«Простор души неизмерим…»
Простор души неизмерим.
Он больше всех просторов зримых.
Вот почему мы и творим
Всё время, неостановимо.
Попробуй кончи, заверши,
Означь названьем, чётким краем —
Но вновь открыт простор души,
Не назван и неисчерпаем.
«Текли облаков громоздящихся сонмы…»
Текли облаков громоздящихся сонмы.
Их путь был велик и нескор.
И он раскрывался – слоистый, огромный
И всё зачеркнувший простор.
Сквозь серые, белые груды продета
Луча еле видная нить.
А я родилась, может быть, чтобы этот
Простор в своё сердце вместить.
Нам всем этот чистый простор предназначен.
И он не вмещён до сих пор.
Оставьте, оставьте все ваши задачи —
Нам всем предназначен простор.
«Склонённый купол бледно-серый…»
Склонённый купол бледно-серый.
Ширь моря шепчет, чуть рябя.
И ты измерен полной мерой,
Ты стал размером сам с себя.
Господь глядит спокойным взглядом,
Размыв все зримые края.
Не прячься от Него, не надо:
Он – мера полная твоя.
«Почему душе моей нужна…»
Почему душе моей нужна
Эта высота и глубина?
Почему, лишь тронув точки звёзд,
Может встать она в свой полный рост?
Почему, чтоб развернуться ей,
Нужен целый разворот морей?
Или впрямь она так велика,
Что в неё вместились все века?
Или смысл наш, что в неё вмещён,
Больше всех пространств и всех времён?
«Вот столько, сколько дерево растёт…»
Вот столько, сколько дерево растёт.
Вот столько, сколько слышен плеск листвы.
Вот столько, сколько длится небосвод.
Вот столько, сколько в небе синевы.
Вот столько, сколько дали впереди,
И сколько звёзд вместилось в Млечный Путь, —
Такой простор в себе освободи
И обо всём, что мерится, забудь…
«Лёгкий лист дрожит в полёте…»
Лёгкий лист дрожит в полёте.
Лес роняет свой убор.
И на месте тяжкой плоти
Появляется простор.
День холодный, небо мрачно,
Но глубинный огнь прожёг
Мир насквозь. В дали прозрачной
Веет, дышит, блещет Бог.
«Бог делает дело своё в тишине…»
Бог делает дело своё в тишине,
И вот почему в этом строгом
Безмолвии леса так дышится мне —
Здесь всё переполнено Богом.
Всё духом творящим полно до краёв
И от полноты онемело.
В молчанье Бог делает дело своё.
Своё жизнетворное дело.
И слышится только дыханье весны
Да тихое пение птицы.
О, сколько же нужно ещё тишины,
Чтоб жизнь продолжала твориться!
«О, где они – тихие лица?..»
О, где они – тихие лица?
К кому мне прижаться плечом?
К кому мне, к кому прислониться,
Чтоб тихо сказать ни о чём?
Кто шёпотом шум уничтожит,
Дыханием выметет сор?
О, кто же, скажите мне, кто же
Откроет для сердца простор?
«Мне надо досмотреть зарю…»
Мне надо досмотреть зарю.
И вот когда я досмотрю,
Душа расширится моя
До полной меры бытия.
И в этот сокровенный час
Всем небом я взгляну на вас.
«Я возникла отсюда, из этой бездонной…»
Я возникла отсюда, из этой бездонной
Глубины. Мир глубок и велик.
Только б связь не терять
с тем божественным лоном,
Из которого вышла на миг.
Этот миг опьяневшей, безудержной воли —
На каком перекрёстке стою!
Всё – моё. Но дано было не для того ли,
Чтобы вырасти в меру Твою?
«Нет поддержки извне в этом мире тревожном…»
Нет поддержки извне в этом мире тревожном.
Пуст простор. В пустоте удержись!
Что есть Бог? Что такое присутствие Божье?
В недрах смерти горящая жизнь.
«Смерть входит в мир. И вот наперекор…»
Смерть входит в мир. И вот наперекор
Всему, что ждёт поддержки и опоры,
Внезапно раскрывается простор,
И Бог в ничём – среди всего простора.
В лесу глубинный, всё пронзивший свет.
Пылает лес редеющий, осенний.
Приходит смерть сказать, что смерти нет,
А есть Творец, раздвинувший творенье.
«Смерть – слепящий глаза Рубикон…»
Смерть – слепящий глаза Рубикон —
Мрак, в котором наш мир зарождён.
Погруженье в великую тьму,
В чьём провале начало всему.
Нас в начало уводит конец,
В пустоту, где расправлен Творец,
В лоно жизнь зарождающей тьмы,
Где Ему причащаемся мы.
«Мы в этом мире родились…»
Мы в этом мире родились,
Чтобы измерить сердцем высь,
Чтоб внутрь вместить земные шири.
