещё передумают и подарят кроликов какому-нибудь другому классу.
— Верно! Надо ехать! — закричали со всех сторон.
— Нет, ребята. Так ничего не выйдет. Куда же мы кроликов поместим?
— Прямо в классе, — сказал Володя Бать, первый наш выдумщик. — Отгородим им угол и пусть себе живут.
— Нет, взрослые кролики живут в отдельных клетках. И эти клетки мы должны сделать сами. Пятнадцать клеток. — Нина Семёновна говорила очень серьёзно, точно урок объясняла. И мы поняли: клетки делать придётся. — Кроме того, надо подумать о корме.
— Мы будем им завтраки отдавать, — предложила Зоя.
— И из этого ничего не выйдет. Кролики очень прожорливы. Нам сейчас нужно решить две проблемы: построить клетки и запастись кормом. Потом надо многое узнать о жизни кроликов. Об этом вам расскажет ваш учитель биологии Тихон Витальевич. Если уж делать что, так по-настоящему. Правильно, ребята?
— Правильно! — ответили мы.
Так началась эта кроличья история.
23 января
Оказывается, кролики удивительные животные. Они очень быстро размножаются. Одна крольчиха может за год народить девяносто крольчат.
Сегодня Боря Петренко рассказал интересную историю. На большой перемене собрал он всех нас у окна, насупился и говорит:
— Слушайте страшный рассказ.В одной книжке прочитал. В середине прошлого века и Австралию привезли несколько кроликов. Выпустили их на свободу: живите, мол, размножайтесь. И что же, вы думаете, из этого получилось? — Боря обвёл пас хмурым взглядом. — Вот тут-то и началось самое ужасное. Через несколько лет кроликов развелось несметное количество. Тысячи, миллионы, а может быть, миллиарды кроликов разбежались по всему материку. Они уничтожали пастбища. Овцы, коровы, лошади стали умирать с голоду. Кролики пожирали посевы, и на полях перестал расти хлеб. Всё сельское хозяйство было поставлено под угрозу. Пришлось с кроликами бороться, как с национальным бедствием. Вот!
— Врёшь ты всё, — сказала Ира Коряева. — Не может такого быть.
— Это я-то вру! — Боря двинулся на Иру. — Да я тебе книжку покажу, если хочешь знать! А сейчас за косы оттаскаю!
— Только попробуй!
— Перестаньте ссориться, ребята! — послышался сзади голос Нины Семёновны. Она, оказывается, давно стояла там и слушала. — Боря всё правильно рассказал. Только в нашей стране так быть не может, потому что мы разводим кроликов в клетках, а не на свободе.
На уроке арифметики Зоя мне шепнула (мы теперь за одной партой сидим):
— Ты знаешь, сколько жители Парижа за год кроликов съедают?
— Сколько?
— Три миллиона!
— Какие эти жители прожорливые, — сказал я.
Учитель биологии Тихон Витальевич рассказывал нам, чем надо кроликов кормить, по скольку раз в день давать им пищу. Мы всё это записали в тетради.
Мы узнали, что кролики поглощают огромное количество еды: они могут есть круглые сутки — и днём и ночью. При этом у кроликов стачиваются зубы. Если бы они не стачивались, то выросли бы длинные-длинные, и грызуны не смогли бы закрывать рот.
Тут Володя Бать придумал.
— Давайте, — говорит, — одного кролика кормить искусственно. Сделаем ему на животе операцию, проведём к желудку трубочки и начнём по ним вводить пищу. Кролик жевать не будет, и у него станут расти зубы. Посмотрим, какие они вырастут. Может быть, в два метра длины или даже в три!
Тихон Витальевич очень серьёзно сказал, что такими экспериментами занимаются специальные научные институты.
