Карлен Татлян постепенно обживался в Москве, привыкая к ее сумасшедшему ритму, непредсказуемости, соседству высокого и низкого, кричащей роскоши и убогой нищеты, падениям и невероятным взлетам людей, еще вчера проживавших в коммунальных хрущобах и существовавших впроголодь от зарплаты до зарплаты. Американская легенда, американская мечта, американская сказка, что старательный и пробивной мальчик, чистивший ботинки у входа в богатые отели, долгими и упорными трудами к старости стал миллионером, владель-цем заводов, пароходов и акций, тут могла вызвать лишь жалость к мальчику, потратившему жизнь ради какихто миллионов. Американский миф в России тускнел, не вызывал оптимизма. Карлену было даже жаль американцев, ведь тот мальчик был символом США, образцом стопроцентного янки. В Москве Карлен впервые усомнился в американских ценностях. Тут, в России, в столице, все вершилось с русским размахом, здесь молодые и красивые, полные всех земных желаний становились богатыми, по американским меркам, в одну ночь, с одной операции, ну в худшем случае — за месяц-два. И Карлен видел это собственными глазами. Он попал в Россию в интереснейшее время, когда стали издаваться новые газеты и журналы, как грибы после дождя, появлялись новые эстрадные коллективы, оркестры и балетные труппы, да и звезды европейского или мирового значения, почуяв реальные перемены в России, стремились в Москву, ибо по-настоящему жизнь бурлила только в столице. Карлен и этому нашел объяснение: в какой-то газете он вычитал поразившую его цифру — восемьдесят пять процентов российских капиталов крутится в Москве. И как же не верить в российские перемены, не восторгаться ими, если за год с небольшим пребывания в Москве его родственники Казаряны, проживавшие до того в Чертаново, в трехкомнатной малогабаритной квартире-хрущобе, переехали в центр, на улицу Ямского поля, в пяти минутах хода от Тверской, неподалеку от знаменитой клиники Бурденко. Причем заняли весь этаж, самый дорогой, с пентхаусом, ставшим столь модным в последнее время в столице. Казаряны занимали две большие квартиры на двенадцатом этаже, в одной, шестикомнатной, с двумя ваннами, двумя туалетами, разместилась вся семья дяди и тети Карлена, а в четырехкомнатной поселился один Ашот, владелец фирмы "Арарат". Бурный всплеск частного бизнеса, в том числе и торговли с Америкой, позволили клану Казарянов сделать такой головокружительный рывок.

В квартире Ашота одна просторная комната была выделена Карлену, и Татлян без долгих уговоров переехал к родственникам. Теперь квартирные, что он получал от газеты "Лос-Анджелес таймс", репортер светской хроники мог потратить с большим удовольствием. Да и тут, в армянской среде, — а дом на три четверти состоял из армян, — ему было куда легче затеряться. А догляд за ним, как он предполагал, рано или поздно все равно обнаружится. Русская разведка и контрразведка после нокаутирующих ударов реформаторов медленно, но верно приходила в себя, пытаясь вновь занять в государстве подобающее ей место. Пока Карлен Татлян, имевший в ЦРУ кличку Норман, хвоста за собой не чуял, однако на всякий случай поберегся — переезд к Ашоту и был одной из таких мер.

Конечно, Карлен Татлян запрограммировал свою жизнь на успех, на ошеломительную карьеру, но то, что он увидел вокруг себя в Москве, внесло сумятицу в его планы, в жизненные ориентиры. Здесь проблемы, даже глобальные, старались решить одним махом или в один присест — такого ни в Америке, ни в Европе он не встречал, да, пожалуй, и не слышал о таком, хотя случайный успех выпадал кому-нибудь и там, но на Западе ни один серьезный человек не ориентируется только на везение или удачу. Сквозь зыбкое марево успеха видится все тот же трудолюбивый и упорный мальчик, начинавший свой путь чистильщиком обуви.

В "армянском" доме на Ямском поле, как быстро окрестили краснокирпичный особняк острые на язык москвичи, на четвертом этаже занимали три квартиры и те ереванские бандиты, с которыми Карлен случайно познакомился в ночном клубе "Метелица". Позже он подружится с этими гангстерами, они и пригласили его впервые в Москве в ночное казино "Трефовый туз", в тот день, когда игорное заведение потерпело крах. Тогда он чуть-чуть не вышел на интересовавшую его тайну, но не повезло: он был уверен, что в казино "Трефовый туз" отыскал бы след фальшивых долларов, именно ради этого он и прибыл в Россию, под крышей "Лос-Анджелес таймс". Но, как говорят русские, нет худа без добра: в казино он встретил щеголя под кличкой Картье. Интуиция подсказывала Карлену: каким-то образом этот тип имел отношение к фальшивым долларам — иначе бы так щедро не сорил ими. Особенно близко Карлен сошелся с двумя армянскими бандитами — Ваганом и Арменом. У первого была кличка Крис, у второго — Абрек, и хотя и тому, и другому тюрьмы пока удалось избежать, но в криминальных кругах Москвы оба пользовались большим авторитетом. Возможно, этому способствовали их былые успехи на европейских и мировых чемпионатах по вольной борьбе, а скорее всего то, что оба по какой-то ветви приходились дальними родственниками легендарному Рафику Сво, и тот успел лично ввести их в криминальный мир столицы.

Карлен, как и всякий американец, считавший себя знатоком престижных марок, и тут получил в России удар по самолюбию, чем был уязвлен до глубины души. Однажды вечером он собирался в какой-то недавно открытый подвальный театр, где обещали премьеру пьесы абсурда. Выйдя из подъезда, Карлен увидел невероятно шикарную машину и рядом с ней — Армена-Абрека. Как кавказец, а теперь еще и как американец, Карлен был неравнодушен к машинам, особенно к дорогим и престижным моделям. Вишнево-перламутровой окраски красавица, возле которой, пижонясь, стоял Армен, была как раз из этой, сводившей с ума породы.

Татляну всегда казалось, что стоит ему на мгновение взглянуть на машину, хотя бы издалека, и он тут же назовет ее модель, страну-изготовителя, основные достоинства. Конечно, он допускал мысль, что может ошибиться в модификации — из-за жесточайшей конкуренции автомобильные фирмы стали шевелиться проворнее, предлагая различные варианты хорошо прижившихся на рынке машин. Японские лимузины, в какие бы одежды ни рядились — а уж их производители напропалую воровали линии дизайна и у европейцев, и у американцев, преломляя их так и сяк в своих невероятных чудо-компьютерах, чтобы не обвинили в плагиате, — он узнавал за версту. Точнее, чуял и откровенно не любил их, как и все остальное японское, — не было в их изделиях, чего ни коснись, души, от всего явно разило конвейером, научно-техническим прогрессом при полном отсутствии тепла человеческих рук. На свои, американские, автомобили Карлен тоже имел нюх, в них, как и у японцев, чувствовалась запрограммированная стандартность, серийность, и они явно уступали европейским образцам в полете фантазии, изыске. Немцы, в последние годы вытеснившие новых соотечественников Карлена с автомобильного Олимпа, конечно, имели свое, немецкое, европейское лицо, потому что включали в понятие "стандарт" не только геометрию, но также и изящество, элегантность. "Немецкие", наверное, не спутал бы с другими никто, особенно серии дорогих марок. На мировом рынке, как и на российском, появились и шведы, но "сааб" и "вольво" больше отличались надежностью и крепостью подвесок для русских дорог, чем привлекательностью и новизной формы, что в основном притягивает к себе внимание молодых бизнесменов.

Однако стоявшая поодаль от подъезда машина не была похожа ни на одну известную модель в мире, более того, Карлен не мог бы определить, откуда она родом, из какой страны, с какого континента, — и эта растерянность повергла его в настоящий шок.

