Кенни Обервуд стояла в гостиной, прислонившись спиной к карнизу камина. Ее темно-синий халат с огромным бантом на груди распахнулся, но она этого не замечала. Женщина вообще не обращала внимания на подобные мелочи. Мысли Кенни обычно были заняты скульптурой, различными заказами, над которыми она работала, но сегодня ночью тревога за сыновей вытеснила из ее головы все остальное.

Глен, ее старший, находясь у окна, неотрывно глядел в ночь. Внешне он выглядел спокойным и сдержанным, но Кенни хорошо знала своего сына.

— Я должна уволить девушку? — тихо спросила она.

Глен отреагировал не сразу. Он уставился перед собой ничего невидящим взглядом, его пальцы нервно теребили серебряный набалдашник трости.

— Ты думаешь, что это решит мои проблемы? — ответил он наконец вопросом на вопрос.

Кенни вдруг поняла, насколько она наивна. Конечно, увольнение Джасти не решит проблемы Глена так же, как и все утешительные уговоры врачей. В конечном счете все сводится к одному: он должен смириться с обстоятельствами. Но можно ли этого требовать от еще молодого человека?

— Хортик любит девушку, — услышала Кенни глухой голос сына. — Я не могу и не должен противиться, в конце концов, это его жизнь.

— Но я не в силах видеть, как ты страдаешь, — горько прошептала мать.

— Я перееду в Шайенн, — решительно заявил Глен. — Это оптимальное решение для всех нас. Если Хортик действительно женится, он может сразу взять на себя ферму. Почему я должен продолжать вести все дела, если у него могут быть совершенно иные представления о хозяйственном использовании земли?

Кенни молчала. Какое-то время она боролась сама с собой, взвешивая все «за» и «против» своего решения, потом подошла к Глену и мягко дотронулась до его плеча.

— Ты не знаешь, что Хортик собирается уехать в Денвер?

Глен оцепенел.

— Давно тебе это известно? — без всякого выражения спросил он.

— Уже два года, — с чувством неловкости призналась Кенни. — Он подал документы на конкурс во Фруктово-овощную компанию Джонсона. Если Хортик сдаст следующий экзамен, его примут туда менеджером.

Глен кивнул. Он по-прежнему ничем не выдавал своего волнения, лишь по неестественному напряжению мышц было заметно, какого усилия это ему стоило.

— Пожалуйста, Глен, — обеспокоенно шепнула Кенни. — Не упрекай мальчика и не ссорьтесь снова.

— Не волнуйся, ма. — Глен повернулся и улыбнулся матери. — Все о'кей. Мальчик вырос, не так ли?

Не дожидаясь ответа, он медленно вышел из комнаты, свирепо тыча тростью в пол.

Эдвина Обервуд лежала без сна на шелковом постельном белье, скучающе уставясь в телевизор, где в это время мелькал какой-то старый фильм Ингмара Бергмана. Но она не следила за происходящим на экране. Телевизор нужен был лишь ради шумового фона, он служил щитом от тишины, подстерегающий Эдвину по всей комнате.

Заявление Хортика о том, что в ближайшее время он намерен жениться, повергло ее в состояние шока, хотя ей и удалось скрыть это от остальных членов семьи. Перед Лори, Кенни, Гленом и Хортиком Эдвина разыграла высшую степень радости, но на самом деле ее охватила паника.

Еще одна женщина в доме! Молодая, гораздо моложе ее, да к тому же законная супруга, которая может круто взяться за дело и несомненно очень скоро произведет на свет ребятишек. Тогда в «Диком цветке» станет тесновато.

Разве не подколол ее Глен в очередной раз всего несколько дней тому назад?

«Эдвина, — сказал он, — постепенно мне становится все интереснее узнать, как же выглядят твои планы на будущее?»

Какие тут еще планы?

Эдвина ничего другого не планировала, кроме как жить на ферме и позволять себя обслуживать. Поскольку Майкл не выплачивал ей больше никакого содержания, а портить работой красивые, ухоженные руки было слишком жалко, Эдвина собиралась как-нибудь перебиваться. И все оставить, как есть.

Но сейчас на нее явственно повеяло холодом, где-то рядом замаячила суровая проза жизни.

Как только Хортик закончит учебу и женится, он вступит во владение фермой. Кенни собиралась переоборудовать садовый домик, который она пока использовала в качестве мастерской, и переехать туда, а Глен намеревался переселиться в Шайенн.