После уроков мы с Зоей пошли в живой уголок проведать кролика, которого нам прислали из совхоза. Он там пока живёт в высоком ящике из-под книг. Кролику мы принесли капусту и морковку, длинную и сочную, — даже самому хотелось её съесть. Но кролик только чуть-чуть попробовал капусту и опять замер в уголке, свернувшись белым шариком.
— Он скучает, — сказала Зоя. — Ему одиноко без других кроликов.
— Скорей бы их привозили, — вздохнул я. — А то он ещё умрёт.
Потом мы пошли домой. На улице был уже вечер и сыпал снег. Сквозь снег просвечивали разные огни: красные, лиловые, зелёные, жёлтые, и было очень красиво.
— Скоро я напишу большую картину, — сказала Зоя. — Она будет называться так: «Сердце зимы». Про снег, про деревья в инее и про улицу, по которой едут машины с белым верхом.
Я сбоку посмотрел на Зою. Снег облепил её и даже повис на ресницах, и я подумал, что Зоя самая лучшая девочка в мире. Я хотел ей сказать про это, но сказалось другое:
— Тебе надо ещё нарисовать картину про кроликов.
1 февраля
Сегодня мы делали клетки для кроликов. Вот когда пошли на пользу уроки труда, занятия в нашей столярной мастерской! Договорились заранее: два человека будут ухаживать за одним кроликом. Поэтому и каждую клетку строили вдвоём.
Мы с Зоей делали дом для нашего кролика. Интересно, какой он будет, этот кролик? Серый? Белый? А может быть, серый с белым пополам?
— Мы должны самую лучшую клетку построить, — сказала Зоя.
Я старался изо всех сил: выбирал лучшие доски — крепкие, без сучков; рубанком их обстругивал так, что они даже блестели. Потом мы с Зоей делали разметку, пилили, обрубали, подгоняли рейки, к готовым рамам прибивали железные сетки — одну вниз, на пол, другую сбоку, чтобы можно было смотреть, как кролик живёт.
В мастерской здорово пахло сосновой смолой, свистели пилы, а молотки стучали так, точно в комнату налетело сразу двести пятьдесят дятлов.
Между рядами прохаживался наш учитель по труду. Иван Макарович следил за работой поверх очков, улыбался чему-то в свои пушистые усы и говорил:
— Молодцы! Будут из вас настоящие мастера дерева да рубанка.
Иногда он, правда, делал замечания: молоток, мол, не так держишь или замер неточный сделал. Но ему положено замечания делать — учитель ведь.
Ещё в мастерскую приходили наши шефы с комбайнового завода. Они привезли нам строительный лес и сетки для кроличьих клеток. Они смотрели, как мы работаем.
— Прекрасные клетки получаются, — сказал один гражданин в зелёной шляпе. — Через несколько дней привезём из колхоза корм для ваших кроликов.
А мы опять начали делать клетки. Я даже вспотел и один раз палец на левой руке отбил. Но всё равно, работать очень хорошо: весело так и петь песни хочется.
Клетка у нас получилась «отменная». Так сказал Иван Макарович.
Зоя стряхнула опилки с платья, посмотрела на меня и в её глазах я увидел много-много огоньков.
— Ты, — говорит, — настоящий столяр, — и засмеялась.
А я почему-то покраснел.
Пришёл Толька Шагов, осмотрел все клетки и сказал:
— Ха! Паршивенькая работка. Животноводы, тоже мне.
— Языком крутить ты мастер. — Иван Макарович даже очки снял. — А работник из тебя липовый.
— Липовый?! — Толька замер на месте. — У меня дед всю жизнь столярничал. Хотите, самую лучшую клетку сделаю?
— Хотим, — сказала Зоя.
— Ладно. Моим помощником будет… — Он на всех нас посмотрел по очереди. — Моим помощником будет Володька Бать. Клетку начнём делать сегодня. Но без свидетелей.
Расхвастался… Посмотрим, что у них получится.
