Джафар и Тофик жили в маленькой комнатке общежития. Правда, Джафару обещали квартиру, как только женится, но он не торопился. Ну, а Тофику, конечно, ничего не обещали. Ему было десять лет.

Жили они вместе очень хорошо. Впрочем, только называется, что вместе. Джафар надолго уезжал в море, и тогда Тофик оставался сам по себе — сам заботился о своем пропитании, сам себя воспитывал, а вообще-то делал что хотел: гонял с ребятами голубей, ходил на шаланде в море, толкался возле нефтяных вышек, путаясь под ногами у рабочих. Брат оставлял ему денег, и Тофик с ребятами проедал их в первые же дни на конфеты, кишмиш и вяленый инжир. На что же ещё их тратить? Ходить в столовую и отдавать их за борщи и каши — разве может быть что-нибудь глупее? В общем, на жизнь свою Тофик не жаловался.

Как-то в гости в холостяцкую квартиру нагрянула Тая Шумейко. Неизвестно, что ей нужно было, но она ходила по комнате, словно комиссия: оглядывала голые стены, изучала грязные кастрюли, кончиками пальцев приподнимала старые, твердые, как жесть, носки, перебирала книги. На раскладушках, столе и книгах лежала толстым слоем пыль — добрая прикаспийская пыль, во время штормов проникавшая во все щели.

— Ты сегодня ел что-нибудь? — спросила Тая.

Тофик, напряженно следивший за Ней, сделал беспечный вид, даже похлопал себя по животу:

— А как же.

Тофик торжественно вынес из чуланчика мешок с кукурузой. Он захотел тут же показать, как замечательно варит початки, но Тая махнула рукой:

— Ладно, как-нибудь потом. А сейчас пойдем в столовую, вместе пообедаем. И пожалуйста, когда вернешься, — очень грязно у тебя! — прибери.

С тех пор Тая каждый день брала с собою Тофика в столовую и кормила. За свой счет. Это его устраивало. Кормила она очень сытно — Тофик выбирал что хотел. Вскоре он и сам повадился ходить к ней в райком. Как проголодается — сразу к ней. И потом как-то незаметно для себя и вовсе привязался к ней. Стал приходить и в другое время, не только к обеду. И часто увязывался за ней. Куда она, туда и он. Она во Дворец культуры — и он туда. Поедет на промысел — и он за ней. Только на Нефтяные Камни не брала с собой — туда детей не пускали.

Тофик любил сидеть у Таи в кабинете и смотреть на нее. Входила машинистка, клала на стол какие-то бумаги. Тая их тут же, прижимая щекой телефонную трубку к плечу, подписывала. Забегали инструкторы — она отдавала распоряжения. И при этом не переставала разговаривать по телефону.

Тофик сидел и ждал, пока Тая вспомнит о нем и они вместе пойдут по делам. Тофик готов сидеть вот так и ждать хоть всю жизнь, сидеть, смотреть на Таю и слушать. Отсюда, из этой комнаты, слышно все, что делается в поселке. И не только в поселке, даже в Баку. И не только в Баку, но и далеко в море, на Нефтяных Камнях, где работал его брат Джафар Баскаев. Выражение на лице Таи часто менялось — то властное, строгое, то подбадривающее, веселое. На лбу её то собирались морщинки, то расправлялись. Даже ямочки на щеках и веснушки на носу менялись, точно и они участвовали в разговоре. Тофик

хорошо видел по её лицу, кто у другого конца провода. Сейчас, например, говорит хромой Гаджи, комсорг на Нефтяных Камнях. Он жалуется на своих комсомольцев: никак не соберешь у них взносы, а гоняться за ними, когда у него столько разных поручений, — разве это дело? Голос у него скрипучий, так и рвется из трубки, но всему кабинету слышно. Тая долго молчит, слушает его, устало вздыхает, по-свойски подмигивает Тофику (мол, что с ним поделаешь, любит поговорить), снимает с кофточки невидимые пушинки и вообще отчаянно скучает. Даже Тофику надоело слушать его. Можно трубку оставить на столе и ходить по комнате, и все равно будет слышно, как орёт Гаджи.

— Ты не скромничай, Гаджи, — усмехается Тая. — Хочешь, чтоб тебя похвалили?