Останутся лишь они с Лори. Сестра Кенни и в дальнейшем будет нужна в доме. В этом Эдвина была уверена. Добрая Лори уже вела здесь домашнее хозяйство, когда Кенни вступила в счастливый (пожалуй, не очень) брак. Лори воспитывала троих мальчишек, заботилась о нуждах дома и даже нанимала прислугу на кухню. Эдвина не могла себе представить, чтобы Хортик указал своей тетушке на дверь.

Сама же она, напротив, до сих пор никогда не отличалась особыми достоинствами или способностями, кроме умения вольготно жить за чужой счет.

Что же ей делать в этой ситуации?

Может, стоит все-таки попробовать полюбезнее обращаться с Гленом? Но они были знакомы уже пятнадцать лет, и за все это время Глену ни разу не приходила в голову мысль отнестись к Эдвине иначе, чем по-родственному.

Был тут еще один сосед, Хэмфри. Адонисом его, правда, не назовешь, зато он богат. Единственный во всей Шайеннской долине, кто смог позволить себе завести сразу три шикарных автомобиля.

Но эту идею Эдвина, не колеблясь, отвергла. У Хэмфри почти такая же большая ферма, как и «Дикий цветок». А это означает бесконечную работу.

Выходит, все же Глен? Но тот мало что мог предложить женщине. Деньги? С финансами у него дела обстояли неплохо, но Эдвина предполагала, что Глен вряд ли станет забирать весь свой капитал из фермы.

К тому же с ним не все в порядке. Есть у него кое-какие малоприятные физические дефекты. Эдвина гадала, будет ли он настаивать на абсолютном соблюдении супружеской верности. Вполне возможно, что он из тех мужчин, которые, хоть сами и не могут пить, к бутылке никого не подпускают.

Ах, от всех этих размышлений впору сойти с ума! Нужно срочно что-то придумать, иначе в один прекрасный день она останется с носом.

Этой ночью Эдвина почти не сомкнула глаз.

Ощущение было такое, будто в голове поселился целый пчелиный рой. Джасти быстро закрыла глаза, подождала, пока стихнут гул и жужжание, и предприняла вторую попытку подняться.

После холодного душа и горсти аспирина она решила изгнать непрошенных гостей с помощью прогулки. Джасти со стоном влезла в спортивный костюм, надела высокие кроссовки и вышла из домика.

Было еще рано. Большой красный диск солнца только выплывал из-за гор, а с лугов и полей поднимался густой пар.

Джасти направилась вниз к реке, которая протекала по этой местности широким неторопливым потоком. На пологих берегах под охраной древних плакучих ив дикие гуси и утки высиживали яйца и вскармливали птенцов. Вода так лениво плескалась о берег, словно река устала.

Джасти пошла вдоль берега. Она останавливалась, всматривалась в густые заросли, откуда то и дело кто-то вспархивал, шмыгал, мелькал.

Живность давно начала свой день, и прогулка Джасти явно сбивала ее привычный ритм. Но девушка была не единственной нарушительницей покоя.

Когда она обогнула непролазные дебри лесного орешника и вышла на открытый луг, то неожиданно увидела Глена Обервуда, который стоял у самой кромки воды и зачарованно смотрел на медленное течение реки.

Джасти хотела повернуться и быстро спрятаться за кустарником, но было уже поздно. Глен, должно быть, слышал ее шаги, потому что обернулся и взглянул на девушку.

— Доброе утро, Джасти, — сказал он негромко и очень приветливо.

Джасти сглотнула и решилась подойти поближе.

— Доброе утро, мистер Обервуд, — вежливо ответила она.

На резко очерченном лице Глена появилась чуть насмешливая улыбка.

— Так официально? — шутливо спросил он и подмигнул. — Скоро мы станем родственниками. Ты не находишь, что уже можно позволить себе менее формальное обращение?

Бросив на него недоверчивый взгляд, Джасти сделала еще шаг в его сторону. Заложив руки за спину, она остановилась рядом с Гленом и несколько минут молча смотрела на безмятежную гладь реки.

