Акт 3
– Давай попробуем еще раз! С нежностью смотришь мне в глаза и говоришь: «Миша, как ТЫ себя чувствуешь?»
Часы показывали 07:45. Миша сидел за кухонным столом напротив Златы, всячески пытаясь заставить говорить ему «ТЫ». При этом он сильно сжимал правую руку женщины, от чего Злата то заикалась, то начинала нервно хохотать.
– Безусловно, супружеская пара, прожив 23 года вместе, именно так себя и ведет, – сказала Наталья Геннадиевна, нервно расчесывая копну непослушных волос.
– Наташенька, чем больше ТВОИХ комментариев, тем тяжелее идет процесс, – Миша злобно фыркнул, после чего приподнял Злату со стула и крепко обнял.
– Представь, что мы 23 года спим в одной постели и делаем ЭТО как минимум раз в неделю! – он сильнее сжал перепуганную женщину в объятиях, получив от этого неизгладимое удовольствие.
– Мужик хоть душу отведет, – прошептал Даня, обращаясь к учительнице географии, которая еле слышно хихикнула.
Пока Злата была готова в любую минуту умереть от стыда и позора, Миша довольно улыбался, Даня готовил всем омлет, а Наталья Геннадиевна думала о стрижке под ноль, остальные жильцы коммунальной квартиры №7 были еще в своих комнатах.
– Папа, мама, омлет будете? – спросил Даня обнимающихся, расставляя тарелки.
– Звучит ужасно... – протянула Злата.
– А мне нравится, – Миша ласково улыбнулся, – хотел бы я иметь сына.
– Вы всегда можете пожениться и усыновить Даню, – Наталья Геннадиевна вытащила из сумки другую, более прочную расческу, и вновь принялась за свои волосы, – ненавижу их! – в сердцах выкрикнула учительница.
– Наталя в чудовому настрої, як я чую! – на кухне появился слегка заспанный Юрко, – кого на цей раз нешвидете... ненавидиш?
– Волосы... – прошипела Наталья Геннадиевна, вырвав небольшую прядь.
– Зрозуміло...– Юра безразлично пожал плечами, с умилением посмотрев на сестру, утопавшую в крепких объятьях своего «мужа», пожал руку имениннику и, приняв предложение присоединиться к омлету, сел за стол.
– Что главное? – Елизавета Борисовна серьезно смотрела на соседей, тщательно наводивших марафет.
Часы показывали 11:00.
– Что? – удивленно спросила Злата.
– Ничего не забыть! – старушка нервно закатила глаза, – давайте повторим. Злата?
– Мне 40 лет, 23 года в браке. С мужем познакомилась в гостях у подруги. Закончила пединститут, по профессии – учитель математики... А почему именно математики? – Злата капризно поджала губы.
– Потому что Алла, как и ты, мама, ничего в математике не понимает, – ответил Даня, заправляя салат майонезом.
– Итак... – Елизавета Борисовна внимательно смотрела на псевдомать Дани, которой Наталья Геннадиевна, превозмогая отвращение, укладывала волосы.
– Работаю в районной гимназии вместе с сестрой Наташей. Хобби – вышивание. Любимый писатель – Конан Дойль, художник – Амадео Мординани...
– МОДИЛЬЯНИ! – в один голос выкрикнули Даня и Юра.
– Вы бы еще сложнее выбрали имя! – Злата тяжело вздохнула, – Амадео Модильяни. Итальянский художник и скульптор, один из самых известных художников конца XIX – начала XX века, яркий представитель экспрессионизма. А экспрессионизм – это что?
– Експресіонізм – прагнення автором висловити емоційний стан, – мечтательно выдохнул Юрко.
– Как всегда, ничего не понятно! Но, Бог с ним. Любимая картина – «Алиса»...
– Молодчина! – Елизавета Борисовна одобрительно кивнула.
– Спасибо, —Злата довольно улыбнулась, – покажите хотя бы эту картину!
– Я зараз принесу книгу, – Юра временно отвлекся от глажки скатерти и уже через минуту вручил сестре иллюстрированную энциклопедию «Великие художники. Том 3. Экспрессионизм», – 48 сторінка, «Аліса». Вивчай!
– Так, пока Злата изучает, Миша? – следующей жертвой допроса стал немолодой столяр.
– 44 года, в браке 23 года. С женой познакомился у знакомой в гостях. Закончил КПИ, радиотехнический факультет. Доцент кафедры радиоконструирования и изготовления радиоэлектронной аппаратуры. Даня, а ничего еще сложнее придумать нельзя было?
– Бурная фантазия, что тут скажешь! – Даня весело хохотнул, искренне упиваясь происходящим.
– Миша, дальше...
– Вон тот долговязый паренек – мой брат Юра, – Миша показал в сторону Юры, – родители умерли. Мама 3 года назад от рака, папа 5 лет назад, инфаркт... Хоть что-то правда! Люблю фильмы с Луи де Фюнесом, особенно «Дьявол и десять заповедей». Хобби – конструировать модели самолетов... Только где эти модели, Даня?
– Не переживай, они на даче! – выкрикнул Даня из-под стола, куда полез в поисках упавшей ложки.
– У нас еще и дача есть! – выдохнула Злата, – а где?
– В Пуще.
– Даня, с твоей фантазией только книги и писать! – вздохнул Иван Артемович, завязывая галстук.
– Со мной все проще, – начала Наталья Геннадиевна, опередив Елизавету Борисовну, – кроме того, что Злата – моя сестра, а вы с Иваном Артемовичем мои родители, все остальное правда, – она гордо приподняла подбородок, пытаясь уложить последний реденький локон «сестры».
– Но замужем, тетя, ты была только раз... – поправил Даня, наконец появившись из-под стола.
– Ну да...
– А чего развелись? – спросила Злата.
– А это уже девушки Дани не касается! – фыркнула учительница географии, дернув женщину за волосы, от чего та резко подскочила на стуле.
– С Юрой тоже понятно. Все оставляем, кроме родителей и «брата» Миши, – заключил Даня, – с бабушкой и дедушкой тоже все в норме. Осталась только...
– Изабелла Николаевна... – протянул Миша.
– Я ближе к обеду дам ей снотворное. Будем надеяться, до ужина не проснется, – Елизавета Борисовна вытащила из ящика неприглядную бутылочку волшебного снадобья.
– А это не опасно? – Злата недоверчиво покосилась на снотворное, но после горячих заверений Елизаветы Борисовны все же успокоилась.
– Може, таки кудись її заховаємо? – неуверенно предложил Юра, но, получив категорический отказ всей «семьи», был вынужден оставить эту идею.
Когда последний салат был заправлен майонезом, а мясо доходило в духовке, Даня еще раз окинул всех участников спектакля оценивающим взглядом, сердечно пожелал удачи и поехал за Аллой, которой в скором времени предстояло познакомиться с семьей возлюбленного.
Часы показывали 12:30.
Праздничный обед был назначен на 14:00 и по плану должен был продолжаться не более двухтрех часов, после чего имениннику предстояло извиниться перед семьей и уехать с Аллой в кафе, чтобы закончить вечер в более интимной обстановке.
Ровно в 13:30 стол был накрыт, комната проветрена, а все родственники готовы с минуты на минуту «выйти на сцену».
