По Божьему следу

Миркина Зинаида Александровна

Зинаида Александровна Миркина – известный поэт, переводчик, исследователь, эссеист. Издательство продолжает публикацию произведений Зинаиды Миркиной поэтическим сборником «По Божьему следу». Границы между стихами, эссеистикой, прозой и публицистикой автора прозрачны. Ей не нужна маска, за которой бы она прятала свое истинное лицо. Полное совпадение со своей сутью дар столь редкий, что не нуждается в присущем искусству игровом начале. Это владение словом, действительно, жгущее человеческие сердца.

Рекомендуется для широкого круга читателей.

 

© Миркина З. А., 2014

© Центр гуманитарных инициатив 2014

© Зайцева Н. М., 2014

* * *

 

 

«Всё минет. Все надежды – всуе…»

Всё минет. Все надежды – всуе. Как снег, растает наша плоть. Но я следы Твои целую, Прошедший по земле Господь. Я путь ищу к Твоей державе И вижу явь, а не мечту. Ты, проходя сквозь мир, оставил Пронзительную красоту. И этот лес, река, озёра, Немые ивы у воды И голубеющие горы — Твои бесшумные следы. Неведомый, Ты сердцу ведом. И, бросив трудный спор с судьбой, Всю жизнь свою иду по следу, Сквозь мир по следу – за Тобой.

 

Раздел I. Над спором наших слов

 

«Деревьев бесконечно много…»

 

I

Деревьев бесконечно много, Но каждое – одно пред Богом. Одно в небесной вышине, С самим собой наедине. А в высоту немых небес Доходит многоствольный лес. И тыща тропок, сто дорог Ведут туда, где ждёт нас Бог.

 

II

В невидимый подводный Китеж Ведут пути бессчётных нитей. И дивный звон колоколов Царит над спором наших слов. О, Церковь тайная моя — Свеченье глуби бытия, Где бесконечные дороги Встречаются в едином Боге.

 

«В лесу ступаю осторожно…»

В лесу ступаю осторожно, Почти дыханье затая. Деревья – это мысли Божьи, И – замирает мысль моя. Шатры зелёные нависли, И среди полной тишины Раздумья Божьи, Божьи мысли Душе внимающей слышны.

 

«И входит в грудь мою простор…»

И входит в грудь мою простор. И длится с Богом разговор. Как Ты мне много говоришь, Ничем не нарушая тишь…

 

«Мой день наполнен соснами и небом…»

Мой день наполнен соснами и небом, Зелёной тишью, высью голубой. Душа сыта Твоим небесным хлебом. Душа сейчас полным-полна Тобой. И лес мой непочат и неисхожен, Хоть с детства раннего известен мне. Как высоко и тихо мне, мой Боже! Как хорошо с Тобой наедине!

 

«Здесь хвойный дух – дыханье Бога…»

Здесь хвойный дух – дыханье Бога, И жизни было здесь так много, Как будто бы ей нет конца, Ведь мы – в присутствии Творца. Он не в прологе, не когда-то, Он здесь – в дыханье аромата, В волшебном этом сочетанье Листов и хвои и в мерцанье Лучей… И, Господи, Ты весь Присутствуешь сейчас и здесь. Та к почему же, почему же, Всей тяжестью земли нагружен, Шёл Иисус в тот самый сад, Гд е до сих пор ещё стоят Тысячелетние оливы В своем вниманье молчаливом? Зачем, зачем кровавый пот На лбу? Зачем слеза течёт Вслед за слезой? И на коленях Зачем всю ночь стоит в моленье? Затем, что Он один лишь знал, Что всей земле грозит обвал, Что будет ночь, не будет утр, Коль Он не сможет взять вовнутрь Весь мир: укрыть самим Собой Любую душу, вздох любой… Он знал и молвил: внешних нет, Вы все – во Мне. Держу ответ За всех. Уравновесил Я Собой всю тяжесть бытия. Все слёзы, весь кровавый пот Я на себя беру. И вот – мир жив. Из недр восстаёт Сиянье. Господи, Ты весь Присутствуешь. Сейчас. Вот здесь.

 

«Лес просиял. И вот – конец сомненьям…»

Лес просиял. И вот – конец сомненьям. Восторг мгновенный. Духа торжество. Сиянье это – Богоизлученье, Вторженье Бога в наше естество. Глазам Господень образ не предстанет — Он внутренний, не внешний господин. Он просиял. В наш мир вошло сиянье. И – отворилась глубина глубин.

 

«Оставь бесплодные кочевья…»

Оставь бесплодные кочевья. Лес замер. Затаился пруд. Не прерывай пути деревьев — Они нас к Богу приведут. Из всей беды здесь найден выход Вот этой линией немой. Как тихо, Господи, как тихо!.. И как высоко, Боже мой!..

 

«О, только б как-то не нарушить…»

О, только б как-то не нарушить, Не расплескать бы тишину… Сосна величиною с душу. Душа величиной с сосну. Как тихо на морском просторе! Как берег высится лесной! — Сосна, напитанная морем. Душа, пропахшая сосной…

 

«И пробуждается поэзия во мне…»

«И пробуждается поэзия во мне…» Что это, как не робкий луч в тумане И различенье в полной тишине Иного, иномирного звучанья? Ни слова нет готового вокруг И ни единой формы не найдёте… Но из беззвучья проступает звук, И из тумана – очертанья плоти. Она восходит, в темноте светясь, — Как бы просвет в непроходимой чаще… О, эта установленная связь С незримым миром, этот мир творящим!..

 

«Когда мне в душу натекает даль…»

Когда мне в душу натекает даль — Туманов зыбких нежная печаль, Незыблемых деревьев высота И лёгкий шорох мокрого листа; Когда весь мир в груди моей затих, Я слышу зарождающийся стих И в сердце входит тот единый ритм, Который тайно все миры творит. Единый ритм на звёздах и в дому. И я живу, послушная Ему.

 

«А Бог не действует. Он есть…»

А Бог не действует. Он есть. И в этом всё. Благую весть Свет вносит в глубину сердец: В творении живёт Творец. И лишь присутствие Его Есть творчество и волшебство.

 

«Суть творчества – прорыв огня…»

Суть творчества – прорыв огня, Твоё вторжение в меня. О, этот огненный прокол! — Мой Бог сейчас в меня вошёл. И всё. И больше ничего. Во мне – дыхание Его, Во мне дыхание Творца, И нету творчеству конца.

 

«Свет был таким же, как впервые…»

Свет был таким же, как впервые, Когда в скрещении лучей Сверкали капли дождевые, Свисая с никнущих ветвей. И тайна открывалась сразу, Молниеносно – не уму, А распахнувшемуся глазу, Немому сердцу моему Была проторена дорога, И я в великой тишине По свету приближалась к Богу, Открывшему объятья мне.

 

«Благодарю Тебя, мой Боже…»

Благодарю Тебя, мой Боже, За этот светоносный взгляд. Не Ты все наши муки множишь. Не Ты в страданьях виноват. Я от Тебя чудес не чаю — Сама перед Тобой в долгу, Сама, так значит – отвечаю, Сама, так значит – я могу. Недолгий срок нам всем отпущен. Нас сдует ветер, как листы. Но это сердце всемогуще Затем, что в нём сокрылся Ты.

 

«Что я делаю? Дождь шелестит…»

Что я делаю? Дождь шелестит, Тихо бьётся о ветки ракит, Ветки клёнов и сосен моих. Он, как дух, как любовь моя, тих. И как тихую эту струю, Чутко слушаю душу твою, Ту, что тайно мерцает сквозь тьму, Ту, не слышимую никому…

 

«Чуть видный луч в туман был вкрáплен…»

Чуть видный луч в туман был вкрáплен, Завёрнут лист в бутон тугой, Переговаривались капли Одна с другой, одна с другой… Покоя леса не нарушив, В ответ на дальний тихий зов Переговаривались души Совсем без слов, Совсем без слов.

 

«Как тихо-тихо шепчет хвоя…»

Как тихо-тихо шепчет хвоя, Как тихо дождь по ней стучит. Ты можешь быть самим собою, Ничто тебя не заглушит. Ты ниже трав и капель тише. Ты переполнен тишиной И потому способен слышать Все души в мире до одной.

 

«Поник листочек каждый…»

Поник листочек каждый, Затянут небосвод. Сегодня мир протяжно И ласково поёт. Певучим тихим звуком, Почти лишённым сил, Дождь сердце убаюкал, Сознанье усыпил. И вот смежает веки Бессонная беда. Есть что-то, что навеки, Что живо навсегда.

 

«Мне бы где потише…»

Мне бы где потише, Мне бы где поглуше. Мне бы лишь расслышать Собственную душу. Буду Бога слушать, Отыскав затишье. Только через душу Говорит Всевышний.

 

«Сумерки. Мир всё туманнее…»

Сумерки. Мир всё туманнее. Мокрые сосны шуршат. И сквозь ветвей очертания Тихо глядится душа. Что-то вовеки бессонное Встало из сна моего. Кто ты, моя затаённая, Та, что роднее всего?

 

«И вот спустилась тишина…»

И вот спустилась тишина, Как иномирная волна, Как нисхождение небес Всей тяжести в противовес. В противовес часам и дням Вдруг вечность подступила к нам. И стало ясно, что года Нам снились – мы живём всегда. Как это просто, Боже мой, Быть наконец собой самой. Я не отколотый кусок — Лес так спокоен и высок. И эта тишь и высота Внутрь сердца моего влита, Я вновь воссоединена С Тобой. И эта тишина Всесильна. Дай же силу мне Остаться в этой тишине…

 

«Чуть видимый ветер по веткам прошёл…»

Чуть видимый ветер по веткам прошёл. Стряхнул набежавшие слёзы. Мне надо услышать, как движется ствол, Как тянутся в небо берёзы. Плывущее облако тает вдали, И шепчутся легкие тени. И можно расслышать сквозь звуки земли Любимого сердца биенье.

 

«День серый, пасмурный, дождливый…»

День серый, пасмурный, дождливый, Но он наполнен не тоской. Нет, мне совсем не сиротливо — Во мне растёт такой покой! Мне б только шёпот капель слушать, Теряя счёт часов и лет. Слепящий внешний свет приглушен, Но внутренний, глубинный свет! Меж мной и лесом нет границы. Душа согрета мягкой тьмой. И можно молча погрузиться В лес или – внутрь себя самой?..

 

«В лесу мы ощутить вольны…»

В лесу мы ощутить вольны Другую степень тишины, Войти в другой душевный пласт, Который нам услышать даст, Что нераздельны глубь и высь. Та к вознесись или спустись, Последний перейдя порог, И ощути, как дышит Бог…

 

«Ощутить прикосновенье Божье…»

Ощутить прикосновенье Божье — Вот что нужно сердцу, чтоб оно Вдруг раскрылось со священной дрожью, Жизнью бесконечною полно. Как цветку – прикосновенье света, Чтобы он, затерян, слаб и мал, Вдруг сверкнул средь трав зелёных где-то, Развернулся, заблагоухал…

 

«Довольно мне одной сосны…»

Довольно мне одной сосны, Чтоб разогнать дурные сны. Одной сосны с поющей птицей, Чтобы внезапно пробудиться И в это чудное мгновенье У Бога попросить прощенья.

 

«Сегодня Бог меня окутал…»

Сегодня Бог меня окутал. Сегодня Бог сошёл ко мне. Застыли кроткие минуты, Остановились в тишине. Не видно солнечного диска. Седые облака склоня, Подходит небо к нам так близко — Почти касается меня…

 

«Здесь мир иной, совсем иной…»

Здесь мир иной, совсем иной — Мир этой зелени лесной, Мир этих замерших стволов — Безмолвный мир первооснов. Первооснова бытия… Та к вот откуда вышла я… Та к вот что так меня зовёт — Мир недостигнутых высот, Мир неизведанных глубин, Где Бог один. Совсем один, Высок, и бесконечно нем, И в каждый миг открыт нам всем.

 

«Замереть, как дерево…»

Замереть, как дерево. Сеть ветвей густа. Мысли все растеряны. Тихо. Пустота. Ничего мгновенного. Ничего – на срок… Чуять сквозь Вселенную Проходящий ток. Солнце предвесеннее, День, как век, большой. Длится единение С каждою душой. На сосну зелёную Жёлтый луч прилёг. В душу растворённую Натекает Бог.

 

«Куда уходят мёртвые? Куда?..»

Куда уходят мёртвые? Куда? Я долго-долго вглядываться буду. На небе появляется звезда, Трепещущая, синяя… Откуда? Немерено пространство бытия, И нет у жизни ни единой щели. Откуда ж в мире появилась я? Откуда взялись эти птичьи трели? Ведь что бы нас ни ждало впереди, Но каждым утром вновь ликуют птицы И сердце, сердце рвётся из груди. Куда? Зачем? К кому оно стремится?

 

Розочке

 

I

Ты не была самой собой, И это длилось очень долго. Но вот теперь болезнь замолкла, Растаял весь тяжёлый бред, И ничего меж нами нет. Да, жизнь сама пришла к концу, Но мы опять лицом к лицу. Лицом к лицу… Не зачеркнуть Тех черт, что вдавлены мне в грудь, И не залить того огня, Что так обогревал меня… Да, тот глубинный огонёк, Он в сердце. Он меня прожёг. О, как я чувствую его! И, может быть, важней всего Не то, что сведено на нет, А этот негасимый след…

 

II

Мой бедный зайчик с сердцем человека, Горячим, верным, чистым, как слеза. Мы были рядом больше полувека. Я видела до дна твои глаза. Мой зайчик, не преодолевший страха И веривший в полтысячу примет, Но так любивший Моцарта и Баха И так умевший видеть Божий свет! Как мне сказать тебе, моя родная, Затихший друг, страдалица моя, Какая нежность грудь переполняет И как с тобою нераздельна я?..

 

III

Мне кажется, что я тебе нужна Сейчас, когда земная вся тревога Окончилась, настала тишина, В которой слышен только голос Бога. Не надо ничего воображать. Вокруг меня – великое молчанье. Я вижу над собою неба гладь И чувствую безмерность мирозданья. И я не знаю, где очнёшься ты, Когда, тебе объятья раскрывая, Поглотит бездна все твои черты, Но эта бездна есть душа живая. Душа, что существует над судьбой И – выше рая, глубже преисподней. Не трепещи, не бойся – я с тобой: Я, кажется, нужна тебе сегодня…

 

IV

Да, я нужна, чтобы отпеть тебя. Во глубине бездонного колодца Душа уснула, бездну пригубя, Но ведь любовь не спит. Она поётся. И эта песня есть весь мир земной — Все эти сосны, ели и берёзы, И тихий свет, склонённый надо мной, И эти непросохнувшие слёзы. Они текут, истоки растворя. Им нет конца – потокам этим слёзным. Та к значит есть в груди у нас моря? Иль грудь навек соединилась с бездной?

 

V

«Звёздочка моя» – так ты любила С тихой лаской называть меня. Может, то уютное светило, То т глазок небесного огня, Что горит над нашею судьбою В час ночной, в наш самый тихий час, — Может, он сейчас одно с тобою И глядит задумчиво на нас? Что за той чертою, я не знаю, Но тебя всем сердцем знаю я. Ты во мне, ты здесь, моя родная, Мученица, звёздочка моя.

 

«Сквозь лес просвечивали дали…»

Сквозь лес просвечивали дали, Прощался мир с ночною тьмой, И тихо мне напоминали Деревья обо мне самой. О том незримом океане, Что мерно в рёбра мне стучит… О, тихое опоминанье От страха, боли и обид…

 

«Стихи мои… Они растут в ответ…»

Стихи мои… Они растут в ответ На то, что тихо говорит мне свет, На то, что мне деревья говорят За часом час, все дни мои подряд. И души… Как же не ответить им? Поток течёт. Он неостановим.

 

«Дождь, тихий, как мои стихи…»

Дождь, тихий, как мои стихи. Деревья мокрые тихи, И чуть заметная струя Бесшумна, как душа моя… Слетает с ветки первый лист. Господень замысел так чист, Та к добр, внимателен и зряч. Откуда ж этот тихий плач?

 

«Всей этой неба сединою…»

Всей этой неба сединою, Прозрачного тумана плёнкой Мой Бог склонился надо мною, Как мать над плачущим ребенком. И нет ни блеска и ни мрака, И никакой не надо силы. И можно долго-долго плакать, А я в руках Твоих застыла…

 

«Та к просто, так незаметно…»

Та к просто, так незаметно, Как в юности, как когда-то, — Вдруг счастьем обдаст, как ветром, Дыханием аромата. На той же на детской даче Кукушка на старом дубе. Чего ж ты стоишь и плачешь? Кого ж так безмолвно любишь?