— Я оставила Джека, потому что меня внезапно обуяла паника, — сказала вдруг Джасти безо всякого предисловия, просто произнесла вслух свои мысли. — Видишь ли, Клапсток — жуткая дыра, крохотный провинциальный городишко. Раз в год мои родители ездят в Холлек, следующий по размеру городок, чтобы принять участие в большом национальном индейском празднике. Это — апогей всего года. Еще ребенком я мечтала когда-нибудь уехать из Клапстока и тут вдруг оказалась помолвленной с Джеком. — Она повернулась к Глену и посмотрела на него ясным, открытым взглядом. — Честное слово, я до сих пор не знаю, как это могло произойти, — серьезно заверила Джасти. — Ни с того, ни с сего я стала невестой шерифа Булдеринга, и моя мать, как с цепи сорвавшись, бросилась составлять списки гостей и покупок. Все шло как-то помимо меня, совершенно автоматически. Одно колесико зацепилось за другое, и весь механизм пришел в движение, затягивая и перемалывая меня. На меня надели свадебное платье, сунули в руки букет, к дому подъехала разукрашенная цветами колымага. Мамочка сказала: «Сегодня день твоей свадьбы, дитя мое. Иди к себе в комнату и еще раз поразмысли о своей жизни». Именно это я и сделала. — Тут Джасти усмехнулась. — Я отправилась в свою комнату и принялась размышлять. Внизу уже начали собираться первые гости. Папочка угощал их сливовой наливкой собственного приготовления, а мамочка орала на мою сестру Хилли, потому что малышка опять забыла запереть курятник и глупые твари бросились расклевывать свадебные цветочные гирлянды. И в этот момент мне стало ясно, что сейчас у меня последний шанс сбежать от своей судьбы. Если я не воспротивлюсь, то неминуемо застряну в этом захолустье, чтобы изо дня в день кормить кур, чистить дурацкий «стетсон» Джека и раз в год в ситцевом платье и деревянных сабо ездить в Холлек повеселиться на их ностальгическом деревенском празднике. Я открыла окно, перелезла через шпалерник и изгородь и сбежала.

— В свадебном платье? — удивленно спросил Глен.

Джасти кивнула.

— В свадебном платье и в фате, — подтвердила она. — Я успела прихватить с собой пару вещей, деньги и кредитные карточки, и была такова. Где-то между Клапстоком и Вурлицером, в туалете бензоколонки, я сняла с себя всю эту замороку. Ведь в таком наряде я выглядела, как порция взбитых сливок, и всем бросалась в глаза.

— Ты смотрелась, конечно, восхитительно, — произнес Глен с несколько мечтательным выражением на лице.

Джасти пожала плечами.

— Понятия не имею, не помню никаких деталей, кроме того, что платье было очень красивое.

— Ты делаешь первое, что приходит тебе в голову, — задумчиво пробормотал Глен.

Джасти наклонилась и подняла камешек.

— Нет, — энергично возразила она и, широко размахнувшись, забросила камень, описавший крутую дугу, в воду. — Я обдумываю свои поступки. Но иногда действительно с опозданием.

— А как насчет Хортика?

Джасти покраснела.

— Хортик? — Она подняла очередной камешек. — Ах, Глен, ведь именно это я и пытаюсь тебе все время объяснить. Мне… очень нравится твой брат. — Слово «любовь» она при всем желании не могла выговорить. — Но я пока еще не хочу себя связывать. Видишь ли, я только что высвободилась из одной ловушки и не намерена сразу же угодить в следующую. — Джасти опустила голову, печально глядя на маленькую белую гальку, лежащую у нее на ладони. — Я думаю, что лучше всего мне уехать и оставить вас в покое, — едва слышно произнесла она, как бы рассуждая вслух. — Мое присутствие вносит в вашу семью один раздор, а я этого ни в коем случае не хочу.

Глен вздрогнул от ее слов. Но девушка не заметила этого, поскольку очень сосредоточенно разглядывала камешек. Когда же Джасти наконец подняла голову, Глен уже снова был невозмутим.

— Хортик становится взрослым, — спокойным, почти деловым тоном сказал он. — К этому мне предстоит привыкнуть. Так вышло, что я до сих пор вижу в нем всего лишь младшего брата, которого должен оберегать от всевозможных напастей. Но это время давно позади. Теперь Хортик разит своих драконов и единорогов без посторонней помощи. Из-за этого между нами время от времени возникают разногласия, но, когда я окончательно осознаю, что больше не могу оказывать влияние на его жизнь, прежняя близость восстановится. — Он приблизился к Джасти и указательным пальцем приподнял за подбородок ее лицо, чтобы она посмотрела ему в глаза. — Мне будет очень жаль, если ты уедешь. — Слова Глена звучали очень серьезно.

Глаза Джасти потемнели. Какое-то время она продолжала неподвижно стоять перед ним, потом по ее лицу мелькнула улыбка. Она привстала на цыпочки и совершенно неожиданно для Глена крепко и сердечно поцеловала его в губы.

Он был слишком ошеломлен, чтобы как-либо отреагировать. Ее мягкие теплые губы, прижатые к его губам, поразили Глена как гром среди ясного неба, но гром не пугающий, а восхитительно будоражащий.

Кровь бросилась ему в голову, и жажда еще более сильных ощущений заглушила предостерегающий голос рассудка. Глен наклонился, обнял Джасти за плечи и поцеловал с такой страстью, что у нее перехватило дыхание.

