Дэвина спала очень беспокойно. Ей снились обезьяны, мечущиеся по студии звукозаписи и крушащие все, что попадалось им на пути. Дэвина пыталась отбиться от дикой орды, но визжащие, задиристые твари не отставали от нее, дразнили, цеплялись до тех пор, пока она не проснулась в холодном поту.

— Ш-ш-ш, Дэвина, успокойся! — Она почувствовала, как сильная теплая рука легла ей на плечо. — Это я, Клеменс. Можно с тобой поговорить?

В комнате было абсолютно темно.

— Подожди меня снаружи, — лаконично бросила она в темноту, не зная точно, где находится Клеменс. Зато, несмотря на темень, она отлично ощущала токи, исходящие от него. Кожа немедленно покрылась мурашками словно от сквозняка.

Только когда Клеменс вышел, Дэвина поняла, что действительно проснулась. Значит, Клеменс ей не привиделся, а на самом деле ждет ее где-то в коридоре, чтобы — да зачем, собственно?

Дэвина чуть-чуть поиграла с мыслью, не заставить ли его ждать понапрасну, но затем отбросила ее, с одной стороны, из-за любопытства, а с другой — опасаясь, что Клеменс способен разбудить весь дом, если она не появится.

Поэтому Дэвина слезла с кровати, накинула валявшийся в ногах махровый халат и на цыпочках, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить мирно посапывающую Кармен, прошла к двери.

В коридоре горели только зеленоватые лампы аварийного освещения, дававшие ровно столько света, чтобы можно было ориентироваться.

В их тусклом отсвете Клеменс, высматривающий Дэвину, небрежно облокотившись о комод, выглядел так, будто по ошибке попал в аквариум.

Будто рыба, выброшенная на берег. Это сравнение вызвало у нее едва заметную улыбку, но Клеменс сразу осмелел, подошел к ней и осторожно обнял.

— Дэвина, дорогая, как хорошо, что ты пришла.

— Чего ты хочешь? — Улыбка на ее лице погасла.

Она оттолкнула Клеменса и прошла мимо него к маленькой кушетке, стоявшей у окна.

Клеменс последовал за ней, хмуро глядя, как Дэвина села, с удовольствием устраиваясь на подушках.

— Я хочу извиниться перед тобой, — решительно начал он. — Мне жаль, что я тебе солгал. Принимаешь такое извинение?

Дэвина недоверчиво взглянула на него. «Как это понимать? Это все, что Клеменс может сказать, или есть причина посерьезнее, чтобы вытащить меня среди ночи из постели?»

— Дэвина! — В его голосе звучало нетерпение. — Скажи, ты можешь простить мне маленький вынужденный обман, да или нет?

Его тон снова разбудил в ней гнев.

— Нет, — рассерженно ответила она. — Я тебя не прощу. И объясню, почему именно. Ты сам установил для Кармен строжайшие критерии во всем, что касается морали. Я всегда думала, что ты хоть и строгий, но очень честный и ответственный человек, для которого воспитание дочери является делом первостепенной важности. Возможно, иногда ты перегибал палку, но мне это нравилось больше, чем равнодушная позиция некоторых других родителей.

— Я не только отец, но и мужчина, — перебил ее Клеменс.

— Довольно дурацкое объяснение, — сердито оборвала его Дэвина. — Я считаю совершенно отвратительным лицемерием, когда другим проповедуют мораль и соблюдение приличий, а сами живут по абсолютно иным правилам.

— Черт побери, в чем же моя страшная вина? — возмутился Клеменс, тоже не на шутку рассердившись. — Ты разглагольствуешь так, будто я тайком устраиваю еженедельные дикие оргии, а дочь держу запертой в монастыре. Что плохого в том, что я ищу женщину? И что непристойного в том, что я попытался сделать это через агентство?

— То, что ты делаешь это под чужим именем! — Дэвина вскочила и начала мерить широкими шагами коридор. — Ты маскируешься, как шпион на вражеской территории. Уже одно это внушает мне подозрение, а тот факт, что ты даже в Мэнори не открыл правду, говорит мне, что ты ищешь женщин ради вполне определенной цели, притом вовсе не такой достойной, как сейчас пытаешься изобразить.