Армен, заметивший его реакцию, молча наблюдал за спесивым американцем и радовался, что сумел утереть нос этому лос-анджелесскому всезнайке. Карлен медленно приближался к улыбающемуся Армену, пытаясь все-таки угадать с ходу модель, но, сколько бы ни перебирал в памяти, ни одна фирма и приблизительно не тянула на эту роскошную, удивительно красивую по пропорциям, по изгибам линий машину. Он, кажется, перебрал всех, остались только итальянцы, непревзойденные дизай-неры в одежде, в обуви, да и в машинах тоже, — чего стоят одни "мазерати", "феррари", "ломбардини", — но что-то внутри подсказывало: нет, это не итальянцы. Конечно, шевельнулась крамольная мысль: может, Южная Корея? Те тоже изо всех сил рвутся на мировой рынок, предлагая немыслимые по внешнему виду модели, так же беззастенчиво, как и японцы, воруя все накопленное за десятилетия в Европе и Америке. Но эта красавица была точно европейского происхождения! Карлен мог поклясться на чем угодно, и это единственное, в чем он не ошибся.

— Ну что, американец, не видел еще таких машин? — поняв его смятение, спросил насмешливо Армен.

— Похоже, новейшая модель "мазерати", — попытался спасти репутацию автомобильного знатока Карлен.

— Не угадал! И не угадаешь... Не старайся... — подзадорил его улыбающийся владелец машины, прикрывая телом название фирмы на переднем крыле.

— Так не бывает. Заводы, выпускающие машины та-кого уровня, в одну ночь не продаются, это очень долгий путь, — резонно отвечал Татлян. Но даже оказавшись вблизи, не мог понять, чья эта машина, к какому классу относится. Хотя это скорее всего эксклюзивная модель, выполненная по индивидуальному заказу. Карлен открыто признал свое поражение, подняв руки. — Сдаюсь!

— А машинка-то фирмы "Кара-Дюшатель", — ответил, торжествуя победу, Армен.

Но тут взорвался Карлен: нет в природе такой автомобильной фирмы. Она могла бы появиться только в одном случае, если бы перекупила "Крайслер", "Пежо", "БМВ", "Роллс-Ройс", но тогда бы об этом узнал весь мир.

— Я что, это сам наклепал? — Армен обиженно отошел от автомобиля и показал рукой на изящную вязь названия, сделанную тяжелым черненым серебром, под старину: "кара-дюшатель".

Настал черед удивляться Татляну, но Армен, перехватив инициативу, легко распахнул дверцу лимузина, откуда приятно пахнуло дорогой, хорошо выделанной кожей, и показал жестом на панель приборов из тщательно отполированного красного дерева, где было вытеснено все той же витиеватой вязью, но уже белым и розовым восемнадцатикаратным золотом, незнакомое Карлену название "кара-дюшатель".

— Ничего не понимаю... — еще больше смутился Татлян. — Нет такой автомобильной фирмы, я ведь про машины все знаю... — Он еще продолжал настаивать, но уже не так агрессивно.

— Как же нет, если я сам с Крисом летал в Брюссель, на завод, договориться о внутренней отделке, а неделю назад получил и сам пригнал ее через всю Европу.

— В Бельгии вообще нет серьезной автомобильной промышленности, есть только сборочные заводы. Соби-рают на них машины среднего класса да еще автобусы. — Тут Татлян чуть с досады не ляпнул, что в высшей школе разведки ЦРУ они всерьез изучали европейские страны, но вовремя прикусил язык.

Абрек совсем не собирался осложнять отношения с Карленом. Парень тот был свойский, неглупый, его советы — особенно по западной жизни, бизнесу, что купить, что продать, — были важны, но и охладить его не мешало, раз представился удобный случай, чтобы не заносился очень, считая себя знатоком всего и вся. За годы жизни в Москве и тесного общения с иностранцами Абрек сделал для себя одно важное открытие: главная черта у них — бес-предельная самоуверенность, переходящая порою в наг-лость. Таким несносным иногда бывал и их милейший друг Карлен. Но на сегодня Армен решил остановиться и, резко сменив тон, любезно сказал:

— Дорогой Каро, ты, как всегда, прав. Нет в Бельгии серьезной автомобильной промышленности, не по зубам им производить такие лимузины. Но "кара-дюшатель" сделана именно в Брюсселе, а точнее — переделана, доведена до высочайшей кондиции. В мире нет фирмы, выпускающей более роскошные машины. Тачка делается на базе "Мерседес-600". Бельгийцы закупают их на основном заводе в Германии, берут остов и всю ходовую часть, но даже в эти элементы вносят существенные изменения. В Брюсселе рождается новая модель, теперь знакомая тебе "кара-дюшатель". "Мерседес" удлиняют на шестьдесят сантиметров, бронируют от и до, включая днище, поэтому машине не страшны ни пулеметные очереди, ни автомат, ни гранаты, ни даже мина, подложенная на дороге или подвешенная снизу. Такого же качества стекла спереди и сзади, короче, это сверхскоростной танк. Броня тут особая, из космических материалов, причем эффект создается не из-за толщины металла, поэтому вряд ли кто по внешнему виду догадается, что машина не боится пуль. В ней есть свой компьютер, космическая связь и много чудес электроники будущего. -Абрек воодушевился, словно сам был конструктором этого лимузина. — Но и это не все. Главное достоинство тачки — сверхкомфортность салона. Ты посмотри, в ней нет ни одной пластмассовой детали, все из редчайших и ценнейших пород де-рева, слоновой кости, кости носорога и особо выделанных кож, где крокодиловая и змеиная — не самые дорогие. Завод переделывает не более сотни "мерседесов", очередь — на годы вперед. Основные закупщики: арабские шейхи и "новые русские", твоих земляков-американцев я в списке не видел, потому тебе и незнакома эта марка, — все-таки не удержался, съязвил в конце Армен. — И последнее, обрати внимание на окраску — она хамелеон, постоянно меняет цвет — в зависимости от ракурса и освещения имеет пять оттенков, хорошо сбивать с толку ГАИ и выигрывать пари.

— Наверное, она стоит три-четыре "роллс-ройса"? — уважительно спросил Карлен, как и любой американец с почтением относившийся ко всему дорогому.

— Обижаешь, дорогой Каро, — покачал головой Ар-мен. — Бери выше -семь-восемь "роллс-ройсов"! Броня из космических материалов, а над оформлением салона работают лучшие ювелирные дома Европы...

— Поздравляю, Армен. Действительно, классная машина. Наверное, ваш лимузин наделал шороху в Москве?

— Спрашиваешь! — Улыбка Армена была едва ли не шире его лимузина. -Садись, подвезу куда тебе надо. Если на свидание — можешь сказать своей пассии, что я твой шофер, подыграю, будь спокоен. Мы с Ваганом так постоянно поступаем, эффект потрясающий, девушки млеют от восторга. — И оба, рассмеявшись, уселись в роскошную машину и покатили в театр.

С тех пор на все важные мероприятия и тусовки репортер светской хроники из "Лос-Анджелес таймс" приезжал на "кара-дюшатель", и это, конечно, производило на московскую богему и отиравшуюся возле нее "золотую молодежь" огромное впечатление, особенно когда артистичный Абрек, специально прикупивший для таких случаев белые лайковые перчатки, манерно открывал для Карлена дверцу, — в общем, молодые люди развлекались.

Но это была, так сказать, внешняя сторона жизни Нормана, прикрытие, и он старался обставить ее широко, с американско-армянским размахом — броско, шумно, ярко, скандально, так учили его в Иллинойсе, в разведшколе.

Нельзя сказать, чтобы Карлен был совсем равнодушен к результатам своей репортерской работы, напротив, он внимательно следил за своими публикациями в родной газете, радовался, когда московские еженедельники перепечатывали его театральные обозрения, репортажи, зарисовки с выставок и вернисажей. Возможно, это было связано с тем, что прессу в России, видимо, по инерции с прошлых времен воспринимали чересчур всерьез. Тут до сих пор в спорах ссылались на рецензии, рейтинги, и Карлен быстро понял, что определенным образом влияет на культурный процесс в Москве. Он видел, как люди искусства, молодые и известные, откровенно искали встреч с ним, были признательны, если он упоминал их работы в своих репортажах, даже мимоходом.

