Я провожаю взглядом Кеннеди, идущую под дождем в бликах огней заправки, пока она не скрывается в ярко освещенном магазине. Пересчитываю наличные, которые взял из банки на кухне, где лежат деньги на непредвиденные нужды. Надеюсь, этого хватит на дорогу до дома и мне не придется просить Кеннеди еще и за бензин платить. Да и вообще… Совсем не то время, чтобы просить ее об одолжениях.

Она очень разозлилась. А я не знаю, что и как ей сказать. Я вообще не силен в разговорах. Времена, когда я был честен и выкладывал все напрямую, обернулись против меня. Теперь полиция смотрит на меня с подозрением. И даже родители не верят. И я не знаю, как сказать Кеннеди, что мне перестал сниться брат, что теперь мне снятся ее волосы, ее смех. Что когда она говорит, я не просто слушаю, но смотрю на ее губы и представляю, как целую их. Дождь усиливается, и мне начинает казаться, что стена между нами растет с каждым мгновением.

Черт! Оставляю пистолет в баке и бегу за Кеннеди в магазин. Какие-то пять секунд, а я промок насквозь. Открываю дверь, над головой звякает колокольчик. Внутри мерцают холодным светом флуоресцентные лампы; от потока холодного воздуха из кондиционера я покрываюсь мурашками.

– Кеннеди, подожди!

Я мечусь среди стеллажей, ищу ее. Она стоит у холодильника с напитками. Я по-прежнему не знаю, что сказать, поэтому просто говорю.

– Я все время думаю о тебе. И не только из-за того, чем мы занимаемся, – начинаю я, активно размахивая руками, будто так станет понятнее. – Я хотел, Кеннеди. Очень хотел. Просто не хотел, чтобы наш первый поцелуй стал способом избежать проблем с полицией.

Она долго смотрит на меня, затем достает из холодильника две банки колы, позволяя дверце захлопнуться за спиной. И я вдруг осознаю, как близко мы сейчас друг от друга. Кеннеди стоит, прислонившись к стеклу, мокрая одежда прилипла к телу, нас разделяют каких-то пара сантиметров.

– Я не хотел, чтобы это случилось в машине, – продолжаю я, вспомнив Эбби, и тут же гоню ее из памяти. – И не хочу в магазине, со списком покупок.

На лице Кеннеди появляется слабая улыбка.

– Да ты хорошенько все обдумал, я посмотрю.

– У меня в пути было полно времени.

Она смеется, и ее смех звучит, как музыка. Она протискивается мимо меня, и я чувствую движение воздуха, как тогда в машине. Проигрываю момент в голове, вспоминаю. Кеннеди платит на кассе и выходит, не оглядываясь.

Я расплачиваюсь за бензин, а когда выхожу, вижу, что она стоит у машины под навесом. Ждет меня? Подхожу прямо к Кеннеди, явно нарушая ее личное пространство, ставлю одну руку на машину так, что ей приходится немного наклонить голову в сторону, чтобы смотреть на меня.

– Тебе не кажется, что мы в опасной близости к машине? И к колонке? Свет так себе. Я имею в виду, обстановка не идеальна.

– Ха-ха.

– А в зоне видимости – магазин. Кроме того, рядом могут бродить звери. Ты уверен, что все в порядке? – не унимается она.

– Кеннеди…

Она открывает рот, чтобы сказать еще что-то, но я быстро уничтожаю расстояние между нами.

Не знаю, как мне теперь сопоставлять случившееся со всем, что кажется больше и важнее. Связь между нами – и послание, пришедшее откуда-то извне. Влечение друг к другу – и желание получить ответы на вопросы. Крупинка истины – и те открытия, которые нам, возможно, приготовила Вселенная.

Я отстраняюсь первым, потому что вокруг ночь, потому что это я убедил ее поехать со мной, пообещав ответы на вопросы, а дать могу только это.

– Ты готова? – спрашиваю я.

Она качает головой. Целует меня еще раз – целует долго. А затем открывает машину и проскальзывает на сиденье. И я знаю, что она тоже все понимает.

Стройплощадка возле завода Роллинсов пуста. Мы паркуемся, и я достаю из бардачка фонарик.