– Кто даст Изабелле Николаевне снотворное? – спросила Елизавета Борисовна, намекая на отсутствие возможности подняться по лестнице на антресоль в силу больных ног, – Наташа?
– А у меня есть выбор? – Наталья Геннадиевна раздраженно хмыкнула и полезла на антресоль. Юра вызвался подстраховать учительницу, пристроившись внизу у самой лестницы.
– Что это? – испуганно прошептала старуха, увидев бутылочку снотворного в руках Натальи Геннадиевны.
– Это лекарство, пейте, – безразлично ответила женщина.
Изабелла Николаевна все так же испуганно смотрела на «лекарство».
– Откройте рот и выпейте! – прикрикнула Наталья Геннадиевна, в результате чего «женщина с антресоли» таки его проглотила.
– Где моя Виктория?.. – спросила она, когда учительница уже собиралась спускаться.
При упоминании имени умершей девочки кровь прихлынула к лицу злой учительницы географии, сделав ее злее обычного.
– Наверное, в раю... – протянула она, с омерзением наблюдая за морщинистым лицом старухи.
– Прошу вас, верните ее! – Изабелла Николаевна неожиданно резко приподнялась на локте, схватив Наталью Геннадиевну за запястье, – я знаю, вы украли мою девочку! Виктория! – она хрипло вскрикнула, сильнее, в меру своих возможностей, сжав руку учительницы.
Когда первая волна испуга от неожиданного поведения старухи прошла, Наталья Геннадиевна и не поняла, как уже сама сжимала руку «женщины с антресоли», с ненавистью прожигая ее взглядом.
– Закрой рот, убийца... – шипела Наталья Геннадиевна, – я все про тебя знаю... ты сама убила свою девочку и отправила на тот свет 10 невинных душ! Но не переживай, они теперь в раю, а ты! Гореть тебе в аду! – после чего она оттолкнула руку
старухи, быстро спустившись по ступенькам к Юре.
– Що там у вас сталося? – озадаченно спросил Юра.
– Ничего, – кинула Наталья Геннадиевна, у которой все еще пылали щеки, – старуха бредит...
– Хто така Вікторія? – не унимался художник.
– Я же сказала: «она бредит!» – выпалила женщина, уходя.
– Виктория... – послышалось с антресоли.
Из гостиной на шум вышли новоиспеченные супруги.
– Чего это ведьма так раскричалась? – спросил Миша, приглаживая усы.
– Марить... Пішли краще за стіл, – и все пошли к столу, надеясь, что Изабелла Николаевна скоро заснет.
Часы показывали 14:00.
Алла была невысокой, субтильной девчушкой с глазами Одри Хепберн и мягкой улыбкой. Ее движения были резкими, а каштановые волосы излучали сладковатый запах мандарин. И хотя Миша с Иваном Артемовичем долго спорили по поводу характера аромата Аллиных волос, решая между мандаринами и апельсинами, все же каждый раз, когда девушка поворачивала голову, от ее волос исходил еле уловимый мандариновый аромат.
Даня заметно нервничал, что при нормальных обстоятельствах можно было списать на естественное поведение любого молодого парня, первый раз приведшего в дом девушку. Но ситуация была несколько другая, поэтому стоило только кому-то из «родственников» открыть рот или обратиться к Алле, именинник тут же бледнел и резко вздрагивал. Похоже вели себя Злата с Иваном Артемовичем, зато, к удивлению Дани, остальные участники спектакля чувствовали себя спокойно и непринужденно, словно ничего не происходит.
– Никак не могу понять, на кого ты похож... – улыбнулась Алла, внимательно рассматривая всех родственников любимого.
– Он – копия моего отца! – гордо заявил Миша, похлопав Даню по плечу.
– А нет ли у вас фото... – начала, было, Алла, но ее перебила Елизавета Борисовна, приглашая всех к столу.
– Давайте быстрее садиться, а то мясо остынет! – подгоняла старушка, поэтому все поспешили к столу.
– Боже! Какой замечательный стол! – восторженно воскликнула Алла, присаживаясь возле Дани.
– Это все наша мама-хозяюшка, – сказала Елизавета Борисовна, протягивая гостье оливье. На доли секунд Злата изумленно округлила глаза, но легкий удар Натальи Геннадиевны под столом заставил ее лучезарно улыбнуться и скромно опустить глаза.
– Хозяюшка... – хмыкнула Наталья Геннадиевна, внимательно изучая салат и вспоминая, как она с Елизаветой Борисовной всю ночь и утро горбатились над сковородками и кастрюлями.
Сама же Злата чувствовала себя более чем неловко, так как некоторые из блюд, представленных на столе, она видела впервые и даже не могла определить, что это. Поэтому, во избежание лишних вопросов, Елизавета Борисовна завела активный диалог с Аллой, поэтапно подключая каждого из присутствующих к обсуждению того или иного вопроса, в результате чего через каких-то 15 минут разговор потек довольно весело и легко. На радость Дани настроение у всех было приподнятое, даже вечно хмурая Наталья Геннадиевна была сама любезность.
– Аллочка, а какие вы изучаете дисциплины? – спросила Елизавета Борисовна, пригубив немного коньяку.
– Бабушка имеет в виду, какая у тебя специализация, основной предмет в институте, – пришел на помощь Даня, расслышав преподавательские нотки в ее голосе.
– Я будущий маркетолог, – гордо ответила девушка, после чего в комнате повисла пауза.
– Простите мою неосведомленность, но маркетолог – это кто? – удивленно спросил Иван Артемович.
– Маркетолог – это специалист, изучающий рынок с целью определения его текучих особенностей и формирования рыночной стратегии для интересной ему группы товаров, – на одном дыхании выпалила Алла.
– То есть, ваша специальность – как продать нужный товар нужной группе людей?—уточнила Елизавета Борисовна, не особо воодушевленная будущей профессией избранницы Дани.
– Ну, не совсем так... – протянула Алла.
– Так вы продавщица?! – радостно вскрикнула Злата, развеселенная фактом, что на продавщиц сейчас учат в университете.
Она сразу вспомнила нескольких своих сельских подруг, которые торговали в местном галантерейном, так у тех даже среднего образования не было. Злата не сразу заметила, что Алла сидит приоткрыв рот и выпучив глаза.
– Вот мама у нас шутница! – неожиданно громогласно выкрикнул Миша и принялся заразительно хохотать, – скажешь тоже! Продавщица! – он крепко обнял свою «жену», еле заметно подмигнув Наталье Геннадиевне.
– Злата у нас всегда была юмористкой, – наигранно улыбнулась учительница географии, – она, Алла, знаешь, как детей на уроках веселит?
– Умереть – не встать, как говорится, – процедила Елизавета Борисовна.
Несмотря на недалекоглядность, Злата сразу смекнула, что взболтнула что-то не то. Что именно, она, конечно, не знала, но нужно было тоже начать смеяться и признаться, что она – записная юмористка.
– Алла, вы уж простите мою шутку, – сказала Злата после того, как все насмеялись, – такая уж я. – Она нежно взяла за руку Мишу, попросив передать маринованные грибочки.
– Твои родители такие трогательные, – прошептала Алла, наклонившись к Дане, – за руки держатся и так нежно смотрят друг на друга, несмотря на годы совместной жизни. Хотела бы и я так, – мечтательно заключила девушка, сжав руку любимого.