 

«Душа с душой общается без слов…»

Душа с душой общается без слов. Душе совсем не нужно покрывала. Нам надо снять словесный наш покров, Чтобы душа нагая просияла. Но мы боимся получить ожог, Заслон из слов боимся мы разрушить, Когда сквозь плоть миров сияет Бог, Стремясь войти в открывшуюся душу.

 

«Когда истаивают горы…»

Когда истаивают горы, И высветляется вода, И прорезает тишь простора Волшебный перелив дрозда, Тогда – молчание. Ни слова. Залив становится святым. Душа сейчас понять готова, Что Бог от нас неотделим. Та к вот, вот здесь она таилась, Вся бесконечность бытия — Моя исчезнувшая сила И, может быть, любовь твоя.

 

«Исчезли солнечные блики…»

Исчезли солнечные блики, Дрожат на ветках капли слёз. Вживаюсь я в покой великий, В немую истину берёз. Всё тише шум дождя, всё глуше. Часам и дням потерян счёт. Я только подставляю душу — И в сердце истина течёт. Её вдали искать не надо — Ни за морем, ни за горой. Она всегда и всюду рядом — Вот только душу ей открой.

 

«Я не поверю в жизни никому…»

Я не поверю в жизни никому, Кто о деревьях правды знать не будет. Они сказали сердцу моему Гораздо больше, чем сказали люди. Они мудрее нас с тобой стократ. Нам остаётся только молча слушать Вот тех, кто бессловесно говорят, Как говорить умеют только души.

 

«Высокие души, безмолвные души…»

Высокие души, безмолвные души. Деревья иль люди, не всё ли равно? Вы только лишь небо умеете слушать, И вам отвечает лишь небо одно. Высокие души, прекрасные души, От вас растекается жизни волна, И если мир этот тела ваши рушит, В пустоты бесшумно втекает она. Высокие души, любимые души — Иконные лики, деревья мои, Ваш взгляд и ваш шелест мне слёзы осушат, И слёз благодатных польются ручьи…

 

«Еловый тёмный ствол и золотой сосновый…»

Еловый тёмный ствол и золотой сосновый, Зелёный цвет листвы, небес голубизна. Бог что-то говорит. Всё это – Божье слово, Которое душа сейчас понять должна. Услышать и понять, всем существом внимая. Вмолчаться в тишину и всей собой понять, Что, что же говорит вот эта ель немая И сплетшаяся с ней кленовых листьев прядь. Еловый тёмный ствол всех строже и всех выше, Но что-то там, над ним, светлеет вдалеке. И если я пойму и если я услышу, То я заговорю на Божьем языке.

 

«А на небе розовые пятна…»

А на небе розовые пятна На деревьях оставляют блик. Как душе слова Твои понятны, Как мне внятен божеский язык. На слова людские не похожий — Взгляд безмолвный, песня, а не спор. Я любовью отвечаю, Боже. Та к и длится тихий разговор.

 

«И это всё не просто так…»

И это всё не просто так — Всё, что вокруг, есть жест и знак. Всё каждый день свежо и ново, И каждый луч – Господне слово. Ты к миру этому привык И ждёшь, чтобы на наш язык Бог перешёл, а Бог ведь ждёт, Когда же ты освоишь тот, Другой, где всё есть речь и знак И всё совсем не просто так.

 

«Как души живут? Да вот так, как цветы…»

Как души живут? Да вот так, как цветы. А может быть, так, как деревья И как облака, посреди высоты Вершащие в небе кочевья. А может быть, так, как большая гора В вечернем разлившемся свете, Где нету ни «завтра», где нету «вчера», А есть миллионы столетий. И души кочуют, и души стоят, И души мерцают, как свечи, И тайно друг с другом они говорят На нами забытом наречьи.

 

«Каких ещё стихов вам надо…»

Каких ещё стихов вам надо, Когда есть крытый снегом лес И сосен тихие громады Врезаются в просвет небес? Зачем вам слов шумливых стая, Когда шуршит сосновый бор И длится не переставая Деревьев с сердцем разговор? Они не говорят словами — Высокий лес и старый пруд, Но вдруг слова родятся сами Из сердца и поют, поют…

 

«Кто вам ни скажет о бессмертье…»

Кто вам ни скажет о бессмертье, Святой пророк иль чародей, — На слово никому не верьте, А верьте лишь душе своей. Ну, а пока она не знает, Пускай глядится в небосвод, Пускай, как ель, как глушь лесная, Ещё молчит, ещё растёт. Душа, как дерево, безмолвна. Вся жизнь её есть тайный рост, Пока сам Бог её наполнит, Пока не взглянет выше звёзд…

 

«Всё дело в мере затиханья…»

Всё дело в мере затиханья. Всё дело в силе тишины. В души бездонном океане Умолкнут все земные сны. Здесь ни начала, ни итога. Все меры прежние оставь! Здесь раздаётся голос Бога, Как оглушительная явь.

 

«Простёрлось облако большое…»

Простёрлось облако большое. Под серым небом лес зелёный. Ты говоришь сейчас с душою, Такой же тихой, приглушённой. Здесь рядом веток переплески, Глубокие, глухие краски. И мне совсем не надо блеска, А только этой мягкой ласки…

 

«Тихо в лесу, ещё голом, стою…»

Тихо в лесу, ещё голом, стою. И сиротливую душу мою Мокрые сосны ведут и ведут, Свой совершая невидимый труд. Дуб двухсотлетний, кривой, узловатый — Мой молчаливый и строгий вожатый. Слушать мне надо его и сосну, Чтоб из сиротства уйти в вышину, Чтоб ощутить в своём сердце такой Непредставимый, могучий покой…

 

«Грустно вам, что небо хмуро?..»

Грустно вам, что небо хмуро? Что вы! Тучки в небосводе, Пятна сизого ажура — Это высь на землю сходит. Свет не жжёт, он в покрывале, Он всё ласковей, всё ниже. С глубиной смешались дали Здесь, у сердца… Ближе, ближе…

 

«Моя душа? Никто не знает…»

Моя душа? Никто не знает, Что свет, теряющий края, Что эта глубь и глушь лесная, Что это всё – душа моя. Она, как небеса, немая, В ней все слова пришли к нулю. Она есть то, что обнимаю, Она есть то, что я люблю.

 

«Мне очень трудно говорить…»

Мне очень трудно говорить. В часы глубокого молчанья Улавливаю сердцем нить, Пронзающую мирозданье. И страшно мне не сохранить Немую связь с первоосновой И трепетную эту нить Спугнуть, задеть случайным словом.

 

«Я небу ступаю навстречу…»

Я небу ступаю навстречу, Здороваюсь с влажным кустом. Мне надо вдохнуть бесконечность, А всё остальное – потом. К чему ни звала бы эпоха, Зов вечности в сердце не стих — Важнее глубокого вдоха Не знаю я дел никаких.

 

«Не надо никаких известий…»

Не надо никаких известий. Смысл одинокого пути — Под древом жизни, с древом вместе В молчанье медленно расти Куда-то в небосвод просторный, В разлив немой голубизны И знать лишь то, что знают корни, И ничего со стороны.

 

«Нескончаемое счастье…»

Нескончаемое счастье, Что, лучась, поёт во мне, — Это таинство причастья Каждой шепчущей сосне, Облаку в небесной сини, Дятлу на сухом суку, Созревающей рябине И летящему листку…

 

Раздел II. Припомнить тайную всецелость

 

«Тебе была бескрайность домом…»

Тебе была бескрайность домом, Но, Божий замысел верша, Ты в этом мире незнакомом Очнулась, вечная душа. Ты никаких преград не знала, И вдруг – лишь стены да края. И ты впервые задрожала, Неустрашимая моя. И призадумалась впервые — Ведь ты всецелою была, А тут – всё дробно, все другие, Их множество, им нет числа. Все ждут опоры, ищут власти, Кричат от боли и тоски. И всё разорвано на части, И всё разъято на куски. И всё из глины и гранита, И на грозу идёт гроза. На всех – броня, а ты открыта, А ты прозрачна, как слеза. И у тебя одно есть дело: Найти связующую нить, Припомнить тайную всецелость И в этом мире воплотить.

 

«Что там, за гробом, – неизвестно…»

Что там, за гробом, – неизвестно, Но здесь, всей тишиной дыша, Из слов и дел толкучки тесной Восходит медленно душа. Встаёт, раздвинувши пределы, В ничём, без ничего – жива. Не дроби ей нужны – всецелость, Живое Слово – не слова. Вот так из тьмы встаёт светило, Залив сияньем небосвод. В ком только раз душа всходила, Тот слово Божие поймёт.

 

«У тишины есть музыка своя…»

У тишины есть музыка своя, Великая, как Мировое древо. И колокольный росплеск бытия Выходит из беззвучного напева. Безмолвье леса и недвижность скал Во внутрь всех труб вбираются органом. Ручей, что из беззвучья вытекал, Становится звучащим океаном. И вдруг морская засинеет гладь, И задрожит звезда внутри колодца. Но не пытайся прежде зазвучать, Чем всё беззвучье в сердце не вольётся.

 

«Не от себя – от Него…»

Не от себя – от Него. Без никаких отсебятин — Только от гула того, Что, точно ветер, невнятен, Что, свои волны струя, Нам размывает пределы. Через меня, но не я. Не единица – всецелость. Сквозь всю бессчётность – одно, Нити, слиянные в ткани. Вот когда входит Оно, Я прерываю молчанье.

 

«Я каждый час перед Тобой в долгу…»

Я каждый час перед Тобой в долгу. Но помоги – опять Тебя тревожу — Не делать то, чего я не могу, И сделать всё, что дух мой вправду может.

 

«А может быть, довольно беготни…»

А может быть, довольно беготни, Не надо пролетающих мгновений… За часом час идёт, за днями дни, И так с начала летоисчисленья. А дом наш – в вечности. Я дома только там, Гд е в целое сложились все со всеми И где стоит нерукотворный храм, Чьи линии пересекают время. И нет уже ни завтра, ни вчера И той сквозной, кровоточащей раны, А есть белоголовая гора И шелест леса тихий, неустанный. Ложится снег на переплёт ветвей. Есть огнь бел. Есть ангельское пламя. И плачу я от красоты Твоей, Немой Господь, встающий перед нами.

 

«Шепчу беззвучно: благодарствуй…»

Шепчу беззвучно: благодарствуй, Смотря на зарево вершин. Вечерний свет нас вводит в царство, Где нету множеств. Есть Один. Один-единственный, который Раскинул неба полотно; Один, объявший все просторы; Один, как сердце в нас одно. И нет враждующих, нет сирых. Нет брошенных, убогих нет, Нет раздробившегося мира. Есть целостный, единый свет.

 

«Вечерний час, немой и строгий…»

Вечерний час, немой и строгий. Лучи последние горят. Напоминанием о Боге Приходит в этот мир закат. Напоминанием о тайне, Из коей жизнь взошла моя, — О безначальном и бескрайнем Пространстве полнобытия.

 

«Вечерний свет с картины Левитана…»

Вечерний свет с картины Левитана — Последний луч на зелень леса лёг. Из глубины восходит к нам осанна. Пронзая тьму, в наш мир приходит Бог. Покрыты тусклым золотом вершины. Земля сейчас – нерукотворный храм. О, этот зов в бездонные глубины! Там муки нет, но только, только там…

 

«Вечернее богослуженье…»

Вечернее богослуженье. Закатный бесконечный свет — Благая весть о единенье, Забытом в суете сует. Один – внутри бессчётно многих. Свет догорающей зари Был вестью о едином Боге, Сокрытом глубоко внутри…

 

«Здесь время встало так же, как берёзы…»

Здесь время встало так же, как берёзы. Его поток шумящий вдруг затих, Стал озером, собравшим наши слёзы И незаметно засветившим их. И не к концу пришли мы, а к началу, Где сердце бьётся с Божьим в унисон. И для того, чтоб времени не стало, Совсем не надо ждать конца времён.

 

«Моя душа полна сирени…»

Моя душа полна сирени, Сосной шумящею полна. Мир этот дан для заполненья Души, в которой нету дна. Души, в которой нет порога. Души, в которой всюду – вход. Когда наполнится всем Богом, Тогда она свой смысл поймёт.

 

«Голубизна Твоя, голубизна…»

Голубизна Твоя, голубизна, Что так бледна сейчас и так нежна, Как будто тайно наклонился Ты К нам со своей надмирной высоты. Ну да, склонился – вижу небо-склон. Ты от меня ничем не отделён.

 

«Почему мне время так мешает…»

Почему мне время так мешает — Весь его неумолимый ход? Почему мне надо, чтоб без края, Чтобы был забыт, потерян счёт? …За домами, голосами всеми Лес молчит, вершинами шурша, Может быть, и вправду не на время, А на вечность создана душа?

 

«Твоё внимательное око…»

Твоё внимательное око, Твой взгляд, Твой свет на склоне дня… О, как безмолвно, как глубоко Ты проникаешь внутрь меня! Твоя любовь с небес струится, Моя душа полным-полна. И как же можно усомниться, Ведь просияла глубина…

 

«И настаёт мой главный час…»

И настаёт мой главный час: Вечерний свет склонён над нами. И ясно мне: есть что-то в нас, Что много больше, чем мы сами. Наш смысл, запрятанный во тьму, На час короткий ставший зримым, Он есть. И только потому Страданье наше выносимо.

 

«В мир вечный не открылся вход…»

В мир вечный не открылся вход. Есть только сокровенный рост. Мой тайный смысл во мне растёт, Как дерево. Он тих и прост. Но в совершенной тишине, Где смолкла боль, вопрос исчез, Он расправляется во мне, Как песнь без слов, как выход в лес.

 

«Всё тот же вид, всё тот же лес…»

Всё тот же вид, всё тот же лес, Всё та же липа надо мною. Шум неотвязный сник, исчез, Здесь мир пронизан тишиною. И как вчера, шуршат листы, Берёза старая всё та же, Но мне неведомо, что Ты Сейчас, сегодня сердцу скажешь. В который раз душе дано Ждать благодатного свиданья. И длится вновь и вновь одно Торжественное ожиданье. И не уймётся в сердце дрожь, И всё неведомо и ново. И Ты в который раз войдёшь С ещё не изречённым Словом.

 

«Заря была строкой Завета…»

Заря была строкой Завета. Светилась облаков гряда. И вот уже – лишь отблеск света, Лишь только след, нет – след следа. Прозрачным дымом стало пламя, Погасла даль, простор остыл. Но сам Господь прошёл над нами И мне всю душу исследил.

 

«А эти сосны, над могилой…»

А эти сосны, над могилой Склонённые в вечерний час, Полны той тихой, тайной силы, Что к жизни вызвала всех нас. А эти голубые ели, Когда сгущаться стала мгла, Про вечность мне прошелестели, И я их тихо поняла. Ну да, я поняла однажды, Склонясь над именем родным, Что вечность – это то, где каждый От всех других неотделим…

 

«А Будда был спокоен. Боже мой…»

А Будда был спокоен. Боже мой, Какой ценою был покой оплачен! О, тайный свет, не поглощённый тьмой, И усмирение стихии плача… Незыблемая эта красота, Неуязвимая для адской рати, Как тайна воскрешения Христа, Оплаченная мукою Распятья.

 

«Есть тот покой, который не зависит…»

Есть тот покой, который не зависит Ни от чего. – Незыблемый покой Незнаемых, держащих землю истин И неподвижной широты морской. Его земная буря не нарушит, И разобьётся об него беда. Когда покой тот заполняет душу, Душа жива навеки. Навсегда. Нас настигает веянье оттуда — С седьмых, не разрушаемых небес. Вот что узнал под древом Бодхи Будда И вот что значит, что Христос воскрес.

 

«Уже весь лес в густой тени…»

Уже весь лес в густой тени, Лишь в небе отблеск длится. Не надо зажигать огни — Пусть сердце загорится. О, этот долгий Божий взгляд, Разлившийся над нами. Лишь для того горел закат, Чтоб в нас продлилось пламя. Чтоб в тихий час кончины дня, Когда весь мир в бессилье, Мы от небесного огня Всю душу засветили.

 

«Какая тайна есть в сосне?..»

Какая тайна есть в сосне? Чьи знаки эти ветки чертят? И почему сдаётся мне, Что эта тайна глубже смерти? И воскресенья смысл и суть Совсем не в воскрешенье тела, А в том, что найден тайный путь В предел, стирающий пределы. О несказанном не сказать. Беззвучие нельзя услышать. Но есть такая благодать Во всём, что выше нас и тише!..