Теперь Гаджи уже не кричит, говорит спокойно и о чем-то просит Таю.

— Ну, не будем об этом, — говорит она и оглядывается на Тофика, словно ищет у него защиты. — Я же просила тебя… Это разговор не для телефона.

Обрывки слов долетают до Тофика, он силится попять: о чем это нельзя говорить по телефону? Но вот наконец Гаджи прощается, неизвестно за что благодарит Таю, она поспешно кладет трубку, и вместе они. Тая и Тофик, выскакивают из райкома.

— Уф! — смеется она и сбегает по ступенькам так быстро, что легкий ситцевый сарафан раскрывается зонтиком. — Какая погода сегодня! Нет, ты посмотри, какая красота!

Тофик не спорит с ней. Он даже оглядывается, чтобы найти красоту. Он готов согласиться с ней, но где же тут все-таки красота?

Тофик вот уже полгода живет в поселке нефтяников, но до сих пор не может забыть свой родной аул в Дагестане. Там горы до самого неба, там грозные ущелья — прямо дух захватывает, когда смотришь вниз. А внизу, перекатывая камни, шумят стремительные реки. Может, кому-то и здесь красота, только не Тофику. Как тут все плоско, не за что глазу зацепиться! Море плоское, берег плоский, равнина серая, каменистая, покрытая редкой жесткой травой. А вместо деревьев — нефтяные вышки. Их много, этих вышек, целые рощи, настоящие черные рощи, словно после пожара. И каждая вышка похожа на танцующую змейку. До чего же удивительно похожа на змейку — так и извивается, стоя на хвосте, так и прыгает, так и скачет!..

Если бы не старший брат, Тофик никогда бы сюда не приехал. Джафар давно ушел из аула, стал нефтяником и взял брата к себе. Здесь хорошая школа, много ребят, большие дома. Но вот старики не хотят сюда, им неплохо и в горах. Приезжала как-то мать, посмотрела и вернулась. Воздух, видно, не пришелся по вкусу. А отец даже в гости не выбрался. Боится, вдруг умрет в дороге. А умереть он хочет только в родном ауле, иначе нельзя — таков у горцев обычай.

Странная была у Таи работа! Трудно сказать, что она делала, потому что делала все. То хлопотала об устройстве в детский сад девочки судовой официантки, целыми неделями находившейся в плавании. То добивалась для кого-то квартиры. Во Дворце культуры она готовила дискуссию на тему «Есть ли бог?» и сама бегала проверять, как идет подготовка опытов с вольтовой дугой, потому что эти опыты должны наглядно показать, что молнии получаются от разрядов электричества и аллах тут ни при чем. Во все она вмешивалась, до всего ей было дело.

По утрам, когда Тофик появлялся в райкоме, Тая каждый раз удивлялась, будто не верила глазам. Ах, как она умела удивляться! Никто не умел это так, как она.

— Ты уже здесь? Вот хорошо, что ты пришел! Погуляй пока, а я позову, когда надо.

В райкоме уже толпился народ. Старшие школьники с котомками в руках шумели, смеялись, пели. Сегодня солнечный день, впереди поездка в район, на сбор хлопка, а это все равно что веселая массовка.

Когда школьники уезжали, в райкоме становилось тихо, и Тая высовывалась из окна.

— Тофик, ты ещё здесь? — спрашивала она, — Тогда сбегай, пожалуйста, домой и принеси мне книгу по бурению. Ты знаешь какую.

У Таи выдался свободный часок, она хочет позаниматься. Тая скоро станет инженером-нефтяником и тогда уйдет работать на промысел. Хватит, говорит она, держать старух на комсомольской работе…

Если Тая уйдет на промысел, что делать тогда Тофику? Хорошо бы и ему попроситься туда — каким-нибудь рассыльным или ещё кем. Он не уверен, что его возьмут, но будет проситься. Он знает, что на Камни ребят не пускают, но. может быть. Тая устроится на берегу? Хватит того, что брат работает на Камнях и Тофик редко видится с ним. А если ещё и Тая уедет, совсем с тоски подохнешь.

— Слушай, Тофик, какие у тебя к вечеру дела? — спросила однажды Тая. — Ты не хочешь поехать со мной па Дамбу?