Представилась возможность наработать себе имя как специалисту по русской культуре, а это во все времена дорогого стоило.

На Западе высоко ценится жанр интервью со звездами искусства. Там, чтобы подготовить такой материал, газете надо солидно раскошелиться, да еще придется побегать за звездой не одну неделю, а потом, если интервью состоялось, надо еще десятки раз согласовывать каждую реплику, каждое слово. В Москве таких проблем со звездами русского искусства у него просто не было, и он старался сделать как можно больше репортажей, чтобы показать хозяевам газеты, да и всем своим читателям, что он повсюду вхож и со всеми на короткой ноге. Впрочем, он не слишком-то и привирал. Здесь, в России, люди с мировым именем млели от одного предложения сделать интервью для влиятельной американской газеты "Лос-Анджелес таймс" — к этому он никак не мог привыкнуть, но, понятно, виду не подавал.

Но какую бы активность Карлен-Норман ни развивал в своей журналистской жизни, он не забывал главного задания, того, ради чего он приехал в Россию. Татлян прекрасно понимал, что его настоящие хозяева из ЦРУ плевать хотели на любые его сногсшибательные репортажи о духовной жизни в обновленной России. Для них было главное, чтобы он искал и нашел фальшивомонетчиков, которых, оказывается, на воровском жаргоне тут называют "граверами", а иначе его немедленно отозвали бы назад, поставив крест на его будущей карьере. А Карлен Татлян гордился тем, что новая родина доверила ему столь ответственное задание. Попытался Норман прощупать следы фальшивых долларов через банки, но быстро понял, что там подобного учета не ведут, а если в банк и попадет какая-нибудь партия подделок, то там вряд ли станут поднимать шум. Скорее всего, при случае, сбагрят их кому-нибудь другому или же реализуют через сеть меняльных контор, где доллары покупают провинциалы или челноки из ближнего зарубежья. Так что на государственные службы Карлен рассчитывать не мог. Оставалось уповать, как и принято в России, на удачу, на случай. Но зная стиль работы своего ведомства, где все строится на анализе и расчете, прогнозе и научной гипотезе, Норман, конечно, не мог признаться, что ищет наобум, методом тыка и надеется на авось.

Все разведки мира одинаковы, там служба оценивается по конечному результату, а приближение к результату порой растягивается на годы, десятилетия, зато промежуточная деятельность итожится по бумагам: отчетам, рапортам, планам — тут ЦРУ, ФБР, КГБ, ФСК вполне можно сравнить с любой бюрократической конторой, изводящей горы бумаги, чтобы показать свою нужность. Точно так же толок в ступе воду и Карлен-Норман: слал за-просы, докладывал о планах и перспективах, просил уточнить данные на интересующих его людей, проконтролировать лиц, выезжающих на Запад по делам, благо, ныне люди тысячами летают и в Европу, и в Америку, и среди них подозрительно ведущих себя тоже было с избытком.

Но Норман требовал и получал из центра крайне необходимую для его поисков информацию. На месте, в Москве, сориентировавшись, он понял: чтобы нащупать след фальшивомонетчиков, надо иметь всегда под рукой свежайшие сведения о подделках, выплывавших в любой части света. Карлен считал, что всякий центр по выпуску фальшивых банкнотов постарается непременно реализовать их через Россию, через Москву. Ведь теперь весь мир знал, что в белокаменной крутятся шальные миллиарды, триллионы и что на всем постсоветском пространстве предпочитают наличные доллары, не доверяя вороватым банкам, счетам или пластиковым карточкам. Как эквивалент короткому и ясному на Западе слову "кеш", что значило "наличные", тут с перестройкой появилось новое слово — "нал". Россия была единственной страной в мире, где огромные наличные суммы не вызывали ни удивления, ни подозрения. За год жизни в Москве у Нормана сложилась внушительная картотека выявленных фальшивых долларов, и его молодая память, как считалочку, могла назвать наизусть номера и серии, изготовленные во Вьетнаме и Китае, Италии и Израиле, Колумбии и Венесуэле, Америке и Англии. Норман абсолютно точно знал, какой след обрубили навсегда, — это чаще всего случалось, когда работали одиночки, хотя иногда закрывали и целые подпольные валютные цеха.

Американцы прекрасно понимают, что значит доллар в их притязаниях на роль единственной мировой супердержавы и в их глобальной финансовой экспансии на все континенты, оттого постоянно по всему миру идет непрерывная жесточайшая борьба с фальшивомонетчиками, на это брошены лучшие силы и колоссальные средства. За многолетнюю историю борьбы с этим злом ЦРУ систематизировало основные технологии, применяемые в той или иной стране. Скажем, долларам, изготовленным в Латинской Америке, свойственны одни погрешности, в Польше и Венгрии — уже другие, а в Ливане и Ливии — третьи, они имеют, если можно так выразиться, свой национальный колорит. И эту тайную специфику фальшивых денег Карлен-Норман тоже знал отлично, пройдя основательную подготовку дома, в Иллинойсе. Правда, с развитием научно-технической мысли, с появлением цветной копировальной техники, компьютеров, высоких технологий в полиграфии "национальные" черты фальшивых банкнотов начали стираться, и недостатки стали общими, интернациональными, что значительно затрудняло борьбу с ними: банкноты теряли свою "географию", которая раньше значительно облегчала поиск "граверов". Имел Норман в своем досье данные и фотоснимки всех выдающихся фальшивомонетчиков, если же те находились в тюрьме, он точно знал срок освобождения, а с выходом на волю получал и последние их фотографии. "Граверы" обычно народ немолодой, битый, и время, проведенное в заключении, их сильно меняет. Ни Карлен-Норман, ни его хозяева не исключали, что с невероятно разросшейся мощью русской мафии боссы преступного мира Москвы, да и других крупных городов могут пригласить известных "специалистов" в этой области на российскую территорию. Тем более что здесь, на месте, и с реализацией полегче: через взятки государственным чиновникам, которые нынче меньше "лимона" не берут, можно раскидать значительную часть продукции. Потому, бывая в казино или дорогих ресторанах, Карлен внимательно всматривался в людей, вокруг которых происходила суета, возня, мельтешение лиц, персон с явно уголовным прошлым. И это не было умозрительной теорией — в некоторых странах благодаря хорошей агентурной сети охотников за фальшивомонетчиками так и выявлялись подпольные валютные цеха. Правда, Карлену еще ни один "гравер" из картотеки на глаза не попался, а вот крупного наркодельца из Колумбии, за которым охотилось ЦРУ, он неожиданно встретил в Москве, в ресторане гостиницы "Националь". Об этом он тут же поставил в известность своих в посольстве США, сразу же позвонив из холла гостиницы, потому что такие удачи крайне редки. Американцы молниеносно связались с ФСБ, и гонца колумбийской мафии, приехавшего наладить контакт с коллегами в России или уточнить русский коридор для наркотиков, взяли сразу же после ужина.

В картотеке Татляна имелись фотографии не только выдающихся аферистов, но и тех, кто был задержан с крупной суммой фальшивок. Эти люди тоже часто давали ориентиры прохождения подделок. В ЦРУ анализировалась вся мировая печать, где сообщались любые сведения или намеки о подделке американской валюты и даже о просто крупных наличных суммах, выплывших где-либо. И наиболее интересные, существенные из них он всегда получал на свой компьютер, с просмотра этих новостей он и начинал каждое свое утро.

Теоретически и информационно по проблеме подделок Карлен был подкован основательно, не было лишь пока фактических успехов. Правда, он нашел свою изюминку в поисках фальшивых денег. Перед отправкой в Москву Татлян обошел несколько специализированных магазинов, торгующих детекторами для проверки подлинности доллара, — а их в Америке великое множество, — и выбрал наиболее совершенный и удобный, чтобы всегда иметь его при себе. Если возникала необходимость или предчувствие, что в той или иной компании можно выведать интересовавшие его секреты, он с улыбкой вынимал свой карманный детектор и предлагал собравшимся за столом проверить наличность. Ситуация такая могла возникнуть сама по себе или он мог создать ее нарочито, например попросив взаймы сто долларов и тут же демонстративно проверив их, чтобы завести разговор на нужную тему. А тема фальшивок для России была весьма актуальна, тут сомневались даже в купюре, полученной в банке.