 

Лимочке

Ты вошла в мой мир как озаренье, И, тебя всем сердцем полюбя, Мудрости, покою и смиренью Я учиться стала у тебя. Через хаос всех земных событий Узнавало сердце вновь и вновь, Что у нас у всех один учитель — Это неизбывная Любовь. Жизнь души – бездомность и дорога. И, срываясь с обогретых мест, Я нежданно набрела на Бога И нашла свой неподъёмный крест. Что это – вовеки не расскажешь, — Дальних волн космический прибой… Ты прости меня, что эту тяжесть Я пыталась разделить с тобой. Путь души сквозь темноту проложен. Но одно лишь ясно вижу я, Что в тебе есть кроткий ангел Божий, Бедный ангел мой, любовь моя…

 

Опять ей

 

I

Мне зимний лес вещает о бессмертье. Не о моём, не нашем – о Твоём. Мой тайный смысл, не разделимый с жертвой, Мой смысл глубинный, сросшийся с Крестом. Я тихой красоте Твоей внимаю. Душа полна нетленной красоты. И я одно лишь в жизни понимаю: Смысл не во мне. Мой тайный смысл есть Ты.

 

II

Сын на кресте. А мать ещё живая. Ты у креста, но ты ещё жива. Земная мука не имеет края, И перед ней смолкают все слова. Твой сын тебя обнять уже не сможет. Как жить на свете, сына погребя? Сын обречён, но Боже, Боже, Боже! Ты дал ей сына, дай теперь Себя. Преобрази в свидание разлуку, Своим сияньем зимний лес залей! Дай ей Себя со всей Твоею мукой, Тебя, со всей бездонностью Твоей.

 

«Смерть рядом. Смерть в затылок дышит…»

Смерть рядом. Смерть в затылок дышит, Заглядывает мне в лицо. А ветер ветки чуть колышет, Снежинки сыплет на крыльцо. Лес в чуть заметной дымке сизой Ввысь, в небо мой уводит взгляд. Деревья в белоснежных ризах Богослужение творят. И незаметно, осторожно Бог дышит в полной тишине. Та к вот оно – дыханье Божье! Бог в том, что не до смерти мне.

 

«Вот что такое мощность света…»

Вот что такое мощность света — Ни ветерка. Простор затих. И освещаются предметы До Бога, спрятанного в них. Всё в мире просто и спокойно, Но огнь сей возвещает мне, Что наше сердце многослойно, А там, в последней глубине…

 

«А снег идёт, идёт, идёт…»

А снег идёт, идёт, идёт. Который час? Который год? Не важен день, не важен век, А важен только этот снег. Вот только эта белизна, Вот только эта тишина, Вот только пена и волна — То, из чего я создана.

 

«Мир иной. Бездонность бытия…»

Мир иной. Бездонность бытия. Может, это истинная я — Та, которую не знает ум, Та, в которой исчезает шум. Та, что говорит пугливой мне: Что же ты живёшь на стороне, В стороне, объятой смертной тьмой, Та к далёко от себя самой? Может, суть бессмертная моя — Выход из всемирной суеты? Может быть, доподлинная я, Господи, совсем не я, а Ты? Может, только в том моё спасенье, Что во мне есть жизнь и воскресенье? И что в совершенной тишине Я в Тебе живу, а Ты – во мне.

 

«Правда моя в белоглавых горах…»

Правда моя в белоглавых горах. Правду мою выдыхает Бах. Ветер колышет веткой лесной. Правда моя высоко надо мной. Тихо хранится в звёздном ковше. Правда моя – глубоко в душе, В тайном пласте засветившихся ран. Правду мою изливает орган, Тот, что спускается глубже всех мук, Тот, со звезды доносящий мне звук.

 

«Та к просто всё и так необычайно!..»

Та к просто всё и так необычайно! Нам знаки путеводные даны. Поэзия – мерцающая тайна, Сквозящая из тёмной глубины. Из полноты великого безмолвья, В котором с мирозданьем слился ты. О, этот мир, таинственности полный, Немеющий от чувства полноты.

 

«Никто не ответит – нет Бога иль есть Он?..»

Никто не ответит – нет Бога иль есть Он? Где дом Его, здесь или там? Бог должен стать словом, Бог должен стать песней, Тогда Он откроется нам. Тогда лишь замрут в изумлении лица, Замолкнут в смятенье умы Пред тем, что из бездны сердечной родится, Как свет из разорванной тьмы.

 

«И час, и два, и три часа…»

И час, и два, и три часа Освобождаю ум от сора, И шепчутся во мне леса, И умещаются просторы. И в этой полной тишине Жизнь начинается вторая, Ведь воскресает Он во мне, Когда сама я умираю.

 

«Как мы боимся высоты!..»

Как мы боимся высоты! Как мы боимся широты! Как мы боимся пустоты, В которой развернулся Ты! Ты – это я до своего рожденья. Ты – это я после своей кончины. Ты – это смысл и тайна воскресенья, Ты – это то, в чём множества едины. Тебя не может видеть смертный глаз. Ты – это небо, свёрнутое в нас.

 

«Ну так что ж, заснёшь, как дерево…»

Ну так что ж, заснёшь, как дерево, Как рябинный куст, заснёшь… Всё забыто, всё потеряно, Всё оставленное – ложь. Дни, наполненные бедами, Злых часов круговорот… Правда то, что мир неведомый Сквозь тебя сейчас растёт.

 

«Время, двигайся медленней…»

Время, двигайся медленней, Время, тише иди, Чтоб оттенки последние Уместились в груди. Чтобы тихое веянье Восходящего дня Не ушло бы в рассеянье, А вместилось в меня. Всей душой своей следую За мерцаньем зари. Ах, Художник неведомый, Над картиной замри!

 

«Осенних ломких листьев хруст…»

Осенних ломких листьев хруст, Торжеств и боли перепутье, И высветлен ольховый куст До обнажающейся сути. Еловых тёмных веток сонь, Всевластье тишины осенней И этот божеский огонь — Души нетленной обнаженье.

 

«Нет ни чужих, ни иноверцев…»

Нет ни чужих, ни иноверцев — Передо мною лик иконный, И обнажившееся сердце Я вижу глазом обнажённым. Какое счастье, Боже, Боже! — Для сердца стёрлись все границы. Оно воистину всё может, Когда, как море, обнажится.

 

«Ты знаешь, что такое Бог?..»

Ты знаешь, что такое Бог? Тот, кто уравновесить смог Собою смерть саму. Но как? — Сияньем прожигая мрак. Смерть умирает. Смерти нет. Не жизнь и смерть, не мрак и свет, А свет без тьмы. Но чтоб к Нему Прийти, пройди насквозь всю тьму.

 

«Одно есть на свете великое чудо…»

Одно есть на свете великое чудо: Дух собран и цел, хоть разбиты сосуды. Средь белого дня и чернеющей ночи Незримый и целый Дух веет, где хочет. Земля опустела, но небо над нею. Мне небо земли моей милой роднее. Я вся из земли и земле на потребу, Но где-то внутри меня спрятано небо. Вот то, что все звёзды собою объемлет И вечно творит эту смертную землю.

 

«А звуки плыли еле слышно…»

А звуки плыли еле слышно, Как с веток падали листы. Как будто их ронял Всевышний Сюда с надмирной высоты. И тот бессмертный, тот хрустальный, То т тонкий звук проникнуть смог В мой самый тайный, самый дальний Души последний уголок. И тает плотная частица, Что точно зёрнышко мала, И наконец в меня пробиться Всецелость Божия смогла.

 

«Плывут облака над застывшей водою…»

Плывут облака над застывшей водою. Распахнут простор над моею бедою. Как тихих бескрайних небес высота, Распахнуты ясные очи Христа. Ни всплеска, ни слова, ни жеста, ни звука. Есть очи, вместившие всю мою муку. Есть очи как две растворённые бездны, В которых все страхи земные исчезнут. Вот только б на взгляд этот ясный ответить, Растаяв, пропав в нескончаемом свете.

 

«Бренной меркою не мерьте…»

Бренной меркою не мерьте, Вечность – это глубь и высь. Вечность – это жизнь без смерти, Но совсем иная жизнь. В вечной жизни – всё иное, В ней уже немыслим грех, Сердце – с море глубиною, И душа вмещает всех.

 

«Это Ты во мне видишь…»

Это Ты во мне видишь, Это Ты во мне любишь, Ты покоишься, внидя В безымянные глуби. Ты не можешь предстать Ни на миг, как виденье. Как Тебя увидать? — Ты и есть мое зренье. Мир на части рубя, Не добьёшься познанья. Как дышать без Тебя, Когда Ты есть дыханье? Мир сей тайной набух, В нём присутствует Дух…

 

«На самом деле я – как Ты…»

 

I

На самом деле я – как Ты, Как этот тихий, бессловесный Раскрывшийся простор небесный, Как бесконечность широты. И если размотать клубок, Раздвинуть эту плотность плоти, То в постепенном развороте Появится не я, а Бог. А я ещё недоразвиток, Но где-то глубоко во мне, Как в еле видимом зерне, Твоя Вселенная сокрыта.

 

II

Да, я зерно, я Божье семя, И время жизни – это время Произрастания зерна. Но вот уже почти видна Та явь, куда я из земли Взойду. А мысли не дошли Сюда. Ещё мне не знаком Простор, где стану я ростком И разветвлённым, совершенным Огромным деревом – Вселенной.

 

«А небо наклонилось низко…»

А небо наклонилось низко И было бледным и слоистым Легчайшим Божьим покрывалом, И целомудренно мерцало Сквозь кисею пространства то, Что охватить не мог никто. Что можно только угадать, Как тающую благодать, Как ласку сути всеединой, Как лик, сокрывшийся в глубинах.

 

«Жизнь вечная не так проста…»

Жизнь вечная не так проста — Не бал, не праздничный обед, А бледных далей красота И тайный негасимый свет, Который сквозь весь мир продлён, Сквозь облака и камень скал. И если нужен только он, То ты при жизни вечным стал.

 

«За меня живут речные ивы…»

За меня живут речные ивы, За меня – плавучие цветы. Только б, только б не было обрыва, Окончанья этой красоты. За меня чуть шепчет что-то хвоя, Лист осины вздрогнул и затих. Ну а я… Да что же я такое? Я – частица, я – придаток их. Протянулись облачные нити, Тихо тают на исходе дня. Тайте, тайте, но не оторвите, Не отриньте от себя меня…

 

«Полупрозрачный лес весенний…»

Полупрозрачный лес весенний, Листочков майских купола… Я наконец-то в до-рожденье, В до-отделение вошла. И никакого нет мне дела До имени и до лица. Я наконец опять всецела, Мне наконец-то нет конца. И всё забыв, я всё припомню, Что было до начала дней. И чем я меньше, тем огромней, Чем незаметней, тем видней.

 

«Узнать Тебя по той полоске света…»

Узнать Тебя по той полоске света, Что через ветки тёмные продета. Узнать Тебя по облачному пуху, По дуновенью, по касанью Духа. По вспыхнувшему на мгновенье следу, Блеснувшему сквозь все земные беды, Вонзившемуся внутрь, как нож под рёбра, — И по нему восстановить Твой образ.

 

«О, как вы жаждете, как ждёте…»

О, как вы жаждете, как ждёте Бессмертья, воскрешенья плоти! А Бог нам отдал плоть свою. И лишь когда я отдаю Себя, соединяюсь я С нетленным стержнем бытия — С Тем, для кого сравнений нет, Кто плоть переплавляет в свет. И нет труднее ничего, Чем быть подобием Его, Чем нищетой сравняться с Ним — Всё, всё отдавшим и – живым. Те м тихим, как небес разлив, В ком каждый мёртвый тайно жив. Да, тайно жив и плоть обрящет, Когда захочет Дух творящий. Обрящет зрение и слух, Но не бессмертье. Только Дух Бессмертен. Духу смерти нет, И потому восходит свет.

 

«Мы вместе до какого-то порога…»

Мы вместе до какого-то порога, И разделенья нам не обороть. Вы верите в явление, я – в Бога. Вы – в плоть, я – в Дух, создавший нашу плоть. Нет, воскресенье во плоти – не фраза, Как сотворение земли – не сон. Он повелел – и встал из гроба Лазарь, Затем что всё, что нужно, может Он. Вот Тот, кто плакал Гефсиманской ночью, И как последний смертный шёл во тьму, И не творил всё то, что Сам захочет, А только то, что Бог велел Ему.

 

«И вот отгорели манящие сны…»

И вот отгорели манящие сны, Остался великий разлив тишины — Вот той, как вечернее небо, большой, Вот той, говорящей с всецелой душой, Вот той, как погасший простор при луне, Вот той, пробуждающей Бога во мне.

 

«О, это умиротворенье…»

О, это умиротворенье, Вечерний, миротворный час. Творец склоняется к творенью, Свет тихо входит внутрь нас. Час встречи самой сокровенной — Бледнеет, тает небосвод. Свет убывает постепенно, А тишина во мне растёт. Полоска гаснет огневая, И в совершенной тишине Я постепенно убываю, А мой Господь растёт во мне.

 

«Что значит мёртвые, живые?..»

Что значит мёртвые, живые? Все – смертные. Мы все умрём. Бессчётны капли дождевые, Листы обрызганы дождём. Всё, всё размечено заране, Отмерен срок тебе и мне. И вдруг – внезапное сверканье, Луч в капле, как пролом в стене. И – словно решена задача: Вот здесь, не где-то вдалеке, Сверкнула радость среди плача, Как крошка золота в песке. След потаённый мной замечен. Мне в этой жизни суждено Здесь, в смертной мгле, увидеть вечность — В сплошной стене найти окно.

 

«Здесь все – одно. Здесь нет другого…»

Здесь все – одно. Здесь нет другого. Здесь суть бессмертная моя, Миров священная основа, Первооснова бытия. Звучанье тихого органа, Как шелестение зыбей. Неизмеримость океана Души очнувшейся моей. Неслышимое стало слышным, О нём архангелы трубят. Здесь все – одно. Здесь нету лишних. Здесь возвращение в себя.

 

«Я чувствую Тебя во всём…»

Я чувствую Тебя во всём, Я чувствую Тебя повсюду. Ты – Зодчий, превративший в дом Камней разбросанную груду. Я вижу взмах Твоей руки. Лишь только сердце, а не разум Способно различить мазки Картины, не объятой глазом. И замолкая вновь и вновь Перед пронзившим мрак светилом, Я чувствую Твою любовь, Что б в мире ни происходило.

 

«И насмотреться не могу…»

И насмотреться не могу На облако, на ель в снегу. Вот досмотреть бы до конца, Вот так, чтоб встретить взгляд Творца, — Земные просквозить границы И наконец осуществиться.

 

«Я оторвусь от ваших истин…»

Я оторвусь от ваших истин, Я не услышу ваш вопрос, В моей душе простор расчистят Вершины сосен и берёз. И обнажится промежуток Меж тем, что не имеет дна, И нами, – полая минута, Которая полным-полна. И хлынет вдруг душе навстречу Лавина полнобытия. Та к вот что значит бесконечность, Та к вот откуда родом я. Ещё не появились лица, Лишь трепет духа, шелест вод. Я жажду заново родиться, Сейчас Господь меня зачнёт.

 

«Всё это было, было, было…»

Всё это было, было, было: Берёз высоких полукруг, Спокойный дуб ширококрылый, Сто лет стоявший здесь, – и вдруг… Какой порыв, какая сила Раскрыла полусонный глаз, И всё, всё это появилось В миг этот в самый первый раз? Ветвей разросшиеся сети, Дрожащих листьев решето, И там, меж ними, там, в просвете, На самом дне покоя – что? Что размывает все границы, Всё, что стоит, сбивает с ног? ……………………………….. Та к не застыло, а родится, Как лист весенний, слово «Бог»?

 

«Мой Бог внутри. Та к это значит, есть…»

Мой Бог внутри. Та к это значит, есть Внутри меня возможности такие, Каких бы мне извне не мог принесть И сам с небес спустившийся Мессия. Дел никаких вершить я не должна, Хоть их на свете бесконечно много. Но у меня задача есть одна: Раскрыть в душе сокрывшегося Бога. И шум страстей, вопросов гул исчез, И стали тихо отступать тревоги, Когда в душе моей поднялся лес, И день и ночь чуть шепчущий о Боге…

 

Раздел III. Я знаю, вы перемолчите все крики наши

 

«Я знаю, вы перемолчите…»

Я знаю, вы перемолчите Все крики наши, шум людской. Вся суета мирских событий Не потревожит ваш покой. К вам не пристанут комья грязи. Невозмутима и чиста, Переглядит всё безобразье Немая ваша красота. Иконным золотом окрашен И взгляду Божьему открыт Осенний лес. Недвижность ваша Бег всех времён перестоит.

