По Божьему следу

Миркина Зинаида Александровна

Раздел III. Я знаю, вы перемолчите все крики наши

 

 

«Я знаю, вы перемолчите…»

Я знаю, вы перемолчите Все крики наши, шум людской. Вся суета мирских событий Не потревожит ваш покой. К вам не пристанут комья грязи. Невозмутима и чиста, Переглядит всё безобразье Немая ваша красота. Иконным золотом окрашен И взгляду Божьему открыт Осенний лес. Недвижность ваша Бег всех времён перестоит.

 

«Перемолчать кромешный ад…»

Перемолчать кромешный ад. Перемолчать разгул стихии. Как сосны древние молчат, Немеют горы снеговые. И будет слышно наконец Среди глубокого молчанья, Как несмолкающий Творец Созиждет наше мирозданье.

 

«У ног Христа, а может быть, у ног…»

У ног Христа, а может быть, у ног Осенней липы, обронившей листья… Кто может знать, где воплотится Бог? Вот там, где место для Него расчистят. У ног Христа, заслушавшись Его, А может, заглядясь на лес осенний И разделив немое торжество, — Души незримой зримое горенье. О, эта святость лёгкого листа, Ложащегося плавно на дорогу!.. У ног Христа, всегда у ног Христа, В самозабвенье узнавая Бога…

 

«Небо учит меня молчанью…»

Небо учит меня молчанью, Лес – в безмолвье души дорога. В затихающем мирозданье Ясно слышится голос Бога. Нет ни звуков, ни слов, ни лика — Только целостность мирозданья, Только стала душа великой, Погрузясь в полноту молчанья.

 

«Бессчётность километров тишины…»

Бессчётность километров тишины И сотни метров высоты древесной Моей душе измученной нужны, Чтоб было ей не больно и не тесно. Ведь Господом задумана она Такой, чтоб мир сумел в неё вместиться. Дорогу ввысь прочертит ей сосна, А вширь – простор, не знающий границы.

 

«Это плавно на лес нисходящее небо…»

Это плавно на лес нисходящее небо, Это магия белого-белого снега, Это сказ о зависшей в пространстве минуте, Это правда о нашей светящейся сути, Это ангельских крыльев нежнейшая ласка, Это тихая-тихая зимняя сказка.

 

«Мне хорошо, мне тихо с вами…»

Мне хорошо, мне тихо с вами. День серый, пасмурный, сырой. Бреду меж мокрыми стволами, Вбирая внутрь ваш лад и строй. Померкло небо голубое, Под серой тучей я бреду, Но я в ладу с самой собою, Я с каждым деревом в ладу.

 

«Ты ничего не говоришь…»

Ты ничего не говоришь, А только сердцу предстаёшь. И вот – разлившаяся тишь И эта световая дрожь. Не скажешь ничего уму — Ни полсловечка, ни звучка, А только вдруг раздвинешь тьму, Вот так, как солнце – облака. И объяснений – никаких. Для них местечка не нашлось, А лишь – картина или стих. Лишь только то, что вглубь и сквозь. Как вспышки молний – напрямик, Посредников – ни одного. Дохнул – и этот мир возник. А Ты сокрылся внутрь него.

 

«И никто не знает – почему…»

И никто не знает – почему. И никто не ведает – откуда. Непонятно нашему уму, Что это такое – Божье чудо. Отчего так нежен небосвод И так чаща хороша лесная? Кто-то видит это и поёт, А о чём поёт, и сам не знает.

 

«Небо в ранний час заголубело…»

Небо в ранний час заголубело, Нежностью пространство залило. И на голубом прозрачно-белый Дымный росчерк – ангела крыло. Этот невесомый росчерк дыма Вправду крыльям ангельским сродни. Господи, храни мой мир любимый, Хрупкий мир свой, Господи, храни…

 

«Небо нежнейшее… Нежность какая!..»

Небо нежнейшее… Нежность какая! Сердце Создателя не умолкает. Сердце Создателя настежь открыто — Чистого неба размотанный свиток. К нам наклонился седой небосвод, Сердце своё нам Господь отдаёт.

