Комнате, куда нас привели, не помешал бы ремонт. Мы с Джо сидим на пластиковых стульях – таких же, как в школе; напротив нас за столом расположился седеющий брюнет в коричневом пиджаке и очках с тонкой металлической оправой. Мятый галстук перекрутился и сполз набок, так что я борюсь с желанием перегнуться через стол и поправить его. Он вроде бы представился и даже назвал свою фамилию, но я не разобрала.

На голых стенах ни картин, ни фотографий, но краска местами отличается по цвету, значит, раньше там что-то висело.

– Спасибо, что пришли, – говорит Мятый Галстук. И я переключаю внимание с голых стен на стол: дерево вытертое, старое, наверное, уже и забыло, что такое полировка. – Кеннеди, ты наверняка слышала, что мы готовимся к предстоящему суду.

Большая трещина тянется по равнине стола прямо от меня, расходясь каньонами и оврагами, и я веду по ней кончиком ногтя.

– Кеннеди? – зовет Джо, вздыхает. – Да, она знает.

– Замечательно.

Мятый Галстук плюхает перед собой пачку бумаг. Может, стол треснул из-за того, что он ежедневно так делает? Галстук принимается раскладывать документы, и я вижу несколько листов, исписанных его почерком.

– Сегодня мы должны потренироваться отвечать на вопросы в том порядке, в котором их будут задавать. Конечно, ты все это уже говорила, но…

На миг я вновь оказываюсь в Сумеречном доме. Но он быстро исчезает: свежая краска, новое ковровое покрытие.

– Тогда зачем повторять? – интересуюсь я.

Джо снова вздыхает, а Коричневый Пиджак улыбается.

– Кеннеди, вопрос времени очень важен. Как и твои показания.

– У полиции они уже есть.

– Да, есть, – кивает он, смотрит на бумаги и поправляет очки. – Вот с ними давай и поработаем. Расскажи, пожалуйста, еще раз, где ты была в ночь с третьего на четвертое декабря?

Я вздыхаю.

– У Марко дома.

– У Марко Сальяно, – произносит он, то ли поправляя меня, то ли спрашивая.

Я не сразу понимаю, что он ждет моего ответа.

– У Марко Сальяно, да, – повторяю я.

– Отлично! – Он делает какую-то пометку, будто я только что дала правильный ответ в викторине. – Это тот Марко Сальяно, который проживает по адресу Вейл Роад, 15?

– Да.

Во всяком случае, я думаю, что это его адрес. Я всегда бегала к Марко напрямую через поле и не обращала внимания на название улицы и номер дома. Полиции я описала его дом как «третий справа от поля». Еще одна галочка.

– Хорошо. Четвертого декабря ты покинула дом своего парня Марко Сальяно, проживающего по адресу Вейл Роад, 15, примерно после часа ночи.

Он замолкает и смотрит на меня, подняв брови. Видимо, это был вопрос.

– А, да. Думаю, да. Я не знаю.

Галстук хмурится, смотрит в свои бумаги.

– Это твои показания.

– Так и я о том же. У вас есть мои показания. Человек, который их давал, явно помнил больше, чем я сейчас.

Мятый Галстук медленно моргает. За толстыми стеклами очков глаза кажутся неестественно большими. Ручка зависает над бумагой. Галочку он не ставит.

– Ты тот же самый человек.

Я мысленно закатываю глаза.

– Я знаю.

Галстук раздражается, а Джо нервно ерзает на стуле рядом со мной.

– Кеннеди, нам нужно, чтобы ты подтвердила все действия поминутно. Перед судом. Это важно.

– Я была уверена, когда давала показания. Разве этого недостаточно? Сейчас я не помню. Шесть месяцев прошло. – Всего шесть месяцев. Почти шесть месяцев. Без пары дней. – А вы помните, во сколько пришли домой шесть месяцев назад?

Мятый Галстук тяжело вздыхает, поворачивается на стуле, тянется к портфелю, и у меня появляется надежда, что наша беседа окончена. Но он достает диктофон.

– Это зачем? – резко спрашивает Джо.

Он, кажется, понимает в происходящем куда больше. И из-за его реакции меня охватывает паника.

Мятый Галстук толстым пальцем нажимает маленькую кнопочку.

– Иногда это помогает вспомнить, – говорит он, не глядя нам в глаза.

Джо хочет выхватить диктофон, но рука его замирает в воздухе. В комнате раздается тихий механический голос: «Четвертое декабря. Время: один час восемнадцать минут».