– Да, они у меня такие, – Даня внимательно посмотрел на своих «родителей», размышляя над тем, а как же на самом деле ведут себя люди, более 20-ти лет прожившие в браке.
Неожиданно он вспомнил своих настоящих родителей и попытался представить их на месте Златы с Мишей и то, как бы они смотрели друг на друга и держались бы за руки... Но от подобных мыслей пришлось временно отказаться, так как Миша встал, собираясь произнести тост.
– Дорогой Даня, – начал он, сжимая рюмку водки, – сегодня тебе исполняется 22 года. В твоем возрасте я уже год был женат на твоей маме...
– Папа! – резко вставил Даня.
– Я не тороплю тебя жениться, что ты! Просто хочу сказать, что 22 – это солидный возраст, который предполагает брать на себя обязанности и...
– О, Мишка понесло! – хохотнул Юра.
– Мишенька, родной, ну давай не будем сегодня об этом говорить, ведь у нашего мальчика день рождения! – Злата серьезно насупила брови, приподняв бокал.
– Эх, женщины! Ну что тут скажешь, – Миша нежно провел рукой по уложенным волосам «супруги», – Данечка, родной! Мы с мамой желаем тебе сумасшедшей любви и простого человеческого счастья...
– Закончить институт на «отлично» и найти высокооплачиваемую работу, – добавила Злата.
– Ну, мама как всегда рациональна и серьезна! – Миша улыбнулся. – Мы тебя очень любим! С Днем рождения!
– Да, очень-очень, – после этих слов Злата поднялась из-за стола и в сопровождении Миши подошла к имениннику, чтобы крепко его обнять и поцеловать. Поистине, это был лучший спектакль из всех, которые Даня когда-либо видел. На какое-то мгновенье он даже поверил, что перед ним настоящие родители и что они безмерно его любят, настолько слаженная и последовательная была игра. Даже Елизавета Борисовна с Натальей Геннадиевной удивились, насколько реально все получилось. Но не успел Даня как следует нарадоваться, напряжение вновь вернулось, когда Алла стала интересоваться работой Миши.
– А большие сейчас наборы на радиотехнический факультет? – спросила девушка, накладывая очередную порцию «под шубой».
– Ну... не очень, – неуверенно протянул Миша.
– Сколько человек на место? – не унималась Алла, – просто это такая необычная специализация, такая ретро.
– А ретро – это какая? – спросила Злата, наклонившись к Ивану Артемовичу.
– Не сейчас! – нервно пискнул старичок, с ужасом наблюдая за диалогом Миши с Аллой.
– Совсем немного. Плюс-минус, от года к году не легче. Передайте, пожалуйста, картошку, – Миша всеми силами пытался прекратить этот разговор, но Алле было действительно интересно.
– А вы у себя на кафедре много подобной аппаратуры изготовляете? – Миша вспомнил, что единственный раз, когда он что-либо изготовлял из «подобной аппаратуры», было лет 35 назад, когда мама отдала его в кружок «Юный техник», чтобы уберечь от раннего курения и неизбежного для его района детского алкоголизма. Но отношения с техникой как-то с самого начала не заладились, и, сменив еще несколько подобных учреждений, Миша наконец-то попал на свое место, в кружок «Буратино», где учили работе по дереву. С того самого момента дерево стало его призванием, и, как итог, в свои 45 Миша был столяром высшей категории, имея 6 разряд и специализирвался на изготовлении мебели. Он бы мог часами рассказывать, как реставрировать сложные фигурные ручки на комодах красного дерева или как превратить заготовки в настоящие детали, опираясь на эскизы и чертежи. Но сегодня он был доцентом кафедры радиоконструирования и изготовления радиоэлектронной аппаратуры, и разговоры о шкафах и тумбах явно бы не понравились Дане. Поэтому, с силой отбросив приятные мысли о столярном мастерстве, он натянуто улыбнулся и процедил:
– Штук 10 мелких аппаратов и 1~3 серьезных в год. Раньше было, естественно, больше, но времена нынче, милая моя, не те.
– Да, я понимаю, – Алла грустно улыбнулась, переключив внимание на книги на полке, чем вызвала живой интерес Елизаветы Борисовны. Вспотевший от напряжения Миша зыркнул в сторону Дани, где встретил снисходительную улыбку и одобрение, что не могло не обрадовать профессионального столяра.
– Все хорошо, – прошептал Даня, подмигнув «родителям».
Часы показывали 14:45.
– Даня говорил, что вы интересуетесь творчеством Амадео Модильяни, – Алла мило улыбнулась и очередной кусок свинины предательски застрял в горле у Златы.
– Да, интересуюсь, – кивнула женщина.
– Его скульптуры и картины поистине великолепны!
– Да, более чем, – Злата сдержанно улыбнулась, а сама тихо прошептала, обращаясь к Юре, – он что, и фигуры лепил? – после чего почувствовала пронзительную боль в щиколотке от прикосновения каблука Натальи Геннадиевны.
– Какая ваша любимая картина?
Все напряглись. Злата пыталась вспомнить имя девочки, изображенной на картине. Ее имя ассоциировалось с какой-то сказкой, странной и необычной.
–Алиса! – радостно вскрикнула Злата, наконец-таки вспомнив имя героини.
– А почему именно эта картина? – Алла все так же мило улыбалась, тогда как Злата начала уже тихо ненавидеть эту улыбчивую зазнайку, которая, словно экзаменатор, забивала всех ненужными вопросами, на которые мало кто знал ответы. «Неужели она и вправду знакома с творчеством этого мужика?!» – кричала про себя Злата. Да и как она могла ответить на вопрос о картине? Ей просто ее выбрали и сказали, что сегодня она должна ею восхищаться. На самом деле сама картина Злату вовсе не восторгала, она вообще плохо что понимала в картинах, да и не особо их любила. Исключением был Юра. Картины своего брата Злата боготворила, как и их творца. В них она видела скрытый смысл и глубокий подтекст, но про картины Юры Алла не спрашивала, и нужно было что-то говорить. Злата обвела тревожным взглядом напряженные лица соседей и, на секунду остановив взгляд на Наталье Геннадиевне, загадочно улыбнулась.
– Она напоминает мне сестру, – сказала Злата.
– Извините, что? – переспросила Алла.
– «Алиса» напоминает мне мою сестру Наташу, – уточнила «мама» именинника.
– Чем это? – озадаченно спросила Наталья Геннадиевна, злясь сама на себя, что не удосужилась посмотреть иллюстрации в энциклопедии Юры.
– Как интересно, – Алла заинтригованно смотрела на Злату, ожидая дальнейших объяснений.
– Ну, девочка на картине очень похожа на Наташу... Вернее, Наташа очень похожа на эту Алису. Только лицо у Наташи пошире, – последнее замечание очень повеселило Мишу, от чего он хрипло засмеялся.
– Хочу підняти келих за свого племінника! Даня, хай тобі в усьому щастить! – Юра смущенно улыбнулся. – У мене є для тебе подарунок. Он вышел в коридор, но вскоре вернулся, держа в руках небольшое полотно, накрытое тканью.
– Сподіваюся, тобі сподобається, – под общие восторженные возгласы Юра смущенно протянул имениннику картину, которую тот незамедлительно высвободил от цветастой накидки.
– Обалдеть! Юрка, картина – необыкновенная! – Даня с восхищением рассматривал подарок.
