– Что за…
Девушка примерно одного с нами возраста. И она быстро отступает: голубые глаза широко раскрыты, рот, накрашенный ярко-розовой помадой, тоже.
– Стой! – кричу я, потому что сейчас она позвонит в полицию или еще куда похуже.
Но она выбрасывает вперед руку с зажатым в ней телефоном, который наставляет на нас, как пистолет. И все еще пятится в коридор. И нам бы рвануть и бежать. Бежать, пока еще кто-нибудь не явился.
– Мы друзья Хантера! – выкрикивает Кеннеди, и сцена замирает.
Надеюсь, у нее есть план. Успевшая схватиться за дверной косяк девчонка оборачивается. Но явно готова сорваться в любое мгновение.
– Так это Хантер вас послал?
И, кажется, ее страх как ветром сдувает. Она смотрит на нас из-под прищуренных век, снова наставляет телефон на манер пистолета.
– Оставьте все, что сперли, иначе я вызову полицию, вот с ними и будете разговаривать.
Что? Кеннеди бросает на меня быстрый взгляд. Кажется, она тоже не уверена, как вести себя дальше.
– Нет, извини. Мы были в одной школе. И кажется, кажется… – прочищает горло, – …его больше никто не ищет. И мы подумали…
– Что это вы подумали? – спрашивает девчонка, а костяшки пальцев по-прежнему белые, потому что кулаки сжаты.
Стараюсь не дышать, жду. Выражение лица у нее каменное, непонятное.
– Мы подумали… подумали… – И даже Кеннеди не знает, что сказать.
Но девчонка сама продолжает:
– И вы хотите, чтобы я поверила, что это не Хантер вас сюда послал? А вы вдруг решили вломиться в дом, поискать его? А как вы тогда сюда попали? – сыплет она вопросами, глядя то на Кеннеди, то на меня.
– Нашли ключ во дворе, – говорит Кеннеди и протягивает ключ, пальцы ее дрожат.
Девчонка смотрит насупившись, но ближе не подходит.
– Нечего вам здесь рыскать. Полиция все обшарила. Все тайны раскрыты. Так что выметайтесь из моего дома, пока я копов не вызвала.
– Вы нашли его? – спрашиваю я, не понимая, почему его фото висит у нас дома.
Она смеется.
– Не, не нашли. Хантер же не хочет, чтоб его нашли, потому и не находится. Только зачем мне его видеть лично, если из шкатулки внизу пропадают деньги? Если у мамочки пропал браслет с бриллиантами, а из холодильника регулярно исчезает его любимая еда. Я услышала вас здесь и решила, что это он. – Сестра Хантера закатывает глаза. – Ну он вообще, конечно, не того, если думает, что мы не замечаем. – Качает головой. – Хотя мама отказывается в это верить.
– Ты думаешь, он в бегах?
– Думаю? – Она снова начинает смеяться, но быстро успокаивается. – Он же не первый раз сбегает, но всегда возвращается. Так что я уверена. Кто ж еще будет тырить вещи и не оставлять следов взлома?
– Поверить не могу, – шепчет Кеннеди, и, кажется, не столько сестре Хантера, сколько самой себе. Наверняка она имеет в виду поиски, которые завели нас в никуда. Пустая, бессмысленная Вселенная.
Но девчонка не готова так просто принять, что Кеннеди ей не верит.
– Да ты что? – заявляет она, уперев руки в бедра. – А загляни-ка в заброшку за старым заводом Роллинсов, – предлагает она так, будто мы знаем здесь каждый закоулок, и я на автомате киваю, – ближе к ночи. Сама увидишь. Он недавно там ошивался. Добровольно уходить от места, где можно достать денег, Хантер не станет. А сейчас деньги он достает у нас.
Я начинаю медленно двигаться по направлению к коридору и подталкивать Кеннеди, потому что вижу реальный шанс выбраться из дома без привлечения полиции. Но тут девчонка хватает меня за руку. Страх у нее как рукой сняло: его сменила злость.