 

«Голубизна, голубизна…»

Голубизна, голубизна. О, Боже, как она ясна! И кажется, что боль моя Есть лишь описка бытия, Но этот ясный взгляд вот-вот Её заметит и сотрёт.

 

«И не надо ни слов, ни событий…»

И не надо ни слов, ни событий. Сосны тихие дышат кругом… Подымите меня, подымите! В вашей жизни есть только подъём. Только ввысь, точно голос в осанне, Развернувший небесную гладь. Нет, не голос – Дух Божий – Дыханье, То, что мёртвых способно поднять.

 

«А деревья молчат, ни о чём не судачат…»

А деревья молчат, ни о чём не судачат. Им не нужно успеха, не нужно удачи. Нет у них ни страстей, ни горячих желаний. Может, надобно им одного лишь вниманья. Люди милые, только деревьям внемлите! Они скажут вам больше всех громких событий. Они скажут вам больше последних известий, Скажут, может быть, больше, чем книги, все вместе, Даже больше, чем где-то когда-то пророки, Скажут столько же, сколько вот Тот, одинокий, Тот, кто вечно один и со всеми единый, Чьё чело в небесах, как деревьев вершины, В чьих очах негасимое тайное пламя, Кто всегда говорит всем Собой – не словами.

 

«Дохнувший ветер высь расчистил…»

Дохнувший ветер высь расчистил. Нависшей тучи нет как нет. О, это разноцветье листьев — Не увяданье, а расцвет. Не увяданье, не разруха, А огнецветных крыльев взлёт, Цветенье, разгоранье духа, Огонь, который нас ведёт Сквозь плоть – куда-то дальше плоти, Сквозь смерть – туда, где смерть прошла. Листок замедлился в полёте, Дрожит проколотая мгла…

 

«Не надо думать – есть берёзы…»

Не надо думать – есть берёзы. Не надо думать – есть леса. На все вопросы, крики, слёзы Ответят птичьи голоса. Пахучим утром, ранней ранью Ответит мягкий шёлк листа, И многоствольных лип молчанье, И древних сосен высота. Ответит стук дождя по крыше И неба розовый подсвет. И тот блажен, кто ясно слышит Их несмолкающий ответ.

 

«Осенняя роща с аллеей кленовой…»

Осенняя роща с аллеей кленовой В день серый, холодный, под небом суровым, С листвою, летящей под ветром ненастным, О, как ты безмолвна и как ты прекрасна! И что тебе холод, и что тебе тучи? Ты душу красе независимой учишь. Ты учишь такому большому покою, Пред коим затихнет волненье мирское, Пред коим умолкнет душевная смута И бег свой пустой остановят минуты.

 

«Когда б часы остановились…»

Когда б часы остановились Здесь, в сердцевине бытия, Где ёлок тоненькие шпили, Где я во всём, повсюду я, — Не мимо сердца шла б дорога, А сердце, сердце, сердце б шло В ту самую обитель Бога, Под то бесшумное крыло… Когда б часы остановились, Прервался бег, застыл вопрос, Как ёлок тоненькие шпили, Как в небе кружево берёз…

 

«Меня остановили облака…»

 

I

Меня остановили облака. Был бледный жемчуг по небу разбросан. Остановились на ходу века, Остановились мысли и вопросы. Застыло всё. Движенья больше нет. Вдали зависло облако над крышей, И в остановке прозвучал ответ, Который на ходу нельзя расслышать.

 

II

Установилась с вечным миром связь И сделались живее плоти тени В тот самый час, когда, остановясь, Ты различил глубинное движенье. Какой покой на небесах разлит! В какие дали Путь уводит Млечный… Не стало времени. Оно стоит. Пульсирует под коркой мира Вечность.

 

«Над намокшею осенней…»

Над намокшею осенней Рощей – тихое свеченье, Над берёзой золотой Тихо веет Дух Святой. Это Он, разлитый всюду, Раскрывает мир до чуда. Вот оно, перед глазами, То таинственное пламя Купины Неопалимой — Огнь без жара и без дыма.

 

«Земная жизнь подходит к рубежу…»

Земная жизнь подходит к рубежу, Но я в лесном блуждаю бездорожье И в пламя этой осени вхожу, Как в полное любовью сердце Божье. Знамений никаких не надо мне, Лишь только это истонченье ткани. Кто не узнает Господа в огне И не зажжётся от Его сиянья?