2 февраля
Утром, как только все мы собрались в классе, пришёл Иван Макарович, принёс показать клетку, которую сделали Толька и Володя. Поставил он её на стол — мы так и ахнули. Это не клетка даже, а теремок, с резной крышей, два широких окошка сделаны, а вместо стёкол сетки вставлены. Пол в клетке задвигается и выдвигается, как ящик у письменного стола. Потом они приспособили механическую кормушку она тоже выдвигается и задвигается. И клетка покрашена в коричневый цвет.
— Это, друзья мои, уже настоящее искусство, — торжественно сказал Иван Макарович. — Тут рука умельца чувствуется, призвание, знаете ли.
Все вокруг восхищались, а Толька, в новых брюках, даже свой рыжий чуб причесал, стоял в стороне, будто и не про него говорят. Потом сквозь зубы процедил:
— Это ерунда. Я и дворец могу построить.
И никто даже не заикнулся, что он тут уж, точно, перехватил.
Подумаешь, какой фараон!.. Может, я ещё не то придумаю. Например, изобрету такой порошок, от которого крольчихи будут по пятьсот крольчат в год рожать. Или научусь на руках ходить. И не три метра, как Толька, а целый километр. Вот однажды в школу так и приду на руках. Тогда кое-кто от зависти лопнет.
8 февраля
Сегодня наконец привезли кроликов. Для них давно всё готово: мы отремонтировали старый гараж, что находится около школьной теплицы, в два ряда поставили там клетки. И корм уже есть. В углу гаража мы устроили склад: там хранится морковь, свёкла, картофель — это называется «сочные корма». Кроме того, из колхоза шефы нам привезли сухой клевер, сено, жмых, витаминную подкормку, овёс.
Тихон Витальевич сказал:
— Кормовая проблема разрешена.
Кроликов привезли в грузовой машине. Они все вместе сидели прямо в кузове. Их там ловила весёлая девушка в белом халате и подавала нам.
— Принимайте, — говорит, — юные животноводы, своих питомцев.
Нам с Зоей большой белый кролик достался, пушистый-препушистый.
Когда мы его в клетку сажали, к нам подошёл Тихон Витальевич и сказал:
— Вы счастливчики. Знаете, какой породы этот кролик?
Мы не знали.
— Называется она «белая пуховая». От кролика такой породы можно получить килограмм пуха в год.
Мы вежливо удивились.
— И вообще вы должны знать, что третью часть мехового сырья Советского Союза составляют шкурки кроликов.
Это нам было понятно, и Тихон Витальевич ушёл к другим клеткам. Вообще он хороший, только уж больно серьёзный — никогда не смеётся. Наверно, если даже его пощекотать, он и то не будет смеяться.
Всех кроликов рассадили по клеткам и стали их кормить. Наша «белая пуховая» вовсю уплетала морковку, потом побегала по клетке и успокоилась, вроде заснула.
— Акклиматизировалась, — сказала Зоя.
И другие кролики тоже акклиматизировались. Только в расчудесном теремке, который соорудили Толя и Володя, суетливо бегал и никак не мог угомониться маленький серо-чёрный кролик.
— Заморыш, — мимоходом заметил я.
— Сам ты заморыш! — набросился на меня Толька. — Ты знаешь, какая это порода?
— Ну, какая?
— Шиншилла! Вот какая. Самая живучая порода. Ваш может сдохнуть сто раз. А наш всё переживёт: и мороз, и голод, и наводнение.
Мне спорить не хотелось: кто его знает? Вдруг он не врёт про свою шиншиллу?
Потом было общешкольное собрание, и наш директор, Алексей Николаевич, сказал:
— Пятый «Б» первый в нашей школе начал разводить кроликов.
Тут мы захлопали в ладоши и закричали «ура», потому что собрание было всё-таки торжественное.