Девушка была до того поражена, что застыла на месте. Но, когда она понемногу поняла, что делает с ней Глен, когда она ощутила за его лаской желание, в ней тоже проснулась страсть, вкупе с изрядной долей любопытства, побудившая ее вложить столько огня в ответный поцелуй, что теперь дыхание перехватило у Глена.

Он забыл не только о своих физических недостатках, но и вообще обо всем на свете. Страсть Джасти просто подхватила его и понесла в такой водоворот ощущений, что он ни к чему более не был способен, кроме как полностью отдаться ее воле.

Трава была холодной и сырой, но они этого не чувствовали. Джасти давно расстегнула рубашку Глена и гладила его обнаженную грудь, а его пальцы скользили по ее теплой коже.

Груди у нее были круглые и крепкие, как яблоки, а плоский живот с маленьким пупком казался горячим на ощупь, когда Глен проводил по нему кончиками пальцев.

Джасти тесно прижималась к нему, ласкала его и нежно давала понять, как велико ее желание близости. Глен был на верху блаженства, в состоянии, похожем на опьянение.

Чувства, которые, как ему казалось, были давно забыты, выплеснулись наружу, потребность и желание любви нахлынули на него с почти непреодолимой силой. На какой-то миг Глену показалось, что он может лишиться рассудка.

Но в тот самый кульминационный момент, когда сознание отступает перед безраздельным господством страсти, в нем вспыхнул страх. Желание превратилось в горстку пепла. Глен высвободился из рук Джасти и откатился в сторону.

Девушке потребовалось некоторое время, прежде чем она поняла, что произошло. Джасти продолжала лежать в мокрой прибрежной траве, следя широко открытыми глазами за облаками, которые проносились по небу, как маленькие ватные шарики.

Глен поднялся. Глубоко засунув руки в карманы вельветовых брюк, он стоял на берегу и смотрел на воду.

Джасти перевела на него взгляд. Возбуждение в ней постепенно улеглось, уступив место горьким размышлениям и самобичеванию.

«Она обязана была это предвидеть и не увлекаться до такой степени. В конце концов, Хортик достаточно часто и недвусмысленно намекал, что у его старшего брата имеются очень специфические трудности в сексуальном плане. Как же с ее стороны было глупо забыть об этом и втянуть и себя, и его в столь неприятную, да что там, позорную ситуацию!»

Глен наверняка чувствовал себя сейчас самым несчастным человеком, да и Джасти было ненамного лучше.

Она медленно встала, привела в порядок одежду и подошла к Глену, который все еще глядел на воду.

— Мне очень жаль, — чуть слышно промолвила девушка. Ее рука потянулась было к его руке, но застыла на полпути, так и не дотронувшись до Глена. Джасти боялась, что ранит его еще больнее. — Пожалуйста, забудь, что я натворила.

Глен поднял голову и повернулся к ней лицом.

— Тебе жаль? — Он смотрел на нее удивленно и недоверчиво. — Ты говоришь, что тебе жаль? Я этого не понимаю.

— Забудь про все, — мягко попросила Джасти с грустной улыбкой. — Будем считать это недоразумением, ладно? Никто ничего не узнает. Это останется нашей маленькой тайной. Я… мне ты, несмотря ни на что, ужасно нравишься.

После такого признания она круто развернулась и помчалась со всех ног прочь. Глен проводил ее взглядом, в котором смешались недоумение, нежность и тоска.

Судьба дьявольски несправедлива. Пробудит в человеке любовь и тут же лишит его способности выказать ее, проявить во всей полноте и насладиться ею. Даст прекрасную ферму, но отнимет возможность когда-нибудь передать землю своим потомкам. Подарит двух здоровых братьев, но ни один из них не захочет принять «Дикий цветок». Пошлет восхитительную женщину, но…

Дальнейшие размышления на эту тему Глен себе запретил.

Он уходил, яростно вонзая во влажную землю трость, охваченный бешенством и болью, от которых мутился разум.

Когда Глен проходил мимо маленького дворового спортзала, он услышал доносившиеся оттуда звуки «Ранящей любви».

Это Джасти «станцовывала» с души разочарование. «Счастливая Джасти, — щемяще подумал Глен. — Жаль, что я так не умею. Куда же мне деваться со своей злобой и со своей любовью?»

И он в гневе направился к дому.

В последующие дни Джасти старалась избегать Хортика. Это оказалось не очень сложно, так как в главный дом нагрянули нежданные гости, оторвавшие молодого человека от его привычных дел.