— В таком случае у тебя более буйная фантазия, чем у меня, — с сарказмом парировал Клеменс, но Дэвину не так легко было сбить с толку.

— Я всего лишь придерживаюсь логики. — Она избегала темных глаз Клеменса, сверкавших гневом. — Честный человек после всего, что было между нами в Мэнори, открыл бы свое настоящее имя, ты же продолжал врать и даже использовал возможность разузнать все о Кармен и о нашей жизни.

— Дэвина! — Клеменс начал терять терпение. — Сколько раз я должен повторять, что никакого интереса выспрашивать тебя у меня не было. Единственной причиной, по которой я не хотел ничего рассказывать о себе, была Кармен. Я не знал, как выйти из этой ситуации, пойми ты наконец!

— А что такого сложного было в этой ситуации? — насмешливо спросила Дэвина.

— То, что лучшая подруга моей дочери была одновременно моей возлюбленной. — Клеменс говорил сейчас абсолютно спокойно, но пальцы его покоя не знали, то сплетаясь, то расплетаясь, выдавая его нервное напряжение. — Если ты этого не понимаешь, значит, действительно не знаешь жизни.

— Ах, Клеменс. — Дэвина снова села на изящную, обитую шелком в полоску кушетку. — Выходит, ты страдал комплексами. А сейчас выбросил все за борт и готов начать еще раз?

— Нет. — Клеменс медленно покачал головой. — Я хоть и рассказал Кармен о нас, и это, кстати, ее совсем не так шокировало, как я предполагал, но начать заново я бы не решился.

— Нет? — Сердце Дэвины мгновенно подскочило. Она собиралась слегка пожурить Клеменса за обман, но насмерть его перепугать в ее планы не входило.

— Нет. — Клеменс сделал шаг к кушетке, но передумал и остановился перед ней со скрещенными за спиной руками. — Нет, лучше нам не углублять свои отношения, Дэвина, — тихо сказал он. — Я слишком стар для тебя. Восемнадцать лет — это много, дорогая. Я полагаю, что для нас обоих будет лучше расстаться. Секс — слишком узкий мостик.

— Как мудро сказано! — Дэвина почувствовала, как к горлу подступают слезы. — Кармен обожает твои на любой случай заготовленные сентенции. Все всегда чрезвычайно разумно, все своим чередом и вообще никаких сложностей. Послушай, Клеменс, ты последний трус!

— Может быть. — Клеменс грустно покачал головой. — Вероятно, ты права, когда говоришь так. Но твои слова только доказывают и мою теорию. Я действительно слишком стар для тебя, потому что лишь молодые люди способны рисковать. Если начинаешь рассматривать вещи со всех сторон, значит, состарился. — Он пошел, но перед дверью в свою комнату еще раз остановился и посмотрел на Дэвину, оцепеневшую на кушетке. — Эта сентенция, кстати, не из моего личного фонда. — Улыбка получилась горькой. — Это сказал мой отец, когда я попросил его заняться фермой вместе со мной. Риск был для него слишком велик, и мне пришлось взять все на себя.

— Тогда трусость ваше семейное качество. — Дэвина понимала, как по-детски звучит ее замечание, но не смогла удержаться от того, чтобы бросить в Клеменса еще один камешек.

Он не отреагировал. Подарил Дэвине последнюю улыбку, и ей показалось, что он хочет что-то добавить. Но он плотно сжал губы, отвернулся и, не глядя на нее больше, ушел в свою комнату.

— Проклятье! — Дэвина от отчаяния заколотила кулаком по подлокотнику кушетки. — Проклятье, проклятье, проклятье!

Было больно, гораздо больнее, чем она предполагала, но придется смириться. Лучше бы сразу, не позволяя себе роскоши выреветься в голос. Дэвина знала, что стоит ей только сейчас заплакать, и она не сможет остановиться в течение многих часов. А завтра ее ждут дорога домой и новая работа.

Некогда печалиться, Дэвина! Она собралась с силами и заставила себя встать и отправиться в свою комнату.

А за окном уже брезжил рассвет нового дня.

Несмотря на бессонную ночь, Дэвина проснулась, как только зазвенел будильник.