— Можно надеяться, — продолжал Алексей Николаевич, — что у пятого «Б» найдутся последователи, и летом мы организуем при школе кролиководческую ферму. И ещё вот что: в марте у ваших кроликов начнут появляться крольчата. Педсовет постановил: ученики, которые сохранят весь молодняк, в мае будут премированы. Чем — мы пока не скажем.
Все опять хлопали в ладоши и кричали «ура».
15 февраля
После уроков в актовом зале нам показывали старую, но очень интересную картину. Называется она «Максимка». Про маленького негритянского мальчика, которого спасли от белых рабовладельцев русские матросы. Мы очень все расстроились. Было жалко Максимку. А когда картина кончилась, Нина Семёновна рассказала нам про колонии в Африке. Оказывается, и сейчас ещё там есть негры и с ними обращаются, как с рабами. Капиталисты очень плохие люди.
А кролики растут обыкновенно. Никаких приключений с ними ещё не было. Наша «белая пуховая» — мы назвали её Красноглазкой — тоже живёт ничего себе, шустрая такая, всё поедает, только успевай корм подкладывать.
Ещё я недавно получил тройку с минусом за диктант. Теперь приходится зубрить русский. Со мной Зоя занимается. Упорная она.
Папа мне всегда говорит:
— Силы воли тебе не хватает, бери пример с Зои.
24 февраля
Сегодня случилось чрезвычайное происшествие: пришли мы с Зоей кормить Красноглазку, и что же увидели? Пустую клетку, а вход в неё был приоткрыт. Как это получилось — неизвестно. Но факт был налицо. Красноглазка убежала. Стали мы её искать, обшарили весь гараж — нет нигде.
— Наверно, на улицу выскочила, — предположила Зоя. — Теперь ищи-свищи.
И тут я вспомнил про своего Руная. Рунай — это тот самый щенок, которого мне папа подарил. Он уже вырос, стал почти взрослый и уши у него стоймя стоят. Я его на ищейку учу. Он уже книжки умеет искать: заброшу я книжку под кровать и скажу Рунаю: «Ищи!» Он враз находит.
Вот я Зое и предложил:
— Давай я Руная приведу. Он понюхает клетку и моментально найдёт Красноглазку.
— Попробуй, — сказала Зоя.
Я сбегал домой и вернулся с Рунаем. Веду его на поводке, а все ребята смотрят, завидуют. Ещё бы! Не у всякого ведь ищейка есть.
Ввёл я Руная в гараж, дал ему понюхать Красноглазкину клетку. Он понюхал, зарычал на всех кроликов сразу и потащил меня на улицу.
— След взял! — обрадовалась Зоя.
Рунай покрутился на снегу, подёргал носом и побежал за теплицу. Ну, думаю, всё: сейчас мы найдём нашу Красноглазку!
И что же мы нашли? Рунай примчался к ящику для мусора, прыгнул в него и достал оттуда… здоровенную кость. От неё ещё шёл пар. Наверно, тётя Нюра, которая нам горячие завтраки готовит, выбросила.
— Да, ищейка, ничего не скажешь! — И Зоя отвернулась от меня.
А Рунай тем временем глодал кость. Болван какой. Тупица. Сколько я его учил…
Шли мы обратно, а из теплицы девочка вышла, маленькая, беленькая, видно — из первого или второго класса. Идёт и слезами заливается.
— Ты что, девочка, плачешь? — спрашивает Зоя.
— Да-а… — отвечает девочка, — отвратительный кролик всю цветочную рассаду-у сожра-ал…
— Где он, кролик?
— Та-ам, в теплице-е…
Это, конечно, была наша Красноглазка.
Девочке мы пообещали вырастить новую рассаду, Руная я отвёл домой и даже два раза шлёпнул его. Он ничего не понял, посмотрел на меня удивлённо: «Чего, мол, дерёшься?» И хвостом завилял.
Мы с Зоей очень боимся, что Красноглазка объелась и теперь умрёт. Уже был такой случай: Юрка Логин с Ирой Корневой обкормили своего кролика, и он подох.
