Осень уверенно входила в свои права, срывая желтые листья с деревьев и гоняя их по пустым аллеям комбината. Колхозники перестали к нам ездить, готовясь к зиме. Без них стало как — то скучнее.
Платформу обдували холодные ветры, и мы перебрались обедать в раздевалку. Разложив свои нехитрые харчи на обеденном столе, который легко превращался в карточный, мы обсуждали последние новости.
Утром, отстрелявшись в ночную смену, с нами успел перекинуться парой слов бригадир Сява. Он пожаловался на то, что у него спёрли куртку. Добротную, финскую куртку, за которую он отвалил целых 300 рэ. Но Сява не унывал. Нет, он, конечно, сначала выматерился, дескать, руки бы оторвал тому, кто это сделал. А потом философски изрёк:
— У них всё равно никогда ничего не будет, а у нас будет всё! Счастливо отработать!
Но прежде чем совсем распрощаться, облачившись
вместо куртки в стеганный бушлат, Сява поведал о том, что обнаружился след нашего Зэка, которого так и не смогли словить менты. Обнаружился далеко, аж в оренбургских степях. Зэка нашли в вагоне с селитрой на одном из железнодорожных полустанков. Мёртвым. Похоже, он не смог выбраться наружу, и умер от жажды. Люк на крыше был наглухо закручен стальной проволокой. Какая мучительная смерть! Врагу не пожелаешь.
Пол обеда мы жевали эту тему.
— Нас теперь опять могут начать шерстить, — заметил Рустам, запивая глотком кефира бутерброд с докторской колбасой.
— С чего это вдруг? Может, это и не наш вагон, — засомневался Тагир.
— Я и не говорю, что наш. Может, вагон ушел не от нас, а со второй очереди, а может, и с третьей… По накладным это легко вычислить.
— Это наш вагон, — уверенно сказал я, вспомнив тот вечер, когда подменял Гогу и видел, как с крыши в люк спускался какой — то человек.
Правда, тогда я подумал, что померещилось. Но теперь понял, что это был Зэк, а Сява с Вованом ему помогали. И обкурили меня анашой специально, чтобы я ничего не заметил. Не то чтобы не доверяли, так, подстраховались, на всякий случай. А вот с люком вышел прокол. Они, естественно, оставили его открытым. Но какой — то добросовестный железнодорожник забрался на крышу и задраил люк. На беду Зэка…
Я рассказал ребятам о своих догадках.
— Может, и не придут ещё менты. Столько времени прошло — не приходили, а тут вдруг заявятся? — начал рассуждать Рустам. — Вряд ли. Беглый нашелся? Нашелся. Чего еще надо? Дело, наверное, давно закрыли, — сделал вывод бригадир и перевёл тему.
Сначала поговорили о футболе. Тагир сообщил, что нашим так и не удалось догнать «Колос», но второе место — это тоже, в общем — то, ничего. В следующем сезоне точно займём первое место и выйдем в первую лигу. Потом слегка погоревали о том, что перестали ездить за селитрой колхозаны. К хорошим деньгам быстро привыкаешь.
— Ах, да, совсем забыл! — вдруг хлопнул себя по коленкам Рустам, едва не опрокинув открытый термос с горячим чаем (Тагир не пил кефир, он вообще не употреблял ничего молочного). — Совсем забыл, тобой же одна дамочка интересуется, — бригадир уставил на меня свой интригующий взгляд.
— Какая дама? — поперхнулся я помидориной так, что красный сок брызнул мне на рубашку.
— Фасовщица Галка, — заговорщицки подмигнул Рустам. — Да ты её видел, там наверху, — Рустам махнул рукой. — Она всегда в нашу смену работает. Плотненькая такая, аппетитненькая! Вон Тагир знает.
Тагир плотоядно усмехнулся, но я никакую Галку не видел и не знал.
— Ну как она, ничего? — не унимался Рустам.
— С пивом пойдёт, — авторитетно заявил Тагир, заметно оживляясь.
Тагир любил посудачить о бабах. Не то чтобы был ловеласом, но находясь вдалеке от семьи, научился находить подход к одиноким женщинам. В данный момент он прижился у одной горячей вдовушки, которая и кормила, и обстирывала его, не беря при этом ни копейки за постой. Сплошная выгода!
— Да все они с пивом пойдут, — попытался было отшутиться я.
— Э — э, не скажи, — не согласился Тагир. — Женщины все разные. Вот была у меня одна…
— Эта та, у которой ты раньше жил? — перебил Рустам.
— Она самая. Так вот, никак не смог я её разогреть. Я к ней и эдак, и так, но всё равно никак. Холодная, как рыба. Плюнул на всё, собрал сумку и ушёл.
— А сейчас, эта твоя новая, как, нормально?
— Спрашиваешь! — Тагир даже зажмурил глазки и только не замурлыкал, как мартовский кот, не зная, как высказать своё удовольствие. — Горячая, как огонь… Так измучает, что шевелится не хочется.
Рустам спрятал усмешку, похоже, был с чем — то не согласен, но промолчал.
— Спортсменов на сборах специально изолируют от своих жен и девушек, чтобы они сохраняли силы, — поддержал я разговор.
— У кого — то нет сил, а у кого — то, наоборот, хоть отбавляй, — не выдержал всё — таки и возразил Рустам. — Я вот заметил, как со своей побуду, так мешки у меня, как мячики летают. А усталости никакой.
— Ну значит, у тебя организм такой, — глубокомысленно заключил Тагир.
— Только в последнее время капризничать что — то стала, — пожаловался Рустам на свою жену. — То у неё голова болит, то месячные…
— Просит, наверное, что — нибудь, — предположил Тагир.
— Что просит? — не понял Рустам.
— Откуда я знаю что? Тебе лучше знать! Ну шубу там, кольцо, я не знаю, что там бабы ещё просят…
— А — а, в этом смысле, — дошло до Рустама. — Да нет, вроде ничего не просит. Хотя… постой… да, ты прав… просит… Просит, ещё как просит! Хочет, чтобы тёща с нами вместе пожила, чтобы за пацаном и хозяйством присмотрела. А то после работы, мол, устаю сильно.
— А ты чё?
— А я ничё! Я чё дурак, тёщу к себе домой пускать… Ладно, мужики, хорỏш трепаться, пора работать.