Кармен, не подозревающая о ночной беседе, весело напевала и насвистывала, словно птичка, и Дэвина оставила ее в заблуждении, что им с Клеменсом достаточно короткого объяснения, чтобы зазвучали свадебные колокола и Дэвина превратилась в ее приемную мать.

Все же они договорились ничего пока Клеменсу не говорить насчет его предстоящей свадьбы с Дэвиной.

Кармен ухмылялась, как гном, встретившись утром с Клеменсом за завтраком, однако ей удалось не показать своей осведомленности, что при ее болтливости почти граничило с чудом.

Дэвина позавтракала вместе со своей группой и стала помогать демонтировать оборудование, в то время как другие приглашенные собрались в гостиной размером с небольшой зал на шампанское и закуски.

К полудню, когда последний кабель был погружен в машину, Дэвина смогла заняться собственным багажом, а около двенадцати пришло время отъезда.

Но, прежде чем залезть в фургон, Дэвина должна была оторвать Кармен от бара с шампанским и проскользнуть мимо Питера Хэллоуэя, с крайним возмущением воспринявшего известие о том, что его невеста обратно с ним не полетит.

Кармен и Дэвина неожиданно получили поддержку от Клеменса Вентуры, который грубо наорал на брюзжащего Питера и велел ему заткнуться, на что Питер обиделся и отправился к себе в комнату.

— Вот было бы хорошо, — вздохнула Кармен, почти с облегчением глядя, как Питер, гордо выпрямившись и вздернув голову, удаляется по длинному коридору, — если бы он ушел и никогда не возвращался.

— Хотелось бы верить! — буркнул Клеменс и украдкой взглянул на Дэвину, с улыбкой наблюдавшую за этой сценой.

Она почувствовала его взгляд, резко повернулась и ушла прочь, не заботясь, следует за ней Кармен или нет.

Клеменс Вентура больше не имел отношения к ее жизни, она должна это принять, как бы ни было плохо на сердце.

В Джениве Дэвину ждали новые сюрпризы.

Попав домой, она, как обычно, первым делом налила себе добрую порцию виски, поудобнее устроилась со стаканом на продавленной кушетке и стала прослушивать записи, поступившие на автоответчик за уикэнд.

Первые три звонка предназначались Кармен. Звонили ее приятели по учебе, которые хотели с ней встретиться или посоветоваться насчет домашних заданий, потом комнату наполнил знакомый голос Элмонда, в типичной для него приказной манере потребовавший, чтобы Дэвина немедленно ему перезвонила.

— Идиот! — фыркнула она. — Ты ведь сам заслал меня в Сэлис, теперь будь любезен подождать!

После Элмонда защебетал голос Мэди: «Дорогая, где бы ты ни была, когда вернешься, немедленно мне позвони, это страшно важно».

Дэвина глотнула виски и закрыла глаза.

Голоса сменяли друг друга. Свени Миллз, Том Харлей, Пит Пайпер — разные, не очень близкие знакомые Дэвины и Кармен, которым, видимо, нечем было занять себя в выходные. А после них — снова Мэди Рэндолф, почти захлебывающаяся от волнения: «Черт возьми, Дэви, куда ты запропастилась? Позвони же мне наконец».

— Похоже, дело серьезное, — отозвалась Кармен, слушавшая до этого молча. — Позвони-ка ей побыстрее.

Дэвина не испытывала желания говорить с матерью, но голос Мэди еще дважды раздался с пленки, звуча каждый раз все настойчивее. Дэви сдалась и набрала номер Мэди.

— Боже, наконец-то! — Мэди была на грани истерики, что несколько обеспокоило Дэвину.

— Мамочка, что случилось? — участливо спросила она, и в ответ на другом конце провода воцарилось растерянное молчание.

Дэвина уже много лет не называла Мэди мамой, так как та считала, что это ее старит. Дэвина смирилась. Слова «мама», «мамочка» она употребляла, лишь бывая особенно взволнованной, озабоченной или печальной.

— Ничего плохого, — успокоила ее Мэди и издала смешок, призванный доказать ее хорошее настроение. — Я только хотела тебе сообщить, что мы с Тедди в следующую пятницу сочетаемся браком. Очень тихо, без всякой помпы, но чрезвычайно романтично. Ну, что скажешь?