– Даня, нам тоже интересно! – сказала Елизавета Борисовна.
– Да, покажи, – поддержала Наталья Геннадиевна, все еще злая на Злату за «широкое лицо».
Картина действительно была прелестная, утопающая в холодных, преимущественно синих тонах, – это был пейзаж, изображающий море, вдоль которого брела печальная фигура молодой женщины, укутанная прозрачной накидкой.
– Очень чувственно, – протянул Даня.
– И печально... – заметил Миша.
– Юрий, вы – гений! – Алла радостно всплеснула в ладоши, а сам Юра залился краской, смущенно отведя взгляд.
– Та буде вам!
– За это нужно выпить! – Миша потянулся за бутылкой, встретив сухой взгляд Натальи Геннадиевны.
– По чуть-чуть, – уточнил столяр, – не у всех же такие талантливые братья!
– Так необычно получается, – неожиданно начала Алла, от чего всех присутствующих неприятно передернуло, – У вас, Михаил Степанович, технический склад ума, а ваш брат – тонкая творческая натура.
– Ну, Юрка всегда был парнем творческим... Еще в детстве сам себе пуговицы пришивал, зверюшек на улице подбирал... Очень милый мальчик.
– А крестиком, случайно, не вышивал? – спросила Наталья Геннадиевна, намазывая хлеб паштетом.
– Как-то не довелось, Наташенька, – Миша мило улыбнулся, злобно прищурив глаза.
– Да-а-а, творческие люди – натуры чувствительные, ранимые...
– Мені здається, чи вони говорять про мене так, наче я в сусідній кімнаті... – пробурчал Юра, обращаясь к Ивану Артемовичу.
– Полно, Юра, полно, не обижайся, – старичок добродушно похлопал художника по руке.
– ФАШИСТЫ! – вопль Изабеллы Николаевны стрелой пронзил присутствующих, заставив кого вскрикнуть, а кого на минуту окаменеть.
Елизавета Борисовна побелела, Алла испуганно дернулась, в то время как все семейство нервно переглядывалось.
– Фашисты! Убийцы! – «женщина с антресоли» не на шутку разошлась, отойдя от долгого незапланированного сна.
– Господи, кто это?! – спросила Алла, с испугом косясь в сторону коридора.
– Это... А-а-а... это бабушка! – прохрипел Даня.
– Бабушка? – изумилась Алла.
– Да, бабушка. Она у нас живет на антресоли, – Наталья Геннадиевна серьезно покачала головой, намазывая очередной бутерброд.
– Даня..? – Алла озадаченно оглядывалась, не в силах понять, что происходит, в то время как Изабелла Николаевна все громче и громче завывала.
– Видишь ли, Аллочка, бабушка... – начал Даня.
– Это моя мать, – уточнила Елизавета Борисовна.
– Да, бабушка, вернее прабабушка, она сама живет в Таллинне...
– В Таллинне? – удивилась Наталья Геннадиевна, но, увидев грозный взгляд Дани, быстро собралась. – Ты хотел сказать, в пригороде, под Таллинном, верно?
– Да, конечно! Так вот, бабушка приехала специально на мой день рождения и она очень старенькая... Я когда-то рассказывал.
– Но почему ты не познакомил нас?
– Потому что бабушка спала, – сказала Злата.
– А почему она такое выкрикивает? – Алла недовольно поморщилась, бросил взгляд в сторону антресоли.
– У бабушки такая религия, – уверено сказал Даня.
– В смысле? – удивилась Алла, но не только она. Все присутствующие внимательно смотрели на Даню.
– Понимаешь, бабушка... Она прошла всю войну, видела много ужасов и горя и... С возрастом ее стали мучить кошмары, терзать виденья. И ее врач, который в Таллинне, посоветовал посетить Азию...
– Тибет, – подхватила Елизавета Борисовна.
– Да, именно! И там она познакомилась с одним монахом, который исповедует новое, небывалое учение... учение, которое...
– Цанг-Кам-Амдо! – выпалил Миша.
– Ну, да... Смыслом которого является достижение гармонии и всеобщего успокоения посредством выплескивания злобы и негатива! Вот... – Даня облегченно вздохнул.
– Врач в Таллинне посоветовал 90-летней бабушке поехать в Тибет? – Алла недоверчиво смотрела на своего возлюбленного.
– У них там, в Таллинне, очень прогрессивная медицина, – деловито заключила Елизавета Борисовна.
– Фашисты! Ненавижу!
– Бабушка не любит немцев... Что поделаешь, – Даня мило улыбнулся, нежно сжав руку своей девушки.
– Но почему она на антресоли?! – Алла вздрогнула от очередного крика старухи.
– Очень хороший вопрос. Смысл учения...
– Цанг-Кам-Амдо, – повторил Миша.
– Смысл учения Цанг-Кам-Амдо, его конечная цель – воспарить над своими страхами и мученьями. Находясь на возвышении, бабушке удобнее упражняться в тонкостях восточных премудростей. Мы, конечно, были против! Она ведь очень старенькая...
– Безусловно, – протянула Наталья Геннадиевна.
– И может упасть, но слово бабушки – закон...
– Она ведь всю войну прошла. Уважаемый человек, – вздохнула Злата.
– Да, я понимаю, – Алла кивнула, после чего молча уставилась в тарелку.
Часы показывали 16:00.
– Что-то вы засиделись, – заметила Наталья Геннадиевна, столкнувшись с Даней на кухне.
– Думаете, я не знаю! Но я же не виноват, что она так разболталась со всеми вами, – именинник тяжело вздохнул, с силой сжав виски, – у меня от напряжения голова раскалывается.
– Так забирай ее! Всем уже порядком надоела эта комедия, – злая учительница географии недовольно скривила рот, но тут же заулыбалась, услышав обрывки Аллиных фраз: «...И все же, вы, как математик, должны были прочувствовать все тонкости математических аллюзий, используемых Кэрроллом, ведь...».
– Не знаю, как тебе, но вот Злату явно скоро стошнит от перенапряжения, – Наталья Геннадиевна весело хихикнула.
– Представляю, каково ей! Кто бы мог подумать, что Алла так подготовится перед приходом. Ей тут нравится, как думаете?
– А чего ей должно не нравиться? Все исправно играют свою роль, такая себе «счастливая» семейка среднего класса, из интеллигентов. Девочкам ее типа такое нравится.
– Ее типа?
– Таким, семейным... – Наталья Геннадиевна отрешенно наблюдала, как на ветке старого каштана бьются два голубя, – никогда не видела, чтобы голуби так себя вели... – от мыслей на тему «особенностей поведения пернатых в городских условиях» ее отвлек Юра, зашедший в кухню.
– Даня, мені незручно лишати вас за таких обставин, але в мене строки, треба малювати, —Юра крепко пожал руку расстроенному Дане, не ожидавшему, что его «дядя», самый уравновешенный и спокойный участник спектакля, так неожиданно их покинет.
Юра поклонился Наталье Геннадиевне и через минуту был уже на улице.
– Минус один... – прошептала Наталья Геннадиевна, – ну что, нести торт? Может, это станет неплохим намеком? – она бодро принялась резать медовик, не заметив, насколько Даня опечален.
Когда они вернулись в гостиную, Злата чуть не подскочила от радости, и тут же засуетилась вокруг праздничного торта, вслух планируя его стратегическое расположение.