Татлян был молод, честолюбив, хотел отличиться, чувствовал, что Москва наводнена фальшивыми долларами. Но удача не давалась ему в руки — он никак не мог ухватить кончик нити, чтобы распутать весь клубок. Энергии репортера светской хроники можно было позавидовать, он упорно, не отчаиваясь, шаг за шагом приближался к цели и зачастую проходил совсем рядом...

После того как у его знакомых гангстеров, Вагана и Армена, появился роскошный лимузин "кара-дюшатель", Карлен еще ближе сошелся с ними, чаще бывал в их компании. В какой-то момент он даже решил, что самый краткий путь к фальшивым долларам в России все-таки пролегает через уголовный мир. Тем более что тут, в Москве, криминальной среды вроде как бы и не было в чистом виде, она тщательно рядилась в респектабельные одежды бизнесменов, предпринимателей, банкиров, и эта мимикрия была на руку Карлену-Норману. В случае какого-нибудь грандиозного скандала Татлян бы открестился от связи с преступным миром и, предъявляя визитки их владельцев, говорил бы: я знаю только этих людей, хотя, конечно, догадывался, с кем имел дело.

За время проживания в Москве произошла метаморфоза и с самим Карленом — ему очень понравилась неожиданно сложившаяся его жизнь в столице. В Америке театральный и богемный мир, мир высокой культуры был закрыт для него по многим причинам, прежде всего финансовым. Там настоящая культура -достояние лишь богатых людей, и доморощенным российским либералам и демократам не стоило бы строить на этот счет иллюзий, обещая народу скорый расцвет искусства. Если капитализм в чисто американском виде воцарится в России, то народ навсегда будет лишен высокой культуры, ему останется как раз то, что сегодня демонстрируется по ТВ. А что касается высокой западноевропейской культуры — ведь Карлен работал в известных столицах, да и ЦРУ обкатывало своих людей основательно, — там культура существует не просто для богатых, она вообще кастовая и на народ не ориентируется. Что уж говорить о ночной жизни: казино, презентациях, приемах, ресторанах — это тоже в США проходило мимо Карлена, — он к ней и при большом желании не мог приобщиться. Да и качественно московская жизнь резко отличалась от западной. Тут все делалось с размахом, широтой, щедростью, с помпой, а там считают каждый цент, никаких экспромтов, фантазии, одним словом — постно... Да и не всякого репортера пригласят, система давно отлажена, случайный никуда не попадет. Наверное, из-за внимания к своей скромной персоне Карлену и нравилась его жизнь в Москве, и он ни за что не поменял бы русскую столицу ни на Париж, ни на Лондон, ни на Рим, ни на Женеву, даже если бы ему платили втрое больше. Теперь-то он понимал, почему Москва так манит богатых со всего света, и верил, что именно здесь со временем будет мировой центр культуры и бизнеса. 2

В том, что он вышел на верный путь в поиске фальшивых долларов, через своих друзей гангстеров, Татлян убедился ровно через две недели после того, как они на "кара-дюшатель" подъехали на премьеру пьесы абсурда. Эта постановка была единственной премьерой, отчета о которой "Лос-Анджелес таймс" так и не получила: русский аб-сурд на сцене оказался Татляну не по плечу. В тот вечер, когда он наконец-то ухватил веревочку от клубка, ведущего к вожделенной тайне, Карлен в компании Криса и Абрека подъехал к Концертному залу имени Чайковского на площади Маяковского, чтобы завизировать статью о камерном оркестре Юрия Башмета, которую он написал по заказу одного чикагского музыкального журнала. Задержался Карлен там гораздо дольше, чем предполагал, и, выйдя на плохо освещенную Тверскую, не подозревал, что лимузин все еще дожидается его. Но машина стояла на месте, хотя парковка тут была запрещена, а из распахнутой задней двери раздавался веселый девичий смех.

— А вот и наш театральный обозреватель явился, с самим Башметом целый час общался... Каро его зовут, он американец, — представили друзья Татляна двум девушкам, скорее всего студенткам, москвичкам.

— Они на Башмета на завтра билеты купили, мы их возле кассы подкараулили. Так что, пожалуйста, организуй подругам автограф мэтра. Девушки, оказывается, меломанки, обожают серьезную музыку, — поигрывая ключами от машины, заметил Армен.

— Может, тебе, Каро, следует взять у девушек интервью? Смотри, какие красивые, умные... — вмешался в разговор Ваган-Крис.

— Он просто обязан это сделать! Мы тут ждем его больше часа, штраф гаишнику валютой заплатили, умираем с голоду, а он там о Малере, Шнитке и Губайдуллиной рассуждает, — притворно возмущался Армен, заводя машину.

— Ох, какие высокие познания в музыке! Может, вы и Эдисона Денисова знаете? — иронично заметила одна из девушек. — Или лично знакомы?

— Мы все знаем, — кивнул Ваган. — А сейчас давайте заскочим в "Пекин", поужинаем. Это рядом, только развернуться надо. Заодно обмоем статью Карлена — это его первый заказ из серьезного музыкального журнала, и он очень волновался, подпишет Башмет статью или нет. По глазам вижу -угодил маэстро. Заодно и встречу с вами отметим...

Видимо, парни всерьез нацелились на этих девушек, да те и впрямь производили хорошее впечатление. Абрек всегда говорил в таких случаях: люблю домашних девочек, а это был как раз тот самый случай.

В "Пекин" они явились в самый разгар вечера, в час, который любил чистодел Тоглар, когда при отсутствии собственного настроения можно было зарядиться от царившего вокруг веселья. На входе швейцар попытался было задержать гостей до прихода метрдотеля, но Ваган коротко обрезал его, сказав: "Зарезервировано", — и, отодвинув плечом в сторону, широким жестом пригласил компанию в продымленный зал, хотя курение за столами строжайше запрещалось. В зале метрдотель уже спешил навстречу большой компании, узнав Криса и Абрека, завсегдатаев ресторана. Он провел их к столу во втором ряду от прохода, на котором действительно стояла табличка "Зарезервировано".

Когда они стали шумно рассаживаться, споря, кому куда разместиться, Карлен неожиданно заметил, как Крис и Абрек, суетившиеся возле девушек, вдруг как по команде застыли, ибо увидели впереди, через стол, большую компанию за богато накрытым столом с роскошными цветами. И на мгновение напрочь забыв про своих очаровательных спутниц, разом склонились в подобострастном поклоне, приветствуя каких-то важных знакомых. Карлен даже не представлял, что его самоуверенные, нагловатые друзья могли перед кем-то так низко гнуть спину и смотреть, даже издалека, так заискивающе-лакейски. Казалось бы, те сидят рядом, что стоило подойти, поздороваться, обменяться любезностями, но чувствовалось, что ереванским гангстерам это не по рангу. Татлян сразу понял, что чисто случайно оказался рядом с очень высокими людьми криминального мира Москвы, и решил быть начеку. Разумеется, во что бы то ни стало надо их тайно заснять. Будет возможность подтвердить перед центром еще раз, что он тут не сидит сложа руки, а действует рядом с самыми главными авторитетами столицы.

Пока Армен изучал огромную карту вин в сафьяновом переплете, а Ваган знакомился с многостраничным и мудреным китайским меню, которое отнюдь не представлялось ему китайской грамотой, девушки отправились в дамскую комнату привести в порядок прически и вообще навести марафет. Воспользовавшись возникшей паузой, Карлен спросил у Абрека:

— Это что за важные господа за соседним столом? Посмотри, какое внимание уделяют им хозяева "Пекина", метрдотель вообще от них не отходит, а официанты чуть ли не бригадой их обслуживают. Наверное, какие-нибудь знаменитости, а может, сенаторы, конгрессмены?