— Я — о-о-о! — Дэвина на мгновение потеряла дар речи. Все получилось так быстро. Знает ли Тедди, на что он себя обрекает?

Но потом радость за Мэди все же одолела скепсис Дэвины.

— Замечательно, мама! — воскликнула она в искреннем восторге. — Тедди Армстронг — это именно то, что тебе нужно. Я желаю вам большого, большого счастья!

— Спасибо. — В голосе Мэди вдруг прозвучала робость. — Я хотела, чтобы ты узнала об этом первой. — Она замолчала. А когда снова заговорила, в тоне ее сквозила неуверенность. — Ты ведь ничего не имеешь против того, чтобы получить нового папочку?

— Мэди, мне двадцать четыре года! — с улыбкой напомнила ей Дэвина. — Лишь бы ты была счастлива. У вас будет свадебное путешествие?

— Да, в Аризону. — Мэди сразу забыла все сомнения. — Тедди хочет показать мне красные горы и кактусовые леса. Ах, Дэви, я так рада. Ты приедешь на нашу свадьбу?

— Не знаю. Элмонд Мэйсон…

— Забудь про Элмонда, — нетерпеливо перебила ее Мэди. — Предстоит свадьба твоей матери. Скажи ему это. Сын Тедди тоже приедет. Вы обязательно должны познакомиться. Ведь вы будете почти братом и сестрой.

— Ладно, мама, я приеду, если смогу, — охотно согласилась Дэвина. — Где состоится праздник?

Мэди засмеялась. Очень счастливо и чуточку хвастливо.

— В доме у Тедди. Он живет на Либерти-авеню, 224. Там же будет и венчание. Постарайся приехать накануне, чтобы мы могли немножко посплетничать.

— Договорились, мама. — Дэвина попрощалась с матерью и позвонила в бюро Элмонда Мэйсона.

— Что за черт! — выругался тот, не удостоив ее ни словом приветствия. — Почему ты только сейчас позвонила? «Мьюзик Коп» вконец достал меня из-за рекламных съемок. Живо в машину и мчись в Элберту, они уже несколько часов тебя ждут.

— Но Элмонд, я…

— Никаких «но», — взъярился менеджер. — Марш на улицу. — Он швырнул трубку, оставив Дэвину наедине с ее возмущением.

Она с большим сожалением отказалась от остатка виски, торопливо перепаковала дорожную сумку и два часа спустя была уже на пути в Элберту.

Неделька выдалась еще та.

С понедельника по среду Дэвина провела в фотостудии, чтобы сделать снимки для обложки пластинки, рекламных плакатов и прессы.

В четверг утром она вернулась в Джениву, сменила вещи и помчалась в Рочестер, где ее ждала Мэди Рэндолф, превратившаяся в сплошной клубок нервов.

— У меня такое ощущение, будто это моя первая свадьба, — дрожа призналась Мэди, в черт знает который раз примеряя небесно-голубой костюм, приготовленный для венчания. — Я действительно хорошо выгляжу? А шляпа мне идет? А прическа? Туфли подходят к костюму?

И еще тысячей вопросов Мэди закидала свою дочь, пока Дэвина без лишних церемоний не препроводила ее в автомобиль и не отвезла в «Синие глаза», где с помощью шампанского и шоу Мэди на время забыла о предстоящей свадьбе.

Уолтер, сын Тедди Армстронга, оказался безобидным приятным человеком, которого, по сути, совершенно не трогали суматоха и волнения.

Он хотел только покоя и по этой причине после короткой церемонии удалился с бутылкой бренди за большой, ростом с человека, фикус и больше в этот день не показывался.

В целом праздник получился прекрасный. Разумеется, он далеко перешагнул скромные рамки, планируемые Тедди, поскольку Мэди не могла не продемонстрировать свежеиспеченного супруга всем своим приятельницам и не устроить триумфальное шествие.

Поэтому не менее пятидесяти человек топталось в маленьком домике Тедди и на его ухоженном газоне, которому потребуются теперь годы, чтобы прийти в себя после всей этой вакханалии.

В субботу утром Дэвина вернулась в Джениву, но сюрпризы не прекращались.