– Не только карты, но еще и фонарик! Нолан, кажется, ты мне начинаешь нравиться! – говорит Кеннеди и легонько толкает меня в плечо.

– Если бы я знал, что все так просто, – отшучиваюсь я и вызываю ее улыбку.

Мы намеренно оттягиваем момент, пребывая во власти несвоевременного веселья. Нам предстоит посреди ночи выйти из машины под проливной дождь и через территорию заброшенного завода добраться до не менее заброшенного здания, на которое нам указала девчонка, про которую нам наверняка известно лишь одно: она застукала нас в своем доме. Глупейшая затея.

Дождь, конечно, слегка ослабел. Но будем честны: от этого ничуть не легче. В кроссовках хлюпает; после поездки они явно отправятся в мусорку. Кеннеди шагает впереди, а я подсвечиваю ей фонариком. Мы обходим основное знание. Ямы на асфальте, проросшем сорняками, заполнены водой, лужи дуются пузырями.

Вдалеке сначала появляются деревья, и только потом вырисовывается темный силуэт здания. Еще одно заброшенное строение с заколоченными досками окнами, наполовину сломанными ступеньками. Похоже, оно принадлежало заводу, а потом было точно так же оставлено умирать. Мы прячемся под гигантским дубом, чтобы хоть немного укрыться от дождя.

– Видишь? – спрашивает Кеннеди.

На одном из окон отошла доска, и сквозь щель сочится тусклый свет. А значит, не везде здесь царят темнота и пустота. По крайней мере, ночью, как нам и обещала сестра Хантера Лонга. Мы находим заколоченный дверной проем. В здании явно кто-то есть, хоть и непонятно как попал туда. Кеннеди встает на ржавую скамейку и заглядывает в оконную щель, из которой тоже сочится свет. А потом быстро отстраняется и шепчет:

– Там люди.

Я тоже залезаю на скамейку и пытаюсь что-нибудь рассмотреть, но не так-то просто сделать это вдвоем через малюсенькую дырочку. Поэтому мы наблюдаем по очереди, но все равно различить можем лишь движение цветных пятен в отдалении.

Я засовываю пальцы в щель – одна из досок еле-еле держится на гвозде и опирается на такую же доску внизу – подцепляю эту доску и осторожно отодвигаю в сторону. Теперь перед нами большое пространство, похожее на старый погрузочный цех.

В углу свалены пустые ящики, а вокруг фонаря в центре сидят на металлических стульях три парня – и все. Кроме них, ящиков и мусора на полу, в помещении больше ничего нет. Рядом с парнями лежат еще спальные мешки: похоже, они собрались провести здесь ночь.

Кеннеди прижимается щекой к моей щеке, мы вместе наблюдаем за происходящим. У парня, который сидит к нам лицом и над чем-то смеется, белые волосы. Кеннеди берет меня за руку.

– Это он, – шепчет она и, отстранившись от окна, добавляет: – Мы должны с ним поговорить.

Мы стоим под дождем, смотрим на старый склад, и меня все сильнее одолевает нехорошее предчувствие.

– Даже не знаю…

Раз Хантер Лонг здесь – он не хочет, чтобы его нашли. Кеннеди делает шаг в сторону и оступается на скамейке. Чтобы не потерять равновесие, хватается за доску. Грохот разносится по округе.

Парни внутри склада замирают. Я пригибаюсь, но продолжаю наблюдать. Все трое оборачиваются к окну, но вряд ли они меня видят. И вдруг Хантер, повинуясь инстинкту, хватает рюкзак. Я подбираюсь, решив, что он полезет за оружием. Но нет. Вместе с рюкзаком Хантер бросается в противоположном от окна направлении – к выходу. И прежде чем я успеваю взять Кеннеди за руку, она уже несется вокруг здания.

Все проясняется: ночь, дождь, момент. Я не раздумывая бегу за ней. Вот она, силуэт среди деревьев. Боже мой, как она быстро бегает.

– Кеннеди, стой! – кричу я, но она не слышит. Зато я слышу, как она кричит вслед беглецу:

– Стой! Прошу! Я сестра Элиота!

И в тот же миг я чуть не налетаю на нее. Она стоит среди дубов, а перед ней – вполоборота – Хантер Лонг. И внимательно смотрит.