Положим, у Тофика ость дела — и днем и вечером есть дела, — но какое это имеет значение? Сердце радостно прыгнуло — на Дамбу!

— А что? — равнодушно спросил он.

— А то, что надо помыться и прибрать комнату. Приедет Джафар — что он скажет, если увидит грязь?

Джафар ничего особенного не скажет. Тофик это знает точно. Джафар просто ничего не заметит.

Тофик топчется на месте, придумывая, как бы отговориться от уборки.

— Скореё беги и возвращайся. Одна нога здесь, другая там.

Ладно, этих женщин не переспоришь. Дома Тофик до отказа открывает кран, лбом упирается в дно жирной раковины и дает холодной гудящей струе сделать свое дело — с мылом долго и хлопотно. После такого мытья на полотенце остаются грязные пятна, но зато щеки скрипят, как яблоки. Тофик заглядывает в осколок зеркальца — теперь ничего, вполне симпатично. Волосы торчат, как прутья, но тут ничем не поможешь — ещё не придумали расчески, которая могла бы справиться с этакой чащей. Из зеркальца на Тофика пытливо смотрят большие, чуть косящие черные глаза.

— Совсем другое дело, — сказала Тая, когда он прибежал в райком, — А теперь наберись терпения и подожди. Нам, женщинам, тоже надо быть красивыми.

Тая вынимает из ящика стола маленькое зеркальце и взбивает свои соломенные волосы — они пышные и легкие. Кажется, что в них спряталось солнце и светит оттуда, и свет его падает па Таино лицо, на её белые мохнатые ресницы, на маленькие веснушки, и золотисто блестят её серые, добрые глаза.

Тофик всегда с нетерпением ожидал возвращения брата. Но сегодня он бы не очень огорчился, если бы Джафар задержался. Откуда, спросит оп, у тебя такой порядок и комнате? И почему вся кукуруза цела? Может быть, тебя кто-нибудь кормит? Тофик не знал бы, что ответить. Почему-то о своей дружбе с Таей ему ещё не хотелось говорить.

К Дамбе едут поездом. От платформы бегут к морю — там, на эстакаде, уже толпятся встречающие. Катер качается у причала, из кубрика выскакивают пассажиры и семенят по трапу.

Тофик следит за высадкой. Один за другим выходят нефтяники. Бледные после качки, они щурятся от света, рассаживаются в автобусах.

Раз, два, три, четыре…

Но где же Джафар? Может быть, брат уже в автобусе? Тофик заглядывает в один, в другой — нет Джафара. Неужели он не приехал и остался на Камнях?

Надо сказать Тае. Но её окружили ребята, о чем-то говорят и смеются. А вот и хромой Гаджи, он суетится возле Таи. Он улыбается и преданно смотрит ей в глаза. Тофику сейчас не до Гаджи, но все же он не может вытерпеть — Гаджи как-то уж очень странно смотрит ей в глаза. Тофик лезет в толпу, расталкивает обступивших и отделяет хромого от Таи.

— Джафар не приехал, — говорит он и выжидающе смотрит на Таю. — Не приехал…

— Не может быть! Где же он тогда?

— Я видел его в третьей машине, — скучным голосом сообщает Гаджи.

— Посмотри, Тофик, может быть, он там.

Тофик выбирается из толпы. Он заглядывает во все автобусы — Джафара нет нигде. Куда же он все-таки девался? Тофик опять бежит к Тае. Под ногами гулко хлопают доски эстакады, внизу беспокойно блестит зеленая вода.

Вот и Тая. её почти не видно за чьей-то широкой спиной в брезентовой куртке.

— Нет Джафара! — сообщает мальчик, и черные большие глаза его косят чуть больше, чем обычно. Он как будто смотрит на Таю, а на самом деле чуть мимо. Он громко вздыхает. — Не приехал!

— Кто, я не приехал?!

Нефтяник в брезентовой куртке поворачивается к Тофику. Он делает страшное лицо, подхватывает мальчика ниже пояса, опрокидывает вниз головой и раскачивает его, чтобы через перила выбросить в море.

— Джафар! — кричит Тая.

— А-а-а! — вопит Тофик.

— Сумасшедший! — ругаются женщины. — Что он делает с ребенком!