Я выпрямляюсь. Плечи напряжены. И тогда Джо накрывает ладонью диктофон, ударяя по кнопке.

– Вы считаете, это необходимо?

Не могу дышать. В комнате не хватает кислорода. Мятый Галстук недовольно смотрит на нас обоих.

– Если она не помнит, то да, необходимо.

Он снова нажимает кнопку, и Джо больше его не останавливает. На смену механическому голосу приходит живой, женский:

– Служба спасения слушает. Что случилось?

Несколько секунд в комнате слышен только звук дыхания с записи. И вдруг тишину заполняет мой голос:

– Случилось… случилось ужасное.

Я снова в Сумеречном доме…

– Мэм, назовите ваше имя и адрес, по которому находитесь.

Дыхание. Снова мой голос. Но я не отвечаю на вопрос оператора.

– Случилось. В холле что-то случилось…

– Мисс, вам угрожает опасность?

– Он ушел. Я видела его. Он ушел.

– Оставайтесь на линии. Я отправлю полицию по вашему адресу.

Джо отодвигается вместе со стулом, и резкий звук нарушает вновь повисшую на записи напряженную тишину. Сейчас выносить ее ничуть не легче, чем было тогда. Мы ждем, пока раздастся звонок в дверь и женщина на линии скажет мне подойти и открыть полиции. Я, не глядя по сторонам, буду подчиняться ее указаниям.

Джо снова щелкает кнопкой, и запись обрывается.

– Знаете что, – говорит он. – Думаю, сейчас не самое подходящее время. Кенни, подожди в коридоре.

Он давно уже так меня не называл. Очень давно. Но я не упускаю возможность выйти из комнаты. Джо дает мне несколько долларов, говорит пойти к автомату и взять ему газировку. «Ради всего святого, купи что-нибудь с кофеином!» – вот что на самом деле значит его просьба.

Я закрываю за собой дверь и оказываюсь в залитом светом флуоресцентных ламп холле. Мимо проходит человек в форме и кивает мне. Я веду кончиками пальцев по бороздкам на стене аж до самого выхода, где стоит вендинговый аппарат. Изучаю варианты. Бумага. Алюминий. Химия. Мое отражение в стекле. Гудение электричества внутри. Трещина в верхнем углу справа. Беру две колы и выхожу на улицу.

– Ну и?

Я поставила свою банку с колой в держатель для стаканов рядом с банкой Джо и забыла, где чья.

– Он тупой, – отвечаю я, отлепляя временный пропуск посетителя от рубашки. На нем указано мое имя, время посещения и красуется сделанная на входе зернистая черно-белая фотка с наполовину обрезанной головой. Я напоминаю привидение.

– Кеннеди, он на твоей стороне.

– Не знала, что у меня есть сторона.

Засовываю скомканный пропуск в карман.

– Если в их распоряжении запись с девять-один-один, то им вообще не важно, что я помню.

Джо тихо вздыхает, и я понимаю, что разговор закончен. Но он продолжает:

– Ты единственный свидетель, Кеннеди…

В голове не укладывается, как такое возможно, ведь в ту ночь надо мной сияли тысячи звезд. Но все продолжают твердить, что темнота скрыла нас от чужих глаз, а сильный ветер заглушил шум.

Джо вытягивает руку над приборной панелью. Я отворачиваюсь к окну, и тогда он берет колу. В небе белеет зигзаг – след от аэроплана. А мне начинает казаться, что через всю Вселенную пробежала трещина, которую не видит никто, кроме меня.

Когда мы с Джо возвращаемся домой, от Лидии нет ни звонка, ни сообщения. Поэтому я захожу на форум посмотреть, не ответил ли кто-нибудь на мой вопрос. Но во входящих одно-единственное сообщение – от Посетителя357 . Он прикрепил видео, которое я немедленно запускаю.

Камера направлена на дисплей какого-то прибора, прижатого к голубой стене. Стрелка отклоняется влево от нуля, затем возвращается на ноль, затем снова уходит в отрицательные значения. В кадре только сам циферблат, поэтому непонятно, что вызывает колебания. Этот тип вполне мог сам спровоцировать такое поведение прибора и подделать показания. Я пересматриваю видео несколько раз, затем открываю расшифровку данных с радиотелескопа и запускаю в режиме реального времени в соседнем окне. И перестаю дышать.

Пик-пауза. Пик-пауза. Абсолютное совпадение. Я ошибалась. С программой все в порядке. И с тарелкой все в порядке. Я придвигаюсь к экрану. Руки покрываются мурашками.

Вопрос времени очень важен.