— Сенаторы? Конгрессмены? — усмехнулся Абрек, откладывая в сторону роскошную карту вин, чувствовалось, что выбор уже сделан. Он задумчиво постучал пальцем по столу. — А, пожалуй, ты прав, дорогой Каро. Они и есть на сегодня реальные конгрессмены и сенаторы, а вовсе не те клоуны, что сидят в Госдуме и Совете Федераций, воображая из себя хозяев страны, гарантов порядка и конституции. Впрочем, разве стал бы я раскланиваться так уважительно с теми марионетками из Кремля? За кого ты меня принимаешь?

— Тогда в чем дело? — сделал непонимающие глаза Карлен.

— А в том, друг мой, что через год с небольшим в России президентские выборы... Вот ты смотри и запоминай, скорее всего кто-то из сидящих за тем столом, а может и не один из них, захочет вскарабкаться на самые высшие ступеньки власти в стране. А потом уже ее из рук не выпустит. А власть -штука сладкая, — воодушевился Армен, и глаза его загорелись.

— Да, ты прав, — пришлось согласиться Карлену. — А люди, видно, интересные...

— Еще бы! — Армен входил в роль приближенного к сильным мира сего. Откинувшись на стуле, он рассказывал: — Вон тот, в сером костюме, будет выставлять свою кандидатуру точно. Деньги его уже не интересуют — наелся. Фамилии его не знаю, врать не стану, а кликуха — Шаман. Держит в руках тюменскую нефть, три-четыре крупных банка, две газеты и один телеканал. О недвижимости не говорю: заводы, трубопроводы, дворцы, пароходы, яхты, самолеты и т. д. и т. п. Рядом с ним его друг, бывший соратник по камере, погоняло Дантес. Фамилия Лозовский, зовут Олег, сам из Днепропетровска, занимает в "Метрополе" целый этаж. В свободное время Дантес не прочь в картишки сыграть по-крупному. А рядом с ним, слева, вон тот вальяжный, в светлой тройке, — знаменитый Алик Тайванец, выдающийся катала. Говорят, с тех пор как открыли границы, он часто играет на крупных мировых курортах в паре с легендарным московским каталой Городецким, ходячей энциклопедией по криминальной жизни России. Аргентинца, такая кликуха у Городецкого, ты видел не раз в закрытых катранах, куда мы с тобой захаживали, он всегда в белом смокинге щеголяет. Так вот там, где они катают вдвоем с Тайванцем, ставки на миллионы, на виллы и дворцы, прииски и заводы. Слышал, что они недавно в ЮАР две шахты выкатали, не знают, кому продать, у тебя нет в Штатах клиента? Короче, наводят на Западе шорох, высоко держат знамя российских катал, -рассмеялся Абрек. — А тот, что подливает Тайванцу в бокал его любимое французское шампанское "Тайттингер", наш хороший знакомый, владелец ресторана "Золотой петушок", кликуха Хавтан, классный мужик, живет по понятиям. Мы обязательно с Крисом должны сводить тебя к нему в гости. У него в Москве лучшая русская кухня, а шеф-повар Петрович просто волшебник, маг и чародей. А вот главного в этом застолье я не знаю.

— Почему ты решил, что он главный? — не удержался Карлен, искоса разглядывая людей за соседним столом.

— Тут и решать нечего. Погляди, Шаман и Дантес оказывают ему всяческое внимание, это за версту видно. Я имею в виду того поджарого господина во главе стола, в элегантной твидовой тройке и роскошных очках в золотой оправе. Говорят, этот субчик купил разорившееся казино "Трефовый туз", шикарно переделал его, но название менять не стал. А еще он приобрел на аукционе фирмы "Гелос" знаменитую картину Ивана Пуни "Трефовый туз", написанную в начале века, и повесил ее в главный зал, над английским камином.

— Эстет какой-то... — усмехнулся Карлен.

— Вряд ли. Просто эстету Шаман с Дантесом почести оказывать не станут. Я же отсюда вижу, как они его ублажают... Нет, это человек высокого полета, — убежденно сказал Армен и тут же расцвел широкой улыбкой, потеряв интерес и к "сенаторам" с "конгрессменами", и к Карлену, — к столу подходили явно похорошевшие за несколько минут отсутствия девушки.

Стол к возвращению девушек уже был накрыт, и веселье закипело с первых тостов. Что-что, а гулять кавказцы умеют, тем более в компании очаровательных женщин. По аппетиту друзей Карлен понял, что они действительно проголодались, да и кухня в "Пекине" была отличной, если, конечно, разбираться в ней. Оркестр играл почти без перерыва, видимо заказы сыпались один за другим. Когда приятели с девушками уходили танцевать, Карлен, несколько раз проходя мимо стола с "сенаторами" и "конгрессменами" в курительную комнату, успел заснять всю компанию с разных точек, чтобы получилось наверняка. Фотографии будущих владык России в криминальном окружении когда-нибудь могли принести солидные дивиденды или... стоить жизни. От выпавшей в тот вечер удачи Татлян был не менее счастлив, чем его друзья-гангстеры, — он уже выстроил в уме план дальнейших действий. Но вдруг, когда компания в очередной раз отплясывала нечто цыганско-кавказское в центре зала, а сам Карлен лениво ковырялся в грибах сян-гу, запивая их прекрасным бургундским вином, так понравившимся девушкам, удача улыбнулась репортеру светской хроники еще раз. К соседнему столу уверенным шагом приближался... Картье! Чувствовалось, что завсегдатай злачных мест зашел сюда не случайно, то ли опоздал на прием, то ли вызвали его в ходе застолья: телефоны спутниковой связи лежали у каждого рядом со столовыми приборами -привычная деталь новейшего времени.

Карлен, обладавший орлиным зрением, увидел, что за столом заметили приближение запоздавшего гостя, и все приветливо заулыбались, а Дантес даже привстал, чтобы выйти навстречу. Но тут господин в твидовой тройке, вокруг которого сегодня все и крутилось, тоже с улыбкой привстал с места, и гость, подойдя к нему первому, обнялся с ним, а уж потом с остальными поздоровался за руку. Место ему определили рядом с поджарым господином в очках с золотой оправой. Глядя на компанию, весело внимавшую тосту нового гостя, Карлен уже точно знал, что в самое ближайшее время надо поставить на прослушивание телефоны Картье, всезнающего Аргентинца и Хавтана. Рано или поздно это поможет выйти на след фальшивых долларов, печатающихся в России.

С тех пор как Карлен переехал в новый дом на улице Ямского поля, в его распоряжении почти всегда была личная автомашина. То Ашот оставлял ему ключи от "мерседеса", уезжая по делам своей фирмы, то Армен с Ваганом — те тоже частенько покидали Москву, и если Ашот больше мотался по России и странам СНГ, то гангстеры с четвертого этажа путешествовали по миру, чаще всего разыскивая по заказу должников, укрыв-шихся за границей. Дело это им нравилось, потому что охота всегда велась за большими деньгами. Когда Абрек с Крисом в первый раз оставили ему "кара-дюшатель", Карлен опешил: такую машину он не доверил бы даже брату родному, в нем уже прочно сидел стопроцентный янки. Там, в США, в двухсотмиллионной Америке, не нашлось бы ни одного человека, который одолжил бы такую дорогую машину приятелю или соседу, — Карлен мог побиться об любой заклад. Армен, заметивший его растерянность, сказал:

— Бери, дорогой Каро, мы же не в Америке. Ты наш друг, товарищ, катайся, радуйся. Мы же видим, как она тебе нравится. Разобьешь — тоже не беда. Вещь для человека, а не человек для вещи, как говорят у нас в Армении, не забыл еще? Жизнь так коротка, а деньги при нашем образе жизни ничего не значат. Сегодня нет — завтра будут, не будут — отнимем. Опиши это где-нибудь у себя в репортаже, хотя тебя там вряд ли поймут: что скифу -стремя, то гунну — седло, — не преминул лишний раз козырнуть своей начитанностью Армен.