Снова вынырнул на поверхность Питер Хэллоуэй и начал атаковать Кармен Вентуру заверениями в пламенной любви.

— Ой, я так счастлива, — объявила Кармен, когда Дэвина, выжатая как лимон, из последних сил дотащилась до прихожей. — Представляешь, Питер хочет на мне жениться, а его мать не будет к нам переезжать. Разве не замечательно?

— Не знаю. — Дэвина отодвинула Кармен в сторону, вошла в гостиную и со стоном повалилась на кушетку.

Кармен следовала за ней.

— Свадьба должна состояться в конце сентября. Ты поможешь мне выбрать свадебное платье?

— Да, — выдохнула Дэвина, мечтавшая только о покое. — Но сейчас помолчи минут пять, пожалуйста. Будь добра, приготовь мне выпить, потом я лягу в ванну, а после — спать. Спать, ты слышишь? Десять часов подряд или дольше, и горе тому, кто меня разбудит.

Но желанный отдых получился коротким.

Уже вечером в воскресенье прибыл Элмонд Мэйсон собственной персоной, чтобы поднять Дэвину с постели.

Потратив более тысячи долларов на взятки и килограммы словесного меда на лесть ответственным персонам, он выбил для Дэвины выступление на телевидении.

Вместе с «Людьми синих лугов» она уже в понедельник в полдень должна была прибыть в нью-йоркскую студию канала «Ай-Ар-ТВ», чтобы начать пробы для шоу Бата Хорвелла.

Передача выходила в эфир в пятницу вечером. Элмонд вновь продемонстрировал свой гениальный нюх, подсказавший ему, что Джози Майлз, который, собственно, и должен был выступать, непременно заболеет.

В среду утром, на обратном пути из Нью-Йорка в Джениву, Линн Бэлтвайн сообщила товарищам, что выходит из группы.

Первая неделя сентября снова принесла с собой жаркую летнюю погоду, столбик термометра зашкаливал за тридцать пять градусов. Кармен весь день проклинала свою работу в фабричной столовой, которая и в самом деле была в такое пекло не сахар, а Дэвина не переставала рвать на себе волосы из-за того, что новый гитарист оказался полным ничтожеством.

— Хочешь поехать со мной в Кобурн и хоть в течение нескольких часов отдохнуть от всей этой суеты? — спросила Кармен, вяло запихивая майку в дорожную сумку. — Сможешь покататься на лошади, поплавать, побездельничать, а тетя Tea хоть немного тебя откормит. Что хочешь, то и делай. Папочка наверняка обрадуется, — добавила она, искоса бросив на Дэвину быстрый взгляд.

— Твоему папочке совершенно наплевать, где я и что делаю, — огрызнулась Дэвина. — Со времени празднества он ни разу не дал о себе знать.

— Потому что он боится, — воскликнула Кармен, ставшая вдруг активной. — Папочка вполне серьезно полагает, что слишком стар для тебя и у него нет никаких шансов удержать тебя надолго. Он глуп, как все мужчины, Дэви. Мы должны его подтолкнуть.

Они находились в спальне Кармен, производившей очень игривое, легкомысленное впечатление благодаря двуспальной кровати, вычурной мебели и куче мягких игрушек.

Кармен собирала сумку, чтобы, как всегда по уик-эндам, поехать к отцу, с которым они после свадьбы в Сэлисе гораздо лучше понимали друг друга.

Хотя Дэвина была чрезвычайно загружена по работе, она заметила, что ее подруга совсем не готовилась к своей свадьбе с Питером Хэллоуэем, однако оставила свое наблюдение при себе.

Давно следовало поинтересоваться делами Кармен, поскольку было бы гораздо лучше, если бы девушка сама осознала свою ошибку.

— Ты обещала выйти за папочку замуж, — тихонько напомнила Кармен и низко склонилась над своей сумкой.

— Не будь такой ужасно наивной! — Дэвина вздохнула. — Если твой отец не хочет продолжать отношения, значит, у него есть на то причины. Я тут ничего поделать не могу.

— Но ведь папочка хочет! — возмутилась Кармен. — Он хочет, только пока этого не понимает. Поедем, Дэвина, может, все еще и наладится.