– А зовут-то вас как?
Я в панике вырываю руку и выдаю первое, что пришло в голову:
– Лайам.
Ведь все это ради него. Кеннеди чуть заметно кивает, разгадав мой замысел, и говорит:
– Элиот.
Девчонка явно удивлена.
– Хм. Да? Ну ладно. Я о тебе слышала.
Кеннеди напрягается.
– Просто думала, что ты…
– Что ты думала? – спрашиваю я, потому что Кеннеди явно зависла.
– Что ты парень. Извини, как-то осенью подслушала ваш с ним разговор по телефону, когда Хантер был дома. Просто решила, что…
Кеннеди смотрит на меня во все глаза. И кажется, собирается заплакать. Она приоткрывает рот. Думает. Собирает пазл. Связь – она есть. Она снова верит. Сигнал направил ее ко мне в дом, чтобы она узнала фото этого парня. Парня, который знает Элиота Джонса, – теперь у нас есть доказательство. А не просто догадка, что они с Элиотом могли быть близки. И дальше нам необходимо его найти.
Девчонка подходит к Кеннеди вплотную и только потом заговаривает:
– Надеюсь, ты не замешана в то, из-за чего он пустился в бега, Элиот. Очень надеюсь. Раз он не возвращается, у него есть весомые причины. Не хотелось бы, чтоб и ты испарилась.
Затем она берет ключ из рук Кеннеди и меряет нас внимательным взглядом.
– Еще раз объявитесь – вызову полицию.
Кеннеди кивает, и мы несемся вниз по лестнице. Но прежде, чем мы успеваем закрыть за собой дверь, успеваем услышать брошенные нам вслед слова:
– Если найдете его, скажите, пусть возвращается домой.
Мы плюхаемся в машину, пытаемся отдышаться. Кеннеди хватает меня за руку.
– Черт! Ты запомнил адрес?
– Старый завод Роллинсов? Посмотри в телефоне. Вдруг найдется?
Кеннеди включает телефон и кривится, глядя на экран. Наверняка целая куча пропущенных звонков и сообщений от Джо. Она откашливается и запускает навигатор. Руки у нее дрожат, поэтому правильно ввести запрос получается только со второго раза.
– Да, есть такой завод. Пишут, что он не работает. Поехали, я прокладываю маршрут.
Мы двигаемся по навигатору. Теперь, когда на улице совсем светло, мы понимаем, что приехали в старый промышленный городок. Тут полно кирпичных заводов, но в большинстве своем они закрыты и смотрят на мир заколоченными окнами. Кажется, в скором времени это место станет очередным городом-призраком.
Приезжаем по указанному адресу, но парковаться не спешим. Завод Роллинсов представляет собой старое прямоугольное здание с маленькими замурованными окошками. Рядом строительная площадка, стоит кран, снуют люди в касках, рычат бульдозеры. Первая мысль – завод реконструируют. Но я быстро понимаю, что ошибся: вот груша для сноса зданий, контейнеры для мусора, грузовики для лома. Завод уничтожают – кусочек за кусочком.
– Вернемся в нерабочее время. Она же сказала проверить ночью, – напоминаю я.
Думаю о живущих здесь людях, о том, что их ждет. А что, если это происходит с целыми кусками нашего мира? Они проваливаются в трещину во времени, и земля вновь их поглощает.
До темноты еще далеко. Кеннеди отправляет короткое сообщение и выключает телефон.
– Переживаю, как бы Джо не установил мне на телефон какой-нибудь трекер, раз уж он посадил меня под домашний арест.
– А что ты ему сказала?
– «Доверяй мне».
Ей повезло, что хоть кто-то волнуется, где она и что с ней. Во время нашей первой встречи Джо смотрел на меня как на угрозу, от которой нужно защитить Кеннеди. Будто собирался восполнить все, что не успел раньше. А мои собственные родители вспомнили обо мне только в связи с Лайамом.