В общем, в Москве Карлен Татлян вел вполне светскую жизнь. Он даже иногда со страхом думал: "Откопай я в России какой-нибудь подпольный центр по печатанию долларов и завтра же меня перекинут на очередной неблагополучный участок работы, скажем в Польшу или Венгрию, или того хуже — в Ливан или Латинскую Америку. Ну, кинут за успехи какое-нибудь вознаграждение, которое едва ли превысит пять тысяч". Только в Москве Карлен понял, что ни пять тысяч, ни десять, да и тридцать — не деньги, а так... пыль, на карманные расходы. Может, они в Америке деньги, потому что там любой и каждый экономит по центам. Оттого служба в ЦРУ, которой он еще год назад так гордился, стала терять в его глазах привлекательность. Вот провернуть бы удачное дельце, как его двоюродный брат Ашот Казарян, чтобы сразу купить весь этаж с пентхаусом в роскошном доме престижного района и "мерседес" последней модели, да и в тратах себя, как и он, не стеснять -нет, в Америке такое могли себе позволить только очень богатые люди. Об этом пока можно было только мечтать. 3

Как-то Крис с Абреком совершенно неожиданно, среди недели, сорвались в Лондон. Неожиданно, потому что у них с Карленом были иные планы: собирались в четверг пораньше на "кара-дюшатель" отправиться в Санкт-Петербург, где Татлян никогда не бывал, а друзей-гангстеров ждали какие-то финансовые дела. Надо было получить расчет по старым счетам — дела у их должника, оказывается, круто пошли в гору. В общем, собирались покутить в Северной Пальмире основательно, а заодно показать заповедные уголки американцу, наслышанному о великолепии города на Неве.

Утром, когда Карлен спустился на четвертый этаж, он застал друзей, лихорадочно собирающихся в дальнюю дорогу.

— А, Каро, доброе утро, — кивнул Армен. — Хорошо, что зашел, отвезешь нас в аэропорт. В Англию вылетаем на несколько дней, срочное дело. Пожалуйста, свари кофе, это у тебя хорошо получается, особенно по итальянскому рецепту.

Карлен прошел на кухню, где увидел неубранный со вчерашнего кутежа стол. Судя по горе окурков в трех больших пепельницах, гостем был мужчина и сидели долго, хотя выпили необычно мало — всего две бутылки армянского коньяка "Ереван". Насыпая в голландскую кофеварку "Филипс" свежемолотый кофе "Арабика", Карлен углядел среди пустых тарелок два паспорта. Но не сами паспорта удивили Татляна, а их дипломатический зеленый цвет. По таким документам не чинят препятствий ни на въезде, ни на выезде, по ним вообще таможня не вяжется. Повинуясь профессиональ-ному инстинкту, он раскрыл один и другой, дипломатические паспорта были выписаны на его друзей. Положив документы на место, он вернулся в зал с дымящимся на подносе кофе, не сказав ни слова, — друзья вполне могли подумать, что он их не видел. Конечно, ясно, что паспорта принес вчерашний поздний гость, с которым хозяева квартиры засиделись допоздна, от него, наверное, и поступило срочное задание вылететь в промозглый Лондон. Жаль, что Карлен не знал этого человека, тот наверняка заинтересовал бы его секретное ведомство. Впервые за свою не долгую, но достойную карьеру в ЦРУ, передавая отчет за неделю, Норман скрыл важную информацию: не сообщил в центр о гангстерах, вылетевших по дипломатическим паспортам к самым близким союзникам американцев по НАТО -англичанам.

...В день возвращения соседей из Англии Татлян собирался на концерт русской рок-звезды, после чего его приглашали на домашнюю вечеринку в доме одной из богатеньких поклонниц певца и даже упомянули имя ее отца, известного московского банкира. Но звонок прилетевшего Армена расстроил его планы: Абрек приглашал его вечером в гости отметить сверхудачную поездку в Лондон, намекнул, что они приготовили ему сюрприз.

— Но у вас же пустой холодильник, — попытался отказаться Карлен, чем донельзя рассмешил Абрека.

— Ну и что? Мы позвонили Хавтану в "Золотой петушок", сделали заказ. С минуты на минуту оттуда подъедут два официанта и накроют нам стол не хуже, чем в любом ресторане. Петрович постарается, он знает, что это для нас. Так что отведаешь сегодня настоящие русские блюда, ждем...

Действительно, когда в назначенное время Карлен спустился на четвертый этаж, большой стол в зале был накрыт по всем правилам этикета. Хавтан прислал даже дорогую посуду и серебряные приборы, видимо, выездное обслуживание особо важных персон было поставлено у него не хуже, чем в любой европейской столице.

Карлен ожидал увидеть на вечеринке еще кого-нибудь, но стол был накрыт на троих. Заметив его удивление, что нет ни друзей, ни девушек, как обычно, Ваган сказал:

— Жаль, Ашот из Алма-Аты не успел вернуться, мы ему звонили туда, еще дня на три задержится. Мы сегодня обмываем важное событие, потому никого не пригласили, даже халдеев отправили домой. Но если появится желание, то попозже поедем куда-нибудь в ночной клуб: в "Сохо" или в "Манхэттен-Экспресс", а может, позвоним Оле с Надей — помнишь, ужинали с нами в "Пекине"? — они захватят для тебя подружку. Надо на зимние каникулы слетать с ними куда-нибудь на Фиджи или Таити, а может, даже встретить там вместе Новый год. Новый год среди пальм в плавках — наверное, это здорово, — разошелся Крис.

Абрек широким жестом попросил друзей за стол и указал место Карлену. Боясь, чтобы американец ненароком не испортил эффект от заготовленного сюрприза, Армен поспешил:

— Каро, дорогой, подними салфетку со своей тарелки. Мы ведь обещали тебе подарок из Лондона привезти, если удача выпадет.

Карлен осторожно поднял фирменную салфетку с вензелем и эмблемой "Золотого петушка" — на белоснежном английском фарфоре лежали золотые часы с тяжелым золотым браслетом. По модели они сильно смахивали на знаменитые "Картье-танк", но это были другие, более изящные, аристократические швейцарские часы "Франк Мюллер". Такие часы стоили вровень или даже перевешивали в цене последние модели известных автомашин, "мерседес" например. Видя, с каким недоумением гость уставился на подарок, очевидно зная о его баснословной цене, Абрек весело заметил:

— Каро, в Москве у крутых людей пошла мода на дорогие швейцарские часы: "Ролекс", "Патек Филип", "Пьер Бельман", "Лонжин", "Омега" — ну, ты сам в курсе... Ты наш друг, бываешь среди московского бомонда, вот мы и решили сделать тебе памятный подарок. Остановились на "Франке Мюллере", мы и себе за компанию прикупили по штучке, но разные модели. Если эти тебе не понравятся, можешь махнуться с любым из нас, правда, себе я взял на кожаном ремешке, но они ничуть не дешевле твоей модели. Ну что, махнемся?

— Нет, мне нравятся эти, — завороженно сказал Карлен, не решаясь взять часы в руки. — Честно говоря, я не могу осмыслить, что буду носить на руке целый "кадиллак".

— Ну, если дело только в этом, то слава Богу! А я уж подумал — не понравились, — сказал обрадованно Ваган и предложил тост: — За то, чтобы "Франк Мюллер" служили всем нам долго и показывали только радостное время, как сегодня...

И вечеринка покатилась своим неторопливо-размягченным ходом.

Странно, но Карлен, то и дело невольно поглядывавший на запястье, где матово-благородно блестело золото тяжелого браслета, вдруг почувствовал, что хозяева квартиры, несмотря на удачную поездку — а это явствовало из их слов, — были как-то напряжены, скованны, такими он никогда их не видел. И только он собрался спросить, что стряслось, как Ваган неожиданно поднялся с полной рюмкой...