– Как жаль, что твоему дяде пришлось уйти, – разочаровано сказала Алла.
– У него много работы, нужно успеть закончить клиентские заказы, – объяснил Даня.
– Кстати, Даня рассказывал, что у Юры недавно была выставка в Брюсселе.
– Именно там... – Елизавета Борисовна строго покосилась на Даню, недоумевая, как можно столько врать, – может, ты еще придумал, что мы с Иваном в цирке лилипутов выступали? – прошептала она, одернув Даню.
– Бабушка, но вы же не лилипуты... – улыбнулся Даня.
– А разве в твоем воображении нет цирка для лилипутов-гигантов? – женщина с силой толкнула своего собеседника в бок, но колкие замечания старушки не только не пристыдили, но и неимоверно насмешили Даню.
– Чего ты смеешься, милый? – спросила Алла, заметив улыбку на его лице.
– Да вот бабушка насмешила. Вспомнила, как они с дедушкой...
– Были на Кубе! – предвосхитив ситуацию, закончила Елизавета Борисовна.
– На Кубе? А давно это было?
– В 60-е годы...
– Как интересно! Расскажите, пожалуйста, – попросила Алла.
– Да, мама, расскажи, – подхватила Злата.
– Это была поездка по обмену преподавателями. К нам в институт приехал кубинский специалист по зарубежной литературе, а меня выбрали представителем от Союза. Разрешили выехать вместе с мужем, на целый месяц! У меня даже ухажер там был...
– Помним такого... – хмыкнул Иван Артемович.
– Ревнивец мой! – Елизавета Борисовна ласково посмотрела на мужа. – Так вот, звали его Эстебан... – в комнате наступила гробовая тишина, поскольку когда Елизавета Борисовна начинала говорить – это всегда было интересно. Ее хорошо поставленный преподавательский голос завораживал своим бархатистым тембром, а мимика становилась настолько живой, что можно было часами наслаждаться рассказами пенсионерки. А учитывая тот факт, что в истории намечалась драма любовного треугольника, в котором ревнивый Иван Артемович не позволил горячему кубинцу увести его красавицу-жену, все становилось особенно захватывающим.
– Необразованный малорослик, с набриолиненными волосенками, – Ивана Артемовича настолько разозлил восторженный рассказ о загадочном Эстебане, что по его телу пробежала дрожь и он нервно сжал кулаки.
– Иван, родной, столько лет прошло, а ты все никак забыть не можешь! – Елизавета Борисовна хотела было поцеловать мужа, но он резко встал из-за стола и, сославшись на необходимость посетить уборную, вышел из комнаты.
– Не обращайте внимания! – Елизавета Борисовна загадочно улыбнулась, предложив заварить кофе.
Это был знак, что спектакль подходит к концу, влюбленные и так засиделись, порядком утомив актеров, чьи нервы были на пределе.
– Прекрасная идея, бабуля! Я помогу, – Даня резко подскочил и, придерживая старушку под руку, повел на кухню.
– Пожалуйста... – застонала Изабелла Николаевна, свесив покрученную морщинистую руку с антресоли, – верните ее... – она жалобно всхлипнула, но внимания проходивших мимо старушки и именинника так и не привлекла.
Иван Артемович был в ванной.
– Бабушка, а почему Иван Артемович так разозлился? – спросил Даня, перейдя на шепот.
– Потому что я чуть было не ушла от него, – ответила Елизавета Борисовна, безразлично пожав плечами.
– Как это? – изумился Даня.
– Просто. Тогда на Кубе я влюбилась, и Эстебан отвечал мне взаимностью. Можно сказать, у меня был страстный роман...
Елизавета Борисовна говорила настолько тихо, что Дане приходилось низко наклоняться, чтобы уловить каждое слово. Он был по-настоящему шокирован, ведь всю жизнь считал бабушку Лизу эталоном порядочности и благочестия. Изумление, появившееся на лице юного собеседника, очень развеселило Елизавету Борисовну.
– Не такая я уже и ханжа, как ты думал!
– Я? Я – нет! Что вы, просто...
– Да знаю я, знаю! Не оправдывайся. Я тогда еще молодой была, но уже зрелой... Эстебан был старше, держал небольшой ресторанчик. Мы там как-то обедали с другими преподавателями. Знаешь, Даня, вот сколько лет прошло, а я до сих пор вздрагиваю, вспоминая нашу первую встречу... Словно раскат грома, голова пошла кругом, а дыхание перемкнуло! Ни до, ни после я такого не испытывала...
– Но Иван Артемович...
– Я не могла с собой совладать! Первый и последний раз в жизни я не могла противиться эмоциям. Это был месяц безумия, месяц страсти... Я, как могла, скрывала от Ивана, но блеск в глазах не скроешь. Он догадался и поставил меня перед выбором.
– А Эстебан?
– Просил, чтобы я ушла от мужа, угрожал, что убьет его, если я откажусь, – Елизавета Борисовна улыбнулась.
– А вы... ну... с Эстебаном... – Даня замялся, не зная, как правильно задать вопрос, и будет ли это уместно.
– Спала ли я с ним?
– Простите... – юный собеседник Елизаветы Борисовны смутился, потупив взгляд.
– Даня, ну а ты как думаешь? Какой мужчина станет просить женщину уйти от мужа, если она, кроме поцелуев, ничего больше ему не позволяла? Да и как я могла ему отказать... Это было что-то... – Даня совсем опешил, не в силах поверить, что горячо любимая им, правильная во всех отношениях бабушка, когда-то была совсем другой.
– Моя командировка закончилась, и мы с Иваном вернулись домой. Вот такая вот история. Давай чашки, – старушка вытащила поднос, погрузила на него чашки с кофейником и, передав его Дане, медленно поплелась в гостиную. – После кофе собирайтесь и уходите, а то всех это уже утомило.
– А почему вы не остались с Эстебаном? – неожиданно спросил Даня.
Елизавета Борисовна замерла.
– Даня, тогда было другое время...
– Я не верю, что вас это сдерживало.
– Просто... Просто я всегда любила своего мужа...
Часы показывали 16:45.
– Спасибо всем большое! – Даня радостно улыбнулся, предвкушая окончание утомительного обеда, – нам с Аллой пора, – он допил кофе и уже был готов уходить.
– Даня! – Алла недовольно посмотрела в его сторону, после чего окинула взглядом всех сидящих за столом, – твои родные так старались, а ты хочешь уже уходить!
– Что вы, Аллочка! Идите, развлекайтесь, – поспешила успокоить Злата.
– Да, да! Мне и так уже пора ложиться, – подхватила Елизавета Борисовна, – здоровье уже не то!
– Я бы не отказалась еще от чашечки кофе, – Алла мило улыбнулась, а Даню при этом передернуло.
– Я сделаю, – сухо кинула Злата, приподнимаясь из-за стола.
– Большое спасибо, Злата Ивановна!
– Не подавись, – прошипела Злата, выходя в коридор. Вскоре она вернулась, неся в руках дымящуюся чашку.
– Должна перед всеми извиниться, но мне уже пора. Встреча в городе, – Наталья Геннадиевна поправила рукой выбившуюся прядь волос и быстро заспешила к выходу. – Было приятно познакомиться! – она кивнула в сторону Аллы, но в дверях ее остановила Злата.
