Паруса Гарика Таркова
В комнате с лоцманской картой, макетом многомачтового парусника, фотографиями на стенах находилось четыре человека: Владислав Константинович Спивак сидел в своей коляске, которую подкатили к открытой двери балкона, рядом с ним, вокруг журнального столика, расположились Очкарик, Дуля и Костя. Дуля был в тельняшке, которая выглядывала из-под ковбойки. Вид у Дули был напряженный и печальный.
Владислав Константинович посмотрел на макет парусника «Меркурий», вздохнул. И нарушил молчание:
— Знаете, что я однажды прочитал у Бальзака? Примерно так: ничего на свете нет прекраснее, чем скачущая лошадь, танцующая женщина и фрегат, плывущий под парусами.
— Накрылись мои паруса, — понуро сказал Дуля.
— Нет, я не понимаю! — воскликнул Костя, — Как он может все за тебя решать?
— Может, — сказал Дуля.
— Ты заранее не расстраивайся, — посоветовал Владислав Константинович. — Поговорим.
И в это время в передней требовательно зазвенел звонок.
— Он… — произнес Дуля.
Очкарик быстро пошел открывать дверь и вернулся в комнату с мужчиной могучего сложения.
— Проходите, пожалуйста! — пригласил Очкарик.
Мужчина стоял в дверях, пристально осматривал комнату.
— Здравствуйте, — сказал он наконец довольно.-. хмуро. — У вас прямо, как в музее.
— Здравствуйте, — дружелюбно откликнулся Владислав Константинович. — Что же вы стоите? Вот. — Он показал на кресло рядом со своей коляской. — Садитесь.
Мужчина прошел к креслу, грузно сел, побарабанил сильными пальцами по подлокотникам. Взглянул на старика в коляске.
— Я вас представлял… — начал он и остановил себя. — Это, значит, вы нашего Георгия к морским делам пристрастили?
— Давайте для начала познакомимся, — предложил старик. — Меня зовут Владиславом Константиновичем. Я бывший моряк.
— Никита Иванович Гусаков, — представился мужчина. — Отчим этого оболтуса. — Он кивнул на Дулю. — По профессии слесарь-инструментальщик.
— Отличная профессия, — сказал Владислав Константинович.
— Я тоже так считаю, — твердо и угрюмо согласился Гусаков. — Позвольте, Владислав Константинович, сказать вам прямо, по-рабочему. Задурили вы нашему Гарьке голову. У нас с матерью на его счет план вот какой: с осени пойдет в ПТУ при нашем заводе, мою профессию освоит. — Гусаков усмехнулся. — Может, я династию начну. И для жизни… Ничего, как-нибудь две с половиной имею. Плюс премиальные раз в квартал. И его натаскаю. У нас семья — еще двое, Гарьки помладше, и сейчас супруга тяжелая ходит, к осени ждем пополнение. Так что второй работник очень даже к месту придется.
— Я хочу корабли строить! — отчаянно крикнул Дуля.
— А я хочу быть китайским императором, — зло отрезал Гусаков. — Мало ли кто чего хочет.
— Подождите, Никита Иванович. — На щеках Владислава Константиновича выступил румянец. Говорил он с одышкой. — Давайте все обсудим спокойно.
— Что обсуждать? — начал горячиться Гусаков. — Вы тут все за нас с матерью решили: заканчивать ему десятилетку, институт выбрали. А с нами вы посоветовались? С родителями?
— Для этого я и попросил Гарика пригласить вас, — устало сказал старик. — Ничего мы за вас не решали. Вы решать будете. И уже вижу, как. Вы, Никита Иванович, собираетесь совершать нравственное преступление!
— Не понял.
— Вы хотите убить в вашем сыне самое главное, основу будущей жизни — мечту! Крылья подрубить перед, полетом.
— Вы на меня высокими словами не давите…
— И знаете, что за сим последует? — продолжал Владислав Константинович. — Вы толкаете Гарика на старую дорожку…
— Опять не понял! — перебил Гусаков.
— Вы считаете… — Старик начинал задыхаться.
— Дед!
— Ладно, ладно. Вы считаете, будет лучше, если ваш сын опять вернется в подъезды, в какую-нибудь новую компанию, подобную той…
— Ничего! — перебил Гусаков. — Все мы через подъезды и компании прошли. Как видите, живем не хуже других. Дурь с годами слетит, и я из Гарьки рабочего человека сделаю. Или вы против?
— Да разве об этом разговор? — Очкарик подал Владиславу Константиновичу стаканчик с лекарством, и он быстро, казалось, не заметив, выпил содержимое. — Демагогией занимаетесь, Никита Иванович! Поймите, у Гарика блестящие способности! Он, может быть, родился для… А! — Старик безнадежно уронил руки.
— Владислав Константинович! — Костя вскочил. — Покажем? Витя, давай!