 

«Перемолчать кромешный ад…»

Перемолчать кромешный ад. Перемолчать разгул стихии. Как сосны древние молчат, Немеют горы снеговые. И будет слышно наконец Среди глубокого молчанья, Как несмолкающий Творец Созиждет наше мирозданье.

 

«У ног Христа, а может быть, у ног…»

У ног Христа, а может быть, у ног Осенней липы, обронившей листья… Кто может знать, где воплотится Бог? Вот там, где место для Него расчистят. У ног Христа, заслушавшись Его, А может, заглядясь на лес осенний И разделив немое торжество, — Души незримой зримое горенье. О, эта святость лёгкого листа, Ложащегося плавно на дорогу!.. У ног Христа, всегда у ног Христа, В самозабвенье узнавая Бога…

 

«Небо учит меня молчанью…»

Небо учит меня молчанью, Лес – в безмолвье души дорога. В затихающем мирозданье Ясно слышится голос Бога. Нет ни звуков, ни слов, ни лика — Только целостность мирозданья, Только стала душа великой, Погрузясь в полноту молчанья.

 

«Бессчётность километров тишины…»

Бессчётность километров тишины И сотни метров высоты древесной Моей душе измученной нужны, Чтоб было ей не больно и не тесно. Ведь Господом задумана она Такой, чтоб мир сумел в неё вместиться. Дорогу ввысь прочертит ей сосна, А вширь – простор, не знающий границы.

 

«Это плавно на лес нисходящее небо…»

Это плавно на лес нисходящее небо, Это магия белого-белого снега, Это сказ о зависшей в пространстве минуте, Это правда о нашей светящейся сути, Это ангельских крыльев нежнейшая ласка, Это тихая-тихая зимняя сказка.

 

«Мне хорошо, мне тихо с вами…»

Мне хорошо, мне тихо с вами. День серый, пасмурный, сырой. Бреду меж мокрыми стволами, Вбирая внутрь ваш лад и строй. Померкло небо голубое, Под серой тучей я бреду, Но я в ладу с самой собою, Я с каждым деревом в ладу.

 

«Ты ничего не говоришь…»

Ты ничего не говоришь, А только сердцу предстаёшь. И вот – разлившаяся тишь И эта световая дрожь. Не скажешь ничего уму — Ни полсловечка, ни звучка, А только вдруг раздвинешь тьму, Вот так, как солнце – облака. И объяснений – никаких. Для них местечка не нашлось, А лишь – картина или стих. Лишь только то, что вглубь и сквозь. Как вспышки молний – напрямик, Посредников – ни одного. Дохнул – и этот мир возник. А Ты сокрылся внутрь него.

 

«И никто не знает – почему…»

И никто не знает – почему. И никто не ведает – откуда. Непонятно нашему уму, Что это такое – Божье чудо. Отчего так нежен небосвод И так чаща хороша лесная? Кто-то видит это и поёт, А о чём поёт, и сам не знает.

 

«Небо в ранний час заголубело…»

Небо в ранний час заголубело, Нежностью пространство залило. И на голубом прозрачно-белый Дымный росчерк – ангела крыло. Этот невесомый росчерк дыма Вправду крыльям ангельским сродни. Господи, храни мой мир любимый, Хрупкий мир свой, Господи, храни…

 

«Небо нежнейшее… Нежность какая!..»

Небо нежнейшее… Нежность какая! Сердце Создателя не умолкает. Сердце Создателя настежь открыто — Чистого неба размотанный свиток. К нам наклонился седой небосвод, Сердце своё нам Господь отдаёт.

 

«Голубизна, голубизна…»

Голубизна, голубизна. О, Боже, как она ясна! И кажется, что боль моя Есть лишь описка бытия, Но этот ясный взгляд вот-вот Её заметит и сотрёт.

 

«И не надо ни слов, ни событий…»

И не надо ни слов, ни событий. Сосны тихие дышат кругом… Подымите меня, подымите! В вашей жизни есть только подъём. Только ввысь, точно голос в осанне, Развернувший небесную гладь. Нет, не голос – Дух Божий – Дыханье, То, что мёртвых способно поднять.

 

«А деревья молчат, ни о чём не судачат…»

А деревья молчат, ни о чём не судачат. Им не нужно успеха, не нужно удачи. Нет у них ни страстей, ни горячих желаний. Может, надобно им одного лишь вниманья. Люди милые, только деревьям внемлите! Они скажут вам больше всех громких событий. Они скажут вам больше последних известий, Скажут, может быть, больше, чем книги, все вместе, Даже больше, чем где-то когда-то пророки, Скажут столько же, сколько вот Тот, одинокий, Тот, кто вечно один и со всеми единый, Чьё чело в небесах, как деревьев вершины, В чьих очах негасимое тайное пламя, Кто всегда говорит всем Собой – не словами.

 

«Дохнувший ветер высь расчистил…»

Дохнувший ветер высь расчистил. Нависшей тучи нет как нет. О, это разноцветье листьев — Не увяданье, а расцвет. Не увяданье, не разруха, А огнецветных крыльев взлёт, Цветенье, разгоранье духа, Огонь, который нас ведёт Сквозь плоть – куда-то дальше плоти, Сквозь смерть – туда, где смерть прошла. Листок замедлился в полёте, Дрожит проколотая мгла…

 

«Не надо думать – есть берёзы…»

Не надо думать – есть берёзы. Не надо думать – есть леса. На все вопросы, крики, слёзы Ответят птичьи голоса. Пахучим утром, ранней ранью Ответит мягкий шёлк листа, И многоствольных лип молчанье, И древних сосен высота. Ответит стук дождя по крыше И неба розовый подсвет. И тот блажен, кто ясно слышит Их несмолкающий ответ.

 

«Осенняя роща с аллеей кленовой…»

Осенняя роща с аллеей кленовой В день серый, холодный, под небом суровым, С листвою, летящей под ветром ненастным, О, как ты безмолвна и как ты прекрасна! И что тебе холод, и что тебе тучи? Ты душу красе независимой учишь. Ты учишь такому большому покою, Пред коим затихнет волненье мирское, Пред коим умолкнет душевная смута И бег свой пустой остановят минуты.

 

«Когда б часы остановились…»

Когда б часы остановились Здесь, в сердцевине бытия, Где ёлок тоненькие шпили, Где я во всём, повсюду я, — Не мимо сердца шла б дорога, А сердце, сердце, сердце б шло В ту самую обитель Бога, Под то бесшумное крыло… Когда б часы остановились, Прервался бег, застыл вопрос, Как ёлок тоненькие шпили, Как в небе кружево берёз…

 

«Меня остановили облака…»

 

I

Меня остановили облака. Был бледный жемчуг по небу разбросан. Остановились на ходу века, Остановились мысли и вопросы. Застыло всё. Движенья больше нет. Вдали зависло облако над крышей, И в остановке прозвучал ответ, Который на ходу нельзя расслышать.

 

II

Установилась с вечным миром связь И сделались живее плоти тени В тот самый час, когда, остановясь, Ты различил глубинное движенье. Какой покой на небесах разлит! В какие дали Путь уводит Млечный… Не стало времени. Оно стоит. Пульсирует под коркой мира Вечность.

 

«Над намокшею осенней…»

Над намокшею осенней Рощей – тихое свеченье, Над берёзой золотой Тихо веет Дух Святой. Это Он, разлитый всюду, Раскрывает мир до чуда. Вот оно, перед глазами, То таинственное пламя Купины Неопалимой — Огнь без жара и без дыма.

 

«Земная жизнь подходит к рубежу…»

Земная жизнь подходит к рубежу, Но я в лесном блуждаю бездорожье И в пламя этой осени вхожу, Как в полное любовью сердце Божье. Знамений никаких не надо мне, Лишь только это истонченье ткани. Кто не узнает Господа в огне И не зажжётся от Его сиянья?

 

«Внутрь мрака вторгнуться огнём…»

Внутрь мрака вторгнуться огнём, Раздвинуть глину силой Духа, Заполнить светом окоём И музыкой – пространство слуха! О, этот жизнетворный звон Сквозь всё, что будет, есть и было! Огнём и Духом мир крещён. В нас дышит огненная сила.

 

«Бог – это Свет. Свет – это весть…»

Бог – это Свет. Свет – это весть О том, что Бог всесильный есть. А если не согласен разум, То, оборвав внезапно фразу, Ворвавшись в мыслей стройный ход, Свет всё волной своей зальёт.

 

«Благодарю, благодарю…»

Благодарю, благодарю За то, что душу переполнил, За воссиявшее безмолвье, За бесконечную зарю. За то, что в сизом небосводе Прозрачных облаков не счесть, За то, что в это сердце входишь, За то, что в сердце место есть. За то, что золотом разлился И засиял в голубизне. За то, что Иову явился Вот точно так же, как и мне.

 

«А листы летят, летят…»

А листы летят, летят — Бесконечный листопад. Это нам подарок шлёт Наклонённый небосвод. Та к лови, лови, лови Всей душой дары любви И, покуда не потух, Удержи сверкнувший дух.

 

«За болью боль, за мукой снова мука…»

За болью боль, за мукой снова мука — Ни от чего не оградил Отец. Нам всем грозит с любимыми разлука. К нам всем неслышно движется конец. Моих надежд мерцающая россыпь, Мои мечты, сведённые к нулю… Но я Тебе не задаю вопросов, Мне слов не надо – я Тебя люблю. Ты смертным был. Ты был на нас похожим, А смертным всем даны свои кресты. И я несу свой крест. Мне трудно, Боже, Но мне светло. Ведь у меня есть Ты.

 

«Я в золото оденусь…»

Я в золото оденусь, Войду в листвы обвал. Я снова стану пеной, Из коей мир восстал. Мне ветер путь расчистит К истоку бытия. И этот трепет листьев И есть душа моя. Нас Бог из глины лепит, И в этот тайный час Мы только дрожь и трепет В Руке, творящей нас.

 

«Высокой ели подчиниться…»

Высокой ели подчиниться, Седому дубу одному, Случайно пролетевшей птице, И всё. И больше никому И ничему. Утихли страсти, И замер на лету вопрос. Ведь ты у Господа во власти — У неба, ели и берёз…

 

«Осенний лес в прозрачном одеянье…»

 

I

Осенний лес в прозрачном одеянье. Седая, поредевшая листва И душу обнажившее сиянье, В котором угасают все слова… Душа собралась в тайную дорогу, В путь, что неведом и неисследим. Она идёт, чтобы предстать пред Богом. Она уже предстала перед Ним.

 

II

Что такое предстоянье? Это – весь наряд земной Сброшен. Только одеянье — То, что мне казалось мной. Ну, а я на самом деле, В свете Божьего лица? Неужели, неужели Мне и вправду нет конца?! Нищета – моё богатство, Неизбывность бытия… И куда же мне деваться, Если всё и всюду я?

 

«Сегодня бродила я в Царствии Божьем…»

Сегодня бродила я в Царствии Божьем — Там всё как у нас, только проще и строже. Там всё как у нас, только чище и выше, Прозрачней и глубже, светлее и тише. Да, всё это здесь, среди нас, в нашем мире, Вот там, где раскрылись бескрайние шири, Вот там, где душа, точно небо, большая, Вот там, где я Богу уже не мешаю.

 

«А деревья все в снегу…»

А деревья все в снегу, Тихие и белые. Мысль прервалась на бегу, Стынет онемелая. Остановлен ход минут, Суета стреножена. Сосны белые живут В вечном Царстве Божием. Вот оно, передо мной, Божье откровение — С нашим миром мир иной На пересечении.

 

«Золотая берёза…»

Золотая берёза — Что обычней и проще? Золотая берёза В облетающей роще. Только небо в сапфирах, Только небо бездонно. — Есть у нашего мира Золотая корона. И в сияющем свете Раздаётся осанна: Есть над миром вот этим Царь, короной венчанный.

 

«Как значительно ваше молчанье!..»

Как значительно ваше молчанье! Сколько духа в него вмещено! Может быть, целый смысл мирозданья В глубине заключает оно. Как люблю я бродить в бездорожье Без соседей, без цели и слов И разгадывать замыслы Божьи По наклонам ветвей и стволов…

 

«Переливы, переходы…»

Переливы, переходы В середине небосвода. Перекаты, переливы В листьях рощи молчаливой. Кто я? Где? Уже не вспомню. В сердце – трепет неуёмный…

 

«Наш мир не только ширится и длится…»

Наш мир не только ширится и длится, В сем мире есть ещё одна черта: Его неумолимая граница — Пересекающая высота. Кончаются надежды и мученья В тот страшный миг, внезапный и святой, Скрещения путей, пересеченья Моей горизонтали – высотой.

 

«Помогите мне деревья, помогите!..»

Помогите мне деревья, помогите! Уведите от сгустившихся событий, Уведите от беды моей великой К молчаливому светящемуся Лику. Вы, всю жизнь свою протянутые к свету, Уведите меня к тем, которых нету. Донесите мне единственную весть, Что измученный, покинувший нас ЕСТЬ. Ведь у вас одних таинственное знанье О вовек не прерываемом дыханье.

 

Верочке, родной моей

 

I

Жизнь продолжается поныне, А ты нигде, а ты в пустыне, А ты без крова и приюта. Но только, только – ни минуты Не существую без тебя я. Я все стихи тебе читаю, Проникновеннее и тише, Чем рядом, чем тогда… Ты слышишь?

 

II

Ушла. Уснула. Стала тенью. Но вся душа тобой полна! Твой сон – внезапность пробужденья Моей любви от полусна. От той, имеющей границы Неполной жизни – к жизни той, Где ничего уже не снится. Все грёзы стали немотой. А в немоте такая сила, Такая мощь заключена, Что мели сердца затопила Немереная глубина. Такое Духа изобилье, Такой торжественный покой, Что время замерло в бессилье, Как в полный штиль простор морской. Всё видимое стало тенью, А ты жива. На смерть в ответ Душе настало пробужденье: Любовь, в которой смерти нет.

 

III

Не знаю я, что значит мир иной, Но вот твоё лицо передо мной. Лицо, в котором нету ничего Отдельного от сердца твоего. И в этом, только в этом весь секрет Твоей неповторимости – ведь нет В портрете этом ни одной черты, В которой не дышала бы вся ты. Ты вся со мной сегодня, вот сейчас Смотрю в глаза, не отрывая глаз. Смерть начеку. Я скоро кончусь тоже, Но вот любовь окончиться не может. Чему-то в мире нет и нет конца, Как истинности твоего лица.

 

«А может, те мерцающие дали…»

А может, те мерцающие дали И первый снег, лежащий на сосне, Меня так незаметно приучали К той тайной жизнетворной тишине, Которая разлита в Царстве Божьем. К той первой ноте, нет, ещё до нот — К тому, что никогда пройти не может, Что было «до» и «после» не пройдёт.

 

«Большая вселенная в люльке…»

Как хорошо, что есть большие рядом, А я, как птаха Божия, мала, Что даже думать ни о чём не надо И знать, что где-то ждут меня дела. Что надо мною небо так огромно И так мои деревья высоки, И то, что можно ни о чём не помнить И жизнь начнётся с этой вот строки. Что высота и даль открыты глазу И нет ответа, сколько ни зови. Как хорошо, что в люльке спит мой разум У бесконечной, как душа, любви.

 

«Мой храм высокий, тихий, строгий…»

Мой храм высокий, тихий, строгий — Безмолвье леса моего. Моим деревьям кроме Бога Не надо в мире ничего. И потому они прекрасны, И потому такой простор Для Духа здесь, что ежечасно Идёт безмолвный разговор — Та перекличка со Всевышним, Тот к жизни нас поднявший зов, Который в суете не слышен, Но здесь, среди немых стволов… Среди священного чертога, Где длится света торжество, Живому сердцу кроме Бога Не нужно больше ничего.

 

«Тонконогие мои…»

Тонконогие мои, Белостволые… Листьев трепетных ручьи, Ветки голые. В стороне от голосов, За шумихою Опрозрачненных лесов Стройность тихая. До чего ты хороша, Роща рдяная! Ты и есть моя душа Безымянная.

 

«День задумчивый, туманный…»

День задумчивый, туманный, День дождливый, ну так что ж — Мир, по-прежнему желанный, Мир глубóко в сердце вхож. Тусклый свет заполнил шири, Лёгкой дымкой заволок. Очень тихо нынче в мире. Очень мягко смотрит Бог… Ясный день или ненастный, Свет звенит иль дождь пошёл — Сердце с Господом согласно, Потому и хорошо…

 

«Быть всей душой Тебе покорной…»

 

I

Быть всей душой Тебе покорной. Не внешней силе, а Тебе, — И ясным днём, и ночью чёрной, И в самый страшный час в судьбе. В тот час невидимого боя Склониться, чашу пригубя С Тобою, только лишь с Тобою, И ни мгновенья – без Тебя.