– Наташенька, милая, раз уж ты уходишь, можешь занести Юре ужин? Он забыл его, – Наталья Геннадиевна замерла, борясь с нахлынувшей волной злобы и раздражения.
– Но ведь он поел... – начала, было, злая учительница географии.
– Но он будет там допоздна, проголодается. Это по пути. Пакет в коридоре. Спасибо, родная! – Злата неприятно оскалила зубы, поближе придвинувшись к Мише.
Постояв в дверном проеме, Наталья Геннадиевна решила не портить Дане праздник и ничего не говорить. Она скажет потом. Потом, когда комедия закончится и Злата снова станет глупой провинциалкой. А пока Наталья Геннадиевна обулась, накинула пальто, взяла в коридоре застиранный белый пакет, еще раз со всеми попрощалась и выбежала в парадное.
– Что-то я опять проголодалась! Все такое вкусное, – к нескрываемому ужасу Дани Алла потянулась за очередным салатом.
Часы показывали 17:15.
Мастерская Юры была в каких-то пяти минутах ходьбы от коммуналки №7, но Наталье Геннадиевне этот маршрут показался вечностью. Она нервно размахивала пакетом, надеясь, что очередной водянистый суп или слипшаяся вермишель от этого испортится. Ее щеки пылали, а кулачки то и дело сжимались, и с каждым шагом злая учительница все больше и больше предвкушала, что именно и как она выскажет Юре.
Мастерскую от подъезда отделяла огромная железная дверь, ручка которой давно уже проржавела. Наталья Геннадиевна громко постучала, но никто не открыл. Не дождавшись ответа, она, превозмогая отвращение, надавила на ручку – рассадник бактерий, и дверь открылась.
– Юра! – Наталья Геннадиевна осторожно зашла внутрь, но спустя несколько секунд поняла, что Юры в мастерской нет.
Немного расстроившись, что возможность выплеснуть на Юру злобу улетучилась, она поставила пакет на шаткий столик и собралась уходить. Мастерская ей совершенно не понравилась. Наталье Геннадиевне хватило нескольких минут, чтобы от затхлости и химических испарений закружилась голова, а бардак и убогость интерьера ничего, кроме уныния, не вызывали. Но уже на пороге ее привлек холст, накрытый тканью. В отличие от других, которые были на виду, он был почему-то скрыт от случайных взглядов. Несмотря на желание поскорее уйти, любопытство взяло верх, и Наталья Геннадиевна решила-таки взглянуть на загадочное полотно. Она медленно подошла, оглянулась, убедившись, что ее никто не видит, и резко сдернула накидку.
Наверное, ничего красивее она никогда не видела. Картина была не просто великолепно написана, она была живая! Женщина с портрета, еле заметно улыбаясь, словно наблюдала за каждым, кто восхищается ее красотой. Наталья Геннадиевна с замиранием сердца рассматривала портрет, не в силах поверить своим глазам. Она знает эту женщину! Очень хорошо знает. Лучше кого бы то ни было... Ведь это ее портрет...
– Подобається?
Учительница так увлеклась, что даже не заметила, как в мастерскую вошел Юра. Услышав его голос, она вздрогнула, отпрянув от холста.
– Я? Я ужин принесла, ты забыл... Я тут просто посмотрела... Ну, я пойду... – она что-то невнятно мямлила, всеми силами пытаясь структурировать мысли и правильно подобрать слова.
– Мені прикро, що ви побачили... – Юра вновь накрыл портрет тканью, – дякую за вечерю.
– Что это значит? – наконец спросила Наталья Геннадиевна.
В мастерской повисла пауза, потом Юра заговорил.
– Я не красномовна людина. Взагалі говорити не люблю... Але зараз треба щось сказати. Можливо, якби не ця картина, ви б ніколи і не дізналися...
– Ты о чем?
– Коли вже так все вийшло, то... Наталіє Геннадіївно, я нічого не можу вам запропонувати. Нічого більше того, що ви вже маєте. Я не будую ілюзій... Оскільки чудово знаю про ваше ставлення до мене. Але почуття є, і я нічого не можу з цим зробити. Тому, коли ви вже про це знаєте, прошу тільки не насміхатися і поставитися до цього з повагою... – Юра замолчал, напряженно всматриваясь в лицо возлюбленной.
Сама же Наталья Геннадиевна совершенно не понимала, что происходит. То ли от запаха краски, то ли от откровений Юры в голове была сплошная путаница.
– Я тебе нравлюсь? – наконец выдавила она, но слова больше походили на невнятный хрип.
– Подобаєтесь? – Юра тяжело вздохнул. – Я кохаю вас...
– Любишь?. Но как это возможно...
– Я знаю, що ви недолюблюєте мене, зневажаєте... Але серце завжди вирішує по-своєму.
– Это неправда! – выпалила Наталья Геннадиевна. – Я всегда относилась к тебе с уважением! Слышишь? Всегда! Твою сестру я терпеть не могу, но не тебя! Почему ты рисуешь меня таким чудовищем? Да и если я такое чудовище, почему ты меня любишь? – Злая учительница географии нервно размахивала руками, еле сдерживая слезы. – Хочешь быть жертвой? Такой хороший, милый и талантливый, а она – монстр, который плюет на чувства других! Да? Ты этого хочешь? Ненавижу тебя!
Ошарашенный такой тирадой, Юра даже не сразу заметил, как Наталья Геннадиевна упала на колени, закрыв руками лицо, и разрыдалась.
– Я ніколи не казав, що ви – монстр, – ласково начал Юра, присев рядом с ней, – ви інакша, тому, певно, я і кохаю... – он нежно гладил ее непослушные волосы, а она плакала.
Потом Юра поцеловал ее в шею. Наталья Геннадиевна дернулась.
– Ты же знаешь, что это невозможно...
– Я нічого не вимагаю...
– Прости! Мне пора, – она быстро встала, утерев предательские слезы, но, уже выходя, обернулась.
Юра неподвижно стоял возле загадочной картины, скрестив руки на груди. Он был очень спокоен, Наталье Геннадиевне даже на секунду показалось, что безразличен. Но глаза... Она никогда не видела такого взгляда. Безумный, страстный взгляд мужчины, который знает, чего он хочет. А хочет он ее, злую учительницу географии. Юра улыбнулся и был все так же неподвижен до тех пор, пока железная дверь с грохотом не захлопнулась. Он ничего не требовал!
Часы показывали 17:40.
Выйдя из мастерской, Наталья Геннадиевна, в планы которой входило посетить недавно открывшийся магазин фирменных сумочек, забыв о любимых аксессуарах, со всех ног бросилась в парк. Ей срочно нужно было где-то уединиться. Несмотря на высокие каблуки и прилипшую к спине блузу, она не останавливалась. Слезы текли по бледным щекам, горло першило от учащенного дыхания, а сердце готово было в любую секунду если не выпрыгнуть из груди, то просто разорваться. Прохожие удивленно глазели на молодую заплаканную женщину, бегущую так, словно ее преследуют все демоны ада.
Добежав до парка, Наталья Геннадиевна перешла на шаг, и постепенно дыхание начало восстанавливаться. Она долго брела вдоль липовой рощи, пока не остановилась у небольшой деревянной лавочки. В любой другой день она бы ни за что не села в своем кашемировом пальто на потрескавшуюся грязную «деревяшку», но сейчас ей было не до пальто.