Мы заворачиваем в тот же ресторанчик быстрого питания. И снова платит Кеннеди.
– Твой бензин, – комментирует она, отмахиваясь от меня. – Помнишь?
Работник ресторана смотрит то на меня, то на Кеннеди.
– А это вы приходили утром?
Я киваю и тут же решаю, что нам лучше уйти от греха подальше. Единственное место, которое приходит в голову, – бейсбольное поле.
– Идем, – предлагаю я.
Мы с Кеннеди берем с собой обед и едем по дороге, которая никуда не ведет. Вообще не понятно, для чего она здесь, – поле вряд ли кому-то нужно. Забор вокруг него уцелел лишь частично: многие секции покосились, сетка порвана. Мы без труда пролезаем там, где столбы вырваны из земли. Рядом с площадкой для игры две светло-серых скамейки, и я, сев на одну из них, делю поровну наш заказ.
– Настоящий пикник, – замечает Кеннеди, усаживаясь ко мне лицом.
А у меня перед глазами только наш семейный пикник двухгодичной давности. То, что мы ели до ухода Лайама: жареная курица, картофельный салат. Все эти детали сейчас всплыли в памяти.
– Ты знала, что Хантер и Элиот были настолько близки? – спрашиваю я, откусывая от сэндвича.
Она мотает головой.
– Могла бы и догадаться. Но он был у нас только один раз, а Элиот даже не стал нас знакомить. Я и не подумала, что он для него так важен. Я тогда не обратила внимания.
– Он о нем никогда не говорил?
Кеннеди прекращает жевать и смотрит на меня.
– А я не спрашивала. Мы были новенькими в этом районе. Я изо всех сил, как бы это сказать, искала новых друзей и была слишком поглощена собой, чтобы замечать происходящее в семье.
Она замолкает, смотрит на поле и задумчиво ковыряет еду.
– О чем ты думаешь?
Она прикусывает губу и, не глядя на меня, говорит:
– Марко сказал, что ходили слухи… слухи о тебе и…
Кеннеди взмахивает рукой, будто просит, чтобы я сам закончил фразу.
– Обо мне и о чем?
Она смотрит в сторону.
– О тебе и о девушке. Девушке Лайама, – наконец произносит она, откашлявшись.
У меня все внутри сжимается.
– Эбби. Ты спрашиваешь, правда ли это?
Внимательно смотрю на Кеннеди, пытаясь понять, что ей движет. То ли она не доверяет мне, то ли вопрос вообще в другом.
– Это было ошибкой. И случилось позже. Значительно позже. Знаешь, как оно бывает? Ты застрял в одной точке, в одном состоянии, и кроме этого больше ничего не существует.
Она снова смотрит на меня.
– Так все и было тогда. Она тосковала по Лайаму. Я тосковал по Лайаму. И я оказался рядом.
Сам я о случившемся молчал. А вот Эбби, видимо, не сдержалась. И это меня удивляет. Желудок завязывается в узел. Если знает Марко, знают и остальные, в том числе и полиция. Раз Клара – подруга Эбби, то она тоже в курсе. Интересно, а кто из людей, которые бывают у нас дома, об этом слышал? Может, и для родителей это не секрет? Чувство вины окатывает меня горячей волной. А за виной приходит страх. Вдруг все решат, что я втайне завидовал Лайаму из-за Эбби?
– Это случилось один раз. Ровно один раз. Мне тогда было очень плохо, и я сразу же пожалел.
Сначала Кеннеди молчит. Просто запрокидывает голову, смотрит на затянутое тучами серое небо. Закрывает глаза.