 

II

А Ты молчишь. Ты смотришь и молчишь В ответ на боль, в ответ на все страданья. Ты просишь только не нарушить тишь. Ты просишь разделить с Тобой молчанье. В Твоем молчанье слились все пути. Молчать в вечерний час и в час рассвета — Как это трудно! Господи, прости… И как легко и как прекрасно это!..

 

«Хорошо ль тебе среди молчанья…»

Хорошо ль тебе среди молчанья, Посреди наполненных пустот? В беспредельном тихом океане, Где последний робкий звук замрёт? Господи, да что ж это такое? Кто мне дал сверкающий ответ: Там, в глубинах вечного покоя, В сердцевине смерти – смерти нет. Только вы чужим словам не верьте Про другую, неземную жизнь. В глубине молчанья есть бессмертье. Сам к нему всем сердцем прикоснись.

 

«Серое, серое небо…»

 

I

Серое, серое небо. Дождика мелкого сеть. Мокнут деревья, а мне бы Только на это смотреть. Видеть мой лес и дорогу, Сев у окна своего. Как у дождя, я у Бога Не попрошу ничего. Нет ни конца, ни начала — Только в мир Божий окно. Сердце любить не устало. Сердце живое – полно.

 

II

Мокрых птиц сиротливая стая, Голый профиль дубка одного, А берёзка совсем золотая. Кто-то скажет: и что мне с того? Не нужны здесь горячие речи — Знает он все слова наизусть. Я ему ничего не отвечу. Я к берёзке моей прислонюсь.

 

«Сквозь сосны виднелись горящие дали…»

Сквозь сосны виднелись горящие дали. Тонул в бесконечности глаз. А сосны шумели, а сосны качались, А сосны не знали про нас. Мы были в смятенье, Мы были в бессилье, Полны неизбывной тоской. А сосны качались, а сосны хранили Наш общий великий покой.

 

«Покой тогда ко мне придёт…»

Покой тогда ко мне придёт, Когда всецелый небосвод, Лучи над лесом наклоня, Уместится внутри меня. И, не меняя ничего, Застыв, не шевельнув рукой, Я стану зеркалом Его. Тогда придёт ко мне покой.

 

«Молчание разглаживает складки…»

 

I

Молчание разглаживает складки, Стирает напряжение со лба, И ты уже в ладу с миропорядком, И душу больше не гнетёт судьба. Молчание, молчание, молчанья Густой покой. Затягиванье ран. И ты уже не тонешь в океане, А внутрь души вбираешь океан.

 

II

Да, ты уже не тонешь в океане, А внутрь тебя вмещается весь он. Любовь и есть то самое молчанье, В котором целый океан вмещён.

 

«Ты всё сказал, великий Боже…»

Ты всё сказал, великий Боже, Вот отчего такая тишь… Ты большего сказать не можешь, Ты всё сказал, и Ты молчишь. Ты тише вод и неба тише, Ты, превративший слово в свет. И тот, кто смог Тебя услышать, Засветится Тебе в ответ.

 

Раздел IV. Простор души неизмерим

 

«Простор души неизмерим…»

Простор души неизмерим. Он больше всех просторов зримых. Вот почему мы и творим Всё время, неостановимо. Попробуй кончи, заверши, Означь названьем, чётким краем — Но вновь открыт простор души, Не назван и неисчерпаем.

 

«Текли облаков громоздящихся сонмы…»

Текли облаков громоздящихся сонмы. Их путь был велик и нескор. И он раскрывался – слоистый, огромный И всё зачеркнувший простор. Сквозь серые, белые груды продета Луча еле видная нить. А я родилась, может быть, чтобы этот Простор в своё сердце вместить. Нам всем этот чистый простор предназначен. И он не вмещён до сих пор. Оставьте, оставьте все ваши задачи — Нам всем предназначен простор.

 

«Склонённый купол бледно-серый…»

Склонённый купол бледно-серый. Ширь моря шепчет, чуть рябя. И ты измерен полной мерой, Ты стал размером сам с себя. Господь глядит спокойным взглядом, Размыв все зримые края. Не прячься от Него, не надо: Он – мера полная твоя.

 

«Почему душе моей нужна…»

Почему душе моей нужна Эта высота и глубина? Почему, лишь тронув точки звёзд, Может встать она в свой полный рост? Почему, чтоб развернуться ей, Нужен целый разворот морей? Или впрямь она так велика, Что в неё вместились все века? Или смысл наш, что в неё вмещён, Больше всех пространств и всех времён?

 

«Вот столько, сколько дерево растёт…»

Вот столько, сколько дерево растёт. Вот столько, сколько слышен плеск листвы. Вот столько, сколько длится небосвод. Вот столько, сколько в небе синевы. Вот столько, сколько дали впереди, И сколько звёзд вместилось в Млечный Путь, — Такой простор в себе освободи И обо всём, что мерится, забудь…

 

«Лёгкий лист дрожит в полёте…»

Лёгкий лист дрожит в полёте. Лес роняет свой убор. И на месте тяжкой плоти Появляется простор. День холодный, небо мрачно, Но глубинный огнь прожёг Мир насквозь. В дали прозрачной Веет, дышит, блещет Бог.

 

«Бог делает дело своё в тишине…»

Бог делает дело своё в тишине, И вот почему в этом строгом Безмолвии леса так дышится мне — Здесь всё переполнено Богом. Всё духом творящим полно до краёв И от полноты онемело. В молчанье Бог делает дело своё. Своё жизнетворное дело. И слышится только дыханье весны Да тихое пение птицы. О, сколько же нужно ещё тишины, Чтоб жизнь продолжала твориться!

 

«О, где они – тихие лица?..»

О, где они – тихие лица? К кому мне прижаться плечом? К кому мне, к кому прислониться, Чтоб тихо сказать ни о чём? Кто шёпотом шум уничтожит, Дыханием выметет сор? О, кто же, скажите мне, кто же Откроет для сердца простор?

 

«Мне надо досмотреть зарю…»

Мне надо досмотреть зарю. И вот когда я досмотрю, Душа расширится моя До полной меры бытия. И в этот сокровенный час Всем небом я взгляну на вас.

 

«Я возникла отсюда, из этой бездонной…»

Я возникла отсюда, из этой бездонной Глубины. Мир глубок и велик. Только б связь не терять с тем божественным лоном, Из которого вышла на миг. Этот миг опьяневшей, безудержной воли — На каком перекрёстке стою! Всё – моё. Но дано было не для того ли, Чтобы вырасти в меру Твою?

 

«Нет поддержки извне в этом мире тревожном…»

Нет поддержки извне в этом мире тревожном. Пуст простор. В пустоте удержись! Что есть Бог? Что такое присутствие Божье? В недрах смерти горящая жизнь.

 

«Смерть входит в мир. И вот наперекор…»

Смерть входит в мир. И вот наперекор Всему, что ждёт поддержки и опоры, Внезапно раскрывается простор, И Бог в ничём – среди всего простора. В лесу глубинный, всё пронзивший свет. Пылает лес редеющий, осенний. Приходит смерть сказать, что смерти нет, А есть Творец, раздвинувший творенье.

 

«Смерть – слепящий глаза Рубикон…»

Смерть – слепящий глаза Рубикон — Мрак, в котором наш мир зарождён. Погруженье в великую тьму, В чьём провале начало всему. Нас в начало уводит конец, В пустоту, где расправлен Творец, В лоно жизнь зарождающей тьмы, Где Ему причащаемся мы.

 

«Мы в этом мире родились…»

Мы в этом мире родились, Чтобы измерить сердцем высь, Чтоб внутрь вместить земные шири. И в этом вот конечном мире Вдруг обнаружить бесконечность И к ней в объятья, ей навстречу Рвануться вслед за певчей птицей, Перерезая все границы.

 

«А тихие эти большие деревья…»

А тихие эти большие деревья Находятся здесь и в ином измеренье. И то, что мы с ними в соседстве живём, Из плоскости нашей уводит в объём. И вовсе не надо заманчивых странствий, Чтоб вдруг очутиться в великом пространстве, Где так бесконечно высóко и тихо, Что из безысходности видится выход. Да, выход туда, в измеренье иное, Прочерченный в небе высокой сосною.

 

«Вот она – великая пустыня…»

Вот она – великая пустыня, Место, внутрь вмещающее всех. На земле, как там, в небесной сини, Где для Духа – никаких помех. Дышит Дух. Здесь душ безмолвных много, Как деревьев, только ни одна Не вставала на пути у Бога. Потому такая тишина.

 

«Не от мира сего…»

Не от мира сего, Не от плоти и крови, Всё мое существо — От нетленной любови. Плоть и кровь наросли На незримое что-то, И о коме земли Зародилась забота. Но рассыплется ком Грудой лёгкого сора, И на месте пустом Разольются просторы. И послышится песнь Над бездонным провалом — Неужели я есть Сей простор небывалый?

 

«Разлились небеса над лесом…»

Разлились небеса над лесом. Что обещает мне простор? Об этом знает только месса Да ангельский чуть слышный хор. Опустошенье. Обнищанье. Стихает речь, слабеет плоть. Но есть беззвучное вещанье — С душою говорит Господь. И в комнате, и у могилы, Где лишь окно да ель в снегу. Я ничего понять не в силах, Но не поверить не могу. Всё то, что дал, Ты вновь отнимешь, Напрасны сказки и мечты. Сомкнётся глаз, сотрётся имя, Но весь простор заполнишь Ты.

 

«А небо! Небо! Небо над домами…»

 

I

А небо! Небо! Небо над домами… А небо! Небо! Небо над судьбой… О, землю охраняющее пламя! О, Духа несмолкающий прибой! Есть что-то, что вовеки не разрушить, Что – в нас, но мы-то от него вдали. Когда б мы небо разглядели в душах, Тогда бы в небе душу мы нашли.

 

«Священнодействие рассвета…»

Священнодействие рассвета — Мир ясен, и глубок, и тих. И Бог, вступая в сердце это, Из сердца вытесняет стих.

 

«О Господи, какое счастье…»

О Господи, какое счастье — Простор дыханьем Божьим полн. Ныряю в океан творящий И восстаю из пенных волн. Нет ничего. Простор в просторе. Ни слов, ни одного лица. Передо мной рокочет море, И нету творчеству конца.

 

«Та к просто всё. Та к что же в горле слёзы…»

Так просто всё. Та к что же в горле слёзы? Я в доме, у окошка моего, А за окном стоят две-три берёзы, Берёзы, ель и больше ничего. День пасмурный. Деревья в снежной дрожи. Такой простой, такой привычный вид. Нет ничего, кроме Тебя, мой Боже, Который всё из ничего творит. Беззвучно поднимается осанна, Лишь я взгляну, лишь выйду за порог — Вот так, как на картине Левитана: Писал пространство, а выходит – Бог.

 

«Движенье облачного пуха…»

Движенье облачного пуха, Чуть видного, едва-едва. Прикосновенье, ощупь Духа, Истаиванье естества. И нарастающая нега — До боли и ещё чуть-чуть. Как таянье весною снега — Вхожденье неба прямо в грудь.

 

«И снова за моим окном…»

И снова за моим окном Вход в мой родной бесстенный дом. И я всем сердцем отдохну, Прильнув к туманному окну. О, тайна тихая моя — Неизмеримость бытия И тождество моё с туманом, С тем, из которого восстану, С тем, в глубь которого ныряю, Всё преходящее теряя…

 

«А главное совсем не это…»

А главное совсем не это. Не то, не то, не так… Постой — Полоска тающего света, Простор великий и пустой. То, не имеющее края — Не твердь, не прочность, не гранит — То, что ищу, весь мир теряя, То, что меня сейчас творит.

 

«О Ты, священный мой Ваятель!..»

О Ты, священный мой Ваятель! Касанье, жар незримых рук!.. Какое море благодати Сейчас смывает глыбу мук! Волна великая, святая, Прах повергающая в прах. И вот я таю, таю, таю, Как глина у Тебя в руках. Нет ни минуты застыванья. Я иссякаю в миг любой, И это самоиссяканье И есть сотворчество с Тобой.

 

«Тишина бездейственного дня…»

Тишина бездейственного дня. Жизнь опять как белая страница. И растёт простор внутри меня, Чтобы Бог сумел туда вместиться. Ель чуть-чуть качается в окне. Мысли всё замедленней, всё кротче… Когда Бог расправится во мне, Пусть творит всё то, что Сам захочет.

 

«Как пространства открытого много…»

Как пространства открытого много… Немота. Облаков череда. Полный круг одиночества Бога. От себя самого – никуда. Нет «за что?», нет «зачем?», нет «докуда?» Смысл всей жизни торжественно нем. Есть Один, пребывающий всюду, Грудь свою раскрывающий всем.

 

«Вернуться в лес, вернуться к тем берёзам…»

Вернуться в лес, вернуться к тем берёзам, Вот в тот немой, расправленный простор, Где незаметно высыхают слёзы И затихает всякий разговор. А может быть, вернуться в дорожденье — В незнаемое, тайное, куда Нас тихо-тихо манит лес осенний И зазывает дальняя звезда. Там нету слов, там нарастанье света, Там льётся Духа чистого струя, Там – ничего, ни одного предмета. Там никого, но там повсюду – я.

 

«О, это угасанье дня!..»

О, это угасанье дня! — В неведомую даль дорога. Вечерний свет пронзил меня, И вот, открылся выход в Бога. Высь негасимая бледна. В ней – клочья розового пуха. И воцарилась тишина — Простор немереный для духа.

 

«Даль в розовеющем узоре…»

Даль в розовеющем узоре. Душа и Бог мой – взгляд во взгляд. Как отразится небо в море, Та к очи Бога отразят. Мой дух расправили широты. Впадает в вечность краткий век. И если здесь не Бог, то кто ты — Вместивший небо человек?

 

«А небо существует для того…»

А небо существует для того, Чтоб душу мне очистить и наполнить, Промыв моё земное естество Разливом всемогущего безмолвья. И безысходность превратится в ложь, И боли не замечу ни следа я. Ах, небо, небо, ты меня сотрёшь. Ах, небо, небо, ты меня рождаешь.

 

«Померк горячий свет дневной…»

Померк горячий свет дневной. Покрылся лес прозрачной тенью. И развернулось надо мной Покоя тайного свеченье. И тихая, как выдох, весть Коснулась внутреннего слуха: А может быть, тот свет и есть Простор, раскрывшийся для духа…

 

«Так вот в чём тайна: нас не двое…»

 

I

Так вот в чём тайна: нас не двое — Не Бог и я, а только Бог. Иль только я. Единый вдох. Единый Дух. И мы с тобою Не две души – мы суть одно. В прозрачном духе видно дно — Вот та незыблемая твердь, То, обо что разбилась смерть.

 

II

О, только б растворилась дверь Души, тот потаённый вход, Где возвращенье всех потерь Тебя, как ёлка в детстве, ждёт. Есть самый высший Божий дар, Что настигает, как удар Души о мировое дно, Где потерять себя дано. Та абсолютность нищеты, Где больше нет меня – есть Ты. Незыблемый закон небесный: В себе умру – в Тебе воскресну.

 

«Почему молчит простор небесный…»

Почему молчит простор небесный И морей раскинутая гладь? Почему деревья бессловесны? Им ведь много есть чего сказать. Боже, светом дня меня наполни И мерцаньем дальних звёзд в ночи. Своему великому безмолвью Маленькую душу научи…

 

«Всю жизнь мою учусь безмолвью…»

Всю жизнь мою учусь безмолвью. Какая трудная наука! Вхожу в молчание, как в волны, И – ни движения, ни звука. Лишь нарастает пустота, И понимаешь понемногу, Что это место для Христа, А там, внутри Него, – для Бога. На пустоши взрастает лес. В пустом просторе кружит птица. Чтоб Бог воистину воскрес, Нам надобно опустошиться.

 

«Есть труд бездействия. Есть труд…»

Есть труд бездействия. Есть труд Торжественного замолканья. Ты сам – никто. Пустой сосуд, Простор, вместивший мирозданье, Окно, впускающее свет. И – ни начала, ни итога — В тебе тебя ни капли нет. Ты – место пусто, дом для Бога.