Прибыли мать Эдвины и ее младшая сестра Гвиннет Сортис, которые показывались в «Диком цветке» лишь по большим праздникам. Впрочем, за редкие визиты все им были только благодарны, так как обслуживание обеих дам требовало немалых усилий.

Согласно пословице «Что мне дела до кого? Было б мне хорошо», женщины уже к завтраку требовали свежую лососину, хотели, чтобы за ними беспрерывно ухаживали, а по вечерам, естественно, вывозили в свет.

Таким образом Хортик был приставлен к хорошенькой, как картинка, Гвиннет, а в задачу Глена входила забота об Эдвине и ее матери Лейге, что было ему совсем некстати в его теперешнем состоянии да еще в то время, когда начиналась массовая торговля скотом.

Поскольку Глена все равно считали в семье трудным и жестким человеком, то на третий вечер, когда расфуфыренные Эдвина и Лейга ждали его в холле, он позволил себе объявить забастовку.

— У меня, черт побери, есть и другие дела, кроме того, чтобы выгуливать по городу двух дур! — заорал он на Кенни, когда та пришла в контору уговаривать сына. — Не забывай, что у нас сейчас самая горячая пора — мы сортируем скот, сгоняем его и выжигаем тавро. Тут даже этим гусыням должно быть ясно, что у меня нет времени для всяких глупостей.

После столь явного бунта Кенни не оставалось ничего другого, как несолоно хлебавши вернуться в дом.

— Пора тебе искать новое пристанище, — сказала Лейга Эдвине, когда Кенни, рассыпавшись в длинных цветистых объяснениях, кое-как вышла из затруднительного положения и скрылась в своей мастерской. — Эта ферма не для такой женщины, как ты. Тебе нужны жизнь, культура, шик. Ах, да что там говорить! — Пренебрежительным взглядом Лейга окинула помещение. — Здесь ты пропадешь зазря. На что ты надеешься? Неужели на этого невоспитанного тупого мужлана Глена? Он на тебе никогда не женится, потому что недостоин. Нет, кошечка, тебе требуется нечто другое, гораздо лучше, и мы немедленно начнем это искать. — Лейга испытующе взглянула на дочь. — Да, немедленно. У тебя осталось не слишком много времени. Уже появляются морщины, любовь моя.

Остаток вечера Эдвина провела в своей комнате, накладывая на лицо питательные и увлажняющие маски.

Что касается Хортика и Гвиннет, то эта пара, кажется, нашла общий язык. Без малейшего огорчения Джасти наблюдала, как с каждым днем они все больше сближаются. Таким образом проблема решалась сама собой, и ей не придется давать отставку Хортику. Если он целиком переключит свое внимание на хорошенькую Гвиннет, то будет автоматически поставлен крест на его намерениях относительно Джасти.

Иначе обстояло дело с ее отношением к Глену. Девушка не знала, что ей делать. Уже много дней подряд Джасти постоянно ловила себя на том, что неотступно думает об этом угрюмом человеке, вспоминает его поцелуи и тоскует по его ласкам.

Может ли так продолжаться? Как вести себя с ним дальше? А что, если Глен вообще не хочет, чтобы в его жизнь вошла женщина? И потом — сможет ли она навсегда отказаться от физической близости с мужчиной? А ведь в конечном счете это неминуемо последует из ее решения поддаться своему чувству к Глену.

Затем Джасти снова отбрасывала все эти мысли. Потому что сам Глен вроде бы не слишком ею интересовался. Что бы там ни послужило причиной объятий у реки, с того утра ничто не изменилось. Глен продолжал оставаться таким же неприветливым и хмурым, как и раньше, и ничем — ни единым намеком, ни мимолетным взглядом — не давал Джасти основания полагать, что еще испытывает к ней какие-то чувства.

«Значит, нужно смириться с тем, что Глен не хочет впустить в свою жизнь женщину. Точнее сказать, меня, — внушала себе Джасти. — Будь довольна, что у тебя есть здесь работа, постарайся отложить про запас пару долларов и ищи себе другое место на стороне. Этот дом никогда не станет твоим, да ведь ты этого и не хотела».

Но это было легче сказать, чем сделать.

Мысль о расставании с «Диким цветком» и людьми, живущими тут, сразу вызывала у Джасти слезы на глазах. Здесь у нее появились друзья, она освоилась с новым окружением и с работой, которую исправно выполняла изо дня в день. Да как она выдержит без всех этих симпатичных людей, без фермы?

«Поживем — увидим», — утешала девушка себя всякий раз, когда перед ней вставал этот вопрос. И старалась отогнать все мысли, связанные с возможным отъездом.