– Я помню тебя.

– Я Кеннеди. Я один раз видела тебя у нас дома.

Хантер замечает меня и спрашивает с недовольным лицом:

– А ты еще кто?

– Это мой друг. Мы ищем тебя, – быстро отвечает Кеннеди.

С волос у Хантера капает, и он трясет головой. Футболка облепила костлявый торс, поношенные джинсы и желтоватые ботинки заляпаны грязью и промокли.

– Я ничего не знаю, – говорит он.

Кеннеди делает к нему несколько шагов.

– Но ты знаешь, что что-то случилось. И знаешь, что у Элиота серьезные проблемы.

Он смотрит поверх наших голов, будто ждет, что из-за деревьев появится еще кто-нибудь.

– Я не мог остаться. Из-за этого. И из-за копов.

Он проходит мимо нас, и я воспринимаю это как своеобразное приглашение пойти за ним на старый склад. У двери, закрытой на проржавевший навесной замок, он пригибается и пролезает в дырку. Внутри холодно и неуютно, но хотя бы сухо. И в конце концов, посередине помещения стоит фонарь. Двое других парнишек испарились, явно напуганные нашим визитом. Правильно, торчать здесь будет только тот, кому не хочется быть найденным.

Хантер пинком отшвыривает пустую консервную банку и садится на железный стул.

– Я видел в новостях. Мне жаль, – сообщает он, качая головой.

– Что? Что ты несешь? Тебе жаль? Ты думаешь, это Элиот? – Кеннеди нависла над ним, как полицейский на допросе.

Он приглаживает ладонью волосы.

– Да нет, я так не думал. Но в новостях были доказательства. Улики. А я же знаю, как он относился к Уиллу.

Кеннеди мрачнеет.

– Что ты имеешь в виду? Как он относился к Уиллу?

В ответ Хантер смеется.

– Он его ненавидел. И не скрывал этого. Уж тут я его понимаю. Мы с отчимом друг друга тоже на дух не переносим.

Он обводит взглядом помещение. Так вот почему он здесь. Хантер снова смотрит на Кеннеди.

– Элиот говорил, что Уиллу нравится подавлять людей, управлять ими. И из-за этого он ссорился со своей матерью. Извини, с твоей.

Он говорит, а я наблюдаю, как ходит кадык.

– Элиот считал, что Уилл ей не подходит, а она думала, что он настроен против, потому что Уилл влепил ему плохие оценки. Но это неправда. С Уиллом что-то было не так. Но этого никто не замечал. Думаю, Элиот выступил против него. Думаю, он… Ты знаешь, мне было нелегко поверить. Но с другой стороны, о чем я могу судить? Мы с ним знакомы-то были всего пару месяцев.

– И в итоге ты знал, что случилось, смотался и теперь прячешься здесь?

Он мотает головой:

– Я не прячусь, просто не хочу возвращаться домой. Там я тусил возле колледжа. Никто на меня особо внимания не обращал, легко было попасть в общежитие, пользоваться теми же услугами, что и студенты. Вот так мы с Элиотом и познакомились. – Он опускает взгляд на загаженный бетонный пол, кусает губу. – Я должен был уйти. Нельзя было, чтобы меня втянули в это дело. Извини, Кеннеди. У вас дома меня не было. Я ничего не видел. Но в последний раз, когда я сунул нос не в свое дело, это плохо кончилось. Поэтому я бежал так, что пятки сверкали.

Кеннеди наклоняется над ним, и Хантер вжимается в спинку стула, но больше ему отступать некуда.

– Ты просто его бросил! – шипит она и вздрагивает, будто увидела призрака, а я чувствую, что все они здесь: Лайам, мама Кеннеди, – они смотрят на нас и думают о том, что мы могли сделать, но не сделали, не смогли предотвратить. – Тебя ищет сестра. Возвращайся домой.

И теперь Хантер глядит на меня так, будто ждет, что я отпущу ему грехи. Но это уж точно не ко мне.

По пути домой Кеннеди почти все время молчит, только ерзает на сиденье, всматриваясь в темноту.

– Что ты там выглядываешь? – спрашиваю я, но она не отвечает.