 

«Внутрь мрака вторгнуться огнём…»

Внутрь мрака вторгнуться огнём, Раздвинуть глину силой Духа, Заполнить светом окоём И музыкой – пространство слуха! О, этот жизнетворный звон Сквозь всё, что будет, есть и было! Огнём и Духом мир крещён. В нас дышит огненная сила.

 

«Бог – это Свет. Свет – это весть…»

Бог – это Свет. Свет – это весть О том, что Бог всесильный есть. А если не согласен разум, То, оборвав внезапно фразу, Ворвавшись в мыслей стройный ход, Свет всё волной своей зальёт.

 

«Благодарю, благодарю…»

Благодарю, благодарю За то, что душу переполнил, За воссиявшее безмолвье, За бесконечную зарю. За то, что в сизом небосводе Прозрачных облаков не счесть, За то, что в это сердце входишь, За то, что в сердце место есть. За то, что золотом разлился И засиял в голубизне. За то, что Иову явился Вот точно так же, как и мне.

 

«А листы летят, летят…»

А листы летят, летят — Бесконечный листопад. Это нам подарок шлёт Наклонённый небосвод. Та к лови, лови, лови Всей душой дары любви И, покуда не потух, Удержи сверкнувший дух.

 

«За болью боль, за мукой снова мука…»

За болью боль, за мукой снова мука — Ни от чего не оградил Отец. Нам всем грозит с любимыми разлука. К нам всем неслышно движется конец. Моих надежд мерцающая россыпь, Мои мечты, сведённые к нулю… Но я Тебе не задаю вопросов, Мне слов не надо – я Тебя люблю. Ты смертным был. Ты был на нас похожим, А смертным всем даны свои кресты. И я несу свой крест. Мне трудно, Боже, Но мне светло. Ведь у меня есть Ты.

 

«Я в золото оденусь…»

Я в золото оденусь, Войду в листвы обвал. Я снова стану пеной, Из коей мир восстал. Мне ветер путь расчистит К истоку бытия. И этот трепет листьев И есть душа моя. Нас Бог из глины лепит, И в этот тайный час Мы только дрожь и трепет В Руке, творящей нас.

 

«Высокой ели подчиниться…»

Высокой ели подчиниться, Седому дубу одному, Случайно пролетевшей птице, И всё. И больше никому И ничему. Утихли страсти, И замер на лету вопрос. Ведь ты у Господа во власти — У неба, ели и берёз…

 

«Осенний лес в прозрачном одеянье…»

 

I

Осенний лес в прозрачном одеянье. Седая, поредевшая листва И душу обнажившее сиянье, В котором угасают все слова… Душа собралась в тайную дорогу, В путь, что неведом и неисследим. Она идёт, чтобы предстать пред Богом. Она уже предстала перед Ним.

 

II

Что такое предстоянье? Это – весь наряд земной Сброшен. Только одеянье — То, что мне казалось мной. Ну, а я на самом деле, В свете Божьего лица? Неужели, неужели Мне и вправду нет конца?! Нищета – моё богатство, Неизбывность бытия… И куда же мне деваться, Если всё и всюду я?

 

«Сегодня бродила я в Царствии Божьем…»

Сегодня бродила я в Царствии Божьем — Там всё как у нас, только проще и строже. Там всё как у нас, только чище и выше, Прозрачней и глубже, светлее и тише. Да, всё это здесь, среди нас, в нашем мире, Вот там, где раскрылись бескрайние шири, Вот там, где душа, точно небо, большая, Вот там, где я Богу уже не мешаю.

 

«А деревья все в снегу…»

А деревья все в снегу, Тихие и белые. Мысль прервалась на бегу, Стынет онемелая. Остановлен ход минут, Суета стреножена. Сосны белые живут В вечном Царстве Божием. Вот оно, передо мной, Божье откровение — С нашим миром мир иной На пересечении.

 

«Золотая берёза…»

Золотая берёза — Что обычней и проще? Золотая берёза В облетающей роще. Только небо в сапфирах, Только небо бездонно. — Есть у нашего мира Золотая корона. И в сияющем свете Раздаётся осанна: Есть над миром вот этим Царь, короной венчанный.