И в этом вот конечном мире
Вдруг обнаружить бесконечность
И к ней в объятья, ей навстречу
Рвануться вслед за певчей птицей,
Перерезая все границы.
«А тихие эти большие деревья…»
А тихие эти большие деревья
Находятся здесь и в ином измеренье.
И то, что мы с ними в соседстве живём,
Из плоскости нашей уводит в объём.
И вовсе не надо заманчивых странствий,
Чтоб вдруг очутиться в великом пространстве,
Где так бесконечно высóко и тихо,
Что из безысходности видится выход.
Да, выход туда, в измеренье иное,
Прочерченный в небе высокой сосною.
«Вот она – великая пустыня…»
Вот она – великая пустыня,
Место, внутрь вмещающее всех.
На земле, как там, в небесной сини,
Где для Духа – никаких помех.
Дышит Дух. Здесь душ безмолвных много,
Как деревьев, только ни одна
Не вставала на пути у Бога.
Потому такая тишина.
«Не от мира сего…»
Не от мира сего,
Не от плоти и крови,
Всё мое существо —
От нетленной любови.
Плоть и кровь наросли
На незримое что-то,
И о коме земли
Зародилась забота.
Но рассыплется ком
Грудой лёгкого сора,
И на месте пустом
Разольются просторы.
И послышится песнь
Над бездонным провалом —
Неужели я есть
Сей простор небывалый?
«Разлились небеса над лесом…»
Разлились небеса над лесом.
Что обещает мне простор?
Об этом знает только месса
Да ангельский чуть слышный хор.
Опустошенье. Обнищанье.
Стихает речь, слабеет плоть.
Но есть беззвучное вещанье —
С душою говорит Господь.
И в комнате, и у могилы,
Где лишь окно да ель в снегу.
Я ничего понять не в силах,
Но не поверить не могу.
Всё то, что дал, Ты вновь отнимешь,
Напрасны сказки и мечты.
Сомкнётся глаз, сотрётся имя,
Но весь простор заполнишь Ты.
«А небо! Небо! Небо над домами…»
I
А небо! Небо! Небо над домами…
А небо! Небо! Небо над судьбой…
О, землю охраняющее пламя!
О, Духа несмолкающий прибой!
Есть что-то, что вовеки не разрушить,
Что – в нас, но мы-то от него вдали.
Когда б мы небо разглядели в душах,
Тогда бы в небе душу мы нашли.
«Священнодействие рассвета…»
Священнодействие рассвета —
Мир ясен, и глубок, и тих.
И Бог, вступая в сердце это,
Из сердца вытесняет стих.
«О Господи, какое счастье…»
О Господи, какое счастье —
Простор дыханьем Божьим полн.
Ныряю в океан творящий
И восстаю из пенных волн.
Нет ничего. Простор в просторе.
Ни слов, ни одного лица.
Передо мной рокочет море,
И нету творчеству конца.
«Та к просто всё. Та к что же в горле слёзы…»
Так просто всё. Та к что же в горле слёзы?
Я в доме, у окошка моего,
А за окном стоят две-три берёзы,
Берёзы, ель и больше ничего.
День пасмурный. Деревья в снежной дрожи.
Такой простой, такой привычный вид.
Нет ничего, кроме Тебя, мой Боже,
Который всё из ничего творит.
Беззвучно поднимается осанна,
Лишь я взгляну, лишь выйду за порог —
Вот так, как на картине Левитана:
Писал пространство, а выходит – Бог.
«Движенье облачного пуха…»
Движенье облачного пуха,
Чуть видного, едва-едва.
Прикосновенье, ощупь Духа,
Истаиванье естества.
И нарастающая нега —
До боли и ещё чуть-чуть.
Как таянье весною снега —
Вхожденье неба прямо в грудь.
«И снова за моим окном…»
И снова за моим окном
Вход в мой родной бесстенный дом.
И я всем сердцем отдохну,
Прильнув к туманному окну.
О, тайна тихая моя —
Неизмеримость бытия
И тождество моё с туманом,
С тем, из которого восстану,
С тем, в глубь которого ныряю,
Всё преходящее теряя…
«А главное совсем не это…»
А главное совсем не это.
Не то, не то, не так… Постой —
Полоска тающего света,
Простор великий и пустой.
То, не имеющее края —
Не твердь, не прочность, не гранит —
То, что ищу, весь мир теряя,
То, что меня сейчас творит.
«О Ты, священный мой Ваятель!..»
О Ты, священный мой Ваятель!
Касанье, жар незримых рук!..
Какое море благодати
Сейчас смывает глыбу мук!
Волна великая, святая,
Прах повергающая в прах.
И вот я таю, таю, таю,
Как глина у Тебя в руках.
Нет ни минуты застыванья.
Я иссякаю в миг любой,
И это самоиссяканье
И есть сотворчество с Тобой.