Она трижды была замужем, не считая бесчисленного количества ухажеров, любовников и просто случайных связей. Поразительно, но никто и никогда не признавался ей в любви. Говорили что угодно, но только не «я люблю тебя». Да она никогда и не задумывалась над этим, так как не очень ценила это чувство. От нее были без ума, ее хотели, сгорали от страсти, обожали... но никто никогда не любил. А он любил. Любил, когда по утрам она орала, драя туалет... Любил, когда она шла с другим, когда язвила, когда... когда... Господи, они даже не спали! Неожиданно Наталья Геннадиевна громко расхохоталась, потом легла на лавку, забросив ноги на спинку, и вновь расплакалась.
– Мне кажется, что «Дьявол и десять заповедей» является уникальным примером ансамблевого кино, совершенно не характерного 60-м, – Алла многозначительно посмотрела на Мишу, надеясь, что произвела эффект.
Сам же профессиональный столяр рассматривал подсохший кусочек свинины, оставленный Натальей Геннадиевной на своей тарелке. Он не знал, что такое ансамблевое кино и что вообще было характерно французскому кинематографу 60-х.
– Не могу с вами не согласиться, – наконец ответил Миша.
– А какой ваш любимый эпизод? – Даня нервно дернулся, так как перепуганный взгляд Миши свидетельствовал о полной некомпетентности в вопросах сюжета «проклятого» фильма.
– «Почитай отца твоего и мать твою», – сказала Елизавета Борисовна, вовремя придя на помощь, – мы как раз вчера обсуждали этот эпизод. Поистине глубокий смысл, – старушка серьезно кивнула, после чего сделала незаметный жест Дане.
– Я ничего не могу сделать, – прошептал именинник, наклонившись к уху «бабушки».
– И мне кажется, что этот эпизод один из лучших... – кивнул Миша.
– А о чем он? – спросил Даня.
– Ты что, никогда не видел любимый фильм отца? – удивилась Алла, недовольно покачав головой.
– Да как-то не довелось... Не очень люблю старые фильмы. Так о чем он?
– Пускай тебе Аллочка расскажет, – Елизавета Борисовна улыбнулась и налила большой стакан воды.
– Молодой человек узнает, что его мать – не его мать, едет к настоящей матери и та рассказывает, что и его отец – не его биологический отец...
– И что молодой человек? – Даня еле заметно побледнел, поскольку эта история чем-то напоминала происходящую тут комедию.
– Он понял, что родителей нужно любить и почитать, будь они биологические или приемные... – заключила Елизавета Борисовна.
– И даже если они тебя бросили? – процедил Даня.
На мгновенье в комнате повисла тишина.
– Даня! Ну к чему сейчас подобные разговоры? – пристыдила Алла. – Как кто-либо из нас может ответить на этот вопрос? Нас ведь родители не бросали.
Девушка снисходительно улыбнулась и завела разговор о своем младшем брате, который профессионально занимается игрой на скрипке и скоро собирается в Берлин на конкурс молодых талантов.
Замечание Аллы больно задело Даню. Он вдруг неожиданно вспомнил, что эти люди – не его семья, что отец давно умер, а мать бросила его. Стало даже противно и захотелось скорее уйти, чтобы больше не ломать эту бессмысленную комедию. На секунду Даня даже решил все рассказать Алле. Прямо сейчас. Но тогда бы старания соседей были ни к чему...
– Елизавета Борисовна! – в дверях появился Леонид, старый, давно уже спившийся дворник.
– Двери нужно закрывать! – он сурово погрозил пальцем, всеми силами пытаясь удержаться на ногах. – О! Я смотрю, у вас тут праздник! Задерживать не буду. К вам Дама! – слово «дама» было произнесено нарочито пафосно, чтобы придать ситуации и собственной персоне как можно большей значимости.
– Какая еще дама? – перепуганно прошептала Елизавета Борисовна.
– Наверное, еще гости! – радостно вскрикнула Алла, прижавшись к Дане.
– Это вряд ли... – протянул Миша, бросив встревоженный взгляд на Злату.
– Добрый вечер всем... – на пороге появилась она, «дама».
Кремовое пальто, прекрасно подчеркивающее тонкую талию, черная шляпка, скрывавшая половину лица, и изящные черные ботинки на невысоком каблуке вправду делали ее похожей на «даму». Неудивительно, почему дворник дал именно такое определение этой женщине. Среднего роста, неимоверно стройная, ухоженная блондинка. На вид ей было где-то около 40, может, меньше.
– Прошу прощения, что тревожу, но я бы хотела повидаться с Даниилом... – голос незнакомки был неприятно «томным».
– Я же говорила! – улыбнулась Алла.
– Я бы... – женщина сняла шляпку, и все присутствующие наконец-то увидели ее лицо.
– Пресвятая Дева Мария! – ахнула Елизавета Борисовна, схватившись рукой за сердце, – жена профессора Антонова!
Часы показывали 18:15.
– Кто? – спросила Злата спустя несколько секунд. В комнате воцарилась гробовая тишина.
– Никто! – быстро спохватилась Елизавета Борисовна. – Жена одного знакомого профессора, которую я давно не видела. Милочка, давайте пройдем на кухню и там поболтаем.
Старушка стремительно направилась к незваной гостье. Она приобняла ее за талию и уверенно потянула к выходу.
– Жена кого?.. – прохрипел Даня. Лицо его стало белым, как полотно.
Женщина замерла, даже не замечая попыток Елизаветы Борисовны вывести ее из комнаты.
– Даня? – дрожащим голосом прошептала дама.
– Сходство колоссальное... – протянул изумленный Миша.
– Даня, кто это? – Алла дернула возлюбленного за рукав.
– Это? – нервно засмеялся он, показав пальцем на стройную женщину. —Думаю, это моя мама...
– Даня, что за глупые шутки? – девушка недовольно посмотрела на именинника, после чего обвела взглядом всех родственников. – Это ведь такая шутка, да? – она неуверенно улыбнулась.
– Если бы... – тяжело вздохнул Миша.
– Даня! Твоя мама сидит за этим столом! Злата Ивановна, скажите ему!
– Можно я сегодня больше ничего не буду говорить? – Злата поежилась, крепко сжав руку своего псевдомужа.
– Даня... – женщина в пальто сделала шаг навстречу молодому человеку, но тот был неподвижен.
– Дорогая моя, пойдемте на кухню! – Елизавета Борисовна всеми силами старалась спасти ситуацию.
– Не хочу я на кухню! Я к сыну пришла! – дама нервно отмахнулась.
– Даня? – Алла была потрясена. В глубине души она надеялась, что это просто дурацкий розыгрыш.
– Что Даня? – огрызнулся парень.
– Злата Ивановна твоя приемная мать?
Даня с грустью посмотрел на свою любимую девушку. Ему хотелось ответить «да». Да, он бы хотел, чтобы глуповатая Злата была его матерью, чтобы столяр высшей категории приходил на его школьные собрания, а дядя дарил картины. Хотел, чтобы тетя орала по утрам, а бабушка читала нравоучения. Очень хотел бы, чтобы дедушка исправлял, а прабабушка сходила с ума... Он бы очень этого хотел.
– Я бы очень этого хотел, – Даня с нежностью посмотрел на Злату, отчего она впервые почувствовала значение фразы «по телу разлилось тепло». —
Но Злата Ивановна, хотя на самом деле она – Витальевна, вовсе не моя мать...