 

«Догляди весь открытый простор до меня…»

Догляди весь открытый простор до меня. И меня догляди до простора. И не бойся последнего судного дня, И не жди от судьбы приговора. И никто не чужой. Никого – за стеной. И нигде мы угрозы не встретим. Если будет простор меж тобою и мной, Будет Бог наш таинственным Третьим.

 

«Есть в мире мёртвая вода…»

Есть в мире мёртвая вода. Всё замирает. Час труда Окончен. Истощились споры. Грудь наполняется простором — То й сокровенной пустотой, В которой дышит Дух Святой. И длится тайный Божий сон — Покой, в который погружён Творец… Когда в него войдёт Весь бесконечный небосвод, Тогда Он встанет ото сна И будет вновь сотворена Вселенная. И вот тогда Живая потечёт вода. Не торопи её волну, Войди в святую тишину. В ней зреет всем концам конец. Творенья нет, но есть Творец.

 

«Вот что со мною, верно, будет…»

Вот что со мною, верно, будет, Когда вернётся в землю прах: Не удержавшийся в сосуде Дух разольётся в небесах. А там – ничто, пустыня, небыль. Разлив зари, закат потух, И кто-то, долго глядя в небо, Вдруг спросит: что такое Дух? Безостановочный, крылатый, Залив собою неба гладь, Он снова натечёт куда-то, И нам Его не удержать. О, этот океан покоя — Ни форм, ни линий, ни сторон. А я… Но что же я такое — Вот это тело или Он? И что такое жизнь иная? — Простор, где не бывает двух. Тот Свет, где Ты меня узнаешь И Дух опять вольётся в Дух.

 

«Не пугайся чудовищ – они рождены…»

Не пугайся чудовищ – они рождены Твоим страхом. Они – твои тени. Когда сердце спокойно и очи ясны, Тучи скрылись. Не стало видений. Всемогуща на свете одна тишина — Ширь небес над земною разрухой. Не пугайся стихии – и сам сатана Задрожит пред расправленным Духом.

 

«Запасайтесь небом, люди!..»

Запасайтесь небом, люди! Заполняйте небом души! Если небо в вас пребудет, Вас вовеки не разрушить. Росту жизни нет предела. Если небо входит в поры, Небо – в каждой клетке тела, Всюду – выход, путь в просторы.

 

«Нет в небе ни форм, ни предела…»

Нет в небе ни форм, ни предела. Всё зыбко – ни веса, ни тела, Ни золота нет и ни хлеба. Но что мы такое без неба? О, Господи, что мы такое Без тайны святого покоя, Без той беспредельности света, В которой нас будто и нету?

 

«Останови меня, останови…»

Останови меня, останови Огромным валом всей Твоей любви! Останови поток бегущих слёз, Останови гудящий мой вопрос, Мою тоску, толпу моих забот Твоё безмолвье пусть пересечёт. Останови, как остановлен лес, Вершинами коснувшийся небес! Или как гребни тех далёких гор, Откуда виден весь земной простор…

 

«Сегодня в жизни был простор…»

Сегодня в жизни был простор, Немая разливалась сила, Хоть ни в поля, ни в ближний бор Из комнат я не выходила. Но расширялся дом, как зал, Он был светящимся чертогом, Затем что сердцу не мешал Никто соединяться с Богом.

 

«Весенние ветры простор расчищали…»

Весенние ветры простор расчищали, Нависшие тучи гоня. Вплываю, вхожу и вхожу в эти дали, А дали вплывают в меня. И вечно горящие строки Завета Наносятся вновь на скрижаль. Та к кто же я? Точка чуть видная эта Иль эта бескрайняя даль?

 

«А всё-таки всего важней…»

А всё-таки всего важней То одиночество, в котором Растут и ширятся просторы Души внимающей моей. То одиночество, где слышно, Что говорит душе Всевышний, И где никто не заглушил Гуденья жизнетворных сил. О, всеохватность небосвода! Та бесконечная свобода, Где больше нет ни трёх, ни двух — Единый, всё объявший Дух.

 

«Расти, душа моя, как этот…»

Расти, душа моя, как этот Луч первый, вставший из-за гор. И вместе с розовым рассветом Займи собою весь простор. Расти до тайного итога — Пока не потеряешь край, И вот тогда предстань пред Богом И всем, кто спросит, отвечай.

 

«И не будет ни воды, ни хлеба…»

И не будет ни воды, ни хлеба, Ничего, о чём скажу «моё». Я уйду туда, в провалы неба. Небо – это ведь небытие. Тот простор безмолвный и бездонный, Тот, в котором нету ни-че-го. Почему же так заворожённо, Та к влюблённо я гляжу в него?

 

«Небо говорит со всей душою…»

Небо говорит со всей душою. Вся душа и – целый небосвод. Если душу я до дна раскрою, То всецелый Бог в неё войдёт. Если ни единого зазора, Если всё насквозь и на просвет, Если сердце полнится простором, То на все вопросы есть ответ.

 

Раздел V. Только тот, кто сможет не отвлечься

 

«Жизнь души бездонно молчалива…»

Жизнь души бездонно молчалива. Жизнь души сурова и проста — Застыванье у того обрыва, Где уже иссякла суета. Жизнь души не знает отвлеченья, Лишь самой собой душа полна. Внутреннему пристальному зренью Открывает тайну глубина. Тайну духа, тайну жизни вечной, Тайну растворившихся небес. Только тот, кто сможет не отвлечься, Выдохнет: «Воистину воскрес!»

 

«Глубокий час уединенья…»

Глубокий час уединенья — Мой самый сокровенный час. Всё тоньше, всё длиннее тени. Всё пристальней, всё у же глаз. Лишь только здесь, уже не где-то, Вся собрана душа моя И вслед за уходящим светом Подходит к центру бытия. К невидимому средоточью Всех сил подводит узкий путь, Где вся безмерность стала точкой. Мир уместился в Божью грудь.

 

«Есть тот покой, где смерти нет…»

Есть тот покой, где смерти нет. Есть тот торжественный покой, В чьей темноте струится свет Глазам не видимой рекой. Покоем этим лес набух. Войди в него – и различишь, Как в тишине струится Дух, Переполняя эту тишь. Здесь настаёт конец концам. Ты вновь в забытый рай проник. Смерть исчезает только там, Где жизнь творится каждый миг.

 

«Лес высокий, тихий, старый…»

 

I

Лес высокий, тихий, старый, Весь окутан зимней чарой, Весь во власти чародея Стынет он, вздохнуть не смея, И велит нам всем застыть, Чтоб серебряная нить Наши мысли и слова Заплела бы в кружева. Серебрящеюся, белой Кружевной фатой одела И неслышимо ввела В мир, где звон и зеркала.

 

II

Зачаровано пространство Белым сказочным убранством Будто Божией рукою, Приводящей нас к покою. Остановлено мгновенье. Ни малейшего движенья — Отклонения от стержня, Что звезду и землю держит.

 

«Берёзы белоснежные мои…»

Берёзы белоснежные мои, Я умываюсь белизною вашей. Течёте вы, как белые ручьи, Чтоб пить сиянье из небесной чаши. Поблёскивая тихо на свету, Переплетаясь с хвоей темнокрылой, Бесшумно нас ведёте в высоту, К истоку жизни и к истоку силы.

 

«Спокойный, ясный день осенний…»

Спокойный, ясный день осенний. Парящий дух, недвижность крыл. И свет сейчас как откровенье — Господь лицо Своё открыл И смотрит прямо в наши лица, Та к неотрывно… Вот сейчас Душа должна преобразиться. Не отрывать бы только глаз.

 

«Ты на меня глядишь так долго…»

Ты на меня глядишь так долго, Та к пристально в меня глядишь… Ты ждёшь, чтоб мысль моя замолкла И воцарилась в сердце тишь. И лишь тогда исчезнут стены И я увижу, я пойму, Что Ты святой и совершенный, Пронзивший светом нашу тьму.

 

«Когда небо переполнит душу…»

 

I

Когда небо переполнит душу, Когда небо хлынет через край, Вот тогда ничьих речей не слушай, Одному лишь Богу отвечай. Будет говорящее безмолвье, И во всём оправдан будешь ты, Когда небо душу переполнит. Но не прежде этой полноты.

 

II

И никого на небе нету. Простор безлюден, нем и глух. Там только бесконечность света. Там только всё заливший Дух. И больше ничего не требуй — Здесь сущность наша, воздух наш. Душа моя, наполнись небом, И ты всё заново создашь.

 

«Безгрешность – это тишина…»

Безгрешность – это тишина. Но только полная, такая, В которой не нащупать дна. Ничто уже не отвлекает От самого себя. От тех Глубин, в которых мир творится, — От Бога. Что такое грех? Непроходимая граница Между тобой и Им. Но вот Открылся цельный небосвод И длится духа разрастанье. Ты – океан, и в океане Нет разделений. Для греха Нет щелочки. Душа тиха.

 

«Я нынче в дом Господень вхожа…»

Я нынче в дом Господень вхожа И не стираю слёз с лица. Берёзы эти – слово Божье, Берёзы эти – мысль Творца. Где наши страхи, наши войны, Где все бессчётные грехи? Берёзы эти так спокойны, Берёзы эти так тихи…

 

«Не проси у меня ничего. Я сейчас…»

Не проси у меня ничего. Я сейчас Как немая сосна или шепчущий вяз. Ни пред кем, ни пред чем – пред собою в долгу. Я сейчас ничего, ничего не могу. Только чуять незримую тонкую нить, Что проходит сквозь всех. Я должна только БЫТЬ. Отрешась от всего, цепи все разрубя, Только БЫТЬ – за него, за тебя, за себя. Посреди всех ветров неподвижно стою. Прикоснись, причастись моему бытию.

 

«А я смотрю, смотрю, смотрю…»

А я смотрю, смотрю, смотрю… То на вечернюю зарю, То на дневные облака, Плывущие издалека. Мне кто-то скажет: всё едино — Однообразная картина. Что необычного в просторе? Всё то же небо, то же море. А я стою на берегу, И оторваться не могу, И знаю, что ещё немного, Ещё чуть-чуть – и встречу Бога

 

«Когда приходит Бог, то смерть уходит…»

Когда приходит Бог, то смерть уходит, Вся растворяясь, как во влаге соль. Как тает тьма на солнечном восходе, Та к в бездне Бога исчезает боль. Нам снятся все оковы и границы, И наши стоны разрывают грудь. Но если, если б только пробудиться… Но если в Божьи очи заглянуть!..

 

«Деревья остановки просят…»

Деревья остановки просят, Деревья просят тишины. Стволы и шапки древних сосен Навек Создателю верны. И надо нам совсем немного, Чтобы пришёл на землю Спас: Нужна нам только верность Богу. И ей деревья учат нас.

 

«Как далеко! О Боже, как далёко…»

 

I

Как далеко! О Боже, как далёко Ты простираешься, душа моя! За тот предел, что может видеть око. За зримый край земного бытия. И я гляжу бездумно и бесцельно На этот все края размывший свет. Та к ты, душа, и вправду беспредельна? Тебе на самом деле смерти нет?

 

II

Есть красота как неземная сила, Смывающая все дурные сны. Есть красота, которая раскрыла, Что мы и впрямь любовью рождены. Раскрыла то, что там, за нашим краем, Раскрыла нам, что края вовсе нет… Та к ты не знал, что мир неисчерпаем? Что можно мир увидеть на просвет?

 

«Они стояли под дождём и снегом…»

Они стояли под дождём и снегом, Сверкали, погружались в полутьму, А время пробегало быстрым бегом, Мелькавшим, незаметным никому. Да, время с шумом пробегало мимо, А в них была такая тишина! И так безмолвно, так невозмутимо Они пересекали времена. Да, так невозмутимо, так безмолвно Лес неотмирный среди мира рос. И этой независимости полной Училась я у сосен и берёз.

 

«Мы знаем больше, чем сосна…»

Мы знаем больше, чем сосна. Намного? Сосна не знанием полна, А Богом. Иду весь день путём лесным, Блуждаю, Покуда не наполнюсь Им До края.

 

«Мне надо, чтоб сосна заговорила…»

Мне надо, чтоб сосна заговорила, Мне надо, чтобы в тишине лесной Своей неведомой священной силой Она делиться стала бы со мной. Чтоб эта сила нашей общей стала, Последний чтоб разрушился порог И там, в душе, открылись бы каналы, По коим тихо заструится Бог.

 

«Сказать о Боге? Никогда…»

Сказать о Боге? Никогда Ни ангел, ни пророк не сможет. Но так, как в небосвод звезда, Та к сердце входит внутрь Бога. Узнать о Боге ничего Нельзя, покуда есть граница. Но вот вместить в себя Его Иль просто внутрь Него вместиться…

 

Слушая Баха

Ты говоришь, что день и год Текут. Текут моря и реки. Ты говоришь, что всё пройдёт, А ты останешься навеки. Ты говоришь, что в вышине Растают тучи слой за слоем, А ты останешься во мне, А ты останешься со мною. Ты говоришь, что высь и тишь — Моя незыблемая сила. Ты так спокойно говоришь, Как если б небо говорило. И весь потерянный Эдем Вместился внутрь твоих прелюдий. Ты примирил меня со всем, Что есть, что было и что будет.

 

«Я повторяю так, как Бах…»

Я повторяю так, как Бах, И так, как Бог. Я повторяю Луч солнца, дрогнувший в ветвях, И даль, не знающую края. В священной книге бытия Листаю вечные страницы. Мир Божий повторяю я, И он в который раз родится. О, если б повторить сирень И эти птичьи разговоры! Я повторяю каждый день И – ни единого повтора. Начало вижу за концом, Как непрерывную молитву. О, это счастье жить с Творцом В кружащемся едином ритме!

 

«Дух. Дуновение. Дыханье…»

Дух. Дуновение. Дыханье. Пустое небо, ширь и высь. Над бесконечным мирозданьем — Неузнаваемая жизнь. И ниже трав, и снега тише, И нету ни одной черты. О, Боже, мы Тобою дышим, Не понимая, где же Ты…

 

«Порой нет покоя от мысли тревожной…»

Порой нет покоя от мысли тревожной, Та к нужен для сердца ответ. Понять невозможно, вместить невозможно, — Что значит – вы были и нет? Куда исчезают любимые лица? В каком отыскать их краю? Нет-нет, не понять – можно лишь причаститься Их жизни и небытию. Их небытию? Да, на камне лишь имя, Лишь след – ничего во плоти. И можно одно: замолчать вместе с ними И в тайну молчанья войти. ……………………………………………… В туман погружаются чёткие вещи… Лес в дымке, туманный, седой. Та к что же душа так дрожит и трепещет, Как Дух над пустынной водой?..

 

«Я приближаюсь к рубежу…»

Я приближаюсь к рубежу, К миров невидимому краю — Из нашей жизни выхожу И в жизнь безмолвную вступаю. В безмолвную лесную жизнь, Пересекающую нашу. Деревья молча поднялись, Чтоб свет впивать из Божьей чаши. О, наше тайное родство!.. Слежу за ними долгим взглядом, И, кроме света, ничего Мне тоже, кажется, не надо.

 

«Есть высь небес. Есть широта морская…»

Есть высь небес. Есть широта морская. Есть сердце, обнимающее всех. И есть на свете тишина такая, Которую нарушить – смертный грех. Прислушайтесь… О, тише, тише, тише… Нисходит в мир такая тишина, В которой можно явственно расслышать Взбуханье, прорастание зерна. Ложится тень берёзы на дорогу. Протянута луча косого нить. Нарушить это – значит ранить Бога, Господень тонкий замысел убить. Да, смерти нет в божественной природе. Не сдавит Бога тяжесть наших плит. Бог через смерть, как луч сквозь тьму, проходит, Но Он кричит. В сём мире Бог кричит. Вот почему стенанья не смолкают. И всё-таки до сей поры слышна Святая тайна… Тишина какая! Прислушайтесь – какая тишина!

 

«Остановка. Нету силы…»

Остановка. Нету силы, Или – преизбыток сил. Белизна остановила. Все деревья снег покрыл. Переплёты белых веток — Ель в снегу, в снегу сосна. В мире нет другого цвета — Воцарилась белизна. Кончен путь. И – вновь дорога, Точно море, широка… Я почти дошла до Бога — К устью близится река. Стихла мысль, умолкло горе, Забываю о судьбе. Побережье. Дальше – море. Дальше – Ты, а я – в Тебе.

 

«Есть в этом мире Ты и я…»

Есть в этом мире Ты и я, И мирозданье в промежутке. И это тайна бытия, Не постижимая рассудком. Есть в этом мире я и Ты, Моя любовь к Тебе и вера. Есть измеренье высоты, А я пока что недомерок. Да, есть земля и россыпь звёзд. Есть я и Ты – моя вершина. Когда ж войду в свой полный рост, Двоих не станет – мы едины.