«Тишина бездейственного дня…»
Тишина бездейственного дня.
Жизнь опять как белая страница.
И растёт простор внутри меня,
Чтобы Бог сумел туда вместиться.
Ель чуть-чуть качается в окне.
Мысли всё замедленней, всё кротче…
Когда Бог расправится во мне,
Пусть творит всё то, что Сам захочет.
«Как пространства открытого много…»
Как пространства открытого много…
Немота. Облаков череда.
Полный круг одиночества Бога.
От себя самого – никуда.
Нет «за что?», нет «зачем?», нет «докуда?»
Смысл всей жизни торжественно нем.
Есть Один, пребывающий всюду,
Грудь свою раскрывающий всем.
«Вернуться в лес, вернуться к тем берёзам…»
Вернуться в лес, вернуться к тем берёзам,
Вот в тот немой, расправленный простор,
Где незаметно высыхают слёзы
И затихает всякий разговор.
А может быть, вернуться в дорожденье —
В незнаемое, тайное, куда
Нас тихо-тихо манит лес осенний
И зазывает дальняя звезда.
Там нету слов, там нарастанье света,
Там льётся Духа чистого струя,
Там – ничего, ни одного предмета.
Там никого, но там повсюду – я.
«О, это угасанье дня!..»
О, это угасанье дня! —
В неведомую даль дорога.
Вечерний свет пронзил меня,
И вот, открылся выход в Бога.
Высь негасимая бледна.
В ней – клочья розового пуха.
И воцарилась тишина —
Простор немереный для духа.
«Даль в розовеющем узоре…»
Даль в розовеющем узоре.
Душа и Бог мой – взгляд во взгляд.
Как отразится небо в море,
Та к очи Бога отразят.
Мой дух расправили широты.
Впадает в вечность краткий век.
И если здесь не Бог, то кто ты —
Вместивший небо человек?
«А небо существует для того…»
А небо существует для того,
Чтоб душу мне очистить и наполнить,
Промыв моё земное естество
Разливом всемогущего безмолвья.
И безысходность превратится в ложь,
И боли не замечу ни следа я.
Ах, небо, небо, ты меня сотрёшь.
Ах, небо, небо, ты меня рождаешь.
«Померк горячий свет дневной…»
Померк горячий свет дневной.
Покрылся лес прозрачной тенью.
И развернулось надо мной
Покоя тайного свеченье.
И тихая, как выдох, весть
Коснулась внутреннего слуха:
А может быть, тот свет и есть
Простор, раскрывшийся для духа…
«Так вот в чём тайна: нас не двое…»
I
Так вот в чём тайна: нас не двое —
Не Бог и я, а только Бог.
Иль только я. Единый вдох.
Единый Дух. И мы с тобою
Не две души – мы суть одно.
В прозрачном духе видно дно —
Вот та незыблемая твердь,
То, обо что разбилась смерть.
II
О, только б растворилась дверь
Души, тот потаённый вход,
Где возвращенье всех потерь
Тебя, как ёлка в детстве, ждёт.
Есть самый высший Божий дар,
Что настигает, как удар
Души о мировое дно,
Где потерять себя дано.
Та абсолютность нищеты,
Где больше нет меня – есть Ты.
Незыблемый закон небесный:
В себе умру – в Тебе воскресну.
«Почему молчит простор небесный…»
Почему молчит простор небесный
И морей раскинутая гладь?
Почему деревья бессловесны?
Им ведь много есть чего сказать.
Боже, светом дня меня наполни
И мерцаньем дальних звёзд в ночи.
Своему великому безмолвью
Маленькую душу научи…
«Всю жизнь мою учусь безмолвью…»
Всю жизнь мою учусь безмолвью.
Какая трудная наука!
Вхожу в молчание, как в волны,
И – ни движения, ни звука.
Лишь нарастает пустота,
И понимаешь понемногу,
Что это место для Христа,
А там, внутри Него, – для Бога.
На пустоши взрастает лес.
В пустом просторе кружит птица.
Чтоб Бог воистину воскрес,
Нам надобно опустошиться.
«Есть труд бездействия. Есть труд…»
Есть труд бездействия. Есть труд
Торжественного замолканья.
Ты сам – никто. Пустой сосуд,
Простор, вместивший мирозданье,
Окно, впускающее свет.
И – ни начала, ни итога —
В тебе тебя ни капли нет.
Ты – место пусто, дом для Бога.
«Догляди весь открытый простор до меня…»
Догляди весь открытый простор до меня.
И меня догляди до простора.
И не бойся последнего судного дня,
И не жди от судьбы приговора.
И никто не чужой. Никого – за стеной.
И нигде мы угрозы не встретим.
Если будет простор меж тобою и мной,
Будет Бог наш таинственным Третьим.