– Потому что я его мать! – гордо сказала дама.
– Я все равно ничего не понимаю...
– Аллочка, пойдемте на кухню, и я все вам расскажу. Злата, Миша, присоединяйтесь, пожалуйста. Оставим Даню и жену профессора наедине, – Елизавета Борисовна поманила всех за собой.
Когда дверь закрылась, парень и женщина остались вдвоем.
– Я могу сесть? – спросила она.
– Садитесь, – безразлично предложил Даня.
Он внимательно и с нескрываемым интересом рассматривал новую знакомую. Она была очень красивая и изящная. Дане даже показалось, что он ее помнит. Хотя это, скорее всего, были просто игры буйного воображения.
– С Днем рождения, дорогой... – дама мило улыбнулась.
Даня молчал. И не потому, что чувствовал себя растерянно или смущенно, он просто не представлял, что говорить.
– Чем ты занимаешься? Учишься? Работаешь?
– Учусь.
– А какая специальность?
– Религиоведение...
– Надо же! Наверное, очень серьезно... – женщина задумалась.
Пауза затянулась. Она не так представляла себе встречу с сыном.
– А ты? – наконец нарушил молчание именинник. – Я же могу на «ты»?
– Конечно! – дама просияла, радуясь, что напряжение понемногу спадает. – У меня небольшой магазин шляпок, – она кивнула в сторону своей элегантной шляпки.
– И как, прибыльно?
– Не сказала бы, что очень, но на жизнь хватает. Ему уже 5 лет, я когда только занялась этим...
– Честно, меня это не волнует, – раздраженно бросил парень.
Они вновь замолчали.
– Даня... Я...
– У меня есть три вопроса.
– Я тебя слушаю... – женщина игриво захлопала ресничками.
– Почему ты меня оставила?
– Даня... Я, понимаешь... Я была так молода и глупа... Выскочила замуж, а тут – коммуналка, пеленки, и ты все время кричишь, и муж, который не обращает на меня внимания... Твой отец, он ведь знаешь какой! Весь в науке, в учении и нудных книжках!
– Ты была несчастна в браке?
– Сначала все было прекрасно. Степан казался таким умным...
– Он действительно был умным.
– Я не о том. Меня привлекал его ум, он столько всего знал, так красиво рассказывал! – дама тяжело вздохнула, потом вынула из сумочки кружевной платочек и промокнула глаза. – Но я была еще совсем ребенком! Мне хотелось гулять, веселиться, познавать мир! А потом...
– Потом ты забеременела...
– Да. И все стало совсем тяжело! Степан заставлял меня штудировать жуткие книжки с ужасными названиями, до которых мне и дела-то не было! А когда уроки заканчивались, помыкал тобой...
– Помыкал? – Даня удивленно приподнял брови.
– Упрекал в том, что я никудышная мать и к тому же ничего не умею... Я не выдержала.
– А это было так?
Женщина недовольно насупилась:
– Думаю, он преувеличивал...
– Почему ты сейчас вернулась?
– Я, ну... – она замялась и принялась теребить пуговицу на пальто, – прошло столько лет, мне стало интересно, какой ты... ты был очень красивым младенцем, вот и сейчас я смотрю на тебя – загляденье! Поэтому я и решила... – она замолчала, поскольку Даня начал смеяться.
– Я сказала что-то смешное?
– Последний вопрос, – Даня приподнялся со стула. – Как тебя зовут?
Дама изумленно округлила глаза.
– Анна...
– Теперь я хоть буду знать, как зовут мою биологическую мать... – Даня ухмыльнулся и уверенно направился к двери. – Тебе уже пора, – он открыл дверь и пригласил гостью к выходу.
– Что значит «пора»? – удивилась Анна.
– Значит, что тебе пора уходить.
– Даня... – женщина протянула руки к сыну, но он их отстранил.
– Знаешь что, Анна... я совру, сказав, что никогда о тебе не думал. Иногда все же думал. Очень редко сердце разъедали злоба и отчаяние, и тогда я придумывал себе истории, что ты была вынуждена меня бросить. Фантазировал, словно под страхом смерти мужа тебя заставили от меня отказаться... А ты просто была слишком молода, и я просто слишком много орал. Иногда я проигрывал в голове ситуацию, что было бы, если бы мы встретились? Я представлял, как ты кинешься мне на грудь, будешь плакать и умолять простить. Думал, ты скажешь: «Не было ни дня, чтобы я о тебе не думала! Я люблю тебя, люблю!»... А тебе просто стало интересно... Я не знаю, что сказать... Ты потешила мое любопытство, но... Думаю, я больше никогда не захочу тебя видеть.
– Даня! Я же твоя мать! – Анна была возмущена такими словами, ведь она вернулась и хочет начать все сначала.
– Отец был прав, – сын злобно ухмыльнулся, – ты – никудышная мать!
Он устало закатил глаза, указав на дверь. Анна не стала настаивать или умолять, она просто гордо ушла. Ведь не зря Дане всегда казалось, что добрую долю цинизма и безразличия он перенял именно от нее. Дверь захлопнулась, еще пару секунд был слышен стук лакированных каблучков, а потом все затихло...
Даня сидел в гостиной за праздничным столом и еле заметно улыбался.
– Пожалуйста... – простонала Изабелла Николаевна.
В комнате появилась Алла. Она незаметно подошла к Дане, прошептав «Мне очень жаль».
– Она вернется, – сказала Елизавета Борисовна после того, как входная дверь за Аллой закрылась.
– Все получилось совсем не так, как в истории с Поэмой, да, бабушка? – Даня хмыкнул, намазывая хлеб обветрившимся паштетом.
– Не так... – протянула старушка, – Миша сделал Злате предложение...
– Надеюсь, она приняла?
– Конечно!
– Давно уже пора... Хоть какая-то польза от этой комедии. А Изабеллу Николаевну кто-нибудь кормил?
– Даня, я хотела сказать... По поводу матери...
– Бабушка Лиза, это совершенно не важно. Моя мать – это вы, это Злата... даже Наталья Геннадиевна... Но не дама в кремовом пальто, – Даня нежно улыбнулся, – Злата, покорми, пожалуйста, Изабеллу Николаевну! – он вышел в коридор, где столкнулся с Натальей Геннадиевной. У нее был не самый лучший вид: растрепанные волосы, заплаканные глаза...
– Даня, Миша мне все рассказал... Я...
– Наталья Геннадиевна, это не имеет никакого значения, – он вновь улыбнулся и пошел на кухню. – Надеюсь, вы так не из-за меня расстроились! – выкрикнул, скрывшись за поворотом.
– Какая-то жестокая комедия... – новая волна слез сдавила горло, и злая учительница географии опустилась на пол. Ее кашемировое пальто было в нескольких местах испачкано, а колготки порваны.
– Господи! Елизавета Борисовна! Помогите! Кто-нибудь! – в коридоре появилась перепуганная Злата, дрожащими руками сжимая тарелку с пюре и перетертыми котлетами.
– Что случилось? – спросила Елизавета Борисовна, высунув голову в коридор.
– Изабелла Николаевна... – пролепетала Злата.
– Что Изабелла Николаевна? – раздраженно фыркнула старушка.
– Умерла...
– Занавес... – прошептала Наталья Геннадиевна, тихо разрыдавшись.