 

«Как значительно ваше молчанье!..»

Как значительно ваше молчанье! Сколько духа в него вмещено! Может быть, целый смысл мирозданья В глубине заключает оно. Как люблю я бродить в бездорожье Без соседей, без цели и слов И разгадывать замыслы Божьи По наклонам ветвей и стволов…

 

«Переливы, переходы…»

Переливы, переходы В середине небосвода. Перекаты, переливы В листьях рощи молчаливой. Кто я? Где? Уже не вспомню. В сердце – трепет неуёмный…

 

«Наш мир не только ширится и длится…»

Наш мир не только ширится и длится, В сем мире есть ещё одна черта: Его неумолимая граница — Пересекающая высота. Кончаются надежды и мученья В тот страшный миг, внезапный и святой, Скрещения путей, пересеченья Моей горизонтали – высотой.

 

«Помогите мне деревья, помогите!..»

Помогите мне деревья, помогите! Уведите от сгустившихся событий, Уведите от беды моей великой К молчаливому светящемуся Лику. Вы, всю жизнь свою протянутые к свету, Уведите меня к тем, которых нету. Донесите мне единственную весть, Что измученный, покинувший нас ЕСТЬ. Ведь у вас одних таинственное знанье О вовек не прерываемом дыханье.

 

Верочке, родной моей

 

I

Жизнь продолжается поныне, А ты нигде, а ты в пустыне, А ты без крова и приюта. Но только, только – ни минуты Не существую без тебя я. Я все стихи тебе читаю, Проникновеннее и тише, Чем рядом, чем тогда… Ты слышишь?

 

II

Ушла. Уснула. Стала тенью. Но вся душа тобой полна! Твой сон – внезапность пробужденья Моей любви от полусна. От той, имеющей границы Неполной жизни – к жизни той, Где ничего уже не снится. Все грёзы стали немотой. А в немоте такая сила, Такая мощь заключена, Что мели сердца затопила Немереная глубина. Такое Духа изобилье, Такой торжественный покой, Что время замерло в бессилье, Как в полный штиль простор морской. Всё видимое стало тенью, А ты жива. На смерть в ответ Душе настало пробужденье: Любовь, в которой смерти нет.

 

III

Не знаю я, что значит мир иной, Но вот твоё лицо передо мной. Лицо, в котором нету ничего Отдельного от сердца твоего. И в этом, только в этом весь секрет Твоей неповторимости – ведь нет В портрете этом ни одной черты, В которой не дышала бы вся ты. Ты вся со мной сегодня, вот сейчас Смотрю в глаза, не отрывая глаз. Смерть начеку. Я скоро кончусь тоже, Но вот любовь окончиться не может. Чему-то в мире нет и нет конца, Как истинности твоего лица.

 

«А может, те мерцающие дали…»

А может, те мерцающие дали И первый снег, лежащий на сосне, Меня так незаметно приучали К той тайной жизнетворной тишине, Которая разлита в Царстве Божьем. К той первой ноте, нет, ещё до нот — К тому, что никогда пройти не может, Что было «до» и «после» не пройдёт.

 

«Большая вселенная в люльке…»

Как хорошо, что есть большие рядом, А я, как птаха Божия, мала, Что даже думать ни о чём не надо И знать, что где-то ждут меня дела. Что надо мною небо так огромно И так мои деревья высоки, И то, что можно ни о чём не помнить И жизнь начнётся с этой вот строки. Что высота и даль открыты глазу И нет ответа, сколько ни зови. Как хорошо, что в люльке спит мой разум У бесконечной, как душа, любви.

 

«Мой храм высокий, тихий, строгий…»

Мой храм высокий, тихий, строгий — Безмолвье леса моего. Моим деревьям кроме Бога Не надо в мире ничего. И потому они прекрасны, И потому такой простор Для Духа здесь, что ежечасно Идёт безмолвный разговор — Та перекличка со Всевышним, Тот к жизни нас поднявший зов, Который в суете не слышен, Но здесь, среди немых стволов… Среди священного чертога, Где длится света торжество, Живому сердцу кроме Бога Не нужно больше ничего.