— Не могу, Кармен, — объяснила Дэвина подруге. — Ты же знаешь, что Роберт назначил на конец недели пробы. Кроме того, я должна работать над своей новой песней. Текст «Июня в солнечной долине» мне совсем не нравится. Мне нужно его отшлифовать, если мы хотим включить песню в программу нашего первого большого концерта.

— Но тебе же надо хоть изредка отдыхать, — возразила Кармен. Это звучало вполне резонно.

— Ты права. — Дэвина попробовала улыбнуться, чтобы окончательно не испортить подруге настроение. — Если Элмонд снова не преподнесет мне сюрприз, я, возможно, съезжу на следующей неделе в Кобурн, ладно?

— Ладно. — Уверенности в голосе Кармен не слышалось. — Она закрыла молнию на сумке и подняла ее с кровати. — Пока, Дэвина, — разочарованно проворчала она. — Мне пора идти. Мы с Питером и Бертой собирались вместе пообедать. Берта купила новую кулинарную книгу и теперь каждый день готовит нам что-нибудь оригинальное.

— Берта просто хочет накрепко приварить к себе Питера, — не удержалась Дэвина, но Кармен на это лишь безразлично кивнула, словно Дэвина сделала совершенно невинное замечание.

— Да, Берта не потерпит рядом с собой другую женщину, это уж точно.

И с этими словами, как бы признавая собственное бессилие, Кармен покинула свою веселую комнатку.

Дэвина осталась наедине с грустными мыслями.

Свадьба была все-таки назначена на двенадцатое октября.

Берта Хэллоуэй сама определила дату, поскольку Кармен не проявляла никакой инициативы.

— Посмотрим, может быть, в октябре, — всякий раз пыталась уклониться она, когда Питер или его мамаша задавали прямой вопрос. И так продолжалось до тех пор, пока Берта Хэллоуэй не стукнула кулаком по столу, категорически заявив: «Не „может быть”, а точно! Я не позволю превращать своего сына в посмешище».

Она засучила рукава и все организовала.

Разумеется, уже давно никто и речи не заводил о том, что Берта останется жить одна в своем маленьком домике.

Она вместе с сыном купила бунгало на окраине Дженивы, оборудовала его по своему вкусу, расставила свою мебель и примерно с неделю жила там — как пчелиная матка в ожидании рабочих пчел, которые ее накормят.

Кармен абсолютно не интересовалась подготовкой к свадьбе. Она продолжала ходить на занятия в университет, трижды в неделю работала в супермаркете и встречалась с друзьями, как будто готовилась вовсе не ее свадьба.

Единственным условием, которое она поставила и за которое выдержала несколько яростных боев с Бертой, было то, чтобы венчание и следующий за ним праздник состоялись в Кобурне на ферме ее отца.

Все остальное Кармен предоставила своей будущей свекрови, составившей длиннющий список гостей и завербовавшей целую армию добровольцев из клуба любителей игры в бридж для написания приглашений.

Это будет супер-свадьба, решила Берта. Такая же красивая, если не роскошнее, как в Сэлисе, с музыкантами и большой программой.

— Но без всякой музыки «кантри», — объявила она, поскольку терпеть не могла Дэвину и с трудом вынесла, что Кармен пригласила свою лучшую подругу.

Однако весь этот балаган оплачивал Клеменс Вентура, и Берта не решилась тайком вычеркнуть Дэвину из списка гостей.

Зато Берта одержала другую, гораздо более важную победу. Клеменс не сопротивлялся ни одному ее тщеславному замыслу, и — это было точнейшим попаданием в яблочко — Берта настояла на том, чтобы сопровождать молодую пару во время свадебного путешествия.

Понадобилось всего лишь несколько мелких намеков, и вот уже Питер стал отстаивать эту идею как свою собственную. Берта с растроганным видом согласилась не бросать молодоженов на произвол судьбы.

Вот так обстояли дела, когда Кармен вместе с Дэвиной въехали первого октября в графство Кобурн.

Ферма оказалась для Дэвины очередным сюрпризом.

Когда речь заходила о родном гнезде Кармен, Дэвина всегда представляла себе милый маленький фермерский домик с красной крышей и зелеными ставнями, но это роскошное строение нисколько не соответствовало такой картинке.