 

«Над вечным покоем…»

Над вечным покоем… Что, что там такое? Там всё, из чего мы встаём. Вселенские волны — Всё то, что нас полнит, Что залило весь окоём. Над вечным покоем Творящей рукою Начертана мера моя: О, росчерк великий Ни формы, не лика, А вся полнота бытия.

 

«О тишина первоосновы…»

О тишина первоосновы — Лес, зачарованный зимой. Освобожденье от чужого И возвращение домой — К себе. Та к что же я такое? Неужто то же, что и Ты — Вот этот концентрат покоя И неизбывность красоты? Кто, кто разрушил это чудо? Кто дал немереному срок? Увел, извлёк меня отсюда, От самоё себя отвлёк? Подвёл из средоточья к краю, Из глуби – к кромке бытия. Но вот оно – пространство рая: Неисчерпаемость моя.

 

«Шли деревья так нескоро…»

Шли деревья так нескоро, Незаметно сосны шли В засиневшие просторы, В высь немую от земли. Меж ветвей светились дали, Тишина вросла в сосну. Мы деревья обогнали, Заболтали тишину. Мы своею шли дорогой, Не кому-нибудь вослед, И промчались мимо Бога, Огляделись – нет как нет. Ни пощупать, ни приметить. Детской сказкой мнится Весть. Мы одни и есть на свете. Только вправду ли мы есть?..

 

«Мой бедный, смертный мой собрат…»

Мой бедный, смертный мой собрат, Не надо самовосхваленья. Как ты ни горд, как ни богат, Ты вовсе не венец творенья. На лес высокий посмотри, На лёгких веток тихий танец. Здесь молча собрались цари, А ты пока что самозванец. Что значит истинная жизнь, Узнаешь, преклонив колени. Смотри, и слушай, и учись Их высоте и их смиренью. За каждый миг, за все года Шепни беззвучно: благодарствуй… И ты наследуешь тогда Их ослепительное царство.

 

«Кого ты просишь? Ведь вовне…»

Кого ты просишь? Ведь вовне Нет никого. И в страшном сне Не встретишь ты страшней картин: Нет ни-ко-го. Ты здесь один. Один, как неба разворот, Как целокупный небосвод. Совсем один на целом свете. Та к кто мы? Брошенные дети Иль не свершившиеся боги, Стоящие на полдороге К тому невидимому трону, Что ждёт богов новорождённых? Кто мы – рабы или цари, Умеющие изнутри, Из центра управлять мирами, Которые творим мы сами?

 

«Ты нам сказал, что есть спасенье…»

Ты нам сказал, что есть спасенье, Что можно жить, весь мир любя, Внутри нас – жизнь и воскресенье. Но мы всё время вне себя.

 

«Зари разбросанные перья…»

Зари разбросанные перья Сквозь сумрак серебристо-серый… Ты просишь полного доверья. Ты просишь безоглядной веры. Да, без оглядки, без возврата В то, что прошло и стало тенью. Не любование закатом — Во взгляд Господень погруженье. Не размягчение в блаженстве, А собранность в безмолвьи строгом, До знания о совершенстве Неведомого миру Бога.

 

«Не оглянись и не внемли…»

Не оглянись и не внемли Всем окликам. Забудь свой страх. Все наши страхи – от земли, А Бог живёт на небесах. Наш всемогущий Бог жив там, В той бесконечной вышине, Где ничего не страшно нам, Затем, что ничего – вовне. И во всю душу – благодать, Как по утрам в траве – роса. И можно всё собой обнять, Вот так, как землю – небеса.

 

«Гения Создатель судит строго…»

Гения Создатель судит строго, Снисхожденье напрочь отрубя. Гениальность – послушанье Богу Вплоть до отвержения себя. Полного. И – никакой досады, Ни малейшей жалобы судьбе. Мне себя уже совсем не надо — Богу я служу, а не себе… Все таланты и ума палата — Лишь дрова для Божьего огня. Вот тогда-то, только лишь тогда-то Будет Бог творить через меня. И не будет никаких сомнений — Несомненность полнобытия. Гений я или совсем не гений — Безразлично. Действую – не я.

 

«А где-то море. Где-то небу…»

А где-то море. Где-то небу Внимает стынущая гладь. Вот если так застыть и мне бы, Чтоб так же небесам внимать. Та к неподвижно, так же строго, Забыв, что где-то есть ветра. Так, как пустыня внемлет Богу, Лучу последнему – гора.

 

«Вмещать Тебя трудно, Боже…»

Вмещать Тебя трудно, Боже, Ты грудь разорвать мне можешь. И всё же – твори что хочешь, Всю волю возьми мою. Наполнена неба чаша, В ней жизнь и в ней счастье наше. Живу – значит дни и ночи Бездонную чашу пью. Бездонность немого неба… О, нет, не единым хлебом, О, нет, не единой болью Живая душа полна. Предельное наполненье Есть вечное воскресенье. И полную слёзной соли Я чашу допью до дна.

 

«Ну, вот ответ на все вопросы…»

 

I

Ну, вот ответ на все вопросы — Берёзы тонкие белы, Ветвей трепещущие косы И неподвижные стволы. И эта неизбывность света, Его немолкнущий рассказ. Мы просим Твоего ответа, А Ты – внимания от нас.

 

II

О, мой немолкнущий Владыка, Что б ни было в моей судьбе, Дай силы мне на труд великий — Внимать не людям, а Тебе. Сквозь всё расслышать голос Божий, Звучащий сотни тысяч лет. Ты не ответить мне не можешь, Ты сам и есть сплошной ответ.

 

«Развлекать меня не нужно…»

Развлекать меня не нужно, Отвлекать меня не надо. В небе облаков жемчужных Расстилается громада. Взгляду Божьему навстречу Поднимаюсь над судьбою. Только там, где бесконечность, Неразлучны мы с тобою.

 

«Глубокий час немого торжества…»

Глубокий час немого торжества. Просило небо моего молчанья И обещало цельность мирозданья В обмен на все застывшие слова.

 

«А дальше некуда. Ни шагу…»

А дальше некуда. Ни шагу, Ни действий никаких, ни слов. Я на вершине Карадага, А может, в центре всех миров, А не в квартире у окна. Сейчас я соединена Со всем, куда ведёт окно. Та к вот что значит «мы – одно». Не я и Он, не Бог и я, А вся бескрайность бытия.

 

«Мне сосна указала дорогу…»

Мне сосна указала дорогу, Ветку тихо склоняя ко мне. Провела меня медленно к Богу И оставила наедине. С кем? Вокруг лишь безмолвье лесное, Свет коснулся лица моего. Никого – между лесом и мною, Между небом и мной – никого. И безмолвья никто не нарушит, Не спугнёт шелестящих ветвей. Никого, кто б сковал мою душу, Кто б давал приказания ей. И как медленно, как постепенно Разрушался последний порог… Неужели вольна совершенно, Та к свободна душа, как сам Бог? Тот невидимый, То т небывалый, У Кого нет ни черт, ни имён, Тот, Кто с каждою веточкой малой, С каждым сердцем навеки сплетён…

 

«Когда я вижу небо голубое…»

Когда я вижу небо голубое И облаков легчайших белизну, Я ощущаю Бога над судьбою И в бесконечной нежности тону. И, получив внезапную свободу, Одолевая все законы дней, Учусь ходить вслед за Тобой по водам И плавать в бесконечности Твоей.

 

«А где-то там – за гранью всех историй…»

А где-то там – за гранью всех историй, А где-то там, где ум наш изнемог, А где-то там, где небо смотрит в море, А где-то там, где лишь душа и Бог. Где ни уменья больше нет, ни знанья — Померкло имя, слава не нужна… Что это – речь речей или молчанье? Смерть или жизнь, не знающая дна?

 

«Что такое наполненный час?..»

Что такое наполненный час? Это час затихания смут. Вся душа расправляется в нас И растёт, как деревья растут. Исчезает всё то, что на срок, Как под солнцем фигуры из льда. О, включённость в незримый Поток, Неустанный, текущий всегда! Ты уже не отрезок, а Путь. И незримого моря валы С тайным гулом проходят сквозь грудь Точно так, как сквозь эти стволы…

 

«Забрезжил свет, вошёл в моё окно…»

Забрезжил свет, вошёл в моё окно, И снова небо было мне дано. И снова вырисовывался лес, Чей контур в сизом облаке исчез. И снова шанс был предоставлен мне — Вместить Творца в сердечной глубине.

 

Раздел VI. Ликованье – это знанье о Тебе

 

«Сила, натиск света…»

Сила, натиск света И – пролом в судьбе. Ликованье – это Знанье о Тебе. Цвет и свет весенний, Море красоты. Жизнь и воскресенье — Да ведь это Ты.

 

«Христос воскрес!..»

Христос воскрес! – Не верите? – Не надо. Неверью вашему наперерез Он пересёк густую тяжесть ада, — Как свет взошёл, вот так Христос воскрес. Неочевиден. Доказательств нету. Всем доказательствам не верю я. Я верю в сердце вторгшемуся свету Сквозь всю тоску, весь мрак небытия. Мрак был тогда, он длится и поныне. Свидетелей победы не зови. Я верю только по одной причине: По жгучей беспричинности любви. Я верую в таинственное пламя — В ничем не угасимые сердца. Не в то, что Он воскрес перед глазами, А в то, что в мире нет Ему конца. Не в точно установленные даты, Явления, дела былых времён; Не в то, что Он из гроба встал когда-то, А в то, что Воскресенье — это Он.

 

«Ты видишь небо! Сколько неба!..»

Ты видишь небо! Сколько неба! Прозрачных облаков пласты. Не надо ни воды, ни хлеба, А только этой высоты! Миры объявший Дух единый Живого Духа пенный вал Ты наконец смыл с сердца глину И сам себя под ней узнал. О, аллилуйя, аллилуйя! Наперекор, наперерез Всей тяжести душа ликует, Сливаясь с золотом небес.

 

«Что это значит, о, что это значит?..»

Что это значит, о, что это значит? Предел раздвинут, даль растворена. Кто разрешил великую задачу — Прочёл закатных красок письмена? И получил единственное знанье — Важнее нет на свете ничего, — Что это есть священное посланье Живой душе от Бога своего…

 

«Позволь себя стереть и зачеркнуть…»

Позволь себя стереть и зачеркнуть. И только лишь тогда ты скажешь: Боже, Я вижу нестираемую суть, То, что никто перечеркнуть не сможет. И никакая не нужна броня, И кончилось домирное изгнанье. Одна любовь осталась от меня, Одна любовь к Тебе и ликованье.

 

«О чём мне шепчут облака…»

О чём мне шепчут облака И этот взмах крыла мгновенный? О том, что длится сквозь века, О том сквозящем и нетленном. Простор небесный тих и чист. Я вижу ели контур строгий Да промелькнувший жёлтый лист, И знаю сердцем всё о Боге.

 

«Деревья вправду знают Бога…»

Деревья вправду знают Бога, Но знание хранят так строго, Та к недоступно и сурово, Что к ним не подступиться слову. Любое слово будет лишним. Но если мы, как ствол, затихнем, То в наше полное молчанье Войдёт таинственное знанье.

 

«Я, кажется, нынче узнала…»

Я, кажется, нынче узнала, Что было ещё до начала И сбудется после конца, Когда отстучатся сердца. Мне это великое знанье Доносит берёзы качанье, Спокойной сосны высота, Шум ветра и трепет листа. И всё. И во мне – ничего Отдельного нет, моего. Уже ни стены, ни порога, Внутрь входит дыхание Бога. Но то, что Он истинно есть, Узнать можно только лишь здесь — Под солнцем, под куполом звёздным, Пока ещё это не поздно.

 

«Отчего ликует птица?..»

Отчего ликует птица? Оттого что может всласть Всем просторам причаститься, В сизом облаке пропасть. Отчего душа ликует? Оттого что наяву, В высоту взлетев такую, Причастилась Божеству. Отчего молчит лесная Глушь, озёр прибрежных гладь? Оттого что тайну знает И боится расплескать.

 

«Любимые не здесь, не где-то…»

Любимые не здесь, не где-то… Зови, кричи – пропал и след. Но это половодье света… Свет мартовский, весенний свет! Пред-знак, предвестье силы вешней, Предтеча святый – быть весне! Свет проницает мрак кромешный, Свет пробуравил сердце мне. О, эта вспыхнувшая рана! Миг исцеленья – раны нет. Осанна, Господи, осанна! Всё живо, если в мире свет.

 

«Есть жемчуг в немом океане…»

Есть жемчуг в немом океане, Есть в нас сокровенное знанье О том, что не ведает тленья — О вечности и воскресенье… Весомых свидетельств не требуй — В душе, отражающей небо, В огне, опалившем тревоги, Есть точное знанье о Боге.

 

«Дано мне время, чтоб вдохнуть…»

Дано мне время, чтоб вдохнуть Внутрь утро свежее лесное И от земли до неба путь Пройти с берёзой и сосною. Все дни идти, как сосны шли Своей дорогой небывалой Туда, в высь неба от земли, И там начать всю жизнь сначала.

 

«Быть может, завтра – светопреставленье…»

Быть может, завтра – светопреставленье. Но, Боже, как берёзы высоки! Как рассиялся этот день весенний И как запахли первые листки! И снег давно растаял прошлогодний, Открылись и подсохли все пути. И может статься, именно сегодня До Господа сумеешь ты дойти.

 

«Полоска облака седая…»

Полоска облака седая И блеск рассветного огня… Я красотой не наслаждаюсь — Она вторгается в меня. Какое счастье! Боль какая! Внутрь отворяющийся вход. Она меня пересекает И душу пересоздаёт.

 

«Я – это Бах. Не бойтесь, я ведь знаю…»

Я – это Бах. Не бойтесь, я ведь знаю — Бах бесконечно более меня, Но я его во внутрь себя вмещаю, Как глина – жар творящего огня. Как луч рассветный входит в темень ночи, Та к вторгся в сердце музыки прибой. Пускай творит со мною что захочет — Он заменил меня самим собой. Соизмеренья, имена и даты Сгорают в час Господнего огня. Вот так сам Бог вошёл в него когда-то. Та к входит Бог через него – в меня.

 

«Небо было серебристо-белым…»

 

I

Небо было серебристо-белым. День прекрасный, хоть и непогожий. Сердце приоткрылось и запело, Потому лишь, что не петь не может. Песен много, бесконечно много, Но ещё не видно окончанья, Потому лишь, что не славить Бога Для меня как перекрыть дыханье.

 

II

Я больна жестоко, безнадёжно. Господи, да разве в этом дело? Если видеть всё ещё возможно, Если небо серебристо-бело? Если серебрящиеся нити Тянутся так тонко, так нескоро, Если можно в это небо выйти — Из себя – в распахнутость простора?

 

«Поэзия… Она одна и есть…»

Поэзия… Она одна и есть С седьмых небес спустившаяся весть. В наш дольний мир – с неведомых небес, Как белый снег – на чёрный зимний лес, Как в смертный мир – о вечности рассказ, Как правда позабытая о нас.

 

«Хорошо ли фениксу в огне?..»

Хорошо ли фениксу в огне? Хорошо ли Господу во мне? Смерть глухая, уничтожь меня Встанет Бог, как феникс из огня.

 

«Всё вроде бы одно и то же…»

Всё вроде бы одно и то же — Апрельский ясный день погожий, То т рассиявшийся, весенний, Но что такое откровенье? Вот этот день, вот этот вид, Что во все стороны открыт, И та лавина световая, Что накатилась, открывая Всю душу настежь… Боже, Боже, А вроде просто день погожий. Весенний световой ожог — Та к просто… Может, только Бог Та к прост вот в этом мире сложном, Запутавшемся и безбожном…

 

«Вы мои красивые…»

Вы мои красивые, Вы мои высокие, Вечно молчаливые, Вечно одинокие. Тихие высочества Царствия нездешнего, Как прожить мне хочется С вами жизнь неспешную. Между веток в просини — Пение чуть слышное. Вы меня возносите За собой к Всевышнему.

 

«А в лесу, как в Боге…»

А в лесу, как в Боге, Господи, помилуй, Никакой тревоги И не надо силы. В жизни многотрудной Кончились дела. До чего же чу дно, Что я так мала! Что бежит дорога, Тайною маня, Что есть кто-то много Более меня. И в лесной чащобе, В тихой глубине, Как в Его утробе, Беспечально мне. Есть ли, нет бессмертье, Знает только Он — Тот, с чьим сердцем сердце Бьётся в унисон.