А Джафар хохочет. Так хохочет и трясет своей косматой бородой, которой раньше у него не было, что испуганно разлетаются чайки. А катер, плывущий вдали, наверно, думает, что это сигнал, и дает протяжный ответный гудок. Очень шумный человек этот Джафар. Хохочет, а чего, спрашивается? Чуть ребенка не утопил, что тут смешного?

— Ну, как вел себя мой братец? — спрашивает он у Таи. — Не надоел тебе?

Тофик даже весь похолодел от страшной догадки. Джафар ни разу не говорил ему о Тае. Он как будто даже и не знал ее. У них же какая-то тайна против него. Может быть, Джафар подослал к нему Таю и просил шпионить за ним?..

— Как же мне расплатиться за твои заботы? — улыбается Джафар, застенчиво треплет свою бородку и как-то странно смотрит Тае в глаза.

Эх, лучше бы Джафар не говорил этих слов! Разве Тая не сама захотела, чтобы Тофик всегда был с ней? Почему Джафар должен платить ей? За что? И вообще творится что-то неладное. Таю, например, всегда окружает парод, а сейчас её все оставляют. Даже хромой Гаджи торопится уйти. Все они торопятся оставить их втроем — Таю, Джафара и Тофика. Тофик идет сзади. Он исподлобья следит за Таей и Джафаром. Он не идет, а плетется. Джафар перескакивает через выбоины в досках на эстакаде. Их немало, этих выбоин, на эстакаде, в них виднеется зыбкое море, в зеленой воде колышутся ржавые сваи. Лучше не смотреть в эти щели — голова закружится. Джафар подает Тае руку каждый раз, когда впереди выбоина. А Тая — ведь она сама могла бы перепрыгнуть! — охотно опирается на руку Джафара. Можно подумать, иначе она упадет в море. И чего они только вздумали тащиться пешком? Лучше бы еели в автобус, давно бы уже были на станции.

В поезде Джафар и Тая сидели рядом и не видели, как Тофик устроился напротив. Потом они встали к окошку. Что они там увидели? Наверно, из окна можно увидеть что-то замечательное, если Тая и Джафар так близко склонились друг к другу головами. Интересно, что они увидели в окошке?

Джафар и Тая о чем-то переговаривались. Они переговаривались так тихо, что Тофик ничего не слышал. Тофик сидел на солнечной стороне, ему было жарко. Он тоже подошел к окошку и влез между ними. Джафар положил свою жесткую ладонь Тофику на голову. И Тая погладила его по вихрам. Но Тофик теперь все равно понимал, что они забыли о нем. Он понимал, что даже сейчас, когда все они так дружно втроем приникли к окну, все равно они не вместе: Тофик сам но себе, а Тая и Джафар тоже сами по себе — о чем-то шепчутся, чему-то радуются и явно не хотят брать Тофика в свою компанию.

К горлу его подкатил ком, было трудно дышать. Он крепко прижимался лбом и носом к стеклу. Он так крепко прижимался к стеклу, что просто удивительно, как он его не выдавил.

Ночью, лежа на раскладушке, Тофик долго не мог заснуть. Он то и дело вскакивал и вглядывался в окно: там, в ночной темени, гуляли Тая и Джафар. бродили по берегу моря, прислушиваясь к плеску волн. Им, наверно, было наплевать на Тофика, который мучился от бессонницы, они даже не догадывались, какая тоска пришла к мальчику.

Тофик снова ложился и прислушивался, сдерживая дыхание: нет, это не брат крадется, это ветер кружит за домом, шурша сухой травой. Тофик забивался головой в подушку, откуда-то из темной глубины перед ним возникала мать — она стояла над ним и укрывала одеялом, отец смотрел на него добрыми бесцветными глазами. И, как в тумане, колыхались горы, сады на склонах, овцы и ослики на крутых тропах и знакомые мальчики из аула…

Джафар пришел домой под утро. Он строго оглядел комнату, крепко потер шею и уставился на пустую раскладушку. Постель была смята, Тофика не было. «Совсем разболтался», — подумал Джафар, с хрустом расправил свои широкие плечи и, не раздеваясь, прыгнул в кровать, прыгнул и тут же заснул.