– Я понимаю, каково это. Извини, пожалуйста. Заставляю себя проглотить последний кусок, но он застревает где-то в горле. Вообще не хочу думать про Эбби. О деле, которое завела на меня полиция. О том, как Кеннеди пряталась в сарае за домом, прекрасно понимая, что ее жизнь рушится на мелкие кусочки. Но у нас впереди еще долгие часы ожидания. И нам предстоит думать о совершенных в прошлом ошибках, об ошибках, которые мы, возможно, совершаем сейчас. Надо бы спустить пар, снять напряжение. И мы, кстати, в идеальном месте.
– Слушай, у меня есть идея!
В багажнике по-прежнему лежит сумка с бейсбольной формой и бита – остались с весенней серии игр и тренировок. Когда Кеннеди грузила коробки с вещами брата, чтобы отвезти их домой к Джо, она задвинула мое обмундирование в дальний угол.
– Умеешь играть? – спрашиваю я, надевая перчатку: она старая, потрескавшаяся, но сидит как вторая кожа.
– Я больше в футбол. Но я быстро учусь.
Вручаю ей биту.
– Ну, посмотрим, на что ты способна.
Кеннеди становится на домашнюю базу. Она отбивает несколько бросков, один уходит в сторону. Чтобы просто поймать мяч, мне приходится бежать почти до нее.
– Чтобы удар получился мощнее, надо думать о шаге, а не о самом ударе.
Кеннеди кивает. Спустя еще пару подач, когда она устремляется к летящему мячу, я подбегаю к ней, чтобы показать, что имею в виду.
– Ты должна бить из оборонительной позиции. Вот смотри, – говорю я и становлюсь сзади, кладу свои руки на ее, берусь за биту. Сначала я даже не замечаю, что она теперь совсем близко, что ее руки – в моих. И только ощутив, как она на мгновение напряглась, понимаю.
– Извини, – бормочу я, отстраняясь.
Но Кеннеди качает головой.
– Перестань, все в порядке. Показывай.
И я показываю, обняв ее руки своими, шагая вместе с ней, отрабатывая удар вместе с ней, пока мы не начинаем двигаться синхронно. Отхожу в сторону и наблюдаю, как она сама репетирует удар.
– Идеально! Ты молодец!
Я возвращаюсь на круг подачи, готовлюсь к броску и даю Кеннеди последний совет, который когда-то мне дал тренер.
– Когда бьешь по мячу, нельзя бояться, Кеннеди.
Она кивает и принимает нужную позу. Даю мяч – и тишину разрывает, разносясь эхом, удар биты. Мяч пролетает у меня над головой, а Кеннеди прикрывает глаза рукой. И смеется. На ее лице – отражение моей радости. Мы все еще смеемся, когда с неба начинают падать крупные капли дождя.
– Давай закончим на этой высокой ноте. Тем более, что это вышло случайно, – заявляет она и опускает биту.
– Ничего случайного. Просто я хороший учитель.
Кеннеди качает головой. Я иду за линию поднять мяч, а когда возвращаюсь, она все еще стоит на тот же месте и ждет меня. Как только я к ней подхожу, начинается ливень, и мы бежим к машине. Я закидываю вещи в багажник, а она заскакивает на сиденье и мотает головой, отряхивая мокрые волосы. Не могу сдержать улыбку.
Завожу машину и спрашиваю:
– Куда едем?
Смотрю на Кеннеди и понимаю, что она устала. Под глазами залегли темные круги, она зевает, а я зеваю в ответ. Кола нас ничуть не взбодрила. Оставшееся время нужно пустить на отдых.
– А давай немного поспим? Ты как?
– Ты же в курсе, что вздремнуть – я всегда за, – отвечает Кеннеди.
Я рулю, пока на пути не попадается пустая парковка перед очередным заброшенным заводом. Загоняю машину на аллею за ней и глушу двигатель. Кеннеди опускает спинку сиденья, сворачивается калачиком на левом боку, подкладывает обе ладошки под голову. По крыше стучат капли дождя. Я сворачиваюсь на правом боку, лицом к ней. Не знаю, кто из нас засыпает первым, но сон приходит быстро – крепкий и глубокий.