Вытянутое в длину белое здание имело выступающую вперед высокую крышу, которую поддерживали двадцать массивных колонн, украшенных тонкой ручной резьбой.

Со всех сторон дом окружала просторная деревянная веранда. Перила тоже были из дерева, и филигранное мастерство резчиков превратило их в настоящее произведение искусства.

По обе стороны от входной двери росли в деревянных бочках два пышных лавровых куста, а на окнах цвел белый и красный вереск.

Перед домом раскинулась широкая лужайка, на которой паслись породистые лошади, а сами конюшни располагались за домом — большие, чистые, побеленные известью.

Мощеный двор соединял главный дом с хозяйственными постройками, к ним примыкали силосные башни, где хранился корм на зиму, и дома, в которых жили работники фермы.

Девушек встретила худощавая женщина со строгим взглядом, которую Кармен представила Дэвине как тетю Tea. Она оказалась на деле гораздо приветливее, чем можно было предположить по внешнему виду.

— Ну вот мы и на месте, — вздохнула Кармен, когда они вошли в комнату, где Кармен провела детство.

Дэвина восхищенно смотрела по сторонам. Большая светлая спальня была выдержана в небесно-голубых тонах. Здесь стояли широкая удобная кровать и туалетный столик, напомнившие Дэвине мебель ее куклы Барби, с которой она играла в детстве.

На окнах красовались воздушные светло-голубые шторы, а полог над кроватью был сооружен из такого нежного шелка, что трепетал от малейшего дуновения ветерка.

— Боже, какая красота! — вырвалось у Дэвины, разглядывавшей все вокруг широко распахнутыми глазами.

— Клеменс всегда очень баловал свою дочь. — Tea улыбнулась и повернулась к двери. — Даже чересчур, если бы вы спросили мое мнение, мисс Дэвина, но им здесь никто не интересуется.

И она оставила подруг наедине, захлопнув за собой дверь.

— Славная тетушка Tea, — улыбнулась Кармен и плюхнулась на постель. — Она бывает иногда суровой, но долго не выдерживает. По сути, у нее сердце мягкое, как воск.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Дэвина.

Она все еще стояла посреди комнаты, в правой руке чемоданчик с косметикой, а через плечо — вместительная полотняная сумка с вещами.

— Хорошо, — промямлила Кармен. Но лицо ее приняло недовольное, почти сердитое выражение. — Вся эта предсвадебная лихорадка действует мне на нервы! — вырвалось у нее вдруг. — Мне становится плохо, когда я вспоминаю о двенадцатом октября. Хочется слинять, забиться в мышиную щель и переждать там, пока не пройдет все это наваждение.

— Но тогда свадьба не состоится, — сделала попытку свести все к шутке Дэвина, хотя прекрасно понимала опасения Кармен.

— Ну и что? — тут же фыркнула та. — Было бы, возможно, совсем неплохо. Стоит мне лишь подумать о Берте, о-о-о! — Она ткнула кулаком в шелковые нарядные подушки. — Только представь, что будет, если я за пять минут до венчания сбегу через заднюю дверь на Ямайку и сорву всю затею. Тогда Берта с ее идиотским свадебным шоу будет выглядеть довольно нелепо. Боже, с каким удовольствием я бы это сделала.

Дэвина опустила сумки на кровать и со стоном присела рядом с Кармен.

— Черт, в таком случае отмени свадьбу!

— Нет. — Кармен злобно затрясла головой. — Нет, это невозможно. Берта оповестила весь свой дамский кружок. Из Австралии приезжает дядя Уоррен. Одни только закуски стоили папочке тысячу пятьсот долларов. Обратной дороги нет.

— Глупости! — нетерпеливо возразила Дэвина. — Если ты не…

Энергичный стук в дверь не дал ей договорить.

В комнату влетел Клеменс Вентура. Он был еще в рабочей одежде. Потрепанные джинсы, крепкие сапоги, клетчатая рубашка с закатанными по локоть рукавами. Но этот наряд нисколько не убавлял притягательности, которую Дэвина немедленно ощутила.

Высокий, сильный, по-мужски привлекательный — вот слова, лучше всего характеризующие его внешность.

Войдя в комнату, он сразу всю ее собой заполнил, Дэвине даже показалось, что мебель в его присутствии стала меньше размером.