А Тофик с того времени часто стал пропадать. Джафар ещё не просыпался, а Тофик уже куда-то исчезал. Какие-то дела завелись у него с мальчишками на старой вышке в морс, куда они ходили на шаланде. Ночью он украдкой возвращался домой и, не зажигая света, ложился спать. Джафар приходил позднеё его, чаще всего с первыми петухами, Тофик просыпался и громко сопел, делая вид, что спит. Где и как он ел, никто не знал. Таю, которая брала его раньше в столовую, он избегал.

Но однажды ночью Джафар застиг Тофика в чулане, где он набивал карманы кукурузными початками. Джафар втащил его, упирающегося, в комнату, посадил за стол, открыл консервную банку с рыбой и нарезал хлеб.

— Ешь, — сказал он и сам закурил.

Тофик выгребал чайной ложкой консервы. Джафар сидел напротив, пуская колечки к потолку, пристально глядя на брата.

— Послушай, Тофик, — начал он разговор, к которому, видно, давно готовился, — я хотел с тобой посоветоваться как с братом… Отца, матери, понимаешь, здесь нет, так с кем же ещё?

Уши у Тофика настороженно шевельнулись. Джафар вытащил из пачки новую папиросу и долго прикуривал от окурка.

— Вот какое дело, — он придвинул Тофику хлеб. — В общем, понимаешь…

— «Понимаешь, понимаешь»! — взорвался Тофик. — Подлизывается ещё, бородатый! — Тофик бросил ложку на стол, вскочил на подоконник и спрыгнул в сад. — И живите тут, а я от вас все равно уйду!

— Ах ты поганец! — крикнул Джафар в окно. — Ах ты злой человек!..

На следующий день Джафар уехал на Камни, так и не повидавшись с Тофиком. И тогда случилось неожиданное — наутро как ни в чем не бывало Тофик явился в райкомовский сад. Тая выглянула в окошко.

— Ты уже здесь? — спросила она, даже не очень удивленная. — Ой, как хорошо! Ты мне очень нужен сегодня!..

Тая старалась говорить, как всегда, но Тофик-то видел, что она по-пастоящему обрадовалась ему. Она была по-прежнему простой и свойской, как его друзья — мальчишки. Правда, в лице её появилось что-то новое, а глаза вроде бы стали немножечко старше и озабоченней, и смотрела она теперь на Тофика, как всегда смотрела на него мать…

А в общем, Тофик понял, что ничего, собственно, в жизни его не изменилось. Тая по-прежнему являлась за ним, и вместе они ходили в столовую, и по-прежнему Тофик дежурил возле райкома, играя с ребятами в ножички, или сидел в Таином кабинете, слушая, как она разговаривает со всем миром. И часто звонил ей с Камней Джафар и совсем никогда уже не звонил хромой Гаджи. Теперь у Гаджи, наверно, было все в порядке со взносами и помощь Таи была не нужна.

Тофик смотрел, как девочки играют на тротуаре в классы, слушал, как трещит в трубке голос Джафара — голос был хриплый, простуженный, как у старого моряка. Тая заговорщически глядела на Тофика и подмигивала, а это значило, что Джафар спрашивал о брате. Впрочем, из трубки и так все было слышно.

— Что там поделывает Баскаев-младший? Не собирается бежать?

— Баскаев-младший, — отвечала Тая, — в настоящий момент смотрит в окно. Сейчас сюда придут, наверно, мальчишки и начнут буравить ножиками землю. Они скоро нефть откроют в саду. Придется открывать новый промысел.

Потом они долго говорили о непонятных вещах, голос Джафара был строгий, а Тая напряженно и скучно смотрела в одну точку перед собой, будто на самом деле можно увидеть в воздухе какие-то там диаметры и параметры.

С некоторых пор Джафар стал следить за её занятиями в институте. И Тофику было жаль Таю, жаль, как сестру, которой ничем не помочь.

Тофик смотрел в окно и видел степь. Она, эта степь, была опоясана трубами, на пой росли редкие пыльные кустики сорной травы, серые камни торчали на её поверхности. А вдали лежало плоское море, и оно казалось продолжением степи, и небо, выгоревшеё и бесцветное, сливалось с морем. Ничего интересного там не было. Но странное дело: белесое небо и плоская каменистая степь уже не казались ему такими безотрадными и скучными. Может быть, потому, что на этой земле жили, если разобраться, совсем неплохие люди…