«Есть в мире мёртвая вода…»
Есть в мире мёртвая вода.
Всё замирает. Час труда
Окончен. Истощились споры.
Грудь наполняется простором —
То й сокровенной пустотой,
В которой дышит Дух Святой.
И длится тайный Божий сон —
Покой, в который погружён
Творец… Когда в него войдёт
Весь бесконечный небосвод,
Тогда Он встанет ото сна
И будет вновь сотворена
Вселенная. И вот тогда
Живая потечёт вода.
Не торопи её волну,
Войди в святую тишину.
В ней зреет всем концам конец.
Творенья нет, но есть Творец.
«Вот что со мною, верно, будет…»
Вот что со мною, верно, будет,
Когда вернётся в землю прах:
Не удержавшийся в сосуде
Дух разольётся в небесах.
А там – ничто, пустыня, небыль.
Разлив зари, закат потух,
И кто-то, долго глядя в небо,
Вдруг спросит: что такое Дух?
Безостановочный, крылатый,
Залив собою неба гладь,
Он снова натечёт куда-то,
И нам Его не удержать.
О, этот океан покоя —
Ни форм, ни линий, ни сторон.
А я… Но что же я такое —
Вот это тело или Он?
И что такое жизнь иная? —
Простор, где не бывает двух.
Тот Свет, где Ты меня узнаешь
И Дух опять вольётся в Дух.
«Не пугайся чудовищ – они рождены…»
Не пугайся чудовищ – они рождены
Твоим страхом. Они – твои тени.
Когда сердце спокойно и очи ясны,
Тучи скрылись. Не стало видений.
Всемогуща на свете одна тишина —
Ширь небес над земною разрухой.
Не пугайся стихии – и сам сатана
Задрожит пред расправленным Духом.
«Запасайтесь небом, люди!..»
Запасайтесь небом, люди!
Заполняйте небом души!
Если небо в вас пребудет,
Вас вовеки не разрушить.
Росту жизни нет предела.
Если небо входит в поры,
Небо – в каждой клетке тела,
Всюду – выход, путь в просторы.
«Нет в небе ни форм, ни предела…»
Нет в небе ни форм, ни предела.
Всё зыбко – ни веса, ни тела,
Ни золота нет и ни хлеба.
Но что мы такое без неба?
О, Господи, что мы такое
Без тайны святого покоя,
Без той беспредельности света,
В которой нас будто и нету?
«Останови меня, останови…»
Останови меня, останови
Огромным валом всей Твоей любви!
Останови поток бегущих слёз,
Останови гудящий мой вопрос,
Мою тоску, толпу моих забот
Твоё безмолвье пусть пересечёт.
Останови, как остановлен лес,
Вершинами коснувшийся небес!
Или как гребни тех далёких гор,
Откуда виден весь земной простор…
«Сегодня в жизни был простор…»
Сегодня в жизни был простор,
Немая разливалась сила,
Хоть ни в поля, ни в ближний бор
Из комнат я не выходила.
Но расширялся дом, как зал,
Он был светящимся чертогом,
Затем что сердцу не мешал
Никто соединяться с Богом.
«Весенние ветры простор расчищали…»
Весенние ветры простор расчищали,
Нависшие тучи гоня.
Вплываю, вхожу и вхожу в эти дали,
А дали вплывают в меня.
И вечно горящие строки Завета
Наносятся вновь на скрижаль.
Та к кто же я? Точка чуть видная эта
Иль эта бескрайняя даль?
«А всё-таки всего важней…»
А всё-таки всего важней
То одиночество, в котором
Растут и ширятся просторы
Души внимающей моей.
То одиночество, где слышно,
Что говорит душе Всевышний,
И где никто не заглушил
Гуденья жизнетворных сил.
О, всеохватность небосвода!
Та бесконечная свобода,
Где больше нет ни трёх, ни двух —
Единый, всё объявший Дух.
«Расти, душа моя, как этот…»
Расти, душа моя, как этот
Луч первый, вставший из-за гор.
И вместе с розовым рассветом
Займи собою весь простор.
Расти до тайного итога —
Пока не потеряешь край,
И вот тогда предстань пред Богом
И всем, кто спросит, отвечай.
«И не будет ни воды, ни хлеба…»
И не будет ни воды, ни хлеба,
Ничего, о чём скажу «моё».
Я уйду туда, в провалы неба.
Небо – это ведь небытие.
Тот простор безмолвный и бездонный,
Тот, в котором нету ни-че-го.
Почему же так заворожённо,
Та к влюблённо я гляжу в него?
«Небо говорит со всей душою…»
Небо говорит со всей душою.
Вся душа и – целый небосвод.
Если душу я до дна раскрою,
То всецелый Бог в неё войдёт.
Если ни единого зазора,
Если всё насквозь и на просвет,
Если сердце полнится простором,
То на все вопросы есть ответ.