— Дорогой Каро, — сказал он, волнуясь. — Я хочу сказать речь. А ты послушай... В последние дни произошло нечто важное — для нас, для нашей родины — Армении. Если бы мы погибли там, в Лондоне, или если завтра нас пристрелят где-нибудь на улицах Москвы, наверное, найдется немало людей, которые скажут: подумаешь, убили двух бандитов. Может, и так. Но три дня назад мы сделали для нашей Армении, для нашего многострадального народа, особенно для Карабаха, гораздо больше, чем многие праведные граждане. Сказать об этом даже самым близким не могу — мы дали слово держать все в тайне. Иначе могут возникнуть межгосударственные осложнения, скандалы, да и мы вмиг окажемся за решеткой. Но должны же мы поделиться хоть с кем-то нашей победой, нашим вкладом в борьбу за свободу армян в Карабахе. Ты и Ашот -наши лучшие друзья. И мы решили поделиться этим с тобой, так как Ашота нет, ты один будешь знать нашу тайну.

— Почему я? — все же спросил Карлен, внутренне собравшись, и подзадорил: — Может быть, не стоит?

— Стоит, стоит, — поддержал друга Армен.

— Тогда я весь внимание...

— Давайте сначала выпьем, а потом я закончу...

Они сдвинули бокалы... Потом Ваган стал рассказывать, а Армен кивал в такт его словам, словно подтверждая, что все так и было.

— ...Мы сидели на квартире в центре Лондона, ожидая условного телефонного звонка, и в эти часы о многом переговорили, передумали. Что операция опасная, от нас не скрывали. В случае, если бы полиция нас сцапала живыми, мы бы валили все на разбой, личную месть — никакой политики, иначе следы потянутся в Ереван, тень падет на Армению. Хотя наш дядя Рафик Сво всегда предупреждал: держитесь подальше от политики, от нее все зло на земле, но это был тот случай, когда политика столкнулась с интересами народа нашей родины, и мы не могли отказаться. Так вот, однажды, в минуты тягостного ожидания, Абрек и говорит: "Если мы завтра засыпемся, найдется ли человек, который помянет нас добрым словом, заплачет, узнав, что нас уже нет в живых, не забудет поставить свечку за наши грешные души". И мы оба подумали о тебе, Каро, ведь ты наш сосед, наш земляк, наш друг. Потому что ты сразу принял нас такими, какие мы есть, гангстерами.

Карлен протестующе поднял руку, но Ваган не стал поправляться.

— Да, именно так, но ты не стыдился везде бывать с нами, ты даже поселился рядом, и за это мы любим тебя, Каро.

— Так что же произошло в Лондоне? — спросил Татлян.

— Событие вроде небольшое, смахивает на уголовку, как и было задумано, но чрезвычайно важное, я не преувеличиваю. Два чеченца, нафаршированные наличностью — да и крупные счета в лондонских банках на их имя были открыты, — приехали закупить знаменитые "стингеры", против которых беспомощны и самолеты, и вертолеты, и танки; а кроме того — средства космической связи и другое новейшее вооружение, чем славится Англия. Это был не первый их визит в Лондон и не первая партия оружия, переправленная в Чечню через Азербайджан. Об этом прознали армяне, проживающие тут, и передали то ли нашим спецслужбам, то ли спецслужбам армянских партий за рубежом — ты ведь знаешь, как сильна партия "Дашнакцутюн" повсюду, где проживает армянская диаспора, от Франции до Аргентины и от Ливана до Канады. Но суть не в том, кто поручил нам это ответственное дело, а в том, что чеченцы, быстро освоившие путь в Европу, закупали параллельно на свои деньги оружие для Азербайджана, куда его гораздо легче доставить хоть морем, хоть по воздуху — суверенное же государство.

— Значит, Дудаев рассчитывается с Азербайджаном за этот надежный транзитный коридор оружием? — уточнил Татлян.

— Именно так... Хотя на сегодня чеченцы, пользуясь открытым небом, ввозят и вывозят что хочешь и кого хочешь, но в Грозном, видимо, понимают, что ситуация в любую минуту может измениться и русские перекроют им небо в случае войны — все-таки ПВО и авиация в России до сих пор что надо. А того, что чеченцы готовятся к войне, не видит только слепой. Ты думаешь, почему в России все чаще полыхают военные склады? Это не диверсия, это продажные генералы имитируют случайные пожары, распродав чеченцам оружие. День и ночь туда машинами, поездами доставляются снаряды, оружие, амуниция. Но Бог с ними, с чеченцами, у нас свои проблемы. У наших спецслужб были неопровержимые доказательства, что часть вооружения куплена для Баку, а это значит — против Карабаха, против армян. Сделку пытались предотвратить по дипломатическим каналам, но когда дело касается больших денег, пропадает страх перед международными санкциями, забывают о наложенном эмбарго в горячих точках мира, не так ли?

— Да, мне это знакомо... — Карлен хотел дать Вагану передохнуть, потому что видел, как тот волновался, вновь переживая все, что свершилось в Лондоне.

— Так вот, эту сделку могла остановить только смерть покупателей. И тогда вышли на нас... А мы сделали свое дело. И сделали чисто... Надеюсь, нам зачтется это и в Армении, да и в России тоже. Поэтому давайте выпьем за то, чтобы никто и никогда не замышлял дурного против нашей родины, а если и отыщутся такие подлецы, ну что ж, всегда найдутся настоящие парни, которые встанут у них на пути. Встанут — и остановят.

Карлен с Абреком молча поднялись и, сказав одновременно по-армянски: "Да будет так!" — осушили свои бокалы до дна.

У Карлена неожиданно набежали на глаза слезы, и в эту минуту он ощутил, как никогда до сих пор, что и он часть маленькой Армении, ее многострадального и древнего народа, что он армянин, хотя и был гражданином всесильной и могучей Америки.

Армен улыбнулся, похлопал Вагана по плечу: успокойся, мол, друг, все в порядке.

— Но, дорогой Каро, Ваган от волнения не все рассказал. Самое невероятное, что у этой истории неожиданный финал, на который мы никак не рассчитывали. Надо заметить, что наши заказчики честно признались: денег у них нет ни копейки, даже на авиабилеты, они только выправили нам паспорта. Так что кроме смертельного риска мы еще и сами оплачивали эту опасную операцию. — Разговор взял в руки Армен, с которого напряжение, как и с Вагана, тоже заметно спало. — Люди, за которыми мы охотились, очень богатые и, как нам сказали, из очень влиятельного чеченского рода — тейпа. Они остановились в самом дорогом отеле Лондоне — "Лейнсборо", жили в номере люкс за шесть тысяч долларов в сутки. Я их понимаю, люди они молодые, любят пофорсить, да и жизнь, видимо, у них такая же рисковая, как и у нас с Крисом.

— В Лондоне был, а вот в "Лейнсборо" жить не приходилось, — признался Карлен.

— Куда тебе, бедному репортеру! — поддел Ваган. — Там такие апартаменты, закачаешься! Да Армен вот расскажет — он от нечего делать там все буклеты изучал...

— Изучал, — согласился Армен. — А чем было еще заняться, если операцию переносили несколько раз? Лондон мы совсем не видели, когда утихнут страсти, обязательно слетаем обратно, поживем в "Лейнсборо". Отель — в самом центре столицы, рядом с Гайд-парком. Неподалеку — Букингемский дворец. Гостиница, правда, небольшая — в прошлом веке в этом здании располагался госпиталь. Говорят, что при реконструкции на каждый номер было потрачено больше, чем по миллиону долларов. Роскошь невероятная: кругом хрусталь, красное дерево, золото, мрамор! Кровати с изысканными балдахинами, на стенах — подлинники картин мастеров живописи, на полу — ковры ручной работы. За номерами люкс закреплен личный дворецкий и автомобиль "даймлер", но наши подопечные пользовались "роллс-ройсом", и водителем у них был чеченец родом из Сирии, давно живущий в Лондоне.

— Подозреваю, как нелегко вам пришлось... — посочувствовал Карлен.