Он остановился перед кроватью и, сдвинув брови, посмотрел на подруг.

— Привет, Дэвина. — По голосу Клеменса нельзя было понять, рад ли он ее приезду. — Извини, что не встретил тебя специально, но мы сегодня помогали появиться на свет одному жеребенку. Отличный парень.

— От души поздравляю, — пробормотала Дэвина, все еще в полной растерянности от чувств, вызванных в ней появлением Клеменса.

— Спасибо. — Он улыбнулся и посмотрел сверху вниз на Кармен, все еще сидящую, нахохлившись, на кровати. — А у тебя, дочка, как дела? Выглядишь ты так, словно хочешь всех вокруг перекусать.

— Так и есть. — Кармен подошла к нему. — Так получается, папа. Мысль о свадьбе не дает мне покоя.

Клеменс протянул руку и ласково погладил дочь по густым вьющимся волосам.

— Когда прибудут твои придворные?

— На следующей неделе. — Кармен прижалась головой к его груди. — Берта собирается забрать подвенечное платье и нарядить подружек невесты. После этого она, наверное, не станет задерживаться в Джениве.

— А как насчет того, чтобы выпить по глотку в честь приезда? — Клеменс взглянул на Дэвину, которая тем временем начала распаковывать свою сумку.

Она выпрямилась. Да так и застыла: в одной руке пакетик с нижним бельем, в другой — стопка маек, и сама себе казалась беспомощной и неловкой.

Прошло почти три месяца с тех пор, когда она видела Клеменса в последний раз, но он точно так же полностью подавлял ее волю, как и тогда, в отеле «Глэдстоун», где они впервые встретились.

— Брось этот хлам куда-нибудь в угол, — посоветовала Кармен, уже направляясь к двери. — У нас масса времени, целых десять дней, успеешь все распаковать, упаковать и перепаковать. А тетя Tea только один раз в високосный год достает папин «двевыдвенебол», и есть у меня явное подозрение, что сейчас именно такой день.

— Две — что? — Дэвина в замешательстве покачала головой, спеша за Кармен по длинному коридору, ведущему к лестнице на первый этаж.

— Две — вы — две — не — бол, — смеясь, повторила по слогам Кармен. — Что в переводе означает: две выпьешь, две недели болеешь.

— Это вид сливовицы, — вмешался в разговор Клеменс. — Мы сами ее гоним, но об этом никто не должен знать.

— Только пастор и ты, — хихикнула Кармен, так двинув при этом Дэвину локтем в бок, что у той перехватило дыхание. — Отец Сэлмэн — лучший друг папочки. Они когда сойдутся, то напиваются как извозчики, а потом творят жуткие безобразия.

— Помолчи, — строго предупредил Клеменс, но Кармен лишь состроила гримасу и продолжала тараторить.

— Однажды, набравшись, они решили выкрасить в зеленый цвет лучшую молочную корову Сэма Лайтфеллоу. Сэм застал их на месте преступления и запер в коровнике, чтобы протрезвели. На следующий день папа и пастор должны были отмывать бедное животное. Можешь себе представить, как они выглядели, когда добрались до дома.

— Постыдись, Кармен! — Клеменс попытался изобразить возмущение, но сам едва сдерживался от смеха.

— С какой стати? — невинно спросила Кармен. — Кто красил корову, я или ты? К тому же Дэвина уже знает, что ты не ангел, за которого хотел бы себя выдать.

— И это я должен выслушивать от собственной дочери! — Клеменс, покачивая головой, вошел в большую гостиную.

Для Дэвины последовавшие за этим часы стали настоящей сказкой. Возможно, дело было в самогонном зелье Клеменса, но скорее, Дэвина это чувствовала в самом хозяине.

При этом Клеменс не оказывал ей никакого особого внимания. Он обращался с ней как с желанной гостьей, которую принимают с достаточным уважением, но не более.

И все же каждый взгляд его черных глаз заставлял подгибаться ее колени, а руки дрожали так сильно, что с трудом удерживали стакан.

Дэвина испытала явное облегчение, когда после сильно затянувшегося «глотка в честь приезда» смогла наконец вернуться в комнату, которую делила с Кармен.