Костя и Очкарик ринулись в другую комнату и вернулись с макетами яхты, многомачтового парусника, военного корабля.
Мальчики выстроили на журнальном столике перед Гусаковым целую игрушечную флотилию.
— Вот! — сказал Костя. — Это все Дуля.
— Сам? — удивленно спросил Гусаков.
— Конечно, сам! — подтвердил Костя.
— Я у него в подручных был, — добавил Очкарик. — То подать, это подержать.
Гусаков осторожно взял макет трехмачтовой шхуны, стал ее рассматривать со всех сторон.
— Гарик прекрасно читает чертежи, — сказал Владислав Константинович. — У него природная смекалка, он рожден кораблестроителем.
— Для поступления в кораблестроительный институт, — сказал Костя, — надо уже сейчас готовиться. У меня в девятом по всем математикам — годовые пятерки. Я Дуле помогу. А по физике… Есть у меня приятель, он по физике прямо профессор.
— Когда у вас в семье родится еще один ребенок, — вставил Очкарик, — мы все будем помогать: что надо по хозяйству, по дому. Лишь бы Дуля учился, в институт готовился.
Гусаков теперь внимательно рассматривал макет эсминца. Однако лицо его оставалось хмурым. Наконец, он сказал:
— И все одно: блажь. Раз, два — и судьбу переменили парню.
— Да эту судьбу-то, — опять заволновался Владислав Константинович, — вы ему придумали. И не спросили у парня, нравится ли она ему.
— Зато верное дело. Ошибки не будет. А тут… Одно дело — игрушки городить, а настоящие корабли…
В дверь снова позвонили.
— Наконец-то! — вырвалось у Кости.
Очкарик убежал в переднюю и вернулся с Владимиром Георгиевичем.
— Всем общий привет! — сказал учитель школы каратэ. — Немного опоздал? Извините! Как всегда, транспорт, — Он подошел к Гусакову. — Никита Иванович, не так ли? — Он протянул руку. — Будем знакомы: Владимир Георгиевич Говорухин.
— Гусаков, — ответил отчим Дули.
— Так вы отпускаете нашего капитана? — бодро спросил Владимир Георгиевич.
— Куда это еще отпускаю? — изумился Гусаков.
— Как? — в свою очередь, удивленно воскликнул учитель школы каратэ. — Я подумал, вы уже обо всем договорились. Ведь в июле мы идем под парусами по Клязьме, сейчас разгар подготовки и тренировок.
— Кто это мы? — мрачно спросил Гусаков.
— Мы — это вот я и они. — Владимир Георгиевич показал на Костю и Дулю. — Восемнадцать человек их у меня.
— Ничего не понимаю, — сказал Гусаков.
— В общем, история такая. Я веду занятия в школе каратэ. Летом с начальной группой я обычно отправляюсь в десятидневный поход. Там и тренировки, там и разговоры о жизни, что, уверяю вас, Никита Иванович, очень важно. Потом походный быт, костер… Что сильнее может объединить мужчин? — Владимир Георгиевич подмигнул Косте. — А в этом году… Нашего участкового Николая Павловича Воробьева знаете?
— Дон Кихота, — улыбнулся Костя.
— Знаком, — коротко ответил Гусаков.
— Так вот, — продолжал Владимир Георгиевич. — Николай Павлович подал мне идею под парусами с ребятами пойти. Есть у него дружба с речниками. Правда, поставил условие: взять с собой шестерых гавриков из разных дворов. Ну, ребятишки, сами понимаете. Среди этой шестерки ваш сын. О нем ничего плохого сказать не могу. Скорее, наоборот. Короче говоря… Кладу на сей поход половину своего отпуска. Имеем мы три посудины. А флагман «Сатурн» из старья ваш сын переоборудовал. Вернее, работы шли под его руководством.
— Папа! — перебил Дуля. — Поедем на водохранилище, и мы тебе покажем!
— Зрелище того стоит, — сказал Владимир Георгиевич. — Особенно когда ветер наполняет паруса «Сатурна».
— Вы по мне, — сказал Гусаков, — прямо тяжелой артиллерией.
— Полно, Никита Иванович, — успокоил Владислав Константинович. — Правда, для вас все это несколько неожиданно.
— Потому и держали от родителей в тайне, — сказал учитель школы каратэ. — До поры. Готовили сюрприз: все три парусника — на плаву.
— Думали, — опустил голову Дуля, — увидят корабли — не откажут.
— Понимаете, Никита Иванович, — сказал Владимир Георгиевич. — Для ребят эти паруса — экзамен на достойное будущее.
— Доконали, — усмехнулся Гусаков. — Покажите свой «Сатурн»…
— Да хоть сейчас! — перебил Дуля.
Из открытой на балкон двери прилетел легкий ветер, паруса макетов туго наполнялись им, и показалось, что флотилия Гарика Таркова двинулась в плавание.