 

«Звук души моей – шелест леса…»

Звук души моей – шелест леса. Звук души моей – плеск ветвей. Под зелёным лесным навесом Та к свободно душе моей… Луч узор свой по листьям вышил, Птичий голос звучит в тиши. Может, кто-нибудь и расслышит Позывные моей души…

 

«Поздороваться с небом…»

Поздороваться с небом — Поздороваться с Богом. Здравствуй, утренний чистый простор! Для души моей снова открыта дорога, Нет вчерашнего. Выметен сор. Райский сад первозданный, Прекрасный, безмерный. Небо светится. Роща тиха. Ты сейчас сотворён — Ты единственный, первый. Та к попробуй прожить без греха.

 

«Нет-нет, я не верю в конец…»

Нет-нет, я не верю в конец. Есть что-то, чего я не знаю. Есть тайна безмолвных сердец. Есть тихая тайна лесная. И есть в глубине бытия Ничем не гасимое пламя. Мой Бог – это тайна моя, Я ей отвечаю слезами. К нам тайно приходит весна, Хоть сроки известны заране. Душа моя Богом полна, И где у неё окончанье?

 

«Моя любовь всегда свежа…»

Моя любовь всегда свежа, Как клейкие листочки мая. И птица, в высоте кружа, Меня всем небом обнимает. В который раз душа нашла Непрерванную нить мелодий. Да, молодость давно прошла, Но что-то есть, что не проходит. И вот душа разносит весть О том, что постоянно ново. И если только это есть, Не надо, не ищи другого.

 

«О, этот весенний разлив бытия…»

О, этот весенний разлив бытия — Оттаявшей хвои вдох! Не утешайте меня, друзья, — Меня утешает Бог. Здесь всё – о бессмертье Его рассказ: Песнь птицы и плеск ручья. Вот если бы Он уместился в вас, Тогда бы воскресла я.

 

«В огромном небе кружит птица…»

В огромном небе кружит птица, И – что с тобой, душа моя? Тебе – ни срока, ни границы. Ты – в океане бытия. И – ни сомнений, ни тревоги. Куда девался смертный страх? И кружит в Боге, кружит в Боге Душа, как птица в облаках.

 

«Счастье – это душа растворённая…»

Счастье – это душа растворённая. Счастье – это полёт над судьбой. Может быть, это роща зелёная, Может, моря гудящий прибой. Может быть, это тихость осенняя, Может – яблоня в майском саду. Счастье – это есть явь воскресения Здесь, у смерти на самом виду.

 

«Тихо в роще. Не бывает тише…»

Тихо в роще. Не бывает тише. Тени предвечерние долги И так ясно чувствую, так слышу Божии беззвучные шаги. Тайных сил незримое кочевье, Близко, рядом и в такой дали! — В глубине внимающих деревьев, В сердцевине неба и земли. Хвои, солнцем залитой, сиянье, Снега оседающий покров — Действие немого созиданья, Поступь Созидателя миров. Тихо в мире. Не бывает тише. В бесконечность растянулся час. И так ясно чувствую, так слышу Дышащего в сердцевине нас.

 

«Небо голубое…»

 

I

Небо голубое, Вал голубизны. Шубы нам с тобою Больше не нужны. Света изобилье, Капли и ручьи, И сверкают крылья Птичьи и мои.

 

II

Залила собою Мир голубизна. Небо голубое Во всю ширь окна. Ничего не требуй, Что терял, найди. Крылья – это небо У тебя в груди.

 

«Дух вешний снег сдунул…»

Дух вешний снег сдунул. Лес мартовский голый. Деревья как струны На арфе Эола. День ясный, погожий, День бредит весною. О, если б мне тоже Стать Божьей струною…

 

«В рассветный час в окно взглянуть…»

В рассветный час в окно взглянуть, Ну, а потом глядеть так долго, Чтоб всё внутри меня замолкло И натекло бы небо в грудь. Ну, вот уже и виден край. Теперь иди и начинай Свой новый день. Теперь есть силы, Я небо внутрь себя вместила.

 

«Мы не равны себе самим…»

Мы не равны себе самим. Наш дух не пленник. Он свободен. И только потому – творим. И потому в бескрайность входим. И потому в краю лесном Та к заливается пичуга, Что мы есть всё, что мы – во всём, Что мы вольны входить друг в друга.

 

«Бывает час (а хорошо бы – день)…»

Бывает час (а хорошо бы – день), Бывает день (а хорошо бы – вечность), Когда сроднилась царственная лень С трудом души, вводящим в бесконечность. Когда уже стараний – никаких. Простор внутри – пустующие залы. И сам собой вовнутрь заходит стих, А может быть, сонаты и хоралы. О, тихая торжественность пустот — Всей тяжести блаженная потеря. Быть может, сам Господь в меня войдёт — Ему сейчас распахнуты все двери.

 

«Есть счастье одно – погруженье в Тебя…»

Есть счастье одно – погруженье в Тебя. Я счастья другого не знаю. Луч солнца трепещет, на листьях рябя, И птица ликует лесная И взмахом крыла выметает, как сор, Весь груз доказательств, все знанья. Есть счастье одно – погруженье в простор — Священный исток ликованья.

 

«Как не плясать под музыку Твою?..»

Как не плясать под музыку Твою? Ведь Ты играешь, Ты всю жизнь играешь. Я звуки арф и флейт небесных пью, Которым ни начала и ни края. Распевы льются с Божьей высоты И достигают до земного уха. Я лишь танцую, а играешь Ты. О, только б, только б не утратить слуха!

 

«Присутствие, дыханье Божье…»

Присутствие, дыханье Божье, Оно бывает явно так, Как рана, как ожог на коже, Как проблеск, проколовший мрак, Как то, что раздвигает рёбра. Есть явь. Рассыпалась тщета. Но не видение, не образ — Такая сердца полнота!

 

«Господи, благодарю…»

Господи, благодарю Вот за всё за это — За тишайшую зарю, За бездонность света, Запах листьев и цветов, Веток перекрестье. Вот за всё и за ничто. Вот за то, что есть Ты.

 

«Радость моя – шелестящее дерево…»

Радость моя – шелестящее дерево, Листьев, как трепетных струн, перебор. Радость моя – это тот неизмеренный Вешнего неба раскрытый простор. Радость великая, радость та самая, Что зажигает бесчисленность звёзд. Радость святая, в которой душа моя Может расправиться в полный свой рост.

 

«Князь мира сего, князь мира сего…»

Князь мира сего, князь мира сего. Всё тело земное во власти его. Но если люблю я и если творю, То я присягнула другому царю. Князь мира сего, князь мира сего, Но я не из ряда вассалов его. Я знаю всем сердцем: наступит финал, Когда будет ясно, что сам он – вассал. Не он дал поток созидающих сил, Не он этот мир и меня сотворил. И есть непреложный духовный закон: Не он начинал и окончит не он.

 

«И никаких резонов…»

И никаких резонов, И никаких забот — Смотрю заворожённо, Как майский лес растёт. Ни вздоха и ни всхлипа — Свободная душа. Раскидистая липа До боли хороша. И слышно птичье пенье В зелёной гущине. Идёт богослуженье И в роще, и во мне.

 

«А мне всё мало, мало, мало…»

А мне всё мало, мало, мало Часов и всех бессчётных дней, Чтобы добраться до начала, До безначальности своей. Не насыщаюсь я рассветом, Игрой закатного огня — И только ненасытность эта И приведёт к Тебе меня.

 

«Я – остановка. Ты – дорога…»

Я – остановка. Ты – дорога. Ты – неустанность бытия. О, этот шаг живого Бога! А я не поспеваю, я Всё норовлю остановиться. Но Ты – движение, Ты – путь, Идущий через все границы, Наскво зь, навылет, через грудь. Всё, что живёт, Тебя приемлет. Тебе ни стенок, ни препон. Вот так росток идёт сквозь землю, Та к рвётся лист из почки вон. Не знаешь Ты над миром власти, Лишь разливаешь благодать. И есть единственное счастье: Не задержаться, не отстать.

 

«Не может быть, чтоб птицы лгали!..»

Не может быть, чтоб птицы лгали! Не может быть, чтоб лгал нам свет, — Всё то, что есть в начал начале, Тому конца вовеки нет. Вот только видеть, только слушать — Какие знаки нам даны! Вот только верить нашим душам, Когда они полным-полны.

 

«Я улыбнусь Тебе чуть-чуть…»

Я улыбнусь Тебе чуть-чуть, Я улыбнусь Тебе сквозь слёзы, Когда сумею внутрь вдохнуть Апрельский, свежий дух берёзы. Вся роща, ветками шурша, Вдруг о Тебе заговорила. И знают птицы и душа Тебя, и замолчать нет силы.

 

«Свет натекает в душу миг за мигом…»

Свет натекает в душу миг за мигом. За каплей капля натекает свет. Та к возникает истинная книга. Вот так творится заново Завет. Та к восстают бесспорные ответы, Рождается целящий рану звук — Из тайно натекающего света, Который явным делается вдруг.

 

«Загадка, тайна для ума…»

Загадка, тайна для ума — Вот это небо голубое. И лес, и небо – я сама, Но я разделена с собою. И где-то там, в лесной глуши, В день рассиявшийся, весенний Сбивает с ног восторг души — Внезапность воссоединенья. О, ликованье бытия — Раскрытье глубины священной! Господь мой – это то же «я», Но слитое со всей Вселенной. Преображенья час святой — Душе дано другое имя! Я без лесов и вод – ничто. Но я в соединеньи с ними!..

 

«О, этот чудотворный свет!..»

О, этот чудотворный свет! Он здесь. Но вы, которых нет… Но вы, кого не видит глаз… Да как же, как же он без вас?! Переполненье бытия… У осязанья есть края, И есть у зрения порог, Но наш незримый вечный Бог… Ну да, не «там» Он и не «здесь», Но точно так, как Он, вы есть…

 

«Я побыла в родном лесу…»

Я побыла в родном лесу И до сих пор в себе несу Ту жизнь, ту тайну без границ, Что плещет в голосах синиц. О, этот первый птичий свист! Он так невыразимо чист, Как будто все, кого здесь нет, Родятся заново на свет. И смерть – не смерть, а только сон, Мир Божий – только пробуждён.

 

«О, Боже, я сейчас нырну…»

О, Боже, я сейчас нырну В их шелест, в дух, в их гущину, В их только что рождённый цвет, Которому подобий нет. Нырну туда и пропаду, Забыв про всю мою беду. Как будто в чан воды живой, Я окунаюсь в запах хвой, Всю душу настежь растворя. Не в чан, а в реки, а в моря, В тот нескончаемый поток, Который к нам из рая тёк. Да вот он рай, передо мной, — Рай Божий, названный весной, Передо мной или во мне, Пропавшей, тонущей в весне…

 

«В часы восхода и заката…»

В часы восхода и заката, Когда смолкает шум в крови, Какой любовью даль чревата! Как близко рождество любви! Взлетит ли огненная птица Иль весь огонь сойдёт на нет — Вот-вот великое свершится, Вот-вот затопит душу свет…

 

«Я счастлива лишь тем, что есть на свете море…»

Я счастлива лишь тем, что есть на свете море, Что вездесущий Дух сметает наш порог. Я счастлива лишь тем, что бездна топит горе. Я счастлива лишь тем, что рядом дышит Бог. В бездонной глубине находится спасенье. В какую бездну тьмы Господень луч проник! Не перед нами – в нас есть наше воскресенье. Не будет – просто есть, вот в этот самый миг.

 

«О, это зелёное пламя…»

О, это зелёное пламя Трепещущей первой листвы! Я с вами, я с вами, я с вами, Я так же расту, как и вы. Младенческий лепет рябины, Сосновый запахнувший бор! Я чувствую тот же единый Творящего духа напор. Могучий, священный, весенний Поток созидающих сил. О, этот восторг единенья Со всеми, кто есть и кто был!

 

«Вы все с того света…»

Вы все с того света — От Господа Бога, Предвестники лета. О, как же вас много! И все вы – оттуда, И все вы – из тайны. Мельканием чуда, Как будто случайным, Как будто мгновенным, — Ведь все вы пройдёте, — Вы смертны, вы тленны — Комочки из плоти. Вас всех хоронили В пространстве огромном, В холодной могиле — И вот уж вас сонмы, Ликующих бликов, Пахучих, зелёных, О жизни великой Поющих влюблённо.

 

«Покуда ждёшь чудес, покуда…»

Покуда ждёшь чудес, покуда Глазами меришь даль дорог, Не сможешь ты увидеть чуда, Затем что чудо – это Бог. Бог не предстанет перед нами. Он навсегда из глаз исчез. Вот если сердцем, не глазами Увидишь Бога – жди чудес.

 

«Лес – это счастье. Счастье – это Бог…»

Лес – это счастье. Счастье – это Бог. Меж Ним и лесом – никакой границы, Хоть уместиться Он в лесу не мог, Хоть Он ни в чём не может уместиться. Но что-то здесь без края и без дна, Но что-то здесь стирает наши слёзы… Всех мыслей выше древняя сосна, Всей боли больше старая берёза.

 

«Когда шумит великий лес…»

Когда шумит великий лес, Качаются вершины, Исчезло время, срок исчез — Всё стёрлось, всё едино. И, грудью полною дыша, Прислушиваюсь к гуду, И медленно растёт душа. О, Господи, докуда? Всё чётче ощущаю связь, Сокрытую от зренья. И знаю я, что родилась Задолго до рожденья. От прежних знаний – ни следа, Но, Боже, что я знаю? О чём я вспомнила, когда Шумит волна лесная?

 

«На свете есть иное знанье…»

На свете есть иное знанье — Той сокровенной глубины, Что день и ночь хранит молчанье И тихо входит в наши сны. Есть знание лесов безмолвных, Есть знанье шепчущих вершин, Есть знание до края полной, Немой от полноты души. Есть знанье стихнувшего моря, Луча, сходящего во тьму. И с этим знанием не спорят, А причащаются ему.

 

«А если деревья растут на земле…»

А если деревья растут на земле, А если заря проступает во мгле… Не просто деревья, не просто заря, Ведь сердце трепещет, как солнце горя. Ведь сердце так рвётся навстречу – кому? Насквозь через муку, насквозь через тьму. Куда же, куда оно – вон из груди? Лишь только деревья стоят впереди. Лишь только деревья и брезжущий свет. И больших свидетельств у Господа нет. И нет доказательств Его бытия. Вот только лишь трепет и радость моя, Вот только порыв безотчётный к Нему, Насквозь через муку, насквозь через тьму.

 

«Счастье моё – это выход туда…»

Счастье моё – это выход туда, Где за деревья задела звезда. Счастье моё – это та тишина, Где первозданная месса слышна. Этот простор непомерно большой, Тот, что охвачен раскрытой душой.

 

«О, это сочетанье боли…»

О, это сочетанье боли И творческой могучей воли! Внутрь боли Божие вторженье, Как вход огня во внутрь поленьев. Борьба, скрещение двух воль — Сгорающая в Боге боль.

 

«Задохнусь Твоим простором…»

Задохнусь Твоим простором, Задохнусь Твоим молчаньем — Дуновением, которым Создаётся мирозданье. Широтой Твоей вселенной, Где пределы наши рвутся. Чтобы стать, как Ты, нетленной, Надо прежде задохнуться.

 

«Та к вот как создаёт Господь…»

Та к вот как создаёт Господь: Он раздвигает нашу плоть До невесомости, до тени, А может, до уничтоженья. Та к почему же, Боже мой, Из боли острой и немой, Из исходящей кровью ткани Встаёт такое ликованье?!

 

«А чайка плещется над морем…»

А чайка плещется над морем, Как ангельский победный флаг. И если можно так в просторе, То можно в Боге точно так. Открыты сердцу все дороги. Души крылатой торжество. Она сейчас ликует в Боге. Меж ней и Богом – ничего.

 

«Как захочешь – слушай иль не слушай…»

Как захочешь – слушай иль не слушай, Только с юных лет и до сих пор Бог всё время окликает душу, Вот и длится вечный разговор. Не дают пройти спокойно мимо Ни сосна, ни тонкий птичий звон. Слово, точно вдох, необходимо — Ведь меня опять окликнул Он. Ну, а ты… коль слушать надоело, Отойди – мы с Богом говорим. Это только наше с Богом дело. А захочешь, будет и твоим.

 

«Сомненья будут до тех пор…»

Сомненья будут до тех пор, Покуда весь земной простор, Покуда всё, что видит глаз, Не уместилось внутрь нас. Ну, а когда всё внутрь вместится, Душа взовьётся в небо птицей — Сомненья кончились. Их нет. Умолк вопрос, взошёл ответ.

Содержание