 

«Тонконогие мои…»

Тонконогие мои, Белостволые… Листьев трепетных ручьи, Ветки голые. В стороне от голосов, За шумихою Опрозрачненных лесов Стройность тихая. До чего ты хороша, Роща рдяная! Ты и есть моя душа Безымянная.

 

«День задумчивый, туманный…»

День задумчивый, туманный, День дождливый, ну так что ж — Мир, по-прежнему желанный, Мир глубóко в сердце вхож. Тусклый свет заполнил шири, Лёгкой дымкой заволок. Очень тихо нынче в мире. Очень мягко смотрит Бог… Ясный день или ненастный, Свет звенит иль дождь пошёл — Сердце с Господом согласно, Потому и хорошо…

 

«Быть всей душой Тебе покорной…»

 

I

Быть всей душой Тебе покорной. Не внешней силе, а Тебе, — И ясным днём, и ночью чёрной, И в самый страшный час в судьбе. В тот час невидимого боя Склониться, чашу пригубя С Тобою, только лишь с Тобою, И ни мгновенья – без Тебя.

 

II

А Ты молчишь. Ты смотришь и молчишь В ответ на боль, в ответ на все страданья. Ты просишь только не нарушить тишь. Ты просишь разделить с Тобой молчанье. В Твоем молчанье слились все пути. Молчать в вечерний час и в час рассвета — Как это трудно! Господи, прости… И как легко и как прекрасно это!..

 

«Хорошо ль тебе среди молчанья…»

Хорошо ль тебе среди молчанья, Посреди наполненных пустот? В беспредельном тихом океане, Где последний робкий звук замрёт? Господи, да что ж это такое? Кто мне дал сверкающий ответ: Там, в глубинах вечного покоя, В сердцевине смерти – смерти нет. Только вы чужим словам не верьте Про другую, неземную жизнь. В глубине молчанья есть бессмертье. Сам к нему всем сердцем прикоснись.

 

«Серое, серое небо…»

 

I

Серое, серое небо. Дождика мелкого сеть. Мокнут деревья, а мне бы Только на это смотреть. Видеть мой лес и дорогу, Сев у окна своего. Как у дождя, я у Бога Не попрошу ничего. Нет ни конца, ни начала — Только в мир Божий окно. Сердце любить не устало. Сердце живое – полно.

 

II

Мокрых птиц сиротливая стая, Голый профиль дубка одного, А берёзка совсем золотая. Кто-то скажет: и что мне с того? Не нужны здесь горячие речи — Знает он все слова наизусть. Я ему ничего не отвечу. Я к берёзке моей прислонюсь.

 

«Сквозь сосны виднелись горящие дали…»

Сквозь сосны виднелись горящие дали. Тонул в бесконечности глаз. А сосны шумели, а сосны качались, А сосны не знали про нас. Мы были в смятенье, Мы были в бессилье, Полны неизбывной тоской. А сосны качались, а сосны хранили Наш общий великий покой.

 

«Покой тогда ко мне придёт…»

Покой тогда ко мне придёт, Когда всецелый небосвод, Лучи над лесом наклоня, Уместится внутри меня. И, не меняя ничего, Застыв, не шевельнув рукой, Я стану зеркалом Его. Тогда придёт ко мне покой.

 

«Молчание разглаживает складки…»

 

I

Молчание разглаживает складки, Стирает напряжение со лба, И ты уже в ладу с миропорядком, И душу больше не гнетёт судьба. Молчание, молчание, молчанья Густой покой. Затягиванье ран. И ты уже не тонешь в океане, А внутрь души вбираешь океан.

 

II

Да, ты уже не тонешь в океане, А внутрь тебя вмещается весь он. Любовь и есть то самое молчанье, В котором целый океан вмещён.

 

«Ты всё сказал, великий Боже…»

Ты всё сказал, великий Боже, Вот отчего такая тишь… Ты большего сказать не можешь, Ты всё сказал, и Ты молчишь. Ты тише вод и неба тише, Ты, превративший слово в свет. И тот, кто смог Тебя услышать, Засветится Тебе в ответ.