8 марта
Уже наступила весна. Вышел сегодня из дому — кругом сосульки сверкают, бегут в снеговых берегах серебряные ручьи. Серебряные они от солнца, потому что оно в них отражается. И небо синее-синее, и галки кричат, радуются. Ещё сегодня мы поздравляли Нину Семёновну с Женским днём и подарили ей большой букет мимозы.
Она прижала жёлтые, пушистые веточки к лицу и сказала:
— Югом пахнет, весной, морем…
Я тоже люблю весну, потому что, когда она наступает, хочется долго-долго жить, уехать в какую-нибудь далёкую страну и оттуда писать Зое гордые письма.
На большой перемене Зоя, посмотрев на меня, сказала:
— Веснушки у тебя на носу повысыпали, но ты не расстраивайся, ты с ними ничего себе, симпатичный.
Подумаешь, буду я ещё расстраиваться. Мужчину украшает ум, а не веснушки.
Вечером приходил ветеринар, осматривал кроликов. Обследовав нашу Красноглазку, сказал:
— Недельки через две принесёт вам потомство. Теперь для неё специальный рацион нужен. Знаете какой?
— Знаем!
— И клетку затемнить надо, и гнездо сделать.
— И это знаем!
Вот радостная новость!
19 марта
Свершилось! Сегодня мы сидели в живом уголке, и Тихон Витальевич объяснял нам, чем кормить кроликов весной.
Вдруг влетел Толька Шагов да как гаркнет:
— Зоя! Витька! Бегите скорее в гараж — ваша Красноглазка ощенилась!
Тут все захохотали, а Тихон Витальевич сказал:
— Это называется окрол.
Мы помчались в гараж. Но в клетке темно, ничего не видно. Там только кто-то возился и тихо попискивал.
28 марта
Считали крольчат. Их двенадцать штук!
— Теперь у нас самая горячая пора, — сказала Зоя. — Надо сохранить весь молодняк.
— Будем стараться, — ответил я.
А Толька смотрел, смотрел на наших крольчат, да и говорит:
— Ничего, скоро и наша шиншилла окрольчится. Тогда поглядим, у кого больше крольчат будет.
2 апреля
До самого вечера делали новую большую клетку для крольчат. Мы её установили на свежем воздухе, под навесом. И клетка эта с отгороженной площадкой, в ней крольчата будут гулять. Такая площадка называется вольером.
Посмотрел Тихон Витальевич на нашу работу и сказал:
— Молодцы!
Возвращались мы домой, когда уже село солнце. За соседним сквером был закат. Мне на него Зоя показала. Она всё в природе замечает. Закат был необыкновенным: на небе лежали ярко-малиновые пласты, и на них вырисовывались дома и ветки деревьев.
— Хорошо бы написать такой закат, — прошептала Зоя.
— А ты и нарисуй.
— Не получится.
— Почему?
— Потому что я ещё не настоящий художник… — И Зоя вздохнула.
А потом мы пошли к Зое, пили чай со сливовым вареньем, и Зоин папа, Сергей Петрович, смешно надувая щёки, расспрашивал нас про кроликов.
11 апреля
Сегодня получил четвёрку по диктанту и потерял перочинный ножик. Ужасно жалко: мне его Зоя в день рождения подарила. Наверно, нашёл кто-нибудь, а кому отдать — не знает. Вот если б можно было о таких потерях в газетах объявлять. Про мой ножик написали бы: «Найден перочинный ножик со сломанными ножницами. Хозяина просим прийти по такому-то адресу». Так нет же. В газетах только объявления о том, как надо жить, чтобы твой дом не сгорел, да про то, что куда-то там требуются истопники.
А крольчата наши живут уже в своей клетке с вольером. Они шустрые, весёлые и кувыркаются друг через друга. И самое удивительное, что у Толькиной шиншиллы тоже двенадцать крольчат.