Наверное, сама не знает ответа. И только минут через десять она снова поворачивается ко мне. Она вся дрожит. Сложно сказать, это нервы или просто холод и мокрая одежда, ведь переодеться не во что. Я продолжаю ехать. Я хочу вернуться домой. Хочу привезти домой ее.

– Я не знала, что Элиот ненавидел Уилла. Он никогда ему особо не нравился, но я списывала это на то, что Уилл – мамин друг. Ну знаешь, как оно бывает. Мы почти не проводили время вместе. Только летом на конференции, куда нас возила мама, и иногда обедали на выходных. Чаще всего мама с Уиллом куда-нибудь ходили или проводили время у него дома. – Кеннеди выпрямляется. – Я однажды слышала, что мама и Элиот ссорятся. Он говорил маме, что она не видит, какой он на самом деле, но мне и в голову тогда не пришло, что речь об Уилле. – Кеннеди закрывает глаза, качает головой. – Я ничего не замечала, а Элиот замечал. Он замечал то, что ускользало от остальных. Я должна поговорить с Джо. Ведь на оружии были и отпечатки Уилла. А полиция сказала… Сказала, что Уилл пытался отобрать у Элиота ружье. А если все было иначе?

Я думаю над обоими вариантами: Элиот с ружьем, Уилл с ружьем. Картинки сменяют друг друга. Ее брат с оружием в руках. Взрослый человек с седеющей бородкой – с оружием в руках.

Внезапно дождь усиливается, но я продолжаю ехать, пока мы не находим на трассе место для отдыха. Отсюда до Вирджинии не так далеко. Мы идем в туалет и молча сторожим друг друга снаружи.

Два часа ночи. Остатки адреналина выветрились. За площадкой для отдыха – стоянка для грузовиков. Парковка освещена. Несмотря на поздний час, повсюду люди. И в отличие от заброшенного завода, место выглядит вполне безопасным. Пытаюсь уснуть, но ничего не выходит. Слишком много мыслей крутится в голове. Через час открываю глаза и смотрю на Кеннеди, а она тоже не спит: просто изучает потолок. Молча я беру ее за руку, и она переплетает свои пальцы с моими, поворачивается на бок.

– Я должна поговорить с Джо. Если Элиот не помнит, что случилось, то, может, это не он. Он не выносит вида крови. Ему становится плохо. Я с детства помню. А там было столько крови… – она умолкает на несколько секунд, потом продолжает: – Вдруг Элиот взял мамино ружье, чтобы защитить себя? Или мама сама взяла его, чтобы защититься. А если виноват Уилл?

Я пытаюсь представить эту сцену. Поверить. Качаю головой.

– Но кто тогда застрелил Уилла?

Она отвечает не сразу. Наконец тихо произносит:

– Элиот.

И пазл, наконец, складывается. Вот почему он не отрицает своей вины. Вот почему ни в чем не уверен. Если та ночь помнится ему как в тумане, если он нажимал на курок… Он все же что-то сделал. И это ужасно. Но как бы я повел себя, если бы увидел, что кто-то причиняет боль дорогому мне человеку?..

– Ты готова вернуться?

– Пока нет. Но придется. Ты достаточно отдохнул, чтобы ехать?

– Да, но тебе придется разговаривать со мной всю дорогу до дома.

– Сомневаешься, что я справлюсь? – с улыбкой спрашивает она.

Я смотрю на нее, наполовину скрытую тенью, смотрю, как в глазах отражаются блики фонарей, и вместо ответа убираю ей волосы с лица. На мгновение она опускает веки, и мне не хочется уезжать уже совсем по другой причине.

Кеннеди со вздохом открывает глаза. Смотрит на грузовики, выстроившиеся на стоянке.

– Мне придется поговорить с полицией. Ты сходишь со мной? Я боюсь, что мне они не поверят.

– Обязательно, Кеннеди. Я буду с тобой.

И мы выезжаем на трассу. Я понятия не имею, что ждет меня впереди. Не уверен, что хочу общаться с полицией. Не знаю, в чем они меня подозревают. Мне начинает казаться, что все наши поиски были не ради моего брата, а ради помощи Кеннеди. Может, у меня просил помощи не Лайам, а она сама. И я снова беру ее за руку. Потому что хотя бы это в моих силах.