— Не то слово, — обрадовался поддержке Армен. — Конечно, каждый шаг чеченцев был под контролем наших спецслужб, все разговоры прослушивались, все контакты отслеживались и опять ставились на прослушивание. Но тем не менее мы еле унесли ноги: их телохранители, отвозившие куда-то большую сумму наличных денег, вернулись раньше, чем планировали. Мы едва не столкнулись с ними нос к носу на выходе из лифта, это нас и спасло. В номере мы были не больше пяти минут: хозяева сами открыли нам дверь, потому что ждали на переговоры людей, которых не знали, мы и пришли под видом этих бизнесменов. Итальянские пистолеты "бернанделли" с глушителями мы оставили на месте возмездия.

— Нет, ты о главном, о главном скажи! — нетерпеливо подгонял друга Ваган.

— Ну, это, положим, не главное... — Армен откровенно радовался, как будто только сейчас по-настоящему осознал, что дело сделано, а они вернулись живы и здоровы.

— Так что же случилось еще? — Азарт захватил и Карлена.

— Ты не поверишь, друг! — хохотнул Ваган. — Но доказательства налицо!

Армен, залпом осушивший стакан минералки — видно, в горле пересохло от волнующего рассказа, — вновь перехватил инициативу:

— Вот именно! В общем, когда мы уходили, Крису случайно бросилась в глаза модная сейчас сумка-саквояж. Фирма "Дюпон" делает такие дорогие вещи для богатых путешественников. Он ее распахнул, а она полна долларов. Тут я, на всякий случай, заглянул в гардероб. Там стояла еще одна такая же сумка, и тоже полная. Ну мы, не будь дураками, прихватили это добро — и деру! Бог спас, что не налетели на телохранителей, а то бы хана! Вон они, саквояжики. Загляни, если не веришь. Когда мы живыми вернулись на свою квартиру, суеверно решили, что такая удача выпала нам за богоугодное дело. Ведь эти деньги были предназначены для войны, для смерти...

Татлян, с одной стороны, веря в историю, а с другой, боясь крутого розыгрыша, на который всегда был мастак Абрек, встал и неторопливо подошел к двум действительно роскошным дорожным сумкам. Распахнул одну, другую... Карлену даже показалось, что запах долларов перекрывает запах дорогой кожи. Такого количества денег он не видел даже в кино...

Подошедший сзади Крис запустил руки в один саквояж, Армен — в другой, и они, не сговариваясь, достали столько пачек, сколько ухватили их могучие руки. Все это они высыпали на стол перед оторопевшим журналистом:

— Бери, трать! Лучше прогуляем эти деньги, чем на них купят бомбы и "стингеры" против мирных людей...

Карлен, второй раз за вечер оказавшийся в нокдауне, подошел к столу и, отделив десять или двенадцать пачек долларов в банковских упаковках, сдвинул их к своей тарелке. Он ощущал какой-то внутренний протест, понимая, что не имеет права брать деньги, добытые разбоем, убийством, но протест этот был какой-то робкий, вялый, да и, с другой стороны, он уже надел золотые часы "Франк Мюллер", купленные на эти же деньги, и расставаться с ними ему почему-то уже не хотелось.

— Ну, теперь, когда с души свалилась такая тяжесть — все-таки, оказывается, тайну носить в себе непросто, — давайте выпьем за жизнь, за молодость, за любовь! Жизнь так прекрасна! Особенно после того, когда сознательно ставил ее на кон и тебе выпал выигрыш... — предложил тост повеселевший Крис, и Карлен лишь теперь почувствовал, чем рисковали молодые люди в Лондоне. На какой-то миг Татлян даже позавидовал друзьям — они свершили что-то важное в жизни, сразу возвысившее их над другими, хотя сами еще не в полной мере осознали это.

— Ну вот и лады, что не стал отказываться, — похвалил Армен, кивнув на высившиеся горкой пачки денег перед Татляном. — А я, честно говоря, опасался чистоплюйства с твоей стороны. А ты наш парень, наш! За это стоит выпить! Ребята, да мы же ничего еще не съели. Зря, что ли, Петрович старался. А ну-ка, налегай...

Карлен, впервые пробовавший редкие блюда русской кухни, приготовленные Петровичем, о котором ему уже прожужжали уши, ел с заметным аппетитом, особенно всевозможные заливные, ассорти из осетровых и холодную дичь с брусничным соусом, и быстро понял, что к такой еде лучше всего подходит русская водка. И армянский коньяк, и шотландское виски, и даже французское вино выглядели сегодня за этим богато накрытым столом явными чужаками. Раньше Карлен только про одежду или интерьер мог сказать — гармония, но русская кухня вкупе с водкой тоже составляли совершенное единство стиля. Это было для Карлена еще одним приятным открытием в России. И он подумал, что теперь, когда у него есть такие деньги, он непременно станет завсегдатаем "Золотого петушка". Вкуснейшая еда, над которой явно колдовал сам Петрович, на время заставила его забыть и о подаренных часах, и о деньгах, лежавших рядом.

— Если завтра ты не очень занят, приглашаем тебя прокатиться вместе с нами в гостиницу "Софитель-Ирис", — предложил Абрек. — Там открылся международный салон одежды "Ягуар-стиль". Мужской прикид там высочайшего класса, под стать твоему "Франку Мюллеру", в общем — для самых крутых "новых русских". Купим костюмчики, плащи фирмы "Дормей", "Обвиос", закажем сорочки, шелковые халаты. Тебе, дорогой Каро, вообще надо приодеться, у американцев в этом отношении вкус не очень... Ты на них не ориентируйся, они все одеты кое-как, да и шмотки у них дрянь. Но ты прежде всего армянин, а на Кавказе всегда было принято одеваться модно, дорого, с шиком. Ты вращаешься в элитных московских кругах, ходишь на премьеры, а там снобов больше чем на-до. По одежке встречают — по уму провожают — сейчас эта русская пословица весьма актуальна.

Карлен не стал возражать Абреку, по правде сказать, ему самому не нравилось, как одевались американцы. Практичность его новых сограждан лишала одежду ее существенных качеств: изящества, элегантности, — тут Татлян был согласен со своими друзьями.

Посидели за столом, накрытым хавтановскими официантами, не долго, часа два, не больше. Застолье словно встряхнуло путешественников, вернувшихся из Лондона сумрачными и озабоченными, к ним вернулось былое жизнелюбие, азарт, и они решили поехать и покутить в ночной клуб "Сохо". Как ни соблазняли Каро, тот не согласился, сославшись на то, что должен закончить материал для газеты. Договорившись встретиться утром и вместе позавтракать, друзья разошлись.

Поднявшись к себе в комнату с пакетом, набитым долларами, Карлен долго, очень долго сидел за-думавшись в глубоком кожаном кресле. Дописывать статью сегодня он и не собирался, просто хотелось остаться одному и осмыслить неожиданно возникшую ситуацию.

Через день Карлену предстояло отправить в центр еженедельную шифровку, но он уже знал, что не сообщит о двойном убийстве в лондонском отеле "Лейнсборо", не назовет фамилии убийц. Он понимал неординарность случившегося: такое перерождение агента не могло прийти в голову даже самым изощренным педагогам-стратегам из секретного ведомства: понятно, если бы перекупили, подставили женщину, заставили под страхом смерти, но... голос крови? В США такое вряд ли кто мог принять всерьез, а зря... Но недаром же говорят: кто пьет вино и кто пьет воду — думают по-разному.

Так он и сидел, невидяще глядя на пачки долларов, разбросанные перед ним на низком журнальном столике, и размышляя совсем по-русски: как жить дальше? И вдруг его обожгла мысль, которая могла поставить все на свои места, внести ясность в мучивший вопрос. Он бросился к гардеробу и достал из кармана невзрачного твидового пиджака детектор для проверки подлинности валюты. Затем из каждой пачки, наугад, вытащил по купюре и стал тщательно проверять их. Но доллары были настоящие...