Я в последнее время начитался столько книг про кроликов, что абсолютно всё про них знаю.
Мама зовёт меня животноводом, а папа сегодня за обедом сказал:
— Может, ты, Витя, когда подрастёшь и кончишь школу, пойдёшь работать в колхоз зоотехником, а?
Я ничего не ответил, потому что ещё не решил окончательно. Но скорее всего так и будет: я очень люблю животных.
27 апреля
Непонятно отчего сдохли два наших крольчонка. Пришли мы утром давать корм, а они лежат рядышком, маленькие, белые и ушки распались на две стороны. И тут я в первый раз увидел, как Зоя плачет.
— Ты не плачь, — сказал я. — Что же теперь поделаешь?
— Да-а, — говорит Зоя сквозь слёзы, — мне крольчат жалко…
Когда мы шли домой, Зоя была очень грустная, и я купил ей мороженое «Ленинградское эскимо».
Только что прочитал повесть Пушкина «Дубровский», и почему-то сделалось чудно внутри меня и захотелось плакать.
24 мая
Вот и окончен пятый класс. У меня в табеле только одна четвёрка — по русскому письменному. А у Зои все пятёрки.
Сегодня было собрание кролиководов. Мы столпились во дворе, на молодой, яркой травке. Над головой в небе светило жаркое, ласковое солнце и припекало затылок. Пахло мёдом. Скоро на тополях появится пух и начнёт всюду летать и за всё цепляться. Этот пух, когда он собирается в кучу, интересно поджигать: горит, как порох. Даже страшно.
— Лучшими нашими кролиководами, — сказал Алексей Николаевич, — оказались Анатолий Шагов и Владимир Бать. Они награждаются путёвками на Всесоюзный слёт юных кролиководов, который состоится в июле в Москве.
Все дружно хлопали в ладоши, и я тоже, хотя было немного обидно: ведь мы с Зоей так старались!.. А Толька стоял рядом и как ни старался быть серьёзным, улыбка на его лице растянулась до ушей.
— А теперь, ребята, я хочу поделиться с вами одним планом. Учителя нашей школы предлагают вам за время летних каникул своими силами построить кролиководческую ферму.
Тут мы изо всех сил закричали «ура».
— Но это дело нешуточное. Забот будет по горло. Мы построим ферму по типовому проекту, со всеми удобствами. Кроме того, я думаю, не грех нам соорудить силосную башню, чтобы у кроликов был зимой хороший корм. И вообще, мы создадим свою кормовую базу: на пришкольном участке наши огородники вырастят для кроликов картофель, морковь, свёклу, капусту и кукурузу на силос. А для того чтобы всё у нас получилось как следует, мы создадим специальные бригады плотников, каменщиков, маляров, огородников, кукурузоводов. Так как же, ребята, согласны?
— Согласны! Согласны! — закричали со всех сторон.
— Работы мы начнём в июле. А сейчас — доброго вам отдыха и весёлых развлечений!
Домой мы с Зоей шли вместе. Я сказал:
— А ведь всё это наш класс начал. Мы молодцы.
— Ты не зазнавайся. Пусть другие похвалят. Лучше скажи: ты будешь строить кролиководческую ферму?
— Конечно, — ответил я. — А ты?
— Я тоже. — И, подумав, Зоя добавила: — Я для фермы картины нарисую. И мы их там развесим.
Я знаю: раз Зоя решила — так и будет.
— А хорошо, что целый месяц отдыха, правда, Витя? — И Зоя побежала вперёд, лёгкая, в своём красивом с цветами платьице похожая на бабочку.
Над головой, высоко-высоко в светлом небе, летали стрижи; пахло мёдом, рекой, молодыми листьями. Всё-таки хорошо, что взрослые придумали летние каникулы!
И тогда, на солнечной улице, я решил: не буду писать дневник весь июнь, — отдыхать так отдыхать. Ведь мы здорово потрудились в этом году.